Газета "Своими Именами" №27 от 02.07.2013

ГОРСТЬ ЗНАЧКОВ НА ФОНЕ СВАЛКИ

«Нам не дано предугадать»… где найдёшь, а где потеряешь. И какая пустяковина окажется вдруг подарком судьбы.

…Август 1989 года. Вытаскиваю из хозяйственной сумки счастливое, по случаю, приобретение — целый десяток брусочков туалетного мыла, пакет сахара-песка, кусок масла. Такое время — очереди, очереди за самым насущным. В магазинах кое-как замытые полы, запах плесени и тлена. Раскрываю газету «Правда». Про что на первой же полосе говорит Горбачёв? Оказывается, мы только и делаем, что идём самым правильным путём, «усиливая организаторскую и воспитательную работу в массах на основе гласности и плюрализма мнений».

По сердцу бьёт письмо-отклик о «русских оккупантах» М. Синякова из Минска: «Я человек далеко не сентиментальный. Но когда услышал в программе «Время» о событиях в прибалтийских республиках, то срочно достал нитроглицерин… А сколько нас, русских, белорусов, узбеков легло в 44-м, когда освобождалась от гитлеровцев Советская Латвия! Я очень хорошо помню, как плакали вместе с нами латыши, как гремел прощальный салют над братской могилой гвардейцев. Так скорбят о друзьях, братьях, но никак не об оккупантах. Та кровь не может быть забыта. Убеждён: экстремистов, разжигающих пламя националистического угара, люди непременно раскусят».

Телефонный звонок. Чёткий, командирский голос:

— Лилия Ивановна! Прочёл вашу статью в «Правде». Так держать! Мы решили послать вас в Японию. Возьмите, пожалуйста, паспорт и приходите.

Звонил Пётр Демидович Бараболя, тот самый, что в Великую Отечественную водил штрафников в атаки. Сам он ничем не проштрафился. Но как бывший школьный учитель оказался очень уместен среди, как он говорил, «лихих ребятишек». А на тот момент, когда я услыхала его приказ-не приказ, у него были такие звания: председатель Советского комитета «Мир океанам», генерал-майор юстиции в отставке, кандидат юридических наук, заслуженный юрист РСФСР. И мы с ним уже более трёх лет где только можно пытались в пух и прах разбивать эту подлую, фальшивую цацку инопроизводства — «плюрализм мнений», этого троянского ублюдка, позволившего выползти в СМИ диссидентствующую космополитическую тусню.

Тогда ещё не всё информационное поле было захвачено соросовскими-гусинскими-березовскими холуями, и мы с Петром Демидовичем то и дело выходили в радиоэфир, рубили-резали свою правду-матку. И с экрана телевизора клеймили всяческим позором плюралистов-антисоветчиков на заседаниях общественно-политического клуба «Судьба человека» при московской писательской организации.

И нам с Петром Демидовичем, и нашим единомышленникам было непонятно, почему ЦК КПСС во главе с Меченым позволяют «плюралистам» с большой дороги унижать-оплёвывать ветеранов Великой Отечественной, обгаживать нашу Победу, «развенчивать мифы» о Зое Космодемьянской, о молодогвардейцах и т.п. Мы ещё не дозрели до ясной ясности: происходит крупномасштабное предательство, верхи сдают страну доморощенным мафиозникам, уже спевшимся с хищниками «мирового правительства».

Мы верили, что не зря, не зря бушуем-воюем! Народ с нами! Вон какие письма получаем то и дело: «Спасибо, дорогие, за то, что не даёте в обиду нас, фронтовиков!» «Спасибо вам, родные, что выставляете напоказ этих злобных подонков-пятиколонников».

И в этом номере «Правды» за 28 августа 1989 года о чём я? О том, как беспощадно, внаглую пробуют журналисты-«плюралисты» замазать одной чёрной краской советскую историю. О том, «как погибельно для неокрепших душ ощущение, что сирота ты на семи ветрах, если выбита у тебя из-под ног важнейшая опора — Отечество, а вместо подкинута вонючая свалка, где ничего-то никогда не было ни доблестного, ни благородного». Какая боль! «Но сторонникам прямо оголтелого развенчивания ни та, ни другая боль, как видно, не рвёт сердце. И в расчёте, видать, уж на полные наши всеядность и негодяйство участники театрального капустника (ЦТ, 30 июля, автор передачи Г. Гуревич) нисколько не боясь ни суда народного, ни суда божьего, запросто кидают в многомиллионную аудиторию «забавненькую, аж животики надорвёшь», информушечку: мол, в наших пионерских лагерях, как правило, показывают бедным детям две картины: «Чапаева» и «Как выводить глистов».

Впрочем, нам с Петром Демидовичем присылали и весьма насмешливые письмишки: «Ну и чего вы там про какую-то жизнь по совести! Да ещё за правду бороться! Опоздали со своим романтизмом. Верхотура заодно с хапугами. Плевали они на всякую вашу детсадовскую мораль и нравственность. Ихние холуи гурвичи-гуревичи вот-вот и выпихнут вас всех на задворки. Недаром же по «Свободе» и «Голосу Америки» вовсю оплёвывается и Советская власть и советские патриоты. Как и велит ЦРУ».

— Вы полетите-поплывёте в Японию как представитель нашего Комитета за мир, разоружение и экологическую безопасность на морях и океанах, — объявил мне Пётр Демидович, вручая необходимые документы. — Там, на теплоходе, будут представители других организаций с теми же задачами. Японцам нелишне напомнить, что мы, русские, — никаких коварных планов не вынашивали и не вынашиваем.

Пётр Демидович отодвинул ящик стола, сгрёб в горсть металлические значки и ссыпал в конверт. Конверт протянул мне:

— При встречах дарите японцам. На память. Ну, желаю! Японию увидеть своими глазами полезное дело. Будет чему удивиться.

Но как ни странно это покажется кому-то, как ни дико, но не вышло у меня полноценного удивления-изумления при разглядывании японских чудес и внезапностей. Его перекрыла вовсе не чаемая, оглоушивающая неожиданность.

Но — по порядку.

Прилёт в Хабаровск. В гостинице тот же запах затхлых углов. Следом за мной в номер входит красивая молодая женщина, ширит глаза и бесцеремонно сообщает: «Я-то вообще привыкла жить в номере одна». Отвечаю: «Между прочим, я тоже». Капризница оказалась актрисой Натальей Гвоздиковой. «Ой! — вскричала она, глядя на свою сумку. — Что это?» «Таракан», — ответила я.

В хабаровских магазинах та же, что и в московских, унылая скудость. Даже в рыбном отделе какие-то скрюченные, мутноглазые рыбёшки. Мне, помнившей праздничное изобилие на этих же прилавках могучих, тяжёлых рыбин, навала разлапистых крабов, эмалированных ёмкостей, наполненных красной блескучей икрой, странна и обидна такая вопиющая нищета.

Грязно, заплёвано в хабаровском, а далее и во владивостокском вокзалах. Ну прямо какая-то вопиющая, разливанная бесхозяйственность и расшатанность вроде самых элементарных устоев бытия.

Хотя, как потом окажется, в потайных закромах нашей великой державы ушлые приверженцы хитрованной теорийки про всякий плюрализм уже по-крысиному выгрызают сладкие куски. Уже вострят ножи, чтоб под покровительством чинуш-хапуг резать-кромсать по живому всякие связи-взаимосвязи народов России.

«Плюрализм» сломал ворота, не позволявшие запросто проникать во Владивосток, закрытый город, тем же кочующим цыганам, лихим разбойникам и оттуда, и отсюда. Владивостокские аборигены спешно набивали на окна-двери железные «демократические» решётки.

Под вопли цыганок: «Эй, куда ты! Дай, погадаю!» - мы, представители «народной дипломатии», вышли на пристань. Ветер гнал нам под ноги бумажные обрывки, яичную скорлупу, скомканные билеты каких-то проигранных лотерей.

И - о чудо! - волшебное видение! Перед нами, как белоснежный айсберг, высокий, величавый теплоход. С подарочным названием по борту — «Михаил Шолохов».

И как же прекрасен был миг, когда он, переполненный пассажирами и вроде не способный сдвинуться с места, отвалил от пристани и, набирая скорость, принялся уверенно, неудержимо резать носом текучий, блескучий морской изумруд.

Оставляю многие и многие подробности в сторонке. Но первое, что поразило внутри парохода, — ресторан. Эти нарядные, в белоснежных скатертях, столы. И вкуснейшие запахи добротной пищи. И тёплые, душистые ломти ноздреватого хлеба, который, оказывается, выпекался здешними умельцами.

Доконал ужин. Вдруг погас свет. И, озаряя мрак оранжево-фиолетовым сиянием, от входной двери к нам, сидящим за столиками, поплыли пышные торты, политые горящим ромом. Такое вот элитарное сновидение с недоумением в придачу: неужели всё это происходит в стране, где народишко вынужден набегаться всласть, чтоб набрать в сумку хоть какой-то пищи. Где «избранным» по особому талону выдаётся одно, а всем прочим, «смердам», — абы что.

Конечно, я уже засекла, сколь много плывёт на пароходе плотных, в хорошей мужской поре, явно начальствующих. И одежда на них соответствующая — немнущиеся костюмы, шёлковые рубашки, сверкающие новизной полуботинки. У представителей «кавказской национальности» — яркие, многоцветные носки и такие же «тропические» галстуки.

…Первый японский порт. Мы сидим в салоне, ожидая японских представителей. К нашему столику подводят двоих мужчин и женщину. Через переводчика расспрашиваю миловидную японочку, кто она и прочее. Говорит, что работает в прачечной. Интересуюсь, есть ли у неё дети. «Есть». Есть ли квартира… «Есть». А машина «тойота»? «Нет», — отвечает. Сочувствую на основе «книжных» знаний. Но она продолжает с лёгкой гримаской обиды: «Зачем «тойота»? У меня «мерседес». Но за мир во всём мире она готова бороться. И очень рада, что русские участвуют в этой борьбе.

Теперь самое время подарить гостям значки. Принимают, кивают благодарно: «Аригото, аригото…»

После обеда выхожу на палубу с желанием поскорее опуститься на японскую землю и пойти, пойти… Но пока интересуюсь суетой у трапа. И чередой белых машин, дожидающихся, когда подъёмный кран перенесёт их в наш трюм. Что бы всё это значило? Поблизости от меня стоит, тоже придерживаясь рукой за леера, моих примерно лет одинокий мужчина в чёрном костюме. Спина прямая, взгляд через просторные очки чуть вприщур, волна тёмных волос отброшена со лба назад. Стать, независимость и отрешённость от происходящего. Военный, что ли?

А подъёмный кран погромыхивает, удачно цепляя очередную белую легковушку. Ничего не понимаю. Мы же - все, кто заселил во Владивостоке этот чудесный теплоход, - вроде приехали бороться за мир…

— Интересное кино, — проговорила невольно. Мужчина тотчас повернулся ко мне всем лицом и сдержанно произнёс:

— Что вы имеете в виду?

— Да вот эти машины… Откуда и зачем? Вроде плыли объяснять японцам про своё миролюбие… У меня вот в кармане соответствующие значки…

— Что, что? Какие же? — спросил быстро, с озорным интересом.

Я вытащила из кармана горсть своих сувениров, предложила:

— Хотите?

— Аригото, аригото!

Аккуратно взял значочек, повертел у своих глаз:

— Очень симпатичный.

— Ну а вы, в обмен, объясните, что всё это значит.

Он смотрел на меня с некой притаённой весёлостью:

— Неужели не догадались? Ваша профессия, если не секрет?

Ответила. Отступил на шаг, вроде как внезапно встретился с чудом-юдом и мало ли…

— Вот не ожидал… Да это ж просто… Японцы ездят на каждой машине не больше трёх лет. К тому ж дороги у них гладкие. Ну и выбрасывают на свалку. Наши деловые люди и приноровились… Только за бензин платят, чтоб со свалки до пристани добраться. Что с вами?

— Аригото… за точную информацию, — отозвалась, чувствуя, что падаю, падаю с заоблачной высоты в потёмки и скуку. Попрощалась и пошла прочь, и мне казалось, что значочки в моём кармане позвякивают насмешливо.

В каюте мои молодые попутчицы объясняли друг дружке, как удобнее расположить в бюстгальтере пыжиковую шапку, а в рейтузах — бутылку «Столичной», чтоб не выпала случайно. У них мечта — купить на местном «блошином» рынке по швейной многофункциональной машинке.

…Лежала, думала и ни до чего не додумалась. Но хотите верьте, хотите нет – как-то затуманилось желание рассматривать Японию. Тем более — «бороться за мир». Тем более, что в новом порту к нам не пришли ожидаемые японцы, и я поспешила одарить своими значками наших морячков.

После протокольного любования пагодами, золотыми рыбками в игрушечном пруду, разновеликими буддами, разглядывания узеньких, впритирку друг к дружке, крошек-домишек, опять стояла на палубе и наблюдала, как к нашему теплоходу одна за другой подкатывают и подкатывают белые «тойоты», как их ловко, под брюшко, подхватывает подъёмный кран и бережно опускает в нужное место.

— Вы случайно не заболели? — спросил мой безымянный случайный собеседник, подходя и чуть-чуть улыбаясь.

— Почему вы так спрашиваете?

— Потому что я врач.

Он вынул из кармашка и протянул мне простенькую картоночку визитки. В каюте рассмотрела: «Токарев Владимир Фёдорович, врач».

Разговорились. О том, о сём. Оказалось, родились в один год, в один месяц. И многое другое точь-в-точь… Удивил хорошим знанием литературы. Но так оно и должно быть — мы, «дети войны», жадно «поедали» книги при коптилках, керосиновых лампах и потому тоже, чтоб от голода не мутило. И то вспомнили, как прыгали, орали, когда наши взяли Берлин. А на каком-то потухшем японском вулкане он поднял круглый камешек, кинул его в прозрачный мешочек и протянул мне:

— Многое сегодняшнее забудется. А камешек напомнит… мой генерал…

Как уж наш теплоход дотащил до Владивостока несметное количество «тойот», но дотащил. И я уже отличала их «хозяев», «деловых людей», что озабоченно полубегали по палубе и обменивались друг с другом короткими фразами. Когда же сошла с трапа, невольно загляделась на шеренгу плечо к плечу, кожанка к кожанке молодых парниш с ледяными, неморгающими глазами. Вперемежку — русаки и «гости из кавказских республик». Ждали. Чего? Спросила мимо идущего морячка. Ответ сразил: «Да рэкетиры это. Ждут дани от хозяев «тойот». Кто не даст – машинку раздолбают. Пусть даже хозяин успел её загрузить на вагонную платформу».

Нас привезли в аэропорт. «Своего» врача я не видела нигде. Нас огорошили: «Нет билетов. Не улетим». Однако спустя время: «Всё-таки улетим. Оказывается, на пароходе был замминистра Аэрофлота СССР. Да вон он, в гуще…»

Глянула «в гущу», где столпились мужики в красивой тёмно-синей аэрофлотовской форме. В центре — мой врач в плаще. Он поискал глазами, нашёл меня на отшибе, быстрым шагом подошёл:

— Мой генерал, если будете столь… В общем, я-то вам дал свой телефон, а вы — нет.

Вырвала листок из блокнота, нацарапала…

— Аригото. Нам не надо расставаться. Не тот случай, — произнёс.

Позвонил через неделю примерно. По моему голосу понял — тону в беде! И никто не может мне помочь. И он тоже.

— Мой генерал… и всё же… если… чем-то… как-то…

— Аригото.

Он пришёл ко мне через год. Пили кофе, и он пробовал наставить меня на путь истинный:

— Ну не до такой же степени… Вы же смотрите и не видите… Надо как-то…

— Аригото…

— Я как врач вам советую не сидеть в одиночестве… Человека не вернёшь, а себя можно угробить. Вы перестали писать. Я же каждый день открываю газеты, ищу…

Спустя время, по телефону:

— Хочу к вам придти. Не будете возражать? За советом.

…Положил передо мной папку, набитую бумагами:

— Здесь, мой генерал, материалы о воздушных катастрофах. Что бы вы посоветовали?

— Как что? Сесть и написать книгу. Это же редчайший материал! Это же тот ещё бестселлер!

Дурёха, не сообразила, что он и без меня знает как, что, почему. Я вообще ещё долго-долго не пойму, что судьба подарила мне встречу с необыкновенным, редкостным человеком. А эта его папка «с катастрофами» — ещё одна попытка выхватить меня из кромешного мрака тоски. Я же ведать не ведала, что он сам кое-как удерживается на краю отчаяния.

В 1993 году сказал:

— Наше министерство разогнали. Мне предложили должность главврача Четвёртого управления.

— Так это же замечательно! Это же… Да в нынешних условиях, когда…

— Я никогда не был холуем. А эта должность предполагает… Посмотрю, мой генерал.

Через месяца три:

— Не осилил. Там требуется холуй и лакей. Написал заявление. Как у вас и что, мой генерал?

…Осенью девяносто пятого. Звонок:

— Лилия Ивановна, умер Владимир Фёдорович.

— Как?! Почему?!

— Нашли мёртвым на бетонных ступеньках в подъезде. С пробитым затылком. Приходите в ритуальный зал Боткинской.

Потом, потом мне расскажет его друг Василий Михайлович Карпий, что министр авиации дал Токареву задание — проанализировать состояние санитарно-медицинской службы в аэропорту «Шереметьево-2». Владимир Фёдорович проанализировал и должен был утром доложить о результатах на коллегии министерства.

А вечером… пробитый затылок.

…Я увидела… Да не увидела. Только мельком. В том тускловато освещённом ритуальном зальце… Где множество, множество народа и цветов, цветов.

Мы с ним ни-ни, никогда не плакались друг другу в жилетку. Обсуждали последние новости — это само собой. И проклинали подлое время «перемен», когда бесстыжие «либералы» безнаказанно расстреливали законную власть, когда людоеды гайдаро-чубайсовской зондеркоманды спускали с цепи цены и враз превращали миллионы советских тружеников в нищих, голодных, вымирающих. Когда «минкины» из вчерашних комсомольцев украшали страницы газет своими слезьми, мол, если бы Сталина победил Гитлер, мы бы, «жертвы холокоста», нынче пили бы баварское пиво.

— Вы, судя по всему, не представляете до конца, какого человека в лице Токарева потеряла Россия! — воскликнул Василий Михайлович Карпий, редактор «Авиационно-космической газеты», когда я пододвинула к нему диктофон. — Первое — он высокообразованный человек долга. Всего добился сам. Начинал электрослесарем на «Уралэлектромаше». Отслужил в армии, где получил специальность радиста первого класса. Ему было присвоено звание «Почётный радист СССР». Какое-то время пробовал себя в роли оперативника в милиции. Поступил в Свердловский мединститут, блестяще закончил. За большой вклад в развитие здравоохранения ему присвоено звание «Заслуженный врач РСФСР». Он награждён тремя серебряными медалями ВДНХ. За заслуги избран членом Международной Академии авиационно-космической медицины. Является автором и редактором популярной серии брошюр «Здоровый образ жизни», за что получает диплом и медаль Всемирной организации здравоохранения. Тогда же, в конце восьмидесятых, выходят в свет книги «Утомление» и «Справочник авиационного врача» в тысячу восемьсот страниц под редакцией Васильева и Токарева. Он член Географического общества Академии наук СССР, Географического общества США. Он был смелым, решительным человеком. Дважды вылетал в зону Чернобыльской АЭС. Один из руководителей пытался его удержать, но Токарев настоял на своём: «Я должен лично видеть, в каких условиях работают авиаторы, в чём нуждаются в первую очередь». Вся его светлая жизнь была отдана служению Отечеству. Да, вот ещё… он успел написать серию очерков о героях наших самых любимых книг. В каких только уголках земного шара не побывал! Как оперативник разыскивал начала и концы интереснейших историй. Нашёл героев «Двух капитанов», пробирался джунглями «Острова сокровищ», чтоб высшую степень достоверности соблюсти, поднимался по ступеням замка Иф, прошёл дорогой Тома Сойера, посетил родину Татьяны Лариной, определил маршруты Одиссея… Великолепная книга получилась для подростков и не только! «Вечный посох». Почти 600 страниц.

— И где её можно…

— Не знаю. Текучка заела. Вот-вот газету придётся закрывать. Нет средств. Я сам собрал эти его очерки и издал с помощью Аэрофлота и журнала «Юность». Кстати, он лауреат этого журнала. Не знали? Тысяча экземпляров всего. Хотя надо бы миллион. Но…

Все, все мне близкие, дорогие люди рассчитаны на вечность. И потому, когда Василий Михайлович надписывал мне свою красивую книгу «С Антарктидой только на Вы», про полярных наших лётчиков, я пообещала:

— Найду ваш «Вечный посох» обязательно и принесу один экземпляр вам. А вы, пожалуйста, приготовьте фото Владимира Фёдоровича.

С трудом, но отыскала эту самую воистину драгоценную книгу. Звоню, чтоб договориться о встрече. В ответ:

— Василия Михайловича нет. Скоропостижно. От инфаркта.

У меня в памяти — счастливое лицо спортивного человека, чуток перебравшего полноты, стремительный поворот на вращающемся кресле к стеллажу за спиной и шлепок увесистой папкой по столу:

— Это моя последняя работа. Тысяча страниц. О друге Коккинаки.

И ещё. Он приобнял меня, когда я пошла к двери:

— Знаете, почему я с вами так вот… от души. Я вас давно знаю. Мне про вас много Токарев рассказывал.

Так ведь, боже правый, и встреча с В.М. Карпием, блестящим журналистом международного класса, — подарок судьбы. И о нём надо рассказать людям, той же молодёжи. И спецы с телевидения должны, обязаны поведать миллионам о том, какого замечательного человека выходила, выносила родная земля! Верно? И озарить скорбью: ему же не было шестидесяти, когда скосило…

Однако уже которые сутки либерал-СМИ и телеэкран навязывают нам мнения-суждения о Б.А. Березовском! Обыкновенного «вора в законе», выпестованного шайкой «Ельцин и Ко», пытаются хоть чуток, но ухорошить. В таком варианте: «Он был, конечно, тёмной личностью, но яркой», он, де, сумел уловить какие-то там алгоритмы и потому стал миллиардером… Благо Россию захомутали такие же «тёмно-яркие» прохвосты, представляющие интересы еврейско-сионистской диаспоры. И оккупировали информационное поле от Псковщины до Кунашира. Вон они, «семибанкирщина», смеются весело, когда удалось им за деньги, украденные у народа, обдурить этот самый народ и протащить в Кремль своего «мальчика» Бориску, чтоб был на посылках:

В. Гусинский, М. Фридман, В. Потанин, А. Смоленский, В. Малкин, П. Авен, М. Ходорковский, В. Виноградов.

А знаете, каким он, В.М. Карпий, парнем был? Это о нём друзья: «Он сумел не предать идеалы молодости. В 1986 году участвовал в первом сверхдальнем перелёте на ИЛ-76 ТД от Москвы до Антарктиды. Это был опасный рейс, чреватый многими неожиданностями…» При поддержке В. Ф. Токарева сумел вывезти в Россию архив бывших офицеров Императорского Российского флота. Из письма доктора философии, куратора американского Национального музея авиации и космонавтики Вона Хардести: «Для нас Василий был ярким олицетворением таких замечательных качеств, как широта и щедрость характера русских людей…»

И как же приманчивы, упоительны уже сами названия: «Остров Трёх тысяч молчаний», «Алмаз отмщения», «Озеро нетающего льда», «Четыре белоснежных хризантемы». В благороднейшей книге В.Ф. Токарева «Вечный посох», одухотворённой преданностью чести, совести, милосердия!

И как бесценна книга, созданная совместным трудом выдающегося полярного лётчика Е.Д. Кравченко и В.М. Карпия «С Антарктидой только на Вы». В предисловии к ней вот что написал Г.В. Новожилов, генеральный конструктор АК им С.В. Ильюшина, дважды Герой Социалистического Труда, академик РАН: «Я восхищаюсь и преклоняюсь перед той работой, которую проделали Е.Д. Кравченко и В.М. Карпий, решившись на создание книги «С Антарктидой только на Вы», и твёрдо убеждён, что она войдёт в число лучших, написанных об авиации в последнее время. Читайте, перечитывайте, восхищайтесь, гордитесь нашими полярными лётчиками и их товарищами. Учитесь у них тому, как нужно выполнять долг перед Родиной, идти на помощь тем, кто попал в беду, как нужно работать и жить».

И хоть ты там что, господин-прихватизатор Вексельберг, а от твоего ублюдочного уверения, мол, «у меня сердце кровью обливается», когда глядишь на тобой же опоганенное Архангельское, — такой густой ветхозаветной бесстыжестью несёт… В народе: «И всё-то им мало. Вот тебе и счастье-богатство по-березовскому. Значит, сколько веревочка ни вейся…» То есть народ верит: рано или поздно рвачи и выжиги получат по заслугам. И сгинут как кошмарное, бесовское наваждение. И останется для врачевания русских душ вот это признание Владимира Фёдоровича, насквозь советского, праведного человека, на листочке для себя наскоро написанное: «Спасибо тебе, счастливейший час моей судьбы, спасибо тебе, земля, вода, небо, спасибо вам, добрые люди, — белые, чёрные, красные, жёлтые».

Василий Михайлович Карпий о В.Ф. Токареве, но ведь и о себе невзначай: «Считаю, Владимир Фёдорович — человек из будущего, на которых Отечество держится и будет держаться. Именно для этого они и приходят в этот мир. Пока они существуют, Россия будет существовать. Как только перестанет генерировать таких людей — просто закончится как держава».

Вот, значит, какую счастливо-горестную роль могут сыграть всего-навсего какие-то значочки…

Лилия БЕЛЯЕВА

От редакции. Одна из работ В.Ф. Токарева присланная нам Лилией Ивановной, будет опубликована а нашей газете.

РАБОТА СПУСТЯ РУКАВА, ИЛИ БРАКОДЕЛЫ ОТ ПРАВОСУДИЯ

Когда-то в Стране Советов родилось понятие, характеризующее работников, исполняющих свою работу спустя рукава, некачественно, лишь бы как – бракоделы. Страшно, когда бракоделы работают на авиационном заводе, страшно, когда на атомной электростанции. Но не менее страшно, когда бракоделы работают судьями. К сожалению, от тюрьмы не застрахован никто, если в суде не смогли разглядеть, а то и вовсе отмахнулись от очевидных фактов, которые могли оправдать человека. Увы. Гражданину Цветкову А.Н., 1957 года рождения, из г. Чапаевска, Самарской обл., похоже, попались именно такие судьи.

У дочери Цветкова Анны 10 июля 2009 года был день рождения. По этому поводу собралась семья: мать, Анна и её сестра с другом и сыном. Приехал отец-инвалид, Андрей Цветков. Ему отрезало левую ногу выше колена, когда он ребенком в шесть лет попал под поезд. Так всю жизнь и проходил на протезе.

Компания отмечала день рождения на берегу местной речки, когда Анне позвонил её друг Олег, 1979 года рождения, и изъявил желание присоединиться к веселью. Когда стемнело, все отправились домой, легли спать. Не спалось лишь Ане и её другу, да отцу. Олегу явно не хватило выпитого днём, денег у него не было. Все трое пошли до круглосуточно работающего павильона, чтобы купить пиво. Тут на беду нарисовались ещё двое мужчин, лет 50-ти. Олегу они чем-то не понравились, он начал к ним придираться. Андрей одёрнул молодого человека: не ровесник, веди себя прилично. Не понравилось отцу, что и его парень не уважает, тыкает. Впрочем, развития ссора не получила. Мужчинам надоели разборки Олега и они собрались уходить, купив себе пива. Андрей, уточнив что им по пути, попросил довести его до дома: идти подвыпившему калеке трудно. Пошли. Олег с Анной шли следом. На перекрестке распрощались. Мужчины пошли своим путем, Андрей – своим. Но тут Олег, подбежав и отобрав у Андрея пиво, побежал в сторону мужчин. Было темно, но по ругани, крикам и глухим ударам стало понятно, что идёт драка. Вдруг из темноты вынырнул возбуждённый Олег. В руке его сверкнул нож – самодельный, с пластиковой ручкой и лезвием 15-20 см длиной. Неожиданно он набросился на инвалида, обхватил левой рукой, локтем под горло и начал душить. И ножиком при этом размахивал, крича дикие слова, что вырвет вторую ногу. Андрей, стоя спиной к Олегу, пытался ослабить хватку более здорового и высокого парня, всеми силами пытался оторвать руку от своего горла. В этот момент душитель споткнулся, и Андрей успел выхватить нож, с разворота ударил два раза Олега в грудь. Тут налетела Анна, толкнула отца, он упал на дорогу. Когда сумел подняться, увидел, что Олег лежит, дочь склонилась над ним. Поняв, что натворил что-то страшное, побрёл к реке и выбросил нож. Вызвал по телефону друга и попытался уехать из города. Но не успел. Его арестовали и заключили под стражу.

Началось следствие. Анна в ту злополучную ночь дала показания, по которым выходило, что отец полностью виноват. Оказалось, что у убитого на теле было 6 колото-резаных ран. Цветков стоял на своём: оборонялся, нанёс один-два удара. Анна позже созналась, что её принудили дать показания против отца, пугая тюрьмой и физическим насилием. Молодая женщина даже не знала, что имеет право не свидетельствовать против отца. Кстати, о том, что показания она дала под давлением со стороны работников правоохранительных органов, подтвердило заключение опроса с использованием полиграфа, проведенное 16 апреля 2012 года специалистом, заместителем декана психологического факультета Самарского госуниверситета, кандидатом психологических наук, доцентом Жанной Пыжиковой.

По словам родственников осуждённого на 9 лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима по ч.1 ст.105 УК РФ (умышленное убийство), суд проигнорировал многие факты, указывающие на то, что Андрей Цветков оборонялся. Так, суд не принял во внимание такое заключение медэкспертизы, как то, что раны нанесены разными орудиями и отличаются по характеру проникновения, направления удара и силе. На эти факты закрыли глаза и следствие, и суд. О том, что удары не могли быть нанесены одним человеком, дали заключение специалисты 97-го Государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны РФ (от 13.07.2012). Вывод экспертов - только два удара нанесены одним человеком и нет экспертиз и исследований, чтобы сказать по какой версии всё произошло - самооборона или умышленное убийство.

Не рассмотрел суд и тот факт, что на левой руке погибшего Олега остались синяки от пальцев Цветкова, пытавшегося освободиться. Кровоподтёк остался и на внутренней поверхности левого плеча убитого – от прижатой головы Цветкова. Суд не счёл необходимым подумать, откуда на траве и на дороге появилась цепочка бурых пятен, причём первые капли были обнаружены в 11 метрах от трупа Олега (всё это зафиксировано в материалах дела). Тогда пришлось бы признать, что он прибежал, уже истекая кровью, и первые 4 ранения он получил в драке с неустановленными мужчинами. А нож к делу так и не приобщили, потому что его не нашли.

Не обратили внимание на экспертизу, где указано, что у погибшего ссадины на костяшках пальцев рук, на лбу (от драки), у Цветкова их нет, зато у него кровоподтек в левом глазу (удушение). Оценку этим фактам не сделали.

Есть и ещё кое-какие улики, говорящие в пользу самообороны Цветкова – изъятая одежда его и убитого. Согласно заключению эксперта №5490 на майке Цветкова пятна крови были спереди и сзади, а на брюках – только сзади. Это подтверждает, что Олег действительно удерживал его спиной к себе, когда душил. Не было бы пятен крови сзади на майке и брюках в противном случае!

Для того, чтобы проверить версию о самообороне Андрея Цветкова, необходима была ситуационная экспертиза, должны были провести медико-криминалистическую экспертизу одежды Цветкова и Олега. Но этих важнейших экспертиз проведено не было! И вот, казалось бы, учитывая все эти вопиющие факты халатности или подтасовки, версия Цветкова о самообороне не может быть опровергнутой судом. Ан нет! Суд пришёл к выводу, что Олег не душил Цветкова вообще, а Цветков (напомним, инвалид на протезе, физически слабее Олега) нанёс шесть ударов ножом, один из которых и оказался смертельным. Удивительно, но суд рассуждал так: у Олега не было мотива напасть на Цветкова, так как он видел Цветкова впервые. Значит, виноват Цветков! То, что парень прибежал возбуждённым предыдущей дракой, для суда не аргумент. Как не аргумент и то, что Анна отказалась от своих первоначальных показаний, в которых оговорила отца под принуждением. Суд, тем не менее, смог сослаться на единственное показание – на первоначальное показание Анны, закрыв глаза на её отказ от него (во время следствия, а потом и на суде). Анна Цветкова обращалась с заявлением на сотрудников, заставившим под угрозами физической расправы оклеветать отца, в Следственный комитет РФ, ссылалась на то, что у неё есть свидетели, которые слышали угрозы в её адрес, находясь в коридоре отдела, рядом с кабинетом, где её допрашивали, но в возбуждении уголовного дела ей отказали.

Удивляют и такие факты в деле: медэкспертизу начали проводить раньше, чем возбудили уголовное дело, действительное время явки с повинной хитростью заменили на более позднее, в акте осмотра места происшествия вначале указаны две раны на теле погибшего, затем появилось ещё четыре; продлили второе содержание Цветкова под стражей без его присутствия на суде и без указания окончательного дня срока содержания, т.е. до суда Цветков незаконно содержался под стражей почти месяц.

Следствие прокуратура и суд совершенно игнорировали постановление Верховного суда 1996 года, требующее тщательно расследовать уголовные дела по особо тяжким статьям, чтобы правильно квалифицировать действия обвиняемого, отработать все версии, тем самым способствуя правосудию по закону и справедливости. Ошибка должна быть исключением, а не правилом в таких делах.

В защиту Андрея Цветкова адвокат А.С. Лапузин (г. Самара) направил обращение уполномоченному по правам человека по Самарской области Ирине Скуповой и уполномоченному по правам человека в Российской Федерации Владимиру Лукину.

Как заставить неповоротливую систему осуждения отыграть ситуацию обратно и тщательно рассмотреть дело еще раз? Граждан России много. Но Андрей Цветков сейчас один на один со своей бедой и той несправедливостью, с которой столкнулся. С нашим судом загреметь за решётку, спасая себя, свою семью, своих друзей, просто знакомых или незнакомых – раз плюнуть. От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Не один век этому выражению, а оно из-за бракоделов от правосудия всё оправдывает себя и оправдывает. Это-то и страшно!

Варвара БЕРЗИНА

P.S. В течении почти 4 лет писались обращения в Генпрокуратуру, в Совет по правам человека М.А. Федотову, президенту РФ, в Комитет по безопасности (И.А. Яровой), депутату А.Е. Хинштейну. На все обращения пришли формальные отписки из прокуратуры Самары. Также формальные отписки пришли от работников аппарата Уполномоченного по правам человека в РФ С.А. Суракина и Е.А. Бобковой.

А.Н. Цветков без левой ноги почти до бедра с 6 лет. Во время следствия и суда перенес микроинсульт, помощь не оказывали. 1 мая 2013 г. – инфаркт. В середине июня этого года ему парализовало правую сторону от инсульта. Остался без ног и правой руки. Доживет ли он до Верховного Суда? Кому нужна справедливость посмертно?