Газета Троицкий Вариант # 44

Тотальный плагиат как норма российской научной жизни

В настоящее время много говорится и пишется о защите интеллектуальной собственности в России. Это отражает проблемную ситуацию, но... не меняет ее. Конечно, плагиат был, есть и будет всегда и во всех обществах. Социальная проблема возникает тогда, когда то или иное нежелательное, негативное социальное явление (преступность, пьянство, наркотизм, коррупция и др.) превышает обычный для данного общества уровень, «норму» (в дюркгеймовском понимании) и становится массовым, влияющим на экономическую, и/или политическую и/или социальную жизнь. По Дюркгейму, это бывает тогда, когда общество находится в состоянии аномии [1]. Последняя характеризуется, в частности, тем, что старые социальные нормы уже не действуют, новые — еще не действуют; существует рассогласование (противоречие требований) различных видов социальных норм (правовых и — моральных, правовых и — обычных или традиционных и т.п.); возникает «нормативный вакуум» в некоторых сферах социальной жизни. Россия последних десятилетий — типично аномичное общество, так что не удивительны зашкаливающие масштабы насильственной преступности, алкоголизации населения, самоубийств, коррупции. «Падение нравов», аморализация российского общества, затрагивает все сферы жизни (образование, здравоохранение, «правоохрану», искусство, науку). Не удивительно поэтому, хотя и весьма печально, массовое распространение плагиата, который и за порок-то не считается (почти как присвоение взятой «почитать» чужой книги).

Отдавая себе отчет в «ненаучности» представленного ниже текста, позволю себе все же обратить внимание научной общественности на эту хорошо известную и часто проговариваемую, но не очень «публикабельную» проблему.

Начнем с некоторых аксиом (как результата эмпирически данной реальности).

Аксиома 1: не менее 80–90% студентов скачивают курсовые работы и рефераты из Интернета (где также процветает плагиат) или переписывают из нескольких книг-учебников.

Аксиома 2: не менее 50–60% студентов скачивают дипломные работы из Интернета или переписывают из нескольких книг-учебников.

Аксиома 3: порядка 40% кандидатских диссертаций и 30% докторских диссертаций содержат плагиат из опубликованных монографий-статей-диссертаций. 20–30% диссертаций куплены, а их фактические сочинители не стесняются плагиата.

Немного статистики. За последние годы было зарегистрировано только уголовно наказуемых случаев плагиата и иных нарушений авторского права («незаконное использование объектов авторского права или смежных прав, а равно присвоение авторства, если эти деяния причинили крупный ущерб» — ст. 146 УК РФ): 1999 г. — 836; 2000 г. — 1117; 2001 г. — 810; 2002 г. — 949; 2003 г. — 1229; 2004 г. — 1917.

Разумеется, это капля в море тотального плагиата.

А теперь о «большой науке» — на собственном опыте.

1. В 1977 г. в ленинградском Доме книги я пролистывал книгу В. Чурбанова «Непризнанные гении» (М.: Молодая гвардия, 1977). И вдруг читаю до боли знакомый текст. На с.106–107 книги Чурбанова воспроизведен большой отрывок из моей статьи 1971 г. «"Отклоняющееся поведение" как социальное явление» (Человек и общество. Вып. VIII. ЛГУ, 1971. С.113–118). Самое обидное было то, что до двух моих статей 1971 г. никто в России об отклоняющемся поведении вообще не писал (если не считать тезисов А.Г. Здравомыслова, изданных в Ереване и явно недоступных широкой публике), а господин Чурбанов мой текст сопровождал своими восклицаниями: «Известно, что...», «Понятно, что...». К моей радости Чурбанов переврал ленинскую цитату из моего текста. Видимо это сыграло роль в том, что ВАОАП, куда я обратился с жалобой на плагиат, признало сей факт и сообщило мне, что «в последующем издании» будет ссылка на мое авторство соответствующего текста, а товарищ Чурбанов лично принесет мне извинения. Надо ли говорить, что ни извинений, ни «последующего» издания не последовало...

2. В 1981 г. солидная московская академия издала сборник научных трудов. Автор одной из статей этого сборника активно ссылалась на мои публикации, когда не была согласна с моей позицией, и заимствовала мой текст без ссылок, когда, надо полагать, разделяла ее.

3. В 1985 г. я получил с дарственной надписью монографию Х. под его докторскую диссертацию по криминологии. В тексте я обнаружил, как уже догадывается читатель, куски своего текста без соответствующих ссылок. Через некоторое время автор смущенно признался мне: «Извините, я использовал некоторые Ваши определения, т.к. лучше не мог сказать». Чистосердечное признание автора плюс наши личные хорошие отношения не позволяют мне раскрыть имя Х.

4. В 1990-х годах, проглядывая монографию З. под его докторскую диссертацию по криминологии, обнаруживаю значительные куски моего текста с многочисленными статистическими данными, сведенными в таблицы, и мои комментарии к ним, разумеется, без какого бы то ни было упоминания о моем авторстве. Текст мой — не опубликованный, но переданный в виде рукописи в правительство Санкт-Петербурга для разработки очередной программы «борьбы с преступностью». Хотя у меня оставалась копия моего текста, ясно, что я не мог отстаивать свое «соавторство» в монографии, да это было бы и неправильно понято научным сообществом: подумаешь, качать права задумал, все так поступают! Более того, у меня есть подозрение, что «автор» монографии сам ее не читал, а «референтам» было не до морали.

5. В 2000 г. выходит коллективная монография «Криминология — ХХ век». Первая глава написана мною. Последняя — одним из уважаемых коллег. С удивлением обнаруживаю в ней около четырех страниц моего текста из моих более ранних работ, естественно — без единой ссылки. Поскольку это был не первый случай такого «заимствования» именно этим автором, я поделился случившимся с председателем комиссии по этике Санкт-Петербургской ассоциации социологов, который предложил мне официально обратиться с соответствующей жалобой. Я долго колебался и не стал «возникать». До сих пор искренне рад этому. Коллега умер, и я не простил бы себе, что, быть может, ускорил (или омрачил) его конец.

6. В 2005 г. коллега дарит мне свою солидную монографию с милейшей дарственной надписью («с благодарностью, уважением, симпатией...»). А я, неблагодарный, обнаруживаю в подаренной книге с десяток страниц моего дословного текста без всяких ссылок.

Кстати говоря, это далеко не единственный случай, когда, высказывая мне глубочайшее уважение, далее переписывают мои тексты без соответствующих ссылок.

7. 21 апреля 2006 г. я участвовал в конференции, организованной Нижегородским государственным университетом. С первым докладом выступает уважаемый профессор В. из Екатеринбурга. Большая часть его доклада, сопровождаемого слайдами, дословно воспроизводит мои определения девиантности, девиантного поведения и др. И — ни единой ссылки, ни единого упоминания меня, сидящего здесь же в зале.

Вышеназванное — всего лишь мой личный опыт, причем малая часть фактов, ставших мне известными более или менее случайно. И ссылаюсь я на них только для того, чтобы обратить внимание на проблему, которая разъедает отечественную науку изнутри с не меньшим успехом, чем ее удушают «извне»... И на смену нам придут те, кто со школьной, студенческой, аспирантской скамьи, доцентской и профессорской кафедры привыкли списывать и переписывать чужие тексты без зазрения совести и нежелательных для себя последствий.

Впрочем, глупость я задумал. Зачем обращать внимание на то, что стало обыденной повседневной практикой. Стыдно теперь в научном сообществе не воровать чужие мысли и тексты, а противиться этому, добиваясь «правды».

1. Дюркгейм Э. Норма и патология. В: Социология преступности. М.: Прогресс, 1966. С. 39–44.

Яков Гилинский, доктор юридических наук, профессор