Газета Завтра 150 (42 1996)

ГЕРОИ И КЛИКУШИ ( Кто болеет “чеченским синдромом”? ) Александр Бородай

Из Чечни возвращаются ветераны. Двадцатилетние мальчишки- срочники, молодые и старые кадровые офицеры, зрелые мужики-контрактники. Их почти никогда не встречают цветами и песнями, разве что на плацу родной части, их не показывают с гордостью детям. Лишь изредка, и то в кругу "своих", ветераны этой войны надевают заслуженные в боях награды, а потом быстро снимают и прячут в карманы, как будто стыдятся.

С самого начала необъявленной чеченской войны телевизионные и прочие властители дум усиленно ткут вокруг русских воинов плотную завесу лжи, без устали вколачивая в головы обывателей, да и самих ветеранов, две простые мифологемы.

Согласно первой, федеральные войска потерпели сокрушительное поражение от отрядов чеченских боевиков. Поэтому Лебедь, подписавший документ, который фактически является капитуляцией российских властей перед шайками бандитов, — спаситель русской армии.

Этот миф — примитивная, наглая ложь и легко поддается разоблачению. Недавно это убедительно сделал министр внутренних дел Анатолий Куликов. Армия, не утратившая своих позиций, боевого духа, уничтожившая в ходе длившихся более полутора лет военных действий большую часть личного состава и почти всю бронетехнику противника, при этом остающаяся боеспособной, никак не может считаться разгромленной.

Вторую мифологему, упорно внедряемую демократическими СМИ в головы граждан России, опровергнуть намного труднее, а ее социальный эффект будет более "долгоиграющим". Населению навязывается мысль о бессмысленности и аморальности чеченской войны и о нравственной и психической ущербности ее ветеранов. Ежедневно Сванидзе, Киселев и иже с ними объясняют людям, что участники чеченской войны стали убийцами и их необходимо лечить от психологического шока и "реабилитировать". Зудящим рефреном звучат вопли обществоведов и журналистов, толкующих на страницах газет и журналов, в теле- и радиопередачах о социальной неустойчивости людей, прошедших войну, необходимости оградить от них общество. "Чеченский синдром" стал модной темой. Да, ветеранов жалеют, но в этой лживой жалости заключена огромная доля дискриминации. Этой жалостью им, воевавшим за Отечество, как бы дают справку из психодиспансера. А ведь беспричинная жалость часто унижает хуже любого оскорбления. Да и жалеют не всех, а только "солдатиков". Кадровым офицерам и контрактникам от едкого и звонкого журналистско-политиканского лая пощады нет. Журналисты со сладострастием обсасывают случаи самоубийств среди прошедших войну офицеров, пьянства и вступления в криминальные структуры среди солдат. Как будто им не приходит в головы, что офицеры стреляются от невозможности прокормить на получаемые от государства гроши голодающие семьи…

В то же время российскую общественность не беспокоят вопросы, какими синдромами больны Басаев, Гелаев и прочие убийцы не только русских солдат, но женщин и детей. Они — по мнению "общественности", не больные, а "высокие договаривающиеся стороны" и "борцы за свободу".

Фактически наша доблестная демократическая общественность выдвигает против всех воевавших в Чечне с федеральной стороны обвинение в социальной неполноценности и предлагает их скорее излечивать от чеченского опыта.

Но ведь война в Чечне была и есть война за целостность России, нашего государства. А война за Отчизну всегда и у всех народов считалась самым почетным делом; и те, кто в такой войне принимали участие, были не просто "нормальными", но лучшими и наиболее уважаемыми гражданами страны. Война за Родину есть естественное дело и долг каждого мужчины, особенно в России. Именно в ходе чеченской войны разлагавшаяся весь перестроечный период российская армия, наконец, почувствовала себя единым целым, армией русского народа, отстаивающей его права. Именно на этой войне самый простой рядовой понял, что есть такие "национальные интересы России" и есть у нашего государства настоящие непримиримые враги. Он глядел на этих врагов — чеченцев, арабов, афганцев, турок — в прорезь прицела. Он видел, что эти враги сделали с мирным русским населением Северного Кавказа.

Большинство тех, кто входил в Чечню недоумевающими и растерянными, часто презирающими собственную участь "военнослужащего российской армии", покидал ее настоящим русским солдатом, таким, как те, что сражались на Куликовом поле и под Москвой.

А в России ветеранов встретили причитаниями о том, что "им душу выжгла война", рассказали, что они больны чеченским синдромом и что им, кроме как пить водку, буянить и убивать самих себя и других, больше и делать нечего.

Попробовали бы так встретить наших предков, возвращавшихся с битвы на Чудском озере или с Куликова поля, из Парижа в 1814 году или из Берлина в 1945.

Но, может быть, журналисты и политологи правы? Может быть, ветераны, действительно, социально нестабильные люди с неустойчивой психикой, готовые по поводу и без повода кидаться на людей?

Необходимо рассмотреть вопрос в ретроспективе. Мы обнаружим, что мифологема о социальной и психической неустойчивости ветеранов возникла после Первой мировой войны, когда писатели вроде ремарков и хемингуэев завели тоскливый плач о "потерянном поколении". Эту мифологему опровергает вся мировая история. Русские ветераны Первой мировой и гражданской войн, оказавшиеся в эмиграции на Западе, составили, по данным полиций разных стран, самое законопослушное меньшинство Европы. Немецкие ветераны того же периода тоже не бесчинствовали на дорогах и не вешались в темных углах, а объединившись в организации типа "Стального шлема", одержимые жаждой национального реванша, создали мощную фашистскую Германию из руин Веймарской республики. Ветераны в любом нормальном обществе являлись опорой государственного строя. Так, в российской империи жандармский корпус — знаменитые городовые — набирались именно из сверхсрочных солдат и унтер-офицеров, причем предпочтительно проявивших мужество на войне. И неважно: была эта война для России победной или закончилась поражением, как Крымская кампания.

Ветеранов войны в Чечне, так же, как ранее тех, кто воевал в Афганистане, часто сравнивают с американскими ветеранами Вьетнамской кампании, печально известными своими психическими отклонениями и социально-деструктивной позицией. Но сравнение некорректно, так как американцы воевали в чужой стране, которая находилась в тысячах километров от их родины. Их враги, вьетконговцы, не угрожали Америке расчленением, не выдвигали претензий на создание на части ее территорий какого-то своего государства, не унижали и не вырезали американское население Вьетнама, потому что такового просто не было. Но так же, как и «чеченцы», ветераны-американцы приходили с войны не в стабильное общество, а в страну, переживающую период смуты. В этот период под влиянием волны всеобщего нигилизма, отрицания традиционных ценностей, повального увлечения наркотиками, сексуальной революции невоевавшая американская молодежь точно так же страдала от психических заболеваний, была оторвана от общества и проявляла массовую склонность к суициду так же, как и воевавшая. Американские психологи не любят об этом говорить, но в то время среди студентов университетов суперэлитной "Плющевой лиги" количество самоубийц и явных шизофреников было не меньше, а больше, чем среди простых американских парней, вернувшихся из Вьетнама.

Кроме того, обвинители чеченской войны, от Старовойтовой до Новодворской, вопят о том, что наших солдат заставили воевать со своим же народом и что это обстоятельство на них как-то по-особому повлияло. Но ни чеченцы, ни русские никогда не признавали и не признают друг друга единым народом. А русским солдатам не раз приходилось подавлять этнические восстания на территории своей страны. И Александра Васильевича Суворова, и его гренадеров, утопивших в крови Польское восстание, никто из современников не пытался проверить на "психическую полноценность" или полечить от "нравственных травм".

Итак, опыт нашей и других стран наглядно демонстрирует, что ветераны победоносных или непобедоносных войн только тогда страдают психическими расстройствами и проявляют социально-деструктивные тенденции, когда их к этому подталкивает общество, навешивая на них ярлык психически неполноценных. Обливая грязью те идеалы и ценности, за которые они сражались. В противном случае, при всех вариациях государственного строительства, от Римской империи до Советского Союза, ветераны являются элитой и опорой, гарантом стабильности социума. А стране, находящейся в состоянии глубокого финансового и политического кризиса, окруженной мощными геополитическими противниками, нужны именно и прежде всего воины, а не мирные труженики, которые позволят сесть на свою шею любому более или менее наглому агрессору. Ветераны — это сила, которую при определенных усилиях можно сделать разрушительной, но ее естественная роль — созидание и укрепление государственности.

Понимая это, болеющая чеченским синдромом общественность панически, на генетическом уровне, боится тех, кто способен встать с оружием в руках на защиту родной земли от бандитов и захватчиков. Они пытаются объявить ветеранов ненормальными, потихоньку отторгнуть от российского общества его наиболее здоровую, физически и нравственно, часть. Явлинские, Сванидзе, Киселевы и другие создатели "чеченского синдрома" опасаются, что, став сплоченной группой, ветераны могут проявить политическую волю и стать на защиту поруганных интересов гибнущего российского государства и русского народа.

Александр БОРОДАЙ