СИЯЮЩИЙ МЕЧ ЯПОНИИ

Кавад Раш

ПЕРЕД ВОЙНОЙ во всех слоях русского общества преобладало снисходительно-уничижительное отношение к японцам. Они виделись народом экзотическим, малорослым, хилым и занятно-петушиным, вчера вышедшим из глубокого феодализма. У Горького Окуровский, воинский начальник Покивайко, в начале японской войны фыркал:

— Японсы? Разумному человеку даже смешно самое это слово!

Русские дипломаты и разведчики той поры знали о японцах не больше Покивайки.

Европейцы уже столетие активно проникали в Китай. А стереотипы от впечатлений и контактов с китайцами — “скрытные, вероломные, услужливые” — переносили на японцев. Если европейцы заблуждались насчет японцев, то что говорить о россиянах, для которых и сейчас разница между эстонцами и узбеками — неразрешимая загадка.

Есть еще одна причина, глубинно-бессознательная. Народная эстетика со времен “Илиады” Гомера и русских былин не разделяла красоту и богатырство. Для русских, голландцев, немцев, испанцев воин — это могучий рослый добродушно-свирепый мужчина. А японец не тот вовсе: ни повадкой не вышел, ни статью, ни лицом. У европейца он вызывал поначалу непобедимую снисходительность, даже после трепок в бою. Вряд ли когда-нибудь мир так обманывался насчет возможностей одной страны, как он заблуждался в отношении Японии. Не случайно японцы очаровываются уткой, которая безмятежна на поверхности воды, но энергична и целеустремленна под водой, скрытая от глаз. Видимо, вкус к разведке у них в крови.

В 1542 году кораблекрушение выбросило на один из южных японских островов португальских моряков. Это были первые европейцы в Японии. Жители приняли португальцев радушно. Не прошло и семи лет, как в Кагосима высадились уже католические миссионеры, да еще во главе с самим Ф. Ксавье, одним из “апостолов” ордена иезуитов, сподвижником самого Игнатия Лойолы. Шестнадцатое столетие было героическим веком Испании и Португалии, их утлые суда отважно шарили по всем уголкам земного шара. Началась торговля с Испанией (1580), Голландией (1609), Англией. Японские князья были заняты сведением счетов между собой и охотно покупали у европейцев огнестрельное оружие.

В год начала торговли с Англией (1613) в России после тяжелой смуты на престол был избран первый царь из дома Романовых Михаил. Япония выходила из собственной кровавой смуты. Мы сейчас увидим, как по-разному избрали свой путь после смуты и католической экспансии две страны — Россия и Япония. Через триста лет последний из государей дома Романовых посетит Японию (1891) и будет вести с ней войну.

К 1613 году в Японии было 26 миллионов человек — гораздо больше, чем в тогдашней России. Последняя приблизится к этому числу только через сто лет, в конце царствования Петра Великого. В Японии к этому времени миссионеры крестили уже почти миллион человек. Японская пытливая любознательность могла погубить ее.

Японцы располагали 355 кораблями “с красной печатью” — значит имевших право заграничного плавания и торговли. Сто тысяч японцев успели покинуть родину и поселиться в других странах Юго-Восточной Азии. В Японию плывут шелк, сахар, кожи, оружие, сандаловое дерево. Из Японии вывозят изделия из лака, серебра, фарфора, золото и медь. На японский язык уже переведено Евангелие. Казалось бы, только радуйся. Ведь это то, из-за чего Петр двадцать лет вел Северную войну. Окно пробито в Европу без усилий и войн. Но японцы ощутили грозные предзнаменования катастрофы. Связи феодалов-дайме с европейцами, снабжавшими их оружием и инакомыслием, порождают в князьях сепаратизм. Восстающие крестьяне берут лозунги христианства.

Японцы повально принимают католичество. Страна, островная, огнем и кровью объединенная домом сегунов Токугава, вот-вот распадется навсегда. С принятием христианства Японии лишалась своего языка, тысячелетней культуры и национально-самобытной души. Ее ждала судьба окатоличенных испаноязычных Филиппин.

В 1603 году сегуном стал великий Иеясу из дома Токугава. Въезд иностранцев в Японию стал караться смертью. За пропаганду христианства ожидала неминуемая казнь. Христианство было объявлено дьявольским и разрушительным учением и врагом государства. Смертная казнь ждала за строительство судов открытого моря и выезд за границу.

Ограниченная торговля разрешалась с китайцами и голландцами, да и то только в одном порту — Нагасаки. Мещанско-буржуазная Европа была возмущена тем, что Япония отвернулась от благ “цивилизованных” стран. Это словечко было уже в обиходе у торговцев, но не дворян. “Буржуа”, по-русски мещанин, всегда путает цивилизацию с культурой. Последняя ему почти недоступна.

На двести шестьдесят лет Япония почти наглухо захлопнула себя и отвернулась от мира. Эпоха Токугава продлилась с 1603-го до революции Мейдзи в 1868 году. И если всего через 37 лет Япония разбила Китай и Россию, то этим она всецело обязана, как ни парадоксально, изоляции. Только сильно сдавленная пружина мощно распрямляется. В двухсотлетнем самоограничении Япония накопила колоссальную духовную, умственную и энергетическую потенцию.

Близкая к этому островная изолированность Англии четыреста лет была ее главным козырем в борьбе за гегемонию. Без “блистательной изоляции” США никогда не стали бы тем, чем они стали для мира. Только плоским умам изолированность кажется лишенной динамизма. Япония открылась, когда наступил в мире ее час. Сегуны правили Японией, оставив императорам роль сакральных символов державы.

За время изоляции Япония пережила самый мощный расцвет культуры в своей истории. Изоляция привела к взаимопроникновению всех социальных слоев и элементов общества, что привело к великому пробуждению. Произошло не оплодотворение Японии европейской культурой, которая при насильственном симбиозе дало бы химерический продукт и в силу из генетической чуждости при фальшивом взлете через поколение — хилые плоды, где были бы малоузнаваемы и плохая Европа, и плохая Япония. Что-то вроде русской интеллигентской культуры, породившей ГУЛАГ.

Япония провела нечто вроде “самоопыления”. Родной развитый аристократизм сблизился с родным же простонародьем, с динамичными предпринимательскими силами общества и воспринял их энергию.

При великом сегуне Иэясу окончательно сложился кодекс чести самураев БУСИДО (“путь воина”: “буси”-воин, “до”-путь). Тогда же был принят кодекс “ста статей” — основные гражданско-уголовные установления сегуната. Одна из ста статей гласила:

“Простые люди, которые ведут себя недостойно по отношению к представителям военного сословия, могут быть зарублены на месте”.

Сегун Иэясу говорил: “Когда я был молод, много времени уделял военному делу. На науки времени не оставалось, и вот теперь на старости лет я довольно невежественен”. Это говорит человек, который читал исторические сочинения в перерыве между боями, любил литературные диспуты и споры буддийских богословов, вел беседы о китайской философии, не забывая о журавлином супе. У него хватило эрудиции, у этого “невежественного” правителя, изучить все философские школы и выбрать для своих подданных конфуцианскую школу Пэйсю в качестве официальной идеологии. Суть ее можно передать словами: “лояльность, сыновняя почтительность, человечность, справедливость, учтивость, знание, искренность”.

Иэясу собирал библиотеки, привлекал ученых к изучению древних рукописей. Его последователи продолжали собирать библиотеки из книг и синтоистских, и буддийских храмов. И чуть позже издали историю Японии “Дай Нихон-си” в 240 томах.

Конфуцианство, пронизанное терпимостью и здравым смыслом, крепко держало японцев на грешной земле. Разум почитался единственным путеводителем как в духовных делах, так и в практической жизни.

Конфуцианство было, по нынешним понятиям, центристским началом. Справа — синтоизм, природная и древняя религия японцев, основанная на культе предков, и бусидо, кодекс воинов. Слева — созерцательное учение секты дзэн. Бусидо, синто и дзэн составили сплав, который создал неповторимый духовный облик японца.

Трезвые и энергичные конфуцианцы теснили, отвергали и высмеивали буддизм за бездеятельность, праздность, расслабленность и “бабьи” одеяния. Средоточие конфуцианской морали можно выразить одним словом — “долг”. Это находило отклик в сердце воинов с их бусидо. Долг повелевал, чтобы человек не юлил, подобно буддисту, и не уклонялся от возложенного на него небом долга перед родителями, обществом, друзьями и детьми.

В конце концов национальная религия синто победила и конфуцианство, и буддизм. Япония вызвала к жизни все дремавшие национальные духовные ресурсы. Закрыла границы. Ввела суровую дисциплину нравов, поставила долг превыше всего и пережила расцвет.

Великий Иэясу, первый сегун династии Токугава, умер в 1616 году. Говорят, он ценил литературу выше воинского искусства. Литература была тогда не в нашем понимании, состоящая из романов с вымыслом, а сочинения по истории, философии, праву, богословию.

Первая полная история Японии, названная “Хонто цуган”, состояла из 300 томов и охватывала период от эры богов до 1600 года, закончена в 1635 году.

Всего этого не было бы, не выгони великий сегун иностранцев и не закрой Японию.

Четвертый сегун из династии Токугава Иэцуна продолжил традиции Иэясу. Он правил с 1642 по 1680 год. Иэцуна твердо был убежден, что основным занятием самураев и аристократов, т. е. воинского сословия, должно быть воинское искусство и литература. Сына своего Цунаеси, современника Петра I, он заставил выучить досконально всю классику. На эти же столетия приходится расцвет японской литературы, театра, живописи. Знаменитую “Волну” Хокусая можно воспринимать как символическое воплощение подъема японского духа в XYII веке. Тогда же возникло философское течение “Кокугаку” — японизм. Яркий представитель этого течения Норинага еще в XYIII веке утверждал, что синтоизм — самая совершенная религиозная система в мире. Норинага доказывал, что Япония дала Вселенной Бога Солнца Аматэрасу-омиками — предка японских императоров, и это дает ей право господства над миром, пользующимся благами жизни, дарованными солнцем. Мы в это время читали полуграмотные опусы Радищева и таскали из Европы Вольтера и энциклопедистов, учивших, как разрушить свой дом. В культурной Австро-Венгрия эта литература была строго запрещена и появилась только после разгрома страны и оккупации Вены Наполеоном — почти на полвека позже, чем в “передовой” России.

Все эти идеи входили в воинский кодекс бусидо и становились плотью и кровью самураев. Античные греки тоже считали себя потомками богов, и римляне обоготворяли императоров, но античные народы не жили на далеких островах, и потому, смешавшись с соседями, исчезли, а для японца император и сегодня — такое же божество, как и тысячу лет назад.

И сегодня самый крупный японовед Куроки убежден, что “синтоизм — есть сверхрелигия, он выше буддизма, христианства, конфуцианства и ислама”.

Он объявляет японскую культуру культурой Солнца, в отличие от христианства — религии страдания. Синтоизм, по Куроки, выше других религий, ибо в синтоизме наука и вера не противостоят друг другу, а развиваются вместе.

Пушкинской порой, когда мы, забыв истоки, офранцуживались, японский мыслитель Ацутанэ из синтоизма выводил превосходство Японии над всеми странами мира из божественного происхождения японской нации, необходимость подчинения всех народов японскому императору.

Подумать только — в запертой, казалось бы, наглухо стране развиваются идеи мирового господства, и, как скоро увидит мир, у этих идей явились фанатичные и одаренные носители. Ни один человек в мире даже не догадывался тогда об этой интенсивной и таинственной духовной жизни народа, философия которого внедрила идею “сто миллионов — одно сердце”.

Окава Сюмая был самым видным идеологом “японизма” в последнюю войну. Был осужден как военный преступник. Умер в 1957 году. Окава считал, что Японии предначертано “написать первую страницу будущей мировой истории, в центре которой будет возрожденная Азия под управлением Японии”. Он уверял, что Запад враждебен глубинным основам народов Востока. “Японизм” был завершен как морально-политическая и религиозная доктрина. У японцев идеология не была кабинетными умствованиями интеллигенции. “Японизм” предлагался как национальный кодекс бусидо для всех. 10 августа 1945 года военный министр призывал: “Довести до конца священную войну в защиту земли Богов… В смерти заключена жизнь — этому учит нас дух великого Нанко, который семь раз погибал, но каждый раз возрождался, чтобы служить родине.”

Для устрашения и японцев, и русских атомные удары на Хиросиму и Нагасаки пришлись на 6 и 9 августа. Призыв “защитить землю Богов” прозвучал 10 августа 1945 года. Мы вступили в войну против ошеломленной и подавленной Японии после Хиросимы и в день Нагасаки — 9 августа 1945 года. 13 августа в бомбоубежище под императорским дворцом собрался Верховный военный совет. Адмирал Катаро Судзуки заявил, что впервые за 2,5 тысячи лет совет не может найти согласие. Часть совета была за войну до конца, другая за мир. И тогда адмирал Судзуки обратился за советом к самому живому богу-императору — с просьбой высказать свое мнение и сказать, как следует поступить.

Уже тысячу лет никто не осмеливался втягивать императора в решение жизненных драм нации.

Император предложил собраться на другой день. 14 августа утром в бомбоубежище спустился император Хирохито к военным вождям “расы Ямато”. Тускло горели свечи. Дворец был разбит американскими бомбами. 124-й император Японии был во фраке и белых перчатках. Период его правления получил название “сева”, что значит “просвещенный мир”. На этот “просвещенный мир” выпали самые тяжкие военные испытания в истории Японии. “Хирохито” в переводе — “широкая благожелательность”. Ни один государь на Западе и Востоке за всю историю не обладал такой таинственной и безграничной властью над душами и умами своих подданных. Ему предстояло долгое правление — 60 лет. В 1967 году в Японии будет восстановлен национальный праздник — День восшествия на престол первого императора Дзимму. Это произошло в 660 году до нашей эры. Накануне, в 1966 году, Япония крепко станет на ноги, и полоса процветания получит название Дзимму. Но тогда, в августе 1945 года, стоял вопрос: быть ли императору вообще в Японии.

Генералы и адмиралы в почтительном молчании ждали, что скажет божество, по одному жесту которого любой из них будет счастлив отдать жизнь.

Император был сдержан, но несколько подавлен, и речь ему давалась не без труда. Ему предстояло произнести слова, которых никто никогда не слышал в стране Восходящего Солнца, первой стране на Востоке, которая наводила ужас на Европу после Чингисхана.

Император Хирохито был немногословен.

— Я понимаю, как будет трудно офицерам и солдатам сдать оружие врагу и видеть свою родину оккупированной. Мне трудно издать приказ и передать верно служивших мне людей в руки противника. Несмотря на эти чувства, я не могу допустить, чтобы мой народ продолжал страдать. То, что произошло, касается не только меня лично. Я вынесу непереносимое. Вы должны поступить так же.

Наутро, 15 августа 1945 года, рескрипт императора об окончании войны передан по токийскому радио. Сотни офицеров сделали себе харакири перед дворцом императора, не в силах пережить позор.

2 сентября 1945 года Япония подписала акт о капитуляции. Безоговорочной эту капитуляцию назвать нельзя. Японцы оговорили в свою пользу один пункт, и настойчивость их в этом пункте делает их, если не самым благородным, то во всяком случае самым мудрым и невиданным народом в мире. Японцы соглашались на любые условия капитуляции, кроме одного пункта, в котором они требовали от победителей сохранить в неприкосновенности достоинство императора. Демократичные янки, искренне изумленные упорством японских офицеров, ничего не могли поделать с их непоколебимой верностью его величеству. Американцы бились, предлагали, грозили, но японцы были неумолимы — все, что угодно, но никакого ущерба императору. Единственное, чего добились союзники, это, по настоянию Макартура император в начале 1946 года публично объявил, что не является Богом и что японцы не господствующая раса.

В конце XIX века государственным гимном Японии был объявлен “Кимигае”. В этом гимне пробуждающейся и пробующей когти державы пелось: “Великая японская империя — это избранное единственное в мире государство, которым правит император, являющийся божеством”.

В начале 60-х руководитель управления национальной обороны будущий премьер Накасонэ предложил министерству просвещения ввести во всех школах пение гимна “Кимигае”. Накасонэ вернул этот гимн вновь Японии. Его ведомство (УНО) заявило правительству, что в школах угасает дух патриотизма, а это снижает умственные способности детей и плохо влияет на образование. Поразительный инстинкт у японских офицеров. Они верно уловили связь между умственным развитием и верностью национальным идеалам. Чем выше видит школьник перед собой цель, тем выше и подъем духовных сил. Подъем же духа подстегивает и умственную деятельность, и физическую.

Правительство и министерство просвещения отреагировали незамедлительно — они знают уже не одну тысячу лет, что никто в Японии не может сравниться с военным сословием по верности идеалам Японии.

Глава управления национальной обороны Накасонэ говорил офицерам: “Япония — крупная и грозная держава… Это однородная в этническом отношении раса, которая возмужала за две тысячи лет и говорит на одном языке… В годы войны за Великую Восточную Азию японцы делали истребители “Зеро” и прочее отменное оружие. Ввиду превосходства нашего великого народа… можно представить себе, что время от времени иностранцев будет одолевать мысль о том, как было бы страшно, если бы наша нация стала подумывать о военной экспансии”.

В конце 20-х годов нашего столетия члены древнего феодального рода Сибато создали частный университет “Кукусыкан дайгаку”. Весной 1970 года умер его первый и бессмертный ректор Т. Сибато. Университет берет студентов с правыми убеждениями и закаляет их с первого курса на разгонах демонстраций. Студенты охотно громят редакции левых газет и изданий и наводят панику на конференцию либеральных учителей.

На похороны Т. Сибато прибыли бывший премьер Киси, бывший тогда шеф УНО Накасонэ, словом, цвет японской политической элиты. В речах повторялись мотивы: “Он был верным сыном нации, почитал императора, понимал нужды армии, готовил молодых людей к грядущим боям за великую Японию”. В университете Сибато уроки “Практической этики” вел один из идеологов “японизма” С. Исихара. Новым ректором “Кукусикан Дайгаку” стал Б. Сибато, сын основателя университета. Говорят, он одержим идеей увидеть Японию хозяйкой просторов “до Урала”. У него девиз: “Уважать императора — значит любить родину”.

Программой университета предусмотрено изучение только таких полководцев и таких битв, где японцы побеждали. Глубокий педагогический смысл в этом есть. Все серьезные армии мира внушают солдатам дух победоносности. Читать художественную литературу, основанную на вымысле (“фикшн” — как говорят американцы), считается среди студентов грехом и признаком некой интеллигентной гнилости. Вся мудрость в старых солдатских уставах.

* * *

Надо заметить, что в битвах последней войны японцы от солдата до генералов не уклонялись от боя. Они как бы оставались под очарованием заклинаний великого сегуна Иэясу, который повторял: “Пусть японский дворянин помнит о своем мече, как о своей душе и не расстается с ним до конца жизни”.

О неукротимости японских офицеров и их готовности к бою.

По официальным данным, с 1941-го по 1944-го год в боях убито десять японских контр-адмиралов, четыре вице-адмирала, три полных адмирала — Сато, Ватанабэ и Ямамото. После войны было западными наблюдателями замечено, что в японском обществе ни в печати, ни в парламенте никогда не произносят слово “капитуляция”, вместо этого — “исполнение воли императора” или “вынужденное решение”. Идея о божественной миссии императорской армии, подымающейся над миром вместе с “восходящим солнцем”, живет в душах японских милитаристов.

Но верность императору и родным началам не может не вызвать восхищения. Теперь, когда монархи Европы ушли в прошлое, мы, изучая наследство свое, не имеем права вносить плебейскую злобу дня, ибо, по Канту, основной принцип эстетики есть “незаинтересованное любование”.

Двести лет назад суд разнузданной парижской черни постановил казнить доброго, старого короля Людовика XVI. С перевесом в один голос. Потом взошла на эшафот невинная супруга его — Мария-Антуанетта. Даже через двести лет в Париже пошляки из Сорбонны роняют о казенном короле: “Он умер лучше, чем жил”. Трудно вообразить фразу гнуснее.

Русский император отрекся 3 марта 1917 года, преданный всеми генералами, которым он верил. Февральские деятели — все преступники и все вне закона. Не знаю, будет ли когда-нибудь монархия во Франции, ибо монархия держится на сыновней любви к отцу, а такая любовь — это дар, который дается свыше не всем. Во всяком случае, убежден, что самый великий француз за всю историю Франции не Людовик Святой и не Наполеон, не Мольер и не Вольтер. Самый великий сын Франции — вождь шуанов Жорж Кадудаль. Ни один аристократ не мог сравниться с этим сыном мельника по богатырству, верности, благородству и отваге. Легко быть верным государю на троне. Кадудаль был верен до конца, когда король был казнен.

Русская монархия ушла в прошлое, она невозвратима. До скончания века на русской церкви останется грех, в котором она и не помышляет каяться. Ни один — ни священник, ни мирянин — не выступил в защиту арестованной семьи помазанника Божьего, как ни один делегат Церковного Собора в храме Христа Спасителя в 1917-1918 гг. не выразил ни одним словом ни протеста, ни огорчения в связи с убийством в подвале Ипатьевского дома Царской семьи. Храм Христа Спасителя был взорван не большевиками.

Мы в этом столетии вели две войны с Японией, на Востоке, и две на западе, с Германией. Германская и русская империи рухнули, а японская — процветает. Есть над чем задуматься. Обе войны с Японией прошли при жизни императора Хирохито. Он родился в 1901 году. Был первенцем в семье наследного принца Иосихито и его 18-летней супруги, принцессы Садоко.

Несчастный русский царевич Алексей был только на три года младше принца Хирохито. Алексей родился в 1904 году и стал крестником воюющей маньчжурской армии.

Хирохито пережил своего почти сверстника цесаревича Алексея на 71 год и умер в январе 1989 года. Японские молодые офицеры-камикадзе умирали за императора и “облетали”, словно белые лепестки сакуры. Главное божество в синтоизме — это, по сути, сама Япония. В Токио в середине прошлого века воздвигли храм воинской славы — Ясакуни. В Японии все войны священны, и павшие “за землю богов”, согласно синтоизму, приобщались специальной службой к сонму богов.

Ничто в мире не дает такой ясности, как сравнение судьбы России и Японии в ХХ веке и судьбы Германии и России. В судьбах трех монархий — Германии, России и Японии — запечатлены таинственные письмена о судьбах человечества. Россия за это столетие дважды воевала с Японией и с Германией. Если не считать семилетней войны с Пруссией, то в 1914 году была первая война в истории между Россией и Германией.

Германия и Япония на двух наших протяженных флангах. При встрече в Киле облаченный в мундир русского адмирала император Вильгельм II поднял на кораблях эскадры в честь приближающегося на яхте “Штандарт” русского императора сигнал: “Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана”. На русском государе был мундир германского адмирала.

Ницше презирал все монархии Европы и все демократии за их зараженность рабской идеологией материализма и выгоды. Исключение делал Ницше только для русских императоров, восклицая: “Одним словом, желаю, чтобы во всей Европе царило единодушное, как в России, самодержавие”.

Он и здесь ошибся, как во всем остальном.

Продолжение следует

Загрузка...