Газета Завтра 221 (8 1998)

Александр Дугин АЛЬТЕРНАТИВА ( о новом национал-большевистском порядке )

КОРНИ НАШИХ ПРОВАЛОВ

На первый взгляд, проигрыш патриотической оппозиции в последние годы — вопрос тактики, политической реализации, социальной конкретики. Существует иллюзия, что на уровне идеологии все ясно и понятно, и что лишь коварство, ловкость внутреннего врага (пятая колонна), мощная поддержка Запада и особенный идиотизм народа неизменно обеспечивают русофобам победу за победой.

Я убежден, что это не совсем так. Более того, совсем не так. Поражение национальных и коммунистических сил не случайно. Оно имеет глубинные исторические и идеологические корни и не сводится к простой бездарности лидеров, пассивности масс и мощи врага. Все гораздо сложнее.

НЕ “КРАСНО-КОРИЧНЕВЫЕ”, НО РОЗОВО-БЛЕДНЫЕ

Патриотическую оппозицию одно время называли “красно-коричневой”, подчеркивая сочетание в ней коммунистических и националистических элементов. Такое название шокировало, в первую очередь, самих патриотов, которые увидели в нем лишь оскорбление. Это показательно. Почти никто не ощущал себя “красно-коричневым”. Были “красные”, были “белые”, были даже “коричневые” (но это экзотика). А “красно-коричневых” не существовало. Проханов в какой-то момент предложил термин “красно-белые” — он был точнее, но тоже не прижился.

Да, сочетание социалистических и патриотических симпатий оппозиции налицо. Но на уровне политики это обстоятельство находило выражение в довольно искусственном и прагматическом альянсе сил, ни одна из которых и не думала о возможности идеологического синтеза. Правые и левые политики объединялись (например, в ФНС) исключительно в прагматических целях, не испытывая к союзникам ни малейшей идеологической симпатии. Коммунисты так и оставались коммунистами, причем в последней по времени позднесоветской, брежневской версии (кроме маргиналов-ностальгиков, типа Нины Андреевой и экзотических сталинистов). Правые — монархисты, неоправославные, националисты и т. д. — представляли собой совсем уже искусственное образование, неуклюже воссоздающее дореволюционные структуры, не имея с ними никакой прямой исторической связи. Причем в объединенную оппозицию постоянно собирались одни и те же политики (их имена навязли в зубах), которые отличались откровенным безразличием к идеологии и стремились лишь занять место на первом фланге политической жизни. Поэтому “красные” были скорее “розовыми”, а “коричневые” уж совсем не “коричневыми”, а слегка “белыми”, “бледными”.

При этом существовала одна важнейшая особенность структуры оппозиции. На уровне простых патриотов речь шла именно о ярком ощущении единства социальных и национальных требований и идеалов, а лидеры, напротив, постоянно перескакивали от беспринципного прагматизма к идеологическому сектантству. Простые патриоты были на самом деле именно “красно-коричневыми”, а вожди представляли гораздо более расплывчатые оттенки, подчас не понятные для них самих. К примеру, идеологические приоритеты Сергея Бабурина вообще не поддаются классификации. Но не за счет их оригинальности, а за счет их совершенной невыразительности, уклончивости, осторожности…

Вместо синтеза патриотическая идеология была прагматическим и искуственным альянсом. Причем на уровне идей все выглядело крайне убого.

БЕЗВЫХОДНЫЙ БРЕЖНЕВИЗМ

Розовые (с разной степенью откровенности) ориентировались либо на знакомые брежневские модели (точно воспроизведенные по духу и стилю в КПРФ), либо повторяли модель европейской социал-демократии, для которой подчас так же не чужды национальные симпатии (французский социалист Шевенман). При этом крах СССР объяснялся исключительно “происками темных сил”, под которыми понимались мондиалисты и “пятая колонна” (часто просто “евреи”). Идеальный пример такой позиции — Егор Лигачев, до сих пор убежденный, что все в СССР было в порядке, и что если бы не Яковлев и Арбатов, то страна и дальше процветала бы.

Такая логика абсолютно безответственна. Люди, ограничивающие анализ краха великой державы таким примитивным объяснением, показывают, что напрочь лишены элементарного исторического чувства и понимания смысла настоящего этапа истории. Позднесоветская модель и европейская социал-демократия имеют весьма отдаленное отношение к “красному”. Несмотря на очевидные преимущества любой (даже самой отвратительной) социалистической системы над капиталистической, нельзя упускать из виду главный момент — если социалистическая система пала, то этому с необходимостью предшествовала долгая (хотя, возможно, скрытая) болезнь, разложение, вырождение. Возврат к брежневизму так же невозможен, как воскрешение трупа посредством операции (даже удачной) над тем органом, болезнь которого и стала причиной смерти. Нынешние коммунисты, однако, либо этого не понимают, если они честны, либо цинично эксплуатируют ностальгию масс, стремясь на самом деле стать лишь обычной парламентской партией социал-демократического толка, которая спокойно уживается с мондиализмом и либерализмом.

Таким образом, нынешние “розовые” не имеют вообще никакой серьезной позитивной модели и даже стройной идеологической концепции. Наблюдение за членами в КПРФ в Думе и вовсе приводит к ужасающим выводам — этим людям все глубоко безразлично, кроме своего личного возвращения к социальным постам, утерянным в ходе реформ.

БЕЗЫСХОДНЫЙ МОНАРХИЗМ

Не менее печально дело обстоит и среди “правых”, “белых” (“бледных”). Здесь либо маскарад (казаки, поручики, хоругви), либо архаическая черносотенность, сдобренная сугубо советскими шизофрениками, безответственный антисемитизм (который на самом деле ничего не может толком объяснить), либо православно-монархическая риторика, которая также не учитывает глубинных исторических причин краха Империи, как нынешние коммунисты не учитывают глубинных причин распада СССР. Так же нет никакой позитивной программы, лозунги выдаются за идеологию, аргументы подменяются эмоциями. О фашистах и говорить нечего — чаще всего это просто сбрендившие менты, либо подростки-идиоты. При этом наши “фашисты” понимают себя как крайне правых, т. е. отличаются предельным антикоммунизмом и шовинизмом.

БАЦИЛЛА БЕЗДАРНОСТИ ПОРАЗИЛА ЛИДЕРОВ

Отсутствие позитивной и стройной идеологии у каждой из двух половин объединенной оппозиции совершенно естественно приводит к отсутствию таковой и на уровне объединения. Две неопределенные и безответственные, бездарные и недоделанные формы соединяются в нечто еще более чудовищное и уродливое. Это не “красно-коричневые”, но пародия на них. Следы глубокого биологического вырождения, отмечающего черты большинства патриотических лидеров, дополняют картину.

Неужели с таким набором можно всерьез рассчитывать на победу над умным, исторически сознательным и идеологически развитым и единым противником?

Конечно, на индивидуальном уровне российские либералы недалеко ушли от патриотов. Но за них думает Запад. А это серьезно, это сотни аналитических центров, миллионы долларов, структурная поддержка правительства США и руководства НАТО. В такой ситуации даже законченный идиот сможет развалить страну, особенно если учесть, сколь бездарный, но жадный до власти и славы контингент находится на противоположном политическом полюсе.

Провал патриотов и на сегодняшнем, и на предыдущем, и на будущем этапе имел, имеет и будет иметь, в первую очередь, идеологическую причину.

Я давно заметил одно асимметричное явление: на патриотических вечерах и митингах невозможно отделаться от чувства, что сидящие в зале простые патриоты гораздо умнее, глубже и подготовленней, чем пребывающие на сцене и выступающие в роли “пастырей”. Не то, чтобы каждый по отдельности зритель умнее. Нет, это не так. Но все вместе рядовые патриоты чувствуют и понимают все здоровее и чище, чем лидеры.

Постепенно эта замеченная мной еще в 91-92-м годах аномалия привела к полному отчуждению масс от политических вождей. Возникла стена непонимания. Постепенно органичное единство, солидарность, общность мысли и действия, намечавшиеся на первом героическом этапе (осада “Останкино”, май 1993-го, защита “Белого дома”), сменились апатией, усталостью и отчуждением. Многие объясняют это депрессией от чреды поражений и полного отсутствия реальных побед. На самом деле, постепенно сказывается идеологический вакуум, неспособность разработать и оформить синтетическое мировоззрение. В дальнейшем эти процессы только усилятся. На чудо здесь надеяться не стоит. Фатальные ошибки, типа голосований за Лебедя, необоснованных надежд на КПРФ, увлечения балаганной ЛДПР и другими, еще более провальными проектами, будут не сокращаться, а множиться.

Идеологический вопрос — главный, центральный. Именно он является ключевым для всей патриотической оппозиции. Отрицать это может только человек, которому в глубине души ход русской истории довольно безразличен, а личные и групповые интересы затмевают судьбу нации, сколько бы альтруистических и высоких слов при этом ни произносилось.

ГДЕ ИСКАТЬ АЛЬТЕРНАТИВУ?

Единственный адекватный ответ на запрос времени следует искать в направлении, где левые и правые тенденции, социальное и национальное были бы объединены в настоящем и глубоком синтезе.

При этом следует искать вехи такого синтеза именно в собственной, а не в среднеевропейской истории 30-40-х годов. Обратившись, например, к ситуации середины XIX — начала ХХ веков, к предреволюционной эпохе, мы практически сразу сталкиваемся с целым спектром политических и идеологических тенденций, которые во многом отвечают требованиям искомого синтеза. Речь идет о той идейной среде, в которой вызрела Революция. Показательно, что большевики были здесь до поры до времени не самой главной силой. Русская Революция черпала свои энергии из огромного блока идей и партий, кругов и салонов, которые разделяли две общие установки — социальный утопизм и веру в мессианское предназначение России. В своей книге “Идеология национал-большевизма” Михаил Агурский блестяще выстроил генеалогию этого направления, уходящего одновременно и к декабристам, и к славянофилам, и к народникам, и к социал-демократам, и к мыслителям Серебряного века, и к эсерам, и в конце концов к большевикам.

Имя этой тенденции — национал-большевизм.

Самым известным его представителем, охотно называвшим себя самого и своих единомышленников этим именем, был Николай Устрялов. Выходец из кадетской партии, последовательный националист, изначально примкнувший к белым и занимавший высокий пост в правительстве Колчака, Устрялов быстро понял национальный характер большевистской власти и антинациональную, атлантистскую миссию белого дела. Оставаясь в эмиграции, в Харбине, где он работал простым библиотекарем, Устрялов пропагандировал свои взгляды в Советской России и в среде тех, кто ее покинул. Он был основателем движения “сменовеховства”, которое оказало огромное влияние на идеологическую ситуацию в самой России. По отношению к Устрялову определялись позиции в период внутрипартийной полемики вначале между Троцким и Зиновьевым — Каменевым-Сталиным, позже между Зиновьевым-Каменевым-Бухариным уже против Сталина. Показательно, что последовательнее всех придерживался линии Устрялова именно Сталин на всех этапах внутрипартийной борьбы.

Аналогичное движение существовало в те же 20-30-е годы и в Германии. В самом широком смысле оно называлось “Консервативной Революцией” и было представлено такими гениальными мыслителями, как Освальд Шпенглер, Мартин Хайдеггер, Эрнст Юнгер, Артур Мюллер ван дер Брук, Герман Вирт. Но собственно национал-большевистским было его левое крыло, вождем которого был замечательный политик и публицист Эрнст Никиш. Никиш написал в 1932 году пророческую книгу — “Гитлер — злой рок для Германии”, в которой он с поразительной прозорливостью указывал на причину грядущей катастрофы, в случае прихода национал-социалистов к власти. Самой страшной ошибкой он считал расизм, антикоммунизм, славянофобию и солидарность с англосаксами и капиталистическими тенденциями. Он оказался сто раз прав. В 1937 году Никиш был схвачен нацистами и приговорен к пожизненному заключению

Но не только эти исторические национал-большевики олицетворяют данное идеологическое и мировоззренческое направление. Оно гораздо шире и многообразнее. Устрялов и Никиш лишь обобщили и систематизировали, свели воедино основные силовые линии, определявшие национальные и социальные традиции России и Германии. В этом синтезе сошлись и Хомяков, и Чаадаев, и Герцен, и Аксаков, и Леонтьев, и Бакунин, и Мережковский, и Ленин. Национал-большевизм был не просто политической силой, но историческим методом, философской школой, мировоззренческой платформой, намного превышающей политические кружки или литературные издания.

ПРИНЦИПЫ НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМА

Национал-большевизм — сугубо русская идеология, она традиционно и изначально сочетала в себе революционно-бунтарские, социальные (левые) мотивы с глубоким мистическим национализмом, безграничной любовью к тайне России, к ее уникальной и парадоксальной судьбе. Исторически это направление отличалось в высшей степени критическим отношением к либерально-бюрократической монархии Романовых (кстати, и сами славянофилы ненавидели Петра и резко критиковали Санкт-Петербургский период русской истории). Сомнение вызывала и синодальная послераскольная Церковь, подчиненная светским властям, послушная и формальная, часто лицемерная.

Но, вместе с тем, не западничество, не “просвещенная” Европа рассматривалась национал-большевиками и их предшественниками как образец для подражания. Напротив, Запад и все с ним связанное вызывало глубокую неприязнь. Отсюда, кстати, ненависть к капитализму, считавшемуся и являющемуся именно западным явлением (см. труды Макса Вебера и Вернера Зомбарта). Капитализм рассматривался национал-большевиками как экономическое воплощение философии индивидуализма, развившегося на католическом и протестантском Западе. Социализм же, общинный строй, считался сугубо традиционной православной и, шире, евразийской социальной системой. Оппозиция Запад-Восток виделась и как религиозная (католичество + протестантизм + Французское Просвещение — с одной стороны, византизм, православие — с другой), и как экономическая (капитализм с одной стороны, социализм с другой). Но социализм, предлагаемый национал-большевиками, был недогматическим, гибким, привязанным к национально-религиозным, этическим, а не абстрактно-теоретическим принципам. Тезис о диктатуре пролетариата не признавался. Вместо него утвердилась диктатура труда, в том числе крестьянского, сохранение мелкой частной собственности, особенно на селе, утверждался культ семьи, спартанского образа жизни, этика самопожертвования и героическая мораль преодоления инерции. Правая версия этой идеологии встречается в теории Нового Средневековья Бердяева, в мистико-теократической утопии Мережковского. Левый вариант восходит к доктринам Лаврова, Михайловского, Герцена, братьев Серно-Соловьевичей, Кельсиева, левых эсеров (хотя никакой догматической ортодоксии в этих вопросах не существовало). Идеология была открытой, гибкой, настаивающей лишь на соблюдении основных силовых направлений. В частностях были возможны самые разнообразные решения, что могло привести исторических национал-большевиков как к признанию Советской власти, так и к ее радикальному отвержению. Революция понималась национально, патриотически. Новое общество, новый порядок должен был быть подчеркнуто русским — национальным и универсальным одновременно, каким и является в идеале русский человек, “всечеловек” Достоевского. Именно так и понимался долгое время “интернационализм” русскими революционерами — не как космополитическое смешение, но как триумф русской духовной мессианской всечеловечности.

Национал-большевизм — готовая идеология, отвечающая всем критериям русской судьбы. Конечно, не она стала главенствующей в СССР. Узкий догматизм, бюрократия, вечная цепкая и тупая посредственность, как всегда, все испортили, извратили, подточили изнутри. Лучшие идеологи, светлые умы национал-большевизма, гении, подготовившие триумф Революции, искренние сторонники большевиков были зверски уничтожены, унижены, растоптаны. Именно за это надо спросить с брежневцев и их предшественников (а также наследников). Именно поэтому самодовольное чиновничество поздних партийцев, предавшее вначале духовные истоки своей идеологии, а потом и великую страну, должно получить смачную пощечину (а не наши голоса на выборах). Подобно нацистам, превратившим светлые идеи Консервативной Революции в кровавую и отвратительную пародию, советизм наплевал в свой животворный источник, и поэтому не мог не рухнуть.

Но национал-большевизм за это не ответственен. Напротив, именно он находится в идеологически безупречном положении — недостатки советизма строго равны отступлению от национал-большевистских принципов, его достоинства — прямое следствие национал-большевизма.

На нынешнем этапе национал-большевизм крайне актуален. Вот его основные принципы:

1. Против либерал-капиталистического строя, против атлантизма, Запада, США и инструментов его господства — НАТО, МВФ и т. д. А значит, против всех представителей этой идеологии в России.

2. Но вместе с тем и против романовского монархизма и фарисейской псевдорелигиозности, свойственных “белым”.

3. А также против бюрократизированного позднего советизма (особенно брежневского) и его сегодняшних наследников, планомерно сдающих оппозицию за подачки русофобской западнической власти.

Симметрично трем глобальным отрицаниям существуют три глобальных утверждения. Национал-большевизм:

1. За самобытный Русский Путь, русский социализм, верность национальным корням и извечным константам русской истории — общинность, соборность, антиутилитаризм, всечеловечность, имперскость.

2. За древнюю традицию, национальную культуру, возврат к идеалам и ценностям древней русской доктрины “Москва — Третий Рим”.

3. За общество без богатых и бедных, за братство и материальное равенство, за солидарность и справедливость, за социальные идеалы народников, коммунистов, социалистов-революционеров, русских национал-анархистов.

Это широкий спектр, открытый и для прошлого, и для будущего, резонирующий с настроениями русского народа в его исторических константах, независимо от эпохи или исторического момента. Если не сбивать людей в сектантство, не навязывать им искусственные и противоречивые, ничего не объясняющие и никуда не ведущие концепции, они естественно и органично выберут именно это. Это идеологическая постоянная величина русской души. Не будь национал-большевизма и симпатий широких русских масс, Октябрьской революции никогда не случилось бы, а империя не рухнула бы. Не утрать коммунисты живой стихии национал-большевизма, СССР никогда не распался бы, и социализм продолжил бы свое триумфальное шествие по планете. (Кого-то, конечно, пришлось бы побеспокоить, но это детали — всем мил не будешь.)

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предвидеть, чем кончатся ставки патриотов на промежуточных, довольно случайных, прагматически ориентированных вождей — на людей, не имеющих никакого стройного мировоззрения, парвеню, оставшихся без работы чиновников или тщеславных выскочек, не укорененных в русской традиции, не обладающих достаточным интеллектуальным кругозором, зараженных позднесоветской умственной ленью и не ведающих ни о духе, ни о букве глубинной русской идеи — национал-большевизме. Объединенная оппозиция, ФНС, движение Руцкого, движение “Согласие” (или как оно там точно называлось) — все полный провал, и в результате голоса отдают откровенному сионисту Лебедю (марионетке Чубайса и Радзиховского), бессильным и неумным, но хищным розовым пенсионерам или балаганному любителю порнозвезд (типичному наперсточнику с Одесского рынка). Это позор.

Придется в сотый раз начинать сначала. Но с нового Начала. Надо строить на прочном фундаменте и не пугаться геркулесовых трудов, тяжкой и невыносимой работы с одуревшим народом и контуженной интеллигенцией.

И в первую голову должна идти ИДЕОЛОГИЯ.

Национал-большевизм.