Газета Завтра 256 (43 1998)

Станислав Золотцев СПАСЕНИЕ НА КРОВИ

ОДНИМ из самых сильных и светлых (хотя поистине со слезами на глазах) потрясений года стал для меня тот летний час, что я провел под сводами храма Воскресения Христова в городе на Неве. Надо ж такому случиться! — столько раз в студенческой и заводской юности своей, прожитой в Ленинграде 60-х, и позже, приезжая туда, видел это дивное культовое строение снаружи, столько раз любовался многоцветьем его куполов, при виде которых сразу вспоминается московский Покровский собор (храм Василия Блаженного), а вот внутри его оказался недавно.

Сей храм был поставлен на месте убийства террористами-народовольцами царя Александра II произошедшего 1 марта 1881 года, и каждый историк знает: не пролейся кровь Освободителя на брусчатку набережной канала (сохраняемую внутри и поныне), — вся история России могла бы стать в ХХ веке совсем иной. И построенный за 20 лет, он был при освящении своем тут же наречен в народе именем, по коему известен всем и поныне — храм Спаса-на-Крови. Ибо освятили его летом 1907 года, в праздничный день Преображения Господня — в Яблочный Спас…

Спас-на-Крови, столь празднично выглядевший снаружи и внутри, словно бы нес в судьбе своей печальный "генетический код", явленный трагической причиной его происхождения, — никогда не бывший церковью для ежедневно-обыденных и праздничных богослужений (в нем лишь свершались каждодневные поминальные службы по убиенному императору), он был закрыт в 30-х годах и более полувека простоял закрытым. Пожалуй, это самый "опальный" из всех питерских православных храмов. Нависающий над каналом Грибоедова (Екатерининским) своим столь не "петербургским", стилизованным под "русскую старину" обликом, он даже не упоминался в большинстве путеводителей советского времени. Автору этих строк довелось в 60-е годы поработать в Ленинграде интуристовским гидом, и, помнится, в экскурсоводческих текстах Спас-на-Крови либо вообще не присутствовал, либо (в случае вопросов, почти неизбежных при виде столь впечатляющего здания) рекомендовалось вкратце отделываться следующими пояснениями: мол, церковь не имеет большого и самостоятельного зодческо-художественного значения и эстетической ценности, будучи всего лишь неудачной "подделкой" под произведения древнерусской архитектуры. И прочую чушь обязаны были нести гиды и экскурсоводы, стыдливо отводя глаза от ярчайших куполов этого дивного строения… А народ — обожал и почитал его; даже люди, далекие от любви к былой монархии (порой и мало что знавшие о давнем цареубийстве), а то и вовсе от религии далекие — именно сюда приходили со своими тайными молениями, к решетке, окружавшей Спас-на-Крови. Свидетельствую: особенно популярен сей храм был — и остается — среди студенчества в дни сессий (разве что часовня Блаженной Ксении может соперничать с ним по числу молитвенных записок); но как-то раз, поутру оказавшись у храмовой ограды, я увидел прилепленную к ней бумажку с таким текстом: "Господи! Вразуми Свету, чтоб она полюбила меня!"…

Не эта ли любовь народная стала той незримой силой, которая не дала воинствующим ультраатеистическим варварам разрушить Воскресение Христово? А ведь несколько раз на самом высоком уровне принимались такие решения — и каждый раз что-то мешало. Правда, одно из таких решений предписывало взорвать храм в конце июня 1941 года — понятно, почему оно не было выполнено… А в первую блокадную зиму под сводами здания находился… нет, даже не морг, а просто склад тел погибших и умерших на улицах ленинградцев — их складывали промороженными штабелями, и те живые, у кого были силы для ходьбы, приходили сюда, чтобы опознавать и забирать своих родных. Было, было! — храм снова утвердил свой святой народный титул — на Крови…

Так и дождался он стабильных (позже их назовут застойными) 70-х, когда сошли на нет последние всплески "богоборческого" вандализма, и когда было принято уже совсем иное решение — реставрировать Воскресение Христово. И вот многолетние труды реставраторов увенчались блистательным успехом (хотя еще и не завершены) — недавно храм открыли для посетителей. И я сподобился впервые в жизни войти под его своды…

…И все мое существо буквально утонуло в неописуемой красоте внутреннего убранства собора, и до крайних глубин души потрясла меня роскошь духовного могущества России, материализованная здесь в зодчестве, в мозаичном искусстве, в литье и ковке, в мастерстве камнерезов… Высь русско-христианской культуры, высь, созданная лучшими ее творцами столетней давности, высь, которая только и могла быть создана величайшей державой, входящей в зенит своей мощи, своих богатств духа и материального творчества. Невозможно описать то, что по сути — несказанно! Невозможно в деталях поведать о решении всех немыслимых до строительства этого храма задач — как архитектурно-технических, так и художественно-пластических.

Гигантское здание, поставленное фактически в воде, впервые в России было сооружено на сплошной бетонной "подушке". Мозаики, росписи стен и плафоны, подкупольные изображения — все на множестве плоскостей, но снизу кажутся единой картиной. И нет, пожалуй, такого самоцвета из недр российских, какой не был бы использован в окладах икон, в инкрустациях алтаря и пола, да еще и в самых причудливых сочетаниях: яшма, орлец, малахит, лазурит, мрамор и другие полудрагоценные сокровища как бы переходят, перетекают друг в друга, перемежаемые рубинами и изумрудами, так что переливы их, обрамленные узорочьем, чеканкой и филигранью золота, серебра и меди, завораживают взор и сердце. Но отнюдь не "стоимостной" ценностью и не ярчайшей цветовой гаммой сами по себе, нет — но тем, что труды всех художников и мастеров соединены в воплощении торжества Духа Святого, в изображении Божественного Начала всего сущего в мире, в прославлении Христова бытия. Причем — как, пожалуй, ни в одном из русских храмов — строгость соблюдения канонов библейско-евангельской символики здесь сочетается с максимальной художественно-психологической достоверностью фигур и ликов. Так, бывающие в этой церкви психотерапевты и невропатологи поражаются, например, настенному изображению "Одержимого бесами" (исцеляемого Христом): по их словам, живописец создал точнейшую картину нервно-паралитического недуга… А глядя на мозаичный лик Александра Невского (на иконе киота), созданный на основе васнецовского эскиза, трудно уйти от ощущения, что пред тобой — "голографический" портрет Святого князя, при его земной жизни сотворенный: настолько скульптурно-зрим, реален и убедителен облик великого воителя. Да и едва ли не все здесь — такое, чего еще не видели современники-россияне…

Ибо — вершина русского духовного зодчества. Ослепительный интерьер Исаакиевского собора меркнет перед великолепием внутреннего убранства этого храма, и — тут приходится верить на слово искусствоведам-историкам и реставраторам — меркли перед ним и своды "старого" (взорванного в 30-х) московского храма Христа Спасителя. Ибо этот питерский каменный богатырь — третий по счету, младший из столичных "Царь-Соборов". Он воздвигнут и после Исаакия, и позже гигантского церковного здания на Волхонке — и потому все в нем — от фундамента до куполов — создавалось уже с учетом зодческо-строительного и художественного опыта (в том числе и горестных его сторон) в возведении этих двух предшественников-великанов в Северной Пальмире и в Белокаменной.

И даже не в том дело, что храм Воскресения Христова изнутри, а во многом и снаружи, колоритней и ярче, роскошней и узорней своих двух старших собратьев. Он — самый русский из них! Его росписи и мозаики, иконы и весь его "видеоряд" — воплощение взлета Православной Державы нашей, творение духовности, которая возвращалась на новом витке истории к древлеотеческим корням своим.

…И когда я вышел в северной столице из Спаса-на-Крови и в потрясении сел на прогретый гранит летней набережной, то уронил голову на руки и не мог сдержать слез. Эта встреча — как никакие музейные экспозиции, как никакие книги и кинофильмы — показала мне ту Россию, которую мы… нет, не потеряли, вот она, во всем великолепии своем восстановленном, — но были отвержены от нее недобрыми силами истории и "мировой закулисы". Но слезы мои лились не только от потрясения красотой, величием, роскошью и мощью духовной, что были рождены Русской империей. Я оплакивал и другое величие — духовную силу и способность к созиданию красоты, что были присущи и державе, звавшейся СССР. Да, той, которая из большевистско-марксистской республики, пройдя немалые муки, превратилась все-таки в Империю — пусть в иную, советскую, но русская основа в ней была несомненной, она нарастала, и одним из плодов этого ренессанса стало как раз восстановление жемчужины на Екатерининском канале.

Труд реставрации был огромен. Слава Богу, и внешний вид, и внутреннее убранство храма в основном сохранились, но — за множество лет забвения и варварства многое было утрачено, ободрано ( особенно что касалось драгметаллов), погребено под слоями копоти, грязи и пыли … Несколько НИИ, Академия художеств, Мухинское училище — словом, лучшие силы реставрационно-художественного цеха страны участвовали в возрождении красы этого уникального строения. Тут требовались не только огромные средства, но и кропотливость, и филигранность работ, и мужество! Да чего стоит один лишь эпизод с извлечением гигантской фугасной бомбы, что упала с фашистского самолета, но не взорвалась и тридцать лет пролежала под куполом… "20 с лишним лет реставрация тут велась полным ходом, и, слава Богу, успели сделать главное до всех этих экономических и прочих сотрясений", — так говорила мне моя бывшая однокурсница, водившая меня по Спасу-на-Крови. И вот что еще говорила она — замечу, человек с достаточно "антибольшевистскими” взглядами: "А нынче такое было б невозможно, ни материальных возможностей не стало, ни морально-личностных — все развалилось, доделывают в час по чайной ложке, работы почти остановились. Лишь тогда, в советское время, такой труд можно было осилить…"

Да, такой труд — возрождение великой красоты, символизирующей духовную высь великой державы, — лишь великой державе и был под силу. Той, что разрушили уже на наших глазах, и ее разорванные, окровавленные куски впали в ничтожество и нищету.

…И все же слезы мои были прежде всего слезами счастья: Храм — возрожден! Пусть еще многое предстоит в нем сделать и восстановить — к примеру, не во всей красе стоит "Сень" — гигантский шатер из самоцветов, что был увенчан золотыми коронами, своего рода часовня, поставленная над той самой брусчаткой, по которой лилась кровь убитого царя. Есть еще к чему приложить свои таланты и живописцам, и мастерам многих промыслов и художеств. Но главное — сотворено: Воскресение Христово, церковь Спаса-на-Крови в граде Петровом воссияла в красе и величии своих, возвращенная русским людям. И они уже не у ограды, а у алтаря обращаются к Всевышнему с молениями своими. Причем именно сюда чаще всего приходят матери воинов, пропавших без вести в кровавых конфликтах последнего времени, — они молятся о возвращении своих детей… И все мы вместе — о спасении и воскресении Отечества. Державы, чье духовное величие вновь воплотилось бы в величавой красе Спаса-на-Крови…

автомобиль renault logan