Газета Завтра 289 (24 1999)

Терентий Серединов КРАДЕНЫЙ ЗВОН (Полемические заметки)

Публикуя страстную и даже пристрастную статью старообрядца, редакция хотела дать выход энергиям, скопившимся в обширном духовном слое русских людей. Не преследуя цели обидеть или ущемить Московскую патриархию, а лишь желая предоставить слово соотечественникам, ощущающим себя в трехвековом духовном изгнании, печатаем мы эту статью.

Редакция “Завтра”

В НАШЕМ ЦАРСТВЕ-ГОСУДАРСТВЕ имеется сверхуважаемая организация. Ее имя не должно упоминать всуе, ее представителей необходимо выслушивать с великим вниманием и почтением, поскольку эти представители будто бы неприкосновенно хранят некие великие истины, являются единственными верными выразителями народных идеалов, оберегателями нравственности и прочее. Речь идет о Русской Православной Церкви (РПЦ).

Чем вызвано такое подчеркнуто почтительное отношение? Несколькими причинами: во-первых, вполне естественным стремлением к Богу, неизбежным после стольких лет атеистических заблуждений; во-вторых, слабым знанием истории русской церкви, поскольку объективные источники малодоступны, а доступные суть труды приверженцев РПЦ и, в-третьих, чувством вины перед незаслуженно пострадавшими в огне революции

К сожалению, наши люди, задавленные телевизором и тяготами жизни, давно разучились задавать себе самые простые вопросы. Например:

— А невинно ли пострадала РПЦ, не является ли ее участь карой за ее предыдущую деятельность?

— Точно ли она такая древняя, как утверждают ее апологеты?

— Да вполне ли она Русская?

— Да Православная ли?

— Да Церковь ли это вообще, а не государственный департамент по духовному окормлению?

Ответы на некоторые из этих радикальных вопросов удобнее всего можно получить на фоне изложения фрагментов истории межконфессиональных конфликтов в России в XVII—XX веках.

Прежде чем продолжать, необходимо сделать некоторое уточнение. Автор данной статьи принадлежит к Русской Православной Церкви, которая для отличия от вышеупомянутой РПЦ (“никонианской” — по имени основателя) вынуждена прибавлять к своему названию “Старообрядческая”; все изложенное в данной статье есть его личное мнение, которое может совпадать, а может и не совпадать с мнением старообрядческой священноиерархии. Кроме того, резкие выпады данной статьи касаются отнюдь не всех никониан, среди которых (особенно в провинции) встречаются такие подвижники, такие добрые и прекрасные люди, что язык не поворачивается сказать про них что-нибудь осуждающее.

История русского раскола XVII века полна мифами и небылицами, усиленно распространяемыми как никонианами, так и малообразованными религоведами. Так, многие до сих пор убеждены, что в старых русских богослужебных книгах накопилась масса грубейших ошибок, а их необходимое исправление привело к восстанию невежественных ретроградов и расколу Церкви.

Серьезная историческая наука давно перечеркнула эти наивные положения. Собственно, и все честные и образованные представители никонианской организации давно уже признают и богословскую необоснованность и практическую вредность никоновских реформ.

В старообрядческой среде до последнего времени была достаточно распространена уверенность в том, что не следует идти на конфронтацию с никонианами, что просветление умов, которое наступит после перенесенных гонений, уничтожит дореволюционные предрассудки и заблуждения, что время, по Божьей милости, уврачует великий Раскол. Но грянули “реформы”, и все, к сожалению, вернулось на круги своя. И вновь возникла необходимость освещать некоторые бесспорные, но забытые или замалчиваемые события как прошлого, так и настоящего времени.

Тем более что количество грубых выпадов против старообрядцев со стороны Московской патриархии превысило некоторую критическую массу и переполнило чашу терпения. Тут и оскорбления старообрядческой священноиерархии в издаваемой по благословению патриарха газете “Радонеж” (“лжеиерархия”, лжеархиепископ Алимпий”, марионеточная “альтернативная” церковь”, “финансируемая олигархом Березовским или “Завтра” с оккультно-евразийско-патриотическим Прохановым”, “те, кто желает расчленить Россию на сотню кусков” и т. д., и т. п.). Тут и сокрушения в “Независимой газете” главного юриста московской патриархии Калинина о том, что “власть не исполняет свою обязанность обеспечить соблюдение закона всеми без исключения, включая религиозные объединения...”, поскольку не принимает действенных мер к старообрядцам, которые свои внутренние установления ставят выше законодательства (в общем, обычный донос). Тут и присвоение имущества, имеющего старообрядческое происхождение, и многое другое.

Раскол явился логическим продолжением Смуты начала XVII века. В результате этой смуты к власти пришла наиболее беспринципная и алчная группировка, опиравшаяся на послеопричную дворянскую рвань и сплотившаяся вокруг клана бояр Романовых.

Этот клан, не имея никаких династических прав (подумаешь, родственники одной из шести жен одного из предыдущих царей), шел к власти, не выбирая средств. Поддержка самозванцев, клятвопреступления, сотрудничество с интервентами — все было пущено в ход.

И тем, кто сейчас восторгается Земским Собором, единогласно избравшим Михаила Романова на престол, следовало бы знать, как подобные мероприятия организуются. Далеко ходить не надо: Ассамблея народов Казахстана, единодушно предложившая продлить полномочия Назарбаева, — наглядный тому пример.

Вектор политического и нравственного развития общества был задан на многие годы вперед. Сильная Церковь, давившая своим моральным авторитетом на власть и не дававшая ей особенно распоясываться, стала мешать. Романовым Гермогены не надобны. Кроме того, огромные богатства Церкви, ее земельные владения приковывали жадные взгляды осознавшего свою силу дворянства. Реформация стала неизбежной.

Идеологическое обоснование придумывать было не надо, оно было прекрасно апробировано во времена западноевропейской Реформации. Всегда и везде это обоснование звучало так: Церковь уклонилась от неких древних истин и норм, ее следует вернуть на “правильный” путь и очистить от накопившихся искажений.

Но фронтальная атака на Церковь представлялась тогдашним верхам малопродуктивной. Следовало взорвать ее изнутри.

Прием был выбран достаточно распространенный. Необходимо было поставить во главе враждебного ведомства своего человека, обладающего определенными качествами: огромным властолюбием, жестокостью. Этому человеку надо было дать полную свободу действий, одновременно подпитывая извне политическим влиянием. В определенный момент его надо сковырнуть под благовидным предлогом, и враждебное ведомство рассыплется в труху.

Такой человек был найден. Патриархом был поставлен Никон, простой человек с национальной окраины.

Читатель вправе спросить: “Да способны ли были тогдашние верхи на столь хитроумные комбинации”? Не сомневайтесь. Те еще были молодцы. И в монетаризме толк понимали (медные деньги вместо серебряных). И в финансовых махинациях разбирались (те же медные деньги, только фальшивые, в свой карман). А уж приватизаторы государственных земель были такие, что нынешним еще поучиться надо.

В общем, реформы пошли. Казалось бы, зачем менять имя Исус на Иисус? Да затем же, зачем и добавлять второе “н” в слово Таллин, — поиздеваться над людьми и внести разброд и шатание в их умы. Но если написание названия чухонской столицы российское население всегда мало волновало, то согласиться с двумя “и” означало сказать себе: “Я такой дурак, что даже имени Спасителя правильно написать не могу; и отцы наши, и деды, и все святые русские были глупые невежды”.

Креститесь, говорят, тремя перстами, греки, мол, так под турками крестятся. Да если бы греки тогда двумя перстами крестились, реформаторы заставили бы кукишем омахиваться или еще какую-нибудь гадость придумали бы.

В ходе этих реформ Церковь как политическая сила и нравственный авторитет была устранена и не могла сопротивляться ни конфискации своих владений, ни прогрессирующему разврату верхов, ни установлению в стране рабовладельческого строя, ни засилию иноземцев и иноверцев на всех уровнях власти.

Выше Священного Писания встал “Духовный регламент” Петра I, по которому священники были обязаны доносить об услышанном на исповеди.

Искренне верующие православные христиане не приняли проводимого властями надругательства над Верой. Образованные люди понимали, что внедряемые нововведения есть ничем не обоснованная чушь, а простые видели, какие подонки проводят эти реформы в жизнь и какими методами — пытками и казнями.

Характерен пример одного из активнейших проводников никоновской реформы, самозванного митрополита Паисия Лигарида — человека, несколько раз менявшего вероисповедание, развратника и торговца запрещенным табаком. Остальные были не лучше. А ведь в вопросах религии огромное значение имеет не только то, что человек говорит, но и то, что этот человек собой представляет. Заведомого негодяя никто слушать не будет, как бы правильно он ни рассуждал.

Возникшее сопротивление дало прекрасные образцы мужества и стойкости. Это и протопоп Аввбкум, и епископ Павел Коломенский, и иноки Соловецкого монастыря, выдержавшие многолетнюю осаду и погибшие в мучениях, но не предавшие свою веру. Это и сестры-мученицы боярыня Морозова и княгиня Урусова. И многие, многие тысячи замученных и казненных.

Православная вера старообрядцев — это вера свободных людей. Староверы говорят: “Невольник — не богомольник”. Не случайно старообрядчество было распространено там, где крепостническому рабству не удалось пустить глубоких корней. Это, в частности, северные окраины и районы расселения казачества. Примерно до середины XIX века около половины всех казаков были старообрядцами, а терские, уральские и некрасовские казаки сохраняли свою истинную веру вплоть до недавних времен. К сожалению, в нынешнем движении за возрождение казачества широко представлено “ряженое” течение. Представители этого течения имеют самое превратное представление об истории казачества, поскольку черпают свои знания не из серьезных источников, а из брошюрок, наполненных высосанными из пальца сведениями и псевдопатриотическими благоглупостями. Только этим можно объяснить такое кощунство, как недавнее перезахоронение героя войны 1812 года старообрядца атамана Платова в никонианский собор.

Трезвые и грамотные люди, старообрядцы бережно хранили и развивали народную культуру. Именно в старообрядческих районах были записаны древние былины. Если бы никонианское “просвещение”, с неизбежно сопутствующими ему пьянством и начальственным произволом, проникло в эти районы, то русский эпос пропал бы бесследно. Кстати, и не только русский. Финская Калевала была записана среди карелов-старообрядцев.

А русская Икона? Да без героических усилий подвижников-староверов древнее письмо никогда бы не сохранилась. Никонианское духовенство выискивало и уничтожало старые книги и иконы. За их хранение полагалось уголовное наказание. Те же иконы, которые чудом сохранились, варварски “подновлялись”, то есть замалевывались халтурной росписью. У человека, хотя бы немного разбирающегося в иконах или просто обладающего художественным вкусом, волосы дыбом встают при взгляде на ту безобразную мазню “под Европу”, которой заполнялись и заполняются до сих пор никонианские храмы. Не говоря уж про современный софринский кич на пластмассе — это что-то запредельное. Если бы подобную “красоту” увидели наши предки, приехавшие в Византию за крещением, они бы, наверное, приняли ислам.

Откуда у никонианских служителей в дореволюционное время бралось такое неподдельное рвение в преследовании староверов? Вероятно, причиной тут была обычная зависть. Ну сами посудите, старообрядческие попы пользуются у своих всеобщим уважением, а в никонианстве “поп” — зачастую чуть ли не ругательство и предмет грязных анекдотов.

Методы же преследования всегда выбирались самые подлые. Сфабриковали, например, фальшивое постановление никогда не проходившего собора, на основании которого обвинили старообрядцев в “армянской ереси”. Ну, как водится, показнили еретиков маленько, пограбили, по острогам рассовали. А теперь, судя по деятельности “Смешанной комиссии по богословскому диалогу между Православной и Восточными Православными Церквами”, никониане скоро объявят о том, что никакой “армянской ереси” в природе нет, даже у армян. Вот радость-то!

Преследования продолжались вплоть до 1905 года. Но, как говорится, нет худа без добра. Репрессии сплачивали православных христиан, заставляли помогать друг другу, много работать, верить на слово. Не случайно большинство крупных русских купцов были староверами. Всем известны фамилии текстильщиков Морозовых, финансистов и промышленников Рябушинских, фарфоровых заводчиков Кузнецовых, издателя Солдатенкова и многих других. Свои огромные капиталы они не прожигали без толку. После них оставались школы и больницы, фабрики и заводы, потребительские и производственные кооперативы, возрожденные народные промыслы. А их меценатство и любовь к искусству? Коллекции древнего искусства и импрессионистов, МХАТ (и Константин Станиславский, и Савва Морозов происходят из старообрядческих семей), прекрасные московские особняки стиля “модерн”, — да невозможно перечислить, чего бы мы лишись, не будь в России такой высококультурной среды, как старообрядцы. А среда эта была совсем не малочисленной. Старообрядцы, по разным оценкам, составляли 10-20 % населения Российской Империи.

Чего же добилась никонианская иерархия своими преследованиями? Чего она добилась своим превращением из священников в чиновников синодального ведомства? Своей поддержкой крепостничества? Своим “блуждающим богословием” (как убедительно показал в своих сочинениях известный старообрядческий начетчик Ф. Мельников: ни по одному догматически важному вопросу у синодальной иерархии нет твердого мнения)?

Она добилась закономерных результатов. Практически стопроцентного атеизма интеллигенции. Исчезновения веры в простом народе и замене ее различными суевериями. Падения нравов во всех слоях населения. Дело дошло до того, что в некоторых семинариях в начале ХХ века среди выпускников не находилось желающих стать священниками. Тогдашняя пресса писала, что священники обходятся государству на вес золота, если учесть затраты на содержание семинарий и количество выпущенных священников. Куда же шли учащиеся духовных училищ? Кто куда, многие (видимо, от отчаяния) — в профессиональные революционеры. Чернышевский, Добролюбов, Сталин — список можно продолжать и далее. Так что когда грянули такие стихийные бедствия, как революция и гражданская война, кто угодно мог считаться невинной жертвой, — только не никонианское духовенство.

Но вернемся в современность. Может быть, ниспосланное Богом наказание привело к раскаянию в прежних грехах? Как бы не так! В 1971 году поместный собор никониан принимает деяние “Об отмене клятв на старые обряды и на придерживающихся их”. Клятвы отменялись “яко не бывшие”. В переводе на обычный язык это означает: “Мы, синодалы-никониане, торжественно обещаем, что сжигать и пытать старообрядцев, гноить их в тюрьмах и присваивать их имущество больше не будем”. Очень серьезное и важное заявление (это без всякой иронии, поскольку уж чем-чем, а репрессиями история нашего государства богата). Однако это заявление не вызвало немедленного взрыва энтузиазма в старообрядческой среде, потому что тогда невозможно было проверить на практике, а правду ли говорят никонианские иерархи? Иное дело сейчас.

Очень часто наше телевидение показывают, как то или иное высокое должностное лицо передает, а никонианские служители с благодарностью принимают иконы, кресты, прочую церковную утварь. Благостная картина. А знает ли читатель, что многие (если не большинство) из этих предметов никогда не принадлежало никонианской организации? Старообрядческие храмы, жилища наших священнослужителей и прихожан постоянно подвергаются ограблению, некоторые по нескольку раз в год. Контрабандисты везут похищенное на Запад (а везут в основном, старообрядческое имущество, никонианское “искусство” никому не нужно), таможня и прочие органы отлавливают небольшую часть украденного, а потом эти предметы попадают не к своим хозяевам, а к совсем посторонним лицам, и эти посторонние лица без зазрения совести присваивают чужое добро.

Вот в качестве примера совсем уж безобразный случай. К построенной на Красной площади копии Казанского собора привозят колокол, вынутый откуда-то из кремлевских подвалов, и этот колокол достаточно длительное время стоит у входа в собор для всеобщего обозрения. Колокол, по нынешним временам, очень большой — около трех тонн. На колоколе литая надпись, повествующая о том, что это дар семьи Морозовых московскому старообрядческому кафедральному Покровскому собору в память об умерших родственниках. Имена родственников перечислены тут же на колоколе, в том числе и знаменитый Савва Морозов. Высокопреосвященнейший Алимпий, старообрядческий митрополит Московский и всея Руси, пишет очень сдержанное и благожелательное письмо в патриархию с просьбой вернуть колокол законным владельцам. Представители митрополита везут это письмо в патриаршию канцелярию. Там их часа три томят в приемной, видимо, чтобы место свое знали, потом письмо принимают. Прошло почти пять лет, а Патриарх Алексий не нашел времени дать какой-либо ответ. Само собой, колокол тоже не вернули. Господин Аркадий Станько, считающий себя настоятелем православного Казанского собора, на вопрос, справедливо ли они поступают, ответил: “Я не знаю такого понятия “справедливость”. Другие же представители клира Казанского собора разъяснили, что поскольку имущество было национализировано после революции, теперь исполнительная власть имеет право раздавать его кому захочет.

Ну, с имуществом все ясно — брали и будут брать, — а как с пытками и казнями? Тоже надежд на снисхождение мало. Вот что пишут в своих сочинениях современные никонианские высокопоставленные иерархи:

“Всех сожженных на Руси еретиков можно пересчитать по пальцам. Как правило, уличенных в таких преступлениях отправляли в дальние монастыри с суровым уставом — на покаяние. Исключение власти сделали лишь дважды: в деле еретиков-жидовствующих и на процессе против вождей Раскола — оба раза ввиду особой тяжести преступлений и нераскаянности главных зачинщиков”.

Ну, во-первых, ложь, что можно по пальцам пересчитать, а во-вторых, поскольку старообрядцы до сих пор совершают все те же преступления, что и раньше, и каяться в них перед никонианами не намерены, то, надо полагать, будут и сожжения, как только представится такая возможность.

В чем особенность никонианства? В умильности, превратившем суровую и прекрасную православную веру в дряблое обрядолюбие, в готовности прислуживать любым властям в надежде получить дары с барского стола. Становится понятным поведение никонианской верхушки в октябрьские дни 1993 года.

Как поступил бы настоящий православный архиерей, если бы некие конфликтующие стороны, пригласив его в качестве посредника, вдруг в самый разгар переговоров затеяли стрельбу? Да кинулся бы со всех ног в полном епископском облачении под дула танков и автоматов, встал бы между врагами, подняв Святой Крест, втайне (в подсознании, чтоб Бога не гневить) надеясь, что, может быть, и его в этой заварухе пристрелят, и тогда грешная душа его, несомненно, будет спасена, а Церковь, обретя нового мученика, засияет в еще большем величии. Но это, если веруешь А если сомневаешься? Кто его знает, может, и Бога-то никакого нет? А тут в истеблишмент можно попасть... Нет, лучше здесь, в тепле посидеть, дипломата из себя поизображать.

Поневоле вспомнишь слова огнепального протопопа:

“Друг мой, Илларион, архиепископ Рязанской! Видишь ли, как Мелхисидек жил? На вороных в каретах не тешился, ездя! Да еще был царские породы. А ты хто? Вспомни-тко, Яковлевич, попенок! В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу, по площади, чтобы черницы ворухи унеятки любили”.

Правомерно задать некоторые чисто юридические вопросы. Как согласуются с законодательством, провозглашающим равенство всех конфессий и светский характер государства, постоянное присутствие на официальных церемониях представителей одной избранной религиозной организации, и, наоборот, частое присутствие высокопоставленных чиновников на религиозных церемониях все той же излюбленной конфессии? Почему места Воинской Славы обязательно должны быть застроены никонианскими храмами? Разве старообрядцы, павшие в Великую Отечественную войну (к примеру, мой дед и его братья), люди второго сорта?

Кого же современное никонианство выбирает в качестве идеала? На архиерейском соборе РПЦ в 1994 году был канонизирован митрополит Филарет Московский (годы жизни 1782—1867). Чем же знаменит новоявленный святой? Ну то, что преследовал староверов, это понятно. Что по инспирированным им доносам люди гнили в тюрьмах, конфисковывались храмы и моленные, опечатывали алтари, это само собой. Но была у него еще одна страсть — он был активным сторонником телесных наказаний. Как тот городничий у Щедрина, что “был столь охоч до зрелищ, что никому без себя сечь не доверял”.

Но, может, это враги в “Истории телесных наказаний в России” оклеветали невинного человека? Ничуть. Именно во время всевластия Филарета в России процветала страшная бурса (духовное училище), в которой одних ломали на всю жизнь, а других делали садистами. И вовсе не по недосмотру местного начальства. Читая “Очерки бурсы” Помяловского, можно подумать, что описываемые в ней ужасы происходят в какой-то глухой провинции. Но оказывается, Помяловский учился в центральной петербургской бурсе, а в провинции творились еще худшие безобразия. И вот покровитель этого узаконенного садизма объявляется святым.

Во время написания этой статьи в Москве проходили мероприятия, организованные никонианским духовенством по случаю Дня славянской письменности и культуры. Да какое отношение они имеют к славянской письменности?! Только то, что пожгли несчетное количество древних рукописей и книг. Да если бы они и захотели заняться славянской письменностью, то никак не смогли бы, поскольку по “Духовному регламенту” им запрещено держать в кельях бумагу и чернила. Грустно, сограждане!