Газета Завтра 32 (1236 2017)

Памятник Ивану Грозному: «А Васька слушает да ест»

Памятник Ивану Грозному: «А Васька слушает да ест»

Татьяна Воеводина

10 августа 2017 0

Историческая память Иван Грозный Общество

почему табличка в Юракадемии кажется более значимым явлением, чем масштабное воровство банковских функционеров

На дворе глухой отпускной сезон, а вокруг не затухает деловитая и разнообразная движуха. Каждый находит в ней место по вкусу и занятие по душе, в итоге — все при деле, все вовлечены и ангажированы, никто не стоит в стороне и не подпирает стенку, словно неудачливый кавалер на деревенских танцульках. Всё как раз наоборот: все распушают хвост и выражают гражданскую позицию.

Вот в Юридической академии им. Кутафина повесили памятную доску в честь пребывания в здании тов. Сталина. И тут же вздыбилась волна: профессор адвокатуры уволился в знак протеста, студенты подключились — кто за, кто против. Авось для портфолио пригодится, с работой нынче не ахти, а тут, глядишь, возьмут в какую-нибудь партию, чем чёрт не шутит.

Отшумели с доской — явился памятник. Ивану Грозному. Это уже было раньше? Было, но то был другой памятник. А теперь — этот. В Петроверигском переулке, в самом Китай-городе. И опять интересная волна покатилась: одни требуют демонтировать, чуть не взорвать, другие — наоборот — сохранить и преумножить, третьи отстаивают право первых и вторых на свободное самовыражение. Призвали даже тень Карамзина, который к Грозному-царю относился плохо. Но Карамзин вообще-то опасный персонаж: завзятый монархист, самодержавие хвалил; сами понимаете, до чего можно дойти, если почитать Карамзина не в цитатах, а сплошняком. Но кто ж будет — сплошняком? Важна движуха, фан, а это всё идёт чередом. И так, знаете, весело, смачно идёт, что мне, даром что стара, на мгновение захотелось поучаствовать. Места-то всё знакомые: в Юридической академии училась в оны дни, а в Петроверигском — общага иняза, в котором училась ещё раньше.

Вот это и есть то самое гражданское общество, ради которого гнили в узилище лучшие диссидентские кадры: чтобы все свободно выражались — "то вместе, то поврозь, а то попеременно". И чтоб никому за это ничего не было. И достигли: никому за это ничего и не бывает. И все уважают любое мнение, и никто никому ничего не запрещает говорить.

А жизнь меж тем идёт параллельным курсом: как установило следствие, "лица из числа бывших руководителей "Мастер-банка" с августа 2012 по август 2013 года совершили действия по выдаче заведомо невозвратных кредитов, оформленных как на физических лиц, так и на различные юридические лица". Ещё "лица" обналичили 200 млрд. руб. И — ничего: все освобождены от наказания по амнистии, судимости с них сняты. Деньги, понятно, не вернули. А вот весельчак и балагур Полонский. Тоже счастливо отмазался. Деньги обманутым дольщикам, ясное дело, не вернул. А до этого был банк "Югра" — и тоже никто из воров и махинаторов всерьёз не пострадал. Обо всём этом много и подробно писали, показывали по телевизору — гласность же! Открытость. Транспарентность, прости, Господи.

Вот она, неограниченная свобода слова, максимальная открытость и право каждого говорить обо всём на свете — наилучшая дымовая завеса для любых безобразий. Болтать и балабонить можно о чём и как угодно — и подлинно тебе за это ничего не будет. Но вот беда: и в окружающем мире от этих разговоров ничего не изменится.

При ограничениях в свободе слова, при проклятом "тоталитаризме" публикация любой районной газетки значила неизмеримо больше, чем сегодняшние разоблачения, "взорвавшие интернет" и постоянно крутящиеся на телеэкране. Сегодня не требуется говорить эзоповым языком, изобретательно "обходить цензурные запреты" — сегодня вали всё в открытую. И валят. И ничего. Потому что чем слово свободнее — тем оно… дешевле что ли, легковеснее. В какой-то момент оно перестаёт значить вообще что-либо. Просто вроде музыкального фона.

Когда-то при советской власти наивным совкам казалось: само сообщение о безобразиях делает их невозможными. Оказалось — ровно обратное. Произошло что-то вроде сдвига "окна Овертона" — привыкание сначала к рассказам о безобразиях, а потом и к ним самим. И не только к ним.

Происходит привыкание к непрерывному неумолчному бубнежу. На самые разные темы — от Ивана Грозного до вымышленной чепухи о сильных мира сего. Этой чепухи так много и брызжет она из каждой дырки так, что отличить крупицы правды от фейка не то что обыватель, а порою и специалист не в силах. Люди постепенно начинают жить в сказке, словно дошкольники. С тою лишь разницей, что дошкольник живёт в мире волков и зайчиков, а просвещённый гражданин — в мире фейковых новостей, споров о выеденном яйце, пылких обсуждений того, чего он не знает и не понимает, вроде исторических событий. У людей полностью атрофируется ощущение масштаба вещей — словно у ребёнка, который рисует цветочный горшок больше автомобиля. В результате многим табличка в Юридической академии кажется более значимым явлением, чем масштабное воровство банковских функционеров. Как же, из-за таблички целый Резник уволился, а воруют — так они все воруют.

Такое положение — основа того управляемого хаоса, что создаётся в головах обывателей. Он делает их беззащитными перед любыми безобразиями, лишая общество всякого иммунитета.