Газета Завтра 35 (1032 2013)

Ловушка для оранжевого зверя

Михаил Кильдяшов

29 августа 2013 0

Культура Общество

О романе Александра Проханова «Время золотое»

"и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?"

Откровение Иоанна Богослова, 13:4

Жизнестойкость имперской формы всякого государства объясняется тем, что Империя - это не просто географическое пространство, политический конструкт или социальная модель, но предельная концентрация физических, духовных и художественных сил, метафизическая сублимация всего созидающего: молитвы, поэзии, философской идеи, научного рывка, самозабвенного труда. Так, для русской имперскости одинаково ценны стояние на камне Серафима Саровского, пушкинская рукопись, доктрина "Москва - третий Рим" старца Филофея, космолёт "Буран", принесший на землю на своих крыльях запах Космоса, ударные сталинские пятилетки за три года.

Неслучайно современный мир стремится к созиданию империй, и выстоит из них та, чей кристалл окажется прочнее. Но наряду с имперским строительством такой же общемировой тенденцией стало разжигание в разных частях света оранжевых дымовых шашек революции, чей угар в одночасье заставил задохнуться, казалось бы, устойчивые многолетние режимы.

Оранжевая болезнь переносится пыльцой тюльпанных революций, тело государства, зараженного этой болезнью, благовидно укутано в бархат свободы и независимости. Политологами, социологами и психологами уже скрупулезно описаны технологии оранжевых революций, отслежена их алгоритмика, определена симптоматика. Но пока не дано системное руководство по противодействию оранжевой заразе, не введена в промышленное производство вакцина против нее, не осмыслен пример единственной страны, у которой оказался иммунитет против оранжевой бациллы. Этой страной стала Россия, сумевшая предотвратить отработанный сценарий в духе "арабской весны". Одно из первых осмыслений произошедшего предпринято в новом романе Александра Проханова "Время золотое".

Русское государство в своей истории прошло через четыре империи: Киево-Новгородскую, Московскую, Романовскую и Сталинскую. Каждый раз преодолевая раздробленность, смуту и гражданскую войну, империя вновь возрождалась в новых формациях, под новыми флагами, но всякая последующая империя зиждилась на фундаменте предыдущей и имела в своем облике черты всех предшествующих . Эту тайну русского воскресения невозможно разгадать, о ней можно только свидетельствовать устами старцев и художников. Империя становится некой капсулой, несгораемым сейфом для этой непостижимой тайны, подобно тому, как мембрана клетки хранит ядро. Эта тайна из руин и пепелища одной империи переносится в другую, вдыхает в нее жизнь. Так, из разграбленной и закрытой Троице-Сергиевой лавры о. Павлом Флоренским была спасена глава преподобного Сергия Радонежского. Так, академиком Шахматовым ценой собственной жизни в пылающей революцией столице был сохранен архив древнерусских рукописей. Так, неугасимой лампадой на могиле неизвестного солдата горит Вечный огонь Победы.

Эта тайна промыслительно может явиться в цветочном зернышке, где "находился образок Богородицы", вечная женственность русской души, София - "творческая любовь Божья". Из этого семени вырастает "космический цветок, который приплыл из Космоса, чтобы преобразить землю, спасти ее от иссушающих засух и беспощадных пожаров, от кровавых смут и разрушительных войн". Этот вегетативный код зашифрован в "русских волшебных сказках, хрониках, повествующих о старце Филофее, в житии патриарха Никона, в учении космиста Николая Федорова, в истории Сталинградской битвы". Этот код, недоступный вражескому дешифратору, хранит "святыню Русской правды", почерпнутую из Символа Веры и "Отче наш": "русская мечта о правде, о красоте и добре, на которых должны стоять страна и государство. На красоте и добре. На правде и справедливости. На Божественной правде, о которой проповедовали пророки и чудотворцы, и которая живет в душе любой старушки из глухой деревеньки".

Из таинственного семени разрастаются русские райские сады, русский лес, в пору опасности встающий непроходимой стеной перед неприятелем. На древо русской власти всегда стремятся забраться те, кто "жнут, где не сеяли", те, кто пытаются превратить древо познания в дерево-якорь с картины Босха "Корабль дураков": "Они хотят вскарабкаться на древо власти и угнездиться на вершине. Но само это древо должен кто-нибудь взращивать. Оберегать корни, охранять крону. Иначе оно может засохнуть, и эти честолюбцы окажутся на вершине мертвого дерева".

Действие романа "Время золотое" начинается в тот период, когда накануне президентских выборов лицом к лицу сталкиваются садоводы и лесорубы. В битве за Кремль сходятся лидер оппозиционного движения Иван Градобоев и премьер-министр Фёдор Чегоданов. Иван, родства не помнящий, для которого колокольня Ивана Великого становится Вавилонской башней, градобойным орудием митингов, старается пробить кремлевскую стену, уготовляя Фёдору ("Божьему дару") Чегоданову участь Каддафи.

В русской империи вместе с таинственным зерном всегда сокрыта особая раковая клетка, подрывная точка, рычаг, дернув за который, можно перевернуть всё мироздание. Быть может, это кровавое пятно в кабинете министра, оставшееся от защитника Дома Советов в октябре 93-го и мистически проступившее в пору новой смуты, как слезы на кровоточащей иконе.

Технология оранжевой революции заключается в том, чтобы отыскать эту раковую клетку, запустить и ускорить умирание живого организма государства. Яды впрыскиваются во все сферы, давление оказывается на все болевые точки. Восстают природа и техника: "Леса подожгли себя сами. Это было самосожжение русских лесов. Ледяные дожди и ветры рвали провода, замораживали города, покрывали коркой аэродромы, превращали дороги в скользкие ледники. Падали самолеты, разбивались машины, сходили с рельс поезда". На смену созидающему имперскому искусству приходят уродливые, ориентированные на уровень пупка и паха и рвотные рефлексы формы гельманианы: "Есть проект превратить одну из подмосковных свалок в портретную галерею современных политиков. Депутаты из пластиковых бутылок, сенаторы из пищевых отходов, генералы из гигиенических пакетов, и в центре свалки - Чегоданов, из дохлых собак, обломков самолётов, ампутированных рук и ног. Назвать экспозицию: "Россия, вперёд!" Разрушается русская патриархальность, будто в деревенский дом проник древесный точильщик: "Когда-то в этих городках бурлила жизнь, торговали именитые, известные на всю Россию купцы, рождались Лесковы и Бунины, сияли имена подвижников и святых. Теперь печаль и забвение. Эти городки, как малые ключики, из которых тянулись бесчисленные ручейки, сливались в могучие реки русской жизни. Теперь ручейки затянулись илом, завалены мусором, вокруг ни журчанья, ни сверканья воды, а иссыхающие, с синеватой тиной болотца".

Эта болотная тина выливается на площадь столицы, становится питательной средой для оранжевых бактерий, Россия оказывается "заминирована революцией", трибуны превращаются в баррикады. Градобойное орудие, нацеленное на Кремлевскую стену, на самом деле наносит удар по вратам Ада, где таятся более страшные силы, уже неодолимые политтехнологиями.

Из пробитых адских врат выскакивает зверь Апокалипсиса в образе дракона с ядовитым оранжевым окрасом: "голова змеи, передние ноги льва, задние ноги птицы, покрыт рыбьей чешуей и звериной гривой". Он снимает с заветной книги печать за печатью, превращает митингующую толпу в молоха, требующего жертву, Градобоева - во "всадника, имя которому смерть": "когда он говорит толпе, толпа превращается в чудовище, в вавилонского зверя, которая растерзает город".

Но тайна русских империй такова, что в лихую годину всегда приходит тот, кто готов обезвредить бомбу под ядерным реактором государства, вырезать раковую опухоль, поставить ловушку на Зверя, запечатать врата Ада. Таковы были Андрей Боголюбский, Минин и Пожарский, Сталин.

Андрей Бекетов - приближенный Чегоданова в период лучших лет его президентского правления, после размолвки с ним отошедший от дел и поселившийся в городе М. Но как император призывает к себе перед великой войной опального полководца, как патриарх привозит в Россию с Афона своего духовника, так и обессилевший и окруженный врагами Чегоданов зовет к себе друга-единомышленника.

Бекетов выступает в романе традиционным русским пассионарием-страстотерпцем, сочетающим в себе Георгия Победоносца и Данко. В нем сошлись имперские энергии нескольких поколений: прадеда, воевавшего с турками, деда, погибшего под Сталинградом, отца, побывавшего на всех локальных войнах Советского Союза. По Божественному наитию, Бекетову известен русский вегетативный код, сокрытый в орхидее, оставшейся от матери, и отцовских фиалках. Жизненной задачей Бекетова стало аккумулирование имперских сил. Он стремился к созиданию там, где кругом царило разрушение: "Я делал всё, чтобы хрупкое государство не превратилось в Гуляй-поле, по которому из конца в конец носятся стрекочущие тачанки и конные армии Буденного". Он, как литейных дел мастер, отливал колокол империи и благоговейно ждал его первого серебряного, целебного удара. Он, как связист с оторванными руками, зубами замыкал провода и пропускал через себя токи империи.

Теперь перед ним, хорошо знавшим "алхимию революции", стояла двойная задача: разбить Градобоева и укрепить Чегоданова. Для выполнения первой он вливается в штаб революционера и с его согласия путём тонкой психологической игры привлекает на митинг все протестные элементы: коммунистов, националистов, правозащитников, гламурную элиту. Теперь митингующие в своей идеологической и лозунговой разнородности действительно напоминали ужасного зверя-дракона.

Выполняя вторую задачу, Бекетов отправляется агитатором- проповедником по русским имперским городам, где в лихие 90-е выстояли великие производства. Здесь Бекетов видит воплощение истинного русского народа: народа-труженика и мученика, народа-космонавта и летчика, а не банкира и адвокатишки. На укрепление кремлевской стены, на оборону Москвы от оранжевых интервентов из русских заводов Чегоданову посылается имперская сила: уральский танк, сибирский самолёт, волжская подводная лодка. И в этом современном русском оружии жива мощь меча Александра Невского и копья Пересвета, прочность кольчуги Дмитрия Донского.

Так куётся чудо русской победы, так является чудо русского пасхального преображения. Так оборонялись в Азове, Брестской крепости и доме Павлова. Так, в Псковской башне есть пушки, стреляющие не только наружу, но и внутрь, заставая врасплох прорвавшегося врага. Так, на русской земле революцию разрухи подавляет "революция развития".

Зловонной болотной толпе с её энтропией противостоит эктропийная соборность, когда в едином хоре белый казак и красный коммунист поют народные и советские песни. Когда в Москве со своими чаяниями и верой в милость Божию выстраивается многотысячная очередь к поясу Богородицы, привезенному с Афона. И в этой веренице каждая отдельная душа "существовала как часть этой общей загадочной жизни". И в этом единстве нет ни белых, ни красных, а есть русские люди.

По плану Бекетова, накануне ключевого митинга, который должен был завершиться захватом Кремля, произошла ссора между оппозиционными лидерами. Оранжевый зверь попался в ловушку - его разнородное тело разорвало. В итоге Градобоев вышел на площадь обескровленным и поредевшую толпу смутьянов одолел ОМОН. Выборы завершились оглушительным провалом Градобоева и триумфальной победой Чегоданова.

Единое шествие после выборов - одновременно крестный ход и парад - знаменовало зарождение новой империи, где президент возвращал людям имперское дело и имперскую веру: "Мы вышли в священный поход, и вместе с нами идут наши предки и наши, еще не родившиеся младенцы. Нам предстоят годы терпеливых трудов и часы неувядаемой славы. Враг России будет разгромлен, и его опозоренные знамена упадут на брусчатку. Братья, мы победим! С нами Бог!".

И с этой верой, как вешний луч после морозной зимы, на русской земле просияло время золотое. Время, в котором нет вавилонской башни, а есть фонтан "Дружба народов", в котором Серафим Саровский гладит смиренного медведя, а в тихой деревенской церкви венчается молодая семья. И в этом золотом времени по улице, ведущей к храму, в благословенном городе М. идет таинственный отрок, чем-то похожий на Варфоломея. Над его пшеничными волосами сияет золотой свет, а в лике угадывается тот, кто скоро будут венчан на русское царство.