Газета Завтра 382 (13 2001)

Алексей Костюк НЕПРАВЫЙ СУД (В угоду Америке русский патриот брошен в тюрьму)

Завершился процесс по делу о попытке обстрела посольства США в 1999г. Двое парней взяли на себя право публично и в чрезвычайно жесткой и внятной форме заявить американским международным террористам о том, что существует и иная форма предупреждения о недопустимости развязывания бомбардировок Югославии. Двое, нашедших в себе мужество и ясность сознания, что так продолжаться не может. Не крадучись, но открыто, чтобы каждому было ясно, что там, где могут двое, сотни и тысячи смогут сделать в сотню тысяч раз эффективнее. Такая демонстрация привела их самих в разряд нарушителей закона, сделав заложниками вялой политики Ельцина в отношении братьев-сербов.

Над одним из них и состоялся суд. Неправый суд не потому только, что судят в отрыве от понимания обстоятельств, вызвавших этот поступок, но и потому, что самый суд превращен в фарс и шельмование в угоду мадам Олбрайт и обещанным ею миллионам за голову "террориста". Именно в эти дни в Македонии прорастают споры албанского терроризма. И если мы сами, в силу обстоятельств, не всегда можем отстоять свою честь, беспомощно склонив повинную голову перед братским народом Югославии, за нас это, хотя и отчасти, сделали эти двое. И мы понимаем это и помним об этом. Бог уберег всех, не пострадал ни один человек, и это — знак свыше.

Московский городской суд, 6 марта 2001 г. Председатель суда Комарова, объявив о начале слушания дела по факту событий у американского посольства в марте 1999 года, зачитала подготовленное прокуратурой обвинительное заключение: "Александр Сусликов обвиняется в том, что... в составе группы лиц в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, воздействия на решения органов власти и осложнения международных отношений США и России..." и т.д. — остальное общеизвестно. 28 марта 1999 года двое неизвестных в камуфляже и в масках подъехали к зданию посольства США на автомашине "опель-фронтера", выйдя из которой один из них продемонстрировал прицеливание из гранатомета в сторону здания посольства. После кратковременной перестрелки, начатой сотрудниками МВД, нападавшие скрылись, сделав несколько предупредительных выстрелов в воздух. Обвинение формулировалось сразу по пяти статьям УК: 205-я — терроризм, 360-я — нападение на учреждение, пользующееся международной защитой, 127-я — незаконное лишение свободы, 222-я — незаконное приобретение и хранение оружия и 166-я неправомерное завладение автомобилем. Набор довольно грозный — до 15 лет лишения свободы. Обвинительное заключение заняло целый том, а его чтение — около двух часов. Течение процесса обещало стать долгим, затяжным, растянутым на месяц и более.Однако, вопреки ожиданиям, завершился за семь дней (учитывая дни состоявшихся заседаний), а свое решения суд огласил 22 марта. Во всем этом деле загадок и сюрпризов и без того хватало, начиная с момента самого события, ареста подозреваемого, имя, которого в течение года до самого последнего момента — начала суда, держалось в тайне. Так же в тайне осталось и обстоятельство, которое вывело сыщиков на след Сусликова. В суде это прозвучало как "в результате оперативно-розыскных мероприятий..." И вот новый сюрприз — скорый суд по пяти серьезнейшим статьям в семь дней! Само начало процесса также оказалось настолько невидимым для общественности, что в первые дни не было ни СМИ, ни народного наплыва. Зал слушаний, надо полагать по этим же соображениям, был выбран настолько мал, что в нем разместились не более 10 -12 человек. Все указывает на то, что действие предполагалось провести келейно и в кратчайший срок. В конечном счете цель была достигнута — журналисты запутались сами и без того в путаном деле: "На проезжей части, прямо за спинами протестующих, остановился белый джип. Из машины вышли двое в камуфляже и касках, — пишет корр. "МК" Юлия Азман, — и навели гранатометы на посольство. Повозившись немного, но так и не разу не выстрелив из них, неизвестные открыли беспорядочную стрельбу из автомата. Потом побросали гранатометы, запрыгнули в машину и скрылись". Для Азман, впрочем, как и для читателей газеты "МК", неважно, что вышел один человек, а для того, чтобы открыть стрельбу из автомата, нужно сначала бросить гранатомет; что стрелять вдвоем из одного автомата по меньшей мере проблематично, и вышли и запрыгнули в машину не двое, а один и т.д. Но для подсудимого каждая такая ошибка грозит многими годами лишения свободы. Ибо точно известно, что Сусликов из машины не выходил, гранатомет не прицеливал, и вообще никто не знает об участниках ничего конкретного. Кроме того, при таком раскладе можно посадить рядом с преступником самого пострадавшего: что делал полковник милиции, сидевший за рулем джипа в тот момент, когда двое прицеливались в здание посольства? Держал машину под парами и корректировал огонь? Что не делает чести врущей напропалую газете, уж вовсе не дозволено суду.

С момента чтения обвинительного заключения процесс приобрел ярко выраженный обвинительный характер, хотя каждому известно, что по Конституции России "судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон". В суде спорят две противостоящие, но равноправные стороны — обвинение и защита. Суд не обвиняет и не защищает, он нейтрален, его единственная задача — разрешить спор. Выслушав обе стороны, суд должен принять решение в соответствии с объемом и качеством доказательств, представленных обеими сторонами. Оказалось, на практике это выглядит совсем иначе. Сам факт, что судья более часа зачитывала обвинение (при полном молчании прокурора), переводит судью по другую сторону от обвиняемого. Затем судья, в рамках проводимого судебного следствия, приступает к пристрастному допросу подсудимого, после чего его допрашивают обвинитель (здесь прокуратуру представляет г.Карпинская) и потерпевший..

С первой же минуты Сусликов, давая пояснения по факту его участия, утверждает, что целью их акции было здание посольства США. Мотивы — протест против бомбардировок Югославии силами НАТО, где ведущую роль играет позиция Америки: "Мы должны были показать американцам, — утверждает подсудимый, — наше отношение к этому вопросу". Тем временем судья умело и тонко поставленными вопросами подводит Сусликова к формулировке, которая определяет его действия как попытку оказать влияние на "слишком вялое реагирование президента Ельцина и его окружения на события в Югославии". Сусликов говорит, говорит много и взволнованно: о готовившейся отправке добровольцев в Югославию, о том, что Примаков развернул самолет и прервал начавшийся было визит в США, о демонстрациях протеста в России, о многовековой традиции взаимопомощи России и Югославии, о варварских бомбежках американских ВВС... Судья перебивает: "Вы были не согласны с политикой правительства Российской Федерации в отношении международного конфликта?" "Ну да, можно и так сказать", — отвечает на ходу, не вникая в суть вопроса, на мгновение сбитый с толку Сусликов. И снова рассказывает с возмущением о событиях, предшествовавших предпринятой ими акции. Но это уже не интересует судью, она выловила из огромного моря сказанного свой крючок с добычей. Теперь это не просто акция против американского здания (ст. 360 УК — "...нападение на служебные помещения, пользующиеся международной защитой", которое наказывается лишением свободы на срок от трех до восьми лет) и вовсе не против Америки и НАТО. Теперь это — "оказание воздействия на принятие решений органами власти" , как гласит ст. 205 УК — терроризм. А это — от восьми до пятнадцати. Вежливая и предупредительная судья старается помочь сформулировать сбивчивый рассказ подсудимого, сама обобщает и шлифует окончательную фразу — она творит, потом предлагает это творение обвиняемому принять как его собственное: "Я правильно вас поняла?" Обвиняемый кивает, судья дает знак секретарю, и та пулеметной очередью вбивает в протокол нужный текст.

Словно проснувшись от спячки, в которой пребывала, прокурор уточняет: "Вы своими действиями желали осложнить международные отношения с целью разжигания войны между Россией и США?". Блестяще сыграно в пас "прокурор — судья против обвиняемого": именно "разжигание войны" и "осложнение международных отношений", оба определения — из ст.360. Для прокурора важно другое: воспроизвести особенности, оговоренные в комментарии: "Виновный должен осознавать характер совершаемых действий и их направленность против учреждений, которые пользуются международной защитой". "Обязательной целью при этом является", например, "осложнение международных отношений". При отсутствии такой цели действия подсудимого можно квалифицировать как "преступление, носящее общеуголовный характер", например, как повреждение или уничтожение чужого имущества и, следовательно, обещающее менее суровое наказание. "Война? Нет, какая война, — ошарашенно реагирует Сусликов, — Россия может воздействовать по дипломатическим каналам на позицию НАТО, оказать помощь Югославии, поставив защитные зенитные комплексы против бомбардировщиков..." Это был один из немногих ответов, который не удовлетворил прокурора. Быть может, потому, что обвиняемый инстинктивно априори чувствовал угрозу от прокурора. Другое дело судья. Поэтому в остальном судебный процесс целиком строился на признательных показаниях обвиняемого, что не является достаточным основанием для его обвинения. Мало ли кто или что заставляет человека оговаривать себя! Методы принуждения, используемые во время проведения предварительного следствия, разнообразны и общеизвестны. Возможно, это был не единственный "фингал", о котором пишет та же "МК": "...он не поладил с эфэсбэшниками и перед телекамерами красовался со здоровенным фингалом под глазом". Свидетелей участия именно Сусликова в мероприятии по демонстрации протеста у стен американского посольства нет. "Нападающие были в масках", — утверждает главный свидетель (и он же — потерпевший), начальник отдела координации милиции и общественной безопасности ГУВД полковник Н. Лебедев, который находился за рулем автомобиля. Кстати, об опознании. Теперь это выглядит так. Судья, указывая на подсудимого, спрашивает Лебедева: "Как вы опознаете Сусликова? Он был в маске или нет?" Лебедев: "Я видел в маске". Судья: "Лицо вы смогли определить?" Лебедев: "Если одеть в камуфляж, похож". Судья: "А голос?" Лебедев: "Голос похож... Но разглядеть лицо я был не в состоянии". Впрочем, трудно не опознать человека, если он признан обвиняемым, сидит в клетке на скамье подсудимых и при этом — совершенно один! Что называется — без вариантов. Надо полагать, абсолютный слух и уникальная память достались Лебедеву и впрямь от Бога — два года спустя опознать по одной-двум фразам, сказанным на суде... Впрочем, Лебедев тут ни при чем, ему можно только посочувствовать — сначала попал в переделку, а теперь — в этот фарс, называемый судебным следствием. У Лебедева действительно не было ни одной встречи с Сусликовым до суда, что он и подтвердил. Отвечая на уточняющий вопрос адвоката А.М.Шаламова: "Проводилось ли опознание?" — свидетель ответил: "Нет. Я бы не смог опознать". Однако в зале суда он, Лебедев, будто "опознал" Сусликова по тому, "как тот описывает события". Блестяще! Если учесть при этом, что Сусликов знаком с показаниями Лебедева, а он в свою очередь с показаниями Сусликова (оба не раз обмолвились об этом на процессе), то они просто не могли друг друга не узнать. Можно даже сказать — друзья по взаимному чтению показаний со стажем около года. Любопытно и одно из первых показаний Сусликова, где он неузнаваемым почерком пишет, что во время "ч" находился "в месте известном следствию". Очевидны попытки навести надзирающего прокурора на мысль о том, что он пишет под диктовку.

Таким же способом опознавался "пистолет Сусликова", который следствие суду не предъявило за отсутствием такового. Сусликов словесно описывал его, а Лебедев соглашался. Вообщем, согласие и здесь есть. Что еще есть? Есть два непригодных к использованию (по заключению экспертов) гранатомета, оставленных нападавшими на дороге. Другого оружия не обнаружено. Только стреляные гильзы. Какая связь между оружием, которое использовали нападавшие, и Сусликовым? Никакой. Нет оружия, нет отпечатков — нет связи. Одни слова. Ведомый опытным судьей от одного юридического капкана к другому, Сусликов сообщает такую массу подробностей и деталей, якобы имевших место при подготовке акции и начальной стадии ее осуществления, что просто диву даешься — для чего? Ведь этого никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть.

"Остановили одну из машин, — рассказывает Сусликов, — Михаил (второй участник акции. — ред. ) говорит водителю: "Подбрось нас, мы из специального подразделения "СКИФ", преследуем вооруженного террориста". "Я сам полковник милиции, — отвечает Лебедев, — что-то о таком подразделении не слышал". Тем не менее, двое в камуфляже и масках, вооруженные автоматами и гранатометами, садятся и полковник везет их в погоню за террористом. "Вы понимаете, — спрашивает судья, — что вместе с вами, насильно захваченный под угрозой оружия, оказался человек, которого вы подвергли смертельной опасности?". "Не было захвата, — возражает обвиняемый". "Поскольку потерпевший был в салоне своего автомобиля, вы считаете, что захвата не было, так? Ну, говорите, у вас же высшее образование, — взрывается судья, — вы же способны грамотно изъясняться!". При чем тут "высшее" — его у Сусликова нет, — судья, мягко говоря, сознательно допускает ошибку, зачем? А зачем мы называем майором младшего лейтенанта, когда тот требует предъявить водительские права. "Мы не собирались причинять ему никакого вреда, — говорит Сусликов, — водитель вез нас добровольно, он ведь сам согласился". "Хорошо, — говорит судья, — поставим вопрос иначе. Как вы думаете, было ли основание у Лебедева опасаться за свою жизнь, когда в машину сели двое вооруженных автоматами людей? Особенно когда вы достали пистолет? Вы ведь достали пистолет". "Да, наверное, было, — отвечает Сусликов, — об этом я, помнится, читал в его показаниях". Конечно, если рядом с тобой сидят двое с автоматами и гранатометами, и один из них достает пистолет, то полковнику в пору сильно испугаться. Такова логика судьи.

Вообще эта характерная фраза "как я потом узнал, читая в показаниях" часто звучит в ходе процесса как из уст обвиняемого, так и из уст свидетеля Лебедева. Полковника, как следует из показаний, высадили на соседней улице, указав, где в соседнем дворе оставят машину, поблагодарили за все и попросили не стрелять вслед. Правда, не заплатили за аренду, но кто мог предполагать, что за рулем будет полковник МВД. Никто не "обещал его изрешетить, в случае чего", заявил Сусликов, и что в его "лексиконе такие слова не используются". Лебедев такие угрозы не подтвердил. Конечно, не все так безоблачно, но сажая вооруженных людей спецподразделения, которые "гонятся за террористом", полковник мог предполагать, что ситуация может развернуться и в жестком направлении, но он — военный. Когда возникла ситуация и полковник понял, куда влип, угрозы не понадобились, они молча поняли друг друга. Вполне мужская ситуация и особенные тонкости излишни. Теперь общей опасностью для них явилась милиция, которая открыла огонь не по скатам автомобиля, а на поражение, расстреливая "джип" в упор. Но... — ни одной царапины.

Лебедев дисциплинированно задавал вопросы как потерпевший подсудимому по заранее написанной бумаге: "За что вы, — зачитывает он, обращаясь к Сусликову, — так ненавидите свой народ, когда принимаете решение устроить кровавую баню, в которой должно было погибнуть много невинных людей?". Это звучат мотивы ст. 205 — "действия, создающие опасность гибели людей". Вообще очень много предполагаемого: что было бы, если бы... Да не было выстрела из гранатомета! Демонстрация прицеливания была — это объективно. Выстрела — не было. Почему? Эксперты установили неисправность ударного механизма. Можно ли это было проверить заранее? Каким образом? Упаковка не вскрывается. С таким же успехом можно предполагать, что некто продал (или подарил) две "Мухи", уверяя, что это китайский новогодний фейерверк — шуму много, искр много, а вреда никакого. Фантазия? Не более, чем "устрашение населения" и "кровавая баня". Это "население" — здесь, тоже пытается достучаться до международных разбойников, правда, другими способами. Население ни на минуту не сомневалось, что ему-то как раз никто не угрожал, в противном случае такая "демонстрация" теряет смысл. Сусликов пояснил, что прицел Михаилом производился в торцовую часть здания. Что никто из пикетчиков, находящихся в стороне, не мог пострадать. Что работники посольства, как ему было известно, во время волнений отводятся в безопасную внутреннюю часть здания. Что стрельба из оружия велась в основном предупредительная — в воздух, для ограничения начавшейся активной атаки милиции, которая начала прямой обстрел "джипа". Получается: судья, прокурор, а теперь и свидетель Лебедев натягивают статью 205 — по одной партитуре. Адвокат попытался было что-то возразить по поводу партитуры — "письменных показаний" Лебедева, как последовал жесткий окрик судьи: "Вы что, делаете замечание суду?! Это я делаю замечание вам".

Довольно много внимания судьей было уделено информационному сообщению, распространенному мифическим спецподразделением "Скиф". А.Сусликов утверждает, что он не имел отношения к написанию и отправке этого текста в средства массовой информации, однако настойчиво убеждает суд в том, что это сообщение имело целью предупредить общественность о том, что ни ФСБ, ни МВД, ни другие государственные силовые структуры не имеют отношения к данной акции. Это дорогого стоит. Надо же было добиться таких показаний! До сих пор оставалось неясным: была ли эта акция частью задуманного сценария спецслужб по борьбе с оппозицией, или явилась катализатором, который и подвинул профи от политтехнологий к его реализации. Невероятно, но факты — упрямая вещь: первое — все проведено в считанные 12 -15 секунд, после чего нападавшие скрылись, второе — за рулем сидел полковник управления, призванного обеспечивать охрану именно этих объектов, а служебный "джип" "опель-фронтера" угнали вместе с ним! Третье — ни один человек, ни из числа нападавших, ни из числа охранявших важный объект, не был ранен, хотя стреляли почти в упор, четвертое — "случайная" съемка телекамеры... Теперь вот обвиняемый все разъяснил — ФСБ здесь ни при чем, и МВД — ни при чем. Хорошо, тогда нужно поверить на слово и тому, что не было цели "создавать опасность гибели людей", "нарушить общественную безопасность" и "силой воздействовать на принятие решений правительством" . В конце концов Сусликов откровенно признает, что режим Ельцина и его окружения никогда не вызывали у него симпатий. Особенно после событий 93-го года. Если бы он действовал по предлагаемой схеме, он должен был по каждому случаю обстреливать государственные правительственные здания, Кремль, а не посольство США, — по примеру самого президента Ельцина, расстрелявшего Парламент России, желая "силой воздействовать..." и т.д. — чистая 205-я, не так ли?

Совершенно очевидно, и это утверждает Александр Сусликов, что действия были направлены в адрес США и их варварской политики в Югославии. Около посольства, по заключениям экспертов, в эту минуту возмущение яростно выражали около 600 демонстрантов. Понятно — прицеливание в здание тоже демонстрация возмущения, хотя и в более жесткой форме. Но направлено не против людей, не против охраны или милиции, а против убийства мирного населения, совершаемого НАТО в братской Сербии.

Но суд, как видно, это не устраивает. Нужно строить доказательства того, чего не может знать никто, кроме самого обвиняемого. Простого признания участия в демонстрации мало, необходимо, чтобы он сам оговорил себя до крайней степени тяжести обвинения. Зачем? Нет ни свидетелей, ни вещественных доказательств, изобличающих Сусликова как преступника, кроме копанного оружия, хранившегося у него дома, на котором судья споткнулась. И не зря. Прочитав "винтовка образца 1891 года" и посчитав это опечаткой, судья в дальнейшем читала: "винтовка образца 1991г.". Адвокат даже не стал ее поправлять.

Наконец прокурор в своем заключительном слове, отказавшись от предъявления обвинения по двум статьям — 127 и 119, затребовала наказания по ст.205, 360, 222. 166... по совокупности 9,5 лет лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима. Адвокат Сусликова А.Шаламов в своей речи аргументированно доказал невозможность применения к своему подзащитному 205 (террористической) статьи. Однако судья, оставив без внимания очевидное всякому отсутствие доказательств причастности А.Сусликова к событиям у посольства, ничтоже сумняшеся окрестила его в судебном решении "международным террористом" и огласила приговор — 6 лет и 6 месяцев в колонии строгого режима. Однако вопросов по делу не стало меньше, но напротив — больше.

Является ли на самом деле А.Сусликов участником демонстрации попытки применения силы у посольства США? Если согласиться с его признанием, то непонятны мотивы поступка — показания против самого себя. Под давлением каких обстоятельств он это сделал? Для чего судья, прокурор и курирующие их структуры ожесточенно выходили на ст. 205 и 360, наращивая тяжесть преступления и сроки наказания. Если быть принципиальным защитником закона, можно было ограничиться 222 и 167 (ч.2)? Зачем поднимать планку до 15, чтобы опустить ее до пяти (плюс год, проведенный в СИЗО)? Почему все связанное с именем Сусликова в период расследования было покрыто мраком. Это лишь часть вопросов, и далеко не праздных. Если есть рычаги давления на человека столь сильного свойства (не каждый решится "добровольно" назначить себе срок до 15 лет), то где источник и граница их применения? Как сложится судьба этого человека в дальнейшем? Сможет ли он освободиться от своих "опекунов" окончательно? Есть в этом и еще немаловажное обстоятельство. Недостаточно, сделав собственный выбор, совершить поступок, понимая меру ответственности, но важно не опуститься на колени и остаться на высоте ясного сознания и понимания принесенной жертвы, рассчитать свои силы на длинную дистанцию, оказавшись в условиях несвободы.

Процесс над А.Сусликовым является яркой иллюстрацией несовершенства судебной системы. Где гарантия, что завтра вам не предъявят обвинение в покушении на убийство, если вы, скажем, прихлопните комара на лбу депутата или, тем паче, в терроризме — за лоб работника посольства? Наши судебные процессы, как правило, носят обвинительный характер, и добиться оправдания по суду крайне сложно. По статистике менее одного процента дел, рассматриваемых в судах, оканчиваются оправдательными приговорами. А в рассматриваемом нами случае это оказалось практически невозможным, хотя никаких доказательств причастности А.Сусликова к акции у посольства США следствие суду не представило, что следует из дутых доказательств обвинительного заключения. Главным доказательством вины обвиняемого явилось его собственное признание. Никем до сих пор не подтвержденное (полковник Лебедев — не в счет, как лицо заинтересованное). Должен ли суд принимать их во внимание? Несомненно. Но являются ли они достаточным и неоспоримым основанием для того, чтобы признать обвиняемого виновным и подвергнуть его столь строгому наказанию, какое предусматривается вменяемыми ему статьями УК? Введение нового УПК усиленно задерживается силовыми структурами и судебными чиновниками. Не потому ли, что и тем и другим нужно будет в корне переучиваться и заново постигать азы профессии. Тогда прокурор станет думать над логикой своих доказательств, судья больше слушать, нежели подменять собой обвинительную сторону, адвокат, наконец, получит право голоса, равного с обвинением, а Конституция вступит в силу.

Алексей КОСТЮК

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 20 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

21

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]