Газета Завтра 434 (12 2002)

СТРАХ И ОТВРАЩЕНИЕ В МОЛДОВЕ

Денис Тукмаков

18 марта 2002 4 0

12(435)

Date: 19-03-2002

СТРАХ И ОТВРАЩЕНИЕ В МОЛДОВЕ

Мы были уже на подъезде к Кишиневу, когда страх начал действовать. Отмахав восемьдесят верст от границы ПМР, мы резво мчались к столице Молдовы по "верхней" дороге, чтобы потом, в целях конспирации, выехать "нижним" шоссе. Наша "девяточка" с местными номерами вела себя после молдавского погранконтроля, словно выпущенный на волю зверь, "делая" туземное старье — "опели" да "фольксы". Водитель, мой единственный попутчик, не переставал балабонить на суржике про каждое оставленное позади село, про тамошних родственников, женщин и вино. Солнце жарило, все казалось просто замечательным для москвича при плюс пятнадцати в начале марта, но мне было явно не по себе.

Напряжение нарастало, и я понимал отчего. Фактор первый — митинг. Это антирусское сборище недовооруженных подростков под румынскими флагами в самом центре чужой столицы было моим редакционным заданием. "Походи-погляди, в разговоры не встревай, на провокации не поддавайся!" — сказали мне, посадили на поезд и помахали платочком. Ну да, не встревай. А если они меня спросят про погоду или как зовут?! Я, честно сказать, не самый большой любитель шастать, прикидываясь немым румыном, среди разгоряченных масс вероятного противника, который, будь он в другом месте и в другое время, с радостью послал бы мне пулю промеж глаз.

Ну а фактор второй назывался "гагаузским синдромом". Мы так беспечно, на "девятке", катили по территории враждебного государства, а в это время его спецслужбы устраивали маленький переворот в неподчинившейся автономии. Газета уже писала об этом, но события в Гагаузии вовсе не желали прекращаться. Господин Воронин захотел "продолжения банкета" и назначил на пост министра МВД полковника Папука, командира подразделения "Фулджер", молдавского эскадрона смерти. Полковник Папук — звучит несколько бредово, но каратель этот явно пришел не семечки трескать. Через несколько дней по этой же самой дороге такая же тачка с молдавскими номерами увезет в кишиневские застенки арестованного Ивана Бордюжу, главу правового управления Национального собрания Гагаузии. Приедут люди в черном, средь бела дня сцапают Бордюжу в его собственном кабинете, изобьют до полусмерти и увезут в известном направлении. Такая вот автономия, такие вот молдавские коммунисты, и одновременно горячий привет Приднестровью: скоро и до вас очередь дойдет.

Одним словом, обстановка была тяжелая, и не следовало мне туда соваться. "Хвоста" вроде не было, но о моем прибытии головорезы полковника Папука явно знали. Будьте уверены, они всех отслеживают, даром что Воронину на них денег не жалко.

Водитель нашей "Лады", лихо подрезая очередную "ауди", живописал ужасы молдавской зимы без света и тепла, когда мы въехали в Кишинев. Довольно долго пробирались какой-то двухколейкой мимо двухэтажных же жилищ, пока, наконец, не оказались в кварталах, более-менее тянувших на звание "столицы Молдовы". Что сказать? Я оглядывался по сторонам (то и дело зыркая в зеркала заднего вида) и удостоверялся, что в советское время здесь очень многое не успели построить и очень многое — снести. Говорят, миллион молдаван вкалывает за пределами родины, в основном строя в России дома и дачи. Говорят, те "бабки", что они отправляют домой, на пятьдесят миллионов баксов превышают прямые инвестиции в Молдову и покрывают половину дефицита ее торгового баланса... Так вот, лучше бы они для начала собственную столицу отстроили.

Я стал думать о митинге. Начитавшись российской прессы, насмотревшись НТВ, я был уверен: ситуация тут явно и давно вышла из-под контроля. Их десятки тысяч. Людское море, бушующее, ненавидящее. Стоит себе такая несанкционированная толпа посреди города, расхристанно орет, поет, гудит что есть мочи небрежными ломающимися голосами, зажигает под бравурные румынские марши, размахивает румынскими знаменами (а кто не имеет румынского — вырезает дырку с орлом в центре флага молдавского, и вперед на баррикады), по-хозяйски оккупировала подступы к парламенту. Все юные, в модном прикиде, целуются-братаются, и у каждого в честь весны — ленточки "мэрцишоров" на лацканах. Поют боевые песни, слышат в их текстах поддержку "Великой Румынии". Подбадривают сочувствующих прохожих, презирают забившихся по углам парламента депутатов. Орут "Коммунизма больше нет!", "Хотим свою историю назад!" и "Долой предателей!" Чувствуют: их время пришло, и весенний ветер, треплющий триколоры, — тому свидетельство.

И среди них — самый главный, юркий человечек со смешной фамилией Рошка: скорый на язык, экспромтом выдает он соленые лозунги на грани фола, мусолит купюры в кармане молодежной куртки, посмеивается в бороду над несмышлеными детьми. Тысяча охраняющих митинг полицейских тут явно не при делах — их сметут сразу, причем половина из них немедленно присоединится к митингующим. Толпа задирает ментов, мешает проехать троллейбусу с русскими стариками, вот-вот превысит критический уровень, вскипит, выплеснется за пределы площади, зальет все улицы, проспекты, затопит подъезды и чердаки, поглотит парламент, правительство, снесет селевым потоком Воронина и всех тамошних коммунистов, заполнит всю Молдову и хлынет на Приднестровье. Править бал будет полковник Папук.

Тут мне надоело себя накручивать, и я стал снова глазеть по сторонам, пока мой Харон лихо лавировал среди базарного кишиневского движения. Жуткие халупы, а над ними — латинские вывески. Ветхие советские постройки — и румынская реклама. Сплошные "автодетали" и "техцентры", латиницей через трафарет выведенные на ржавых стенах покосившихся гаражей. Давно уже не советский южный городок — с вечнозеленой хвоей, белеными магазинчиками и автоматами газировки на углах, — каким остается Тирасполь...

Дьявол, и чего этим митингующим еще надо? Коммунисты ведь пошли на попятную, ввели мораторий на свой, скажем прямо, не очень удачный указ об обязательном изучении русского языка в национальных школах и на замену предмета "История румын" на "Историю Молдовы". Но Рошка и не думает прекращать митинги, в день тратит на них по тридцать тысяч долларов из многомиллионного фонда. Да он просто "кинул" Воронина! Тому нужно было придумать оппозицию, чтобы объяснить свои неудачи: вот, мол, руки-ноги мои митингующими связаны! Так раньше Лучинский поступал, только тому мешали коммунисты. Достал Воронин из небытия этих христиан-демократов с 5% рейтинга. Стал заигрывать с ними, вместо того, чтобы задушить еще год назад. А Рошка возьми, да всерьез пойди. И теперь Воронин не контролирует мало что Приднестровье и Гагаузию, но и собственную столицу. По-глупому обвиняет в финансировании митингов руководство ПМР. Не в силах арестовать заговорщиков за несанкционированные демонстрации, за вовлечение малолеток. Наоборот, чтобы потрафить манифестантам, даже отменил через конституционный суд собственное решение о местных выборах, назначенных на 7 апреля. А Рошка за это перешел к требованиям отставки скопом президента, правительства и парламента...

Кишинев обкладывал нас "автосервисами", брал в тиски иномарками, душил непонятно галдящими пешеходами. Все был в нем не так. Будто кто-то на "Молдова-фильме" в советские времена задумал снять фильм про Румынию, а денег на командировку не было. И тогда решили снимать прямо в Кишиневе, на "хрущобы" навешали иностранную рекламу, улицы забили скрипящими "немцами", актерам велели говорить не по-нашему. Но только денег не хватило даже на декорации, поэтому среди вывесок то и дело попадалась кириллица, среди машин — "Жигули", а среди молдавского сленга — русские слова.

Двигаясь по проспекту Штефана чел Маре, мы уже почти втиснулись в горловину площади Великого национального собрания, а митингующих все еще не было видно. Ух ты, ну вот они и появились! Не так уж и много. Тысяча, две? Перегородили часть движения, но не больше. Растянулись между проспектом и зданием парламента. Полицию сразу и не приметишь. Флаги, маршевые песни, микрофонные выкрики и ответное скандирование...

Мне вдруг очень сильно захотелось разглядеть их поближе. Пощупать, из какого теста они сделаны. Увидеть красивое молодое лицо врага во множественном числе. Я попросил водителя припарковаться в переулке и дал нам обоим полчаса времени на мою "прогулку".

По мере того, как я приближался к митингующим, я все яснее понимал: вот она, толпа ненавидящих меня, мой язык и мою страну. Казалось, каждый из них смотрит в мою сторону. Казалось, юркий бородач за микрофоном только что сказал что-то явно про меня. Толпа волнуется, не стоит на месте; вот в нее под приветственые кличи вливается новая колонна, и демонстранты радостно братаются друг с другом. Кто их отец — стрелял ли он в 92-м с той стороны Днестра? Кто их мать — не из тех ли, кто давно перебрался сюда, ассимилировался, голосовал в 90-м за Народный Фронт, больше не чувствует себя русской? Вот они только что отпели про "романов" — румын — и теперь кричат вслед за Рошкой "Жос комунисти!" — "Долой коммунистов!"

Вот они все ближе — парни, девчонки — такие непохожие на меня люди. Я уже могу разглядеть их. Их лица — как будто бы решительные, гордые, бесстрашные? Ну да, я почти вижу их: они южные, чужестранные, резко-чернявые под прямыми вороньими локонами. Впрочем, нет: лица их вполне обычные, заурядные, рядовые, как лица прохожих. Ничего примечательного, лица как лица. Странно, но в их чертах видны лишь усталость и некоторая рассеяность. Какие-то они сонные, честное слово! Да они же маятся здесь! Как дети в магазинах взрослой одежды — их изможденный вид говорит лишь о скуке и необходимости пребывания в этом злосчастном месте.

Друзья, митинг был скучным! Все вокруг имело отпечаток тоски и тягомотины. "Романские знаменосцы" сонно облокачивались на молдавские флаги — им лень даже было вырезать не признаваемый ими герб. Вяло болтались за спинами этих "демонстрантов" сумки и рюкзаки с учебниками. Троллейбусы огибали митинг вальяжно и неспешно. Десяток полицейских, охранявших и без того не нарушаемый порядок, переминались с ноги на ногу в ожидании смены. Русские старики вольготно проходили сквозь редколесье "протестантов", усмехались и шли дальше своей дорогой. Мальчики обсуждали свои новости, базарили о компьютерах, футболе, девчонках. Девочки приплясывали в такт маршам, как на дискотеке. И даже выкрикивающий однообразные лозунги Рошка был больше похож на Маслякова из КВНа, в перерыве перед "домашним заданием" заунывно зачитывающего названия спонсоров, которые, словно сор, тут же выпадали из головы. У этих студентов, "бросивших вызов тирании", не было с собой даже пива — как еще нагляднее доказать изначальное занудство и купленность такого мероприятия?

В них не было силы, их не за что было уважать. Это был сброд, который можно было выгнать с площади безоружным взводом из стройбата. Я ходил между них, вглядывался в заморенные лица, расталкивал плечами, словно на базаре. Подошел к группе пацанов, спросил по-русски, в честь чего митинг. Отвлекаясь от сонной беседы, они ответили также по-русски: "Тусуемся тут", — и отвернулись. Я остановил русскую женщину, которая просто проходила митинг насквозь, чтобы срезать путь. "Что здесь происходит, не скажете?" — "Да Рошка гуляет!" Полковник Папук может расслабиться: здесь ему опираться не на кого.

На моих глазах эти инфантилы по команде развернулись и потопали к телецентру, чтобы "поддержать бастующих журналистов". Они шли осунувшись, таща свои ранцы, словно на скучной экскурсии. Двигались аккурат вдоль тротуарчика: не дай Бог перекрыть проспект! Пара ментов на всякий случай остановила движение, чем привела "революционеров" в полное уныние: многие из них хотели добираться до телецентра на троллейбусах.

Страх сменился отвращением. К скучному "старческому" митингу по два бакса в день на человека. К Рошке, за спинами детей ждущего лишь одного, — крови. К молдавским коммунистам, которые своей неуклюжей имитацией прорусскости допустили эту "мыльную оперу" в центре столицы и теперь не в силах были ей воспрепятствовать. К российской власти, восхищающейся "стойкостью русофила Воронина" и с маниакальным упорством сдающей ради него одного Приднестровье.

Отвратительно было понимать, что Рошка — твой враг, но при этом во всей Молдове не отыщешь политической силы, которая была бы твоим другом. И совсем уж горько было осознавать, что и тогда, в 90-м, здесь и повсюду в Советском Союзе у партии и спецслужб не нашлось мужества и решимости разогнать с площадей такую же националистическую муть с триколорами.

...Мы вырулили на площадь, едва не задавив зазевавшегося "демонстранта", выбрались из города, наплевав на "конспирацию", и двинули домой, в Тирасполь. По дороге купили у своих, приднестровских торговок баклажку красного вина. Съехали к Днестру и на теплом закате выпили по-приднестровски — из общего стакана до дна — за Победу, за Родину и за завтрашний день. И стало нам дома хорошо и спокойно.

Денис Тукмаков