Газета Завтра 434 (12 2002)

ЗА ЗДРАВИЕ И ЗА УПОКОЙ

Александр Брежнев

18 марта 2002 8 0

12(435)

Date: 19-03-2002

Author: Александр Брежнев

ЗА ЗДРАВИЕ И ЗА УПОКОЙ

СКЛАДЫ — ЦИКЛОПИЧЕСКОЕ СООРУЖЕНИЕ, похожее на завод железобетонных изделий. С высоким сводом, который теряется вверху, с десятком залов, в каждом из которых можно легко разместить самолет-аэробус. Но вместо самолетов здесь лекарства.

Московский мегаполис постоянно нуждается в лекарствах. Полтора десятка миллионов человек, живущих в неблагоприятных экологических и психологических условиях, обречены на стрессы и болезни. Здесь одновременно испытывают серьезные проблемы со здоровьем не меньше двух миллионов человек. А абсолютно здоровых людей и вовсе нет. Врач выписывает больному рецепт, аптека заказывает нужные лекарства на складе. Миллионы болевых сигналов стекаются сюда, в эти залы.

У двери аптеки, угнездившейся в первом этаже длиннющего девятиэтажного дома, прозванного местными жителями "крейсером", кучкуется группа стариков. К девяти утра здесь уже человек тридцать-сорок серых и черных, как голуби, бабушек в платках и дедушек в черных шапках-ушанках. Сотрудники аптеки аккуратно и вежливо протискиваются через пенсионеров в дверь под равносторонним зеленым крестом. Очередь и злит, и раздражает, и трогает за душу женщин, переодевающихся в белые халаты. Уже через полчаса после открытия в аптеке станет свободно, и можно будет купить все те же лекарства без очереди. Стоять заранее ни к чему, но стариков уже не переделать. Стариков не выбирают.

Очередь у железной аптечной двери — не просто молчаливое стояние. Здесь своеобразный клуб. Обсуждают дороговизну лекарств, иуду-президента, позор на Олимпиаде. Смысл и цена лекарств не понятны нам, пока не стукнут свои предельные годы, когда начнет болеть почти все. Тогда рецепты вдруг вырастают в длинные столбики, и расходы по рецептам начинают равняться с расходами за квартиру, свет, телефон. Потом они перерастают расходы на продукты. Ежедневно из карманов стариков вылетают деньги в громадную трубу фармацевтической мировой индустрии. И ничего в корне не решают. Болезни не отступают, смерть не отменяется.

В аптеке есть список лекарств, подлежащих бесплатному распространению среди пенсионеров. Но туда внесены самые примитивные препараты, вроде аллахола — те, которые за деньги все равно никто не купит.

За стеклом витрины — роскошь дорогих препаратов, ярких упаковок. В окошке — лицо продавщицы. По идее, торговать лекарствами должен фармацевт. Но часто за прилавком оказывается студентка-стажерка или вообще вольнонаемная женщина неизвестно откуда. Фармацевты в государственную аптеку за бюджетные деньги не идут. В советской школе гордились своими фармацевтами. Те могли, подняв с пола просыпавшуюся таблетку, без упаковки и накладных, по одному внешнему виду, определить название препарата, место его производства.

Провизор — человек, на котором раньше вообще держалась аптека, сейчас — исчезающий вид. Заниматься искусством, а изготовление лекарств по индивидуальным рецептам — несомненное искусство, за две тысячи рублей в месяц невозможно. Коммерческие аптеки покупают готовые, хоть и не всегда точно подходящие больным, лекарства. Кассир — женщина без медицинского образования. Только заведующий аптекой — серьезный человек с высшим образованием. Именно от него зависит ассортимент лекарств и отчасти их стоимость для населения. Аптеки получают в свою казну до четверти цены препаратов.

Шесть утра. В помещениях склада идет сборка заказов. Большинство сотрудников склада — на сдельной зарплате, получают за каждый собранный заказ. Распечатки заказов со всех аптек Москвы кладут в железные корыта-тележки, которые укреплены на конвейере. Импортный конвейер — длинная черная резиновая полоса, которую тянут скрытые под полом мощные моторы, как в метро. Конвейер — ломаная линия, на каждом изгибе которой мотор и механизмы чуть взвывают.

Конвейер тянет тележки с заказами в соседний зал. Там их встречают комплектовщики. Зал комплектовщиков больше всего похож на громадную библиотеку. За каждым из них стоят рядами стеллажи с разными препаратами. За каждым комплектовщиком — лекарства и препараты определенного типа. Труд комплектовщика — каторжный. Пересчитать тысячу или полторы таблеток сложно. Обычно блистеры насчитывают десять таблеток, тогда их проще считать. Такие блистеры приняты в Европе и Америке. Много проблем от "самостийной" Украины, которая додумалась лепить по восемь таблеток в блистер. Чтоб насчитать десять тысяч таблеток по восемь, надо хорошенько напрячься. Комплектовщики — самые замороченные на складе люди, у них вечно гудит голова от пересчета препаратов. Считать надо точно, а не на глаз. Закинуть в тележку ровно пятьсот блистеров любимого в Москве цитрамона, две тысячи пузырьков йода. Стоит сбиться — и придется все считать по-новой.

У комплектовщиков, снаряжающих большинство тележек,— только обычные лекарства. В другом зале снаряжают тележки с препаратами особо дорогими либо опасными. Здесь виагра и разные глобулины, здесь психотропные вещества и наркотики. Все они записаны в особую тетрадь, их сдают, пересчитывая поштучно, от смены к смене, в присутствии контролеров. Как в ювелирном магазине, все на учете: каждая баночка — как автомат в оружейной комнате. Здесь же хранятся и особо объемные вещи: рулоны ваты и бинтов, уходящие к самой крыше залежи памперсов. Рядом с памперсами — стеллажи прокладок, зубные пасты и щетки. Тут же складируется и все "вкусненькое": горы витаминов, сладких и кислых,— для тех, кто хочет и может поддержать здоровье своего организма еще до болезни.

Персонал сюда, в кладовую, подбирается особо тщательно. Трудно помешать рабочему вскрыть упаковку, проглотить пару пилюль и выбросить испорченный блистер как брак. Часто "приходит в негодность" лечебный настой на боярышнике — в нем семьдесят градусов. Поэтому тюнсы и колдрексы хранят в кладовой, хотя местные женщины-кладовщицы тоже быстро поедают все витамины. Особенно любят ампулы с экстрактом ананаса — для похудания.

Процесс наполнения тележек всем, что написано в заказах, идет одновременно в зале комплектовщиков и в кладовой. Все в итоге отправляется в отдел сертификации. Сотрудник, нависнув над тележкой, дает в сопровождение каждому виду лекарств сертификат соответствия. Без такого сертификата ни одна аптека не имеет права принять и перепродать ни один препарат. Рядом с сертификатором стоит контролер. Считает все в тележке. Бывает, что по ошибке комплектовщиков отправляют аптекам больше, чем те заказали и заплатили. Контролер, пересчитав все, ставит штамп. Все пакуют в фирменные упаковки, лепят бэйджики.

В компьютерах склада — порядка ста пятидесяти тысяч наименований разных препаратов, которые поставляются через него в Москву. Список периодически изменяется. Бывает, вносят новые препараты, бывает, запрещают к употреблению те, которыми уже давно пользуются. Иногда в США и Европе возникают громкие скандалы из-за лекарств. Со скандалом запрещают к распространению продукцию даже самых "крутых" фирм, если суды доказывают, что эти препараты вредны для здоровья. В России же, где люди мрут как мухи, часто по неясным причинам, а технологии производства лекарств упали до "сказочных уровней" и не идут ни в какое сравнение с американским,— тишь да благодать. Никаких скандалов. Производство и сбыт лекарств — слишком серьезный бизнес. Как ни крути, а страх перед болезнями и смертью — стимул куда мощнее, чем любая реклама. Он заставляет людей беспрекословно расставаться с их деньгами.

В народе постоянно бродят слухи о массовых отравлениях таблетками, о "левых" препаратах, особенно дорогих. "Пиратскими" бывают не только диски или кассеты, но и лекарства. Говорят, чаще всего "пиратством" занимаются те же фармацевтические фирмы, которые, чтобы срубить максимальные доходы, пускают из-под полы таблетки, сделанные по упрощенной схеме, без всего комплекса мер контроля. Часто какие-нибудь дешевые индийские препараты перепаковывают в европейские обертки и пытаются "толкнуть" втридорога. Доходы от "левых" лекарств выше доходов от "паленых" сигарет и водки.

В отделе сертификации стараются скрупулезно изучать каждую поступившую партию. Для проверки создана специальная компьютерная программа, в которой есть все обо всех лекарствах в мире. Где и кто производит, коды защиты, характеристики. Сверяют штрих-коды, время от времени выборочно вскрывают упаковки. "Фирменные" препараты должны быть по-фирменному упакованы. Таблетки должны лежать полоской раздела кверху. Любые нарушения в упаковке препарата рождают недоверие. Значит, они сошли не с фирменного конвейера.

Основной критерий, помимо прямой рыночной выгоды от продажи — разрешение Минздрава на распространение препарата в пределах РФ. Ситуацию на фармацевтическом рынке страны во многом спасает именно "старорежимное" советское "лобби" в Минздраве, который, по большому счету, и сейчас продолжает придерживаться советской стратегии разрешения препаратов. Многие ее называют тупо-консервативной. Министерство не разрешает ввозить новые, пусть даже и самые революционные препараты, раньше, чем через десять лет после начала их массового применения на Западе. Чиновников упрекают смертями людей, которых за эти десять лет можно было бы вылечить новыми препаратами. Чиновники в ответ показывают длиннющие списки лекарств, от которых на Западе отказывались через три, пять, семь лет после их счастливого обретения в лабораториях и бешеной рекламной раскрутки — из-за осложнений и побочных эффектов. Невозможно решить, кто прав в этом вечном споре консерваторов и новаторов.

Однако в последнее время тот же Минздрав обвиняют в неожиданно ретивом продвижении на рынок порой даже очень сомнительных лекарств. Бывает, на склад приходит целая партия каких-нибудь лекарств чуть ли не африканского производства по цене американских с настоящим минздравовским сертификатом, полученным в считанные месяцы. Сколько стоит такой сертификат — можно только гадать.

Ящики с заказами, усыпанные сверху сертификатами, несутся к терминалу. Там грузчики набивают фирменные "газели", которые развозят заказы по аптекам. Сотни "газелей" — это на выходе. На входе, с другой стороны склада — колонна фур, тяжелых грузовиков, автопоездов. КамАЗы и МАЗы, "Мерседесы" и "Вольво" с номерами стран Европы, СНГ и России притащили в Москву лекарства назавтра. В последние годы львиная доля препаратов поступает из-за рубежа. Тупые либеральные реформы не только не позволили России научиться самой производить лекарства, не уступающие по качеству западным аналогам, но и разрушили советскую фармацевтическую отрасль, когда-то создававшую лекарства на мировом уровне. Теперь наше население платит бешеные деньги иностранцам по любому, даже простейшему, вроде насморка или температуры, поводу. Есть и дешевые импортные препараты из Индии или Ирана, но многие специалисты не советуют ими пользоваться: "там при производстве используют детский неквалифицированный труд и не следят за качеством".

Помимо "дальнего" импорта, в строю большегрузов стоят машины из Риги и Таллина, Львова и Харькова. В России в основном поставляют в столицу лекарства из Курска, Новосибирска и даже из Хабаровска. Сама Москва производит много всего разного. Все это постоянно прибывает на склад, ждет разгрузки, готовится пройти через гигантское сито залов, конвейера и отделов.

В обмен на налоговые льготы и доброе отношение со стороны московских властей склад помогает городу, выделяя, куда скажут, гуманитарную помощь. В "гуманитарку" идут все лекарства, потерявшие "товарный" вид: порвана упаковка, испачкана коробка, разбита часть пузырьков из одной коробки. Все это пересчитывается, пакуется в ящики. Помимо прочего, в гумпомощь отправляют и лекарства, чей срок годности вот-вот закончится, и их уже не купят аптеки. Гуманитарную помощь чаще всего отправляют в тюрьмы, в войска, в места бедствий и войн. Недавно посылали крупные партии в Афганистан. В "гуманитарку" могут напихать чего угодно, лишь бы получилось много. Рассказывают, что в Якутию во время наводнения послали вагон презервативов. "С любовью."

Склад — контора коммерческая, в столице таких три или четыре. И надо бороться за клиента. Если аптека, пару раз не получит заказанного лекарства, она может уйти к конкуренту. Поэтому склад стремится, чтобы у него было все. Большинство лекарств имеют ограниченный срок годности. И руководство склада должно чутко "сечь фишку" во всех болезнях города, чтобы ничто не пролежало дольше положенного срока годности. В общем, здесь надо угадывать конъюнктуру на месяцы вперед. Чтобы не прогореть, на складе даже создали свой календарь, где каждый месяц отмечен набором необходимых для Москвы лекарств, которые надо закупать заранее. Март-апрель и октябрь-ноябрь требуют от склада особенно много психотропных препаратов. В ноябре вдруг обостряются гастриты. По авторитетному заверению фармацевта, пора любви в России вовсе не весной. Август и сентябрь — месяцы, когда спрос на "виагру", возбудители, стимуляторы и контрацептивы поднимается до запредельных высот. Бархатный сезон, пора любви. В январе-феврале всем нужны антипростудные препараты — идут грипп и ОРЗ.

Реклама часто обманывает или вводит людей в заблуждение, предлагая какой-нибудь препарат дешевле, чем обычно. Препараты с одинаковым названием, но сделанные разными фирмами в разных странах совершенно не идентичны. Разные исходные вещества, иногда и разный состав, разные условия производства. По сути, это разные лекарства, по-разному действующие на организм. Бывает, некоторые препараты вообще незаконно носят свои названия. К примеру, по праву называется аспирином только немецкий "байеровский" аспирин, когда-то законно запатентованный. Американцы свой "325" называют аспирином просто из наглости. Помимо 325-го, полно разных "упса" и "С", имеющих к настоящему аспирину не большее отношение, чем бренди к настоящему коньяку. Они, конечно, не вредные, но лечение любит точность. В Союзе, например, советский "аспирин" аспирином никогда не называли, честно писали, что это ацетилсалициловая кислота. Ведь врач должен прописывать конкретному больному совершенно конкретное лекарство, изучив карточку больного, определив весь курс лечения, сформировав из разных препаратов комплекс лекарств для лечения комплекса болезней человека. Поэтому, если врач прописал аспирин, стоит найти именно его, хотя аптекари и стараются иногда "впарить" клиенту какой-нибудь "аналог". Этот аналог может развалить действие других препаратов, задействованных в курсе лечения, или просто не подойти организму. Все это выльется в куда большие деньги, чем разница между аналогом и "родным" препаратом.

В стенах склада постоянно находятся больше полутора тысяч сотрудников, их работа доведена до автоматизма. Люди к концу дня становятся, как говорится, похожими на выжатые лимоны. Начальник смены и пять его помощников постоянно обходят залы. Следят, чтоб рабочие не перекуривали, не болтали, ничем не отвлекались от конвейера и лекарств. Помощники — отставные военные, крепкие, интеллигентного вида стриженые мужики. Умеют командовать, спокойно и без ругани заставлять работать. Они же и главные диспетчеры склада. Каждый помощник держит в голове весь производственный процесс. Помнит, где и чем занимается каждый из нескольких сот рабочих, десятки единиц техники. В случае возникновения нештатных ситуаций помощники должны оперативно принять меры, исправить ситуацию, чтобы конвейер не остановился ни на секунду. Все рабочие на виду, разрешается лишь на пятнадцать минут сбегать в столовую. Местная столовая тоже работает слаженно и быстро, очередей нет. Здесь за пятьдесят рублей может наесться до отвала взрослый здоровый мужчина. Есть надо быстро, за этим тоже следят и поторапливают тех, кто засиделся за столом.

Труд на организованном по-капиталистически складе изматывает донельзя, здесь все держится на вытягивании сил из рабочего. Однако огромное количество москвичей согласны на такую работу. Здесь ведь можно честным простым трудом заработать нормальные деньги.

Склад уверяет, что верхний предел зарплаты здесь не ограничен, и каждый получит, сколько заработает. Здоровые мужики соглашаются целый месяц пахать в поте лица, при этом отмечая в своих бумажках все выполненные заказы. К концу месяца, по их подсчетам, получается тысяч двадцать рублей. Но никто еще не смог стрясти с бухгалтерии больше десяти тысяч. В кассе работяги с удивлением узнают о "гибкой системе оплаты". Деньги выдают в рублях, но насчитывают в долларах. При пересчете с долларов на рубли включается система разных курсов. Для простых рабочих доллар сейчас стоит пятнадцать рублей, а для начальства все сорок. Между этими крайними величинами еще куча разных уровней, каждый со своим курсом. После трех месяцев работы подумывают об увольнении все рабочие. Негласный запрет на профсоюзы кадровики оговаривают еще при найме работника. Кто-то молча уходит, а в ком-то просыпаются прадедовские инстинкты пролетариев. Нет-нет, да и швырнет кто-нибудь о стену дорогой пузырек. Чтобы отомстить складу за порушенную мечту, растопчет ногой таблетки. Тех, кто делает это громко и демонстративно, хватает за руки служба безопасности, на них накладываются штрафы (в долларах по курсу Центробанка). Однажды на одном из складов остановился конвейер. Кто-то полоснул по нежной резине ножом, и склад встал на несколько часов, пока не заменили целый блок. Неизвестного луддита, говорят, так и не поймали.