ЭТО — ПАВЛОВ!

Владислав Шурыгин

26 августа 2002 0

35(458)

Date: 27-08-2002

Author: Владислав Шурыгин

ЭТО — ПАВЛОВ!

Писать о генерал-полковнике Виталии Егоровиче Павлове трудно. Трудно потому, что масштаб его личности, его мощь требуют очень точных слов, слов, чуждых экзальтации, восторгов, но вместе с тем понятных и значимых потому, что вся жизнь генерала Павлова — это яркая вспышка, полет, подвиг. За спиной тридцать семь лет службы, две войны — афганская и чеченская. И на каждой его имя было легендарным, в каждую он вписал свою страницу. В Афганистане полковник Павлов — один из лучших командиров полков, лично совершивший шестьсот семьдесят боевых вылетов, потерявший за полтора года боев всего три вертолета, удостоенный за эту войну звания Героя Советского Союза. В Чечне генерал-полковник Павлов, командующий авиацией Сухопутных войск, когда того требовала обстановка, сам поднимал вертолет в небо и пробивался сквозь густую облачность и горы к передовым батальонам, вывозил раненых.

У вертолетчиков его фамилия так же легендарна, как фамилия Маргелов у десантников или Варенников у пехотинцев.

Среди развала и тлена, в который медленно погружается Россия, уже нет опоры на казавшиеся незыблемыми столпы государства: армию, госбезопасность, милицию, суд. Всё обветшало, всё до трухлявости источено челюстями разрушителей. И лишь немногие люди, личности, противостоят этим термитам. Сохраняют и сберегают то немногое, что еще осталось. На этом сопротивлении держится сегодня Россия. Именно эти люди — герои нашего времени. Генерал-полковник Виталий Павлов — один из них.

…Их курс был первым, кого набрали и обучали по программе вертолетчиков. До этого все начинали с самолетов. Вертолет тогда был чем-то очень экзотическим и пугающим, как летающая тарелка. Только-только в серию пошли самые первые советские образцы — Ми-1, Ми-4. "Самолетчики" сторонились нового летающего детища, называя его "летающим огурцом на карандаше". Образ, при всей его иронии, точный. Вертолет — машина странная. Не имеющий крыла, он держится в воздухе на подъемной силе огромного вращающегося в горизонтальной плоскости винта. То есть, в отличие от самолета, вертолет неустойчив как динамически, так и статически, и без помощи автоматики просто не удержится в воздухе. Если прибавить к этому, что почти половина его массы с огромной скоростью вращается над легким дюралевым корпусом, а центр тяжести машины располагается на уровне потолка кабины, то недоверие "самолетчиков" становится понятным.

Поэтому долгое время отношение к вертолету в нашей армии было, мягко говоря, прохладным. Даже вертолетные училища долгое время приравнивались к среднеспециальному образованию. Всё в корне изменилось после корейской войны, где американцы массово применяли вертолеты для перевозки грузов в труднодоступную местность, высадки десантов, эвакуации раненых и окруженных. Именно там впервые проявилось главное преимущество вертолета — возможность летать в труднодоступной местности, взлетать и садиться на любые клочки поверхности.

После корейской войны нашим командованием были сделаны соответствующие выводы — и в Советской Армии появились вертолетные эскадрильи. А после арабо-израильских войн — вертолеты огневой поддержки.

Сегодня на поле боя вертолет такое же привычное оружие, как танк или самоходка. А в тылу огромные Ми-26, способные в чреве перевозить до роты пехоты и по паре БМП, и "лошадки" Ми-8 за ночь перебрасывают к передовой целые полки. Вертолеты — это кавалерия современной армии.

После окончания училища лейтенанта Павлова оставили летчиком-инструктором. И до семьдесят второго года он обучал курсантов, готовил вертолетчиков. Закончил заочно высшее военное училище. И в семьдесят третьем поступил в Академию имени Гагарина.

Потом была служба в Закарпатье. Там он впервые вылетел ночью на спасение людей. Разлившаяся река Стрый затопила карьер, в котором велись работы, и посреди бурлящего озера на пятачке полтора на двадцать метров оказались отрезанными четырнадцать человек. Вода прибывала. По тревоге подняли военных вертолетчиков. Ночью, в дождь, в сильный боковой ветер, Павлов смог снизиться и упереться передней "ногой", как говорят вертолетчики, в край островка. Не выключая двигателей, замереть в нескольких сантиметрах над водой и втащить на борт всех, кто был на острове. Спустя несколько минут после взлета остров скрылся под ледяной бурлящей водой…

* * *

Генерал курит, задумчиво глядя куда-то за окно. И генералу вдруг чудятся белые, выжженные солнцем склоны гор, мелькающие за стеклом кабины, прилепившиеся друг к другу, как ласточкины гнезда, дувалы, матовый упругий диск вращающихся лопастей. И память вновь уносит генерала сквозь года, в далекую азиатскую страну, где по утрам надрывно кричали, сзывая правоверных к намазу, муэдзины, где вертушки почти царапались брюхами о вершины Гиндукуша, перебираясь через его перевалы и гребни. Где "зеленка" могла в любой момент огрызнуться жалящей очередью ДШК или беспощадным "стингером".

Он навсегда запомнил свой первый боевой вылет.

Информатор сообщил, что в дувале, на окраине одного из кишлаков, находятся вернувшиеся с гор на отдых два брата — влиятельные полевые командиры местных душманских банд. На штурмовку взлетели три пары Ми-8. Ведущим первой был он — тогда командир полка, полковник. До цели чуть больше шестидесяти километров. К кишлаку группа подлетела как раз в самую послеобеденную жару, когда все живое, спрятавшись от солнца в спасительную тень и прохладу, предавалось восточному кейфу — отдыху.

Быстро сориентировался, отыскал глазами указанный агентом дувал и, резко снизившись, зашел на цель.

"Восьмерка" стремительно скользила над землей, выходя на рубеж пуска "нурсов". Дувал, где находились душманы, увеличивался, наползал на блистер. Уже стал различим часовой на крыше — верный признак точности информации. Пальцы легли на кнопку пуска ракет, как вдруг глаза выхватили рядом с часовым маленькую фигурку в пестром ярком халате — девочку лет десяти.

Рубеж пуска!

Часовой, только сейчас заметивший вынырнувшие из-за холмов вертушки, заметался.

Надо бить! Но девочка?!

Часовой подскочил к ней и, подхватив ее под мышки, буквально скинул с глиняной крыши дувала.

Можно бить! Но взрывная волна, осколки?.. И тогда он принял решение: короткая команда второй паре. А его пара стремительно проскочила над целью, не открывая огня, давая ребенку время отбежать на спасительное расстояние. А через несколько мгновений по дувалу ударили "нурсы" второй пары. Разворачиваясь, заходя вновь на цель, он поймал краем глаза знакомый пестрый халатик, мелькавший в поле, далеко от места штурмовки. "Жива!" Успел еще подумать он, а потом сознание привычно отсекло лишние мысли, сосредоточившись на боевой работе. Залп "нурсов" лег точно в уже обрушенный второй парой дувал. Третья пара сравняла его с землей, разметав руины мощными бомбами…

И еще одна деталь поразила его в том полете. Выходя из атаки, он заметил мужчину и женщину — дехкан, махавших кетменями в поле буквально в двухстах метрах от места боя. Они словно не замечали и не слышали ничего вокруг, однообразно вырубая кетменями пласты рыжей сухой земли…

…Потом были сотни вылетов, штурмовок, эвакуаций, десантирований, но еще много месяцев ему снилась та белая глиняная крыша, часовой и девочка в пестром халате в прицеле "нурсов"…

* * *

Может быть, в тот день кто-то там, на небесах хотел испытать Виталия Павлова. Проверить его духовную прочность, глубину. Взвесить его душу на весах человечности.

Можно сколько угодно разглагольствовать о том, что нам нечего было делать в Афганистане, клеймить наших солдат "оккупантами" и "захватчиками", рассказывать сахаровские ужастики о том, как наши вертолетчики расстреливали своих окруженных солдат, чтобы те не попали в плен. Но все это мгновенно становится дешевой ложью перед простой и ясной правдой вертолетчика, отвернувшего в сторону от цели, только потому, что на линии стрельбы оказался ребенок.

* * *

…Для него афганская война осталась в памяти странной смесью солнца, неба, огня, боли, подвига и… дехкан, однообразно и безразлично махавших кетменями в двухстах метрах от войны. Непостижим Восток…

…Прогоревшая почти до фильтра сигарета обжигает пальцы и генерал, поморщившись, давит ее в пепельнице. В телевизоре, напротив неожиданно возникает знакомое бородатое лицо в "пуштунке" — шерстяной шапке. Ахмат Шах Массуд. "Панджшерским тигром" называли его афганцы. Он был, пожалуй, самым грозным нашим противником. Умелым, хитрым, жестким. Прошло уже тринадцать лет с того дня, как мы ушли из Афганистана, но мира Ахмат Шах так и не получил. Телеэкран крупно показывает лицо и генерал смотрит в глаза своего бывшего противника. Глубокие морщины, тяжелый взгляд. "Нет больше Массуда..." — Генерал ловит себя на мысли, что с сочувствием смотрит на бывшего врага. О чем думал Массуд перед смертью? О том, как провести через район занятый "талибами" караваны с боеприпасами, или о том, где достать хлеб и масло для своей запертой в ущелье армии? А, может быть, гнал от себя горькую мысль, что зря он воевал против "шурави", зря слушался лукавых пакистанских генералов и американских инструкторов. Зря видел в русских врагов ислама. Ведь они ушли, но на смену им пришли безжалостные средневековые фанатики, для которых он, Массуд, всю жизнь воевавший против неверных, сам "кафир" — неверный. И эти не строят школы, больницы, электростанции, не раздают муку, соль, сахар, лекарства. Так кто же тогда настоящий враг его земли?

Генерал с сочувствием смотрит на Ахмат Шаха, но нет в нем жалости к нему. Каждый платит по своим счетам.

…Семнадцатое мая восемьдесят второго — черный день в его афганском календаре. В тот день началась войсковая операция по очистке Панджшерского ущелья от банд Ахмат Шаха. Долгие переговоры с Массудом зашли в тупик. Его отряды вели активные боевые действия против наших войск и местных органов власти. Каждый день приносил сообщения о новых нападениях и засадах. И потому было принято решение разгромить основные базы Массуда.

В тот день вертолетный полк высаживал на склоны ущелья десантные группы. Ведущим первой пары, как всегда, был "ноль двадцать пятый" — командир полка Павлов. Площадка высадки. За борт горохом посыпались десантники, разбегались в стороны, занимали оборону. Саперы быстро разворачивали миноискатели, скручивали щупы. После того, как последний десантник прыгнул за борт, вертушки резко оторвались от земли и ушли в небо. А на их место уже заходила вторая пара. И здесь с вершины горы почти в упор ударил душманский ДШК. Командир экипажа был убит на месте, раненый штурман еще попытался выровнять машину, посадить ее, но следующая очередь сразила и его. Вертолет рухнул на скалы и взорвался. Его ведомый — замполит эскадрильи майор Садохин резко снизился, высадил десант ниже по склону горы и, взлетев, бросился на выручку ведущему. Вертолет и ДШК сошлись в дуэли.

Вертолетчики еще не знали, что Массуд долго готовился к обороне. Не знали о замурованных в бетон и скалы пулеметных гнездах, о выезжающих на платформах из тоннелей турельных установках спаренных ДШК, о десятках других ловушек и заграждений.

Залп "нурсов" накрыл "духовский" ДШК. Садохин начал разворачиваться, чтобы сесть возле упавшего командира, но тут сбоку, почти в упор ударила замаскированная "зеушка". Садохин был убит, машина загорелась, но штурман смог отвернуть ее в сторону и посадить на склон. Потом он вытащил из горящей машины борттехника, бросился вытаскивать тело командира и здесь вертолет взорвался.

Вообще, за годы службы генерал Павлов пришел к твердому убеждению, что военная слава, доблесть, награды любого командира или начальника принадлежат, прежде всего, его подчиненным. Солдатам и офицерам, героически выполнявшим свой долг, шедшим в огонь и на смерть "за други своя", за Родину, за командиром. И потому у него особое отношение к звезде Героя, которой он был награжден через три месяца после возвращения из Афганистана. Говоря о ней, думая о ней он всегда вспоминает своих летчиков, техников, механиков. Это и их награда. Их заслуга. Скупые записи из журнала боевых действий: "…мая 1982 года. Заместитель командира полка подполковник Карпов заменил раненых борттехника и штурмана-оператора. …Заместитель командира эскадрильи майор Сурцуков за день сменил три изрешеченных пулями вертолета, его ведомый старший лейтенант Наумов — четыре… Группа во главе с майором Жуковым под огнем мятежников восстановила два вертолета… 19 мая 1982 года капитан Кабдулин "подперев" носовым колесом вершину горы, завис на высоте 2800 метров, забрал раненых и погибших, "свалил" вертолет в пропасть и, выравнившись, ушел из-под обстрела… За время операции полком произведено 5460 вылетов, уничтожено 214 огневых точек, 377 опорных пунктов, 33 лагеря, 54 каравана…

…Из двадцати шести летчиков, награжденных за Афганистан званиями Героев Советского Союза, девятнадцать вертолетчиков. Это высшая и самая точная оценка действий и значения вертолетчиков на той войне…

* * *

К сожалению, теперь на всю огромную Россию осталось всего четверть от былой численности вертолетных полков.

Соотношение по вертолетам между США и Россией — шесть к одному. А между НАТО и Россией — десять к одному. Могло быть и еще больше, если бы не огромные усилия генерала Павлова и его штаба, которые в буквальном смысле слова — воевали за каждый полк, за каждую эскадрилью. А ведь вертолеты — это будущее сухопутных войск. Без них сейчас невозможно вести успешные боевые действия. Военные доктрины всех развитых стран стремятся к тому, чтобы на каждый пехотный взвод приходилось по боевому или транспортному вертолету. В обычной пехотной дивизии США численность винтокрылых машин переваливает за сотню, а у нас даже штатные дивизионные эскадрильи существуют только на бумаге. Денег на новые вертолеты нет, и потому все разработки милевского и камовского КБ, скорее всего, так и останутся экспериментальными образцами. Даже на ремонт и модернизацию штатных машин деньги приходится собирать по крупицам и растягивать этот процесс на месяцы. Наборы в вертолетные училища сокращены до минимума, из трех училищ осталось одно…

* * *

…Смутные времена. Рука опять тянется к сигаретной пачке, но та уже пуста. Надо бы бросать курить. Он, было дело, бросил. В октябре девяносто четвертого. А потом началась чеченская война.

Десятого января с утра был плотный туман, а в Грозном у вертолетной площадки тяжелораненые ждут эвакуации. Он принял решение лететь сам. Шел по железнодорожным столбам. Видимость — семь столбов. Чуть больше трехсот метров, нижний край метров двадцать. Дошел. Сел. У площадки буквально в грязи лежат раненные Все мокрые, замерзшие, в крови. Где-то совсем близко, впереди бой. Чтобы не морозить ребят, выключил движки и сам пошел помогать загружать. Последним поднесли на носилках старшего лейтенанта. Рука оторвана — по плечо. К ране примотана бинтами обычная солдатская подушка. Пока заносили, поддерживал его под спину, чтобы не упал с носилок. Вытащил руку — вся в крови. Сел в кресло, попросил у штурмана полить на руку водой из фляжки — смыть кровь. "Извините, Виктор Егорович, все раненым отдал. Ни капли нет" Взлетели. Опять по столбам, почти вслепую. Наконец сели в Моздоке. Попытался разжать ладонь, отпустить ручку управления — не получается. Кровь присохла к ее рубчатой поверхности. Пришлось буквально отрывать. Оторвал, а раскрыть все равно не получается. Кровь в складках засохла, не дает.

Вылез из вертолета и там же, на бетонке, закурил…


Загрузка...