Газета Завтра 48 (1045 2013)

Галопом по Европам

Анастасия Белокурова

28 ноября 2013 0

Культура

Очередные «Три мушкетера» спешат к зрителям

"Три мушкетера" (Россия, 2013, режиссер - Сергей Жигунов, в ролях: Риналь Мухаметов, Юрий Чурсин, Алексей Макаров, Павел Баршак, Филипп Янковский, Мария Миронова, Константин Лавроненко, Василий Лановой, Александр Лыков, Алексей Воробьев, Екатерина Вилкова)

На экраны страны выходят "Три мушкетера" Сергея Жигунова - главное разочарование года, и еще один пример того, что современность оказалась не лучшим временем для кинематографа в целом.

Сказать что этого фильма не ждали, не надеялись, не верили - не сказать ничего. В одном из самых сакраментальных интервью, данных украинскому телевидению, актер, режиссер и продюсер Сергей Жигунов, казалось бы, вернул миру понятие "новой искренности", возведённое в принцип активной жизненной позиции заплутавшими в дебрях собственной демагогии адептами эстетики нулевых. Затем продюсер, на чьем счету такие гиганты отечественного телевидения, как уверенная проба пера ""Королева Марго" и совсем уже идеальная "Графиня де Монсоро", и вовсе уверял всех в том, что с экранизированным им романом Александра Дюма мировые кинематографисты исторически обходились спустя рукава, не следовали букве текста. Грубо говоря, дал понять, что он-то всю правду-матку и будет резать.

Но надежды, слегка омрачаемые думами о качестве современного кинопроцесса, не оставляли знатоков приключенческой литературы до самого последнего момента. До того часа икс, когда падают маски и обнажается суть. Ведь дело в том, что на свете не существует ни одной известной экранизации "Трех мушкетеров", где не присутствовала бы непонятная нам до сих пор тенденция утаивать самое интересное. И вместо этого включать в хрестоматийный ряд что-то свое, далеко не всегда адекватное. Отдельное исключение - французский телеспектакль Клода Брама, выпуска 1959-го года, с Бельмондо в роли гасконца, слишком невероятный по сути и заслуживающий отдельной статьи.

Проблема в том, что главный герой, "понаехавший в столицу провинциал" (гасконец в те времена, по сути, тот же самый представитель "маленького, но гордого народа, спустившегося с гор") выглядит у классика как настоящее дитя своего времени. Ибо XVII век держал в своей узде несколько иные моральные принципы. Д'Артаньян - умный, беспринципный циник, Констанция - обаятельная, но довольно безнравственная интриганка. Попытка ХХ столетия превратить этих героев в романтические символы чуть ли не петрарковской любви сформировала один из самых ложных культурных кодов современной эпохи. Не случайно практически ни одна из кинематографических адаптаций романа Дюма не включала в себя "постыдные сцены" проникновения честолюбивого гасконца в будуар миледи под именем иного вельможи, гипотетического любовника опасной дамы. Конфузная ситуация, которой не гнушался тешиться по полной программе тот же самый Дюма-отец.

Незамутненный образ провинциального юноши, влюбленного в авантюрную галантерейщицу, априори не должен быть омрачен никаками сомнительными адюльтерами. И в фильме Жигунова отсутствует даже намек на подобный сценарный ход, который, к слову, мелькал в несколько куцем виде в любимом советским зрителем трэш-мюзикле Юнгвальда-Хилькевича. В новом прочтении не нашлось места даже для взгляда Д'Артаньяна на роковое обнажённое плечо злодейки, пространство "где лилии цветут". Фраза "Д'Артаньян узнал мою тайну, теперь он должен умереть" вынесена за скобки невнятного мельтешения в угоду новаторской линии якобы вечной любви к миледи графа де Ла Фер.

Екатерина Вилкова играет свою персонажицу так, что с первого взгляда понятно, что не ангел, скрывающий свою демоническую суть, явился пред очи зрителей. Отпетая уголовница, девочка-беда из среднестатического сериала Первого канала, изобилующего подобными "воровайками". Совершенно бредовый монтаж, словно вышедший из-под руки похмельного мультипликатора, миксует сцены с участием одной из самых важных героинь романа, словно безумное ревю с одним-единственным посылом "догадайся, кто как сможешь". Здесь даже не работают примирительные условия, что в сериале, мол, мы увидим больше. Киноверсия вне каких-либо контекстов обязана быть монолитом, цельным произведением хотя бы на уровне сюжета, а не подробностей, призванных украшать, но не объяснять. Где-то к середине картины действие превращается в наскоро скроенный дайджест, понятный только тем, кто это произведение хоть мало-мальски читал. Но чтобы окончательно добить уже порядком офонаревшего от "изобилия эпохи" зрителя, присутствует сцена обольщения Фельтона, верного пуританина и вынужденного убийцы Бэкингема, показанная в течение трех секунд настолько невнятно, что двенадцатилетние - а именно они еще могут хоть как-то воспринимать происходящее - просто не успеют смекнуть, что к чему. Это даже не знаменитое в своем незамутненном отрыве, но совершенно по-авторски тереховское "Бросьте жертву в пасть Ваала". А что-то постыдное, невнятное, пустой взгляд, брошенный из-под простыни.

Все это имело бы право на жизнь, на авторское видение, на мнение "большого художника", если бы не один - очень важный - аспект. Клятвенные обещания Жигунова следовать тексту романа. Но от строчек, важных любому подростку, рожденному в СССР, после просмотра фильма остается в памяти только нарочито атосовское "я вам уши отрежу". Да и о каком бережном отношении к фабуле может идти речь, если Мария Миронова в роли Анны Австрийской воплощает собой очередные вариации на тему "жила-была одна баба". Жутко фальшивит в придуманных отнюдь не Дюма моментах, где зритель должен быть повержен ниц накалом чувств. Плюс ко всему в ряде сцен гордая испанка представляет собой самое невыносимое зрелище из тех, к которым за всю свою карьеру приложила талант эта, далеко не самая плохая, артистка.

Женские роли вообще молотят бичом по всей этой безрадостной истории. От Анны Старшенбаум - женщины с говорящей фамилией, которая сыграла Констанцию, вообще хочется бежать не то что в Англию, а за все тридевять европейских земель.

С другой стороны, по-человечески понятно, что не каждый актер способен алхимически пережечь в своем внутреннем тигле чудовищность диалогов, словно списанных с примитивного арго российских подворотен, бирюлевских продуктовых баз. И порой напоминающих крайне плохой перевод с чужеземного языка. И главное не успеть забыть, что мы имеем дело с экранизацией романа Дюма. А именно об этом, видимо, и запамятовали увлеченные авторы, предпочитая классическим перипетиям очевидное амбициозное перепитие.