Александр Проханов
30 сентября 2003 0
40(514)
Date: 01-10-2003
Author: Александр ПРОХАНОВ
ГВОЗДЁМ НА ЗАКОПЧЁННОЙ СТЕНЕ... Газета "МЫ И ВРЕМЯ", 1993 г.
Дубины дробят черепа. Колючка на проспектах Москвы. Танки лупят прямой наводкой по парламентариям. "Бейтар" срывает с пленных одежды. Бьет по печени, пускает пулю в живот. Громят газеты. Доносчики от культуры требуют арестов и казней. Ночью по липким улицам — громилы с автоматами. Облавы, поборы, побои. Министры и генералы, мерцая белками, запугивают. Страх, всеобщий, огромный, внесословный, как дым от сгоревшего Дворца, вполз в квартиры. Нация без противогазов полной грудью вдыхает смрадный воздух страха.
Опять, как два с половиной года назад, заработал, завертелся сепаратор, отсеивая, отбрасывая в стороны пустотелых предателей, трусов, оставляя в центре фигуры и личности с удельным весом золота. В эти жуткие дни главная задача — не политическая, не групповая, а личностная, нравственная. Человек раскупоривает сокровенные, на последний случай оставленные сосуды совести, чести, одолевает ими, Бог весть из каких хранилищ почерпнутыми от бабки, от детской сказки, от Пушкина, от убитого под Москвой ополченца, животный страх, мрак духовный.
Личный героизм одиночек драгоценнее в эти дни любых корпоративных и партийных деяний. Нравственно уцелевшие личности складываются в группы. Группы — в движения. Движения — в сословия. И нация, народ, подымаясь над страхом, продолжают свою историю и культуру.
Главное злодеяние даже не в том, что сгорел страшным пожаром небоскреб в центре Москвы, и не в том, что танки уничтожили демократический институт, показав омерзительный фарс затеянных перемен и реформ. Сила злодеяния в том, что вновь из глубин русской жизни, из национальной психологии всплыли донный ужас, реликтовая память о непрерывном, довлеющем в русской истории насилии. Ельцинисты выдавили из душ это знакомое, на краткий миг преодоленное состояние, сделали его устойчивым, главным. Теперь, на сто лет вперед, все, что ни случится в России — реформа, написанная книга, политический лидер, — будет искажено в ненатуральной, уродливой оптике страха.
Чтобы удержать страну в повиновении после содеянного злодеяния, победители должны запустить индустрию страха, фабрику насилия, давить в народе чувство протеста и отвращения к ликам и касках и шлемах, к расстрельникам и садистам.
Социальная жизнь страны должна приготовиться к тому, что ее последовательно, по известным рецептам, начнут трансформировать в фабрику страха. Социальная жизнь должна приготовиться к тому, чтобы выделить в себе области, не подвластные страху, даже если эти области придется спустить в подполье.
Авария Чернобыля отметила начало русского либерализма. Пожар "Белого дома" отметил его финал. С русским, горбачевского настоя либерализмом покончено на столетие.
Горбачев в своем злом легкомыслии, не зная страны, которой ему довелось управлять, начал с либеральной политики, оставив либерализацию экономики на потом. Итогом либеральной политики, помимо распада СССР и серии межнациональных войн, явился выход в общественную жизнь реальных интересов, сословных тенденций и классовых чаяний. По мере того, как внедрялись свободная экономика и либеральный рынок, усиливалось стихийное перераспределение собственности, все большие слои, страдая от экономического либерализма, проявляли сопротивление. Парламент и съезд — естественные, демократические институты — аккумулировали это сопротивление, консервативно, в интересах страдающей нации противодействовали либерализации экономики. Сломить сопротивление парламента и резко либерализовать экономику оказалось возможным, только положив конец либеральной политике. Диктатура в самых жестких и свирепых формах — единственное условие, при котором возможно предстоящее несправедливое перераспределение собственности. Террор — единственное условие, которое может удержать обездоленное большинство от социального негодования и взрыва.
Либеральная идея, оставив след копоти на фасаде "Белого дома", улетучилась из русской действительности, как кошмарный сон.
Разгром парламента, выражавшего общественный протест, нежелание народа расставаться со своей долей собственности в угоду малочисленным олигархам, — этот разгром в первую очередь уничтожил коммунистические и патриотические течения, взывавшие к социальной и национальной справедливости. Следующий удар неизбежно будет нанесен по либералам, тому гуманитарному слою, который возможен лишь при свободомыслии, при либеральной политике и абсолютно невозможен при диктатуре. Уничтожение политического либерализма парадоксально началось с ликвидации консервативного полюса, а завершится подавлением либералов как предельных выразителей либеральной политики.
Неудивительны тревога и возмущение в среде демократических гуманитариев, протестующих против диктатуры, защищающих своих недавних политических соперников, чьи консервативные газеты и партии оказались закрытыми. В них говорит не только этика интеллигентов, но и политический инстинкт, пророчащий им злую долю. Опыт 20-х годов учит их назидательно и страшно.
Только безумцы, люди свирепого измерения, требуют диктатуры. Они сами и есть диктатура, ее цепи, дубины, наручники.
В наступившем периоде роль Православной церкви будет мала. Разговоры о духовном возрождении кончились торжеством палачей, казнями безоружных атеистов и православных. Патриарх, посетивший Америку, вслед за Грачевым и Черномырдиным не поднялся в дни московской беды над уровнем премьер-министра и мэра. Он не взял в руки икону, не возжег свечу, не возглавил крестный ход к стальному оцеплению, не поднял золотое Евангелие навстречу стреляющим танкам, не проклял бейтаровцев. Он чем-то вдруг заболел, зарылся в пуховик, внесенная в Елоховский храм Владимирская Божья Матерь осветила присутствовавших в храме Шумейко и Лужкова. Беда родному православию, у которого иерархи окормляются за морем.
Интеллигенцию поджидают черные дни. Она расколота, и одна половина изгрызла другую. Все иллюзии и надежды, вся возможность духовного делания разбились о цензуру, о запреты газет, о лицемерие и ложь, замешанные на страхе и подлости. Одну часть интеллигентов, патриотов и либералов, стремящихся жить по совести, ожидает чахлое, внекультурное прозябание. Другую часть, настроенную конформистски к режиму, ждут тошнотворный триумф и скорая деградация.
Армию не жалко. Она, когда-то великая Советская Армия, погибла в Афганистане, когда ее предал режим, отдал ее на растерзание либералам. Ее уничтожили в августе 91-го, выставив на поношение. Ее рассекли гигантским топором после распада СССР, отдали в услужение воюющим сепаратным режимам. Российская армия, лишенная боевых группировок, театров военных действий, полководцев и идеологии, одержала свою первую победу на мосту через Москву-реку, уничтожая из танков парламент. Эта победа наложит липко-красный отпечаток на всю будущую историю армии, сделает ее в сознании народа карательной. Нет такой идеологии, кроме идеологии наемников, которая могла бы освятить стрельбу из танков и бэтээров по соотечественникам.
Страной правит хунта, узкая группа "силовиков". Не случайно первое заседание правительства, когда в “Белом доме” еще добивали раненых, было посвящено военной доктрине. С разрушения “Белого дома” начинается бурное военное строительство.
Военное строительство в обнищавшей стране стоит колоссальных средств, бюджет будет перенапряжен. Резко снизятся невоенные программы. Налоги увеличатся, причем доля федеральных налогов возрастет, а регионы вынуждены будут расставаться со значительной долей своих доходов. Конверсия будет урезана. Надежды на мирный ВПК, как и надежды на миролюбивый танк, испарятся.
Армия нужна для поддержания власти. Власть, традиционная для России, — централизм. Региональный либерализм испарится вместе с героическим Илюмжиновым. Концентрация ресурсов урежет свободу автономий.
Парадоксальным образом хунта придет к той политике, которая вынашивалась в глубине консервативных, разгромленных ею слоев. Единая Россия, без автономий. Сильная центральная власть, позволяющая управлять колоссальными территориями и ресурсами, способная осуществлять общенациональные программы, подобные военному строительству. Геополитическая интеграция соседей, которые, чуткие к реальности, уже в кровавые московские дни прислали своих президентов на поклон московскому сапогу.
Имперская политика, голая, лысая, отвратительная в своей простоте, лишенная всех духовных и культурных обличий, отсеченная от религии, станет достоянием хунты.
Стоило ли громить консерваторов, чтобы усвоить их политический букварь? Стоило ли консерваторам вырабатывать рафинированные формы идеологии, если ею воспользуются лидеры ОМОНа и спецназа?
У диктатуры есть мощные союзники. Это прослойка сверхбогачей и финансируемые ими радикальные демократы. Это социальный страх населения, управлять которым учит история тоталитаризме. Это Америка, чьи геополитические и экономические интересы воплощены в российских "реформах".
У диктатуры есть мощные противники. Это психологическое отторжение от нее большинства населения, ужаснувшегося пролитием русской крови. Это уцелевшие легальные оппозиционные движения, стремящиеся на декабрьских выборах ухватить частицу политической власти. Это экономика, обреченная на крах, на паралич, с массовыми увольнениями и стихийным социальным взрывом. Это техносфера, изношенная, аварийная, чреватая взрывами атомных станций, нефтепроводов и химических производств. Это и возможные "полевые командиры", готовые мстить за истребление своих товарищей.
Все это, вместе взятое, породит русский хаос, неизбежную, грядущую фазу распада, ощутимой вехой которого является расстрел Дома Советов.
Что же нам делать? Все то же извечное дело ума, сердца, совести. За эти “либеральные” годы, когда разрушалась страна, терялся потенциал развития, наводнялось химерами общественное сознание, мы, патриоты, сумели создать идеологическую капсулу, в которую заложили несколько продуктивных идей, связанных с будущим. Это накрепко запаянная капсула, попав в катастрофу, в страшную лавину, в тучу радиоактивной гари, сохранится. В ней содержится ген будущего развития Родины. "Русская идея", освоенная и понятая, прошедшая интенсивную дискуссию, в которой были заняты лучшие умы нашего времени, станет эскизом будущего возрождения.
Постулаты этой "русской идеи" известны.
Россия должна быть огромной, соединив в себе пространства Евразии, давая этим пространствам осмысленное управление и гармонию.
Россия должна быть многонациональной. Русский этнос, взяв на себя главную роль управления и строительства, будет открыто взаимодействовать с другими народами, складываясь в братский союз.
Россия должна быть справедливой. Ее экономика, социальное устройство, институты власти будут воплощать не идею насилия и превосходства, а согласия и братства как фундаментальных законов человеческого бытия.
Россия останется религиозной страной, полагая смысл своей судьбы в высших божественных ценностях, стремясь к познанию Бога, открывая его в своем историческом творчестве.
Таковы мои мысли среди постылых осенних дней, на фоне закопченных стен парламента, среди цокающих затворов и тонких возженных свечей на могилах убитых товарищей.