Газета Завтра 604 (25 2005)

ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

Владимир Личутин

0

Владимир Личутин

ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

Дегустация коньяка — вещь деликатная, тонкая. Здесь, как нигде, подходит народное присловье: "Пей, но дело разумей". На дегустации легко споткнуться. Как-то один винодел мне рассказывал: "Я с комиссией однажды так напробовались, что позабыли, где находимся". Это в простой жизни "принял бутылек на грудь", закусил соленым огурчиком — и спи-почивай. Помню, в советское время грузинский коньячок "три звездочки" в рабочей среде считался "развратом", его пила обычно "вшивая интеллигенция", офицерье чином не ниже майора, партийные чиновники районного разлива и мореманы, сошедшие на берег после долгой отлучки. Это была элита, каста… Да и для чего было нам тянуть коньяк, ежели "он клопом пахнет" или "клопы коньяком пахнут", — поди разбери правду. Но дегустатору надо быть уважливым к достойному напитку, на лоб торопливо и бесстрашно не пригибать, селедкой не закусывать, но жеманиться над посудинкой, как девица на выданье, что сосчитывает и обрывает лепестки ромашки: "любит не любит". Нальешь коньяку в рюмку и сразу не разевай рот, будто кто сейчас догонит и отберет "спиритус вини", но дай в бокале постоять с минуту, обжимая его ладонями, чтобы содержимое нагрелось до температуры тела и начало испаряться, потом понюхать, не отвлекаясь на запахи семги-стерляди и севрюги с паюсной икрою, на сушеных кузнечиков и египетскую саранчу, соленые огурчики и селедку-иваси, но вдохнуть дух напитка в себя, после выдохнуть и задуматься: что же ты, милый оценщик, ощущаешь? С водкой проще, чем дешевле питье, тем пуще припахивает оно сивухою; но когда с морозца, да тоска прижимает сердце, — соколом пролетает первая рюмашка... А с коньяком на дегустации ведут себя иначе: надо бережным вкрадчивым глоточком принять в себя, ну чтобы только зубы ополоскало, да понянькать-поегозить языком, а после и проглотить, да задержать дыхание и выдохнуть, конечно, лучше не в сторону деликатной ученой барышни. И вот тут-то, к примеру, и почувствуешь весь букет коньяка "Екатеринодар" двадцатилетней выдержки, что я дегустировал нынче под Армавиром в ЗАО "Новокубанский" в поселке Кирове... Коньяк, который заработал на конкурсах более пятнадцати медалей. Ну, об этом чуть после…

Один знакомый писатель, весьма нервенная сложная натура, любитель возвышенных стихов, дегустировал на Тираспольском коньячном заводе. И после каждой пробы он не сливал из своего бокала остатки в хрустальную широкую вазу, прижаливал напиток (ну разве порядошный, уважающий себя русский человек станет издеваться над коньяком?) и допивал всякий раз до конца, восклицая: "Ну надо же, какой прекрасный коньяк! Чем дольше дегустирую, тем трезвее становлюсь!" В автобус этого бездыханного писателя заносили на руках. Впрочем, и я там отличился. Поначалу чуть не повздорил с виноделом, чудесным рассказчиком и знатоком своего дела, а после стали обниматься-целоваться, петь русские народные, и в заключение дегустации он повел меня в свою келью-лабораторию, где сочинялся в колбе будущий новый коньяк, и мы эту колбочку на прощание опустошили…

Эх, еще мудрыми нашими предками сказано: "Вино и самого сильного с ног свалит". Уж на что был богатырь Сампсон, что ослиной челюстью побил тысячу двести врагов, да и тот был повержен хмелем на землю и устыжен. Да, вино, конечно, кровь Христова. Но в "Домострое " же сказано: "Не говорю — не пей, но говорю — не упивайся… Не проклято вино, а проклято пианство. "Нет, это нынче запил русский народ, как при конце света, будто собрался сыскать истину на дне бутылки. Но, увы: "Нет правды на земле, но нет и выше".

Снимают пробу с коньяка и выставляют оценку, когда он созрел, выстоялся лет пять, десять, двадцать и более. И чем дольше выдержка коньячных спиртов в дубовых бочках, тем деликатнее напиток, тем богаче букет (для понятливых). Но есть люди, которые вообще не переносят коньяка и всякой выпивки, любят жить с трезвой головою. Говорят, от хмельного мозги жижеют и голова становится тупым клином. Что делать, на всякого не уноровишь: "Кому по нраву попадья, кому попова дочь".

Зависит вкусовое богатство коньяка от винограда и земли, на которой растет та винная ягода. "Новокубанский" коньяк гонят из белых виноградов, что вызревают тут же под Армавиром: "Алиготе", "Ркацители", "Кларет", "Лаваль", "Сухолиманский", "Левокумский". Вернее, поначалу из этих виноградов квасят сухие вина, а затем в огромных "баклажках" (кубах) перегоняют на коньячные спирты, освобождаются от "хвостов" — всяких сивушных масел, метанола и лишних эфиров, что невольно сопровождают возгонку. Принцип выпарки спирта, как при варке самогона. Вино нагревают и пары спирта охлаждают. Главный винодел Анатолий Трофимович Пименов, человек не без юмора, тридцать лет отдавший местному заводу, нам внушал, чтобы мы не напирали на сивуху. "Товарищи ученые… Подальше держитесь от плохих вин… Я ещё ни одного человека не видел, который бы взял самогонки в рот, подержал, пополоскал, а потом проглотил. Ну, правда, и выпьешь, когда заставят, чтобы только хозяина не обидеть. Утром встаешь, голова трещит, во рту свинарник".

Прав специалист по коньяку. Да и зачем ему свекольный иль картофельный напиток домашней выгонки с дерзким духом, воротящим рыло на сторону? И мы бы, пожалуй, все по коньячку под лимончик ударили, но… "Стукнешь по карману — не звенит… Брякнешь по другому — не слыхать. "Но русский человек и в этих обстоятельствах вывернется, когда душа просит. Иль бражки поставит, иль пивца, иль из томатной пасты питья выгонит… Братцы мои, в скверные горбачевские времена, когда этот черт пятнистый забодал всех бессмысленным сухим законом, я варил самогон и, скажу вам, теплый первач, несмотря на весь свой "запашистый хвостик", тоже прекрасный напиток, если особенно не манежиться носом да сразу закусить сырым деревенским яичком и свежепросольным огурчиком… Но много: ни-ни. Так и стоит в памяти картина: я полеживаю, значит, в огороде, на костре мирно кипит бачок, из краника буль-буль в стакашек. Пожалуй, этот романтический пейзаж ничем не изгнать из головы. Может, молодость тому виною да былое здоровье, но сейчас того праздника уже не повторить…

Для выделки коньяка главное — дубовая бочка; валят прямослойный столетний дуб зимою в горах Кавказа, чурки вывозят вертолетом и колют его на клепку. Если пилить, то нарушаются древесные слои, и тара не держит спирта. Служит бочка до двухсот лет и более. Коньяк дышит через поры, в год испаряется до пяти ведер содержимого, и потому в хранилище, где вызревает напиток, стоит густой ароматический дух. Французы говорят про коньячный пар: "Это доля ангела". Каждый год бочки доливают. Коньяк — не водка, это живое существо, питается ферментами дуба и кислородом, с годами взрослеет, мужает, набирает крепости. Чем старше коньяк — тем благороднее, обретает цвет крепкого чая. Терпкий дух в хранилище — это дыхание коньяка. Новокубанский завод, хотя и молодой, но уже в нем лежат коньяки тридцатилетней выдержки; их долго не выпускали в мир, не давали известности, но вот повезли в Европы — и за короткое время напитки тонкого ванильно-смолистого букета получили на всяческих конкурсах уже более шестидесяти золотых медалей. Есть чем похвалиться и директору Владимиру Коломийцу. Но в столице отчего-то не найти "Новокубанских" коньяков. Я не особенный знаток этого питья, с юности привыкли мы к "белоголовой", кою глушили в молодые лета "гранеными стаканами". Но вот в Армавире "продегустировал" не раз и не два коньяки "Краснодар" и "Екатеринодар" — удивительно легкие для головы и сердца, мягкие, нежные напитки, не дерущие рот, не пристающие к дёснам, не дающие отрыжки. Хмель легкий, беспечный, нет дремучего опьянения. Однажды, отпив коньяку "Краснодар", святой отец, посетивший завод, сказал: "Идет, как по Божьему писанию". Пожалуй, лучше, вернее и не скажешь. За жизнь-то я пробовал и французский "Наполеон", и многие другие европейские коньяки, но как-то не прилепился к ним душою. А вот "Новокубанские" выдержанные живые напитки вдруг оценил и полюбил.

Но, конечно: "Пей в меру, — сказал Джаварахлал Неру". И памяти, братец, не теряй. А иначе… Вот я сказал главному виноделу Пименову: "Если поднимешь бочку в четыреста литров мне на плечи, то я, пожалуй, и унесу её из хранилища”. Веселый винодел крякнул, вскинул дубовую баклажку с коньяком над головою и… Хорошо, я проснулся в этот момент.