Газета Завтра 605 (26 2005)

«НАСТОЯЩАЯ ЛИТЕРАТУРА СОЗДАЁТСЯ И СЕГОДНЯ»

«НАСТОЯЩАЯ ЛИТЕРАТУРА СОЗДАЁТСЯ И СЕГОДНЯ»

Владимир Толстой:

«НАСТОЯЩАЯ ЛИТЕРАТУРА СОЗДАЁТСЯ И СЕГОДНЯ»

Савва ЯМЩИКОВ. Володя, что для тебя в жизни самое главное? Как для человека, как для потомка Толстых, музейного работника?

Владимир ТОЛСТОЙ. Если формулировать очень коротко, то это сохранение прошлого ради будущего. Я абсолютно убежден, что, как плодородные слои почвы, наслаиваясь один на другой, создают ту питательную среду, на которой вырастает хороший сад, точно так же достойное будущее может прорасти только на мощной почве традиции, подготовленной предыдущими поколениями. Конечно, для меня Ясная Поляна — это колоссальный подарок судьбы. Потому что я не просто руковожу музеем-заповедником, а оказался в сердцевине рода, своими корнями уходящего, по крайней мере, в начало XIII века, хотя сегодня есть исследования, которые историю нашей семьи рассматривают еще глубже. И мне посчастливилось не чувствовать себя в отрыве от предков. Ясная Поляна и родовое имение Никольское-Вяземское для меня не просто красивые ландшафты. Я вижу в них хранителей колоссальной исторической памяти.

Известно, как глубоко почитал свои корни Лев Толстой. Его литература, вообще вся мыслительная деятельность напрямую связана с историей рода, с Толстыми, с Волконскими. И мне кажется, что сегодня нет более важной задачи, чем подумать о будущих поколениях и создавать детские сады, школы, университеты, основой которых станет национальное историко-культурное наследие. Потому что в отрыве от него образование невозможно. Оно теряет опору и становится почти бессмысленным набором знаний.

Не случайно сейчас именно образовательное направление стало одним из ключевых в жизни Ясной Поляны. Не случайно у нас есть единственный в России музейный детский сад. Уже несколько лет я пытаюсь вернуть в структуру музея яснополянскую школу, построенную и открытую дочерью Льва Толстого Александрой Львовной. Мы думаем и о том, что, может быть, Ясная Поляна была бы достойной базой фундаментального вузовского образования.

С. Я. Думаю, вы уже сегодня реально такую базу готовите. Володя, я уже упомянул о встречах писателей, о новом журнале. Расскажи чуть подробнее об этом направлении своей работы.

В. Т. В музей я пришел с журналистским образованием и опытом, до Ясной Поляны 12 лет проработал в журнале "Студенческий меридиан". Из "Студенческого меридиана", пожалуй, и выросли яснополянские писательские встречи. Одна из моих рубрик в журнале называлась "Золотая сотня", и это был некий список литературы, которым я поверял лучших на тот момент писателей. К этому периоду относится мое знакомство с Валентином Григорьевичем Распутиным, знакомство, которым очень дорожу. Я с огромным, с неземным поклоном отношусь к Валентину Григорьевичу и радостно вспоминаю наше, теперь уже двадцатилетней давности, общение на Байкале.

Тогда же были встречи с Анатолием Кимом, с Владимиром Крупиным, со многими другими писателями, которые впоследствии помогли создать в Ясной Поляне эти ежегодные встречи. Как журналист я, естественно, постарался привнести в жизнь музея и печатную деятельность. Создан издательский дом "Ясная Поляна", выходит научный "Яснополянский сборник". Это научное издание мы возобновили, но появились и совершенно новые. Такие, как литературно-художественный альманах "Ясная Поляна", как журнал размышлений "Толстой. Новый век". Эти размышления относятся к философско-религиозной деятельности Льва Николаевича, которую столь усиленно запрятывали от нескольких поколений читателей.

Вас поражает, почему сегодня взялись за Толстого, Достоевского, Гоголя. Да потому, что Толстой, Достоевский, Гоголь — самые опасные враги этих ниспровергателей. Ведь только на фоне Толстого, Достоевского, Гоголя, Пушкина видны их низменность и абсолютная ничтожность. Только на фоне Эвереста можно понять, что кочка ничего не значит. А если вершины свергнуты, и кочка кажется значительной. Самая большая и главная задача разрушителей — смешать добро и зло, смешать краски, чтобы ничего не было понятно. Тогда на этом сером фоне можно с высоко поднятыми головами называть друг друга великими и говорить: "Ты, великий, будешь академиком художеств, хоть ты поэт или писатель. А ты вот будешь великим академиком философии". Но пока есть подлинные вершины, эти действия смешны, потому что очевидна несоразмерность масштабов. Не хочу называть фамилий, речь о самой сути процессов.

С. Я. Ты же называешь фамилии: Толстой, Достоевский…

В. Т. Мне этого достаточно. Я могу назвать Распутина, Абрамова, Астафьева, как бы сложно к нему ни относиться. Это не обязательно только "деревенщики" или только православные писатели. Были сильные прозаики и поэты военного поколения, которые достойны того, чтобы их числить в ряду большой русской литературы. Если говорить о Толстом, Достоевском и Гоголе, то для "кочек" эти вершины особенно опасны. Они сегодня стали, может быть, даже современней и актуальней, чем тогда, когда писали свои бессмертные вещи. Перечитайте статьи Толстого столетней давности. Если их опубликовать на первых полосах наших газет, это будет сенсация. Самая оппозиционная, самая мощная, самая уничтожающая все то, что сейчас пытаются навязать и миру, и России. А раз так, Толстого надо осмеять, нужно этого старика превратить в идиота, признавая при этом, что он великий писатель. Ведь признать великим менее опасно. Просто великий — и все, достаточно. Но на самом деле Толстой не прочитан, он неизвестен. Точно так же, как неизвестен "Дневник писателя" Достоевского, как очень плохо известны "Выбранные места…" Гоголя.

Эта литература сегодня для властей предержащих даже более опасна, чем тогда, хотя Толстой прямо обращался к царю, прямо писал про чиновничество. Кстати, в нашем журнале напечатана забавная толстовская фуфоська "Два варианта описания жизни улья с лубочной крышкой". Это не очень свойственная Толстому, но блистательная сатира на нашу Думу вместе с Федеральным собранием, с правительством. Очень простой пример жизни улья с точки зрения трутня, присваивающего себе труд рабочих пчел. И с точки зрения рабочей пчелы, в общем-то, снисходительно относящейся к трутню. Это настолько про сегодняшний день, насколько мало кому из современных журналистов удается.

Вот вы упомянули, что, перечитывая Толстого, Достоевского, каждый раз находили что-то новое. Я "Анну Каренину", чтобы не соврать, в восьмой или в девятый раз перечитывал с огромным наслаждением. Поразительно, что открывается то, что просто невозможно уловить в первом прочтении. Читая впервые, следишь за фабулой. Есть треугольник Анна — Вронский — Каренин, и ты этим полностью поглощен. Кити, Левин, вся эта линия остается на втором плане. А уж про третий, пятый, седьмой, десятый план ты просто не подозреваешь. Но когда фабула знакома до мелочей, когда второй и даже третий планы изучены, прочувствованы, вдруг видишь, что это еще и невероятно мощный срез исторического времени.

В разговорах помещиков, в каких-то, казалось бы, отвлеченных вещах, которые ты почти проглатывал, вскрывается потрясающее обобщение о власти, о роли Государственной думы, о земле-кормилице и о крестьянских корнях. Обо всем том, что Толстой считал солью земли, сутью жизни. Все есть в этом романе "Анна Каренина", который сегодня ухитрились превратить в комикс. Да, его выпустили в картинках. Для смеху, для понту, а самое главное, для того, чтобы просто уничтожить эту мощную романную силу. Но разрушители заблуждаются. Как член жюри премии, как издатель я читаю много современной литературы, слежу за журнальными новинками. Я совершенно далек от мысли, что настоящая литература умерла, она создается и сегодня. И много есть талантливых молодых.

Чем отличается для меня литература хорошая от не литературы вообще? Прежде всего своим созидательным началом и сострадательным началом. Произведение может рассказывать о страшных вещах, о трагедиях, о беспросветных, мрачных буднях морга или казармы, как у молодого писателя Олега Павлова. И все равно это литература, потому что в ней есть вера в человека, в то, что он из этой грязи выходит человеком, и, может быть, даже очищенным человеком. А в сочинениях иного рода преобладает низменный инстинкт, та самая пошлость, которую ниспровергатели выискивают у Толстого, Достоевского, Чехова. Но великие не могли себе позволить шалости, в их вещах не встретите пошлости как таковой. Есть прием, которым мастер показывает необходимые и важные для него смыслы жизни. В сегодняшней беллетристике это не прием, а собственно ткань произведения. Из пошлости сотканы взаимоотношения людей.

И еще одно отличие. Подлинная литература объемна, а нелитература плоска. В ней все просто: вот черное, вот белое. Черного больше. Посмотрите, на тысячах страниц "Войны и мира" или той же "Анны Карениной" нет плоских характеров, нет отрицательных персонажей в их сегодняшнем понимании. Разве мы не видим чyдные какие-то стороны Долохова? Разве не сострадаем Каренину? Или не понимаем, что Вронский отнюдь не законченный мерзавец? Не случайно он отправляется в Сербию в конце романа. Потому что Толстой видит каждого человека как многомерное существо, в котором понамешано и доброго, и недоброго.

С. Я. Согласен с тобой. Я очень рад, что потомки моих, к сожалению, ушедших из жизни друзей и людей, с которыми работал, избрали для себя линию настоящей литературы. И Андрея Тарковского племянник, и сын Ярослава Кирилловича Вася Голованов, которого я еще мальчонкой знал. Они же пишут прекрасно, но вы их не увидите на посиделках у Вити Ерофеева.

В. Т. Зато увидите в Ясной Поляне.

С. Я. Слава Богу. Потому что сейчас правит массовая культура. В наше время она тоже была. И Шульженко, и Бернес, и Алейников, и Крючков, и Стриженов — это же массовая культура. Но то, что они делали, было красиво, в этом была культура. У нынешних деятелей совсем другие приоритеты. Жутко меня возмутило интервью человека, с которым когда-то довелось общаться. Я имею в виду Бориса Гребенщикова. Он казался ищущим, приходил ко мне в мастерскую, интересовался древнерусским искусством. А тут в порыве откровенности объясняет журналисту, почему для него самая никчемная книга, из которой он ничего не получил, это "Война и мир" Толстого. Оказывается, там нет ни одного персонажа, за которого можно "ухватиться". Во всяком случае, Гребенщикову не удалось. Но вот такой сложнейший человек, как Андрей Тарковский, создавший "Андрея Рублева", "Иваново детство", "Зеркало", ухватиться сумел. Он во ВГИКе, как говорят, здорово "косил" под Андрея Николаевича Болконского. Все время под мышкой "Войну и мир" носил. Значит, чему-то научился.

В. Т. Действительно, время изменилось и изменило людей. Причем эта массовая культура и превалирующая визуальная культура — телевидение, видео, Интернет — это культура потребления. Ты сидишь, а тебе делают зрелище. И это настолько развратило подавляющее большинство людей, что иная культура им стала слишком трудна. Ведь чтение — это труд, чтение серьезной литературы — труд серьезный, а общество хочет потреблять легкое. Абсолютно не хочу умалить значение кинематографа, театра, но литература отличается от всех визуальных видов искусства тем, что требует твоего личного соучастия. Можно, конечно, пролистывать и читать только фабулу романа Толстого, Достоевского. Но тогда лучше выпустить тот самый комикс, дайджест. Собственно, сегодня так и делают. Сплошь и рядом можно увидеть пособия "Как написать сочинение", "Война и мир" в кратком изложении".

С. Я. То, что у нас называлось шпаргалками.

В. Т. На самом деле, это выхолащивание книги и страшное обеднение читателя. Потому что, по-моему, нет большего наслаждения, чем наслаждение словом, мыслью. Мне жаль людей, которые перестали читать.

С. Я. Володя, я знаю, что одна из сфер твоей деятельности — возрождение заповедника. Что в этой сфере для тебя самое интересное? Какие видишь перспективы?

В. Т. Если говорить о том, что делается и сделано в усадьбе, то главным остается, естественно, сохранение наследия Льва Толстого — поддержание в порядке дома, реставрация вещей, книг. И все-таки для живого организма просто сохранять еще недостаточно, а мы исходим из того, что Ясная Поляна — это живой организм. Была такая концепция, которая мне всегда казалась странной: Ясная Поляна сохраняется на момент ухода Толстого, то есть на 1910 год. Эта концепция верна в отношении самого дома, его интерьеров, которые мы не можем менять произвольно. Вещи в комнатах остаются на тех же местах, как они помнили Льва Николаевича и как он помнил их.

Подлинность Ясной Поляны поразительна. Если вообразить, что хозяин вернулся в дом, то он с закрытыми глазами найдет на полке книгу там, где ее оставил. Это производит очень сильное впечатление. И, безусловно, дом будет оставаться именно таким. Но нельзя сохранять усадебный, природный комплекс по состоянию на 1910-й или какой-то другой год. Потому что деревья растут, взрослеют, стареют, умирают, и приходится сажать новые. Конюшня не может пустовать — в ней должны быть лошади. Пасека не должна быть мертвым музейным объектом — нужны пчелы, приносящие мед. И сейчас Ясная Поляна живет усадебной жизнью, стараясь развивать все те направления, которыми увлекался Толстой и которые были ему дороги. Сегодня сохранять ядро Ясной Поляны было бы абсолютно невозможно, если бы мы не создавали вокруг усадьбы буферную защитную зону. Она тоже должна быть активно хозяйствующей.

Разумеется, мы рассчитываем на государственную поддержку заповедника и отстаиваем те позиции, что у государства есть обязательства по сохранению культурного наследия, в том числе Ясной Поляны, как его несомненной части. В то же время у нас есть возможность помочь государству, зарабатывая дополнительные средства, привлекая их из других, негосударственных источников. В этом убеждает самый элементарный подсчет, сделанный нами еще десять лет назад. Представьте, человек собирается посетить Пушкинские Горы, или Спасское-Лутовиново, или Ясную Поляну и с этой целью едет из Петербурга, с Камчатки, из Лондона, из Нью-Йорка — неважно, откуда. Он покупает билеты на самолет или поезд, останавливается в гостинице, ест, пьет, покупает книги, сувениры. В череде этих затрат плата за входной билет в музей составляет меньше одного процента. Все, что затрачено по пути к главной цели поездки, получают туристические фирмы, авиакомпании, владельцы магазинов, гостиниц, других посреднических организаций. Так вот, мы посчитали, что можем сами предоставлять определенную часть этих услуг, не отдавая средства безвозвратно, а сохраняя их и реинвестируя в поддержку деятельности музея. Так у Ясной Поляны сначала появилось туристическое агентство в структуре музея. Потом своя гостиница, свои автобусы, кафе. Сегодня это очень мощная наша финансовая подпитка, я бы сказал.

Понимая, что человек, приезжающий в музей, хочет увезти что-то памятное, а по всем музеям России набор сувениров почти одинаков, Ясная Поляна занялась возрождением свойственных именно этой земле промыслов и даже созданием каких-то своих направлений с использованием местных материалов, глины. Два музейных отдела, с одной стороны, изучают историю традиционных промыслов и ремесел, с другой — воплощают свои находки в конкретные изделия. Кроме того, они обучают ремеслам ребятишек, всех, кто захочет.

Если раньше музей-заповедник "Ясная Поляна" ограничивался центральной частью усадьбы, то за последние годы мы взяли под свою опеку несколько филиалов. Помимо родового имения Никольское-Вяземское, это усадьба брата и сестры Льва Николаевича Большое и Малое Пирогово. Это и бывший уездный город Крапивна, с которым Толстой был очень тесно связан, работая мировым посредником. Ясная Поляна входила в Крапивенский уезд, сват Льва Николаевича был предводителем уездного дворянства. Сейчас мы патронируем этот чудный, сильно разрушенный, деградирующий, но не испорченный новым строительством город, где до сих пор видны приметы старого уездного быта. В будущем, если наши планы удастся выполнить, Крапивна могла бы стать своеобразным музеем русского уездного города. Он фактически уже стерт с лица земли, но вот остались единицы. Крапивна, Епифань, может быть, еще несколько.

Что касается ближайших перспектив, то это продолжение образовательных проектов, о которых я уже говорил. И второе, что само напрашивается, — Ясная Поляна может и должна стать мощным фестивальным центром. Ведь Толстой тесно связан и с музыкой, и с кинематографом, с театром, с живописью. А сколько самых острых вопросов ставит Толстой перед участниками социальных, философских, религиозных, литературных дискуссий. Это абсолютно очевидно. Мне кажется, что Ясная Поляна могла бы стать местом проведения постоянно возобновляемых крупных фестивалей, конгрессов.

С. Я. Благодаря тому, что корень всех этих дел ваш род и Лев Николаевич Толстой, Ясная Поляна становится одним из эталонов возрождения России. Ведь во всем, о чем ты сейчас рассказал, и рыночная экономика присутствует, и подлинная забота о культуре. Богатые сейчас любят говорить: "Нас Боженька поцеловал". Нет, у них другое. Это ты из тех людей, которых Боженька поцеловал. Потому что большое настоящее дело делаешь, и я могу тебе только одного пожелать в это трудное время. Здоровья, сил, чтобы то, что началось в Ясной Поляне, продолжалось. В этом для нас надежда. Надежда, завещанная твоим великим предком.