Газета Завтра 768 (32 2008)

Ким Батыров НАДУВНЫЕ ОЛИГАРХИ

На дворе был 1987 год — самый разгар перестроечных новшеств и веяний. Однажды мне, главному инженеру и первому заместителя генерального директора объединения "Интернефтегазстрой", доверенный человек передал деловое предложение от некоего Ходорковского. Он обитал в офисе на задворках Павелецкого вокзала — среди пакгаузов в неприметном вагончике. В таковом вагончике и произошло мое знакомство с предпринимателем кооперативного закваса Михаилом Ходорковским. Тогда в советском законодательстве еще не был отменен запрет на частное предпринимательство и спекуляцию. А кооператоры уже получили "вольную". Идея высвободить инициативу и ответственность трудовых коллективов и их руководителей от пут косной бюрократии ведомств, местничества партийных бонз в областях и республиках нам, технократам, конечно же, была не чужда. Самофинансирование и самоокупаемость — заветные слова, появившиеся в документах последнего съезда КПСС, вселяли надежду, что с так называемым застоем мы справимся. Экономика обретет новые стимулы роста. Но настораживал и заронял недобрые предчувствия "радикальный", но несуразный Закон о кооперативах. Экономического смысла в такой вымороченной кооперации не было и на грош. Создание ростков предпринимательства в высокоразвитой индустриальной и технологической базе Советского Союза, сопоставимой по мощи с американской, подменялось сомнительным потворством убогой стихии мелкого "частника", примостившегося где-то на задворках масштабной плановой экономики. Это выглядело странно и несерьезно.

"Архитекторы перестройки" громыхали ленинской фразой 20-х годов: "социализм — строй цивилизованных кооператоров". Но данное определение относилось ко временам, когда тягловой силой в деревне была лошадь, а в городе в разруху 20-х годов безработному улыбалась удача скорее наняться на кустарную артель бондарей, чем на железоделательный завод. Ни с того ни с сего в сверхдержаве, которая давно переросла фазу индустриализации, запускала на орбиту космические станции и построила Океанский флот, мелкий выжига и кустарь-"кооператор" был объявлен "мотором" подъема экономики из мифического застоя. Ведущей силой преобразования всего хозяйственного и экономического уклада. Сказать по правде, никто из моего круга руководителей индустрии тогда не мог взять в толк, на кой Горбачев и Яковлев якшаются с этими мелкотравчатыми "кооператорами", как черт с младенцем… Всё прояснилось лишь в августе 91-го года.

С самого начала "перестройщики"-антикоммунисты лишь притворно возлагали на кооперативы некие созидательные задачи. На поверку это напоминало возврат вспять, к угару нэпа. "Крупный нэпман кормится главным образом вокруг трестов и других органов государственного управления. Он скупает государственную продукцию и сбывает ее мелкому собственнику. Живет в мире взяточников и казнокрадов", — писал в 20-е годы XX века Георгий Федотов о подозрительном, похожем на баловней горбачевской "перестройки" персонаже. Эту подмену, идеологическое ловкачество общественное мнение не распознало в перестроечном хмелю. Жулики-лжекооператоры, на которых порой клейма негде было ставить, пользовались высоким покровительством и витийствовали на всю страну в телешоу "Взгляд". По-моему, лжекооперативное движение было не без умысла посеяно, словно чертополох, на социалистической хозяйственной ниве. Оно стало орудием развала экономической системы "тоталитарного" СССР. Все эти новоявленные корейки не прятали свои сокровища по сундукам, а "честно" платили партвзносы с сумасшедших барышей, да еще бахвалились своей неподсудностью. Получили они и неограниченную свободу рук перекачивать безналичные оборотные средства в наличные. По мере раскручивания оборотов этого подобия "денежного станка" в кооперативном секторе, расстраивалось и рушилось равновесие спроса и предложения на товарных рынках. Это и породило чуму "дефицитов" и мороку очередей, тогда как в натуральных показателях оборот торговой сети даже возрос, — при пресловутых "пустых прилавках".

Правда, тогда, в 87-м году, куда всё это заведет, представлялось смутно. Многие люди моего круга, возглавлявшие крупные индустриальные комплексы, в глубине души надеялись, что "кооперативная" блажь высокого начальства схлынет. И тогда с чистого листа реформой экономики займутся без дураков, на зрелой, здравой научной основе… Но так явно не думал некто Ходорковский, с которым я 11 лет назад все-таки встретился в вагончике у Павелецкого вокзала. Михаил Ходорковский при первом знакомстве нисколько не походил на мелкотравчатого пронырливого "кооператора" из ненасытной породы, кому всегда не хватает десяти рублей до тысячи. В нем чувствовались масштаб и сильная деловая хватка. Он напомнил мне годы молодые, когда в моем поколении выделялся неугомонный тип "комсомольского авангардиста", за которым, по мнению старших, нужен глаз да глаз. Каково же оказалось деловое предложение Ходорковского? Он звал нас, объединение "Интернефтегазстрой", войти в соучредители коммерческого банка. Впоследствии он стал знаменит под названием "Менатеп" (межотраслевой центр научно-технических программ). Это был один из первых возникших в "перестроечном" чаду, на пустом месте коммерческих банков. Рядом со Стройбанком СССР, где наши предприятия Миннефтегазстроя кредитовались, "Менатеп" должен был выглядеть, как мышь рядом со слоном. Ходорковский открыто и толково разъяснил, в чем деловые выгоды учредителей нового банка в той небывалой, исключительной ситуации, когда кредит перестает быть исключительной монополией государства.

Похоже, отчасти правота его была в том, что никакой предосудительной подоплеки в задуманном предприятии не было. Уж коли ЦК партии дал установку, что кооперативное движение следует всемерно поддерживать. А в закон о кооперативах закралась строчка, что они вправе учреждать свои банки. Государственным предприятиям не заказано впредь идти на смычку с новым предпринимательским укладом.

Для нашего "Интернефтегазстроя", который был ведущим подрядчиком на строительстве нефтегазовых объектов Совета Экономической Взаимопомощи в Сибири, на Украине, по всему СССР, будущий "Менатеп" выглядел, конечно, мальцом. У нас одних иностранных рабочих занято было 60 тысяч человек, а бюджет исчислялся миллиардами рублей. Накоплены были у нас и свободные средства, в том числе и в переводных рублях… Ходорковский неспроста набивался к нам в деловые партнеры. Да и взнос учредительский в капитал нового банка для нас был невелик — 500 тысяч рублей. И эта сумма была равна четвертой доли уставного капитала будущего "Менатепа"…

КЛОНДАЙК НА МАРОСЕЙКЕ

С неделю я размышлял над этим необычным, в духе новых времен, деловым предложением. По должности первого заместителя генерального директора "Интернефтегазстроя" у меня были полномочия распорядителя кредитов, а начальник объединения, как правило, соглашался с моими решениями. В Миннефтегазстрое согласовывать не требовалось. К тому времени права хозяйственной самостоятельности производителей были уже достаточно широки. Опять же, сумма вложений более чем скромная… И все-таки, хоть с виду комар носа не подточит, дело без подвоха и риска, но душа противилась. И не в "консерватизме" была загвоздка, не в перестраховке. И не то, чтобы личность будущего партнера не приглянулась, вовсе нет. Отвращала сама подспудная мировоззренческая подкладка затеваемого дела. Моим убеждениям коммуниста, сына фронтовика, прошедшего школу руководителя — от рядового механика на трассе до заместителя начальника "сэвовского" главка, чужд был сам прозрачный замысел "Менатепа": стяжание сверхприбылей на стыке планового и спекулятивного секторов экономики, которая претерпевала метаморфозу с неясными последствиями. Я заподозрил здесь точку противостояния миров, друг другу чуждых и даже, как выяснилось гораздо позже, враждебных. Ведь в год, когда грянул дефолт, "Менатеп", ставший к тому времени одним из крупнейших банков, под шумок "кинул" своих вкладчиков и увел активы в укромные убежища. Об этом в открытую тогда писали в прессе, но банкиры-"банкроты" чувствовали себя неуязвимыми под крылом ельцинской камарильи…

Мой отказ Ходорковский воспринял с огорчением, но расстались мы вполне дружески… Видно, не суждено было мне — заядлому трассовику, жизнь посвятившему строительству нефтегазовых магистралей, угодить, как кур в ощип, в эту олигархическую бражку. За что я на судьбу нисколько не в обиде. И все-таки то, что приключилось в годы последующие: крушение Миннефтегазстроя и растаскивание по "частникам" его индустриальных активов, возвышение "Менатепа" и ЮКОСа, прихвативших почти задаром тюменские нефтепромыслы, которые наш брат-строитель десятилетия поднимал среди болот и топей, и печальный финал самого первого сверхбогача страны, — всё будто вчера случилось, так остра память. Есть над чем поразмыслить… И вот нечаянно новый повод, толчок непростым размышлениям о прожитом, в том числе о том памятном разговоре в вагончике у Павелецкого и его подноготной, дало мне недавно прочтение только что вышедшей в русском переводе эпической "саги" о 90-х годах в России Дэвида Хоффмана, одного из ведущих обозревателей "Вашингтон пост". В середине 90-х он работал корреспондентом в Москве. Хоффман описывает события и факты, совпадающие по контексту с фабулой несостоявшегося моего партнерства со "структурами" Ходорковского. Неплохо осведомленный американец как бы с другой, противной стороны, которая была от меня и большинства скрыта, проливает новый свет на уже известные, казалось бы, факты.

"Хоффман блестяще демонстрирует, как на первый взгляд случайные и незначительные поступки и обстоятельства привели, в конце концов, к колоссальному перевороту в обществе", — написано в аннотации на суперобложке. Пожалуй, в свете тех фактов и событий у истоков "Менатепа", которыми я был сторонним свидетелем, сказанное не выглядит чрезмерным преувеличением. Но вот другая сентенция, из лондонской "Санди таймс", отдает типичным западным цинизмом: "Если бы эти люди не сделали свое дело, Россия бы по-прежнему чахла в условиях безнадежно неэффективной административно-командной системы". Лжет британская ханжа! Если даже представить себе, что никаких горбачевских подкопов под социализм не произошло, и дело обошлось без профанических экономических реформ, не подверглись бы погрому производительные силы общества, а неизбежные структурные преобразования развились бы на основе плановой экономики, по "китайской модели", — страна бы, не колеблясь утверждаю, процветала. А "чахнет" она как раз на наших глазах, когда от ресурсного, технологического и инновационного потенциала СССР осталась едва треть.

"Но это, с одной стороны, — оговаривается, не очень конфузясь, "Санди таймс", а с другой, эти люди отстаивали исключительно собственные интересы и совершили самую крупную кражу в истории. Успех увлекательной повести, написанной Хоффманом, в том, что в итоге обе эти точки зрения оказываются убедительными". Здесь какая-то фарисейская несуразица! "Крупнейшая кража в истории" — она же и неслыханное благодеяние для ограбленной страны! Ни в какие ворота не лезет… А попросту опус в 600 с лишним страниц со скрупулезным перечислением автором более ста имен истцов-свидетелей событий из московской либеральной тусовки, поделившихся с Хоффманом откровениями об антисоветской интриге 90-х годов, — рьяная апологетика. Главенствующий, насквозь ложный антиисторический тезис автора: олигархический капитализм в России — "неизбежный" этап на пути страны к либеральной рыночной системе. И шестеро демиургов истории 90-х — героев книги — Ходорковский, Лужков, Чубайс, Березовский, Гусинский, Смоленский — якобы возглавили этот "грандиозный переход".

Непременно найдутся и "продвинутые" начетчики либерализма, которые восхитятся писаниями Хоффмана, подобно персонажу Салтыкова-Щедрина, "западнику Тебенькову", для которого "всё равно, что Восток, что Запад, по пословице — была бы каша заварена, а там хоть черт родись!"

Книга Хоффмана, на мой взгляд, дрянная и написана как бы в отместку и в назидание нынешнему путинскому режиму, который отступился от эпических свершений ельцинизма 90-х годов… И все-таки мне крайне любопытно было узнать подробности, сопутствовавшие нашему незадавшемуся деловому партнерству с "комсомольским" выдвиженцем Ходорковским, которого Хоффман на полном серьезе величает "одним из первых титанов новой эры предпринимательства" и "выдающимся финансистом". Чисто по Драйзеру: "Титан" и "Финансист"! Чем же заслужил Ходорковский прозвище "титана"? Он якобы придумал первым, как превращать безналичные средства в наличные деньги. И это тоже неправда. Фокус известен был задолго до него, и многие проворовавшиеся хозяйственные руководители, погорев на этом, отправились в места не столь отдаленные.

Вот куда Ходорковский в самом деле поспел первым, так это на "Клондайк" на Маросейке. Хоффман подтверждает, что "титан предпринимательства", оказывается, имел официальную "крышу" ЦК ВЛКСМ, который разрешил для своих организаций "некие новые правила финансовой деятельности". Этим ЦНТТМ (центрам научно-технического творчества молодежи) комсомольское начальство дозволило получать ссуды и расходовать деньги по своему усмотрению. Хоффман почему-то вообразил, что это баловство "созвучно идее самофинансирования". Безналичные средства на счетах предприятий он почему-то путает с государственными субсидиями. Словно это деньги не заработанные, "не настоящие". И эти, дескать, "бесполезные" безналичные деньги ходорковские наловчились превращать в наличные. Если контора Остапа Бендера понарошку заготавливала рога и копыта для нужд легкой промышленности, то так называемые центры научно-технического творчества молодежи подряжались оказывать псевдонаучные прикладные услуги заказчикам из госпредприятий и всем, кто только под руку подвернётся… На что же уповали высокопоставленные "благодетели"?

Это ведь всё равно, что проделать дырку в плотине и ожидать, какой прок из этого можно извлечь. Вот Ходорковский и воспользовался дармовщиной и потворством, предлагая услуги по перекачке безналичных денег со счетов предприятий в наличные. Вот и весь фокус "титана" и "гиганта мысли". Навалом пошли фиктивные договора на оказание "услуг". Зачастую это была обыкновенная макулатура, которую выдавали за научные штудии. Сам Ходорковский откровенничал: "Мы (ЦНТТМ — К.Б.) играли роль посредников. Бизнеса не было — ничего не продавалось и не покупалось…"

Из книги Хоффмана я узнал еще некоторые любопытные подробности, о которых Ходорковский, понятное дело, умолчал, когда мы вели с ним переговоры. Он страсть как был заинтересован, чтобы "Интернефтегазстрой" вошёл в число учредителей будущего банка "Менатеп". Теперь выясняется, что первоначальный капитал Ходорковский с компаньонами нажили не "научным творчеством", а махинациями с ввозом поддельного коньяка "Наполеон" и липовой шведской водки "Абсолют". Но более всего денег они нажили на спекуляциях импортными компьютерами, которые приносили десятикратный барыш. Помнится, все в нашем кругу тогда чертыхались: почему Внешторг, словно у чиновников руки отсохли и разум помутился, не сподобится сам поставлять в государственную торговую сеть оптовые партии компьютеров, которые были ходовым и доступным товаром на Западе? А Ходорковский, словно коробейник, сбывал импортные компьютеры с рук, поштучно, провозя их правдами и неправдами через таможню. Хоффману "титан мысли" сознался, что правоохранительные органы не беспокоили его два года после звонка некоего высокопоставленного покровителя из Госкомитета по науке и технике. Еще один "зачарованный" — директор Института высоких температур Александр Шиндлин, который, по свидетельству Хоффана, имел связи с "влиятельными людьми за рубежом, что обеспечивало ему источники финансирования". Ходорковский давно положил глаз на "богатый институт". И вот из саги Хоффмана о чудесном вознесении мелкого дельца в олигархи проясняется, что, получив отказ "Интергазнефтестроя" войти в соучредители "Менатепа", Михаил Борисович недолго горевал. Забросил удочку в дирекцию Института высоких температур, занимавшегося, к слову сказать, закрытой тематикой в области ракетных двигателей и лазерных технологий…

ЖУЛИЧИКИ-СТРАСТОТЕРПЦЫ

"Они были энергичными людьми, — оправдывал впоследствии свое доброхотство академик Шиндлин, — известными комсомольскими деятелями. Культурными людьми с незапятнанной репутацией, а не мелкими жуликами". Ходорковский года за два до событий уже "стрельнул" из кассы этого академического института "немного денег" на развитие. На этот раз он поведал Шиндлину, что задумал основать банк и нуждается во "влиятельном и статусном соучредителе". "Парни, вы молодцы!" — воскликнул академик, который души не чаял в застрельщиках "первоначального накопления". "Шиндлин согласился войти в правление нового банка "Менатеп", — повествует далее Хоффман. А "ребята" уже открывали оффшорные счета и переправляли за бугор твердую валюту…

Неужто многомудрый академик Шиндлин не почувствовал подвоха, позволив вовлечь институт, далекий от банковского дела, в авантюру "Менатепа"? Когда автор этих строк ответил отказом Ходорковскому войти в дело, никаких сведений и даже догадок о криминальной подоплеке его деятельности не было. Мы не поладили, скорее, по причине несовместимости наших взглядов на сущее. Ходорковский в моих глазах воплощал дух мамоны, хотя и косил под пылкого комсомольского энтузиаста. Позже, гораздо позже, в 91-м году, он откровенно выразил свое кредо менялы в книге "Человек с рублем", передразнивая название известной погодинской пьесы. "Мы защищаем равное право на богатство", — возглашал основатель "Менатепа". И это была еще одна неправда, фарисейство, лапша на уши… Как раз теперь, весной 2008 года, в суде слушается громкое уголовное дело его подельника Невзлина, обвиняемого отнюдь не только в финансовых прегрешениях перед законом. В обвинительном заключении недвусмысленно прописано, как хлопоты владельцев ЮКОСа о "равном праве на богатство" на поверку обернулись настоящей уголовщиной и беспределом…

Дэвид Хоффман, впрочем, и не пытается нас уверить, что новорусский делец "пушист до чрезвычайности". Он откровенен: "Новые российские магнаты многое позаимствовали из богатой истории американской и европейской плутократии… Методы баронов-разбойников". Этот резкий пассаж вдруг прорывается сквозь эпический тон "саги о шести олигархах". Жулики или же страстотерпцы — "борцы за идею" — его персонажи? Автор склоняется ко второму: "Они унаследовали (права наследования уж не в нотариальной ли конторе Сороса им заверили?- К.Б.) страну, в которой простейшие инстинкты частной собственности подавлялись и оставались только в теневой экономике". При Советской власти за бедолагами по пятам следовали ищейки ОБХСС. Им приходилось оттачивать свои хватательные инстинкты на примитивной фарцовке, "усушке-утруске" или, к примеру, жульнических трюках вроде сбыта на толкучке в фирменной упаковке джинсов, состоящих из одной штанины вместо двух… И вот этот слой мелкого жулья и "теневиков"-кустарей и сдюжил дело "капиталистической революции"? Свежо предание… Нет, теневые силы, которые "рекрутировали" ходорковских, действовали в недрах и потёмках высшей номенклатуры… Хоффман и не оспаривает, что дело нечисто. "Снова и снова поднимается вопрос о сделках, заключенных этими людьми. Были ли они законными, были ли они преступными?" — риторически заводит карася за камень Хоффман. Во искупление грехов: "Не оправдывая заказные убийства, неприкрытое воровство и алчные амбиции,.. следует сказать, что всё это проходило в условиях свободного падения, в "зоне неведомого". Так, может быть, Ходорковский и вовсе "сталкер", по Стругацким, храбро проникший в опасную "зону неведомого", разведывая пути, по которому общество за ним, первопроходцем, последует в кущи рыночной экономики? Всем этим низким словоблудием Хоффман выгораживает будущих олигархов. Не жалея пафоса, живописует вероломство "перестройщиков" и воцарение ублюдочного порождения горбачевской контрреволюции — самого допотопного, компрадорского капитализма в бывшем СССР. Той самой стране, которая являлась грозным и неодолимым стратегическим соперником Соединенных Штатов со времен Фултонской речи и до злосчастной, предательской Мальтийской декларации, подписанной малодушным отступником Горбачевым.

Между Ялтой и Мальтой простиралась великая эпоха, которая не канула в Лету, потому что новь мирового сообщества оказалась никчемной, удручающей, не имеющей под собой твердой опоры. И все-таки опус Хоффмана, своего рода жития шести "невольных" грешников-олигархов, стоит нашего пристального внимания. "Дэвид Хоффман создал монументальный труд. "Олигархи", видимо, последняя книга на эту тему. Трудно представить себе, чтобы кто-нибудь пытался еще это повторить, не говоря о том, чтобы это превзойти", — рассыпается в похвалах Майкл Макфол, политолог, профессор Стэндфордского университета и еще один — похоже, знатный — русофоб. До небес возносит заслуги Хоффмана — лукавого историографа либеральной реформации, которая у нас прослыла Великой Криминальной революцией. Что труд Хоффмана "последний" — сильно сказано… Намек в том, что это венец, конечная идеологическая инстанция, канон, которому надлежит следовать в "приличном" обществе. Эта ложь принудительная. Монументальный опус Хоффмана, уверен, рассчитан не на читателя-янки, который и к своей-то истории не любопытен, а на нашего российского читателя. И тираж его немал — 10 тысяч экземпляров. Ныне ведь либеральные масс-медиа и "медиаторы" на телеканалах, кто открыто, кто исподволь, обиняками восславляет "лихие 90-е". Словно получили негласную, неведомо откуда, "указивку" — вопреки новейшей путинской идеологической доктрине восславить бесчинства ельцинизма, незамоленные грехи 90-х годов. Хотя все приобретения грабительской приватизации, либеральные святцы в экономической политике, социальный дарвинизм в распределении национального дохода — кому вершки, а кому корешки — остаются неизменными. Это чисто риторическое, пиаровское распрощание власть предержащих с ельцинизмом непоследовательно и опасливо. Как бы не перегнуть палку! На мой взгляд, эти двойственность и лукавство отражают внутренний разлом, двоемыслие и неуверенность российской олигархии, на которые наложились и подвохи двоецарствия.

Чубайсы и кудрины, которые всё еще держат коммуникации путинского режима с Америкой, с западным финансовым и политическим истеблишментом, спят и видят "ретро" 90-х годов. И вовсю раздувают "кадило" вокруг попранных "демократических завоеваний" ельцинского правления. Не в пример, дескать, теперешней авторитарной "суверенной демократии". Вброшен в оборот новейший тезис, что реформация ("вестернизация") России вполне, дескать, удалась на экономическом поприще. Олигархический капитализм отстроен и будто бы незыблем. Но — дело не задалось на поприще демократических реформ. Тут всё пошло на попятную, и это, мол, прискорбно. В этот бубен шаманский молотят все либеральные масс-медиа, а также "казачки" от компрадоров и внутри медведевско-путинского дуумвирата. Если без околичностей рассудить, к какому берегу нас вынесли злоключения "либеральных реформ", то Россия, разбогатевшая на десятикратном повышении мировых цен на нефть, теперь стала финансовой, а не только сырьевой колонией Запада. Но вот незадача — Россия, по счастью, выбралась из-под пяты "Вашингтонского консенсуса". Посланцев дядю Сэма всё холодней привечают на Москве. Правда, в Бочаровом Ручье какой-никакой пустопорожний стратегический меморандум на будущее стороны сочинили, но про былое великодушие уступок, овечье послушание, "в лепешку", как при "демократическом" и почтительном к американскому диктату ельцинском режиме, осталось лишь воспоминание. И это, дескать, "печально". Однако вернуть старое, как замыслили "друзья" России на Западе, все еще сохраняется некоторый шанс. Особенно приободрила их коллизия междуцарствия Кремля и Краснопресненской.

Особый издательский изыск: на алой суперобложке хоффмановского тома, толщиной с кирпич, в круглых вырезанных окошках — лики шести главных олигархов, героев повествования, а под глянцевой оберткой, на твердом корешке еще дюжины две "фоток", совсем без ретуши, политиков, дельцов, демагогов — демиургов "лихих 90-х". И вся вместе картина производит ошеломляющее, мрачное и гнетущее впечатление. И впрямь "говорящие портреты", на которых вся подноготная и запечатлелась. Иные из "избранников судьбы" теперь далече. Другие поменялись местами в списке "Форбса". Третьи замечены на теневых ролях при затеваемой новой ротации во власти после президентских выборов. Но возьмем на заметку, никто из них не выдворен из российской политики и большого бизнеса. Из этого вывод прост: мы все, общество, от окаянных 90х годов совсем недалеко ушли. Преображение олигархического режима — лишь видимость. Неизменен и способ его существования — распродажа несметного советского наследия. И не только нефть сырцом и газ валом — на продажу, как повелось. Появились бизнес-планы позамысловатее и покруче, чем у "старосемейных". Произошла смена времен и персонажей. Самый именитый из олигархов первого призыва, начав свой путь из вагончика у Павелецкого вокзала и возвысившийся до роли российского Ротшильда, ныне коротает дни в читинском остроге. Словно в старину при Романовых опальный вельможа — в своей деревеньке захудалой, всеми забытый… Но, глядишь, прискачет нарочный с известием об августейшей милости… Все оставшиеся при деле старые и новые олигархи утроили свои состояния. Даже иные беглые — не в накладе!

Хоффман не соврал: "Построенная ими (олигархами) разновидность дикого капитализма выдержала испытания. Рёв драконов не уничтожил её". Игра сделана, и ставок больше нет. "Ревущие драконы", по смыслу метафоры, — это все мы вместе, большинство народа, противники грабежа, безвременья, тирании менял. Мы, построившие великую страну, наполнившие её житницы доверху, "воспламенившие Сибирь", Мангазею Златокипящую "черного золота", но не уберегшие от ворога наше общее достояние.