Галина Иванкина
0 о новом фильме Фёдора Бондарчука
"Как безмерно оно — притяженье Земли,
Притяженье полей и печальных ракит,
Всех дорог, по которым мы в детстве прошли,
И дорог, по которым пройти предстоит".
Роберт Рождественский
"Все они почти без исключений были ещё не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека", — это слова из культового романа братьев Стругацких "Трудно быть Богом", и касаются они, конечно же, не землян. Мы-то — добрые, честные и разумные. Мы покорили пространство и время, а ещё мы посадили яблони на Марсе, и "на пыльных тропинках далёких планет" остались наши следы. Романтика и прогресс. Хомо-несапиенсы (sic!) Арканара — иные. Грязные, зачумлённые, жестокие. Они в принципе не ведают, что творят, а посему — какой спрос? Одна острая жалость, ибо даже помочь — невозможно. Точнее — нельзя. Они обязаны пройти этот путь сами и выстроить города Солнца посередь сияющего Полдня… А пока — серость, похоть и вонища — триада арканарской судьбинушки.
Когда-то очень давно — целую вечность назад — советские фантасты строчили мифы о будущем, где потомки станут великодушными хозяевами галактик. Эра Великого Кольца — как было у Ивана Ефремова. Созидание и высший порядок. Мы станем гармоничными и светлыми — мы уже начали превращаться в полубогов! Запустили человека в Космос и объявили, что к 2000 году выстроим коммунистическое Послезавтра. Осталось лишь искоренить мещанство, подлость и прочий оголтелый расизм. Книги и кинофильмы живописали лучезарное человечество, которое будет не только лучше нас, грешных, но и обучит политесу всех остальных гуманоидов. Подростки из фильма "Москва — Кассиопея", названные ни много ни мало — отроками во вселенной, посланы спасать планету. Дети предельно серьёзны и торжественны. Фоном звучит проникновенное: "Я возьму этот большой мир, / Каждый день, каждый его час, / Если что-то я забуду, / Вряд ли звёзды примут нас". Но звёзды — примут, и мальчики-девочки это знали. Что им какие-то роботы-вершители с железными нервами? Наш советский семиклассник даст фору любой хитрой технике. На экране "Через тернии — к звёздам"! И снова мы летим на выручку, ибо кто освободит несчастную Дессу от копоти, грязи и сволочей? Даже в ироническом трэше Георгия Данелии "Кин-дза-дза!" прораб дядя Вова и "скрипач" Гедеван оказываются на голову выше местных чатлан и пацаков. Хотя бы потому, что у нас есть спички и кое-какой музыкальный талант. Но главное — совесть и желание помогать.
Герой "Обитаемого острова" — молодой космонавт Максим Каммерер — терпит крушение на странной планете… Саракш непригоден для нормального бытия. Нет, дышать и кушать — можно, а вот соображать — нет. Стало быть, надо бороться. Землянин — это сила и ответственность за всю матушку-вселенную. Сейчас принято утверждать, что человек слаб и подвержен страстишкам. Так проще жить: люди не мучаются и любят себя такими, как есть. Результат? Не развиваемся. Станислав Лем оказался ближе к реалиям. "Не летают — и никогда уж не полетят. Ням-ням. Одно огромное ням-ням", — говорит один из персонажей "Возвращения со звёзд". Но мы не сдавались и верили! "Мы — дети Галактики, / Но самое главное, — / Мы дети твои, дорогая Земля!" — оптимистично выводил Лев Лещенко, а пионерские хоры слаженно ему подпевали. Кому тогда пришло бы в голову создавать "зеркальный" сюжет, где Земля — это Арканар, Саракш и Торманс вместе взятые, а хорошие парни сваливаются к нам откуда-то из космосов?
…Блокбастер Фёдора Бондарчука "Притяжение" вызвал шквал критики — положительной, отрицательной, нервической, издевательской — в общем, на все вкусы. Публицист и общественный деятель Егор Холмогоров крепко разругал киноленту, точнее — коллизию: "Начитанный зритель, естественно, поймёт, что "Притяжение" — скрытый сиквел "Обитаемого острова" того же Бондарчука. Корабль с прогрессором опять терпит крушение на населённой кошмарными дикарями планете. Только там аборигены через слово кроют друг дружку "массаракшами", а тут все твердят на русском языке про какую-то свою землю. В "Притяжении" режиссёр пытается в некотором смысле переиграть проблематику Стругацких, а именно продолжения "Обитаемого острова" — повести "Жук в муравейнике"…". То бишь, не мы, а — нас. Авторы сценария выбрали район с малосимпатичным названием Чертаново. Не романтические Черёмушки и не мило-простецкое Зюзино, а что-то с корнем "чёрт". Подчёркнуто непрезентабельный массив, который, впрочем, на эскизах 1970-х годов смотрится импозантно и своевременно. (Уникальный комплекс официально именовался "образцово-перспективным жилым районом"). В картине же он выглядит уныло и обшарпанно, зато хорош инопланетный чудо-корабль, напоминающий гигантское око. Оно-то и врезается в злосчастное Чертаново, неся "биомусору" с планеты Земля смерть и разрушение. О да! Сверхчеловеки-то не виноваты — их космолёт подбили военные, коим, судя по фильму, вообще без разницы, в кого стрелять, и, как выразился всё тот же Холмогоров, "ПВО, ПРО, все способы самозащиты мощного суверенного государства — зло, ибо ненароком можно сбить пришельцев и устроить катастрофу…".
Фабула проста, как всё коммерческое. Перед нами лавстори, сдобренная неплохими спецэффектами. Девушка Юля (Ирина Старшенбаум) поначалу влюблена в бесшабашного пацана Тёму (Александр Петров), но потом направляет своё младое чувство на инопланетянина Хейкена (Риналь Мухаметов). Забавное совпадение: именно Мухаметов сыграл в современной версии "Трёх мушкетёров" (2013) роль д’Артаньяна — знакового супергероя европейской (и особенно — советской!) традиции. Правда, имеется ещё один претендент на Юлино сердечко — отличник по кличке Гугл. Он с ходу выдаёт глубокие знания и чёткие определения по любому вопросу, однако нам дают понять, что в нашенской системе ценностей мальчики-умники — некондиция. Иная эра! Это во времена неоново-нейлоновой Оттепели красавицу получал смешной технарь в очочках…
Большинству критиков не понравилась антитеза: небожитель против гопника. Мол, наши лучшие девушки так устают от грубых мужчин, простоты нравов и половой свободы, что бросаются на шею первому встречному д’Артаньяну-гуманоиду. На несколько минут мы погружаемся в мир, откуда прилетел Хейкен: чистый воздух, зелень, вода и много-много умной, ненавязчивой техники. Что сие напоминает? Пространства братьев Стругацких. Что-то вроде этого: "Он вышел. Он вышел в незнакомую и, в общем-то, чужую жизнь, под бескрайнее небо, в зелень бескрайних садов. В мир, где, наверное, стрелами уходят за горизонт стеклянные автострады, где стройные здания бросают на площади ажурные тени. Где мчатся машины без людей и с людьми, облачёнными в диковинные одежды, спокойными, умными, доброжелательными, всегда очень занятыми и очень этим довольными". Мир Полдня. Где-то в бескрайней дали пребывает… наше же Светлое Будущее, которое мы почему-то не построили. Они осознали себя и небо, высокоразвиты, гуманны. Разве что не умеют выражать эмоции — как привыкли земляне. Однако у героев Стругацких и Ефремова тоже нет навыка визжать, реготать или гневаться — те всегда ровны, спокойно-ясны, и, как говорили о себе герои ефремовской "Туманности", "исчезло искусное жонглирование словами, так называемое остроумие". В "Притяжении" нам показали не какого-то равнодушного бяку-железяку с расистскими замашками, а посланника цивилизаций, не отказавшихся от Прекрасного Далёка. Высокие технологии, достижение практического бессмертия, полёты в космос. Им противопоставлены "лайкающие" и "постящие", сексуально-раскрепощённые и агрессивно-жующие. Великолепно скроен образ "современной бабульки" (Людмила Максакова): мадам зависает в интернете и не желает, чтоб её называли бабушкой. Только по имени! В советской фантастике часто изображали бодрых стариков, которые в свои… сто лет всё ещё работают, летают, мыслят. У нас — не то. Престарелое кокетство, модничанье, подростковые словечки. А что же юные? Слабые и злые. Перекошенное лицо районного мачо — Тёмы. Битва за самочку. Аффект напополам с рыданием. Хейкен не сразу отвечает злом на зло, но потом всех легко раскидывает, как… наш привычный Электроник. Памятный с детства инцидент с Макаром Гусевым — попытка миролюбиво решить проблему, но если это не принимается… Они — это параллельная реальность, где человечество пошло по пути свершений вместо того, чтобы — как мы — растить коллективного Кадавра ("модель человека, неудовлетворённого желудочно", выпестованная профессором Выбегалло в автоклаве! — Г.И.). Увы и ах. В финале звучит своеобразный приговор Земле: мы хуже, чем те. Нас надо облетать, избегать и ни за что с нами не контактировать. Этот-то контакт — бедственная случайность. Вызываем отторжение. Конечно, у землян есть надежда. Но! Если мы перестанем быть рабами инстинктов и потребления. Если мы обратимся к небу. У таких, как Юля и её отец-военный (великолепная игра Олега Меньшикова), такой шанс имеется. "Они были слишком пассивны и слишком невежественны. Рабство их зиждилось на пассивности и невежестве, а пассивность и невежество вновь и вновь порождали рабство. Если бы они все были одинаковы, руки опустились бы, и не на что было бы надеяться. Но все-таки они были людьми, носителями искры разума. И постоянно то тут, то там вспыхивали и разгорались в их толще огоньки неимоверно далёкого и неизбежного будущего. Вспыхивали, несмотря ни на что. Несмотря на всю их кажущуюся никчёмность. Несмотря на гнёт. Несмотря на то, что их затаптывали сапогами. Несмотря на то, что они были не нужны никому на свете и все на свете были против них. Несмотря на то, что в самом лучшем случае они могли рассчитывать на презрительную недоумённую жалость…". Это мысли дона Руматы — нашего не случившегося потомка из "Трудно быть Богом". Эволюция — неизбежна. Будущее — в нас. Несмотря ни на что. Убей в себе кадавра, землянин, и тогда отторжение сменится притяжением.