Газета Завтра 807 (19 2009)

Марина Алексинская «ВЕСНА» БОЛЬШОГО ТЕАТРА Светлой памяти Екатерины Максимовой

Будучи в Петербурге, я зашла в книжный магазин дома Зингер, что на Невском. У стеллажа книг по хореографии сидела девочка, на корточках, выставив тонкую длинную ножку в сторону. С невероятной жадностью для ее лет девяти она перелистывала книгу, замирая при виде фотографий. И вместо того, чтобы смотреть на ряды книг, я смотрела на девочку. Изучив три-четыре альбома, девочка поднялась. С верхней полки она вытянула новую "добычу". Тут я сумела подсмотреть название: "Мадам "нет"" Екатерины Максимовой. Девочка открыла книгу наугад и заняла прежнюю позицию, что невольно вызвало у меня улыбку и какую-то давно забытую радость. Я вдруг поняла, что мне есть о чем говорить с этим маленьким хрупким человечком. "Ты занимаешься балетом?" - спросила я. "В училище". "И у тебя есть любимая балерина?" "Нет", - девочка искала в книге фотографии. Я подумала тогда, что и в "нет" Екатерины Максимовой, которым она отвечала на любое предложение о новой работе, больше было не сомнений или неуверенности в своих силах, а вот этой подкупающей детскости. И вдруг - страшная весть: Екатерина Максимова скоропостижно ушла из жизни. Как-то ужасно несправедливо ушла, оставив одинокой свою 94-летнюю мать. И чем больше я задумываюсь об этой балерине, тем сильнее и глубже пронзает боль.

МЕНЯ ПРЕСЛЕДУЕТ МЫСЛЬ, что впервые я увидела её не на сцене. Вроде бы в конце 60-х на телевидении была передача о балете, и вела эту передачу Екатерина Максимова. С длинными черными с поволокой (телевизор черно-белый) глазами, милейшим личиком, с чёлкой и аккуратно убранными блестящими волосами. Она была как фарфоровая куколка. Как-то по особому держала спину, по-особому говорила, и жестикуляция рук у нее была особенной. Она мне очень нравилась. Кроме фрагментов из классических балетов с как будто летящими по воздуху в длинных воздушных тюниках балерин, запомнила Уланову. Как будто Екатерина Максимова беседовала в передаче с великой, о чем знала вся страна, Улановой. И, наверное, я в возрасте девочки из Петербурга страшно завидовала вот этой близости Максимовой к великому. Мысль обрывается.

Только вот представление о балерине как о существе сказочном осталось. И повторяю ведь слова Раневской: "Ваша работа - это каторга в цветах". Не помогает. Екатерина Максимова и сказочность, как лист Мебиуса: следуешь по поверхности "Екатерина Максимова", а оказываешься на поверхности "сказочность". И это не случайно. Во-первых, она и сама была как будто из сказки. За какой-то год проделала путь от ученицы до прима-балерины Большого театра. Во-вторых, ей сказочно повезло: она пришла в Большой театр в нужное время.

Был 1958 год. Еще танцевала Уланова, еще выходила на сцену любимица Сталина Лепешинская, а Плисецкая и Тимофеева уже завладели умами и душами москвичей. Но драматический балет, увы, стремительно уходил в закат. Григорович ставил в Большом театре свой первый балет "Каменный цветок". Он выбрал на роль Катерины Екатерину Максимову. Она была прехорошенькой. Пропорционально сложенное тело, удивительные по красоте своей ноги с изысканной даже для балетного мира стопой, обаяние по-детски припухшего лица, и вот вам - "Весна" Боттичелли Большого театра. "Весна" эта влила новое вино в мехи старые, и, собственно говоря, открыла Большому театру окно в эпоху, которую назовут потом "золотым веком" Григоровича. Вскоре Екатерина Максимова станцевала Жизель. Она оказалась балериной универсальной, как рыба в воде ощущала себя и в современном новаторском балете, и в классике.

Балетный мир заговорил о балерине "самой-самой". Самая юная Жизель, самая юная прима, самая непосредственная, самая грациозная. Юность стала темой Екатерины Максимовой, её существом. Пикантность придавала едва угадываемая в ней женственность. И если улыбка юности почти не менялась со временем, то женственность оказывалась разной. Можно сказать, что мерилами сценической жизни Екатерины Максимовой являются женственность Лолиты (Катерина, "Каменный цветок) - начало, и женственность с улыбкой сквозь слезы чеховской героини (Анюта, "Анюта") - финал.

Шарм Екатерины Максимовой влюбил в себя всю страну. Екатерина Максимова перетанцевала классику: Китри ("Дон Кихот"), Одетта-Одиллия ("Лебединое озеро"), Аврора ("Спящая красавица"), и эти роли стали эталонными в искусстве балета. Она вскружила головы "фирменным" фуэте, эффект от которого был сродни эффекту мчащегося на тебя с экрана поезда. Хотелось зажмуриться, закрыться, тогда как Екатерина Максимова продолжала хлестать оборотами, игриво сложив руки на талии. Екатерина Максимова была любимицей Григоровича, и он поставил на нее эмблемные балеты "Спартак" и "Щелкунчик". С балериной работали такие мастера как Лавровский, Голейзовский, Виноградов, ну и, конечно же, ее муж и партнер Владимир Васильев не мог не поставить на Екатерину Максимову "Анюту". Что же касается зрителя, то для него Екатерина Максимова становилась человеком сокровенным. Впечатление от балерины хотелось спрятать поглубже в своем сердце, и беречь в нем от посторонних, как берегут и оберегают память о первой любви. Ее легкое дыхание, её нега женственности с взрывающей всё и вся виртуозностью танца, её волшебное умение обыкновенное делать значительным, а быль превращать в сказку увлажняли глаза даже видавшим виды.

Екатерина Максимова была ведущей балериной Большого театра. Большой театр был Ватиканом, государством в государстве. Начиналась оттепель, высокие иностранные гости все чаще стали приезжать в Москву. В Кремль они проходили через Царскую, Центральную тогда, ложу Большого театра. Большой театр давал балет. Эта церемония закреплялась как неотъемлемая часть протокола, тогда как Большой театр утверждал за собой статус ворот страны. К 70-м годам, времени расцвета карьеры Екатерины Максимовой, балет Большого театра стал созвучным Победе в Великой Отечественной войне или полету Гагарина. Иными словами, балет преобразовался в предмет национальной гордости, а сама Екатерина Максимова, народная артистка СССР, стала ее элегантным и признанным выражением. Среди ее наград - высшие награды страны: орден Трудового Красного знамени, орден Ленина. Попасть советскому человеку на Екатерину Максимову было помимо прочего квинтэссенцией советского пафоса. В 1988 году Григорович принял сокрушительное решение: он вывел Екатерину Максимову за штат театра по возрасту… И только сейчас понимаешь, что главный балетмейстер Большого театра сам произнес тогда приговор, поставил точку. Время: "зато мы в области балета впереди планеты всей" закончилось.

Но вот что парадоксально. Казалось бы, Екатерина Максимова принадлежала пресловутому времени оттепели. Казалось бы, она не могла не знать цену своему имени. Достаточно сказать, что крупнейшие хореографы Европы стремились заполучить "советское чудо", словно Жар-птицу. Екатерина Максимова танцевала ведущие роли в балетах Мориса Бежара, Ролана Пети, Джона Кранко, она была звездным гостем Английского национального балета, бельгийской труппы "Балет ХХ века", etc, etc. Больше того, Екатерина Максимова раздвинула границы балета и вывела его на широкий экран. Зритель, подумать только! шел в кинотеатры на фильм-балет "Фуэте", как сегодня его не загонишь на "Обитаемый остров". Мысль конвертировать свою вселенскую славу в звонкую монету Екатерину Максимову, похоже, не посещала. Виной ли тому Елизавета Павловна Герд, балерина с традициями прошлого в советском театре, чьей любимой ученицей Максимова была в училище. Или "не от мира сего" Галина Сергеевна Уланова, чьей первой ученицей Максимова стала в Большом, а может быть Вера Комиссаржевская, чей веер Максимова хранила как драгоценную реликвию. Секрет "максимовского" благородства теперь уже не узнать.

30 апреля в атриуме Большого театра состоялась траурная церемония прощания с Екатериной Максимовой. Мне рассказывали, что такого еще не бывало. Целые очереди из желающих проститься, пришел весь театр, а телеграмм-то как много было! Со всего мира. Из Ковент-Гардена, Ла Скала, Опера, из каких-то совсем небольших неизвестных театров, из всех музыкальных театров бывшего Советского Союза, от Франко Дзеффирелли, Майи Плисецкой, Натальи Макаровой, Михаила Барышникова, Юрий Григорович прислал большую телеграмму. Были телеграммы из Государственной Думы, аппарата Президента, от коллективов ученых, ректора МГУ Садовничего, совершенно неожиданная телеграмма пришла от союза моряков-парусников, бесконечное количество телеграмм… Сестры Марфо-Мариинской обители пришли проститься, и даже монахини были… Я не пришла. Не пришла, потому что сил нет слышать проникновенные, душу раздирающие слова о величии, о гениальности, о непосредственности, о божественности… и вспоминать. Совсем недавно на Новой сцене Большого театра шел балетный спектакль в рамках фестиваля "Золотая маска - 2008". Партер был полон артистами, журналистами, критиками, одним словом, бомондом. В антракте моя подруга, актриса, она сидела в шестом ряду партера в первом кресле от центрального прохода, быстро поднялась и прошла к ближайшему боковому выходу. Она чуть не столкнула ее! Она обомлела. Екатерина Максимова, какой-то серой мышкой, встала со стула, он был приставлен к концу ряда, с него открывалась треть сцены и юркнула в дверь. "Я ждала ее, - рассказывала мне подруга, - хотела предложить ей свое место, но видимо, она уже не пришла". Я допускаю, что Екатерина Максимова зашла на церемонию инкогнито… Но ведь инкогнито зашла не знакомая гардеробщицы театра. И даже - не жена Президента. В зал зашла Екатерина Максимова. И никому в голову не пришло открыть для нее ну хотя бы директорскую ложу. И это Екатерине Максимовой - гениальной русской балерине ХХ века, на славе которой держится, по меньшей мере, Большой театр.