Города умирают от потопов, землетрясений, от чумы и холеры. От избытка солнца или его недостатка. И еще, наверное от того, что горя и несправедливости в них было больше, чем правды и радости.
Капля переполнила чашу, и чаша опрокинулась.
Само Белое озеро круглое, как чаша диаметром 40 километров. Чаша - полная. Штормовая. Под низкими облаками - бурые валы. А выглянет солнце, и озеро, словно изморосью подернется, воссияет чудной белизной.
А на берегу озера - чаша порожняя, земляная: замкнутый крепостной вал высотой пятнадцать метров. Внутри, в кратере - музейные строения.
Или это пирамида, обращенная вершиной вниз?
От этой пирамиды лучами улицы. Главная - купеческая. На ней, как водится в таких городках, Гостиный ряд с множеством арок и подвалов, церкви, не счесть магазинов и лавочек. Далее деревянное предместье. А потом - лесистая равнина, и по ней одна прямая просека двести километров до Вологды, до железной дороги. Другая - сто пятьдесят - до Череповца. Перевоз - автобусы и несколько частников на старых "Волгах". Один из них - грузин, толстяк. Говорит совершенно без кавказского акцента, чисто по-вологодски. Вот и "Череповец" произносит с местным форсом, с ударением на втором слоге.
У здешних мужиков в моде - белые "капитанки" с крабами и короткими лакированными козырьками, брезентовые штормовки.
Я недоумевал сначала: а где же их лодки моторные, казанки возле домов? Потом устыдился - все на воду спущено давно. Навигация на излёте. Тут у каждого - лодка. А у самых оборотистых - даже катера наподобие противолодочных.
Большинство озером живет, рыбокомбинатом. Переработкой молока. Потом - торговлей, кто за прилавком, кто на "газели", кто на подбивке дебета-кредита. Ну, конечно, еще разные казенные должности: от почтальона до городского головы. Еще пенсионеры с доходом. Небольшой порт есть. Но там зарплата с перебоями. Немного туризма. Вот, пожалуй, и вся экономика.
В частном секторе городка немало богатых, недавно построенных особняков. Дамочки из этих строений ездят на "Ауди", господа - на "Фордах". Есть крепкие, подрубленные, хорошо отремонтированные дома середняков, ездящих, конечно, на "Жигулях". Но и масса лачуг.
Может быть, обитатель одной из них лежал на обочине дороги, под кустом. Сладко спал. И над ним голову свесила вороная кобылка с проседью на шее.
Люблю лошадей. В детстве было на них поезжено в сенокосную пору. Думал, почему это мне фильмы-вестерны нравятся? Как-то дошло: да там же кони дивные. Там же без конца седла и уздечки!
Поговорил с "воронухой". Печеньем покормил из дорожной сумки. Присел, стал рассматривать конструкцию повозки. Если и самоделка, то талантливая, грамотная. Ступицы, поворотный круг передней оси источают свежий солидол. Видно, водитель кобылы следит за техникой, не пропойца. Случайно перебрал человек.
Тут и милиция подъехала по вызову девушек из соседнего магазина.
Ну-ка, понаблюдаем нравы местных силовиков. Растолкали возчика, причем называют его по имени. Думаю, теперь мужика в "уазик", в пятую дверцу головой вперед. Нет. Помогли ему, вмиг протрезвевшему, сесть на дроги. Кобыле по крупу - шлеп, и - счастливого пути.
Приятно слышать цокот копыт, громыхание тележных колес по ухабам сонной улочки провинциального городка…
Даже не верится, что уже не раз скакали здесь кони Апокалипсиса: кони мировой чумы XII века, кони Батыя, кони поляков в Смутное время, и, наконец, кони НКВД, замечательно описанные в одноименном стихотворении Станислава Куняева.
Это стихотворение наизусть знает питерский скульптор Игорь Мостовой, с которым мы договорились встретиться в Белозерске. У него здесь съемная дача на берегу озера, небольшая яхта - прицеп к джипу. И проект монументальной скульптурной композиции под условным названием Двенадцать Белозерских баб. С виду они будут, как каменные бабы с острова Пасхи. Очень условные. От пяти метров в высоту до трех. В них можно будет угадать и стройных, и богатырш, и беременных, и старых, и красавиц, и дурнушек. А стоять они должны, по замыслу Игоря, хороводом на крепостном валу, короновать его, над всем городком возвышаться и с каждого корабля озерного видимыми быть.
Прототипом, если можно так выразиться, одной из этих каменных баб стала родная бабка автора скульптурной композиции Глафира Алексеевна Толмачева. Ее имя нашел внук в краеведческом альманахе "Белозерье" N3, выпущенном Вологодской "Русью" в 2007 году. Среди расстрелянных женщин Белозерского района "в порядке исполнения приказа НКВД СССР N00447". Глафира Алексеевна не смогла смириться с колхозным беспределом в своей деревне. В семье Мостовых из поколения в поколение передают слова дерзкой бабки, за которые она поплатилась жизнью: "Паралик разбери вашего Главного!" Семье было сообщено, что Глафиру Алексеевну наказали " десятью годами без права переписки". И только недавно выяснилось, что в Ленинграде "тройка" приговорила ее к высшей мере социальной защиты. Видать, не склонила голову женщина, строптива была, с характером. Не покаялась. И не одна она такой оказалась. Еще вместе с ней не покаялись одиннадцать крестьянок Белозерского района. Бабий бунт здесь был не шутейный, как то описано в "Тихом Доне". С кровавой расправой. Фамилии, отчества, имена взбунтовавшихся баб тоже наизусть знает скульптор Мостовой. Каменные бабы его мемориала будут не безымянные.
Под шум прибоя рассматривая на веранде его дачи макет этой беспрецедентной скульптурной композиции, я отдувался, словно одним махом взбежал на этот самый крепостной вал. Долго дух не мог перевести, слово какое-нибудь итоговое вымолвить.
Мемориал над городом, в облаках! Хоровод смерти! Да как жить с этим белозерцам, каждый день видя этих баб? С ума можно сойти! И так-то нелегко людям приходится. Им бы для вдохновения сюда позолоченных девушек с фонтана Дружбы народов, что на московской ВДНХ.
Да и власть ни за что не согласится на каменных баб.
- Скульптурный комплекс будет уникальный. Туристический поток резко возрастет, - говорит Игорь. - Бюджет наполнится. А что еще нужно власти? Ну а если откажут - у меня есть запасной вариант. Тут недалеко, по дороге на Вологду, есть Шабан-гора. Наивысшая точка района. Господствующая высота. Она еще не вся лесом заросла. Куплю там землю. Выкорчую все, расчищу. Дорогу от шоссе проведу. Километра полтора. Реально. И пусть там мои бабы хоровод водят.
Признаться, второй вариант мне пришелся больше по душе.
На собственные средства Игорь Мостовой намерен соорудить и десятки памятников мужикам, погибшим в Великую Отечественную войну.
В шторм на яхте ходить никакого удовольствия, и мы поехали по деревням, откуда мужики уходили на войну, на стареньком джипе Игоря "КИА- Спорт".
Весь район не охватить в одном порыве. Взяли для начала Ануфриевский сельсовет. К югу от Белозерска. В нем пятнадцать озер и при каждом - крупная деревня. Была. Теперь две, три - жалкие подобия былых селений. Но опять же не все еще окончательно лесом заросли.
Подъезжаем к Ануфриеву. Деревня на берегу обширного Воробозомского озера. Вот тут на возвышении, как маяк, Игорь Мостовой планирует поставить высокий, в полтора человеческого роста, куст бетонных грибов-опят. Сросшихся в основании тридцать три надолбы. Именно столько тут мужиков погибло на войне из пятидесяти двух ушедших. Чем хорош образ грибного куста? Даже если все кругом лесом зарастет, то этот бетонный остров еще долго будет держаться. Потом мхом покроется. Кустарник по нему расползется. Пусть! Какой-нибудь грибник через сто лет палкой ткнет - поковыряется и задумается. А там, глядишь, и табличку из нержавейки увидит.
Я записывал, в каких деревнях мы с Мостовым побывали. Вот они. Борисово. Буково. Воздвиженье. Волочек. Каргора. Лапино. Москвино. Надгобово. Павлино. Першково. Рогачево. Старинно. Степаново.
В специальной папке у Мостового списки (фамилия, имя, отчество) тех, кто из каждой деревни ушел на войну, и кто погиб.
Вернее, там так озаглавлено: слева колонка - "Погибли в боях за Родину". Справа - "Исполнив свой долг, вернулись с войны".
Поразительная статистика!
В той и другой колонке, независимо от населенного пункта, приблизительно одинаковое число фамилий. Где-то чуть больше вернувшихся. Где-то - погибших. Но общая картина - половина на половину.
Если не по московским архивам считать, а отсюда, снизу, то с абсолютной уверенностью можно сказать, что в пехоте (а деревенские мужики именно в тот род войск попадали) погиб у нас каждый второй.
Сколько же бетонных "голов" потребуется отлить Игорю Мостовому хотя бы для увековечения памяти убитых на войне в одном только Ануфриевском сельсовете Белозерского района Вологодской области!
Каждый второй погиб. А сколько безруких, безногих вернулось. Израненных, больных…
Потому-то вскоре после войны и вынуждены были укрупнять деревни. Сначала из двух, трех делали одну. А потом, валом, одну на весь сельсовет. И оттуда, из такого агрогородка, действительно облагодетельствованного в семидесятые годы, все равно бежали люди в районный центр Белозерск и дальше.
Потому-то мы с Игорем Мостовым и ездим теперь по пустыне.
Убились мы в этой поездке до крайности. Это налегке, на джипе. А как бетон завозить, глыбы эти полуфабрикатные для памятников?
Зимой без проблем, - уверен Игорь. Летом подготавливаем площадку, а скульптуры - по морозцу…
По скорбному замыслу Мостового, город Белозерск может стать городом-мемориалом, и вся местность вокруг него - мемориальной.
При всем моем уважении к художнику, я сопротивляюсь подобному скульптурному осмыслению происходящего с нами.
Признаться, не без облегчения распрощался с Игорем. Не как с человеком (тут мы еще ближе сошлись), а как с ваятелем.
Весь вечер перед отъездом бродил по Белозерску. Было ощущение покоя, но никак не упокоения. На улицах никого, но за заборами слышится жизнь: лает цепная собака (значит, есть что охранять), у Дома культуры тусуются подростки, совсем как столичные - разноплановые. Вот первобытная улочка окраины. Навалы свежих кирпичей, бревен. По доске иду над лужей - в дом, где мне обещали заказать билеты из Череповца до Москвы. Попадаю в печное тепло. В русской печке трещит огонь. А за перегородкой - Интернет мерцает с самыми продвинутыми программами.
Тридцатилетний хозяин этого нового дома, Дмитрий, не поднимаясь с лавки, движением мышки снимает со своего банковского счета виртуальные полторы тысячи, переводит в кассу железной дороги. Я ему вручаю реальные полторы тысячи плюс пятьдесят рублей за услугу и получаю распечатку квитанции, по которой завтра утром без очереди возьму билет в кассе славного города Череповца, с ударением на втором слоге.
Иду в гостиницу и думаю, что ни у одного Димы здесь Интернет, не только у него тут водятся денежки на счете в банке…
Что там кони Апокалипсиса для этого типично русского городка! Проскакали - и нет их.
А вороная кобылка с телегой на железном ходу все бежит и бежит вдалеке.