Газета Завтра 925 (32 2011)

Сергей Угольников -- Страдания по «стыду»

Если перефразировать известное высказывание из старой советской комедии, то "Кончились девяностые или не кончились, да какое искусству до этого дело"? Искусству "Большого стиля", действительно, дела нет. А вот искусству "актуальному", не сумевшему переварить даже раскрученный бренд "русская мафия", становится всё грустнее. В былые времена, когда американские искусствоведы в штатском были способны взрастить целую генерацию хипстеров для любования Джексоном Поллоком, любое безыскусное действие было политизацией эстетики и принималось на ура. Нынче уже нет ни Брежнева, ни КГБ, на которых западная публика хоть как-то реагировала, услаждая эго позднесоветских производителей "contemporary". Аббревиатура "ФСБ" иностранным обывателям не интересна в принципе. Может быть, интересна Александру Гольдфарбу и Ванессе Редгрейв, но остаётся выяснить, кого искренне интересует Гольдфарб и Редгрейв в пределах хотя бы одного лондонского закоулка. Экспортная политизация — самый надёжный способ погрязнуть в местечковости.

Возможно, именно желание хотя бы шагнуть в сторону от затхлого болота, возбуждающегося от мантры "Ходорковский", привело к организации Сергеем Гридчиным в своей галерее, что находится в селе Дмитровском Красногорского района Московской области, двух выставок, которые формально объединены "женской" тематикой. Гендерная проблематика трансгранична и может обойтись без идеологических подпорок и больших капиталовложений в "понимание".

Первая из экспозиций, "Терзания Варвары", представляла работы студентки "Мухи" Юлии Косульниковой. Артемий Троицкий, куратор дебютной выставки Косульниковой двухлетней давности "What Goes On In a Young Girl's Mind?", назвал её живопись "нормальной садомазохистской готикой". Хочется, конечно, задать детский вопрос "с чего это гламурненький интерес к садомазохизму оказывается вдруг готичненьким", но не стоит забывать, что художественный анализ от маститого музыкального критика вряд ли стоит воспринимать всерьёз.

Если уж искать аналогии, то не только эстетически, но и этически всё это напоминает картины Ивана Лубенникова. Именно такая стилистическая ниша, позволяющая уйти от неприятных вопросов, не слишком раздражающая, но и не самая утилитарная, вероятно, является удобной и для "застоя", и для периода "модернизации". При случае "проекции, выплеснутые на холсты", "тёмные мысли в голове у девушки", да и пастельные тона работ можно интерпретировать как угодно, без традиционалистских или модернистских этикеток. При определённом везении с таким творческим багажом можно достаточно долго быть в художественном мэйнстриме.

Мысль о длительности процесса навевает и перекличка названия выставки Косульниковой с католической традицией (Santa Barbara), одновременно возвращая в бесконечный телесериал, закончившийся в России ничем. Несовпадение страданий за веру и страстей вокруг мишуры, в какой-то мере должно иллюстрировать "отречение от тела", но насколько этот всплеск удачен — судить сложно. Шокировать кого-либо "садомазохистским" гламуром непросто, куда сложнее — не вляпаться в банальность.

Но что-то длить сложно даже в пределах "заснеженной Нигерии". Ведь некоторые "интернациональные" термины, взятые из англосаксонского оборота арт-рынка, сами по себе несут налёт провинциальности. Перформанс для западного обывателя это — "вот сейчас выйдет клоун и устроит представление, просьба выключить фото- и видеоаппаратуру". В России же "удивительный вид: то висит инсталляция, то перформанс стоит" (Всеволод Емелин). Получается даже не пародия, а неумелое подражание карикатурному "Западу", без направления развития, помимо "нефтяной стабильности". Тупиковый путь, ибо нефтяные раздатчики грантов дискредитировали лейбл "from Russia" столь же эффективно, как и "суетливый полубес" Ерофеев. "Русское искусство" за десятилетие стало на "Западе" синонимом больших дурацких денег. Дурацких не только потому, что их владельцы не блещут интеллектом и оригинальностью. Но и в силу того, что тратятся в зияющую пустоту, неспособную даже плюнуть на естественную ограниченность "западных ценностей". Они — чужие на празднике инсталляций.

Поэтому "возврат к живописи", выставка Виктории Бегальской "Стыд" — скорее закономерность, чем неожиданность. Куратор выставки Анатолий Осмоловский, ясное дело, куда авторитетнее Троицкого, однако, и его выводы сложно посчитать оправданными: "Название "Стыд" более соблазнительно трактовать не как стыд сексуальности, а как стыд живописи. На протяжении нескольких десятков лет живопись в России была самым "низким" видом искусства. Художники называли ее попросту "мазней". Потому выставка Бегальской интересна тем, что она реабилитирует живопись как живопись, а не как концептуальный жест обращения к традиционным материалам: холсту и маслу". Всё-таки "мазнёй" традиционную живопись называли в очень ограниченных кругах, и редуцировать эти рамки (ну куда ж без них?) можно, но бессмысленно.

Лучше посмотреть на работы Бегальской без ангажированности, как обывателю, не отягощённому знаниями о десятках лет коммунальных дрязг российских художников. Работа "Делёз", видимо, обращается к аудитории, узнавшей о событиях в Париже 1968 года после московского "путча" 1991 года. Запаздывание, намекающее на то, что "Химкинский лес" — это унылая помойка на фоне леса "Штутгартского", который, впрочем, за пределами Германии тоже никого не волнует. И такой простой идеологический посыл мог бы навевать печаль от "женской метафизики", если бы не юмор, присутствующий в иных работах. К закрытию выставки планируется издать 200-страничный цветной каталог, в который, помимо живописи, войдут описания видео, перформансов и акций Вики Бегальской. Наверное, должно быть интересно, учитывая то, что того же Осмоловского зачастую используют в качестве повышения капитализации произведений искусства. И скорее всего, именно возможности, открывающиеся при использовании такого оформления покажут, кончились девяностые или будут преследовать нас ещё очень-очень долго.