Часть 1. Игра без правил

Глава 1

Я начинаю. Счёт, пожалуйста. Пожалуйста: раз, два, три… Поехали!

У всего есть начало. Всё с чего — нибудь путного или не совсем начинается. Их необычная история знакомства началась с отключения подачи к новым домам горячей воды. Не романтично. Но уж как есть. Народ какое-то время терпеливо ждал, что такое свинство всего лишь временное явление, а потом, вдруг как-то в один миг на жильцов сошло запоздалое прозрение. И они, очнувшись от сладких забалтываний жека и спячки, принялись спешно ставить бойлеры и газовые колонки. Как и большинство, Лена поставила бойлер и расслабилась, а напрасно. «Какая же я дурища», — корила она себя потом, когда начался по всем прикидам приятный период пользования. Слесарь, что содрал с неё деньги за хорошие краны и соединения, поставил в реальности дешёвые, китайские. Которые, начали сыпаться, и один за другим выходить из строя, практически через неделю. И она на полную катушку, узнала почём фунт лиха. Больше уже никому не доверяя, бегая сама на рынок за кранами и переходниками, много что узнала о слесарном деле и ещё больше про то непростое направление проконсультировалась. По мере того, как оно начинало капать она всё заменила на наше топорное, не эстетичное, но нормальное, железное. Оставалось прежним одно последнее соединение. Ясно, что вот-вот лопнет, потечёт и оно, так чего ждать и мучиться — замени. Но жаба заела… Деньги же платила, пусть отрабатывает. «Долго держится, — позлорадствовала она, — наверное, китайцы всё же делают один на сто тысяч качественным, и он мне по иронии судьбы достался». Но вот вчера, наконец-то, свершилось и оно закапало. Как всегда в самый неподходящий момент. Может, накаркала. Думать было нечего, надо было действовать. Тем более, это делать было больше некому. Сын, посмеиваясь на её заглядывания под трубу: «Дождалась, наконец», — утопал к компьютеру, а она на рынок за этим чёртовым краном с переходником, и следом в домоуправление сделать запись в их канцелярском талмуте на вызов слесаря. Она каждый раз удивляется ведению дел в этой конторе. Абсолютно непонятно, зачем надо делать записи, если потом приходится ловить того пьянчужку неделю самой. Учитывая, какие бабки платят квартиросъёмщики за коммунальные услуги, могли бы держать на работе, установив хорошие зарплаты, нормальных людей. Но разумные рассуждения никому не нужны. И она, купив ко всему прочему бутыль разрекламированного «Ново-пассита» успокаивать нервы, приобрела запчасти, сделала запись в книге заявок домоуправления, заняв прочную позицию ожидаемого, приготовилась грустить дома и ждать, запасшись терпением, неделю, а потом уж, если не уложатся спецы жека в столь не малый срок или разорвёт на фиг кран, шуметь. Но к удивлению её ждал приятный сюрприз. Вообще-то, она любит допоздна работать, а утром страх как поспать, но жизнь, не считаясь с её желаниями, заставляет рано вставать, провожать сына в институт. Куда ж деваться, приходится жертвовать собой. Так уж устроена бабья доля, не муж так сын. А потом не всегда получается лечь и доспать. Да и сон тот выходит уже не таким сладким. Вот как сегодня. Не успела проводить сынулю и задремать, как разбудила трель колокольчика над дверью. Полусонная, она всё же со всех ног бросилась открывать. «Оно мне надо. Попрошайки или сектанты, — промелькнуло в голове. — Совсем обнаглели, уже лезут в такую рань». Но на коврике стоял высокий, широкоплечий молодой мужик в необычной расцветке камуфляже со слесарным ящичком для инструмента в руке, тёмных очках, рабочих перчатках и натянутой на лоб кепке. «Надо же какие слесаря стали европейские, с дорогими чемоданчиками для инструмента, перчатках», — опять замельтешило в голове. Сон моментально сошёл на нет. «Неужели если не ползком так катанием, мы докатимся до Европы?»

— Гражданка Долгова? — спросил он строго и оглядел её, как свои законные владения.

— Да, а в чём собственно дело? — прикинулась она, решив провериться. Человек, стоящий перед ней был незнаком. Она одна, а столько рассказывают…

— Заявку делали? — спросил он, оценивая какое впечатление было произведено при этом.

Она это заметила, но за спиной зашевелились крылышки: «О, да! Да!» Правда разумный голосок предостерёг: «Не спеши!» Она кивнула сама себе, мол, поняла, меня голыми руками не взять: «плавали, знаем!»

— Куда? — продолжила ломать комедию она. А голосок внутри поддакивая журчал: «Мы прессу читаем. Нас на мякине не проведёшь!»

— Слесаря вызывали? — буркнул он, обволакивая её укоризной.

«Ура!» На первый голосок нашёлся резво второй, он и предостерёг: «Осторожно, Лена, не перегибай палку. А то концом получишь по хребту, то есть со старым краном будешь куковать». Тоже верно! Она замерла и с интересом уставилась на него: «Неужели слесарь?!» Мужик молчал, со скучающим видом рассматривая непонятливый объект. Она ещё для верности потянула время, если он не тот за кого себя выдаёт, то сбежит. Но мужик продолжал равнодушно пялиться на неё. Потом резко переступил с ноги на ногу. Мол, не хочешь, так я дальше пошёл, у меня квартир стонущих под горло. Ей сделалось не по себе: «Развернётся и уйдёт, а как же я?… Правда, лохматая, как чёрт! Неумытая… Но с другой стороны: слесарь не такой уж важный объект, чтоб при нём появляться при параде». Переступить переступил, но не ушёл. Он смотрел ей в глаза, она задирая шею ему. Так они и стояли, как два человека, которые затеяли не меньше чем смертельную игру. Тревога не отпускала. Но горячая вода победила и она сдалась. Пришлось откликаться:

— Ах, слесаря?!.. Да, да, проходите. Извините, я так быстро не ждала.

Получается так, что подёргалась, подёргалась и успокоилась. Приняв решение, она облегчённо вздохнула и даже улыбнулась почти искренне. Но вот смутное ощущение тревоги впившись в сердце отчего-то не покидало. Неужели не справиться и она останется без горячей воды на несколько дней? Только не это!

Он шагнул через порог, прошёл мимо неё, словно ручеёк обогнул препятствие, и, встав на середине, потребовал:

— Показывайте ваше хозяйство.

— В смысле квартиру? — уточнила, растерявшись от такого быстрого появления и напора по заявке слесаря, она.

— В смысле того, что течёт, — рявкнул он, над самой её головой так, что она чуть не присела. Не сводя с неё глаз он спросил:- Чем вы думаете?

Лена растерявшись потрогала руками голову.

— Головой, — неуверенно заплетающимся языком пролепетала она.

— Сомневаюсь… — перекривился он.

«Как, как?!» Распереживалась она необычно. Как он себя ведёт, этот слесарь? Это тянет вполне на хамство. Нет — нет, она не выгнала его взашей, а расплылась в улыбке. Кто сидел без горячей воды, тот её поймёт. Но пожаловаться мысль затаила.

— Проходите, это здесь, — провела она его в санузел и добавила не то оправдываясь, не то возражая: — Вы меня совсем запутали… — Но тут же одёрнула себя: «С чего это мне ещё и переживать».

— Не дёргайся и обрисовывай проблему, — прогремело опять над её макушкой.

Теперь она уже разозлилась. «Что этот носорог себе позволяет? Нельзя же быть таким… Бодается и бодается…»

— Что её обрисовывать. Видите, капает, вот запчасть, включите свою эрудицию и ставьте, со вчерашнего дня без горячей воды сижу. — Сунула она ему в руку купленные вчера кран с переходником. Его тыканье ей совсем не понравилось и испортило впечатление варенья о нём с ходу закравшееся в душу. Правда это было ещё за порогом, но ведь было.

Слесарю она, по-видимому, тоже не совсем приглянулась и он, откашлявшись, при перекрытии воды, объявил:

— Толку от тебя как от козла молока, поэтому пошла отсюда, я сам разберусь.

Её брови взлетели вверх. «О как!»

При старании можно было и не уловить игры слов или намёков, но этот перебор подкинул её над местом, где она стояла, забыла даже о воде:

— Да — а! А вы не круто берёте?

По тому как равнодушие с его лица не сползло и тип продолжил её разглядывание, получается он так не считал. Весь вид его говорил: «Была бы честь предложена, могу и испариться». Она прочла. По её спине прошёл холодок: «О! только не это» А покачавшись с пятки на носок и обратно, он противно скрипучим голосом заявил:

— Кто на что учился. Вот на что ты училась, этим вали и занимайся, а меня ждёт объект починки, если ВЫ не против, конечно.

Сурагат. На сей раз она подрастерялась. Против никак не была. Делай и быстрее. Она уж пожалела, что открыла рот, потому что принуждена была выслушать раздражённую речь. Крыть ей было нечем. Текста не было. Нет, она, конечно, поговорить могла, но… не стоило. Лена, собравшаяся было в мыслях возражать, заткнулась на полувздохе, вспомнив о благе горячей воды, и быстро расправившись со своим «я» ушла от греха. «Пусть что хочет болтает, лишь бы сделал. О, какие чудные слова! — восторгалась она собой. — К тому же он прав. Боже, да я просто умница!» Досыпать, естественно, не завалишься при чужом человеке, пошла, достала «ноутбук» и принялась за работу. Во первых, — выше головы не прыгнешь. Он слесарь — пусть и слесарит. Во — вторых, дело вовсе не в том, что она до безумия любила свою работу или не могла без неё жить, хотя и в этом есть доля правды, просто на собственной шкуре ощутила, что писательское творчество держится на ежедневном тяжёлом труде. Да и, когда садится за новую книгу, всё остальное ей становится неинтересным, как Данька не скажет — по барабану. Правда семья в этот список не входила и горячая вода, как выяснилось, тоже. Она писала, а он возился и возился. Её подмывало подтолкнуть или вовсе разругаться с ним. Сколько ж можно ковыряться! Потом у неё аж промелькнула мысль, остаканить его, чтоб включил соображаловку и скорость, но постеснялась, он такой весь европейский, а она со стаканом. И потом, кто гарантирует, что он после её угощения не свалится в её унитаз. «Нет уж, надо потерпеть! — сказала она себе. — Но он у меня не то чтоб премиальные, а зимой снегу не получит». Часа через два, слесарь готовый к рапорту и готовый продемонстрировать результаты починки, подал голос:

— Эй, хозяйка, ходи сюда. — Для верности быть услышанным постучал ключом о дно перевёрнутой кастрюли.

Естественно, услышала. Лена, отставив книгу, заторопилась. Он стоял уже с собранным инструментом, ожидая только её появления.

— Принимай работу. — Вытирая руки тряпкой, с насмешкой посматривал он на неё.

Лена, недоверчиво перешагнула через порог и, плюхнувшись на колени, неприлично выставив попу на его обозрение, заглянула под трубу. «Не течёт? Не течёт! — обрадовано улыбнулась. — Какое счастье можно мыться». Симпозиумы собирают, ищут — в чём счастье? Вот в горячей воде!

— Чего ты к полу прилипла, — пробасил мужик, одним рывком поставив её на ноги.

— Руки убери — те, — обомлела от такой помощи она.

Но выплеснуть свой гнев по этому не слесарному поводу не успела, он, перебив переключил на деловое:

— Я посвоевольничал немного, прокладки в кранах поменял и в душевой кабине подтянул крепление. — Заявил он, как ни в чём не бывало, неторопливо убирая руки из-под её подмышек.

Лена, справившись со своими, в один миг, вытаращенными глазами, метнулась в ванную, потом в кухню, но нигде ничего не капало и всё работало. От счастья сердце колотилось, как после ненормального бега. Чтоб не выпрыгнуло совсем уж, прижала его рукой. «И чего я на него окрысилась. Похоже как раз сегодня звёзды мне улыбаются».

— Ой, спасибо, я сейчас расплачусь, — круто повернувшись к нему спиной, побежала в спальню за деньгами. С подвалившего везения и щедрости, выхватив приличную бумажку, сунула в его руку. — Хватит?

— Обращайтесь, если что, — хмыкнул весело слесарь, — но по мелочи мог бы и хозяин подтягивать краники-то…

Лена развела руками:

— Если б он был, то не вопрос.

— Что разбежались что ли? — почесал он за ухом.

— Как у всех. Не сложилось… Может рюмочку налить с устатку? — совсем растаяла она. — Правда, водки нет, коньяк.

Но расстараться не удалось. Слесарь крякнул в кулак и откашлявшись пробасил:

— Вы ж пить со мной не сядете. А ухомячить с самого утра одному пузырь, это плохо по всем законам анатомии, к тому же на потенцию повлияет…

«О! И чего разболталась с чужим мужиком, вот узнает, что одна, саданёт по башке и обчистит квартиру, — тут же напугалась она, подумав про чисто материальный вопрос. — Хотя, если б садануть, то давно бы приголубил, а не крутил краны. — Тут же выпрыгнула трезвая мысль. — Какая-то чертовщина в голову лезет».

Но он не отвлекаясь, хлопнув дверью, ушёл. Заперев замок, с поросячьим визгом метнулась в ванную купаться. «Какое блаженство! Какое блаженство! Как раньше обходились одним лишь субботним банным днём. Надо было хоть кофе с печеньем мужика угостить, — покаянно думала плескаясь она. — Как-никак избавил от недельного сидения дома. Другой бы и пальцем лишнего не шелохнул. Впаял соединитель и вся недолга. А этот такой умничка. Сейчас же соберусь и поскакаю по делам». Завернувшись в полотенце, напевая от хорошего настроения, взялась за фен. Потом решила позвонить Даньке и поделиться с ним радостью, но он трепался с кем-то по телефону и ей досталось слушать его гудки. Откинула и занялась лицом. Наложила крем, пудру, сделала брови, нарисовала полоски на нижнем и верхнем веках, румяна заняли своё место. Выбрала духи. Дальше взялась за шкатулку с драгоценностями и онемела. Опа, на! Ноги приросли к месту. Тело сковал шок. Резная коробочка была пуста. Теперь ноги отказывались держать, и она упала на кровать. «Что за ерунда. Может быть, я их куда-то переложила и забыла? Глупость, никуда ничего я не перекладывала, всё было здесь. Господи, да это не иначе, как слесарь. Больше некому». Дойдя до такого умозаключения, она метнулась к двери, но, вспомнив, что раздета, повернула к спальне. «Чего носиться, так он там меня и дожидается, жди! Вот тебе и улыбнулись звёзды…» Обида выжимала слезу. Злость бесила. А вместе, накладываясь одна на другую, они душили. Надо же так обрадовалась и на тебе такой подарочек. «Вот это я понимаю — ловкость рук!» Так тронуться можно. Кое — как собравшись, не до форсу, понеслась в домоуправление, но там на её эмоциональный рассказ мало веря, нескромно вытаращили глаза. У них сказ для всех один: слесарь номер один в запое и когда выйдет из него дело сложное и не понятное. Номер второй — старый и маленький росточком мужичонка, по прозвищу Вазилин, работает по заявкам, когда до вас очередь дойдёт предсказать трудно. Раздражённо растолковывали ей в конторе. Она поняла одно — слесарь испарился. Им ничего об этом странном случае не было известно. Лена, красная, как рак, нетерпеливо перебила:

— Можете меня вычеркнуть. Мне течь ликвидировали, — съехидничала она. И с сарказмом добавила. — Правда, похоже, дорогой ценой.

Поразмыслив над случившимся, Лена приуныла. Попалась на крючок мошенника, не иначе. «Но какое хитрое и психологически подкованное стало ворьё!» В милицию не сунешься, смешно, сочинительница детективов, попалась мошеннику в лапы. Да и что толку-то, если даже внешности его не удосужилась рассмотреть. Составить его портрет для обыкновенного сыскаря не представлялось возможным. Кажется, высокий, голос звучал сверху. Вроде бы, говорил басом. Телосложение не определишь, на нём свободный камуфляж, но не хилый, пожалуй, это точно. Похоже молодой. Всё, больше ноль. Нет бы курице, в лицо заглянуть. Но никто мужика с такими исчерпывающими приметами опознать в конторе домоуправления не решился. «Надо проверить квартиру, может, ещё что украл», — посоветовали ей расчувствовавшиеся женщины, предложив вызвать милицию. Откинув совет про милицию, она, примчавшись домой, так и сделала, проверила, но всё остальное благополучно полёживало по своим местам. Комната сына не в счёт. Там всегда всё вверх ногами — захочешь не найдёшь. «Не понимаю, откуда берётся весь этот кавардак? И чем больше я с ним борюсь, тем становится хуже», — вздохнула она закрывая туда дверь. Вот так жизнь в один миг перестала быть такой удачной, счастливой и интересной. В такие минуты болезненно начинаешь ощущать одиночество и возраст. Некому помочь, почти стара. Она в одежде завалилась на постель, вспоминая какие были серьги, и браслеты и кто на что их дарил, провалялась так, сменяя всхлипы с причитаниями: «Ах, какая же дура!» Эти выкрики слышались до прихода Даньки. Дверь резко раскрылась, заставив увлёкшуюся самоистязанием Лену подпрыгнуть от неожиданности. С сияющими глазами и румяными щеками в комнату ворвался Даниил. Который, со словами:

— Мать ты сильно постаралась в этот раз уже и воду пустили, — заглянул в спальню. Заметив её ревущей, присел рядом. — О, что за номер? Ты чего, старушка, сопливишься? Что-нибудь непредвиденное?

Ещё какое непредвиденное! Лена, с рёвом кинулась к готовому сострадать ей сыну на грудь, пытаясь объясниться и обрисовать ситуацию, вцепилась в него обеими руками.

Из всхлипов, мычания и бурных отрывков, он с трудом понял о чём шла речь.

— Не надо было пускать. Ты же знаешь что сейчас в стране делается. Убьют, как воды выпьют. Хотя ты сама слесаря вызвала…

— Вот-вот…

— Да, ладно ты убиваться, не смертельная же картинка. Обойдёшься чай без своих цацек. Будет стимул на новые заработать. Ты же умная баба, с чего так разнервничалась. Тем более, назад их не вернуть. От ментов толку, как от козла молока, если даже и скажешь. Реальность далека от книжного и киношного прототипа. Лучше б те деньги, что им отстёгивает государство, раздавали бабкам у подъездов, раскрытых преступлений было точняк больше. Потом смешно же получится, если твой случай станет достоянием гласности. Детективщицу по — наглому грабанули. Надо заметить, кинули тебя красиво, художественно можно сказать. Даже творчески.

— Ты прав, прав.

Он закинул руки за голову и объявил:

— Так вот, я предлагаю прекратить тебе рвать сердечко и выжать из этого случая по — максимому.

Лена шмыгнула носом:

— Куда уж ещё больше-то, все прокладки поменял, краны подтянул, неисправности ликвидировал.

Данька обнял её за плечи. Чмокнул в висок. Трудно ободрить и пожалеть взрослого человека, ещё и женщину, тем — более мать.

— Это замечательно, но не в счёт. У тебя напряг с сюжетом был, вот используй.

Она пристроила свою измученную за день голову на ещё хрупкую грудь сына, единственного в её жизни мужчину и пока ещё слабую опору. Лена скептически относится к заявлениям некоторых родителей, что они откровенны с детьми друг с другом. Она считала, что у каждого человека должно быть своё поле и полной откровенности быть не должно. Сама она считая, что не стоит грузить сына своими проблемами, что даст ему подольше сохранить в себе романтику и веру в хорошее, не вводила его в курс всех своих дел. Она благодарна сыну за поддержку, понимание. С него и хватит. Спасибо и за то, что он всегда был спокойным, рассудительным ребёнком, умел себя занять и самое немаловажное сам готовил уроки. Лена вообще не помнила, когда ходила к нему в школу. Знакомые не раз донимали вопросом, по какой методике она его воспитывает. Лена пожимала плечами. Ей было неловко признаваться, что по своей собственно. Сын вырос. Получился из него очень любознательный, но спокойный паренёк. Лена знает: он не полезет на рожон и двести раз подумает, прежде чем что-то предпринять. И вот сейчас сорвалась, наговорила и Данька утешая гладил её по голове, а она соглашалась со всем, со всем…

— Справедливо, конечно, куда деваться теперь уж. Обидно, только обрадовалась, что так с мастером повезло и на тебе. — Всхлипнула она. — День невезучий с самого утра. Не зря оно выдалось серым. Вставать и то было лень. Нет, поднялась дура. Пусть бы трезвонил… Это под окном стонала машина… Она подняла. Чтоб её разорвало. Сплошная тоска!

— Ничего, денька два, три и отойдёшь…

— Если не помру до этого. Ты прав ерунда всё это.

Данька, понимая, что так обычно говорят тогда, когда сами уже плюнули на это дело, прижал её к себе.

— Всё, мать, забыли. Впредь будешь осторожнее. А много радоваться и заранее, вообще вредно. К тому же полезно в личность вглядываться. Мало ль…

Она тут же принялась защищаться.

— На нём что печать стоит…

Данька сдержанно заметил:

— Рядом с ним стоять надо. Или ты будешь опровергать мои измышления.

Лена тут же выдала, хоть и по горячке, но вполне разумный ответ:

— Буду. Какая разница, захочет ограбить, саданёт ключом по макушке, и бубликом к его ногам упадёшь.

Данька развёл руками.

— Ну вот опять к тому же порогу пришли. Женщине никогда ничего не докажешь. Радуйся, что обошлось, жива и здорова. Весна за окном, побольше гуляй. А пока попробуй с помощью еды избавиться от стресса, «заешь» чем-нибудь сладеньким проблему.

— Мужикам лишь бы чего доказывать, — недовольно пробурчала Лена.

— А ещё меряться силой и умом. Мать не хандри.

«Бог мой, я ему ещё выболтала, что живу одна». — Ужаснулась она, вспомнив разговор с лжеслесарем.

Так хорошо начинался день. Нет, нужно было появиться этому гаду, заморочить ей голову, наговорить массу глупостей, чтоб растаяла и развесила уши, а потом вылить на неё ведро холодной воды… Ради справедливости заметила, что никто ей больно-то на уши лапшу не вешал, она сама их развесила… Тяжко вздохнула: «Будь он не ладен!» Данька обещал ей помочь забыть неприятность. Она совсем уж освоилась с мыслью о потере и даже было уже отправилась работать, но сын напомнил о еде. Про неё мужики никогда не забывают. Сорвалась и помчала в кухню. Машинально принялась накрывать на стол. Разложив тарелки и ложки, посмотрела на сына, который утянув яблоко жевал его в крепких зубах. Хрым-хрым… Жевал и переворачивал страницы какой-то книги. «Всё как всегда и самое дорогое со мной, значит, переживём! — выдохнула она. — И чего, в самом деле, расклеилась».

Она и сама изо всех сил старалась забыть побрякушки, но это плохо получалось. У неё всё в жизни стояло на своих местах, даже в шкафах на полочках, каждая вещь лежала на своём месте и вдруг она оказалась выбитой из колеи. Сразу догнало одиночество и тоска. Депрессия почувствовав почву, взяла в полный оборот. Если приплюсовать сюда нехватку витаминов и сил в организме, что вытянула зима, дело было труба. Вот ведь как, пока всё было хорошо и замечательно, а день наполнен смыслом и делом, ничего такого не замечалось. Но с таким наглым обманом и потерей любимых вещей, навалилась печаль, беря в свой мерзкий плен. Ведя себя с ней хозяйкой, она обнимала её своими холодными руками, леденя душу. Сама жизнь в такие минуты теряла смысл. «Убила б того гада и сжарила на сковороде».

Пыталась бороться, заставляя себя работать и подслащивая вдруг ставшие серыми будни, как советовал Данька, укладывая на язычок дольки шоколада. «К тому же и медики утверждают, что помогает. По мне так не скажешь. Но посмотрим». Прошла неделя, прежде чем работу над книгой прервал колокольчик у двери. «Кого принесло на сей раз? — заглянула в глазок Лена, — фиг вам я ещё попадусь на вашу удочку». За дверью стоял мужик в фирменной куртке «почта».

— Кто там и что надо? — грубо спросила она дежурной фразой.

— Могу я поговорить с Еленой Максимовной Долговой?

— По какому поводу? — осторожничала она.

— Бандероль получите и распишитесь, — донеслось из-за двери.

Она удивилась и потребовала:

— Покажите…

— Да сколько угодно, — отошёл парень, поведя широкими плечами, на середину площадки и приложив к груди пакет. — Вот смотри!

Поскольку с ней поговорить было можно, но, всё же, держа в одной руке отбивной молоток, для страховки, Лена распахнула дверь. Парень из-под нахлобученной фирменной кепки усмехнулся: — Гвозди забиваете? — Лена крепче сжала рукоятку молотка. Стоя на пороге, протянула руку, и, расписавшись в отмеченной галочкой строке, забрала небольшой, проштампованный сургучом пакет и выдворила вон почтового служащего. Заперев дверь и проверив запор, отбросив не пригодившийся молоток, поспешила в кабинет и, разрезав почтовую бумагу, нашла в ней небольшую картонную коробочку. Встряхнув, прислушалась, там что-то дрынькало. Отлепив клейкую ленту, раскрыла крышку. В коробочке лежали все её драгоценности. И не как попало, как было у неё, а каждая вещь, в отдельном пакетике с номерной биркой и листок переписи. Лена заподозрила, что над ней насмехаются. Она метнулась к двери, на лестничную площадку, потом к окну — никого. «Чёрт, что за шутки. Кто и за что выбрал меня объектом для таких глупых приколов?» Она перевернула бумагу, заглянула на дно коробки, но записки не было. «Обратный адрес, что стоял на бандероли, скорее всего, туфта». Понимая это, она всё же отправилась по оному. Так и было. Офис крупного концерна, к которому она и её семья не имела никакого отношения, играл сверкающими чистотой окнами, вывесками и рекламными щитами. «Дьявольщина, это опять был он, по росту подходит, а я вновь его не рассмотрела. Кажется, только что не старый. Жаль, лицо было закрыто длинным козырьком. Но подбородок-то я запомнила — с ямочкой. Теперь понятно, что трюк проделан нарочно. Только вот с какой целью? Рассказать кому-то обхохочутся. Ну какая же я дура. Теперь под каждый козырёк буду заглядывать». Её крутила и распирала злость. Никогда с ней такого не было. Она металась по квартире готовая всё перевернуть вверх дном. «Нет, только подумать какой наглый. Действует бесцеремонно и вызывающе. Надо непременно его найти. Где-то он крутится рядом. Ведь откуда-то узнал о моём вызове слесаря. Только надо быть осторожной, чтоб не спугнуть. Ох, я ему тогда задам, ох, он у меня получит». Она пока не придумала с чего начинать его поиски, и как с ним будет расправляться, когда найдёт. Но ей этого очень хотелось. И ещё, душу грела сама мысль, что это непременно произойдёт. А также мечталось, чтоб совершилась та счастливая месть, как можно быстрее. Мысли летали, как птицы на широченных крыльях. Но ближе к обидчику не поднесли. Получается, она строила планы мести, понимая, что никогда их не осуществит. Это так бесило. «Ладно, не будем отчаиваться. Наступит ещё и на нашей улице праздник, а пока, буду наслаждаться тем, что есть, то есть, возвратом любимых побрякушек». Напевая, приготовила на радостях в рекордные сроки из нашедшихся дома продуктов вкусный обед и еле дождалась прихода сына. Непременно хотелось на кого-то выплеснуть то удовольствие.

— Данька, мне драгоценности вернули. — Бросилась она, выражая своё полное удовольствие по поводу возращения драгоценностей, со всех ног к двери, заслышав поворот ключа.

Данька встал, как вкопанный, но, придя в себя, принялся разбираться и уточнять.

— В смысле? Подожди, подожди, ты что, всё же к ментам ходила?

Её удивило, что сын отнёс это на счёт доблестной милиции.

— Какие менты, Дань, по почте прислали. — Тут она осеклась, сообразив, что с почтой это совсем уж не связано, если только бумагу позаимствовали, да печать.

Данька, бросив сумку, принялся хохотать:

— Правда что ли?! Мать, вот это номер. Кто ж это над тобой так потешается? Что и предположений нет?

Чего нет, того нет. Лена развела руками.

— Нет. Саму от злости в трясучку кидает. Найду, прям сама с ним не знаю что сделаю. — Хлопнула она кулак о ладонь обозначающий должно быть молот и наковальню.

— Значит, не найдёшь, — ухмыльнулся сын, топая из ванны в кухню и усаживаясь за стол. Лена, раскладывая еду, не упуская нить разговора, тут же уточнила:

— Это ещё почему?

Данька хрюкнул смехом:

— Так не знаешь же что с ним делать.

Она отмахнулась. Что за дети пошли. А вообще-то — чёрт бы этого слесаря побрал!

— Тебе шутки, а меня от злости разрывает.

Данька, получив повод для философствования, в него и углубился:

— На баб не угодишь. Украли — плачет. Вернули — злится.

Лена тут же уточнила:

— Не крал он, а измывается, но за что?

— Тут я пас. Тебе виднее. По мне так это кто-то испытывает тебя на прочность. Или… Амурного ничего в твоей жизни не случалось. Может, отвергла какого-то претендента на роман? Хотя какие в твоём возрасте романы. Еда обалдеть. Ты на радостях явно перестаралась.

— Да ладно тебе, — отмахнулась она от похвалы.

Данька ушёл в свою комнату. Она мыла посуду с особым старанием. Энергия злости утраивало это старание: «Вот бы добраться до этого шутника. Она бы ему показала. Ух!»

Глава 2

Она любила Киев. Любила в серебристом дожде и в ярком солнце. И совсем не потому, что привыкла. Здесь не так шумно и суетно, как, например, в Москве. Прошумела сиренью весна, сжала сердце цветущими каштанами. Хорошо просто идти и не думать ни о чём. Лена, купив букетик ландышей, шла по самому краю дорожки, когда проезжающая машина, тормознув, обдала её белый, вчера постиранный плащ, брызгами грязи. «Чтоб тебя…» Это была жестокая невезуха. Ей так нравилось топтать ногами по городским дорожкам, но чувствовала себя растерянно среди встречающегося на каждом шагу хамства и вероятно от этого сразу принимала своего рода боксёрскую стойку по отношению к окружающим. Лена погрозила, вслед медленно отъезжающей машине кулаком, стараясь запомнить номер. Такой наглости спускать нельзя. Совесть дома забыли… Добравшись до своего транспортного средства, решила прокатиться до ГАИ. Нахал, испортивший ей настроение и плащ, должен быть наказан. Только бы менты не отказали… На её удовольствие ей не отказали. Естественно, не безвозмездно, почему бы и не сделать подлость. Через полчаса, после хорошего вознаграждения, ей выдали адрес офиса хозяина автомобиля. Поблагодарив, бодренько поехала. Сейчас она его прижмёт к ногтю… Лена весьма удивилась, когда колёса опять прикатили к тому же концерну, чей адрес был на злополучной бандероли. «Надо же, как этой конторе не везёт с розыгрышами, — подумала она, раздумав ругаться. — С такими солидными нахалами лучше не связываться, себе дороже будет». Придя, домой, молчком кинула в стиральную машинку испорченную вещь и успокоилась. «Ладно, всякое бывает. Нервы дороже. Опять же не самой стирать, а машинке».

Лето ждала с нетерпением, но отдохнуть шикарно не получилось. Решили с Данькой зажаться, откладывая деньги на дом. Выбрав не дорогие путёвки, поехали в Болгарию. Потом каталась к своим родителям. Пока живы, надо навещать. Ничего в этом мире нет, дороже жизни. Плохо, что она быстро проходит и вся между пальцами. «Вот и ещё пронеслось одно лето», — думала она, печально бредя мимо аллеи краснеющих рябин. Падавший, медленно кружась, цветной дождь из оранжевых и красных листьев, вкрадчиво шуршал под ногами. Пахло хризантемами и костром. Вдруг впереди вынырнул цветущий каштан. Голый, ни одного листочка и в цвету. Чудо! Встала, как вкопанная. Глаз не оторвать. Цветы мелкие, свечи не большие, а красиво так, что просто страшно. Сказка! Стояла, стояла и пошла прочь. Быстрее, быстрее… Касаться сказки опасно, трудно потом воспринимать реальность. Из — под колёс пролетающих мимо машин вылетали, причудливо кружа, стаи ярко-жёлтых листьев. «Надо же, похоже на вьющихся мотыльков!» Нависшие серые тучи, затянувшие небо с самого утра, наконец, разродились, мелким сеющим дождём. Сырой ветер, сморщивающий кожу лица в натянутую маску, вмиг испортил настроение. Чувство комфортности исчезло. Лена достала зонт. Подумала: «Жаль, что соблазнилась на пешую прогулку, вымокну вся». Около неё тормознул шикарный автомобиль, она, учитывая весенний опыт, отскочила. Повезло и на этот раз даже обошлось. Но из салона высунулась рука, и ей вручили, в плетёной прелестной квадратной корзиночке, изящные розы. Лена ничего не успела сказать, машина, мигнув огоньками, отъехала. «С кем-то наверняка перепутали, — посмеивалась она, прижимая корзинку к груди. — Но и чёрт с ним. Всё равно красиво». На обратном пути она мчалась обгоняя дождь.

— Дань, а Дань, — влетела она в его комнату, — отцепись от монитора, смотри, что мне подарили. Правда, я не уверена что — то мне, но всё равно приятно.

Данька не просто отцепился, а, отъехав на кресле на расстояние, принялся во все глаза рассматривать её.

— Мать, с тобой всё в порядке? «Не совсем уверена, что мне», это как понимать, нашла что ли?

Она старательно попыталась изобразить лукавство, но вышло лишь смущённое выражение.

— Ну, не то чтобы нашла, — замялась она, соображая, как поточнее описать случившееся. — Остановилась машина, мне это и всучили…

У сына вылилось это в одно слово:

— Обалдеть. — Остальное не относилось к букету и было добавлено им между прочим, по ходу. — Уже поздно, где ж ты ходишь?

Непонимание испортило ей настроение.

— Не важно…

— Не важно ей… Смотри, чтоб киллер не перепутал так-то…

— Ты на редкость добр сегодня, — буркнула она.

А Данька наморщил лоб, стараясь что-то вспомнить, а потом в помощь ему потёр ещё и висок.

— Что я тебе хотел сказать? Всё перебила своим приколом. А вспомнил… Ты телевизор сегодня включала?

Лена, крутя перед носом цветы, пробурчала:

— Я его давно уже не включаю, тебе ли не знать.

— Так включи… Нужно хотя бы новости слушать, — голосом наставника провещал он.

— А что там сегодня такого особенного произошло, что я его непременно посмотреть должна?

— Наши самолёт сбили, — проникновенным голосом заявил он.

— Какие «наши»? Какой самолёт? — ничего не поняла она, пожав раздосадовано плечиком.

Данька изобразил изумление. Ну, мол, ты мать даешь, совсем записалась!

— Стрельбы же идут. Ваша с отцом бывшая бригада стреляет. Отец же сейчас там. Забыла.

Не без того, хлопала глазами. Так точно! Учебные стрельбы имели место, но чтоб такое… Во всяком случае, ей и в голову не пришло поверить ему.

— О Господи! — только и смогла она выдать на первых парах из себя. — Пришло ж такое в голову. Ты меня совсем с толку сбил. Ничего не понимаю. Какой самолёт, да они в дом напротив не попадут. С чего ты взял такую глупость?

Даньке её, как он считал, бестолковое упорство не понравилось и он развозмущался:

— Мать, кончай тупить. Кругом только об этом и болтают. К тому же стыдно недооценивать сослуживцев.

Лена удивилась.

— Неужели официально объявили, что самолёт сбит именно ракетой? Может там террористический акт или птица в двигатель попала. Мог и просто упасть. Таких случаев пруд пруди, старое всё, выслужившее срок.

Сказала и пошла себе во владения кухни. Но Данька припустил за ней вслед, высказывая своё возмущение происходящим процессом:

— Жди, счас, объявят, наши как раз и упираются, сказки рассказывают про птиц и взрывчатку, но американцы в космосе засекли.

О! Она тут же встала.

— Ну, американцы нам не показатель, — отмахнулась Лена. Но подумав, ради справедливости добавила:- Хотя твой отец всегда был против открытия там такого полигона… Но его аргументы не приняли в расчёт. Беда страшная, если всё это правда. Что ж на самом деле произошло?

Данька развёл руками:- Стреляли…

Буркнув: — Паяц. — Она не приняла шутки и поспешила к телевизору. Пустобрёхство телеканалов довело до того, что не подходила месяцами к тому источнику брехни. Вместо этого страшно хотелось отправиться в путешествие даже не важно куда. Лишь бы вернуть себе подлинное ощущение жизни. К тому же не любила телевизор ещё и потому, что он напоминал ей о её одиночестве, поселяя ещё большую тоску. Ведь женщина включает этот ящик тогда, когда все дела переделаны, а поговорить не с кем, когда наступает такой момент, когда хочется выть. Вот она и начинает подглядывать за чужой жизнью в экране. Чтоб не быть тем самым наблюдателем, Лена сочиняла ту новую чужую жизнь сама. Обрыскав всю спальню, с трудом нашла пульт. Ещё бы, не включала с незапамятных времён. Как только политического яда полилось больше с голубого экрана нежели здравого смысла и желания поправить экономику, так и выкинула куда подальше пульт. Теперь оказалось не просто его найти. По всем каналам трепались, смакуя беду журналисты и тыкал указкой рисуя картину стрельб на карте командующий. Скоро стало понятно. Власти заняли круговую оборону: «Не мы!» Началось азартное копание во всём. «Тогда кто?» Некоторые горячие головы даже прикинули, что это террористы спрятали в кустиках ракету и стрельнули за спиной ПВО или россияне, чтоб навредить неньке Украине. Лена не могла не улыбнуться: «Прикольно! никто кроме доморощенных политиков до такого не дотянет. Да Жириновский по — сравнению с ними просто младенец». Она смотрела на брызгающих с трибун слюной мужиков, и ей даже не было смешно. Хоть убей, а ей казалось это не просто маловероятным, а не возможным вообще. Для каких-то целей и кому-то нужны эти идиоты. Не понимать, что всё их визжание — дурь не могут, но орут.

— Смотришь? — присел к ней сын. — Уровень информации на отметке солдатского трёпа после отбоя в казарме. Поболтают, повизжат, а до толку так и не доберутся. Как всегда виноватых не найдут. Даже если докажут, что это мы, всё прокатят на тормозах.

— Боюсь, что ты неправ. Их-то, как раз и найдут. Кто наводил, кто на кнопку жал. Командиры опять же: дивизиона и бригады пострадают. Я их знаю. Последних, кто ещё что-то в этой армии мог, уволят, а дальше птенчики пойдут. Хотя и эти были не орлы. Твой отец офицером наведения раз пять стрелял. Потом начальником отделения раза три. Опять же комбатом пару раз и командиром дивизиона четыре пуска на его счету. Потом полк и бригада на очереди встала. А сейчас соколики — командир полка, а тех стрельб и не нюхал ни в одной должности. Подготовка на фантастическом уровне. Перспективные и умные увольняются ещё лейтенантами. Кто остаётся? Так чего же хотим иметь. От случая до случая живём. Вот сейчас по всей цепочке и получат с полной выкладкой. — Закончив свою мысль она тяжело вздохнула.

Данька помучил наушники, почесал макушку и удивлёно выпятил губу.

— Они-то причём?

Долго объясняться не хотелось и она нашла краткий путь:

— Так устроен этот свет. Всегда ищут крайнего. До кого дотянуться легче всего, того и в котёл.

Но сын не склонен был сворачивать беседу и продолжил разговор:

— Тогда надо наказывать в первую очередь того, кто открыл этот полигон, да ещё в таком месте, рядом с международной трассой. Ведь у такого серьёзного ведомства должны были быть расчёты мощностей всех комплексов и дальность полёта ракет. Видишь, даже я понимаю.

Лена прошлась ладонью по его взъерошенной макушке.

— Всё у тебя просто. Будут расследовать, искать. Не без этого. Но людей накажут без разбора. Кинут кадры армии на чашу весов, чтоб бросить кость общественности, которую сами же и завели в нужном направлении. Безнадёга! А народ у нас любит орать и журналисты тоже накручивать. К сожалению, человек сам себе враг. Сначала бегали, требовали уничтожить ядерный потенциал. Добились своего. Ракеты развинтили. Шахты взорвали. Довольны… Теперь те же самые во все глотки кричат совершенно противоположное. Но этого показалось мало и всю мощь направили на закрытие АС. Закрыли на потеху всему свету. И тут же поняли, что повесили проблему сами себе, удавкой на шею. Весь мир идёт вперёд и только мы шарахаемся назад. Выводов из случившегося никто не собирался делать. Нельзя было резать лучшие в мире самолёты, вывозить ядерное оружие и закрывать АС. Двигайся вперёд, разрабатывай новые технологии, методы защиты, новые виды вооружения. Но то, что имеешь — не уничтожай…

— Мать, ты склонна к преувеличениям. Тебе не кажется, что твоя милость через края хватила. Так умные живут, а не эмоциональные. А у нас одни театрализованные скачки. Знаешь в годы моей юности я любил читать сказку — дедка за репку, бабка за дедку…

Лена смутилась. Действительно с чего парня всяким дерьмом принялась давить.

Она сконфуженно забормотала:

— Что-то я отвлеклась. Мы же о стрельбах говорили.

— Это точно, уехала ты от полигона далеко, — хихикнул он.

Лена нажала на кнопку пульта. Экран погас.

— Представляю, какая теперь свистопляска начнётся по телевидению и в газетах. Теперь будет всем, чем заняться. Адреналин погоняют и себе и людям. Азарт аж из ящика выпрыгивает. Их план понятен: повесят на уши вагон лапши и даже не высококлассной. Зачем утруждаться, народ и так проглотит. Они считают, что поверят каждому их слову. А не поверят, никого не напрягёт. Будут хором, до посинения, искать виновных. Появившиеся бугорки правды время выровняет…

Лена промолчала про то, что возможно народ сам виноват во всём. Верить во всякую ерунду нельзя бесконечно. От розовых мечтаний тоже надо излечиваться. Жизнь — не роман. Сколько можно получать палкой по хребту и быть обманутыми вновь. Хочется, пусть так считают и дальше. Слова со страшной силой рвались наружу, но из груди не вырвались. Ему для возмущения хватило и сказанного.

Данька такой прозы жизни не понимал. Любят взрослые из мухи делать слона и искать кошку в тёмной комнате, хотя возьми и включи свет. Возмущался, ох, как возмущался.

— Чего ж тут искать, посмотри в конце листа, выдавших инициативу на подпись и клиент готов. Либо круглый дурак был, либо карьерист, которому дырочку на кителе для ордена не терпелось просверлить, за мудрую и экономную для государства идею. На экономию государства им, конечно, наплевать. Эти деятели больше у него уворуют, чем заплатили бы за стрельбы на нормальном полигоне. А сейчас ещё за самолёт и гибель людей придётся зелёненькие отвалить.

— Хватит болтать, тем более, по такому поводу по которому ничего не понимаешь, одёрнула она его.

Данька никак не мог согласиться с таким определением своих способностей и принялся рассуждать.

— Чтоб разбираться в боевой готовности наших военачальников, большого ума не надо, достаточно знать их лично и их потребности в частности. И перестань тыкать в меня пальцем, дырку сделаешь, придётся штопать потом.

Ооо! Лена отдёрнула палец. Собственно он был прав. Но пресекая тяжёлый и ненужный разговор, который сын может вести до бесконечности, трепаться не работать, она, оборвав, перешла на Долгова.

— Когда отец прилетит, балабол?

Данька сразу вырулил на свою волну, которая ей тоже не совсем была приятна, но приняла её стоически.

— А ты бы взяла и позвонила. Вроде как семья когда-то была. А, если откатить ещё дальше к молодости, возможно и любили друг друга…

— Всё было давно и как выяснилось неправда… — Скривилась она. Подождав минуту, спросила не столько ради приличия, сколько беспокоясь:- Так, что там с отцом?

— Связи пока нет. Не знаю что у него там, возможно телефон разряжён. Не пойму, с чего вы разбежались. Классная ж пара была. Ты одна, он никого не завёл. Нормально же друг к другу всегда относились. С чего разбежались, спрашиваю?

Лена сразу подумала о правильном ходе и вспомнила о душе.

— Пойду-ка я порадую себя купанием.

— Вот — вот, беги. От себя не убежишь, — догнало её его ворчание.

Глава 3

Закрыть уши и ничего не слышать! Глупо, но эффективно. Оставив сына у телевизора одного, она сбежала в душ. Конечно, он прав: можно убежать от вопроса, а от себя нет. Всё труднее и труднее от себя бегать. Такая себе брошенка. Никому не нужная. Сын в молодости, муж в своих делах. Нет, муж был, только не учитывал её. Сейчас она не сможет сказать, когда именно, откуда в её душе поселилось чувство одиночества. Кто возьмётся понять природу любви. Кто объяснит — откуда она берётся и куда уходит… Она даже точно не вспомнит, когда его чувства иссякли. А может быть так, что их и не было совсем… А о нём самом в доме напоминал храп под боком, да девичьи романтические картинки из прошлого. Разогревать его интерес к своей особе тоже было делом зряшным и бесперспективным. Ей не поднять одной такой груз. Да и вот опять же, как на вопрос сына ответить, если сама не знаешь тот ответ. Без прежней боли, вся целиком, выплыла её жизнь. Эта ситуация с её замужеством напомнила историю случившуюся с ней в детстве. В тот год стояла на радость детворы довольно-таки снежная и весьма морозная зима. Лена шла из школы, когда по дороге под деревом нашла мёртвую синицу. Замороженная птичка, сложив лапки, казалось спит. Решив похоронить её со всеми почестями, она положила её в вязаную варежку и крепко сжимая в ладошке понесла поближе к своему дому, чтоб выбрать место для погребения там. И тут почувствовала, как птичка дёрнулась под пальцами, а потом и забилась в варежке. «Ожила!» — обрадовалась она и хотела выпустить синичку. Но потом раздумала, решив покормить и поддержать её. В общем, только с хорошими намерениями, понесла птичку домой. Но та не хотела ни лечиться, ни кормиться. Она, получив в квартире свободу, метнулась к окну и больно ударившись, упала мёртвой. Оживить синицу Лене уже больше не удалось. Сколько было пролито по этому поводу слёз, но вывод она сделала для себя на всю жизнь — не надо делать благо там, где оно не нужно. И вот эта старая история напоминала её собственную. С Долговым она чувствовала себя той самой птичкой. Когда любовь превращается в тюрьму, хочется безумно вырваться на волю. Муж был старше, но не в этом дело: жёсткий человек, занятый только работой, он в свободное от службы время, пытался во благо, конечно, учить её уму разуму, а получалось, подмять её, снизить самооценку до нуля. «Ты никакая!» — это всё, что довелось ей от него слышать. А поначалу это в нём принимала за мужественность и мужской характер. Он оказался просто тяжёлым характером в плюсе с привычкой контролировать всё и всех и, конечно, в первую очередь жену. Говорил, никогда не задумываясь то, что у него на уме. Речевыми оборотами себя не обременял — резал правду матку в глаза или то, что думал… И это не только ей, а всем. Сама она к этому его свойству привыкла, а за людей было неудобно. Она пыталась извиняясь мягко объяснить им потом, что по-другому он не может выражаться. То были годы ужасного напряжения. Дошло до того, что у неё в груди всё леденело, когда она слышала, как в замке поворачивается ключ — Долгов пришёл домой. Утром, после его ухода на службу, она вываливала на пол содержимое гардеробов, устраивала тарарам и принималась за уборку. Это успокаивало. Только хватало ненадолго. Оказалось, что убрать в доме проще, чем разобраться в собственной душе. Кстати о душе, она у неё просто впала в какую-то литургию. Безумно мучилась, пока не поняла, всё дело в его природной холодности. По-другому объяснить всё-то, что творилось в её семье нельзя. Других женщин у него не было, наверное потому, что на них тоже нужно время. С утра до ночи одна работа. Она, конечно, понимала, что мужская занятость резко отличается от женской. «Куда уж ей убогой до его уровня». Но когда он занят постоянно и даже сначала по военному, а потом и по мобильному телефону, то стоишь перед выбором: либо свихнуться, либо жить самой, варясь в своём молоке и пространстве. Дом, еда, сын — лежало на ней. Придя домой, он ел и включив телевизор ложился на диван. Ни книг, ни общения. Если б она села в кресло рядом с ним, то это ничего бы не изменило. В хорошую сторону. Разве что погрязли бы в немытой посуде, нестиранном белье, отсутствие еды вывело в кафе, а сын бы болтался в подворотнях, а не учился в школе. Поэтому на эксперимент она не решилась. Именно это, домашняя рутина, дала ей стержень и уверенность. Она выбрала самую обыкновенную бабью жизнь и постепенно смирилась с Долговым. В конце концов, в других семьях были свои тараканы — бабы, водка, скандалы. Надо сказать, Данька прав, жили они тихо неприметно для окружающих и, наверное, для себя тоже, потому как разошлись тоже без обид. Но для знающего пару народа и знакомых их разъезд был просто шоком. Их брак для всех был идеален. Но с первых месяцев их жизни отстранённость Долгова сначала была непонятной и она дёргалась пытаясь пробиться до него, потом неприятно резанула. «Наверное, я не такая, какой должна быть женщина». — Засело в её голове. Дальше какая-то струна внутри лопнула, и трещина незаметно между ними стала расширяться и расти до неприличных размеров. Отношения медленно, но верно сошли совершенно на нет. Они даже не разговаривали. Не о чем. До его уровня она, естественно, не дотягивала. Он и не впускал её в свой мир. Да его: её не интересовал. Постепенно её интерес потух. Ему бы следовало насторожиться, ведь старше её, поглубже вникнуть и разобраться, только где же взять на такие глупости всегда занятому Долгову время? А она терпела, изо всех сил пыталась подстроиться, сродниться, так сказать… Уступала ж опять во всём и никогда не делала попытки уйти. Зачем? ведь любила, пусть в ущерб себе. Опять же, была очень крепко повязана семейными узами, мечтая всю жизнь прожить с одним мужчиной. Уговаривала себя, мол, он тоже любил, по-своему, но любил. Пусть ей мерзко, зато у Даньки есть отец — родной человек. Это ж не мелочи. К тому же ко всему привыкаешь. Упорно не хотела видеть, что всё давно было не просто плохо, а очень плохо. А может, просто играла сама с собой в прятки. Женщины часто играют в такие игры. Потом опомнившись и разглядев, наконец, что он перестал в ней видеть не только женщину и человека, но и вообще кого-либо кроме как бесплатную домработницу, ужаснулась. Она пыталась как-то влиять, на что-то решиться, он отпихивался «не выдумывай себе болячку», а годы мелькали, и всё оставалось на месте. Конечно, понимала, не дура же совсем, отношения с Долговым, несмотря на старания, не складывались. Сосуществовали, как осколки разбитой любимой вазы — и вместе, и поотдельности. Выбросить жалко и пользоваться нельзя. Хранится тот мусор неизвестно зачем. Они стали совершенно чужими. Но появилась привычка, а нет ничего опаснее привычек — их так трудно ломать. Опять лезла на стену и уговаривала себя: «А ради чего собственно рушить налаженную жизнь? У меня есть муж, у Даньки отец. И может ещё он изменится?» Ага, счас и не мечтай! Иногда, чаще весной, на неё накатывала такая тоска. Такая… Она украдкой от сына плакала и металась, жалея себя, страшно боясь озлобиться. «Неужели вот так и пройдёт моя жизнь?» Единственным клейким материалом между ними был Данька и то слабым. Долгов был бестолковым отцом. Но сколько не тяни, а нить порвалась. Настал момент, когда семья, держащаяся долгие годы на её юношеской пылкой любви, а потом на терпении, приказала долго жить. Может быть, всё дело в том, что девочкам с детства слишком морочат голову историями о героическом самопожертвовании во имя любви, семьи, детей и прочее. Как уж там было кто его знает. Наверное, всего понемножку. Про любовь Долгова она вообще не вспоминает. Возможно, её и не было никогда, а вот её по всем человеческим и божьим законам должна была трансформироваться в качественно новый этап отношений: дружеский, почти родственный, когда семья держится на уважении, а люди поддерживают друг друга и ценят. Но, увы! Увы! Увы! Когда-то ей было невмоготу терпеть и хотелось кричать от боли. А теперь? Похоже, нет. Скребёт, саднит, но не болит. Может привыкла?

Всё произошло как нельзя обыденно и вяло. Если собака или волк могут только выть, то человек, когда ему тоскливо, начинает искать выход в творчестве. Так и она начала писать. У творческих людей понятие «одиночество» трансформируется в «уединение». Это было то, что ей нужно. Муж к её занятию отнёсся критически. Глядя на неё, ему в голову не приходило, что она способна на что-то стоящее. Дурит, мол. Она сконфуженно молчала. Хотя что обижаться, если ей самой это раньше не приходило в голову. Но дело продвигалось. Лена стала популярной. Всё это вызвало у мужа невероятное раздражение, он никак не мог его перебороть. Но Лена была уже другой. С появлением её личных денег, она сама без его совета купила квартиру гораздо большим метражом, чем они имели, у отъезжающих в Беларусь офицеров. А он, отказавшись переезжать с ней и сыном, добровольно и принципиально остался на их старой жилплощади. Правда, наведываясь изредка на чай или приходя, по праздникам, в гости. Лена не настаивала, догадываясь об истинной причине его такого поведения. Всё было до смешного просто. Всегда добытчиком в семье был он. Она тенью следовала рядом. Он приносил деньги, устраивал её на работу, решал сам все её вопросы. Регулярно ей напоминая об этом, вероятно для того, чтоб не забывала своё место и больше ценила его. И вдруг в один момент всё изменилось. У неё появилась своя работа, свои деньги, своя отличная от его воли жизнь. Оказалось, он не готов к такому повороту. Обидевшись, не желал её знать. Лена поняла, что мужик, мужику рознь. Один бы обрадовался, а Долгова вдруг заела жаба. А как же, он всегда рассказывал, что живёт она за его счёт. Сама по себе пустое место. Квартира, полученная на семью, тоже его. Ведь это он её получил. Обставлена на его деньги и до конца жизни она должна быть благодарна ему за это, и, естественно, покупка ею более дорогой жилплощади, выбила его из колеи. Он отказался в неё переезжать. Лицемерие, давившее тяжёлым грузом, закончилось. Ей так давно хотелось освободиться от него, но не хватало воли и вот… Они даже не разводились, просто остались каждый при своей жилой площади, но… общались, будто ничего не случилось. Денег он ей больше не предлагал, давая что-то сыну. Она не спрашивала, понимала, что теперь они в разных весовых категориях и, если он не может пережить её достаток, отношений даже прежних не получится. Такой мужик, как правило, съедает себя поедом. Надо сказать, она всё равно надеялась, что пройдёт месяц, максимум два, Семён перестанет дуться и придёт мириться. Ведь всё та же привычка по идее должна была привести его к ней. Но ничего подобного! Не пришёл! Значит, обида его так тяжела, что перевесила всё или семья никогда ему не была нужна до такой степени, чтоб нуждаться в ней. Мнения людей на их счёт резко разделились. Одни её не понимали, другие сочувствовали. Со службы, которой была обязана ему, она уволилась и занималась теперь только своей любимой работой. Упрекать её ему, в этой только её жизни, было не за что. Так что её семья накрылась, а ей самой ничего не хотелась реанимировать, хотя прояви она настойчивость, может быть, он и сдался бы. Видела ж, что хоть и редко, но скучает и по ней, и по Даньке. Только тянули в ней камнем прожитые в упрёках годы, лишая шага на сближение. Наверное, хотелось, чтоб пришёл с поклоном сам. Да и видно не горела в ней страсть, и большого желания всё вернуть не было. Случается, женщины чувствуя в партнёре самца прощают многое, но у неё не было и этого. Быть может, уж такой «никакой» уродилась. Бабы без мужиков маются, а ей хоть бы что. Одиноко правда, но ради этого прежнее восстанавливать не стоит. Как-то привлекла её внимание в молодости высокая, пышногрудая ель, что украшала аллейку территории штаба. Не красотой, хотя она была бесподобна, а тем, что под ней всегда было много выщелканных шишек. «Непременно кто-то поселился жить», — подумала тогда Лена. И стала чаще проходить мимо. Даже подвешивала на веточки гостинцы, но выследить долгое время квартиранта не удавалось. Только однажды, намного позже, заметила белку. Она жила в одиночестве. Нашла себе тихий, безопасный уголок, пусть даже вблизи от людей и не тужила. Значит, у животных, как и у людей, встречаются экземпляры, которым не плохо в одиночестве. Так почему же она должна страдать. Взгляд упал в зеркало. А ведь когда-то были чудесной парой или это только казалось. Глядя на него, она не могла поверить что этот спортивный, подтянутый и красивый парень — её муж. Да, она сама себе завидовала! Потом подкатились будни. Тот, кто связал жизнь с военными знает: служба — это судьба всей семьи военного, а не только мужей. Жизнь в режиме «перекатиполя» касалась каждого члена семьи. К тому же, если приплюсовать к этому пунктику то, что приказы не обсуждаются, то вся семья становится заложником боевой подготовки и должна быть готова к любым поворотам и неожиданностям в любой, причём самый не подходящий момент. Лена научилась по взмаху волшебной палочки военных начальников упаковывать и распаковывать вещи и приспосабливаться к любому месту, устраивая хоть какой-то быт и комфорт. Так летели годы. Прожила рядом с Долговым тихо, незаметно, не стараясь что-то поменять и особо ни к чему не стремясь, просто притулилась, считая дни. Приучив себя к мысли, что такими нас создал Бог — терпеливыми, слабыми, нежными, с заложенной с рождения потребностью хранить очаг любви, просто жила. Но не всегда гладко. Иногда доходило до того, что страх и отчаяние сжимали сердце и пустошили голову. Лена видела, время уплывало в никуда и восстановлению не подлежало, а она ничем не могла себе помочь, всё острее чувствуя вокруг себя сжимающиеся стены клетки несвободы. Конечно, с годами стала понимать: нужно что-то менять. Но что и как?… Жизненная трясина засасывала быстрее нежели она успевала решиться на что-то. Изменения пришли неожиданно и сейчас всё, слава Богу, она занята любимым делом и главное свободна, так с чего же мучить себя дальше и хандрить. Хотя и эта свобода, которую дало любимое дело не далась легко. Похоже ей всё приходится выстрадать. Казалось — трудно написать книгу. Оказалось — её издать. Без денег почти невозможно. Широко шагают молодые и продвинутые, на деньги любовников и покровителей. Азартно описывая тяжёлую жизнь проституток. Издают про бравых милиционеров, с которыми в реальности из нас никто не столкнулся, ни разу. Покровительствуют описываемым про крутых спецназовцев. Хотела бы она под лупой разглядеть хоть одного такого. Жаль, что никого не смущает, что пишут похмеляющиеся с утра девицы, вспоминая и подробно описывая, в чьей постели на сей раз оказались, о той жизни какой частью являются сами. Даже похваляясь этим. Равняйтесь на нас! — вот их девиз. А на что там ровняться-то. У торговли собой давно уже есть определённое название — проститутка. Грубо? В самый раз. Душа, женщина, мужчина мало кого из издателей и киношников интересует. Жизнь проститутки от дороги до постели министра или олигарха. Вот это вещь! Её впечатление после развода с пятым ловко ей облопошенным мужиком — шедевр! А уж если супер агент уложил за день двадцатник «скотов» и желательно расписать, поподробнее, как это проходило, сколько крови вытекло, как выворочены кишки, разбит череп и сломано носов. Ну это просто предел мечтаний! Но ведь это вчерашний день. «Крутые» сериалы и «мыло» перестали смотреть. Читая книги запоминать. Дошёл до конца, а начало уже не помнишь. Кому нужна та дребедень, прочитал и забыл. Не колышет.

Глава 4

Газеты, журналы, телевидение словно с цепи сорвались. Об одном и том же. Одни выдумки и сплетни. Погибли люди, а они: ля-ля, ля-ля… Семён прилетел с армейским бортом вечером. К ним заявился поздно, часов в десять и не один. Рядом с ним в дверном проёме стоял Пётр Петрович, бывший сослуживец или, как звали в народе полковника — два «П». Долгов не здороваясь, бросил на ходу:

— Данька у себя?

— Нет, — удивлённо смотрела на него она. Кивая растерявшемуся Петру Петровичу, отошла в сторону. Тот явно ничего подобного не ожидал. Предполагая, по-видимому, совершенно другой вариант встречи. Но Долгов есть Долгов, и она быстро справилась с эмоциями. Значит, её благодушному долготерпению ещё не пришёл конец.

— Проходи, — потянул он за собой сослуживца, виновато посматривающего на неё. — И вот ещё что. Приготовь — ка ужин, — бросил он на ходу, повернувшись в полуоборота.

«Это уже мне, — скривилась Лена. — С чего это Долгов опять раскомандовался, да ещё в моей квартире». Но справедливое желание взбрыкнуться подавила на корню и, ругая себя за бесхарактерность, как в прежние времена, пожала плечами и отправилась на своё место — в кухню. Унизить жену перед другими, её бывший считал обычным делом. «Может, даже и не замечает этого». — Устраивая его безапелляционности понимание, успокаивала этим себя, что-то из этого получалось, но блеска в глаза это не добавляло. В голове билась прочитанная вчера фраза. «Если между мужчиной и женщиной нет ощущения, что они команда, когда каждый за себя, то это не отношения, а случайная связь». Но тогда, что это было у неё столько лет? Если имелось ровно полкоманды и Данька в придачу… Игра в одни ворота? А сын мяч? Психологам хорошо учить тыча пальцем в небо. Погремев кастрюлями, долго мудрить не стала. Пожарила картошки, накрутила мясных рулетиков с черносливом и нарезала салата из пекинской капусты с яйцом и крабами. Сойдёт. Пусть скажет спасибо и за это. Накрыла на кухонном большом столе и пошла звать. Вошла без стука, тихонечко, всё-таки у себя дома. Встала за их спинами. Они, увлечённо смотрящие в монитор, даже не заметили её прихода. Лена, не справляясь с любопытством, заглянула тоже. По экрану ползали и скользили светящиеся точки. При перекрещивании их траекторий точки вспыхивали. Для Лены ничего интересного, она развернулась и ушла. «Буду я ещё их трогать, захотят есть, не маленькие, выйдут и найдут сами», — разозлилась она и с чувством выполненного долга отправилась в свой кабинет. Но работать не смогла. Он здесь рядом, а как будто за непролазными горами. Хоть бы минуту уделил. Ан, нет. Буркнул и пошёл. Сухарь. А ведь любила, только вот за что? Психологи объясняют сей феномен: не было близости душ. Но это не верно. Её душа тянулась, просилась и рыдала. А его закрыла заслонку. Только кто его знает, может, он такой и есть… К своим целям и задачам не подпускал, а общих-то и не было, вернее он их ликвидировал. Возможно, появись они, занимались бы другими вещами, на противостояние не было времени. Хотя и было то оно то противостояние с одной стороны — его. А она только и мечтала об обратном. А он отдалялся всё дальше и дальше. Она ж ломала голову — может всё так потому, что он старше? Первые годы отчуждение между ними росло постепенно и как-то не очень заметно. По крайней мере, ей так казалось. Долго пыталась сопротивляться и старалась взмахнуть крылышками, хотелось полноценного семейного счастья. Но видно не суждено было… Обиженная на весь белый свет, подошла к зеркалу, постояла с закрытыми глазами, не решаясь посмотреть в этот откровенный кусок безразличного льда, и всё же открыла. Взглянула на себя и увидела совершенно расстроенную своим отражением женщину. Бледное лицо. Небольшой носик. Небольшой ротик. Небольшие глаза. Как водится у середнячков всего понемножку и ничего хорошего. Некогда голубые глаза приобрели плавающий оттенок, что-то среднее между серым и грязно — голубым. А волосы вообще пародия на молодёжную моду, полоса светлая полоса тёмная. Может, когда-то в свои 17–18 лет это лицо и было привлекательным, но сейчас почти в 40 на это отражение ни того, ни сего, тошно смотреть. Не удивительно, что Семён не взглянул. На что смотреть-то. Сплетничают, в последнее время, у него завелись романы с молодыми девчонками связистками. А что, вполне вероятно, мужик он привлекательный и габаритный. Девки теперь чем моложе, тем хитрее. Хотят иметь всё и зараз. А у неё, как говорится: лучшая часть жизни прошла, так может не стоит так дёргаться. Ведь прожила же с ним столько. Пойти покланяться, попросить переехать к ней… Одной тоже не сахар. У людей больше друг к другу претензий, да они живут. Ведь сколько примеров перед глазами и у всех одна и то же песня. Год, два, а если кому уж очень повезёт и все пять романтических, почти книжных отношений, а потом, как водится, покатила жизнь по ребристой дорожке… В общем, раскроет баба глаза, а перед ней сидит незнакомец. У кого пьёт, у другой бьёт, у третий налево гоняет. Не припоминается ни одного примера, чтоб от начала и до конца в цветах черёмухи купались, и ландыши корзинами до конца жизни дарил. А если есть, то очень редко. Наверное, эти немногие счастливцы, угодили как раз в судьбу и попали с первых стрел Амура своими половинками в одно целое. Но есть другой выход. Не ныть, не паниковать и не догонять отошедший от вокзала поезд. Никто не знает своей судьбы. Может случиться так, что он попадёт в аварию. А купив билет на новый, встретишься с чем-то иным. По крайней мере, есть шанс. Теперь она знает точно: чтобы быть счастливой женщине мало быть молодой, красивой, богатой или известной. Она должна любить и быть любимой. Знать-то знает, только с чем это блюдо есть…

Мужики без подсказки нашли приготовленный хозяйкой ужин, наелись, сложили посуду в раковину и, не прощаясь, ушли. «Так похоже на Долгова», — вскипела она и даже хотела тут же позвонить и рассказать всё, что она по этому поводу думает, но потом, посчитав до трёх и сделав три глубоких вздоха, как советуют специалисты по психиатрии в модных журналах, раздумала. «Достаточно того, что в раковину положили, — усмехнулась она сама себе, заливая грязь моющими средствами. — Не с чего себя накручивать. Вымою, руки не отсохнут. Так по мелочам распуститься и стресс можно запросто словить. Где-то читала, что только от нас самих зависит — быть стрессу или нет. Ведь не сам факт, а именно наше отношение к нему вызывает его. Как там советуют великие спецы: относись к жизни проще! Отлично! Я и без них это хорошо знаю, вот только как эту «простоту» наложить на совсем не простую жизнь?! Понятно, можно, конечно, болячку подвести под выражение: «Что не делается, — всё к лучшему» и у кого-то это возможно и получится, только я опять торможу. Как не крути, а выходит, что обманываю я себя сплошь и рядом. Чёрт с ним надо же как-то жить». Потом допоздна работала, ждала Даньку, который по всему видно провожал девчонку и вернулся позднее позднего. Было немного не по себе от того, что что-то тяжёлое и неприятное гнездилось внутри. Подумалось — устала, посплю и всё пройдёт. Но утром легче не стало. Сердце как будто ждало какого-то дурного известия или беды. Так уж устроены женщины, чуют за версту беду. Вставать приходилось ни свет ни заря, чтоб успеть приготовить свеженький завтрак для сына. Да в это утро и спать — то не хотелось. Справившись с завтраком, прокричала ему в комнату:- Данька, подъём! Ты слышишь? Он слышал, но вставать не хотелось. Хотя каждый раз мычал. — Сейчас…,- лишь для того чтоб Лена успокоилась. — Даня, бегом! «Счас, счас…» А вставать огурец мороженый не спешил: «Ещё минут пять…» — Не сейчас, а уже! — командовала Лена, наклоняясь над ним. — Минута и я иду за кружкой. Он, конечно, знал, что никакого поливания не будет… Этот диалог прокручивался каждый день и знаком был обоим до мелочей с небольшими поправками. Данька вскакивал, носясь на одной ноге пытался в считанные минуты успеть всё. Завтракал также подпрыгивая. Проводив утром сына, попробовала лечь, но ничего не получилось. Тогда заложила в машинку стирку и принялась за уборку. Надеясь, что отпустит, но страх не проходил, тяжёлый ком в груди не рассасывался. Позвонила сыну, проверить всё ли нормально, тот не довольно пробурчал. Мол, мать, что ты дурью маешься. Я вроде как бы и не маленький давно. Немного подумав, набрала номер Семёна. Услышав недовольное: «Да, что ты хотела?» — отключилась. Но он перезвонил сам. «Лен, нас разъединили, а может, нажал не на ту кнопку. Замотался. До обеда занимался докладными записками и отчётом, теперь все хотят знать как возможно то, что произошло. Представляешь? Как будто я до этого не доказывал по буквам, что нельзя, стучась во все двери. А теперь таскаюсь по следователям. Ночь придётся просидеть за работой. Ты же в курсе, что произошло. Извини, заболтался. Так что ты хотела?» «Просто нажала не ту кнопку», — воспользовалась она его подсказкой и отключилась. «Вроде со всеми всё нормально, что ж меня так забирает, надо принять контрастный душ, совсем расквасилась». Душ мало помог. Приехал и возился с компьютером Данька, а она всё не могла отделаться от тяжести в душе. И когда послышались за спиной шаги сына, резко развернулась на них:

— Даня, что?

Он смотрел не мигая, в глазах такая боль, что она, ещё не услышав слов, всё поняла: «Беда!»

— Папа разбился…

Неведомая сила подняла её.

— Нет, нет, — ноги подогнулись и Лена села на кончик кресла. Она видела, как у сына стали трястись руки и дёргаться голова. — Нет, нет…

В ней всё напряглось и враз отпустило. Тяжесть пропала, как будто душа готовилась и ждала именно это известие.

Данька смотрел прямо перед собой, на Лену, словно она могла что-то изменить…

— Где он?

— Мам, его больше нет. Совсем нет…

Мир покачался и рухнул. Лена обняла сына, и они долго стояли так, находясь в какой-то невесомости. В растерянности побродила по комнатам. Потом ещё сумела заставить себя принять душ, чтобы как-то прийти в себя. Затем дошлёпала, не вытираясь, до постели и уснула, не успев коснуться подушки. По-видимому организм, готовясь к тому, что долго отдыхать теперь не доведётся, включил защитные функции. Утром приходило много людей. Официальные и не официальные, друзья, соседи, сослуживцы и знакомые… Беда сразу стёрла время суток. Лену одолевала страшная слабость, хотелось просто лечь и забыться, не видеть, не слышать никого, авось пробуждение будет иным и всё само собой рассосётся превратившись в ошибку. Только обыкновенные житейские вопросы не давали ей это сделать. Реальность была беспощадной. Пришлось сходить с офицерами в его квартиру за парадной формой, которую они тут же забрали с собой в морг. Кто-то рассказал, что Семён не справился с управлением и врезался в столб, но Лена совершенно не помнила кто. Голова гудела и бунтовала. Сердце то щемило, то взрывалось, не смотря на выпитый флакон успокоительного. Кто-то даже обронил, что Долгов был как бы в стельку пьяный. Лена слушала и молчала. Ни переспрашивать, ни уточнять ничего не хотелось, да и совершенно не было сил. Машину водил он хорошо. Хотя всякое бывает. От ситуации говённой никто не застрахован. Пьяным быть ну никак не мог, она с ним разговаривала, и он собирался ехать ещё работать. Опять же за руль под градусами не имел привычки садиться. А что если всё просто. Это предупреждение, тем кто собирается открыть рот. Так сказать, продемонстрировали на мятежном полковнике серьёзность своих намерений. Запросто! Знал ли он, что его ожидает? Похоже так. Но надо подождать официальной экспертизы. Хотя, чтоб там не произошло — человека нет.

Хоронили через два дня с военными почестями, и всякое такое. Народу набралось очень много. Она видела лицо Долгова, лежащего в гробу, но не верила, что он мёртвый. Ей казалось, что это какое-то недоразумение, которое должно кончиться. Бывают же чудеса или необъяснимые вещи. Вот и сейчас он встанет и разворчится. Но нет, всё шло чин чином. Говорились речи и махал кадилом священник. На кладбище около неё были постоянно какие-то люди, что-то говорили, обещали. Она кивала. У гроба пытались постоять какие-то женщины, Лена отошла, потянув за собой Даньку. «Должно быть, неофициальное настоящее Долгова? Пусть простятся, наверное, у них тоже есть право…» Потом тяжёлый обед, с длинными речами и перечислением заслуг, на котором они с сыном чувствовали себя посторонними и, наконец, всё кончилось. Поддерживаемая мрачным Данькой, вышла из-за стола, на улицу… Остановил мужчина, предъявил корочки, сказал, что из милиции и что несчастный случай принимается за основную версию. Кивнула и обошла препятствие. Принимайте что хотите. Она закаменела с того самого момента — известия о гибели. Не рыдала и не билась в истерике, но горе застывшее в её остекленевших глазах, сведённых скулах и сжатых уголках губ переносилось страшно тяжело. Дорогу до дома она помнила плохо. Везут и ладно. Их доставили с Данькой домой, и проводили до двери. Лена поблагодарив, поспешила быстрее скрыться в своей крепости. Но в этот день достаточно уютно и безопасно она не чувствовала себя и там. Странно, но она почти не помнила похорон, поминок и лиц присутствующих. Всё слилось в какой-то вязкий кисель. Рот сковала горечь, в горле булькал комок, а в мозгу просто сидело осознание того, что ничего не может быть по — прежнему. Она, не раздеваясь, упала на кровать и впервые за последние три ночи уснула. Очнулась от страшной суши во рту, опустошённости и от того, что во всю силушку с каким-то зловещим шёпотом тормошил Данька.

— Мам, вставай, мам, да поднимайся же… Ну.

Встать она после таблеток не могла, но промычать, промычала:

— Что тебе от меня надо?

Он затараторил:

— У папы в квартире свет…

Лена искренне изумилась:

— С чего ты взял? Наверняка ошибся окнами…

— Да нет же, нет. Я говорю тебе, свет горел, — не отставал сын.

— Оставь всё до завтра. Утром разберёмся. Может просто забыли выключить, когда ходили за одеждой. Деньги у него все в банке, компьютер старый, воровать там нечего.

Но Данька не унимался:

— Мам, пошли. Надо посмотреть. Нельзя же это просто так оставить.

Лена, пересиливая себя, встала, с трудом подошла к окну.

— Ну, где? Темно. Какой ты мучитель.

Сын побегал перед окном и нехотя согласился.

— Точно сейчас темно, но было же. Горел свет. Я ничего не перепутал.

— Дань, пожалей меня, мне плохо, — простонала Лена.

Но Данька, враз побелев, зашептал:

— Мам, может это душа его бродит неприкаянная.

Лена шлёпнула ладошкой по его лбу.

— Душа до девяти дней в теле по христианским законам. К тому же свет включать не может.

— Тогда кому те фокусы нужны?

— Завтра с утра сходим и проверим. А сейчас ложись-ка ты спать. У твоих 20 против моих 39 свои плюсы и свои минусы. Папу не вернёшь. Так сложилось. Как в народе говорят: знать судьба такая.

— Знал бы, где упадёшь соломки постелил, это тоже из той же песни, — вздохнул Данька. «Только лучше бы это не касалось нас».

Мысли Лена не читала, оттого ухватила только про «соломку».

— Вот именно, а у нас нервы на пределе. Давай я дам тебе таблетку, если не можешь заснуть.

Лена промолчала, но подумала, не могла же она ему сказать, что берегись не берегись, а судьба свой хвост ухватит.

— Спасибо я справлюсь.

— Спокойной ночи.

Даньку отправила, а сама без таблетки уснуть не смогла. Правильно говорят, что все болезни от нервов. Каждое движение отдавалось в голове колокольным гулом — всё крутилось кувырком в сплошном тумане. Полжизни прожила не так как хотела. Занималась совсем не тем, а счастье рисовалось вообще призрачной целью. Которую нужно заслужить, к которой нужно идти и над которой непременно надо работать. А пока можно подождать и перебиться. Так в ожидании чего-то сказочного и прошли годы. Оказалось всё не так и не правильно. Нужно было жить каждый день, каждую минуту. Только как, если он своё счастье видел в работе, а совсем не в ней и сыне. «Господи, что уж теперь-то об этом говорить».

Утром, даже после того, как приняла душ, всё тело противно дрожало. Но потихоньку стала приходить в себя. Завтракать не хотелось. Выпили кофе, Даньку заставила сжевать бутерброд. Посмотрела на то, как он нехотя ел, только чтоб не обидеть её, причём стоя на одной ноге и сердце сжалось: «Торопится быстрее отправиться в квартиру отца». Лена больше не задерживала. Шли не торопясь и молча. Открывал он сам, Лена не могла взять в руки даже ключи. То, что они увидели, перешагнув порог, ошеломило. В двухкомнатной квартире был полный разгром, кто-то основательно покуражился. В голове пронеслось молнией: «Всё одно к одному».

— Боже, что это такое? — привалилась она к стене. Вся квартира олицетворяла собой бардак, хаос. Подходило всё, что олицетворяло ненормальность. Но это были цветочки. Прошли в спальню. Там ещё летали пух и перья, вероятно выпотрошенные из вспоротых подушек. Все ящики, которые были в квартире, валялись на полу. Дверцы шкафов были распахнуты настежь. Естественно, вещи разбросаны вплоть до прихожей. Посуда на кухне вся перебита.

— Это тебя надо спросить. Ты у нас детективы пишешь, — съязвил отмерев сын.

— Здесь действительно кто-то побывал, — растерянно прошептала она. — Уборки теперь предстоит ужас сколько.

— Да что ты такое говоришь, никаких следов я не вижу, — пробурчал взъерошенный Данька. — Я ж тебя приглашал вчера пойти. Говорил, что видел свет. А ты знай своё — почудилось. Что теперь скажешь?

— Только одно, хорошо, что мы вчера не пошли сюда. Было бы ещё два трупа. — Она почувствовала, как тело, по которому уже пробежали мурашки, покрылось холодным потом.

На этот раз сын покладисто согласился с её доводами.

— Может быть. Я про это не подумал. Но что они искали и таким варварским способом? Ты ж говорила — воровать нечего?

Постепенно отходя от пережитого шока Лена понимала, что всё-таки что-то во всём том было не так. Зачем и кому нужен был такой обыск? Явно что-то таким варварским способом искали, но что? Это «что» должно быть непременно серьёзным, потому как не просто искали, а перетряхивали всё. Но равнодушным тоном сказала:

— Не знаю. Может быть мелкие воришки. Поживиться хотели. Знают, квартира пустая стоит… — Потом забывшись, в раздумье добавила:- Почему-то ключи отца до сих пор из милиции не отдали…

— А что нам остаётся думать. Ничего больше на ум не идёт. Сообщать ментам будем?

— Что?… Нет, смысла не вижу. От их бесконечных вопросов треснет голова, не помогут и лошадиные дозы анальгина, а правда нам так и не покажет свой нос.

— Тогда давай так: ты возвращайся домой, а я вызову своих девчонок из группы и мы здесь наведём порядок. — Пообещал он.

— Хорошо. Разгребай. Я тебе, конечно, сочувствую. Что-то мне в этих стенах не по себе.

Не успела она вернуться в свою квартиру, как приехали со службы Семёна какие-то совершенно посторонние люди и занесли медицинское заключение. Обещали разобраться. По её лицу ясно читалось, что она не верит в такую возможность. Они свернули разговор. Лена поблагодарила и, забрав документ, отпустила ребят. Белый лист, где чёрным по белому написано, что Долгов Семён Данилович был в стадии большой дозы алкогольного опьянения, задрожал у неё в руке. «Ошибка или мерзость?» Убрав бумагу, чтоб не видел сын, ушла на кухню, решив убить время и успокоить расшалившиеся нервы, в выпечку пиццы. Вколачивая злость в тесто, замешивала на слезах, не успевая вытирать и, они капали в муку. «Ничего не выяснят, никого не найдут. Теперь не ищут: денег нет, бензина, опыта, а ещё больше желания. А если находят, то козла отпущения. Жизнь это не роман». Мысли текли и текли превращаясь в беспомощные слёзы. Резала затуманенными глазами ветчину и овощи, боясь задеть себе палец. Расстаралась так, что сделала аж две. Решив одну заморозить. Она сама не ожидала от себя такого вдохновения. Надо же размахалась… Данька вернулся усталый и встревоженный. Молчком отправился в душ. Освежившись, заявил:

— Мать, давай поедим, а то я замаялся.

Лена, накрывая стол, поинтересовалась:

— А что девчонок не привёл, я б покормила?

Данька отмахнулся.

— Они торопились…

— Разобрался? — поставив перед ним еду, тихо спросила она. Видя, что сын без настроения не очень усердствовала. Но он не только причмокивая накинулся на её кулинарный шедевр, но и с набитым ртом откликнулся:

— Да. Более — менее. Пицца — пальчики оближешь. Жаль, что девчонки убежали. Погрели б душеньку. Положи ещё кусочек, — прошамкал он.

— Хоть десять.

Данька расплылся в улыбке:

— Я ж не Барабек.

Мужчину накорми, а уж потом дави вопросами. Лена не отступала от народной мудрости. Поэтому дождавшись, когда любимый сыночек, довольный, как слон, отвалится от стола на спинку стула пробухтит что-то насчёт переедания и сыто икнёт, она спросила:

— Что-нибудь пропало?

Поглаживая сытый живот, тот мотнул головой. Это ничего не означало.

— В принципе нет. Только вот что удивительно. Я у отца не нашёл ни одной дискеты.

Лена не придавая большого значения, для приличия поинтересовалась:

— А куда же они делись?

Данька, получив повод для разглагольствования, взбодрился:

— Это вопрос, учитывая то, что у него их было прилично.

Лена осознавая, что говорит чушь, всё же пробормотала:

— Может, на службу забрал или отдал кому?

— Может и так, но не все же сразу.

Пришлось согласиться:

— Тоже верно.

Данька поднялся, чмокнул её в щёчку.

— Ладно, спасибо за ужин, я пойду, позанимаюсь. Зачёт завтра.

Она не возражала. Да и какой смысл, если уж так определено жизнью, что у каждого поколения своя полоса. Слава Богу, что они иногда касаются боками и пересекаются.

Лена, не успела вымыть ещё посуду, как он прокричал из своей комнаты.

— Ма, посмотри — это не твоё добро?

Лена зашла и сразу узнала на мониторе картинку. Не её, но она знает чьё это… Те же сталкивающиеся на поле блестящие, шустрые точки. «Именно её рассматривали Семён с Петром Петровичем в тот вечер здесь. Забыл или перепутал с Данькиной…», — пронеслось в голове. Нашлась что сказать по ходу:

— Я заберу Даня. Это моё. Извини. Память дырявая стала.

Сын недоверчиво перекривился.

— Рано что-то она у тебя дырявиться принялась, чай не бабка ещё.

Лена забрав дискету убежала в кухню и с ходу засуетилась у раковины срочно ища работу. Понимая, что бегство не выход, прокричала в сторону его комнаты:

— Такая уж я нестандартная.

Но Данька, почувствовав фальшь, был уже рядом. Утрамбовывая виском косяк, скосил хитрый глаз и зацокал языком:

— А по-моему, хитришь ты матушка, прикидываясь немощной. Сдаётся мне — ты что-то скрываешь.

Пойманная на мелкой лжи Лена смутилась и пустила в ход родительский приём:

— Занимайся умник, а то весь учебный процесс на тормозах спустишь.

Данька засопел:

— Мать обижаешь.

Лена не сдержалась:

— Откуда столько обидчивых берётся. Ну, как не ткнёшь в мужика, непременно в обиженного попадёшь.

Опустив коробочку в карман фартука, она, оставив в покое кухню, отправилась в кабинет. Но с работой не сложилось. Думы совершенно другого направления теснились в голове. Долгова больше нет, а ей не верилось в это. Они редко виделись, и она привыкла к этому. Наверное, поэтому сейчас ей кажется, что он куда-то уехал, и они с Данькой вот-вот увидят его. После бесполезного и долгого смотрения в потолок и непростых раздумий, позвонила Петру Петровичу. На её вопрос, что они рассматривали в тот вечер на Данькином компьютере, он неохотно ответил одним словом: «Стрельбу». Было понятно, что ему не хотелось об этом говорить. Лена извинилась и положила трубку. «Значит, я не ошиблась и то последняя стрельба. Именно та, в которую сбили самолёт». — От понимания неприятно заныло в груди. «Ведь не будет же он тратить время на ерунду. Значит, на дискете что-то серьёзное». Она достала из кармана дискету и повертела её в руках. На ней не было ровным счётом ничего особенного.


Ей со дня его смерти стало казаться, что живёт она автоматически: не хватало сил даже думать. Вдруг захотелось просто постоять. Взялась за штору, отодвинула. За окном разгулялся ветер, срывая листья и выгибая ветки, он бушевал среди отбивающихся от него деревьев. Особенно доставалось невысоким молодым, совершенно не защищённым. Каждую осень, почти перед морозами и снегом, Лена высаживала новые саженцы. Их часто безжалостные дети ломали, она ругала себя и клялась, что больше не воткнёт никогда ни одного прутика, но отходила и сажала вновь. Так не хотелось, чтоб был пустырь. Вот и втыкала в мокрую землю каждую осень всё, что подвернётся под руку, лишь бы росло. Потихоньку: вишни, яблони, сливы, абрикосы, сирень, шиповник, каштан, акация, берёзы, рябины и липы, образовали приличный скверик. Но неугомонные дети тянясь за краснеющей ягодкой тупо ломали ветки. Лене опять было жаль себя и деревья, и она торопливо проходила мимо, стараясь скрыться поскорее в подъезде и не видеть того варварства. По сердцу проскребло, точно как гребешком. Ещё раз, посмотрев в окно и пощупав дискету в кармане, отправилась к Даньке. Большая фотография Долгова с чёрной лентой наперекос висела на стене. Для сына он был настоящим офицером и героем. Лена отвела взгляд и переключилась на сына.

— Даня, а что там со сбитым самолётом, нашли причину взрыва? — погладив по непослушным, как у Долгова вихрам, отвлекла она вопросом его от часового сверления монитора.

— Мать, ты хоть иногда в газеты и телевизионные новости заглядывай, — нехотя отклеился Данька от компьютера.

— Так что? — поторопила она его. — Нечего задаваться. Можно хоть раз ответить без кривляний.

— Наши сбили. Как не виляли, а пришлось признать под прессом доказательств. Ищут виноватых.

— Думаю, не найдут. Будут только пострадавшие. Спасибо, извини.

Она направилась к двери, но выйти не успела, её догнал Данькин вопрос.

— Мам, с чего это вдруг на тебя нашло?

Задержавшись на минуту, она улыбнулась:

— Всё нормально.

А нормальностью и не пахло. Мир был окрашен в тусклые тона. Это вполне отражало её настроение. Чувствуя себя потерянной и выбитой из колеи после смерти Долгова, она не находила себе места. Вроде же и жили давно порознь. Ан, нет, расклеилась… К тому же враз ощутив себя не иначе как бесконечно несчастной, не защищённой и одинокой, в довесок ко всему, всю ночь не могла заснуть. Мысли, догоняя, цеплялись одна за другую. Цепко ловили хвостик предыдущей и, разбившись о глухую стену, начинали свой бег заново. Потом монотонно принялись ходить по кругу. «Случайно или нет, оставил Семён дискету на столе сына и не её ли искали так дотошно в его квартире. Может, совсем не зря пропали именно дискеты из неё. К тому же квартира была открыта ключами, а не отмычками». Не смотря на занавешенные окна, со сном, как не старалась, не сложилось. Промучившись несколько часов кряду, она с большим нетерпением дождалась рассвета. За окном начинало сереть. Поднялась, прошла босыми ногами по мягкому ковру, подошла к окну. По стеклу стекали сплошным потоком дождевые капли. Дождь… Может быть даже последний в этом году. Мутные ручьи ползут и ползут по стеклу. Мало что видно. Смотришь точно в бездну. А с вечера дождём и не пахло. Оно и понятно, ветер надул тучи и теперь над городом как сквозь сито моросил мелкий дождь. Давно бы пора снегу выпасть, а осень упорно держится за жизнь. А мне лентяйке, так и не хватило времени помыть окна. Подумала: на стекле, как и на женском лице видна вся картина происходящего в душе. У природы своя душа, у женщины своя. Единственными живыми существами, бродившими по нему в плащах и с зонтами, были хозяева собак, терпеливо таскавшие поводки за своими питомцами даже по такой погоде. Не так давно и она составляла им компанию. Данька пользовался её слабостью и тащил ей всех попадающихся ему под руку бездомных котят, щенков. Знал, паршивец, что рука не поднимется вышвырнуть беззащитное существо на улицу. В дом она взять их не могла и несла всех в военную часть, пристраивая на житьё, бытьё там. Она любила животных, но из-за мужа держать их не могла. Но вот одну собаку она нашла сама. Было это в тихий, скучный, обыденный день… Сердце, от воспоминания об тех днях, больно кольнуло. Ещё бы! Она вспомнила своего Лорда. Здоровенного кобеля добермана-пинчера. Так получилось, что они ушли с Семёном из этого мира, один за другим. Это был огромного размера пёс коричневой окраски со светлыми яблоками на груди. Не довелось растить его от щенка. Нашла. Вышла из гастронома и увидела пса с телёнка ростом, никак не меньше, которого все боялись. Он подходил к людям тыкался мордой в ладони и подставлял крутой лоб под ласки. Народ страшась, шарахался. «Потерялся или выкинули? — сразу пробежало в голове. — Заведут псину, а потом, устают ухаживать, возиться с животным, это же время, и выбрасывают». Особенно было много таких случаев после развала Союза. Город вывез и выбросил в пригород множество собак различных пород и даже очень дорогих и редких. Удивительные существа люди… Сначала умиляются животным, а потом пинком под зад. Лена, порывшись в сумке с продуктами, нашла кусок колбасы. Пёс понюхал и отвернулся. Она видела по его голодным глазам и капающей слюне, как ему хочется есть, но он отворачивал морду, отказываясь брать из чужих рук. — Умрёшь, дурашка. Забудь о принципах, ты попал в непростую ситуацию, — попробовала уговорить она его, после ещё одной попытки всучить ему колбасу. Пёс, боясь её обидеть взял, но тут же пошёл к клумбе и зарыл лакомый кусок. — Ну, как хочешь, дружок. Вольному воля. — Обиделась она и пошла в свой военный городок. Пёс молчком увязался за ней. Близко не подходил. Она встанет и он садится. Шёл себе на приличном расстоянии, как будто и не причём совсем и не с ней. Пройдя через КПП, она обернулась. Пёс пытался пройти следом. Попасть на территорию он мог одним путём, поднырнув под ворота, где и был пойман за ошейник, обрадованными породистой собаке, солдатами. «Попался диверсант!» — смеялся сержант, отводя его в караулку. Собаки в части были, но бестолковые, горластые дворняги. А ночь она и есть ночь, в ней умная собака не помешает. Там он прожил неделю. Именно столько ей понадобилось времени для принятия решения. Долгов был категорически против обитания в доме животных. Считая, что любых размеров живности не место в квартире. Может он и прав, только ей хотелось забрать его к себе. И она сделала это, несмотря на то, какой неприятный разговор её с Семёном ждёт. Пёс зашёл в квартиру, прошёл по комнатам и, вернувшись опять к входной двери, с тоской посмотрел ей в глаза.

— Ну, дружок, выбирай себе место, — сказала она, погладив его по красивой голове с умными глазами. — Это теперь твой дом и ты будешь в нём жить.

Пёс лизнул ей щёку и поспешил к дивану. Лена опешила. Ничего себе выбрал. Жаль, конечно, вещь, да и Долгов изойдётся на нет. И так пришлось выслушать речь о том, кто в этом доме хозяин. Но обижать с первого дня собаку не стала. Постелила старый плед и он, с довольным кряхтением запрыгнув на него, разлёгся. На этом вопрос и закрыли. Мысль найти хозяев у неё была. Она проверила ошейник, надеясь найти адрес, но там была нацарапана только буква Л. Отсюда и пошло Лорд. Он с радостью откликался. Значит, попали в точку. Данька писал и расклеивал объявления. Но это мало помогло и Лорд остался у них. Местные знатоки собак прикинули, что псу не меньше 8-10 лет. Брать такую взрослую собаку категорически не советовали, но Лена рискнула. Он платил за её добро и ласку большой собачьей любовью и верностью. Получилось так, что пёс стал её собеседником, другом и отдушиной на многие годы, практически до своей смерти. Они гуляли и разговаривали понимая друг друга с полуслова, взгляда или лая. Умная собака ловила всё на лету. К тому же скоро выяснилось, что он не только умён, но и хорошо дрессирован. Правда, с неделю после солдат ел только батон с маслом. «Наверняка его дембеля кормили, это у них заскок, перед увольнением масла не есть». — Хихикал Данька. Время работало на них, и пёс привык. Лена как-то отправилась с ним гулять в дубовую рощу и, желая подшутить, спряталась за широкий ветвистый дуб. Как он заволновался. Понял, что потерялся и заметался, заскулил. Потом вдруг сел и успокоился. Вобрав ноздрями воздух, пошёл по следу. Когда за дубом нашёл смеющуюся Лену, встал во весь свой огромный рост, упёршись передними лапами в дерево, и принялся лизать ей горячим языком щёки. А получив от неё шутливый шлепок, отскочил, бегая вокруг, весело прыгая и повизгивая, совсем, как глупая собачонка. «Наверное, от счастья дуреют все», — пронеслось тогда у неё в голове. В квартиру он впускал без проблем, из квартиры чужому человеку выйти проблематично. Выпустить гостя должны были непременно хозяева. По городку прокатились неприятной лавиной случаи ограбления квартир. Не миновало это и их. Лорд лаять дома не имел привычки, но всегда сидел, как сфинкс, когда отпираешь замок под самой дверью. Поэтому трудно было представить лица воришек, открывших замок, и дверь, в момент броска грозного сторожа. Лена, торопившаяся в обеденный перерыв домой, могла только представить, как они катились по лестницам на выход. Лорд открытую квартиру не оставил, так и стоял в дверях гавкая на весь подъезд. Она, издалека услышала этот лай и заторопилась. Люди столпились на лестнице, боясь пройти. Увела пса, вынула из замка отмычки и всё поняв, поблагодарила умную псину за службу. Только всего лишь раз он проштрафился. Вдул себе в рот отбивные оставленные неосмотрительно Долговым на столе. Он их действительно вдул. Сложил губы трубочкой и они, как живые влетели к нему строем и по одной. Она застала эту картину и чуть не умерла от смеха. Вольная жизнь кончилась с переездом в город. Не было рощ и лугов для беготни, но привык и к этому. Скверик, который засадили сами же, пришёлся не привередливому псу тоже по вкусу. Да прошла целая жизнь, собачья и её. В новую более просторную квартиру он уходил с ней, не скрывая особой собачьей радости. Много свободного места, к тому же оказалось, не будет рядом так не любящего его Долгова. Он, как и люди болел. Несколько раз очень серьёзно, но Лене удалось спасти его, возя по клиникам и капельницам. Но против старости она оказалась бессильна. Последнее время пёс плохо ел, не работал мочевой пузырь, и были серьёзные проблемы с желудком, а она всё не решалась его усыпить, надеялась, что обойдётся. Только это был уже конец. Вскоре пса не стало. Лена завернула его в плед на котором он спал. Застегнула на шее тот самый ошейник, в котором его нашла и долго ещё сидя на корточках над ним, не решалась опустить в вырытую Данькой яму.

— Мам, ну что ты. Успокойся, — хлюпал рядом сын, утешая её. — Он пожил ого-го. Никуда не денешься, старость.

Лена понимала всё. Но плакала душа, ей казалось, что только собака любила её искренне, просто так и радовалась ей просто так, просто потому, что Лена есть, пришла домой, идёт с ней рядом по аллейке. У людей так не получается… У них иные чувства, сильнее, слабее, больше, меньше любовь, но иная. В ней отсутствует «просто».

Квартира стала пустой и холодной. За поворотом ключа её никто не ждал. Она упала на кровать и проревела всю ночь. Казалось, всё было, живи и радуйся, но ушёл муж, померла собака, остался сын, но и он скоро женится и уйдёт. Воспоминания душили. А ведь когда-то свято верила, что если идти дорогою добра, то и судьба непременно будет добра и всё у неё отлично сложится. Только всё не так получилось, наверное, чего-то в той её теории не хватает.

За стеной продребезжали первые машины. Уныло поскрипывали в пустом дворе, раскачиваемые ветром, качели. Надоело до чёртиков всё! Может сорваться и переехать куда-нибудь. Сменить город, страну… Она отвернулась от окна и пошла в кухню готовить завтрак, пока ещё есть кому. Покормив, поторопилась вытолкать Даньку в институт и засесть за его компьютер. Вставила дискету и принялась изучать. Разобрала мишени и пуски ракетами. Но этим её разбор полётов и ограничился. «Всё примитивно и на глаз. Как не крути, а нужна консультация специалиста». — Отправив в чехол дискету, подвела черту под бестолковым разглядыванием монитора она. Покрутив её в руках, завернула трофей в носовой платочек для маскировки, опустила в сумочку. Впервые судьба положила на ладонь всамделишную тайну. И идти к той тайне она прикинула окольными путями. Перво-наперво решила разобраться со стреляющим дивизионом. А для этого надо ехать в бригаду. Разговаривать с офицером наведения, тем, что стрелял. Она знает его ещё с лейтенантских погон. Он не должен отказать ей в таком пустяке. К тому же парень не языкатый. Но отправиться в бригаду сразу не вышло. Заявился следователь. «Не волнуйтесь, — успокаивал он её с порога. — Это просто формальность. Всей этой писанины просто требует следственная процедура». Пришлось отложить свои дела и слушать намёки и уловки следователя. День пропал. С утра она опять нацелилась на поездку. Но на сей раз решила: с бухты — барахты не заявишься. Нужно позвонить дежурному по части узнать вернулись ли они с полигона? Она подняла трубку, но звонка не было. «Телефон не работает. Одно к одному. Получается, опять день не заладился с самого утра. Что ж поеду так на авось. Терпеть нет ни какой мочи». Всё до чёртиков раздражало, солнце, зацепившееся за антенны девятиэтажек и даже премиленькие для другого времени облака. Ковёр под ногами не в меру цеплялся, а чайник на плите мозолил глаза. «А вообще-то, пора притормозить завод, а то отражение в зеркале уже вызывает не просто неудовольствие, а страх. На Даньку и того нервы спустила из-за сущего пустяка, к вечеру при таком разгоне вообще может быть водопад. Подумаешь, проедусь в пустую. Нет его, поговорю с кем-то другим. По дороге надо заехать в контору, подать заявку на приход мастера. Пусть придёт к вечеру посмотрит, что там с ним». Она так и сделала, завернув в узел связи, написала заявку и указала удобное ей для работы мастера время. Потом, перекрестившись, поехала в бригаду. Садиться за руль после гибели Семёна было страшновато, но куда деваться. Жизнь не остановить. Она до сих пор не может понять, как он погиб, даже машина осталась почти цела. Просто завалилась на бок, а у него одна пробоина на виске и всё.

Глава 5

Догорающая осень полыхала с двух сторон от трассы. Ехала не торопясь, дорогу знала наизусть, много лет прожила в военном городке рядом с бригадой. Но всё равно осторожничала. От воспоминания о трагедии с Долговым всё тело сковывало. Опять же, в голове постоянно крутилась мысль хвост которой она никак не могла поймать. Вообще-то, всё время казалось, что она чего-то не улавливает в этой истории. Но вот чего? Была во всём этом деле странность какая-то. Только вот какая? Думай, на что тебе голова дана, не косметику же вымазывать, верно? При приближении бетонного забора с колючкой поверху, сердце сжалось. Для кого-то это ненавистные казармы и временное пристанище, а для неё годы жизни. Пронзительная сирена прорезала провинциальную тишину. Знакомая до боли в сердце картина. Она тоже ещё несколько лет тому назад служила здесь. Вставала с рассветом, натягивала камуфляж на себя, шнуровала берцы и бежала по звуку гудящей заунывно сирены. «Готовность»- это сигнал каждому ускорить бег на место приписки военнослужащего, на время начала боевых действий. Вдоль всего забора обычно стоят на парах мощные Мазы и Кразы, в ожидании спешащих людей, вылетают шустрые УАЗики с командным составом и штабистами. Всё до мелочей отточено. Всё родное и своё. Лена смахнула слезу и вырулила на стоянку около КПП. Постояла, подставив лицо солнышку. Под ногами шелестела опавшая листва. Словно шеренгой насаженные вдоль забора тополя, служившие по осени карой для солдат, сбрасывали свой наряд. Ещё бы им не гневаться, попробуй, убери все эти прелые кучи. Воздух пах пряным увяданием, здесь за городом это чувствовалось острее. К тому же эта вся опавшая красота навевала тонкую грусть по уходящему лету и теплу. Дежурным сидел знакомый майор. Он и поведал, что стреляющий дивизион задержан на полигоне. Идут разборки. Подумав, что с таким вопросом к кому попало не обратишься, Лена задумалась. Одна специальность на другую не накладывается. Человек может быть и не в курсе. Про такие дела со всяким не болтают. Сунься, толку не будет, а шум пройдёт. Мол, Долгова таскается с какой-то дискетой. Особисты враз подключатся. Этим лишь бы чего нарыть. Сколько ни гадала и ни прикидывала, так и не смогла остановиться ни на чьей кандидатуре. Боялась рисковать. А ветер раздевал и раздевал деревья. Грусть туманила глаза. Голые ветки, мёртвые листья… Нет, нет. Тепло и жизнь непременно вернётся с весной. Она спасая мир всегда возвращается.

Напряжение было такое, что у Лены разболелась голова. Подумала, что надо бы иметь запас, а пока следовало заехать в аптеку. Так и сделала. Там же проглотила пару таблеток. Постояла на тротуаре. Подышала воздухом на сколько это было возможно в черте города. Кажется, прошло. На обратном пути, заскочив в супермаркет, и натолкавшись ещё там у полок, а потом в очереди в кассу, к дому, подкатила совсем усталая и опустошённая. «Дожились, на машинах устаём, а как пять километров каждый день ногами на дальних дивизионах проходила. Может потому, что молодые были, море по колено. И жизнь такой дерьмовой не казалась». Она спешила, с минуты на минуту должен будет прийти мастер. Сама заказывала именно на этот час. Поднимаясь по лестнице, как всегда, проверила почту. Процедура автоматическая, мысли, естественно, заняты другим. Забрала натолканные в него рекламы и счета и подхватив сумки, поспешила к квартире. «Успела, мастер у двери не маячил. Значит, полный порядок». Поставив тяжёлые сумки на половичок, нашла ключи. Повернула. Удивилась: «Странно, заперта дверь на один замок. Надо напомнить Даньке о его забывчивости». Дверь легко поддалась. Она была не заперта. Лена побледнела. «Что за чёрт с рогами!» — вырвалось у неё. За порогом её ждал такой же разгром, что и в квартире покойного мужа. Это уже было для неё слишком тяжкое испытание. По враз взмокшей спине побежали мурашки. Ужас сковал конечности. На слабеющих ногах она привалилась к косяку. Послышался за спиной шорох. Лена вздрогнула и собралась обернуться, но не успела.

— Мастера вызывали? — раздалось за спиной. Напряжённые до предела нервы не выдержали, и она завизжала с испугу, съехав на подкосившихся ногах села прямо на пол. Рёв последовал необыкновенный… потом глаза закатились и молчок.

Очнулась на кое — как застеленной кровати. Молодой мужчина, похлопывал по щекам, обильно смачивая руки водой.

— Пришли в себя, вот и, слава Богу, как вы меня напугали.

— Вы кто? — вытаращила она на него глаза. Испуг и удивление плескались в них. Попытки сесть были неудачными. Но ноги спустила и даже поискала во что бы обуться. Но безуспешно. Ботинки были на ногах.

Тот смотрел на неё не мигая, его взгляд плавал между насмешкой и участием.

— Мастера вызывали? — неожиданно резко спросил он.

А может это в её пустой голове так это отдалось. Только она поморщилась.

— Чего вы так орёте… Господи, какого к бесу мастера? — зажала она виски. Но скоро всё быстро разъяснилось потому как он объявил:

— Телефон чинить…

Телефон? О! Она вспомнила и даже немного успокоилась.

— А, да. Есть такое. Только где ж его теперь найти, — беспомощно заявила она и поймала сочувственный взгляд телефониста. Непроизвольно вырвавшийся всхлип отпустил натянутые нервы, и Лена расплакалась. Плакала, плакала, но слёзы стали высыхать. Приходило осознание момента. «Веду себя так не достойно. Все женские слабости вывернула на вид причём совершенно постороннего человека. Хотя кто он такой и что делает в моей многострадальной квартире?» — поймала трепыхающуюся мысль в голове и под тяжестью случившегося забыла об этом. Вышибло другое: сколько же времени прошло с её выхода из квартиры — три часа, пять? Да за это время можно было и переколотить всё и даже развалить стены.

А мастер, с непонятной гримасой на лице, наклонился над ней:

— Найдём, когда всё разберём. Как себя чувствуете?

Она плохо слушающим языком произнесла:

— Не знаю. По-моему никак.

Спустив ноги, заставила себя встать. Покачнулась, но не упала. Поймав своё отражение в зеркале, больше старалась не встречаться с ним. Оно совсем её не радовало. Бледность покойника, синяки под глазами, торчащие куда попало спутанные волосы и такое испуганно напряжённое выражение лица, что стало не по себе. Такой сама себя она бы уж точно напугалась. Потёрла виски. Какой кошмар! Перед глазами встала опять картина возвращения и она опять зарыдала. Громко. Долго. Остановившись с горем пополам от плача, она посмотрела на ожидавшего этого конца истерики мужика. Во взгляде её читалось непонимание. Она словно силилась сообразить, чего он ещё здесь и не ушёл. А парень, не обращая на неё внимания, оглядывая комнату с тарарамом, огорошил:

— Странные были воры шкатулка с драгоценностями цела, «ноутбук» цел, шуба вон полёживает себе, что ж они такое искали?

Он сразу понял: ограблением и разбоем тут и не пахнет, потому что так не грабят, все ценности не покинули этих стен: драгоценности, шубы первыми попались ему на глаза. Но если даже предположить что-то и пропало, всё равно с трудом верится, что погром этот совершён из корыстных побуждений. Одно взять, второе оставить, ерунда. Даже, можно сказать, совсем не верится.

Оголошенная, она посмотрела на него мокрыми от слёз глазами: «Чего мучаешь бедную женщину». Только он не желал уделять её соплям время. Заело. И как бы не было плохо, а самую малость сообразила:

— А откуда вы знаете, что там драгоценности? — приподняв голову, провела она ладонью по лицу и принялась кутаться в бежевый плащ.

Он, ухмыляясь, ткнул пальцем в сторону шкатулки.

— Ай — яй- яй. Браслет висит. Я ж не слепой. — Он поднял закатившийся под ноги флакон духов. Не удержавшись понюхал их. «Ничего!» — Вот духи нашлись. Найдём и разложим по местам всё остальное. Знаешь, при появлении проблемы не надо вопить и драть нервы. Выход один и простой — искать решение.

— Детективы что ли почитываешь? — скривилась она в насмешке. Через минуту выругав себя прищемила язык зубами: «Одна в такой ситуации с чужим мужиком, чего кусаться».

Он выслушал. Его понесло на обочину делёжки впечатлений и обговаривания вкусов, естественно, критического наклона. Правда, и деловое предложение тоже последовало:

— Ну уж нет. Эта мура мне быстро надоедает. Я сатанею от неё. Кстати, такой подход, похоже, достаёт не только меня: кто-то сказал, что знаменитые писатели и поэты вымерли почти все. Закончилась эпоха, в которой стихи были больше, чем стихи, а проза жизнью. Присоединяюсь. Да и мечтательность тоже не числится среди головных примет времени. Хорошо, если наше мышление предметно до цинизма, хуже — его нет вообще. Но это отступление. Раз уж попал в такой водоворот, давайте помогу. Ваша заявка всё равно была последней.

Удивление не показывала, но предложение помощи смутило её окончательно.

— Да здесь за неделю не разберёмся, — застонала она.

Но парень озорно сверкнул глазами и расплылся в улыбке.

— Как там говорят: глаза страшатся, а руки делают. Рискнём! Тем более, куда ж деваться-то не жить же в таком свинарнике. Будем работать.

Нельзя сказать, чтоб идея помощи ей не нравилась… А тут ещё и обида на весь белый свет вырвавшись из глубин души фонтаном ударила в голову. Её гнёздышко назвали свинарником. Вопль несомненно был слышен на лестничной площадке.

— Господи, за что? — взвыла она, шлёпнувшись опять на кровать и принявшись колотить подушку.

Он хладнокровно отнёсся к её стенаниям. Правда, немного удивился: думал, железная баба, а оказалось, самая обыкновенная женщина. Подождав пока выдохнется, сходил в кухню и принёс воды. Потом встряхнул её как следует, словно копилку или грушу, толкнув на кровать вполсилы, так что она села, а не легла, сунул чашку к постукивающим зубам, и велел:

— А ну прекрати истерику. Представление устроила; руки ломает она… — дальше его ровный голос перешёл на бас:- Подумаешь, тарарам устроили. Уберём не вопрос. Вопрос в другом — что искали?

Наступила тишина. У неё начал проясняться взгляд. Она, испуганно тараща глаза, не заметив в этот раз его крутого перехода на «ты», замотала головой. Потом зачем-то выболтала про смерть мужа и такой же тарарам в его апартаментах.

— Не знаю. Честно говоря, я и сама в растерянности. Муж погиб, недавно похоронила, так в его квартире тоже самое, несколько дней тому назад сделали, — глотала слёзы она.

— Теперь послушай меня, детективша хреновая, поднатужься и думай. — Бросил он зло ей. — Раз с его квартиры начали, значит, ищут что-то его. И заметь, ищут не воры. Целенаправленно рыщут. Что, думай? Похоже его погром и твой — звенья одной цепи. Ключи у него твои были?

— Да, — покорно мотнула головой она. Теряясь, как и в прежней жизни с Долговым, перед его напором, хамством и тыканьем. Теперь она его «ты» слышала отлично, а «детективша хреновая» наждачной щёткой прошло туда-сюда по груди. Как ни как, а каждый маломальски соображающий догадывается, что от «вы» до «ты», как до совершенно разных людей. Она хлопала глазами и беспомощно молчала. С тем же, в его словах была логика. Она бы даже сказала — железная логика. Он не обращая внимания на её состояние, бухтел:

— Тогда понятно, почему замок не взломан. Как ты детективы пишешь, если простых вещей не смыслишь? Создала им идеальные условия.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Глаза расширялись, расширялись и… сузились, не лопаться же им. А слёзы кап-кап.

— Заткнись и так тошно. — Осекла она его, постепенно приходя в себя. На неё нельзя давить. В ней ничего больше нельзя разрушать. Всего и так осталось по — минимуму. Возврата к прежнему не будет. Никогда мужик не будет ей указывать как жить. Тем более, чужой и не понятно какой и откуда взявшийся. Телефон он пришёл чинить. Кто ему мешает. Пусть себе чинит и убирается прочь.

Он сунул ей в руку свой платок и покладисто буркнул:

— Не хами.

— Я? Кто тебя звал, проваливай. Всю жизнь о таком помощнике мечтала. — Болтала всё что непопадя она. Отхлебывала из чашки безвкусную воду, заглушая ей булькающие в голосе слёзы, и болтала. — Кто-то измывается, понимаешь? Надо мной, понимаешь? О-о… я не переживу это.

Он присел на краешек и прижал её трясущуюся в плаче голову к себе.

— Тихо-тихо-тихо, мадам Долгова, что-то уж вы больно разошлись и отвлеклись от существа дела. Кончайте страдать и приступим к работе.

Парень, поднявшись и водрузив очерёдную вещь на место, посмотрел на неё исподлобья: «Вот ведь бабская натура!..» С одной стороны — бабу развезло от переживаний. С другой — она при всём при этом пытается командовать. Он не любил подчиняться женщинам. Справедливо считая, что наличие у женщины властного характера может оказаться только разрушительным, но уж никак не созидательным. Поэтому разговор с прекрасным полом у него был всегда коротким. Так уж устроен свет, что на двух концах прямой не может быть двух лидеров. Если лидирует женщина, то мужчина — под каблуком. А это ненормально. Если давит мужчина, то льются слёзы у женщины и это тоже ненормально. Хотя он догадывается, что только равенство, уступки и понимание устроят эти два конца, но в жизни рулит к своему концу.

— Вообще-то, я считаю, что любая профессия накладывает на человека свой отпечаток. И ты не исключение. Думал: раз сочиняешь эти чёртовы детективы, должна хоть что-то смыслить в сыскном деле… Ан нет, то не про тебя…

— Куда нам со свиным рылом…,- скривилась она, собираясь ругаться.

Только он, не дав набрать скорость, перебил:

— Ну, вот что я тебе скажу, подруга, хватит истерики закатывать. И разлёживаться нечего. За работу пора, — грубо объявил он, неизвестно с чего разозлившись на бестолковую женщину.

Она же ошарашено на него смотрела. Что это он командует? Но до выбуху не дошло. Её взгляд поймал его руки, под её сверлящим взглядом, они ловко принялись возвращать вещи на свои прежние места.

— Откуда знаешь, что пишу? — спросила примирительно она, отползая с серединки кровати к краю. Всё-таки он прав нечего раскисать и помощь не лишняя. Ради правоты она на многое согласна закрыть глаза.

— По фотографии на обложке, — усмехнулся он, разбираясь с трюмо. — Я не ратую возвращаться в советскую литературу, но надоело понимаешь ли нынешнее занудство, которое ничем не лучше.

Лена покосилась на свою книгу с приличным портретом и насколько это возможно успокоилась. Она теперь была убеждена сто процентов, что ищут именно эту дискету. Да, этого можно было ожидать и прав он, она ворона. Впрочем, этот ценитель литературы пусть думает о её книгах всё что хочет. Трепло. Она выше этого. Поднялась с кровати, потёрла виски и, сняв плащ, повесила в пустой шкаф.

— Сумки с продуктами за дверью остались, — проговорила так сама себе. С одной стороны, наверное, это не плохо, что она в такой момент не одна, с другой стороны, кто его вообще-то знает, что это за фрукт…

— Занёс уже. На стульях в кухне всё. Ты так визжала, что соседка из двери напротив выскочила. Я всё быстренько в охапку и сюда. Терпеть не могу, когда соседи суют нос в чужие дела. — Объявил он, собирая с пола и расставляя на столик её косметику. — Каждая, блин, художница, рисует, рисует… — Высказал и переключился на другое. — Вешалки с тряпками я в шкаф определю, а бельё сама рассовывай. Учти, всё на кровать бросаю.

— Делай, как знаешь, — отмахнулась она, не понимая его энтузиазма и немного смущаясь за ношенное бельё, что валялось на полу. Она как-то при его азарте легко незаметно успокоилась и забыла про царившую вокруг канитель, свою головную боль, что сдавила виски. Выудив из кармана телефон, принялась названивать сыну. Не став объясняться попросила срочно прибыть.

Двое не одна. Дело потихоньку делалось. Работа подкатывалась к кухне, когда пришёл Данька. Для него — он действительно приехал довольно быстро. Скинув с ушей наушники, он зачесал макушку.

— Мать, что за фигня?

Телефонист ухмыльнулся, а вот она тут же откликнулась:

— То же, что и у отца. Помогай, давай. Извини, с ужином придётся подождать, пока разгребу кухню.

— Не хандри во всём есть позитив. Как там говорят: тот, кто предупреждён, тот — вооружён. А мы теперь дважды предупреждены.

— Что ты городишь, работай…

Но Данька не торопясь окунуться в работу, продолжил расспросы:

— О! У нас мужским духом пахнет. Мамуль что за дела?

— Каким ещё «духом», — осерчала измученная Лена.

— А это кто? — воззрился он на с усмешкой поглядывающего на него молодого мужика.

— Прохожий, а ты думал кто? — заявил телефонист, оставшийся не в восторге от таких гляделок. — Наведался вот, а что?

— Не слушай его, — устало махнула рукой Лена, — это телефонный мастер.

Данька оттянул губу.

— Информация атакует. А как он к нам попал?

Лена неохотно объяснила:

— Телефон пришёл чинить.

— Он что сломался?

— С утра не работал, я вызвала, а тут вот… — оправдывалась она.

Данька, в своей любимой позе, опираясь на косяк спиной, в упор рассматривал телефониста: высок, строен, накачен, молод и обаятелен. О! руки холёны и пахнет дорого, а часы на запястье стоят астрономически дорого… «Полезно понаблюдать за телефонистом», — отметил он про себя.

— Ты уже один раз слесаря вызвала, чем кончилось помнишь… Смотри, чтоб это был не он, — съязвил Данька, посматривая на испуганно моргавшую Лену. — Ладно, пошёл я свою келью разбирать. Вы у меня там ничего не трогали?

— Да, мы только спальню, кабинет, часть коридора, да вот кухню кое-как успели. — Простонала Лена, подавая мастеру посуду для раскладки в шкафах. Разбитое, сразу кидали в мешок для мусора. Последними сметали на совок крупы, сахар, муку и соль.

— Как же теперь готовить? — растирала слёзы Лена, — ни посолить, ни посластить, змеи подколодные.

Телефонист не упустил возможности прицыкнуть:

— Да не вой ты так, взрослая же баба. Парня напугаешь. Пока ты чистишь картошку, ей то ничего не стало, я в магазин сбегаю. Не охай, крутись, уже большую часть сделали.

— Сейчас деньги принесу, — метнулась она в спальню. Даже пропустив намёк на возраст. Ей не хотелось и неприятно было чувствовать себя обязанной или зависимой. Ещё и такому нахальному мужику. Она всегда удивлялась Даньке, относящемуся к таким вопросам «проще».

— Эй, слышь, не надо, у меня есть. Потом отдашь. — Откашлялся в кулак новый знакомый.

«Сбегать» в гастроном у него действительно получилось довольно-таки скоро. Ну намного быстрее, если б это пришлось делать ей. Он вернулся, с полными пакетами, когда картошка весело булькая, начинала кипеть на плите, сверкая аппетитно белыми боками.

Выкладывая продукты на стол, он тут же заявил:

— Я селёдки с грибами к картошечке купил, надеюсь, ужином вы меня за труды покормите.

— Купил, так купил. Куда ты? — метнулась она следом, заметив, что он пошёл в сторону входной двери и желая сообщить ему, что он в числе приглашённых.

Он, обернувшись, объяснил:

— Прихожую до ума доведу. А то по вещам приходится ходить.

Вещи вещами, но она вспомнила про его прямые обязанности, в принципе про то, зачем она его и вызывала.

— А телефон?

Не оборачиваясь, он буркнул:

— Он давно работает.

Лена, определяя на полки обувь, замерла и, имея полное право, поинтересовалась:

— Что ж с ним было такое?

Он равнодушно кивнул в сторону двери.

— На площадке кто-то влез.

— Господи, я, наверное, это не переживу, — всхлипнула она, пытаясь соединить три половинки когда-то любимого кувшина.

Сунувший нос на страдания и причитания парень, ухмыльнулся:

— Переживёшь и привыкнешь. Единственное, к чему нельзя привыкнуть, это к красивым женщинам и новым машинам. Всё остальное усвояемое.

Лена, вытерев слёзы кухонным полотенцем, хотела достойно ответить, но не успела.

— Мать, ты кормить будешь? — с вопросом вошёл, отдуваясь, Данька. — Правда, мне не будет лишним сначала помыться.

— Помойся, а у нас вот, — обвела она руками потери, всхлипнув.

— Разбалансировка мозгов и хаос мысли… Эй, мужик, тебя как зовут? — выглянул он в прихожую.

Телефонист протянул руку.

— Никита.

— Клёво, а меня Данька, — ответил он на рукопожатие. — А это у нас Елена Максимовна.

Телефонист не отказался от возможности ухмыльнуться:

— Ну раз Елена Максимовна, значит Елена Максимовна. Я понял, ужин готов, пора мыть руки с мылом? Быстро справилась с задачей, а с виду не скажешь…

Лена надулась: молчал бы уж, ещё кудахчет. Но решила быть благодарно гостеприимной и не поддаваться провокациям.

— Мойтесь и присаживайтесь, — натянула улыбку она.

— Уже, — вырос он рядом с ней. — Где сейчас отведаешь домашней пищи? Разленился народ. На полуфабрикаты перешёл.

Она не повела бровью, но её стойкости хватило ненадолго.

— А это что, молодой человек? — воззрилась она удивлённо на бутылку «мартини», что достал он из пакета.

— А это с устатку, — иронически заметил он. — Не знаю как ты, а я устал на сегодня. И давай без «молодого человека», а то «голубоватым» оттенком отдаёт.

У Лены вытянулось лицо и застыла шея. Всё запросто, по ходу, как будто сто лет знакомы. Удивляясь толи обаянию, толи наглости парня, она поймала себя на том, что когда он с ней так запросто разговаривает, кажется, что в мире вообще не существует больше ничего важного, как слушать его и она злилась на себя за это. Один уже обаял, всё золото унёс. Хорошо шутя. Стараясь не спорить, разложила по тарелкам еду, пододвинула поближе к ним салаты и селёдку с солёными огурчиками.

— А сама? — поинтересовался Никита, — картофельные кожурки ты не жевала, я б заметил.

— Ешьте. Я покупаюсь, а потом к вам присоединюсь. Сахар и соль на зубах скрипит. Не могу уже.

— В этом свой смак, за солонкой и сахарницей тянуться не надо, всё в одном месте. — Расплылся в улыбке Данька.

Лене очень хотелось ответить любимому сыночку что-то резкое, но она сдержалась. При чужом человеке. В самый раз перетерпеть. И потом с одним мужиком ещё можно связываться, но когда их двое пустое дело. Круговая порука. Встают стеной. Разворачиваются цепью и погнали не разбирая дороги. И поэтому, проявляя осторожность, она, устало махнув рукой, отправилась в спасительный душ.

Когда она вышла из-под магического освежительного потока, то заметила, что без неё «мартини» никто не открывал. Но стоило ей присесть к столу, как Никита налил всем по бокалу.

— Давайте за такое нелепое знакомство… И за память об отце твоём Данька.

Лена, пригубив, отговорилась тем, что не пьёт, отставила бокал. Они молча, маленькими глотками, пили, стараясь не смотреть, друг на друга.

— Даня, у тебя всё на месте? — нарушила усталое молчание Лена.

— Пропали, как и у отца дискеты, все до одной.

— Как и там дискеты? — уронил нож на стол из руки Никита. — Что ж вы гадаете, какого рожна ищут… Дискету и ищут. Только вот с чем?

— Мать, а это не то, что ты у меня забрала вчера? — вытянулось от догадки лицо у Даньки.

Лена тут же пхнула сына под столом по ногам. Данька покраснел и уткнулся в тарелку.

— Ладно, я пойду. Хватит на сегодня развлечений, — поднялся, ухмыляясь, Никита. — Ночевать-то не забоитесь?

— Переспим, — заверил Данька.

— Только намотайте себе на ус — не открывать никому. Да, и вот ещё что… Я мужиков знакомых пришлю. Поставят новую дверь и другие соответственно замки. Эту оставлять дальше нельзя, раз у них есть ключи.

— Ерунда, не убьют же нас, в самом деле, кому мы нужны.

Его позабавила эта непосредственность, с которой она сводила к шутке все трудности и неприятности последнего времени. На тупую ж не похожа. Вдруг он заметил, как несколько сменяющих друг друга выражений пробежали по её лицу. Что-то будет!

Угадал. Лена тоже поднялась и преградила ему путь.

— Спасибо, сколько я должна за магазин и всё остальное, помощь в общем?

Он поднял, как пушинку её под локти и переставил в стороночку.

— Ну что вы, какие пустяки, сочтёмся когда-нибудь. Вы мне книжку подпишете. Свой последний детектив.

— Как это? — опешила она.

— Считайте, что работал я безвозмездно, в своё удовольствие, так сказать…

— Ничего не понимаю… «Для него, похоже, не существует неловких положений или затруднительных ситуаций. К таким всегда хоть и злятся, а тянутся люди. Обаятельный парень, только вот меня отчего-то не просто злит, а бесит».

— А тут и понимать нечего, запри на все запоры за мной дверь. Детективы пишешь, а ведёшь себя, как ворона, — утопил он её в наглом взгляде и ушёл.

Лена отпрянула от хлопнувшей двери. «Какой гад! А я растаяла. К тому же он прав, надо быть поосторожнее». Она вернулась к столу. Данька, как будто ждал того и враз озадачил её вопросом:

— Послушай, ма, он мало похож на телефонного мастера. Тебе не кажется это подозрительным.

Лена удивлённо вздёрнула плечико.

— А кто же он, если пришёл по моей заявке. Ой, не путай меня. Голова и так идёт кругом. Сейчас всякий народ работает и многие не в сфере своей профессии и образования.

Данька, отправляя картошку в рот, с набитыми щеками ввернул:

— Может это продолжение с сантехникой и бандеролью.

Лена оторопела от такого предположения, а потом активно замотала головой.

— Но ведь он работал вместе со мной, ещё и пакет покупок принёс. Аферисты так не поступают.

Но Данька, повозив ножом по вилке, под противный скрип и с клоунской миной выдал:

— Телефонные мастера тоже.

Только Лена не желая больше думать об этом, отмахнулась:

— Ах, хватит на сегодня головоломок, пойдём спать. Завтра с утра я продолжу разбор.

Он поднял руки в знак того, что сдаётся. Поморщившись добавил:

— Но, боюсь нам это не удастся.

Глава 6

Как в воду смотрел. Уснуть, так запросто, не получилось. По крайней мере у Лены. Всё происходящее с ними ей не слишком нравилось, если не сказать больше. Из головы никак не лезла эта проклятая дискета. Надо немедленно спрятать, но куда? Перерыла все места, что использовались для тайников в фильмах и детективах, но всё отмела за непригодностью. «А, ну его к дьяволу! надо рассуждать по-бабьи. Вот куда бы спрятала лично я, Лена Долгова?» Она прокрутила перед глазами опять всю квартиру и остановилась на венике. «А что, вполне подходяще. В самую середину. Данька его в жизни в руки не возьмёт…». Воодушевлённая, она соскочила с кровати и принялась за дело. В один миг дискетка опустилась в пакетик и приляпалась скотчем к прутикам внутренней части веника. Она покрутила веник и удовлетворённая проделанной работой пошла в спальню. Постояла у окна, и, жалея уходящую осень, подумала: — «В оголённых ветках есть своя прелесть. Чрез них видно всё и небо, и жизнь. Зима опять же — поле чудес. Неизвестно, что выиграешь, но эмоций нахлебаешься через край. К тому же в ту пору я впадаю в спячку, постоянно что-то жую и борюсь со скукой. Всё время кажется, что времени ни на что другое просто не хватит. Утром темно, после полудня опять темно. А я темноту любила только в молодости. Мы вдвоём с Долговым и звёзды сплетницы. А вообще-то, надо во всёх грустных обстоятельствах находить приятную сторону». Выполнив всю эту программу, нырнула под одеяло и уснула, не успев закрыть глаза, моментально.

Ни свет, ни заря разбудил дверной колокольчик. «Кого чёрт с утра пораньше принёс?» — еле отняла она голову от подушки. Потягиваясь, набросила халат, кое-как запахнула и подошла для начала к окну. Показалось, что потеплело, но всё обман, холодная жёлтая заря вставала из-за соседних домов. Мимоходом бросила взгляд на часы: нет и пяти, кому так приспичило… Влезла в тапочки. Шла не торопливо. Может быть, позвонят и уйдут. Но не тут-то было, звонок не смолкал. Сейчас она узнает, кто это досаждает ей по утрам. Щас она с ними разберётся. Тихонько подкралась к дверному глазку. Заглянула. На площадке в спортивном костюме стоял Никита. Упала цепь, и лязгнули, захлебнувшись металлическим кашлем один за другим замки. Она не успела даже удивиться или «здрасте» сказать, как гость, отпихнув её, прошёл в квартиру.

— Чего долго не открывала, воров нет, а драгоценное время утекает, — пробасил он недовольно вместо приветствия. И это было всё. Этот тип находился в полной гармонии с самим собой.

— Доброе утро! Что-нибудь у нас забыл? — покосилась она на него тоже весьма не радостно. Она уже успела забыть про него и отломить из своей жизни, как отсохшие ветки.

Он улыбался с издёвкой, как недоверчивый учитель плавающему в знаниях ученику.

— Пропылесосить вчера, отойди — ка, — бесцеремонно отпихнув её, он прошёл в гостиную. — Спишь много. Не иначе всю ночь дешёвые книжонки свои пишешь. Приготовь-ка завтрак. Даньке в институт самое время и я после пробежки не откажусь.

И всё это без тени неловкости или смущения. Как будто жил здесь, как будто она обязана ему… На нём был действительно спортивный костюм и кроссовки. Лена распахнула сонные глаза: «Что? Как это?» Все приятные чувства, что навеяло на неё вчера его обаяние и благодарность за помощь, улетучивались с невероятной быстротой. У Лены зачесались руки и язык. Хотелось послать этого наглого парня ко всем чертям с его ворчанием и нравоучениями, но тогда придётся, проводив Даньку прибирать, засучив рукава, всё самой. А после вчерашнего ударного субботника, всё и так болит до ломоты, если добавить ещё оставшейся фронт работ, то можно ложиться сразу на больничную койку. Опять же, если б вчера не он, то ей, навряд ли, удалось разобрать, после такого погрома, даже спальню. Так что, если есть большое желание поработать, чёрт с ним, пусть работает себе. «Так и быть проглочу его колкости, авось с меня не убудет. Моего терпения с Долговым на 20 лет хватило, а тут какой-то день-мелочь, прорвусь». И на основании этих мудрых рассуждений, она, отвернувшись от «телефониста», ушла на кухню. Отварила рожков и сосисок. Минутное дело, а страсти-то, страсти… Кто сказал, что женщина звучит гордо, ерунда, она звучит мудро! Воодушевившись, приготовила кофе и пожарила яичницу с колбасой в батоне, как любит Данька. Который, не запылился с ворчанием появиться за её спиной:

— Мать ты сдурела в такую рань пылесосить. Стоп! — раскрыл он глаза. — Хотя, что-то я не врублюсь, если ты тут, то кто там водит тем монстром?

— Спроси чего полегче? — отвернулась она. «Надо же, сам вскочил и будить не пришлось».

— На это стоит посмотреть…,- ухмыляясь, Данька отправился на шум. Вернулись они вместе с возмутителем спокойствия. Помыли руки, сели за стол и уткнулись в свои тарелки. Лена, оставив их, вышла переодеться. Не бегать же при чужом человеке весь день, выставляя голые ноги, в ночной сорочке и маленьком халатике. Когда она вернулась Данька, позавтракав, чмокнув на ходу её в щёчку, благополучно смылся пока что в свою комнату, но клятвенно пообещал вернуться, чтоб помочь пораньше из института. А «телефонист»- эврика, мыл посуду.

— Оставь, я сделаю всё сама, — метнулась она к нему.

Он отстранил её локтем.

— Не лезь. Сама — то есть будешь? Давай поухаживаю.

Ещё одна приятная неожиданность. Растеряно пролепетала:

— Обойдусь. Кофе выпью.

По всем правилам он должен был промолчать, но он не промолчал:

— Чего так слабо?

— Аппетита нет, да и стараюсь мало есть. Поправиться боюсь. — Попробовала говорить она с ним честно. С чужим можно не играть.

— Понятно, — ухмыльнулся он, тем самым задев её за больные струны.

— Что тебе может быть понятно. — Приготовилась пустить Лена в ход контр аргументы. — Я веду мало подвижный образ жизни. Склонна к полноте. Хотя мне тридцать восемь, всё же не хочется превращаться в корову.

— Вот взгляды на это милое животное с точки зрения пола у мужчин и женщин абсолютно противоположные. Мужик жаждет крутые бока погладить и за вымя подержаться, а для бабы тот образ стал ругательным. Она норовит довести себя до доски, чтоб рёбра и кости всё на виду. Представь себе корову с проглядывающим хребтом и выпирающими рёбрами и нулевым размером вымя. На что она похожа. — Болтая всю эту чепуху он смотрел на неё еле сдерживая смех.

Лена представила и рассмеялась. Этот чёртушка опять невидимой нитью втягивал её в сети своего обаяния. Бывают люди с хоризмой. Вот он, похоже, такой и есть.

— Да, ладно тебе заливать. Сам-то, поди, непременно с ногами от ушей себе на вечерок ищешь? — постаралась ответить она ему беспечно и немного даже грубовато.

И получила ответ в том же тоне.

— Как получится. Пока вот с приключениями ловчее складывается. Пошли работать. На Даньку надеяться не советую, ссылаясь на сотни причин, придёт позже обычного. Молодость эгоистична. Хотя, как ты можешь на пустой желудок трудиться, в толк не возьму.

— Чего это? — насторожилась она ожидая подвоха и не ошиблась.

— Тебя запросто соплёй перешибёшь.

«Низкий поклон, что ещё похлещи чего не сморозил», — вскинулась было она, но сил хватило себя запхать на место. Спокойней, Лена, спокойней. Не надо нервничать и давать некоторым вредным людям повод для торжества. Начала она настраивать себя. Она не могла сразу определить какое чувство вызывал у неё этот фрукт, именуемый «телефонистом». Она ещё не придумала, какое слово поточнее подобрать, которое определяло бы его и её отношение к нему.

— Не очень, наверное, — потянула Лена нехотя, не собираясь ругаться. «Врёшь, меня просто так не заведёшь. Он прав на сына плохая надежда, мне нужен помощник. А ради этого, я стерплю. Я выстою. Меня голыми руками не возьмёшь».

— Никаких, «наверное», так и есть, — засмеялся Кушнир.

Всё. Терпение бах и лопнуло. Так бы пинком и вышибла за порог.

— Катай-ка отседова и поскорее? — взвилась она, почти наскакивая на него. Собственный пыл её напугал. Никогда раньше такого с ней не было. Стерпеть и выстоять — накрылось. Он заводил её с полуоборота. Долгов ему в подмётки не годился. Но что делать, когда нервы звеня струной требуют скандала, а прожитые годы не рекомендуют спускать их с цепи. Именно тогда и понимаешь, что старость приближается семимильными шагами давя своим опытом. Вот над всем этим и ломала она голову, глядя на этого наглеца.

— Угу! Так и сделаю, когда закончу. Иди, займись делом, нечего тут искры распылять. Ты ж взрослая баба, куда деваться, себя понятно не переделаешь, но своё «фи» надо держать в узде.

Ооо!

— Ты мои годы не считай, они мои, — подпрыгнула Лена. — И учить меня не надо, я учёная.

— Оно и видно…

Они стояли друг против друга. Она наскакивая и разве что не топоча, а он, пряча усмешку, отбиваясь.

Их баталию прервал посмеивающийся Данька.

— Мать, я пошёл. У тебя нервный вид. Не подеритесь тут…

«И, правда, это уже не дипломатия, а военные действия. На себя не всегда посмотришь со стороны. Надо держаться, голуба». Чтоб действительно не подраться, Лена ушла от греха подальше в другое место. «Чего завелась, места, что ли мало, другого куска работы нет, — одёргивала она себя. Его присутствие начинало её раздражать. Защитная реакция, чувствуя, как попадает под влияние, организм сопротивляется. — Ничего, вот закончим сегодня, ни за что он сюда больше войдёт. Без телефона буду сидеть, а не впущу. Петух сопливый!»

Приведя в порядок большую комнату, что оказалось сделать проще всего, потому как вещей в ней необходимый минимум. Расставив мебель по местам, каким ему хотелось и, пропылесосив, «телефонист» ухватился за веник, собираясь выбросить мусор и выбить пылесос. Лена, поздно заметив такое дело, охнула и схватилась за сердце. Она смотрела на тот веник заворожено. Опомнившись, почти у двери кинулась отбирать его.

— Ты что сдурела? — опешил тот, — с чего на тебя нашло. Я вытрясу и приду, — успокаивал он её. — Иль боишься веник украду.

Ага, она так и поверила… К тому же там дискета. Она с новым энтузиазмом бросилась в бой.

— Возьми, щётку, — не глядя на него, настаивала на своём Лена.

— Веником удобнее, отдай, — пытался выхватить он у неё из-за спины инструмент.

— Только через мой труп, — упёрлась Лена. Пытаясь унять свой дрожащий голос, но он плохо её слушался. Она страшно раскаивалась, что впустила его в свой дом и имела огромное желание прищемить ему нос или спустить по лестнице вниз, предварительно отметелив его тем веником. Ах, как приятно помечтать!..

— Сдуреть можно. Он у тебя там не из золота случайно… Давай свою щётку ненормальная. — Никита говорил это не столько раздражённо, как насмешливо, глядя ей в глаза.

Лена проводила его до дверей и теперь уже предусмотрительно спрятала веник под свою кровать. «Отвалит, поставлю на место». Выбив пылесос, он вернулся. Собрав, поставил в кладовку и, заказав себе перекусить, отправился мыться. «Обнаглел, ведёт себя, как у себя дома. Ага, я поняла, он поэтому чаевые за ремонт телефона не взял, чтоб вытянуть из меня нервов побольше. Наверняка энергетический вампир». — Злилась она, разогревая борщ и готовя обед.

— Что так слабо шевелишься, как муха заторможённая, — брякнув скривился в недовольной гримасе «телефонист». Задержка его заводила. Устроившись за столом, точно у себя дома, он шпиля, нагло изучал её. Парень всяко демонстрировал своё неудовольствие, он даже потирал руки и, продолжая язвить, выжидательно косил на плиту. — Не детективы писать не можешь, ни по хозяйству шустрить.

— Знаешь, Гёте сказал, что самое смешное желание — это желание нравится всем. Такого не бывает, и стремиться к этому глупо, — стараясь вежливо, напомнила она.

— Ишь, куда уколола… Всем, это никому, — буркнул он. — Не знаю… может, я и не прав. Скажи, тебе не хотелось писать лучше, интереснее, написать что-то такое, чтоб у всех дух захватило, а не эту ерунду строчить, а?

Опять стрелы пошли в её направление. Слушать было неприятно, но проявляя чудеса сдержанности, она даже не издала звука. Хотя думать думала: «Вот гад! Решил, что ли вывернуть меня всю на изнанку? А может узнать грани моего терпения? Не поддамся. Скала я, скала!» В помощь использовала верный приём. Чтоб не слушать его, Лена открыла во всю мощь воду. Пусть себе надрывается. Хоть с неохотой, но всё-таки подойдя к вопросу добросовестно, она накрыла стол и налила в тарелку борщ. Работал же… Но она вдруг напугалась своих чувств, у неё зачесались руки, захотелось вылить ему ту тарелку борща на голову. Ах, если б он не был горячим, а так ещё за увечье придётся отвечать. Надо потерпеть пока за этой свиньёй не захлопнется дверь. А таяла-то, обаяние, обаяние. Вот это что?! Нет, непременно собрать нервы в кулак и назло улыбаться. Ведь она учит других женщин в книгах быть хитрыми и умными, чего б самой не поступить также. И Лена, чтоб не соблазниться на кровожадный поступок, с натянутой улыбкой кинула ему в тарелку сметанки. И тут же нарвалась на его раздражённый голос вспомнивший свои вкусовые привязанности:

— Что ты наделала, я терпеть её не могу.

«О, как! Кто б подумал…» Лена набрала по — больше в грудь воздуха и… Нет, нет не одела её ему на голову, а с улыбкой и извинениями заменила тарелку. Подумав, бросила туда ложку майонеза. Тут же одёрнула себя: «На кой чёрт!» И… ткнула ему под нос.

— Не всё ли едино: хоть стулом по голове, хоть головой об стул. Кто тебя просил… — Пробасил недовольно «телефонист», смотря мимо неё. — Я красным борщ люблю.

Она натянутым движением смахнула с лица мотающуюся в свободном движении прядь волос. Да Долгов просто ангел по сравнению с таким бараном. Этот тип наверняка переиграл в детстве в глухой телефон. «Ничего я его сейчас огрею и у него прорежется слух. А если ещё и наберу силёнок двинуть по ноге, то следующую неделю любимым занятием у него будет визит к «доктору Айболиту». А ещё б повезло дотянуться до скалки… тогда бы…» Лена почувствовала, что никакое ей дыхание и всякая психологическая фигня сейчас не помогут, и она его огреет или вцепится во что-нибудь. Зажав кулачки в коленях, для надёжности, она и ноги задвинула за стул, не очень удобно, но зато подальше от него. Так точно не пхнуть. Прочувствовав такой перекос, парень попридержал женщину на стуле и, растягивая улыбку, в радостном для Лены ритме, заявил:

— Угомонись. Съем я. Какая разница.

— И правда, — икнув, отхлебнула она компот из его чашки и тут же спрятала дрожащие руки под стол, а потом, вспомнив отложившееся в голове выражение, ляпнула. — Не обессудь, коли что не так.

Он внимательно посмотрел на неё и, усмехнувшись, сказал:

— Ты нормально говорить можешь или только репликами героев из своих книжек.

Лена заёрзала, но промолчала. Усевшись рядом с притворным интересом стала его рассматривать. Гость быстро работал ложкой. Тарелка опустела. «Второе слопает и «чао», мальчик. Радовался бы, козёл, что у меня нормальные все герои, а то бы запросто саданула сковородой по башке и порядок. Где-то слышала, что японка убила таким кухонным инвентарём своего мужа. За измену. Не иначе как довёл. Двинула так, что мало не показалось. Ох! Надо быть начеку. Что-то меня на агрессию рядом с ним всегда тянет…».

— Ты чего не ешь, не нравится? — поторопила она его задумчиво прохлаждающегося над тарелкой с гречкой начиненной грибами и печёнкой.

— Думаю, какой соус сюда подойдёт…

— В магазин я не побегу, — подпрыгнула она, подумав про себя. «Жаль что с ядом не продают, ты бы облизнулся».

Он посверлил её своими ясными глаза и великодушно заметил:

— Ты ко мне придираешься. Обойдёмся холодильником. Достань с хреном, у тебя там есть, я видел.

О, какие дела! Её зрачки от возмущения закатились туда, куда закатываться не должны.

— А что ты у меня ещё видел? — упёрлась она вызывающе кулачком в стол, шлёпнув ему соус под нос.

Он, смерив её взглядом, не торопился отвечать. Доев второе, переложил посуду в раковину и, отстранив её, принялся мыть.

Она, конечно, отошла, но от него, желая получить ответ, не отстала.

— Ну, ну, что ты видел, — наседала на парня она, бойцовским петухом прыгая рядом.

Он, зажав её плечи ручищами, пригвоздил тело к полу.

— То, что ты веник на место не поставила.

О, о, о!.. Лена вывернувшись быстро подошла к столу и села на подвернувшийся под ноги стул, а икнув пододвинула к себе его первую, со сметаной, забракованную тарелку борща.

Он, уперев одну руку в стол, другую в спинку её стула навис над ней.

— Вот-вот, поешь. А то, не ровён час, свалишься. Муж-то кем был?

— Военным, — промычала она.

— А конкретнее… — рыкнул он и даже не шевельнулся.

«Господи, вот привязался…» За ней такого прежде не водилось, а сейчас ей хотелось его укусить. Взять и впиться зубами. Чтоб прокусить до крови… Чтоб больно! Но показалось, он настолько толстокож, что зубы сломаешь. Не возьмёт его и индейская стрела, пропитанная ядом кураре. Если только насадить на бивень слона. Раз!

— Войска ПВО, если тебе что-то это говорит… — собрав всю свою волю в кулак, пробубнила она.

Он, вскинув брови, уточнил:

— Это не те ли войска, что пассажирский самолёт лупанули?

Она испуганно отшатнулась от него: «Когда он уже уберётся отсюда». В душе росло беспокойство. Через несколько минут, взвинтив себя ещё на полуоборота, она представляла из себя бомбу. Полоская ложку в борще, она почти паниковала. Естественно, весь гнев был направлен на него и немедленном желании — убрать с глаз долой.

— Ты никуда не спешишь? Мне не хочется быть не вежливой… — с жаром заявила она.

Оставив в покое её стул, он плюхнулся на место и подвинул к себе чашку с чаем.

— Я тебя понимаю. Сейчас чай допью и уйду… К этим стрельбам он имел какое-то касательство?

— Хватит, я сказала! — воскликнула Лена, отталкивая стул.

— Сядь, — со скучным видом подвинув стул, ткнул он её на место: «Сиди и слушай».

Против лома нет приёма. Лена упёрлась взглядом в стену. С чего это он решил, что она выложит ему всё на блюдечке. Повернулась. Вздохнув, вперилась в его нахальные, пусть и красивые глаза.

— Послушай, тебе не всё равно?

По-видимому так оно и было, потому что он вскочил и вцепившись в её локоть легко выдернул со стула и подтолкнул в коридор. Протащив по которому, втолкнул в кабинет и только там тихо с каким-то шипящим надрывом прошипел на её:- Пусти, больно.

— Тише, тише, извини. Привычка. А лучше не дёргайся и больно не будет. Здесь нет рядом тарелки с борщом и половника. Значит, поговорим без увечий.

— Не о чем мне с тобой говорить. Но, чтоб ты не фантазировал: ни к чему, никто не имел никакого отношения. Понял?

— Имел. И та дискета, что ищут, касается их. И она у тебя. А прячешь ты её в венике. — Просипел он ей в самое ухо. — Где-то в этом смысле можно было предположить сразу. Олух я царя небесного.

Она разом сникла, но ненадолго:

— Идиот! «Гадюка подколодная — не человек!» — Накинулась Лена на него сопя, больше не в силах сдерживаться, с кулачками.

— А ну сядь, — зажав обе руки её в один кулак, пхнул на стул. — Голову не теряй. И что это тебе даст? Головную боль. Серьёзная игра идёт. Опасно. Раздавят тебя, как муху. Дискета дорого стоит. А точнее — это их покой и безопасность. Поняла? Весьма сочувствую, не повезло, барышня, кажется, плюхнулась ты в настоящий детектив. Лучше бы было тебе не ввязываться. Это тебе не книжные истории. Ля-ля, фа-фа. Здесь играют серьёзные люди и без правил. Скорее всего, и у мужа не было это простой аварией. Правду искал? На какой хрен ему та дискета была нужна. Глупых — то давно нет. В этой стране всё равно уже ничего не изменишь. А армия всё больше становится похожа на скучные бесконечные курсы, перемежающиеся стрижкой газонов, выравниванием плаца, чисткой картошки и надраиванием полов, да ещё, пожалуй, изощрениями в разработках новых дембельских правил мордобоя. Всем и без Долгова дискеты понятно, что всё было не так, как по карте нам объясняют втюривая генералы. Тут и два плюс два складывать не надо. А ты, коза, своими стараниями немедленно засветишься. Там люди простые — ликвидируют. Что молчишь, делать чего собираешься?

Далее всё пошло более или менее. Она огрызалась, но уже не так. Он тоже лишнего себе не позволял.

— Не твоё дело, пошёл вон. Если хочешь знать, то Долгов далёк от ханжества, ему, как Верещагину, за державу обидно! Он к популярности не стремился, за армию душа болела…

Он язвительно перебил:

— Да-а! Ещё водятся такие?! Я не ослышался…

Лена от бессилия аж топнула и не очень подбирая слова в ярости выпалила:

— Всё-таки ты большая сволочь, Кушнир. Я тебя видеть не хочу. Послушай…

Он жестом остановил. Повернул голову и с интересом посмотрел на неё: «Сволочь!» Лобовое выражение. Народный фольклор! Затем театрально наклонился к ней и даже приложил ладонь воронкой к уху.

— Слушаю в полное ухо. Ты мне тоже не очень-то нужна. Книжонок же твоих начитался — во! — он провёл по шее ребром ладони. — Но пока не придёт твой сын придётся потерпеть. И всё-таки…

— Ты внештатный критик, что ли? — озлилась она, перебивая его красноречие.

— Ну, критик не критик, а несчастный читатель… так правильнее, — не полез за словом в карман он.

Она встретилась с ним глазами. Взгляд у него был непонятный.

Это так! Остря он и сам не понимал, раздражает его эта женщина или, наоборот, нравится. Она заводила его — это точно.

Не в силах больше выносить его остроты, яд, вводящий в бешенство голос и присутствие, Лена выскочив из кабинета, скрылась в спальне. «Сюда зайти не посмеет. Пропади всё пропадом, а ведь поначалу я даже умилялась его бархатному голосу и манере разговора. Это, наверняка, потому, что нужны были рабочие руки». — Устыдилась она своей корысти. «Хорошо бы Даньке поторопиться прийти, чтоб личность эту ядовитую не видеть. Хотя такое везение может быть не так скоро. Тут Кушнир прав в этом возрасте заботят только девушки, друзья, развлечения и весна. Скорее бы уж повзрослел». Данька заявился, как и предполагал Никита не так скоро, получилось вместе с новой дверью и мастерами. Встретились у подъезда. Он им даже помог чего-то там нести. Никита, переговорив с Данькой, сама вежливость, откланялся.

— Не смею задерживать, — повернулась к нему спиной она, надеясь больше этого ядовитого субчика никогда не увидеть в своей квартире.

Вернулась в кабинет и плюхнулась в рабочее кресло: «Вот дела, этот орангутанг советует мне не лезть не в своё дело. То есть выбросить дискету и забыть о стрельбах. Сиди, мол, себе и не суйся куда не просят. В общем, не рыпайся тётка. А вот этого не хочешь?! — Лена сложила из пальцев фигу и покрутила ей в сторону воображаемого телефониста. — Ладно. Хорошо. Пусть так. Этот козёл меня распалил. Теперь мне до зарезу хочется узнать, в чём там собака зарыта. Вот!»


Час работы и новая дверь заняла место. Лена отошла на метр и полюбовалась. «За новшествами сейчас не успеешь. Кажется, совсем недавно ставила ту, а эта намного удобнее, надёжнее и красивее».

— Принимай работу хозяйка, — покашлял в кулак мастер.

«Всегда готова!» — обрадовалась она.

— Спасибо. Сколько я должна?

— Ничего. Распишитесь вот тут.

— Не поняла… — опешила Лена.

— Акция.

Она вытаращила глаза.

— Какая ещё к бесу акция. Я рубля в жизни не выигрывала. Даня, Дань, Даниил…

Данька после третьего оклика не замедлил появиться.

— Мам, чего тебе? — почёсывал он макушку.

Лена махнула в сторону с интересом наблюдающих за всей этой беготнёй рабочих.

— Они денег не берут, говорят — акция.

Данька опять почесал свой загривок. Просмотрел ухмыляющиеся физиономии мужиков и выдал:

— О чём сыр бор — то… Тебе что плохо что ли. Сейчас везде так. Колхоз.

Лена в немом возмущении замотала головой, но потом голос всё же прорезался.

— Что бы понимал про колхоз-то. Израиль вон с коммуной живёт и счастлив по самые уши, — недовольно осадила она его. — А он колхоз…

Данька быстро пошёл на примирение: чего заедаться с прошедшим веком.

— Да ладно тебе. Деньги руку жгут, закажи в квартиру отца новую дверь. Там тоже сменить надо, если помнишь, ключи до сих пор гуляют.

— Здесь ты прав, — вынуждена она была согласиться с сыном. — Что ж, гулять так гулять.

Договорились на завтра на такое же время и с миром разошлись. Работать над прежней книгой Лена не могла. Не выходил из головы разговор с «телефонистом». Он хоть и змей подколодный, но прав. Темя интересная, но она в тупике и даже не знает с чего начать. Кто они она не ведает, но знает другое, эти люди ничего не делают просто так. У них всё имеет свой смысл. И, зная, что эта дискета существует, ни отстанут никогда. «А что если у них нет уверенности и они прощупывают почву? Хотят знать, что мне известно. Как узнают об этом? Проще простого — по моим шагам. Если имею, то напугаюсь и отнесу всё в милицию». В этом была какая-то логика, но всё равно её не всё в ней устраивало. Маятник уверенности колебался в обе стороны. Она не знала в какую сторону идти, чтоб не получить по башке и удовлетворить любопытство, а точнее выполнить посмертный заказ Долгова. Именно так она понимала оставленную у неё мужем дискету. Чтоб знать, надо искать. Но, чтобы искать, нужно начать двигаться. Ох, прав Никита — головная боль её эта дискета. Она вздохнула: что, мол, с Долгова теперь возьмёшь. Действительно, зачем она ему была нужна? Кого наказывать то? того, кто организовал этот полигон? руководителя ракетных стрельб, генерала Попова, что устроил тот показной, кончившийся так трагично спектакль? Это вряд ли получится, да и что это даст, людей не вернуть. Скорее обвинят конструктора, создавшего «двухсотку». Офицера наведения, нажавшего кнопку «пуска». Что же делать? Жаль офицеров бригады, расправа будет жестокой, а за что? Командир только успел, как несколько месяцев тому назад принять бригаду и ошибки не совершил. Или совершил? Но точно не их вина, что у ребят нет опыта боевых стрельб. Хотя в принципе, дивизион отработал для нашей наплевательской жизни, как полагается. Не подвернись тот самолёт… За что же их сечь? А впрочем, славянская солянка, привычка всех под одну гребёнку грести, сработает безотказно и сейчас. Пустят не морщась от министра до рядового под топор. Что показные выступления делать, что публичную казнь. Главное всё на публику. А ведь накажут в основном стреляющие кадры. Хорошо, если не посадят. К тому же на их место придут менее опытные и хуже подготовленные. Армия плавно катится под откос, а штабы реформируют, пуговицы, фасон фуражек, форму. Рисуют какие-то НАТОвские прожекты. Продолжают бездумно разглагольствовать, что было, есть и будет ПВО. А надо бы давно уже сказать честно: да было, но уже нет и, если дальше так пойдёт, то никогда не будет. Результат на лицо, солдаты ходят, из китайской тонкой ткани синтетическом камуфляже, и картонных берцах, а армия тратит огромные средства на смену фасонов офицерской формы. Которая офицерам тоже не нужна, потому как материал дрянь и накопительства одежды с такими заскоками не получается никакого. А значит ходят, кто в чём. Что же делать, что? Никита прав, она бессильна, если только написать детектив. «Телефонист» же сказал, что она угодила в настоящий детектив. Так почему бы и нет. Пусть будет детектив. Воодушевившись, она села за «ноутбук». Главное начать, а там уж страницы понеслись одна за другой. Она просиживала целыми днями за работой, отрываясь только на приготовление пищи для Даньки, если б не он, сама бы перебивалась чаем. В магазин не выходила, Данька ворчал на её азарт, покупая по списку продукты сам. Не приученный к такому напрягу парень, явно нервничал. Спала она плохо, урывая у дум каждую ночь немного времени для сна, за которые не успевала отдохнуть. Несколько раз звонил телефон, и трубка хрипловатым голосом Никиты спрашивала:

— У тебя всё нормально?

— Пошёл ты к чёрту сосунок, — грохала её на аппарат Лена, как будто главной виновницей была именно она и возвращалась к заветному «ноутбуку». За ним забывалась. Она постоянно терялась, когда приходилось объясняться с каким-то хамом, которого считала навязчивым и неинтересным собеседником и оттого, чтоб отсечь его от себя была резка… А общение с телефонистом выпадало даже из этих норм. Чем чаще он попадался ей на глаза, тем больше он ей не нравился и даже казался подозрительным. Злило ещё то, что она о нём ничегошеньки не знала: ни кто он такой, ни с какой целью около неё толчётся. Такая завеса тайны ей вовсе не нужна, может заявить в милицию? «Глупо, — одёрнула тут же она себя. — Засмеют».

Глава 7

Как просто женщину завести. Один звонок. Пара слов. Пока дошла до кабинета, настроение испортилось окончательно. Ей неприятен был этот человек. Её утомляли, а больше раздражали разговоры с ним. Что это за общение: упрёки за упрёками, колкости и шипы. К тому же он пытался подчинить её себе, а она не выносила любого подчинения кому бы то ни было. Честнее и спокойнее с этим типом не общаться совсем… и не думать о нё совсем… Она быстренько нашла о чём другом думать её голове — учебные стрельбы. Ей не хотелось верить в умысел. Она искала оправдание. Возможно, хотя маловероятно, произошла ошибка. Но какая к чёрту, может быть ошибка, когда речь идёт об стрельбах боевыми ракетами?! Это всё больше похоже на какой-то заговор. «Тогда… — сердце ухнуло. — А что, если никакая это всё же не авария и Долгова убили?» От этой мысли стало страшно. Она зябко передёрнула плечами. Опасно. «Телефонист» прав. Но книга — это не поход в милицию или прокуратуру. Кто узнает? А выйдет — их руки будут коротки. Чёрт, запуталась совсем. Поход к командующему ясности не прибавил. Разговор получился на редкость бездарным. Прошибить его не удалось. От газетного варианта он не отошёл. В конце посоветовал не лезть и заняться чем-то иным. Она поблагодарила. Этикет требовал расшаркаться. С самого начала генерал заявил, что время его ограничено и уделить ей он может всего лишь несколько минут. И он выразительно показал на часы, давая понять, что аудиенция окончена. Да она высидела в его приёмной три часа. Жаль было вытраченного времени. Но на нет и суда нет. «Будем искать!» — улыбнулась она словам известного героя.

Сегодня работа вообще неожиданно даже для неё застопорилась. «Оно может и не так уж неожиданно. Как не крутись, а материала не хватало. Ситуация аптечная — либо фантазируй и сочиняй, либо встречайся с людьми и именно с теми, с которыми Семён служил и выводи картинку. Нужны те, кто был рядом с ним на тех последних стрельбах. Данька забрал его записную книжку. Там должны быть непременно телефоны этих людей. Пойду, спрошу». Закрыв «ноутбук», она потянулась, зашла на кухню за бананом и мурлыкая откуда-то из юности привязавшуюся песню, толкнула в его комнату дверь и проглотила вместе с куском заморского фрукта язык. За столом, с паяльником в руках, сидел Никита и чего-то там вертел и не только менял, но и паял для сопевшего рядом Даньки. Лена, которой некстати пришлось внезапное появление в доме постороннего человека, застыла в раздумье. Конечно, увидев в своей квартире вновь этого ненормального, она была ошеломлена. Ещё бы, неизвестно кто сидит себе с её сыном. Она считала, что он ей совсем не нравится. Правда, это было совершенно несправедливо, потому что она его совсем не знала. Ну или почти совсем. «Вот это номер!» Похоже, их подходы с Кушниром к одному и тому же углу не совпадают: она видеть его не желает, а он вон тут как тут. Её терпение иссякло. Ведь это было её терпение. В ней всё бурлило. Она б сейчас точно взлетела как, воздушный шарик и лопнула там, под потолком. Ась?!

— Ма, ты чего? Случилось что ли что?

— А на что это похоже? — выдохнула она. — Ты мне ничего не хочешь сказать?

Лена и сама не могла бы себе ответить, что именно её настораживало и восстанавливало против «телефонщика», словно какое-то чувство подсказывало или настраивало. А тем временем Данька тянул:

— Ну я не знаю. Чего ты прибежала то? Моргаешь опять же напряжённо, вроде как не в себе, — бесцеремонно заявил он.

Она как рыба похлопав губами, наконец, пришла в себя.

— Он тут что делает? — ткнула Лена пальцем в парня, совершенно не обращающего на неё внимание. Тот даже не усмехнулся: сидел и спокойно смотрел перед собой.

Данька не понимающе, чего мать с него хочет, пожал плечами.

— Компьютер помогает мне усовершенствовать, а что?

Не возмутиться было просто невозможно и она воскликнула:

— Он же по телефонам мастер.

— Одно другому не мешает, ты нас отвлекаешь. Тебе вообще-то чего? — проныл он раздражённо. Оторвала от дела. Расспрашивает. Оно ей надо…

— Записную книжку отца, — повысила она голос на полтона.

Сын вопрошающе уставился на неё:

— Зачем?

— Давай, и без разговоров. Почему это я, интересно, перед всеми должна отчитываться… — Ещё на полтона повысила она голос, поглядывая недобро на «телефониста».

— Потому что ты женщина и запросто можешь во что-то влететь. — Подал разлюбезный сынуля ей с назиданиями измочаленную книжечку.

О! У неё аж перехватило дыхание.

— Это твоё влияние, твоё, — подскочила она, моментально заведясь к «телефонисту».

Никита даже глазом не моргнул. Сидел себе.

— Да здесь я, здесь, — отозвался он, вызывающе рассматривая её. — К тому же не глухой. Зачем же так кричать. О! Раз ты отлепилась от своего чемоданчика, будь умницей, пойди, сочини ужин. Мы тут ещё долго проколупаемся. Захочется пожевать. — Убирая ящик с инструментом из-под её руки, посмотрел на неё невозмутимый женским выбрыком Кушнир.

— Что ты сказал? — Задохнулась Лена, тряся перед его носом, недоеденным бананом. — Что ты сказал?

Она видела, он не шевелился, но напрягся и всё-таки по изменившемуся лицу поняла, что его — таки проняло.

— И не ори так, перепонки лопнут, — вдруг прошипел он и, изловчившись, откусил под самую ладошку фрукт в её руке и поработав челюстями расплылся в довольной улыбке.

«Как? Что? Как посмел?» — обомлела, побагровев она. Некоторое время она даже молчала, буравя своими гневными глазами пожарищами его лицо. Молчал и он стараясь выглядеть как можно невозмутимее и настойчивее. Вечно такое кино продолжаться не может. Она сдалась первой нарушив молчание:

— Охаметь до такого?! — покрутила она пальцем у виска, заходясь праведным гневом и не найдя что ещё лучше этого сказать такому нахалу. Её всегда злила человеческая самоуверенность, а у этого носорога, она просто зашкаливала. Но надо же, как они быстро с Данькой спелись и действуют заодно. Пусть одна против двух, но отмолчаться она не могла. — Какая речь. Какое воспитание. Какой ты пример показываешь ребёнку.

Её сварливость Даньку изумила. А у Никиты от непонимания сошлась складками кожа на всегда гладком лбу, и запрыгали изумлённые чёртики в глазах.

— Да ладно, мам, — влез Данька, беря телефониста под защиту. Вообще-то, он долгое время только поглядывал в их сторону да бровями играл, но помалкивал, а тут задело за живое:- Не всерьёз же… Шуток что ль не понимаешь.

Но тот одним взглядом приказал ему помолчать и пошёл в атаку сам:

— Где ты тут ребёнка нашла… Глаза полезно раскрывать хоть раз в год, — не прекращая работы и не отвлекаясь от дела, промычал он ей, дожёвывая оттяпанный у неё банан. — Принесла бы ещё, проголодался.

— Что? — зашлась опять Лена. — Что, что?

— Мяса пожарь, — недовольно добавил уже к заказанному Никита. — Только не до корки… Не люблю. И постарайся не отравить… Соль — яд.

«Как, как…» У Лены удручённо вытянулось не только лицо, а, как дополнение к набору эмоций задзинькало в висках и зачесались руки. Разве можно с этим человеком серьёзно или вообще как-то разговаривать? Поняв, что ещё чуть-чуть и она лопнет как мыльный пузырь, разразившись тут бранью точно базарная баба или ещё хуже расплачется.

— Чтоб больше его здесь не было, — махнула хвостом она, при нервном беге за дверь. Да, вырвалась она из неё со скоростью метеора. Пробежавшись до кухни, всё же подумала: «Странно, но я почему-то не то чтобы совершенно не удивилась такому его поведению, а совсем немного, иначе бы монитор вместо шляпы торчал у него на голове». Ведь она даже уже за дверью слышала, как он пробурчал:- «Выдержки ноль. Поэтому в твоих детективах сплошные трупы. Они просто сгрызли друг друга».

Данька посмотрел на его сердитый вид и рассмеялся. «Вот даёт!» На всякий случай выглянув за дверь, не стоит ли там мать, он повернулся к колдующему над блоками Никите:

— Расскажи-ка, отроку, с чего ты её так доводишь? То цирк с цацками устроил, то с телефоном вон… Акция на дверь тоже твоя работа?

Никита замерев помолчал. Затем, отходчиво улыбнувшись, поднял руки вверх и проворковал баском:

— Как догадался?

Его хитрющие глаза превратились в щёлочки.

Вздёрнутый нос паренька говорил о том, что, мол, не лыком шит. В довесок Данька самодовольно хмыкнул:

— Обижаешь!.. Что тут догадываться то, если на тебе спортивный костюм с кроссовками по цене малогабаритной тачки, а ты с нами возишься. Я что слепой…

Никита отполз на кресле от стола с компьютером, повертел в пальцах тонюсенькую отвёртку.

— Вот ты постороннее лицо заметил, а она нет. Несколько раз меня до телефона видела. Совсем недавно было. Раз слесарем приходил, раз посыльным. Лицо запомнить не удосужилась. Даже, было дело, в ресторане сидели. На бандероли с цацками адрес своей конторы поставил, думал, нюху хватит зайти. Ага, сейчас… Подкатила, потопталась и поехала. Из лужи окатил с ног до головы, прикинул, по номеру колёс найдёт. И не пикнула. Детективы ведь сочиняет, соображение должно быть. Память на лица. Накалывания ситуации… Ноль. Тебя б не завело?

Данька рассмеялся, ему было смешно от сердитого вида парня, от недогадливости совершенно простой ситуации матери, от появления рядом друга…

— Цветы в корзине из той же оперы?

Никита не отпирался.

— Ну. А результат? Не пойму, как она их пишет, если под ногами ничего не замечает. Сначала решил — святая простота, потом и не знаю уж на что думать.

— У тебя криминальный талант, классно провернул всё, — заметил Данька.

— Похоже, это можно счесть за комплимент, — спрятал улыбку в уголках губ он. Его глаза от смеха превратились опять в щёлочки.

— Имей ввиду, у неё на тебя большой зуб.

Кушнир с интересом посмотрел на паренька.

— Да?! Меня не укусишь. Жёсткий я. — Никита надеялся, что убеждённость в его голосе прозвучала натурально. Подумав, туманно добавил. — Разберёмся.

Но Даньке интересна была ситуация от сих и до сих. Поломавшись, он спросил:

— Только скажи честно. Тебе, зачем это надо? Книжки её не нравятся, так это на любителя, не читай и не покупай? Она героиня точно не твоего романа.

Никита, подкатив опять к столу, со вздохом заявил:

— Допекла её детективная бредятина. В жизни такого киселя, каким она напихает сюжеты, не бывает. Вот и завёлся. Решил устроить ей настоящий детектив, чтоб задумалась немного. Такое пишет, такое… В общем, начало получилось…

— Со слесарем на все руки и цацками, — хохотал перебивая его Данька. — Мать рада была страх. Аж пчелой летала и без моторчика, пока пропажу золотых вещей не обнаружила.

Никита заинтересованно спросил:

— Что тогда?

Данька, не удержавшись, похихикал прежде чем сказал:

— Был рёв. Ты ткнул её в самое больное место. Она их обожает, запросто может на ладошке разложить и рассматривать, особенно с изумрудами… А ты взял и осиротил её. До тяжёлой и изнурительной болезни всего шаг оставался.

— Что ж в милицию не заявила, — хитро сощурился он.

Данька подрыгал ногой.

— Ты ж не дурак на то и рассчитывал. Смеяться будут. Обвел мошенник вокруг пальца детективщицу. А наши пинкертоны всё едино не найдут. Всё-таки не пойму, зачем тебе мою старую надо донимать? Да, и с чего вдруг, ты помогать нашей семейке стал? А не твоя личность случаем нам этот цирк устроила?

Никита нахмурил брови. Они у него сошлись на переносице в хорошую ямочку.

— Это ты не подумавши, сказал.

Данька, как всегда при сомнениях почесал затылок и согласился с тем, что погорячился.

— Похоже так, откуда у тебя ключи… тут явно орудовали другие любители детектива. Так что ты придумал для матушки, извини, перебил я.

Никита раскрывал свой сценарий.

— Ну вот. Сочинил я второе отделение этого спектакля, договорился, с мужиками отключили ваш телефон, как полагается мастеру, прихожу с большим желанием посадить её в калошу. Бац! А у вас такой погром, что и детектива уже никакого дополнительного ей не требуется, лишь бы выплыла живой из того, что есть. Решение принял сразу же, можешь считать автоматически или на ходу. Такова картинка. Так сказать, с пылу жару жаль стало, решил помочь…

Данька поцокал языком и потрепал головой. Вероятно эмоции, как иголки у соломенного Страшилы лезли при нагрузке наружу.

— Ну, это у тебя времени свободного получается вагон, раз хватает так развлекаться, — хекнул он. — Это же надо!

Никита, выгибая спину, поиграл мощными плечами.

— Не то чтоб вагон. Просто заело. Все ахают, охают, Долгова, Долгова…, а прочитал мура. Она того детектива носом не нюхала. Решил прийти посмотреть, ошибаюсь или нет.

— И что? — взъерошился Данька.

— Практически сразу в точку попал. Она даже не заметила что у слесаря под камуфляжем туфли по цене мягкого уголка. А я страшно переживал из-за такого прокола. Руки чистые и швейцарские часы на запястье. По всем правилам она должна была на это в первую очередь обратить внимание. По ходу уже рабочие перчатки натянул. К тому же мы до этого встречались. А ей, как по барабану. Вот и заело.

У Даньки от хихиканья выскочила икота. Он посмеивался и икал. «Ик-к. Ой!» Выглядело это забавно. Оба посмеивались, но разговор продолжали.

Данька принялся с азартом раскручивать парня:

— Решил разбудить в ней зверя. Надо сказать тебе это удалось. С цирком понятно. А как ты с работой слесаря справился. Это же не хухры — мухры, а сделал всё комар носа не подточит. Мать на седьмом небе была?

Никита в задумчивости поскрябал отвёрткой висок, словно решая говорить или нет.

— С этим вопросом как раз нормально. Профессию ту изучил, хоть и по принуждению, но до азов. Три года лагерей.

— Ты что действительно вор? — опешил Данька. Икота от испуга враз исчезла. — А что ж про фирму заливал? Ой, икота пропала…

Никита принялся хохотать, насмеявшись и вытерев глаза, сказал:

— Что, мораль мне собрался читать? Успокойся. Не вор. Сидел за драку. Поехали по молодости на юг отдыхать с друзьями и по пьяному делу влезли в мордобой. Серьёзные дяденьки по — серьёзному и учили. Они считали так правильно и в самый раз. Вот за это время я и взялся за себя. Институт доканчивал уже позже. Параллельно раскрутился. Ещё учился…

У Даньки от удивления вытянулась шея. «Надо же!» Он осторожно спросил:

— И сколько тебе?

— Тридцать два.

— Ничего себе! А в компьютерах откуда так клёво разбираешься?!

Никита пожал не хилым плечом.

— Хобби, ставшее бизнесом. Я этим всем торгую. Сервисные центры, тоже мои. С малого начинал. Умением и хребтом, а не шарой взял.

У Даньки горели огнём глаза. Но реальность переборола восторг и он, почесав макушку, отдав дань изумлению, попросил:

— Ничего себе! Слышь… Ты мать оставь в покое. Она вообще-то спокойная, даже инертная. Подруг не имеет, потому как не склонна к откровенности. Опять же, делиться своими проблемами не имеет привычки. Так что с какого боку ни посмотри — ангельская женщина, а с тобой срываться начала. Допёк ты её. А её возраст, как ни как, уже не для нервных перегрузок. Волнуюсь я.

Никита, покрутил свою ладонь, словно первый раз её видел, потом помучил нос, переложил платок из кармана в карман и не найдя ещё что бы сделать, спросил:

— Что так никогда и не кричала, а на отца?

Оторвавшись от журнала, который он листал, отрок помотал головой.

— Никогда. Он её долбает своей армией или политической важностью момента, а она молчит. Никогда не выходила из себя и не повышала голоса. Честно тебе говорю, чтоб ссорились, не помню такого. Нет, точно никогда. Мать такая штучка, если она обижается на кого-то, то просто перестаёт говорить.

Никита подсунул кулак под щёку и, пристроив локоть на край стола, спросил:

— И как же вы в таком разе общались?

Данька тут же раскрыл секрет общения и тайных тропинок к матери.

— Для меня её молчание сигнал на сообразиловку, включаю мозги и гадаю, на что она обиделась. Главное меры вовремя принять. Поэтому непонятно чего она на тебя так шипит.

— А для отца? — не слушая парнишку, спросил он.

— Тот не воспринимал её никак…

— Как это?… Что совсем?

Данька вздохнул и уткнулся в монитор. Помолчав нехотя, но выдавил:

— Для него на первом, втором и третьих местах была работа. Семья по упрощенной схеме проходила: кормили, стирали, отдыхал… Всё прочее он не замечал.

Он кивнул, давая понять, что иного ответа и не ожидать.

— Интересное кино. С чего же разбежались то, если причин для ссор не было?

— Спроси чего-нибудь полегче? — вздохнул он. — Впрочем, они и не разбегались. Просто он не поехал с нами в эту квартиру и всё, — развернулся он к настырному парню не понимая, зачем тому это?

Но Никита не собирался приостанавливать познавательный разговор.

— Да?! И отчего ж так-то.

Скрепя пришлось вводить в туманные семейные тайны. Данька заметил себе: «Не хочу, а покоряюсь, что за магнетизм…»

— Как мне кажется, я, конечно, могу ошибаться, просто он не мог стерпеть, что мама больше зарабатывать стала, ещё и квартиру купила, до её книжек кормильцем был он. Он всегда считал себя главным и зацикливался на этом. Вот и всё.

— И мать безропотно соглашалась с той ролью?

— Вот видишь, ты сам всё знаешь. Даже не пикнув. Хотя я видел, как её коробит от этих его заносов. Умный мужик был, но вот такой домострой в нём присутствовал. Отец постоянно рассказывал, что мы живём в его квартире и на его деньги. Мне, кажется, она, поэтому первое что сделала — это купила, по случаю, большую жилплощадь и тут же организовала себе кабинет, а то писала свои книжки при кухне.

— А он не поехал на эту её жилплощадь? — уточнил Никита.

Данька привычно мотнул головой.

— Не поехал…

Никита вынужден был согласиться с его доводами.

— Похоже, ты прав его зацепило. С сильными мужиками такое бывает. Популярность — это серьёзное испытание. — Помедлив он задал ещё один вопрос:- Он её обижал?

Данька широко развёл руками.

— Нет, даже не ругались, полушёпотом разговаривали.

— Даже когда разъехались? — уточнил Никита.

— Угу.

Но Никита по прикидам Даньки не отстал, а принялся к его неудовольствию копаться:

— Странные отношения. Она что не переживала, не плакала, любимый мужчина как ни как?

— Я ж тебе говорю фригидная она. Спит себе, да книжки сочиняет.

Кушнир отчего-то разозлился:

— Чушь какая-то. Живой же человек. — И тут же постарался выяснить:- Может, у неё кто-то был на стороне, ты просто не знаешь?

— Когда, если она всё время дома торчит. Ты понимаешь, эта её писанина — она застит весь свет. Думаешь, она по-настоящему ещё о чём-то думает. Да и не видит вокруг ничего, точно тебе говорю. Утром вскочит покормит меня, перекусит сама, если догадается и что под руку подвернётся, — и писать. День пишет, вечером пишет, ночь всю напролёт пишет… Мне кажется она без меня и есть-то забывает. Все мысли в книгах…

— Ну куда-то она ходит? Перемещается во времени и пространстве?… К подругам? В театр, например? — продолжил пытку Кушнир. Его затылок был закинут к спинке кресла, а ноги упирались в подставку. Глаза держали Даньку.

— Подруг нет. А в театр или на какой — нибудь просмотр, выставку там, так меня тащит. Опять же, кому она старая такая нужна уже. Её возраста мужики все при семьях, а молодому на фиг со старухой связываться не надо, когда девчонок полно. У неё подруг и тех нет. Отец не любил, когда заставал на кухни, за чаем или разговором соседку. Уходил к телевизору, отказываясь даже ужинать. Хотел, чтоб её время принадлежало только ему. Как ты думаешь — золотая голова всё-таки у него была, отчего же он с матушкой-то не смог найти общий язык, а?

Никиту передёрнуло. Он неопределённо пожал плечами, мол, кто его знает, чужая душа потёмки. Обняв паренька, он уголком губ усмехнулся и, не отходя далеко от темы, спросил:

— Как же он на тебя-то согласился?

— Наверное, по молодости сделали, по глупости, как говорят. Отступать некуда было. Но больше других детей иметь не захотел, — засмеялся паренёк.

— А замуж почему не выйдет?

— Замуж пока не собирается. Ей больше нравится быть бывшей женой.

— Непонятно…

— Что тут непонятного-то. Во-первых, не надышится свободой. Во — вторых, считает: в её годы идти на это можно только по сумасшедшей, смертельной любви. Потому что это уже не шутки. Да и какой побитый молью мужчина может вызвать такие чувства? Возраст-то её того… не до любви… — Подустав от непонятных расспросов, он решил, что настало время переключить рычаги разговора на другое:- Как ты думаешь, она нам ужин организовала или зарубила эту идею на корню?

Никита опустил тяжёлую ладонь ему на плечо.

— Иди, узнай, тебе проще. Ты навроде, как у себя дома. Я пока процессор поставлю.

Пойти Данька не решился вот так сразу, у самой двери облокотившись о косяк, тревожно оглянулся.

— А, если она нас прокатила, что тогда будем делать?

— Кончу с твоей бандурой, приготовлю сам, — обнадёжил Никита. — Да с твоей мамочкой контузию можно запросто схлопотать.

— А ты умеешь? — с сомнением спросил Данька, увлекаясь новым знакомым всё больше и больше.

— Голодный не останешься, — заверил тот.

— Ну смотри. Я на тебя надеюсь. Я вообще считаю, жаль, что без еды нельзя обойтись, ведь если бы на свете не существовало завтраков, обедов и ужинов, то представляешь, сколько так нужного, но катастрофически не хватающего времени можно было бы сэкономить!

— Фантазёр, — одними глазами улыбнулся Никита.

А Данька в восторге завопил:

— Нет, как ты всё-таки мать кинул, а если она догадается, вот что тогда будет?

Никита же не разделил его опасений:

— Если не додумалась до сих пор догадаться, с чего ей прозревать…

Данька покрутил растопыренными пальцами возле головы, получились такие себе оленьи рога:

— Не скажи у женщин так всё непросто устроено, что ой, ой, ой…

Но Никита врубил в разговор философию и отправил его за информацией в кухню к Лене.

— Когда возникнет проблема, тогда и решать её будем. Иди ойкальщик. Есть хочется.

Только паренька так просто оказалось не просто выпереть.

— Сейчас, только расскажу, как развлекался композитор Бах. Слышал про такого?

— И как? — вынужден был задать вопрос Никита.

— А это чем-то напоминало твой маскарад. Иоганн очень любил переодеваться нищим. В таком виде он заглядывал в маленькую церквушку и униженно просил священника позволить ему сыграть на органе. Через несколько минут прихожане в страхе улепётывали из храма. Они думали, что за орган сел сам дьявол, насколько классно играл «бродяжка».

— Иди трепло. Уморить меня решил.

Данька ушёл, а он, собирая компьютер, думал о том, что тянет его в этот дом, как пчелу на цветочный запах. Непонятно, но ему интересно ковыряться с Данькой и совсем не хочется отсюда уходить. Чистая и уютная квартира с её любящими друг друга обитателями тянула его, как магнитом. Подружке, разыскивающей его, он буркнул, что занят и просил не донимать без дела звонками. За этим занятием его и застал вернувшийся повеселевшим Данька.

— Кому заливаешь, жене? — ухмылялся он с порога, слушая Никиту.

Кушнир завис, но решил не умничать и не юлить:

— Я не женат, цыпке одной, — добросовестно ответил он.

Данька, заинтересовавшись, потребовал продолжения:

— Чего так-то, с женой разбежался что ли?

Никита улыбаясь замешкался с ответом, было похоже на то, что никогда не задумывался над этим вопросом, надобности не было и вот Данька столкнул вагон…

— Не был вообще женат. По глупости не сложилось, а потом голова не торопилась. Да и надобности не было… В женщинах недостатка нет. А семья?… Сложно всё. Я думаю, что мужчине следует брать на себя только те обязательства, которым он может соответствовать. Такая шкала не для меня. Я сторонник счастливого путешествия по жизни.

— Это ты шибко привередливый, наверное. От того и несёшь всякую чушь. Ты совсем не похож на мужика, который терпит фиаско. — Продолжил тему Даниил. — Выглядишь обалденно, так выглядят герои всех женских романов. Естественно, с бабами проблемы у тебя наверняка быть не должно… Они сто процентов с первого взгляда твои рабыни. — Никита подумал о косых и злых взглядах его матери и хлопанья ею дверьми, значит, не все и промолчал. Данька же продолжал балаболить:- А, я понял, никто не решается пойти на твой говённый характер, — хихикнул вконец развеселившись после пространных рассуждений он.

Никита опять хмыкнул и, щёлкнув его по носу, объявил:

— Сейчас бабам нет дела до характера и любви, главное, чтоб в кошельке звенело. А мужчину и женщину должны объединять любовь, но не только она, а ещё уверенность в помощи и поддержки второй половины. Вот такие у меня требования к женщине. Но пока не случилось такую встретить.

— Может, ты не там ищешь? — задал невинный вопрос Данька. И перекинувшись на себя, хвастливо заявил:- У меня с моей Киркой, так очень даже всё горячо и по любви. Это ты, по-моему, через края насчёт чувств хватил. Не поверю, что ты в жизни никого не любил.

Кушнир задумался и надолго замолчал. Почему-то ему захотелось к тому вопросу подойти серьёзно. Данька, не став докучать ждал. Но сколько ж можно. Он уже собрался напомнить ему о себе, но Кушнир заговорил сам:

— У тебя какая любовь, первая? Вот то-то и оно. А я свою, такую, проворонил. Вшей на нарах кормил. Она круто носочки от меня и развернула. Так что фиаско, как ты не скажешь, имело место. А ведь казалось, что всё у нас было хорошо…В любом случае, такого, естественно, я представить не мог. Было больно, однако унывал я недолго. Надо было навёрстывать учёбу и вклиниваться в новую жизнь. Так что мы говорим о разных вещах.

— Подумаешь, других что ли нет, тоже мне, проблему нашёл. Раз развернула, значится и не было никакой любви. С чувствами не надо мудрить. Они либо есть, либо их нет.

Никита покрутил стоящий на полке маленький глобус:

— Других, для другого навалом. Знаешь, секс — чудное и лёгкое занятие, но семья — дело непростое и серьёзное. Когда-нибудь мужику непременно захочется кажущихся маленькими и простыми человеческих радостей — дома, пирогов, детей, жены… Важно, чтоб не было поздно. Иногда лично мне кажется, что это не для меня.

— Неужели?! Хотя кто знает, может твоя гипотеза и права. Не на каждой, которую затащил в постель надо жениться. О! вспомнил — твои рассуждения не бред, в сказках и былинах молодым устраивали проверки…

Никита не расположенный на голодный желудок слушать его побасёнки отрезал:

— Хватит соловья баснями кормить, что там с ужином?

Но Данька сначала разобрался со своим интересом.

— Техника моя как?

Никита заверил:

— В полном порядке.

— Тогда пошли. Извини, конечно, если я залез не в своё дело.

Кушнир приятно был удивлён и первой частью — ужином и второй — расшаркиванием.

— Ничего-ничего, пожалуй, я впервые говорю на эту тему, — начал он со второй и плавно перешёл на тему касающуюся желудка:- Серьёзно, неужели приготовила?!

— А ты думал!

— Так шипела… Я решил — прокатит. Опять же, вода так яростно лилась на кухне…

Данька со знанием предмета принялся поучать:

— Одно другому не помеха. Подумаешь вода… Ты главное не дави на неё, тогда она будет для нас безопасной.

Но вместо благодарности получил от Никиты подзатыльник.

— Стратег, топай, я разберусь сам.

Разбираться не пришлось. С их появлением Лена царственно повернула свою голову и холодно посмотрев на гостя, разложила еду по тарелкам, подвинула каждому по чашке и сердито фырча исчезла, чтоб не заедаться опять с «телефонистом». Кушнир еле успел прокричать ей вслед: «Спасибо!» Они с Данькой пересмеиваясь расселись.

Никита не удержавшись постучал концом вилки о край тарелки Даньки:

— Слышь, Дань, а она меня не отравит?

У паренька вытянулось лицо. Он, заходясь праведным гневом, покрутил пальцем у виска:

— Совсем, что ль того?! Ешь. Она отходчивая. Вот завели друг друга… Все запасы злости сожжёте, чудики — юдики.

Кушнир довольно расплылся:

— Обещала же убить…

— Не всерьёз же… — опешил паренёк.

Никита, спрятав улыбку, широко развёл руками, мол, мало ли…

Данька, поняв наконец, что над ним подшучивают, уткнулся в тарелку.

А Лена да, ушла. Ещё бы! Захотелось убежать, закрыться ото всех, свернуться калачиком и ни о чём не думать. Она, как птица, вырвавшаяся после долгой жизни в клетке на волю, парила, наслаждаясь этой своей свободой последующей за разъездом с мужем, и никаких клеток больше ни хотела иметь, ни в каком виде. А этот наглец при каждой встрече пытается запхать её в котёл и прикрыть крышкой. Такого, больше никогда никому ни в какой разновидности и уловках сделать не удастся. Достаточно, что по молодости вышло у Семёна. Он был старше её, закончил военное училище, а ей всего то 17 только-только исполнилось. Самая пора, когда девчонки трещат, как сороки о любви, а тут такая картинка нарисовалась. Влюбилась сразу и с потрохами. Только Долгов романтики не признавал. Семейные отношения понимал по — своему. Как шкаф, стол, ведро… Сначала думала так и надо. Потом привыкла. Только то тёплое чувство, что толкнуло её к нему, испарилось. Не сразу конечно. Просто с каждой новой попыткой раскрытия им ей образа в рамках: кто она и кто он, уходило в безвозвратность что-то доброе. А именно то, что лепило его к ней. Но он шёл дальше, муссируя вопрос: чего добился он и чего она. Вот оно — это чувство уменьшалось, уменьшалось и исчезло совсем. Да, так и было. Между ними всё больше разрасталась пустота. Только она не могла отказаться от него. Что там говорить, он бы и не позволил. Всегда был не только эгоистом, но и собственником. Всё равно в чём: в людях или вещах, какая разница. Но покупка Леной квартиры разрубила этот узел. Наверное, всё же пора поставить точку и самое время заключить мир с прошлым.

Работы не получилось, потому что в доме находился посторонний человек. Сна, вероятно по той же причине, не было ни в одном глазу. Мысли сбились в пугливую кучу. Помучив подушку, лежала на спине и разглядывала потолок. Нет! Это невозможно… Валяться она больше не могла. Подумав, сползла с кровати. Открыла дверь, прислушалась, кажется, тихо. Похоже, нежеланный гость ушёл. Прошла в кухню. Свет включать не стала. На ощупь достала открытую бутылку «мартини», ту самую, и попробовала отвинтить крышку. Не получилось. Подналегла ещё раз. Ничего подобного, упирается. И так, и эдак… ничего. Занервничала. Мировая с прошлым тормозится…

— Помочь? Это я умею, — раздалось за спиной. Она вскрикнула и присела. — Извини, напугал, — забрал из её рук падающую бутылку Кушнир. — Ты знаешь, что алкоголики попадают в ад, — изрёк Никита, поддержав и её под локоть. — Одной пить страшное дело. — Он достал ещё один бокал. Легко осилил истерзанную ей бутылку. Ухмыльнулся. Разлил и подал ей. Тут же с серьёзным видом уколол:- Ты ж говорила, что не пьёшь?

Она знала точно, была уверена на все сто — он её не просто раздражает, а очень, очень… И может даже быть ей хочется его убить. Можно даже не один раз. Она еле сдерживала в себе злость. Беда просто какая-то, когда он рядом она превращается в тигрицу. Но и это ещё не всё. Ей непременно хочется броситься на него и расцарапать его ухмыляющуюся рожу. И она, отойдя от испуга, цедит сквозь зубы:

— Это аллергия на тебя. Из-за тебя у меня появилось желание надраться!

— Я польщён, но подумай о таком ужасном последствии, как утреннее похмелье.

— Идиот! — сорвалась она. Желание убить его стало ещё сильнее. И чтобы не выдать своих истинных чувств, прикусила губу.

Он просто обязан был возмутиться.

— Слушай, перестань меня обзывать! Я тоже при желании могу поусердствовать.

— А ты не нарывайся, — воззрилась на него она честными глазами. — Что-то я не припомню, чтобы давала тебе право так со мной разговаривать.

Обстрел закончен, она презрительно улыбнулась и, забрав свой бокал, направилась в свою спальню, думая на ходу: «Какой противный, надо отшить его от Даньки». Она даже повеселела от такого внутреннего монолога. Здесь она выиграет.

Глава 8

Через полчаса она уже так не думала. Постояв у окна, глядя на полураздетые деревья и яркие осенние звёзды, как лампочки на них и путающиеся в ветках облака, старалась успокоиться. Но это плохо удавалось. Какой-то внутренний страх разгонял мысли, не давая им собраться вместе, а ей сосредоточиться. Тогда она открыла записную книжку Семёна и принялась изучать её. Позвонила одному, второму, третьему… Все кто мог бы ей помочь разобраться, делали как раз наоборот: чинили всякие препятствия, чего-то не договаривали, уводили разговор в сторону и это вместо того, чтоб встретиться и поговорить. Почти отчаялась. Она, конечно, понимала, что ей придётся туго, но не представляла себе, насколько это было безнадёжно. Решила: так или иначе, но она всё равно бросит камень в то болото и намутит его. Злость заставила думать. Припомнила, что близок был с Иваном, водя по исписанным мелким красивым почерком строчкам, вспомнила его фамилию. Кажется, удалось. Набрала номер. Ответил мужской голос с хрипотцой. Представилась. Попросила Ивана Фёдоровича. Оказалось он и есть. Поговорила о том о сём и подвела к нужной теме. Договорилась о встрече на завтра в маленьком кафе. Лена несколько раз бывала в нём, народ не очень заглядывал туда, а ей понравилась тишина и покой царящие там. Когда голоса на кухни стихли, вышла освежиться на ночь, заодно заглянула и в мойку, перемыть посуду, но раковина была пуста. Приятно удивилась и отправилась в душ. Подставив лицо тёплым потокам, желала одного: здоровья и покоя. Растерев тело полотенцем, накинула халат, и бегом пробежав по коридору, нырнула в прохладную постель. Холода давят на землю, но коммунальщики не торопятся топить. Надо копить деньги и строить индивидуальный дом. Тогда можно будет иметь своё личное отопление и топить им, когда хочется, сколько хочется, хоть летом. Повода заглянуть ещё раз к сыну, где комфортно разместился Кушнир, у неё не было и она, потоптавшись перед дверью, ушла к себе. Без пожелания ему спокойной ночи обычно она плохо себя чувствует, но на этот раз по причине присутствия «телефониста» пришлось крепиться. Устроив голову на подушку, она твердила: «Как я его ненавижу, как ненавижу, ненавижу…» Задремав, она не слышала, когда ушёл Никита и Данька запер на все запоры дверь.

Поднялась по звонку будильника. Утро её радовало своим приходом. Да и как может не радовать солнце, в конце концов? Настроение, как правило, хорошее, даже если бывает зависимость со шлейфом ушедшего прочь дня. Она благодарна тому мигу, когда наступает утро, ведь оно несёт в себе неизвестность и надежду.

Покормив сына завтраком, напомнила про время установки двери в квартире отца, к которому ему надлежит приехать. Данька обещающе кивнул, но просил по ходу дня напомнить. Посмотрела на часы. Время до встречи было ещё навалом. Можно сварить суп. Время полетело быстрее. Хотя всё равно волновалась. Если б она не была уверена, что что-то узнает и доберется до сути, выйдет пусть не на заказчика, а на исполнителя, она ни за чтобы не начинала эту канитель. Но такая уверенность была, и Лена отправилась на встречу. Когда она пришла в кафе, Иван сидел за столиком. А с ходу ей показалось, что в нём нет ни души. Стояла просто мёртвая, совсем не земная тишина. Словно и не кафе это, а какая-то инопланетная станция или на худой конец арктическая. На какой-то момент сердце сжалось от страха и ей почудилось, будто она здесь оказалась единственным живым существом. Наваждение рассеялось с приходом официантки. Лена заметила мелькнувшее за колонной лицо, прикрытое до этого газетой. Она узнала его по фотографии, хоть он и был в гражданском костюме. Села за столик, заказала кофе.

— Добрый день я опоздала?

Из-за газеты, скрывающей собеседника, до её ушей донеслось.

— Собственно нет. Я только что зашёл… Вам газета не помешает?

Словом такие страхи навёл, что она сама была готова комплексовать. Пальцы, сжатые в кулачки, разжались и прошлись в дроби по крышке стола. Но язык сказал совсем другое:

— Да, нет, если вам так удобно… Мне надо с вами поговорить?

— Я догадываюсь… Вы не могли бы быть более спокойной… О чём пойдёт речь? — проговорил он, не смущаясь из-за газеты.

— Я постараюсь. Что касается другого, то может быть так, а может, и нет. Мне интересно всё знать о последних стрельбах.

Твёрдость её голоса на него подействовала. Он всё-таки отложил газету. Напряжённо взглянул на неё. Она заметила, как он поморщился и огляделся, но кроме них никого в зале не было. Со стороны всего лишь казалось, что двое мирно попивают кофе.

— Ничего проще включите телевизор или раскройте газету. Можете даже эту.

Лена едва сдерживала раздражение: «Чего он так трусит…» Но надо выжимать информацию. Главное — не перегнуть. Не давить чересчур.

— Иван, мне не это надо. К вам толкнуло не любопытство. Я книгу пишу. И не придуманный сюжет лёг в основу, а реальный. Поэтому хочу знать не из статей, а в беседе с человеком, что был рядом с Семёном там. Зачем он туда поехал, о чем он там и с кем говорил? Не происходило ли чего то нестандартного?

Он смотрел на неё по-новому и заговорил иным голосом.

— Странное желание. Это ж далеко от темы стрельб.

Не очень хотелось, но она объяснила:

— Детектив. Поверьте, мне любая мелочь важна. Я, конечно, могу сочинить, только это опять будет не реально, этого уже столько, что смешно читать. Но сначала расскажите о цели стрельб.

Он не видел, как Лена затаила дыхание. Он вообще на неё не смотрел. Вздохнув как-то отрывисто, сухо начал:

— Ты даже не представляешь, в какое болото лезешь. — Но зацепив её настырный взгляд, смягчился:- Хорошо. Задумывалось организаторами, как учение, а боевые стрельбы должны были получить статус экспериментальных и показных. На реальность никто не рассчитывал. Потому как, учитывая низкий уровень боевой подготовки ракетчиков, это был даже в таком виде, рискованный эксперимент. Ну, это тебе не надо рассусоливать, ты сама в курсе. Смогла, наверное, заметить разницу подготовки расчётов в Союзе и сейчас. Стрельбы были организованы в условиях почти идеальных, и, естественно, предполагалось, что все мишени будут сбиты по плану. Спектакль, понимаешь? Сам комплекс С 200 не предназначен по стрельбе малозаметных целей, какие идут на невысокой высоте. Не смотри на меня так, это заложено в нём конструкторской мыслью. К тому же мишень ВР-3 «Рейс» вообще не предназначена по своим техническим характеристикам для стрельбы С200. По ней стреляют С 300.

Слушала, кивала. Думала: странное дело: смерть Долгова оказала на него меньшее влияние, нежели разговор о стрельбах. Очень странно! Стоило ей затронуть этот вопрос, как его лицо исказил страх. А вытянутый из него разговор лился сейчас рекой, словно он ждал его и торопился сейчас всё выложить. Лена не удержавшись на солидной волне задала сидящий на языке вопрос, он прозвучал наивно, то безусловно был минус. Она это почувствовала сразу, но слово не воробей.

— Об этом, что никто не знал?

Но Иван казалось, не заметил этого. Он пододвинул к себе пепельницу и закурил. Очнувшись, предложил ей, она покачала головой, мол, не курю. Он стряхнул пепел и сказал:

— Как не знали, знали. Семён ещё задолго до стрельб суетиться начал: говорил и шумел и записки докладные писал. Ну и скандал тогда был! А толку-то…

«Оказывается и слушал, и заметил. Притворщик».

— Почему?

Он затянулся и его холёное лицо исказила кривая усмешка:

— Хорошо, хочешь, объясню… Для министерства учения были чудесным имиджевым поводом продемонстрировать «высокую готовность армии». Вот на это министр и купился. Хотя раньше, после доклада Долгова, был против. Но, по-видимому, нашлись специалисты выше Семёна рангом, переубедили.

— Понятно. Что дальше?

Он внимательно за ней наблюдал. Ей стало чуточку не по себе. Она поймала себя на мысли, что точно таким же взглядом, наверное, смотрела на него в начале разговора она. Поймав её взгляд, усмехнулся и как бы нехотя заговорил:

— Поверь, дальше уже пошли не ошибки, а дурь. Сплошные нарушения. Перекрыли воздушную зону площадью 140 км, а комплекс С200 использовали с дальностью стрельб 260 км. Вот и считайте, что это. Получилась, таким образом, предпосылка для ЧП. Международная трасса Б-145, по какой летел российский лайнер, оказалась в секторе стрельб.

— Но ведь при заштатной ситуации предусмотрены варианты…

— Ой, только не смотри на меня, как солдат на вошь, — отбил он её взгляд. — Так и есть… Зная не перекрытую зону полётов и возможности доработанной двухсотки, Семён перед самыми стрельбами, просил остановиться. Они ещё на командном пункте с Поповым чуть не подрались. Там такое было… Разозлившись, на упорство и головотяпство Попова, Семён хлопнул дверью и ушёл в «национальный исследовательский авиационный центр» и оттуда наблюдал за стрельбами.

Лена обомлела:

— А там что, есть такая возможность?

— Есть локаторы.

— Чёрт, теперь понятно, почему они промашку допустили…,- она прикусила язычок, вспомнив про дискету Долгова. Механизм многоступенчатого контроля и соблюдения секретности у них отлажен как часы. И всё — таки в случае с Семёном он дал сбой. Она подняла руку:- Это я так к слову. Но давай-ка к делу. Дальше!

«Пусть будет дальше» В раздумьях, поскрипев зубами, он упёрся взглядом ей в лицо.

— После старта мишени и вход её в зону стрельбы, оператор наведения доложил про то, что его радар «захватил» не одну, а сразу три цели. Оператор не имел технических возможностей определить, что собою представляют те цели. Будь у него опыт стрельб, он бы сравнил данные индикатора скорости захваченной цели и имеющую перед глазами реальную скорость мишени, и понял, что захватил ни мишень, а самолёт. На 75- ом комплексе есть понятия первичной, вторичной информации… На 200 этого нет. На ней отсутствует информация по дальности… Но это не для любителя разговор. Ты сломаешь голову в технических терминах. Скажу так — используются данные других систем разведки. Хотя командный пункт имел общую картинку перед глазами. Цель 1 была мишень, целью 2-российский ТУ-154 и целью 3- армянский АН-24. Данные поступили на командный пункт учений и только от них и от решения руководителя стрельб, зависела судьба стрельб. Но что именно захватила ракета, они не знали. Единственно правильным в той ситуации было: отменить стрельбы и обесточить ракету.

— И что ж Попов?

— Получив доклад: «На экране три цели!» Вы ж его знаете, он браво скомандовал: «Да ну их в сраку! Огонь!»

Лена вытерла ребром ладони вспотевший лоб. Картинка так ясно прошла перед глазами. Она пробормотала:

— Впечатляюще. — Но поборов эмоции она продолжила разговор:- Раз С-200 не захватила конкретную цель, что ж началось…

Иван, обжёгши пальцы, затушил окурок.

— Ох началось!.. Началось, за помощью наведения командного пункта бригады, автоматическое сопровождение всех трёх целей. — Он понизил голос и оглянулся. — Практически дивизион захватил и вёл с хода самолёт, а не мишень. Если б у ребят был опыт, они бы возможно разобрались. Но где его взять. Все стреляли впервые. В 12 часов 41 минута 20 секунд был произведён пуск. Дальность цели 1 была 26–28 км. Ракета после старта развивала скорость 1 км на секунду. Не захватив маломощную цель, и не могла её захватить, тем более имея конкурентами две мощные цели, она устремилась к самолёту. В той обстановке не могло быть иначе. Ракета выполняла конструкторский замысел. Выбрав самую мощную цель, она пошла к ней. Она задумана так. Но ещё можно было избежать беды. У командира дивизиона возникли сомнения. Он доложил Попову, что наведение на цель сорвано. Знал ли Попов что будет иначе? Это тот ещё вопрос. Первое по опыту и должности — положено. Второе, если нет, то как такой идиот попал на ту должность. Опять же, если знал, зачем стрелял? да ещё с нулевой подготовкой дивизиона? Одни вопросы. Получается идиот подгоняет идиота.

— Я поняла. На счёт идиотов я согласна, но не в таком же количестве в одном месте. Что потом? — она воззрилась на него.

— Попов решил, что дивизион промахнулся и приказал уничтожить мишень комплексом С 300. А на ракету, как они пытаются втюрить, мол, просто наплевали, и она себе полетела дальше, набирая высоту.

— А что дивизион?

— Не получив команды «отбой», он дальше проводил автоматическое наведение на цели, что были в зоне «радиолокационного захвата». А шли одна за другой две цели. Опять же пытаются изобразить, мол, на командном пункте стрельб «положили» на это. Но это очень простое и примитивное объяснение, как ты понимаешь сама. Получаются уже махровые идиоты…

— Значит, ты уверен, что картина совсем иная и никто ни на что не плевал?

— Думаю да. Иначе бы, после осечки, просто остановили всё. Все ж не мальчики и настрелялись за службу, слава Богу.

— Это правда? Ты не шутишь? Остановить-то ракету можно же было?

— Естественно, для этого всего лишь достаточно было отключить питание, и ракета превратиться в болванку. Время было навалом.

— А подсветить её с другого дивизиона нельзя было?

— С какого другого?

— Говорят же там стояла бригада 200 соток…

— Так с неё и стреляли. Ты думаешь на полигоне разворачивали какой-то иной комплекс?

— Пока я ничего не думаю, а слушаю что говорят на наших голубых экранах. Кстати, а с иного комплекса, — в неё упёрся его непонимающий взгляд, мол, чего ты добиваешься, я же всё объяснил. Она заторопилась объясниться. — Я имею ввиду экспериментальный вариант, если допустить случай, что эту ракету подсветил иной комплекс…

— Ничего не будет. Свети, а хоть лопни.

— Почему?

— Да потому что у каждого комплекса свои частоты. Поэтому вёл цель именно стреляющий комплекс. В 12 часов 45 минут 4 секунды радиолокационная цель 2 исчезла с экранов. Ракета прошла 245 км за 220 секунд. Она сама себя навела на самолёт. Что и предусмотрено её конструкцией, наводиться на цель в полуавтоматичном режиме. Она, совершив маневр, догнала самолёт сзади. Просто в 15 м над лайнером сделав подрыв. Пассажиры погибли без страданий, мгновенно. Лётчики почти минуту наблюдали эту жуть. Зафиксирована последняя их фраза: «Куда попало?» Сама по себе она никуда не долетит. Наведение ведётся оператором и только при радиолокационном подсвечивании цели. Как только питание отключают, ракета, как телеграфный столб летит прямо, пока не кончится горючее. Если подсветка сохраняется, то никакого другого способа дать сигнал на самоуничтожение у этой ракеты нет. Шансы посчитай сама. Отминусуй от времени старта время подрыва и реши достаточно это для отключения питания или нет. Чик и всё!

— Значит, питание не было выключено? Тогда ты прав выплывают два вопроса. Или цель сбили целенаправленно, демонстрируя возможности комплекса и тот кто это устроил после шума отсидевшись заживёт на полученные деньги не таясь или в штабе ПВО одни идиоты. Причём снизу до верху. Как можно не видеть, что дивизион ведёт реальный бой?

— Н — не знаю… После стрельб Семён опять схватился с Поповым, доказывая ему, что это мы сбили самолёт, а тот всё трепал картой и, c пеной у рта доказывал, обратное.

— У Долгова были доказательства?

— Во — первых, у Семёна была голова и опыт… Но, похоже, что и карты, которыми он бил, были. Долгов водил Попова к морякам и там, на компьютере что-то ему демонстрировал. Стрельб проводить на полигоне было нельзя. Семён с самого начала это доказывал и даже министру писал. Двухсоткой пробовали стрелять ещё в 99 году в Казахстане, выпустили две ракеты и обе «пошли в молоко». Семён был при этих стрельбах, потому и настаивал на непригодности мишеней такого типа для стрельб С200. — Он помялся, потом нехотя сказал. — Кажется, Семён пылил и ещё по ходу самих стрельб, а не только уже толкуя им про непригодность мишеней. Но что это, я плохо слышал, далеко стоял…

— Я тут вспомнила, ведь весь этот год велись и муссировались слухи о сокращении группы 200. Люди измаялись не зная на что кинуть свои судьбы. Сейчас думаю, а что если эти слухи шли не с потолка, и кто-то уже заранее знал судьбу стрельб…

— А я вам о чём толкую. Они уже подсовывали на сокращение её и не раз, но Семён грудью стоял, теперь дорога открыта… Вопросы ещё есть?

— Угу. Говорят, что на самолёте была отключена система опознавания «свой — чужой»?

— Враньё.

— Спасибо, Ваня.

— Рад, если помог. Только у кое-кого из торговцев оружием с Семёном счёты раньше начались.

Лена буквально онемела.

— Какие счёты, за что?

— За пропавшие, проданные комплексы и пригодные для нас самих самолёты. А так же, вертолёты, за копейки отданные в наём. Там много чего накручено. Голова идёт кругом.

— Что?

— У него всё было на дискете. Хранил он её у себя в сейфе, после гибели я забрал. Носил с собой, чтоб не попала в чужие руки. Сами понимаете, начнётся: откуда, зачем и кто в курсе? Большие бабки в игре не пощадят никого. А на кладбище во время похорон положил её в карман вашего плаща. Вы не нашли?

— Нет. И плащ этот у знакомых остался. Завтра же заберу. Откуда у него это?

— Ах, какая неприятность! Надо было уничтожить, а я… Идиот! — Он помолчал и, потерев виски, продолжил. — Ему старый знакомый, уволенный командир полка подсказал, Амосов. Знаете такого? — Лена кивнула. — Вот. Как документы попали к тому, не знаю. Но он раком болен. Практически мужик обречён. Мы часть там невдалеке проверяли. Навещать его ходили. Он с Семёном долго шушукался. Если застанешь живым, съезди, поговори. Нет, попробуй разобраться с дискетой. Впрочем, может оказаться так, что это к делу не относится. Так сказать, два мешка с разным содержимым. Только давай так, я с тобой не говорил, и видеться мы не виделись. Что-то не нравится мне всё это.

— Да, конечно, Ваня. — Обещала Лена, с тревогой посматривая на всклокоченного офицера.

— Добьют сейчас, пользуясь случаем, армию. Ты представляешь? Уволено уже 42 генерала. Интересно знать, по чьей вине армия стала небоеспособной, стреляет по мирным домам, сбивает чужие гражданские самолёты?

— Я понимаю Ваня, понимаю. Уходят последние спецы. Дальше придут на их места, не стрелявшие, не служившие, не учившиеся, как положено. Совсем скоро мы не сможем никого защитить, а опасность представлять будем только себе…

От волнения он постоянно плавал между ты и вы. Лена не обращала внимание.

— Ты права. НАТО мы не интересуем, как боевая единица, а нужны, как пушечное мясо для своих операций и плацдарм для размещения баз.

— Об этом догадываются все. Одно плохо. Цена этой догадки для многих разная. Для одних будущее, для других валюта. Мы не мизерная Прибалтика или Польша с пятачок. Нам нужна полноценная армия, но они не дадут нам её иметь.

— Лен, что я хотел спросить… Ах, да! Раз копаешься, значит, не веришь, что Долгов разбился по пьяному делу. Мы тут с мужиками того же мнения. Это они перемудрили.

— Ты догадлив. Спасибо и пока.

Его губы вновь зашевелились и она прочла:

— Лен, ты не видела меня, я тебя.

Наверное, это банально, но сейчас он напоминал ей затравленного зверя. Это не очень приятное зрелище, когда мощный мужик стремительно меняется на глазах и становится похож на загнанного зайца. Другие сравнения в голову не лезли. Уж с Долговым бы никогда не произошло такой метаморфозы. Впрочем, характеры, как и всё в этом мире, разные. Хотелось приободрить. Одними губами прошептала:

— Поняла я всё, не волнуйся.

— Будь осторожна. Правда с кривдой испокон веков одни педали крутят.

Она подняла ладонь.

— А как же.

Да, не густо, но расстраиваться очень то не стала. Силком не выжмешь, можно запросто нарваться на непристойности. Если ему найдётся что ей сообщить, то он организует способ это сделать. Хотя кто знает, этого Ивана. Но она сделала всё, что смогла.

Слова благодарности не были произнесены. Зачем? Оба понимали всё. Она поднялась, а он остался сидеть так же, как сидел до её прихода, потеряв к ней всякий интерес.

Глава 9

Теперь ясно, что Семён действовал по собственной инициативе… и непонятно зачем ему было нужно. Камень плёткой не расколешь. Стрельнули, так стрельнули… Что конкретно происходило, никто не знает. Она не шла, а бежала. Возбуждение зашкаливало. Вопросы нарастали… Зачем надо было устраивать эти стрельбы результат которых был 50х50, даже без того несчастного самолёта? Хотя в средствах информации всё выглядело пристойно и патриотично. Только вот та информация была рассчитана на одних профанов. Сами же знали, что то риск. Вначале, конечно, всё выглядело впечатляюще. Пресса, телевидение, бесконечные пышущие восторгом интервью, пиар, гости на трибунах… Но Лена нутром чувствовала, что вся эта затея имела ещё один, скрытый от всех смысл. Нет, это не стечение обстоятельств. Ситуацию смоделировали. Вообще-то на время стрельб воздушное пространство перекрывается. За то платятся огромные деньги. Если режиссёру нужны были реальные цели — самолёты, то время стрельб надо было перенести. За это пришлось бы выложить ещё сумму. Повод должен быть очень весомый. Надо непременно проверить эту версию. Как она понимала: с проведением этих стрельб была явно затеяна какая-то крупная игра. А игра, она на то и игра, чтобы в ней были победители и побеждённые. Естественно, военные были слепыми исполнителями. Они те на которых можно все «ошибки» списать. По Сеньке и шапка. Шобла, те кто за деньги шёл на мерзость, была на вторых ролях. А вот организатор — кто-то могущественный. Играть в такие игры мог только очень крупный игрок. Лена ликовала, у неё появилась только что первая ниточка, за которую можно потянуть и вытянуть на свет божий всю эту загадочную историю со сбитым самолётом. Нет, всё получается слишком сложно, засомневалась вдруг она. Не надо делать поспешных выводов. Разрабатывай пока версию со временем и связь господина Х с господином П, хотя к чему она приведёт, заранее сказать трудно. Не исключено, что здесь может быть что угодно. Шла к машине, думая над словами Ивана, ругала себя. Похороны прошли, как в тумане. Ничего не видела, ничего не помнила. Дискету просмотрела. Может, так-то и ещё что-то важное прошло мимо. Надо признать, смерть Долгова сильно подкосила её. Да он был не с ней, но он жил рядом, она его видела, могла поговорить о сыне, если возникали проблемы, он хоть и ворчал на её неумение воспитывать, но помогал. В такие минуты ей очень хотелось закричать на него, напомнив ему, что он и его сын и ему тоже не лишнее было бы заняться этим самым воспитанием. Но, вспомнив, что ему дети на фиг не были нужны, прикусывала губу и радовалась тому вниманию, что слёзно выдирала из него для ребёнка. Что поделаешь, Долгов был разным. Умным, сильным и волевым для знавших его и никаким для неё. На семью у него никогда не было времени, любая просьба сделать что-то для дома раздражала. Наверное, поэтому, он больше не женился. Иногда доходили слухи напоминающие какое-то подобие романов. Но Лена не вникала. Пустое. Семьёй он больше ни при каком раскладе не обзаведётся. Думы испарились, как бы ещё секунду поморгай она, и её душа отлетела прочь. Машина мчалась с огромной скоростью и прямо на неё, и, не успев даже выругаться, она отскочила в сторону с невероятной прытью. Вот это да! Какого чёрта так ездить?! А ходить… Чуть под колесо не угодила, задумчивая калоша… Вцепившись в липу, она приводила дыхание в норму. Вдох, выдох… В общем, приходила в себя. Так, ладно, успокоилась. Полезно не думать на дороге, а смотреть по сторонам. А теперь что уж… Не стоит, пожалуй, так переживать. Потихоньку пошла к своей машине. Сняла с блокировки. Вставила ключ. Ничего не перепутала. За рулём окончательно успокоилась. Поехала потихоньку. Обеляя себя заметила, что задуматься было над чем. И хотя ей сейчас это не хотелось делать, а память увы, настырно возвращала её к разговору. Кто и почему не остановил ракету? Почему из стрельб сделали важную государственную тайну понятно — мундир берегли.

Тормознув у овощной ракушки, купила ветку бананов и ананас и не заезжая домой покатила к знакомым, у которых оставила плащ. Знали друг друга с молодости. Посидели, попили чаю, повспоминали пролетевшие незаметно мимо жизни и не похожие на мечты молодости годы. Знакомая спросила, о чём последняя книга Лены. Лена вздохнув, не скрыла, что о Семёне и роковых стрельбах. «Но ведь ты пишешь детективы?» «А это и будет детектив только не придуманный, а реальный. К тому же для многих весьма неприятный». — Пообещала Лена, прощаясь и унося плащ. В машине ощупала карманы, дискеты не было. «Только б был жив Амосов».

Дома ждал недовольный долгим отсутствием матери Данька. Ребёнок, не приученный готовое варево себе разогреть, несказанно нервничал. Он грыз хлеб и ворчал:

— Мать, где тебя носит, я с голоду умер?

Лена слабо отбивалась. Чего пылить, коль сама избаловала.

— В микроволновку засунуть мог бы и сам. Случись, что со мной, как жить, отрок, будешь?

Данька ответ нашёл быстро:

— Женюсь. Если всё самому делать — жена на что.

Лена, огрызнулась, пытаясь пристыдить:

— Эгоист.

Он завопил:

— Мать, я есть хочу. Отложи воспитательный процесс. Прописная истина есть — накорми, напои, а потом и сказки рассказывай.

Лена, мечась по кухонному пространству, пыталась выяснить о реализации намеченных планов:

— Дверь поставили?

— Давным — давно. Где ты была, я волновался, наверное?

— По делам книги ездила.

Сын стянул наушники и прекратил притопывать ногой. Неведомая опасность, забравшая отца и угрожающая матери, держала в тисках и его. Это печатью стояло на его лице. Сейчас он был готов защитить её от чего угодно. Только как и откуда ждать опасности он не знал. Ткнув палец ей в грудь, рассеянно заявил:

— Смотри в какое-нибудь дерьмо не влезь. Я так перенервничал, что Никиту на ноги поднял. Надо отбой ему дать.

— Как это ты догадался, что я именно туда влезла? Никита? Очень интересно.

— Зная твою неумную энергию, об остальном догадаться было нетрудно.

Ооо! Лена раскрыла рот и округлила глаза, а он, повернувшись к ней спиной, принялся названивать Кушниру. И дозвонился, поглядывая на неё, он мило побеседовал.

От упоминания этого имени её слегка тряхануло. Что за проклятый, высокомерный, самодовольный ублюдок вполз в их жизнь. Сын так непросто, не смотря на свою кажущую лёгкость, сходится с людьми, а тут как приклеили. Она ненавидела этого Кушнира даже сильнее, чем, вероятно, он того заслуживает. Решила прямо сразу и безотлагательно, раз уж речь зашла о нём не по её воле, разобраться:

— Сынок, что у тебя общего с тем «телефонистом». Он намного старше тебя и вы такие разные.

У Лены в отношении истинного положения Кушнира не было никаких подозрений. Всё просто. Короля играет окружение. У Никиты не было никакого окружения. Он был один. И совершенно непонятен ей. К тому же её раздражал его нагловато-оценивающий взгляд.

Отхлебнув остывший чай (горячий он не пьёт) из объёмистой кружки, Данька сразу дал понять, что он не на её стороне.

— Ма, чего ты так въелась в него. Честное слово, нормальный парень, ты просто к нему предвзято относишься. О! Вспомнил. У вас нашла коса на камень.

Вот за что она любит его, так то за смекалку и сообразительность, умение от всего отбрехаться. Ишь, герой! Не давая спуску она пошла в лобовую атаку:

— Причём тут какой-то камень? Что ты плетёшь, в самом деле. Он хам. «Этот негодяй Кушнир — слишком красив сам собою. На него на улицах, поди, оглядываются», — подумала и совсем расстроилась. «Что за мысли дурацкие в голове».

А Данька отхлёбывая, хрустел печеньем и причитал:

— Так не справедливо. Ничего же плохого он нам не сделал, только одно хорошее.

Гм-м!.. Может и так. Подумаешь, переборщила чуток. Куда деваться, Лена пошла на попятную:

— Ладно, я постараюсь сдерживать себя, злясь на него на расстоянии…

Данька на её заявление поморгал маленько длинными ресницами, обмусолил, а потом подкинул новый сюрприз. Нисколько не смущаясь, заявил:

— Мать, ты только не паникуй. Мы с группой катим в Карпаты на неделю.

Лена растерялась. Дважды эгоист. Он решительно не желал понимать того, что поняла она. Остаться сейчас одной ей совсем не хотелось бы. Её вязал по рукам и ногам страх. Не сдержавшись, она выпалила:

— Боже мой, а как же я, одна, без тебя? Данька, это не честно!

Сынуля, уплетая за обе щеки, уступать женским капризам не собирался, а вот поучать — поучал:

— Ёлы-палы, продуктов наберёшь, и будешь сидеть подольше дома, работать. Никита за тобой приглядит, мы обговорили этот вопрос.

«Бац!» Лена подпрыгнула, как будто наступила на гвоздь или грабли саданули в лоб.

— Это ещё зачем? Не нужен мне такой надсмотрщик. Чёртов телефонщик! Позёр несчастный! Знает, гадёныш, чем меня уколоть. — Поймав удивлённый взгляд сына сбросила обороты и, отмахнувшись, объявила:- И вообще устала я, пойду, отдохну и поработаю. Поешь, оставь всё на столе, я потом разберусь. А пока не трогай меня.

Он кивнул, но посчитал важным добавить:

— Договорились. Только давай со своими книжными расследованиями без фокусов и переодеваний, а то мне что-то за тебя не спокойно.

Лена подпрыгнула ещё разок, похоже — вторую ногу достала неудача первой. «Не спокойно ему, а катит не желая лишать себя приятного». Натянув маску суровости, рыкнула:

— Что ты имеешь ввиду?

Данька наевшись, как всегда принял свою излюбленную позу — отвалился на спинку:

— Ты знаешь, что хамелеоны не любят шум, но тоскуют в тишине. Это так на тебя похоже.

Лена сердито отмахнулась:

— Не городи огород. Я устала.

Она хотела видеть Даньку (и старалась для этого), человеком, за которого никогда не будет стыдно, уверенным в себе, дисциплинированным и ответственным, непременно набравшимся уму разуму. Но получился какой-то компот. Он не плохой парень, но со своими тараканами. Лена зашла в кабинет, включила запись разговора с Иваном, сделанную тайно миниатюрным магнитофончиком, находившимся в сумочке и прослушала ещё раз. Сделав по кабинету несколько кругов, села писать. В разгар работы позвонили со службы Долгова и попросили забрать кое — какие его вещи. Лена все дела отставила и помчалась. Машина не завелась, пришлось добираться городским транспортом. На КПП прождала напрасно, к ней никто не вышел. После часа бесполезной болтанки, позвонили и извинились, мол, выйти не получается срочный вызов к начальству. Оно понять можно — всё начальство не только военное превыше всего. Делать нечего пришлось отправиться в обратный путь не солоно хлебавши. Она неторопливо шла по дорожке и размышляла о том, за каким таким хреном она им понадобилась… Задумалась, так и есть, но не додумала. Хотя уже сам по себе этот факт заслуживал внимания. Да если учесть некоторую щекотливость ситуации. Находясь в какой-то растерянности, так и не поняв кто и зачем её вызывал, отправилась домой. Не догадавшись вызвать такси, настоялась на остановке, потом натряслась в троллейбусе. Заодно уж разозлилась на погоду. Давно пора бы уж снегу выпасть, а было всё ещё тепло. Как будто перепутала в своём календаре что-то природа. Так устроен человек виноватого ищет везде и во всём, но признать это не торопится. Шла через двор словно чумная. Вдруг её внимание привлёк живой цветок. Беленькие мелкие соцветия на длинно упругой ножке. Жизнь среди увядания и смерти. Кругом опавшая листва, а он цветёт себе белым цветом, качаясь под напором ветра. Она засмотрелась на это чудо и пропустила нёсшегося к ней наперерез Кушнира. Когда заметила, остолбенела от его встревоженного взгляда: «Что ему от меня надо!» Показывая своё ему «фи» нагнулась к цветку. Рядом что-то жикнуло. «Интересно, что это?» Медлить было нельзя, а она себе раздумывала. Что да как? Пока она это самое раздумывала над этими двумя вопросами, Никита в несколько прыжков преодолел расстояние до неё. Она попыталась его оттолкнуть, но было уже поздно. Он налетел на неё, сначала откинул за старое широченное с огромным дуплом дерево, а потом, свалив на землю, подпихнул под себя. Подумала: «Ох, как не везёт этому плащу. Вещи, как и люди — бывают везучие, а бывают, что и нет».

Охрана засекла киллера по солнечному зайчику. Время на раздумья у Кушнира не было. Лена шла по двору. Вот он и рванул.

Опомнившись, Лена попыталась царапаться и кусаться, а ещё, вспомнив, что имеются голосовые связки, орать. Чем сильнее он давил её, тем громче она пыталась орать. Но это ещё не всё. Вместо того, чтоб отпустить, Кушнир вжал её носом в рыжую траву. Мол, ешь и помалкивай. «Не слишком ли он позволяет себе?!..» Ох, как она его ненавидела. Валяние это пирожком продолжалось до подхода двух рослых парней с оружием. Под их прикрытием, Кушнир поднялся сам и поднял с земли её. Оглядев её живой, но петушиный вид, буркнул: «Дуракам везёт». Её глаза от возмущения готовы были выпрыгнуть на грудь. Ооо! Предусмотрительно перехватив её руку, чтоб не получить оплеуху, он держал мёртвой хваткой, прикрывая собой. Лена, захлёбываясь злостью, попыталась вырваться, но где уж там, он был силён. Поняв в бесполезности борьбы переключилась на себя. Осмотрев свой испорченный плащ, только собралась выяснить, зачем он устроил это валяние и уже раскрыла рот ругаться: — «Отстань от меня сволочь! Я тебя знать не знаю и знать не хочу и вообще первый раз вижу, ну может второй…», — как парни, не обращая на её стенания внимания, принялись тыкать пальцами в повреждённый ствол берёзы, что-то рассказывая Кушниру. Тот разумеется таскал её за собой. Потом все трое развернулись в сторону чердака соседнего дома. Никита хмурил брови и кивал. Она никак ещё не осознавала опасности момента сосредоточив всё внимание на грязном пятне. Он легонько стукнул по её руке. «Хватит грязь растирать». Оставив в покое не поддающийся чистке плащ, подняла глаза туда же и прислушалась к разговору. Но ничего из их мычания не поняла. Парни к тому времени вырезали что-то из ствола и высыпали это «что-то» в ладонь Никите. Тот тут же сунул ей это под нос. Она непонимающе моргала. Кушнир сверлил её взглядом: «Не понимает? Или делает вид, что не понимает? Что за баба…» Так и не выяснив ответ на тот вопрос, он велел топать ей к подъезду.

Пихается?! Как будто она поняла что то пули. Естественно, Лена, ничего не понимая, заартачилась. Ей хватило голоса прокричать:- «Помогите, спасите!» Но он, приняв тот вопль за запоздалую реакцию, подтолкнул:- «Спасли уже! Топай и закрой рот!» Пришлось подчиниться. Не воевать же с ним посреди двора. Извалял ни за что ни про что, теперь пихается. Он бесцеремонно тащил её за локоть. Ноги с трудом успевали за его широким шагом. Она, не в силах оторвать глаза от земли, наблюдала за его узконосыми чёрными туфлями, погружающимися в толщу опавших листьев и мокрой земли и едва сдерживалась, чтобы не сказать ему что-то обидное. Мужики, что ковыряли ножами дерево и прикрывали их во время шествия по двору, остались у подъезда. Ей показалось, что Кушнир как-то по особому посмотрел на сопровождающих его парней и они отстали. А он довёл её до квартиры. От того, что не понимала происходящего, Лена бурно и много, поднимаясь по лестнице и на самой лестничной площадке, возмущалась. Коря его за наглое преследование её, пригрозила милицией. Чем особенно его разозлила. Но Никита, как истинный джентльмен не обращая внимания «на нервные вспышки распоясавшейся бабы» помог снять плащ и даже расстегнул сапоги. Правда, его выдержка и джентльменство на этом и закончились. Пхнув её на стул, он гаркнул на все лёгкие:

— Ты что ненормальная, дура совсем… Тебе не надоела эта война до победного конца. А-а-а… я понял, тебе нравится как ты живёшь. Страсти — мордасти адреналин гоняют. А кончится чем?

— Чем? — таращилась на него она.

Его руки взлетев вверх хлопнули по бокам туловища. Бах!

— Ну не совсем же ты пенёк, пораскинь мозгами. Не маленькая чай. Того что случилось с Долговым и чёртовой стрельбой уже не исправить. Ломать голову о том, как бы было, если бы… бесполезно и неумно. Опять же, чего где попало шляешься? Во что ты влезла? В тебя стреляли. Это просто чудо, что я оказался рядом. Не сметь из квартиры выходить. Понятно?

Лена побелела: «Стреляли?! Так это на ладони были пули? И «чик» возле виска — выстрел…» Это даже оттеснило его прямые намёки на возраст «не маленькая». Когда оцепенение и страх спали, выползла злость на него: «Чего раскомандовался?! Орёт как будто права имеет». Огрызнуться, посчитав оскорблением намёки на возраст, тоже не могла отказать своему удовольствию. В самом конце, она развернулась и исчезла в душевой. Вот ещё! Будет она его слушать. По сценарию любого романа любая женщина должна была влюбиться в спасителя, хотя бы быть благодарной, а ей его хотелось расцарапать. Кровожадные мысли перебили другие: «Но какому лешему я нужна? Кто и зачем ведёт на меня охоту? Ошибка, наверное». Конечно, требовалось с кем-то поговорить, но не с этим же хамом обсуждать её проблемы. Чтоб вырастить стену и отделить его от себя открыла воду и подалась в унылые размышления: если всё же пули предназначались ей, то кто и за что? В игре книга? Дискета?… Так дискета или книга? Стреляли похоже с чердака. Именно туда устремлены были взгляды парней. Стреляли нагло, днём. Не киллер. А возможно кто-то свой. Своим легче быть незаметными в этом дворе. Он спустился в свою квартиру и ищи ветра в поле. Кто? Хотя, может быть, и случайность. Молодняк накупил оружия и палит по прохожим прямо из окон. По телевизору показывали такие случаи.

Кушнир побарабанил костяшками пальцев по двери ванной, стена не помогла. Пришлось Лене откликнуться. То было невежливое бурчание:

— Чего тебе? Я как собака устала…

Он сморщил нос. Голос, донёсшийся из-за двери, не предвещал ничего хорошего. Вот женщина!

— Ты хоть бы в знак благодарности кофе угостила, как ни как, я тебя своим телом закрывал, — прогудел он. — Порядочные люди так себя не ведут…

Но на неё его благородный поступок впечатления не произвёл, а напоминание добавило раздражения.

— Кто тебя просил. И вообще, пошёл вон, ты мне не нужен! — донеслось до его ушей из ванной комнаты. Знать он не мог, как она тут же одёрнула себя: «О, чёрт, кто же меня убогую за язык тянул?! Хотя… Если подумать поглубже, то по делу получил». По какому такому делу, она не уточняла.

Лена своей грубости оправдания нашла. А вот он тут же огрызнулся:

— А я к тебе в пару не набиваюсь. Дело приобретает серьёзный оборот. Запрись со своей стороны и покрепче пока не убили, коза. А потом ляг в постель и отдохни. Только не вздумай ковыряться в своих чувствах и размышлениях… Сочинительница…

— А то что?

— Голова лопнет, сочинять нечем будет.

Она резко развернулась к двери, как будто он стоял по её сторону, и до его ушей вновь долетело:

— Иди к чёрту! Я сама знаю как мне жить. Учитель нашёлся. И не ты, а вы, понял?!

Вежливее не получилось бы, её всю трясло, от ярости.

«Когда я дозрею, я убью тебя! Или сделаю что-нибудь в таком духе», — мстительно мелькнуло в её трещащей голове. Кушнир об этом надо думать догадался, потому как пару дней её не трогал звонками и своей персоной не докучал. Её держала на крючке его охрана. Ребята во дворе, на скамеечках делали вид, что газеты читают. Слава Богу, она о том не подозревала. Иначе бы она знала куда и на кого убить время. Надо сказать, Лена в раздумьях бесцельно бродила по квартире. Конечно, она запиралась и отдыхать отдыхала, но с днями страх утрясся, Лена успокоилась. И даже воспряла духом.

Жизнь, шаг за шагом, шла вперёд. Так положено. В почтовом ящике нашла странный конверт: без адреса и марок — «Долговой». Открыла прямо там же, на ступенях. На белом листе всего лишь одна строчка: «Завтра, у главного входа супермаркета на привокзальной в 13 00». Какие — то игры. Странно всё это. Если надо что-то сообщить зашли бы и сказали. Зачем все эти тайны мадридского двора. Вернулась в квартиру, сварила кофе. Что это? Кто-то хочет поговорить или ловушка? А чего она, собственно, теряет? Почему бы и не сходить. Что они ей сделают, место людное, надо прошвырнуться, как не скажет Данька. Интересно же. К тому же ей пришла в голову идея, для осуществления которой необходимо было пойти. Ночь спала плохо. Снилась сплошная несуразица. Утром вдруг стрельнуло: а если это происки Никиты? Надо позвонить и спросить. Она так и хотела сделать, но как будто почувствовав, что о нём думают, позвонил он сам. Когда Лена ему всё выпалила, тот, потеряв дар речи, молчал. Потом попытался прощупать ситуацию и кое-что поняв с ходу стал ругаться. Чтоб не придумывала глупостей и не смела. Но Лену такой подход только раззадорил: он ей приказывает, да она, свободная женщина, всё сделает как ей хочется. Никто ей не указ. Собираться начала загодя. Подъехала за десять минут. Припарковалась. Подождала до 13 00, сумочку на локоть и, направилась в сторону искомого объекта. Она не спешила. По всем законам детективного жанра, каким она занимается, спешить в таких случаях не рекомендуется. Перейдя дорогу, встала у раздвижных дверей супермаркета. Не посередине, а с правого боку. Увидят кому надо. Крутить головой не стала. Принципиально. Подойдут, раз инициировали встречу. Дала себе и им пять плюс пять минут. Нет, не взыщите. Если это всё её фантазии и совсем не то, о чём она думает, то всегда можно изобразить потрясающее совпадение. Но почему — то была уверенность, что делать это не придётся. Хотя через пять минут она начала подозревать, что над ней просто подшутили. Вторые пять минут подходили к концу, и она, вдруг остро ощутив тревогу, собиралась по истечению их уходить, когда в решётки между дверей застряла передними колёсами детская коляска. Молодая мама мучилась дёргая её туда сюда. Лена сорвалась с места, чтоб помочь. Забежала вперёд и помогла спуститься по настилу вниз. И тут раздался сильный взрыв. Её взрывной волной откинуло вглубь зала. Придя в чувство, обнаружила сидящей себя возле тумбы кассы. На виске вскочила порядочная шишка. «Что это было?» — жжикало пчелой в голове. Вот теперь она посмотрела вокруг. Из выбитой напрочь входной двери валил едкий дым. Угол, где только что стояла она, был разрушен. Стонали раненные. Валялись безобразные тела убитых. И застывший от обалдения народ в нелепых позах. Несмотря на звон в голове, до Лены всё же дошло, что взрывали её и спасла лишь ситуация с коляской. Скорее всего, взрывчатка лежала в урне при входе. Как раз в той, возле которой она стояла. «Это тебе урок», — попеняла она себе. Поднялась, отряхнулась и, не дожидаясь пассажиров машин с сиреной, отправилась на запасной выход. Как ловко спланировали, гады, конечно, все решат, что то акт против супермаркета — конкуренты пошалили. По её предположению ноги идти не могли, потому как она их не чувствовала, но она шла. Как очутилась в машине не помнила. Посидела. Руки ноги дрожали. Но негодовать вслух не стала. Супермаркет окружили милицейские и пожарные машины. Надо сваливать отсюда и поскорее. Чудное дело, но до дома добралась без приключений. Даже заехала в храм и поставила свечку самую большую, какая нашлась. «Господи! Спасибо!» Выходила, перекрестилась: значит, то не моя смерть. Ехала по инерции. Зашла домой, закрылась на все запоры, кинула сумку в кресло и упала на диван. «Я дома и живая!» Решила: больше никуда и ни за что. Ей до тошноты надоела эта бестолковщина. Чёрт знает что! Ладно, успокойся дорогуша, одёрнула она себя и включила телевизор.

Прошла ещё неделя. На подмороженную землю улёгся снег. Завалил, от щедрот своих деревья и кусты, толстыми шапками снега похожего на новогоднюю одежду деда Мороза из ваты, как будто залитую клеем и искрящимися на ней мелко покрошенными стёклышками новогодних игрушек. Неугомонная детвора принялась его тут же катать в шары и лепить бабу. Лена смотрела на всю эту звонкую, детскую возню в окно и улыбалась. Но идиллию нарушил телефонный звонок. Звонили знакомые, узнав, что одна, пригласили к себе в гости: «Чего скучать, бери «ноутбук» и дуй к нам, твою работу работать можно и у нас». Лена посчитала предложение дельным. Срочно сокращали двухсотку — и Лена по намёткам Семёна готовила пару статей в газеты, собственно времени лишнего не было, но, подумав, что надо проконсультироваться, а заодно и развеяться, согласилась. Без Даньки скукотища была неописуемая. Опять же свеженького хлебца надо купить, творожка. Время притупило страх и развеяло мрачные тенёта. Всё происшедшее не казалось уже таким мрачным и касающимся лично её. Скорее всего, совпадение. И менты того же мнения — происки конкурентов супермаркета. Газеты именно об этом сообщают. С чего она всё это приписала на свой счёт? Ненормальная. Это просто гороскоп у неё неудачный, вот она и оказывается не в том месте, не в тот час. Вот с таким настроением она и собиралась в гости. Вчера приходил Никита, но она, разглядев его в глазок, ответила через дверь, заверив, что с ней всё «о, кей» и шёл бы он куда подальше, куда ему самому больше хочется, естественно, в квартиру не впустила. Попробовал звонить, с такой силой швырнула трубку на аппарат, как будто именно она стала виновницей её плохого настроения. С удовольствием втянула ноздрями свежий воздух. Ляпота. В гостях ждал её не только чай, но и неприятное известие, о гибели Ивана. Он возвращался вечером выходного дня с женой от тёщи и попал в страшную аварию. Жена в тяжёлом состоянии находится в реанимации. Рассказывает, что после принятия таблетки от головной боли, Иван упал на руль и умер, а машина, на полной скорости, потеряв управление, понеслась куда ей хочется. Вскрытие гарантировало острый гипертонический кризис и тромб. Лена вздохнула: «С таким диагнозом можно было умереть дважды. А что если опасность грозит каждому, кто соприкоснулся с тайной дискетой стрельб? Ахинея какая-то. Или я всё же перегибаю палку и уподобляюсь помешанной?» Иван погиб. Она не могла прийти в себя от изумления и горя. Стрельба по ней высветилась в ином свете. Данькин звонок застал её в раздумье. Сын ворчал на неё, упрекая за то, что допоздна догостилась и велел топать домой. Признав его правоту, она так и сделала. Распрощалась и поехала. Поставив машину на платную стоянку недалеко от дома, перешла улицу и нырнула в арку. Поёжилась. Холодно. Но прохлада перебивает боль. Гибель Ивана-это уже через края. Всё опять натурально и нет следов. Ей стало обидно. Всё вдруг смертельно надоело. Ну почему так? Вокруг неё происходят ужасные вещи. Мерзкая сила без морали, проявления и запаха хозяйничает над человеческими жизнями. «Мы не люди, а муравьи», — вырвался из горла горький вздох. А что если и с ней вся эта чехарда не случайность. Хотят испугать, убить? Но зачем? Зачем? Вряд ли они думают, что она носит дискету с собой. Нет, тут явно другое. Вряд ли им известно, что она пишет книгу и собирает материал. Собственно откуда. Хотя зарекаться в наше время ни от чего нельзя. Сердце сжала пружина не пружина, страх не страх, но держало крепко. Прислонилась к морозному камню. До дома оставалось метров пятьдесят. Заслышав шаги за спиной, вздрогнула, инстинктивно отступая в тень уступа. А когда приблизились… Это ей мало помогло. Неизвестно откуда вынырнувший мужик, схватил мёртвой хваткой за запястье. В голове только и мелькало: «Сохранить компьютер!» Она постаралась вырваться, но он был силён. Лена не струсила. Она открыла рот и принялась орать. Мужик быстро сориентировался, зажав ей рот двинув, во весь размах, кулачищем под грудь, да так что у неё перехватило дыхание, и поплыла земля. К тому же дёрнул, пытаясь вырвать из рук сумку с «ноутбуком» с такой силой, что чуть не выдернул её с корнем. Только с ходу у него такое мероприятие не получилось. Обычно боясь, чтоб не уронить, Лена, держала его, сжимая пальцы клещами. И сейчас несмотря на боль, так запросто, избавить мужику её от компьютера, не удалось. Он вынужден был убрать руку, сжимающую её рот, чтоб без проблем, двумя лапами вырвать сумку, а она, собрав все силы, принялась кричать, за что получила кулаком в губы, упала навзничь и захлебнулась кровью. Всё мгновенно перевернулось вверх тормашкой. Даже сквозь шум в ушах послышался странный звук, как будто что-то лопнуло в голове. Темнота моментом сгустилась вокруг неё. Но на крик кто-то прибежал. Кто, она уже не видела. Просто поняла по шуму возни, когда очнулась, и прерывающемуся дыханию, а так же по нелицеприятным восклицаниям борющихся людей и непереводимому мату. Боли почти не чувствовала, душили обида и страх. «Лежу так, что сквозь щёлочки глаз вижу чёрное ночное небо, вырисовывающееся в арке и белые кружева из снега на ветках. Раз вижу, значит, глаза целы». — Качалось, баюкая в голове. Попыталась встать сама, но получилось только на колени. Потом её подняли под мышки, и повели на дрожащих ногах к подъезду. Её безвольное тело волоклось, а не шло. Но она расслышала:

— О боже, всё лицо в крови.

Подумала, что голос очень знаком. О! Ещё могла думать, значит, и голова цела… Правда мысли от испуга сбились в дождливое облако и устроили колотун или грозу с молниями. Из последних сил Лена сбрасывает перчатку, поднимает руку и проводит по лицу. Рука становится липкой, и от осознания, что она в крови к горлу моментально подступила тошнота. Получается — не совсем цела. Под светом фонаря она так и есть, рассмотрела размазанную кровь. А кровь заливала глаза — всё-таки её здорово треснули. Она чувствовала, что ещё несколько минут и она потеряет сознание. Нет, этого допустить нельзя, чтоб кто-то наслаждался её слабостью… Ни за что. Переставая чувствовать ноги, она пытается приникнуть к столбу. Всё плывёт перед глазами. Голос человека, что тащит её, доносится словно далёкое эхо. Зачерпнула горсть, провела по лицу. Холодный снег прошёл, царапая кожу лица. Вновь почувствовав, как её встряхивают, ставят к тому несчастному столбу и теперь уже вытирают платком, простонала:

— Компьютер?

— У меня в руках. Идти можешь?

Она, узнав голос Никиты, впервые обрадовалась его появлению и облегчённо перевела дух, но, не удержавшись от соблазна уколоть, ввернула:

— Кажется, иду. Хотя ноги передвигаются с трудом. Ты чего здесь делаешь? Я сказала тебе вчера, что у меня порядок.

Он тряханул её под мышкой, ноги Лены поболтавшись в воздухе обрели вновь хоть неустойчивую, но опору. Голова откинулась назад и плюхнулась на грудь. В ней, то есть голове махнула крылышками мысль: «Изверг, что тут ещё добавить!»

— Видел я сейчас твой порядок. Молчала бы уж. Так нет, ещё кудахчет. Данька позвонил, просил встретить и проследить. Разумеется, он понимает, что с тобой может всё что угодно приключиться. А если б не успел?… Придётся рассказать ему про твою эпопею.

Она слушала серьёзно, ни разу не перебив. Вероятно, это случилось от того, что ничего не слышала, а только старательно таращила глаза. В голове уже не мелькало никаких мыслей, в ней до тошноты шумело, но она поборов себя пыталась сообразить: «Если её спаситель тут, то каюк тому, кто нападал».

— Что будет с телом? — выдавливает она из себя.

— С твоим что ли? По моим прикидам до квартиры доползёт. Правда, э-э… с моей помощью.

Лена в знак сопротивления замахала руками. Так ей хотелось и казалось. Махания, конечно же, никакого не получилось — такое себе дрыганье. Оно и понятно, откуда силе взяться.

— Того, что напал… — прошептала она, с трудом шевеля разбитыми губами.

— Ах того? — расплылся в беспечной иронии Никита, — очухается, хотя для тебя лучше бы наоборот. Или ты вернуться и посмотреть хочешь, для книги так сказать, свежие впечатления. Ты не стесняйся, давай уточним…

Лена, от боли, злости и обиды, замычала. «Вот же какой паразит». Но бурное сопротивление задавил расчёт. Надо доползти до квартиры.

Потихоньку дошли до подъезда. Она, выбросив в урну окровавленный платок и вырвав резко локоть, пробурчала:

— Ну, я вижу, от твоего всевидящего ока никуда не скроешься. И здесь всунулся. Отпусти, я сама пойду.

А про себя подумала: «Его опасения были не напрасны — на меня напали».

Он стоял как скала и даже ухом не повёл. Потом поморщась, широко улыбнулся, укоризненно покачал головой, мол, что за дура, и осторожно заметил:

— Может всё-таки помочь?…

Она догадалась про «дуру» и совсем разнервничалась.

— Я сама, — выкрикнула она и не узнала своего голоса — до чего противный и визгливый.

Он помотал пальцем в ухе, нагло демонстрируя, мол, как она его оглушила. Сказал тихо почти вкрадчиво:

— Кто настаивает на обратном, топай, раз способна, — и подтолкнул её вперёд, открывая дверь. Но добавить себе не отказал:- Молчала бы себе в тряпочку…

Похоже, он вовсе не был удивлённым таким оборотом дела.

Прежде чем просунуться в дверной проём решила разобраться насчёт платка, исключительно для того, чтобы не быть ничем обязанной этому, этому… Она не знала как его назвать, чтоб побольнее ужалить.

— Платок я тебе завтра новый куплю.

Кушнир не остался молчаливым:

— Ага, доживи до утра сначала.

Чур-чур меня! Не без того, украдкой следила за ним. Надо было огрызнуться, но на это нет сил. Она едва передвигала ноги, поднимаясь по ступенькам. Пока их всего четыре, а впереди ждёт три этажа. Это сейчас было для неё не лёгкое занятие. Можно сказать даже мучительное. Прижимаясь к стене, она делала попытки устоять на ногах и по возможности подняться наверх. Перебранка перенеслась с улицы в подъезд. Такого бессердечия она стерпеть не могла. И протянув руку, потребовала:

— Дай сумку, я сама. Не ходи за мной.

Он опустил ей руку на плечо и с присущей ему иронией спросил:

— Вот те раз! Ты хорошо подумала?

— Лучше не бывает… — скинув его ладонь, заверила она, и уверенно тронув наглого парня за рукав, свистящим шёпотом выпроваживая его, объявила:- Катись отсюда…

«Ох, как я его отбрила!..» Не в силах сделать шаг, она легла на периллы. Хотелось отдышаться. Подъём оказался задачей нелёгкой. Но тут вдруг в голове зашевелившиеся мысли приняли совершенно иное направление. И она, подумав о том, что в подъезде, на этажах, толчётся всякая шпана и не все лампочки на лестничных площадках горят, приуныла, а потом и поёжилась. В борьбе за благоустройство подъезда она всегда проигрывает соседям. На кодовый замок с них не сдерёшь деньги, а на битву с жеком у неё нет сил. Живут каждый сам по себе. Крутятся в своём замкнутом мирке. Прихлопнут тут, ни одна зараза не высунется.

— Тогда дерзай, — передал он ей «ноутбук», тут же оттянувший ей дрожащую руку.

Шаг, ещё шаг. Лена еле-еле прошла четыре ступеньки и села прямо на лестницу, приткнув рядом сумку с компьютером.

— Неужели голова прояснилась? — расплылся Кушнир в очерёдной насмешке.

Она открыла было рот для объяснения с ним, но тут ей в голову пришла мысль, что он сейчас плюнет и уйдёт оставив её одну в подъезде. Само собой разумеется — рот пришлось закрыть. Заметив, как он сделал шаг назад, она окончательно раскисла. У неё совсем опустились руки. Лена, прижимая сумку с «ноутбуком» к боку и стараясь не смотреть в его наглые глаза, прошептала:

— Я боюсь.

— Да что ты говоришь, так красиво и смело шла.

«Издевается подлюга, послать бы его куда подальше, но сейчас он мне нужен». Позволила себе только перекривиться:

— Какой ты мерзкий.

— Неужели?!.. — Он смотрит на неё. Внимательно так смотрит. После чего с досадой думает о том, как эта скользкая особа умело прилепила его к себе. Дёргайся не дёргайся, а с крючка ни-ни… Скрывая своё отношение и мысли, он шагает к ней и держа марку носорога, ворчит:

— Ходи уж, пока ускорителя не поддал, детективщица.

Лена, от смеси страха, боли и обиды, даже не откликнулась на такие обидные слова. Да и справедливости ради надо сказать, что другой бы давно кинул её и вся недолга. С трудом передвигая ватные ноги шла шаг за шагом вперёд. Ей было точно не до гонора сейчас. Она б даже не отказалась от помощи его рук в такую не простую минуту, только этот слон не предложил. Через несколько ступенек оглянулась и встала столбом. Правда, столбом привалившимся к стене.

— Что? — напрягся Кушнир.

— Ничего. Иди ты вперёд, — почти проскулила она. А что, страх он такой. Сильная, сильная, да выходит не очень…

Он, посмеиваясь, обошёл её. От язвы не удержался:

— Вероятно, впереди маньяк и гора трупов померещились.

Сказал и отпрыгнул в сторону, потому как она, метнув уничтожающий взгляд, из последних сил устремилась на него. У неё аж зубы стучали от желания откусить ему нос. Они стояли друг против друга. «Подлец какой, ещё делает вид, что заботится». «Какая бодачая козочка». Но он выкрутил ситуацию, первый подав ей руку.

Подумала и поняв, что он, вне всякого сомнения, просто издевается по статусу своего характера, вложила свою трясущуюся ладошку в его лапищу. Пусть потешается раз надо. Ограничившись несчастным, хмурым видом, она решила не развивать пока тему его личности и не лезть на рожон. Естественно, до поры до времени. Пусть тащит хоть так… Лучше, конечно б, на руках… Чего, правда, хорохориться — то. Во рту обосновался вкус помойки, а в горле заиграл иголками ёжик. Шаг за шагом и они вышли на площадку её этажа. Она едва держалась на ногах. Голова гудела, а ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Забрав связку, парень, который был бодр и в юморе, открыл дверь. Квартира ответила тишиной. Но где-то в глубине квартиры ей показалось, что её напряжённый слух всё же уловил лёгкий шорох, от которого по коже побежали мурашки величиною с копейку. Ей захотелось развернуться и бегом убежать вниз. Лена застыла на пороге, а он бурчал:

— Какие-то там кровавые ходы разрабатывает в своих жутких книжонках, а в реальности хлебнув кулака, лапки откинула. Чего стоишь, глазами хлопаешь, шагай, — велел он, пользуясь её заторможенностью, для жужжания на неё.

Лжи в его словах было немного — смотря под каким углом смотреть. Она почти застонала: «Вот сукин сын! Хорошо ему болтать, а что делать мне, если я боюсь». Опять же, скованная ужасом, не решаясь перешагнуть, она выжидательно посмотрела на него. Тот, ухмыляясь вошёл, включив свет в прихожей и в кухне, картинным жестом пригласил её последовать его примеру. Не обижаясь. Внимательно проследив за ним, следом, осторожно озираясь и вздрагивая, последовала и она. Он открыл кран, струя ударила в раковину. Она наблюдала — что дальше. Налил в стакан воды и подал ей. Она почувствовала, как нуждается в этом. Стакан запрыгал в руках, как живой. Никита перехватил его, уже летящим к полу.

— Иди, приводи себя в порядок, — махнул ей в сторону спальни он, пообещав:- Я ужин приготовлю.

Лена качнулась, но не двинулась с места. Он понял и обошёл все комнаты сам. Вышел картинно улыбаясь и делая ей пригласительный жест. Мол, прошу, мадам. Откуда то пробившийся здравый разум ей подсказал, что пора заканчивать это кратковременное безумие — брать свои страхи под контроль. Она вздохнула и послушно пошла, хотя считала, что ей разумнее было бы доползти до постели и как следует отдохнуть, но возражать, боясь обидеть и остаться одной, не стала. Пусть делает, что хочет лишь бы был. Она забрала рубашку, халат, но в ванную зайти не решалась. Потоптавшись, прошла в кухню. Никита хлопотал над столом, нарезая овощи. Его присутствие отодвинуло с пути депрессию. Есть кого использовать на червяка.

— Посмотри, в ванной никого нет? — тронула она его за локоть.

Его брови выгнулись дугой. Наступила тишина. Его, конечно, театральной паузе никто не обучал, но жизнь такая штука… Он ждал продолжения, но она молчала. Лена лишь с опаской посматривала на нож, которым он ширкал по доске, боясь что он отрежет себе палец.

— Облом. Как же ты вылазки маньяков описываешь, если в свою ванную заглянуть боишься. — Подковырнул он её и выжидательно на неё уставился, пытаясь предугадать, что она ответит. Но Лена уже давно не реагировала на его такие мелкие колкости. Она покорной овцой шла за ним, собираясь терпеливо ожидать результата проверки. Никита распахнул, открывшуюся совершенно бесшумно дверь и повернул выключатель: — Пусто. Топай, освежайся. Потом приложим к губам лёд. Картина живописная на лице вырисовывается. А что, негритянские губы нынче в моде. Даже некоторые футболисты и юмористы, не будем уточнять какие, на них клюют. Помощь требуется? Я могу расстараться…

Ответ был ему готов.

— Обойдусь своими силами, — промямлила она, захлопывая перед его носом дверь.

Разглядывая в зеркало свой злосчастный вид: разбитое лицо и всё в кровоподтёках тело даже плакать не могла — стонала от обиды и злости. Такого говённого состояния одиночества, она не испытывала ещё никогда. Если так пойдёт дальше, психическое расстройство обеспечено. Осторожно приоткрыла дверь. Прислушалась. Кушнир разговаривал по мобильному телефону. До её ушей долетело: «Всыпали. Отлично. Ну хоть что-то он сказал? Вот! Наняли? Я так и думал. Кто, конечно, не знает. Понятно. У гастронома велели стоять? Ясно. Думаю они уже в курсе, что сорвалось. Где-то рядом наблюдали. Но проверьте. Да, поставьте его с чемоданчиком. Что потом? Пинок под зад и пусть гуляет». Слышно было, как Никита бросил телефон и побурчав что-то себе под нос успокоился. Не такая уж она дура, как считает этот носорог, поняла что речь шла о напавшем на неё мужике. Неужели он позвонил в милицию? Естественно, ни каким ментам он не звонил. В случившемся разбиралась его охрана. Лена же, выйдя из душа, прямиком двинула в спальню. Упала на кровать, заползла под одеяло и вот тут, жалея себя разнесчастную, горько заплакала. Болело от побоев тело, саднило лицо и гудела голова. Пытаясь не застонать от боли, она кусала губы. Чтоб отвлечься попробовала найти пульт от телевизора, но, как всегда в нужный момент не нашла. Неожиданно её охватило острое чувство никому ненужности, брошенности…, и она совершенно расклеившись засопливилась с ещё большим азартом. Есть же везучие люди, а тут полная невезуха даже в мелочах. Ей сейчас казалось, что все, весь мир, живёт более менее в счастье и гармонии и лишь она непонятно отчего в невезении и пролёте.

— Эй, алло… Ты чего здесь поскуливаешь, — сел на корточки перед кроватью Никита. — Взрослая же тётка, а ревёт почём зря!

За своим страданием она не слышала, как к ней вошли, и подняла голову только когда услышала этого несносного носорога поддёвку. Какой же он ехидный тип. Какой противный экземпляр мужской особи. Гадёныш такой растакой, давит возрастом, «тётка». Хотелось укусить или уж отрычаться: «Без тебя слёз будет меньше». Но, подумав, стерпела. Правда не надолго, наткнувшись на его ухмылку, собравшись с духом, тут же пробурчала:

— Ничего. Уйди отсюда.

— Совсем уйти? — паясничал он, улавливая ситуацию. Конечно, в её голосе ему послышалась не только уступка, но и обида. В самый раз было помолчать, но отказать себе в удовольствии подёргать ей за усы, он не пожелал.

Лена не могла не заметить его издёвки, но терпела, очень боясь услышать: «Пошла ты к чёрту! Обходись без меня». В такой ситуации не о своих «нравится, не нравится» речь.

— Если можешь остаться, то ночуй у Даньки в комнате, — простонала она, борясь с желанием хлопнуть его подушкой по голове. Но, стараясь вежливо, сказала: — Благодарю тебя за помощь…

— Как трогательно, я сейчас тоже пожалуй расплачусь…

Лена ткнулась носом в ту самую подушку и взвыла:

— Никита…

— Я знаю, что я Никита… С какого шоколаду на тебя напали, версии есть?

Разумеется у неё они были, но нет, с ним делиться ими она не собиралась. А ведь они уже действуют, и, по всей видимости, действовать будут, чёрт бы их побрал, пока не добьются своего. Вот так! Зато она до сих пор вообще о них ничего не знает. Пожалуй, только догадывается о кое — чём. Но не скажешь же этому носорогу. И она лопочет:

— Откуда я знаю, может компьютер хотели вырвать? Развелось дряни… А вообще-то, какая-то нелепица.

Он расплылся в ехидной улыбке.

— Ну да именно, его. Всё тайны, тайны… Ну смотри… Прихлопнут как муху. Э-э… пошли ужинать.

— Не хочу.

— Плоть и дух должны жить в гармонии. Ибо, как известно, в здоровом теле- здоровый дух.

Она отмахнулась.

— Кончай капризничать не маленькая, — буркнул он.

Ох, что тут началось.

— Опять?! Не надо мне напоминать мой возраст. Я его сама хорошо знаю. Принеси лёд. — Взвизгнула она, сама удивляясь неприятным ноткам и командной страсти.

Он отпрянул и шутейно поднял руки вверх. Сдаюсь!

— Дело твоё, говей. Мне на твой возраст начхать. Я просто так ляпнул.

«Ляпнул» он, как будто не знает, что женщину каждая морщинка убивает, а календарный год седых волос добавляет и надежду отнимает. Но распускаться нельзя, — одёрнула она себя. Видя как он нахмурился, для собственного спокойствия, осторожно спросила:

— Ты останешься?

— Да. У Даньки буду. Или ты хочешь уснуть под колыбельную?

Обрадовалась: «Слава Богу, не придётся кидаться в ноги! Вот теперь можно и повоображать…» Вздёрнув носик, отрезала:

— Мне хватит воплей, соседского магнитофона. — Сказала и мрачно посмотрела в его сторону, обиженная таким бессердечно — легкомысленным отношением к своей беде. Не дождавшись утешений и понимания, посопев, продолжила:- Смени себе постельное бельё. В шкафу у него найдёшь. Грязное, в ящик брось, около стиральной машинки. Прости, у меня нет сил заправить тебе постель.

Вот тут он откликнулся.

— Обойдусь. Ты бы хоть повежливее жалила, как говорится — добром, за добро положено платить…

Она изобразив милое пожатие плечиками, перебила его.

— Сам же сказал, что обойдёшься. И давай не забывайся, для тебя я Елена Максимовна.

И тут же, пряча сконфуженное лицо, отвернулась.

— А как же непременно она, — хохотнул он потягиваясь и отправляясь в резиденцию хозяек — кухню.

Кушнир принёс ей лёд в пакетике и, погромыхав с ужином и посудой в кухне, ушёл в комнату Даньки. Слыша, как он проверил запоры на двери, успокоилась: «Закрыта и всё-таки не одна. Не с чего паниковать».

Спать очень хотелось, но свет от люстры, которую она решила не выключать — страшно в темноте, бил в глаза, а под одеялом было душно. Помаявшись всё же сползла с кровати и выключив погрузилась во тьму. Бегом в кровать. Она даже не дремала, а провалилась, летя вверх тормашками в глубокую, чёрную пропасть. Это походило на какое-то забытьё. Очнулась от непонятного звука за окном. Комната тонула в леденящем душу лунном свете. Сначала просто прислушивалась лёжа. Потом отбежала к двери и стала слушать оттуда. Но звуки не меняя тональности, продолжали нестись. Не понятным образом проникая в комнату. От этих странных звуков, душу пронзил леденящий ужас. Но, в конечном счёте, страх оттеснило любопытство. По — другому не могло просто быть, у женщины любопытство перебарывает всё. — Усмехнулась она сама себе. Лена дрожа, подошла к окну и осторожно, тянясь на цыпочках издалека заглянула в него. О стекло бил провод антенны соседей снизу. Идиотка! За окном бежала по снегу лунная дорожка, и цеплял, накалывая на себя верхушки деревьев месяц. Попробовала лечь, но заснуть не получилось. Только голова касалась подушки, как сердце вновь заходилось в сумасшедшем беге. Показалось, что за входной дверью кто-то скребётся, прошла, послушала. Никого. Кажется, всего лишь померещилось. Она, почти задыхаясь, прошла в комнату Даньки, Никита спал, раскинувшись во всю кровать. Упав ничком в подушку, он жарко обнимал её одной рукой, вторая сползла и касалась пола. Нога, выбравшись из-под одеяла, сверкала голой пяткой поверх. Не заметить не могла: «Сложен как Бог, зараза! Бабы наверняка чумеют». А что тут такого любая бы женщина отметила. Лена, подобрав ноги под себя и натянув подол короткой рубашки на колени, устроилась в кресле. Но уснуть всё-таки и тут не получалось. К тому же книга, неловко задетая ей, свалившись с выступа полки на пол, наделала много шума.

— А? что? — вскочил парень, — ты чего тут делаешь?

— Сижу.

— Меня что ли караулишь, боишься, как бы что не украл?

Она выложила всё, о чём думала и что крутилось на языке и о всех своих ощущениях. Теперь она была не так уверена в правильности своих умозаключений привёдших её сюда.

— Дурак. Мне страшно. Проснулась и не могу уснуть. — Не понятая и обиженная, она сползла с кресла и потопала в свою спальню. Укрылась, чтоб ничего не видеть и не слышать с головой одеялом. Через минуту зашёл Никита.

— Подвинься, я лягу.

Она смотрела на него пряча за ладонью улыбку. Широкие плечи, узкие плавки. Заметила: хорошо сложенное голое тело. Удивилась своему любопытству. Понимая, что может показаться нескромной, отвернулась. Просто перекатилась на другую половину кровати и укрылась с головой одеялом. Подумала: «Характеры у обоих, как у горных козлов». Уснула тут же и без снов. Утром зазвонил поставленный на Данькин подъём будильник. Сын неделю как отдыхает, но ей лень его отключить. И сейчас она просто со вчерашнего тарарама забыла об этом. Лена села, не раскрывая глаз, механически спустила ноги, нащупала тапочки. Голова слегка побаливала. Ободрив себя: «Будь молодцом!» Постояв минуту, другую, качаясь, поплелась в кухню. В сонную, туманную от бессонницы голову ударил свет, просачивающийся через застеклённую дверь. «С чего это Данька так рано вскочил, какая сознательность!» Толкнула дверь и увидела у плиты Никиту. Минута замешательства перешедшая в удивление и вспомнила всё. Развернувшись, помчала за халатом и в ванную. Обнаружив на сушилке постиранные мужские носки, чуть не до слёз умилилась: каков парень! Кому-то достанется… Когда вернулась, в чашках дымился кофе и на тарелках стекали маслом и розовым бочком, гренки в яйце с молоком. «Ничего себе!»

Кушнир встретил её любезно и даже доброй улыбкой:

— Доброе утро, я похозяйничал.

Она вместо того чтоб ответить тем же, принялась оправдываться:

— Я совершенно забыла всё, шла отправлять Даньку в институт.

— Садись, позавтракай, вчера вечером проговела не по делу наказав свой желудок.

«Это намёк. Надо бы сказать ему пару ласковых». Потянув с ответом, решила не обижать себя и попользоваться его предложением. Всё-таки чертовски приятно, когда за тобой ухаживают. Правда, немного поломалась, но заинтригованная сделала шаг вперёд, ей хотелось рассмотреть всё, что он приготовил поближе.

— Голова шумит, не хочется, я кофе попью. — Забрав пахучую жидкость, она присела за длинный стол, которой с трудом отстояла при покупке в войне с сыном. Данька пытался и позже не раз избавиться от него, заменив на маленький. Но Лена была на этот счёт несворотна. Ей нравилось пережёвывать пищу сидя вдалеке друг от друга, а не роясь носом в чужой тарелке. К тому же стулья к нему предусмотрены не маленькие, игрушечные, а здоровые, надёжные с высокими витыми спинками. И опять же размер кухни позволял иметь такое удовольствие, так с чего же себя его лишать. «Чудно как-то. Сидим почти по — семейному вдвоём и пьём кофе с печеньем». — Умиротворённо расслабилась она и тут же получила:

— Вот что, барышня…. засунешь свои рога знаешь куда… и будешь слушаться меня. Это уже не смешно. Из дома не выйдешь одна, а ни на шаг, пока не разберусь. Ещё: держись подальше от окон и балконов, задёрни шторы. Ясно?!

Ещё бы… Идиллия лопнула. Бабах! Прервав её мечущиеся между небом и землёй мысли, Кушнир был до невообразимого серьёзен и строг. Лене это совсем не понравилось. В ней просто всё кипело: «Это ещё что за новости, что он себе воображает?!»

— Я, конечно, благодарна тебе за вчерашнее, но… Как ты не однократно заметил мне не шестнадцать лет. Я дама в возрасте и с опытом. Могу я в этой жизни быть сама собой и жить так, как мне того хочется?

Такой она не помнила себя никогда. Театрально приложив руку к груди, она орала так, что казалось звенели стёкла. Он ошарашенно покосился именно на них, помотал пальцем в ухе, мол, от твоего писку заложило, но от своего не отступил:

— Это ты сына благодари, он позаботился, — прервал Никита её пыл, — а сейчас заткнись, раз я влез. «Дама в возрасте» она… Ты дура «в возрасте».

«Как, как?» Лена, не готовая к такому повороту, вскочила. Но тяжёлая рука, что легла ей на плечо пригвоздила её опять к так нравившемуся ей стулу.

Поняв, что ничего не достигла криком, она сделала попытку собраться с мыслями и перешла на нервный шёпот:

— Попрошу, держать себя в руках…,- пискнула она, сама удивляясь такому переходу и пропавшему враз голосу.

— А ты не скачи. Вчера мало получила, добавки треба? Во что ты вляпалась. Вспоминай кто знал, что ты треплешься по гостям?

«Упрямец, чего он от меня хочет?» Решив сопротивляться его натиску, она опять завопила:

— Я не буду с тобой разговаривать? Уходи…

Она почти заплакала, чем дожала его.

Он как-то рассеянно пробурчал:

— Тоже мне кисейная барышня… Угомонись.

Лена, уловив эту слабость, тут же воспользовалась моментом для наступления. Для начала она резво топнула ногой.

— Уходи!

Но он уже справился с ситуацией и шустро занял бойцовский ряд.

— Не в твои годы губы дуть и ножкой топать. Тебя что, есть необходимость с утра успокоительным поить?! Заруби себе на носу, глупости твои книжные кончились. А жизненный детектив так даст в лоб, что лапки отбросишь.

О! Этот носорог опять влез в её возраст. Такое не прощается. Она тут же заявила:

— Это моя жизнь и я разберусь в ней сама без посторонних. Я, кажется, не давала тебе надежды, что ты больше нуля для меня что-то значишь. Уходи и забудь сюда дорогу.

Ставя точку, она аж похлопала ладошами и опять топнула пару раз ногой. Но парень был не пробиваем. Её топанье не произвело на него никакого впечатления. Он, казалось, равнодушно выслушивал её излияния и наблюдал протестующие танцы, отхлебнув кофе, пожал плечами и спокойно заявил:

— Сейчас доем и уйду. Домой уже некогда заходить. А теперь спокойно ответь, с каких пирогов, ты рванула вчера из дома, и кто знал об этом?

Она с тяжелейшим вздохом, мол, вынуждена подчиниться силе, плюхнулась на стул и, рассматривая цветок, на подоконнике сквозь зубы проскрипела:

— Сослуживцы бывшие пригласили погостить. Они позвонили с соболезнованиями. Узнали, что Даньки нет, одна и пригласили. Я с ними по телефону минут десять поговорила, вот и всё.

— Почему от Долгова ушла?…

Молния прошила её. Она почти вскочила, но раздумав выбухать сказала:

— Однажды я поняла, что больше не могу так жить, что сил не хватит, что не проживу столько, сколько мне отпущено Господом Богом.

Это была полуправда. Чтоб не догадался об остальном, она прикрыла набухшие слезами глаза ресницами. Каждая ссора с Долговым даже из-за пустяка перерастала в скандал. Он постоянно оскорблял её. Скандалы высасывал из пальца. Мог толкнуть, ударить… Она не понимала в чём её вина. В то, прошлое, время она с ужасом думала о том, что этот ад никогда не прекратится, что её всю жизнь будет унижать человек, которого она любит, и всё это будет видеть и понимать их сын. Долгов не желал понимать ничего, не желал чувствовать её и сына боль. Её уход — бунт на корабле. Она должна была отрезать.

— Ну, вот видишь, процесс общения у нас получился совершенно безболезненным, а ты нервничала. Всё вышло так замечательно!

— Какой ты…

— И перестань вести себя точно помешанная, а то я за твою жизнь грош не дам. Губы покрасить не успеешь, как последуешь следом за мужем. Ты не дооцениваешь игроков. Ради своей выгоды и преступных планов они готовы поставить под угрозу жизни людей, продать секреты и даже устроить войну.

О! какая фантазия! Она схватила подвернувшийся под руку нож и принялась валять его по скатерти. Нет нельзя давать своему гневу волю. Хотелось вонзить его ему хотя бы в оттопыренный мизинец.

«Я ни нервничаю, а бешусь!» Чуть не завопила она, но сдержалась, направив весь пыл на скатерть и прибор. Так что её сдавленное гневом горло выдавило почти рыдание:

— Уйди, а. У меня сейчас такое сложное время. А ты мне хуже горькой редьки надоел. У нас, что телефоны в городе перестали ломаться?

Никита, внимательно наблюдающий за её вольными маневрами с ножом, не сразу сообразил о чём речь.

— Погоди — ка… Какие телефоны? — перестал жевать он. — А-а…

Она отбросила, чтоб не соблазниться на злодейство, подальше от себя нож и дико взвизгнула:

— Б. Нечего увлекаться чужими проблемами. Займись непосредственно своей работой. Ты что отпуск взял или у вас совершенно отсутствует контроль за трудовой дисциплиной.

Отсутствие в её руке ножа совсем его развеселило, и он захохотал:

— Тут ты права. Надо топать, баксики зарабатывать. До обеда, раз голова гудит, полежи, а к вечеру я созвонюсь с Данькой и мы решим, что с тобой делать дальше. Будь осторожна и прислушивайся ко всяким посторонним звукам в телефонной трубке. Пока я не могу сказать и предпринять ничего конкретного, но порох надо держать сухим.

«Что этот олух царя небесного несёт? Какая трубка, какой порох? Балабол!» Лена, было справедливо дёрнулась опять возразить, но мужская рука вновь её придавила к месту: «Откуда он на меня накачался, вот только постороннего мужского диктата мне не хватало! Нет, этот номер со мной больше не пройдёт. Меня голыми руками не возьмёшь».

— Не надо, не благодари за завтрак, мне право ничего не стоило его приготовить, кушай на здоровье. — Съязвил он. На что Лена, в знак вредности, натянула на губы деланную улыбку. «Пусть подавится!»

Собравшись и проходя мимо кухни на выход, он, мимоходом ухмыляясь, бросил:

— Можешь меня не провожать, я запру дверь сам. Ключи от квартиры я забираю с собой. Не вздумай открывать кому-то.

Прощание прошло в гробовой тишине, если не считать того, что Лена выскочила в прихожую следом, схватила с ноги тапочку и в бессилии швырнула вдогонку посмеивающемуся парню. «Наглец!» Пошарила, ключей не было. Он выполнил угрозу и злонамеренно забрал их с собой. Надо же, как в её жизни всё переменилось.

Глава 10

«Кажется, я становлюсь нервной». Возможно, это происходило от того, что не вписывалось в реальность. Сон не сон, кино не кино. Ощущение такое, что попала в параллельный мир, в другую жизнь. Именно так! Вокруг происходят непонятные и не по киношному страшные вещи, а она даже не знает, как уберечься от них. Не солоно хлебавши вернулась на просторы любимой кухни. Взаимопонимание с этим наглым субъектом несмотря на терпение найти не удалось. Хотя надо сказать… ей уже не хватает его нагловато-оценивающего взгляда, как раз того, который безумно раздражал.

Со злости, съев всё, вынуждена была признать, что для молодого мужика, он неплохо ориентируется по кухонным делам и кулинарной книге. Убрав за собой, последовала его совету, пошла и улеглась в постель. Повалявшись просто так, пощёлкала телевизор. Не найдя ничего интересного для себя, откинула пульт. «Сплошная мура, кто только сценарии пишет для макаронных сериалов этих, мексиканцев уже переплюнули. С их сцен хоть бабы плачут, а с нашей дури — злятся». Трезвон мобильного привлёк внимание: «Алло! Я слушаю». Хриплый с металлом голос сказал: «Сука, не дёргайся или будет хуже». Лена с подозрением смотрела на мобильник. Ей действительно угрожали или это плод её воспалённого воображения? Если подумать, то ситуация была у них непростая. Ведь не случайно её пытались запугать, или, как в таких случаях говорят, предупредить. О! Мысль, которая до этого мгновения болталась в её голове неосязаемой, приобрела плоть и кровь. «Вот так! Меня пока ещё предупреждали — это так понятно!» Она походила вокруг кровати минут десять. Постояла у окна. Потом выбрала маршрут до двери и обратно. Самая пора порассуждать. Скорее всего, о дискете Долгова они ничего не знали, но на всякий случай, зная его, проверяли. А вот сейчас? Похоже, пугают и ведут охоту на книгу. Растрезвонила опять же сама. Да, это похоже! Не дура ли?! И именно это опасно. Попугают и уберут. Писака Долгова им кость в горле. Чёрт! Остановилась — у неё вдруг резко заболела голова. Что же чёрт возьми происходит? Не хотят шума или тут что-то другое?! Она понятия не имела что будет дальше, и что делать ей тоже представления не имела. Взяла и улеглась спать. Проспала до полудня. Соснула бы и ещё, но разбудил звонок Даньки на мобильный. Заверив, что с ней полный порядок и приняв душ, села работать. За «ноутбуком» время летит быстро, не заметила и сама, как за окном опустились сумерки. Отлепилась от монитора только тогда, когда донеслись из прихожей голоса. Они-то покружив и собрали её расшуганные мысли в одну дорожку и она привела её в прихожую. Выглянув в коридор, удивилась, заметив рядом с пришедшим Никитой двух мужиков, как не удивиться. Расстались довольно-таки прохладно, а он с гостями…

— Сударь, да вы уже без церемоний прямо с гостями…,- съязвила она.

Ситуация оказалась непростой. Передний мужик, бросив на неё быстрый взгляд, приложил указательный палец к губам, и пробовал остановить её. А Никита бес церемоний зажал рот ладонью, утянул в кухонную арку. Она, вытаращив глаза, пыталась сопротивляться и даже укусить. — «Уймись», — прошипел он в самое ухо. Воспользовавшись карандашом и листом бумаги, прикреплённым к холодильнику, написал: «Не болтай. Возможна прослушка. Ребята проверят». А вслух сказал:

— Организуй ужин, пока я в Данькиной берлоге поработаю.

Она кивнула, подозрительно выглянув в коридор. Мужики с каким-то приборчиком прогуливались по комнатам. Когда она выглянула ещё раз, компания сгрудилась около телефона. Тыча пальцами во что-то в трубке, они были заметно возбуждены. Потом, потеснив её, пошли по кухне. Встали, вновь заинтересованно копаясь в плетёной корзине с искусственными подсолнухами. Никита бесцеремонно подтолкнул Лену ближе к заинтересовавшему мужиков объекту. Под листочком и в сердцевине цветка сверкали тонюсенькие бляшечки. У Лены из рук выпала тарелка, наделав много шуму, разлетевшись на мелкие куски, усыпала пол. Лена хотела замести веником, но, вспомнив про дискету, побежала за щёткой и совком. Мужики, сорвав листок с карандашом с холодильника, принялись общаться письменно. В результате всех этих литературных переговоров, было решено — «жучков» не трогать, Лену тайно вывезти. Лучше на «скорой». Самим уходить так же через чердак из последнего подъезда, как и пришли сюда. Хвалили за бдительность Никиту. За то, что он догадался ещё утром проделать тот путь. Пусть думают, что здесь толкутся соседи. Ужин решили съесть, раз уж приготовлен, резонно заметив, что грех пропадать добру, когда есть голодные, а Лену отправить собирать вещи. На этот раз, выбитая из колеи таким сюрпризом, она не сопротивлялась. Плотно поужинав и приложив в знак благодарности руки к груди, они исчезли. Дверь не хлопала, шагов не слышно, а нет. Только что были тут и вдруг буквально на глазах испарились. Лена даже выглянула за дверь. Ничего. Вот номер! «Что будет дальше?» — написала она на листе Кушниру. «Не тяни время собирайся. Всё под контролем». — Нарисовал вензелями он. Сборы проходили в суете и спешке, но не превратились в катастрофу вселенского масштаба и это хорошо. Вскоре в дверь позвонили. Открыл, заглянув в глазок, Никита. Лена тоже высунула свой нос из проёма кухни. И была шокована. За широкоплечим бойцовского вида парнем стояли двое ментов.

— Это что за цирк? — вытянулось лицо и у Никиты. И для прослушки громко и отчётливо:- Соседи. Прессу принесли. Вот спасибо!

— Что под руку подвернулось, не привередничайте так то уж, — ухмыльнувшись, прошептал одними губами парень.

Никита, критически оглядев Лену, покачал головой, потом, сходил в комнату Даньки и принёс камуфляж.

— Одевайся и быстрее, — прошептал он ей в самое ухо.

— Я в нём утону и буду по — уродски выглядеть, — поднявшись на цыпочки, чтоб достать в свю очередь до его уха, покраснела она.

— Зашибись. Кто бы мне объяснил, что у этой бабы в голове. Опасность крючком подцепила, а она «как я буду в нём выглядеть». Для пьяного мужика сойдёт, одевайся. К тому же радуйся, в настоящем маскараде поучаствовать довелось, а то врала людям не представляя, что это за фрукт. Шубку и шапку я в сумку запихну. О! Ты, барышня, ничего от меня не утаила?

Нарвавшись на её нервный взгляд. Махнул рукой, отложив допрос.

Разыграли всё по уму. Кто наблюдал за подъездом видели, как в полутёмный подъезд, освещённый всего лишь двумя лампочкам на первом и пятом этажах, вошли по вызову менты, как вывели тащившего с трудом ноги военнослужащего и, втолкнув в машину, отчалили. Свет в её квартире горел ещё с полчаса, потом погас.

Лену довезли до центра. У фонтана менты встали. Следом идущая машина, в которой ехали упитанные бойцовского вида ребята, прилепилась к их багажнику. С ментами ребята рассчитались, произведя обмен Лены на зелёненькие. Обе стороны довольные, разъехались. Лена ни во что не вникая, молча хлопала глазами. Поняла одно: «Что толку спрашивать, всё равно никто ничего не скажет. Надо ждать». Проехали ещё немного по Крещатику вперёд и, свернув в переулок, встали. Ждали не долго. Обогнув их, выскочила впереди, посигналив огнями, машина. Прибившись к бордюру, встала. Тут же один из парней вышел. Разглядела: тот, что приходил с ментами в квартиру, и направился к ней. Лена напрягла зрения. Из припарковавшейся перед ними шикарной тачки, вышел навстречу парню Никита и уже вместе они подошли к месту её пребывания.

— Ну всё, выходи и давай топай в ту телегу, — ухмыльнулся, как всегда сверкнув белыми ровными зубами, он. — Напугалась?

Её подбородок взлетел вверх.

— Вот ещё, что я маленькая что ли.

— Тогда вперёд или ноги не ходят? — под улыбки ребят куражился Кушнир. — Может донести, а то враз оформим это дело. — Подав ей руку и вытянув на свет божий, по ходу накинул ей на плечи шубку. — Шевелись, замёрзнешь…

— Что ты с меня хочешь? — обозлилась Лена. — Я тебя трогаю? Нет. Вот и ты меня не кусай.

— Хочу? Всего лишь, чтоб благополучно дотопала до машины, пристрелят боюсь. Зато теперь тебе есть о чём писать. А то сплошные куры да яйца.

— Что всё это значит? — остановилась Лена, разглядывая его.

— Тебе что не понравилось? — покосился он.

Лена готова была поставить руки в бока. Его железное спокойствие начинало бесить. Она попробовала повысить голос и огрызнуться.

— Я ни черта не поняла…

Он тут же остудил её пыл.

— Дальше совсем заплутаешь, если соображать не начнёшь, — сказав это, он открыл дверь и подтолкнул её на заднее сидение. — Располагайся.

Это ей совсем не пришлось по вкусу и она попробовала атаковать.

— Не рисуйся, рассказать то ты можешь. Я имею право знать.

Ответа она не дождалась. Он молча пропустив её в салон сверлил горящим взглядом. Отвернулась — не глаза, а фотокамеры. Опять же перекривился так, словно у него удалили зуб. Придерживая крохотную сумочку, она уселась. Но чуточку приподнялась, расправляя под собой шубку. Никита, хлопнув дверью, обошёл машину и сел за руль. Плавно отъехал и втёрся в поток, только после этого обернулся к ней.

— Имеешь. Имеешь право… Предполагаю, что водят тебя две совершенно разные группы. Одна должна видеть — ты на месте. Вторая, что тебя похитили и кинуться в поиски.

— Кино и немцы, — буркнула она и тут вспомнила о книге. — Ты забрал мой «ноутбук?»

Он даже не сменил интонации.

— А как же. Раскрой глаза, рядом с тобой лежит. Я понимаю напряжение, нервы, но хоть что-то ты должна видеть.

Она поджала губы: «Мог бы и не кусать».

За всю дальнейшую дорогу они не проронили ни слова. Он иногда косился в зеркало, наблюдая, чего это, мол, там происходит сзади? Но ничего не происходило. Лена смотрела в окно и кусала губу. Улыбнулся: «Так ведь и сжуёт».

Лена заметила, как замедлился ход, сменился ряд. Никита развернул автомобиль и поехал в бок. Дорога понеслась круто вверх. Престижный район. Старинные особняки. Лена, крутя головой по сторонам и как он и советовал приведя мысли в порядок, полезла, не выдержав, опять с разговором. Наверное надо было помолчать, но подлизываться она к нему не собиралась. Пусть сам это делает, а ей не надо. Грозно спросила:

— Откуда у тебя такое дорогое авто. Их по городу всего несколько штук катается.

— О! уже что-то, — ехидно заметил он. — Я уж грешным делом подумал, что это приключение плачевным образом повлияло на твои и так не могучие умственные способности.

Глаза увлажнились. Лена обиделась, но держалась круто. Ишь, разболтался…

— Не прикидывайся пельменем. На какие шиши живёшь так кучеряво?

— Друг одолжил, — не моргнув глазом соврал он.

Она поморщилась: развесила уши, он так правду и сказал. Тут же ввернула:

— Не на хлебе и воде сидит видно…

— Не без того, — хмыкнул он.

Но Лене неймётся и она подковыривает его.

— Как же он тебе её одолжил, ведь мужики обычно говорят, что женой и машиной не делятся?

Только парня голыми руками не возьмёшь, как говорится — не лыком шит.

— Ну жены у него нет, а машину не пожалел, потому как мы с детства дружим и к тому же он сейчас в отъезде. Так что пока поживёшь в его квартире. Приехали, выходи. Забирай свой «ноутбук», а я сумку.

Лена осмотрелась.

— Да-а!

— Что такое? — повернулся к ней он.

— Совсем не бедный мужик, в таком месте и в таком доме иметь квартиру… — кивнула она со всей силы на дом. Шейный позвонок чуть не хрустнул. «Надо осторожно удивление выражать, — одёрнула она себя, — а то без головы можно враз остаться».

— Тебе не всё ли равно, знай топай, — огрызнулся не зло он.

Некоторое время она молчала. Он тоже. Охрана в будке почтительно поднялась, приветствуя приход Никиты.

— Тебя хорошо знают? — удивилась Лена.

Он не запылился с объяснениями.

— Приглядываю, как за своей квартирой.

Но тут Лене пришла в голову деловая мысль.

— А почему он тебя к себе на работу не возьмёт, если уж вы в таких тесных отношениях?

У Никиты вытянулось лицо. «Чёрт, достала, сразу — то и не сообразишь».

— Тык… Мне своя работа в кайф. Тебе вот нравится бумагу марать, ты пишешь, а мне до сердца связью заниматься.

Лена притормозила восхождение и покачала головой.

— Какой-то ты непонятный. Можно сказать скользкий. А-а… — опалила её догадка. — Я поняла, ты гей и у него на содержании.

Никита обалдел, а потом принялся хохотать.

— Так меня ещё никто не смешил.

Она закатила глаза и, стараясь не смотреть на хохочущего парня, промолчала. В какой уже раз не могла не упрекнуть себя за болтливость: язык-то без костей, но поздно. «Похоже не угадала».

Глава 11

Но смеяться не плакать. Встав у двери, он набрал сложную цифровую комбинацию кодового замка и положил большой палец на его маленькое окошечко. Лена внимательно наблюдала удивляясь новым причудам электроники. И, конечно же, не отказала своему удовольствию ужалить:

— Ты не боишься за свой палец. Кто знает, что может прийти в голову ворам.

— Я его застраховал, — отрезал он, возясь с замком.

Она, борясь с раздражением, ткнула своим пальцем его в спину:

— Может быть прежде чем, мы попадём туда, ты всё-таки мне скажешь, какого чёрта тебе от меня нужно?

Ну да, он так и собирался ей отвечать. А разве она не имела на тот вопрос право? Ухмыльнулся и, бесшумно открыв дверь, пропустил её вперёд. Она, поколебавшись, зашла, но, побледнев вдруг от осенившей её опять догадки, привалилась спиной к только что захлопнувшейся за ней двери. Словно иголки кактуса впились в её спину. Что-то было не так. Картина не клеилась. И тут она решила, что парень ей просто морочит голову и всё совсем не так, как он ей пытается втюрить. И вот только что её осенило, хотя и так, казалось, было всё ясно, словно Божий день. «О, боже мой! Я дура набитая! Как я могла находясь в уме и здравой памяти, попасться на этот банальный трюк с прослушкой. Как я могла взрослая баба всецело довериться ему, посчитав другом». Поняв, что поздно рассуждать об этом, она превратилась в ледяную сосульку.

— Ты чего? Проходи. — Легонько подтолкнул её ничего не подозревающий Никита.

Вот теперь у неё всё, как в детской пирамидке встало на место и она ринулась в бой.

— А ведь это ты всё организовал. И якобы «жучки», и нападение на меня, ментов опять же. Меня захотели по-тихому убрать да? Сколько тебе за меня заплатили? Это для хозяина этой вот квартиры ты организовал моё похищение. А я — то слепая дура. Раз вам так уж надо убейте меня, но пожалейте сына. Оставьте ему жизнь, сволочи! — срывающимся голосом прокричала она и кинулась на оторопевшего Никиту с кулаками. — Как я сразу не догадалась — шантаж! Ты этим грубым шантажом живёшь… Какая же я дура! Что тебе от меня надо, подлец?!..

Тот, бросив сумку и придя от изумления в себя, получив пару тумаков в грудь, чтоб не получить ещё во время перехватил её руки.

— Тю! Никак сказилась! А ну прекрати истерику, засочинялась совсем. Разбега фантазиям ноль, всё свалила в одну кучу. Пока разобрался, челюсть отпала. Сама подумай, на фига мне это надо. Забрал бы дискету, только меня и видели. Ты-то при наличии дискеты мне зачем. Забодала совсем, глупыми идеями своими. Протри глаза, ты влупилась ни в сюжет книжного детектива, где ты, помешивая ложечкой в чашке чай, подсластив жизнь долькой шоколада на язык, придумывала позавихрастее ходы. Реальность проста и жестока. В ней никто много не мудрит. События начали выходить из-под контроля, вот я и умыкнул тебя. Пусть бодаются. Прости, ничего другого, к сожалению, я придумать не смог. Книжек не пишу.

Она хотела уколоть, но он серьёзно смотрел на неё. В жизни не сталкиваясь с такой наглостью и непонятками, и от этого совсем растерявшись, Лена уткнулась в его грудь и горько заплакала.

— Ты меня запутал совсем, я ничего не понимаю.

Похоже, он тоже растерялся. Казавшаяся решительной детективша, прошедшая огонь и воду, рыдала, как глупая девчонка на его груди. Растерянно гладя её по голове он чувствовал себя совершеннейшим болваном.

— Лен, ты ж не дитё маленькое, кончай дождить. Я не знаю, что с бабами делать, когда они ревут. Ну совершенно не могу переносить слёз. Ни в каком виде, и ни по какому поводу. Посопливилась и будет климат увлажнять. Разошлась так, что хоть к водопроводу подключай, — воркуя, прижал он её к себе, поглаживая по спине. Женщину уж очень нежно утешать нельзя, она, пользуясь моментом, включается в процесс и начинает бурно жалеть себя. Но на этот раз схема жаления себя сломалась. Мысль про водопровод показавшись забавной, её отрезвила, она рассмеялась:

— Ха-ха-ха! Ты только подтверждаешь мою догадку, что все мужики бараны. — Лена посмотрела на него, ещё раз всхлипнула, пытаясь отодвинуться подальше, вытирая ладонью припухшие и сделавшиеся сразу красными глаза. «Не маленькая, не маленькая, не маленькая», — крутилось в всклокоченной голове. И всё-таки она взяла себя в руки. Достала платок и стала вытирать нос, хлюпая и всхлипывая.

Кушнир просиял:

— Ну вот, уже веселее. Раз ругаться начала, значит, скоро будет полный порядок. У слёз должны быть веские причины, а у тебя их нет. Так что будь добра закругляйся. Тебе ж нужен помощник, так почему им не могу быть я, тем более у тебя нет другой кандидатуры. Раздевайся, осваивайся и, чтоб не занимать голову ерундой, принимайся за дело.

Она напряглась и как иначе, если этот тип её с порога пытается всунуть непонятно во что.

— В смысле?

Никита притворно вздохнул и принялся растолковывать:

— Женщина для уборки приходит раз в неделю. Этого достаточно для нежилой квартиры. Но для того, чтоб тут разместиться придётся сейчас немного попотеть. Так что протри пыль и пропылесось. — Лена перекривилась, у мужиков, как по команде на одно руки чешутся — это как можно побыстрее пристроить женщину к труду, чтоб не сидела без дела, а работала. А он, не замечая перепада в ней, продолжал:- А я поеду, сгоняю в гастроном, куплю еды. Извини, придётся закрыть тебя, чтоб не наделала глупостей.

— Боишься, что что-нибудь украду и скроюсь? — съязвила она.

Он застыл, не дойдя до двери и обернувшись, гася улыбку, подтвердил:

— А как же ты думала, именно поэтому. Я ж отвечаю перед хозяином за неё.

В его спину, буравя лопатки, упёрлось:

— Кушнир?…

— Ау! — обернулся он, держась за ручку.

Она решила по-ходу кое-что уточнить.

— Почему ты решил, что против меня играют две совершенно разные группировки?

Он крутанул плечом, мол, куда вашему обезьяньему роду до мужиков.

— А самой слабо? — Лена отвернулась. Он продолжил:- Ладно, не злись. «Жучки» принадлежат одной. Разгром — других рук дело. Подход разный. Смотри дальше — за кассетой ведут охоту одни, убрать тебя пытаются другие. Возьми книгу. Опять же, разные цели у бойцов.

Она воспрянула духом: «Кажется, налаживается с этим носорогом, нормальный диалог. Может даже и подружимся. К тому же, похоже, он прав и я мешаю двум, но кто же они?»

Он ушёл, она отругала себя за пустые страхи, а подумав разделась и прошла в ванную. Мамочки! Лицо её было опухшим от слёз, нос сморщился, будто ему хочется чихать или плакать, глаза превратились в щёлочки. Пародия на китаянку. Охая и ахая, взялась быстренько приводить себя в человеческий вид.

Квартира была в полном порядке, и Лене не пришлось много усердствовать в плане уборки. Правда обнаружились экзотические находки, вроде закатившейся под кресло помады или капронового треугольничка дамских трусиков на тонюсеньких верёвочках. Пакетик презерватива под кроватью. «Ну и нравы!» — закатила она глаза. С причислением его к геям она явно поспешила. Потешается поди ж ты. И самое поразительное это то, что её укололо чувство тихой ненависти к обладательницам этих предметов. Плохие чувства очень даже просто провоцируют на совершенно непредсказуемые поступки. Находки, она устроила на эротическом журнале и принесла на кухонный стол, чтоб, сунув под нос нахалу, позлорадствовать.

Разгружая пакеты, тот, отодвигая журнал с размещёнными на нём экспонатами, буркнул:

— Это что, похвастаться хочешь?

На него готовы были уже посыпаться упрёки о потере духовности и в безнравственности. Но сдержалась. Только покраснела, ещё бы о таком повороте, она не подумала и сейчас пожалела, что затеяла такое воспитательное дело. Но молчанием долго не обошлось и почувствовав, как из тёмных глубин души всё-таки поднимается и мчит, сметая всё на своём пути, лавина мути, сквозь зубы процедила:

— Разбрасывать не надо. Трофеи нашла во время уборки, в спальне. Вот это, — брезгливым жестом подняла кончиками пальцев она за лямочку прозрачные трусы. — И это, — ткнула она кончиком ногтя в пакетик, — было под кроватью, а эта помадка под креслом. Как это я упустила из виду, что такие, как ты обожают пялиться и тискать всяких кисок, зайчиков — тушканчиков и топ — моделей.

Никита даже не поморщился. Не с чего. Ерунда какая-то. Он был не сентиментальным романтиком, а человеком желаний, любившим жить, женщин и умевший зарабатывать деньги. Занимаясь делом, небрежно бросил:

— Выбрось в мусорный мешок. Хозяйки не объявятся, — равнодушным тоном заявил он.

С удовольствием, на каком поймала себя сама и самую малость устыдилась, пропела:

— Да?!.. Я выброшу. Не пожалей потом…

Покончив с экзотикой на победной нотке, Лена перевела взгляд, на выложенную им на стол, гору дорогих продуктов, не сдержав свой язык на верёвочке, ляпнула:

— Хорошие ж ты чаевые за ремонт телефонов берёшь.

— Когда с какими клиентами повезёт. Вот сегодня подфантило. — Сдерживая смех, объяснил он.

Лена подёргала его за рукав:

— Эй! Давай, я деньги за проживание и еду заплачу?

— Это зачем? — кинул он в рот, потерев в ладони виноградинку.

— Ты ж тратишься на меня.

— А почему только на тебя и на себя тоже. Придётся мне пожить с тобой для безопасности полётов. А вообще-то это идея всё посчитать, ссумировать и выставить тебе счёт. Ты барышня не бедная, обобрать тебя большого греха не будет.

Напоровшись на язвительность, Лена, раздумав есть, кинула обратно в пакет апельсин и, метнув в него уничтожающие стрелы молний, ушла в спальню. «Что толку трепать нервы, с него как с гуся вода. Надо покупаться и ложиться спать. Пусть ест один». Идея расправы над вредным парнем понравилась. Порывшись в сумке, достала ночную рубашечку и халатик. Но тут осенило: «Нет, сначала надо сменить постельное бельё. После разных белошвеек, я на эту постель не лягу». Подумала и взялась за дело. А чего откладывать?! Открыв шкаф, сразу наткнулась на стопки постельных принадлежностей. Порывшись, выбрала понравившийся цвет. Перестелила. Снятое, пахнущее смесью из чужих духов и сладковатой мужской спермой, сгребла в охапку и на вытянутых руках, показательно, понесла в кухню. Именно там видела стиральную машину. Пока шла в голову впрыгнула мысль: «Здесь были не дешёвые бабы, такие духи стоят приличных денег. Откуда у него средства на таких девиц, да и та туалетная вода, что он пользуется не из рядовых. А вдруг он вообще в свободное от работы время занимается бандитизмом или сутенёрством. О! Придумала. Какому сутенёру я нужна, разве что на органы продадут. Вот это да!.. Совсем не смешно, а что, если и, правда, на органы. Таких случаев сейчас сколько хочешь. Это объясняет наличие у него денег. Самое время начать рассказывать о том, что я вся больная и мои органы ни на что не пригодные».

— Чем тебе бельё помешало, его в субботу только поменяли? — развернулся он от плиты на её пыхтение за спиной.

Она не могла отказать себе, чтоб не огрызнуться и, получая удовольствие, тявкнула:

— От чужих духов и ещё кое-чего не собираюсь задыхаться.

Он поскрябал кончиком ножа щёку и, не скрывая яд, прохихикал:

— Да?! Я не подумал об этом. А с чего ты решила, что твоё место на кровати. Я вообще-то планировал положить тебя в кабинете, на диване…

Лена встала, как вкопанная. И, правда, что на неё нашло, с чего это она в чужом доме так расслабилась. Лучшее чем можно ошарашить противника, это признать вину и извиниться. Метод проверенный. Запросто лишает противника оружия.

— Теперь моя очередь извиняться. — Упёрлась она взглядом в носки своих тапочек не поднимая лица от пола, стараясь не смотреть в эти нахальные и так её раздражающие глаза. Ещё не дай бог соблазниться плюнуть в них или выцарапать. Она б не отказалась сейчас от такого удовольствия. И справилась. Но сказала спокойно:- Я сейчас немедленно переберусь туда. Извини, за то, что лишила тебя запаха дорогих и горячо любимых потаскушек. Ну вот извинения принесены, теперь отойди в сторонку, я загружу машинку и перестираю.

Он мельком кинул взгляд на гору белья в её руках и царапающим её по сердцу равнодушием произнёс:

— Кинь в ящик для грязного белья в ванной комнате. Какие претензии…

Конечно, он пожалел, что завёл разговор на эту тему, но марку держал.

Претензии? Нет, претензий с её стороны никаких не было, но Лена пыхтела, как самовар. О! Он не знает с кем связался. Она непременно настоит на своём. Хоть и маленькая и не нужная, а победа будет за ней.

— Отойди, — решительно потребовала она.

Почувствовав угрозу своему здоровью, он отступил:

— Хорошо, без резких движений только, раз хочется, стирай. Порошок в тумбочке рядом. И не пыли на счёт кабинета. Я пошутил. Книжки убили в тебе женщину, ты не ориентируешься в юморе.

— Иди к чёрту, — бросив резко на ходу, она повернулась к нему спиной и, запустив машинку, направилась прочь. Её догнал его насмешливый голос:

— Эй, куда. Ужинать сейчас будем.

Оборачиваться не стала, но буркнуть, буркнула:

— Я не хочу.

Его голос стал вкрадчивым и бархатным:

— А на обиженных воду возят. Надо уметь наслаждаться жизнью. Садись.

Так и быть она брякнула стул об пол и села, а куда ж деваться, чай не у себя. Загнанная обстоятельствами в угол, она вынуждена была пользоваться его помощью. А так хотелось треснуть по холёной довольной морде и уйти. Его запечённая рыба с луком и лимоном обсыпанная жареной картошкой была совсем не плоха. «Бабы не все так приготовят», — пронеслось в её голове.

Он совсем по-домашнему предложил:

— Давай по рюмочке коньячку.

Лена процедила:

— Это не по моим зубам. Знаешь же мои возможности.

Он сделал вид, что не заметил её скрипу и продолжил:

— Тогда: мартини, шампанское или есть очень неплохое вино.

Лена поморщилась и скорее, чтоб отстал, чем сделала выбор, буркнула:

— Пусть будет мартини.

Он поднялся, достал из бара бутылку, из холодильника сок и лимон, разлив по бокалам, приблизил свой к её и, дождавшись желанного звона, с улыбкой произнёс:

— Ну что, книжница, за удачу. Ешь вкусно или не нравится?

Ей нравилось, на такого мужика можно молиться, но она принципиально перекривилась. И не утерпев съязвила:

— Может, ты ещё и в ресторане поваром подрабатываешь?

Опять сверкнули в ослепительной улыбке его белые, ровные зубы. «Чем он так страшно доволен?» — прыгнуло мячиком в её голове.

— Это плохо? — переспросил он не спуская с неё глаз.

«Наверное, неплохо, но чего он улыбается всё время. Зачем такому паразиту ещё в довесок сводящая с ума улыбка… Дать бы ему по тем зубам, чтоб не сверкали. — Но тут же напугалась своей кровожадности. — Надо держать себя в руках, куда-то меня не туда ведёт». Одёрнув свои расшатавшиеся мысли, Лена отвела взгляд и попробовала выглядевшее аппетитно блюдо. Против её воли вырвалось:

— Вкусно!

А он добавил без малейшего изменения в голосе и не отнимая глаз от её лица:

— Тогда жуй. А то Данька решит, что я жалею для тебя даже объедков с моего стола!

«О, как он доволен сам собой! Пиявка!» Она жевала и наслаждалась, хоть и про себя, маленькой местью, а он нахально глядя ей в глаза взял и преспокойненько отпил из её бокала. Её рот в изумлении открылся сам по себе. Она немедленно разозлилась на беспардонного субъекта, навязавшегося к ней прикрываясь её сыном в охранники. С чего он так стреляет по ней глазами, осыпая её звездопадом… Ищет над чем бы посмеяться? Зачем устроил сю-сю му-сю с её бокалом? Хочет проверить её моральную устойчивость? «Что за мысли ненормальные?!»

Лена и сама не смогла бы объяснить, зачем она задала ему тот вопрос, наверное, чтоб поставить на место и обозначить дистанцию, в общем, взяла вот и спросила:

— Сколько тебе лет?

Он среагировал моментально и со своей ехидной улыбочкой, наклонившись к ней, уточнил:

— А что, есть желание меня усыновить?

О! Какой фрукт! Сейчас она тоже сделает ему больно… Ишь какой… Лена проглотила то, что попало в рот, не жуя, выплюнуть было бы уже чересчур. Потом резко встала, одним жестом счистила оставшуюся еду с тарелки в мусорный пакет, помыла за собой посуду и ушла. Вот так! Собственный желудок, конечно, сжался от обиды, но должна же она была ему насолить… Он по-видимому думает, что лишил её ума. Пусть теперь попробует так подумать…

Никита проводил её с усмешкой. Поднялся, дошёл до бара, достал бутылку коньяка и, выплеснув из своего бокала мартини, налил себе. Поболтал в бокале, посмотрел на свет и выпил. В голове пчелой жужжало: «Противоречивость её конёк. Лёд и пламя. Ох, Никита, может, следует медленно торопиться. Тебя не просто тянет, а несёт».

Оставшись наедине со своим открытием, он смотрел на дверь, с бьющимся сердцем, прозревший и смущённый одновременно.

Лена же юлой носилась по спальне. От злости не только дрожали руки, но и дёргалась щека. «Зачем он мне нужен, чтоб ещё что-то спрашивать было у него». — Распиная себя, забралась под душ. Вода смыла раздражение и успокоила. Кошки скрябающие душу убрались на покой. Промокнув тело своим полотенцем, почистив зубы и смыв косметику, она юркнула под одеяло и почти тут же задремала. Сказались нервные перепады прошедшего дня и сыграл свою позитивную роль выпитый бокал мартини. У неё после стрессов так, то моментально морит, то не уснуть. На сей раз была дремота. Очнулась от того, что Никита не веря в её искренний сон включил светильник. Он с той стороны кровати, возясь с одеждой что-то мурлыкал себе под нос.

Протерев глаза, Лена, прижав рукой взбунтовавшийся от голодного противостояния желудок, хлопала ими на весь экран до тех пор пока не поняла щекотливость своего положения.

— Что ты хочешь сделать? — села она в подушки, натянув, себе под подбородок одеяло.

Не оборачиваясь и туша позевушки, он, поиграв крутыми плечами, объявил:

— Ложиться, а ты что подумала?

Сдержать удивление не было никакой мочи и она вскрикнула так, что напугалась сама.

— Тут? Со мной?

Теперь он, развернувшись к ней, ухмыльнулся и, забравшись под одеяло, закинув руки за голову, сверкнув волосатыми подмышками, блаженно потянулся:

— Не обольщайся, никто тебя не тронет. — Лена фыркнула и укрылась с головой, чтоб не видеть и не слышать… А он помурлыкав какой-то мотивчик, потягиваясь, объявил:- Ляпота! Это не такая уж плохая идея. Вдруг тебя опять что-то напугает, а мне не спи, бегай. По-моему прошлой ночью нам было не тесно, и мы чудненько уместились?

Поняв не перспективность переговоров и не эффективность своего укрытия, она перевернулась на бок к нему спиной, изображая фунт презрения: «Накачался, будь он неладен. Наглец! Устроился на её кровати, как хозяин. Впрочем, чёрт его побери, он и есть хозяин». И подоткнув одеяло под все углы, постаралась заставить себя заснуть. «И вообще, а ну его к лешему. Вчера и, правда, не мешали друг другу. Кровать, как футбольное поле». — Сладко зевнула она.

Только вчера не сегодня. Переложив пару раз подушку, он сначала покашлял, потом покрякал и не получив реакции в открытую полез с разговором:

— Ау, барышня?! — Лена молчала, он продолжил. — За что же на тебя напали? Не из-за твоих же пресных детективов, в самом деле? Неужели ты что-то там стоящее намарала? — Донеслось до её ушей с его половины кровати.

Желудок опять протестуя заговорил. Лена скоренько прижала тот протест рукой: «Ух! Не терпится ему поесть». Ей бы в самый раз помолчать. Пусть себе язвит. Да она и честно старалась держать себя в руках, но сорвалась. Не получилось быть железной.

— Послушай ты, телефон последней модели, что тебе от меня надо? Дались тебе мои книги, не читай, если раздражают, в руки можешь не брать, я не обижусь. Только вот заткнись и не доставай меня больше, понял?

— Понял. Не придирайся. Надо было не психа давить, а есть, чтоб на почве голода не бросаться на людей. Гав-гав, ам-ам… Так можно и ухо запросто откусить, — пряча смущение, слабо огрызнулся он. — Живот вон к хребту скоро прилипнет, а у женщины, он должен быть мягким…

Этого уж она стерпеть не могла. Какой нахал, мало возраст, так он ещё и живот умудрился её тронуть. Претензии, так сказать, предъявить. Вот какое ему дело до её живота? А никакого!

— Что? Да, как ты смеешь, — развернулась она и тут почувствовала, как одна его сильная рука рванула её к себе, а вторая жаром опалила пронесясь горячим ветерком по телу и по раскритикованному в пух и прах животу, естественно, тоже. «Ой, мамочки!» — запрыгало в ней от головы до пят. Перебарывая страх, волна уже забытого желания захлестнула её. Но она ещё пыталась отбиваться. Голова сама себе задавала вопросы: «Неужели это происходит со мной? Неужели со мной? Со мной…» Вся её хилая борьба его распаляла. Едва не рыча от нетерпения, он принялся рвать на ней рубашку.

Так началось её безрассудство с Никитой. «Ай!» Лена даже не успела удивиться или испугаться на такую наглость, как его губы торопливо нашли её, открывшейся было в возмущении, рот. «Ничего себе!» Она спеленатая его руками забилась под ним. Сейчас этот агрессор узнает, сейчас он получит… Но губы вдруг против её воли втянулись в поцелуй, получившийся в момент безумным, а тело, сделавшееся под его рукой безвольным, безропотно, подчиняясь, предавало. Оно тянулось к нему и отвечало. И это вместо того, чтоб оттолкнуть. Получается, Лена узаконила его вольную наглость. Она словно обезумела, не в силах справиться с охватившей её страстью. Целовалась сейчас, как сумасшедшая, вспыхивая от его ласк и горя от жара его тела, каким — то уголочком сознания понимая, как ей этого мало… Страсть крутила, крутила втягивая и её в свой сумасшедший водоворот. Он шептал ей на ушко такие приятные слова, о которых она писала в своих романах, но никогда не слышала от Долгова. Слушала, таяла. И она завелась. И ещё как завелась. Пусть и ненавидела себя за это, но рванулась в то сладкое безумство. Розовый туман качал в своих сетях. Такого физического влечения к мужчине она никогда не испытывала — разве что в мечтах. А тут сводил с ума даже запах его. А ещё впервые почувствовала себя женщиной — желанной, страстной. Не успев остыть от одного полёта, тела, руки, головы шли на новый круг. Всё бабье долгое одиночество, тоска, неудовлетворённость, выплеснулась сейчас на этого совершенно чужого ей мужчину. Чтоб зараз отлюбить по случаю и забыть. Даже раскаяния не было, какая то злость: «Это тебе за вредность, — с блаженством думала она. — Получай, раз нарвался!» Сейчас им говорить было некогда и не за чем. Руки, рот, губы — всё было в работе. В таком огне точно не до споров. Она чувствовала, как он удивлённо охал под её жаром и сладко постанывал. А она купалась в невероятной радости: «Это тебе не твои модельные цапли и козы!» — звенел мстительный колокольчик внутри её. Горела до дрожи, сама боясь уже того накала, выжимала из него всё. «Молодой, сильный, выдержит». Как сквозь сон она услышала хриплый стон Никиты. Затем выбившись из сил затихла и обессиленная рухнула на его руки. «Какое сумасшествие…»- стыдил разум. «Какое блаженство!» — порхала душа. Откинувшись на шёлковую подушку и отходя от сладкой дремоты, наконец, начала понемногу соображать. Перед ней ясно нарисовалась картина случившегося с ней. «С чего, в самом деле, на меня нашло, почему не сопротивлялась. Какое к лешему сопротивление…, стыдоба, накинулась на мужика, как голодная кошка на мясо. Валяюсь тут в чём мать родила. Господи, боже мой, стыд-то какой. Я и вдруг — падшая женщина, кошмар какой-то! Только этого мне для полного счастья и не хватало! — корила она себя совершенно не представляя что дальше делать и как себя вести. — А этот тоже жук, потягивается как сытый кот. Щурит себе сладко глаза. Воистину, нет предела их самонадеянности».

Ещё б не мурлыкал. Такой выбух и бурное облегчение расслабили его, он напоминал довольного мальчишку. Чудное превращение. Тигр стал котиком. Выглядел совсем ручным и милым. Воспользовавшись его отдыхом и таким балдёжным состоянием, Лена попыталась выскользнуть. Но не тут-то было. Хоть и подобревший хищник, а не хотел выпускать свою самку. Держал на все силёнки, полулежа на ней, обхватив желанное тело ногами. Лена почти паниковала. Запах страсти, давно забытый ей, бил по ноздрям и кружил голову. Она давила его разумом, он не поддаваясь рвался наружу. По мере того, как сладкий туман рассеиваясь оседал и мозги в голове возвращались на место своих дислокаций, она в новом порыве задёргалась, пытаясь высвободиться. Надо торопиться, пока разум брал верх, приказывая прекратить связь и распрощаться. В голове колотилось: «Надо бежать! Куда? Не важно, можно хотя бы под душ». После пустых усилий вырваться, напугалась: «Такого большого и тяжёлого мне не скинуть». Заколотив кулачками по такой мощной груди, она, пытаясь получить свободу, проныла:

— Отпусти, раздавил же!

Улыбаясь, он расслабил объятия. Она тут же попыталась воспользоваться плодами своих усилий.

— Куда! — промурлыкал он, но, уловив её движения, придавил усилия.

— В душ, мне надо…

— Лен, не скачи, вместе пойдём, я отнесу… — блаженно мяукнул он.

«Ага, сейчас! Только ещё этого не хватало!»

«Хорошо!» Кушнир перевернулся на спину и растянулся во весь рост. Вообще-то он считал человеческую породу несовершенной. Но впервые в жизни ощутил полное, приятное, пьянящее возбуждение, которое происходит от уверенности в своих силах, когда нет ничего невозможного. «Я сделал это, она моя!»

Пока он блаженствовал и соображал, что да к чему, она выскользнула из объятий, кубарем скатилась с кровати и, сверкнув не только голыми пятками, скрылась в ванной. Защёлку дрожащими руками — раз! Торопясь и ошибаясь среди множества кранов, открыла, наконец, воду и встала под тёплые струи. «Слава Богу!» Надо было прийти в себя. Всё так глупо и не хорошо получилось. Кто она после этого?… Ой, ой!.. Как смотреть ему в глаза, общаться и строить отношения? О нет! Какие ещё к лешему отношения. Зачем ей пацан. Забыть и всё. Вычеркнуть. Да? Да! Вода лилась и лилась. Лена надеялась, что она успокоит, смыв последствия интима. Но ни черта. Даже вылитые из флаконов реки гелей и шампуней не смогли вытравить запах происшедшего. Она бы стояла так вечность, натирая и натирая себя, но в дверь постучал Никита. Поняла одно: путь к свободе и благим намерениям отрезан. Тихо и незаметно в никуда не убежать. Что происходило за этой дверью, она не знала, но наличия там Никиты её вгоняло в страх — всё может повториться.

Он улыбаясь сам себе поднялся и последовал за ней намереваясь составить ей компанию, но дверь ванной была заперта изнутри. Неприятный сюрприз.

— Лен, кончай, впадать в истерику, открой. — Не дождавшись ответа, прибавил громкости. — Весь городской запас горячей воды выльешь на себя. Ну не будешь же стоять под водным потоком до утра. К тому же вода нынче тоже больших денег стоит. Вылезай, давай, а то ты меня разоришь.

Это подействовало, она закрыла краны и всхлипнула:

— Не дрожи, я заплачу крохобор и за эту ночь тоже.

Он не сразу нашёл во рту язык.

— О-о-о… Прикольно! Выходи, поговорим, раз так тебя глючит.

Лена, кутаясь в полотенце, завопила:

— Отстань, я тебя видеть не могу, ты втянул меня в дерьмо.

— Я не пойму что-то… Что, не понравилось что ли? Сейчас пойдём и улучшим.

Её эта его скороспелая идея не просто не нравилась, а пугала. Снова оказаться в его объятиях… Она уже такого натворила, что не дай Бог… Ответ последовал, хоть и с запозданием, но короткий и выразительный.

— Гад!

— Лен, ну ты хватит западать так, не малолетка соблазнённая. Я предложил, ты не отказалась. Ещё как не отказалась. Я до сих пор на грешную землю упасть не могу. Что теперь-то локти кусать и волосы на себе рвать. Маменька не заругается чай или ты Даньки боишься?

«Издевается поросячий хвостик. Ещё и Даньку приплёл». На получи:

— Пошёл вон, дурак.

— Ну что за цирк, в самом деле. Слова же опять у тебя обидные. Так меня лет десять никто не обзывал. — Сдерживая смех, веселился он.

Но она, не слушая его, ныла про своё больное место:

— Господи, откуда ты на мою голову взялся…

Надоев целовать дверь, Никита грозно рявкнул:

— Выходи или я разобью эту чёртову дверь, и это обойдётся мне в копеечку. Тоже мне школьница соблазнённая нашлась. Курам на смех. — Говоря всё, что заплуталось на языке, он, потешаясь опять, чтоб ещё сильнее не обидеть, с большим трудом сдерживал смех и надеялся хоть гневом выманить её оттуда. Правильно полагая, что должна она завестись и пожелать прибить его, а для этого ей потребуется выйти. Идея закачаешься должна сработать.

«Куда уж обиды больше-то, её просто не осилить её организму». Лена, растерев слёзы по лицу, подумала: «Хоть как пыли, а всё же выходить придётся из этого бункера». Утопив возмущение в воде, она попросила:

— Принеси халат.

Ни готовый к быстрой капитуляции Никита уточнил:

— Я не понял, что тебе подать?

Лена, решив, что притворяется, взбунтовалась. Правда бунт был почти вежливым.

— Халат. Глухой? По буквам, что ли ещё рассказать.

Надо же сработало. Ай да я!

— Зачем. Всё ж и так понятно. Минуточку.

Вежливости у неё надолго не хватило.

— Пошёл ты к чёртовой матери, — сорвалась Лена на ругань. — Я костьми лягу, а от тебя откачаюсь.

Никита коротко хохотнул:

— Надо пожаловаться твоему издателю за далёкий от литературы язык.

— Зато близкий к реализму. Принеси халат, хватит выпендриваться и повесь на ручку двери.

— Ладно, будет тебе халат. — Сымитировав уход и приход, он тут же выхватил её из щели, в какую она, протянув руку, принялась шарить, в поисках одежды.

— Фу — у! Сколько усилий и нервных клеток потрачено из-за книжного абажура. — Цепко поймав за локоть, он потянул её к себе. — Всё оказалось не так уж и страшно, да?

— Убери руку, затрахал…,- забилась она. — Дождёшься, убью… Можешь не сомневаться.

Он беззаботно хохотал:

— Сомневаюсь… ты так любила…

Изловчившись, она въехала ему в плечо кулаком.

— Какой же ты…

Он сгрёб её в охапку, притиснул, чтоб не дёргалась к себе и держал пока не успокоилась. Обжигая поцелуем висок, предупредил:

— Да ладно тебе скромничать-то, у меня ещё такой бабы не было… — Лена сделала попытку повторить трюк с ударом, но он перекрыл ей путь, зажав обе руки. — Руками не маши, а то мне губы разобьёшь или фингал поставишь.

Она со злым ехидством заметила:

— Надо же, как ты к себе нежно относишься.

— А ты как думала. У нас внимательно относятся к внешности кадров, как что не так — на дверь.

Она, не оценив его откровенность, затрясла на все силёнки за плечи:

— Как — как? Никак. Пусти.

— Сейчас, на кровати и отпущу.

— Я с ума сойду… Ты пожалеешь. Взбешусь…

— Кто против то, только давай завтра. Сегодня ты вырубила меня под завязку. И по правде, я уже не боец.

— Ну, и гад же ты! Ох и говнюк! Тебе не надоело паясничать?

Её не просто злила, а бесила та ловкость, с которой он уходит от объяснений в плоскость расслабленности перемешанной с вульгарщиной. Но его не пронять. Он посмеиваясь заявляет:

— Это мой стиль. Лучше жить с улыбкой, чем с кислотой на лице. Это не спасёт. Лен, да ладно тебе, в самом-то деле. Ну случилось и случилось. Хорошо же было. Мне так очень понравилось и тебе по тому как вела и была инициатором многочисленных повторов — надо полагать тоже. Надо проще жить. Или что, я так плох?

Она мыкнув, от возмущения закатила глаза: «О, Боже!»

Найдя с ней полное взаимопонимание, он широко улыбнулся: Вот так!

Никита осторожно уложил её в подушки. Её густые волосы разбросанными метёлками душистых трав разметались по атласным наволочкам. Но Лена не знала, как выглядит соблазнительно прекрасно. Она страдала от несовершенства фигуры, возраста забравшего красоту и упругость кожи, своего морального падения. Для неё это было серьёзно. Слова Никиты жгли уши и казались насмешкой. «Боже мой, как стыдно!» Лена крепче прикрыла полыхающие ужасом глаза. Но надо выкручиваться, а значит полностью валить вину на него. Не очень справедливо, но как же быть?… И делано вздохнув, она выдавила из себя:

— О чём я вообще-то говорю. Ясно же, как божий день, не способны мужские мозги нормально функционировать там, где в полную силу стараются половые органы.

Словесная дуэль. Он ухмыльнулся, но не готовый к такому повороту ничем оригинальным отличиться не мог, поэтому пробурчал:

— Ручаюсь, сочинила на ходу. Век бы не подумал…

— Это тебе любой медик подтвердит, — поспешила она с оправдательной речью. — Послушай, Никита, я никуда отсюда не уйду. Ничего здесь не трону. Только не оставайся больше здесь ночевать.

Он, гася удивление, поморгал и ехидно заметил:

— Это тебя половой вопрос в такой плоскости волнует?! Ты что на полном серьёзе считаешь, что сексом можно заниматься только ночью. Ай — я — яй, какое упущение! Придётся ликвидировать тот прокол и излечить тебя от такого заблуждения.

Она обречённо попросила:

— Умоляю! Отпусти мою душу грешную на покаяние!

— Значит, всё-таки не угодил и придётся сейчас повторить и всё исправить, — ласково коснулся он губами её шеи. Его глаза, вопреки словам, источали невероятную нежность. Ноздри раздувал жар.

Отведя глаза, она взмолилась:

— Никита!?

Он навис над ней. Поднял подбородок. Теперь она вынуждена была смотреть на него. Как это было непросто и даже опасно для неё. Его виновато просящие глаза втягивали её в себя и, обволакивая воздушной паутиной, держали. Она с большим трудом проглотила застрявшего в раскалённом горле ежа. Он коснулся её вздрагивающий в огне губ и прошептал:

— Ты много от меня хочешь, я привык жить одним днём и дальше утра не загадывать. Мы рядом. Нам хорошо сейчас. Иди ко мне.

Лена, стряхивая плен его чар, качнула головой.

— Знаешь, я, конечно, могу благодаря годам тренировки долго крепиться, наподобие закипающему чайнику, на котором, если во время не помочь, начинает дрожать подпрыгивая крышка и возмущаться таким невниманием свисток.

Он, придерживая её брыкающиеся конечности ногой, топил её рот в медовом поцелуе размазывая его потом по горящему лицу, шеи и груди…

— Подумаешь беда, ко всему надо вовремя принимать меры. Снял крышку, пар и тю-тю испарился. Не понимаю я твоего упорства и возмущения. Разве тебе плохо со мной?…

— Ума не приложу, как мы будем жить дальше? — задумчиво не то спросила его, не то себя она.

— Безумно счастливо, — заверил он.

— Давай спать, а?! — почувствовав бесполезность борьбы, миролюбиво попросила Лена. Да она сдалась, а что ей оставалось, когда он сильнее её. Он уснёт и она уйдёт. Так будет правильно.

— Непременно, только вот ты кое — что забыла…

Она приподнялась над подушкой:

— Не поняла?

— Поцелуй на ночь, чтоб снилось приятное, а не твои детективные убийства на каждой странице.

Её побил град. «Ух! Что за характер? Не понять… Опять взял и по носу щёлкнул. А ведь кто-то, когда-то сказал, что характер — судьба».

Его смеющиеся глаза блеснули рядом, и Лена схватилась за простыни, чтоб не слететь с небес, на которые сейчас опять угодит. Но воздуху перестало хватать, её рука скользнула по его спине, и круг страсти замкнулся. Потом, откинувшись на подушки, он принялся смеяться. Лена, полёживающая на его плече, растерялась и в недоумении пыталась сползти с кровати.

— Куда? — дёрнув, положил он её на себя. — Это я над собой смеюсь. Сколько ты мне там за эту ночь заплатить хотела?

Она смущённо прошептала:

— Сколько б запросил. Лишь бы не болтал языком и не вставал больше на моём пути. Пусти, — рванувшись, сделала она попытку высвободиться и уйти, казня себя за то, что опять попалась на его уловки.

— Надо же. Прибыльный заработок, надо подумать над таким деловым предложением. Раньше — то, дурак, сам платил. Вот вислоухий!

Поняв, что он потешается, а с таким братом ухо надо держать востро, Лена покладисто в очередной раз предложила:

— Давай спать, а?

— Куда мы денемся раз на кровати лежим, уснём. Скажи-ка, ты чего так дёргаешься, хороший же секс был. — Притиснув её к себе, очертил языком он её губы. — Как живому без него… Ты ж себе вредишь. Тем более такая азартная женщина, таким фонтаном била…

— Что ты городишь… Замолчи…,- простонала она, уже сомневаясь насчёт наличия у себя железной выдержки и терпения. — Слышь, Никита, поклянись, что никому про то не скажешь?

— Чтоб я сдох! — выпучив глаза поклялся он. — Умора с тобой… Чего ж так-то, непонятно. Секс в Китае считается главным секретом долгого и счастливого существования. Знаешь, как говорит о сексе их учение: «Если вы отказываетесь от совокуплений, ваши жизненные силы застынут».

Она не злобно отмахнулась:

— Балабол.

— Нет, правда, и горе тому китайцу, стержень которого вздумает отлынивать от своих священных обязанностей!

Ей было легко и страшно. Легко потому, что счастье сделало её невесомой, а страшно по множеству причин, каждая из которых казалась уважительной. Хотя бы взять то, как она забыла прошлое. Не слишком ли быстро? Опять же, очертя голову ринулась жить настоящим. Захотелось ощущать каждый день. Это безумно нелегко, но ведь радостно. К тому же… Нет, нет, надо кончать эти глупости.

— Никита! Выслушай меня и постарайся понять. Я взрослая женщина с устоявшейся жизнью. Мне тридцать восемь. Моему сыну девятнадцать. А ты меня в такое болото втянул.

— С лилиям же, не с зубастым крокодилом.

— Ты всегда такой?

— Ну. Тебя что, возраст сына компрометирует?

Выбор не большой: надуться или изобразить обиду. Она с ленцой произнесла:

— Говорю, как со стеной.

— Тогда поговорим о другом. Поделись, что ты там такое сердитое написала, зачем пошла охота? Ведь охота идёт за книгой?

Она тут же насторожилась.

— С чего ты взял такой сюжет?

— Ну не за твоим же новым детективом они охотятся? Кому нужна та мура… Что ты там нарыла, а? Рассказывай уж?

«Он прав. Они уже в курсе, что я пишу о стрельбах». Однако огрызнуться себе не отказала, но быстро оттаяла:

— Но не за письмом же в ООН. Как ты заметил, я давно не девочка и понимаю, что там тоже нужны всем деньги и всё так же, как и везде, продаётся. Немного есть материала. Детектив, естественно.

— И ты решила использовать материалы Долгова? — продвинулся он в догадках вперёд.

— По стрельбам и ещё… Надеюсь, удастся выудить кое — что.

— И это «что»? — навис он над ней.

В двух словах она рассказала о своих мыслях и предположениях относительно продажи оружия и перекачки денег через идущие под сокращение части.

Он нежным поцелуем одарил её уголки губ и ухмыльнулся.

— Жуть! В нашей стране? Такие вещи?

— Перестань хихикать и язвить, — обиделась она.

— Будем считать, что впечатляет. Но, радость моя, это происходит сплошь и рядом. В масштабе страны — мизер. Все ж про всё знают, все всё понимают и живут… Тебе зачем подобная ерунда?

— Значит, не о чем и говорить. — Отрезала она, обрадовавшись, что отобьёт ему охоту лезть в её дела. Размечталась. Не тут-то было. Никита не собирался сворачивать. Её надежда отвязаться развалилась как карточный домик.

— Ладно. И ты знаешь, как это происходило? хотя глупый вопрос. Не знала бы не ввязывалась, писала бы свои детективчики. Но что делать с подобным дерьмом не знаешь. Выскочила впопыхах на лёд и широко шагаешь. Без коньков идёшь и страховки. Ноги не разъедутся? Плюхнуться не боишься?

— Опять остришь. Что ты с меня хочешь?

Он нахмурил брови и изобразил думающее лицо.

— Совет закинуть всю эту муру за высокую гору, ты, конечно, не примешь? — Она в знак согласия склонила голову набок. — Я так и думал. Значит, помочь, ягодка. Как джентльмен просто обязан. Теперь мы вроде как не чужие… — Он прогладил ладонью по её горячему животу и сердито добавил. — Рассказывай, что имеешь. Материалу хватает или будешь добывать? Опять же, чего они боятся и почему крутятся около тебя? Уж больно много претендентов. За один присест не разобраться. Заруби себе на носу горькую истину: опасайся того, кто тебя боится.

Ей показалось, что в душе она даже обрадовалась его упорству. Хотя до самой последней минуты не была уверена, что расскажет ему всё то, о чём поведал ей покойный Иван. Как бы там не было, но пошла на попятную.

— Про дискету стрельб ты знаешь. Сам понимаешь, все реальные материалы уничтожены и заменены. Долгов, поругавшись с руководителем этого шоу, ушёл в институт и наблюдал за стрельбами оттуда. Там локаторы. Он снял происходящее. Мишень для двухсотки была снабжена автоответчиком. Он видел, как ракета, не дойдя до мишени, отклонилась и, зацепив более мощную цель, взяла курс на неё. Заметь, там летело два самолёта, она выбрала более мощный. Так она спрограммирована и те козлы не могли не знать об этом.

— Теперь понятно почему дискета осталась. Когда все её собратья были уничтожены. — Оживился Кушнир. — Она сделана в другом месте и про неё никто не знал?

— Так и было. Он видел, что питание станции не отключено и ракета шурует к цели. Семён, позже, чуть не в рукопашную схватился там, ещё и по этому поводу. Мне о таком раскладе намекнул Иван, а я не поняла…

Никита подоткнул поудобнее подушку и приподнялся на локте:

— Какой ещё Иван?

Лена горько вздохнула:

— Теперь никакой, он погиб или…

Никита подвёл итог и тут же придавил её вопросом:

— Убили… За вами наблюдали. Возможно, слушали. Наверняка… Вряд ли они решили, что вы с Иваном пили кофе ради удовольствия и говорили на какие-то посторонние темы. Конечно, нельзя категорично утверждать, но скорее всего, его смерть имела отношение к стрельбам. Ты понимаешь куда этот бред сивой кобылы может завести? Я тебе в двух словах расскажу, если ты тугодумка. Да и кто поверит в реальность, которую ты с таким усердием пытаешься выудить?

Она молча наблюдала за ним. Молчала, молчала, а потом устало сказала:

— Когда-нибудь об этом нужно начать говорить, теперь мне это яснее ясного.

— Яснее ясного ей… А в беду влететь не хочешь? — Он кашлянул в кулак и продолжил металлическим вопросом:- Кто знал о вашем разговоре?

Она помахала пальчиком, как маятником туда-сюда.

— Никто. Хотя прослушка… Я ему звонила, просила о встречи. Они знали, что я говорила с напарником Семёна. Ой!

— Что ещё? — поднял бровь он.

Она вспомнила нёсшуюся на неё машину. Сейчас тот наезд не показался водительской беспечностью и её задумчивостью.

— Меня чуть не сбили машиной… Сразу же после разговора. Тогда я не придала значения. Думала случайность. Чёрт! И…

Вовремя остановилась. Про взрыв у входа в супермаркет, она решила промолчать.

Кушнир хмыкнул и опять подтолкнул к разговору вопросом:

— Понятная картинка. Отскочила? — Лена кивнула, а он, вдруг заинтересовавшись, увёл разговор опять к ракете:- А что изменилось бы, если отключить питание?

Пришлось ей ему объяснять:

— Она полетела бы как обыкновенная дубина по прямой, пока не кончится горючее. А потом бы шлёпнулась и всё.

— А нельзя было просто дождаться, пока пролетят самолёты? — уточнил он.

Лена шлёпнула ладошкой по одеялу:

— Нужно было. Но что толку об этом говорить теперь. Я знала Попова ещё с подполковника, если б не распад Союза, он им бы и уволился. Такие, как он не относились к перспективным. В нашем округе была сосредоточена кадровая элита вооружённых сил. А он держался тут на блате. Хотя на фоне того, какие кадры при развале вернулись на Украину надо сказать, он выглядел не худшим образом. Но со своим вздорным и не управляемым характером, мог в любой момент наделать беды. Командир корпуса, тот вообще алкоголик, дурак и неуч.

— Генерал неуч?

— Генерала он получил при возвращении на Украину, за преданность. А диплом к таланту, уму и профессионализму не имеет никакого отношения. Это просто диплом. Личная преданность определённому лицу обеспечила карьерный рост. И вообще он сухопутчик. На полигоне ему писали бумажку, что, когда и как по ходу стрельб говорить. Такой себе сценарий.

— Химера… А Долгов?

— Долгов умница. Классный специалист, талант. Правда, со своими тараканами, но это армии не касалось. Считал, что делать всё непременно нужно хорошо, иначе не имело смысла браться. Всю жизнь старался расти и карабкаться вверх. Это не в смысле должности, а знаний и своей полезности. Жаль, что когда достиг стольких высот, подстерегла смерть. Не очень-то правильно складывается и не совсем добра к нам человеческая жизнь. Имел планов до небес. Боялся, что жизни не хватит на их реализацию, её и не хватило. Жаль. Здесь говорили — москаль, в России — хохол. Так и жил — свой среди чужих и чужой среди своих.

— Почему же он всё же не генерал? — уточнил он.

Лена помолчала, так ей не хотелось говорить об этом, но пришлось.

— Потому что не сговорчив и потому что чужой.

— А Попов?

— Наш, тутошний, самостийный. К тому же он, развернулся в полную силу только в годы, когда и нужны были не совсем профессиональные, но покладистые кадры для того, чтоб сладко говорить угодное националистам, а на деле армию сдать на металлом, как метал и не больше. С такой задачей он чудненько справлялся. Что хотели то и получили. Или как там говорят, за что боролись на то и напоролись. Курочили кабины, выпаивая серебро, золото, платину. Везде были расставлены свои послушные люди. Которые, не блистали умом и талантом, зато славненько выполняя приказы, долбали армию. Когда аппетиты возросли, и они поняли, что на металле таких денег, каких они хотят, не заработаешь, пошли в ход другие схемы, не сразу, со скрипом навели мосты — продажа вооружения, ну и наглая перекачка денег пошла в ход.

Он поболтал ладонью у виска.

— Как перекачка?

— Выбирали бригаду, полк или дивизион и начинали качать туда средства. Перестраивать казармы, строить автопарки, котельные, всё это оснащать новой мебелью, компьютерами. Естественно, реальная стоимость всего и задокументированная разнятся.

«Вот это ведения дел!» Никита был повален на лопатки:

— А что потом?

— Потом под сокращение и получился суп с котом. Документально всё чисто. Не подкопаешься ни к чему. А в реальности туфта. Или открывали стрелковые тиры, бросали туда огромные средства, якобы на закупку стрелкового импортного оружия, а реально опять сказки. Перечислять можно бесконечно. Ремонт комплексов становился золотым. Денег вколачивали в него столько, что можно было новый купить, последней модификации. Делали даже такие фокусы, как полка нет, а деньги на зарплату туда отстёгивали. Занижали реальную стоимость до копеек. Мол, списанное старьё, а в реальности…

Никита проморгавшись от только что услышанного, выразил по последнему пункту сомнение:

— Деньги понятно, но вооружение, учёт же?

Сказал и тут же подумал: «А что собственно меня удивляет? В наше-то время и космическую станцию могут запросто продать». Объяснения Лены подтвердили это.

— Учёт всегда можно при расформировании запутать. Здесь сняли, перекинули туда, там не оприходовали и расформировали… Всё, концы в воду. Или вот ещё лазейка, отправили технику или комплексы в ремонт, а часть в архив. Проще простого. Обратно возврата нет, и до ремонта опять же не всё доходит. А если и случается, то идёт на ту же продажу. У Долгова на этот счёт были проблемы с некоторыми персонами. Те, поняв, что 125 и 75 комплексы никому даже в Африке на фиг не нужны, пытались сократить и продать С300, которых и так по пальцам можно у нас посчитать. Его коробило, когда они начинали хвастаться нашими вооружёнными силами и патриотизмом, тут же бездумно кромсая по своим личным интересам армию, уничтожая технику и делая прозрачной воздушную границу страны.

Последнее он воспринял не без оговорок.

— Да, это он ошибку сделал. У нас кто себе не тащит, тот и не хозяин. А витчизну гарно кохает тильки тот, хто дуже сладко размовляет про коханье к ней. А наденет ещё и вышиванку — герой. Вот и наплодили горлопанов героев. Под сладкие размовы распродали и растащили всё. Это та же банда, только омерзительнее и увёртливее. Чтоб её обезвредить нужны иные меры и желание, а их-то как раз ни у кого и нет. Все к кормушке прикормились. Так что смысла не вижу в борьбе за «справедливость» или ты на космических пришельцев рассчитываешь?

Она помучила сморщенный носик. Вздохнула.

— Наверное, ты прав. Народ сам винен во всём. Иногда мне хочется на все его квохтанья послать трёхэтажным матом. Он так же мерзок. Разорил сельские хозяйства, растащил заводы. Сейчас бьётся до крови за землю. Нет, не для того, чтоб её возделывать и передать детям — продать. И на эти деньги купить машину, сделать забор, построить баню… Не нравится мне всё это. Но что мне делать с тем что имею: выбросить или ради памяти Долгова докопать?… У Семёна был конкретный материал на дискете. Хранился в сейфе. После его смерти, один человек… Иван достал дискету из сейфа и во время похорон, опустил её мне в карман плаща. Я ничего не знала. Плащ оставила у знакомых. А когда узнала и погнала за плащом, то дискеты в кармане не было. Случайно или умысел, кто теперь разберёт. Да и человека этого нет уже…

— Гоголь-моголь…, ты барышня не боишься? К тому же гоняться за убивающими призраками — это не серьёзное занятие. Это, барышня, опасная глупость. Ты должна понимать — разобраться и докопаться до самой сути не выйдет.

Он повысил голос, но она никак не отреагировала.

— Не убили же… Пока пугают только. Да, наверное, ты и тут прав, не докопаюсь. Да я и не ставлю такой цели. Но убийцу Долгова найду.

— Ну от одного до другого грани почти нет… А вызывать огонь на себя это не просто глупость, а дурь. Книга на крючке? — Он помолчал, словно изучая в самом себе некую очень важную мысль. Осторожно спросил:- А, если восстановить? Доказательств у тебя нет, всё построено на песке!

Про книгу она промолчала. Сам не дурачок. Всё понимает. Вон даже помощь предложил.

— Можно попробовать, но надо ехать далеко. В один урезанный до группы полк. Там в небольшом городке, доживает последнее отпущенное ему на земле время один старый командир. Рак.

Он прошёлся горячими губами по её щеке.

— Без вопросов. Только одно условие, одна ты не тронешься с места. Через неделю, я освобожусь и покатаемся.

Выпустить ситуацию из-под своего контроля он не мог. Хочет она того или нет, но провожатый у неё будет.

Лена, мешая удивление с лукавством, взглянула на него:

— Тебе, зачем, эта морока?

— Адреналин гоняет. Я вовсе не против здорового авантюризма. А впрочем, ахинею несу. Всё проще. Не остановишься же, полезешь дальше. Опасно. Не по-мужски бросать свою женщину в трудные минуты. — При этих словах — «свою женщину», Лена подняла высоко бровь, а он, делая вид, что его то не касаемо, продолжал. — Тебе плохо, что ли, когда крепкое плечо рядом. Что ты этими ручками сможешь…,- провёл он её маленькой ладошкой по своему лицу. — Чего-то я не понимаю… Ты же умная женщина, а они удивительно практичны — это факт. Любого мужчину подвернувшегося под руку такие дамы изучают, прикидывая, куда бы его пристроить в своей жизни. С одним в люди выйти, с другим на отдых съездить, третьего в постель уложить, ну и тд и тп. Правда, некоторые экземпляры, вроде меня, быстрому анализу не поддаются, нужно покрутить их, попробовать на вкус. Но я сам свои услуги предлагаю. Вроде, как бы не резон от помощи отказываться. Сегодня же нормально провели всё. Ребята деловые, подкованные. Опять же для них неплохой повод встряхнуться.

Лена не отказала себе в удовольствии выпустить змеиный яд.

— Они что тоже мастерами по телефонам работают?

— Ну что ты. Ты сильно ошибаешься. Телефонами занимаюсь я, а они мои друзья, — повеселел он.

— Какой-то они определённой наружности…,- рассеянно покрутила ладошкой Лена.

Никита устроил подбородок на её плечо и вкрадчиво промурлыкал:

— И какой же это?

Лена опять не удержалась от колкостей:

— Характерной для двух категорий, — выпалила она.

— А поподробнее? — уточнил он.

Так и быть, если уж очень хочет, она ему скажет:

— Те, кто бегает и те, кто ловит. Вот остаётся выяснить, к какому направлению относятся они. Тогда будет ясно кто ты. Слушай, а может, ты на органы работаешь и приставлен следить за мной? Может и им от меня что-то надо?

Отсмеявшись, он не мог удержаться, чтоб не иронизировать. Сохраняя на лице следы обиды и загадочности, он объявил:

— Сражён наповал. Честное слово. Крутой поворот, не иначе, как детективное мышление. А что, это убойный сюжет, работаю в безопасности под прикрытием связиста.

Лена насупилась:

— Ты серьёзным можешь быть?

— Не — а! Успокойся. Я три года отбухал в лагерях.

Пришла очередь удивляться Лене. Потянув на себя простыню, она не удержавшись неприлично вскрикнула:

— Что? Как в лагерях? За что?

Он широко развёл руки.

— За мордобой. Курсантами, четвёртый курс. Десантники, знай наших. Поехали отдыхать в Крым. Вечером в кафе, естественно, из-за девчонки с местными схватились. С их стороны пошли в ход ножи. Пришлось применить приёмы. Была свалка и пострадавшие. Они свои, мы приезжие. Всё решилось не в нашу пользу.

Лена пожала плечиком.

— Значит первое. Бандитская группировка. Вы что грабите и людей убиваете? А эта квартира главаря вашего и он сейчас в бегах, да? Может, ты и меня хочешь кокнуть, а перед этим узнать, где у меня деньги лежат. Так не мучайся, тайников нет, они у меня в банке. На дом коплю. Хочу со своим садиком, банькой и каминной трубой. Вот теперь понятно, будете Данькой шантажировать. То-то меня всё время терзали смутные сомнения.

Никита грохнул хохотом.

— О, как! Куриный детектив. Ох, как тебя разобрало, на ровном месте насочиняла, я и рта не успел открыть, а у неё уже криминал готов. Засунь свои фантазии обратно в коробочку. Я обыкновенный мужик. Кончил два института потом. Решил, что мне это что-то даст. В общем, учился до тех пор, пока не пришёл к выводу: человеку требуется грызть знания до тех пор, пока он не найдёт себя в жизни.

Лена остыла, а смущение прикрыла язвой:

— Нашёл?

— Вроде бы не жалуюсь.

— А чего же работаешь мастером?

— Денег больше платят. — Он собрался было рассказать ей всю правду, но мальчишество взяло опять верх и он с новым вдохновением продолжил игру. — И потом я вполне доволен своей работой. Живое общение с людьми, ни какая — нибудь кабинетная крыса. Опять же благодарят…

Не желая сдерживать своих чувств, она решила прервать его зубоскальство подковыркой:

— Чего-то ты не больно своей бурной молодости стесняешься?

Никита откинулся на подушки и, закинув руки под голову, уставился в потолок:

— А почему я должен всю жизнь волосы на себе рвать и кому-то что-то доказывать. Мало ль у любого человека ситуаций, воспоминания о которых даже годы спустя рисуют краску на лице и заставляют покрываться липким потом и что теперь!? Скажи ещё, что у тебя такого нет?

Ей стало стыдно. Действительно, мало ли чего не хочется ворошить в своей жизни ей. Вот же, нашла чем пхнуть!..

— Прости. Сама не знаю, нашло что-то на меня. Ты прав, у каждого свой «скелет» в шкафу имеется. Кстати, Данька завтра приезжает, — пролепетала она, переведя разговор на другую тему.

Он аккуратно притянул её к себе.

— Знаю, так и быть я привезу тебе его сюда, чтоб полюбовалась.

Лена, боясь поймать его взгляд, и оттого уткнувшись в плечо, нерешительно прошептала:

— Как же он там справится?

Его голос сделался жёстким, но руки по-прежнему нежили её тело.

— Нормально. Сделала из парня цыплёнка в томате и рада. Не вздумай сама дёргаться и его провоцировать.

Она не удержалась:

— Но ведь он не выживет?

Это был вопль.

Никита, резко поднявшись, навис над ней:

— Лен, выживет. Всё обойдётся, я прослежу. Ты чего молчишь?

Она молчала потому, что в один миг поняла, что одна бы она с такой прорвой навалившихся неприятностей не справилась. А вот он рядом и беда стала всего лишь ерундой. Проблема, грозившая сделать из неё лепёшку — небольшим бугорком и малюсеньким пустяком. Никита прав, с мощным плечом оно легче. Подумав, она попросила его:

— Кушнир, давай дружить, только исключим… постель. Мне так стыдно. Прошу.

Он замер, потом прыснул смехом и в конечном итоге — посмотрел на неё в упор:

— Секс? Вот это придумала!? Тебя что не устраиваю я?

Лена задёргалась под его рукой:

— Никита, не притворяйся, я о другом… Ты молод и вообще… птица не моего полёта. Мне ужасно стыдно… Я хорошо к тебе отношусь и всё здорово, я говорю от чистого сердца — у меня за всю жизнь такого не было. Всё прекрасно, но это не для меня.

— Лен, но ведь мы оба только приобрели…

Она ответила немедленно, но ни в его пользу:

— Не егози. Сейчас мужики старше тебя ради престижа и азарта молодых тёлок щупают, а я старая баба… Забыть всё надо.

Он, взъерошив обеими пятернями свои короткие волосы, опять откинулся на подушку и, закрыв глаза, заговорил:

— Вообще-то в каждой женщине, до седых волос живёт маленькая девочка. Вот так! Я какое-то время жил на Западе. В свободное от работы время меня интересовали люди. — Поймав её удивлённый взгляд, принялся поспешно оправдываться. — С чего ты так удивлена?… Я там новые марки телефонов изучал, подстанции, — принялся он с ходу сочинять, сообразив, что сболтнул лишнее и надо выкручиваться. — Так вот кто чем развлекался, а я наблюдал за людьми. И по тому, как я мужик меня эта категория человечества и интересовала.

— И что ты там, у них разглядел про мужиков необычное, — усмехнулась она. — По мне так вы все, как под копирку.

— Ты не права. Там другая жизнь и совсем иные мужики. Приглядевшись, я заметил одну вещь, мужчины понимают, что они мужики. У них совершенно другой настрой мозгов, чем у наших и другое отношение к женщине. Они не ищут девочек-подростков, им интересны зрелые женщины. Они не путают понятия спутница жизни и подружка. А у нас тут просто болезнь какая-то, хватают помоложе. Наверное, на фоне детсада хотят выглядеть мужественнее. Может азарт раздирает. Леший их разберёт. А вообще, считаю, что наших мужиков испортили молоденькие стервозные девчонки добытчицы. Они бродят стадами вылавливая, если не богатенького мужа, то дядюшку. Мерзко смотрится это всё. Развращает, обедняет и разрушает. Я давно перешагнул через это.

— Что-то мало верится в твою брехню… Моё самолюбие щадишь? Сейчас придумал, да?

— Делать мне больше нечего. Мне не нравятся женщины несамостоятельные, опять же эдакие скучные клуши тоже мне неинтересны. Когда я увидел тебя на обложке, подумал: чопорная дура. Потом, скрещивая с тобой копья, что это ты такая прибацанная потому, что «звезда» в лоб шваркнула. Позже привык, присмотрелся: мартышка, конечно, но ни чопорности, ни «звезды», обыкновенная баба, со своим рецептом оливье, но нормальная… Как удалось?

— Я поражена… Ладно отвечу. Из образа обыкновенной бабы старалась не выпрыгнуть. Ты же видел. Готовила сама, убирала тоже сама. Стирать и то старалась больше руками.

— Зачем? — округлил он глаза. — Машинка же есть.

— Это особый фокус, стирка быстро приводит в чувство. К тому же езжу в троллейбусе иногда, тоже помогает удержаться и не взлететь.

— Почему мужика не завела? Молодая же, красивая, талантливая, жить надо было, радоваться… Чего помалкиваешь?

Она закатила глаза: «О Господи! За что мне это всё!»

— Не надо на меня давить… — взвилась она, но, сбавив обороты, всё же не собираясь отвечать, проворчала:- Глаза слипаются. Спать хочу. — Она потёрлась о его плечо щекой и, обняв за мощную грудь, на полуслове сделала вид что заснула. «Почему всё в моей жизни происходит не как у других, а шиворот на выворот. Непременно с каким-то беспорядком. Замуж вышла поперёд разума. Не получилось вовремя, как у нормальных людей, определиться с любимым делом. Найти нужного мужчину подфрантило почти к сорока. Да и то из рук вон как не стандартно. И много ещё чего неправильного можно наскрести, если начать считать, то точно галочек не хватит». Рассуждая, она действительно уснула. Ей снился цветущий луг, они с Долговым, бредущие по колено в траве, крепко взявшись за руки с венками из полевых цветов на голове. Над ними плыли, как корабли призраки многоярусные облака и не жалело своего тепла грея щёки солнышко. Лена счастлива, а Долгов серьёзен и сосредоточен. Он в форме, только вот вместо фуражки венок из цветов. «Ведь лето, шмель летает и норовит проказник усесться непременно на венок, но почему он не может быть другим… Всегда деловой и занятый. Как он нашёл время жениться и сделать ребёнка? Это, наверное, по — молодости. Протяни он ещё пару лет, такого не случилось бы». Чтоб расшевелить его, она вырывает руку и бежит. Пусть догонит, пусть поймает. Но неожиданно луг кончается, ей бы надо остановиться, но она уже не может. Остаётся одно: продолжить бег по крутому откосу вниз. Там спасение. Ей хочется, она надеется, что Долгов непременно добежит туда первым и поймает её, она оглядывается назад, хочет убедиться, что его там, за её спиной, нет. Но чуда не произошло, Долгов стоял наверху и смотрел ей вслед. И тут она по-настоящему напугалась и, что было сил, закричала. Повезло, её всё же подхватили сильные руки, прижали как маленькую к груди, насмешливые губы тронула улыбка, и хозяин всего этого спросил:

— Какой из своих детективов тебе привиделся, книжница?

Лена открыла глаза и огляделась. Она сидела на кровати в объятиях обеспокоенного Никиты. Всхлипнув, взялась за сердце, которое вылетало из груди. «Сон? Это был сон…»

— Ну всё, всё. Это только сон. — Погладил он горячей рукой по голым плечам, осушил слёзы сухими губами и улыбнулся. — Завязывать пора с детективами и переходить на любовные романы. У тебя они неплохо получатся, если постараешься, к тому же опять не так опасно. Трупы сниться не будут.

Лена провела ладонью по мокрому лицу и, вздохнув, спросила:

— Зачем ты возишься со мной, я старая и не интересная.

Его колючая щека потёрлась по её холодной.

— С чего ты так расквасилась. Мужиков женским умом не осилить. Чтоб прирасти к бабе для нас не важен возраст или размер титек. Хотя у тебя, как раз мой любимый третий. А вообще-то, так треплемся друг перед другом, панты гоняем и каждый не прочь иметь одну единственную, к которой бы приклеился навечно.

— Господи, что ты городишь. Похоже, меня за идиотку принимаешь. Обыкновенной женщине и так не сладко. Красавица получает с самого рождения путёвку в жизнь за красивые глаза, а таким, как я, приходилось за каждую мелочь бороться. А уж сейчас с моими-то годами… Так что не финти, я это всё уже проходила. Зачем молодому парню баба старше себя, если не с выгодой. Вишь наплёл тут про запад и их мужиков, думаешь, я поверила. Колись уж лучше, что тебе от меня надо? Мою книгу, документы Долгова? Дудки. Никто не получит. Мне самой вообще ничего не надо. Сожгу всё на фиг…

Он утопил её в подушке поцелуем. Ему страшно нравилось её целовать. Хотелось это делать бесконечно и долго-долго, но он сдерживал себя, боясь того, что ей, взрослой женщине это покажется мальчишеством. Скрывая свои чувства, пробурчал:

— Чего ты разошлась, спи. Полночи впереди ещё. Ну старше, так на семь же лет, а не на тридцать. Кто ж виноват, что тебя замуж со школьной скамьи погнало. Не иначе, как на лейтенантские погоны клюнула. И я страх как не люблю сказку про Золушку. Девушка одуванчик совсем не интересна мне. Опять же от красавицы — охотницы меня воротит. От силиконовых губ и сисек тошнит. К тому же в жизни каждый платит по счетам. Ты по своим, я по своим.

Ей тоже приятны были его поцелуи, вернее она была от них безума. И ладно уж, пусть бы себе целовал… Но отчего-то Никита прервался. А сон не выходил из головы. Впервые она усомнилась в правильности своего выбора на одиночество. Отчего-то его упоминание про «школьную скамью» разбередили воспоминания о Долгове и именно тот день, когда родился Данька. Ей не было ещё и девятнадцати. Глупый, сказочный возраст. Сплошные мечты и иллюзии. Она думала, будет как в книгах или кино. Принесут ребёнка, а она, увидев его, заплачет от умиления. А рядом с ней положили маленький сморщенный комочек, да ещё и красного цвета. Родителей рядом нет. Что с ним дальше делать, непонятно. Своего ума только и хватила, что родить, а не сделать аборт. Долгов отнёсся к рождению сына вообще никак — ни обрадовался, ни огорчился. Мол, куда ж деваться, пусть будет, раз уж есть… Спасибо, женщины, жёны офицеров помогли. Из задумчивости её вывел насмешливый голос Никиты:

— Долго с мыслями собираешься…

— Тюльку вот только не гони, не надо. За Долгова по любви выходила. Она есть любовь, понимаешь, есть, но со временем её романтическая часть переходит в более серьёзное качество. Это взаимное уважение, забота друг о друге, разговоры душ. Ведь одни пустые головы желают всю жизнь прожить на романтическом пике — цветком. А в природе всё просчитано. Цветы отцветают, ягоды созревают. Для человека важно не потому что так должно, а сам хочешь. Так должно было быть, так правильно, но у нас с ним не получилось… Больше со мной подобных разговоров не заводи.

«Опять Долгов!» — вскипел Никита:

— Один Долгов, Долгов, Долгов… Почему он, а не я, а? — спросил он язвительно. — Что в нём такого, чего нет у меня? Он любил тебя лучше, чем я?

— Причина не в тебе, а во мне, — устало ответила она. — Оставим это.

«Ещё и говорить не желает»- Кушнир завёлся:

— Так! Ты чего гадалки устроила, я твоей руки у Даньки не просил, тебя замуж не звал. Подумаешь, ночь в секс поиграли, она уже себе там чего-то напланировала. Так что спи спокойно, замужество тебе не светит в скором будущем. Я убедил себя давно, что брак — не моё призвание. Семья — это не для меня. Я из тех, кто никогда не женится. А любовь, если хочешь знать, это вообще как объясняют учёные, чистая химия. Каждый человек особенно пахнет. Это как не нравится запах туалетной воды так аж голова болит. Вот встретится такая химия, произойдёт соединение на уровне химической реакции — всё! Тогда уж неважно будет ничего: ни возраст, ни опыт, ни длина ног. Разве нам это грозит?

Лена мучительно покраснела. Реакция? Может быть… Она может перейти во что-то другое, а может фьють и исчезнуть. Вообще-то, с ним, она ни на что не надеялась. О продолжении не думала. Но то что он сказал… В Лене похолодело всё, что способно было похолодеть. Она принялась себя корить: расплавилась… Хорошо хоть не совсем. В ней наскреблись силы сказать этому наглецу:

— Ну, знаешь ли? Я не претендую ни на чьё сердце, понятно? И связываться с тобой сопляком меньше всего хотела. Каюсь. Так получилось. Забудь. — Поймав его насмешливый взгляд, разозлилась:- Ничего лёгкого в моей жизни не будет. Если я решу что мне нужен мужчина, то всё будет на серьёзном и официальном уровне и уж точно не с тобой. Понятно?

Довольная собой, откинулась на подушку. Она, конечно, нашлась, что сказать. А вообще женщина должна быть мужественной и при всеоружии, чтоб не давать возможности никогда и никому себя пихать. Господи, в коем веке она задумалась о любви. Любовь… Она прекрасна. Без любви и трепетных отношений мы не живём. Для женщины очень важно, чтобы рядом был любимый человек. Ведь как замечательно, когда он есть любимый-то, засыпать и просыпаться на его руке. Сказки всё это, ох сказки… — одёрнула она себя, безжалостно спуская с небес на землю. — Причём сочинённые самими бабами.

Никита поморщился, как будто откусил лимон и заёрзал ища выход.

Она отодвинулась на чуть-чуть. Потом ещё на чуть-чуть…

О! Камень сдвинулся и покатился. Он среагировал моментально:

— Вот даёт! Бабу с таким раздутым самомнением встречаю впервые. Прямо свет клином на тебе сошёлся… Звезда с неба упала… Оглянись вокруг… Выбор ни в твою пользу. Даже не знаю, кому с тобой будет интересно.

«Что, что?» Лена онемела от такой его наглости. «Жестокий паршивец!» Ошарашенная, она не заметила, каким уж слишком смущённым выглядел парень для таких речей, иначе бы непременно задала себе вопрос: с чего бы это? Вроде как не с руки наглецу-то. Вот ведь оказывается в таких делах ни возраст, ни опыт не помогает, становишься дурра дуррой и все дела. Отодвинувшись ещё подальше и развернувшись спиной, зарылась в подушку и затихла. В голове бухало: «Только не зареветь, только не зареветь… Совсем уж как маленькая. И правда, чего пристала к мужику, может, даже напугала. Невеста нашлась, точно, что курам на смех. О Господи, что-то меня не туда занесло. Сейчас молодые-то таких тем не касаются, а меня спросонья в далёкую и туманную перспективу повело. Главное, зачем мне это надо. Чем только не осенит бабью голову в моём возрасте!» Через время, рука парня обняв, осторожно подсунувшись придвинула её вновь к себе. А губы, ухватив горящую мочку уха, прошептали:- «Ну, полно… Ну ты как ребёнок, ей-богу! А то не видишь… не знаешь… Дурочка бестолковая».

Конечно, притворилась. Конечно, поняла… Уснуть не давала застрявшая в голове мысль. «Неужели в меня может влюбиться такой парень?…» Они разные. Да Долгов в критический момент подставит плечо и поможет. Но на каждый день его не хватало. Он совершенно не задумывался хорошо ей или нет. Живи и не трогай его. Никита — второй мужчина в её жизни совершенно иной. С ним не пропадёшь и не заскучаешь. Это её мужчина, но он не для неё… Время их разводит. У её интуиции есть конкуренция — здравый смысл. Она смахнула бегущую по горевшей стыдом щеке слезу. Летела на перекладных, а куда, зачем? Ждала лета, потом год, дальше, когда вырастит сын, ещё чего-то ждала… Глядь в зеркало-то, а там нет прежней Ленки… Иная там. Что же ей делать с ним… Как вести себя, если ей уже далеко за тридцать, даже близко к сорока, а если честно, почти уже сорок, он же в самом расцвете этих за тридцать… И не какой-то никчёмный мужичонка, а генетический материал.

Глава 12

По каждодневной привычке, несмотря на такую неспокойную ночь, Лена проснулась рано. Но открыв глаза, тут же их зажмурила и прошептала: «Какой ужас!» Её нос утыкался в тёплое мужское плечо. Проснуться — то проснулась, но обнаруживать своё положение не хотела. Во-первых, она всё вспомнила. А вспомнив, ещё плотнее закрыла глаза и тихо застонала: «Боже! Лучше б мне не просыпаться». Утро, не проказница ночь, неизвестно как он себя поведёт, совсем не хотелось бы выглядеть ни идиоткой, ни обиженной, ни случайной — подвернувшейся под руку. Хватит того, что ночью в кисель влетела. И, тем не менее, жалеть о случившемся не хотелось, во всём теле ощущалась какая-то лёгкость. Хотелось потянуться, мурлыкая попеть, помахать крылышками. А ещё больше прикоснуться к нему. Никогда в жизни ей не случалось пережить такой ночи! «Мамочка моя родная, как же я теперь посмотрю ему в глаза?» А он, прижимая её с безумной силой к себе, всё не разжимал объятий. Она давно забыла как это бывает просыпаться в объятиях кого-то. Просыпаться не одной. Её сжимал страх и любопытство. Каким оно будет их пробуждение?! Ведь запросто может сделать вид, будто ничего необычного не произошло — так небольшая шалость взрослых детей. Нет, не хотелось бы, но надо приготовиться.

Ужасный трезвон не дал ей времени на лишние размышления, самокопания и страдания.

Никита на ощупь прикрыл рукой надрывающийся в мобильном будильник, посмотрел на Лену. Ресницы её дрожали. «Значит, не спит, — подумал он, — а притворяется». Наклонился, прикасаясь к глазам губами, сочувственно — извиняюще произнёс:

— Привет, книжница, разбудил?

От сердца отлегло — не сбежал воспользовавшись моментом в душ… Не так стыдно и обидно. Предательская слезинка сорвалась с ресниц и медленно покатилась по щеке. Она прошептала:

— Я привыкла к ранним подъёмам. Тебе приготовить завтрак?

Он долго не думал, плавая в гадалках и выборе.

— Вообще-то, я взрослый мальчик, могу, конечно, сам. Но если у тебя есть желание, я не откажусь, мне приятно общаться с тобой. Я отправлюсь в душ, а ты что-нибудь сочини.

Она заторопилась утрясти меню:

— Блины с икрой хочешь?

— Одобрено, — не ломался с выбором он.

И тут она увидела на нём следы этой жаркой ночи: засосы, укусы и царапины. У неё отнялся язык. Господи, ведь это всё натворила она. Какой кошмар! Увидев, с каким ужасом Лена смотрит на всю эту нарисованную ночью на нём картину, он улыбнулся:

— Ерунда.

Подумав, что надо успокоить иначе изведёт себя, он чмокнул её в нос, а потом в глаза и губы. Промурлыкал:

— Какая ты сладкая не оторваться… Я даже не думал, что ещё остались такие женщины. Веришь, я вчера почти помешался! Сплела кружева из вздохов весны, безумных шекспировских страстей и осенней зрелости, сплела и обмотала меня.

Она в смущении попыталась припомнить, что же такого особенного она вытворяла ночью. Какие ещё там «шекспировские страсти»…

Он ушёл, а она, ругая себя на чём свет стоит, страдала:- «Как стыдно! Обалдела совсем. Чуть парня не сожрала, чума болотная. Что он теперь про меня подумает… Если б мне ещё вчера с утра кто-то рассказал об этом, я б обиделась». Накинув халатик, поспешила выскользнуть в кухню.

Блины? Что за проблема. Раз, два и готово! Она успела к тому моменту, когда он появился возле неё упакованный в банный халат и пахнущий свежим мылом. Лена пекла и кидала их один за другим на стопку румяных блинов. Ловко открыла банку вчера им купленной икры и принялась за кофе. Она не видела, как он вошёл. Он вырос за спиной и чмокнул в щёку. Его подбородок лёг на её плечо.

— Что, уже?

Лена, не спуская глаз с кофе, улыбнулась:

— Для этого много времени не требуется. Садись, ешь.

— А ты?

— Я тоже парочку съем, вот только кофе покараулю.

Он сел завтракать. Она торчала у плиты. Выбрав для себя линию поведения, ведя себя в своём раскованном стиле, тем не менее, напряжённо ждал, как с ним будет вести себя она. Но исподтишка наблюдая за ней пришёл к неутешительному выводу, что её поведение похоже скорее сейчас на материнское, сестринское… Это его расстроило. Хотя нет, румянец на щеках и быстрый отвод глаз от него говорит совершенно о другом и даёт надежду. К тому же её лицо светится счастьем. Его ни с чем не перепутаешь. Запив блин соком, не удержавшись, спросил лишь бы спросить:

— Лен, а чего не в кофеварке?

— Я ж заметила, что тебе больше нравится так… Вот и…

Он понял её. Это приятно царапнуло сердце. Удивился, конечно. Лена молчала. Он долго молча жевать блины не выдержал, усмехаясь, заметил:

— У твоего Даньки райская жизнь. Так ты его не женишь.

Лена сняла турку и разлив по чашкам кофе, повернулась к нему.

— Почему?

Никита отправил в рот ещё один блин, хорошо прожевал и принялся объяснять.

— Мужика под печать гонит две вещи: секс и еда. Если мать кормит, а девчонки без предрассудков разделяют постель, то для чего проблемы.

Не затягивая время на раздумья, Лена присела к столу и согласилась:

— Надо признать, тут ты прав, риск есть. Раньше после армии, училищ, институтов строем шли в загс. Мораль диктовала и подталкивала. Хочешь иметь женщину, сначала женись. А сейчас женщины сняли с себя запоры, это породило им тут же проблему. У парней пропала надобность жениться. Разве что по залёту.

Они склонились друг к другу, их ноги соприкасались, словно телам требовалось тепло другого.

Кушнир прожевал ещё половинку блина и отмахнулся:

— Расслабься. В такую глупую ситуацию могут влететь, сейчас только самые что ни на есть, малолетки или дураки.

— О, да! — отозвалась она. — С твоим-то опытом, не знать ли всех нюансов.

Это замечание, а вернее прямые намёки относительно его прошлого образа жизни он выслушал хладнокровно.

— Нас это не касается.

Лена же лукаво улыбнулась. Она вспомнила их безумную ночь. Ей захотелось щёлкнуть его по носу, тем более подвернулся случай:

— Почему же, а мы после такой ночи. Всё прошло без тормозов и на горячую голову, — съязвила она.

У парня не дёрнулся ни один мускул, ни одна жилка не заиграла.

— Сравнила, ты ж не девочка, рожать не будешь, сделаешь аборт.

Ах, так! Не узнавая себя, она выкинула рога.

— Психолог. Ну а вдруг?! К тому же ты был неосторожен с точки зрения здоровья… Впрочем я тоже.

— В тридцать восемь-то лет, зачем тебе такие проблемы? А насчёт здоровья?… Ты ж чище современной девственницы. У тебя ж никогда никого не было…

— Справки навёл? — вспыхнула она. — Ишь, какой!

— Ну. — Он помялся. — Лен, можешь не дрожать… Я за своим здоровьем слежу. Без защиты не суюсь, с кем попало, не общаюсь, — это с тобой сорвался. Знаешь, на живую иное ощущение… Не ожидал. Я прибалдел. Но, если желаешь, я приму меры… — Он опять пожевал блин, запил и продолжил:- Давай договоримся: получать удовольствие, это нам обоим подходящий вариант наших отношений.

Она не сказала ни да, ни нет. Просто промолчала. Косо наблюдая за ним, сделала над собой усилие и промолчала. Горько подумала: «Ох, Долгов, Долгов, мы могли быть так счастливы вместе, а ты непонятно на что перевёл жизнь». В сердце заворошился червь обиды на бывшего мужа, на вот этого самодовольного порося, на всё мужское безмозглое стадо…

Вот теперь она скажет ему:

— Ничего предпринимать не надо. Между нами просто ничего больше не может быть. Ни какого «подходящего варианта отношений». — Поймав его насмешку, немного наигранную, осторожную, сдерживая дрожь в голосе, продолжая упорствовать, взяла и сказала:- Всегда хотела иметь несколько детей, хотя бы троих, а если случилось, возьму и воспользуюсь? Вот!..

На его лице опять ничего не отразилось. Он продолжил работать приборами и челюстями. «Расслышал или нет?…»

— Что ж с мужем не состыковалась по такому вопросу? — спросил он, хотя и так знал после разговора с Данькой ответ. Просто соображал как к её заявлению отнестись.

Значит, расслышал. Она хотела сказать про упорство на этот счёт Долгова, но в последнюю минуту прикусила губу и промолчала. Буркнув: — «Не важно», — отстранив недопитую чашку поднялась и, поколебавшись, отошла к раковине мыть посуду. У женщины всегда есть чем занять паузу и нагрузить обе руки.

Он тоже поднялся и вырос за её спиной. Она попыталась отойти. Удержав её за руку, притянул к себе.

— Спасибо! — чмокнул он её в щёку. — Было очень вкусно.

«Ах, дело в этом?!» Она забрала у него посуду и кивнула: «На здоровье!» Долгову в голову не приходило благодарить. Мол, всё в этой жизни определено и происходит само собой. Ей готовить, ему есть. Так зачем же утруждаться. Ей захотелось сделать парню что-то приятное. На глаза, как назло попали царапины:

— Никита, слышь, давай замажу царапины…

— Обойдётся. Да ладно тебе…

Он прижимал её к себе, она не сопротивлялась, но при первой же возможности выскользнула у него из рук. Никита не сдвинулся с места. Погремела как бы по делу чашками, ложками…

— Тогда про Даньку не забудь, — напомнила она о сыне, наклоняясь к мусорному мешку. Естественно, она не видела, как он сглотнул горячий комок, подступивший к горлу. Когда она распрямилась, он стоял перед ней и дышал ей жаром в лицо. Одно движение и он сгрёб её в охапку. Его рука нырнула под короткий халатик и, пробороздив спину, притиснула к себе так, что ни вдоха, ни выдоха… Живи как хочешь.

— На тебе ничего нет…

Лена обомлела.

— Ты что рехнулся, у меня руки в пасте… Тебе на работу. Ты должен понять. Потом мы договорились… Сорвались, но это всё…

Пока она ломала голову, как избежать этих минут, он начал действовать, взяв её в кольцо.

— Не помню… Придумала тоже… Вытри свои лапки полотенцем, — просвистел его голос у её виска на все её возражения. — Я хочу тебя здесь и сейчас, немедленно.

Понимая, что произойдёт, она пошла на хитрость:

— Ну не здесь же… С ума сошёл? — ледяным голосом пыталась остудить она его жар.

— А чего тут такого, — возмущался он, втягивая её безумными ласками в водоворот огня.

— Ненормальный, пошли на кровать.

— Какая к чёрту кровать. Здесь! Сейчас! Не могу… — простонал он.

— Господи, помоги мне! «А то у меня мало проблем, ещё это!»

Его руки драли на ней халат, освобождая тело, а губы в безумии мяли и ласкали рот. Он подхватил её на руки и швырнул на пол как пёрышко.

— Больше блинов не получишь… Они странно действуют на тебя. — Глотнув воздух, чтоб выжить, выпалила она. Он ухмыльнулся и уткнулся лбом ей в грудь. Именно ей достались все последующие его ласки.

Оказавшись на овальном ковре посреди комнаты, когда губы делили один глоток на двоих, Лена опять забыла обо всём. О дискетах, книгах, опасности и даже о Даньке. Она видела в тайге, как горят деревья. Огонь подбирается снизу и начинает лизать от корня, а потом змейкой ползёт по стволу и огромное дерево вспыхивает, как свечка в один миг. Так и сейчас с ней. Огонь, по ходу его руки, полыхнул по всему телу и выбухнул фейерверком в голове. Удивление опять застыло в глазах. Этот ненормальный грубиян оказался великолепным мужиком. О таком любая женщина может только мечтать, а Лена по своей неопытности и не подозревала о сосуществовании подобных особей.

Он лежал на спине, прикрыв глаза от яркой лампочки на потолке ладонью, на второй руке покоилась голова Лены. «Валяюсь в чужом доме, на полу, как последняя…, в безобразном виде», — констатировала она своё положение, когда всё закончилось. От попытки высвободиться из-под его диктата, она не отказалась, но была возвращена на место. Решив, что она рвалась в душ, он промурлыкал:

— Лен, не спеши… Сейчас купаться пойдём вместе.

Смущаясь, она припечатала горячим поцелуем его плечо и пролепетала:

— С чего ты завёлся, иди повторно лезь теперь под воду, а то опоздаешь. Тебя точно за постоянные прогулы уволят. Будут тебе тогда икра и виноград…

Он, ответным походом нежности, чмокнув её в нос, хмыкнул:

— С твоей попы над мешком с мусором. Халатик твой в такой ситуации больше открывает, чем закрывает. Никогда не думал, что это так сексуально.

Лена на ощупь поискала халат. Пролепетала:

— Не смеши меня.

Он, прогладив её от шеи до колен, прошептал:

— Может быть, когда-нибудь мы повторим это.

— Никита, умоляю…

А он, повернув к ней голову, ухмыльнулся:

— На фригидную, какой считает тебя сын, ты мало похожа. Что ж с Долговым то не получилось из тебя бабы?

Лену прошила неприятная волна, она сделала попытку подняться.

— Тебе непременно надо об этом говорить… Поменьше любопытничай, глядишь, язык отдохнёт от трудов.

Он, не позволив ей, пригвоздил её к полу:

— Только кажется мне, что дело тут не в тебе. Спец он, возможно, и хороший. Голова у него, полагаю, работала превосходно, а мужик никакой. Угробил тебя. Сдаётся, секс был по случаю. Полагаю по пальцам, за совместную жизнь с ним, можно пересчитать. Поэтому и разницы не ощутила с ним ли без него. Всё едино не было мужика в доме. Краны, поди, и то сама крутила или слесарей нанимала. Видно ему не была известна прописная истина, что женственной можно быть только рядом с настоящим мужчиной.

Лена дёрнула плечом. Ей явно это не понравилось.

— В какие дебри тебя понесло. В жизни всё проще. Так многие живут. К тому же, может быть, виной всему жизненная суета, вечные заботы, возраст…

— Ну, да! Ну, да! прибавь ещё супружеский стаж.

— И с чего ты взял, что я желаю об этом говорить с тобой? Долгова уже нет, поэтому и разговора про него нет. Ну, пожалуйста! — вспылила она задетая его насмешками. Опять же вспомнилось, как молча плакала, лёжа рядом с похрапывающим Семёном и зябко передёрнула плечами.

— Ты права. О мёртвых либо ничего, либо хорошее.

Лена, решив на этом завершить неприятный разговор, объявила:

— Вот и славно, поднимайся.

Наверное, ему тоже надоел бесполезный разговор, потому что перечить не стал. Он, с лёгким смешком подкинув её к себе на грудь, помчал в душевую комнату. У дверей опустил на коврик и молчком потянул её за собой, запихнул в душевую кабину и встал рядом. Горячий огонь губ, затрепетавший на её щеке, не погасил даже водяной поток.

— Ты прекрасно и с аппетитом целуешься. Таких сладких губ, я ещё не встречал.

— Не вгоняй меня в краску и поторопись уже, — смутилась от похвалы она.

Первый раз она принимала душ не одна, а с мужчиной и в ней это всколыхнуло давно забытые желания и обиды. Ей всегда хотелось сделать это с Долговым или сходить с ним вместе в баню. По крайней мере, казалось очень романтичным. Но Долгову до её романтики было, как до лампочки и ничего подобного с Семёном сделать было нельзя. А оказывается, она не ошиблась и это так прелестно делать вдвоём. Вот она проводит пальчиком по бегущим по его телу струям. А он ловит жемчуг на её груди. «Жизнь моя прошла совсем без радости», — подняла она глаза на улыбающегося Никиту. Он растёр капельки широкой ладонью на её теле и прижал к себе.

— Прости, но, кажется, и это для тебя открытие. В баню, сауну ходила?

Лена покачала головой.

— Тогда не удивительно, что ты детективы стругаешь. Про любовь-то тебе не под силу писать, ты про неё ничего не знаешь.

Лена поняв, что растаяв раскрылась, захлопнула скорлупу:

— Разнежился. Опоздаешь.

Его губы прошлись по шейке и впились в плечо, а потом у самого ушка прошептали:

— Чем планируешь заняться? Мой тебе совет отдохни. Наберись сил… У нас впереди жаркая ночка.

Лена покладисто кивнула, звенящим шёпотом предложила:

— Хорошо. Приезжай, если выберешься на обед, я наварю борща. Но про ночку забудь.

Он понежил в кольце своих рук её спину и улыбнулся:

— Домашний борщ! Заманчиво, но сегодня не могу, завтра… Лен, про остальное, я не слышал.

Никита проходил вновь и вновь мочалкой по её телу, растирая по ней пахучие гели. Телу было приятно, душа ликовала, а голова страдала. Ещё бы ей не страдать, если она молила её одуматься и в тоже время хотела хлебать это свалившееся на неё счастье ковшом. А может правду говорят: чему суждено произойти, обязательно случиться. Так случилось и у неё.

Глава 13

Он не отпускал её до входной двери. Они долго целовались даже на пороге. Наконец, он ушёл, а она, уткнувшись лбом в дверь, улыбалась. Что это? Подарок? Ошибка? Даже если это миг, всё равно прекрасно. Справившись с собой, Лена села работать. Чему она раньше предавалась пылко и самозабвенно не желало лезть в голову. Опять же поймала себя на том, что улыбается, улыбку трудно стереть с лица, а счастье вымести из головы. А какой красивой она себе сейчас казалась. Правда боялась подойти к зеркалу. Захотелось безумно ощутить его запах. Вскочила, нашла его домашнюю футболку, прижала к груди. Всё-таки он потрясающий мужик, принимает жизнь такой, как она есть, это такая редкость. «Кажется, на ровном месте наклёвывается роман. Окстись, дурища, и научись считать годки», — одёрнула она себя, заставляя впрягаться в работу. Но что она могла с собой поделать, если рядом с ним, ей становилось так хорошо, что она забывала обо всём на свете. Обед варить было не для кого, а до ужина у неё есть время. Но работать не давал Кушнир, звонивший по мобильной связи через каждый час, пробалтывая на неё море денег. «Наверное, как работнику связи ему положена бесплатная связь», — подумала она. Часам к двум ожил и городской телефон. Лена постояла, не решаясь снять трубку, но потом подумала, что это Никита, наверняка проговоривший все мобильные деньги, и перешедший теперь на этот канал связи. Больше-то ведь некому. С её стороны здесь достать её никто не мог. Подумав-подумав, она и сняла трубку:

— Алло!

Хорошо поставленный, но прокуренный голос попросил подозвать к аппарату Никиту. Лена ответила, что его нет. Интересно, что другое она могла ответить. Тогда ей велено было передать Кушниру, чтоб как появится — позвонил Ларюсику, киска не может до него никак дозвониться — занято. Естественно, постоянно звонил ей. Лена передохнула, кажется, её приняли за домработницу. Бесцеремонная такая девица. Но та, пораскинув мозгами и вероятно вспомнив дни работы этой самой домработницы, решила поинтересоваться:

— Ты кто?

— А какое это для вас имеет значение? — решила бить Лена вопросом на вопрос.

Та за словом в карман не полезла:

— Сейчас я приеду и разрисую тебе морду, вот тогда узнаешь, — развопилась на том конце девица.

Лена бросила трубку. Номер звонившей мегеры был перед глазами. Сняла вновь послышались короткие гудки, звонить раздумала, положила на место и отошла. Больше не подходила к аппарату и на всякий случай к двери тоже. Первое чувство, несмотря на то что это её не очень-то и шокировало, было всё равно ужасным. Лирика, как осенняя листва с деревьев свалилась моментально, оставив её неприкрытой. Но, поразмыслив, она даже посмеялась над собой: «Раз и всё встало на свои места. С чего завелась и какое новое открытие я сделала? Всё ж знала с самого начала… Надо воспринять своё нахождение здесь как приключение и не более!» Вот теперь можно писать. Она с азартом окунулась в работу. Та была для неё главным, да ещё Данька. «Решение правильное, — убеждала она себя, — нельзя сомневаться в близком человеке. Осознанно ли, не осознанно ли нельзя. Это уже не отношения и не жизнь. А в нём не сомневаться нельзя. Он весь из сомнений. Надо работать, работать… до ужина ещё далеко». Увлёкшись, чуть не пропустила час подготовки к этому самому ужину. Схватившись, заторопилась с чисткой овощей, резкой салата и готовкой плова. Данька так его любит. Хотелось угодить. Никита позвонил, что едут и с сыном полный порядок, но она всё равно волновалась. Уловив щелчок ключа, рванулась к двери.

— Ну что, книжница, получай своё чадо в целости и сохранности. — Весело заявил он от порога. — Дань, ты хоть слезу накапай, мать тут извелась вся.

Данька высвобождаясь из объятий матери смущаясь объявил:

— Я уже щёчку ей облизал.

— И только?! — Никита помучил свою крепкую шею и заявил:- Вы тут поговорите пока, а я ужин соберу. Данька есть хочешь?

— Ещё бы!

— Согласен — вопрос был глуповатым… Я сейчас.

Лена отвела сына в хозяйский кабинет и, чтоб не жаловаться самой или отвечать на вопросы сына, принялась расспрашивать про Карпаты.

— Отпад! — заявил он.

— Надеюсь, тебе понравилось? — переспросила она, не поняв его «отпад».

Данька тут же поправился:

— Отлично. Приличные номера. Терпимый сервис. Почти домашняя кухня в любое время суток и умеренные цены. До подъёмника каждые полчаса ходит маршрутка. — Принялся он ей подробно излагать. — В общем, всё как ты любишь — нервотрёпки ноль, сплошное удовольствие.

Лена, прервав хвалебный поток, уточнила:

— Где же вы взяли снаряжение?

Данька удивлённо похлопал ресницами:

— Ма, не зависай. Сейчас проблем ни в чём нет. Его можно взять в пансионате или на базе, без разницы. Тоже мне нашла о чём болеть, лыжница.

— О, критик, ты сам-то никогда не вставал на лыжи.

— А тренер на что. И трассы там разные есть, даже детские. К тому же всегда мечтал, наконец-то, выбрался на лыжный спуск. Ребята каждый год катаются и ничего. Ноги, руки на месте, голова венчает туловище. Обошлось. И тебе советую, съезди, отдохни. Вашему величеству точно подойдёт. Правда, без брехни. Никита на что гурман в этом вопросе и ему там понравилось.

— Никита у тебя с языка не сходит. Расскажи, как жили? — перевела она стрелки разговора.

— Чего ты на него взъелась, нормальный парень. А жили в небольших, но симпатичных комнатках, по два человека. — Без особой охоты продолжал рассказ сын, но исключительно чтоб не обижать мать. — Довольно — таки светлая мебель и всё подобрано под тон, даже ковёр на полу и шторы на окне. И всё необходимое для удовольствия имеется: телефон, телевизор, душ и холодильник. Кажется, ничего не забыл. А самое главное настоящая зима вокруг со снегом. Представляешь, выглянул за окно: и белый снег! А у нас тут зима одно название. Снег грязнущий, ещё и дождём норовит тебя полить. Прокатись, ма, встряхнись. Недели, вот как нам, вполне достаточно. Я тебе всё обрисовал, а теперь твоя очередь. Как тебя угораздило в такое влететь. Мне Никита показал микроавтобусик, что приткнулся у соседнего дома, за кустиками и тебя поимел. Прикольно. Как ловко они квартиру нашу на прослушку поставили. Рано обрадовались. Главный концерт впереди. Ведь всё ещё стоят, слушают. Значит, не поняли, что тебя там нет. Мы тут фокус небольшой с Никитой придумали, давай сделаем.

Лена вскинула голову переводя взгляд с одного на другого.

— О чём речь?

Данька с восторгом сообщил:

— Сейчас мы наговорим несколько вариантов нашего с тобой разговора на магнитофон, и я буду крутить. Пусть слушают и радуются.

Лена не верила своим ушам. Осторожно уточнила:

— Сколько же вы собираетесь в это играть?

— До победного конца. Никита каждый вечер отправлял в квартиру человека, тот топал там часов до десяти, имитируя жизнь и паля в комнатах свет, чтоб окна просматривались издалека.

Лена задёргалась. Кушнир крутит за её спиной кино, а ей даже не намекнул.

— Что он себе позволяет?

Данька упреждающе выставил ладони вперёд:

— Мать, успокойся, не дрожи по поводу Никиты, там точно всё путём. Он ничего плохого не сделает. К тому же ты не хило здесь устроена. Выглядишь опять же потрясающе. — Заметив её не то смущение, не то недоверие добавил огонька:- Так и есть, ты просто замечательно выглядишь…

Она специально завела разговор. Ей захотелось услышать мнение Даньки о Кушнире, а тут повезло, в кои веки дождалась комплимента и в свой адрес. Проглотив удовольствие завела свою песню:

— Я здесь, как на иголках. Не известно кто хозяин этой жилплощади и как он на моё пребывание тут отреагирует. Так устроена, я не могу занимать, жить за чужой счёт и спать не на своей постели.

— Нормально отреагирует, на ум не бери. Раз Никита привёз тебя, он отвечает.

Лена замотала пальчиком возле его пошмыгивающего носа.

— Голову только на плаху забудь кого не ложи. Зачем он около нас крутится? Что ему от нас надо?

Данька откачнулся спасая нос и переполняемый уверенностью заверил:

— Уверяю тебя, кроме адреналина, ничего, — выкрутился он, никак не понимая, почему Никита до сих пор не скажет Лене всю правду. Тогда она не будет так дёргаться. Думает же себе, напрягая мозги не иначе, как аферист или бандит.

Никита заглянув, пригласил на ужин, подмигнув Лене, весело интересовался:

— Данька, какое твоё любимое блюдо?

— Плов. Что, мама плов приготовила?

— Так и есть. Тексты не забудьте наговорить на диктофон. Надеюсь сценарий ей по силам написать?

Лена отвернулась: «Без укусов не может».

— Теперь только после плова, — хихикнул Данька, поднимаясь.

Никита пропустил мимо себя паренька и собирался Лену, но она, прикрыв дверь, взяла его под руку:

— Тебе просили передать, что очень скучают и ждут, — не заинтересованным и отсутствующим голосом, проговорила она. — Очень, ну очень просили передать.

Конечно же, он почувствовал… заметил перемену в ней, хоть она и старалась. Нотки обиды звенящие в её голосе он тоже не упустил.

Никита смутился, но выгадывая во времени бестолковый вопрос задал:

— Кто?

Лена, изучая его из-под опущенных ресниц, сжала и разжала кулачки:

— Кажется Ларюсик… Не то киска, не то зайчик, не то топ-модель… — говорила, а сама боролась с мыслью поселившейся в её голове — почему она усомнилась в нём? Не из-за киски же. А то она не понимала. Именно сейчас ей хотелось осмыслить это «почему»: молод, красив, упрям, эгоистичен, ненадёжен?… Хуже всего, если ненадёжен.

Никита выслушал её. Потом засунул руки в карманы брюк и уставясь на её поджатые губы отчеканил:

— Ну звонила и что?… Пусть ждёт дальше… Чего смотришь… Да, было. Что я буду врать?! А ты не смей больше снимать трубку, понятно?

Пожал плечами и пошёл себе. Но не ушёл, вернулся. Что-то решая потоптался.

Она, замерев после такой команды, всё же камнем была не долго, а отмерев, взялась за ручку шкафа собираясь открыть. Он, поняв и почувствовав сердцем, что она сейчас уйдёт навсегда и никакие его правильные доводы ему не помогут, остановил сам, обхватив её замком обеих рук за талию, прошептал:

— Лен, не заводись… Не будет больше никаких рыбок, кисок и попугайчиков… Обещаю!

Лена подняла глаза на его сопение и заверила, что ей на шлюх, именуемых себя топ-моделями, наплевать… и на него тоже самое.

Естественно, было всё наоборот… и он, понимая это, нервничал.

— Лен, я ж пообещал… А моё слово… это слово!

Лена подумала: значит, настораживает её в нём, мужская глупость и эгоизм. Ему помог Данька, вопивший с кухни парень, призывал их иметь совесть и поторопиться. Обойдя его, стоявшего на её пути столбом, она направилась на голодный рёв сынули первой.

В восемь часов, Никита увёз Даньку домой. Она не могла не заметить испуга Никиты, хоть и тщательно скрываемого им, но просматриваемого ей. Сомнений нет, он очень боялся её ухода. Хотелось не упустить случай и подёргать нервы парня за веревочки, но передумала. Решив не ребячиться, она просто осталась. Пока ради своей безопасности.

Лена, оставшись одна, включила телевизор и принялась думать, мало обращая внимание на экран. Что она имеет? Доказательства того, что все с самого начала стрельб было шатко валко и не по правилам. Потом все были в курсе той злополучной ракеты и сознательно не выключали питание потому, как, возможно, терялись в принятии решения на её счёт. Выдвигались версии даже, используя её саму, вместо мишени, сбить трёхсоткой. Людей не оживить, время вспять не повернуть. Поснимали всех кого нужно, а больше кого не за что было. Козлом отпущения сделали Попова. А может быть зная его характер его сразу обрекли на эту роль. Перекинули стрелки на него, оставшись в тени сами. До реальных организаторов этого шоу ей не добраться. Так для чего это нужно вновь поднимать? Опять же, зачем они охотятся за дискетой, а теперь ещё, Никита, безусловно, прав и за книгой? Что во всём этом не так? Может быть, собака зарыта, во вранье, что лилось на людей неделю кряду. С какого переляку нужно было врать позже своему народу, российскому, и американцам заодно, наблюдавшим через спутники за всем чем можно и нельзя, в том числе, и за стрельбами тоже. Ничего не понятно. Начнём сначала. Организаторы стрельб мало напоминают наивных мальчиков лейтенантов попавших на первые стрельбы. Даже те дрожа при первом пуске, действуют по правилам, соблюдая все инструкции стрельб. Если они даже плохие и бесталанные военачальники, с дрянными характерами, всё равно не могли нарушить от балды инструкцию. Что же получается? А ничего путного не получается. Значит, есть ещё что-то. Именно это «что-то», они не хотят, чтоб кто-то посторонний знал, а на дискете оно есть и именно оно меняет всю картину. Надо внимательно смотреть. Пока у неё проклюнулись три версии. Первая — его должны были сбить и поэтому не перекрыли воздушное пространство. Второе — тайна дискеты. Третья — потому что идиоты… Возможно и такое, что первое и второе связаны друг с другом. А третьим просто воспользовались.

Её размышления прервал вернувшийся Никита. Он, решив в их отношениях идти по-прямой, мол, никаких телефонных Ларюсиков не было, резко наклоняясь, поцеловал её в уголок губ:

— Что ты смотрела? — Сказал туша смущение иронией. «Что за напастье!» Ещё ни перед одной ему не приходилось оправдываться или чего-то обещать. И наполовину дураком, наполовину подлецом себя чувствовать тоже не приходилось.

Лена не собираясь лезть на рога, ответила мягко:

— Ничего. Я думала.

Не могла не заметить его облегчённый вздох. Он шлёпнулся рядом, повалялся на боку и упал на спину. Повернув голову к ней, беззаботно болтая ногой, спросил:

— Телевизор же в таком случае мешает?

Она, протянула руки и, расслабив на его шее галстук, объяснила:

— Он создаёт иллюзию людей в квартире. Тебе не понять комплекс одиночества…

Лена, решив ничего не менять, старалась держаться ровно. И вот охватив блуждающим взглядом его домашний расслабленный вид, вдруг совсем растаяла. Передвинувшись ближе, поддавшись заполнившему её вдруг чувству, принялась осторожно расстегивать на нём рубашку. Неизвестно как он к этому отнесётся, а вдруг резко оборвёт или рассмеётся. Ей так давно хотелось сделать подобное с мужем, но к Долгову не подойти. Тот морщил лоб и мычал: «Отстань!» Никита, подержав в плену своего взгляда до последней расстегнутой пуговицы, поймал её пальчики, поднёс к губам:

— Спасибо… Так приятно… Тебе скучно потерпи. Нельзя выходить и объявляться на людях. Случайность откидывать нельзя. И прошу, аккуратнее со всякой ерундой… В общем, как бы там ни было… — бормотал он борясь с желанием вжать её в постель и взять немедленно.

Разве он знал, что именно этого ей сейчас и хотелось больше всего. Две половинки. Казалось бы, должны на интуитивном уровне понимать друг друга. Должны, но всё иначе… Держал страх возможности обидеть друг друга, попасть не в такт… Его страшилки и бормотания путали её, связывали руки. Она ждала другого. И чтоб не показаться навязчивой, Лена, зевнув, посмотрела на часы, мол, самое время настраиваться на сон и потянула его за руку:

— Никита, надо подняться и переодеться, рубашку я расстегнула, тебе осталось чуть-чуть…

— Неужели это так важно и не потерпит? — взял он её за руку.

— Нет.

— С чего такое внимание?

Он спросил и затаил дыхание: что ответит?

— Мне приятно, а тебе нет?

В её голосе сквозили волнение и испуг.

— Мне тоже…,- торопливо заверил он. И не удержавшись спросил:- ты всегда заботишься о близких с таким трогательным вниманием?

Теперь она улыбнулась.

— Только тогда, когда им это доставляет удовольствие. — И добавила:- И мне тоже.

Он, перекрутившись, кряхтя поднялся, она внимательно принялась наблюдать за его ленивыми движениями, потом, метаниями по спальне: он тряс стулья, шарил в креслах, заглядывал во все углы.

— Что ты ищешь? — не выдержала она.

Никита замер:

— Домашний костюм. Кажется, здесь оставлял… Ты не видела?

Она приложила ладонь лодочкой к виску и на шутливой волне осмотрела с видом капитана на мостике комнату.

— Видела. Он в шкаф на полку пробегал.

Никита недовольно дёрнул плечом:

— Вещи мои не трогай. Я привык их находить на своих местах.

Она поняла, что грубостью он маскирует растерянность и отвечала в том же тоне.

— Перетопчешься пока я тут. По моим понятиям в доме должен быть порядок.

Он недовольно засопел:

— Лен, тебе не говорили, что ты зануда?

От этих слов на Лену напала смешинка. Она звонко и легко расхохоталась. Отсмеявшись хитро прищурилась:

— Хотел опередить всех. Но ты не первооткрыватель. Мне Данька это каждый день рассказывает и бывает даже в картинках.

Она поняла, что поставила его в тупик и опять рассмеялась. Никита же смущаясь пробормотал:

— Придётся рассмотреть в тебе что-то другое. Ну, как ты себя чувствуешь: обняла отрока, нацеловала и полегчало?

Он быстро отходил и переключался. Лена немедленно поставила ему за это плюс, но виду не подала, разве только чуть-чуть улыбнулась.

— А ты думал. Свои дети будут, поймёшь.

Он посмеиваясь обнял её за плечи и, скользнув по шее вверх, собрал рассыпавшиеся по плечам волосы в кулак, чмокнув в подбородок хохотнул:

— О, придумала! До детей дозреть надо, а мне и так пока, без них, неплохо.

Лена улыбнулась: «Взрослый ребёнок!»

— Значит, женишься, когда детей захочешь…

Закругляя эту не интересную ему тему, он перешёл на заботу:

— Может быть, не думал об этом. Ужинать опять не пыталась. Поковыряла в тарелке и знай, Даньку фотографировала. Фруктов принесу, апельсинчик съешь и бананы вроде совсем ничего попались.

— Хорошо неси, — перевернулась она на спину, пытаясь рассмотреть его с такого положения.

Он, почмокав её губы, ушёл. А её мозг от дискеты перекинулся на Никиту: «А что делать с этой проблемой? Выбросить не получится, упрям, ни за что не отступит. Гоню: заводится только круче. Значит, выбор остаётся не большой. Пользоваться, пока ему эта игра не надоест и парень не отвалит к какой-нибудь красотке сам. Плохо, если случится привыкнуть. Надо бороться со своими чувствами. Не подпускать к сердцу. Больно хорош. К тому же, его подход, внимание… Не легко будет». «Всё правильно прикидываешь, только вот что из этого получиться», — тут же съязвил голосок внутри неё. Она упёрлась пальцем в грудь, именно по её предположению он там сидел и язвил: предупредила — не суйся не в своё дело.

— На ешь, — поставил он перед ней с очищенными фруктами поднос. — О чём мечталось, глядя в потолок?

«Умеет, дьявол обольщать. Девки, не иначе, как от него млеют!» — пронеслось в её переполненной и так думами голове.

— Я запуталась в трёх соснах.

— Три дерева, это уже лес. Делись, чтоб не аукать тебя.

— Понимаешь, я кручусь на одном и том же пятачке. Они должны были по любому закрыть пространство. Сам подумай, если ракета летит, допустим, на 260 км, то какой смысл закрывать на 140. Они же не картошкой кидаются. Рядом международная трасса. Ну, сам подумай, как можно идти на такой риск.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Если взять за основу первую версию, то кто-то разработал очень хитрый и бездоказательный план. Хладнокровный план убийства. Этот кто-то точно знал, что ракета С200 не захватит мишень такого типа и самонаведётся на более мощную цель, для этого её надо организовать. А где лучше всего, если не на международной трассе. И он до мелочей знал способности и характеры отцов-командиров нашего ПВО. Понимаешь, нет?

— Пока нет. Что это нам даёт?

— Хорошо, слушай дальше. Если предположить, что реальный подрыв и бой были устроены не случайно. А к этому меня подталкивает то, что дивизион, причём не искушённый в стрельбах, реально вёл три цели. И подожди Попов 15 минут, беды бы не было. Но команда последовала «пуск». Так вот. Задаём себе вопрос. Для чего надо было демонстрировать реальную стрельбу по самолёту или для кого? Ответ мне кажется прост. Ракеты перестали покупать. Двухсоткой, ни в Югославии, ни в войнах Ирака не сбили ни одного американского самолёта. Разработанный 35 лет тому назад комплекс устарел. А продавать-то уже из вооружения нашей армии больше нечего. Вот и продемонстрировали меткую стрельбу. Заметь, при стрельбах было навалом международных представителей. Заказчик у этой стрельбы был крутой. Торговцы оружием. А уж шуму — то, шуму наделали на весь мир.

— Исполнители что идиоты, рубили сук, на котором сами же сидели?

— Думаю, хозяин остался в тени. Да и тот, кто для него это шоу разрабатывал не пострадал. Конечно, он с этого что-то имеет. Но, как я думаю, его доля-капля в море по сравнению с тем, что имеет хозяин. И заметь, всё делается без каких-то затрат. На голом идиотизме. Вполне предполагаю, его вообще не заметили, и чехарда эта не коснулась их или в крайнем случаи бочком. Если даже его случайно под горячую руку и уволили, то он, получив большую компенсацию, занял неплохой пост и непременно связанный с продажей оружия.

— Ты хочешь сказать, что этот человек повязан с вооружением?

— Вот именно. Он жаден до денег. Предполагаю это для него главное. И он вхож к министру. Но сам он не настолько важная фигура, чтобы принимать такого уровня решения. Мне рассказали, что Долгов писал министру о невозможности проведения стрельб и, приведя большую доказательную базу убедил его отказаться от стрельб С200 на этом полигоне и тот, соглашаясь с его аргументами, пошёл на это. Даже родился приказ за его подписью в том направлении. Но спустя несколько дней, всё переиграли. Поэтому я не согласна с тем, что министра обвиняют в показухе. Кто-то переубедил сознательно его в этом, и этот кто-то знал, какую именно цель, он этим пуском преследует. Не исключено, что на него надавили. Этот человек мог иметь влияние на министра или связи с кем-то повыше. Знал он хорошо и Попова с его закидонами и говённым характером. Нажал на неопытность стреляющего дивизиона. Просчитал, всё вплоть до мелочей. Даже прикинул, что не отключат питание. А возможно купил этого человека… В общем, приготовил козлов отпущения. Увёл всё расследование по армейскому курсу. Да у них и нет других версий. Всё идёт в нужном для «хозяина» направлении. Кажется мне, что хозяина надо искать не среди погон. Только эти поиски могут завести в такие дебри, что напугаешься сам, когда оттуда вылезет медведь.

— Ну и что это дало? Ну, попали, сбили самолёт. Убедили весь мир, что ракеты наши не металлом и могут стрелять и что?

— Я предполагаю… Я предполагаю: это как раз тот случай, когда интересы торговцев оружием пересеклись с военными. В комплексах этих, как и ракетах, вырос моментально спрос. А их, как и С300 у нас считанное количество. Все на виду. С помощью прессы и разгневанной общественности доказывается народу опасность иметь для страны такие комплексы как С200. Открой любое печатное издание и ты увидишь оно просто вопит возмущением. Убрать монстра! Это хорошо продуманная компания. Тогда под шумок срочно готовятся на ликвидацию группы дивизионов, где они стоят на вооружении. Я ездила в бригаду. Военный народ в шоке. При их ликвидации небо столицы и страны остаётся открытым. Понимаешь, столица не защищена. Долгов, будь он жив, не дал бы такому состояться. К тому же он напрямую увязывает стрельбы с продажей вооружения и торговцами оружия. Жаль, пропала та вторая дискета. Я пытаюсь написать пару статей, но не уверена в успехе. Все чудным делом не понимая ни хрена ополчились против С200.

— Надо признать логично.

— К сожалению да.

Он подумал и обнадёжил:

— Я попробую добыть дискету из плаща, если она в той семье и взята кем — нибудь случайно. Дети у них есть?

Она медленно кивнула.

— Да два мальчика.

А потом резко вскинула голову. Её волосы волнами заструились по плечам. Лена с удовлетворением перехватила его застрявший на ней взгляд. Он торопливо обещал:

— Я проверю эту версию.

Его рука легла на её затылок, а она, разглаживая под его глазами набежавшие за день морщинки, тихо спросила:

— Каким образом?

Он рывком притянул её лицо к своим губам и после безумного поцелуя опять торопливо заверил:

— Это моя забота… Но ты прикинула, как кружить у одной сосны. Похвально, но как же, подруга, быть со следующей?

Её маленькая ручка прошлась по его груди, расправив домашнюю фуфайку.

— Дискета. Там должно быть что-то такое, чего боится тот человек. Это не Попов, я его знаю, ему до лампочки. Мужик своеобразный со своими тараканами. Тут есть кто-то другой и совершенно иная подоплёка того сюжета.

Он ухватил губами её прядь на виске и потянул на себя.

— Значит, ты полностью откидаешь, что Попов был посвящён в эту афёру. А что если он и есть сам организатор её или один из них?

Она решительно замотала головой.

— Никита, тот человек должен быть хитрым, умным, а Попов… Я его давно знаю.

Потершись носом о её щёку, он хмыкнул:

— Лен, но дурака можно играть.

Она почмокала в губах его подбородок и улыбнулась:

— Согласна, только не всю жизнь.

Но Кушнир не желая уступать, попробовал зажать её примером:

— Всякое бывает. Возьми Жириновского. Он всю жизнь играет. Талантливый разведчик. Умный человек.

Лена, просунув руки, пощекотала его подмышки.

— В масштабе страны я согласна, но тут частный случай.

Вывернувшись, он покладисто согласился:

— Ну, ладно, давай, раскручивай свой сюжет.

Она, сделавшись враз серьёзной, заговорила:

— Всё было сделано по инструкции и прошло бы как рассчитывали. Но кого-то ждали высокопоставленного, стрельбы отложили. Договорённое время пролетело, гость не прибыл, а стрельбу так и не произвели. Гражданские службы не получив заявку на продление открыли трассу, а военные «забыв» впопыхах об этом с опозданием, затеяли стрельбу.

Он привстал на локти:

— То есть ты считаешь, что по плану время стрельбы было иным?

— По второй моей версии выходит, что да. Но вот «забывчивость» на погоны и серьёзность дела совсем не накладывается…

— Хотел бы я знать, что думал расчёт беря на сопровождение цель с удалением большим, чем длина полигона?

— Ни о чём. Чтоб слышать, видеть и думать нужен опыт, а у них его не было.

— А дискета? Что на ней?

— Ты прав. Надо посмотреть ещё раз дискету Долгова и со специалистом.

— Выбирай, кто это будет, я привожу тебе твой веник с запрятанной дискетой и мы едем.

— Я позвоню одному отставному знакомому генералу, он перед увольнением защитил кандидатскую, и работает сейчас на кафедре института занимающегося разработкой техники.

— Только звонок не делай из квартиры. На том конце может стоять фиксатор номера.

— Из мобильного?

— Можно и не из дома. Я тебе принесу завтра новый. Куплю не дорогой, чисто для одного раза.

— Почему? — удивилась Лена такой расточительности.

— У каждого есть пластина с номером, местонахождение которого определяется. Тебя вычислят за миг. Вот так! Раз уж у нас пошёл такой пляс. Надо подготовиться. Какой же хоровод ты предлагаешь водить вокруг третьей сосны?

Лена с поклоном объявила:

— Все идиоты.

Никита присвистнул:

— Тогда их там собралось очень много. Но, в жизни всякое случается, бывает и такое. Это всё книжница?

— Пока да.

— Ты неплохо поработала. На отдых в самый раз. Но… послушай: там по пояс все в дерьме и, пока тебя, солнышко, не затянуло туда со всеми потрохами и по самую макушку, плюнь на это и забудь. О! ещё бананчик съесть хочешь?

Она наморщила лобик. Возможно, Никита прав, но…, скорее всего, уже поздно и надо дойти до самого конца. Правда, об этом ему она не сказала.

— Давай, когда я говорю, у меня просыпается чувство голода. В такие минуты действительно лучше съесть фрукт, чтоб не подавиться бутербродом или злостью.

— Поешь нормально зачем себя моришь. Твоя комплекция может себе это позволить. Чего ты сама над собой измываешься?

— Вот если б не морила и комплекция бы не позволяла.

Он бросил на неё мимолётный взгляд.

— Послушай, только, чур, не обижаться, Лен.

— Хорошенькое начало.

— Тогда я ничего не буду говорить… Ты сразу так реагируешь…

— Говори уж. Это так, боковое ответвление. В чём дело? Что ты мне хотел сказать?

— Ладно. Я рискну. Только без обид… — Он помолчал вероятно собираясь с духом. — Ты ж молодая баба и деньги у тебя есть и фигура, почему ж ты не используешь всё это. Одеваешься по-старомодному. Шубка норковая дорогая, но старой модели, сапоги бабьи. Костюм вон. Он фирменный, но женщине после 50 подойдёт. Причёска опять же. Ты в костюме Евы на половину своих лет только и тянешь…

О какой! Ах, он вот так! Она резко перебила:

— Что ты с меня хочешь? Девочкой двадцатилетней я не стану. Просто повернись ко мне спиной и забудь, а для себя найди то, что хочется, и о чём сейчас рассказал.

Он со страдальческими вздохами прогудел:

— Я ж просил так трагически не реагировать.

— Никита, не далее как вчера я тебе объясняла, что у меня имеется в наличии сын, которому 18 лет.

— Ты зациклилась на годах сына и не берёшь в расчёт того, что родила ты его в неполных 19, и тебе сейчас, подруга, нет и 38. Если б у тебя ребёнок появился в 27, то ему бы было всего ничего, и ты чувствовала бы себя не тёткой, а молодой и перспективной. Ты ж старше меня всего на каких-то пять лет или чуть больше.

Лена повернула к нему насторожённое непонимающее лицо.

— Что ты предлагаешь?

— Сменить имидж. Новый имидж-это адреналин.

Подумав, что, скорее всего, он прав, она ради упрямства продолжила упираться.

— Я привыкла к своей внешности и комфортно в ней себя чувствую.

Он потёрся носом обнос.

— Лен, ну не упрямься. Золотко, ведь только выиграешь от этого. Ты хитришь и тебе просто уже давно не комфортно в этой роли и её нужно чуток подкорректировать.

— Тебе-то зачем такой поворот? Я ж для тебя так, побочный материал, подвернувшийся под руку. Баб у тебя, судя по моим находкам под кроватью, звонкам и предположениям, навалом, на любой вкус.

— Я тащусь. В самом деле, какая колючка, — обнял он, смеясь её, — не в этом же дело.

— А в чём?

— Я тебя хочу.

— Да-а! А я тебя нет.

— Наверняка ты меня нарочно злишь. Ты умная баба и знаешь что делаешь. Хочешь меня завести? — кинул он её на подушки.

— Твоё описание точно для женщины поставившей цель захомутать тебя. А мне ты на фиг не нужен.

— Неужели? — его брови грозно сошлись на переносице, а губы, в бантик. Это происходило всегда в тот момент, когда он сердился. — Сейчас посмотрим.

Он с таким остервенением принялся рвать на ней одежду, что она невольно подумала, что теперь точно, придётся покупать всё новое. У них был не секс, а борьба. Двое тел и два характера, совершенно разных, боролись за чувство и возможность быть вместе. Когда усталая, она лежала рядом с ним, уткнувшись в покрытую порослью грудь, лениво закинув ногу на него, тяжело дышащий Никита не открывая глаз, пробурчал:

— Порежу всё твоё барахло на мелкие кусочки сегодня же, поняла.

— Поняла! Тебе необходимо прищемить кое — что и немедленно.

— Ах, ты ещё трепыхаешься, птенчик, ну держись. — Его руки, моментально заведясь, понеслись по её ещё не остывшему телу. А губы впились в её горящий от сладкой истомы рот. Отдышавшись от страстного бесконечного поцелуя, она ехидно прошептала, дотягиваясь до его уха:

— Никита, а ты не перебарщиваешь со своим организмом? Смотри, ухарь, на другие развлечения силёнок не останется?

Лена успела заметить только, как вспыхнул парень и её обе руки моментом оказались в его одной руке. Вторая же начала выделывать на её теле такое, от чего она, залившись малиновым цветом, перестала дышать. Неведомая сила, подхватив её под мышки, помчала к солнцу. Она помнила только, как, хватив пересохшим ртом этого жару, ринулась в бой за его тело сама, и уже он стонал и горел под её губами, хватая её расшалившиеся руки. Эта сумасшедшая ночь кончилась с рассветом. Пару часов на сон и их поднял настойчивый в своей исполнительности будильник. Она с трудом пошевелилась, выпуская его руку из-под своей головы.

— Как ты сможешь работать, ненормальный.

Его губы прилипли к её губам.

— Спи, в обед я привезу мастера.

Лена приподняла чуть-чуть голову от подушки.

— Какого ещё мастера? у меня ничего не сломалось. Если испортится телефон, починишь ты, — скривилась не довольно она.

Чмокнув её в нос, он, не моргнув глазом, заявил:

— Сделают тебе новую стрижку.

Она перекривившись отвернулась.

— Какой ты противный.

Теперь его горячий чмок получили её глаза.

— Ну.

Она сдавалась…

— Одежду не трогай.

Он нашёл её губы и после поцелуя объявил:

— Её уже нет.

— Как нет? — села она в кровати, — что ты натворил?

— Что и обещал. Порезал.

— Иди к чёрту, — упала она в подушки.

— Вот так бы с самого начала. Отдыхай.

На самом деле он собирался сложить её вещи в пакет, предполагая по ним подобрать наряд сам. До обеда Лена проспала почти сном мертвеца. Протёрла глаза и ужаснувшись в зеркале опухшей от сна физиономии, потопала приводить себя в порядок. Только успела высушить волосы, как Никита привёз женщину. «Обещанный мастер, не иначе», — пронеслось в голове. Чмокнув на ходу, вложил в её руки букет ромашек. Она была искренне очарована милой красотой любимых цветов, столь неожиданных в холодное время. «Откуда?» Но Кушнир тайну не раскрыл. Спросил, завтракала ли и, получив отрицательный ответ, полетел на кухню. «Совершенная противоположность Долгова». — Лениво ковырнулась мысль в голове и она водрузив букет на стол, повернулась к женщине.

— Что мы будем с вами делать? — спросила насторожённо она.

— А это мы сейчас посмотрим и определим, что вам больше пойдёт. — Улыбнулась дама, вынимая из чемоданчика приборы. Час работы и Лена не узнала себя в зеркале. Лицо совершенно иной женщины отразилось в нём: причёска не портила, а подчёркивала её тонкий нос, красивые губы с блуждающей в счастье улыбкой, высокий лоб и загадочный взгляд.

— Что не узнаёте себя? — прошептала восхищённый парикмахер.

Ошибочка вышла, узнала. Такой она была много, много лет назад, до замужества с Долговым. До того как жёсткая рука судьбы выхлестала её кнутом.

— Вам нравится? — поинтересовалась женщина.

— Пожалуй, да? Сколько вам я должна за работу?

— Нисколько. Никита Богданович заплатил.

Удивлённая Лена ничего не успела ответить даме потому как в этот момент в ванную, где они посреди зеркал крутились, объявился Никита с подносом.

— Закачаешься. Ешь.

— Вы довольны? — встрепенулась мастер.

— Безусловно. Лен, ты в самом деле очень похорошела и помолодела, тебе сие новшество к лицу. Слышь, на кровати пакеты, разберёшь. Поесть не забудь. Мы уходим.

Глава 14

Мужа злила, как он говорил, пустая трата денег на нерациональные вещи. Он своей волей загнал её в консервативное. Вылезти из него ей самой оказалось не под силу. Ей не раз хотелось взбрыкнуться и носить всё то, что она хочет. Может быть, из чувства протеста. Или всё же хотелось быть красивой. И вот теперь… Лена растерянно крутилась перед зеркалом, обсматривая себя. «Он прав, помолодела лет на десять. И не заметила, как записала себя в пожилой пропащий возраст. Что он там, непоседа, ещё с пакетами сочинил?» Лена высыпала из цветных пузатых сумок содержимое на кровать и пришла в изумление: «Сколько же он на меня потратил? Все свои накопления что ли. Что бы он там не говорил, но это не на деньги связиста куплено. Может, он всё же бандит и пришёл в тот злополучный день, под видом связиста, меня грабануть. Но ведь я сама вызвала мастера по ремонту телефона. Ничего не пойму. Этот живчик меня совсем запутал». В примерках прошло полдня. Из-за всей этой кутерьмы с модой, она сегодня не работала. Новое, так стремительно ворвавшееся в её жизнь, оттеснило на задний план работу и стрельбы тоже. Учитывая то, что просачковала с обедом, остаток дня провела возле плиты. Наготовила на полк, если б не стеснялась копаться в его продуктах, наготовила бы ещё больше, а так приходилось сдерживать себя. Не дома же в самом деле. Но Никита приехал поздно, и она успела приготовить не только ужин, а и посидеть за «ноутбуком». Закинув продукты на кухонное пространство и новый телефон на её столик, он бухнулся в одежде на кровать.

— Это что за номер? — недовольно поморщилась она. Её нелюбовь к беспорядкам моментом нарисовалась на лице.

Но он привык жить так как ему хочется.

— Я валюсь с ног. Устал, как ездовая собака.

— Пожалуй, похоже, — усмехнулась она, и, опустившись на колени, принялась расшнуровывать его ботинки. — Где ж ты так шустрил?

Прикрыв глаза ладонью, он забурчал:

— Дело было, а позже бестолкового сына твоего, учил пельмени варить.

— Даньку? — удивлённо застыла с ботинком она.

— А у тебя есть ещё один? Оставь в покое мои ботинки, отдохну и разденусь. С чего это вдруг ты принялась ухаживать за мной.

— Ты же устал. Почему же не сделать приятное. А ты любишь красиво и дорого одеваться.

— Откуда ты взяла такое? — насторожился он.

— Вот, — помахала она ботинком перед его носом, — сейчас рассмотрела.

— Оставь его в покое, я их за треть цены на распродаже купил. Размер большой не ходовой. Что ты делаешь, приподнялся он на локти, наблюдая за её дальнейшими усилиями.

— Освобождаю тебя от брюк. Раз уж между нами сложились определённые отношения, то это не будет считаться большим грехом, а как бы даже наоборот…

Достав вешалку, она перекинула брюки через перекладину и, стянув с него пиджак, определила его поверх, а плечики повесила в шкаф. Костюм тоже не из дешёвых, вероятно, тоже с распродажи. Рубашку и носки ждала стирка.

Покончив с одеждой, скомандовала:

— А теперь марш под душ.

Но Никита не спешил.

— Лен, подожди, через десять минут.

— Топай без разговоров и спать. Ужинать, как я поняла, не будешь, с Данькой пельменей натрескались.

— Ты ужасно догадлива, — хмыкнул он. — Объясни, почему ты его не научила даже вермишель варить? Что будет делать этот индюк, допустим, поругавшись с женой? Лапу сосать.

Лена, понимая справедливость его слов, вздохнула:

— Надобности не было. Жалко. Думала ещё успею. Всё такой маленький был, и враз в мужика вымахал. Оказалось поздно. Давай поднимайся, и пойдём в душ. Потом легче будет.

— Ты со мной? — потянул он её за собой.

— Никита, не глупи. Ты не выспался. Отсюда и самочувствие такое никакое.

— Нормальное моё самочувствие на раз, меня тебе хватит.

— Господи, что за упрямый мужик. Всё в одно переводит… Иди уж. Придётся спинку потереть.

— Правильное решение. — Подхватив на руки, упирающуюся Лену, отправился он с хохотом в душ. — Завтра с утра позвонишь и договоришься со своим кандидатом наук о приезде и консультации.

Поливая мочалку гелями, уточнила:

— Ты меня отвезёшь сам?

— И туда и обратно, — обещал он.

— Зачем гардероб такой многочисленный накупил? Мне неудобно. Чувствую себя барышней на содержании. Скажи, сколько я должна, непременно расплачусь.

— Потом разберёмся. Подошло?

— Да? Спасибо. Но дальше я буду одевать себя сама.

— Непременно с моего одобрения, — засмеялся он, натирая её гелем для душа.

— Никита, так нельзя. — Нахмурилась она. — Я не дам себя задавить.

— Больно надо. Остынь. Кто тебя давит. Просто помогу, пока ты не научишься справляться в новом образе сама.

— У тебя слова расходятся с делами…

— Таких несправедливых речей мне ещё никто не говорил. Ты просто погорячилась, — проглотил улыбку он. — Или совсем не поняла меня. Дай сюда твои сладкие надувшиеся губки. Идём на кровать, и ты мне расскажешь, что написала сегодня и о чём надумала ещё.

— Думать, к своему стыду, и не собиралась сегодня. Писала очень мало. Тот детектив, что сочиняла до стрельб. А всё остальное время занималась примеркой и вертением перед зеркалом.

Сдвинув подушки на серединку и устроившись голова к голове, он посмеивался:

— Неужели ты исправляешься, и тебя заинтересовал твой вид? — пощекотал он её животик.

— Никитка, ты противный малый.

Кушнир, чтоб не заострять ситуацию перестроился, но опять неудачно:

— Так про что твой предыдущий детектив? Наверняка мура какая-то…

Лена поджала губы и отвернула лицо. «Вот тебе!»

— Ничего больше не буду говорить.

— Да, ладно тебе злиться. Я пошутил. Так про что?

Она, пошарив рукой одеяло и подтянув его себе на подбородок, вздохнула: «Вот же настырный какой, душу вынет!»

— Про ребят организовавших фирму по изготовке рекламы.

— И что? — припечатал он горячими губами её плечо.

— Всё шло отлично, пока к ним в дружбу не набился чужой третий.

Его губы доползли до шейки.

— В чём же соль?

— Он влез к ним в доверие, изучил работу, а потом стал под их прикрытием работать, убирая одного за другим. Причём, организовывая убийство одного, все улики подкинул против второго. В результате, став хозяином большой фирмы, зажил припеваючи. Один в земле. Второй в бегах.

Его руки, не теряя время зря доползли до её тела, и осторожно повернув притянули к себе.

— И куда же он у тебя убежал?

«Наверняка изучал приёмы удава?!» — зашевелилось в её голове. Закрыв глаза, чтоб не видеть его притягивающего взгляда проговорила:

— Не далеко. В брошенные сёла. Таких сейчас море. Старики вымерли, а молодёжь не хочет без работы для себя и школы для детей в глуши жить.

Он навис над ней и принялся щипать горящими огнём губами: глаза, рот, подбородок.

— Чем же дело кончится?

Она с трудом проглотила палящий горло жар: «Чёрт, с таким мужиком в два счёта попадёшь в пекло!» Отвечала еле шевеля спёкшимися губами:

— Пока думаю. Надо попробовать вписать любовь.

Он стиснул её в таких объятиях, что на дыхание уже не оставалось сил. А он медовой пчелой жужжал:

— За чем дело стало? Подсказать?

Он, конечно, человек неплохой и даже не совсем вроде пропащий, но иногда его шуточки не к месту. Нарывается, сейчас нравоучение получит. Но после плавного прохода его рук по её телу, Лена смогла намести по своим сусекам сил только на шёпот:

— Любовь — это не убийство, её от балды не сочинишь, как детектив. Такую силу непременно стоит прочувствовать.

Его наглая, горевшая огнём рука сжала грудь, затем пробороздила раз, другой и так пылающее тело. Прищемив губами ушко, он выдохнул в него:

— Усёк. Надо прочувствовать помочь? Зачем же дело стало. Сейчас организую.

Её руки птицей метнулись на его шею. Этот пыл встревожил её. Она напугалась саму себя. Отчего и поспешила, после безумного порыва, прошептать:

— Спи.

«Вот это она придумала!» — ухмыльнулся он. И помяв в горячих пальцах её грудь с ангельским покорством прошептал:

— Не могу, усыпи меня. Расскажи ещё что-нибудь…

— Для мужиков есть только одно эффективное снотворное.

Он тут же принялся играть в непонятливого.

— Неужели, какое?

Лена заглотнула наживку и принялась объяснять:

— Всё по — порядку. Создавая мужика, Создатель приложил гораздо больше сил на вопрос его участия в создании предполагаемого потомства, чем о нём самом. Поэтому каждый выплеск семенной жидкости уносит с собой все имеющиеся в наличие мужские силёнки. После чего у несчастного нет иного желания, кроме как поспать!

— Ха! Так усыпи, я не возражаю.

— Я лучше поделюсь Данькиным восторженным рассказом про пансионат в Карпатах, говорит красиво. А то по науке и жизненный опыт опять же доказывает, мужики восстанавливаются очень быстро. Не успеешь и сон увидеть, как опять в боевой готовности, мучайся, усыпляй тебя опять.

— Понятно, лень мешает усыплять меня всю ночь.

«Надо немедленно переключить его, — плавало в её голове. — На что? На что? О!»

— Мне просто хочется рассказать тебе про пансионат.

— Ты поехать хочешь?

— Не знаю… Ты можешь бегать на горных лыжах?

— Ты, да ты. Скажи Никита.

Лена доставила ему приятные минуты.

— Никита. Так хорошо?!

— Естественно. Теперь отвечаю на вопрос. Катаюсь пару раз в сезон под настроение, а что?

— Ничего. Данька сказал, я удивилась. Я такая страшная трусиха и никогда не встану на те ходули. Даже на экране телевизора, когда вижу спуск, дух захватывает. Чем ты ещё занимаешься, Никита? — она нажала на его имени.

— Практически ничем, времени не хватает. Работы по горло.

— Что телефоны так часто ломаются?

Он завис, как чихающий компьютер, но сориентировался:

— А ты думала… «Ну не глупо ли? — подумал он, решив покаяться. — Всё сто раз глупо». Но так и не решился, боясь в один миг потерять то, что приобрёл. «Велика беда, — успокаивал он себя. — У неё своё, у меня своё… Но когда мы вместе, только настоящее имеет для нас значение, вот и будем каждой секундой им наслаждаться».

Она лежала на боку, смотря на него, губки влажные, глазки влажные, и он, не удержавшись и вместо покаяния, прошёлся рукой по вырисовывающемуся контуру фигуры. Лена вздрогнула и упала на спину.

— Ты опять?

— Я чуть — чуть…

Глава 15

Утром, пока Никита готовил завтрак, она позвонила Грушевому, и договорилась о встрече. Тот, после продолжительных раздумий согласился поговорить с ней перед началом рабочего дня. Она давно уже заметила странную вещь. Люди, которых тысячу лет знала она и Долгов, едва услышав про цель её разговора, сразу становились сухими, неприветливыми и даже испуганными. Некоторые вообще бросали трубки, отшатывались от неё как от чумной и обходили её стороной. Знать, мол, не знаем. Всё это было более чем странно. Ей в голову не могло прийти ничего другого как только то, что всем им известно что-то такое, мимо чего прошла она. А может, так только казалось и означало это одно: люди просто боялись ввязываться. В итоге пришла к выводу, что на блюдечке ей никто ничего не принесёт, а сама она никогда в жизни не догадается, потому как не гадалка, поэтому не стоит ломать голову, а надо искать. Торопливо позавтракав и обрядившись в новый наряд, с трудом узнавая своё отражение в зеркале, она, захватив дискету, волнуясь, шла за Никитой к машине. Но оказалось, что на сей раз он не сел сам за руль. Управлял машиной пожилой мужчина. Рядом, с которым, на переднем месте, сидел плечистый молодой человек при наушниках, рации и оружии. «Что это?» — сверкнули испугом её глаза.

— Не волнуйся, это газовые игрушки. — Прошептал он у её виска.

— Да, а как настоящие, и вон ещё, — показала она на короткий автомат на коленях мужика.

— Совсем не похоже. Это тебе кажется. — Уверил Никита, показывая глазами мужикам, чтоб убрали с глаз оружие.

— Не уверена. Смотри, по — моему за нами идёт ещё один джип…

— Утром такой напряг с автопотоком, кругом заторы. Тебе показалось. — Сказав это и глядя ей честно в глаза, он тронул, как бы невзначай мужика спереди, тот, наклонившись, что-то шепнул в рацию, и вторая машина отстала. Санёк, прикрыв автомат, пожал плечами. Грозный босс на глазах превратился в котёнка. Саньку показалось, даже замурлыкал. «Вот дела!» — не удержавшись крякнул он.

Водитель, вкатив во двор института, подогнал к самому входу. Лена заметила, как второй джип встал у чугунной узорчатой изгороди. Значит, всё же сопровождение. Никита не вышел сам и не выпустил её до тех пор, пока не подал сигнал, стоящий на входе мужик. Дальше процессия продвигалась в строгом порядке. Впереди и сзади люди с оружием и посередине Никита с Леной прошли по коридорам на нужную ей кафедру. «Надо же и охрана пропустила, сколько же они им отвалили?» — старалась ничего не пропускать Лена. Грушевой, как и обещал, был один. Проверив кабинет, сопровождение с профессионально — бесстрастными лицами осталось у двери. Хозяин молча указал на стул и приготовился слушать. Несколько минут поговорили о Долгове. Потом о намучившейся больной раком и умершей полгода назад его жене. Затем ещё прошлись насчёт надёжного плеча и одиночества. Грушевой без вступительных и отвлекающих манёвров предложил ей сойтись и жить вместе. Друг друга знают давно. Его взрослая дочь несколько лет, как вышла замуж и переехала в Москву. Ты, мол, свободна. Так чего тянуть. Без прелюдий разрисовал он ей их перспективу. Лена смущённо посмотрела на ухмыляющегося Никиту. На лице парня, сначала вытянутое удивлением, заиграли разномастные улыбки. Превратив всё в шутку и предложив отставному генералу не спешить с таким важным вопросом, достала дискету и попросила прокомментировать. Тот заметно вздрогнул. Руки его схватили самопроизвольно дискету и опустили её в пасть компьютера. При высвеченной картинке он так и замер с открытым ртом. Она терпеливо ждала, когда наконец генерал разберётся и приступит к объяснениям. Торопиться ей было некуда, Никита непроницаемой крепостью возвышался рядом. Генерал долго смотрел в монитор, шевеля губами. Впечатления зашкаливали. Не получалось отыскать нужных слов. Потом решившись в лоб спросил:

— Откуда ты надыбала, краса моя, такую себе болячку? То ж не слухи, которые кто-то случайно услышал — ну и давай болтать направо и налево. Как говорится, слышал звон, да не знает, где он. Это запись стрельб. Так где?

«Ну вы только посмотрите, опять нервная реакция», — подумала она. С ответом Лена решила обойтись без фантазий.

— От Долгова наследство. Интересный экземпляр?

Генерал потёр пятернёй подбородок и промычал:

— Не то слово… Да-а, непрядок, непорядок… — А спохватившись уточнил:- Кто знает, что ты с ней у меня?

Она понимающе приложила пальчик к губам.

— Никто. Тут будь спокоен.

Он удовлетворённо крякнул в кулак. И даже взяв себя в руки улыбнулся:

— Ну ладно, поехали.

Его изучение прерывалось звуками: Мда!.. Оо!.. Ничего себе… Из чего Лена не могла не сделать предположение:

— Тогда похоже, именно из-за неё перевернули его квартиру и мою. — Воззрившись на него, она потребовала:- Я хочу знать, в чём тут соль? Где это записано я знаю. Что именно записано, я тоже знаю.

Генерал вымученно захихикал. Достал сигарету и щёлкнул прикуривая зажигалкой. Выгадывая себе время на раздумье, он помассировал переносицу и только потом уточнил:

— Что ж тебе ещё требуется?

Лена не рассусоливала.

— Знать, что в этой дискете их тревожит? На пятках же сидят. Почему они хотят её любым путём достать?

Он затянулся и уткнулся в голубой экран.

— Вообще-то ничего нового во всём этом нет, но всё равно странно… Ладно. Хорошо. Сейчас посмотрим. Ну вот. Вот есть, например, одно существенное отличие в мишенях одного типа.

— Какое?

«Что-то слишком он нервничает». Она внимательно наблюдала за руками генерала, которые бесцельно шарили то по карманам, то по столу. Генерал прятал глаза. Вертел в руках карандаш. Ощутив её ладонь на своём плече, он затянулся ещё раз, потом ещё и, смяв окурок, тщательно потушил его в пепельнице изображающую макет 125 ракетного комплекса.

— На той, что пошла на С200, стоит ответчик.

— Что это значит?

— Сигнал такой. «Я тут, я тут». Они знали сразу, что ракета с целью разминулись. Она даже её не захватила, с ходу впившись в более мощную цель. — Он опять впился в экран:- А это что? Документы на стрельбы, ну-ка, ну-ка. Смотри сюда. Вот время, забитое на стрельбы. А вот реальное, во время стрельб.

Лена проследила за его пальцем.

— Разница?!

Он кивнул.

— Перенесено на несколько часов. Должна быть очень веская причина, но очень веская. Такого быть не должно. Интересно. Ох, как интересно.

— Кого-то заманивали в ловушку…

Глаза её вспыхнули: значит, её предположение верно и время всё же перенесено. Мысль взлетела фонтаном. А что если в этой стрельбе не только коммерческий, но и политический интерес. Устроить шумиху и связав его имя со стрельбами назначить перевыборы первого лица государства. Ай да я! Одной ракетой убить двух зайцев. Подходяще. Не вышло провернуть смену власти и дестабилизировать обстановку с шумихой вокруг смерти журналиста, с «кольчугами», организовали это шоу. Зарубежных зрителей завались на трибунах. Ловко, ловко… Пусть это чисто личное, её, впечатление, ничем не обоснованное и ничем пока не подкреплённое, держащееся больше на интуиции. Да всё она знает и то, что полагаться на личные взгляды в таких случаях не рекомендуется, но вот что делать, если пресловутая бабья интуиция ей подсказывает, что искать надо именно там. Как писатель она не имеет право не прислушиваться к голосу интуиции. Если всё это окажется её фантазиями и чепухой, то она первая будет смеяться над собственными предположениями и страхом. Тогда все случаи покушения на неё просто стечение обстоятельств. А если поверить во все эти предположения, взять на веру хоть на первый взгляд и кажется всё это, мягко говоря, фантазиями. Значит, у торговцев оружием есть свой кандидат на главное место. Получается, у военных не было шансов. Она даже поёжилась от такого бредового вывода. Нет, это уж слишком. Такие размышления к добру не приведут. Впору посмеяться. Ха-ха! Смеяться это хорошо! Но подсказывает ей эта её интуиция нечто иное. Смеяться не придётся. Скорее всего, придётся купаться и даже плавать в слезах. Нет, она уверена, министр обороны не имеет к этому никакого отношения. Зачем ему рисковать головой и местом. Кто? Кто? Кто этот господин Х? А господин П? Нет, так и чокнуться недолго. В груди всё бурлило, но она спокойно ответила генералу:

— Спасибо. Остаётся узнать: продлено ли время брони на полёты международной трассы. Это важно. «Догадывалась и без этого, не продлено. Иначе бы самолёты не вылетели. По — другому в этом дерьме замешаны и диспетчерские службы. Хотя зарекаться в наше время не за что нельзя».

— Да-а…,- тянул тот. — Время было навалом, чтоб остановить это безобразие. Почему не остановили?

— Вот и я спрашиваю: почему? — вздохнула Лена. — Тогда станет ясен ответ на другой вопрос: кому всё это выгодно? — заметив испуг в глазах генерала, она прикусила язык. Сболтнула лишнее. — Говори дальше.

— А говорить-то больше и нечего. — Перевёл он дыхание с явным облегчением. — Всё. Если помог, то рад. Но воспользуйся моим советом. Выкинь всю эту фигню и прими моё предложение. Ты баба молодая и красивая. Да и я мужик обеспеченный и видный ещё пока, — ущипнул он Лену за бочёк.

— Учту ваше предложение, — ляпнула она, отпрыгивая в сторону и думая совсем о другом. «Конечно, сомнения мои не разрешились, полного понимания нет. Но потихоньку, а мы приближаемся к правде. Ещё не близко, конечно, но идём по верному пути. Надо непременно узнать ради чего и кого перенесли стрельбы». В себя, её привело настырное покашливание Никиты. Забрав дискету и распрощавшись, они двинулись не обратной дорогой, а совершенно другим путём, к машине. Сопровождение, в количестве шести добрых молодцев, терпеливо ожидавшее их, взяло опять парочку в кольцо.

Ещё идя за идущей впереди охраной по коридорам, Кушнир, наклоняясь к ней, засипел:

— Я глазам своим не верю. Ты с ходу чуть замуж не выскочила. Это как понимать?

А никак не понимать. Она меньше всего думала о том, что разговор начнётся их с этого и именно такой вопрос его волнует в первую очередь. Хорошо хоть ответ упал на язык незамедлительно:

— Считай, что твои эксперименты с моей внешностью выдались удалыми. — Отшутилась она, останавливаясь и, смотря ему в спину.

— Ты в сторону не сворачивай. Его что, не только Долгов, но и ты давно знаешь? — убавил он шаг, поджидая её.

Лена развела руками:

— Есть такой грех. Я знаю многих в военных кругах.

Кушнир, прежде чем уточнить, крякнул в кулак:

— И он свободен?

Лена, сделав вид, что не заметила его волнения, прищурила глаза:

— Вдовец. Только тебе какое до всего этого дело?

Ему хотелось выбухнуть, мол, как какое, этот генералитет только что, на глазах уводил его женщину. Но он выразил это в мягкой форме.

— Но он предлагал тебе выйти за него замуж? Я не глухой и не слепой.

Лена не оборачиваясь буркнула:

— Это он сгоряча.

Никита ухватил её за рукав. Он сдерживался, но явно из последних сил.

— Не финти.

Лена посмеиваясь объявила:

— Замуж меня больше на аркане не затащишь. Нажилась под горло. Мне и одной неплохо. Хочу ем конфеты, хочу чеснок жую…

О, как это ему не пришлось по вкусу. Как он возмутился.

— Что-то я тебя не понял, а я?

Она удивлённо вскинула бровь.

— А ты тут причём?

Никита встал как вкопанный. Так сказать ненадолго онемел.

— Вот те раз. Я что пустое место?

Ну раз так ему невтерпёж услышать её мнение, то она скажет. Тем более до машины они уже добежали. Ребята и двери предусмотрительно открыли. Лена взглянула снизу вверх в лицо уставившегося на неё парня.

— Наш роман без обязательств. Никита, твоего терпения и азарта хватит ещё на неделю. Может, ещё на поездку к старому командиру наскребёшь и всё, ты скиснешь сам.

— Да?

— Ага. Я уверена. И не забывай об окружающих, на нас оглядываются. Я для тебя Елена Максимовна.

— Садись в машину, — подтолкнул он её в открытую мужиком с автоматом дверцу.

Он, не успел сесть рядом, как обняв, притиснул её к себе. Прошептав на ушко:

— Ленка, ты не шуткуй. Кошмар какой, я рассчитывал мы делом поехали заниматься, а ты на ровном месте жениха нашла себе. Зачем тебе тот старый генеральский козёл. Знаешь, я взбешён.

Она, отвернувшись к окну, пробубнила:

— Тогда надо заехать к доктору.

Он с новым азартом приобнял её за плечи и заглянул в лицо:

— Я не шучу.

Впившись в его глаза своими возмущёнными фонариками, отчеканила:

— Я тоже. Ты цирк такой зачем устроил. Детство играет. Охрану изобразил, сопровождение. Всех друзей собрал или ещё по городу бегают.

Плечистый мужик, спереди, заслышав такое, переглянулись с водителем и, улыбнувшись, весело глянули на Никиту.

— Ты не крути головой, а держи баранку. — Тут же получил замечание водитель. А ты Сашок, — ткнул он в плечо сидевшего спереди, — заткни уши, чтоб не отвлекаться от работы.

— Ну, а мне что скажешь? — сердито посмотрела на него Лена.

— Только то, что непременно исправлюсь.

— В смысле? — не поняла она его хода.

— Так и быть повзрослею, — обещал он. — Но не увиливай. Я думал, что для тебя являюсь чем — то большим и значимым…

Она прыснув в ладошку, перебила:

— Всего лишь самовыдвиженец.

Он запрокинул её голову и крепко поцеловал в губы и горячо объявил:

— Этот нюанс быстро устранится.

Лена опять отвернулась к окну. В голове волнами плескалось: «Вместо того чтоб, остановить машину и вытолкать меня взашей, он слушает моё нытьё. Зачем?» Но молчать долго не получилось, она, тронув его за рукав, попросила:

— Даньку проверь, пожалуйста, артист.

Кушнир с прежней улыбкой обещал:

— Само собой.

Он проводил её до дверей и, заперев, чтоб не было соблазну выйти, сбежал к ожидающим его машинам.

Она слышала, как за её спиной щёлкнул замок. Не убежать, не вырваться…, а надо ли? Ведь ей так хорошо, как никогда не было. Если б можно было всю жизнь прожить в его плену. Но сказок в жизни не бывает…

Никита с той же блуждающей улыбкой сбежал по лестнице. Прошёл мимо приподнявшейся дежурной. Открыв входную дверь, не торопился к машине. Постоял на крыльце. Подняв глаза к небу, проводил подталкивающие друг друга в своём плавании в никуда облака… С деревьев, раскачивая ветки вспорхнула стая птиц. Они рванулись в небо, казалось, вот-вот и они достигнут облаков и, усевшись на них, как на ветки поплывут…

— Никита Богданович, — встретил его, распахивая дверь, начальник охраны вопросом. — Она что не в курсе, кто вы?

— Нет. А вы тоже молодцы, могли бы и поиграть немного в друзей.

— Учтём на будущее, — захохотали они. — Странно.

Никита, отвечая на звонок разрывающегося телефона, рыкнул:

— Что вам странно?

Санёк, не разворачиваясь к нему и зорко следя за дорогой, пробасил:

— Она же детективы пишет. Могла бы догадаться.

Кушнир, откинув телефон, ухмыльнулся:

— Сочинять — это не значит, что то, про что описываешь испытывать на своей шкуре и досконально понимать.

Мужики в два голоса гаркнули:

— Как это?

Никита постучал ладонью по их спинкам:

— Толстой под поезд не кидался, а сцена получилась замечательной.

Тут уж не удержавшись Санёк скосил глаза:

— И кем же она вас видит?

Никита с картинной важностью заявил:

— Мастером по ремонту телефонов.

Санёк присвистнул:

— Не слабо. Её не смущает, что тому по карману жить в таких хоромах, опять же тачка за бешенные деньги. Костюмчик на вас стоимостью в годовую получку мастера по телефонам.

— А я ей свой детектив втюрил. Квартиру друг под присмотр оставил. Тачка его же. Друзья в охранном отделении работают. Костюмчики мои она долгое время вообще не замечала, но вчера расплющила глаза, пришлось сочинить, что в треть цены на распродаже купил.

— Но ведь когда-нибудь она узнает, вы представляете, что будет, — влез в разговор Вася.

Никита поёжился. Он не представлял и не желал это представлять. Сказал честно:

— Пока с трудом. Так, не щекочите меня. Кто, между прочим, подсунул мне её книжонку в руки. Помнится ты Вася. — Похлопал Кушнир водителя по плечу.

— Маленькое уточнение, Никита Богданович, вы на неё сели. — Улыбнулся Саша. Только кто предполагал, что вы так заиграетесь. Данька тоже не в курсе?

— Тот знает. Засёк по цене моего спортивного костюма и кроссовок.

— Да ситуация… Надо же и матери не продал.

Никита посмотрел в окно. Автомобиль подкатил к зданию офиса концерна. Он вздохнул:

— Мальчишка головастый. Мы подружились. Он дал мне возможность вырулить концертный номер самому. Завтра выезжаем в дорогу. Готовь сопровождение.

Санёк, несмотря на свои габариты, ловко выскочивший первым, открыл дверцу. Помог выбраться боссу. Никита, подставив лицо солнышку, впервые не побежал в офис, а постоял. Охрана сопровождения переглянулась. Санёк скорчил на них гримасу. Мол, не ваше дело, смотрите лучше в оба. Хлопнув дверкой, он со зловещим видом сопровождал Кушнира до офиса. В голове крутилось: «Ничего себе босс застрял, а такие цыпки вертелись вокруг его шеи». Всё планировалось развлечением, игрой и вот шеф завяз. Да ещё как… Выходит на каждую шею свой размер рубашки и галстук на любителя.

Глава 16

День летел за днём. Почти неделя пронеслась как один день. Она даже не заметила этого. Ей было неплохо тут с ним. Неужели она влюбилась. Очень похоже. Тогда по уши. Хотя нет, по уши мало — по самую макушку. Ей стало смешно. «Чего горожу… Разве я способна на чувства и в моём-то возрасте… Какая ерунда. Ну а поцелуи, — доставал её внутренний голос. — Тебе нравятся они? Нравятся. Как будто спаянные разрядом электрического тока мы сливаемся в одно целое. Такого не было с Долговым. Но ведь он не моего поля ягода. Временно всё это. Зачем такая баба как я такому парню? К тому же он мою волю всё время пытается превратить в ноль. Лучше не думать об этом, а то испортиться настроение».

Лена сварила кофе, наполнив пахучей жидкостью чашку, приготовила наскоро бутерброд. Жевала, отхлёбывая маленькими глотками, и думала о своём. Посещение Грушевого породило новые загадки, но мало разъяснило ситуацию. Что я имею от этой поездки? Да, теперь у меня на руках подтверждение, что мишень та имела ответчик и была под контролем и, скорее всего, именно потому что двухсотка опасна для стрельб в таком месте. И именно поэтому Попов дал команду её обстрелять трёхсоткой, чтоб не осталось следов. Всем сразу понятно было, что ракета удалилась, не тронув её. Только вот куда она пошла, сопровождающие её люди, видеть, возможно, и не могли. Хотя почему? Ведь, даже кто-то из гостей на трибуне, наблюдающих пуск, заметил министру, что ракета пошла не туда, куда надо. Опять честь мундира. Пойдём дальше. Всё-таки время стрельб было изменено. А Иван не сказал об этом. Забывчивость или о том факте знало ограниченное количество людей? Может так статься, что именно в этом, как и предполагала, зарыта собака. Такой подход объясняет открытое воздушное пространство в сознании военных. Про него просто забыли в суете. Да, это правдоподобно. С утра перекрыто было всё по правилам. Поэтому ни у кого нигде насчёт этого и не кольнуло. Очухались, когда оператор наведения доложил о трёх целях. Встал вопрос: отложить на десять минут или стрелять? На трибунах министр и гости… вот и пальнули. Но тогда это смесь версий номер два и три и никакой другой. «Все идиоты», а гоняются, чтоб скрыть время переноса стрельб. Опять же ради чистоты мундира. Всё может быть и так. Только мало верится, что до такой степени идиоты. Ведь получается, что даже не знают прописных истин. Не курсанты же в самом деле. По всем правилам науки ракета не могла не зацепить самолёт. Как же можно было кидать на одни весы гостей на трибунах и пассажирские самолёты, жизни сотней людей. А что, если их ввели в обман уже просроченным временем перекрытия прохода и они стреляли уверенные, что всё в полном порядке? Дивизионы да! Но на КП не могли не знать истинного положения дел и не видеть реальные цели… Так почему же был пуск? Ради кого перенесли время? Это не простой человек иначе бы об этом стало известно. А тут информация не просочилась наружу. По той же причине, возможно, и за дискетой идёт охота. Хотя нет. Те, которых она должна волновать про неё не знают. Это другие. Им нужно убрать все следы о стрельбах. Это марионетки господина Х из военных. Невероятная наглость и самоуверенность — его ход. Крепкий орешек. Невероятно мощная фигура. Если она права в своём потоке рассуждений, то тогда два существенных вопроса: «Кому это лично надо? Кто он?» Без спецслужб не обошлось. Профессионально сделано. Они теперь многовекторные. Мысли вернулись к другой таинственной фигуре П. Почему он так и не появился на полигоне? Был предупреждён? Но кем? А что, если вся эта суета с переносом времени нужна была всё-таки для отвода глаз. Чтоб вывести стрельбы на реальные цели — самолёты. Толково, это тоже версия. Его пригласили, а потом отговорили, а самолётики полетели. Тогда военные и самолёты были обречены. Они пунктики плана. «Так, кажется, я до чего-то дотопала». Можно расслабиться и отвлечься. Вспомнила предложение руки и сердца Грушевого и рассмеялась. «Мужик неплохой и любая будет счастлива, составить ему пару, но это не мой случай, я замуж бежать не собираюсь. Зачем мне это! Я взрослая девочка, сама в состоянии позаботиться о себе, делать себе подарки, оплачивать счета и устраивать праздники, если понадобиться. Могу иметь любовника, могу обойтись. С презентами такой же расклад». Хотя надо сказать, что страшно понравилась забота Никиты, но это другое. А быть за кем-то замужем, «как за каменной стеной», — эту иллюзию она уже похлебала. Разве она думала, что всё может рухнуть в любой момент, что с ней благополучно и случилось. Пора кончать летать в облаках и самое время идти начать работать над первым детективом, где никак не вырисовывалась любовь. Досидевшись, сочиняя до темноты, она, устало потянувшись и растерев застывшую шею, выключила «ноутбук» и занялась ужином. Замешкалась, но времени ещё оставалось много. Забот у Никиты хватало, потому Лена с утра не видела, о его существовании напоминал только телефон. Надо признаться соскучилась. Кушнир пришёл в раздражённом настроении. Его распирало и сквозь брюзжание, Лена уловила:

— Родила и вырастила непонятно что.

— Что с Данькой? — сразу поняв о ком речь насторожилась она.

Никита с ходу принялся высказывать свои претензии и неудовольствие:

— Это со мной что-то будет, а с него, как с гусей вода. Язык без костей на каждое слово десять. Как можно было умудриться испортить парня.

— Ты его ругал? — ахнула она.

— Я ему ввалил?

У неё вытянулось лицо и приобрело цвет банана.

— С ума сошёл, бил? Как ты посмел? Кто тебе позволил?

Никита усмехнулся.

— Полы протирать заставил и картошку чистить.

У Лены руки взлетели к щекам.

— И он делал?

— А куда ему деваться. Понимаешь, слабыми мужиков воспитывают такие дуры, как ты. Не жаловался ещё?

Лена совсем было собралась обидеться, но, махнув рукой, спокойно спросила:

— Да нет. Ужинать будешь?

Он занятый переодеванием, принимая от неё домашние брюки, (её забота нравилась ему безмерно) кивнул:

— Давай немного. Извини. Кстати, завтра я свободен и мы отправляемся по твоим делам.

И все эти три отделения на одной волне. Лена решила не заводиться, а поиграть по его правилам.

— Извинила и спасибо. Никита, слышь, ты не очень-то перегибай палку с Данькой. Он умный малый.

— Я заметил, что это чудо само себе на уме. А вообще-то, это наши мужские дела, сами разберёмся. Раз не жаловался, всё моё усердие в точку попало. Я думал, он хужее того, чем является. Переживал, что тебя ябедой расстроил… Ты ж не против, если у него будет такой друг, как я. — Она не была против о чём известила его её склонённая на бок голова. А он переключась на неё насмешливо спросил:- Чем занималась сегодня, опять думала?

— Немножко. В основном писала. — Подавая полотенце для рук, заверила она. — Садись, я раскладываю по тарелкам. Извини, сочиняла ужин из того, что нашла.

Сделав пробу, он расплылся в улыбке:

— Вкусно. Я там приволок, пакеты у двери стоят. Забыл совсем. Сейчас принесу. — Он попытался встать.

Лена, тормозя его прыть, вцепилась в руку.

— Потом. Покушаешь сначала. К чему такая спешка или там что-то такое, что ты хотел бы попробовать сейчас?

— Пицца с ветчиной, ананасами и грибами.

Лена поднялась.

— Я принесу и кину в микроволновку. Ешь, не дёргайся.

Он посмотрел ей в след и подумал: «Женщина с самого начала привыкла или её по жизни направили, а потом уж и приучили годить сначала мужу потом и сыну. Долгов подтолкнул молодую её головку к тому, что мужчина в её жизни обязан стоять во главе угла. Так она и живёт. Правда, то, что он сегодня видел и слышал у Грушевого, похоже, на её бунт на корабле. «Никакого замужества больше!» — с испугом и яростью воскликнула она. Долгов хорошо постарался. Интересно, что её вчера заставило помогать мне раздеться и сегодня побежать за пиццей: тот самый долговский угол, сочувствие или просто желание сделать приятное близкому человеку?» Ему, естественно, хотелось, чтоб это было последнее.

Отрезав два куска, Лена определила их в микроволновку. Спрятав остальное в холодильник, села опять к столу.

— Любишь пиццу? — поинтересовалась она.

— Пожалуй, да, — расплылся в довольной улыбке он.

— Надо было сказать, я бы приготовила сама. Там время-то работы на полчаса. Дрожжи, мука, да растительное масло.

Он пожевал, пожевал и полез к ней с разговором:

— Лен, почему ты всё-таки не настояла на том, чтоб Долгов переехал к вам с Данькой, по-моему, он ждал от тебя этого?

— Я ж просила тебя, не начинать разговора о Долгове никогда. С ним не всё так просто, как и с его дискетой. — Сказав это наклонилась она над тарелкой, пряча взгляд. «Не объясняться же с ним, что из-за подсознательного протеста и желания принимать самостоятельные решения. Да и разве он поймёт».

— Хорошо, не обижайся.

Она встала, собрала посуду и, отправив её в раковину, занялась пиццей, положив на чистые тарелки куски и разлив сок по бокалам, расставила всё это на столе. Никита, не выдержав, дёрнул её за руку, усадив на колени.

— Ну с чего скажи на милость, напряглась опять вся? Я же должен знать его ошибки, чтоб не повторять их.

— Не повторишь, вы абсолютно разные. К тому же у нас с тобой ничего серьёзного не может начаться. Ешь, а то остынет.

Но Никита упёрся.

— Да чёрт с ней. Как ничего серьёзного, а что сейчас происходит между нами, это как называется, а?

Она мученически вздохнула.

— Никак. Может быть, твоя блажь… Никита не чуди. Ты заигрался и втянул меня. Я больше не желаю принимать участие в цирке, твоих сценках и это не каприз. У нас разный возраст и иные дороги.

Не желая её понимать, он ринулся в объяснения.

— Не пойму, что тебя смущает. Мой интерес к тебе? Но случается же, не объяснишь ни какими законами и учениями. Бывает красавица, но не нравится, а рядом вроде бы и не твоя пара и так себе, а ты жить без неё не можешь. Откуда это приходит? Если б знать…

— Ты прав не пара я тебе и вообще мне надо держаться от тебя подальше.

— Понятно, связисту против генеральских лампас не потянуть, — паясничал он, строя из себя обиженного. — Всё логично, а я полный болван.

— Ты всегда играешь. Предполагаю, что это происходит даже в постели. Тебе хочется быть лучшим и первым. Но это когда-нибудь надоест, и ты всех пошлёшь в преисподню. Учитывая, что я единица твоей игры и меня тоже. Зачем же ждать этого. Ты хотел услышать — я сказала. Пусти, я пиццу попробую, — выпалив это она поняла, что переоценила свои возможности и скорее всего перешла черту.

Он убрал руки.

— Лен, ты чего?

— Ничего, ешь.

— За что обижаешь и оскорбляешь?!

— Ешь.

— Да пошла ты. — Оттолкнув тарелку, он громыхнул дном стакана о стол и выпалил:- Вот до чего у баб вредная натура! Когда ты их впускаешь в свою душу, они там, в ней, устраивают тарарам, но и этого им мало, норовят когтями сверху пройтись, чтоб больнее… Но если о них, дур, ноги вытираешь, то начинают шнурки завязывать… Парадокс! — договорив и долбанув на сладкое кулаком косяк, ушёл в кабинет. Оттуда донеслось хлопанье двери.

Она вздрогнула. Славно поужинали. Но ведь она его первая достала. Пусть правдой, но она. Собралась бежать следом, но, совладав с собой, осталась на месте. Через силу, съев свой кусок, Лена долго и усердно мыла посуду. Потом принялась пылесосить кухню и в довершении всего стирать. Когда делать было уже больше нечего, пришлось покинуть рабочий цех — кухню. На её глаза он больше не появился. В спальне его не было. Из неприкрытой двери кабинета пробивалась полоска света. Значит там. Мог бы и отойти уже… Время шло, а Никита не появлялся. Но надежда была. Приятными манерами, как уже показало время, Кушнир страдал через раз, поэтому потихоньку неприятное ощущение отдалилось. Отойдёт. Ждала. Только в этот раз что-то пошло не так. Надо было включаться самой. Лена терпела до полуночи, потом раскрыв дверь застыла подарком на пороге. Он работал за компьютером, недовольно оторвавшись, посмотрел мимо неё, и только сделав какие-то пометки на листе бумаги, царственно повернулся к ней:

— Что вам Елена Максимовна?

Ап! Она выслушала это молча. Его бурчание себе под нос не поняла. Получается, подарок он не принял. В голове насмешничало: — «Для полноты впечатлений притопала?!» Это его «Елена Максимовна», прорвав блокаду зазвенело в ушах набатом. В панике сжало горло: «Вот и всё!» Растерянность тоже дала свои плоды. Лена, сделавшись моментально пунцовой, съёжилась. Ей стало неловко за короткую рубашечку, голые плечи и ноги. Возраст враз придавил её. Справившись с дрожащими губами. Она, с ужасом обнаружив себя всё ещё стоящей перед ним, проглотила комок в горле, брякнула:

— Извини, теперь уже ничего. — Кровь отлила от лица и от сердца, словно на тело вылили ушат ледяной воды, а, потом, не дав прийти в себя, горячей. Всё закипело в ней. Нет, она не кинулась на него разъярённой тигрицей, с ласками тоже не подошла, а развернувшись и мысленно обругав себя за глупость и несдержанность, и как могла быстро шевелить ногами, ушла в ванную. Логике это его поведение не поддавалось. Однако все точки расставлены и надо достойно пережить. Лена может заверить себя — валяться в его ногах она не будет, этого не произойдёт ни в коем случае. Но сейчас… Первое что сделала — спрятала лицо в ладони. От сжигающего на адском костре стыда. «Идиотка!» Постояла, немного отошла. Включила холодную воду, плеснула ледяные капли в опять пылающее лицо. Хотелось забиться в уголок как обиженному брошенному кутёнку и поскулить. Хотелось, чтоб пришёл с извинениями, приласкал. Не случилось. Сама ни за что! «Нет, старому возврата не будет. Мужчина не будет над ней больше никогда иметь такие права, как Долгов. И жить она будет по — своему хотению и личным законам. А для этого никого нельзя впускать в сердце и серьёзно воспринимать. Поэтому нечего обижаться. Уйти сейчас тоже не лучшее, будет выглядеть глупо и по-детски. Надо подождать рассвета». Просушив полотенцем лицо, она прошла в спальню, легла на свою половину кровати и забралась с головой под одеяло. Никита так и не появился. Разве она предполагала, что задетый за живое ссорой, Кушнир решил выждать некоторое время и, успокоившись, притопал на кровать. Очнувшись утром, с больной головой, она первым делом посмотрела на вторую половину кровати. Парень спал на своём месте, обиженно дёргая губами и обнимая подушку. Вздохнула: а счастье было так близко, так возможно. Всё пошло к чёртовой бабушке. Аккуратно выбравшись и одевшись в свою шубку и брюки со свитером. Найдя свои на ровной танкетке сапоги, решив даже не тратить время на еду, сжевав на автовокзале какой-то чебурек с кофе «нескафе» в одноразовом стаканчике, выскользнула на улицу. Бежала поспешно, словно бы опасаясь со стороны Никиты преследования, а возможно и своей уступки. А уступать нельзя. Их разница в возрасте делает любое движение с её стороны — приставанием. В их ситуации может совершать действия навстречу он. Так она решила — будет правильным. Будь он её мужем или ровесником, она б нашла способ, как убрать его обиду или смягчить гнев и подластиться. А так… На автовокзал добралась на такси. Сердце беспорядочно ухало. Настроения никакого. В довершение всего — зябко и пасмурно. Билета на ближайший рейс не было. Пришлось ждать, поэтому успела дожевать тот самый планируемый чебурек и допить тёмную жидкость именно из такого стаканчика, какой представляла. В дурно пахнущий вокзал идти не хотелось, поэтому стояла съёжившись под порывами зимнего ветра. В автобусе было не слаще: мерзко и холодно. Замёрзли ноги, почему-то сразу намокнув. Лена, ёжась от холода, постукивала нога об ногу, проклиная всё. Наконец объявили посадку. Автобус тронулся. На первой же остановке в салон вдруг вошёл Никита. Её лицо вытянулось. Молчком взял за руку и вывел, махнув водителю рукой, чтоб ехал. Она слышала как в автобусе шептались. Так же молчком, затолкал её в машину. Увидев его входящим в автобус, Лена даже не сопротивлялась. Какой толк при чужих людях шум поднимать. Но, очутившись в тёплом просторном салоне, она резко выдернула руку и принялась истерически орать:

— Отпусти и нечего тут командовать. Женой своей будешь, если позволит, понял?

— Надо было ещё одну остановку, чтоб ты в нём проехала, тогда уж точно болтать, в ледышку превратившись, не смогла. — Раздражённо буркнул он. Расстегнув замки на сапогах, он вытянул её ноги к себе и принялся растирать ступни. — Ума ноль. В капроне, двинуться в такую дорогу. Тебе сколько лет, кукла?

О! Опять её возраст ему надо пнуть. Ответ последовал моментально.

— Вполне хватит, чтоб тебе по морде съездить.

Поморгав длинными ресницами, он засунул её ступни себе в пах и освободившимися руками, притянув разгневанную женщину к себе, принялся целовать. Сначала зло и раздражённо, но по мере её податливости тепло и нежно.

— Навоевалась? Ну всё, всё. Больше не мучай кулачки. Я виноват, но ты первая начала. Мужика нельзя в грудничках держать. Ладно, проехали.

Он опять ей не оставил ни малейшего шанса на свободу и она взбрыкнула:

— Мной никто командовать не будет. Как ты заметил мне не шестнадцать и не двадцать лет. Я сама себе хозяйка и со всем справлюсь тоже сама. Усвоил?

Никита легонько ткнул ухмыляющегося водителя в затылок:

— Осторожней, женщину на переходе задавим!

Водитель крякнул. Машина с визгом притормозила перед зеброй. Лена видела, как во весь рот улыбались вчерашние мужики, за рулём и на переднем сидении, и прикусила язык. На эмоциях зашла слишком далеко. Точно что перегнула палку. Её взгляд застыл опять на плавно покачивающимся на коленях плечистого, коротком автомате и она закрыв глаза подумала: «Чего, правда, сорвалась при чужих людях. Никите самое время, за намазанное мной его самоуважения на бутерброд, взбеситься». Уткнувшись в пушистый свитер при расстёгнутой на нём дублёнке, она замолчала.

— Сама, сама, ну не может баба сама, — горячим шёпотом полыхнули его губы на её виске. — Природу не переломаешь. Полжизни прожила, а мужиком ни вертеть, ни пользоваться не научилась. Слабой быть не умеешь. Куда понеслась в ущерб своему здоровью. Ну не устраиваю я тебя в постели или характер, так чего бы не воспользоваться просто услугами. Тем более в такое непростое положение сейчас с той дискетой вскочила ты. От помощи, почему отказываешься? В мужике на биологическом уровне заложено защищать тех, кто слабее. Ведь это так просто, книжница. Именно так мы можем почувствовать себя сильными и могучими. Мне приятно, а тебе полезно. И потом, я тебя что, на счётчик ставлю? — свистящим шёпотом горячил он её ушко. В его голосе, как он не старался казаться спокойным, звенело натянутой струной напряжение.

Лене стало от этого беспомощного мужского шёпота смешно. Она ожидала, что парень сейчас откроет дверь и выкинет её за бабий язык, забудет навсегда, а он… Ей стало жалко его.

— Господи, Никита! С чего ты взял такую ерундистику. Мне бесподобно сладко с тобой в постели. По правде, всё, что мы делали для меня открытие. И характер твой для любой женщины находка. А, я поняла… Это поэтому ты так вчера пузырём надулся. — Прыснула она, зарываясь под мышку. — Решил, что не дотягиваешь до идеала.

— Ленка, я надеру тебе задницу. Ты довела меня до «белочки». Горячая и заводная. Я уже решил, что хреновый мужик. Если это не то, про что я думал, тогда зачем те рога, которые ты выставляешь?

Лена, посмеиваясь, молчала. Он так устроен. Всё равно ничего не поймёт. «Если у женщин на больном месте любовь. То у мужиков — как женщина его оценивает в постели и вообще к нему относится. Таких вещей мужчины обычно не прощают… Как же я об этом забыла. — Укорила она себя. — К тому же он прав. Женский ум — это умение не пряча его в сундук и не рисуясь им, пользоваться на всю катушку». Она решила больше об этой истории не думать. Пусть всё идёт, как идёт. Впрочем, нечего так переживать, объяснить её вспышку можно очень просто — он обидел её, и она не могла сдержаться. Вспомнив про изумлённые лица мужчин в машине, она с запозданием почувствовала что-то подобие стыда и, конечно же, раскаяние. Взгляд упёрся в окно. Чем дальше от города, тем меньше автомобилей по бокам. Дорога постепенно расчистилась, они мчались на хорошей скорости и почти одни. Она с сожалением отвела взгляд от окна. Меняющиеся картинки за окном всё равно на такой скорости не рассмотреть. Но попросить ехать помедленнее не посмела. К тому же по обе стороны шоссе сплошняком потянулся лес. Скосила глаз на повеселевшего Никиту. Самое правильное — забыть этот эпизод и двигаться дальше. И тут вспомнила, что ещё с самого утра толком ничего не ела.

— У тебя ничего нет пожевать?

— Есть хочешь? На голодную смерть унеслась. От тебя вроде как чем-то жаренным пахнет…

Пришлось выдать страшную тайну.

— Я чебурек съела и бурды какой-то выпила, но от этого только хуже стало.

— Не удивительно. Собачатинка бурлит. Шоколад в бардачке есть, будешь?

— Нет, сладкого, я не хочу. Наверное, от холода такое с желудком творится. Ты сам-то позавтракал?

— Смеёшься… Вася, — тормозни у приличного придорожного ресторанчика.

Ребята, наблюдавшие за тем, как женщина со всем пылом воспитывает их шефа, а он спускает ей всё, откликнулись живо.

— Около того, что у ветряной мельницы?

— Да. А ты обувайся, — повернулся он к Лене. — Давай ногу.

— Как догадался про то, где меня искать? — промямлила она, держась за его плечо.

По усмешке на его лице она прочла ноль баллов своей сообразительности и уже не ждала ответа, но он последовал:

— Я знаю тебя лучше, чем ты, возможно, предполагаешь.

«Что это? Судьба? Несомненно…»

— Никита, слышишь, извини меня… Я переборщила…

— Ладно тебе, уверяю, не в чем себя винить, а то задавишь ещё свою голову тем тяжёлым грузом, я сам намудрил… — усмехнулся он, покусывая её губки. — Мужик не должен вести себя, как обиженный мальчишка, а мне, ослу, хотелось, чтоб ты меня пожалела. Ты такая необычная из нежности и виноватости стояла, что мне страшно захотелось, чтоб подошла, забралась на колени, прижалась… А ты фыр-р… и унеслась.

Она уткнулась в его плечо и облегчённо вздохнула. Как с ним легко, хоть ссориться, хоть мириться. Он заботился о ней так же, как она о Даньке. Каждый раз, пользуясь этой его заботой, Лена полыхала маком от удовольствия и стыда. Ей было страшно приятно осознавать, что кроме родителей она ещё кого-то точно так же волнует. Долгов никогда не испытывал к ней ничего подобного, да она и не ждала от него этого. Хотя очень хотелось. Ещё девчонкой мечтала, чтоб как в сказке. От Долгова ждала этого рыцарства, заботы, нежности и безумной любви. Только не дождалась. Мол, живём же, чего ещё-то. И вот оно всё пришло, но так поздно. Какое потрясающее чувство почувствовать себя маленькой и беспомощной. Только вот ей ему нечего предложить взамен: ни молодости, ни красоты… К тому же червь недоверия ест сердце и душу: неужели такие чувства можно испытывать к ней. Вдруг сама себя загнала в ловушку… А стыд красил щёки в алый цвет мака за то, что владеет и пользуется она этим как бы понарошку, не честно. Всё игра.

Глава 17

Через два часа, машины притормозили на развилке и, прокатив метров пятьдесят, остановились у входа ресторанчика сработанного из тёмного камня под старину. «Рядом с мельницей, смотрится совсем неплохо! — промелькнуло в её расплавленном от тепла его тела мозгу. — Сюда бы летом приехать. Красота!»

Он, оббежав машину, подал ей руку. Помогая выйти, на миг прижал к себе, она, почувствовав его дыхание на виске, подняла глаза на него. Улыбаясь, Никита резко наклонился и чмокнул её в нос. Она, кося вокруг себя, не видит ли кто чужой их лизания, в её-то возрасте с ума сойти, смущаясь пробурчала:

— Ты случайно не из племени чародеев? Только уговор, я заплачу сама. Понятно!?

— Сама, а как же иначе. Топай давай, а то опять ноги замёрзнут, — подхватив её под локоть повёл в ресторан. Лена чуть не поскользнулась на подмороженных плитах. Он поймал. Из головы даже это почти падение не вытряхнуло непонимание: «Как он может при всех вот так со мной. Ведь я ж не модель, а самая обыкновенная баба. Неужели он не боится смеха, укоров в свой адрес?…»

Семь человек ребят разместились за двумя столиками, Никита с Леной посередине. Он пододвинул ей папочку с меню. Лена, поводив пальцами по строчкам, но, так и не решившись на что-то, захлопнув папку, подвинула Никите. «Здесь я могу уступить».

— Выбрала?

— Нет. Я не могу сориентироваться. Эта кухня, как я поняла, тебе лучше знакома. Закажи сам.

— Ну ладно, — обрадовался он.

Никита усмехнулся и, подозвав девушку в кружевном фартучке, сделал заказ. Лена осматривала зал и краем глаза девушку.

— Ты здесь бывал?

— Приходилось. Не косись на официантку, я не пользовался кем попало. — Лена смутилась, а он продолжил:- И не сверли глазами ребят, они на работе и ты им мешаешь.

«Вот это да!» Теперь Лена удивилась:

— Ты же говорил они твои друзья?

— Ну.

— Так при чём же тут работа?

Ответить он не успел. Им принесли заказ и они, прервав «интересную» беседу, помолчали. Но стоило барышне пожелать приятного аппетита и уйти, как разговор продолжился:

— Интересно, зачем же они с нами таскаются, если не для того, чтоб тебя охранять.

Лена распереживалась: «Глупость какая. Что ещё за леденящую душу историю он придумал».

— Никита так нельзя. Во-первых, мне ничего не угрожает это только твои фантазии. Во — вторых, они тратят на меня своё время. Надо сколько-то заплатить. Реши с ними этот вопрос, я дам денег.

Скептически выслушав её, он хмыкнул:

— Я расплатился, живи спокойно.

— Чем, откуда у тебя такие деньги? — подпрыгнула она не усидев на месте.

— У хозяина квартиры часы позаимствовал и заложил, — сдерживая улыбку, буркнул он. — Тебе больше думать не о чем. Ешь. Вкусно.

У Лены почти выпали из глазниц глаза. Она попридержала эмоции до ухода девушки, с фартучком и пикантным бантиком на тонкой талии. Но потом зашептала.

— Никита, ты обалдел. Это же воровство. Не хватало ещё неприятностей. Учитывая твою давнюю судимость, закатают и не поморщатся.

— Да у него их там столько разных, что он и не заметит. — Улыбнулся он, отправляя в рот кусок мяса. — Ешь и привыкай заранее пустой информацией голову не забивать. Появятся вопросы, будем по ходу их решать.

Лена помучила вилку, подвигала по столу тарелку и, оглядываясь не слышит ли кто, прошипела:

— Никита, ты проблемный мужик.

— А кто в наши дни чистенький и пушистенький, одни лизунчики?

— Сколько ещё ехать?

— Пара часов. Устала?

— Немножко нервничаю. Вкусный салат. Хотя, кажется, там ничего такого кроме как овощей и ветчины нет. Сок допью и я готова.

— Нет, не совсем. Там есть комнатка, прямо и направо. Загляни в неё, чтоб не маяться по дороге и ребят не дёргать.

Найдя совет правильным и своевременным, Лена нашла комнату, сделала свои маленькие дела и подойдя к зеркалу поправила косметику на лице, причесала волосы и собралась выходить, но не успела, столкнувшись в дверях с Никитой.

— Ты двери перепутал, шустрик, мужская рядом.

— Я никогда ничего не путаю, — защёлкнул он замок и, сняв с её плеча сумку, кинул в кресло. А, подтянув рывком к себе, нашёл жадным поцелуем её губы. — Я соскучился книжница. Лен, я только разик, минутку, чуток, Лен…

— Ты с ума со…,- она не успела докончить, оказавшись в плену его губ, жаркий язык лизнул её нёбо, а нетерпеливые руки, рванули брюки с бёдер…

Все последующие часы дороги, она проспала на его плече. Очнулась, когда за окном замелькал город. Метнулась к окну: — «Ой, всё проспала!» Он посмеивался: — «Ты не много потеряла». Во дворе, у старых пятиэтажек, толпился народ. У крайнего подъезда, в самом конце двора, стояла оббитая бардовой материей крышка гроба на другой стороне крест и приваленные к стене, выставленные, как на продажу, венки.

— Дьявольщина, похоже, похороны. Кажется, не успели. Дай-ка бумажку с адресом. Посиди пока. Саня пошли ребят, пусть узнают. — Передал Никита лист через плечо плечистому адресок.

Саня вызвал по рации из машины сопровождения бойца и отправил с бумажкой. Они видели, как он, поплутав от дома к дому, направился именно к подъезду с покойником.

— Похоже, так оно и есть, — расстроилась Лена.

Вернувшийся парень подтвердил догадку. Это именно тот, кого они приехали повидать.

— Значит не судьба. Нечего и переживать. Если тебе важно, я попробую на этой недели поискать пропавшую дискету у твоих знакомых, ребята организуют.

— Вы посидите, я схожу проститься, — попробовала она выскользнуть из машины, надеясь на своё чутьё. А ещё не падая духом и пытаясь добыть информацию.

— Не спеши. Я с тобой, — полез на воздух Никита.

— Куда? — рванул следом Саня, стараясь опередить босса.

Лена, пробиваясь сквозь народ, прошла в квартиру. С большим трудом протиснулась к гробу. Постояла. Достала деньги, бросив на поднос, собралась уходить. Но её тронула за плечо молодая женщина в чёрном платке, что сидела рядом с пожилой только что у гроба и виновато спросила:

— Извините, вы Долгова?

Лена вздрогнула и кивнула.

— Да. Приехала и не вовремя. Опоздала.

Молодая женщина тяжело вздохнула. Она понимала, что Долгова совершила длинное путешествие не за тем, чтобы узнать как жил покойный.

— Я его дочь. Пройдёмте со мной. Мне вам надо кое-что передать. Отец просил отдать Долгову. Мы не говорили ему, что Семён Данилович погиб. Но теперь — то уж встретятся там, наговорятся. — Она всхлипнула.

Лена оглянулась на Никиту, Кушнир не отставал от неё. Того прикрывал ещё более мощного телосложения Саня, следом маячили ещё два.

Женщина передала старую папку с потёртыми золотыми буквами на красном поле и двумя замусоленными верёвочками сбоку. Лена знать не знала, что несколько пар заинтересованных глаз устремились на ту папочку с таинственными документами.

— Вот возьмите. Может, сгодиться, вы ж книги пишете. А вдруг… — Она помолчала и спросила о Долгове:- Как же такое несчастье могло произойти с Долговым-то? Правда, позавчера приезжие рассказывали отцу, что пьяный якобы был. Он не поверил. Разнервничался и после их ухода умер. Просили же не говорить ему, ан нет, вывернули всё.

— С Долговым пока не всё так гладко, как кое — кому бы хотелось. Пока незнаем ничего конкретного о его смерти. Всё туманно и расплывчато. А кто был у отца?

— Не могу знать. Вежливые, официальные. Но люди ему весьма неприятные. Он общался сквозь зубы. Угостить их не попросил. Что-то выпрашивали у него, он не дал. Кто знает, может и эту папку.

Лена кивнула.

— Благодарю и примите моё соболезнование. Я много слышала от Долгова о вашем отце, да и лично была знакома. Непременно общались, когда приезжал он к нам в бригаду. Если помощь, какая нужна, не стесняйтесь.

— Спасибо. Полк помог. Всё подготовили, как полагается.

Они скупо, как в таких случаях водится попрощались. Каждый пошёл своей дорогой.

Лена, выбравшись из толпы заполнившей не только квартиру, но и всю лестницу подъезда до выхода, вздохнула на улице, наконец, набрав воздуха, полной грудью: «Какое всё-таки это ужасное зрелище смерть». Смерть кроме раздражения и боли никаких других чувств ней не вызывает. Старые, мудрые люди говорят, что так и должно быть у неготовых к её восприятию людей. И только когда человек перестаёт её бояться и воспринимать в штыки, а общается с ней, как с сестрой родной, вот тогда он созрел, чтоб обняться с ней. За думами показалось, что один из двоих молодых людей, что отвели от неё быстрый взгляд, ей знаком. Но она тут же откинула это решив, что показалось. Откуда. В этом городе она первый раз. Хотя есть вероятность, узнали по книгам. Но тоже вряд ли. Кто рискнёт предположить, что сочинительница детективов ходит именно по их городку. Но мысль крутилась, не давая покоя, и она вспомнила:- «Особист Богданов. Он пришёл лейтенантом, когда ещё бригадой командовал Долгов. Лена заметила, что парень был не один. Случайность? Маловероятно. Интересная встреча. Что бывший особист может делать в таком месте? Теперь новый вопрос прилепился. Уж лучше бы не вспоминала».

Глава 18

А Богданов, принялся названивать капитану Фирсову, караулившему Долгову во дворе её дома, в микроавтобусе, напиханном аппаратурой.

— Фирсов, ты уверен, что Долгова дома? Даже ведёт беседу с сыном. Угу! Говорю рад за тебя. Я только что видел её около себя на похоронах. Представляешь, вошла она в дом с пустыми руками, а вышла с красной папочкой. Знаешь, такая с тесёмочками. Ты забыл Фирсов, что та дама вредная штучка, пишущая детективы. А я, если ты помнишь, предупреждал тебя о подобных фокусах подстерегающих тебя с её стороны. Скорее всего, она сразу нашла наших жуков и устроила цирк. Концерт по заявкам зрителей ты слушал, а не её. Сворачивай свою контору. Там мы ничего не узнаем. Я попробую позаимствовать у неё эту папочку. Как, как? Пока не знаю. Отберу да и всё, если напугаю, конечно. Правда, это будет не так весело, она с какими-то видными на фигуры мужиками.

Возвращались молча. Похороны никому не прибавляют настроения, даже если они касаются вас косвенно. Шли по дороге на хорошей скорости. Хвост обнаружили только на трассе. Сашёк сразу предупредил Никиту об этом.

— С чего ты взял? — пробурчал он.

— Хвостом идут… Свистопляска началась со двора. Я давно заметил движение машины в наш бок, которая до того, казалось, безучастно стояла под домом.

— Ошибки нет?

— Обижаете, догнали и нагло ведут. В зеркале заднего обзора хороший просмотр.

Оба помолчали. Было ясно, что разборки с ними не миновать.

— Значит, ты прав, сели на похоронах. Больше негде. — Пощипал подбородок Кушнир. — Что решим?

— До места у нас времени вагон. Оторваться успеем. Предлагаю, подождать и дать возможность им показать товар лицом.

— Оно, конечно, полезно знать о планах противника. Тем более мы не знаем кто он. Молодец, хорошо мыслишь с перспективой!

Охранник напуская самодовольную маску пожал плечами.

Потеха началась. Санёк приказал машине сопровождения отстать и пропустить «хвост» вперёд. Команда была тут же выполнена. Дальше Санёк велел Васе сбавить скорость, давая «хвосту» возможность догнать. Те, увлёкшись, поспешили прижать их тут же к обочине. Санёк кхекнул: «Тоже мне Бонды!». Вася по приказу Санька встал. Попросив Лену с Никитой лечь на сидение, он сам отправился на переговоры. Вернулся быстро. Сообщив что «хвосту» требуется позарез красненькая папка. Никита хмыкнул и выразительно посмотрел на Лену. Та отвернулась. Санёк отдал очередной приказ сопровождению, как только головная машина наберёт скорость прострелить преследователям колёса и догнать их. На что Лена резонно заметила Никите:

— А говорил, оружие для стрельбы резиновыми пулями.

— Прости, каюсь, врал, чтоб ты не мотала себе нервы.

Она занервничала. Её прошиб холодный пот. Лена знала, что у неё сейчас на лице большими буквами всё это написано и потому отвернулась: «Врал он… и не первый раз врал».

— Данька где-то вычитал, что склонность к обману объясняется строением головного мозга. Мол, установлено, что в префронтальной области у лжецов белого вещества на 25 % больше, чем у тех, кто предпочитает честность.

Никита шутя пугая её вытаращил глаза и захохотал:

— Да? Первый раз слышу такое. Впрочем, Данька и не такое ещё откопает.

— Жаль. Тебе это полезно знать. Ведь именно избыток белого вещества ослабляет и моральные принципы. — Усмехнулась она, переведя разговор в другое русло. — Ты думаешь, какие силы привязались с таким упорством за нами?

— Так сразу не определишь. Время всё нарисует.

Через несколько минут, машина сопровождения догнала и вновь закрыла, обрубив подходы, зад хозяйского автомобиля. Получив простор, добавили скорость. Преследования больше не было. По трассе шли, как на крыльях. Лена, страшась скорости, закрыла глаза и, уткнувшись ему в грудь лицом, постаралась о чём-нибудь приятном подумать. Недалеко от города свернули на объездную дорогу и долго плутали по дорогам пригорода, стараясь сбросить несуществующих хвост. Бережёного Бог бережёт! Потом заменив номера, пошли на город. У харчевни на берегу пруда встали, решив пообедать.

— Выходи, разомнёшься немного, — потянул её за руку Никита. — Здесь чудные карасики жарят, и вареники с поджаркой подают.

— Мы где? — огляделась она. Её качало.

— Почти под городом. Двадцать минут и мы дома. Данька звонил.

— Случилось что?

— Ничего особенного. Микроавтобус убрался из-под твоих окон. Сняли слежку, но вот задача, почему?

— Я, кажется, знаю. На похоронах я видела нашего бывшего особиста. А это может говорить только о том, что жучки были соответствующего ведомства.

— Серьёзные ребята.

— Но что им надо от меня?

— Только то, что и другим. Долговские материалы. А может даже у всего этого один хозяин. Теперь я догадываюсь, кто шёл по трассе за нами.

— Ты хочешь сказать, что это те же ребята из сил безопасности?

— Вот именно из этих самых сил, только непонятно чьей безопасности. Может случиться так, что тебя хотят поиметь несколько совершенно разношёрстных козлов…

— Ну и чёрт с ними. Знаешь, так расслабилась с этими варениками, аж вставать не хочется, — потянулась Лена. — Был бы тут, какой ни на есть диванчик, легла и уснула.

Никита расплылся в улыбке.

— Чего проще-то. Я отпускаю часть охраны и мы остаёмся здесь на верху. Тишина. Плетень с кринками и беленький снежок. Я за, двумя руками.

Лену держала дурацкая нерешительность и она прикрылась сыном.

— А Данька?

— Ребёнка нашла. Он с девицами давно уже спит, а ты всё его опекаешь. Отпускать от сиськи пора.

О свой ошибке он понял сразу же. Лучше бы ей это не говорил.

— К — как с девицами? — заикаясь пыталась осмыслить сказанное им она.

Отступать некуда. Кушнир хмыкнув заверил:

— С презервативами я проверил.

— Никита ты с ума сошёл.

— Лен, они живут сейчас по простым схемам. Черви. Возможно это уберегая от стрессов продлит им жизнь.

Что-что… как черви?…

— Ну вот… Лена, очнись, ку-ку… Чтоб не забираться в глубь личной жизни твоего сына, давай сделаем так. Санёк заедет, ему всё равно надо проверить прослушки и, если наблюдение снято, убрать их, ну и за ним присмотрит. Пельмени твоему чаду отварит. В рот он положит их сам. Так остаёмся?

Лена кивнула. Никита подозвал парня в форменном жилете, виртуозно крутившегося около малочисленных клиентов, и заказал ему номер. Потом, переговорив с начальником своей охраны, накупил для Даньки вареников, блинов и прочей ерунды и, передав всё это Саньку тут же распрощавшись с охраной, повёл Лену наверх. Парень бежал по вьющейся вверх лестнице впереди, расписывая прелести отеля, постоянно оглядываясь назад, словно проверяя, идут они следом или нет. Они не отставали. Парень бы ещё рассказывал и рассказывал, если б Никита не выпер его, заперев дверь.

— Даньке перезвони, а то тот — огурец не запустит Саню. — Чмокнула в щёчку его Лена, отправившись в душ. — Поспеши, здесь вполне мило.

Глава 19

За ночь действительно отдохнули. Сельская тишина звенела в ушах. Утром покупались и спустились вниз завтракать. Пока резали блинчики с творогом, на глиняной тарелке, пришла машина с Саней. Который, заказав тройную порцию вареников с картошкой, капустой и потрошками, подтвердил снятое наблюдение и намекнул на чистку от жучков в квартире. Никита в раздумье почесал переносицу:

— Лет десять тому назад, я б ни за что не поверил в некомпетентность компетентных органов, а сейчас похоже на то, что там остались одни недоумки, а про молодое пополнение и речи вести нечего.

Санёк поддакнул. Мол, так и есть, только настроится народ на службу, как подался в частную охрану. Молодняк, вот и сработали ребятки бездарно и непрофессионально. Поэтому мы их хорошенько надули, разыграв самый настоящий спектакль. Дальше посмеиваясь, парень отчитался перед Леной за сваренный для Даньки ужин.

— Никита, я хочу вернуться домой, в свою квартиру. — Тут же заявила она Кушниру.

— Зачем? — сразу же насупился тот. — Тебе что плохо со мной?

— Глупости не сочиняй. Я уши заткну.

— Ты просто трусишь, неумея жить с мужиком в одном доме.

— Я?! С чего ты взял. Придумщик. Заезжаем за моим скарбом, и отвезёшь меня в моё гнёздышко. Не дуйся — это тоже не твоя квартира. В чужих людях я жить не могу. Не девочка глупая. Порядка и спокойствия хочу. К тому же надо заняться вот этими документами. — Тряхнула она папку.

— Ладно, поехали, — покладисто кивнул он.

Квартира была прибрана, бельё постирано и разложено по своим местам. Поработала домработница. Поняла она. Лена собирала сумку с какой-то дрожью внутри. Вроде всё было понятно. И всё-таки на сердце у неё у неё было совсем не спокойно. Она догадывалась из-за чего. Никита. Их дорожки расходились. Ехала молча. Дорога вела домой. Скучала по своему кабинету, обставленному по её вкусу и пропитанному запахом её работы. Домой зашла волнуясь. Такое чувство, как будто уезжала куда-то надолго и вот вернулась. Молчком обошла все комнаты. Смахнув слезу, пошла разбирать вещи, оставленные Никитой в спальне. Тот не мешал. Тут же нашёл себе дело на кухне, занявшись ужином. Найдя сбоку в сумке чужой пакет, покрутив его и заглянув вовнутрь, она, шустренько побежала на его поиски. Никита, с засученными на тонком свитере рукавами, чистил картошку.

— Это твоё? — потрепала она пакетом под его носом.

— Дай тапочки, — не моргнув глазом, попросил он. — И сними с меня свитер.

Под таким давлением Лена смилостивилась:

— Снимай уж и джинсы. Переодевайся в домашний костюм, раз принёс.

— У меня грязные руки, проделай процедуру замены гардеробчика сама. Там ещё пакет с трусами и носками. Положи к себе на полку.

Она застряла на полпути. Обалдел мужик.

— Ты соображаешь, что делаешь?

— А что я делаю? — его брови артистично изобразили удивление.

Пакет мотнулся в её руке туда-сюда.

— Не прикидывайся, а Данька?

— Он взрослый мужик.

— Ни за что.

— Тогда я сделаю так, что он ни о чём не догадается.

— Как?

— Поремонтирую ему компьютер и он сам оставит меня ночевать. Устроюсь в большой комнате на кресле или лучше в твоём кабинете. Главное войти в доверие, а потом уж под любым надуманным предлогом я останусь.

— Но, чтоб подвергнуться ремонту, технике надо сначала сломаться.

— Сломаем. Проблему мне тоже нашла. Сейчас дочищу и посмотрю, что там можно намудрить. Скорее всего, над виндовсом покуражусь.

— Тебе лишь бы мудрить, а если он нас поймает?

— Ну с чего такой печали случиться, он что приходит к тебе ночью в спальню?

— Да вроде нет.

— Вот и не гони коней. Случиться будем по ходу выкручиваться. И хватит в конце то концов об этом. Ты давно взрослая девочка и имеешь право на свою личную жизнь. И так полжизни в него вколотила. Принеси, подай, отряхни, подними. Домусолишься с ним, ещё и девку приведёт, на твою шею посадит. Вдвоём оседлают, свесив ножки, поплёвывать с твоих плеч будут.

— Делай, как знаешь, только страшилками меня не дави. Кстати, выкручиваться будешь сам.

— Это другой разговор.

Никита не только после чистки картошки до прихода Даньки успел испортить компьютер, но и съездить в гастроном за продуктами. Так что когда он вернулся Данька с нетерпением, ждал его у двери.

— Где тебя носит у меня проблемы, идём скорее. — Съедаемый нетерпением перехватил он его.

Но Никита был невозмутим. Подумав и потянув время, он объявил:

— Не скачи, дай с пакетами разберусь.

«О, придумал!» — именно это было написано на его лице.

— Кинь, мамуля сама осилит, — ухватил он его за локоть.

Но Никита, отцепив пальцы, не спешил бежать.

— Так без напора, иди вперёд я догоню.

Кушнир, занеся пакеты в кухню, и переглянувшись с тут же отвернувшейся поскорее от «греха подальше» Леной, пообещал заняться им беспременно, но только после ужина. Данька повозмущался, но настаивать не посмел. С Никитой упорством стену не пробьёшь. Если уж он сказал со своего не сдвинет.

— Ты чего не на работе, в охранника переквалифицировался? — поддел он его в отмеску.

Никите, чтоб отговориться долго времени не понадобилось. Подняв одну бровь он заявил:

— Выходной. Ешь не болтай.

Данька сбавил обороты и даже подмазал.

— Мать классно выглядит. Твоя работа, сама бы она ни за что не решилась так круто имидж поменять?!

— Производственная необходимость, — посмотрев на залившуюся краской Лену, отшутился Кушнир. — Тебе не нравится или против?

— Да что ты! Потрясающе! Ей больше 30 не дашь!

Тут уж Лена не выдержала:

— Вот только не надо ля-ля. Оставьте моё возрастное прошлое в покое. Я как раз считаю, что лучшее время для женщины наступает после того, как выросли дети, и она обрела вновь свободу. Она никому ничем не обязана и может вновь, располагая всем своим временем заниматься только собой. Что так недоверчиво смотришь? — повернулась она к сыну.

— Неужели ж, мамуля, тебе не жалко, что сгинула в никуда молодость?

Лена запыхтела точно паровоз. Ох, разговорился. Сейчас она ему расскажет.

— Жалко ли мне, что ушла молодость? Да ни чуть. Совсем нет. Если хочешь, любимый сынуля знать, я наслаждаюсь своим возрастом!

Данька не замечая её пыла упорно гнал своё понимание вопроса:

— Это ты мать чересчур хватила. Какая жизнь после 30. Старость. А бабы вообще клушами становятся. Плита, стирка, дом.

Не завестись просто не возможно, может кто-то и устоял бы, она нет. Сейчас она ему расскажет… Ещё полуоборота и Данька услышал:

— Вот если б обязанности с вами такими раскрепощёнными разделить, то и время на другое было бы навалом. Это раз. И насчёт второго ты ошибаешься. Я считаю, что лучшее время в жизни наступает как раз после 30, а до этого человек учится только жизни и нащупывает пути к ней. Вот спроси Никиту, он чувствует себя старым и отжившим?

Но не поверил и не просто не поверил, а бросил ей в лицо:

— Ха, Никита?! Никита перец! Ты по себе скажи. Разве ты не старуха и тебе сейчас лучше чем скажем в 20 или 25?

Кушнир, заметив неприкрытую досаду Лены, рассмеялся, легонько шлёпнув его по загривку.

— Котлета с палочкой, допивай сок и пошли ковыряться в твоём больном месте.

— Вот всегда так, лишь бы рот заткнуть, а разве я не прав. Какая там жизнь после тридцати…

— Об этом ты нам расскажешь через десять лет, и мы с матерью тебя послушаем. Поднимайся, не забудь сказать спасибо и топай.

Они ушли. Прошла досада от разговора, а Лена смотрела и смотрела в проём двери. Долгову дела не было до сына. Деньги дал и на долге завязал. А Никита постоянно возится с пареньком. Неплохой мальчишка, только как бы умудриться и завязать ему на языке бантик. Лена, с трудом справляясь с досадой после болтовни любимого отпрыска, счистила остатки пищи с тарелок в мусорное ведро. Ещё раз подумала, что хорошо бы накопить на свой дом с пёсиком, тогда не пришлось бы выбрасывать продукты. В голову лезла всякая дребедень, намыленная тарелка чуть не выскользнула из рук. С появлением Никиты вся её сонная и вяло текущая жизнь, круто изменилась. Может не стоит ей так-то уж паниковать, а принимать всё как есть и пользоваться? Впервые пожалела вот прямо сейчас, после слов Даньки об ушедшей безвозвратно молодости, а ведь раньше в голову такое не могло прийти. Расправившись с посудой и с кухней, заглянула на восторженные вопли мужиков в комнату Даньки. «Одному 20 второму 33, а у компьютера разницы никакой». Отправилась в кабинет работать. Но перекладывая листы в красной папке, она почему-то думала совершено о другом. Делая первые шаги в непривычном ей деле написания книг, и так резко меняя профессию, она тешила себя надеждой, что когда-нибудь она напишет непременно что-то стоящее. Понятно, что второго Толстого уже не будет никогда, но изменяющемуся времени это и не надо. Только хорошая книжница из неё всё же может получиться. Она как — то не очень давно читала, разгромную статью одного критика, который с яростью рассказывал читателям о том, что нынешние писатели не творят эпохальных, общественно значимых произведений, а благополучно и ускоренными темпами строчат модные любовные романы и детективы. А с чего им взяться — то: значимым и эпохальным при наличии такой никчёмной жизни. Возможно, это сама жизнь, приобретя иммунитет, защищается именно лёгкостью от того дерьма в которое мы её ввалили. Согласна в одном: «после некоторых писателей мало принять ванну, надо пройти дезинфекцию души». Хотя, что ей переживать по поводу писателей, когда она себя считает всего лишь сочинителем.

Глава 20

Она перебирала документы и листы жгли руки. Вот отправка на завод г. Д… девяти ракет в 95 году. Из которых было извлечено пять с половиной кг золота. Девяносто шесть с половиной кг серебра, полтора кг платины. Но для Минобороны досталось только 30 %. 96 год на то же предприятие было отправлено 55 ракет. И золота изъято 32 кг, 7 кг платины и 760 кг серебра. Но похоже средства испарились не дойдя до Минобороны. Можно без калькулятора прикинуть сколько золота, серебра и платины содержалось в исчезнувших ракетах. А вот это документ о продаже с армейских складов монгольской компании г. Уланбатора хромовых, юфтевых и кирзовых сапог в количестве 4,8 тыс. пар на сорок шесть тысяч долларов США. Чем помешали нашей армии хорошие, добротные сапоги. Почему так срочно надо было переходить на картонные берцы. А их не то чтоб в руках крутить, в них служить надо: в дождь и снег. Ведь все ж понимали, что ни средств, ни промышленных возможностей переодеть и переобуть качественно армию, нет. Она вспомнила кое — как одетых солдат и передёрнулась. А ведь всё началось с националистов, уничтожающих бездумно всё советское. Это они вопили и организовывали акции по уничтожению ядерного потенциала страны. Теперь же когда с ними никто не считается, ищут виноватых. А ведь от того, что страна останется лишь при расшитых сорочках, шароварах и веночках, стерев всё, лучше жить не станем. Понимают ли это простые люди и те, кто тянет на баррикады? Сомнительно. Лишь бы провести заказанную каким-нибудь фондом акцию и получить деньги. Так же было и с формой. Уничтожить, сплавить с глаз долой. Кто-то воспользовавшись такой глупостью и не профессионализмом просто погрел руки. А вот документ, продажа комплекса радиоэлектронной борьбы за бесценок. Делается всё просто. Продаётся лучшее, а по документам проходит рухлядь. Разница оседает в карман, а покупателю всё равно кому деньги платить и так со всем. Машины ли, вертолёты ли, самоходки. Старое себе, новое и из ремонта на продажу. «Да, мне бабе далёкой от всего этого тяжело, а каково было всё это видеть Долгову…» Почувствовав усталость, сложила документы в папку, аккуратно завязав тесёмочки, кинула в ящик стола её и отправилась спать. Побаловав себя душем, уснула моментально. Но до утра не получилось. Разбудил укладывающийся под бочёк Никита.

— Господи, чего тебе от старухи надо. — Пробормотала спросонья она. — Тебе ж Данька всё объяснил. Ведь девиц молодых кругом навалом, а ты парень хоть куда.

— Приятное известие. Неужели ж ты меня наконец-то рассмотрела? Когда же это чудо произошло? — Лена отмахнулась, а он продолжил разговор:- На то, что навалом, мне тошнит смотреть. Курящие яркими ртами у ворот школ и институтов школьницы и студентки, матерящиеся почище стоящих рядом соклассников и сокурсников вот это ты мне предлагаешь иметь. О их всепрощении и готовность держаться за нужную мужскую особь зубами, это вообще отдельный разговор. На сына она обиделась… Он молодой ещё и глупый, ему простительно болтать ни о чём, а тебе совсем не обязательно всю эту дребедень на сердце брать.

— Ты прав девчонки сейчас навроде общипанных куриц. Жалко даже. Чуть не с детского сада курят, с пионерского возраста развлекаются сексом. Мы иногда позволяли выпить себе бокал вина или шампанского по великим праздникам и в выпускном классе, а во всём остальном, в большинстве своём, были хорошими девочками.

— Тогда чего же удивляешься. После того, как я вошёл в круг большого бизнеса у меня появился довольно-таки определённый круг общения. Фальшь, неискренность, а также не смотря на всю яркую обложку скука стали составляющими моей жизни. Ведь критерием принятия того или иного решения у меня давно уже стало «выгодно», «прибыльно», «целесообразно». Ты ж, солнышко, совершенно иная. К тому же от баб за километр сейчас веет феминизмом и агрессией. На кой чёрт мне такой подарочек.

— Что-то я плохо соображаю… Разбег… Какой круг большого бизнеса, а?

«Оп — па! Вот это я влетел! Может рассказать всё, раз уж шанс такой нарисовался?! Сейчас не поймёт. Значит, выкручиваться надо…»

— Я имею ввиду корпорации связи. Не слепой же я вижу что вокруг творится. — Юлил он. Но Лена не настроена была на копание. Она пропустила самое опасное для него мимо ушей.

— Наверное, так и есть, мужчине виднее, но я не снежинка?

— Э! Ты себя не путай с тем стадом. Из тебя обида на Долгова выходит. Может, с интуицией у меня не сложилось, но чувство осторожности и тормоза на месте.

— Откуда ты взялся с таким не стандартным суждением?

— Сама же вызвала мастера на починку телефона. Ради справедливости надо заметить, что самым романтичным мужики считают активность любимой, какую она проявляет во время секса самым — самым. Вот когда ты начинаешь творить, чёрт те знает что. Я схожу с ума.

— Мы, наверное, о разном говорим. Я всегда наивная думала, что романтика — это о другом. Придётся учесть откровение, тем более такого мачо. — Прошлась она пальчиками по его рёбрышкам. — Женщине и маленькой и большой всегда хочется чего-то розового и пушистого. И это происходит с розового бантика на голове до букета роз в руках. Душа просит. Понимаешь?

Он хмыкнул и поднялся на локте, заглядывая ей в глаза, произнёс:

— Я понял. Ты хочешь ухаживаний. Цветов охапками. А я валенок, зациклился на земном. Проблемы нет, организуем. Ты такая всегда была суровая, и я подумал, что тебе это не нужно. Это глупышкам нужна лирика и всякое трали-вали…

Лена не обижаясь и не удивляясь, зацепив пальчиками его нос, сказала:

— Отпусти вожжи. Я совсем о другом. Ты мужик неспокойный и жизнь мою всю перевернул с ног на голову.

— Тебе не нравится, и ты хочешь меня изменить? — насторожённо отреагировал он.

— Ни в коем случае. Мне всё очень нравится. Даже твоё общение с Данькой. Он за всю жизнь не получил столько мужского внимания, сколько за последнее время от тебя.

— Тогда в чём дело? — расплылся в довольной улыбке он.

— Я боюсь привыкнуть к тебе, добрый молодец. Сам же знаешь, к хорошему быстро привыкаешь.

Упреждая её он решил выяснить.

— И чего тебе больше хочется: выйти за меня замуж или разойтись?

С насмешкой произнося это, он был на все сто уверен, что она ведёт разговор к штампу в паспорте и от этого спешно придумывал поделикатнее отказ. «К такому я пока не готов. До семейной жизни не дорос. Хотя мне с ней очень хорошо. И чихал я на то сколько ей лет и что там кто скажет». Он вполне себя подготовил. И поэтому услышав:- Разойтись. — Подскочил разволновавшись.

— В твоих словах нет логики. Ты только что говорила о том, что я устраиваю и подхожу тебе полностью. С чего такой поворот. Я отказываюсь понимать тебя. — Вдруг забыв о своих опасениях насчёт штампа, он принялся ей доказывать и убеждать в совершенно противоположном.

Лена молчала, слушала его горячий шёпот. Она сама себя плохо понимала сейчас. Всё казалось было разложено по полочкам и понятно и вдруг ей, несколько минут назад, захотелось услышать от него слова любви. Горячие, пылкие. Не сладкий секс, а именно слова любви. «Наверное, смешно, — подумала она. — Для почти сорокалетней бабы глупое желание». Но он ни разу не раскрыл рта на эту душещипательную для неё тему. Толи не придал значение этому, как и ухаживаниям с цветами или не научился выражать чувство как следует, просто пользуясь женщинами или беря их. А может, у него вообще всё проще и такого чувства к ней нет и в помине. Но в любом случае в психологию играть ей не стоит. И дело не в нём, а в ней. Если потребовались слова, значит, запахло тем, чего она так боялась — чувствами. А это ей ой как ни к чему. Опять страдать. Не так посмотрел, не обратил внимания, не пришёл. Спасибо, не надо. Нахлебалась с Долговым. Так было всё просто и хорошо. Никакие вопросы ухаживания и букеты ей даже на ум не шли. И вот сейчас волна набежала на волну, и сразу стало неуютно. Зачем ей это? Поэтому она долго не думая и пошла на резкое движение. Никита после сладких сливок горячего шёпота прибегнул к тому, на что обычно хватает ума у мужиков, это к жаркому сексу и что вопреки психологам часто срабатывает.

— Ленусик, ну не пыли, я же не мешаю ни твоему образу жизни, ни работе. Опять же у нас получается хороший секс. Ты привыкнешь ко мне, потерпи.

— Горе моё, я и боюсь привыкнуть.

— Когда привыкнешь тогда и бояться не будешь.

— С тобой с ума сойдёшь.

— Ты и сведёшь. Документы смотрела? — ушёл он, переведя стрелки, от скользкой темы.

— Немного. Пока, в основном, продажа старого образца обмундирования и различных единиц техники.

— Ну и как похоже на лабиринт детектива?

Лена увидев в том намёк, протянула:

— Понятно.

— Что тебе понятно? — начал злиться он.

Она сдалась. Чего, в самом деле, на правду злиться.

— Действительно без тех умопомрачительных ходов, чем напихан детектив. Всё проще, наглее и на официальном уровне. Организовали легальную фирму и торговали. С ракетами вообще не мудрили. Кое — что крали целиком и с концами, что драгматериалами. Ссылки идут якобы на плохой учёт, но, учитывая то, что на низах они даже электрические лампочки строго считают, мало вероятно. Насоздавали себе фирм по переплавке золота серебра. Я балдею.

— Ничего себе и из чего же они его плавят?

— Серебро из торпед. Золота у вооруженцев накапать может порядочно, только ладони подставляй.

Никита заёрзал рядом. Ох, Ленка, та ещё штучка! Подивившись в который раз загадочной душе этой женщины, объявил:

— Из квартиры, прошу, одна не выходи. К себе никого не пускай даже трижды знакомых. Представляешь себе, если эта стрельба рекламная акция, нацеленная на продажу ракетных комплексов, ты превратишься в корм червякам. А если там есть ещё и наложения…, то каждый конкретный случай будет бить по тебе. Сегодня и завтра я дома. Данька куда-то с ребятами едут развлекаться. Ты отдыхай. Я провожу утром это чудо сам.

Глава 21

Маска невозмутимости держалась на её лице. По нему невозможно было понять, какое впечатление на неё произвела эта его речь. И то, что она её намотала на ус, вызывало у него большое сомнение.

В действительности Лена не дёргалась, понимая, что он прав. Возможно, все те вопросы, что высветили дискета и папка, имеют место. Кто делал рекламу С200 и ставил целью дестабилизацию ситуации в стране, кто боится за перенесённое время, кто за не отключенное питание и неподготовленные кадры. Этих «кто» набирается много. Лучше не думать об этом. Может сжечь на фиг и её и документы?… Ведь никого не прошибёшь и ничего не изменишь…

Всё обошлось, и Данька их отношения не заметил. Утром Лену Никита на кухню не пустил. Пообещав разобраться с завтраком и Данькой сам. Она, свернувшись калачиком, тут же уснула вновь. Выпроводив парня и найдя по возвращению её спящей, он, прикрыв дверь в спальню, зашёл в кабинет. Нашёл в нижнем ящике папку и пролистал бумаги. Сразу подумалось, что один человек к такому количеству разноплановых дел доступа иметь не мог, значит несколько совершенно разных точек, возможно несколько бывших сослуживцев собирали своеобразный архив. Сам он больше того, как качали деньги через идущий под сокращение полк или распродавали его технику, знать не мог. Про самолёты командир авиационного полка мог поведать, а вот эти бумаги из сокращённого полка связи. Эту информацию, конечно же, тыловики подкинули. Ну а вот это уже высшая ступень и совершенно другой уровень информации… Вот схема продвижения комплексов новых модификаций на продажу. Сначала сокращали полки в коих они стояли, отправляя технику на ремонт, потом распределяли в другое место и опять сокращали и вот тут уж не таясь продавали. Патриоты — идиоты! Себе оставляли старое, а на продажу пускали новое. Убить мало за такие дела… А вообще-то всё это глупо. Ставит Ленку под удар и никому не нужно. Создаётся впечатление, что все про всё знают и озабочены совсем не боевой готовностью армии, а ищут как бы под благовидным предлогом сокращения ещё чего продать и погреть руки. Они зря кипишаться возле этих бумаг и дискеты. Даже, если это выйдет в печать. Большого шума не будет. Журналисты покричат. В обществе порассуждают, поохают, и на фиг никому это будет не надо. Одних заменят на других и продолжат жить дальше, ничего не меняя, пока есть что продавать. Поэтому Долгов понимая такой кисель, и не дёргался с обнародованием. А вот Лена влезая во всё это, может запросто пострадать. А вообще-то, всё это похоже на бред сумасшедшего. Услышав удаляющиеся к ванне шаги, он, бросив папку на место, пошёл догонять её. Лена плескалась в душе. Никита, не став ей мешать, прошёл на кухню приготовить завтрак. Он сам, не желая того, прирос к этой женщине, её проблемам и сыну. Думал таким способом развлечься, поиграв в детектив, натянуть нос сочинительнице. Но всё вышло совсем не так, и вчера чуть не выставив паруса, бросился в плавание аж в страну любви, правда, напугавшись, прикусил язык. Неужели любовь бывает такой!? Ведь он точно был влюблён и любил сейчас весь мир со всеми его потрохами. И пришла она к нему, к взрослому мужику, так неожиданно и под таким вопросом. А ведь так в его жизни случилось, что ему никогда не приходилось испытывать подобного всплеска чувств. Такого сильного и такого воздушного. Это чувство захватило его целиком, не оставляя места для здравого смысла. Лена вытеснила всё! Осталась работа, больше уже думать не мог ни о чём, только о ней! Не зря ворчат друзья: — «Эта баба из тебя верёвки вьёт. Ты сам ни свой то ли живёшь, то ли плывёшь!» Он, чтоб отвлечься забрал со стула журнал, развернул его, полистал. Прислушался: «О! вода не льётся водопадом. Лена наверняка упаковывает себя в полотенца». Он сложил журнал, положил его на место и спешно занялся делом. Нож забегал по фруктам, кроша их в салат: «Лена любит такой».

Так и есть, она замотанная в полотенце подошла сзади. Обняла, прижавшись щекой к спине туго обтянутой тонким трикотажем. Ей не следовало этого делать, но она не выдержала. Всегда безумно хотелось обнять Долгова сидящего за кухонным столом, просто стоящего у книжной полки или у окна. Посидеть или постоять рядом, обнимая за плечи, погладить небритую щёку, но он всегда был с ней резок и нетерпелив. Сбрасывая руку, раздражённо отмахивался от её тепла. Семён, называя это телячьими нежностями, не хотел понимать её «хотения». И вот сейчас не сдержалась. Вдруг остро захотелось прочувствовать непременно это с ним. Пальцы сошлись на его упругом животе. А сердечко сжалось в ожидании, что будет? Он кинул на стол нож, вытер о полотенце, перекинутое через спинку стула руки, и повернул её к себе лицом, прижав вплотную к груди, так что её руки сошлись теперь за его спиной. Лена нашла в себе силы поднять глаза и внимательно рассматривать его лицо, пытаясь прочитать на нём всё, что её сейчас волнует.

— Ты выспалась, — потёрся он подбородком о её запакованную в полотенце голову, тут же рассыпав тюрбан. Его губы нашли подрагивающий рот женщины и коснулись нежным поцелуем.

Она закрыла глаза и перевела дух. «Как нежно. Я таю». Именно этого ей сейчас хотелось.

— Кофе хочешь?

Не в силах открыть рот, а только покусывая губу, она кивнула: «Можно и кофе». Ей очень, очень хотелось ответить на его поцелуй, но она боялась. И тут его рука, легко пройдясь по спине, подтолкнула её на такой желанный шаг. Она качнулась вперёд, её губы застыв на его губах, попали в плен. С жаром, перекинув руки на крепкую шею, встав на цыпочки, она прильнула к нему. Желание взорваться опалило её: «Романтика для тебя в инициативе женщины, — пронеслось в голове, — сейчас ты увидишь такую инициативу, что голова от фейерверков разлетится». У него не хватило терпения даже унести её до спальни. Сброшенные на пол полотенца устилавшие пол, послужили пристанищем.

— Я хочу кофе, — шептали её губы, — с шоколадом!

— Ты его получишь непременно…

Пока сушила голову феном, он варил по-новому заходу кофе, старый просто остыл. Есть ей почти не хотелось, и она согласилась на бутерброд. Разделив обязанности: он убирает квартиру, она варит обед, занялись выполнением. Бегая, друг к другу поцеловаться и проверить, как идут дела. «Я глупею, — укоряла себя Лена, шинкуя капусту. — Может, чтоб плюхнуться с небес на землю, стоит посмотреть на себя в зеркало. Нет, только не сейчас. Не буду портить такое цветочное среди зимы настроение». Срубив две тарелки своего любимого борща, Никита, отдуваясь, валялся поперёк кровати, а Лена с папкой рядом, разбирая документы. Под её пальцами зашуршали листы, касающиеся Коммерческого центра. «Для какого чёрта он был создан, если не для тёмных дел. Ведь перед ним раскрылись двери складов всех мастей, за какими за семью печатями сберегались стратегические запасы державы. Откуда у него копии приказов такого уровня? не иначе как кто-то передал из контрольно — ревизионной инспекции. Чему удивляться, если по этим бумагам выходит, что замминистры получали зарплату в тех коммерческих фондах на правах консультанта».

— В чём ты так закопалась?

— В многочисленных фондах по продаже оружия. Создаётся впечатление, что не продавали оружие только ленивые. Как ты думаешь, зная всё это и даже больше, почему молчал Долгов?

— Думаю, он понимал, что стену головой не прошибёшь. Потом за вас боялся.

— Только не за нас. Ему глубоко наплевать было на нас, он всю жизнь кусал локти себе за то, что женился…,- в сердцах выпалила она. Но тут же опомнившись, зарылась в бумаги.

— А вдруг ты ошибаешься, и в конце это было совсем не так.

— Я не спорю, и говорить об этом не хочу. Просто закрыли эту тему и всё. — Рассердилась она на свою не сдержанность.

— Ты любила его. Не получив желаемого тихо закрылась в скорлупе и страшишься вылезать теперь из неё. Жизнь бежала мимо, а ты только нос в неё высовывала. Боишься вновь полюбить, да?

— Да боюсь, тебе какое дело, — кинув папку, понеслась она в ванную, с отчаянием шепча: «Ничего не получается, сухо и неинтересно. А может, я бесталанная и Кушнир прав. Мне только сочинённые детективы по плечу, а в реальных материалах, я утонула, как топор. Точно, сил и ума нехватка».

Глава 22

Но холодная вода мало помогла горевшему лицу. Бьющий по плечам и голове поток унёс в чёрную воронку мысли о книге, документы Семёна не раскрывались ей. Он словно мстит или бережёт её… «Долгов отважился жениться, скорее всего, только по одной причине получил назначение в дальний таёжный дивизион. Где скука и нет поблизости баб». — Стучало обидой, как молоточками, в горячих висках. Но Никита не захотел упрощать ей жизнь. Наклонившись над ней, он прошептал:

— Ты опоздала со страхом-то. Не пытайся регулировать ситуацию, брось вёсла и плыви по течению. А ну-ка собирайся, и поехали ужинать в ресторан.

Она заюлила:

— Знаешь, иди один. Ты совсем закис со мной. А я редко хожу по таким местам и то по необходимости, мне не совсем нравится…

Но он не пожелал ей потакать.

— Мне твоя эта песня тоже не совсем по вкусу. Ты не там и не с тем была. Пошевеливайся.

Лена поискала вескую причину и как ей показалось нашла её.

— У тебя же нет соответствующего костюма.

Никиту её уловки рассмешили.

— Давно висит парочка с десятью рубашками в твоём шкафу. Кстати, не забывай стирать.

Лена не поверила, посчитав это бравадой.

— Складно у тебя получается врать, сочинитель! Хотя с тебя станется. Когда успел?

— Мои проблемы. — Смеялся он, подводя её к шкафу. — Давай доставай на просмотр свои наряды. Выберем общими усилиями тебе прикид.

Она тут же запротестовала:

— Я оденусь сама.

Никита, обняв её за талию, застрял губами на шейке.

— Кто против. Посмотреть-то могу. Покажи, во что ты планируешь обрядиться.

Лена не зная на чем остановить свой выбор не торопливо принялась перебирать содержимое шкафа. Никита с интересом наблюдал за её копошением. Наконец она определилась.

— Выберу между вот этими двумя брючными костюмами, — не уверенно достала она две вешалки с розовым и чёрным нарядом.

Он упал в кресло и приготовился к просмотру.

— Ну, меряй.

Всё было так непривычно. Долгову было наплевать на её вид и наряды, и уж он никогда бы не потратил время на её просмотр. Лена покрутилась перед зеркалом. Так и не решаясь остановиться на каком-то из них. И поэтому когда Никита заявил:- «Чёрный, верни на место, пойдёшь в розовом», — не выставлять бы рога, а согласиться. Но Лена тут же всё сделала с точностью наоборот и довольная содеянным ушла в душ. Когда она вернулась, то занятая натягиванием колготок не сразу обратила внимание на длину брюк. Но когда брюки сели на бёдра она оторопела. Брючины доходили до середины икр и по шву расходились мысиками. Она завернула подгиб, он был профессионально обработан и отглажен. Ах, вот в чём дело. Отрезано. «Но что за чёртики пошалили и когда?» — подняла она глаза на старательно отводившего взор Никиту.

— Это что? Твоя работа?

Он не отнекивался и не оправдывался:

— Не кипятись, ты сама его выбрала. Вот с этими сапогами, — поставил он ей под ноги замшевые шпильки, — То, что надо! Сядь, я помогу обуться.

Лена, удивляясь тому, что такое мог сделать мужчина за короткое время, всё же проныла:

— Ты испортил мне костюм, теперь делай что хочешь.

Он подхватил её на руки, покачал и, водрузив на пол, прокомментировал:

— Ничего твоему костюму не сделалось, выглядит только теперь моднее. И ты в нём, что куколка.

— Но я не куколка и никогда такую длину не носила, — упрямо топнула она.

— Мы все с чего-то начинаем. Но вот готово, — застегнул он замки на сапогах. — Оцени.

Подведя к зеркалу, завертел он её на каблуках перед своим отражением. — Полюбуйся. Тебе идёт.

Лена махнула рукой и, заглянув в тайник, что весьма рассмешило Кушнира, принялась отсчитывать деньги, теряясь, сколько взять, и торопливо пряча их в сумочку, объявила, что готова.

— Деньги оставь, а вместо того что у тебя сейчас в ушах и на пальцах, нацепи набор с изумрудами. Под стразы в замшевых сапогах будет изумительно смотреться.

У неё от изумления округлились с яйцо глаза.

— И откуда же ты, в курсе про мои украшения, позволь тебя спросить?

— Кто их тут у тебя собирал после погрома, уже не помнишь…,- нашёл он, что правдоподобное соврать. Она поморщилась, но вспомнить действительно не могла. Зато проявляя упорство заявила:

— За твой счёт не пойду.

Никита опешил:

— Это ещё почему. Я пригласил, мне и платить.

Их спор, не вежливо толкнув дверь, нарушил вернувшийся Данька. И сразу начал со шпилек.

— Эй, вы, петухи, за что опять сцепились? Ой, ма, ты выглядишь, как персик! Помолодела, расцвела, Никита ты ей жениха случаем не нашёл? Нет? А то выдашь замуж маменьку, а я не в курсе. Хоть шепни по-свойски. Должен же я знать какого отчима ты мне подсунул… Молчу, молчу. Так о чём опять спор?

Никита отошёл к стене и улыбаясь потянул себя за ухо.

— Не твоё дело…,- отмахнулась Лена. — Болтаешь всякую ерунду.

— Как не моё. Кричишь, аж у двери входной слышно. Я ж вроде бы, как бы сын тебе, — хихикал Данька, делая страшные глаза. — А вдруг Кушнир тебя обижает.

— Никто меня не обижает, не выдумывай, — приняв всё за чистую монету и напугавшись возможных последствий, принялась оправдываться Лена, — просто не хочу идти в ресторан за его счёт.

Никита безнадёжно развёл руками за её спиной, приглашая Даньку в помощники. Но тот, дразня Кушнира, чуть всё не испортил.

— Так вы в ресторан собрались?! Не хило. С чего это вдруг, ты ж типичная домоседка? Тебе там наверняка будет скучно.

Кушнир показал кулак, потешающемуся парню.

— Ты считаешь, что зря? — приуныла Лена, стрельнув на себя ещё разок в зеркало: почти готова! Или нет? Она уже ни в чём не была уверена.

— Да ладно тебе, я пошутил, самое время проветриться и его объесть. Он на телефонных чаевых хорошо руки греет, на тебя у него с головой хватит. Так что не мелочись, ма.

Никита удовлетворённо хмыкнул и, выходя, легко прошёлся ладонью по его взъерошенному загривку.

Лена заметила его жест и ещё раз удивилась их отношениям. Вроде бы с одной стороны дружеско — приятельские, но с другой — подчинение старшему. Кушнир натаскивал его, поучал, парень впитывал всё это на удивление Лены с покорностью. Чудеса! Не раз сама пригвождённая к месту вопросами сыночка, теперь нашла выход для себя, отсылая его к Кушниру. И тот мучился не спроваживая обратно.

— Имейте ввиду, там похолодало сегодня, — предупредил Данька, — Ужин оставила, позаботилась о сыне или в воспитательных целях пельмени варить придётся.

— Захочешь есть, найдёшь, — обернулся на его бурчание Никита.

Данька, улыбаясь, ушёл на кухню. С появлением в их жизни Кушнира всё в семье изменилось. Совершенно иная, занудная и ворчливая стала мать, правда, теперь не сонная, заторможенная, а живая. Каким — то другим содержанием наполнилась квартира. Вроде потолки не стали выше, а окна шире, а всё выглядит иначе. Но сколько ещё ему захочется с ними играться в благородство и дружбу. Зачем ему такому благополучному и крутому Данька и Лена Долговы. Хотя может ради престижа сейчас модно водить дружбу с сочинительницей, кто их богатых этих разберёт. — Мучил голову Данька, затолкав в микроволновку ужин.

А Лена танцевала с Никитой. Полутёмный зал оказался очень уютным. На них никто не обращал внимания, и скованность, вязавшая по ногам и рукам, прошла. Потом её приглашали другие, и она танцевала с чужими мужчинами. Лена видела, что это совсем не нравится Кушниру, но запретить он ей не мог. А она ради вредности, смеясь от души, слушая глупости партнёров, шла на новый танец. Пили шампанское и ели какие-то умопомрачительные деликатесы. Наблюдая за попытками Никиты скрыть раздражение, искренне пожалев парня, она отказала пригласившему её солидному и весьма приятному мужчине. Обрадованный Кушнир, рассказывая смешные истории, топил её в своём обаянии. Лене было весело и как-то совсем уж легко. Ни одного раза они с Долговым не были вдвоём вот так в ресторане, в кафе или даже на пикнике. Глаза в глаза… Не бежала его рука к её пальчикам… Не горели на столе романтично свечи. Не играла качающая душу музыка. Да и ревновать Семёну в голову никогда бы не пришло. В компаниях и вечеринках, он вообще не обращал на неё внимание. Пришли и ладно. Устроившись с кем-нибудь из офицеров, вёл пространные разговоры о службе. А ей так хотелось потанцевать с ним. Лене вдруг нестерпимо захотелось воплотить свою мечту немедленно, сейчас, пристроив голову на груди Никиты, и жарко обнимая покрутиться с ним в танце. И она с горящими от нетерпения глазами потянула его на пятачок…

глава 23

Лена вновь штудировала папку. Ремонтные заводы. Сданные в ремонт комплексы с сокращённых частей, ремонтируемые чудным образом в короткий срок вдруг уходят на продажу. А это проба разобраться почему? Некоторые застряли там на несколько лет. Нет финансирования. И предположение, что рабочие секретные блоки на ушедшие комплексы взяты в действующих частях. А туда отправлено старьё. Она перевернула листок. Прочитала новый текст. Ищут блоки. Врут, что перекинули с завода на завод. Документация уничтожена и запутана. Запрос в Россию. Покупали ли там? Нет, не покупали. Получается всё-таки предположение верно. Она захлопывает папку. Да, грязи навалом. Как Долгов в этом копался…

Суетливые дни сменялись бурными волшебными ночами. Никита — темпераментный и страстный мужик, ей счастливых мгновений хватало с головой. Часы прокрутили две недели, в них благополучно уложился и Новый год с терпким запахом ёлки, и колючее шампанское, и даже вальс между горящих свечей… прежде чем Данька узнал правду о матери и Никите. Не зря говорят, что шила в мешке не утаишь. Получилось так, что Данька догадался о их романе. Субботним вечером он засиделся в интернете. Было полвторого ночи, когда на самом интересном месте у него произошёл срыв. Помявшись:- «Удобно, не удобно», — он, заткнув в себе хорошие манеры, пошёл будить Никиту в кабинет матери. Но диван был пуст. Сразу было заметно, что на него никто даже не ложился. Но он не подумав ни о чём другом, как только о том, что Кушнир уехал к себе, прошёл расстроенный на кухню, решив с горя поесть. Но в прихожей висела на вешалке его дублёнка и стояли полуботинки. Данька глянул на двери в ванную и туалетную комнату, света не наблюдалось, сбегал в большую комнату с диваном и креслами, пусто. Осталась спальня матери, и он толкнул дверь. Но всегда не запирающаяся дверь не поддалась. Постояв, почёсывая затылок перед таким вопросом и обиженно сопя, за бессовестное надувательство, он ушёл спать, забыв про интернет.

За завтраком Данька, несмотря на свои любимые блины, фыркал и грубил. Что не могло не броситься в глаза Никите и насторожить Лену. Она, переворачивая блинчики на сковороде, попробовала пошутить. — Дань, помнишь: «Они хранили в жизни мирной привычки милой старины: у них на Масленице жирной водились русские блины». Женишься, тебя ждут походы к тёще на блины, Дань, с икрой. — Данька зловеще засопел.

«Со своей любовью и не заметили, что Данька сидит, уставившись стеклянным взглядом в свою чашку и даже не помешивает ложечкой, как это он любил делать». Вдруг прозрев, они переглянулись, и Кушнир обеспокоено спросил:

— Эй, ты чего! Мне показалось или ты сегодня шипишь, как гусь, не с той ноги встал?

— Я — то, как раз встал оттуда куда лёг, а вот некоторые нет…,- процедил сквозь зубы Данька деревянным голосом. — Это не честно! Понял?! Я не дам её обижать.

Никита с Леной напоминали мумии. Они оба потеряли дар речи. Косясь друг на друга, ожидали, чем кончится эта буйная сцена. Похожий на взъерошенного петуха, Данька рвал и метал: кулаки сжаты, на его глазах появились даже слёзы.

Никита, перестав жевать, поднялся и, подав знак Лене не лезть буркнул: «Мы сами поговорим». Лена сначала обиделась, а потом поняла, что это бессмысленно. А Кушнир, приподняв парня под мышки, подталкивая перед собой, повёл в его комнату. Закрыв за спиной дверь, чтоб не слушала бредни сына Лена, скрывая волнение за ироничностью стиля, сказал:

— Хочешь поговорить, как мужик с мужиком, давай поговорим. Как я понял: разочаровал тебя, так сказать, не оправдал твоего высокого доверия…

— Хватит юморить… — наскакивал тот. — Чего ты её охмуряешь? Крутишься возле неё точно ястреб чего? Это не честно, не честно!

— Что именно? Ты внятно говорить можешь? — сложив руки на груди, прикрыл спиной вход Никита. — С чего такой накал у спокойного хлопца…

— Я не думал, что ты такой… Не думал.

— А ну кончай себя накручивать и, если хочешь быть услышанным, говори так, чтоб тебя поняли, — приказал Кушнир.

Но Данька пытался взять уши Никиты штурмом.

— Ты молодой, а она старая, — орал во всё горло парень, жестикулируя руками и пиная в запале попадавшие под ноги кресла.

Кушнир не сменил позы и не добавил громкости своему голосу.

— Она тоже молодая, это ты у неё взрослый получился для её лет.

Данька выбился из сил и убавил накал, перейдя на более человеческую речь:

— Но она тебе не нужна. Зачем тебе мамка, когда длинноногих вешалок навалом. Для галочки, да? Сочинительницу в список побед захотелось внести, да? Потом фыр-р и слиняешь?

Кушнир усадил его на диван и примостился рядом на валике:

— Должен тебя разочаровать. Вешалками мужики после пятидесяти интересуются, я ещё не дорос до такого затухания организма. С матерью у нас всё серьёзно не волнуйся. Галочка тут совсем не причём, я сам не ожидал, что увязну, но утонул по самую макушку. До сих пор получается и не знал толком, что это за зверь такой, любовь? С чем её едят и как прикусывают. Глупости одни сплошные были. А тут стреножила…

— Врёшь ты всё, — кинулся на него с кулаками Данька. — Гад ты, гад! Воспользовался её одиночеством. Она тебе на фиг не нужна. Зубы мне не заговаривай. Про ерунду на постном масле плетёшь… Какая к ней может быть любовь…

Никита властной рукой усадил его на место.

— А ну успокойся. Нечего тут детством брызгать. Это наша с ней жизнь. Она и так полжизни прожила не своей. То отец водил, по своим дорожкам не интересуясь ей, то ты эгоист пользуешься на всю катушку. Дай пожить, как хочется Лене самой.

— С тобой что ли? — уколол он Кушнира.

Тот прижал ладонью его вздрагивающее плечо:

— А что плохой вариант?

Данька поднял на него злой взгляд:

— Ты ж потешишь своё самолюбие и кинешь… Да и сейчас не понятно, она же мамка моя.

— Она женщина в первую очередь. Вы почему-то напрочь упустили это с отцом обои. А — то, умник помнишь, что говорил: «фригидная она, никто ей не нужен…». А она горячая, живая.

— А тебя это задело. Ты решил помочь старушке?

— Вот дурак. Нам хорошо вместе. В отцы я тебе не набиваюсь. У тебя свой был, дай Бог каждому, но мы неплохими можем быть друзьями.

— Если вам так хорошо чего же вы ругались постоянно? — съязвил Данька, правда, перестав наскакивать.

— Жизнь бьёт ключом. Это характеры притираются. Сам же говорил, с отцом всегда молчала. Не за чем было надрываться. Поморгай глазами, со мной она раскрылась, женщиной себя почувствовала. Ворчит, — боится себя и нового попадания опять в кабалу к мужчине. Она просто не понимает, что мужики все разные и я не Долгов. Идёт на ощупь, по любому поводу страхуясь. Сейчас пятнадцатилетние уже зубы съели в таких вопросах, при каких она осторожничает и теряется или занимает бойцовскую стойку.

— Но ведь это безумие долго не продлиться, — грохнул кулаком в ладонь Данька.

— Кто в нашей жизни может за что-то долгоиграющее поручиться… Ты думал, что так не оглядываясь разбегутся родители? Погибнет отец? Ну вот. Давай, ничего не планируя, просто попробуем жить.

А Данька обескураженный, растерянный в своей беспомощности, не просто возмущался, а наскакивал бойцовским петухом:

— Зачем тебе вся эта канитель, а? Скажи, зачем?

Никита понял, что поверить мальчишка может только в самые главные слова и он сказал их ему:

— Я люблю её!

Попал в точку. Это сразу выбило в нём злость. Данька кривясь пробормотал:

— Я даже не мог себе представить в страшном сне такого «романтического» финала вашим гавканьям.

Никита поулыбался, и заметил:

— На белом свете много есть такого, Данька, что и не снилось всем мудрецам и твоему интернету.

А паренёк, какое-то время раздумывал. Сказать, что ли или не стоит? Он ткнул ему пальцем в грудь:

— Эй, орёл, ты матери хоть правду сказал о себе? — устав от спора, перешёл вплотную к реальному, чем можно достать и ковырнуть Кушнира, Данька.

Но тот был честен, чем выбил у него из-под ног распирающую его вредность.

— Нет. Затянул, а сейчас повода не найду… Сам уже дёргаюсь. Не без того — боюсь.

И всё же Даниил найдя повод укусить, ввернул:

— А если мать узнает?

Попал. Никита занервничал.

— Откуда! Ты же не скажешь?

— Я-то нет. Но ты и случай не откидывай. Что ж ты ей врёшь про себя, всё паришь про телефонного мастера или ещё чего добавил?

Никита вздохнул и развёл руками:

— Про мастера. Чего хихикаешь… Подкинь идею получше.

Данька сморщил нос. В глазах заиграли искорки смеха.

— Чему ты меня учишь, маменьку обманывать… Не пойму, как она врубиться не может в отношении твоей скользкой личности. Ведь жила же в твоей квартире, ездит на твоей машине с твоей охраной, как ослепла…

— Помалкивай. А там видно будет. Привыкнет, простит…

— Касательно тебя что-то в этом роде можно было подозревать. Но что касается маменьки — это для меня удар. — Он посопел, помучил макушку и развернулся уже с другим вопросом:- А если она, узнав о твоих бабках и фирмах, к тебе откажется переезжать. Заметь ситуация повторяется. Только на этот раз игра катит в другую сторону.

Никита поиграл кулаками в карманах домашних брюк.

— Тогда я буду жить с вами. Вопрос исчерпан. Пошли завтракать, а то остыло всё и мать наверняка испереживалась. Она не хотела, а ты застукал.

Но у самых дверей Данька запнулся.

— А я-то слепое котя думаю, с чего ты нас караулишь?

— Слепота — это у вас семейное, — посмеиваясь, Никита увлёк его в сторону кухни, поближе к блинам.

Когда они вернулись, Лена стояла у окна и плакала. За окном падал крупный, равнодушный снег. Белые снежинки медленно кружились в белом вальсе. Стыд перед сыном и обида на свою неудавшуюся жизнь, давили и взрывали грудь. Её плечики вздрагивали под тонкой тканью халата. «Ну вот и всё… Ну вот и всё! — стучало болью в висках. — Размечталась дура». «Лен!?» «Мам», — с двух сторон обняли её мужики. Лена зарыдала ещё громче, попробовав убежать, но у неё это плохо получилось. Никита развернул её к своей груди, а Данька приложился к спине.

— Ну что ты, мамуль, пока любится, люби, я ж не против, — поглаживал её плечи Данька. — Тебе к лицу любить. Точно-точно!

— Вот видишь, мы обо всём договорились. — Заверил её Никита. — Теперь под твоей рукой два мужика.

А Данька, считая трепотню лучшим лекарством, балаболил:

— Ма, хочешь, я тебе что-то весёленькое расскажу. Про баобабы слышала? Ну вот. Африканские баобабы — огромные деревья, достигающие 150 метров в высоту и 50 в ширину. Представляешь, какая силища. Так вот в Кении в одном из баобабов размещена элитная гостиница на 50 номеров.

— Это ты загнул старик, — подмигнул ему Никита.

— Больно надо. В Зимбабве в дереве устроена автобусная станция с залом ожидания, а где-то ещё, забыл где, самая настоящая тюрьма.

— Ладно вам, — улыбнулась Лена. — Как говорят в Одессе: вы меня за кого держите? Садитесь за стол, я разогрею, остыло всё.

— У меня предложение, — надкусывая котлету, заявил Никита. — Давайте съездим куда-то на несколько дней вместе. Хотя бы в те же Карпаты. Лен, у тебя, если не ошибаюсь, было желание посмотреть. Данька покатается, и вместе опять же все побудем.

Одна его рука легла ей на талию, вторая на колено. Она уже догадывалась, что растаяла и уступит. Но что скажет сын? Данька перемалывая на крепких зубах пищу косился на руки Никиты, он даже заглянул под стол, чтоб убедиться — не снится и этот молодой обалденный мужик любит его мать. Потом отложил вилку и заявил:

— Ма, а что, давай, скатаем… Рождество как ни как. Встряхнёшься немножко, а то со своей работой белого света не видишь. На лыжи ты, конечно, не рискнёшь встать, но на санках накатаешься запросто. Будет куда выплеснуть эмоции.

Затем Данька в яркими красками расписал прелести отдыха в пансионате. В принципе он радовался, что вместо скучных дней в городе отдохнёт в Карпатах.

— Как скажете. — Отмахнулась от иронии и длинных речей отпрыска Лена. — Только плачу я.

Никита, как водится, открыл рот, опять со своей песней о том, что это его идея, но Данька достал его колено под столом ногой. Прося помалкивать. На том и порешили.

Пока Никита возился с телефоном, Лена поманила Даньку к себе. Прикрыв дверь и покраснев спросила:

— Никита тебе не нравится, правда?

Данька сделал умное и очень задумчивое лицо.

— Не могу сказать, что я от него в восторге. Тебе нужен мужик постарше, но… Это только ваше с ним дело. Мне же с ним как раз комфортнее, чем тебе.

Разговор прервал Кушнир. Приоткрыв дверь и постучав по циферблату часов, велел заняться делом.

глава 24

Собрались за несколько часов. Если на машине — то с утра пораньше нужно выезжать. Сумки с одеждой и едой, как солдаты стояли у порога. Предвкушение поездки будоражило. То и дело собирались втроём и обговаривали, что с собой брать и куда можно сходить на экскурсию. Никита успел вызвонить пансионат, заказав номера. Его мысли крутились немного в другой плоскости. У него в Карпатах приличное поместье, но вести туда Лену опасно. Насторожится и наверняка не поверит в наспех придуманную сказку. Придётся пожить в пансионате. Ночь шушукались, утром, как водится, проспали. Собирались на одной ноге. Оставив все ключи дома, закрыли одним, тем, что был у Никиты, и отправились в путь. За рулём поехал Вася, а на переднем сидении рядом с ним опять восседал Санёк. Никита на вопросительный взгляд Лены среагировал моментально, сказав, что, мол, ребятам тоже покататься хочется. Данька ухмыляясь отворачивался. А ещё он старательно косился в окно, когда Никита целовал мать. В его голове такая картина никак не желала укладываться. На такого мужика, как Кушнир самые, самые… модели пачками вешаются, а он выбрал маменьку. Непонятный кошмар! Скрашивая дорогу, Данька много травил всяких баек, тем более что Никита, занятый объятиями с Леной, не портил ему насмешками аппетит. Пусть тешится, калякает себе! На заправочной станции тщательно проверили машину: уровень бензина, масла, коробку передач, тормоза, аккумулятор и они отправились в дорогу. Давно такой зимы не было. Но прошли весь провьюженный путь отлично. Хотя снег вихрем перелетал через шоссе и уносился, не успевая нанести сугробы. Ощущение было такое, будто машину стремительно окутывал туман или она пробивалась сквозь дымовую завесу. Останавливались пару раз: заправить машину и перекусить в ресторанчике рядом с заправочной. Добрались на место поздно вечером. За дорогу Лена так успела устать, что предстоящая сказка сильно поблекла в её глазах. Правда Данька не обманул, снега выше крыши и весь, аж до рези в глазах белый. Звёзды усыпали не только небо, но и висели шарами в сосновых гущах, а месяц хитро улыбаясь, бежал себе не оглядываясь вперёд. И немного усталую Лену обступило благодушие. «Не так уж и плохо! Новый год провели в ресторане, а Рождество вполне может получиться экзотичным здесь. В этих местах наверняка сберегли исконные традиции празднования. Так что, будем надеяться, с дидухами, колядками и карнавальными шествиями проблем не будет». Машина свернула по стрелке, где было выведено украинскими и английскими буквами Славское — это горы и снег. К тому же хороший отрыв от цивилизации, а ещё, как выяснилось, свежего воздуха хоть задышись.

Охрана и Данька тащили вещи за служащим отеля, важно вышагивающим впереди с ключами. Никита же собрав документы остался заполнять листы отдыхающих. Отдав их администратору, ждал. Та делала сразу два дела — читала и ела его газами. На других служащих в отеле дам он произвёл не меньшее впечатление и те проводили его любопытным взглядом.

Повернув ключ, вошли. Заняли сразу два шикарных номера. В одном из трёх комнат разместились Лена с Никитой, в другом таком же охранник с водителем и Данька. Конечно Кушнир был против казённого жилья. Отель он и есть отель. Временное жилище с чужими глазами и предметами. Но что поделаешь, не откусишь же себе нос… Передохнув и приняв душ, отправились в столовую. Лена опять удовлетворённо посмотрела на Даньку, не обманул, кухня не хуже домашней. Лена ела и с нескрываемым интересом наблюдала за молодой парой. Да и все остальные похоже тоже. Ну ещё бы! Наверняка молодожёны, медовый месяц. Романтика… Чего только ни навыдумывает разгулявшаяся фантазия! Никита мигает, тоже заметил. Данька отводит взгляд. Хитрит. Погадав чем заняться, решили пойти на «Рождественский вечер», посмотреть, что это такое и потанцевать. Данька одобрил. За полночь расползлись по номерам. Никита разбирал постель, а она, приоткрыв портьеру, смотрела на снег, мелкие снежинки плавно кружились в зябком свете ночных фонарей… Так тихо и так медленно, что ей захотелось поторопить их. Она открыла окно и принялась прихлопывать их рукой отправляя вниз. Подоспевший Никита захлопнул створку и перекинув её через плечо отнёс с ворчанием на кровать:

— Обалдела… Простудиться хочешь.

Ей было хорошо. Она смеялась. Повалялись и совсем расслабились. Выпили хорошего вина, даже потанцевали наговорив друг другу чудных слов… Уснули не мучаясь бессонницей и до утра.

Лене казалось, что она только распалась, а сын уже барабанит в дверь. Шаловливое утреннее солнышко щекотало щёки. Нежится в постелях, даже в объятиях друг друга, было кощунством. Позавтракав, кто блинами с мясом и сыром, кто варениками с картошкой и капустой, запив приличным кофе, вышли из столовой. У входа поджидали отдыхающих пять дворняг и два щенка. Такие себе попрошайки. Почти все без исключения выносили им куски и косточки. Наеденные они брали не всё, выбирали. Лена, естественно, не могла пройти мимо и тоже покормила. Одна недовольная меню даже рыкнула на неё. Данька сделал свирепое лицо и затопал на неё ногами. На что вся стая, давая достойный ответ, принялась лаять. Пришлось подключиться охране. Сытые и довольные победой над вредными собаками, прямой дорогой отправились на трассу.

Когда вышли на улицу, она немного расстроилась. Ночью, это всё выглядело романтичнее. Утром тоже неплохо — солнце и лёгкий морозец. А сейчас в небе висели низкие тучи, и стояла какая-то промозглая погода. Она скорчила мину. Никита с Данькой сделали вид, что не заметили её актёрского мастерства. Её это ещё больше обидело и она надув губы, проскрипела:

— Куда вы меня обормоты привезли?

Они переглянулись. Конкретно. Тут ни убавить, ни прибавить. Данька хихикая отвернулся, а Никита, обняв, терпеливо сказал:

— Давай ты не будешь торопиться с выводами. Потерпи и доверься нам.

Очень хотелось огрызнуться: «Уже доверилась». Но Лена благоразумно заткнулась с капризами: «Чай не девочка глупенькая». На машине подъехали к лифтам. Около них толпились лыжники в полном снаряжении. Но были и такие как она любители. Сели в подвесную кабину подъёмника. Сработал автомат, двери закрылись. Кабинка поползла вверх. Данька, ухмыляясь, комментировал, что вот, мол, маменька, обрати внимание, поднимаемся по канатной дороге. Умник, как будто она сама не соображает. Так и норовит при Никите поддеть. Правда тот спокоен, как танк и не обращает на всё это его мельтешение внимание. Внизу проплывали накрытые снежным покрывалом леса с белыми проплешинами. Торчали острые пики елей и горные вершины поражали своим спокойствием и красотой. Но отчего-то навеяло одиночеством и пустотой. Стало немножко не по себе, жутковато. Лена обняла Никиту и притулилась к его надёжному боку. Он всё понял. Улыбнулся, и обняв её сильнее, прижал к себе. Все сомнения, страхи улетучились. Яркое солнце ударило в глаза. Ничего себе! Солнце было повсюду. Серебряными капельками блестел снег. Такое чувство, что по нему рассыпали бисер. Лена, как не упиралась, а Кушнир отвёл её на трассу для «чайников», взял напрокат лыжи и нанял инструктора.

— Учись, не дрейфь, позже в более экзотичное место поедем.

— Ты издеваешься?

Какое к лешему «другое место» это бы пережить. Никита, посмеиваясь, поцеловал в её сердито сцепленные губы: «Злючка». Лена ещё позлилась его упорству, перекрестилась для надёжности и, встав на лыжи, принялась учиться. К тому же стыдно пасовать перед многочисленными детьми, которые со смехом наблюдали за ней. «Ничего, осилю. Не боги горшки обжигали». Здесь даже самые маленькие без страха спускались с пологих возвышенностей. Никита был прав, вскоре ей очень даже ничего, понравилось. Правда, когда приходится думать только о том, как правильно держать ноги, чтоб не убиться, то не успеваешь рассмотреть как всё вокруг красиво. Но она понимает, что на получения удовольствия нужен опыт и время. У неё довольно-таки быстро и удачно получилось спускаться по некрутым склонам. Этим и занялась. Приговор себе она вынесла быстро: кататься безусловно будет, но крутой лыжницы из неё не получится. Устав, выпила чашечку горячего кофе. Которым потчевали тут же. Постояла обдуваемая ветерком, подставив солнышку лицо и упиваясь обманчивым чувством свободы, призрачной возможностью оттолкнуться от вяжущей ноги земли и подняться в небо, проплыть, над верхушками деревьев, по подобию растрёпанных облаков. Помечтала, вздохнула: «Ах эти фантазии, мешающие жить! Уже полжизни профантазировала» И решила вернуться вниз одна. Никита с Данькой, пристроив её, ушли на трассу для продвинутых. Почему бы и нет, по вьющейся по склону тропиночке прогуляться до пансионата, одно удовольствие. Как не ворчал в телефон Никита, чтоб шла на подъёмник, принципиально потопала ногами. Её обогнала, смеясь и толкаясь молодёжь. «Альтернативы молодости нет». — Тут же подумалось ей. Лене вспомнились свои цветущие годы, и немного взгрустнулось. Так же купали друг друга в сугробах и визжали. Строили снежные крепости и беззаботно порхали. Сейчас кажется, что это было тысячу лет тому назад. Почему она так быстро проходит. Столько много лет ждёшь её, а она раз и нет её, и невесёлым отражением глядит на тебя из зеркала почти сорокалетняя усталая баба. А ведь в их годы женщины такого возраста казались ей старыми тётками и про какую-то там любовь в их возрасте, было просто смешно думать. И вот ей скоро будет сорок, а она не хочет думать о них. И это всё перевернул вверх ногами Никита. До него было предсказуемо и понятно. Она носила длинные юбки, делала пучок или ракушку и вполне была довольна своим возрастом. Ах, если б ему сейчас в пару её ту 17-юю… Хотя в свои 17 она не подошла бы ему. Ещё глупа и неинтересна. А в 25 затюканная Долговым была уже никакая. Старуха. А Никиту знала всего ничего, а кажется, что всю жизнь. Хотя она о нём ничего не знает. А то, что знает, может быть не правдой. Тропинка обогнула кусты, запорошенные белым ворсистым инеем. «Точно, как кораллы, только белые! — восторженно подумала она, приостанавливаясь около них. — Жаль, нет фотоаппарата, красота неописуемая». Захотелось заорать во всё горло от переполнявших чувств, поделившись ими со всем миром, да так, чтоб попадал снег с деревьев устроив безумный снегопад. Рядом раздался скрип снега и торопливые шаги, она даже не успела оглянуться, как её лицо припечатала огромная снежная рукавица и мужские руки принялись шарить по карманам. Кричать было невозможно рот забит снегом, лицо саднило. Только подумала, что наверняка, двое воришек. Руки, показалось, было четыре. Дальше раскачали и бросили в сугроб лицом. Пока выбралась, никого поблизости уже не было. Страх сменила обида и злость. «Но почему я!» Ощупала себя, всё оказалось на месте. И золотишко, и деньги преспокойно занимали свои места. «Тогда что искали? Неужели опять дискету, хотя могли и ключи от квартиры. Хорошо, что взяли всего одни и они у Никиты. Мужикам ничего не скажу, не буду портить им праздник. К тому же сама виновата, Кушнир предупреждал. Лучше надо поторопиться в номер и привести до их прихода лицо в порядок. Отвратительное зрелище женщина с чёрными подтёками краски под глазами. Паразиты, покупали в сугробе на славу, тушь аж капает». Поразмыслив, решила на трассу назавтра не ходить, а поехать посмотреть Ивано-Франковск.

Деды и прадеды умели и любили проводить рождественские праздники. И Лена приехав сюда на Рождество, надеялась хоть что-то увидеть из той старины и не ошиблась. Когда вечером под окнами появился дидух — ритуальный сноп пшеницы, который символизирует дух предков и приносит счастье, а рядом накрытый украинскими яствами стол, Лена поторопила своих мужиков на улицу. Она, наблюдая из окна за процессом, видела, как столы покрыли свежим сеном, поверх сена посыпали немного зерна, а по углам уложили по зубчику чеснока и только потом покрыли скатертью.

— Никита, зачем зерно? — побежала она за разъяснениями к Кушниру.

— Чтоб жилось в достатке.

— А чеснок по углам? — тут же уточнила она.

— Чтоб защитить дом от злой силы и болезней, — охотно делился знаниями он.

— Как интересно.

— В старину были уверены, что именно в это время тёмные силы опускались на землю, берясь хозяйничать на ней. Не боишься? — прорычал рядом с ней, пугая Кушнир.

Отмахнувшись, Лена опять подлетела к окну. По всей длине столов уже горели свечи. Там, внизу, сходился народ. Ещё в детстве при чтении Гоголя его «Вечеров на хуторе…», сжималось сердечко. Со школы знали, что ночь перед Рождеством полна тайн и сказочных чудес, а ещё злых духов. Поэтому, чтоб не попасть в сети этих самых духов, народ старался не спать, ни с кем не ссориться и жечь, как можно больше огня.

За столом были только постные блюда. Первой предложили кутью. Особенно рекомендовали быть внимательными девушкам, которые её едят. Они должны слушать, в какой стороне залает собака. Вот именно оттуда и появятся сваты от жениха. В самый разгар ночи пришли колядники. Первыми пели колядки подростки. Лена шевелила губами, стараясь запомнить. Никита рассмеялся:

— Не мучайся, я тебе запишу. «Христос Спаситель в полночь родился. В вертепе бедном он поселился. Вот над вертепом звезда сияет. Христос Владыка, в свой день рожденья подай всем людям мир и просвещенье!»

Лена откусила вареник с капустой и оставшуюся половинку отправила ему в знак благодарности в рот. Позже во время перемены блюд на столе, меняли постные блюда на скоромные, появилась мощная группа колядников в вывернутых тулупах, ярких национальных нарядах, в масках животных и со звездой. Внутри которой, освещая путь коляде, горела яркая свеча.

Лена засмотрелась ещё на одну группу не похожую ни на что. «Не понятно… Что за ерунда?» Никита, проследив за её взглядом, рассмеялся:

— Трансвеститы.

— Краска на щеках… Небритых… Я в шоке.

— Чего? — не унимался, подмигивая Даньке, Кушнир. — Премилые красавцы.

— Тогда уж красавицы, — хихикнул Данька.

— Фу, какой ужас… — Отвернулась Лена. — Всё-таки надо как-то тусоваться по интересам, чтоб не портить настроение другим.

— Может у них то форма протеста против жизненной рутины. Может они считают, что совершают переворот во вкусах, — хихикал Данька.

— Может, может… В женщине и мужчине даже душа иная. Как и кое — что ещё… — сердилась Лена.

Глава 25

Утром она с трудом разодрала глаза, собираясь поехать на экскурсию. В автобусе все люди на виду, если увязался за ней чей-то хвост, то она его высмотрит. Никита отнёсся к этому насторожённо. Пытался отправить на машине, раз уж так приспичило смотреть городок и с охраной, но Лена решив, что им тут, учитывая нападение на неё, она больше понадобиться, настаивала на своём варианте. Под железной логикой, что в автобусе среди народа с ней ничего не случиться, Кушнир сдался и дал добро. Лена ликовала. Ей давно хотелось проехаться по этим местам, но всё руки не доходили, а ноги не добегали. И вот она совсем рядом, так почему бы не воспользоваться. Гид с любовью рассказывал о родных местах. Так она узнала. Что основан он 1662 году и в те далёкие времена служил крепостью от набегов крымских татар, а также был оплотом шляхтичей Потоцких на Галицкой земле. Андрей Потоцкий назвал этот город в честь своего сына — Станиславом. Как и большинство европейских городов, он начинался с Рыночной площади и Ратуши, которые целы до сих пор. Лену обрадовало то, что ни многоэтажек, ни тем более зданий из стекла и бетона в местечке нет. Самое высокое здание — это та самая Ратуша. А домики и церквушки вокруг похожи на игрушечные декорации и сказочные сюжеты. Лена, внимательно слушая экскурсовода и глазея на достопримечательности, не спускала глаз с группы. Останавливаясь на каждом лице и внимательно присматриваясь, пыталась вычислить вчерашних людишек, напавших на неё, а так же по возможности предугадать их новый ход. Уютные маленькие площади, сменяли скромные костёлы, церкви без золочённых куполов, которые Лене были ближе чем отливающие золотом маковки. В самом старом сооружении города — костёле Пресвятой Девы Марии, пока она рассматривала нарядные элементы барокко причудливо переплетающийся с изящными линиями эпохи Ренессанса, сзади раздалось глухое покашливание, и мужской голос произнёс:

— Я давно за вами наблюдаю. Вижу, вам нравится… я сам не первый раз сюда приезжаю, люблю осень в Карпатах. Ну, а зиму само собой.

Лена, оглянувшись, внимательно, без стеснения, обсмотрела с ног до головы крупного импозантного мужчину, обладателя приятного баритона. «От сорокапяти до пятидесяти». — Прикинула она. Выглядит, как огурчик. Подтянут и со вкусом одет. «Случайность? Любопытство или это тот кого я жду?» — тут же промелькнула закружив подсказка в мозгу.

— Да нравится. Я люблю маленькие городки. В них тихо и уютно. — Решила не уходить от общения она.

— Вот и я. Почему-то знакомо мне ваше лицо. Я понимаю не совсем прилично, но мне очень хочется задать вам вопрос — мы раньше не встречались? — продолжал собеседник.

— Точно нет, — улыбнулась Лена.

— Но у меня хорошая память на лица…

— У меня тоже.

— Что ж вы семейный праздник проводите одна?

— Вы тоже как бы не с семьёй… А насчёт меня вы ошибаетесь. Я здесь с сыном.

— Никогда бы не подумал, что тридцатилетний парень ваш сын. Тогда вам должно быть не меньше пятидесяти или около того. А вам больше тридцати с хвостиком не дашь. С любого боку шикарная женщина. А я действительно один. Последний раз разошёлся ещё десять лет назад. Два раза был официально женат и оба неудачно. Причём стаж в браке минимальный. Долго ищу, а найду, семьи не получается.

— Что ж бывает. — Кивнула Лена, пытаясь слушать ещё и гида. Она поняла, что собеседник перепутал Никиту с Данькой. «А что, если это просто нормальный мужик, а совсем не тот, кого она ждёт?» На всякий случай она держала сумочку под мышкой, крепко прижимая её к боку. «Если ищут ключи, постараются вырвать сумку или пошарить в ней». Она с интересом посматривала на него, прикидывая, когда и как он это будет делать. Обедали в ресторане расположенном в центре города. Её собеседник посоветовал заказать блюдо из прикарпатской форели. Лена осталась довольна, её так же приятно удивили цены. Которые оказались намного меньше столичных. В самом конце, отогреваясь чаем, они сидели за столиком и разговаривали. Она отпила глоток чая и поставила стакан на стол и ещё раз пыталась оглядеть и оценить собеседника. Уверенный в себе. Глаза умные. Улыбка тоже похоже не злая. Но кто ж его знает… Новый знакомый, представившийся Константином Петровичем, опередив её, расплатился сам. Лена не возражала. Она почему-то уверилась, что это он. С чего просто мужику ухаживать и таскаться за ней. А за вчерашнее её купание в снегу не грех их и объесть. — Злорадно думала она, собираясь пред дорогой в пансионат зайти в туалетную комнату. И тут произошло непредвиденное. Молодой парень, стоящий у фикуса, выхватил у неё сумочку и был таков. Лена запаниковала. Константин Петрович предложил остаться и обратиться в милицию. Так и сделали. Автобус вернулся без них. А им пришлось засесть на несколько часов в отделении, с объяснениями и протоколами. «Страну можно познать по самым, казалось бы, заурядным проявлениям жизни. Например, по работе милиции. Сейчас мы посмотрим, как она у нас работает». — Издевалась она над собой. Услышав её фамилию, новый знакомый просиял:

— Я ж говорил, что память не подводила. Елена Долгова. Я с удовольствием читаю ваши детективы. Господа, — кинулся он к оперативникам, — вы просто обязаны найти её вещи.

— Найдём, если вор потеряет, — хмыкнул белозубый парень. — Посидите пока. Мне надо кое-что уточнить.

Уточняли они три часа. Лена устала, и ей хотелось завыть. «Что за милиция в этой дыре… Хотя справедливости надо сказать, что в столице ни лучше, если ещё и не наоборот. Глядя на этот бардак, я понимаю, почему про успешных ментов пишет одна писательница. Зато про то, как помогать себе и знакомым без них, аж человек десять». Её собеседники в милицейской форме и без неё, периодически менялись. Её один язык против них всех не устоял и, сделавшись толстым и тяжёлым, отключился. А ещё она с удовольствием послала бы, куда подальше, своего квохчущего беспрерывно спутника, но остаться одной и потом неизвестно как добираться тоже перспектива не радужная. Никиту просить о помощи нельзя, больше уж наверняка никуда после этого одну не выпустит. К тому же, если этот тип засланный казачок, пусть видит, что у неё в карманах тоже пусто и она, не ленясь, ему демонстрировала это. Если б ей кто — нибудь рассказал, что она вляпается в такую историю, не поверила бы ни в жизнь! Поверит ли Никита… Вспомнив о Кушнире, она икнула.

— Не волнуйтесь вы так, в случае чего, мы останемся здесь в городе в отеле «Украина» или если желаете в трёхзвёздочном «Аускопруте». Я хороший юрист, у меня деньги есть. — Понял её сопровождающий манипуляции с карманами по — своему.

— Я заметила. Но спасибо не надо. «Этого ещё не хватало, ловелас. Отель ему подавай. Сейчас разбежалась». — Промямлила она половину того, что подумала.

Через три часа к её неописуемой радости вернули сумку. Причём целую и невредимую. Лена подняла изумлённые глаза на них. «Одно из двух. Или у них настолько тесная связь с преступным миром, что они так быстро договорившись смогли её добыть. Или украли её сами под подстрекательством какой-то силовой структуры. Долгов всегда говорил: по раскрываемости та операция успешная, которую менты сами же и организовали. Возможно, вот этот случай со мной, тому подтверждение».

— Просим прощение за неприятный для вас и всех нас случай. А также примите наши извинения за задержку. Но как говорится, важен результат, а он вот, — передал майор ей сумку, прося проверить и расписаться. Лена расписалась и поторопилась подняться. Но её просили подождать ещё минут десять, пока подъедет машина, которая доставит её до пансионата. Лена просияла. «Отлично, ещё и доставят на место. Никита с Данькой ей ввалят не без этого. Но она сможет помыться в своём номере, уснув у него на груди».

Глава 26

Дорогу до отеля она помнила плохо, поэтому проверяться в окно не имело смысла. Уши заложило ватой, хотелось спать. Когда милицейский «бобик» с мигалкой и жёлто-синими полосами подкатил к корпусу, там уже в боевой стойке с руками в карманах перекатывался с носков на пятки Кушнир и, подперев спиной половинку входной двери скрючившись от холода, маячил Данька. Они с любопытством наблюдали за выкатившимся из милицейского средства передвижения гражданином, помогающим во всю прыть Лене выйти. Распрощавшись с вежливо откланявшимися ментами, парочка подошла к Никите.

— Разрешите представиться молодой человек, — обратился спутник Лены к Кушниру, — Константин Петрович, известный адвокат. Большой поклонник вашей матушки. — При этих его словах глаза Никиты хитро сузились, а Данька, засунул в рот кулак и неприлично хрюкнул. — Вам не о чем беспокоиться, я был при ней неотлучно. — Продолжил ничего не заметив Константин. — И на завтра, если вы не против, и она даст своё согласие, намерен пригласить её посмотреть ужгородские замки. Ваша матушка очаровательная женщина и чудная собеседница. Я смею надеяться, что наше знакомство продолжится.

— Конечно, конечно. — Не моргнув глазом, заявил Никита, — я вам так признателен. А теперь извините. Ну-ка, мать, давай домой, — взяв за локоть, подтолкнул он Лену под смешок Даньки, в корпус. На пороге он обернулся, мужик с мечтательной улыбкой смотрел им в след. «Откуда леший сего клоуна принёс?» — подумал он и заспешил, по лестнице вверх, подталкивая еле плетущуюся Лену, стараясь избежать соблазна подхватить её на руки. Данька уже не хихикал, а зычно гикал, пытаясь проникнуть за ними в номер, чтоб повеселиться дальше. Но Кушнир, не желая понимать его настроения, развернул потешавшегося Даньку от порога номера, не впустив. Уставшей Лене было совсем не до веселья и разборок. Упав на кровать, она простонала:

— Объяснения после душа.

— Само собой. А пока ответь — это что за дед Мороз?

— Кажется, ухажёр.

— Даже так… А чего разлеглась одетая и обутая?

— Слабо догадаться? Сил нет. Ты доставляешь меня в ванную, я рассказываю тебе всё.

— Как на духу? И про этого мухомора?

— Вот дался он тебе. Предлагал, кстати, остаться с ним в трёхзвёздочном отели. Забыла его мудрёное название. Клялся что не беден, но я, приняв любезное предложение ментов, предпочла приехать сюда. А ты вредничаешь.

Никита, сняв сапоги и стянув с неё шубку, принялся торопливо раздевать.

— Полная белиберда. Может, пояснишь, как ты к ментам угодила?

— Меня обворовали. Сумку наглым образом стянули. Правда, через часа четыре, в общей сложности, нашли.

— И…

— Всё цело и всё на месте.

— Ну, раз так, то тебе не будет так дивно услышать нашу новость.

— То есть?

— У нас тут тоже рылись. В обоих номерах. Правда, аккуратно, но мы заметили. И заметь, внизу не сознались, что давали кому-то ключи. Мы тут с ребятами прикинули…

— Отнеси меня в душ. И постой рядом. — Запечатав его рот пальчиком, попросила она.

Желание было выполнено. Включив воду, Лена честно рассказала ему про нападение на тропинке и про передачу ворованной сумки в отделении милиции.

Он сморщил нос.

— Думаешь, в номере прослушка?

— Лучше не рисковать и быть аккуратнее. Оказывается им не всё по силам. Да, они могут многое, но не всё. Похоже, ищут ключи от квартиры. Они только у тебя, Никитос. Будь внимательнее. А ты сейчас ведёшь себя, как Отелло. Что за замок поставлен, раз им совсем не просто его без ключей открыть?

— Мы тоже так подумали… Есть там секрет. Но у меня к тебе претензии. Ты сегодня нарисовала на моей голове седые волосы. Представляешь, приходит автобус и без тебя. Мобильный не отвечает…

Посмеиваясь, Лена вылила на него треть флакона геля.

— Вы всю зарядку с Данькой у меня выговорили. Звонили и звонили, он и сдох.

Но он не был настроен на хиханьки и от того принялся ворчать:

— Водитель автобуса толком ничего не знает, и тут заявляешься ты, в «бобике» ментов, с этим бравым попугаем.

Она легонько шлёпнула его ладошкой в грудь.

— Вот дался он тебе. Понятие не имею что за мужик.

— Охотно верю.

— Противный.

— Целый день с ним проторчала ещё бы не опротиветь… Колись уж… Так прямо и ничегошеньки о нём не знаешь?

— Почему, кое — что известно. Не женатый и весьма интересный собеседник. — Лена, видя его неудовольствие прикидывала чего бы такого интересного сочинить на ходу, но сегодня ей это не совсем удавалось. — Может случиться так, что он придёт просить к тебе моей руки. — Добавила она вздохнув.

— Бурные аплодисменты, — похлопал Никита ладонями, враз разлетевшиеся капли ударили в разные стороны золотым дождём. — С чего этот козёл решил, что я твой сын? У него что глаз нет?

Лена хотела сказать, что их нет у всех мужчин без исключения, но передумала, решив всунуть небольшую шпильку по ходу.

— Узнав, что я здесь с сыном, а в номере мы живём вдвоём, он сам ввёл себя в заблуждение, прикинув, что это ты. Я не разубеждала. Кто ж виноват, если головы мужиков устроены со свистком. Ему слабо твои годы наложить на мои. Не могла же я в самом деле родить в начальных классах. А вообще, было интересно посмотреть на то, как он себя будет вести. К тому же я не была уверена, что это не один из тех, кого мы опасаемся.

— Зажимать пробовал?

Улыбка сама ползла на уста, но она из всех сил держала правильную линию.

— Он воспитанный ловелас, в отличие от тебя.

— Ему лучше им и оставаться?

Лена помазюкала себя душистым мылом и объявила:

— Я поеду завтра с ним в Ужгород.

Никита посчитал правильным завернуть кран, вода сошла на капли.

— Та-а-к! Что за новости? Зачем?

Она тут же вернула рычажок на прежнее место и, поймав первые струи, принялась рассуждать:

— Во-первых, посмотреть город. Во-вторых, должна же я знать за какой редькой, он ко мне пристал.

Раз дело… Никита тут же вышел с предложением:

— Я поеду с тобой… На правах сына, а что вполне подходяще…

Но Лена не оценив, осадила его порыв:

— Не мели чепухи. Я вполне взрослая девочка к тому же до неприличия правильная. Всё непременно обойдётся. Придушит он меня, что ли в том замке…

Но Никита тут же выдвинул новые опасения:

— А если он будет приставать?

Лена рассмеялась:

— Да ты никак ревнуешь, умора… Лучше скажи-ка, ты догадался взять мне ужин в номер?

— Догадался. В микровоновке стоит. Сейчас разогрею. Тебя что кавалер не кормил? — тут же подковырнул он.

— Кормил форелью, но это было ещё в обед. Ужин предлагался вместе с гостиницей.

— Какой прыткий.

Видя усталость Лены, Кушнир перекрыл воду и замотал её в простыню. И тут до них прорвался стук в дверь. Лена повернулась к нему, промокая его лицо полотенцем, подняла палец вверх:

— Слышишь, Никита, в дверь стучат, иди, открой, тебе проще.

Лена осталась сушить феном волосы, а Никита, завернувшись в полотенце, распахнул дверь. За порогом стоял улыбающийся Ленин ухажёр, с огромным букетом роз.

— Весь внимания Константин Петрович, — опомнившись, брякнул Кушнир, загораживая вход. — Чем обязаны?

Константин упершись в мощную грудь «сыночка» затарабанил:

— Маме от меня, передайте в благодарность за прекрасно проведённый день. И напомните, что я надеюсь на завтрашнюю поездку…

Церемонно поклонившись, он сделал шаг вперёд… Кушнир растерялся и замешкался с действиями. Как бы оно получилось неизвестно, но Никита заметил у соседней двери смеющуюся физиономию Даньки и разозлился.

— Непременно. — Невежливо пхнув, захлопнул он перед оторопевшим юристом дверь, чуть не прищемив ему нос.

Выглянувшая из душа Лена заметив спрятанный за спину Кушнира топорщившийся розами букет, удивлённо спросила:

— Кто был? неужели мой кавалер, надо же, какой расторопный! А чего ты цветочки прячешь за спиной, дай полюбуюсь.

Кушнир открыл окно и луканул в него букет. Цветы пришлись, как раз на незадачливого поклонника, осыпав его с ног до головы. Ничего не понимая, он поднял глаза вверх и встретился с разозлённым взглядом метающим молнии Никиты.

— Зачем ты выбросил? — сощурила от смеха глаза Лена.

— Я не подумал, что для тебя это так важно. Но уж собирать вниз не побегу. Исправлюсь, завтра куплю тебе ведро цветов, раз для тебя нюхать их такая необходимость. А сейчас давай ешь и спать. На сегодня получила и приключений, и романтики под завязку.

Глава 27

Встретив Константина после завтрака, Лена терпеливо выслушала его обиженный рассказ — ябеду о поступке её «сына» и попробовала объяснить это наверняка сыновней ревностью.

— Он же взрослый мужик, должен понимать… — обиженно цедил тот.

Но Лена развела руками.

— Увы, но реальность такова, что мужики, и большие и маленькие, любят только себя.

— В этом вы правы, мне нечем крыть. Так как моё предложение, насчёт поездки по замкам?

Понимая, что возможность ещё раз остаться с носом он не переживёт, Лена на радостной ноте выдохнула:

— Принимается!

Довольный, он тут же забыл о неудачной истории с букетом. Хотя какое-то тёмное впечатление от этого осталось.

Проходя мимо оживлённо беседовавших Лены и Константина, Никита с Данькой процедили что-то вроде «здрасьте». Тут же ему Данька, морща от смеха переносицу, заметил:

— Кушнир, а ведь юрист запросто уведёт маменьку у тебя из-под носа. Прикинь, у него все данные на это. Приплюсуй романтику и возраст опять же подходящий.

Никита, в полуоборота наблюдая за парочкой, сцепив зубы процедил:

— Не уведёт, она ему не по зубам.

А Данька не собираясь отступать приготовил ему новый вопрос:

— Тебе, конечно, виднее. Но пойдём дальше… — важно начал он. — Вот ты мне скажи-ка: как она цветы его вчера восприняла?

Никита с непроницаемым видом подвинул ему соус к вареникам и прожевав парочку объявил:

— Не успела никак, я их выкинул в окно. Получилось метко и с возвратом.

— Это как? — замер Данька, к счастью успевший только надкусить вареник, а не пожевать его. Подавился бы запросто.

— На его голову как раз, — изобразил он нечто неопределённое.

— Та-ак, — разочарованно вздохнул Данька. И уже через минуту язвительно заметил. — Жестоко. С влюблённым так нельзя.

Кушнир недовольно поморщился.

— Нормально.

— А маменька? — осторожно поддел парень.

Никита взорвался:

— Ни на кого нельзя надеяться… Ты на чьей стороне?

— На твоей. Юрист мне совсем чужой, — хихикал Данька. — Я за счастье маменьки радею.

— Вот и не суйся. Цветы ей надо? без вопросов. Ведро к её приезду привезут и не таких жлобских.

Данька неопределённо помотал перед его носом ладонью.

— Я понял, ты грубейшим образом намекаешь, что она достойна царского букета. — Тот не понимая куда он клонит осторожно кивнул. А Данька оседлав своего любимого конька продолжал: — Ты на правильном пути. Это хороший, проверенный ход. Но в данном случае он может не сработать.

— Вот так да!

— Ага! Может ты сначала поинтересуешься у меня, какие она любит. Правда, тебе это не дёшево будет стоить… — Он поймал вопросительный взгляд Никиты и выложил свои требования:- Компьютер улучшишь… Для тебя же то пара пустяков, а мне приятно.

Но у Никиты к этому был свой подход.

— Цветы, они и есть цветы, без разницы. Бабы всякие любят.

Данька почувствовав, что здесь он сможет утереть Никите нос и одержать выгодную победу, принялся объясняться:

— Вот ты всё, насчёт всего понимаешь, а с цветами у тебя полная лажа. Маменька любит полевые или, если окультуренные, то непременно мелочь всякую. И чтоб по возможности полевые напоминали. Понял, Ромео?!

Никита, в нервные минуты, потрепав себе щёку, с недоверием уставился на паренька:

— На что этот веник будет похож?

— На любовь, — расчувствовался Данька, уже готовый даром помогать ему.

Рука Никиты переместилась на подбородок и принялась мять его.

— Да?! Ты ничего не перепутал? Ты считаешь клевер придорожный лучше роз?

— А если ты туда ромашек добавишь, маменька захлебнётся счастьем, — расплылся в улыбке Данька.

— Ну это летний вариант, а сейчас надо подумать над достойной заменой. А ты меня точно не разыгрываешь?

— Сам подумай, ты ж не юрист. В одной квартире со мной живёшь, в случае чего запросто уши надрать можешь.

Выслушав Данькин трёп, Кушнир закруглился с выбором:

— Ладно, рискнём… Нет, лучше перестраховаться. Ведро роз и твою экзотику.

— Тоже верно, посмотришь, на что клюнет маменька, Фома неверующий.

— Вот и посмотрю, — хлопнув друг друга по рукам в знак достигнутого согласия, они отправились на трассу. Никита по ходу ещё поворчал:- Тебе веры с маковое зёрнышко. Ты день за белых, день за красных…

Утром опять звонил будильник. Его завела Лена, рядом с Никитой, в сладком забытьи можно запросто пропустить время поездки. Вот она, выставив его, несколько раз за ночь проверяла, чтоб не перевёл стрелки тот, препятствуя её поездке. Не спроста он два раза вставал. Всё решено, лучше перестраховаться. Она прыгала до тех пор, пока Никита не взмолился:

— Лежи, я не трону твою звенящую бандуру.

— А вдруг?!

— Спи, никаких «вдруг». Поедешь со своим Кинстантином, раз уж так хочется.

Лена прикоснулась губами к его плечу и улыбнулась. Это совсем не сон. Она может обнять его, прильнуть к его телу… И утром всё это не покажется ерундой. Её душа рвётся к этому чудному парню с такой силой, что ой-ой… Ей кажется что грудь разорвёт от такого желания и она сдерживает себя, убеждая, что Никита не иначе как мираж, который непременно поморочив голову исчезнет. Теперь в ней шло стенку на стенку. Она хотела бы всецело принадлежать ему и в тоже время, уже привыкнув распоряжаться собой, боялась этого… Нет, торопиться она не будет. Пусть всё идёт своим чередом.

Глава 28

Естественно, она не выспалась и всяко скрывала от Никиты это. Надеялась на одно — выспаться в автобусе. Будет веская причина дремать и не слушать болтовню адвоката. Кушнир поднялся ещё и раньше её, принёс завтрак и кофе. «Ну вот, а я так боялась». Но в автобусе спать совершенно расхотелось. Лена посматривала опять из окна автобуса на пробегающие вдоль дороги, чаще деревянные строения, нежели постройки из камня, стараясь улавливать по ходу слова рассказывающего рядом с ней всякие забавные истории Константина. Гид поведал, что самый западный в Украине город славится своими замками, легендами и… привидениями. Когда переходили по мосту через реку Уж, он заботливо предупредил, что когда ступаешь в «старый» город из «нового», нужно непременно загадать самое заветное желание. И оно непременно сбудется! Вот он загадал прошлый раз встретить необычную женщину и пройти по этим местам с ней. И вот идёт! Лена, удивляясь его напору, даже не улыбнулась. «Больно старается, сукин сын, на самом деле бабник или Ваньку ломает». Перво-наперво автобус притормозил около Ужгородского замка, который, как поведал гид, столетиями слыл верным стражем города. Тут же он, оттесняя с её пространства гида, принялся рассказывать красивую легенду о дочери владельца замка, влюбившуюся в воина из стана противника. На свидание к нему девушка бегала тайными замковыми ходами, в результате чего была схвачена стражей и замурована в стену, а её возлюбленного просто казнили. С тех пор бродит по замку её призрак в поисках своей любви.

— Красивая легенда, но вы могли бы придумать лучше. — Прилепил он поцелуй на её ручке.

— Придумать можно всё, толь привязать к местности сложно. — Брякнула на манер сына она. — Куда дальше, в бок какой легенды, повернут колёса нашего автобуса?

Опережая его ответ, гид радостно сообщила:

— Мы отправляемся в село Невицкое. Будем смотреть стены этого разрушенного в войнах замка.

Казалось, Константин получил новый толчок вдохновения.

— Ходят легенды, что их строили из камня с помощью смеси из извести, яичного белка, молока и крови животных. А сам замок преследует слава разбойничьего. — Тут же включился в объяснения он. — Представьте себе, какая тут кипела война. С одной стороны австрийскими королями Габсбургами и князьями Трансильвании с другой стороны. Замок переходит из рук в руки, его владельцы бессердечны и жадны. Вот чтобы сочинили вы по этому поводу?

— Я? я шла бы от легенды о разбойничьем гнезде. Обитали здесь двое — старый хозяин промышлявший набегами, разбоем и державший для этих целей дружину, а также молодой, занимающийся воровством красивых девушек, например, и прячущий их в замке. Насытившись, он отдавал их дружине отца.

— А что, в этом что-то есть. Тем более легенда о девушках в этих стенах плутает. Правда, говорят, что в этом замке прятали девушек из аристократических семей.

— Замок невест, — объявила гид.

— Слышите, голубушка, — обрадовался Константин. — Невесты взяли моду перед свадьбой сюда на пару часов заглядывать…

— Вот видите, значит, я права, насчёт уворованных барышень. Ничего в этом мире не происходит просто так. Если сюда несут свою девичью грусть и сомнения невесты, то значит такое преклонение кому-то здесь надо. И это могут быть те самые безвинные души.

— Я поражён. Вам романы писать, а не детективы. Похоже, ваша интуиция осечек не даёт.

— Вы перегнули палку. Чтоб писать романы надо держать постоянно за лапки любовь. Детективы проще. А интуиция?… Её у каждой женщины, как грибов в дождливый год.

— Скажете тоже?

— Вот допустим, возьмём и прикинем, что сумку у меня украли неспроста, а с целью добыть ключи от квартиры, где они думают найти интересующие их документы. А их там давно в помине нет, и я храню их в надёжном месте, скажем, у друзей. Но это ещё не всё, возле меня вы крутитесь не просто так, а в получении какой-то информации. Ну, как?

Он натянуто улыбаясь довольно-таки серьёзно смотрел на неё.

— Да, быстро вы сориентировались.

— Вот, а с любовью так не получится.

— Отчего ж? Вы предполагаете, что вами нельзя увлечься без какой-то цели?

— Я об этом не подумала.

— А о чём вы подумали, наверняка о том, что я не гожусь на роль романтического героя? А ведь я всегда считался очень даже интересным мужчиной. Вы присмотритесь.

«Может, лет в тридцать и было такое несчастье, а сейчас для охотниц вешалок в самый раз. Для зрелой умной бабы ты уже карась понятный».

Лена смутилась своим мыслям. И чтоб перевести стрелки разговора спросила:

— Что там у нас дальше по программе из-за вашего шёпота, я прослушала гида?

— Мукачево. Самый таинственный замок Закарпатья. Один из последних форпостов Ордена тамплиеров. Когда орден был запрещён в Европе, убежище рыцарям учёным дал Венгерский король. Загадочные руины я вам скажу.

— Интересное начало.

Она шла поддерживаемая им под локоть по тропинке ведущей к загадочным руинам. Всё кругом поросло бузиной. Застывшие от мороза чёрные ягоды и присыпанные снегом гнутые кусты придают месту зловещий вид. Гид подвела к колодцу, постояв возле которого Лена почувствовала бегущие мурашки по спине. «Это только у меня или у всех?» — посмотрела она поёжась на спутника.

— Что забирает? — осведомился тихонько он. — Это ещё что. Космические съёмки NASA зафиксировали в районе этого замка мощный энергетический столб.

— Серьёзная контора.

— Да загадка.

— К тому же тамплиеры не простой орден. Что искали они вдали от торговых путей? Кстати, в этом месте не найдено ни одного рыцарского захоронения.

— Здесь не всё просто. Я согласна с вами, безумно интересно.

— Так давайте приедем сюда весной ближе к лету. Тут так чудесно не пожалеете.

— Ох, как вы скачете. Уверенный в себе человек. Я привыкла дальше утра не загадывать…

— Тогда я сейчас по приезду в пансионат предлагаю покататься на тройке. Это решение даже не надо откладывать до утра… Так как?

— Я согласна. Только перекусим где-нибудь.

— Принято, я даже знаю где. Вам понравится. Снаружи, так себе деревенский дом, а кормят там, как во дворце.

Лена покрутила меню, теряясь с заказом. Он, бывавший здесь не один раз, понял и, смеясь предложил попробовать фаршированную картошку и тушёную капусту с грибами.

Глава 29

До пансионата ехали на тройке. Встречающий у входа в корпус Никита был взбешён, а потешающийся над ним Данька через края весел.

— Это уже ни в какие ворота, — скрипел он, топая следом.

— Один ноль в его пользу, — свистящим шёпотом известил Данька.

— А ты цыц и марш отсюда, — топнул он опять на парня у двери номера.

Лена, перешагнув порог, обомлела. В жизни не видела ничего подобного! На полу ведро с белыми розами, составленными в огромный шар Розы стояли в банках и вазах по всей комнате. А на столе букет из мелких, разномастных, нежных цветов. Это было незабываемое ощущение! Голова точно пошла кругом. Честно говоря, никогда в жизни никто не дарил ей столько цветов. Постояв минутку в раздумье, она присела над розами и, втянув ноздрями их аромат, улыбнулась.

«Малый пустобрёх, — подумал Никита, наблюдая за ней, — хорошо хоть перестраховался. Все бабы поднимают лапки перед розами». Но Лена поднялась и, вытянув из вазы букет из мелких цветов, поднесла к лицу. А затем, зарыв его в цветы, прижала к груди. Из всех цветов она предпочитала именно такую мелочь. «Похоже, ей этот веник больше по душе!» — поморщился Кушнир и обнял её среди этого цветника любви.

— Надо же Константин выше похвал, — пролепетала она, пряча улыбку в цветах. — Ухаживает, как в романах. Когда успел?!

Никита такого разворота не ожидал. «Минуточку!»

— Этот — то, попугай тут причём… Это я. — Возмутился, опомнившись от чуть не прибавленных за его счёт очков противнику, он.

— Ты?! — изумилась она. Ощущения — как будто искупали в ванне с шампанским. Скрыла. Спросила как бы равнодушно:- С чего вдруг? У тебя ж не было привычки баловать меня цветами…

— Привычка дело наживное. — Смутился он. «Считал, что играть в сю-сю с цветами, можно с девочками, а взрослой женщине важнее другое». Но этого он ей не сказал.

Лена оставила букет на столе и, поднявшись на цыпочки, обняв его за шею, притянула растерявшегося парня к себе.

— Как догадался? не про розы, про букет?

— По твоим сочинениям…,- соврал он. — Я заказал сауну, так что переодевайся и идём, чтоб не было больше нервотрёпки, в феврале летим в Венецию на Венецианский карнавал. Это будет менее безопасно. Ты языка не знаешь, книжонок твоих, там, в помине никто не читал, соответственно тебя народ не знает. Обойдёмся без почитателей. — Добавил он раздосадованный на себя, снег и тройку. «Юрист про тройку допёр, а я нет».

— А перенести нельзя? Я устала. — Сморщила носик Лена.

— Нельзя. Может это ты от меня устала, слушая слащавый шёпот путешествующего павлина?

Лена улыбнулась его ворчанию и принялась переодеваться.

— Надо было предупредить, а не сердиться, я б отложила катания и пива бы купила…

— Там всё есть, не тяни время или тебя на руках нести?

— А вот Константин бы понёс не спрашивая, — подковырнула она за больное место. Отчего бы ей и не помахать так долго сложенными крылышками, коль жизнь даёт такую возможность.

— Лен, ты что, с ума сошла. Влюбилась? Он тебе своей слащавой мордой и языком, глаза сетью из трёпа завесил…, а ты и растаяла. — Сорвался он, порастеряв самоуверенность, а потом, ухмыльнувшись добавил яду: — Ну, конечно, он высокооплачиваемый юрист, а я всего лишь мастер по ремонту телефонной сети.

— Идём, чёртушка, ненормальный, пока не раздумала и не нырнула в тёплую постельку спать. — Прижалась она к его плечу.

— Скажи, что он тебе не нравится? — тут же принялся настаивать он.

Лена по своему обыкновению сморщила в смехе носик:

— Нравится, вполне интересный мужик, только быть с ним вместе, я не хочу. Всё, чайник вскипел?

Но по-видимому не совсем, раз последовал следующий вопрос:

— Он целовал тебя?

Лена смутилась окончательно, но, скрывая это, прыснула:

— Ба, Кушнир, да теперь понятно, почему ты до таких годков один. Не иначе, сокол мой, как прямой потомок синей бороды. Всем претенденткам «чик» сделал. Не трогал он меня, кто б ему, интересно позволил. Забыла, руку целовал, можешь в сауне её мне особенно помыть. — Это смягчило его, но он всё равно злился. На себя, на неё, на этого подвернувшегося под ноги юриста. Своим спокойствием, женщиной и счастьем, ради которого он рисковать не собирался. Так что причин для злости хватало. А Лене нравилось, когда он злился — верёвки можно вить любой величины. А ещё ощущать себя женщиной, ради которой обнажаются мечи, ломаются копья и звенят щиты. Хотя всё это немного смущало, что происходит именно с ней и этим бесподобным парнем. А он продолжил не просто сбивать её с толку, но и удивлять:

— Сам не замечал за собой такого. Никогда не думал, что баба может довести до мушек в глазах и раскалённых углей, — заметив насмешку в её глазах, бубнил он себе под нос.

— Пойдём уж самонадеянное порося, — засмеялась она, понюхав перед уходом букет. — Удивляй дальше. «Ах, как его разобрало. Аж самой интересно. Придётся ещё повозиться с Константином. Идея Никиты с карнавалом, вообще выше похвал».

Ночью, растворяясь в любви и прижимая тёплую расслабленную Лену к груди, Никита решил, что больше никаких познавательных экскурсий для неё не будет, с утра и на трассу. «Не хочет на лыжах, я её на санках покатаю». Лена мурлыкала котёнком. Его накрыла волна нежности… Но не уступил и после завтрака он примерно такую перспективу и обрисовал Лене. Лена поняв, что альтернативы ей никто не предоставит, согласилась. Опять же чего не покататься на дурняка. Съезжать с горы на санках было весело и страшно, и она визжала от того распирающего грудь веселья и страха. Никита подгонял восторги. Было обоим хорошо. Потом Лену потащили оттачивать лыжное мастерство. Но провозившись с ней часа три, Данька утянул Никиту с собой на профессиональную трассу. А её оставили штурмовать лыжню. Скучновато. «Быстро они от меня отделались». Лена только подумала о так быстро закончившемся катании на санках, и тут опять появился на её дороге Константин. Наготове и во всеоружии. В высоких замшевых ботинках, яркой тёплой куртке и пушистом свитере, он выглядел намного моложе. Сдав лыжи и обзаведясь санками, мужик, сориентировавшись, предложил ей свои услуги. Весело несясь с горы, валились в сугроб, который располагался по одну сторону спуска, по другую стеной стояли сосны. Въехать не дай бог. Навалявшись, хохоча вылезали и, поднявшись, пили на верху ароматный глинтвейн закарпатского розлива. Какие именно травы кладут в напиток, Лене выяснить так и не удалось. Но вкусно беспременно. От горячего вина и весёлой заводной музыки она ещё больше развеселилась. Они хохотали, вспоминая приключение с сумочкой. Удовольствие прервал звонок Кушнира, интересующегося, где она и как её успехи. Узнав, что Лена ещё на горе, удивился, поинтересовавшись, что она там делает? А услышав игривое: «Катаюсь на санях», насторожился. Мужской смех около неё, вывел его из себя:

— Этот попугай рядом?

— Мы катаемся и пьём глинтвейн. — Смеялась она.

— Так! Дозвониться до тебя невозможно; я-то думаю, что она в номере кукует или работает в поте лица, а ты с кавалером на санках раскатываешься. Завтра уезжаем. Сейчас придёт Санёк и заберёт тебя. Сам я не могу, спущу его с горы к чертям собачьим, без лыж и канатной дороги.

— Что тут такого, могу я покататься, — вяло оправдывалась она, зная, что Никита всё равно останется при своём мнении. Так и есть, Кушнир возопил:

— Я ему точняк продолжение «Вия» организую. Он у меня в гробу над Карпатами полетает и руль даже не поставлю.

— Никита, не дури…,- попробовала она докричаться до него.

— Елена Максимовна, проблемы? — подошёл ухажёр. — Опять сын бунтует.

Поскучнев, вздохнула. Развернуться не дают!

— Хорошего помаленьку, Константин Петрович.

— Лена, а ну его к лешему твоего строптивого отпрыска, давай убежим, мы свободные и давно взрослые люди? — вдруг заявил он, переходя на ты.

Она удивилась. Лена бы может, так и сделала, если б то касалось Даньки, а не Никиты, мужик ей был симпатичен. Серьёзного она, конечно же, ничего бы не позволила себе, но поболтать с ним не отказалась. А сейчас ей сделалось смешно, и она предложила просто погулять. «Если Кушнир грозился выслать Саню, значит, он на пути. Никита дошёл до кипения и лучше его не щипать».

Довольно-таки быстро появившийся Санёк: холодно поздоровался с так не любимым Никитой юристом и радушно пообщался с ней. Оттеснив Константина, предоставив ему возможность развлекаться дальше самому и забрав Лену с собой не прощаясь, исчез.

Глава 30

Рано утром, заставив спешно собраться, к неудовольствию Даньки, он увёз их в столицу. Данька дулся всю дорогу на неё, догадываясь о причине такого укороченного отпуска, но молчал. Однако через два часа, не в силах больше молчать, он, игнорируя мать, завёл разговор с Кушниром. Никита наоборот был весел. Лена, греясь в тепле его рук и груди, дремала. Ах, если б счастье возможно было растянуть на всю жизнь. Никита, словно прочтя её мысли, прошептал:- «Ничего нет невозможного в этом. Надо только захотеть, радость моя». Она со страхом подняла глаза на него. Неужели мы одно целое. Он считывает даже её мысли. Санёк радовался, что, наконец-то, едут домой, а Вася просто делал своё дело, крутя баранку. Доехали без приключений. С надеждой и сомнением подошли к двери. Но всё обошлось и дверь, нормально себя чувствуя, открылась. Лена, бросив мужиков разбираться с вещами, с замирающим сердцем, пробежалась по комнатам. Проверила дискету в венике и папку подколотую на скотче за заднюю стенку шкафа. И только поняв, что беда миновала и, не добыв ключа, любители тайн не рискнули сунуться, она успокоилась.

— Ну что убедилась, гостей не было? — обнял её Кушнир. — Я ж тебе говорил. Если б они могли открыть дверь, не пыхтели б на Карпатах над добычей ключей. И, скорее всего, это любопытничали не представители вашей армейской элиты, а силы безопасности. Надо дать им копии всего и они успокоятся.

— Для чего же они охотятся за этим, если не принимают мер? — не поняла Лена.

— А они сейчас на вроде коллекционеров. Обязаны знать всё по должности. Вот они и стараются. Добыли. На полку положили. До отдалённых времён. Как коллекционера греет душу новое приобретение, так и их само наличие в их ведомстве этой информации. Посмотрят, порадуются и опять поставят. Я так думаю у них её на многих достаточно собрано. Только пустить в ход, силёнок нет.

— Ты так думаешь?

— Догадываюсь. Давайте ужин организуем. Я проголодался. Трасса, твой кавалер забрали последние силёнки. Наконец-то, я больше не увижу его приторную физиономию около тебя.

— Никита, а ведь ты пасанул перед ним, век бы не подумал про такое. Так хорошо катались. — Прорвало язвой обиженного возвращением Даньку. — Мать, ты испортила нам отдых. Стыдно заводить интрижки в твоём возрасте и трепать нервы Никите. Я б на его месте плюнул на тебя. Подумаешь Афродита.

Лена посмотрела на Кушнира, что скажет, но тот, показав спину, отвернулся к окну. Подумала: «Надо же, обиделся». Улыбнувшись, посоветовала сыну взять пылесос и заняться уборкой, а Никите не грех помочь ей с ужином, потому, как за неделю она совсем разленилась. Кушнир не шелохнулся. «Вот Данька противный, завёл его, — рассердилась Лена, — придётся включать женскую хитрость». Дождавшись ухода сына и послушав завывания пылесоса, обняла парня, прижавшись щекой к спине.

— Никита, ты же не пацан. Лопай свой обиженный шарик. Не с чего, ей Богу, так ему надуваться. Во-первых, у нас друг перед другом, никаких обязательств нет. И мы оба свободные люди. Во-вторых, причины для обид не вижу, я до сих пор не уверена, что он не из органов и всего лишь ломал комедию.

— Дело же не в этом, — развернулся он, отбирая у неё нож и принимаясь чистить сам картошку. — Ты совсем не дорожишь мной и готова в любой момент кинуть.

— А что тебя удивляет. Ты же знал об этом с самого начала. Мы же разные и не только по характеру, но и по возрасту.

Картошины подпрыгивая шлёпались одна за другой в раковину.

— Лен, глупость всё это. Я ни хочу тебя терять. Что тебе даст уверенности в моей надёжности и нашем будущем, штамп в паспорте? давай зарегистрируем наш брак. Я только за.

Лена обалдело заморгала. «Ну ничего себе заявочки!» Но сориентировавшись выпалила:

— Замуж?! ни за что! Больше я такой ошибки не повторю.

— Господи, что ж ты такая ненормальная-то, все бабы замуж хотят. А ты даже с этого крючка срываешься, — разозлившись, он кинул картошку в раковину так, что она перелетела через края на пол. При этом тут же скосив глаза ей сделав замечание:- Осторожно молотком стучи. Вместо отбивной по пальцу саданёшь. Ни черта не видишь, что делаешь. Дай сюда.

— Вот — вот, даже в мелочах пытаешься устроить домострой. — Вырвалось у неё.

— Не придумывай болячку. Я пальцы твои жалею. Домострой? какой я домострой. В твоей голове всё перепуталось. Долгов тебе мясо отбивал, а картошку чистил, а тебя, как манну небесную хотел? ну вот видишь, нет. Чего же ты так боишься. Сам себе удивляюсь. Впервые бабу уговариваю, пойти расписаться, а она от меня нос воротит. Завела, аж под дыхалкой жжёт. Думать никогда не думал, что такая канитель возможна. Давай перец и соль, а теперь яичко взбей. — Сорил он приказами по ходу. Лена, улыбаясь, приносила, взбивала, сыпала муку и вытирала его перепачканный мукой подбородок. Вкусно пахло отбивными, жареной картошкой и семейным уютом.

— Сколько можно меня морить голодом, от запахов язык проглотишь, а на ужин не приглашают. — Заглянул к ним Данька.

Никита крошил овощи в салат, а Лена сервировала стол, никто не отреагировал на его крик души и живота.

— Вы что поругались? — выдернул из-под ножа Никиты дольку красного перчика, отправив его сразу в рот, Данька.

— Я твоею мать замуж зову, а у неё выражение лица как будто уксус выпила. Хоть ты скажи, я что плохой жених?

Данька обалдел. А обретя язык тут же заработал им:

— Это ты Никита с горяча про женитьбу ляпнул. Во — первых, тебе это к лешему надо? Во-вторых, мать на аркане больше в загс не затащишь. Всё уже было. Мамуля, глотнув свободы, воспарила и теперь её не приземлишь обратно так запросто. (Он видел её одиночество так). Чем вам так плохо, раз уж у вас всё не как у людей.

— Интересное дело… — фыркнула Лена.

— Нашёл, у кого помощи попросить, — сверкнул сердито глазами Никита, — мой руки и садись за стол.

Данька руки помыл, а вернувшись подступил к Никите.

— Чего ты так разошёлся. Просто не врубился по малолетству на что нарываешься. Вот послушай, что я тебе скажу. Длительное ношение золотого обручального кольца мужчинами может привести к расстройствам в сексуальной сфере.

— Таким как ты в интернет нельзя заходить, всю ерунду соберёте. — Хмыкнул Кушнир, раскладывая еду по тарелкам.

— Ты не дослушал. Всё точно. Со временем драгоценный металл начинает окисляться и выделять продукты химической реакции. Это в свою очередь, негативно влияет на мужские половые железы, считают учёные, а совсем не я.

— Понятно, не желая видеть меня мужем своей матери, ты заботишься о моей потенции.

— Не веришь что ли, я могу показать…

— Надо подумать, как сделать «чик» твоему интернету, а то у тебя на каждый чих готова какая — нибудь глупость из него, — пообещал Никита. — Я уже прослушал про Баха, баобаб, теперь вот про ужасы обручального кольца.

— Никита, не дури, мне всё едино куда ты его прицепишь, хоть в нос. — Препирался с ним Данька. Но вдевать в кольцо маменьку ты точно поспешил.

— Бог мой, с кем я связался…,- закатил глаза, рассерженный Кушнир, но, изловчившись и поймав проходившую мимо Лену, припал к её губам поцелуем.

— Э-э! Вы чего?! — тут же захихикал Данька. — Кое — где поцелуи считаются преступлением. В штате Коннектикут по воскресеньям запрещено целовать жену. А в штате Индиана до сих пор жив закон, по которому «мужчине с усами запрещается целовать человеческое существо».

— М-м-м, — взвился Никита, — лучше молчи и ешь.

Ужин получился поздним и благодаря Данькиным квохтаниям, вообще затянулся. Он весь вечер болтал глупости и ел, как будто его не кормили месяц. После чего Лена встала, собрала со стола, сложила в раковину и они, перемигнувшись с Никитой, ловко обязали сынулю мыть посуду, а сами пошли в душ.

— Давайте без надрыва там, топайте в кровать, а то я тоже хочу помыться и баиньки.

— Мой лучше тарелки умник, — шлёпнул его пониже спины Кушнир. — И чтоб жира по краям не было.

— Шагай, а то маменька на крючочек закроется. — Не остался в долгу Данька. — Кстати человечество бить по больному месту нельзя — одиноким есть шанс остаться.

Никита отмахнулся и прибавил шаг. Но Лена дверь не только не заперла, но и была на вроде мёда, хочешь мажь, хочешь ложкой ешь. Никита тут же насторожился:

— Ленка, ты принимаешь моё предложение?

— Каждый из вас непременно считает себя, самым умным, самым желанным и вообще самым, самым. И если осчастливили женщину своим вниманием и выбором, то она должна быть благодарна до гробовой доски за это. А ведь мир вокруг меняется и женщины с ним тоже меняются, а вы ничего не хотите замечать…

— Вот это да… Не крути рулетку…

— Давай отложим этот разговор. Ты не готов к такому шагу, сделал его чисто эмоционально. Кинстантин завёл. Я тоже вязну в прошлом. Попробуем оставить всё, как есть. Я соскучилась, а ты заверял только что в том, что ты лучший мужчина. Докажи.

Даньки с большим трудом удалось их выпереть из душа.

Не смотря на то, что зимние ночи длинны, Никите не хватило её на доказательства. Не успел уронить голову на подушку, как прозвенел неугомонный будильник — подъём. Лену не будили, вместе с Данькой позавтракав, отправились по своим рабочим местам, один в институт, второй в офис. Причём, Никита взялся первым делом добросить парня до учебного заведения, а потом уж ехать к себе.

Глава 31

Офис бурлил. Собравшись впервые после Рождественских праздников, сотрудники делились пережитым и одаривали друг друга привезёнными из поездок сувенирами. Кушнир, вызвав секретаря, назначил совещание и просил присутствие на нём всех директоров.

— Доброе утро, Нина Фёдоровна! Как настроение? — поприветствовал он бодренько.

Та тяжко вздохнула, как будто она неделю не вылезала с грядок.

— Как в аптеке, пьём лекарства…

— Что так плохо отдохнули? — удивился он.

Она опять вздохнула и принялась объяснять.

— От лени. Разленились жуть. На работу выходить, как нож острый к сердцу…

— Понятно.

— Никита Богданович, вы — то как провели рождественские каникулы? — поинтересовалась немолодая женщина, работавшая у него много лет секретарём.

«Вот ведь, такая же примерно, как Лена по годам, а может и лет на пять постарше, но получается, внимание даже на бабу не обращал. Для меня это была старуха. А Ленка перевернула всего. Поразительная штука жизнь и совсем уж невероятная — любовь».

— Отдыхать всегда хорошо, как не отдыхай и всегда мало, — усмехнулся он, отводя взгляд от секретаря и усаживаясь за стол.

— Где ж вы были, на Гавайях?

— Не угадали. В Карпатах катался.

— Надо же…, так я пойду?

— Да, да, работайте…

После совещания, не дождавшись пока все покинут зал совещаний, она нырнула в его кабинет и, подойдя вплотную с его столом, зашептала в самое ухо:

— Там из органов безопасности сидят…

Портить свои отношения с такой организацией он не собирался. Поэтому стремясь хоть как-то обезопасить себя, он и старался с ними не связываться вообще или не заедаться по мелочам. Догадывался: за годы работы в госбезопасности у них вырабатывается отношение к любому человеку как к потенциальному объекту для изучения или внесения в отчёт. Это с годами распространяется даже на близких им людей. Поэтому с ними надо поосторожнее дружить. Необдуманное действие порой влекло за собой самые плачевные последствия. С ними постоянно требовалось чувствовать ситуацию, иначе можно было и не заметить того момента, когда попался на крючок.

— От чего шёпотом Нина Фёдоровна?

— Так ведь… — в это словосочетание она вложила всё своё понимание этого вопроса.

Уже без шуточек спросил:

— Давно сидят?

— Больше как полчаса.

«Многовато, для такой конторы. Это уж что-то приспичило очень, раз не давили временем».

— Ну, так пригласите и приготовьте кофе, горло свело от болтовни.

— Хорошо. Так я пойду?

— Идите, — улыбнулся он. — Андрей Тарасович, давайте решим это через час. У меня там из серьёзной организации пожаловали гости, не удобно заставлять ждать. — Обратился он к разложившему перед ним бумаги мужчине лет пятидесяти.

Директор, понимающе кивнул и вышел. Столкнувшись буквально в дверях с двумя мужчинами. В одном Кушнир сразу узнал ухажёра Лены юриста Константина Петровича. «Далеко от профессии не отклонялся». Он мысленно поздравил себя с тем, что оказался прав в своих догадках. Второй тоже был знаком. Лет пять назад Никита, откликнувшись на их просьбу, дарил комитетчикам кое — какое оборудование и компьютеры. Позже они делали у него большие закупки сами. Всё больше среди знакомых и партнёров стали встречаться такие, с которыми он в другой жизни и при других обстоятельствах не то чтобы за руку здороваться… А тут приходилось скрепя сердцем не только разговоры разговаривать, но и в дела вступать. Это его злило. Тем более приятно исключение. Таким исключением и был комитетчик Сергей Трофимович. В первую очередь как человек, не говённый, опять же прямой, надежный, мужик… Никита заметил, как у юриста заходили скулы и удивлённо взлетели брови, но вида не подал. Какое-то время, тот пребывал в раздумье: наорать или объясниться. Решил по-тихому. Оба приняли тактику игры. Кушнир в свою очередь решил не изображать всем своим видом занятого работника, которого отвлекают от важных дел по пустякам. Поэтому встречал не сидя, роясь в бумагах. Выйдя из-за стола Никита протянул руку:

— Присаживайтесь Сергей Трофимович, рад встрече и…

Второй озадаченно на него косился.

— Константин Петрович, — процедил сквозь зубы обескураженный полковник, подавая свою. Он смотрел на хозяина кабинета странным взглядом. Кушнир понял, что гость уложен на лопатки. Это и хорошо и плохо. Они не любят быть побеждёнными и тем более смешными. С этими людьми каждое слово в зависимости от обстоятельств, еле заметных интонаций могло иметь самое разное значение. Надо следить за ними, за собой. Это целая наука. Несмотря на то, что он в совершенстве обладал ей, применять свои знания не стремился. Ох, не любит Никита этого.

— Константин Петрович, — повторил Никита тяня слова, — очень приятно, чем могу служить?

Сергей Трофимович, покашляв в кулак для разминки, осторожно начал:

— Никита Богданович, мы не по простому делу…

— Я догадался. — Никита уже понял, за каким непростым делом они пришли, но помогать разговору пока не собирался.

— Вот ведь и не знаешь с чего и начать-то…,- мучился Сергей Трофимович. Хотелось и хозяина кабинета не обидеть и дело решить. Такие уж времена наступили.

Посматривая с усмешкой на обоих, Никита, сбросив с рукава невидимую пылинку, объявил:

— Не мучайтесь, я начну сам. Это вашим ребятам мои хлопцы пробили скаты на дороге?

— Нашим.

— Долго же вы меня искали. Машин-то такой марки раз два и обчёлся. Что ж так непросто плутали?

Сергей Трофимович хмыкнул:

— Вот потому что раз, два и плутали. Ошибиться не дай Бог.

— Как же дожали?

Он побарабанил пальцами по папке, что лежала перед ним на столе, и вздохнул:

— Ребята вас с Долговой во дворе на похоронах на карточки сняли, я узнал.

Кушнир, гася смешинку, кивнул:

— Понятно. За скаты возмещу и моральный ущерб тоже.

— Не об этом речь, — приподнял упреждающе ладонь над столом комитетчик.

Никита понимал и это.

— Слушаю.

Больше не кашляя, он подался вперёд и негромко сказал:

— Нам нужны те документы, в красной папочке, что вынесла она от покойного.

— Жучки ваши стояли и в Карпатах тоже вы мешали мне отдыхать? — выбросил палец в него Кушнир.

— Выхода не было, — развёл руками тот. — Хорошо, мы ещё серьёзно поговорим об этом.

— Вас интересует только продажа оружия?

— Да.

Кушнир склонил голову набок.

— Баш на баш. Я приношу вам документы, вы делаете эксгумацию тела Долгова, вскрытие и свою экспертизу.

Сергей Трофимович поёрзал на стуле.

— Что есть сомнения?

— У большинства кто его знал. — Поднялся Кушнир. — Я просил приготовить кофе, вы как?

Комитетчик кивнул. Константин присутствовал молчаливой восковой фигурой. Надо отдать должное ему, роль свою он играл превосходно. Никита тоже старательно отводил от него глаза, во всю стараясь не замечать. Ему очень хотелось убедиться, что ухаживания за Леной были всего лишь его работой.

— Договорились по первому вопросу и по кофе тоже, — повеселел комитетчик.

Константин Петрович напряжённо смотрел на Никиту, пытаясь поймать какую-то мысль, настойчиво бьющуюся в его мозг, но почему-то всё время отскакивающую от него.

А Кушнир, переговорив с секретаршей, поднял свой вопрос:

— Кстати, господа, у Долговой перерыли всю квартиру и жильё Семёна Даниловича тоже, это не ваша работа?

— Клянусь нет. Мы только аккуратненько взяли её ключи в квартире мужа и, поставив жучки, всё вернули на место. — Кушнир склонил голову набок, мол, я так и предполагал. Комитетчик поторопил: — Но что искали?

— Искали…

Разговор прервался. Извиняясь, вошла секретарь. Поднос в её руках завис над столом. Она вопросительно смотрела на босса. Он едва уловимым движением дал понять ей, чтоб оставляла и уходила. Когда захлопнулась за ней дверь, Никита потёр в раздумье подбородок.

— И заметьте, тихо искали, так что вы по своей технике и не поняли ничего. Откидывать нельзя такой вариант как — была у вас утечка. К тому же на неё организовывали довольно-таки топорное нападение. Если предположить что не вы, тогда кто-то из ваших, опять же, дал информацию. Или её специально выманили…

Константин, пошевелил губами, но на вопрос не решился, его задал коллега.

— Так что и кто?

— Это вопрос номер один. Может желающие иметь те же бумаги, что и вы, а может что-то другое… Не просто там всё. И мы, господа, возможно, ещё встретимся и серьёзно поговорим на эту мрачную тему.

— Так-так… Всё недомолвки какие-то, тайны….- побарабанил он пальцами по крышке стола:- Но что-то пропало?

Кушнир, продолжая разговор, расставил сам чашки и кивнул гостям на тарелку с бутербродами.

— Угощайтесь… А что касается дела, то ничего не взято, кроме дискет. У Долгова и у Елены Максимовны.

При имени Лены Константин Петрович покраснел.

— Это уже интересно, — поскрябал в свою очередь подбородок Сергей Трофимович.

— Вот из-за этого интереса, я и сменил дверь, поставив неподатливые для вас, и надеюсь для них тоже замки. В этом деле нет полутонов, игроки давно не люди, такое вот у меня ощущение.

Оба подались аж вперёд. «М-м…» Промычали опять же дружно оба собираясь спросить. Сергей уступил Константину.

— Неужели существует ещё дискета с материалами?

— Скажем так — существовала. Она была в сейфе у Долгова. После смерти её изъяли оттуда. На похоронах кто-то опустил её Елене Максимовне в карман плаща. Она не знала об этом. Плащ оставила у знакомых. Когда узнала, забрала плащ, но дискеты — увы! Не было. Человек положивший ей её погиб.

Никита решил всю историю свернуть на вторую дискету, промолчав о первой — стрельбе.

— Это уже интересно, что вы предприняли? — перемалывая бутерброды, щурился комитетчик.

— Она ничего, а я прикинул, что как вариант могли забрать мальчишки, сыновья хозяина. Сами понимаете, детское любопытство и шалости.

— И что? — терял терпение он.

— Мои ребята проверили эту версию и… — Никита прошёл к сейфу и достал дискету. — Вот, получите. Поверьте, Долгова не знает об этом. Копий я не делал, мне вся та мура ни к чему. Я и так влез в лишнее. Думаю и вам она будет не по зубам, но всё же попробуйте…

Сергей Трофимович расплылся в улыбке.

— Я на это и рассчитывал когда шёл к вам. Одно не пойму, какое вы отношение имеете к Долговой?

Константин Петрович поморщился и навострил уши. Но Кушнир улыбаясь молчал. Тогда он, повернувшись к коллеге нехотя, сказал:

— Она его мать…

— Кто? — не понял его Сергей, — вы о ком сейчас говорите, Константин Петрович?

— О Елене Максимовне конечно, — недовольно поморщился тот.

— А ты её откуда знаешь и с чего тебя осенило что Кушнир её сын? — от удивления слетела с него вся официальность.

Тот нехотя принялся объясняться:

— Я на рождество ездил в Карпаты на недельку. Там и познакомился. Знакомство было скоротечным даже по меркам той недели. Надо же было так случиться: как раз наши ребята увидели меня с ней, упросили помочь задержать её, пока ключи искали.

Никита поморщился, его надежды не оправдались. Значит, всё-таки чувства, а потом уж профессия. Ну, юрист!

— Она знала, чем ты занимаешься? — грозно вопрошал коллега.

— Откуда. Я сказал, что юрист, — отмахнулся тот от допроса.

— Что дамочка понравилась, я понял. Ты человек холостой твои проблемы. А вот почему ты решил, что Кушнир её сын, убей не пойму? — пожал плечами Сергей Трофимович.

Тому опять пришлось объясняться.

— Они в одном номере жили. Она сказала, что с сыном приехала.

— Да её сыну 20 лет. Ей сорока ещё нет. Смотри, Кушнир угорает…

Никита хохотал. Угомонив смех, попробовал извиниться:

— Простите, Константин Петрович, глупо всё получилось. Вы сами себя запутали. Сын жил в номере напротив. Давайте без обид. Она моя… жена.

Это был второй шок. Первый сразил при входе в кабинет и обнаружении там в лице хозяина того самого кабинета ненавистного Кушнира. Константин Петрович побелел, теперь уже Сергей Трофимович принялся хохотать.

— Костя, представляю, как ты красиво ухаживал и такой прокол. — Вытирал глаза от проступивших слёз он. — Для чекиста это не просто прокол, а катастрофа. Но Никита Богданович, в моей папочке на вас нет таких данных. Помню увидел на фотографии, подумал: «Надо же, что у этих двух таких разных, общего?!»

— Есть, есть общее. Занесите в свою папочку. С Долговым не тяните. Лену на кладбище я не пущу. Мы с Данькой будем. Парень переживает, отец никогда не злоупотреблял и вдруг такое медицинское заключение. К тому же Лена разговаривала с Долговым перед этим, он был трезв. Кажется мне, кто-то прятал концы.

— Разберёмся.

Никита протянул руку.

— Тогда созвонимся.

Пожали они её по очереди. У Константина рука дрогнула. Никита не подал вида.

— До свидания.

И повернувшись к нему спинами, они пошли к двери. Кушнир подумал, что выведет их отсюда та же дорога, что привела к нему.

Сделав вечером для Долговой копии всех документов, Кушнир положил папку в свой портфель. Собственно Лена не возражала. Всё что могла из них она выжила. Про найденную дискету он промолчал. Вскоре Никита принёс ей подлинное заключение медиков. Долгов был убит ударом, острым предметом в височную часть. Спиртное залито мёртвому. Авария имитация.

Ребята из органов прикинули, что убийцу Долгов, скорее всего, хорошо знал. Может, даже ехали в одной машине или встретились на том месте специально для разговора. Уговаривали. Не поддался и получил. Силовики обещали Даньке приехать, внимательно просмотреть ещё машину отца. Мало вероятно, но вдруг где-то зацепилась маленькая ниточка, которую можно потянуть. Не обманули. Приезжали и смотрели, но ничего за что можно было потянуть, не нашли. Данька был благодарен Никите за восстановленную память отца. Лена сразу не сомневалась в надуманности версии с алкоголем. На Долгова можно было навешать разных собак, но только не это. Поэтому она прятала от сына то заключение, но Данька нашёл и очень переживал. «Наверное, то, что сделал Никита важнее Даньке, нежели памяти Семёна». — Думала она, глядя на сына.

Глава 32

Январь подошёл к концу, и она ждала, вспомнит Кушнир про карнавал в Венеции или ляпнул и забыл. Слишком дорогая и красивая мечта. А, может, сказал в горячке, а сейчас просто средств не хватает. Искала она его молчанию оправдание. Но как бы не так, Никита помнил всё. Пошушукавшись с Данькой, положив билеты на самолёт перед её носом, велел собираться. Подумала, что ничего несбыточного рядом с Никитой нет. Возбуждённая Лена, повисев на его шеи и обцеловав щёки, принялась за все дела сразу хвататься. Из чего получилось мало толку и полная бестолковщина. Никита высыпал содержимое чемодана на кровать и взялся укладывать сам. Лена не возражала, ведь ей, чтоб не расплескать радость не хотелось даже говорить. Прыгая за его спиной, она только кивала и улыбалась. С такой же улыбкой ехала в аэропорт, садилась в самолёт. Правда боялась уснуть. Не дай Бог, начнёт сопеть или храпеть! Вот ужас-то будет! Праздник портить нельзя. А подремать очень хочется. Сон снимает стресс, даёт успокоение. Опять же, хотелось мысленно подумать о карнавале. Лена знала, что история этого шумного и завлекательного спектакля под названием «Венецианский карнавал» такая же древняя, как и сам город на воде. Читала, что по одной версии прообразом послужил языческий праздник римских сатурналий. На время праздника социальные грани между господами и рабами стирались. Шло смешение всего и вся. Все сидели за одним столом, пили одно вино… Но для этого прятали свои лица под масками. Ощущение анонимности, безнаказанности и свободы опьяняло. Под покровом маски кипели не шуточные страсти. Кто-то искал любовных приключений, кто-то удобного случая избавиться от соперника или врага, пряча в складках плаща шпагу или кинжал. Не завести роман или не волочиться за таинственной маской на карнавале считалось дурным тоном. По другой легенде история карнавала началась в эпоху Ренессанса. Коварные пираты похитили группу девиц-невест. Бросившиеся в погоню венецианцы отбили красавиц и устроили грандиозный праздник — первый венецианский карнавал. Как бы там не было, а дальше пошло-поехало. Итальянцам понравилось скрывать под масками признаки социальных различий и раскрепощаться в своё удовольствие. Карнавалы стали периодом сексуального разгула и возможностью получения солидного багажа сексуального опыта. Лена знала, что традиционным напитком карнавала стал горячий шоколад и это по накалу страстей не случайно. Но традиция карнавальных безумств прервалась на целых двести лет. Этому послужило убийство Фальеро, и праздник почти забылся. Здорово, что со временем многое имеет традицию возвращаться на круги своя. И вот карнавал вернулся — прекрасный повод для интриг переодевания и забавных ошибок, а для туристов — способ интересно и оригинально провести время. Совсем скоро она это увидит. Никита, глядя на её волнение и переживания, улыбался. Он уже видел всё это действо и сейчас немного побаивался за неё. Он знал, что в это время туда съезжаются любители острых ощущений со всего мира. А Елена непременно полезет в самую гущу. Социальные грани стираются. В единой процессии шествуют бармены, художники и банкиры. Все под покровом масок и костюмов. Он прокатит её на гондоле и обязательно возьмёт певца. Зная то, что приобрести в это время костюм напрокат практически невозможно, он заказал их заранее, за несколько месяцев. Многие учитывая дороговизну аренды привозят костюмы с собой. К балу готовятся целый год. Билет, в стоимость которого входит ужин стоит не дёшево. Этот бал — закрытое мероприятие, попасть на него могут лишь очень состоятельные люди. Он познакомился с хозяйкой бала несколько лет тому назад. Через неё же и заказывал билеты. Она подходила к каждому столику, непременно присаживаясь, чтоб пообщаться. Зрелище конечно потрясающее. Лена будет в восторге. Помнится, на двух этажах трёхэтажного дворца с огромным холлом в чудном беспорядке стояли пышно украшенные цветочными композициями столы, сервированные непременно старинными приборами. Для каждого гостя на отдельном веере было написано меню. Выглядело всё мило. Подавали итальянские сухие вина. Кормили тоже не хуже: ризотто с морепродуктами, корзиночками с крабами, карпаччо из утки и лимонным десертом. Не то чтобы он хотел есть, просто было любопытно. После ужина перешли к танцам. Был первый и второй этаж на выбор. На втором этаже играла классическая музыка, на первом — современная. Гости в основном предпочли первый этаж. Оно и понятно народ приехал оттянуться. Ну а я двинул к классике. Хотелось окунуться в истоки праздника, а современного угару и я в другом месте наберусь. Если ничего не поменялось, то Ленка останется довольна.

Пока добирались до отеля, у Лены устала крутиться шея. До вечера ещё было далеко, но везде уже чувствовалась поступь карнавала. Хотя она знала, что здесь вместо маршруток и автобусов катера и лодки, но всё равно было удивительно и непривычно. Пока она купалась, посыльный принёс, заказанные Кушниром карнавальные костюмы и маски. Для неё из тонкого прозрачного шёлка кофта по моде 18 века, яркая юбка и под цвет ей маска на лицо. А ещё в отдельном пакете вечерний наряд безумно красивый. Это для внутреннего пользования, а для улицы шитый бисером кафтан и на лебяжьем пуху плащ. Себе же из такого же шёлка рубашку с кружевным жабо, камзол со шляпой, чёрные сапоги под узкие брюки и плащ с чёрной атласной маской на лицо. Лена представила во всём этом Никиту и даже цокнула языком от восторга. Будет безумно хорош. Гулянья во время праздника проходят не только на улочках Венеции, но им охвачены кафе и дворцы, вот Никита, подстраховавшись, и запасся на все случаи. Он немного побаивался за то, что Лена не накинет такой прозрачный наряд на голое тело. Но Никита надеялся уговорами переломить её упрямство. Как и предполагал, она встретила его предложение в штыки. Но после настойчивых увещаний, что, мол, никто её тут не знает, и никому нет до неё дела, она сдалась. Да и к чему лезть на рожон. Мужчину либо принимай таким какой он есть, либо бросай и не морочь себе и ему голову. Получается он менял её привычки, вкус в соответствии с собой. Ей казалось — просто не оставляя выбора. Это нравилось, и нет. С болью, потерями и борьбой она влезала под его опеку сама. Получался перекос, он контролирует её, она его нет. Странно, но это почему-то не задевало. Наверное, со стороны выглядело глупо, а ей было хорошо.

Вышли на улицу. Но город уже было не узнать. В одно мгновение он расцвёл золотом костюмов, серебром кружев. Лиц нет, лишь шествие ярких пятен масок. Оно и понятно, маска символ загадочного, магически притягательного. Натянув её, каждый получил возможность примерить иное лицо и спрятаться от всего света, надурить его, всё превратить в иллюзию. Лена с первых шагов почувствовала, как над гудящей толпой носится дух чуда, и аромат любви вышибает землю из-под ног. Сначала он решил показать ей карнавал улиц. Здесь живёт другой дух и настрой, нежели там, что шумит во дворцах. И ему очень хотелось продемонстрировать ей именно его.

— Всё понеслось, — прокричал он ей на ухо, крепко держа за руку, — правит балом Маска — главное действующее лицо! Под её покровом рождается и умирает страсть, прячется истинное лицо, и обнажаются самые тайные желания. Поэтому от меня ни на шаг.

Перекрикивая гул карнавала она спросила:

— Куда все движутся?

— На площадь Сан-Марко. Наполеон восхищённый пышным декором площади, назвал её «самой элегантной гостиной Европы». Заодно посмотришь на этот ансамбль прекрасных зданий. В первый день праздненства с колокольни святого Марка по тонкой нити слетает бумажная голубка Коломбина. В полёте она взрывается, осыпая людей дождём из конфетти… Чудное наслаждение.

— Надо же, как интересно, я хочу под это попасть.

— Я так примерно и думал.

— Вот это что? — показала она на бывшую резиденцию венецианских правителей.

— Дворец дожей. Вечером мы побываем в нём на балу. Представь себе, старинный итальянский палаццо 15 века. Гости в нарядных костюмах причаливают на гондолах. Ты видела свой вечерний наряд?

— А. Да всё очень красиво. А с остальным элементарно, я читала. По установившейся традиции вновь избранный дож пересекал на гондоле Большую лагуну и бросал в открытое море золотое кольцо.

— Так и было. Этот романтический обряд получил название «обручение с морем». Здесь любил гулять Хемингуэй. Пойдём, покормим голубей.

— Это обязательно?

— Своего рода традиция.

Она глянула на ценник и побелела.

— Никита, тут сумасшедшие цены.

— Так и есть. Здесь существует негласное правило: чем ближе к площади, тем выше цены.

Чтоб отвести её внимание от щекотливой темы он переключил его на приятное всем женщинам и неприятное всем мужчинам:

— Аккуратно, на твои прелести положили глаз. — Заявил он ей в кафе, отхлёбывая маленькими глоточками горячий шоколад и заедая его печеньем. Отвлёк и пока она испуганно крутила головой, тут же заговорил о другом:

— Чудесно, правда?! Сюда тоже просто так не попасть, только по предварительной записи и опять же исключительно в карнавальных костюмах.

Она слушала и кивала, а он радовался тому, что Лена таких нюансов не знала. Ей это ни к чему. Главное что он заранее обо всём позаботился. Вот и здесь дамы в карнавальных нарядах пьют горячий шоколад, приготовленный по специальному рецепту кафе «Ля Вен».

— «Это традиция», — объясняет Лене на ушко Никита, стараясь отвлечь её. Но, разволновавшись, она уже зациклилась на своём. Тушуясь под раздевающими её глазами, она панически шептала:

— Никита, я предупреждала, что не надо так разногишаться. Я немедленно накину на себя жакет.

Но упрямый Кушнир совершенно не желал её понимать.

— Пусть слюньки глотает. Твои формы стоят того. К тому же, на тебе же маска. А я привяжу тебя за талию к своему ремню.

Она приложив руку к груди, словно придерживая сердце, вздохнула:

— Мы делаем такую ерунду, но это не кажется глупым, а наоборот… Меня такое пугает…

— Это хорошо, что есть такое местечко на земле, где имеется возможность раз в году измениться. Достаточно надеть на лицо маску и слиться с толпой утопающей в празднике, вдыхающей любовь и надеющейся на чудо и ты уже не ты…

Она соглашалась и протестовала:

— Всё так, но от этого водоворота меня немного знобит.

— Идём, я тебя покатаю на гондоле, — потянул он её вниз.

Лена запротестовала.

— Сначала погуляем и потанцуем. Вообще-то так весело. Ты прав на карнавале мы только маски. Пойдём в круг.

Они шагнули в яркую толпу — и всё смешалось. Смеялись, танцевали, аплодировали, что-то кричали двигаясь вместе со всеми в одном ритме карнавала. А бездонный купол неба расцветал яркими причудами фейерверков. Это невозможно прочитать или представить, это надо пережить. К ним вклинились две невероятно неуклюжие дамы. Возможно даже переодетые мужчины. Лена насторожилась. Когда хоровод вытанцовывал мимо витых ворот, Никита, потянув её за собой, нырнул в арку. А зажатые кольцом странные дамы пронеслись дальше. Лена заметила только, что там, в том экзотическом дворике, они не были одни. Ещё несколько пар сгорали в пожаре страсти. Лена почувствовала что краснеет, но взгляд от этого садома оторвать не могла. Никита усмехнувшись, прижав её к стене, принялся с жаром целовать. А потом попытался проделать с ней тоже, что и горящие с боку от них пары. Лена с ужасом воспротивилась. Но к своему стыду не очень. Наверное, ей мешал быть самой собой его вид — красавца сердцееда, героя романов и туманная мечта всех женщин. Между тем, Никита, ухватив губами мочку её пылающего уха, горячо зашептал:

— Расслабься. Ты зачем сюда приехала? За острыми ощущениями. Вот и получай. С чего тебя так скрутило, тебя в отличие от них не чужой сюда затащил. Мы просто маски. Закрой глаза или нет наоборот, смотри во все глаза на них, это тебя заведёт.

— Ты извращенец и садист…

— Наслаждайся глупенькая возможностями карнавала, я закрыл тебя плащом.

Безумное желание захлёстывало. Он сильнее прижал растерявшуюся Лену к стене. Пристроил её ноги к себе на бёдра и сделал всё сильно и немного грубо. Ооо! Безумие. Весь этот карнавал сборище безумных. Выходит и она такая же. А разве думала? Грудь разрывало. Всё проходило страстно, взахлёб и было похоже на извержение вулкана.

Вновь проникшая в глубь амурного двора парочка расположилась прямо напротив них. Лена пыталась схитрить и не смотреть на них, отводя взгляд, но вскоре поняла, что везде одно и тоже и люди от вседозволенности сошли с ума. Измучившись, она пробовала заплющить ресницы, но тогда получался провал, и она теряла над телом контроль, а это чревато чем угодно. Прокрутив всё это в голове, она поплыла, как советовал Никита, по течению и вскоре не в силах отвести глаз от пары напротив, уже не горела, а полыхала. Рядом прошелестел смех и шёлк платья удаляющихся любовников. Женская маска от выбегающей на улицу пары неожиданно вернулась. И тут же включилась в игру. Когда чужие губы коснулись её груди, Лена заверещала, но Никита, поймав её рот губами, придушил сопротивление. Очнулась она, уже плавно покачиваясь на его руках. Она не могла говорить. Просто зарыла лицо в его плечо и покаянно улыбалась. Мимо опять пронёсся хоровод. Они попали в самый вихрь веселья. Лене вдруг захотелось кинуться в самое пекло и кружить. Соскользнув с его рук, она, разбив круг и потянув за собой Никиту, понеслась в сумасшедшем танце. Хоровод выскочил к гондолам. Никита, подхватив её под мышки, внёс в одну из них. Заплатив певцу, посадил его напротив. Лена, отдыхая, откинувшись на ковёр, сквозь прищур искрящихся глаз смотрела на Никиту. Она не узнавала себя. Маска действительно делает переворот с человеком. В лучшую, худшую ли сторону, но делает. По крайней мере, снимает скованность, и ты позволяешь то, что раньше казалось запретным. Никита прав, такая игра раскрепощает и дарит новые острые ощущения. Что там сказал Дориан Грей: «Чтобы избежать соблазна — ему надо поддаться». Теперь я понимаю даму, водившую за нос весь вечер своего мужа в наряде «летучей мыши». Сохраняя инкогнито под таинственной маской, человек даёт волю фантазиям и грёзам. Её уже не напрягали голые плечи и грудь под прозрачным шёлком. Произошедшее во дворе не казалось теперь ужасным и к стыду своему хотелось повторить, прям тут и сейчас же. Борясь с таким своим желанием, она, перекинувшись через борт, черпнула пальчиками воду. Гондола медленно скользила вперёд. В глади Большого канала отражались огни набережных, ажурные мосты и фасады бесчисленных дворцов и соборов. Под божественные мелодии певца она таяла и, растекаясь воском горящей свечи, манила. «На носу этой лодки, сейчас, немедленно», — кричало в ней всё.

— Я хочу, пройти по этому мосту, — метнув в него безумным огнём горящих глаз и стараясь игриво плеснуть капельками воды с пальцев, почти простонала она.

— Надо пройдём, — прохрипел Никита, поняв её борьбу с собой, он просто подтолкнул женщину к желанию, утонув в нём моментально сам. И как удержаться, если светлыми волосами, рассыпавшимися по накидке, играет проказник ветерок, устраивая ей милый беспорядок, глаза в отсветах огней горят огнём, руки жарки, а тело податливо. Он знает что под тканью голые плечи и… к тому же влажный рот так чувствителен. Но Лена пылая, зажгла не только его. Пользуясь свободой бушующего карнавала и масками, обеспечивающими безнаказанность, её захотели иметь певец и гондольер. Никите пришлось махануть размашисто кулаками и, оставив барахтаться мужиков в холодной воде самому подогнать лодку к берегу. Он боялся, что Лену тот случай напугает, но она смеялась, разгорячаясь всё больше и больше. Обняв, он вёл её к дворцу. Не далеко проходил узкий канал и мост.

— Куда мы идём?

— Сейчас увидишь. Ты хотела посмотреть мост?

— Да.

— Любуйся — мост вздохов.

— С ним наверняка связана какая-то любовная трогательная история.

— Совсем нет, золотко. В Средневековье по этому мосту вели узников на казнь. Они, прощаясь с городом и свободой, тяжело вздыхали.

— Так просто…

— Тюрьму посмотреть хочешь? Между прочем, в ней в её сырых подвалах томился сердцеед Казанова, чьим смыслом жизни был поиск идеала красоты. Отсюда он и бежал.

— А твой смысл жизни в чём? — игриво развернулась она к нему.

— В удовольствии, — сжал он её грудь. — Никогда бы не подумал, что ты такая расположенная до возгорания штучка. Чего тебе хочется ещё?

— Танцевать!

— Побежали догонять бесконечный хоровод.

Но бежать не довелось. Их зажали на том узком мосту те же две нелепые дамы. Что-то в них насторожило Никиту, а когда в крупной руке одной сверкнуло оружие, он не думая скинул их друг за другом в канал. На душе было тревожно. Перепутали с кем-то? Навряд ли. Значит охота продолжается. Он попытался успокоиться и вклиниться в хоровод. Ругать себя было поздно и мало. Просмотрел. Более чем очевидно, что ситуация, судя по всему, была вокруг неё наисерьёзнейшая. Ведь не случайно её попытались убить. Лена ничего не поняла, приняв случившееся за игровой спектакль. По легендам же под покровом маски раньше разделывались на карнавалах запросто с соперниками. Вот именно это она и видела. Никита же успокоился только тогда, когда понял, что Лена не приняла случившееся всерьёз.

Лена веселилась в зажигательной пляске до тех пор, пока взгляд её не упал на трёх наряженных в костюмы обольстительных одалисток девиц, шарящих руками по Никите. Она встала как вкопанная, но, отмерев бесцеремонно оттолкнув барышень, потащила хохочущего Кушнира подальше от этой цветной суеты.

— Мать моя, ты чего развоевалась, — смеялся он.

— Идём в номер, я устала.

— Неужели, — потешался он, — а по-моему в тебе проснулись собственнические инстинкты.

— Называй это, как хочешь, но делить с ними тебя я не собираюсь. «Если б ты знал. — Крутилось в мозгу, боясь слететь с языка. — Что мечтой каждой бабёнки от мала и до гробовой доски, — является чувствовать себя единственной. Может в этом наша трагедия и ошибка, но такие уж мы есть».

— Это не с карнавалов пошло. На Руси тоже хватало причуд. — Ухмылялся он.

— Что ты говоришь, ну например? — Закипела Лена.

— Славяне тоже не лыком шиты. Бани не разделяли на мужские и женские: мылись «всем скопом», и парились «родственного присвоения не берегучи». Я уже не говорю о различных обрядах проводимых там. Так что, знай наших!

— Что ты хочешь?

— Возьми себе главную роль, а им отдай второстепенную…

— Но они потом меня побьют…

— А я на что?

— Сегодня ты превратил мою жизнь в балаган…

— Мы на карнавале… Но ты права, нам пора. Нас ждёт бал.

В номер попали под утро. Полумёртвые от усталости. Проспали полдня. Ей уже никуда не хотелось идти. Всё тело от такого безумного движения болело. Никита вполне бодренько улыбался рядом:

— Привет! Что-нибудь хочешь?

— Кофе и полежать. На сколько мы приехали?

— На два дня. Хочешь остаться ещё?

— Упаси Бог. Как бы найти силы пережить эту ночь. Ты здесь бывал раньше?

— Угу.

— Значит, мне не показалось. А на карнавале в Бразилии?

— И там. Ты хочешь побывать и на нём?

— Откуда у тебя такие средства?

— Я ж был холостым мальчиком. Всё заработанное моё. Вот и развлекался.

«Поверила или нет — это другой вопрос, но промолчала». — Подумал он. Вечер прошёл довольно-таки спокойно. Но Никита всё равно был осторожен следя за всеми, кто крутился около них. По ходу посмотрели старинное искусство пантомимы, где основные действующие лица Арлекино, Пьеро, Панталоне. Прелюдию к представлению актёры разыгрывали на воде в лодке. Зрелище потрясающее и, как сказал Никита, незабываемое. Потом лицезрели клоунов и уличных мимами. Гадали у гадалки. К ней потащил Никита. Сказав, что именно здесь ему нагадали встречу с ней. Лена ворчала на счёт того, мол, мало что ли своих цыган обманщиков, чтоб ещё в Венеции гадать. Но Никита, несмотря на её протесты, всё равно пообщался с гадалкой и потом долго смеялся, услышав приговор своей судьбе ворожки. Посидели опять уже в другом кафе, на площади, попивая кофеёк и любуясь прекрасным видом. Имея пригласительный, было не сложно. Всюду взрывают небо разноцветное конфетти. Площади и улицы, каналы и мосты, даже гондолы самого необычного в мире города превратились сегодня в огромную сцену. И на каждом кусочке этой сцены разворачивается захватывающее действо красивого карнавала. Отдохнув за столиком и выйдя на площадь, они опять попали в водоворот безумной толпы. Пёстрый людской поток веселится и танцует. Это не кино и не сказка, а карнавал.

Никиту беспокоил этот случай на мосту. Что это, простое ограбления или уже начавшаяся охота на Лену? Надо быть осторожными.

Глава 33

Лене хватило до весны впечатлений. А та убранная цветами красавица не ломалась и совсем не заставляла себя упрашивать на приход. Разогнав ветром лёд на реках и зимние тучи. Нагрянула ярким солнышком и звонкой капелью. Отгуляла весёлой Масленицей и блинами. И распушив вербу зажелтела первыми цветами мать и мачехи на облюбованных солнышком пригорках. Тонкий аромат свежести и первых цветов плавал за окнами, забираясь в сердца. Но, не смотря ни на что, что-то мешало вдохнуть полной грудью. А так хотелось быть счастливой. Это потому, что весна — пора солнца, красоты и обновок. Наверное, надо выглядеть самой-самой. Долой хандру. Буду желанной, элегантной и, если нельзя счастливой, то хотя бы довольной жизнью. Жизнь же, тем не менее, шла своим чередом. Никита, вернувшись из командировки, вёз Лене плетёную корзиночку подснежников. Заранее знал что обрадуется, прыгнет на шею и будет горячо целовать… Но Данька был дома один. Сидел как всегда за компьютером и, доставая с подноса на ощупь еду, жевал.

— Чем занят? — выхватил Никита у него из-под руки, отправляя в рот пол котлеты. — Вкусно! Мать где?

— В больнице.

— Что? В какой больнице? Я с ней час назад разговаривал… Что случилось? — Даниил не шелохнулся. — Я с кем разговариваю. Отцепись ты от этой доски. — Развернул он к себе Даньку от монитора, находясь в лёгком обалдении.

Тот недовольно пробурчал:

— Чего ты так шумишь. Она и была дома, вызвала полчаса назад такси и уехала.

Никита гудел как труба.

— Ночью? Не умничай, что случилось с ней?

Тот с неудовольствием оторвался от монитора, развернулся к бушующему Никите и спокойно доложил:

— Ничего не случилось. Туда и ложатся ночью, куда она поехала.

Но тот ни черта не понимал и отсюда бесился.

— Не тяни кота за хвост, куда это туда?

— В гинекологию, — уточнил туподоходящему мужику Данька.

Но Никита всё равно ничего не понял, потому что спросил:

— Зачем?

Тут уж Данька не сдержался и хрюкнул.

— Это тебе лучше знать. Ты с ней спишь. Моё дело только предполагать. Прикидываю я, что весело вы провели время в Венеции, плодотворно. Плоды, как видим, не задержались — это правда. Как правда и то, что достались они моей матери. Впрочем, не удивительно.

Никита не верил своим ушам. А придя в себя, принялся трясти его с новой силой.

— Что она тебе сказала, разумник?

Данька пытался дёрнуть плечом.

— Ничего, я сам догадался. Собрала сумку и сказала, что на одну ночь поедет к знакомым, — ухмыльнулся он.

— Может так оно и есть? — неуверенно сказал Никита, устало вытирая ладонью лицо.

— Ага, сейчас. Когда она ночевала у знакомых?! И потом, я тесты с двумя полосками видел. Их было целых три. Не верила видно своим глазам. Ещё анализы видел и направление.

Так оно и было. Лена не верила, что беременна, но ради интереса решила провести тест. Когда увидела две полоски, то едва не упала в обморок. В отчаянии она сделала ещё два теста, но положительный результат подтвердился. Следующие дни она украдкой от сына плакала. Тяни не тяни время, а к гинекологу надо идти.

— В какую больницу? — рявкнул Никита.

Данька пожал плечом.

— А я знаю.

Нужно было что-то срочно предпринимать. Никита достал чертыхаясь мобильный и позвонил Сане, дав задание разыскать её по спискам в приёмных покоях.

— Ты куда? — забеспокоился Данька.

— Мать найду.

Паренёк покрутил у виска.

— Не соображаешь совсем что ли. Зачем смущать. Её и так это привело к головокружительной тоске, с которой неминуче сталкивается женщина забеременевшая от любовника. Она ж не могла допустить, что её имя будет запятнано и у всех на языках, — с умным видом закончил он свою речь. Он понимал, что несёт чушь, но уж слишком зол он был сейчас на Кушнира.

Никита отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

— Это моё дело… Она что, с ума сошла ребёнка убивать?

Данька выпучил глаза и как немой минуту мотал руками, пока выдавил из себя:

— Какой ребёнок? Это ж всего лишь эмбрион.

— Чтоб понимал… Не лезь.

У Даньки замкнулся язык. Заело замок. Он долго молчал справляясь с такой поломкой. Запинаясь вымолвил:

— Н-Никита, т — ты что обалдел. Оставить его хочешь?

— Не лезь, иди лучше разогрей мне поесть.

Данька, недовольно ворча, ушёл в кухню, но не угомонился, и оттуда донеслось:

— Такие старые не рожают, понял? Она ни за что не согласится, понял?

— Без сопливых разберусь. В Америке родит. Там до 60 рожают и все живые. Консультации он даёт. Поживи сначала. Разогрел? Давай, корми меня, и я поехал.

Данька смотрел на него вовсе глаза. С одной стороны он Кушнира не понимал. С другой, не отказал себе в удовольствии его поучить:

— Не торопись, а то подавишься. Всё равно аборты только утром делают, ты сто раз успеешь. И потом, не маленький чай, мог бы и кое — чем пользоваться. Как раз тем, что не допускает таких неприятностей.

— Пользуются с чужими бабами воизбежании нежелательных последствий, а я жил с женой.

— Ну-у… — тянул не зная чем бить Данька, но нашёл:- Вас сам чёрт не разберёт… К тому же, я на свадьбе не гулял.

А Никита обиженно сопел:

— Почему она мне ничего не сказала? А если б я не вернулся раньше срока из командировки, чтоб было тогда?

Данька широко развёл руками:

— Ничего бы не было. Ты ничего не узнал бы вот и всё. И слышь… — он почесал за ухом. — Ты про жену-то сказал бы, глядишь она и не дёргалась бы.

Кушнир пылит:

— Как будто это просто. Скажу. Подходящей минуты ждал. А если она договорилась на сегодняшнюю ночь и я опоздаю… — пугается он.

— Никита, я тебя таким ненормальным ещё не видел. Нервы прикрути, как ты машину поведёшь.

— Справлюсь. Тише, Санёк звонит. Нет нигде. Дьявольщина ищите из-под земли достаньте.

— Эй, Никита, львом не рычи. Проверь госпиталь. Пока мать служила, им пользовалась и потом тоже врачей менять не стала. — Подсказал Данька.

— Ага! Сейчас… — Он схватился вновь за телефон:- Саня, проверь госпиталь. Я лечу в машину.

Оказалось, что Данька прав и Лена была там. Сначала его пытались не впустить в ворота на территорию госпиталя. Потом в корпус. Он молил всех святых только об одном, чтоб не опоздать. Дежурный врач подвёл его к палате и постучал. Никита рванул на себя дверь.

Лена лежала лицом к стене, на крайней койки от двери. Поверх одеяла, свернувшись в комочек. Не было ни боли, ни веса, ни чувств, одна пустота. Такое ощущение, что внутри сели батарейки, отключились важные для жизнедеятельности организма, а глаза застилает пелена из слёз и обид. Она не была уверена в том, что поступает правильно. Завтра она войдёт в операционную. Медсестра укажет место. Подойдёт хирург. И всё… Спасти эту ситуацию мог только Кушнир. Но Никита не знал, что она здесь, и поэтому не мог тут появиться. Да и это ещё вопрос появился бы он если б знал? Вот поэтому и молчала, боясь разочароваться, если Кушнир не захочет с ней разговаривать о ребёнке. А если уйти?! Плюнуть на всё и родить. Ведь она любит Никиту и ребёнок будет для неё желанным, если даже она потеряет из-за него Кушнира.

Но всё вышло по-другому.

— Долгова, — тронул её за плечо врач, — к вам посетители.

Лена удивлённо обернулась и, развернувшись, неловко поправив волосы, села на кровати. Никита по её красным глазам понял, что плакала. Появление Кушнира вызвало в ней удивление. Она стойко встретила его взгляд и даже не попыталась спрятать свою боль. Лена была уверена, что он не избавит её от той боли, но всё-таки так хотелось надеяться на чудо. Вроде бы все взрослые люди и далеко не дети, а в голове такая ерунда, как чудо.

Женщины с двух других мест любопытно закрутили шейками, присматриваясь и прислушиваясь, естественно. Интересно.

— Ты же в командировке? — удивилась она появлению здесь Никиты.

Никита, пройдя к кровати, неловко чмокнув её в губы, присел перед ней на корточки.

— Раньше освободился. Хотел сделать тебе сюрприз. Корзину подснежников привёз. Ждут тебя в спальне. Давай собирайся, и поехали домой.

Время тикает, она молчит не зная как начать. Женщины слушают. Врач топчется рядом. Наконец Лена говорит:

— Я не могу. Больше оттягивать нельзя. Завтра последний срок. — У неё вместо вздоха получился всхлип. И Никита поморщился, понимая, как ей не просто пойти на это. — Переночуй эту ночь один, завтра я в полном порядке вернусь. — Несмотря ему в глаза, промямлила она.

Кушнир приложил её ладони к губам.

— Ты меня не поняла. Мы ничего не будем менять. Давай собирайся домой.

Она нерешительно протянула:

— Никита?…

— Помнишь, ты рассказывала, что хотела много детей, но Долгов был против. Так рожай. У Даньки будет братик или сестричка. Понравится, позже ещё организуем одного или парочку. Сколько потянешь, мне в радость, ей Бог!

Она вспомнила как воспринял известие о её беременности Долгов. «Лично в мои планы ребёнок никак не входит. Хотя, если хочешь — рожай». Она хотела. Так потянулись месяцы её беременности, когда каждая женщина так хочет ощущать поддержку и нежность со стороны отца ребёнка. Долгова волновало лишь то, когда всё кончится и она будет в полном порядке для интима. Видя, как трепетно относятся к своим беременным жёнам их мужья, она с тоской понимала, что Долгов никогда не будет таким внимательным, нежным и добрым. И рождение сына не изменит его. Так и было. Крики ребёнка раздражали его и он уходил из дома. И вот перед ней совершенно иной мужчина. Согласиться бы, хотя бы попробовать, сама же только что хотела оставить, а она с какой-то дури принялась возражать.

— Ты с ума сошёл, без мужа, в такое непростое время безотцовщину разводить. Если б я и хотела, такое делать безнравственно. Ребёнку нужен отец. Он ведь ни в чём не виноват. Он будет расти, и что я скажу ему? Хочу быть деловой свободной дамой. Нагуляла. Между ним и Данькой целая пропасть. У того был отец. А ты, модным заморским словечком называешься, что появились у нас вместе с сексом и исключительно для него — «бойфренд».

Кушнир поморщился.

— С «бойфрендом» ты погорячилась. У нас с тобой не просто секс. Мы давно живём семьёй. Я понимаю твою линию про то, что современные женщины вполне самодостаточны, но… жизнь тебе уже доказала твоё заблуждение. Покатил на тебя вал серьёзных неприятностей, и сразу сильное плечо понадобилось, чтоб защищать дом и женщину, мужик нужен.

— Я тебе про Фому, а ты мне про Ерёму… — отвернулась она.

Но Никита не собирался отступать. Он повернул её лицо к себе, забрал руки в свои…

— Всё, выговорилась. Я твоё красноречие не перебивал. Теперь ты меня послушай. Я что от ребёнка отказываюсь или от тебя… Нет, даже наоборот. Завтра пойдём и распишемся. Печать поставим. Тем более тянуть уже нам некуда. У тебя будет муж, у ребёнка отец. Ну, давай, давай, собирайся, а то подснежники там завянут.

У Лены на глаза навернулись слёзы, и она сказала совсем не то, чего бы ей хотелось сказать, а ему услышать.

— Но это палка о двух концах, я не хочу больше влезать в кабалу.

Только Кушнира не смутило это и он как ни в чём небывало заявил.

— Мало ли чего мы хотим или не хотим. Я не против свободных отношений, но ты права, дети должны рождаться в семье. За всё в этом мире надо платить. Для ребёнка это важно. Значит, штамп поставим. Естественно, придётся отдать часть своей свободы.

— Я не хочу и не могу быть пустым местом или приложением к мужу, — закрыла лицо руками она. — Слово себе дала.

— Книжница, твои страхи в большинстве своём надуманы. Но бывает, сделаешь неосторожное движение, которое окажется для близкого человека болезненным. Но не намеренно же! Отнесись к этому проще, постарайся простить. Я не специально, честное слово.

— Я буду понимать и прощать, а ты вытирать об меня ноги. У меня всё уже это было и я не хочу больше через такое счастье проходить.

— Раскрой глаза, рядом с тобой совершенно другой человек. Лен, тебе что плохо со мной? — Она покачала головой. Получилось так, что она выговорилась и сейчас всё больше молчала и слушала. — Тогда собирайся. К чему всю жизнь играть в кошки — мышки с происками судьбы? Помнишь, я гадал на карнавале. Мне гадалка нагадала, что у меня будет сын, а я не поверил и смеялся. — Разговаривая, он, не заметно для неё, развернул упирающуюся женщину к себе и прижал к груди. — Хочешь, на колени встану и попрошу твоей руки, как полагается. Я люблю тебя, книжница, стань моей женой.

Несчастье и счастье тулятся рядышком. Не зря говорят, что счастье — это тот компонент, который обязательно следует за несчастьем. По крайней мере, в её жизни складывается именно так.

Соседки по несчастью не просто вытянули шеи, и поднялись. Доктор, посмотрев на то, как шустро складываются в сумку вещи, почесав переносицу, изрёк:

— Потому, как вы готовитесь уходить. Я понимаю, что пациентки на завтра одной у меня не будет?

— Вы правильно заметили, док. — Заявил, пожав плечами, повеселевший Кушнир, — мы даём ему жизнь.

Возвращение было нежным и таинственно счастливым. Данька встретил их в прихожей, жуя яблоко, которое под его острыми зубками быстро кончалось, озадаченно почёсывая макушку, объявил:

— Я вам там чайник погрел. Никита покормить её, наверно, надо, а то она целый день с голодом в обнимку сидела.

Никита кинул сумку за кресло и притянул Лену к себе:

— Не наверно, а непременно. Она теперь за двоих у нас будет есть. Теперь она не может себе позволить неправильно питаться.

Лена слушала их болтовню и улыбалась. Сын своё непонимание их поведением выразил тут же пожатие плеч.

— Натворили такое и лыбятся оба. Со смеху над вами умереть можно, какие-то вы оба на одну сторону не правильные. — Стоя посреди комнаты с не дожёванным яблоком прогундосил Данька.

— Отнеси сумку в спальню умник. — Дёрнул его за рубашку Кушнир.

— А ты?

— Леной займусь. Надеюсь, ножа в спину от тебя мне не будет.

— Очень смешно, — фыркнул Данька, дожевал яблоко и без энтузиазма, подхватив сумку, ушёл.

Она зашла на кухню и сразу же грохнула дверцей холодильника. Есть хотелось неимоверно. Сосало где-то у самого хребта.

— Сядь, сжуй пока апельсинчик. Я быстро разогрею.

Лена пригасила набежавший смешок.

— Никита, не мельтеши так. Беременность не болезнь.

— Я догадываюсь, но от радости глупею и это хорошо, ты пользуйся и молчи. Не представляешь, как я хочу этого ребёнка. Он сунул в микроволновку гречку с мясом и грибами в горшочках, потом фаршированные блинчики, постелил скатерть и расставил подсвечники, а потом позвал Даньку на ужин. Но тот отказался, сказав, что уже заправился. Никита понял — устроил праздник только для них. И они остались вдвоём. С корзиночкой подснежников на столе, горящими свечами, горшочками с пахучей кашей, а ещё горячим фруктовым чаем.

Лене впервые не хотелось ни о чём думать даже о завтрашнем дне. Чем не рай, в мягком полумраке мерцают свечи, бросая жаркие отблески на лица. Вдруг страшно захотелось, держать это сегодняшнее маленькое счастье обеими руками, чтоб не выпорхнуло. Зачем бабе больше вполне достаточно. Кушнир прав, в этом мире ничто не вечно. Учёные намекают на то, что Солнце и то когда-нибудь взорвётся. Поэтому что уж говорить про отношения между людьми. Как будет, так и сложится?

— Никита, кажется, Данька обиделся?

— Он взрослый мужик, мы договоримся с ним. Не зацикливайся на этом.

— Мужики от рождения эгоисты. Был один любимчик у мамы. Появился ты. Он со скрипом принял, а теперь… Не представляю, как он с ним поладит. Такая разница. Это целая пропасть между ними. К тому же родство по крови вовсе не означает родства душ.

— Не накручивай себя. Двадцать лет это как раз такая разница, при которой он воспримет его не как брата, а как нашего с тобой ребёнка и всё утрясётся.

— Я ещё с тобой об одном хотела поговорить. Никита, мне кажется, что за мной следят?

— Тебе, кажется, или тебя насторожило что-то?

— Чувство скованности не отпускает. Мне кажется, я постоянно ловлю на себе чужой взгляд.

— Это слабый аргумент. Ребята из безопасности не должны суетиться. Правда, после последней встречи мы не виделись порядком. Но думаю, если б у них появились вопросы, то наверняка пришли бы ко мне.

Он опять вспомнил тех двух в костюмах на карнавале, и внутри у него всё похолодело.

— Но как быть мне? — поёжилась Лена.

— Давай поаккуратнее. И прошу, не отказывайся от охраны.

— Хорошо.

— Как тебе подснежники? Ты меня не поблагодарила… — Обняв её, прошептал он улыбаясь.

— Подснежники прелестны. Извини, у меня разбегаются мысли. Ночью непременно расскажу какой ты умница.

Они ворковали вдвоём, склонив, голова к голове, боясь расплескать их объединяющее счастье. Лена всю жизнь, чтоб не получить удара, боялась приближаться к людям и приближать их к себе. Она всех людей, что пытались раньше приблизиться к её жизни, мягко сворачивала в сторону. И вот он сам ворвался, не спрашивая позволения, и хозяйничает в ней, проникая с каждым днём всё дальше и глубже, опутывая и опутывая её новыми сетями. Это чувство к нему было совсем иным, нежели тогда давно к Семёну. Спокойное и ровное чувство в прошлом, бурлило, как вулкан сейчас. Какой-то адский огонь пылал в ней, заставляя смущаться и гореть, как девчонку. Помешивая ложечкой чай в пузатой чашке, она избегала смотреть ему в глаза. Так женщина в её возрасте любить не может. И лучше ему об этом не знать. Кто ведает, что из этого выйдет? Заметив её состояние, Никита, усадив Лену к себе на колени, притянул к груди, а, поиграв с подбородком и щеками, прикоснувшись легко к губам, открыл языком зубки, устремившись вглубь.

Уткнувшись ему куда-то в шею, прошептала:

— Ты не представляешь во что впутываешься.

— Про шею и голову, я всё знаю. Тонны бумаг об этом переписаны. Голова-мужчина, шея-женщина.

— Да, но там ничего не написано про то, что шея может быть мудрее головы. У нас не только разбег в возрасте, а ещё и эмоции разные. Потом всем известно: двум сильным личностям вместе ужиться сложно.

— Не усложняй жизнь. Мужчина с женщиной вообще по природе разные. Мужики рублены из камня, а женщины сотканы из роз и рассвета. Для женщин главное — любовь. Для мужика поиск и движение. Так, что теперь, разделить планету на мужскую и женскую половинки что ли? Значит, придётся учиться договариваться.

— Ох, не знаю… Хотя про любовь ты прав. Она для женщины вся жизнь, тогда как для мужчины только половина.

— Тут нечего знать или не знать. Надо пробовать. Пусть половина, но она только твоя. К тому же я читал психологов и знаю, что женщины зациклены уделять много внимания мелочам. И постараюсь справляться с этим вашим даром, избегая острых углов.

— Надо же, оказывается, ты готовился…

— А как же, мой возраст, пора. К тому же, ты та ещё штучка, — улыбнулся он. — А вдруг миф о двух половинках, которые ищут друг друга, — это сущая правда. И мы эти, Ленка, самые две половинки и есть?

— Идём спать половинка, я так устала… К тому же ты отлюбишь и уснёшь, а я буду часа полтора лежать, вспоминать и думать о всякой чепухе.

— Малыш, такое уж у нас разное строение…

— Естественно, вот мы и притопали к тому с чего начали наш разговор.

— Но это не мешает нам любить и быть счастливыми, давай рискнём, а?

Глава 34

Расписались тихо, никто кроме Даньки о том событии не знал. Выйдя из загса Никита неся жену на руках и легонько прижимая к себе толи шутя, толи всерьёз пробурчал: «Попробуй теперь сказать, что ты сама по себе и свободная женщина!» Данька сделал ему страшные глаза, советуя помалкивать и намекая на то, что она спрыгнет с рук и побежит разводиться. Лена ж вспомнила про медовый месяц. Никита обещал, а Данька тут же всунулся со своими россказнями:

— Медовый месяц в старину был придуман для молодожёнов и совсем не для того, чтоб кувыркаться с утра до ночи в постелях, а чтоб питались одним мёдом. Целый месяц, понимаете?

— Зачем? — уточнил Никита.

— Чтоб дети были какие надо, то есть правильные. А вам тот медовый месяц ни к чему, вы уже всё испортили. Заделали его как придётся. Не надёжные вы, проверить на вас ничего стоящего нельзя.

Лена прыснула. Кушнир принялся хохотать.

— На себе проверишь.

Он кивнул, будто ничего другого от него и не ожидал, и, посмотрев на часы, исчез.

Хорошо! Нет, просто замечательно! Слетали на недельку на Гавайи. На свадебном путешествии настоял он. Лена уступила. Никита показал ей Большой остров. Её поразила первозданная природа и незабываемое зрелище — водопады. Почему-то вспомнились красочные старые фильмы, где с экрана лилась прямо в зал, спадая каскадами та голубая шипящая красота. И вот сейчас это всё перед глазами. Смотри, сколько захочется. А ещё её заинтересовали вулканы причём, как выяснилось два действующих. Лена была поражена.

Беременность проходила нормально. У неё не было пока токсикоза, и недомоганий тоже не было. Никита во всём угождал, баловал. Ей было хорошо. Это трудно передать словами. Похоже на состояние лёгкой эйфории. Ела часто и понемногу. Особенно то, чего очень хотелось. А хотелось ей… мороженого. Никита носил коробками. Ешь! Предупредительно спрашивал про солёненькое. Она кивала:- «Давай…» Он тащил помидоры, огурчики, маленькие патиссоны и грибы. Лена всё это лопала, а он счастливый смотрел и улыбался.

Никита утром катался на горных лыжах по заснеженному склону вулкана, а после полудня доставляя удовольствие ей, добирались до великолепного пляжа. Отдыхалось с энтузиазмом, но последний день пребывания в этом райском месте приближался.

Данька был рад их возвращению. Хозяйничать одному надоело. Конечно, лучший выход было бы махнуть на острова с ними, Никита бы не отказал. Но напроситься в поездку не позволила сессия. Хвосты Данька иметь не хотел. А так, желанная свобода на третий день порядком надоела. Данька решил сделать им тоже подарок и купил три билета на концертную солянку в спортивный комплекс, «Песни лета» называется. Поход предполагался в день приезда на вечер. Вышли нарядные, парадные, надушённые. Пожелав, как водится «доброго вечера» сидящим на лавочке старушкам, прошли к машине. Но тут Лену осенила идея. Вспомнив слова сына насчёт бдительности старушек, она решила вернуться к оживлённо беседовавшим женщинам. Заинтересованный её променадом Никита встал за спиной.

— Ради бога простите. — Наклонилась она к старушкам, — Я заметила вы тут часто сидите, и многое видите. Бабки согласно закивали головами, мол, сидим, посматриваем. — А скажите, вы никогда не видели молодого, высокого слесаря в необычной расцветке камуфляже, такой же кепке и с покупными чёрными ящичками для инструмента, входящим в наш подъезд. Бабки призадумались, потом пошушукались и, подведя итоги совещания, воззрились на Лену с недоверием. — Что-то не так? — растерялась она.

— Милая, всё так, просто не сообразим, отчего такой вопрос, если он позади тебя стоит.

Лена, оглянувшись на озадаченного Никиту, ошеломлённо молчала и только чувствовала, как задыхающейся маленькой слабеющей птичкой бьётся в горле её сердце. Данька, ухватив двумя пальцами кончик своего носа, прогнусавил Никите:

— Никитос, я тебя предупреждал о «господине случае», выкручивайся теперь.

Было по всему видно, что Никита абсолютно не готов к такому трюку. Но он выдержал её, сначала недоумённый, потом уничтожающий взгляд. И не дал уйти в подъезд, а бросив Даньке:- Возьми машину матери и поезжай, развлекайся один. Ухватив Лену за локоть, впихнул упирающуюся женщину в свою машину. На вопрос Васи:

— Никита Богданович куда?

Раздражённо буркнул:

— В дом.

— Я ничего не перепутал, — обернулся водитель. — Точно в дом?

— Я что невнятно сказал, — повысил голос Никита. Думая про то, что если прорвёт плотину спасения не будет.

Лена, перестав рваться, застыла, как вкопанная.

— Никита Богданович? Ты ж говорил друзья? Что ещё про тебя я не знаю? — удивлённо поднимая брови, сверкала гневными она глазами.

— Потерпи, сейчас приедем и узнаешь всё. — Прижал он её к себе, откашлявшись. — Данька знал всё, а с тобой немного глупо получилось. Сначала дурачился, а потом не знал, как из этого вранья выпутаться. Лен, ну не смотри так…

— Как? Ты меня подкосил, а сынуля мой сверху прихлопнул, — всхлипнула она.

— Виноват, но не смертельно же.

Оно возможно и не смертельно, но обидно ж.

— Зачем ты меня дразнил, чего тебе от меня надо было?

Он не выпуская её из кольца рук чмокнул в щёку.

— Потом расскажу. Скоро уже приедем.

Но выдержать ей было до того, как приедут никак невозможно. Она повернулась к нему и ткнув пальцем в грудь выкрикнула:

— Ты кто?

Он поцеловал её ладошку вместе с пальчиком и прошептал улыбаясь в самое ушко:

— Я скажу, скажу, не кипишись. Помолчи пока.

Промчав по городу, машина выскочила на окраину и понеслась по трассе в сторону лесного массива, уходя всё дальше и дальше от суеты. Резко свернув вправо, проплыла по дороге разрезающей поля и влетев в сосновый бор подкатила к высокому каменному забору с кованной оградой и такими же узорчатыми воротами. Сквозь витые прутья просматривался огромный особняк, какие раньше называли дворцом и парк. На сигнал машины, охрана распахнула створки и Вася подрулил к самому крыльцу. Подбежавший охранник открыл дверцу, Кушнир вышел и пригласил Лену.

— Мы где? — огляделась она. — Что всё это значит?

— Лен, давай только спокойно. Это мой дом. Машина тоже моя, квартира, что ты временно жила…

— Тоже твоя, — докончила жёстко она. — Широко живёшь.

— Есть на что.

Она обвела пышущим огнём взглядом окрестности, сулящим им не иначе как пожар.

— Далеко забрался, с чего вдруг город не жалуешь?

— Не в том дело. Просто меня в какой-то момент мегаполис стал душить. Я остро почувствовал, что мне не хватает пространства, недостаёт тишины и покоя. Город это для работы и общения, а для всего остального… гораздо лучше здесь. Я много работаю, хочется отдохнуть. Чудное место. Поживёшь, сама оценишь.

— С чего ты решил, будто я буду здесь жить?!

— Ты моя жена и пути назад нет.

— До сегодняшнего дня, — обрубила она.

— Значит так… Тогда я не выпущу тебя отсюда.

— Подход ясен. Ты кто?

— Понимаешь, технологии и прогресс стали важным движущим фактором эволюции человечества…

— Туманно.

— Огромные корпорации ведут борьбу за место под солнцем. А я пользуюсь этим. Так что твой муж — президент и практически хозяин торгового дома «Компьютерные технологии и время», компании «Кристалл» и серии сервисных центров. Пойдём в дом. — Повёл он её по мраморным ступеням, держа вспотевшую от напряжения маленькую ладонь в своей крепкой руке.

— Для чего же ты мучился в моей четырёхкомнатной квартирке?

— Почему мучился-то. Лен, мне хорошо там с тобой. Ведь стены и «бабки» не главное. Что там говорить, деньги дают свободу, но сами по себе не способны искупать человека в счастье. Данька был здесь, и ему понравилось. Согласишься, переберёмся сюда. Нет, будем жить в твоей. Для меня это не вопрос. Посмотри, здесь есть места, где тебе вольготно будет работать и отдыхать опять же. Капризное лето, жаркая пора, за домом бассейн. Парк. Сад. Лужок отличный.

— У меня голова идёт кругом. Отвези меня в «мою» квартирку.

— Ни за что.

— Никита, не своевольничай, — повысила она голос.

Он был категоричен.

— Пока не примешь решение останешься здесь.

— Зачем устраивать парадоксы. Решение я могу принять только у себя, но ты меня туда не выпускаешь.

— Перебьёшься. Примешь и у меня, тут чем плохо?

— Никита, не перегибай палку…,- предупредила она, поёживаясь от пробегающих по спине мурашек.

— Я сделаю так, как сказал.

Лена фыркнула и понеслась в дом. Навстречу вышла опрятная женщина её возраста в форменном платье, но Лена, кивнув: «здрасте!» пронеслась мимо. Отыгралась она на двери: так хлопнула ею, что женщина присела. Никита, посмеиваясь, успокоил свою управительницу и поторопился следом за женой. Лена, сделав пробежку по этажам, нашла спальню и плюхнулась на кровать. Он догнав вошёл следом.

— Вот видишь, разобралась, — улыбаясь, присел на корточки перед ней он.

— Я тебя видеть не могу, — тут же отвернулась Лена.

— Похоже сглазил. — Промурлыкал он. — Значит, будешь спать ко мне спиной и все ласки достанутся твоему затылку и попе.

— Ты просто нахал. «А ведь сверху всё лежало, на самом просматриваемом месте! Где были мои глаза… Другая бы давно во всём разобралась и всё разглядела, а я как ослепла. Талант у него пустить мыло в глаза».

— Я б тоже хотел это знать. Как ты могла, видя меня несколько раз перед глазами, ничего не запомнить кроме роста. И ещё обижаешься. Старушки на лавочке перед домом мой портрет себе на память срисовали, а ты тю-тю на Воркутю. Детективы пишешь, а внимательности кот наплакал. На ноги опять же внимания не обратила, ладно, понятно, не царское дело, а на руки как можно было не посмотреть.

— Поражаюсь, как ты умеешь по существу задать вопрос и навести тень на плетень. Я ж мастера вызывала и ждала…,- промямлила Лена, поднимаясь на локти. — Подумать не могла… про такое свинство.

— Думать всегда полезно. На моём месте мог оказаться мошенник. И это были не единственные наши встречи…

— Как? Ты смеёшься надо мной…

— Вспомни, у тебя случилась неприятность на дороге с машиной. Ты металась и страдала… Ну?

Лена вспомнила. Торопилась на встречу. Утро. А машина действительно взяла и заглохла. Она, бестолково заглядывая во внутрь поднятого капота, почти рыдала. Что там говорить, настроение на нуле, хуже некуда. Долгов притормозив, не вылезая из своей машины, спросил чего она стоит, как будто непонятно, захотелось вот, уехал. И вдруг остановилась респектабельная иномарка. Вышел из неё привлекательный молодой человек:- «Мне кажется или у вас проблемы? Помочь?» Она кивнула. «Человек вроде приличный». Появился его водитель, заглянул в её машину, потом пошептался с ним. Ей предложили галантно услуги по доставке на место. Она вынуждена была принять. Спешила. Сам парень сел за руль, её посадил рядом, его водитель занял место за рулём её автомобиля. И они двинулись. Правда, прозрев, она растерялась. Если машина её катится, то почему она торчит в чужой. Её благодетель, поймав недоумённый взгляд, объяснил. Что, мол, требуется глаз профессионала, чтоб не было в последствии хлопот. Она ж не понимает в этом ничего. Поверила. «Мой водитель отгонит её в мастерские, а потом доставит куда я прикажу»- заверил он. «А почему бы и нет?» — подумала тогда. Потому, как он звонил и переносил совещание совета директоров, она поняла, что он ещё и страшно занятой человек. Вдвойне приятно, что уделил ей столько внимания. Её довезли до нужного ей места. Потом забрали и свозили в ресторан на обед. А выйдя оттуда, она получила свою машину. Кошмар… «Я точно ослепла, ведь это был Никита!»

— С чего ты надумал подсовываться ко мне? Что молчишь, батарейка села? — рассердилась вконец она на него спрыгивая с кровати и принимая бойцовскую позу.

Он вяло последовал её примеру.

— Тебе оно надо?

— Многообещающее начало. Спрашиваю же…

— Как — то ехали с мужиками, в машине, на заднем сидении за водителем лежал твой детектив. Я мельком глянул, на последней странице фотка. Мужики смеются. Мол, сказки её читать можно, а сама та ещё мегера. Ну я пару книжонок с трудом осилил. Мура, каждые десять страниц труп. Вот и решил тебя посмотреть в живую, с чего такой кровожадный азарт разбирает, а заодно и развлечься, устроив тебе детективную головоломку. Получилась игра. Я просто не подумал, что игра с самоотдачей меняет что-то в себе. Я напрочь забыл для какого рожна это всё затевалось. Первый заход прошёл как по маслу. Второй, с машиной тоже. Это мои ребята на стоянке тебе её схимичили. Хотелось обратить на себя внимание. Но мимо. Третий с лужей и цветами так себе. Ты опять не зашла. А на четвёртом — попал, как раз на разгром. Кто-то постарался до меня с головоломкой и совсем не шутейно поорудовал, организовав тебе взаправдашний детектив.

Лена стояла напротив него красная от стыда и злости, сжимая под грудью кулачки. От впившихся в кожу ногтей саднило ладонь, покусываемая губа кровоточила. Ей страшно хотелось впиться этими ногтями в его ухмыляющуюся физиономию и поцарапать. Она бы так и сделала, если б Никита не заметив её опасного состояния не перехватил подпрыгивающие руки.

— Тихо киска, тихо. Коготки убери, а то поцарапанная рожа мне по рангу не положена. Давай покричи на меня, пар выпусти…

— Уйди.

— Лен, так нельзя, не зарывайся в себя, поругайся…

— Я тебя сейчас убью…

— Вот…, давай ещё покричи. Скажи, что я козёл, осёл…

— Иди…

— Ну, ну… Тебе дорогая, необходимо высказаться, прежде чем мы с тобой придя к какому-то решению пойдём дальше. Ну не молчи, двинь меня, если есть желание… Воспользуйся шансом отдубась меня кулачками или исцарапай живот, грудь, только не лицо, а то в офисе не поймут. Лен, ну…

Она сложила руки у себя на груди и наступила носками туфель на его ноги. Попробовала придавить, оказалось не с её силёнками. Вздохнула и бухнулась на кровать. Её палец упёрся в потолок:

— Ужин организуй. Я проголодалась. В жизни больше ничего в твоих магазинах не куплю, понял?

Он наблюдавший за её махинациями с ногами, а потом с броском на кровать, удивлённо поднял брови вверх:

— Понял. Уже лечу.

— Найди сока и яблоко. Подожди, дай рубашку свою домашнюю. Господи, за что мне это. Такой хороший день испортил. Концерт посмотреть не дал.

— Ты только злость в себе не копи, ребёнку вредно. А концерт… Ерунда какая, я тебе их сюда привезу, слушай сколько хочешь.

— Неси яблоко.

Кушнир ушёл, а Лена сползя с меховой накидки укрывающей кровать, подошла по мягкому ковру к окну выходящему на противоположную от ворот сторону. Глаза выхватили, не маленький по размерам с водопадами и порогами бассейн, различной величины беседки, фонтаны. Барбекю. Приличный парк. В голове всё гудело. Как она могла взрослая баба так проколоться. Точно затмение нашло… «С этими книжками ничего не вижу, хожу, как сонная муха». Но его такой не малый достаток всё меняет в их отношениях. Если как-то можно объяснить чувства к ней «телефониста», то сейчас всё стало совершенно непонятно. Зачем она ему?

— Ленусь, ужин на столе, — прервал её мысли примчавшийся Никита. — Котёнок, кончай хмуриться, тебе ж не бомж с долгами достался.

— Оно и не понятно.

— Ха! Поздно теперь сомневаться. Штамп в паспорте стоит. Ты моя жена. — Обнял он её одарив жаркими поцелуями. Люблю я тебя, солнышко. Не сердись.

Лена, спускаясь по красивой дубовой лестнице, вслед за ним в столовую, пыталась договориться сама с собой. «Изменить прошлое ты не в силах, а вот построить своё счастливое будущее вполне можешь, если не сглупишь. Он тебе нравится и даже очень. Вам хорошо вместе, так чего же охать, ахать и заглядывать наперёд. Главное, сейчас он с тобой, а ты с ним и вы лучшая в этом чумном мире пара». Кажется, разговор с собой состоялся. Две Лены из прошлого и настоящего, похоже, поладили. Потому что она, больше не куксясь с удовольствием ужинала, бросая иногда внимательные взгляды на него. Виноватый вид, которого ей не только грел душу, но и смешил.

После ужина Никита привёл её в просторную комнату с большими окнами, выходящими в сад, чудным балкончиком. Все стены в стеллажах. Море книг. Они заполняют всё пространство. Компьютер и интернет.

— Это твой рабочий кабинет, — шепчет Никита ей, целуя в макушку. — Нравится?

— Ты меня покупаешь?

— Я тебя кадрю.

— А что делать мне?

— Быть счастливой. Чего нам в самом деле ссориться — то: ты хочешь меня, я хочу владеть тобой. Нас связывает любовь… Лен, с чего нам от счастья бегать… Любовь до гроба, это я тебе не только обещаю, но и обеспечу.

Она улыбалась. С ним трудно было не согласиться. Вон как старается, все уши ей прожужжал о любви. Шансом выдаваемым ей судьбой глупо не воспользоваться и она не упустит этот момент.

Имение было не маленьким. Даже достаточно большим, чтоб уединиться. Гуляя перед сном по парку, Лена вдыхала запах цветущего жасмина и дарила вздохи сегодня чересчур весёлой шалунье луне. «Ишь, царица ночи, окружила себя придворными красавицами и забавляется над людьми!» Так и норовит весной и летом позабавиться над народом на старушке Земле. Никита, обняв, вышагивал рядом, не мешая бегу её мыслей. Выложенная кирпичом дорожка, вильнув у густого куста жасмина побежала дальше к молчаливым соснам, нацепившем на макушку оранжевую шалунью, а Лена притянув ветку и закрыв глаза вдохнула в себя пьянящий аромат. Взяла губами сладкие цветы. Никита, уловив настроение жены, пробился губами сквозь густые цветы к её пахнущему жасминовым дурманом рту.

— Чумная пора, уже не весна, но ещё не лето. — Прошептала она.

— Зелёная неделя. Пятьдесятый день Пасхи. Запахами трав, цветов отгоняют нечистые силы, устилают травами полы. Хочешь съездить куда-нибудь в глубинку, посмотреть или в Пирогово?

Но она резко встав, спросила:

— У тебя лавочка под деревьями есть?

Он замешкался с ответом, но всё же нашёлся.

— Вон в той стороне, под берёзами. — Махнул он в противоположный угол. — Тебе с какой целью такая надобность в ней?

— Целоваться хочу.

Он обнял её и чмокнул в губы.

— Прикольно. Ну, пошли.

Глава 35

Лену разбудил тёплый лучик, пробившийся сквозь капроновую штору. Она повернула голову, Никиты уже не было рядом. Постучавшись, бочком вошла женщина, встретившая её вчера тут. «Кажется, как не скажет шалунишка Карлсон, домомучительница». — Поглядывала на неё из-под прикрытых ресниц Лена. Женщина в форме извинилась, пожелала доброго утра и поинтересовалась насчёт завтрака. Лена попросила мюсли с молоком, если есть и фруктов. Потом, расхрабрившись, спросила о Кушнире.

— Никита Богданович уехал в офис. — Последовал сдержанный ответ.

Позавтракав, она попробовала выбраться из этой крепости. Но её вернули от ворот. Объяснив, что «Хозяин запретил выпускать». «Исчерпывающий ответ», — передёрнула плечиками Лена. Поняв, что Никита принял волевое решение, у неё и мыслей не было строптивость показывать, а тут завелась. — «Хозяин?! Посмотрим, как у него получится удержать меня тут. Наперекор вот возьму и поступлю по-своему. — Вспомнив о том, что она взрослая женщина к тому же пишущая детективы приказала себе:- Не заводись, подумай. Докажи этому самодовольному карасю, что у баб мышление иное, совершенно не стандартное». И тут она разглядела сквозь пышную зелень кустов, въехавший в ворота «пирожок», как выяснилось, привезли заказанные цветы из теплицы для клумб. Водитель в маловатом на его тучной фигуре комбинезоне цветочной компании, показался ей знакомым. Порывшись в памяти Лена, вспомнила, подполковника, приезжавшего в часть с проверками из штаба ПВО. Служил он в ведомстве Попова и уволен был совсем недавно в связи с трагическим пуском. Её не насторожило, с чего подполковнику рулить «пирожком», офицеры после увольнения кем только не работали. Она подошла сама, поздоровавшись, попросила об услуге. Знакомый не отказал. Лена думала, что бежать отсюда будет сложнее, но опять случай помог. Незаметно прошмыгнув к машине и забравшись в будку «пирожка», она без проблем, выехала за ворота. Через минут десять, машина тормознула. Лена, ожидавшая, что её сейчас выпустят из кузова и пересадят вперёд, подобралась к двери. Но не тут-то было. Будку никто не открыл. Лена слышала приглушённые голоса. «Значит, кто-то тормознул, почему же он меня-то не выпускает? Законный вопрос только ответа нет. Придётся напомнить о себе», — застучала пяткой. Вот так! Дверь открылась, она зажмурилась от яркого света. На неё глянули водянистые глаза, волосатая короткая рука сжимала железяку. Она сразу смекнула: тот задумал что-то нехорошее. Первым желанием её, когда она всё поняла, было закричать. Ей стукнули железякой по голове. Ощутив сильнейший удар, она потеряла сознание. Её кинули истекающую кровью в резиновый мешок, повизжали змейкой и засунули в багажник на обочине стоящей машины. «Пирожок», подтолкнув, скатили с дороги в посадку, где валялся уже обсаженный мухами труп его водителя. Жир довольный собой, осклабился. «Всё-таки удача великая вещь!» — думал он ныряя в салон машины. Ему приказали, чтоб эта женщина исчезла с лица земли. Правда, суть этого шага ему не ясна, а хозяева не раскрыли. Да ему и плевать — лишь бы платили. Надо — она исчезнет. С серьёзными людьми лучше не умничать. О том, что он пешка в их игре понятие имел, но надеялся — не подставят. Пока нуждались. А он служил верой и правдой, потому что вляпался в их лапы и потому что платили.

Когда очнулась, то чувствовала себя скверно. Сколько пролетело по циферблату часов, Лена определить бы не смогла. Она была жива. Ей в очередной раз повезло. Голова ломила. Во рту смесь суши и горечи, не проглотнуть. Ощупала лицо, одежду. Всё липло и плюхало. Удар получился скользящим, а крови ведро. Рука видно у гадюки дрогнула. Всё-таки знакомый. Странно, но сумка болталась на согнутой руке, не выкинули. Уверены были на все сто — убили. С большим трудом достала мобильный и засунула в лифчик под мышку. Ключи от квартиры в туфлю. Каждое движение давалось с большим трудом. Пальцы рук скованные холодом начинали дрожать. Воздуху не хватало, и она опять потеряла сознание. Очнулась, как раз от того, что представилась возможность дышать. Только теперь она изо всех сил старалась задержать дыхание. Ресницы не разлепить. Подумала:- «Отекли или слиплись от крови. Какая собственно разница. Пусть думают, что я мертва».

— Может, жива курва? — словно подслушав её мысли, раздалось над головой, и кто-то с силой дернул с её локтя сумку. — Может, грохнуть ещё раз для верности?

— Хватит время на неё тратить. Застегни мешок и в яму. Земля все ошибки исправит, из неё не выберется. Толкай и засыпай.

— Писательница ты наша. Предупреждали, чтоб держалась от этого дела подальше, не послушалась, — ерничал первый.

— Не послушалась, — заржал второй. — А это сэкономило бы ей и нам массу времени и нервов.

— А главное жизнь, — хихикнул первый. — Не оценила и получила. Пойдёт теперь на корм червям. А что, они тоже хотят кушать.

От этих страшных голосов, тело сковал холод, а душу леденящий ужас. То, что это будет именно так, она ни на минуту не сомневалась. Замок, на мешке, взвизгнув, лишил её вновь воздуха и прищемил прядь волос, в ушах застучало. Сердце почти не билось. Почувствовав удары земли наваливающейся на мешок, она последнее о чём подумала было: «Вот уж точно никто не узнает, где могилка моя». И потеряла вновь сознание. Очнулась от того, что кто-то больно дёргал из ушей серьги. Она застонала. Руки над ней замерли и детский свистящий шёпот донёс до её чумной головы:

— Мишка вона живая. Побачь, як вона дрожит. А стинет, слухай… Побигли бабе Мане расповимо.

— Вот ещё! Вона забранится. Не треба…

Почувствовала, как кто-то склоняется над ней. От ушей отлегла пробка. Кажется шёпот. Или нет? Попыталась открыть глаза. Мгновенно ослепил электрический шар. Лампочка? Нет, та маленькая. Именно шар. Да ведь это солнце. А белые стены совсем не больничные стены, а воздух. Лена опять застонала, ей хотелось попросить, чтоб позвали кого-то взрослого, но разлепить губы не смогла. Потихоньку возвращалась память. Она почувствовала, как посыпалась с краёв ямы на неё земля и подумала о том, что наверняка, выбрались наверх детишки. У неё дробно застучали зубы. Челюсть просто взбесилась, но унять её у неё не набралось сил. Как безобразно складывалась её судьба. Побывать покойником… Да боже упаси! Ей показалось, что прошла вечность, прежде чем вернулись они назад. Заслышав чьи то шаги наверху, она напряглась. С трудом тащившаяся за мальчишками с клюкой переломленная пополам старуха, что-то шамкала наверху объясняя мальцам, на понятным им троим языке. Потом она перекрестилась и обрела спокойствие. Мальчишки, прыгнув в яму, подоткнули под неё полотенца, на которых опускают в могилы покойников и, соединив концы вместе, за одну сторону взялись сами, за другую тянула та странная бабка, какую они называли баба Маня. Лену с грехом пополам вытащили. В том же мешке, кряхтя и охая, погрузили на скрипучую, самодельную тележку и повезли. Глаза ребят вытаращенные от ужаса не могли закрываться, но то и дело задерживались на ней. Наверное, им не часто приходилось отрывать живых покойников. Старуха одёргивала их и просила не вертеться. Она по запаху догадалась, что притащили её в баню. У бань особый стойкий аромат. Пахнет травами, дубовыми вениками и деревом, пропитанным мылом, липовым мочалом и бёрёзовой листвой. Бабка, причитая и молясь, раздела её, ругаясь, отобрала у мальчишек мобильный и уложила его на полку для мочалок. А, приготовив настои трав, принялась молясь и крестясь, отмывать её голову, рану и лицо. Искупав женщину, старуха завернула её в чистую простынку. Перебинтовала голову полосками из разорванной белой материи и, кряхтя от натуги, переложила с мальчишками же опять, на тут же застеленную раскладушку. В Лену влили какую — то тёплую пахучую жидкость и она уснула. Сколько спала, не помнит. Она уже совершенно не ориентировалась во времени. Ей казалось, что она находится в этом незнакомом месте много дней. Открыв глаза тут же их закрывала погружаясь в сон. Очнулась только от потрескивающей у изголовья свечи, перелистывания пахнущих ладаном листов большущей на старинных защёлках книги и монотонного бубнения молитвы. «Может, я умерла. Наверное, так и есть, ведь дыхания своего я не слышу. Но нет же, нет, чувствую тепло от пламени свечи, к тому же хорошо рассмотрела сморщенное лицо старухи в чёрном застиранном платке в мелкий цветочек». Та, почувствовав взгляд, облегчённо вздохнула. — Слава тебе Господи! Лена попробовала спросить, где она, но получилось вместо слов бульканье. Старуха встала и принесла настой из трав, шиповника и сока шпината. Лена проглотила, даже не морщась. Постепенно вернулась память и осознание реальности. Глаза её приняли осмысленное выражение. Всё вновь промелькнуло в её голове в мгновение ока.

— Яму заройте. — Наконец, выдавила из себя она. — Могут проверить.

— Зараз, милая, хлопцив видправлю. Засыпят. — прошамкала старуха. — Ах ироды, ах нехристи, что тильке трапилось с людьми.

Лена опять перервала её причитания.

— Телефон жив?

Заметив недоумённый взгляд старухи, она попыталась пояснить:

— Коробочка такая маленькая, чёрненькая с кнопочками. Под мышкой была у меня эта вещь.

— А-а. Слухалка? Вин?

Лена, протянув дрожащую руку, взяла мобильный. Питание оставалось чуть-чуть. Она нажала кнопку и молила, чтоб Никита ответил. И услышав тревожное и нетерпеливое его:

— Алло! Я слушаю…

— Никита помоги, мне плохо.

— Лена, золотко, где ты?

— Не знаю. Книгу вспомни, я тебе рассказывала…

Заряд кончился, телефон «сдох».

Он помотал головой, как раздражённый бык. Опять двадцать пять.

Глава 36

Кушнир не найдя вечером жены дома, забеспокоился. Охрана уверяла, что никто не выходил. Никита, не поверив проверил всё сам. На такой площади могла и в прятки поиграть. Но Лены не было. Сходу пометавшись, а потом, психанув, всё же собрался и включил голову. Выяснилось, что приезжала машина с заказом рассады для клумб.

— Какая машина?

— «Пирожок» белый.

Никита сразу вспомнил, как возвращаясь видел ментов, вытаскивающих именно белый «пирожок» из кювета. Он остановил и Санёк, сбегав посмотреть, сообщил, что случайно проезжающий на коняшке местный мужик с сыном, нашли труп водителя и машину. Сейчас, когда он услышал про «пирожок», вся та придорожная маета за минуту промелькнула перед глазами. Наложив одну картинку на другую, он моментально вызвал Сашка и набрал номер Даньки. Тот ответил без промедления, сообщив, что мать не появлялась. Никита, пока не понял и не мог объяснить произошедшее, но мысль, что случилась трагедия, бродила сейчас не только в голове, а обожгла и грудь, заставив сжаться до комочка сердце. Повинуясь предчувствию, забрав охрану, он отправился к месту происшествия на дороге. Менты отправив труп, вертелись около «пирожка». А конкретно, внутри кузова залитого кровью. Уклон был в противоположную от дверей сторону и она стекала туда. Почему-то они решили, что это кровь водителя.

— С какого самовара, — влез Санёк. — Водителя, скорее всего, ухлопали на дороге. Я, конечно, не могу утверждать с полной убеждённостью, но…

— Как? — вспылил молоденький милиционер.

— Просто. Остановили. Попросили помочь. Кровь, мне сдаётся, пассажира.

Услышав такое, Кушнир побледнел. В голове пронеслись жуткие картины. Её могли пытать. Хотя с чего в машине-то, на ходу. Могли оглушить, убить… Чёрте что лезет в голову! Тряхнув головой, освобождаясь от давившей его мути, он опять прислушался к разговору.

— Откуда в такой будке пассажиру взяться? — засомневался опять мент.

— Машина шла из поместья Кушнира.

— Ты что мужик сверхвидящий.

— Никакой мистики, я оттуда. Привозила рассаду цветов на клумбы. Вы должны найти в машине или кармане водителя накладную.

— Ну, может, и есть, что дальше? — отряхнул с брюк пылинки мент.

— А ничего, — взревел Никита, — у меня жена пропала. Свяжи эти два события.

— С чего это вдруг, — упёрся парень. — Может, она ушла куда или с любовником укатила. Это сейчас в ваших кругах часто встречается. Заведёте молоденьких канареек, а времени на них нет. Бедные всё деньги делаете. Вот ваши птички и ищут утешение в водителях, охранниках или чистильщиках бассейнов.

— Я его убью, — приподнял Кушнир за грудки парня.

Санёк, ловко оттеснив босса, спрятал за свою широкую спину высовывающегося оттуда мента.

— Ты у меня сейчас кучерявый допрыгаешься, — кричал тот на Кушнира, пытаясь вырваться из рук Сани, — я тебе враз эти два дела совмещу. Организую, что он был её любовником, а ты их обоих ухлопал. Его труп бросил здесь, а её в другом месте закопал.

Отошедший было в сторонку Никита, рванул назад. Водитель Вася и ещё два оперативника заторопились наперерез.

— Заткнись, — посоветовал языкатому парню Саня. — Болтаешь не зная что. А вы Никита Богданович сядьте в машину. Если все будем орать, дело не сдвинется с мёртвой точки. Отправьте кровь на экспертизу. Возможностей нет, я сам договорюсь с лабораторией. Что там надо написать, для начала поисков женщины?

— Заявление, — нехотя ответил разгорячённый парень.

— Забито. Про следы и отпечатки пальцев не забудьте. Пригодиться. Всегда что-то, да остаётся. Нужно просто уметь искать, — почти философски заметил, тыкнув ему в грудь пальцем Санёк.

Мент разозлился.

— Ты мне кто? А никто. Так что перестань умничать. У меня своего начальства до хрена и вот как оно скажет…

Но Санёк безразличным тоном продолжал:

— Оно скажет, а ты расстарайся сам, на совесть. Он, — кивнул охранник на Кушнира, — отблагодарит. Сейчас же разъезжаемся и начинаем работать. Заявление вам я привезу. И чтоб не тянуть время и не наступать друг другу на пятки, предлагаю, поделить работу. Я занимаюсь водителем и этой его конторой, а вы ищите преступников.

За три тянущихся, как резинка дня, Никита измаялся и похудел. Он должен был это предвидеть. И предвидел. А толку-то, что с этой упрямицей сделаешь?! Теперь и на контроле расследование держал и торопил. Дело же трещало по всем швам. Никто не продвинулся, а ни на сантиметр. В прошлом и настоящем несчастного парня привёзшего рассаду в этот день в дом не за что было уцепиться. Перевернули всё, но нити, какая бы вывела на Лену, не было. Кровь в кузове была, скорее всего, её, водителю она не подходила, а вот с её данными из личного дела совпадала. «Значит ранили», — прикидывал Никита. О том, что её убили и вывезли специально, чтоб уничтожить концы, он думать не хотел. Но с каждым прошедшим днём отчаяние охватывая его вытесняло надежду. И вот этот звонок Лены окрылил его и озадачил. Сколько не пытался Никита дозвониться, телефон не отвечал. «Не иначе, как кончился заряд». Он заметался не в состоянии сообразить, о чём она говорила. «Какую книгу жена ему рассказывала о чём?» Вызвав машину, погнал на квартиру. По дороге заставил успокоить самого себя и подумать. Ясно, что жива, но ранена или в плену. Достав её «ноутбук» растерялся, что искать? Решил начать с последних, обои были не дописаны. Самая последняя, о пуске и продаже оружия, а предпоследняя о парнях организовавших рекламную фирму. Прокрутив обои, растерялся. В голове ни одной идее. Он опять пронёсся по листам. «Стоп! Куда вывезли парня, когда расчищали путь к деньгам? Кажется, в заброшенное село».

— Санёк, — заорал он в трубку. — Бери людей и дуйте по заброшенным сёлам. Прочеши их.

Данька, сварил ему рожков и отварил сосиски, но возбуждённый Никита выпил только кофе, зажевав его бутербродом с сыром.

— Данька, она жива и мы её непременно найдём. Не падай духом.

— Откуда ты знаешь? — потупился парень.

— Она звонила, мой дорогой, звонила.

— Звонила? А если кто-то с имитировал её голос?

— Нет. Не может быть. Ты пацан рассудительный, прикинь сам. Про тот недописанный детектив никто не в курсе. Не путай меня. Я побежал. У меня сейчас ещё одна идея возникла.

— Какая?

— Потом расскажу, — кричал он, уже от двери.

Сбегая к машине и боясь скатиться в спешке по ступеням, он вызвонил своих знакомых из службы безопасности. Понимая, что игра вышла на финишную прямую, рисковать Леной не хотел. Профессионалы, они и есть профессионалы, у них горизонт пошире, возможностей побольше.

— Слушаю, Никита Богданович, — тут же ответила трубка голосом Сергея Трофимовича. — Чем могу?

— Думаю, можете… Вы делом о сбитом самолёте, ракетой, не занимались?

Тот отмалчиваясь не долго, заявил:

— Так ведь служба такая, мы всем занимаемся.

— Отлично. Значит, у вас есть фотографии всех лиц прямо или косвенно причастных к этому делу?

— Ну, наскребём при желании, а что случилось то?

— Предчувствие недоброе. Жена пропала. Похоже игроки вышли на завершающий этап своих действий. Да и это не телефонный разговор, берите фотки и дуйте ко мне в дом. Адрес говорить?

В трубке помялись и заверили что не надо.

Никита постоянно дергал Санька, но тот ничего утешительного пока сообщить не мог. Прочёсывали село за селом, но находили их или пустыми, или ни с теми, кого искали.

Через полчаса подъехал Сергей. Поздоровался за руку. Пошутил, мол, что-то в последнее время часто стали видеться и всё через женщину. Он привёз фотографии, но прежде чем разложить на столе без прелюдий, спросил Кушнира прямо глядя в глаза:

— Вы не всё нам сказали о Долгове прошлый раз?

Никита соглашаясь кивнул. Интересно какой дурак по доброй воли выбалтывает на себя всё. Да ещё такое, какое лучше никому не знать.

— И что же это будет? — спросил он, стараясь, чтоб голос звучал небрежно.

Но Никита словно не замечал его состояния. Тянул себе кота за хвост и тянул. Вопрос остался без ответа. Пожал себе плечами: что, мол, делать, раз ты сам не понимаешь? И молчал не отвечая. Сергей чувствовал неладное, но переспрашивать не стал. Ждал. Долго такая картинка держаться не могла. Это понимали оба. Иначе какого чёрта было всё это затевать.

— Итак, прошу садиться. Разговор предстоит серьёзный, — пригласил Кушнир гостя. Только после того, как тот занял место за столом, продолжил:- Так и есть. Не всё. Была ещё дискета стрельб. Интересная такая дискета.

Несмотря на то, что он не обмолвился каких, у Сергея глаза стрельнули азартным огоньком. У Долгова не серьёзных дел не было. Любое тянет на сенсацию и тайну. Он копался во всех скандальных армейских делах и лучше его их никто не знал. Всякие эксперты и комиссии чушь собачья. Один Долгов знал правду.

Пряча азарт свёл в сердитом беге брови. Мозг выплясывал: что? что? что там? А язык изобразил неудовольствие:

— Почему промолчали?

Никита развёл руками.

— Ну во-первых, это не моя тайна. Потом я не думал, что они такими настырными идиотами окажутся.

Сергея это объяснение мало устроило и он, стащив с шеи галстук, недовольно буркнул:

— А во-вторых? Нельзя ли попонятнее?

Кушнир, наклонив упрямо голову вниз и вперив взгляд в гостя, врезал правду матку:

— У вас тоже всякие орлы гнёзда вьют. Работают на кого хотят и кто платит. Опять же, сегодня даже вы просто кинете её на полку, а завтра начнёте убирать всех, кто к этой информации какое-то отношение имеет… Разве не так?

По тому как тот принялся тереть шею и переключился на другое Никита понял, что он согласился с его доводами. «Контора» меньше всего защищала интересы государства. Больше занималась частными делами и сводила счёты с недоброжелателями своих благодетелей и хозяев. Вот отсюда возникало время от времени ощущение, что идёт работа. Кушнир говорил открытым текстом. Долгов, Долгов… Забрав ключи они проверили квартиру Долгова, потом и его жены, но ничего не нашли. Ни-че-го. Ответ качался на двух чашах: опоздали и кто-то забрал или вообще не было ничего. Склонились ко второму. Выходит ошиблись. Сергею пришлось взять себя в руки.

Кушнир достал из тайника дискету и протянул ему. Он взял её в руки и вопросительно посмотрел на Никиту. Тот вкратце рассказал о содержимом не уточняя, что это за стрельбы и желая продемонстрировать, что это не блеф, пододвинул к гостю «ноутбук». Смотри сам.

Пока тот рассматривал записи на мониторе, в комнате царило гробовое молчание. И только когда дискета перекочевала, под недовольным взглядом Сергея, в карман Кушнира, он продолжил разговор:

— Для чего тебе понадобился этот натюрморт, — ткнул он фотографии, перейдя на ты. — Это ничего, что я тебе тыкаю. Вроде почти ровесники… и обстановка не стандартная.

Кушнир махнул рукой, мол, о чём речь, не до мелочей сейчас.

— В самый раз. Хочу проверить одну версию. Жизнь показывает, что горят на ерунде.

Сергей в разговоре тоже не обошёлся без рук, он их просто развёл.

— Ну, колись уж. Что ж это такое, каждое слово рвёшь из тебя клещами. — Его чутью могли позавидовать все знаменитые английские сыщики вместе взятые. И вот теперь это чутьё подсказывало ему: здесь что-то не так.

Никита, признав правоту его слов, поколебавшись объяснил:

— Привычка. Я просто знаю, с кем имею дело. А насчёт идеи, вот, пожалуйста, сейчас я позову охранника впускающего и выпускающего «пирожок» в тот злосчастный день. К вашему набору фотографий, присоединяю ещё фото погибшего водителя машины.

Сергей внимательно наблюдая за ним сообразил:

— Ты предполагаешь, что к тебе въезжал уже не он?

— Да, мне именно это и кажется, — подтвердил Кушнир.

— Но почему ты решил, что это кто-то из них? — кивнул Сергей на фотографии.

— Интуиция. К тому же она прямо указала на последние книги, а их две и обе не завершённые. Сюжет одной связан с брошенными сёлами. Вторая завязана на полигоне и стрельбах, ну и продаже оружия, конечно. Её уже попробовали выкрасть. Учитывая это и то, что ключи от квартиры могли быть похищены, у неё постоянно находятся мои люди, но пока результата нет. Хотя раз она сохранила телефон, могла спрятать и ключи… Не обычная женщина — книжница.

Заинтригованный Сергей поторопил:

— Давай будем смотреть, зови охранника.

За этим дело не стало. Крикнули. Вошедший охранник несколько раз прошёлся по лицам, заправленным в рубашки под галстук и золотые погоны, некоторые даже генеральские. И покачал головой:

— Здесь военные. Там гражданский был.

Спокойствие Никиты лопнуло, он, чуть не плюнув на сверкающий паркет, взвился:

— Ага, он к тебе в эполетах приедет. Смотри лучше.

— Погоди, — остановил его пыл Сергей. — Поговорим так: посмотри внимательнее, на кого из этих людей он похож?

Тот прошёлся глазами по лицам ещё раз и ткнул в мясистое лицо с глубокой ямочкой на подбородке и маленькими стеклянными глазками.

— Леший его забери! — плюхнулся опять на стул подавшийся было вперёд Сергей. Он смотрел на Никиту и его глаза принимали очень осмысленное выражение. — Кушнир, дай ему лист бумаги. Пусть опишет всё. А мне позвонить надо.

— Телефон там. — Указал Никита на столик в простенке. — И пусть отпечатки пальцев этого урода достанут. У ментов всё готово, надо сравнить.

— Спасибо я со своего… — заверил он, отойдя в сторону.

Никита слышал, как он кричал: «Константин Петрович, возьми Фирсова, ребят и организуйте Жиру колпак. Поводите, сколько сможете. Елена Максимовна Долгова им похищена. Остальное, я потом объясню. О, ещё! Пусть ребята отпечатки пальцев его достанут, а хоть из-под земли».

Кушнир мысленно промолвил: «Удачи нам. Ни пуха ни пера». И тут же послал себя к чёрту. Ох, и натерпелся же он страху! А тут хоть какая-то надежда.

Окончив разговор и подойдя к Никите, Сергей спросил:

— Ты меры принял?

Кушнир кивнул.

— Принял. Моя охрана вся в поездках по районам. Осматриваем брошенные сёла.

— Результата пока нет?

— Нет. Иначе бы ваше ведомство могучее не трогал.

— Да, какого чёрта могучее…. как переходное знамя из рук в руки. Тошно. Сам всё знаешь.

— Когда Жира возьмёте? Мне важно…

Сергей прежде чем ответить помучил кулаки.

— Потерпи. Всё будет зависеть от того, насколько слаженно ребята сейчас отработают. Поверь, там работают настоящие мастера своего дела.

— Опять двадцать пять. Потерпи… — из Никиты вырвался стон. Тянучка ему не нравилась.

Чекист поднял удивлённо — недоверчивый взгляд. Так запасть на бабу. Но тут же притушил его переведя в деловое русло.

— Дискету давай. Потравил и спрятал.

Но Никита упёрся:

— Я её отдам вам при одном условии.

Сергей требовательно протянул руку.

— Кушнир!

Но тот с железным спокойствием повторил:

— При одном условии. — И добавил усмехаясь. — Не веришь же ты в самом деле в деда-мороза.

Гость сдался.

— Пусть так. Что это?

— Ты нигде, ни в одном рапорте не упомянешь, у кого взял её.

Сергей постоял солдатиком, походил строевым, почесал макушку, побил ладонью лоб и не приняв решение принялся канючить:

— Но войди в моё положение…

Кушнир теряя терпение треснул кулаком по своему колену.

— На какой ляд мне оно. К тому же мне в своём нормально. Решай.

Он замялся и хочется и колется.

— Что на ней? Мы только что смотрели что? Светящиеся точки, пунктирики, что это?

Кушнир, отойдя к окну и отведя штору, выдохнул:

— Реальная запись той роковой стрельбы в Крыму.

Чекист застыл с открытым ртом. Глаза его стрельнули вверх. Он в два прыжка оказался рядом.

— Ты финтишь, всё уничтожено и переписано… или нет?

Кушнир был непроницаем.

— Тебе решать. Ты меня знаешь, я не блефую и за нос не вожу. К тому же ты видел всё сам.

Гость, резко повернувшись, принялся ходить по комнате из одного конца в другой. Никита понимал, чтоб это осмыслить нужно время. Сложив руки на груди он провожал ходьбу того глазами и ждал. А Сергей, меряя шагами паркет, бурчал:

— Этот Долгов оставил после себя столько запятых, что просто не мог умереть своей смертью. Теперь я понимаю, почему её так пасли эти пастухи… Но что будет, если она запустит эту свою книгу в печать…

— Я поговорю с ней. Думаю, она согласиться её изменить и выписать в своём духе или не печатать вовсе. — Он усмехнулся и добавил:- Хотя это в идеале.

— Вот-вот… Почему ты так уверен?

— Она не глупая женщина. Народ сам достоин той шляпы, которую он, выбрав, приобрёл себе. Журналистам нужна сенсация, причём любая. Органам документация, а правда не нужна никому и даже опасна имеющему её. Если народу требуется такие детективы, какие она сочиняла раньше, пусть он их и читает.

— На что ты намекаешь?

— Только на то, что жизнь сама сплошной реальный детектив и совсем не смешной или пафосный, а примитивный и грустный.

Сергей, засунув руки в карманы, встал напротив него и, заглянув в глаза, буркнул:

— Кушнир, ты мощный мужик и опасный экземпляр. Знаешь об этом?

— Я занимаюсь бизнесом и в политику нос не сую. Меня туда на верёвочке не заведёшь. Слушая наших захлёбывающихся от любви к Родине и народу политиков, никак не скажешь, верят ли они сами тому, о чём говорят, или нет. Для меня моя семья и моё дело — это всё. Стержень, понимаешь? Так что решаем?

Тот помотался с носок на пятку и наоборот и осторожно спросил:

— Какую гарантию ты хочешь.

— Твоё слово, — твёрдо сказал Никита.

Он положил свою ладонь ему на плечо.

— Не мало?

В свою очередь Никита опустил свою руку на его плечо.

— Мы давно друг друга знаем.

Ладонь легла в ладонь. Руки сошлись в рукопожатии.

— По рукам. Извини, ещё один вопрос. До чего вы докопались?

Никита помучил в раздумье нос: говорить или нет…

— Э-э-э… Мне честно отвечать или прикинуться пельменем?

— Для меня как на духу, потом лучше косить под пельменя.

— Хорошо. Мы поняли, что стрельбы там, затеять поперёк разума могли только те, кому они позарез понадобились именно там. Дальше: такие бутафорные стрельбы, могли перенести только из-за очень важного человека. Ну, очень важного. Назовём его господином П.

— Вы угадали, иначе б мы не суетились.

— Тогда пойдём дальше угадывать… Но, он не приехал. А обещал. Иначе бы его не ждали. А не приехал он потому, что его убедили не ездить туда. Вырастает законный вопрос, кто у нас такой прозорливый. Всё видит наперёд. Правильно, именно тот, кто знал, чем дело кончится. Пусть он будет господином Х. Тот, кто эту стрельбу подвёл и пустил на рекламу своего товара. Возможно, именем господина П только прикрылись и он понятия не имел что приглашён или получил эту информацию вскользь. Значит, наш господин Х где-то рядом с ним, то есть с господином П и влияет на его распорядок иначе бы ему не поверили. А так же имеет своего человека в вашем ведомстве весьма на высоком посту. Всё сделано на профессиональном и государственном уровне. Время перенесено под железным предлогом, самолётики подождали, подождали и полетели. Шоу началось. Ну вот теперь всё.

Сергей смотрел прямо ему в глаза.

— Ты не всё сказал…

Никита помолчал и согласился:

— Пожалуй да. Хорошо. Продолжим. Игра шла на два конца. На одном дело, на втором политика. Как понимаешь, простому смертному никогда бы не догадаться.

— И-и… что?

— Нужен был повод. Шум. Отставка и перевыборы. Господин Х видел себя в роли хозяина государства. Спасителя. Надо полагать в его руках многие чины из силовых структур. Без марионеток нельзя. Ваше ведомство в первую очередь.

— Стоп! У тебя одно не бьёт другое… Если господин Х затеял всё это с целью смести господина П, то зачем ему предупреждать его об опасности, а? Выгоднее сделать наоборот…

— Всё очень просто. Он чистоплюй и во всём, даже в убийствах, хотел быть чистым и не причастным. Вокруг него всех убивают, а он пушистый. Да отправить П туда и подставить было проще простого. Но тогда всем станет понятно, кто это шоу и зачем организовал, а господину П в первую очередь. Выглядеть в глазах всех подлецом не в интересах господина Х. О карьере главы государства придётся забыть. Политик должен быть чист. А тут он убирает с дороги нехорошего господина П и выстраивает себе избирательную компанию. Учитывая, что в момент катастрофы над акваторией Чёрного моря «висело» сразу несколько спутников-шпионов, фиксирующих все — от момента вхождения лайнера в «чёрный» квадрат, до падения обломков в воду. Всё шло под контролем и к победе.

— Да, снимали, а фотки нам так и не показали, — хмыкнул Сергей. — Но что господин Х планировал делать дальше?

— Дать просочиться слуху в прессу, что ждали господина П, отсюда перенос времени и, значит, господин П виновен. Ох, журналисты бы покричали. Разумеется его б никто не посадил. А карьере конец. Отставка. Но!..

— Но?…

— Вот тут и началась война отделений вашего ведомства. Одни, те что за господина Х старались найти доказательства, другие, что за господина П, их уничтожить. Победило ваше, к тому же Долгова во всём, правда не быстро, но разобралась. Хотя всё это — так, общие рассуждения и измышления.

— Да уж!.. — Сергей закашлялся и принялся колотить кулаком себя в грудь. — Неплохо вы посоображали. Мы шли вслепую…

Никита развёл руками. Мол, как могли, что в слепую он сообразил.

— Так получились. Ты меня знаешь, я б с удовольствием выкинул это дерьмо и забыл.

Сергей, взяв его под локоть вдруг переводя разговор на другое, доверительно сообщил:

— Послушай, ваша красная папочка здорово помогла.

Никита пожал плечом.

— Я догадался, когда остановили перелёт трёх новых самолётов ТУ и АН, а чуть позже «Руслана».

— А с ремонтного завода 4 авиодвигателя вернули, разве не молодцы!

Кушнир досадливо поморщился.

— Что ты мне лапшу вешаешь, мы оба знаем, что это мелочи. Тебе напомнить, сколько по той папочке самолётов передали Перу и забыли или за бесценок продали, вернее сказать подарили в другие страны. Даже склад горючего с металлическими резервуарами и тот продали иорданцу. А ведь там несут боевое дежурство самолёты ПВО.

— Ладно, тебе, разошёлся… Что могли. И это нормально. Три вертолёта со дня на день заберём, за копейки в аренду отдали.

— Для галочки непременно. Только мне сдаётся и это малое, что вам разрешили, долго пришлось согласовывать и утрясать, как бы чьи интересы не задеть.

Сергей притушил улыбку.

— Ну вот весь праздник испортил. Вернёмся к нашим баранам. Какие же выводы следовали из всего этого вашего труда?

— Надо сказать, довольно неутешительные. Имей ввиду, господин Х очень опасный человек и не только для сегодняшней власти, но и государства. Таких на пушечный выстрел нельзя к власти допускать, а он стоит в шаге от неё. Циничный, жёсткий, по трупам пойдёт.

— Что, твои ребята, молчат? — перевёл силовик разговор в иное русло.

— Молчат…,- вздохнул Никита. — Я уже боюсь спрашивать, Санёк пошлёт в тартарары. Спрашиваю, спрашиваю…

Глава 37

А Санёк мчал по заросшей, давно не езженной дороге. Проклиная инициаторов развала, когда-то мощной, страны. Сейчас насмотревшись на брошенные хутора и сёла, он кипел. У него появилось одно желание: провести по растерзанной, заросшей бурьяном земле отцов того «великого» проекта. «И это не где-то там, в нечернозёмье, а здесь, откуда в войну гитлеровцы пытались вывозить плодородную землю. — Думал он. — Варвары». Умирающие сёла — это страшно и жестоко по отношению не только к людям, но и к земле. Он объезжал село за селом и видел, где на всё село умирали, хороня друг друга, последние три деда или бомжи устроили себе пристанище. Ему встретилась женщина, обитающая в заколоченном совершенно пустом селе одна с маленьким ребёнком. И везде брошенная земля. Разрушенные фермы, разобранные по кирпичику до фундамента МТС. «А эти вот, куда идут?» — посмотрев в окно на двух вышагивающих по дороге неопрятных мальчишек, устало подумал он. Почти проехав их, он велел сдать назад.

— Садитесь, подвезём.

— Та мы самы, — заявил старший, удержав второго. — Пишлы мы. Бабка жде.

— Боитесь что ли?

Ребят задела такая постановка вопроса.

— Да ни. Хиба мы трусы.

— И ни спугались.

— Сидайте, не бийтесь, нам, кажется, по дорози. В Гончаривку топаете? — перейдя на местный говор предложил пацанам Санёк.

— Ну и шо?

— Так сидай не ломайся зазря.

— Тильки рази трохи…

Мальчишки нырнули в джип на руки бойцам сопровождения. Ребята спрашивали у пацанов о народе в селе. А те отвечали, что народа давно нема, кто помер, кто утик робить в город. Одна бабца та вона зовсим стара да они. Санёк спросил о женщине, показал фотографию:- Может, бачилы? Те сразу переглянувшись, насторожились и отрицательно не сговариваясь замотали головами. — Ни бачили. Ни, никого нема.

Санёк решил довезти ребят до места, чтоб не топали и ехать дальше. Но тут взгляд его упал на запястье старшего. На нём блеснули женские золотые часики. «Часы Долговой». — Онемел он.

— Значит, не бачили жиночки? Зараз не брехать, дуже прошу, — нахмурясь, обернулся он к ним. — А ну выкладывайте правду, а то в милицию повернём. Разбираться с убийством будем и воровством.

Старший делается серьёзным.

— Нам чужого не треба. Хочете, нехай берите, — принялся срывать он с руки часы.

— Якие же мы вбивци, — пискнул младший. — Хиба мы злодеи?

— Выбачте, вы хто? — исподлобья насупясь спросил старший из ребят, сжимая в ладони часики.

— Её муж шукает, давайте уж, открывайте таемницы…, мабуть сговоримся, — поторопил Саня.

— Как её мужика имья? — не сдавался старший.

— Никита Богданович.

— Ось так! Так и е. Пишлы. Зараз укажу. А шо он нам даст за пидмогу?

— Разумею не обидит, он мужик не жадный.

— Нам гроши треба, даст?

Санёк покрутив ладонью его по загривку кивнул.

— Даст и за часики заплатит. Подякует, в общем.

— Добре!

Найдя Долгову, Санёк немедленно позвонил Кушниру. Обрадованный Никита, сообщив Даньке, что мать нашли, летел, обгоняя время в богом забытое село. Он и не подозревал, что в том же направлении шли ещё несколько машин. Жир, не найдя в сумочке Долговой ключей от квартиры, решил проверить резиновый мешок: «А вдруг завалялись? Ведь должны быть, должны? К тому же мобильного в её ридикюли тоже не оказалось. Ну, не могло быть так, чтоб у неё его не было совсем. Наверняка тоже выпал, значит, есть шанс поискать ключи. Эта чёртова кукла сама допрыгалась до смерти. Сидела бы тихо, никто не тронул, а то книгу удумала писать. Кому то болото нужно, никому, а нас упечь за решётку могут. Человек человеку был, есть, будет — волк». Он вспомнил, как шеф вынашивал планы сбить ту проклятую ракету использовав её, как мишень для стрельбы, а он держал до последнего в рабочем состоянии станцию, не отключая питание. Естественно, держал не для утопии шефа, тот только прикрытие. Всегда полезно иметь под рукой дурака. Для щедрого хозяина. Который хорошо заплатил и взял к себе на работу. Жир не думал, что после окончания грязной работы, которую ему поручили провести его тоже, как лишнего свидетеля уберут. А пока ворочая в голове своё, он внимание не обратил на несущуюся за ним «AUDI». Добравшись до села, найдя прошлогоднюю яму на заброшенном огороде, в которую обычно хозяева закапывают на зиму картошку, достав лопату, он стал копать. В последнее время Жира стали раздражать хозяева: много требуют и суют его голову в грязные дела. Он собрался доделать начатое и их хорошо потрясти.

Завидев у леска чужую машину, ребятишки крадучись пошли на звук чавкающей лопаты и выбрасываемой земли. Ноги привели к той же яме, где они откопали женщину, надеясь снять и продать с неё драгоценности. У младшего сдали нервы, и он вскрикнул. Рыбьи глаза медленно полезли из орбит. Мужик из ямы, не добро глянув на них, не выпуская лопаты из рук, попробовал быстро выбраться и догнать мальцов.

— Тикаем…, - завопил старший, — зарубает.

— Так и е, сказывся…

— Швыдче…

Жир понёсся за ними. Но пацаны разбежались в разные стороны. Младший споткнулся, и Жир замахнулся лопатой, пытаясь ударить по тоненькой шее. Но вернувшийся старший мальчишка, со всех сил толкнул его, и этого хватило пацанам, чтоб убежать. Жир, кинув лопату, понёсся к машине, где был спрятан выкраденный им у командующего пять лет тому назад именной пистолет. Силовики мудрили. Старого нужно было убрать с пути. План был простой. Жир должен был выкрасть именное оружие, а генерала за то накажут. Всё так и случилось. Оружие осталось у Жира. «Свидетелей оставлять нельзя», — эхом било в голове. А мальцы уже орали гонимые страхом во всю прыть, несясь к домам. «Чего эта шпана орёт, здесь же нет людей, — пронеслось у него в голове. — Я неплохо стрелял, сейчас я их, как зайцев сниму. Грехом больше, грехом меньше…» Грохнули выстрелы, пацаны упали. Саня, оставив Долгову, развернув своих ребят, двинулся на огороды. Жир, завидев цепь, заметался. Нырнув, как в морскую волну в кусты, пополз. Проскочив незамеченным присмотрелся, выбрав двор по которому топталась согнутая пополам старуха, кормя кур, двинул к ней. «Заложница кстати». Старуха бросила на крыльцо пустую миску и пошла в баньку. Жир, проследив за ней проскользнул следом. То, что нашёл он там не только старуху, но ещё и живую Долгову, его несказанно удивило. Он побагровел. Рыбьи глаза его выпучились. Он всё ещё, пребывая в раздумьях: пристрелить их или использовать заложницами, тяжело дышал. Благоразумие взяло верх и он выбрал второе. Старуха ругаясь на чём свет стоит, упёрла было короткие ручки в бока, но это ей мало помогло.

Он появился перед безуспешно шарившим на поле и кустам Саньком в поисках его, нагло рисуясь. Толкая перед собой с трудом держащуюся на ногах Лену. Санёк растерялся. Подъехавший Константин Петрович со своими ребятами, посоветовали идти на переговоры. Как переговариваться с такой скотиной Санёк не знал и поэтому со всей злости заорал:

— Ты скотина, отпусти женщину. Я сделаю всё, что ты пожелаешь.

— Отойдите все и организуйте проход к машине, — потребовал Жир.

Санёк был в сложном положении. Он должен был одновременно торопиться, и тянуть время. Вот-вот должна подоспеть подмога и поэтому надо растянуть время. Сначала — думал. Потом не торопясь дал знак. Ребята тут же расступились, давая дорогу, пропуская его с Леной.

— Езжай, но если ты не оставишь её, — предупредил Константин, то дольше метра не проедешь, я бью без промаха.

Перед самой дверью, он оттолкнул Лену, но, отъехав несколько метров, развернулся и выстрелил, пытаясь убить женщину. Константин, рванув её за себя, схватился за руку.

— Ранил гад?! — метнулся к нему Санёк.

— Потом… Догнать надо. По машинам и за ним. Стрелять по колёсам. Он нужен живым. Это единственная ниточка к заказчикам того кровавого шоу.

Они гнали его, не причиняя особого вреда и надеясь взять живым до моста.

— Константин Петрович, — взмолился Санёк, набрав его номер, — через мост проскочит и уйдёт. В городе мы его не возьмём. Людно, не постреляешь. Надо убирать.

— Ладно, — согласился тот, — стреляйте. Хотя страшно жаль, это единственная возможность добраться до правды.

— Какой правды. Они его сами убьют. Им свидетели не нужны. Да и что он там знает-то. Ему дали задание — он его выполнил… Бабки получил. Больше-то он действительно ничего не знает. Сам понимаешь, выудить из него ничего не дадут. Уберут или у вас, или на воле. Просто эта сволочь в таком состоянии натворить что-то может. Люди погибнут.

— Ладно. Отправляйте к проотцам.

Машина, повиляв пронеслась ещё сколько-то по инерции вперёд, а потом, уйдя вправо и пробив заграждение ныряльщиком ушла в воду.

Машины погони, пролетев мимо, развернулись и встали у края. Мужики, разгорячённые погоней, высыпали на берег. Они не смотря друг на друга, облакотясь на поручни моста, наблюдали за чёрной, булькающей водой. Теперь Жир никогда уже ничего не скажет и не узнает сам, что он лишь песчинка в море страстей кипящей над двухсоткой. Стрельбы обеспечили ей расчудесную рекламу. Те, кто торгует оружием и вложил в это деньги, потирают руки. На неё немалый спрос. Да такой, что в спешном порядке пытались демонтировать тот дивизион, что провёл эти стрельбы. Но в самый последний момент, когда спасти его уже ни у кого не было надежды. Был ликвидирован штат и разбросаны люди. Но это полбеды. Порублены, и сданы на металлом кабеля… Приходит отбой. У людей включилось второе дыхание. Это статьи в популярной прессе и кто-то из друзей Долгова подняв страшный шум остановили то безрассудство. Офицер, не плохо поусердствовавший для такой успешной рекламы и получивший немалый гонорар, занял обещанное место в рядах торговцев оружием. Правда надолго ли? Они не любят оставлять свидетелей. Но может ему повезёт, им преданные люди тоже нужны…

— Ладно, мужики. Вылавливать, ваша забота, а мы возвращаемся. — Хмыкнул Санёк, наблюдая за пузырьками выпрыгивающими на поверхность.

— Я не против, спасибо. — Жмёт ему руку подъехавший к ним Сергей Трофимович.

Когда Санёк с ребятами вернулись в село, там уже был Кушнир. Бабка причитала над убитым мальцом. А второго раненного Вася пытался погрузить в машину. Тот хоть и выл от страха и боли, но упирался.

Увидев подъехавших ребят, Никита велел:

— Саня, бери хлопчика, и дуй в приёмный покой, ему срочная операция нужна. И в темпе, в темпе мужики. Я следом. Лену положу, пусть посмотрят, витамины поколят.

— Как она?

— Врачи должны сказать. Не плачет, но разговаривать не получается. Пока ничего не понятно. Говорят, Константин её спас?

— Было дело. Руку ему задело. Как бойцы невидимого фронта здесь оказались? — кивнул Саня в сторону кэгэбистов.

— Случайно докумекали до Жира, ну и начали следить. Всё вперёд. Времени нет для базара.

Похоронив мальчика и отнеся Лену на руках в машину, он, попрощавшись с бабкой поспешил следом за джипом увозящим Санька и раненого мальца. «Чёртова жизнь, — кусал губу он, прижимая жену к себе. — Беспризорные дети, ничейные старики, брошенная земля. Кому нужны преобразования такой ценой».

Лена вдруг всхлипнула и расплакалась. Она плакала, и всхлипывала, и снова плакала, и ничего опять не говорила, а он нёс и нёс всякую убаюкивающую чушь и сам верил во всё, что говорил: «Всё будет хорошо. Всё будет чудесно. Не волнуйся, милая». Внезапно она вскинула голову, пристально посмотрела ему в глаза и тихо, еле слышно прошептала:

— Я совсем превратилась в старуху, у меня побелела прядь…

У него отлегло от сердца. Заговорила. Он наклонился к ней и нежно поцеловал в краешек губ. Всё-всё, теперь будет действительно всё хорошо.

— Ты устала и настрадалась. Сейчас тебя проверят и подлечат, — глухо произнёс он, целуя её пальчики с обломанными ногтями.

А она каким-то необычным голосом произнесла:

— Не волнуйся, он жив.

— Откуда ты знаешь? — замер он.

— Он шевелился. Если б он погиб, у меня был бы выкидыш или когда плод разлагается внутри, меня ждала бы зашкаливающая планку температура.

Никита, не владея собой до неприличия, улыбнулся и, не контролируя силу своих рук, прижал её к себе.

— Я думал, сойду с ума. Палату возьму на двоих, лягу рядом. И не вздумай возражать. Зачем к этому уроду забралась в «пирожок»?

— От тебя из вредности хотела убежать… Если б не отдал охране варварский приказ не выпускать, ничего бы в моей голове не взбунтовалось.

— Чтоб твоей головушке больше не вздумалось бунтовать, сейчас тебе пропишут, болезненных витамин и ведро капельниц.

Лена взмолилась:

— Никита, а Даня?

— Что сделается с твоим чадом. Жив, здоров и невредим. Даже мне пельмени варил и посуду мыл.

— Неужели?

— Обижаешь, золотко, мне врать не с руки.

— Откуда объявился тут мой ухажёр юрист, да ещё с оружием. Он что всё-таки из безопасности?

— Угадала. «Он хотел ей сказать, что ухаживал Константин за ней по собственной инициативе и раз бросился спасать, запал не на шутку. Но, вовремя спохватившись, прикусил чуть не выболтавший лишнего язычок. В женской голове паруса моментально надуваются на романтику. А тут мужик её собой прикрыл. К тому же в Карпатах признавала тот факт, что юрист ей нравится. Так пусть думает, что он её по воле службы спасал, а не сердца».

Она, греясь в тепле его рук, думала:- Теперь мне всё безразлично. Я больше ничего не хочу знать. Абсолютно прав Никита, держась от всего этого дерьма на безопасном расстоянии. Вот и мне с этого дня наплевать на всё. Меня больше никакая дребедень не касается. Мне решительно наплевать на всё. Чёрт с ней с действительностью. Своя жизнь — это не мало. В ней только Никита, Данька и вот этот малыш, — положив на живот руку и ощутив толчок, улыбнулась. Меня точно больше никакая холера не интересует. Какое мне дело до всей этой белеберды.

У входа в больничный корпус их ждал Санёк. Он и сообщил, что мальца оперируют.

— Куда его потом Никита Богданович?

— Пусть выкарабкается сначала, а позже в суворовское определю. Сам же видел, что за жизнь в селе, пропадёт пацанёнок. Завтра съездишь, старухе продуктов отвезёшь, керосину купи. Без света сидит. Если поедет, привези её в мой дом, пусть живёт, места хватит. Только сдаётся, не оторвёшь её от своих мест. Старой закваски люди они такие.

— Что мне делать?

— Езжай, отдыхай Саня. Я останусь здесь. Оставь мне пару ребят. Пусть подежурят у дверей. Мало ли ещё кому в голову какая блажь придёт. Сам понимаешь, Жир, это не всё. Так, мелочь пузатая.

Лену обследовали и подтвердили, что беременность она не потеряла. «Такой же как Никита, мёртвой хваткой вцепился», — улыбалась она. Как и прогнозировал Никита, вкололи витамины и подключили к капельнице. Никита, разместив её, умчал за продуктами и вещами. Вернулся он уже с вместительной сумкой, множеством пакетов и Данькой в придачу. Который, скрывая слёзы за шуточками, бросился с объятиями к ней.

— Мать, ты нас с Никитой доконала. Ты, как хрюшка грязь, повсюду найдёшь неприятности. Я согласен с Кушниром, ты вынуждаешь нас привязать тебе на шею колокольчик.

— Как твои дела? Ты ел?

— Ел и дела мои, как сажа бела. Я около тебя немного посижу и пойду пацана после операции проверю. А то к нему некому прийти, фруктов отнесу, сок.

Лена соглашаясь выпустила его руку.

— Да, конечно. Дань, прошу, в квартиру никого не пускай. Страшно то, что опасаться приходится своих. Разве я могла подумать, что Жир решиться на такое. А он только винтик в той игре.

Данька чмокнул её в щёку.

— Я понял, не волнуйся. Никита принял меры. Принести тебе «ноутбук», будешь работать?

— Пока нет. Сил совсем нет. Я здесь долго не задержусь. Хотя самое время бы сесть за него. Теперь я знаю, как докончить предпоследнюю книгу.

— Докончишь, куда торопиться, — хмыкнул Никита, выкладывая перед ней на поднос еду. — Давай поешь, лапуля. Данька топай к мальчишке, я пока мать покормлю. — Никита был таким счастливым, таким, что счастливее навряд ли найдёшь. — Только вот что, барышня, прошу тебя не делать больше глупостей и не пытаться усложнять жизнь себе и нам с Данькой. Или ради твоей безопасности прикажешь наручниками тебя приковывать?

Лена посматривала на суетящегося возле неё то грозного, то счастливого мужа и думала о своём женском. Обычно женщины вспоминают о всплесках счастья. О маленьких частичках его. Как правило это первое чувство, поцелуй, свадьба, рождение ребёнка… Вот и у неё с Долговым были эти всплёски. Малюсенькие и она жила этим. Дышать, как и другим хватало. А сейчас её купают не брызги, а море счастья. Причём от первого лучика солнца и до появления звёздного шатра. А потом от променада луны до розового рассвета. Как хорошо! А и мечтать не смела о таком. Знать не знала, что такое возможно тем более в её годы… А так бывает. Бывает! И это хорошо!

Он, посматривая на притихшую жену, присел на край кровати и, чмокнув в нос, принялся упорствовать в попытках накормить её. Лена улыбнулась: «Господи, как хорошо-то! С таким мужиком можно всю жизнь болеть».

Загрузка...