Где-то рядом. Часть 2

Одетая в аромат ландышей

1

Она вошла бесшумно. Дверь открылась, впустила её и закрылась. По-обыкновению, Алан даже не поднял на незнакомку глаз, слишком уж он привык за годы работы к звуку распахивающейся двери, впускающую очередную пациентку к нему в кабинет.

Начинать приём он в последнее время не торопился. «В конце концов», – думал Алан, – «это нужно, прежде всего, им, а не мне». Алану нравилось подержать женщин в ожидании, чтобы осадить пыл слишком надменных, а слишком робким дать время освоиться.

Вот и в этот раз Алан сидел, уткнувшись в монитор, пока не почувствовал, как в воздухе распространяется какое-то невероятное цветочное благоухание. Тончайшим эфиром этот сладковатый аромат пытался заполнить собою всё пространство. Это был не фабричный парфюм, нет. Все эти искусственные смеси Алан знал хорошо, ими веяло от каждой второй из тех, что приходили к нему. Нет, сегодняшний аромат был чист, свеж и естественен. Он был натурален. Пахло ландышами. Теми давно забытыми беленькими цветами, что распускаются в мае и увядают так быстро. Пахло юностью, счастьем и весной.

Алан поднял на вошедшую свой взгляд. Девушка изумила его. Алан зажмурился, пытаясь вспомнить, видел ли он раньше что-либо столь же прекрасное. Красота стоящей перед ним была поразительна. Нежнейшая молочного цвета кожа, волосы густые, блестящие, ещё не тронутые искусственной краской, ясный свет глаз, фигура изящная, будто выточенная, как у фарфоровой статуэтки, и запястья рук тонкие-претонкие.

Алан насупился, кашлянул и отвёл взгляд. Он сделал вид, что изучает медицинскую карту красавицы. В графе «возраст» стояло число «16». «Всего шестнадцать лет, шестнадцать… И уже так невероятно хороша!» – думал про себя пятидесятидвухлетний Алан. В этот момент он готов был поклониться матери-природе за то, что она каким-то неведомым образом, случайным соединением генов, произвела на свет это совершенное, идеальное создание и привела это своё творение прямо в руки Алана.

Жестом Алан пригласил девушку подойти, та приблизилась, опустилась на стул возле его стола и оказалась совсем рядом. Нет, Алан не ошибся, запах ландышей был не парфюмом, он был естественным ароматом этого юного тела. Такая красота не могла пахнуть иначе, она была совершенна, в ней не было ни одного изъяна.

Под пристальным взглядом Алана Одетая в аромат ландышей девушка, потупила взгляд. Она молчала.

– В первый раз? – спросил её Алан.

Та утвердительно кивнула.

Все они, которые потом становились постоянными пациентками и любовницами Алана, когда-то появлялись здесь в первый раз.

– Какой срок? – спросил Алан.

– Пять недель, – поёжившись, произнесла девушка.

«Маловато», – раздосадовано подумал Алан. – «Пришла хотя бы двумя неделями позже. Неопытная, куда-то торопится. Все они поначалу такие».

Но, взглянув, на девушку, Алан моментально забыл о собственном недовольстве. Слишком уж была хороша. Пушистые ресницы скрывали сейчас от Алана её глаза.

– Подпиши соглашение, и для тебя сегодняшняя чистка будет бесплатной, – сказал он ей, протягивая электронный лист.

Красавица послушно поставила под ним свой отпечаток.

– Раздевайся и ложись, – сказал Алан.

Слегка стесняясь, девушка разделась.

Алан подошёл к ней. Сейчас она стояла перед ним хрупкая, беззащитная, одетая в один лишь аромат ландышей. Как же она была прекрасна! Алан не ошибся, тело её несовершенств не имело. Алан разглядывал её без смущения, как врач и как мужчина.

Видя, как дрожь начинает охватывать это юное тело, Алан сжалился. Он подошёл к шкафу, достал оттуда одноразовую рубашку и подал девушке.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Лия, – ответила та.

– Надевай и ложись, будет неприятно и может даже больно, но не долго, – сказал он.

Девушка надела рубашку. Теперь она была одета в аромат ландышей и в этот уродливый медицинский балахон, который обычно делает всех пациенток одинаковыми и равно непривлекательными.

Одетая в аромат ландышей легла.

Алану предстояло провести то, что на сегодняшний день называлось термином «чистка», на самом же деле так в последние десятилетия стали именовать прежнее медицинское «прерывание беременности» или попросту «аборт».

Алан подключил к девушке аппарат, а сам вернулся за стол.

В своей клинике он предпочитал работать один. Раньше он держал врачей, которые работали на него, но всем им надо было платить. Выгоднее оказалось купить аппарат, который бы производил чистку не хуже людей и очень быстро. К тому же, была ещё одна немаловажная деталь, абортивный материал сохранялся при аппаратной чистке лучше и оставался чище.

Недостатка в пациентках Алан не имел. Каждый день он производил не меньше десятка чисток. Все эти женщины приходили к нему, желая освободиться от внезапно возникшего в их чреве бремени. Алан всем помогал, а полученный материал успешно продавал в клинику стволовой индустрии, тем и жил.

Аппарат заработал, Одетая в аромат ландышей сначала стонала, затем пару раз вскрикнула и затихла. Алан понял, что основная часть операции уже проведена.

Когда девушка встала, Алан почувствовал, что аромат ландышей, испускаемый ею, угас. Выглядела она устало, но Алан верил, что её благоухание ещё вернётся, и в первый раз в жизни ему не захотелось заигрывать с ней, делать сразу её своей любовницей, ему хотелось подождать. С каждой женщиной, приглянувшуюся ему, он вступал в негласную игру, и добивался любую, это было всего лишь вопросом времени. Но сейчас всё было иначе. Алан смотрел на девушку, стоящую перед ним, и не испытывал того ярого, чувственного желания, которое было ему присуще. Он не узнавал сам себя. Красота, непостижимая, совершенная, преклоняла его перед собой, диктовала свои условия. Алан не смел прикоснуться к ней своим вожделенным взглядом. Он желал лишь издали наслаждаться этим великолепным творением природы, как лучшей из картин, как мраморной скульптурой, как безупречным изваянием. Это новое чувство Алана раздражало.

– Одевайся, придёшь на осмотр через два дня, – буркнул девушке Алан. – Вот рецепт, эти два дня будешь принимать по две таблетки два раза в день.

На самом деле необходимости в повторном осмотре не было, и Алан никогда не назначал бы никаких лекарств, если бы ему сейчас не захотелось просто увидеть эту девушку снова.

Она пришла, как и назначил Алан, через два дня, вдохнув вместе с собою в комнату аромат свежих ландышей. Алан ждал её и все эти два дня тешил себя надеждой завязать с Лией более тесное знакомство, но когда она вошла, то красота её, вновь расцветшая, оправившаяся после чистки, вторично сразила его.

Алан нахмурился. Он собирался быть сегодня приветлив, но вместо этого лишь недовольно буркнул что-то себе под нос. Скрывая свои чувства, он разговаривал с девушкой нарочито грубо и, осмотрев её без лишней учтивости, назначил явиться на осмотр ещё.

Она пришла через пять дней, и снова, окутанная ароматом ландышей, была возмутительно, недопустимо красива. Не поднимая больше на неё своих глаз, Алан выписал ей рецепт и отпустил.

Перед её уходом, он долго и пространно объяснял ей о безвредности проводимых им чисток, дал визитку и просил без стеснения пользоваться его услугами ещё и ещё. Она была так хороша, что не возникало никаких сомнений в том, что в её жизни будет ещё много мужчин, много романов, а значит, много нежелательных беременностей, много новых чисток. Алану оставалось только ждать.

Он знал, она ещё вернётся. Все женщины, появляющиеся в его клинике раз, приходили потом снова и снова, и только седая старость, допущенная ими по их же собственной небрежности, могла остановить их. Одетая в аромат ландышей тоже вернётся, и может тогда это невыносимое чувство преклонения перед ней, наконец, в Алане сменит обычное мужское влечение.

2

Алан спешил на встречу. Хотя нет, разве можно назвать встречей привычные посиделки в ресторане с друзьями?

Алан прибыл первым, за ним появился Томас, последним приехал Итан, приведя с собою сына – гадкого, по мнению Алана, двенадцатилетнего мальчугана, неизменно сующего свой нос во все взрослые дела.

Итан, Алан и Томас были знакомы давно, ещё со скамьи медицинского института. Вместе они учились, вместе прогуливали лекции и жили когда-то вместе в крохотной, предоставленной институтом комнате. Сегодня Томас работал заведующим отделения трансплантологии органов, у Алана была своя клиника, а Итан владел фармацевтической компанией, специализирующейся на производстве омолаживающих препаратов, куда Алан сбывал полученный при чистках своих пациенток абортивный материал. Итан за это Алану хорошо платил. Благодаря их союзу Алан имел средства и на шикарную квартиру в самом центре города, и на пару роскошных авто, на одном из которых он сейчас и приехал. Все трое, несмотря на свой возраст и далеко неправедный образ жизни, были абсолютно здоровы и выглядели лет на двадцать-тридцать моложе своих лет. Причиной тому были те препараты из стволовых клеток, которые производил на своём заводе Итан и которыми он в избытке снабжал своих друзей.

Расположились у окна. Был вечер. Город внизу залился гирляндами огней. Алан рассматривал, как движутся казавшиеся почти игрушечными с высоты сорокового этажа автомобили.

Итан неустанно шутил и горделиво поглаживал по голове собственного сына. Алана этот дородный, пухлощёкий мальчишка каждую их встречу порядочно раздражал. Мало того, что он бесцеремонно хватал руками с общих тарелок всё, что желал, так, вдобавок, он позволял себе высказываться обо всём, о чём говорили взрослые.

– Правильно, сынок, – поощрял сына Итан. – Покажи им, пусть знают, какой ты умный.

Когда мальчишка начал покрикивать на Алана и Томаса, Алан взмолился:

– Итан, мы же все-таки не твои подчинённые, уйми его…

– Ну хорошо, хорошо, – хохотал здоровенный Итан. – Сынок, Виктор, пройдись по залу. Даю тебе задание, принеси мне пять телефонов. Две брюнетки, две блондинки, одну рыжую, ты знаешь, каких я люблю…

Мальчик оживился. Алан же был несказанно рад тому, что этот невыносимый ребёнок, наконец, их оставил.

– Чудный ребёнок! – восторгался Томас.

– Ну а ты? Когда? – хлопал Томаса по плечу Итан.

– У меня новые женщины, – похвастался Томас. – На этот раз у всех них со мной идеальная физиологическая совместимость. Они забеременеют, обязательно, я в это верю. Я протестировал гены каждой, от них у меня будут идеальные дети.

– Томас, ну сколько можно? Ну перестань ты уже подбирать себе партнёрш по науке, – укорял его Итан. – Посмотри вот я, я выбираю женщин просто из тех, которые мне нравятся, а сына оставил от той, которую, как мне кажется, я даже любил.

– Любовь… Это какое-то слишком уж эфемерное понятие. Это совершенно ненаучно. Как можно полагаться на чувство в таком важном вопросе, как потомство, – сопротивлялся Томас. – Ты знаешь, я сторонник обоснованных подходов. Ребёнок должен рождаться только при помощи экстракорпорального оплодотворения от идеально совместимой с мужчиной партнёрши, с обязательной проверкой всех генов, это моё убеждение. Мы должны иметь возможность всё контролировать. Тебе просто повезло, что твой Виктор родился здоровым.

– Ерунда, – махнул рукой Итан. – Дети должны рождаться обычным естественным путём и без всяких предварительных хлопот. Надо просто оставлять того из них, который зачался в удачный для тебя момент жизни. Ну посмотри, разве он не хорош? – восторгался Итан сыном.

Шустрый и бесцеремонный Виктор уже сновал между столами. Он, пользуясь тем, что выглядел ещё совершенным ребёнком, беззастенчиво знакомился с сидящими людьми, вызывая неизменное умиление женщин.

Алану было противно смотреть на это.

– Удивительный, восхитительный ребёнок! – вторя Итану, восхищался Томас. – Тебе очень, очень повезло!

– Скажи, ты действительно считаешь этого ребёнка прелестным? – шёпотом спросил Алан Томаса, когда Итан ненадолго оставил их вдвоём.

– Конечно! – удивился такому вопросу Томас. – Дети все, все без исключения прекрасны.

Алан почесал голову, вспомнив скольких из них он вычистил из бывших любовниц того же Томаса.

– Знаешь, у меня к тебе дело, – полушёпотом неожиданно обратился Томас к Алану. – Посмотри вот на эти фотографии.

И он подсунул Алану фотографии. На них были женщины, довольно молодые, довольно привлекательные.

– Посмотри, пожалуйста, запомни каждую, – торопясь, просил Томас. – Я сейчас с ними, с каждой. Если когда-нибудь кто-нибудь из них появится у тебя, пожалуйста, под любым предлогом не делай им чистку. Пусть родят.

– Томас, но ты же объяснил каждой из них, что готов взять расходы по воспитанию ребёнка на себя?

– Разумеется. Но знаешь, сейчас такое время, ни в одной из этих женщин я не уверен. Все они согласились на искусственное оплодотворение, подписали соглашение, но что потом взбредёт им в голову, кто знает? К тому же, все эти девять месяцев беременности, наверняка, любая из них будет не прочь изрядно потрясти меня. Так что придумай что-нибудь, откажи им, скажи, что это нужно для их же здоровья… Пусть родят. Не хочу платить им дорого.

– Я не понимаю, для чего тебе всё это. Пусть всё бы шло своим чередом, послушайся Итана. Ну скажи, для чего тебе ребёнок?

– Я привык ставить цели, и добиваться их, – ответил Томас. – Сейчас моя цель – ребёнок. Я хочу, чтобы после меня на этой земле что-то осталось. Пусть это будет кто-то, похожий на меня. Это раньше я был молод, мне нужно было делать карьеру, строить своё будущее и дети мне были совершенно не нужны, а сейчас я готов быть отцом, я хочу сына, только сына.

– А если будет несколько детей? От каждой…

– Тем лучше. Знаешь, мы ведь старимся, надо думать о будущем. Кто знает, сколько мы ещё продержимся на препаратах Итана? Он может поручиться, что мы сможем оставаться столь же здоровыми и в будущем? А новые органы, это как-никак гарантия долголетия. Мой же продолжительный опыт показывает, что в теле лучше приживаются органы родственников. Так что, хочешь не хочешь, но уже сейчас надо думать над кандидатурами будущих доноров…

Вернулся Итан. Он был весел и доволен, много пил. Скоро возвратился к столу и его малолетний отпрыск, этот ненавистный Алану ребёнок принёс не меньше дюжины телефонов и фотографий тех женщин, с которыми познакомился, блуждая последние сорок минут по залу. Итан был доволен.

– Растёт моя смена, – гладил он по голове своего толстеющего от месяца к месяцу Виктора. – Ну а ты как, Алан? Поведай нам об очередных твоих победах? Готов поспорить, что в списке твоих новых пассий есть имена и кого-нибудь из моих прежних знакомых.

Алан потупил взгляд. Обычно он любил хвастаться своими романами, но сейчас вдруг вспомнилась Одетая в аромат ландышей, и настроение говорить мгновенно пропало. Что бы успокоить Итана, Алан рассказал ему пару-тройку последних эпизодов, но про то, что он встретил девушку, завладевшую его сознанием, он промолчал. Стыдно было признаться в том, что он впервые в жизни не попытался даже прибегнуть к попытке соблазна.

Итан веселился. Было видно, что дела его идут очень неплохо. Прошло то время, когда индустрия стволовых клеток, полученных из абортивного материала, была под запретом, теперь же Итан мог использовать поставляемый Аланом материал, как угодно и в любых количествах.

– Ничего, вот выйдет когда-нибудь закон, разрешающий фармацевтическим компаниям самим производить «чистки», уведу я у тебя тогда всех твоих пациенток, – шутил Итан.

Алана сегодняшняя встреча утомляла, но Томас и Итан были единственными его друзьями. Собирались вместе они часто и регулярно. Выпивали, развлекались, шутили. Без этих встреч, без этих разговоров, Алан, пожалуй, потерял бы интерес к жизни.

3

Закон, запрещающий использовать любые средства контрацепции, вышел. Работы у Алана прибавилось. Конечно, закон приняли под гуманным предлогом непротивления зарождению новой жизни, но при этом чистки не запретили. Каждому ребёнку дано было право зачаться, а каждой матери решить потом самостоятельно его судьбу. Всё выглядело вполне благовидно и милосердно, но и Алан, и Итан, и все, кто был задействован в громадной и невероятной прибыльной медицинской индустрии знали, что этот закон есть не что иное, как желание людей, принявших его, продлить собственную молодость и жизнь. Последние технологии в области индустрии стволовых клеток сулили неимоверные возможности по обретению искусственного бессмертия, но для этого нужен был материал, много абортивного материала. Надо было использовать одних, чтобы продлить жизнь другим.

Свободного времени у Алана поубавилось. Те женщины, что в прочее время появлялись у него в кабинете, от силы, раз в год теперь приходили регулярно раз в два-три месяца. Итан за собранный с них материал платил щедро, и Алан купил ещё целых пять аппаратов для чисток. Работали он с утра до вечера. Благодаря этому сегодня Алан ехал на встречу к друзьям в такой машине, на которую все без исключения бросали свои восторженно-завистливые взгляды. Стоила она дорого, очень дорого, последняя модель ICar 8.8, но Алан теперь мог себе это позволить.

Алан слегка располнел, что ничуть не мешало ему каждый день заводить новые романы. Он соблазнял, тешился, бросал. Зачинал детей и потом сам же делал их матерям чистки. Он особым образом помечал полученный в результате чисток бывших его женщин материал, и, направляя Итану, просил отнестись к изготовлению препаратов из него с особой осторожностью, а потом исключительно единолично потреблял полученное фармацевтическое чудо. В свои пятьдесят шесть лет Алан был бодр, счастлив и совершенно здоров.

Одетая в аромат ландышей появлялась у него всё чаще и чаще. Как же она была красива! Повзрослела. Её шаги Алан узнавал ещё издалека, и каждый раз в ожидании её взволнованно билось сердце. Каждый раз её появление предварял неизменный аромат ландышей. Он незримо просачивался в кабинет ещё до того, как его обладательница успевала открыть дверь. Окутанная им она возникала на пороге как божество. Грациозная, дивная, бесподобная. Она была той женщиной, перед которой Алану всегда хотелось склонить голову в нижайшем поклоне, и каждый раз он удалял из неё то, что сотворили ей другие мужчины, сам же он не смел прикоснуться к ней даже своими мечтами. Алан не желал пока разрушать этот возведённый им самим в ранг божества идеал.

Одетая в аромат ландышей действительно была удивительно хороша. Казалось, в жизни её наступила та пора, когда сама природа день за днём прибавляет женщине и без того уже запредельную привлекательность. Одетая в аромат ландышей от раза к разу расцветала, и становилась всё женственнее, всё сочнее, и благоухала, и этот её запах ландышей, неизбежно, сводил мужчин с ума.

Сходил с ума и Алан. Он не флиртовал с Лией, нет, напротив, он не делал ничего, что могло бы привести к их роману. Алан бездействовал. Он наслаждался ею издалека и был счастлив уж тем, что, хотя бы раз в три-четыре месяца красавица оказывалась на час полностью в его власти.

Очередная встреча Алана с друзьями началась вяло. Первым появился Томас, он был явно подавлен. В последнее время его мало что занимало, он был часто расстроен, испуган, всё больше его тревожило собственное будущее. Его затея с детьми не удалась. Ни одна из тех женщин, на которых он возлагал надежды, так и не родила ему ребёнка. Научное, распланированное искусственное их оплодотворение так и не дало результатов. Идею вырастить себе на старости отпрысков Томас почти забросил. Всё, что интересовало его теперь – это собственное здоровье. Он панически боялся болезней, старости, смерти. Он хотел жить и жить, но по роду своей работы он знал всю подноготную мнимого продления жизни, каждый день он видел, как покупаются, продаются, заменяются человеческие ткани, это его угнетало.

– Представляешь, – жаловался он сейчас Алану, – я боюсь. То, что творится на рынке органов, это беспредел. Есть законы, но даже я их не соблюдаю. Мне приводят людей, и я с их согласия изымаю из них то, без чего они могут жить максимум сутки, и они подписывают своё согласие, сами ложатся под нож. Ты не представляешь, что творится. Не знаю, чем вынуждают их, или они просто ничего не понимают… Я тебе честно скажу, я боюсь. Боюсь того, что когда-нибудь это может произойти со мной. Ты бы видел тех, кто водит ко мне людей для изъятия органов. Это бандиты, натуральные бандиты! Они сознательно вгоняют людей в долги, берут на себя их кредиты, а потом заставляют расплачиваться. Это страшно, очень страшно… Сейчас достать можно всё, что угодно, печень, почку – не проблема. Тут же приводят нужного донора. Они все у них уже под колпаком, в их картотеке. Люди подписывают бумаги и ложатся под нож, подписывают – и ложатся… Мы создали какую-то невообразимую, чудовищную систему. Мы превратили людей в биологический конструктор – что надо, пришьём, что надо, отрежем. За долги люди продают собственные жизни, думаешь, они это не понимают? Понимают, но у них нет другого выхода. Любого из нас могут поставить в такие же условия, и ничто нас не защитит. Будешь протестовать, устроят тебе несчастный случай, и всё равно нужный донор окажется у меня на столе. Понимаешь, человек перестал быть чем-то целостным, мы превратили себя в отдельные части… Я давно привык к тому, что люди, за неимением средств к существованию, приходят продавать собственные органы, но ты слышал, чтобы подростки требовали от партнёра в доказательство любви к себе продажу почки? Такого раньше не было. Они искренне верят, что в скором будущем обычной практикой станет пересадка мозга в новое тело, поэтому к нынешним своим телам относятся небрежно, для них всё сплошное развлечение. Эх, отмотать бы всё обратно…

– Ты бы остался без денег, без работы, – деловито заметил Алан, небрежно рассматривая меню.

– Да, ты прав, – согласился Томас. – Да ну их всех, пусть делают что хотят, это их дело. Правильно ведь? Пусть режут себя, меня это не касается. Если они не понимают, насколько это серьёзно, что это не забава… Ой, не хочу об этом! Главное самому не оказаться на их месте, как-то надо себя обезопасить.

Появился Итан. К великой радости Алана Итан был один, без своего отпрыска.

– Ну что тут у нас? – бодро начал Итан, беря в руки меню.

– Да вот Томас, снова боится смерти, – небрежно бросил Алан.

– Да опять вы неправильно меня поняли, – возмутился Томас. – Какая смерть в наши годы, в наше время, когда у человека есть все возможности жить практически вечно. Мне не нравится, что я чувствую себя незащищено. Кто спасёт меня, если кому-нибудь понадобиться моё сердце, или печень, или лёгкие? Менять себе органы на новые у богатых сейчас модно. Я веду здоровый образ жизни, берегу себя и тем самым только лишь навожу на себя беду. Кто-то рано или поздно польстится на то, что у меня внутри…

– Вот разошёлся, – усмехнулся Итан. – Не переживай, найдут другого. Не считай себя уникальным. Ты ценен больше, как специалист по пересадке органов. Использовать тебя в качестве донора не логично. Да, в конце концов, с твоими деньгами ты откупишься от любого… Деньги сейчас решают всё!

– Вот об этом я твержу, – снова оживился Томас. – Мы превратили людей в нечто, что можно собрать из частей, а теперь сами же должны платить за собственную безопасность. Ведь раньше, если у меня нет денег, имущества, так и взять с меня было нечего, никто не ограбит. А теперь, значит, я должен делиться и тем, что у меня внутри…

– Конечно, – весело подзадоривал Томаса Итан. – Твои внутренности, откуда они у тебя? Ты их купил? Ты платил за них? И вообще всё твоё тело, откуда оно? Как оно тебе досталось?

– Да как это так, как же так… – не находя слов, возмущался Томас. – Это моё тело! Оно моё по праву рождения! Почему я должен платить или с кем-то делиться?! Это моё! Мои органы нужны мне самому. Я не виноват, что современные законы рассматривают человека, как набор отдельных органов.

– Да успокойся ты, – смеясь, хлопал друга по плечу Итан. – Шучу я, твоё это всё. Но денег у тебя достаточно для того, чтобы при случае заплатить за то, чтобы всё твоё оставили при тебе. Лучше смотрите, что я вам покажу.

Итан подсунул друзьям под нос экран. Он показывал фото, от которого у Алана захватило дух.

– Новенький, только вчера купил и подарил сыну, – с гордостью пролистывал фотографии Итан.

Алан молчал. Автомобиль на фото был его мечтой – ICar 9.0. Он только появился в анонсах, а Итан вот так взял и купил уже его, да ещё и не себе, а сыну. Сердце Алана сжалось. Он понял, что живёт на жалкие подачки Итана. Для того, чтобы купить эту модель Алану надо было произвести более двух с половиной тысячи чисток. Да, Итан хорош. Если он смог подарить такую модель сыну, значит, себе скоро купит ещё лучше.

Аппетит у Алана пропал. Итан же, по обыкновению, грустных настроений вокруг себя не замечал и много шутил.

4

Весна, восхитительный благословенный май. Два чахлых апельсиновых деревца, растущие в бетонных горшках перед входом в клинику Алана, зацвели. Да и вообще всё вокруг как-то преобразилось, и, хотя нынешние зимы доставляет мало хлопот жителям современных городов, но весна, с её теплом и светом, всегда вносит в окружающую обстановку какое-то особое оживление.

Алану шестьдесят пять лет. Он бодр, весел и абсолютно здоров. Дела его идут отлично. Куплена новая трёхэтажная квартира, вот-вот в гараже его будет красоваться новенький ICar 10.0, карман приятно оттягивает последняя модель Моветано.

Работы в клинике много. У Алана теперь девять аппаратов для чистки, отбоя от пациенток нет. Но сейчас вечер, можно отдохнуть. Алан подходит к окну, поднимает стекло. Воздух, тёплый, бодрящий врывается в комнату, неся с собой звуки оживших после зимы улиц. Алан вздыхает, хороша весна. Он подходит к шкафчику, достаёт бокал, но наполнить его не успевает. Шаги, лёгкие, почти невесомые слышаться в коридоре. Стук и дверь открывается. На пороге Одетая в аромат ландышей. Её благоухание тут же наполняет собой комнату, перебивая запах улиц города, дополняя собою свежесть весны.

Алан уже знает, что ей нужно. Он жестом приглашает свою позднюю пациентку присесть.

– Срок? – спрашивает он.

– Восемь, – отвечает она.

Алан садиться за стол, пытаясь вспомнить, сколько же он не видел её. Закрутился, много было работы, а она, кажется, уже не была у него полгода. Алан смотрит в свои записи, так и есть, больше пяти месяцев она не появлялась у него.

– Подпиши документы, и пойдём, – привычно говорит ей Алан.

И без него она хорошо знает всю процедуру, поэтому молчит. В этом кабинете не принято говорить. Алану не интересно, с кем она была эти полгода, почему снова оказалась у него. Он сидит, и просто рассматривает её, пока она ставит подписи на документах. Вот её локон – прядь её шикарных волос – непослушно выбивается из затейливо собранной на макушке прически. Теперь этот завиток касается белоснежной кожи её лица, спускается своим кончиком к её шее. Но что это? Там в уголке глаза… Это морщинка. Едва заметная, но уже совершенно ясно обозначившаяся. Как же так? Алан отодвинулся. Как она допустила такое? Морщинка, этот непозволительный по нынешним временам предвестник старости. Пока первая, но будут и ещё… Он смотрит на женщину перед собой, которая вот так вдруг этим возникшим в ней несовершенством навсегда утратила для Алана статус идеала. В одно мгновенье Одетая в аромат ландышей перестала быть божеством и стала просто женщиной.

Алан улыбнулся.

– Пойдём, – учтиво взяв её за руку, позвал он.

В этот раз он сам помог ей раздеться, сам растёр своими руками её озябшие ступни, укутал в пушистый плед и только после этого подключил аппарат.

Алан не любил присутствовать при чистке и предоставлял пациенткам самостоятельно пройти все неприятности этой процедуры, но, когда всё было окончено, Алан поспешил.

Он был внимателен, услужлив и учтив. Каким же счастьем была для Алана возможность спустя столько лет разрешить себе прикоснуться к её телу.

– Может, мы поужинаем сегодня? – спросил он самым непринуждённым тоном. – Ты устала.

Она, измученная чисткой, покорно опустила взгляд, прикрытый полосой густых ресниц.

Алан, понял, она принимает его вызов. Начинается так хорошо знакомая ему игра, исход которой известен им обоим. Самое главное в этой игре – сам её процесс, поэтому Алан помогает Одетой в аромат ландышей подняться, застёгивает её туфли, надевает на неё плащ и так, ослабшую, слегка уставшую, держа её за талию, выводит из клиники. Маленькая морщинка в углу её века даёт ему право больше не поклоняться Одетой в аромат ландышей, как божеству, теперь она обычная земная женщина.

Он ведёт её в ресторан. Они сидят там долго, Алан без устали наслаждается восхищёнными взглядами окружающих, бросаемыми на его спутницу, и завистливыми взглядами, бросаемыми на него самого. Одетая в аромат ландышей шикарна. Даже сейчас, уставшая, она выглядит намного лучше всех прочих женщин в этом зале. Тем ничего не остаётся, как пытаться скрыть свою злобную зависть к ней, за широкими улыбками их искусственных губ. Алан ликует. То ли весна так будоражит его, то ли та, что сейчас рядом, но он, вопреки обыкновению, решет потратиться. Он заказывает все дорогие блюда из меню, все самые ценные вина. Одетая в аромат ландышей тиха. Лишь изредка она поднимает на Алана полный понимания взгляд, и опускает глаза снова. Похоже, в этот момент ей просто был кто-то нужен рядом, Алан же рад, что досталась ему эта женщина легко, без всяких хлопот, как и все прочие.

Когда вышли на улицу, было уже темно. Воздух, свежий, пьянящий бил в голову и пахло ландышами. Алану захотелось продлить эту волшебную игру, потому он не стал сегодня приглашать свою спутницу к себе домой, не стал напрашиваться к ней, а лишь довёз её до дома. Он был любезен, галантен и мил, а утром Алан уже стоял у её двери с огромной корзиной цветов. Ландыши, тюльпаны, немного незабудок. Одетая в аромат ландышей жила одна. Утром она выглядела ещё прекрасней. Она была удивлена, когда Алан, приготовив ей завтрак, не прикоснувшись к ней, сославшись на рабочие дела, удалился.

Алан ликовал. Он готов был поспорить, что такого мужчины, как он, у неё ещё не было. Ему же рядом с ней хотелось показывать всё лучшее, на что он способен, поэтому он решил удивлять её и удивлять. Он будет делать вид, что добивается её, ту, что с самого начала этой любовной игры готова была сдаться ему без всякого боя. Алан не хотел получать её вот так просто, он желал знать, что не по воле обстоятельств, а за собственные заслуги получил благосклонность этой опустившейся на землю богини.

Алан возил Одетую в аромат ландышей в самые шикарные места, осыпал её самыми изысканными подарками, уделял ей столько внимания, сколько не оказывал его всем своим женщинам вместе взятым, и ничего не требовал взамен. В этом был особый шик. Алану нравилось ласкать собственное самолюбие осознанием того, что ни один мужчина не обращался так с той женщиной, которая была теперь с ним рядом. Он играл в любовь, ту романтическую, нежную, которую в нынешнее время можно увидеть только в кино. Иногда ему даже хотелось верить в то, что он действительно влюблён, но на самом деле ему больше нравилось то, с какой завистью смотрят на него теперь прочие мужчины. Его коллекция пополнялась женщиной невиданной красоты.

Месяц пролетел незаметно, за ним другой. Алана и Одетую в аромат ландышей можно было считать теперь стабильной парой. Алан так увлёкся всей этой любовной романтикой, что даже не заметил, как произошла их близость. Всё в их игре было красиво и очень походило на те отношения, которые показывали в кино. Алану было хорошо, так хорошо, что он даже забросил на время встречи с друзьями.

Началось лето. Чудесная тёплая пора, когда можно на неделю взять отпуск и просто от всех уехать. Алан так и сделал. Целых семь дней они с Одетой в аромат ландышей плескались в море, и нежились под пальмами, а вечером ходили танцевать в колоритный южный бар. Алану приятно было сознавать, что он обладает самой красивой женщиной на пляже. Было ли это счастьем? Пожалуй.

Всё закончилось внезапно. Как-то Одетая в аромат ландышей пришла к Алану в кабинет совершенно нежданно. Она остановилась в дверях, красивая, окружённая таким благоуханием, от которого у Алана закружилась голова, и захотелось тут же схватить её, поднять на руки и увезти куда-нибудь далеко-далеко.

– Я беременна, – произнесла она.

В висках у Алана застучало.

– Срок? – по привычке спросил он.

– Пять недель, – произнесла она.

Алан сел.

– Ты хочешь сделать чистку прямо сегодня? – наконец, спросил он.

– Ребёнок твой, тебе и решать, – произнесла она с фальшивым безразличием.

Алан хорошо успел узнать её, нет, ей не всё равно, что он скажет сейчас. Сердце её колотится и ждёт. Что же он должен ответить? Каким должен быть верный вариант? Алан решил потянуть время.

– Давай не будем торопиться, время есть, – ответил он.

Он заметил, как проскользнула в её глазах какая-то скрытая надежда.

Они вышли вместе, поехали в ресторан, но как-то всё в этот раз было не так. Еда казалось безвкусной, времяпрепровождение не радовало. Спутница Алана была напряжена и, казалось, чего-то ожидала. Алан задумался. Не думала же она, что он захочет оставить этого ребёнка? Если бы он хотел детей, то оговорил бы это с ней заранее. Нет, Алан не собирался менять свой образ жизни. Когда-нибудь, Алан это предполагал, у него будут дети. Но не сейчас? Время ещё не пришло. Он не готов наблюдать за тем, как та, которую он привык видеть рядом, с которой делит теперь постель, округляется и толстеет, как внимание её всё больше переключается с него, Алана, на предстоящее событие. А потом, после рождения ребёнка, что ему, Алану, делать? Где его место в жизни той, к которой он уже так привык?

– Алан, – в самый разгар своих дум услышал над собой звучный голос Итана. – Давно тебя не было видно, – говорил он, хлопая Алана по плечу. – Познакомь-ка меня со своей спутницей.

При этих словах Алан заметил, с каким восторгом посмотрел Итан на Лию. Алан был готов поспорить, что Итан уже успел ощутить на себе магию неповторимого благоухания ландышей, что наверняка он отложил свой ужин и поспешил к Алану только лишь ради той, что сидела сейчас рядом. Итан был, как всегда, приветлив, весел бодр. Алану ничего не оставалось, как пригласить его присоединиться к ним.

Итан сел за их столик, заказал вина, пошутил, стал даже сверх нормы галантен. Было заметно, что Итана восхитила Лия. Его интерес к ней был настолько явен, что Алану даже подумалось оставить от своей нынешней спутницы ребёнка. Итан бы позеленел от зависти, и тут вдруг, морщинка, маленькая вторая морщинка вдруг проскользнула в уголке века Одетой в аромат ландышей, в тот самый момент, когда она впервые за этот вечер улыбнулась. Вторая… Алан понял, что это конец. Процесс увядания той красоты, что столько лет его влекла, был неумолим. Да, он мог бы смириться с появлением её ребёнка, но не с её старостью, с её неминуемым увяданием. Зачем ему та, которой скоро никто уже не будет восторгаться?

На следующий день он позвал её к себе на чистку. Она пришла. Как всегда, спокойная, немного уставшая. Чистка прошла как обычно быстро. Алан проводил Одетую в аромат ландышей до двери, только когда он выгружал из аппарата собранный и приготовленный к перевозке абортивный материал, сердце его впервые как-то странно забилось. Как-то совсем не вовремя и вот так сразу нахлынуло в его разум осознание того, что он держит сейчас в руках свою дочку или сына. Алан отупело смотрел на багряный пакет в своих руках и впервые понимал, что это не просто остатки каких-то не нужных организму тканей, это было то, что уже совсем скоро могло бы стать человеком, живым, настоящим, таким же как он, похожим на него и на ту, которая испускала такой восхитительный аромат. Алан стоял, и не знал, что ему делать дальше, но уже через три минуты сознание вернуло его к действительности. Алан поспешил спрятать пакет в специальный контейнер, сделав на том пометку «Использовать в препаратах для Алана».

После этого Алан и Одетая в аромат ландышей пробовали снова встречаться, но это были уже не те яркие ощущения, что раньше. Аромат, то восхитительное благоухание, что исходило от Лии, иссякло. Алан больше не чувствовал его, не мог уловить тот аромат ландышей, который стал для него олицетворением молодости, весны и счастья. Теперь же возле себя он видел обычную женщину, пока ещё довольно красивую, но уже тронутую увяданием. Впереди её ждала лишь старость.

Алан решил больше не видеться с ней.

Жизнь Алана вошла в прежнее русло. Уже через месяц он сидел вместе со своими друзьями в дорогом ресторане и, гордо покручивая в руках ключ от новенького ICar 10.1, вальяжно рассуждал о жизни.

– Я не понимаю, не понимаю их. Он продал своё сердце, – озабоченно бормотал изрядно набравшийся в этот вечер Томас. – Я схожу с ума на своей работе. Вы ведь слышали, ну читали же, наверно, что приняли закон о том, что теперь все долги умершего вешаются на его родных. Даже смерть не освобождает от уплаты по счетам. Так вот он пришёл ко мне, чтобы продать своё сердце и расплатиться за дом, в котором жила его жена и сын, за их машины, их кредиты. Он согласен был отдать жизнь за какое-то шмотьё, за вещи… И что вы думаете? Я вырезал сердце, отдал другому, кто согласен был платить. Получается, я убил человека…

– Ну что ты, – хлопая по плечу Томаса, ободрял его Итан. – Человек же подписал все необходимые бумаги, он был согласен, так что перед законом ты чист.

– Да, перед законом чист, – соглашался Томас. – Но что-то мне подсказывает, что это неправильно. Так нельзя… Мне кажется, что я всё равно нарушаю какие-то законы. Это же жизнь человека…

– Послушай, тело человека – это его собственность. Любой может распоряжаться им по своему усмотрению. Может добавлять в него что-то, менять одно на другое, может, в конце концов, что-то убирать… Вон, спроси у Алана, сколько женщин приходит к нему каждый день просто для того, чтобы убрать из своего организма нечто лишнее.

Алан кивнул головой. Закон давно закрепил за человеком право распоряжаться собственным организмом по своему усмотрению.

– Но это же сердце… Это же не просто орган, в нём жизнь… Жизнь человека.

– Ты думаешь, люди этого не понимают? – бодро рассуждал Итан. – Ну, значит, так было нужно этому человеку. Что ж, благородно, подумал о семье, решил расплатиться с долгами. Хотя, конечно, обидно, что так бездарно потратил жизнь. Но это ладно, вы посмотрите лучше сюда, хочу вам похвастаться.

Итан протянул друзьям очередное фото.

– Ну как, похож? – гордо спрашивал он.

На фото был маленький комок с человеческим лицом, завёрнутый в пелёнки.

Отвечая на недоуменные взгляды друзей:

– Сын, второй! – сообщил раздувавшийся от важности Итан.

Алан невольно поморщился, однако, следуя приличию, поспешил поздравить друга, Томас, похоже, искренне обрадовался известию.

«Зачем ему столько сыновей?» – возвращаясь после ресторана домой, думал Алан. – «Теперь придётся терпеть ещё одного самодовольного отпрыска».

Алан досадовал, что известие о ребёнке затмило его сообщение о покупке нового автомобиля. Итан опять оказался лучше него.

5

Алану шестьдесят восемь лет. Он ждёт Итана в ресторане, тот, как всегда, опаздывает. Вот уже почти год, Алан дожидается Итана один. Томаса нет. Жизнь его оборвалась как-то внезапно и Алан до сих пор ещё, иногда вспоминает о нём.

Итан появляется вместе со своим «старшеньким». Здоровенный, грузный парень всегда теперь таскается с отцом. Увешанный самыми передовыми гаджетами, одетый исключительно во всё новомодное, он постоянно сидит с Аланам и Итаном за столом, и, похоже, скучает.

– Садись, сынок, – звучит рядом звучный бодрый голос Итана.

Виктор плюхается в кресло, Итан берет в руки меню, делает заказ и только после этого начинается их привычный разговор с Аланом.

О Томасе они не вспоминают. Тот погиб. Погиб как-то нелепо и печально. Люди положения Алана, Томаса, Итана всегда должны быть внимательны и не совершать ошибок, а Томас, озадаченный одолевающими его думами в последние месяцы жизни как-то сник. Всё больше проводил он время, скрашивая свою жизнь алкоголем. Слишком много думал обо всём… И вот в один день, там, на улицах города, по которым Алан и Итан перемещались исключительно на автомобилях, Томас вдруг пошел пешком. Алан и Итан не сомневались в том, что сделал он это по собственной беспечности, но не исключали, что сделал он это специально. Не успев пройти и двухсот шагов, Томас был остановлен и схвачен. Он стал жертвой тех, кого так боялся. Те, кто промышляют на улицах, в одно мгновенье сделали Томаса беспризорным, аннулировав его электронные документы. Дальнейшая судьба бывшего друга была известна очень смутно, но он был слишком здоров для того, чтобы не вызвать интереса у тех, кто промышляет покупкой-продажей органов. Скорее всего, он, как и многие прочие, оказался именно в их руках. Таких случаев было немало. Их не расследовали, о них молчали, но купить как можно дешевле нужный орган хотели многие, желающих хватало. Томас исчез.

Принесли заказ. Стол ломился. Сынок Итана оживился. Ел прямо руками, отвратительно при этом причмокивая.

– Знаешь, вот заберу я у тебя когда-нибудь твой бизнес, – шутил над Аланом разгорячённый вином Итан.

Он давно уже грозился, но Алан пропускал его шутки мимо ушей. Алан знал, что пока есть закон о том, что компании, участвующие в производстве препаратов из стволовых клеток, не имеют права добывать самостоятельно необходимый для их производства материал, он защищён.

Итан позвонил кому-то.

– Посмотришь, сейчас кое-кто придёт … – таинственно шепнул он Алану.

Какое-то время вечер тянулся так же вяло. Но вот оттуда, от самых дверей зала вдруг повеяло невероятным волшебством весны, молодости, счастья и свежих ландышей. Оглушительным потоком этот аромат ворвался и околдовал всех вокруг. Все взгляды устремились на ту, которая неумолимо сейчас продвигалась к столу Итана. Алан не поверил своим глазам. К их столику приближалась та, с кем он давно распрощался, кого давно похоронил в своих мечтах. К ним подошла Одетая в аромат ландышей. Алан не видел её давно, кажется, год или два.

– Ну посмотри, как тебе она? – с гордостью спросил Итан.

Алан любовался. Он присматривался к её новым чертам и, поражаясь, не узнавал её.

– Даже страшно подумать, сколько я на неё потратил, – с гордостью вещал громогласный Итан. – Но зато теперь смотри, как тебе?

Одетая в аромат ландышей была шикарна. Её внешность теперь была верхом роскоши, невероятного достатка и дорогого гламура. Черты лица, и без того невероятно красивые, стали ещё правильней и чётче. Кожа разровнялась и не имела теперь ни одного изъяна. Фигура не просто подтянулась, а приобрела ту соблазнительную беспроигрышную пропорциональность, что была сейчас на пике моды.

Выглядела Одетая в аромат ландышей до неприличия дорого. Алан сразу понял, что послужило причиной столь невероятного её преображения. Деньги Алана, инвестированные в эту красоту, пели теперь гимн современной косметологии, медицине и пластической хирургии.

Что ж, значит Лия теперь с Итаном… Это он тот мужчина, кто оплачивает требуемые для обновления её внешности немыслимые счета. Но зачем ему такие траты? Что заставило его вкладываться в неё?

С тех пор, как Одетая в аромат ландышей вошла, все взгляды были устремлены только на неё. Итан гордо ликовал. Она была его женщиной, женщиной, шикарному облику которой именно он был хозяином. Алан не возражал. Сам он никогда не видел смысла тратиться на женщин. К тому же, ведь нигде не записано, что эта нынешняя красавица не может встречаться с кем-то ещё?

Уже на следующий же день, Алан стоял под её окнами с букетом цветов. К его удивлению, она ответила на его ухаживания довольно быстро. Была ли причиной тому нынешняя, присущая модным красавицам, неразборчивость, или какие-либо скрытые проблемы в отношениях с Итаном? Алан не стал искать причины. Конечно, Алан побаивался теперь открыто встречаться с ней, но наслаждаться минутами близости с шикарнешей из женщин, к тому же, совершенно не вкладывая собственные деньги в их отношения, ему было лестно и приятно.

В клинике Алана Одетая в аромат ландышей больше не появлялась и Алан хорошо знал, почему. Ещё там, в ресторане, Итан шепнул ему, что хочет третьего сына и именно от неё.

– Это будет восхитительный, невероятно красивый ребёнок. Ты посмотри на эту женщину, какие гены… – мечтательно бормотал он.

Алана мечта друга не смущала.

Так неслись месяцы, до тех пор, пока прямо на пороге клиники Алана в один день не возник Итан.

– Ну что ж, закон вышел, – без промедления начал он. – Разрешение на проведение чисток будет у меня уже завтра. Пора пересмотреть наши договорённости. За тот материал, что отныне ты будешь поставлять мне, прежние деньги я платить уже не буду.

Алан оторопел. Когда-нибудь, он предполагал, это случится, но не ожидал, что так скоро.

– Сколько будешь платить? – спросил Алан в надежде увидеть хоть какую-то более-менее приличную сумму.

– Нисколько, – ответил Итан. – Зачем? У меня будет всё организовано на лучших условиях. Запустим рекламу. Женщины оставят тебя. Ты достаточно уже получил.

Что он имел ввиду? Алан смотрел на Итана и пытался понять, знает ли тот о его связи с его женщиной.

– Ты пользовался тем, на что не потратил ни копейки. Знаю-знаю, мы никогда не делили женщин, но ты решил воспользоваться той, которая обошлась мне слишком дорого. Я не против. Бери на себя половину расходов по её содержанию и пользуйся. Но нет, ты решил, что сможешь сэкономить, захотел владеть ей бесплатно. Немыслимая безрассудная наглость. Я терпел ваши отношения, пока ты был мне нужен. А теперь… Она беременна. Если ребёнок не мой, то это будет последняя чистка, которую ты сделаешь, потому что уже завтра к тебе никто не пойдёт. Ты останешься без средств к существованию. В моей клинике для женщин всё будет бесплатно, да ещё и я дам каждой, в качестве бонуса за чистку, процедуру по омоложению… Сможешь удержать тогда свой бизнес? Ты думаешь, ты будешь нужен ей таким?

Алан молчал. В первый раз он видел Итана столь злым. Только сейчас Алан начал осознавать масштаб совершенной им ошибки. Чем вскружила ему голову Одетая в аромат ландышей? Своей внешностью, которая теперь была уже даже не её, а зависела полностью от денег Итана? Зачем ему понадобилась женщина, отношениями с которой даже нельзя было похвастаться? Будь проклят этот её губительный аромат.

6

Дела в клинике Алана шли всё хуже и хуже. После отказа Итана работать с ним, Алан был вынужден брать с женщин деньги. Клиенток осталось совсем мало, а вот дело Итана процветало. Теперь ему принадлежала целая сеть клиник по чистке, куда женщины спешили толпами, чтобы избавиться от того, что им мешало, взамен же они получали вожделенное омоложение. Те препараты, манипуляции, операции, которые раньше были доступны лишь избранным, Итан раздавал нынче направо и налево. Он не скупился. Абортивный материал доставался ему теперь почти бесплатно. Беременность провозгласили полезной, а чистку – самой безопасной и безболезненной процедурой. Дела свои Итан вёл вместе со старшим сыном. Подрастал у него и второй, третий был ещё совсем мал, но Алан не сомневался, что и тот займёт своё место в развивающемся с быстротою раковой опухоли деле отца.

Алан же бедствовал. Итан, всё-таки взыскал с него деньги за омоложение Одетой в аромат ландышей. Сначала пришлось продать автомобили, затем пришлось запустить руку в свой резервный счет, но денег на жизнь катастрофически не хватало. Хотелось красивой жизни, прежней роскоши, ещё большего, чем раньше разврата. Работы теперь было мало, казалось бы, можно и отдохнуть, но на это нужны были деньги, которых постоянно недоставало. Однако, Алан не сдавался. Он не желал отказываться от привычного шика, и, продолжая потакать своим сложившимся годами желаниям, жил, надеясь на лучшее будущее.

А тем времени со всех сторон подступали уже к нему агенты и кредиторы – предвестники неминуемого краха. Подобно акулам всегда они сползались туда, где чувствовали скорую лёгкую добычу. Теперь регулярно Алан видел у дверей своей клиники того, кто оценивающе щурил глаз и записывал себе что-то в блокнот, но Алана это не пугало. Он наивно полагал, что каким-то образом всё образуется.

Вставал он теперь позже обычного. Пил больше, ел тоже больше, трудился мало, зато много тратил, затем продавал за бесценок недавно купленное и потом снова покупал что-то ещё.

Поставку омолаживающих препаратов Итан Алану прекратил, Алан дряхлел, но не замечал этого. В своих глазах он по-прежнему был привлекателен и богат.

Окружали Алана исключительно красивейшие люди. Они, с идеальными лицами, прекрасными тугими телами, изумительными фигурами смотрели на него с экранов телевизоров, с обложек журналов, с фотографий в сети. Все они были прекрасны, понятия возраста для них не существовало. Они улыбались белоснежными улыбками и сияли зрачками глаз, обрамлённых в пушистые густые ресницы. Что именно в их внешности было результатом пластических операций, что применением омолаживающих технологий, Алан уже не догадался бы при всём желании, себя же при всём своём бедственном положении он продолжал считать одним из них. Он желал видеть себя тем, кто вечно юн и прекрасен.

О том, что он банкрот Алан догадался тогда, когда не смог оплатить выставленный ему за потребление электроэнергии ежеквартальный счёт. Раньше такого с ним не бывало, а тут на рядовую коммунальную оплату просто не хватило денег. Пришлось отложить на месяц уплату по всем счетам, затем задержать её ещё.

Через полгода Алан сидел в кабинете у судебного пристава.

Толстая пачка неоплаченных чеков, подшитая к его делу, требовала разбирательств. Алан терпеливо выслушивал то, что говорил пристав.

Этот совсем ещё молоденький юноша, годящийся Алану, в сыновья, пожалуй, даже в младшие сыновья, безучастно доносил до Алана его долги. Пристав был бледен и худ. Его серый костюм был одним из самых дешёвых. Алан в своём дорогом, но, правда, уже изрядно поношенном пальто, с пренебрежением рассматривал паренька и думал, неужели вот этот мрачный, унылый кабинет, это безденежье предел мечтаний того? Вряд ли. Молодёжь сейчас шустра, и такие ребята, всеми силами устремляясь наверх, быстро делают себе карьеру.

Долгов у Алана оказалось немало. Счета за пользование энергией, водой, дорогами, объектами городского пространства; содержание клиники, квартиры, автомобиля; плюс счёта за землю, по которой Алан ходит, налоги на воздух, которым он дышит, плата за тепло и солнечный свет, налог на жизнь за уходящий год – всё было не оплачено.

– Постойте, а что это? – перебил пристава Алан, когда услышал странную фразу «Плата за использование органов тела».

– Согласно статье 5 пункт 2.1 поправок к закону ФМР международного законодательства, с этого года граждане обязаны платить государству за использование содержащихся в их телах внутренних органов, наименование которых входя в перечень приложения 3 к той же статье того же законодательства.

– Я не понимаю… Что это? За что я должен платить?

– К тому же, вы, как человек ни разу прежде не плативший за ваши внутренние органы, обязаны оплатить их использование за все предыдущие годы жизни. Вам же семьдесят один год? Верно?

– Верно, – оторопев, отвечал Алан.

– Значит, вы обязаны теперь возместить государству аренду собственных органов за все эти годы.

Алана смотрел на указанную для оплаты сумму.

– Это какая-то ошибка… Это же немыслимая цифра…

– В случае, если вы не можете оплатить использование ваших органов, все они у вас изымаются и отдаются тому, кто станет их новым арендатором.

– Подождите, подождите… Это как? Вот тут перечень… Это же лёгкие, почки, сердце… Что за ерунда? Я что, теперь обязан за них платить?

– Согласно закону, да. Согласно новой поправке в законе тело человека не является больше его нераздельной собственностью. Органы человека и некоторые его ткани могут переставляться из одного тела в другое, а значит, если вы используете их, то должны платить. Кроме того, вы оплачиваете за всё то время, за которое пользовались этими органами раньше. Лицам, младше 16 лет возможна отсрочка оплаты…

– Я не понимаю… Не понимаю. Вы хотите сказать, что за своё собственное сердце я теперь обязан платить. Но это же абсурд. Оно моё.

– Согласно закону теперь, нет, – невозмутимо продолжал пристав. – Оно может быть поставлено кому-то другому, кто будет оплачивать дальнейшую его аренду.

– Но, я же тогда умру! – кричал Алан. – Умру! Ваш закон что, не понимает этого?

– Заплатите, и оно останется у вас. Другого выхода нет, – развёл руками пристав. – К тому же, никто не заставляет вас продавать сразу своё сердце, чтобы оплатить аренду прочих органов. Расплатитесь парными, например, начните с глаза, лёгкого, почки.

Лоб Алана вспотел. Только сейчас он стал понимать, что от него требуется. Этот мир стал совершенно плох. «Они хотят теперь, чтобы я платил не только за то, что живу, но и за то, чтобы продолжать жить. Мы не люди. Томас был прав, мы превратили себя в «конструктор».

– Если денег, чтобы покрыть ваш долг, у вас нет, то завтра вам надлежит явиться на опись ваших органов. Они будут оценены и изъяты. Если стоимость изъятых органов будет достаточна для покрытия долговой суммы, вы сможете жить, если нет, то ваши родные обязаны будут оплатить образовавшийся остаток.

Родные… Алан впервые осознал, что нет у него никаких родных, и помочь ему некому. И друзей у него нет, и знакомых, и приятелей, кто согласился бы покрыть его долг, и ни один банк не даст ему кредит.

– И что мне делать? Ведь должен же быть ещё какой-то выход? Неужели государство отправляет вот так просто умирать тех, кто не может заплатить за то, что дано каждому от рождения?

– Теперь нет такого понятия собственности, как было раньше. Теперь по закону вы при рождении сразу получаете в аренду некие органы, которые представляют определённую ценность для всего общества, и если вы, по достижении совершеннолетия не можете внести соответствующую арендную плату, то органы переставляются другому.

– Это возмутительно! Это моя жизнь…

– Вообще-то, уже давно не считается возмутительным и незаконным, когда человек, например, не имеющий возможности платить за собственное жилище, изгоняется из занимаемой им квартиры. Теперь технологии позволяют выселять его из собственного тела, потому что на то есть другой платёжеспособный арендатор. Это весьма разумная практика.

– Но, должен же быть какой-то иной способ? Вы можете дать мне хотя бы какую-то отсрочку?..

Пристав покачал головой и снова ткнул в закон. На оплату отводилось три дня.

– Послушайте, а вот если бы я… Вот если бы я был вашим отцом, чтобы вы мне тогда посоветовали? Как мне быть?

Пристав удивлённо посмотрел на Алана.

– Отца своего я никогда не видел… – задумавшись, ответил он.

Алан понял, что привёл неудачный пример.

– Ну хорошо, предположим, не отцом, а матерью. Мать то у вас была?

– Мать была, – согласился пристав. – Да только я почти не знал её, видел в своей жизни всего несколько раз и то только в детстве. Она родила меня случайно, очень рано, не успела в первый раз сделать чистку, и я родился. Знаю, что ей было не до меня, ей надо было устраивать как-то свою жизнь. Она встречалась с мужчинами, жила с ними, потом уходила, делала чистки и снова в кого-нибудь влюблялась. Я догадываюсь, даже знаю наверняка, что она надеялась найти того, от кого уже не надо бы было уходить, кто согласился бы оставить зачатого ими ребёнка. А я рос, рос без неё. В моей жизни она появлялась лишь иногда, и всегда от неё пахло невероятным ароматом весны и свежих ландышей…

– Ландышей?..

– Да, знаете такие маленькие беленькие цветочки, которые распускаются поздней весной…

Алан понял, что не зачем больше занимать время этого мальчика. Он действует в рамках закона, и Алану нечем его заинтересовать. Если принят закон, признающий человека всего лишь конструктором, то с этим надо смириться.

На следующий день Алан, согласно предписанию, уже лежал на медицинском столе. Его организм сочли находящимся в довольно хорошем состоянии. Для изъятия годились все органы, оценили их довольно высоко, но этой суммы не хватало, чтобы покрыть их же аренду за предыдущие годы. Можно, конечно, было бы продать их на чёрном рынке, о чём врач, проводящий опись, недвусмысленно намекнул. Там бы дали раза в полтора дороже, но зачем это теперь Алану? Жизнь он всё равно терял, что в одном, что в другом случае, так какая разница, сколько ему за неё заплатят при смерти?

Он вернулся домой. Изъятие было назначено на завтра., По-привычке Алан включил телевизор. Оттуда на него смотрели сплошь счастливые, невероятно красивые лица. Их глянцевые улыбки блестели, глаза искрились здоровьем, кожа сияла такой невероятной безупречностью, что казалось, все эти люди никогда не были детьми, равно как никогда и не станут стариками. Они законсервированы в своей цветущей, неугасающей самой лучшей поре, но Алан хорошо знал, что стоит за этим отсутствием морщин, за этими белоснежными зубами. Они давно продали душу тому, кто рано или поздно предаст и их самих. Для Алана эти люди с экрана были кумирами. Он брал с них пример, стремился походить на них, желал такой же внешности, такой же притягательной обеспеченной жизни. Он хотел такие же, как у них квартиры, машины, одежды, пищу, гаджеты. Он хотел стать ими и вот теперь вынужден стать расходным материалом. Горькая грусть накатила на Алана. В этот последний свой вечер ему сложно было признаться себе самому, что он всю свою жизнь потратил на то, чтобы просто быть на кого-то похожим, на кого-то другого, кто так притягателен. То, что Алан делал каждый день, весь полученный после чисток абортивный материал шёл на то, чтобы эти люди на экране всегда оставались молодыми, а все прочие подражали им, и платили за это, и платили… А ведь то, что выскабливали аппараты Алана из женщин, было не просто содержащим стволовые клетки тканями. Это были жизни, новые жизни тех, кто мог бы родиться. Алан всегда знал это, но не хотел об этом думать, боялся себе в этом признаться. Сколько же он сделал чисток?.. Десятки или сотни тысяч? И вот теперь он сам вынужден стать таким же вспомогательным материалом для других. Эти счастливые, бодрые, вечно молодые люди, смотрящие на него с экрана, уже ждут того, что завтра безвозвратно изымут из Алана.

Ну уж нет! Алан вскочил и направился к домашней аптечке. Нет, им, этим благополучным лживым вечно юным идолам не достанется то, что пока ещё принадлежит ему, Алану. Алан знал, что любое лекарство в больших количествах – яд, поэтому глотал подряд таблетку за таблеткой. Он был полон решимости ещё до завтрашнего изъятия погубить то, что хотят отнять у него люди. Ни одна частичка его здорового, сохранившегося его стараниями молодым тела не достанется кому-то другому.

Сознание Алана отключалось под гул смеха шедшей в это время очередной телевизионной юмористической программы…

2017