5

«Ты у меня молодец, Андрюша, — сказала мама, — и папа молодец, держится. Не переживай, скоро встанет на ноги...»

На этих маминых словах Андрей проснулся. Шатер экспедиционной палатки, освещенной солнцем, сочился мягким бутылочным цветом. «Еще один оттенок зеленого, — с ненавистью подумал капитан. — Сколько их тут? Надоело...» Как в старой песенке: «Оранжевое небо, оранжевый верблюд...» Замени слова — и будто про тебя сложено: «Салатный небосвод... Зелененькое солнце...» Тьфу! Больше всего на свете хотелось поваляться, решительно ни о чем не думая. И чтоб кто-нибудь, например мама, принес в постель шкворчащую яичницу и какао. И чтоб беззаботно струилось вокруг тихое, ленивое утро — так не хватает человеку ощутить раз в год тихое, ленивое утро. Картинка получилась жалостливая. Пришлось напомнить себе, что он капитан, что любая мелочь, даже невинная слабость к какао, может подорвать авторитет.

Андрей засопел, быстро оглянулся, не подслушал ли кто его мыслей, выполз из спальника.

— Подъем! — пропел он, врубая музыку и распахивая палатку настежь. — Кон-чай зе-вать, по-ра вста-вать! Все по порядку марш на зарядку!

Спальные мешки зашевелились, распались, но как-то вяло и потерянно. Ребятня вылезала мятая, серая. Больно было сгибаться. Разгибаться. Даже открывать глаза.

«Милые вы мои. За что я вас мучаю?» — Андрей закусил губу. Ну, прошли это дурацкое плато. Обогнули озеро. Наверстали график. Натопались на год вперед. Вверх-вниз, вверх-вниз... Сто вариантов камня. Гладкий. Острый. Трещиноватый. Дробленый. Покрытый мхом. Качающийся. Ползучий. Уже не действовали ни шоколад, ни кино на привале. На ходу веки слипались, смывая постылую картину: по желтому пунктиру катилась розовая точка — телеглаз исправно прописывал маршрут. Тина ушибла коленку, последний километр капитан тащил ее на закорках...

Чирикнул видеобраслет. Андрей включил связь.

— Привет, путешественники! — Лицо Нино — живое, объемное — всплыло над раковинкой экрана — Всем — доброго утра! А тебе, Андрюшка, персонально: с днем рождения!

— Ой, поздравляем, поздравляем! — Тина вскочила. Скривилась. Косолапя шагнула два раза. И села.

— Ничего, это полезная усталость, — бодро сказал Андрей. — Спасибо всем, кто вспомнил. Спасибо, Нино...

Он тревожно заглянул в ее глаза. Нино еле заметно покачала головой, отодвинулась. Готлиб, пышный и румяный, сидел в проеме люка — будто на старинной овальной гравюре — и весело болтал ногами. Выходит, у детей первый период короче? Перестал кататься, стонать... У них нет даже трех суток — счет пошел на часы...

— Торжественная часть окончилась, а подарки? — как можно беззаботнее вскричал Андрей.

— Обещаю сегодня идти сама, — сказала Тина таким серьезным тоном, что у капитана пропала охота шутить.

— Что ты! Сегодня идти не придется. Поплывем на плоту.

Приятная весть вызвала слабые улыбки на лицах. Вид пышнощекого Готлиба тоже радовал. Пожалуй, один Най понимал истинное значение того, что малышу полегчало.

Нино снова заполнила экран:

— Между прочим, сорок часов истекли. Хватит прикидываться инвалидом!

— Ура, вот это подарок. Всем подаркам подарок! — Андрей выпустил воздух из рукава, разомкнул бандаж, зажимы. Волнообразно пошевелил рукой, освобождаясь. Плечо и локоть лишь чуть-чуть покалывало. — Ладно, не будем терять времени. Не скучай, Нино. Осталось немного... — Андрей отвел взгляд. — А ты, малыш, — он знал, что Готлиб хоть и занят заводной стрекозой, видит его на экране, — больше лопай и не огорчай взрослых. Пока...

Андрей не умел говорить с маленькими — воспользовался словами, которые когда-то слышал от отца. Смутился. Поспешил отключиться. И повернулся к Тинке — девчушка кривила губы, терла лодыжки, но думала не о себе — о нем.

— Ну-ка, давай сюда босолапки! — рявкнул Андрей. — И все остальные тоже: ноги вверх! Приготовься к массажу!

Он упер в живот крепенькую Тинкину ножку и жесткими ладонями растер мускулы. Особенно энергично работал помолодевшей правой рукой.

— Ой, горячо! Ой, щекотно! — завизжала Тинка.

— Не пищи, подставляй другую!

— «Шиатсу» помогает лучше, — скромненько заметил Рене. — Давление пальцев на болевые точки...

— Ужо погоди, выпишем специалиста с Земли, — с расстановкой произнес Андрей, едва справляясь с расходившейся Тинкой.

— А с Тембры вас не устроит? Пусти! — Рене так решительно оттолкнул капитана, что Андрей, раскрыв рот, подчинился: — Вертайся на живот, живо!

Тинкино тельце непроизвольно покорилось быстрым маленьким ладоням. Рене умело нащупывал большим пальцем болевые точки, снимающие усталость. Надавливал. И замирал на тридцать секунд. Пятки, икры, свод стопы. Поясница. Спина. Шея. Затылок... Височные точки. Ключичные. Бедренные. Надколенные...

— Следующий!

— Где ты так научился, эй? — удивилась Кирико.

— Не задавай глупых вопросов. Подставляй спину.

Теперь понятно, зачем это шустрое существо вечно торчало возле Андреевой матери. Хобби у человека медицинское...

Андрей отошел на берег. Далеко внизу билась и гудела река, двумя потоками вытекая из озера. Устье реки с треугольным островком посередине напоминало заячью губу.

Плот отсюда не спустишь. Надо переправляться. Будь Андрей один, раздул бы комбинезон до отказа и прыгнул в воду прямо с обрыва. Но что толку мечтать? Он не один...

— Не тушуйся, капитан. Где наша не пропадала! — Най, прикинув на глазок расстояние, выхватил из-за пояса диск, раскрутил, метнул. Разматывая ленту, диск усвистел на ту сторону, вцепился якорями в грунт. Най пристрелил к берегу конец ленты. Закрепился. В мгновение ока перемахнул реку. И сделав в полувинте обратное сальто, мягкими приседом приземлился лицом к Андрею.

— Ух ты! — обомлела малышня.

Честно говоря, Андрей разозлился. Не за то, что придется одному сворачивать лагерь и паковать детсад. И даже не за самовольство горе-спортсмена — признаться, переправа получилась изящной и — главное в их положении — быстрой. Но что получится, если каждый из маломерков начнет демонстрировать храбрость и смекалку?

Когда визжащие и хохочущие «телеграммы» были отправлены и аккуратно приняты на том берегу, Андрей осмотрел стоянку. Смел в кучу мусор. Опылил струйкой остро пахнущей жидкости. Подождал, пока вся масса вспенилась — через час она исчезнет бесследно. Застопорил на ленте карабин. И ухнул вниз...

Най ждал у воды:

— Я вот тут деревце присмотрел. Для плота.

Андрей уже провел эксперименты с местной растительностью. Он усмехнулся, отсек диффером безлиственный сук, швырнул в воду. Сук завертелся на стремнине и медленно погрузился, посрамляя торопливого штурмана: дерево было тяжелее воды.

Плот собрали из резервной палатки. Он походил на корыто с ребристым дном и трубчатыми бортами. В торжественном молчании судно опустили на воду.

Журчание реки, плывущие мимо берега, «жук» в небе, под зеленым солнцем, удручающе подействовали на капитана. С этой обстановкой не вязались «чума» и разгромленная экспедиция Тембры, обреченные Готлиб и Нино. Слишком все выглядело красивым и безопасным. Не сочеталось с ужасом и непобедимостью болезни, вообще — с космическими путешествиями. Считать, что ты спешишь на помощь, загорая вот так, кверху брюхом в полном комфорте и идиллии, — нет, не очень это похоже на спасательный отряд!

Андрей попытался представить, чем заняты сейчас Нино и Готлиб, и не смог. Наверное, Готлиб задает наивные и прямые вопросы, на которые проще всего ответить так же прямо и наивно, но это-то и невозможно, а потому приходится выдумывать массу разных глупостей...

Изумрудное небо и журчание реки навевали дремоту. Разморили до того, что привиделось: мама везет его, крошечного, в колясочке с соской в зубах, и он громко, по-младенчески, причмокивает. Очнулся — паршивцы напихали своему капитану полон рот витаминной жвачки. Андрей с трудом разлепил зубы, выплюнул жвачку за борт, сделал широкий мах ногами, и, перекатившись через стойку на руках, оседлал корму.

Представшее перед ним зрелище привело бы в неистовство любого мало-мальски уважающего себя капитана.

Тинка, наполовину свесившись в воду, купала Бутика. Хлопья мыльной пены витали вокруг плота, словно перья на птичьем базаре. Радужные пузыри убегали за корму, и чем больше отставали, тем больше вздувались. Над ними подозрительно кружились двуглавые орлы.

Мик дрессировал попугая. Гога злобно кувыркался на маленьком турничке, утратив от возмущения дар речи.

Кирико в ярко-желтом купальнике заплетала в косички густые черные волосы. И, затенив глаза длинными ресницами, мурлыкала, непритязательную песенку:

За кормой волна играет

Рыбы солнце унесли...

Позабыв об отчем крае,

Мы плывем на край Земли.

Позабыв об отчем крае,

Мы плывем на край Земли...

За кормой волна играет

Рыбы солнце унесли...

Рене в плавочках, уцепившись за леер, полоскал в воде ноги, дразня пальцами стайку серебряных мальков.

Най, тоже в плавках, блаженно дремал, слегка всхрапывая и присвистывая. По дрожащим губам и усердному храпу Андрей догадался, чьих рук дело со жвачкой. А потому без лишних слов сгреб подстрекателя за руку, за ногу и броском через себя отправил в реку.

Раздался мощный всплеск. Най погрузился в темно-зеленую, как тушь, воду, и казалось, вынырнет крашеный с ног до головы — вроде попугая. Даже Гога, перестав кувыркаться, с интересом наблюдал одним глазом и злорадно щелкал клювом. За судьбу Ная Андрей не волновался: при таком течении самый захудалый пловец догонит плот за пять минут. А Най захудалым пловцом не был...

Река здесь делала поворот, огибая отмель, беспорядочно забросанную коричневыми суковатыми бревнами. Сначала никто не обратил внимания, что бревна зашевелились. А когда они пачками посыпались в воду, Андрей похолодел.

— Най! На плот! Живо! Най! — заорал он и замахал руками, забыв то единственное слово, которое выкидывает людей из воды вроде катапульты — «Акула!»

Двоюродный братец Нино бултыхался, дрыгал ногами в воздухе, выпрыгивал из воды, поднимал тучу брызг — жестикуляция Андрея показалась ему продолжением игры. Течение отжало плот к отмели, и в бревнах ребята распознали двуглавых аллигаторов. Соскользнув в воду, аллигаторы отрезали Ная от плота.

Андрей рухнул на колени, отщелкнул с пояса правый и левый лезвия аварийных якорей и прямо сквозь плот пригвоздился к дну реки. Натяжение линей скомкало борт, через пробоины вздыбившегося плота хлынула вода, но думать об этом было некогда. Андрей выхватил диффер и махнул очередь от борта до леса, по самой кромке отмели. Невидимые блок-капсулы вспороли воду и берег, по пути резанули пополам одно пресмыкающееся и отделили лежбище силовой стенкой. Однако и по эту сторону стенки обнаружилось семь пар нацеленных на убийство челюстей.

После глубокого нырка Най вырвался на поверхность глотнуть воздуха — и едва не захлебнулся. Одним взглядом он охватил застывший с задранным носом плот в белых бурунах по корме и левому борту. Изогнутую, приподнятую вроде дорожки велотрека гладь воды. Сжатого напором течения Андрея. И рвущихся наперерез пловцу чудовищ.

Не уйти! На беззащитном, непривычно голом теле ни ножа, ни универсального пояса. Андрей — не помощник: прицельная стрельба в этом месиве невозможна...

Уклонясь от беззастенчивой пасти, Най выдернул из воды плечо и ребром ладони рубанул аллигатора по башке точно над бугорком глаза. Аллигатор очумело подпрыгнул, хлестнул хвостом.

«Что, не вкусно? — подумал он не без гордости — Легкую добычу нашли? А с дельфинами вы никогда не тренировались? Ах, вы даже не слыхали про дельфин-поло? Какая жалость! Какая жалость! Ну, кушайте на здоровье!»

С одним, с двумя аллигаторами он бы даже потягался, поиграл в пятнашки. Но пятеро впереди да пара за спиной — это уж слишком... И у каждого, как у гидры, — две башки на шее!..

Что было мочи Най поплыл к силовой стенке. С разгона взлетел по изгибу. В тройном прыжке, едва коснувшись шершавых спин, сиганул через двух аллигаторов, третьего съездил пяткой между глаз. Аллигатор обиделся и поплыл восвояси. Но успел самую малость зацепить обидчика хвостом. Кожу на левом боку будто теркой содрали...

«Теперь все. Больше не выдержать. Выстроятся веером и будут заходить поочередно — пока не истечешь кровью...»

— Най! — окликнули с плота.

Не упуская из виду аллигаторов, Най скосил глаза. Мимо, пуская «блины», волоча притопленную в воде ленту, просвистел диск. Лента набухла и развернулась в неширокий желоб.

Аллигаторы попятились.

Воспользовавшись их замешательством, Най перевалил тяжелеющее тело в желоб. Перебирая руками, стал подтягиваться к плоту. Там тоже не зевали: Андрей, Рене, Кирико дружно — словно рыбаки сеть — тащили желоб из воды. Мик за их спинами распределял по дну мокрую мятую пленку...

Аллигаторы долго кружили, недоумевая, куда девалась добыча.

Изогнув шею, Андрей исподлобья оглядел экипаж и зашипел:

— Ну, пираты, водолазы, любители острых ощущений! Хлебнули приключений? Э-эх! Все мы хороши! Рене, займись раненым. Аптечный комплект вон в том отсеке. Лепи пластырем — целее будет. И рот залепи — чтоб не болтал. Держитесь крепче, сейчас дернет...

Андрей перерезал один линь — плот качнуло, накренило, начало разворачивать на волне. Перерезал второй — плот рванулся, будто ему ужас как опротивели эти места. Два фонтана ударили в пробоины.

Паники на борту не было. Кирико поспешно отвернулась, стерла кулаком неожиданные слезы и принялась спасать от наводнения разбросанные вещи. Рене отыгрывался на ребрах Ная. Мик пытался восстановить Гогины нервные клетки горстью изюма. А чисто вымытый Бутик таращился с Тинкиных колен в небо и бессмысленно улыбался.

Андрей щедро выдавил в течь самотвердеющий пластик. В пробоинах забухтело, всхлипнуло, накрепко схватило перерезанные края. Он привернул к жерлу «ветерка» патрубок, сунул в воду в углублении корыта — за борт полетела пенная струя воздуха и брызг.

— А крокодилы хотели Ная съесть? — попыталась уточнить Тина.

— Почем знать? Может, играли в дельфин-поло... — Андрей перенес патрубок в новую складку дна. — А этот варвар их по зенкам, по зенкам... Кому понравится?

Най захихикал. И сунул нос под мышку — полюбоваться роскошно залатанным боком.

Высосав лужи, Андрей разобрал «ветерок». Стащил с себя комбинезон. Уселся в уголке, раскинув руки по бортам.

— Всем, принявшим участие в спасении штурмана, объявляю благодарность. Экипажу сутки отдыха!

Сутки отдыха... Неужели это он, Андрей Баландин, мечтает прожить хоть один день без приключений?!

С изумрудного неба сияла выпуклая раскаленная бляха цвета окисленной бронзы.

— Мы избаловались, товарищи экипаж! Солнце жарит, как переспелое! Еда на тарелочке — только мигни... Водичка убаюкивает, ножки трудить не надо... Гербовые орлы воздушной гимнастикой развлекают... Цирк, а не переход, так?

— Так! — дружно гаркнули в ответ товарищи экипаж.

Плот плыл сам по себе. Андрей вздул в корме возвышение с креслом, нарек его капитанским мостиком. Народ, как водится, ел начальство глазами...

— Подумаем, однако, куда этот цирк мог нас завести. — Андрей посуровел. — К гибели человека. Совсем... Насмерть...

Тина часто-часто заморгала.

— Отставить сырость! Я созвал собрание не для того, чтобы покаяться. Мой проступок — на моей совести. Но и вы должны каждую минуту твердить себе, повторять перед сном: этот поход не прогулка, кто-то из нас может не дойти...

Он и сам не верил в то, что говорил. Пестрый день в ярком бутылочном мире — разве он может кончиться трагически? Да и о трагедиях ли думать ему, шестнадцатилетнему капитану? В кои-то веки не иметь над собой ни одного взрослого, который ограждал бы и запрещал... И вот, пожалуйста, — он вынужден ограждать и запрещать!

Мелькнула мысль: «Зря пугаю. Кого я приведу на Маяк? Жалкое дрожащее пацанье? Сопли-слезы до пупа и носы подмышкой? Кто мне за них скажет спасибо?»

А ты за «спасибо» работаешь?

А те, на Тембре?

А Готлиб, а Нино, которые не дошли?

Нет уж, пусть жмутся друг к дружке. Пусть за ручку держатся. Лишь бы слушались, далеко не отползали...

— Кто-то может не дойти! — жестко повторил Андрей, обрывая тягучую паузу. — И если это буду я — вас поведет Най. Доведет, разместит на Маяке и заложит в передатчик этот кристалл.

Он извлек из гнезда в поясе граненый цилиндрик, высоко поднял над головой. В кристалле отразилось солнце, бросив на лица зеленые блики.

Кирико заслонилась ладонью.

— Внимательно смотрите. Вот гнездо. Вот кристалл. Не отворачивайся, Най, не хмурь брови — все может случиться. Мы должны быть готовы. Если же... Если же я исчезну вместе с кристаллом, зарубите на носу: под передатчиком горит красное окошко: «При аварии разбить стекло». Так вот, любой, кто доберется, даже ты, Тина, помните: подойти и разбить. И все.

— А Бутику тоже можно? — испуганно пискнула Тина.

— Можно. И тогда Маяк передаст на Землю сигнал тревоги, ясно?

Никто не ответил. Тень опасности нависла над отрядом.

Этого Андрей и добивался.

Загрузка...