Гебист магнетический

РАЗНОЕ ПИШУТ И ГОВОРЯТ О РОДОСЛОВНОЙ АНДРОПОВА.

РАЗНОЕ ПИШУТ И ГОВОРЯТ О РОДОСЛОВНОЙ АНДРОПОВА. Самое разное. Вот, к примеру, в одном из номеров глянцевого журнала для истинных джентльменов "Gentlemen's Quarterly" пересказали якобы популярную в кругах джентльменов легенду, согласно которой Юрий Андропов был на самом деле классиком американского диксиленда Гленом Миллером. По официальной версии, тот погиб в 1944г. в авиакатастрофе, но в действительности, гласит легенда, перебрался в СССР, где стал сначала вторым секретарем Карельского обкома партии, потом послом в Венгрии, потом председателем КГБ и так далее. В подтверждение автор заметки ссылается на якобы имевшее место удивительное внешнее сходство Андропова и американского джазиста, а также на будто бы необычайно хорошее знание Андроповым английского языка. В общем нормальное развлекательное чтиво. Есть в нем, однако, и серьезная подоплека. Она в том, что шутки подобного рода создают у читателя ощущение абсолютной непроницаемости, непостижимой таинственности ранних этапов жизненного пути Юрия Владимировича. Уж если он мог быть Гленом Миллером, то куда же дальше?

По сути, в том же духе непостижимой тайны сочиняет о происхождении Андропова бывший диссидент Рой Медведев. Его труд "Неизвестный Андропов" открывается интригующей фразой: "Мало что известно о детстве и юности Юрия Андропова и о его родителях". Ну как же так?! Ещё с тех давних пор, когда Лев Троцкий приклеил Советскому Союзу ярлык "тоталитарное государство", весь мир хорошо усвоил, что в СССР было невозможно занять даже самый маленький руководящий пост, если ты: а) не являлся коммунистическим фанатиком; б) если советская тайная полиция не профильтровала всю твою родословную вплоть до десятого колена на предмет выявления в ней лиц, либо принадлежавших когда бы то ни было к эксплуататорским классам, либо имевших национальную окраску, предосудительную с точки зрения господствовавшего в стране свирепого "государственного антисемитизма"; либо, что уж совсем плохо, и то и другое вместе. И вот теперь читателя хотят убедить, будто в СССР власть принадлежала вахлакам до такой степени, что некто, родившийся в дореволюционном 1914г. в казачьей (!) станице Нагутская, смог подняться с самых низов общества на высшие посты в органах государственной безопасности и в Коммунистической партии так, что при этом никто ни разу не заинтересовался вопросом, кто он есть и откуда взялся.

Сомневаюсь, чтобы кто-то нормальный смог в это поверить. В действительности, проблема, скорее всего, в том, что и в современной России, и на Западе есть немало влиятельных людей и группировок, кровно заинтересованных в сокрытии от широкой публики того бесспорного факта, что многолетний председатель брежневского КГБ по национальности был евреем. Мотивы такой секретности, скажу честно, мне не вполне понятны. Хотя, конечно, в плане демократической трактовки некоторых эпизодов поздней истории СССР признание упомянутого выше факта может создать определенные неудобства. Например, не всем, по-видимому, хотелось бы согласиться с тем, что трудности в отношениях властей с гражданами еврейской национальности, имевшие место в СССР в 70-е годы, провоцировались и подогревались госбезопасностью, во главе которой стоял еврей. Но ведь это не более чем частность на долгом пути Юрия Владимировича в большой политике.

Сейчас обнародовано, что матерью Андропова была учительница музыки Евгения Карловна Файнштейн. С отцом дело сложнее. По некоторым данным, им был телеграфист железнодорожной станции Владимир Либерман, сменивший после революции свою фамилию на Андропов. Но, конечно, и здесь, при желании, не трудно добраться до истины.

Бывший первый секретарь Краснодарского крайкома партии Сергей Федорович Медунов в одном из своих интервью рассказал, что его собственный отец работал на железнодорожной станции вместе с отцом Андропова и хорошо знал того. По свидетельству Медунова, отец Андропова по национальности был польским евреем. Как у Жириновского.

Увы, самому Сергею Федоровичу знание тонкостей родословной Андропова не принесло в жизни ничего, кроме неприятностей. Летом 1978г., когда он как первый секретарь крайкома был в полной силе, мне довелось встретиться с Медуновым в качестве сотрудника одного из журналов ЦК. Так совпало, что в моем присутствии Медунов по аппарату ВЧ поздравлял маршала Устинова с присвоением тому звания Героя Советского Союза. Изюминка поздравления заключалась в том, что печать ещё не дала официального сообщения о награждении. Это дало собеседникам повод для шуток о неограниченных возможностях "партийной разведки". Разговор продолжался минут 15, был почти приятельским, с остротами и смешками. Интересовались, как дела у членов семьи с той и другой стороны. Маршал расспрашивал о здоровье внучки Медунова, страдавшей, если не ошибаюсь, тяжелым костным заболеванием. Меня вся эта сцена убедила, что за спиной партийного лидера Краснодарского края стоит мощная сила. Поэтому я был озадачен, когда спустя некоторое время по Москве вдруг стали гулять слухи, будто сотрудники КГБ вскрыли в крае большие злоупотребления, а у самого Медунова при обыске на квартире изъяли "4 контейнера ценностей", и что теперь Андропов требует примерно наказать виновного, а Брежнев не выдает "своего".

Тогда я ещё , конечно, ни в коей мере не догадывался, что это был типичный гебистский метод подготовки к устранению с политической арены человека, который мешал Андропову. И даже могущества маршала Устинова оказалось недостаточно, чтобы предотвратить расправу. Сергея Федоровича переместили в Москву на малозначительную должность заместителя министра сельского хозяйства РСФСР. В июне 1983г. наступила наконец развязка. Пленум ЦК КПСС под председательством генсека Андропова вывел Медунова из состава ЦК и исключил из партии. По линии Президиума Верховного Совета СССР, где председательствовал опять же Андропов, его лишили всех государственных наград, а по линии правительства освободили от работы. Как в таких случаях заведено, на газетных полосах появились хлесткие разоблачительные статьи и запестрел приговор "медуновщина". Думаю, что жизнь Медунову спасло только то, что через пару месяцев после пленума Андропов сам отправился навсегда в больницу. Годы спустя, на закате лет, Медунов скажет о себе: "Я человек со сладкой фамилией и горькой судьбой".

В порядке комментария к этой истории хотел бы заметить, что, будучи членом партии, сам я с пониманием воспринимал писаные и неписаные правила, нормы или условности партийной жизни. Вместе с тем, во мне всегда пробуждала чувство категорического неприятия практика коллективной расправы на Пленумах ЦК, когда вчерашнему партийному товарищу, ставшему вдруг изгоем, отказывали в праве на попытку объясниться. Было в этом что-то постыдно-волчье, хотя, конечно, волки подобного среди своих не практикуют. На момент июньского Пленума Медунову было 68 лет, партийный стаж 40 лет, из них 7 лет — член ЦК. Он прошел войну от звонка до звонка, оставался в рядах армии до 1947г. Был Героем Социалистического Труда, кавалером четырех орденов Ленина, двух орденов Трудового Красного Знамени, несчетного множества медалей. Не менее половины членов Пленума, все члены Политбюро и Секретариата ЦК знали его лично, нередко многие годы. Несмотря на все эти обстоятельства и заслуги, Андропов, с трусливого согласия присутствующих, не позволил Медунову и слова сказать в своё оправдание.

В тягостной атмосфере коллективной подлости, чуть пошатываясь, с почерневшим обмякшим лицом, покрытым инеем холодного пота, по красной ковровой дорожке Сергей Федорович покинул зал Пленумов ЦК. Травля Медунова продолжалась и с пришествием к власти Горбачева, с которым, в бытность того первым секретарем Ставропольского крайкома, он соперничал. Однако Сергей Федорович оказался человеком не слабым. Ценой долгих унизительных мытарств по инстанциям он сумел-таки очистить свое имя от грязи гебистской клеветы. В 1990г., несмотря на помехи со стороны тогдашнего президента Горбачева, Прокуратура СССР отмела как необоснованные все выдвигавшиеся против Медунова обвинения. Ему, уже 75-летнему, вернули государственные награды, восстановили в партии. Но сделали это по подлому, без газетного шума и публичных извинений. Он долго болел и умер в Москве в сентябре 1999г., пережив своего мучителя больше, чем на 15 лет.

***

На каком-то этапе своей биографии Юрий Владимирович решил почему-то отмежеваться от собственных родителей. В анкетах в графе "национальность" он стал писать о себе "русский", а в графе "родители" — "сирота". Однако в силу характерной внешности Андропова его действительная национальная принадлежность не являлась секретом для людей, знавших его близко. Вот, например, что пишет на этот счет применительно к Горбачеву автор превосходной книжки "Крушение пьедестала" Валерий Болдин.

Став генсеком, Горбачев чрезвычайно раздражался по поводу преувеличенного, как он справедливо полагал, внимания прессы к личности Андропова. Однажды, сорвавшись, пожаловался Болдину: "Да что Андропов особенного сделал для страны. Знаешь, почему бывшего председателя КГБ, пересажавшего в тюрьмы и психушки диссидентов, изгнавшего многих из страны, средства массовой информации у нас и за рубежом не сожрали с потрохами? Да он полукровок, а они своих в обиду не дают". Примечательно, что будучи в большой политике от макушки до пят творением рук, чтобы не сказать выкормышем Андропова, Горбачев тем не менее на первых порах своего генсекства демонстрировал обостренную чувствительность ко всему, в чем ему мерещился еврейский след. В отношении своего помощника по международным делам Черняева, по-собачьи ему преданного, указал Болдину: "У него в семье пятый пункт не в порядке, так что ты строго секретную информацию не посылай, может далеко "убежать". Лишь когда дела у него пошли совсем худо, Горбачев сумел преодолеть в себе эту постыдную подозрительность, даже с лихвой.

Наряду с активным пропагандистским мухляжом вокруг вопроса о национальности Андропова, много чего насочиняли ушлые знатоки темы о якобы необычайно широкой образованности и культуре Юрия Владимировича. И впрямь, уж если сам "Голос Америки" поставил его по уму и культуре в один ряд с Лениным, то что же ещё можно добавить? Однако по сугубо формальным признакам Андропов был малообразованным человеком. Виноваты в этом тяжелые условия его жизни в детстве и в молодые годы.

Было не до учебы. Сначала он пошел по стопам отца, стал в 16 лет рабочим телеграфа. Однако потом судьба увлекла его в ином направлении. Он поступил в Рыбинский техникум водного транспорта, где и учился в 1932-36гг., одновременно работая на волжских судах матросом. По большому счету, это и было все его реальное образование. Неоднократно он пытался найти возможность его пополнить, но в силу объективных обстоятельств безуспешно. Однако певцы Андропова не могут смириться с фактом слабого образования их кумира, поэтому пытаются в этой части заморочить головы своим читателям, слушателям и зрителям разными туманными предложениями. Вот, например, каким ловким изгибом обходит эту скользкую тему Рой Медведев: "Вскоре (это 1944г., когда Андропов стал вторым секретарем Петрозаводского горкома партии. — В.Л.) он начал учиться в Петрозаводском государственном университете, а затем и в Высшей партийной школе при ЦК КПСС". Секрет этой блудливой фразы в том, что Андропов как начал учиться в университете, так же успешно и бросил. Работа секретаря горкома партии в военные годы не оставляла шансов на совместительство. Что касается ВПШ, то Андропов действительно закончил это заведение, но не "затем", а уже будучи председателем КГБ. Причем закончил экстерном.

Ей-ей, вот были времена! Сейчас любой плюгавый начальник, едва получит под свою руку аппарат в десяток штатных сотрудников, тут же усаживает половину из них писать ему диссертацию. Андропову в зените собственного могущества было достаточно просто диплома ВПШ. А для чего, собственно, ему нужна была корочка ВПШ? Ответ очевиден: она нужна была как важное условие продолжения политической карьеры. На переломе 70-х и 80-х годов, когда Советский Союз находился на передней линии мировой науки и образования, — а в СССР, напомню, проживало более четверти от общего числа научных работников всего мира, — претендовать на политический пост максимального уровня, не имея при этом высшего образования, было бы, в отличие от послевоенных лет, мягко говоря, неразумно. Диплом ВПШ какой-никакой давал его обладателю право на строчку о высшем образовании в официальной биографии. Хотя, будем реалистами, не давал самого образования. Но удивляет, конечно, не отсутствие у Андропова приличного образования, а беспросветная наглость, с которой его апологеты фабрикуют в массовом сознании сказку о якобы выдающихся интеллектуальных способностях, необычайно высокой культуре, широте образования и раскрепощенности политических взглядов Юрия Владимировича.

При этом, что примечательно, Андропову в этой части сплошь и рядом противопоставляют Брежнева как деятеля малограмотного, косного, падкого на лесть, любителя выпить, ленивого, всеми силами цепляющегося за власть, несмотря на физическую немощь. Вот, например, как сопоставляет Брежнева и Андропова не какой-нибудь низкооплачиваемый газетный отморозок, а академик медицинских наук Чучалин. В своем труде Рой Медведев рекомендует его "одним из участников лечебного процесса Андропова". По свидетельству академика: "О Брежневе и Черненко рассказывать нечего. В последние месяцы своей жизни они уже не могли ни говорить, ни думать. Андропов же в больнице сохранял ясный ум, хотя у него отказали печень, почки, легкие, и мы применяли внутривенное питание. Двое охранников ухаживали за ним, как за малым ребенком: перестилали кровать, переносили Генсека с места на место. Видеть Андропов мог только одним глазом, но читал много — около четырехсот страниц в день. В последние дни охранники переворачивали ему страницы — сам не мог…". Читаешь этот бред и невольно думаешь: до какой же немыслимой степени испаскудилась, истаскалась по рукам власти верхушка отечественной интеллигенции.

В последний день своей жизни, 9 ноября 1982г., Брежнев приехал из Завидова в Кремль на работу. Встретил Генсека давний сотрудник его личной охраны Владимир Медведев. Он свидетельствует: "Леонид Ильич появился на работе минут двадцать одиннадцатого. Я встретил его, как обычно, у лифта на третьем этаже. Вышел, пальто осеннее темно-серое — распахнуто, шапка ондатровая — в руках. Улыбается, руку протянул:

— Здравствуй, Володя.

Я сразу на любимую тему:

— Как охота?

— Хорошо".

От себя добавлю, что в былые годы дружил с Олегом Алексеевичем Захаровым, ныне, к сожалению, покойным. Много лет он работал секретарем в приемной Брежнева, от него перешел по наследству к Андропову, потом к Черненко. В тот день 9 ноября было как раз дежурство Захарова. Позже он мне рассказывал, что перед выездом из Завидова ему передали от имени Брежнева указание пригласить к Генсеку на 12.00 Андропова. Сам Брежнев, когда появился, выглядел хорошо отдохнувшим, пребывал в бодром расположении духа, и, что отмечал Захаров, производил впечатление человека, внутренне твердо определившегося в каком-то важном для себя решении. И вот через год мы видим иную картину. Новый Генсек Андропов способен перемещаться по больничной палате только на руках двух своих охранников. У него отказали почки, печень, не работают легкие, он видит только одним глазом, надо полагать, тоже не очень острым. Все равно, упрямится академик Чучалин, он был более дееспособен, чем Брежнев, и мог читать по 400 страниц в день, пусть даже и не имел сил самостоятельно перевернуть страницу. Ну и ну!

Правда, у Чучалина в данном случае есть все-таки одно смягчающее обстоятельство. Оно в том, что впервые его безумные откровения обнародовали в феврале 1991г. сиротские "Московские новости". Не исключено, что редакционные умельцы "помогли" академику правильно изложить его воспоминания. Но вот уж для кого точно не придумаешь никаких оправданий, так это для "ученого" Роя Медведева, поместившего весь этот параноидальный продукт вульгарной демопропаганды в свой труд об Андропове в качестве особо авторитетного медицинского свидетельства.

Неугомонные поклонники говорят ещё про Андропова, будто: "Будучи аскетом, он чурался любимых Брежневым развлечений типа роскошного застолья, царской охоты, красивых женщин, страсти к подаркам и наградам", и "постоянно занимаясь самоподготовкой, он стал одним из самых теоретически подкованных и эрудированных руководителей партии". Это фрагменты развесистой клюквы с интернетсайта "bolshe.ru" Дело в общем представляется так, что ежели вдруг Андропов и прекращал на миг ковать себя теоретически, то разве лишь для того, чтобы немного развлечься игрой на клавесине. С Брежневым, конечно, не сравнишь, тот действительно был не чужд земных человеческих страстей.

Бывший замначальника 9-го Управления КГБ СССР генерал-майор Докучаев, в частности, свидетельствует: "Слабостью Леонида Ильича были шахматы. Он играл хорошо и азартно. Играл до тех пор, пока не выигрывал. Обычно играли на отдыхе, начинали с 22.00 вечера и кончали далеко за полночь, а то и к утру". А ведь и в самом деле, припоминаю, в брежневские времена шахматы были едва ли не всенародным увлечением. Но документы говорят, что и Юрий Владимирович на отдыхе иногда позволял себе расслабиться. В хвастливой книжке Горбачева "Жизнь и реформы" можно видеть примечательный снимок. На нем Андропов и Горбачев, в компании ещё двух интеллектуалов, в густой благодатной тени южных растений, наслаждаясь законным отпуском, "забивают козла". Юрий Владимирович в белой тенниске с распахнутым воротом. Легкая белая шляпа чуть сдвинута на затылок. Он приятно разгорячен игрой, на лице довольная улыбка. Сразу видно — человек в своей стихии, даром что не на "царской охоте".

Справедливости ради, надо, однако, признать, что наряду с восторженными описаниями необычайно широких культурных горизонтов Андропова, попадаются на этот счет и более сдержанные оценки. Тот же Рой Медведев цитирует слова Ивана Клемашева, который сам себя рекомендует "личным врачом семьи Андропова". "Никогда не видел, — пишет Клемашев, — чтобы Андропов читал художественную литературу, и не слышал от него ни слова о литературе, поэзии, философии, религии. Эта область была ему просто незнакома. Он жил не реальным, а искусственным миром кремлевских интриг, а плохое физическое здоровье и отсутствие духовности позволяли тратить остатки сил лишь на удержание своей власти". Рой Медведев энергично дезавуирует слова Клемашева, утверждая, будто никакого "личного врача" у семьи Андропова не было. Это вряд ли, поскольку в семьях других членов ПБ таковые непременно имелись. С чего бы это семью Андропова вдруг подвергли по медицинской части дискриминации? Впрочем, оценки, близкие тому, что сказал Клемашев, мне доводилось слышать и от некоторых других людей из аппарата ЦК, также неплохо знавших Юрия Владимировича по долгу службы.

***

В аппарат ЦК ВКП(Б) Андропов попал В 1951г. на роль инспектора по парторганизациям лесной и целлюлозной промышленности с должности второго секретаря ЦК КП(б) Карело-Финской ССР. Помог ему в этом замечательный человек Отто Куусинен — в 1940-1956 гг. Председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР, а с 1957 г. и до кончины в 1964г. Секретарь ЦК КПСС.

Политическая судьба Куусинена, марксиста добротной европейской школы, была сложной. Сначала он был финским социал-демократом, потом большевиком, приверженцем Сталина, а при Хрущеве стал снова немножко социал-демократом. Одна из наименее известных сторон партийной биографии Куусинена связана с его работой в аппарате Коминтерна с 1921 по 1939гг., где он энергично боролся против троцкистов. В сентябре 1927г. именно Куусинен председательствовал на заседании Исполкома Коминтерна, когда решался вопрос об исключении из этой организации Троцкого. Этот эпизод особенно укрепил доверие к Отто Вильгельмовичу со стороны Москвы, в том числе и к его рекомендациям по кадровым вопросам.

В Москве партийная карьера Юрия Владимировича перешла в дипломатическую плоскость. В 1953г. его направили в распоряжение МИД СССР, а еще через год назначили Чрезвычайным и Полномочным Послом СССР в Венгрии. Думаю, что данное назначение было сделано с учетом опыта работы Андропова на территориях, прилегающих к Финляндии, поскольку венгерский язык относится к группе финно-угорских языков. В октябре 1956г., на волне хрущевских "разоблачений" культа личности Сталина, в Будапеште вспыхнул кровавый контрреволюционный мятеж. Совпосол Андропов сыграл важную роль в его подавлении и последующем урегулировании политической ситуации в Венгрии. При этом он взаимодействовал с ведущими представителями партийной и государственной власти СССР, видными советскими маршалами, руководством КГБ, а также с партийной элитой охваченной мятежом Венгрии.

События тех дней впервые выдвинули Андропова в мир действительно большой политики, где он смог продемонстрировать свои несомненные таланты дипломата, решительного, умного политического стратега, не боящегося вида крови и личной ответственности за неё. В политической судьбе Андропова подавление венгерского мятежа 1956г. сыграло точно такую же роль, какую в 1793г. в судьбе мало кому известного на тот момент капитана Бонапарта сыграл организованный им безжалостный штурм крепости Тулон. Для Бонапарта Тулон, а для Андропова Будапешт стали символами резкого стремительного поворота их судеб. До конца его дней то, что одни называли мрачной тенью, а другие — славным ореолом венгерских событий, будет сопровождать трудное восхождение Андропова к высшей власти.

В 1957г. его отзывают из Венгрии и доверяют руководство отделом, осуществлявшим рабочие контакты КПСС с братскими партиями всех социалистических стран. В 1962г. он уже Секретарь ЦК по соцстранам и перед ним неплохие виды на будущее. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что в апреле 1964г. Андропову доверили чтение от имени ЦК доклада на Торжественном заседании в Москве. Это были многообещающие всепартийные и всесоюзные смотрины. Но получилось так, что спустя полгода Хрущева, при полном соблюдении норм внутрипартийной жизни и демократических процедур того времени, освободили от всех постов и проводили на пенсию за "волюнтаризм". Новым Первым секретарем ЦК КПСС стал Председатель Президиума ВС СССР Брежнев, его место в Президиуме занял Подгорный, работавший до этого вместе с Андроповым Секретарем ЦК. Совет Министров возглавил Косыгин. Втроем — Брежнев, Подгорный и Косыгин — олицетворяли новую коллективную власть в СССР. В газетах того времени их часто изображали идущими вместе.

С отставкой Хрущева в карьере Юрия Владимировича наступил момент, когда он имел реальный шанс навсегда выпасть из обоймы высшей власти. Как водится, грянула зачистка партийных и государственных учреждений от людей, пользовавшихся ранее расположением со стороны "волюнтариста". Для Андропова дело существенно осложнялось тем, что новый премьер Косыгин, набравший тогда большую силу, относился к нему с явным предубеждением. Не многим лучше, с учетом национального пункта, складывались отношения Юрия Владимировича и с нахрапистым украинским специалистом пищевой промышленности Николаем Подгорным.

Под грузом свалившихся на него неприятностей Андропов тяжело заболел, несколько месяцев пролежал в больнице. Его здоровье стало таковым, что в 1966г. врачи поставили вопрос о переходе Андропова на инвалидность. Созвали консилиум, со стороны для участия в нем пригласили восходящую звезду советской кардиологии Чазова. Говорят, голос Чазова склонил чашу весов консилиума в пользу того, чтобы позволить Андропову еще какое-то время поработать. Не думаю, однако, чтобы для нового руководства проблема Андропова имела в ту пору только медицинское содержание. Был в ней, наверное, и некий политический смысл, в противном случае никакой консилиум не помешал бы Брежневу как прямому партийному начальнику Юрия Владимировича проводить его на пенсию.

Так или иначе, но в мае 1967г. Юрия Владимировича, вместо того, чтобы с почетом проводить на пенсию по инвалидности, назначили Председателем КГБ СССР. Его предшественнику Владимиру Семичастному подобрали менее хлопотную работу, благо для этого подвернулся повод. В день 6 марта 1967г. в посольстве США в Индии объявилась Светлана Иосифовна Аллилуева, дочь Сталина. Больше месяца американцы не могли прийти в себя после такой удачи. Лишь 22 апреля они позволили несчастной жертве идеологической войны ступить на землю их аэропорта им. Дж. Кеннеди.

***

В этом месте, принеся читателю свои извинения, позволю себе на время отклониться от темы, чтобы, воспользовавшись оказией, рассказать немного об истории Аллилуевой С.И., 1926г. рождения. А то когда ещё соберусь.

Прожив на западе 16 лет, она обратилась осенью 1984г. к советским властям за разрешением на возвращение. Соответствующее письмо писала с большим напором, видимо, готовилась к шуму и долгой борьбе за право вернуться. Но тогда уже были другие времена. Генсеком сидел, вернее, в ту пору уже лежал, Черненко. Ей ответили: нет проблем, приезжайте. Она приехала со своей американской дочерью Ольгой Питерс. Советский МИД попытался извлечь из этого факта какую-нибудь политическую выгоду, но, кажется, не получилось.

В Москве с Аллилуевой в дружеской неформальной обстановке побеседовали компетентные товарищи, которым она пространно поведала много чего интересного о том, как с ней работали западные спецслужбы. Я читал запись этого рассказа. Он впечатляет изобретательностью, с которой спецслужбы США выжимали из бедной искательницы свободы все, что могло бы принести им хотя бы какую-нибудь политическую выгоду.

В Москве Аллилуева не нашла взаимопонимания с родными детьми, от которых она тайно бежала в 1967г. По её словам, они были разочарованы, узнав, что за 16 лет жизни на Западе она не разбогатела, а лишь обзавелась ещё одной дочкой. В ноябре того же 1984г. Аллилуева прислала очередное письмо на имя Черненко с просьбой разрешить им с дочерью "навсегда поселиться" в Грузии. "Мне не нужны популярность и шумиха, — говорилось в письме. — Мне нужны старые камни моей Родины." Завершали послание следующие слова: "Я обязуюсь — и обещаю ещё раз — встретить с полным пониманием все рекомендации, которые мне предъявят грузинские и центральные руководители, и обещаю мое полнейшее содействие во всех направлениях". Текст был отпечатан на старой портативной пишущей машинке, с провалами шрифта, грамматическими ошибками и исправлениями от руки. Ей ответили: нет проблем, поезжайте.

В Грузии возвращенцев приняли без суеты, но радушно. На двоих им предоставили трехкомнатную квартиру в новом доме ЦК КП Грузии, дачу в пригороде Тбилиси, приобрели мебель, предоставили право бесплатного пользования легковым автомобилем по вызову из гаража ЦК. Также предоставили возможность пользоваться лучшими медицинскими учреждениями и санаториями республики. С Ольгой, чтобы помочь ей быстрее войти в новую для неё жизнь, занимались преподаватели русского и грузинского языков, математики. По собственному выбору американская внучка Сталина начала также заниматься музыкой и рисованием, а в республиканской конноспортивной школе — верховой ездой. По слухам, у неё появился друг, сын одного из секретарей горкома партии. Остается добавить, что за недолгий срок пребывания на родине предков Аллилуеву дважды принимал Шеварднадзе, а после его убытия в Москву её так же дважды принимал новый первый секретарь ЦК КП республики Джумбер Патиашвили.

Быстро, однако, выяснилось, что Светлана Иосифовна не создана для жизни без "популярности и шумихи". Осмотревшись, она пошла войной на местных родственников и хранителей сталинского наследия, принялась обстреливать из Тбилиси своими посланиями МИД, Верховный Совет СССР и ЦК КПСС, настаивая на своем исключительном праве представлять интересы семьи Сталина, трактовать в том или ином духе отдельные фрагменты семейной истории, а также требуя объективного расследования подлинных обстоятельств смерти И.В. Сталина в 1953г. и её брата Василия Сталина в 1962г.

Внутри сообщества людей, претендующих на своё родство с великим вождем, возникли противоречия и склоки. Но Аллилуева слишком долго прожила за границей, чтобы преодолеть дружное сопротивление её поползновениям со стороны сталинской родни, никогда не покидавшей Родину. Тогда, всё на той же убогой портативной пишущей машинке, она написала раздраженное грубое письмо Горбачеву , заявив, что в СССР её заманил сын, который сам "пал жертвой старого чекистского трюка, именуемого "заманиваем через родных". Кроме этого она сообщала в письме, что в Грузии за ней ведется тотальная слежка, что ей с дочерью запретили ходить по улицам, и что их для общения окружили "лично подобранными фрейлинами". Свою жизнь на "старых камнях Родины" она красиво сравнила с жизнью птицы в золотой клетке. По совокупности претензий она потребовала встречи с консулом или послом США в Москве для обсуждения возможности их с Ольгой повторного выезда на Запад. Увы, но и в этот раз скандал не получился. Ей ответили: нет проблем, уезжайте.

Перед отъездом она обратилась к Горбачеву с просьбой о личной встрече. Почему-то он от этого удовольствия уклонился, поручив встретиться Лигачеву. Примерно дней десять я готовил для Лигачева необходимые материалы, перечитал все бумаги, связанные с путешествиями Аллилуевой, а заодно просмотрел и её книжки, начиная с "Двадцати писем к другу". Написаны они, за исключением "Писем", не очень тщательно, поскольку хорошо заметно, что именно сочиняла сама Светлана Иосифовна, а что ей вставили государственные "писатели" из американских спецслужб. Член Политбюро, Секретарь ЦК КПСС Лигачев принял Аллилуеву в пятницу 4 апреля в своем рабочем кабинете на Старой площади.

Разговор был очень теплым, дружеским, продолжался минут 40. Я вел его рабочую запись. Поначалу Аллилуева пожаловалась на своих детей, которые её не понимают. Потом Лигачев поинтересовался изменилось ли, по её наблюдениям, что-нибудь в СССР с той поры, как она уехала? Она ответила: "У вас очень сильно вырос кинематограф. Советский кинематограф сейчас лучший в мире. А в остальном все по-старому. Вы хотя и открещиваетесь от Сталина, но идете по сталинскому пути". Затем принялась объяснять, как, по её мнению, следует преобразовать СССР. Это был по-своему забавный монолог. Особенно, когда выяснилось, что за всю свою жизнь в Союзе Аллилуева практически никуда не выезжала за пределы Москвы. Лигачев по этому поводу развел руками: "Ну это — наша ошибка, это мы виноваты. Вам надо было бы по стране поездить, побывать в хозяйствах, с людьми поговорить. Вам было бы интересно, а то ведь у вас, наверное, определенный круг общения, и вы из него редко выходите…". С этим Аллилуева согласилась. В заключение Лигачев спросил, есть ли у неё просьбы к советскому руководству. Она назвала две. Первая — опубликовать в стране её "Двадцать писем к другу", а то многие думают, будто Аллилуева уехала за границу только из-за денег. Подумав, Лигачев ответил: "Сейчас, наверное, рановато, но опубликуем обязательно". Вторая просьба заключалась в том, чтобы разрешить Ольге приезжать в Грузию на каникулы, поскольку в Тбилиси у неё появились друзья, с которыми она хотела бы продолжать встречаться. Снова подумав, Лигачев сказал, что лично он не видит препятствий для таких поездок. Но, возможно, они будут привлекать к себе внимание прессы. Поэтому для окончательного ответа ему нужно сначала посоветоваться с Михаилом Сергеевичем.

После этого собеседники встали из-за стола и стали прощаться. Светлана Иосифовна подобралась, сделалась официальной, и заявила то, что я записал за ней буквально: "Отныне я намерена вести за границей жизнь частного лица, не встречаться с репортерами и не публиковать никаких материалов, которые могли бы нанести ущерб престижу Советского Союза. Это моё твердое решение, я устала от политики и прошу передать мои слова Михаилу Сергеевичу. Прошу также передать извинения за хлопоты, которые мы с дочерью причинили невольно Советскому правительству". Когда за ней закрылась дверь, Лигачев повел для разминки плечами и сказал: "Очень похожа на отца".

Вечером того же дня Лигачев лично позвонил в номер 408 гостиницы "Советская", где остановились Аллилуева с дочерью, и сообщил им от имени советского руководства, что Светлана Иосифовна и Ольга могут приезжать в СССР в любое удобное для них время, вместе или порознь, на любой срок.

Вскоре после очередного выезда Аллилуевой на ПМЖ за рубеж в информациях промелькнуло сообщение о каком-то её интервью с нападками на Советский Союз. Затем всё надолго стихло, словно бы Светлана Иосифовна и в самом деле, как обещала, угомонилась. Ан нет, в октябре 1990г. "Московские новости" опубликовали фрагмент её новой книги, исполненный в стиле махровой антисоветчины с надрывными пассажами о "бедном талантливейшем народе" и "тяжком бремени бесстыдной ленинской партии". Помню, что, прочитав этот фрагмент, почувствовал в душе глубокое сострадание к Светлане Иосифовне. Видно, на Западе ей жилось совсем туго. Может быть, даже не всегда было что покушать. А иначе зачем она в 64 года вновь принялась за ремесло, от которого по собственной воле торжественно отреклась в Москве. На свете есть немало женщин, которые зарабатывают тем, что продают своё тело. Светлана Иосифовна нашла иной путь. Она сбежала от своих детей, и прожила большую часть жизни, торгуя на мировом политическом рынке именем своего великого несчастного отца. Интересно, что скажет ей на это при личной встрече её Бог.

Вернемся, однако, к новому назначению Андропова.