Глава 8

За дверью шаркали и шуршали. Кира ждала. Наконец дверь открыла маленькая сухонькая старушка, завернутая в шаль. Она пустыми глазами уставилась на Киру, молча дожидаясь, что та поведает.

– Я Кира, подруга вашей дочери, – сообщила гостья. – Живу за границей, в США, поэтому не смогла приехать на похороны. Можно я зайду?

Старушка кивнула и пошла в глубь темной квартиры. Кира переступила порог. В помещении было темно и царила прохлада, что казалось немыслимым в Краснодарском пекле. За лето стены всех домов прогрелись настолько, что без кондиционера охладить квартиру просто невозможно. Но хозяйка этой квартиры, видимо, знала какой-то секрет. Кира заметила отсутствие кондиционеров, а окна были наглухо занавешены шторами. Сначала зажглась лампочка в коридоре, осветив идеально прибранное жилище со старым интерьером. Потом вспыхнул свет на кухне. Казалось, в этой квартире никто не обитал. Чисто, пусто, холодно. Женщина присела на краешек диванчика, будто это она тут гостья.

Кира осмотрелась и принялась хозяйничать. Налила воды в чайник, зажгла под ним огонь. Открыла подряд несколько ящиков, нашла упаковку печенья, пряники и заварочный чайник.

– Тетя Зина, почему Наташка так сделала? Я каждый раз думаю и не понимаю. – Кира выбрала простой, почти родственный тон и не ошиблась. Женщина встрепенулась, придвинула поближе к себе пустую вазочку и пересыпала туда пряники из пакета.

– Я каждый день задаю себе этот вопрос. К экстрасенсу ходила. Ко всем, которых нашла, и даже через интернет интересовалась, – сказала Зинаида Ивановна.

– Онлайн? – спросила Кира.

Женщина кивнула.

– И что говорят?

– Говорят, ее убила маленькая девочка. Три гадалки примерно одно и то же сказали. Тень ребенка на нее падает, и душит, и терзает, и убивает…

– Маленькая девочка убила? – Кира мешала ложечкой пустой чай. – Разве маленькая девочка может убить взрослую женщину? То есть вы не верите, что Наташа покончила с собой?

– Ну, покончила с собой, и что? Да, в реку спрыгнула она сама. Тогда и смерть наступила. А умерла она до этого. Смерть, это последний миг, а причина прорезалась и возникла до этого. Болезнь, старость, авария, прыжок в реку. Это результат. Исход. А что привело Наталью к смерти? Не в один же день она пришла к мысли о самоубийстве? Она, наверное, думала об этом каждый день. Долго. Постоянно.

Кира понимала, что и сама Зинаида Ивановна думала над смертью дочери долго, постоянно.

– А причина-то в другом, – медленно проговорила мать. – У Натальи не могло быть детей. Что-то врожденное. Она мне не рассказывала толком. Не очень-то она мне доверялась. Однажды, еще лет пятнадцать назад, сухо объявила, что не будет матерью, не может. И замуж не пойдет. А когда маленькой была, она хотела девочку. Представляла, как будет ее нянчить, с куклами играла. Все куклы девочки были, ни одного пупса.

– Вы думаете, что она потеряла смысл жизни из-за того, что не станет матерью? – Кира смотрела внимательно, с сочувствием и сожалением.

Женщина кивнула в ответ.

Девушка продолжила:

– Наталья очень много работала. И даже бесплатно. Мне всегда казалось, что она слишком занята, чтобы думать о чем-то плохом, угнетающем. Наталья была счастлива, занимаясь своей работой. Ей же нравилось помогать людям… женщинам. Она никогда не говорила… – Кира задумчиво покачала головой, демонстрируя разговоры по душам, которые ее связывали с совершенно незнакомой женщиной.

– А Наташка никогда ничего не говорила. Никогда никого не любила, никогда ни о ком не заботилась, да и не чувствовала ничего! – Слова прозвучали резко и даже зло.

Кира удивилась, что старушка, которая до этого в основном шептала, проговорила слова так, будто выплюнула их.

– Почему же не любила, не чувствовала?

– Потому что, если женщина не любит мать, она не умеет любить вообще. Значит, она не освоила первый, самый главный вид любви и дальше уже не сможет ни с кем нормально жить. Ни с мужчиной, ни с детьми. Это как пропись. Палочки да крючочки пишешь и пишешь – привыкаешь. Почерк вырабатываешь. А если в самом начале не научилась выписывать красивые закорючки в прописи, почерк навсегда останется корявым. – Женщина, завернутая в шаль, изменилась. Она уже не выглядела отсутствующей, апатичной и глубоко несчастной. Из нее фонтаном плескались претензии к неблагодарной дочери, неприязнь и обида на весь мир. – Наташка занималась только собой и плевать хотела на всех остальных. Поэтому ее Бог и наказал, тем, что она детей не могла иметь. Хахаль ее, наверное, бросил, узнав, что она родить не сможет, вот она и поняла, что в жизни у нее ничего хорошего не будет без детей, и с моста кинулась. Поэтому гадалки и видят, что девочка маленькая виновата в ее смерти. Дочка нерожденная, о которой она так мечтала.

– Мне думается, вы не совсем правы. Наташа нашла себя. Она очень заботилась о своих пациентках. Это же несчастные женщины. Кого-то бьют мужья, кто-то подвергся насилию, кто-то тащит на себе пьющего мужа и нескольких детей в одиночку. Наталья самозабвенно им помогала. Искренне желала изменить их жизни к лучшему. – Кира внимательно наблюдала за Зинаидой Ивановной.

– Тут никаких сомнений. Своих подопечных она и днем и ночью была готова спасать. А матери за лекарствами в аптеку сходить некогда. У посторонних людей доставку заказывала. Едва ее подопечные эсэмэску скинут или позвонят, она сразу на телефон садилась и бесконечно утешала, поддерживала, разговаривала. В любое время подрывалась, все дела бросала. Конечно, они несчастные, им забота нужна и понимание. А матери забота не нужна. Мать и одна проживет, без поддержки. – Зинаида Ивановна с шумом втянула носом воздух и прищурила глаза. – Только я вот что вам скажу. Не по-настоящему она все это делала, не от чистого сердца, не искренне. Грехи она отмаливала. Прощение хотела заслужить. Стараться-то старалась, но, видать, впрок не пошло. Не засчиталось лицемерие.

– Ваше прощение? Наталья хотела получить ваше прощение?

– Нет, я для нее мелочь. Ей от меня ничего не надо было. Да и нет у меня ничего. Прощение Господа Бога, – фыркнула Зинаида Ивановна. Шаль сползла с ее плеч. Она распалилась, активно жестикулировала, поедала пряник за пряником, не замечая этого и расплевывая крошки по сторонам. – А вы правы, надо было бы мое прощение заслуживать. Бог-то, может, есть, а может, его нет, а вот проклятия материнского стоило бы и побояться.

Кира кивнула:

– Я, пожалуй, пойду.

Зинаида Ивановна умолкла, поджав губы. Установилось молчание. Кира вымыла за собой чашку. Поставила ее в шкаф. У входа обернулась. Она снова видела глубоко несчастную, измученную и затравленную женщину. Изо дня в день сжигая себя обидами и претензиями к давно выросшей, взрослой женщине, она вдруг лишилась источника своего горя и мучений, но все еще не могла остановиться. Не умела жить и думать по-другому.

Скорее всего, Наталья уже пыталась помочь матери, применяла психотерапию. Но та либо блокировала все ее усилия, не веря в методы, либо обижалась еще больше, желая получить от дочери иное, пыталась заставить дать то, чего Наталья давать не хотела или не могла.

Кира Вергасова давно знала название своему неврозу: «комплекс Демиурга». Чертова уверенность, что умнее всех, что способна менять и управлять чужими жизнями, что, манипулируя людьми, может решить их проблемы и наладить их жизнь. Некорректно? Нечестно? Никто не звал? Ерунда! Она же во благо!

Сейчас ей следовало снять с себя корону и тихо уйти, как в свое время сделала Наталья. Нельзя спасти того, кто не желает спасаться. Нельзя вылечить того, кто упивается болезнью. Но Кира произнесла со всей душевностью, на какую только была способна:

– Наталья любила вас. Она говорила мне об этом. И она давно простила вас. Не таила обид, не думала, что вы хотели ее обидеть или причинить зло. Она вообще не думала больше о детстве. Она очень хотела помогать людям, тем, кто в ней нуждается. Поэтому и работала так много. Подолгу разговаривала со своими подопечными. А вам она просто не успела сказать, что любит. Не думала, что вы этого не понимаете. И прощения попросить хотела за все. Не успела только.

Зинаида Ивановна застыла в дверном проеме кухни. Кира увидела крошечную слезинку в уголке глаза пожилой женщины и быстро вышла.

Она долго сидела в машине, тупо уставившись перед собой. Сейчас у нее не получилось бы сосредоточиться на вождении. Поэтому предпочла посидеть, подумать и никому не мешать своей рассеянностью на дороге.

В Краснодаре ездили медленно. Очень медленно, по каким-то своим интуитивным правилам, отличавшимся от стандартного набора правил дорожного движения. Кира так и не смогла осилить этих правил своей логикой, развитой на дорогах Москвы, Сакраменто и Питера. Наверное, так ездят в деревнях, когда все всех знают и не стесняясь перегораживают дорогу, выходя из автомобиля поздороваться. Когда диким звуком мотора оповещают округу о своем проезде в три ночи, не подумав, что люди уже спят. В городах, более плотно населенных, люди вынуждены ограничивать свои желания, добровольно соблюдают правила, потому что иначе хаос, пробки и взаимная агрессия парализуют город. Краснодарцы еще не дошли до этого ментально. Паркуются третьим рядом, там, где парковаться нельзя вообще, включив поворотник, зависают на полосе, неторопливо поворачивая руль и задерживая весь ряд, проезжают на красный свет и на знак «уступить дорогу», считая, что у их машины есть преимущества, поскольку она дороже и больше, чем у других.

Кира не могла этого изменить, она могла заставить себя не раздражаться и не негодовать. Так она и делала.

Но ее собственные привычки, взращенные в начале приобретения водительского опыта, не изменились. Понимая, что зависла в собственных мыслях и не в состоянии адекватно влиться в поток машин, она сидела и думала в своем «Мини Купере», предпочтя никому не мешать.

Она давно уяснила – на «подумать» нужно много времени. Нужно заниматься этим процессом. И хорошо помнила, как ругался ее преподаватель высшей математики:

– Думай! Зачем тебе голова? Главное, это наше мы́шление. На кнопочки кто угодно может нажать!

Вот сейчас у нее это самое мы́шление отказывалось работать.

– Не можешь головой, работай ногами, – решила она для себя и повернула в замке зажигания ключ. Этот совет тоже уходил корнями в детство. Мать ее одноклассника и первой любви, Марата, авторитарная женщина с хорошими доходами и некоторой властью, которую имели в советские времена заведующие складами, не обнаружив у сына талантов и рвения к учебе, с этими словами запихнула его в Институт культуры, обучаться на преподавателя хореографии. Машину, квартиру она ему подарила, а на хлеб и ногами заработает. В конечном итоге все сложилось не так, но суть оказалась верна. Не можешь думать головой, иди поработай ногами – полегчает.

До начала тренировки еще два с половиной часа, но панорамные окна студии танцев на пилоне «Вилисы» полыхали разноцветным светом. Даже когда залы пустовали, Татьяна, владелица студии, включала разноцветную иллюминацию, привлекая к студии внимание с улицы.

Кира взлетела по ступеням на третий этаж, прошла мимо раздевалки, прямо в малый пилонный зал. В раздевалке толпились и смеялись девчонки, пришедшие на степ. Кира пребывала не в том настроении, чтобы сплетничать и трещать ни о чем.

Она стащила с себя широкие брюки и осталась в одних трусах. По сути, можно было и так. Ее шорты не сильно отличались от трусов, но она все-таки покопалась в сумке и вытащила оттуда трикотажные мини-шорты, наколенники и ботинки на десятисантиметровой платформе. Кира решила остаться в своей широкой кофте, пока мышцы не разогрелись. Зазвучала музыка, иллюминация сразу подстроилась под мелодию и замигала в такт музыке.

Она обошла вокруг пилона, взмахнула волосами. Танцы ей точно помогут. Небольшая разминка. Шея, плечи, бедра, махи. Четыре или пять песен она танцевала, приноравливаясь то к одному темпу музыки, то к другому. Извивалась змеей, изгибалась кошкой. Ловила свое отражение в зеркалах. Мысли улетали, оставляя вместо себя восторг, эйфорию удовольствия, она испытывала кайф от того, что в голове пустота.

Кира подпрыгнула, зацепилась руками и подтянулась, она качнулась, обхватывая ногами пилон, отлетела назад и снова вперед, зацепилась ногами и опрокинулась в четверку. Спустилась на пол руками и спрыгнула из стойки на колени, перевернувшись через голову.

Кира улыбалась, почти смеялась, наслаждаясь своей гибкостью и грацией, балдея от самой себя.

Ее глаза встретились в зеркале с внимательным и настороженным взглядом Тани. В топе и шортах, она стояла в проеме двери. Наверное, давно наблюдала за Кирой, потому что вальяжно оперлась о косяк и опустила стрипы на пол.

– Хороший трюк, эффектный, – похвалила девушка. – Вставляй в программу.

– Не знаю, не успеваю подготовиться. За такую работу взялась, что не знаю, под какую лавку теперь залезть.

– Да уж смотрю, что ты что-то оттанцовываешь, – усмехнулась Таня.

Оттанцевать. Это был их студийный термин. Кира придумала его, когда еще только пришла танцевать.

Переехав в Краснодар, она в нем не задержалась, а принялась гулять по всему побережью. И безостановочно колесила полгода. Останавливалась то на неделю в Адлере, то в Джубге, на три ночи в Геленджике, затем переезжала в Анапу. Отправлялась в Крым, отрывалась на дискотеке в Коктебеле, как не в себя ела в Алуште. В баре «Барабуля» заказывала ведра бычков, ставрид и барабуль, миску за миской мидии и рапаны. Объевшись в одном заведении, словно колобок перекатывалась в соседнее. Потом отправлялась в Адлер и начинала все сначала. Даже пару курортных романов завела с кем-то, чьих лиц уже не помнила. В конце концов Кира вернулась в Краснодар и принялась налаживать свою жизнь. Нашла работу, проекты. Привыкла к новым дорогам, изучила меню местных кофеен и ресторанов. Все сложилось. Но душа не могла найти покоя. Обида, стыд, ощущение, что она неудачница, грызли день и ночь, словно злобный голодный хомячок, страдающий бессонницей. А еще страх, пережитый, прошлый, но жестко врезавшийся в сознание, сросшийся с нервными окончаниями. Паника, испытанная в могиле. Она не могла спать. Провалившись в беспамятство на пару часов, вскакивала в поту с безумно бьющимся сердцем. В голове безостановочно мелькали одни и те же события и картинки, возвращая и возвращая ее к мыслям о том, как ее подставили, как выставили за дверь, как от нее отворачивались казавшиеся близкими люди. Жених! С ума сойти! У нее был жених. Андрей Прокопов, завидный московский холостяк. Удачливый бизнесмен, сын главы Комитета лесопромышленности. Или чего-то другого? Как это было давно! Она с трудом вспоминала его лицо, а ведь «какая любовь», «какая пара». Как в тумане видела яхту с четырехметровой мачтой, которую, не складывая, можно загнать в ангар на Конаковских островах, в Подмосковье. Они целовались на палубе, плавали в теплом бассейне, а вокруг кружились светлые снежинки.

«Твои неприятности плохо отразятся на моей карьере. И на папиных делах».

Она дважды переспросила Андрея, не могла расслышать, что он сказал. Мозг не принимал предательства.

Ее неприятности – это то, что три мужика избили ее до полусмерти и закопали в землю?

«Ты не звони мне, Кира, пока все не утрясется», – так сказала подруга, с которой они дружили с садика.

«Нам лучше пока не общаться. Сама же понимаешь, я сейчас на взлете», – писали в эсэмэсках почти все знакомые, даже те, к кому она не обращалась. На всякий случай, ее предупреждали сообщением, чтобы она вдруг не запачкала их, позвонив.

Кира никак не могла успокоиться, отвлечься, забыть, простить, послать. Однажды, бесцельно катаясь по еще толком незнакомому городу, она очутилась перед сияющими всеми цветами радуги окнами. Доносилась музыка. Как бабочка летит на свет, зачарованная, околдованная, Кира поднялась на третий этаж и такими невообразимыми глазами уставилась на танцующих девчонок, что шокировала Татьяну. Та несколько минут пялилась на подсматривающую девушку в дверях, потом кинулась в раздевалку, вытащила из своего рюкзака топ и шорты, дала их гостье:

– Переодевайся и залезай.

Так Кира стала танцевать на пилоне, два раза в неделю, потом четыре, потом шесть, и вообще, когда выдавалось время, она летела в студию. А через пару месяцев поймала себя на мысли, что тех мыслей больше нет. Она писала статьи, стараясь успеть к дедлайну, читала гору иностранной литературы, обучаясь европейскому и американскому восприятию психологии. Она танцевала, она придумывала новые связки, она прокачивала мышцы, чтобы легче танцевать, она растягивалась, чтобы добиться легкой и яркой амплитуды, она штудировала видео звезд пол дэнса, отрабатывая новый трюк. Она оттанцевала обиды, неудачи, назойливую память.

Девочки приходили в студию, жалуясь на вредную свекровь, невнимательного мужа, придурка начальника. Кира первой вставала к пилону.

– Не ноем, девочки. Сейчас оттанцуем!

Они танцевали. И все проблемы, казалось, исчезали под каблуком в двадцать сантиметров.

– Оттанцевала, – улыбнулась Кира тренеру.

– А бокс не расслабляет? Отбоксировать нельзя? – к этому новому увлечению Киры Таня ревновала, считая, что подруга распыляется.

– Там не терапия и не кайф, там я учусь бить, – в который раз объясняла Кира. – Должна научиться не бояться бить. Как смогу, так стану свободнее.

– И как успехи?

– Никак, – смеялась Кира. – Танцуя, я даже думаю лучше, а там вообще пусто. Комок нервов. Сгусток напряжения.

Таня покачала головой, улыбаясь, говорить, что бокс не ее и надо бросить, не стала.

– Ты думаешь, танцуя? – хихикнула владельца студии. – Говорят, что спортсмены и танцовщики очень глупые. Работают телом, мозги не прокачаны.

– Ерунда, – отмахнулась Кира. – Чтобы танцевать, нужен очень развитый и деятельный мозг. Сейчас объясню, – пообещала она Тане. – Давай надевай, что стоишь в уголке, как не хозяйка.

Таня прошла в зал и принялась надевать стрипы.

– Искусственный интеллект давно не новость. Процессор, думающий, как человек, создали. Компьютеры обыгрывают чемпионов в шахматы, рисуют картины, сочиняют музыку, худо-бедно пишут романы. Математика, вычисления, гигантские массивы данных, безумные объемы информации, это все пожалуйста. Искусственный интеллект способен учиться и даже проявлять некий характер. Та же Алиса или Сири. Интеллект, память человека, ту часть, которую мы отождествляем с «думаньем», создали.

– Даже пользуемся. – Таня покрутила мобильником, к которому подключала музыкальную колонку.

– Угу, – кивнула Кира, посмотрев лукаво. – А много ты знаешь ходячих роботов? Сама лично видела?

Таня замерла, размышляя, а Кира продолжила:

– Люди постоянно пытаются создать робота, подобного человеку. Наверняка сто раз слышала – то японцы смастерили нечто подобное, которое двигается, машет руками, почти как человек. То у американцев получился «как бы» человек. Почти ходит и даже кружится вокруг себя.

– Слышала, – Таня закатила глаза. Обняв пилон, она внимательно слушала подругу.

– Только, как ни стараются, а создать робота, который может ходить по бревну, бегать, перепрыгивать через барьер или хотя бы более-менее сносно вставать и садиться на стул, пока не получилось. О танцах речь вообще не идет. Робот-балерина или робот, танцующий брейк, – это мечты писателей-фантастов. А почему? – Кира отбросила полотенце, которым вытерла мокрые лицо и спину. – Нужны слишком большие объемы памяти, безумно мощные процессоры. Неподъемно это пока человечеству. Потому что наше движение в пространстве – это самое тяжелое, большое и сложное, что делает мозг. Только за наше прямохождение отвечает вчетверо больше нейронов, чем участвуют в мыслительном процессе, а та часть мозга, которая движет организмом, в разы больше неокортекса…[4]

– Проще, проще, – засмеялась Таня. – Не переходи к научным терминам.

– Нашим мыслительным процессом, памятью, эмоциями руководит только около десяти процентов нашего мозга, а все остальное уходит на наши движения. Поэтому думать искусственный интеллект может, а танцевать – нет. Объема памяти и мощности процессора не хватает.

Таня на мгновение замерла и засмеялась.

– Так что только представь, какой большой, мощный и прокачанный мозг у тех, кто виртуозно владеет своим телом. Совершает им сложные движения. У балерины или ведьмы на пилоне, например.

– Ты, наверное, шутишь?

– Ничуть. – Кира зацепилась ногой за пилон, облетела его по кругу.

– Профессор Черниговская, гениальный ученый, великая женщина, у нее есть очень много исследований на эту тему, все доказано.

– Танцуем! – скомандовала Таня.

Кира взмахнула волосами. Ей вдруг показалось, что музыка стала распоряжаться ее телом и сознанием на свое усмотрение. Кира улыбалась, порхала, движимая удовольствием и счастьем. Весь мир померк, остались музыка, ее тело и металлический шест.

Потом, уставшая и мокрая, она сидела на полу, опершись спиной на пилон.

– Ну как? Мысли появились? – поинтересовалась Таня.

Кира пожала плечами.

– Пошли, наедимся на ночь. Мы потратили столько калорий, что можем съесть хоть мамонта, – предложила Таня. – Я только завтракала. А дома… ну, может, консервы кошачьи есть. – Таня тяжело вздохнула и скривила губы. – Тоська сожрет меня, если я попробую отнять у нее хоть кусочек. Ей самой мало. С ума сойти! Я держу кошку на диете. Торчу в студии день и ночь.

Кира засмеялась:

– Вот поэтому у меня нет кошки! Я просто забуду о ее существовании и однажды, вернувшись домой, обнаружу засохший трупик.

– Вот уж вряд ли! – Татьяна натянула джинсы и футболку. – Скорее она тебя растерзает и съест, ну или соседей. Кошки всегда находят выход. Моя, например, открывает пакетики с едой сама. Раздирает фольгу когтями. Один раз жестяную банку со сгущенкой вскрыла. Я бы не поверила, что это сделала кошка, но тогда надо верить или в привидение, или в домового.

– Домовой бы покормил твою кошку, – на полном серьезе сказала Кира, обтираясь влажными салфетками. Она влезла в хлопковый пуловер и широкие брюки. – У меня даже домовой не заведется. А однажды засох даже кактус. Так что никаких кошек. Моя карма не вынесет издевательства над животным.

Они вышли на улицу. Теплый ветерок нежно ласкал их еще не остывшие тела. Кира глубоко вдохнула. Совсем по-летнему теплый вечер в конце сентября, как же это приятно. А по всей остальной России дожди, слякоть и тучи. Кира в очередной раз подумала, что очень верно выбрала город для жизни.

Кира не любила футбол, хоккей и все остальные командные игры. Бары, в которых собираются оравы пузатых мужиков, чтобы, притупив свое сознание пивом, отождествить себя со спортивной картинкой на экране и почувствовать свою приобщенность к великому, вообще на дух не переносила. Но с выбором подруги спорить не стала. Они заняли деревянный столик в специфическом интерьере. Модная нынче помесь средневековой таверны, комнаты подростка и немецкой пивной.

Им повезло, сегодня бар «Лопасти» пустовал. Никаких трансляций. Никаких горланивших мужиков. Только огромные экраны телевизоров, которые при всем желании невозможно обойти взглядом, приглушенно шипели и на них мельтешили не спортивные картинки. Вроде новости. Местный канал. Кира уже года три жила без телевизора. Оказалось, восхитительно. Никто не лезет в голову против твоей воли, не заливает сознание информационными помоями, не насилует пустыми сведениями. Ничего интересующего ее он все равно не показывал, а для фона она всегда включала аудиокнигу.

Они с Таней сосредоточились на меню, которое скромно расположилось на одном листке. Кира выбрала сковородку бараньих сосисок и зеленый чай. Подруга – огромный бургер. Девчонки болтали о программе соревнований, о костюмах для танцев, о всякой всячине.

Кира уже открыла рот, чтобы задать какой-то вопрос, но его смысл мгновенно вылетел из головы, она застыла с открытым ртом. Со всех экранов, больших и маленьких, на нее смотрели три знакомых лица. Три жертвы убийцы, которого они разыскивали. Наталья, Ольга, Марина. Лица мертвых женщин как чудовищный хоровод закружились вокруг Киры, хотя по телевизору в угоду цензуре их показали живыми.

Девушка замахала руками, чуть не перевернув сковородку на деревянной подставке, которую принесла ей официантка. Но девица оказалась проворной. Она работала в футбольном баре, внезапно взбудораженный гость ей не в новинку. Официантки футбольного бара способны одновременно легко и умело убирать кружки с пивом в зону недосягаемости от подвыпивших и орущих мужчин, хлопать по спине, спасая подавившихся сухариками, и одним взмахом руки сметать чаевые в передник.

Девушка невозмутимо поставила на стол еду, успокаивающе улыбаясь Кире, достала из кармана формы пульт, прибавила громкость и в то же время положила перед Кирой приборы.

– …Вглядитесь в эти лица и постарайтесь не оказаться на их месте, – призывал голос диктора. – Будьте осторожны и берегите близких…

– Твою же мать! – выругалась Кира. – Вот откуда у них инфа?

– Всемирная глобальная информатизация, – пожала плечами Таня, примериваясь, как лучше укусить бургер.

– Псевдоинформационный дебилизм, – отозвалась Кира. – Вот неужели не понимают, что идет следствие?

– Ничего святого, – поддакнула Таня не слишком сочувствующе. – Ешь. Сейчас ты все равно ничего больше сделать не можешь.

Кира засмеялась на неуклюжую поддержку подруги.

– Да, уж танцоры совершенно точно убеждены, что нет в мире ничего более важного, чем танцы. Все остальное пустяки.

Кира не сомневалась, интернет-новости пестрят этими же фотографиями. Наверняка уже успели обрасти мифами, домыслами и слухами. Даже от одной мысли, сколько гадостей сейчас выливают и на жертв, и на убийцу, и на всю следственную группу, ее затошнило. Она не пожелала с этими слухами знакомиться.

Загрузка...