Утром, перед самым отлетом в Вюнсдорф, Якубовскому позвонил генерал армии Архипов:

- Прежде чем лететь в Германию, заедешь ко мне!

Это было не вежливое приглашение заглянуть перед отлетом, но приказ, сделанный в категоричной форме. Человек военный сделал бы под козырек "Есть!", но Дима не считал себя обязанным подчиняться генералу-тыловику. В его руках был документ, подписанный самим министром обороны. Группа генералов и военных юристов должна была выполнять все требования Якубовского. В их распоряжение был выделен правительственный самолет Ил-62, вести который должен был личный пилот министра обороны. Полный карт-бланш. Стоило ли обращать внимание на какие-то телефонные приказы? Оказалось, что стоило.

Утром 10 ноября 1990 года правительственный самолет Ил-62 готовился к взлету. На борту находилась рабочая группа в полном составе - люди, которые должны были проинспектировать советскую собственность в Германии и вернуть её нашему государству.

Это был не обычный самолет, на нем летали не обычные люди. Таких в государстве было всего трое: Генеральный секретарь, начальник Генерального штаба, министр обороны. Самолет Генерального секретаря обслуживал 235-й авиаотряд, а самолет члена Политбюро маршала Язова базировался на Чкаловском военном аэродроме. В этом Ил-62 было два входа. Слева находился салон первого класса, каждый столик был оборудован ВЧ, а справа крупная надпись "Территория министра обороны". Огромный салон, стол, как банкетный зал.

Настроение у всех было приподнятое. Хоть и предстояла необъятная работа, но все равно это был отрыв от советской жизни, вожделенная загранкомандировка со множеством искушений, начиная от автомобилей и дешевого ширпотреба до интрижек со страстными немками. Каждый думал о своем, сидя на борту правительственного авиалайнера, взявшего курс на Вюнсдорф.

О звонке генерала Архипова Дима к тому моменту просто забыл.

Самолет приближался к западным границам Советского Союза. Еще час лета, и Ил-62 произведет посадку на военном аэродроме. В Германии теплая осень, с дождями и легкими туманами. А в Москве уже слышалось холодное дыхание зимы.

Растерянный пилот вбежал в салон.

- Есть приказ с земли вернуться! - выпалил он.

- Чей приказ? - спокойно спросил Якубовский.

- Точно не знаю. Требование передано диспетчерской службой.

- Вам решать, принимайте ответственность на себя. Ведь у нас есть приказ министра лететь. Отменить этот приказ может только вышестоящее лицо.

В тот момент Дима не догадывался, что положение очень серьезно. Ему в голову не могло прийти, что кто-то вправе менять курс правительственного самолета и давать подобные указания личному пилоту министра обороны СССР маршала Дмитрия Тимофеевича Язова.

А с белорусского военного аэродрома уже поднимались в воздух Су-24 самолеты-перехватчики.

- Что делать? - влетел пилот. - Надо вернуться, но мы прошли большую часть пути, запаса топлива нет, едва дотянем.

Оставалось одно - подчиниться приказу. Ил-62 развернулся в воздухе и взял курс на восток.

Когда подлетали к Чкаловскому военному аэродрому, пилот вновь заглянул в салон, где сидели ничего не понимающие люди.

- Топлива очень мало, - предупредил он. - Мы никогда не заправляем баки под завязку. Я уже запрашивал разрешение на посадку на резервном аэродроме, но получен резкий отказ. Если с первого круга не сядем, можем упасть. Не знаю, дотянем ли до бетонки...

Дотянули. С сухим баком самолет совершил посадку в Чкаловске. Подкатили трап. Дима увидел, как к самолету бежит генерал. Появилась мысль: "Сейчас пришьют угон самолета". Дима потребовал телефон. Генерал отвел его в специальный зал, и Дима набрал номер маршала Язова. Уверенный в том, что произошла какая-то нелепая осечка, и рассчитывая, что министр обороны сейчас же вмешается и наведет порядок, он рассказал о случившемся.

- Не может быть! - ответил Язов. - Позвони мне через десять минут.

- Знаешь что, Дима, - теперь голос маршала звучал очень странно, почти по-детски, он словно растерял весь присущий ему металл. - Все-таки тебе придется съездить к генералу Архипову. Поговори с ним по-хорошему и лети в Германию.

- Нет уж! Нам с ним не о чем больше разговаривать! - вспылил Якубовский и шваркнул трубку.

К Архипову он так и не поехал. Ему устроили встречу с Анатолием Лукьяновым, Председателем Верховного Совета СССР.

Друг Гельмут

Бросаясь в атаку, Дима не мог знать о секретном соглашении с канцлером ФРГ Гельмутом Колем. Не подозревал он и о том, что Горбачев вскоре будет удостоен двусмысленного титула "Лучший немец года". Интересно, а как бы прореагировали американцы, если бы их президента наградили званием Героя Советского Союза?

Позже генерал Моисеев, бывший начальником Генерального штаба, рассказывал Диме, что к визиту Коля в Москву были подготовлены все материалы по собственности. Сидели и ждали, пока Горбачев вызовет. А он улетел с Колем в Ставропольский край на рыбалку. Визит подходил к концу, друг Гельмут собирался домой. "Я обо всем с ним договорился", - сказал Михаил Сергеевич.

Потом, уже находясь в "Крестах", Дима прочитал любопытную публикацию в "Общей газете". Горбачев уверял корреспондента, что о Якубовском он узнал из газеты "Комсомольская правда", а про нашу собственность в Германии ему ничего не известно. Вот был в Совете Министров первый заместитель председателя Ситарян, который был в курсе дела, потому что вел переговоры с Бонном. Странно только, что звание "Лучший немец года" получил не Ситарян, а Горбачев. Есть в этом, наверное, какая-то несправедливость...

Тогда задают вопрос Язову: "Дмитрий Тимофеевич, Горбачев говорит, что про собственность он ничего не знает, ни про Якубовского, а вы?" Ну а Язов не мог сослаться на неведение, на каждой странице была его подпись.

"Как-то сижу у себя в кабинете, - припоминает Язов, - а туда заходит Якубовский".

Такое впечатление, будто кабинет министра обороны - общественный сортир, куда может войти каждый, заплатив 20 копеек.

"Я не растерялся и направил его с этим письмом к начальнику Генерального штаба Моисееву", - говорит Язов. Подтекст такой: Моисеев должен был похоронить все предложения Якубовского в юридическом отделе Министерства обороны, а он, такой-сякой, все перепутал и расписал генералам, которые, естественно, восприняли это как руководство к действию.

Историю с поездкой Димы в Германию Язов рисует в тех же тонах: "А потом я узнал, что Якубовский летал на моем самолете. Я летаю редко, а самолет должен налетывать какое-то количество часов, вот и повезли Якубовского".

Ну что сказать? Все - сплошная случайность, результат игры каких-то потусторонних сил. Знакомясь с этими "откровениями", Дима невольно вспоминал слова Мюллера из романа Юлиана Семенова "Семнадцать мгновений весны": "Я верю в случайность, но я верю в доказательную случайность. Почему, Штирлиц, на одном из десяти миллионов чемоданов в Берлине, и именно на том, где русская "пианистка" хранила свой передатчик, оказались отпечатки именно ваших пальцев?"

Лукьянов проявил интерес к предложениям Якубовского. Он даже отправил документы в парламентский комитет, который, в свою очередь, счел инициативы достойными внимания. Но дело застыло на мертвой точке. И тогда Лукьянов все-таки пошел к Горбачеву. "Этого человека надо отправить подальше", хитроумный генсек ещё тогда распознал, что Якубовский - бомба замедленного действия, которую лучше убрать с глаз долой.

Все говорили: "Уезжай", передали слова Лукьянова, что Якубовский "попал на периферию политической игры", и если он хочет уцелеть, то должен исчезнуть годика на два-три. Что испытал при этом Дима? Пожалуй, ничего, кроме чувства легкой брезгливости, безотчетно возникающей у каждого нормального человека при виде банки с тараканами.

Опять, как это бывало не раз, он почувствовал себя в одиночестве. Да, была мама, которой Дима безмерно доверял, братья, друзья, но в сложившейся ситуации не у кого было просить совета. Приходилось самому принимать решение.

У Димы был знакомый - министр Агрохима - Николай Михайлович Ольшанский, бывший второй секретарь Сумского обкома партии, бывший заместитель заведующего отделом ЦК КПСС и бывший советник в Афганистане, награжденный там за личное мужество. В свое время, работая в Союзе адвокатов, Дима оказал Ольшанскому небольшую помощь. Был обычный хозяйственный конфликт, которому МВД пыталось придать характер уголовного дела. В отличие от других адвокатов, готовых любую ситуацию рисовать в самых мрачных красках, лишь бы выбить гонорар, Дима довольно быстро разобрался в сути проблемы.

Когда Николай Михайлович узнал, что Якубовскому нужна помощь в трудоустройстве за границей, он даже не стал особо вникать в детали. У Агрохима было совместное предприятие в Швейцарии, куда Дима и получил назначение.

В день отъезда, как обычно, надо было переделать массу дел. За машиной Якубовского неотступно следовала "наружка".

Улетал он налегке, рассчитывая в скором времени вернуться обратно. Он считал, что поступил по-джентльменски, выполнив какие-то правила игры, что пройдет время, и эти люди, оценив его поступок, позовут обратно.

Начинался швейцарский период жизни Дмитрия Якубовского. И об этой полосе его биографии я знаю не очень много. Но, видимо, именно там Дима добился невероятных успехов в бизнесе.

Цветочная улица

Почему-то все русские, попадая в Берн, начинают искать Цветочную улицу (Blumenstrasse). В голове звучит незабываемая "Я прошу, хоть ненадолго...", в воображении мелькают кадры из "Семнадцати мгновений весны". Так где эта улица? Где дом, из окна которого бросился несчастный профессор Плейшнер?

Дима, оказавшись в Берне, тоже отправился на поиски Цветочной улицы. Он не знал, что такой улицы в Берне никогда не было. Но Якубовский не был бы Якубовским, если бы он не дошел в этом вопросе до сути.

В городском справочном бюро не особо удивились вопросу. Похоже, они слышали его не раз. Только поинтересовались: "Вы русский?". - "Да". "Опять русский, - констатировали невозмутимые швейцарцы. - Все русские почему-то ищут эту улицу. Они там с ума посходили?"

Ну откуда им было знать, что по Штирлицу у нас действительно сходили с ума, и когда показывали сериал, улицы буквально вымирали. Даже показатели преступности снижались до нуля. А эпизод с профессором Плейшнером, которого так трогательно сыграл ныне покойный Евгений Евстигнеев, был одним из лучших в фильме.

Случай на границе

Первое время в Швейцарии Дима откровенно скучал. Кипучая натура требовала деятельности. Сотрудники фирмы, в которую направили Якубовского, явно не понимали, зачем он здесь нужен. В конце концов, его просто "сплавили" в горное местечко. Наверное, этот городок был горнолыжным раем, но лыжи - не Димина страсть. Языка он тоже не знал. Чтобы извлечь хоть какую-то пользу, он принялся совершенствовать навыки вождения, петлял по горам как сумасшедший. Пару раз он был на волосок от смерти.

Живя в Швейцарии, Дима старался во всем походить на коренных жителей этой маленькой альпийской республики. Он копировал швейцарцев до мелочей, даже машину заправлял, как они. Может быть, это была очередная шпионская игра. Дима рассказывал мне, что в одной книжке о разведке прочитал полуанекдотический случай, как рассекретили нашего разведчика. Тот выбежал из туалета, на ходу застегивая ширинку. Видно, очень спешил. Англичанин никогда так не поступит, даже если будет опаздывать на самолет.

Однажды Диме надо было по делам поехать из Цюриха в Вену. Дорога через Австрию была длиннее пути через Германию. Дима решил поехать кратчайшим маршрутом. Казалось бы, логично, если бы не одна проблема. У него не было германской визы.

"Что ж, - подумал Дима, - как-нибудь проскочу. Я ведь ничем не отличаюсь от швейцарцев, номера на машине местные. Рискну". И рискнул.

Швейцарские пограничники редко останавливают машины, чтобы проверить документы. Сотни людей просто переходят границу пешком, чтобы что-то купить на другой стороне, и спокойно возвращаются обратно. Как правило, "тормозят" машины либо с иностранными номерами, либо с вызывающими подозрение пассажирами. Впрочем, бывают исключения, когда проводятся выборочные проверки.

Дима подъехал к границе медленно, как бы лениво, словно уважающий себя швейцарец. Нога уже приклеилась к педали газа, чтобы набрать скорость сразу после пересечения линии, но тут пограничник сделал знак остановиться. Он сказал что-то типа "доброе утро", но этого было достаточно, чтобы поставить Диму в безвыходное положение. Дело в том, что Дима не понимал ни слова по-немецки. И, не придумав ничего лучшего, он вежливо спросил по-английски: "Что вы говорите?"

На мгновение швейцарец превратился в соляной столб. Постепенно до него дошло, что швейцарец, не понимающий ни слова по-немецки, вовсе не швейцарец, а совсем другой человек. И пограничник сделал знак рукой, чтобы Дима встал на обочине. Надо ведь разобраться.

Что делать? Можно было, конечно, развернуться и отправиться кружным путем через Австрию, но больно не хотелось этого делать. И Дима сделал вид, что вообще ничего не понял: ни слов, ни жеста, и, бросив ошалевшему пограничнику "Thank you", дунул на скорости через погранпост.

Напрасно Дима надеялся, что ему удастся ускользнуть на своем "БМВ" от бдительных пограничников. Те прыгнули в машину и за ним. На спидометре 200 вместо разрешенных 120... И кто знает, может быть, Диме удалось бы уйти, но впереди располагался ещё один пост.

"Сейчас защелкнут наручники, арестуют, посадят в тюрьму" - эти мысли, одна страшнее другой, промелькнули в Диминой голове, когда он послушно остановил свой автомобиль.

Пограничники подошли и потребовали предъявить документы. Дима достал свой советский дипломатический паспорт. Это произвело эффект. Наверное, в том месте в последний раз видели русских, когда Суворов вел свою армию через Альпы.

- Вы, наверное, сами не заметили, как проскочили границу, - вежливо сказали пограничники. - А ведь немецкой визы у вас нет. Мы, конечно, очень сожалеем, что отнимаем у вас драгоценное время, но вам придется проехать с нами на пограничный пост. Там поставим визу, и можете ехать дальше.

Ни наручников, ни тюрьмы.

Дима в роли Штирлица

В Швейцарии политической разведки нет. Есть только военная. И жил-был в маленькой альпийской республике военный шпион полковник доктор Кандрау. В один прекрасный день его командировали на важную должность в одном из ведущих швейцарских государственных банков.

В это время наши шпионы уже разрабатывали систему технического внедрения в их банки. Может быть, кто-то не понимает, что на сегодняшний день наши средства технического проникновения таковы, что могут войти в машину любого банка. Но, чтобы легализовать эту информацию и не высвечивать факты промышленного шпионажа, нужно было найти козла отпущения. А именно подходящего швейцарца, чтобы в случае чего "случайно" показать, что утечка информации шла именно через него.

Найти человека на такую роль - задача не из простых. В конце концов, обратились к Диме, потому как господин Кандрау случайно попал в поле зрения одной фирмы, которая опять-таки случайно работала с Якубовским и полностью от него зависела.

Таким образом Дима вышел на этого несчастного Кандрау и понял, что лучшего козла отпущения просто никому не придумать. Господин Кандрау олицетворял сразу две уникальные ипостаси: это был шпион и один из руководителей банка в одном лице.

Задача, поставленная перед Димой, заключалась в том, чтобы как можно чаще встречаться с доктором Кандрау и высветить этот контакт, при этом, естественно, ни в коем случае не допустить, чтобы бывший шпион догадался о мотивах истинного интереса российского гражданина к своей персоне. Всякий раз, собираясь встретиться с полезным швейцарцем, Дима придумывал темы для разговора. Мало того, ему приходилось изыскивать специальные места для встреч. Конспиративные явки для этой цели не подходили.

За четверть часа до встречи Дима определял тему беседы, причем такая тема, как, к примеру, "влияние онанизма на рост фонарных столбов в Швейцарской конфедерации", звучала куда остроумнее, чем то, что предлагал Дима. Но это был предлог, главное заключалось в другом: в какой обстановке произойдет рандеву и кого Дима приведет за собой.

Доктор Кандрау ходил на встречи с Димой десять раз. Этого вполне хватило, чтобы засветиться.

Дима не знает, как сложилась судьба бывшего шпиона. Интересно то обстоятельство, что доктор Кандрау тоже постоянно приводил с собой людей, в том числе начальника криминальной полиции Швейцарии, ныне покойного господина Шмидта. Тот так влюбился в Диму, что, когда в 1993 году в Берне Якубовского награждали медалью Интерпола, решил с ним сфотографироваться не то в обнимку, не то взасос. А надо сказать, что начальник криминальной полиции Швейцарии - фигура большого масштаба.

Когда "книжное дело" уже вовсю раскручивалось, господин Шмидт должен был проводить часть расследования, то есть практически работать против себя самого. У него было два выхода: либо ничего не делать, либо делать все с двойным усердием, чтобы себя обелить, реабилитировать, в конечном счете, в глазах общества. И господин Шмидт, конечно, выбрал последний вариант.

Ему, можно сказать, "повезло". Он умер. Остальные же сейчас предстали перед судом в Швейцарии.

Чиновничьи утехи

Когда Дима жил в Швейцарии, ему часто приходилось организовывать пребывание высокопоставленных советских функционеров. Как правило, это обставлялось так. Следовал звонок из Москвы: "Дима, приедет такой-то. Надо его встретить по высшему разряду, чтобы ему очень понравилось".

Однажды предупредили в отношении Н. , человека уровня ЦК КПСС. Дима был с ним не знаком, но приготовился принять гостя по полной программе. В его распоряжении была всего одна ночь. Н. прилетал часов в восемь-девять вечера, а уже в двенадцать дня отбывал в другое место.

Куда везти? Недалеко от аэропорта "Клоттен" сдали новую гостиницу пять звезд. Когда открывается новый отель, первые два-три месяца там относительно невысокие цены. Но этот вопрос Диму не волновал. Его устраивало расположение отеля. Времени и так было мало, чтобы ещё тратить его на дорогу в Цюрих и обратно.

Приехали в гостиницу. Н. выглядел внушительно, со значком депутата Верховного Совета СССР, правда, в Швейцарии это не имело особого значения. В огромном холле было малолюдно. За стойкой с надписью "Reception" сидела симпатичная молодая женщина, на которую Н. тут же положил глаз. Да и Дима бы в других обстоятельствах не отказался бы переспать с ней.

Здесь надо сказать, что в Швейцарии проституции практически не существует. По крайней мере, в этой стране "снять" девочку достаточно проблематично. Когда гости хотели побывать в борделе, их возили через перевал Сен-Готтард, по маршруту Суворова, или в соседнюю Германию.

"Я её хочу", - прямо сказал Н. Напрасно убеждал его Дима, что надпись "Reception" не означает бордель. Чиновник только злился. Что делать? И его не хотелось обижать, и к девушке обращаться с такой дикой просьбой было по меньшей мере неуместно.

Дима понимал, что убить можно только ценой. Он зарегистрировал гостя и предложил ему подняться в номер. А сам направился к девушке, радуясь своей предусмотрительности: в портмоне лежала приличная пачка наличных денег.

"Нельзя ли сделать то-то?" - обратился Дима по-английски к служащей отеля, обрисовав желание своего клиента и выкладывая на стойку пять тысяч долларов. Он решил начать с этой суммы, поскольку знал, что средняя зарплата швейцарских служащих составляет три-четыре тысячи долларов.

Девушка смерила его ледяным взглядом и стала набирать номер полиции. Диме сделалось не по себе. Он уже придумывал, как выкрутиться из неприятной ситуации. Проще всего было сказать полиции, что девушка его неправильно поняла, он просто хотел рассчитаться за номер, но подвел плохой английский язык.

"Семь", - увеличил ставку Дима, глядя девушке прямо в глаза.

Она перестала звонить в полицию, уже заинтересовавшись предложением иностранца. В общем, сговорились на двенадцати тысячах долларов. В швейцарских франках это составляло примерно пятнадцать-шестнадцать тысяч. Такую сумму девушка зарабатывала за три месяца.

Дима позвонил Н. и предупредил его о том, что девушка уже поднимается к нему в номер. Сам же остался в холле. На всякий случай.

Проходит время. Тридцать минут, сорок. Наконец появляется девушка. Слава Богу, не побитая, не поцарапанная, не растерзанная. В хорошем настроении.

- Вы извините меня, - говорит Диме, - Я так была не права по отношению к вам. Подумала, что мне с ним переспать придется. Потому и попросила двенадцать тысяч.

"Что же он с ней делал, - подумал Дима? - Палкой бил, оскорблял?" Он не в первый раз имел дело с сотрудниками уровня ЦК КПСС. У них всегда была сложная сексуальная ориентация.

- Вас не обидели? - спрашивает Дима.

- Нет, что вы! Все было прекрасно.

- Извините, но что ж он с вами делал?

- Когда я пришла, он заставил меня раздеться догола, постирать его рубашку и носки руками, потом завернуть его в одеяло и гладить по голове, пока не заснет...

"Твою мать! - выругался про себя Якубовский. - Да за такие деньги я бы сам постирал ему рубашку и по голове бы гладил, чем захочет".

Недоразумение

В другой раз поступило поручение встретить одного военного чиновника. Дима повез его в новый "Noga Hilton", гранд-отель в Женеве. Поселил в президентском номере, который выглядел так: главный зал, от него анфиладой отходят комнаты: спальня, кабинет и т. д.

Себе Дима снял соседний номер, куда привел девушку, рассчитывая хорошо провести ночь. Предупредив гостя, что тот всегда может с ним связаться по телефону, Дима предался любовным утехам, рассчитывая встать часов в девять-десять утра. Не тут-то было.

В семь утра раздался звонок: "Срочно беги сюда!"

Не понимая, что могло случиться в столь ранний час, Дима набросил халат, благо идти было недалеко, и кинулся к гостю.

Его ждала картина такая комическая, что трудно было удержаться от смеха. По номеру, нарезая круги, бегал советский чиновник, а за ним вприпрыжку мчался служащий отеля. Дима остановил служащего.

- В чем дело? Можете объяснить?

- Сам не понимаю. Господин спустился в ресторан, позавтракал, я принес ему счет, а он побежал от меня. Всего-то и надо было - записать номер комнаты.

- Успокойтесь! Ничего страшного, - принялся Дима успокаивать гостя. Официант хотел, чтобы вы подписали счет. Платить ничего не надо!

- Я за двадцать лет работы на руководящих должностях вообще ничего не подписал, - кипятился чиновник, - может, поэтому я удержался.

Дима расписался за строптивого постояльца, официант, потрясенный до глубины своей невозмутимой швейцарской души, ушел. Всяких клиентов он повидал на своем веку, но таких - никогда.

- Понять ничего не могу, - в свою очередь никак не мог успокоиться советский военный чиновник, - чего он ко мне привязался? Я и съел-то немного!

"·······!"

Поскольку все чиновники, приезжавшие в альпийскую республику, мечтали о шоп-туре, Дима облюбовал для этой цели торговый центр в предместье Цюриха.

Это был целый комплекс магазинов, рассчитанных на то, чтобы удовлетворить самые прихотливые желания. Дешевых универмагов в этом гигантском торговом царстве не было. Здесь делают покупки люди, принадлежащие к обеспеченным слоям общества.

Не раз Диме приходилось краснеть за своих соотечественников, которые были готовы скупать товары прилавками. Один, например, со словами "дома жена сама выберет" потребовал принести ему все вещи пятьдесят шестого размера. Платили эти люди не из своего кармана.

Был там магазин, где вещи подгонялись по длине. Покупатели мерили, крутились перед зеркалом, спрашивали: "Как?" И Дима, любитель ненормативной лексики, говорил: "Заебись!"

Продавец-швейцарец не раз слышал это короткое, звучное словечко и захотел узнать, что оно означает.

"Very good!" - перевел Дима почти дословно.

Приезжает очередная делегация, на этот раз женская. Жены государственных чиновников мечтали только об одном: поскорее дорваться до модных магазинов. Дима повез милых дам в свой любимый торговый центр и напоследок пригласил в тот самый магазинчик, где вещи подшивались по росту. Все, как обычно: примерки, возгласы.

"Заебись!" - торжественно произнес продавец, лучезарно улыбаясь покупательницам.

Путч номер один

Из Швейцарии Дима уехал летом 1991 года. Уже летом он почувствовал, что благословенная европейская страна ему надоела. Другой бы человек, окажись на месте Якубовского, сидел бы в тиши швейцарских гор и озер и наслаждался жизнью, развлекаясь в кабаре или в секс-шопах. Тем более что бизнес складывался нормально. Появились постоянные клиенты. На Диму все чаще выходили швейцарцы с различными коммерческими предложениями. В России было время перемен. Там крутились сумасшедшие деньги, состояния сколачивались молниеносно. Но Дима заскучал. Он не выносит штиля, подавай ему бурю. Не меньше.

Угадав настроения Димы, один из его конкурентов подсунул ему канадский вариант. В этот день Дима приобрел джип "чероки" и по дороге из магазина позвонил брату Станиславу, который находился в Швейцарии.

- Теперь тебе точно дадут статус в Канаде! - доносился взволнованный голос брата.

- Почему? - не понял Дима.

- Ты не знаешь, что в России? Включи радио!

На календаре было 19 августа 1991 года.

Дима жил в Торонто в гостинице и оттуда каждый день звонил брату в Швейцарию. За три дня путча его телефонный счет за разговоры составил пять тысяч долларов. До Канады новости доходили не в полном объеме. Дима звонил Стасу в Швейцарию, тот включал телевизор и прикладывал к нему телефонную трубку. Дима слушал по мобильнику новостные программы.

Когда после этого он приехал в Швейцарию, Стас рассказывал много интересных подробностей. Например, про полковника КГБ Леню Веселовского, близкого друга Янаева. Теперь этот Леня прославился ещё больше - Василий Лановой увековечил его в кино, в фильме о деньгах партии.

В ЦК КПСС Веселовский ведал финансовыми вопросами. А раньше служил в Первом главном управлении КГБ СССР, то есть во внешней разведке. В Швейцарии он занимался бизнесом.

Как только был создан ГКЧП, Веселовский ходил гоголем и приговаривал, что "это мы планировали". Особенно когда пришло сообщение, что танки в Москве. При этом он загадочно улыбался, как умеют сотрудники КГБ. Потом, когда путч провалился, люди, которые только что тщательно вылизывали ему задницу, с полковником не разговаривали и даже не здоровались.

Диме стало жаль полковника, оказавшегося в бойкоте. Цену предательства Якубовский не раз испытывал на своей шкуре. Чтобы немного поддержать Веселовского, он пригласил его в знаменитый базельский ресторан "Штюке", где за обед съедаешь по 40-50 блюд и не держишься за живот, потому что каждая порция весит не более 20 граммов.

Сразу после путча 1991 года Дима вывез свою семью в Швейцарию. Потом мама вместе с ним переехала в Канаду и до сих пор живет там.

Марина

В Канаду Дима поехал, получив приглашение на свадьбу дочери своего знакомого бизнесмена Бориса Бирштейна. Тогда Дима жил по принципу, провозглашенному в фильме "Кавказская пленница": "Жизнь хороша, и жить хорошо. А хорошо жить ещё лучше". Жил он, надо сказать, хорошо. На широкую ногу, ни в чем себе не отказывая.

Он прибыл в Канаду молодым преуспевающим человеком. Неполные двадцать восемь лет, бумажник набит деньгами. Дима сразу купил себе новенький навороченный "мерседес-кабриолет". Просто проходил мимо автомагазина, заглянул и тут же оплатил машину. Эмигрантская среда тихо таяла, наблюдая за преуспевающим "новым русским". Слух о нем разнесся по всему Торонто. Потому что вот так сразу купить автомобиль, словно пуловер, может не всякий.

Он поселился в гостинице на углу улиц Сан-Клер и Батерет и очень скучал. "Папе Карло" с золотым ключиком не хватало развлечений, остроты жизни, того пряного соуса, без которого все кажется пресным и безвкусным.

В Торонто Дима никого не знал. Кроме Бирштейна, который и пригласил его повеселиться на многолюдной еврейской свадьбе. А сестра Бирштейна владела русским магазином на паях с партнершей, которая дружила с Мариной Краснер. Марина позвонила и предложила встретиться. Голос её был нежным и трепетным. Дима, естественно, согласился. Он словно предчувствовал, что встреча не будет мимолетной.

Они встретились, и в первый же день знакомства Дима подарил Марине свой новенький, только что купленный за 150 тысяч долларов "мерседес".

Они покатались по Торонто, и Дима ей подарил свою тачку. Там ведь просто. К нотариусу идти не надо. Достаточно отдать человеку документы на машину, и никаких проблем. Марина как-то умело подвела Диму к тому, что он должен подарить ей машину. И вдруг она отказывается от подарка. Не берет. "Ну, - думает Якубовский, - какая неслыханная строгость нравов!" Ему даже приятно стало.

Уговаривал - отказывается. Выяснилось, что у неё нет денег на бензин. То есть она была голая, как коленка. Пришлось к подарку добавить ещё 500 долларов.

Дальше начался искусный процесс выуживания "бабок". Буквально на второй день знакомства они пошли по магазинам. Марина выбрала для шоп-тура самую дорогую улицу Торонто, где даже использованный презерватив, по образному выражению Димы, стоит не меньше ста долларов.

Это выглядело примерно так: "Продайте мне, пожалуйста, два метра этого прилавка". Он не помнит точно, сколько оставил денег в магазинах города Торонто, кажется, около ста тысяч долларов. Потом выяснилось, что Марине негде жить, и тогда Дима сделал новый широкий жест: купил ей дом. Вот так Якубовский и остался в Канаде.

В первый же вечер они могли оказаться в постели, но из-за волнения Дима даже не решался на это. На второй день все случилось. Он почувствовал, что встретил свой идеал, и безумно влюбился в эту тоненькую длинноногую девочку со светло-рыжими волосами.

Потом началась примерно такая же история, как с женитьбой Димы на Свете. Удивительно, как все в жизни повторяется! Чтобы заставить Якубовского жениться, Света очень трогательно рассказывала о своей бабушке, которая может умереть в любой момент. А сокровенная мечта бабушки - выдать замуж любимую внучку. Дима - человек добрый, ему стало жалко бабушку. Но, дай ей Бог здоровья, она по-прежнему жива.

Марина сказала, что её папа хочет успеть при жизни увидеть любимую дочку замужней. Ну, пусть не замужней, а хотя бы помолвленной. "Купи мне обручальное колечко, это ведь ничего не значит", - сказала Марина. А потом получилось, что она беременная, и Диме ничего не оставалось, как жениться. Ребенок не может родиться вне брака, это стыдно, считала Марина.

По дороге в мэрию жених и невеста несколько раз успели поссориться, и Диме вспомнилось, как он женился во второй раз, на Лене. Тоже была весна, Якубовский почему-то всегда женится весной. Они пешком шли в загс и по дороге непрерывно ссорились. Дима уже не хотел жениться, но потом подумал, что мама приехала и уже ждет за столом - неудобно убежать из-под венца.

То же самое происходило в день его бракосочетания с Мариной. Она Диму так достала, что он её чуть на три буквы не послал. Им нужно было иметь свидетелей с обеих сторон, которых они купили за 50 долларов. Что-то говорил священник, Якубовский не понимал ни слова, поэтому непрерывно ржал. Никто не понимал причин дикого веселья жениха. Марина говорила, что Дима смеется от счастья, и он ржал ещё больше...

Надо сказать, что Дима её безумно любил. Поэтому она его не любила. Дима убежден, что отношения двоих всегда развиваются по принципу сообщающихся сосудов: в одном убавляется, в другом прибавляется. Это закон. И он очень боится, как бы эта метаморфоза не коснулась наших отношений.

Кортик для полковника Якубовского

В Димином архиве хранится копия бумаги командующего Северным флотом о награждении Якубовского кортиком.

Кортик Дима получил за идею. Идея была проста. В чем заключается политика ядерного сдерживания? В общих чертах её суть сводится к следующему. Чем дальше точка, с которой осуществляется запуск ракеты, тем безопаснее ты живешь.

Почему американцы так орали в 1962 году, когда мы на Кубу затащили ракеты? Откуда взялся Карибский кризис? Не потому, что им нужна была Куба. Просто ракета, пущенная с острова Свободы, достигнет гипотетической цели за максимально короткое подлетное время. По той же причине они больше, чем передвижных ракетных комплексов, боятся наших подводных лодок, которые хоть и не заходят в территориальные воды, но плавают поблизости, в двухсотмильной зоне. А если бы ракетный крейсер находился у них в Вашингтоне? Никакая противоракетная оборона не смогла бы помочь.

Дима решил организовать дружеский визит кораблей Военно-Морского Флота в Канаду. Обычно дружеские визиты флотов как-то обходятся без участия в программе ракетоносных кораблей. Дима предложил включить в состав судов ракетный крейсер "Маршал Устинов" с полным боекомплектом на борту. Надо было испытать, прошляпят ли канадцы, а следом и американцы этот невероятный сюрприз.

И вот "Маршал Устинов", имея на борту ракеты, пришвартовался в канадском порту Галифаксе, а потом ещё зашел в американский - в Бостон. Никто ничего не просек. И зря. А за год до этого - летом 1992 года Главнокомандующий ВМФ России адмирал флота В. Чернавин наградил Якубовского именным кортиком, но за что - Дима до сих пор молчит.

Первое возвращение блудного сына

В марте 1992 года генерал армии Кобец, в то время министр обороны, добился возвращения Якубовского в Россию.

Произошло это не сразу. Почувствовав, что есть шанс вернуться в Москву, Дима пригласил знакомого генерала в Швейцарию.

Познакомились они давным-давно. И сразу подружились. А потом этот генерал попросил Диму сделать избирательную кампанию Константину Ивановичу Кобецу, в то время начальнику связи Вооруженных Сил. Требовался специалист по тому профилю, который на Западе называется "public relation". Дима пригласил для ведения избирательной кампании своих друзей: известных артистов, писателей, музыкантов.

Почему он решил взяться за новое для себя дело? Просто потому, что захотелось узнать, может ли он как-то влиять на такой процесс, как выборы. Это был, в первую очередь, эксперимент на самом себе. Кобец стал народным депутатом.

Генерал по приезде в Москву встретился с Кобецем и рассказал, что Якубовский жив, здоров и рвется на Родину. Но вернуться Дима был готов лишь в том случае, если за ним прилетит генерал Кобец. Это было бы гарантией, что Якубовский нужен.

Решения своей судьбы Дима ждал в Канаде. В Канаду Константин Кобец не полетел - далеко, а предложил встретиться в Цюрихе. Для Димы это не было проблемой.

Генерал Кобец приземлился в аэропорту Цюриха вечером 6 марта 1992 года. Якубовский пригласил его поужинать в известном ресторане "Джеки". А утренним рейсом 7 марта оба вернулись в Москву.

Диме, как всегда, ехать было некуда. Он заказал себе гостиницу. Кобец предложил ему должность помощника и один из своих кабинетов в Белом доме огромный, с приемной и комнатой отдыха. А потом Владимир Шумейко пригласил Диму на работу в правительстве. Появился документ на официальном бланке.

Каждый день Дима шел на свою почетную службу. Его кабинет № 418 располагался в знаменитом здании на Старой площади, на 4-м этаже, где когда-то сидели помощники Генерального секретаря. У Димы со всеми сложились хорошие отношения. У него такой стиль работы, который, как правило, высоко ценится. Во-первых, Дима никогда не задает вопросов, а во-вторых, все делает сам: от подготовки документа до исполнения. Якубовского не приходится ни подгонять, ни контролировать.

Его подъем по служебной лестнице напоминал движение скоростного лифта. Промежуточные этажи только мелькали. Увы, все детали мне не известны.

К сожалению, ещё не пришло время открыть все карты. "По прямому указанию Баранникова мы провели несколько закрытых операций, которые дали большой плюс нашему государству. Ловили рыбу на раздражителя. Раздражителем был я. Но об этом я расскажу лет через пятьдесят", - говорит Дима.

Итогом этой работы и явилось историческое решение о присвоении Якубовскому должности полномочного представителя.

ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Распоряжение От 17 сентября 1992 года № 1727-рс Город Москва О полномочном представителе правоохранительных органов, специальных и информационных служб в Правительстве Российской Федерации.

1. Учредить должность полномочного представителя правоохранительных органов, специальных и информационных служб в Правительстве Российской Федерации.

2. Утвердить Положение "О полномочном представителе правоохранительных органов, специальных и информационных служб в Правительстве Российской Федерации".

3. Назначить Якубовского Дмитрия Олеговича полномочным представителем правоохранительных органов, специальных и информационных служб в Правительстве Российской Федерации. Федеральному агентству правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации заместить должность полномочного представителя правоохранительных органов, специальных и информационных служб в Правительстве Российской Федерации офицером (генералом) Федерального агентства правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации с зачислением его в действующий резерв Федерального агентства.

Первый заместитель Председателя Правительства Российской Федерации В. Ф. Шумейко.

Но эта должность требовала аттестации. Возник вопрос: где? Вариант КГБ отпадал, поскольку Дима собирался и впредь ездить в Канаду и не хотел создавать себе помехи. О внешней разведке по той же причине и речи не было. С Министерством обороны связываться не стали. Методом исключения выбрали ФАПСИ - Федеральное агентство правительственной связи.

Армейскую службу Дима закончил рядовым, а после окончания института ему присвоили звание лейтенанта запаса. Ясно, что лейтенант не мог быть полномочным представителем силовых ведомств, и приказом Министерства обороны Якубовскому присваивают звание майора, а буквально на следующий день его сделали полковником. Звание генерала Диме дала молва.

Когда Главная военная прокуратура захотела опротестовать полковничьи звезды Якубовского, то смогла придраться только к двум обстоятельствам. Во-первых, звание майора присвоили незаконно, поскольку в случае, когда происходит повышение через три ступеньки, положено объявлять об этом в торжественной обстановке. Во-вторых, звание полковника было присвоено в связи с зачислением на действительную воинскую службу, но при этом необходимо было пройти медицинскую комиссию, которую Якубовский не прошел. "И заразил доблестную Красную Армию СПИДом", - не без сарказма добавил Дима. Интересно, что сам главный военный прокурор Паничев, обжаловавший звания Якубовского, ухитрился из капитана запаса сразу сделаться генерал-лейтенантом.

"Он уважать себя заставил"

В 1992 году Россия находилась в сложном положении. Советский Союз уже распался, а новая республика ещё не успела набрать очки на мировой арене. Нас резко перестали уважать на Западе. И тогда возникла задача попробовать их напугать, причем не на государственном уровне, но чтобы это возымело действие. Грубо говоря, идея была "благородная": если не дадите денег, не удержим ситуацию.

Решено было произвести какой-то несанкционированный ракетный запуск. А по договору страны обязаны уведомлять друг друга о готовящихся запусках ракет.

Дима, занимавший в ту пору должность советника правительства, понимал, что осуществить такую идею немыслимо, но можно было сделать так, чтобы на Западе в это поверили. И Якубовский полетел на Северный флот. У него сложились отличные отношения с командующим флотом, который сказал буквально следующее: "Старик, я готов, но мне нужна бумажка".

Тогда организовали визит правительства на Северный флот. Дима составил программу на два дня. Первый день: 7 часов - прибытие самолета, 8 - завтрак. Затем встреча с командным составом флота и т. д. Следующий день: завтрак, выход в море, а между чесанием правого и левого яйца, по выражению Димы, уместился маленький пунктик: запуск межконтинентальной баллистической ракеты. Программа была утверждена на самом высшем уровне. И командующий Северным флотом сказал: "Мне этого вполне достаточно. Будем готовить запуск".

Между тем Якубовский организовал утечку этой информации. И запускать ракету не понадобилось. Американцы испугались не столько несанкционированного старта, сколько того, что ракету можно запустить вот так, между завтраком, обедом и ужином...

Задача была выполнена. И после этого, когда один наш крупный руководитель собирался за рубеж, он все время звонил командующему Северным флотом и говорил: "Мне, как Якубовскому, ракета не нужна. Пусть маленькая дизельная лодочка у них на мель сядет".

Клубок змей

В это время у первого вице-премьера Шумейко сложилась конфликтная ситуация с секретарем Совета безопасности Скоковым. А Скоков, в свою очередь, почуял некую опасность Якубовского. Вместе с Коржаковым, руководителем Службы безопасности президента, они принялись раскапывать причины назначения Якубовского полномочным представителем. У генерала Коржакова были и личные мотивы. Люди из его охраны переходили на службу к Якубовскому. У Димы было лучше. И, выбрав момент, когда Шумейко улетел в Америку, Скоков с Коржаковым побежали к Ельцину жаловаться.

Впрочем, об этом достаточно подробно пишет сам Ельцин в своей книге "Записки президента": "Я первый раз услышал фамилию Якубовского при следующих интригующих обстоятельствах.

Это было осенью 1992 года. Ко мне в кабинет вошел возбужденный Юрий Скоков вместе с Александром Коржаковым. С Юрием Владимировичем такое редко случается, он человек сдержанный, и я понял, что произошло что-то серьезное. Скоков принес мне проект документа, на котором стояли визы многих высших руководителей страны - Шумейко, Баранникова, Ерина, Кокошина - первого замминистра обороны, Примакова, Степанкова, от руки было написано "Согласовано с Гайдаром", документ практически был на выходе. Суть распоряжения заключалась в следующем. В состав правительства вводится новая должность - координатор правительства в силовых структурах, полномочия которого отличались чрезвычайной широтой. Этот координатор ставился над силовыми министерствами, контролировал их и был подотчетен только премьер-министру. В документах, которые принес Скоков, значилось, что на эту феерическую генеральскую должность назначается двадцатидевятилетний молодой человек, который ещё полгода назад был капитаном. Звали его Дмитрий Якубовский.

Естественно, я позвонил Гайдару, жестко и не слишком любезно поговорил с ним. Выяснилось, что и он оказался введен в заблуждение. Когда его знакомили с этим документом, сказали, что с президентом вопрос согласован, что Ельцин полностью в курсе и концепции этой должности, и самой кандидатуры. Тогда я понял, что мы столкнулись с крупной аферой, и попросил Гайдара немедленно отозвать все документы, связаться с Шумейко, силовыми министрами, разобраться в этой истории, а потом доложить.

Через три дня мне сообщили, что все исполнено, а испуганный Якубовский покинул пределы России, улетел то ли в Канаду, то ли в Швейцарию".

Обо всем, что происходило на самом верху, Дима, конечно, не знал. Шестое чувство подсказывало ему: что-то затевается. Он велел своим людям разобраться. А через три дня события приняли новый оборот.

Дима был на даче в Жуковке. Говорят, что раньше эта дача принадлежала председателю КГБ Крючкову. У Якубовского всегда было многолюдно, особенно по вечерам. Бывало, что за столом собирались люди, которые порой не знали друг друга. Всех объединял Дима.

Как-то раз в гости приехал Толя Круглов, которому Дима помог получить должность председателя Таможенного комитета. На эту должность было два претендента, но рекомендация Якубовского сыграла решающую роль. Естественно, Круглов был очень благодарен Диме и относился к нему даже с некоей долей подобострастия.

Повара Димы тоже звали Толей. И произошла смешная ситуация. Все сидели за столом, когда приехала новая партия гостей. Пока Дима обнимался с приятелями, кто-то крикнул повару: "Толя, твою мать, дай стулья!" А Круглов подумал, что обращаются к нему. Он мигом вскочил, чтобы отдать свой стул. Дима еле его остановил.

В тот день, когда разворачивалась сложная операция, задуманная Коржаковым, Дима лежал, ничего не подозревающий, в постели со своей женой Мариной. Вдруг, совершенно не вовремя, раздается телефонный звонок. "Дмитрий Олегович, - в трубке взволнованный голос личного шофера, - меня задержали". Что за черт? Новость была, конечно, неприятная, но не настолько, чтобы прервать половой акт с Мариной.

Минут через пятнадцать-двадцать Дима все-таки решил позвонить, чтобы разобраться. Но тут его ждал очередной сюрприз. Связь была отключена. Как выяснилось, по указанию Коржакова. Позже к Диме приехал Тимохин, бывший начальник ГАИ Московской области. Он сказал, что Димин водитель превысил скорость, его остановили и выяснили, что автомобиль "мерседес" якобы нерастаможен, какой-то квитанции не хватает.

Дима сел в хозяйственную "Волгу" и поехал на Старую площадь. Там у него отбирают пропуск. Дима звонит Баранникову и слышит: "Старик, тебе нужно срочно вылететь в Нью-Йорк, денька на три, там сейчас Шумейко, найдешь его и все объяснишь".

Якубовский понял, что его решили срочно отправить. В Нью-Йорк, в Пекин, в Гималаи - все равно. А пока он содержательно беседовал с Баранниковым, на даче в Жуковке разворачивалась целая операция.

Егоров, начальник Управления по борьбе с организованной преступностью, подтянул туда свой спецназ, чтобы штурмовать дачу. Внутри дача, естественно, охранялась. По периметру ходил не сторож с берданкой, а тоже люди из спецназа, который, правда, относился не к ведомству Егорова.

Был сентябрь, разгар бабьего лета, жаркая погода. Охрана несла службу, как положено, с автоматами, но Дима никогда не требовал, чтобы в теплый день ребята парились в камуфляже. Поэтому они ходили полуголые. Спецназовцам Егорова сказали, что Якубовского охраняют вооруженные бандиты. Приказ есть приказ, и они пошли на штурм.

Но случилось непредвиденное. Спецназовцы все друг друга знают. Вместе служили, вместе тренировались, вместе пили. Ребята узнали друг друга. Опустили автоматы. Операция была сорвана.

Правда, Егоров представил все в ином свете: операция сорвалась по вине Дунаева, первого заместителя министра внутренних дел, который поддерживал Якубовского.

Дунаев действительно вывозил Диму в аэропорт, так как имелась информация, что Егоров хочет там устроить провокацию. Дунаев лично вел Якубовского до "рукава" вместе с начальником транспортной милиции. Он вызвал конвой, самолет оцепили, Егоров ничего предпринять не мог.

Потом на этой истории Егоров сделал свой козырной ход. Его управление подчинялось Дунаеву, а команду на штурм давал Ерин, министр внутренних дел. Управление по организованной преступности вывели из-под подчинения Дунаева и сделали самостоятельным. Егоров стал первым заместителем министра внутренних дел с подачи Скокова.

А Дима прилетел в Нью-Йорк и стал звонить Виктору Павловичу Баранникову.

- Вы просили позвонить через день?

- Позвоните завтра.

В течение девяти месяцев он постоянно звонил Баранникову, Степанкову. Они прилетали. Общались. А возвращению Димы всегда что-то "мешало": то съезд народных депутатов, то импичмент, то референдум.

Что бы ни было, он жалеет о том, что судьба позже развела его с Дунаевым и со Степанковым. С Валентином Степанковым у них были очень хорошие отношения. Потом "Московский комсомолец" публиковал распечатку их разговоров. Но Степанков сам спровоцировал это, когда заявил, что "Якубовский его агент".

Фактически выдворенный из страны из-за внутренней борьбы политических группировок в окружении Б. Н. Ельцина, Дима не сидел в Канаде сложа руки. Память об этом времени - серебряная медаль Национального бюро Интерпола в России, кортик, врученный командующим Северным флотом за "личный вклад в обеспечение визита российских кораблей в Канаду", и другие награды.

Анатолию Лукьянову принадлежит образное выражение, что Якубовский "попал на периферию большой политической игры". Еще тогда он, опытный политик, советовал Диме быть осторожным, "не попадаться под топор или кувалду".

В интервью журналистам Наталье Косинец и Якову Посельскому на вопрос о связи имени Якубовского с рядом правительственных скандалов Лукьянов, уже прибавивший к своему политическому опыту тюремный, отвечал: "Это Господь Бог послал Якубовского этому правительству. Господь Бог. Скандал вокруг мальчика, для меня он мальчик, он мог бы быть моим младшим сыном, был раздут. И в тени скрылись и господин Бурбулис с его "красной ртутью", и господин Чубайс с его распродажей народного достояния, и господин Полторанин с его деятельностью по Берлинскому дому науки и культуры, и господин Шумейко, который открестился от Якубовского, испугался. И вот только фигура Димы - молодого человека, молодого юриста осталась. И весь этот черный туман закрылся силуэтом Якубовского. Таким образом, он им Богом был дан, этот феномен, чтобы прикрыть громадное коррумпированное гнездо, которое свилось вокруг Президента..."

Более того, по мнению Лукьянова, Диме надо было выдать орден "за невольные заслуги по невольному прикрытию их безобразий".

"Гарантии закончились. Беги"

В июле 1993 года Якубовский приехал к Степанкову на дачу в Архангельское. Его тогда потрясло, как живет Генеральный прокурор. У всех дома: на одну семью, на две, а у Степанкова просто квартира. Они пошли вдвоем погулять, и тогда он признался Диме, что на него давят. А ещё через день-два Степанков позвонил Якубовскому: "Можешь ко мне срочно приехать?"

Дима подъехал с двумя охранниками и СОБРом на двух машинах к зданию Генеральной прокуратуры. Остановились не на Дмитровке, а на углу, рядом с Институтом марксизма-ленинизма. Якубовский пошел пешком.

- У тебя наше удостоверение с собой? - первое, что спросил Валя.

- С собой, - ответил Дима, хотя мог и не говорить.

- Давай!

Он забрал у Димы удостоверение советника Генерального прокурора и, секунду помедлив, произнес:

- Я давал тебе гарантии, они кончаются сегодня в двадцать четыре часа.

Дима хотел поговорить с ним. Тут зазвонил телефон. На проводе был Черномырдин. Степанков снял трубку, стал с ним разговаривать, а Диме сделал знак рукой: "Иди". И в эту минуту он умер для Димы как друг, потому что ему уже было наплевать на все их отношения, а сам - как политическая фигура.

Дима сел в машину. Там у него был мобильный телефон, не такой аккуратный, как сейчас, а довольно громоздкий.

С последней надеждой он позвонил Баранникову, тем более что они договаривались встретиться через пару дней, в выходной, на даче.

- Виктор Павлович, - говорит Дима, - я только что был у Степанкова, он мне сказал...

- Ты ещё здесь? - перебил его Баранников.

- Вы же меня приглашали на дачу...

- Ты давай уезжай, - сказал тот и положил трубку.

Якубовский поехал к Владимиру Панкратову, начальнику ГУВД, и все ему рассказал.

- Давай мы тебя проводим в аэропорт, - предложил тот и начал собираться.

- Володя, а пистолет не возьмешь?

- Если начальник ГУВД будет ходить с пистолетом, тогда вообще...

Как полковник Якубовский всех перехитрил

Летом 1992 года сложилась тяжелая ситуация на оружейном рынке. Многие пытались растащить его по частям. Возникла необходимость выяснить, кто на этом наживается. Оперативные методы, которыми действовал Баранников, ничего не давали. Какие-то результаты, конечно, были, но им никто не верил. А Дима придумал блестящий вариант.

Идея была гениальная: правительство выпускает три заведомо не нужные постановления. О том, что эти документы - "липа", знали всего два-три человека. Суть сводилась к переделу общего пирога. Естественно, должна была начаться схватка. Так и получилось.

Баранников предупредил Бориса Николаевича, что главный лоббист растаскивания оружейного рынка выдаст себя сам. И прямо на заседании Совета безопасности начался экспромт-концерт. Мотивировали чем угодно, начиная от государственных интересов и заканчивая выращиванием ананасов на луне.

На следующий день Баранников стал генералом армии, а Якубовский полковником. Баранников с женой приехал к Диме на дачу в Жуковку обмывать звание. Была ещё одна супружеская пара. Сели за стол, начали праздновать.

Димин сосед по даче С. никак не мог поверить, что пожалует сам Виктор Баранников. Замаскировавшись за углом, С. в глубочайшем трансе наблюдал, как подъезжает машина министра госбезопасности.

Военные знают, как обмывают звезды. Существует давняя традиция, согласно которой новые звездочки кладутся на дно стакана с водкой. Но Дима, как человек абсолютно непьющий, выпить отказался. Дошло чуть не до драки. "Я тебе приказываю!" - кричал Баранников. Но Якубовский даже в такой ситуации не пошел на компромисс.

Награда нашла героя

Когда Диме вручалась эта награда, правоохранительные органы были разделены на два абсолютно не совместимых, враждующих между собой лагеря. Расходились они по принципу политической ангажированности. И все утверждения о том, что в органах внутренних дел царит полное единство, были не более чем бредом. Поэтому, когда Дима что-то делал по просьбе одной половины, другая, вместо того чтобы хотя бы промолчать, старалась его наказать за это.

Министр внутренних дел Ерин отлично понимал, что Якубовский ориентируется не на него. Это ему активно не нравилось, и он делал все, чтобы омрачить Диме пребывание в Швейцарии. И полетели в альпийскую республику всякие пасквили в отношении Димы, суть которых сводилась к одному: Якубовский - гад, негодяй и т. д.

И тогда другая половина, чтобы показать себя и одновременно отметить заслуги Димы, решила наградить его медалью.

Кремлевский гость-узник

Кому было нужно упечь Якубовского за решетку? Разгадку следует искать в событиях осени 1993 года, когда был расстрелян из танков Верховный Совет.

В своей книге "Исповедь президента", в главе, которая называется "Трудное лето", Борис Ельцин не раз упоминает имя Якубовского. Он пишет, что на одном из заседаний комиссии по борьбе с коррупцией встал вопрос о том, чтобы попытаться привлечь живущего в Канаде молодого бизнесмена Дмитрия Якубовского в качестве свидетеля по делу о коррупции в высших эшелонах власти.

Думаю, что такое объяснение: Дима - свидетель, вряд ли можно воспринимать всерьез - хотя бы потому, что "свидетели" в Кремле не живут. Но оставим это на совести автора или авторов.

Диму поселили в самом сердце столицы - бывших великокняжеских хоромах Кремля, превратившихся в резиденцию президента, где в советское время останавливалась лишь Маргарет Тэтчер. Она любовалась тем же видом из окна, что и Дима. Правда, железная леди не опасалась за свою жизнь.

Ситуация была крайне напряженная. Якубовский прибыл в Москву поздним вечером 23 июля 1993 года, а уже 27 июля Борис Ельцин подписал Указ об освобождении от должности министра безопасности РФ Виктора Баранникова.

Детонатор сработал, снаряды начали взрываться. Имея врагов в лице Баранникова и в какой-то мере Степанкова, трудно было чувствовать себя полностью защищенным даже в апартаментах на фоне Боровицкой башни. Эти высокопоставленные чиновники были заинтересованы не только в его задержании, но и в том, чтобы он навсегда замолчал.

Дима располагал уникальной информацией. Чтобы разобраться в текущих российских реалиях, увидеть подводные течения и распутать секретные узлы, ему понадобилось несколько часов напряженной работы.

Между тем бывший друг Степанков уже подписал ордер на арест Якубовского за нелегальный переход государственной границы. События развивались, как в боевике, может быть, даже покруче. Потому что автор сюжета не знал, удастся ли герою выбраться живым из заварившейся каши.

Когда поздно вечером в кремлевские покои, где Дима ужинал вместе с Андреем Карауловым, влетел полковник Борис Просвирин, бывший в ту пору заместителем Коржакова, и крикнул: "Срочно собираемся и едем в Ростов!" стало ясно, что ситуация вышла из-под контроля.

Ночные гонки

Ростов? Почему Ростов? Дима рассказывал мне, что в первую секунду просто лишился дара речи. Кажущийся штиль сменился штормом. Зазвонили молчавшие вертушки. Похоже, происходило то, чего Дима опасался с самого начала. И вариант с Ростовом понял по-своему: там его тайно расстреляют, чтобы, как говорится, концы в воду.

Но появившийся в Кремле Макаров, переговорив по телефону с Филатовым, тогда начальником президентской канцелярии, сформулировал план: "В Ростов с тобой поедет Александр Котенков. Это - гарантия, что с тобой ничего не случится. Там тебя будет ждать полковник Казарян, начальник личной охраны президента Армении Тер-Петросяна. С Казаряном ты летишь в Ереван, оттуда за рубеж".

Кортеж машин, возглавляемый "Чайкой", в которой сидел сбривший для конспирации бороду Дима, выехал через Боровицкие ворота Кремля и понесся в сторону Курского вокзала.

Весь этот маскарад затевался не просто так. Попытаться вылететь за рубеж из Москвы было равносильно тому, чтобы засунуть голову в пасть голодному крокодилу. Даже если бы Диме каким-то чудом удалось миновать пограничный контроль, то его могли арестовать прямо в самолете.

Котенков (нынешний представитель Президента РФ в Гос. Думе в ранге вице-премьера, а тогда - просто генерал и начальник ГПУ) нервничал на перроне, вагон ростовского поезда под завязку был забит охраной, но при подъезде к Курскому вокзалу случилось непредвиденное. Откуда ни возьмись появились "Волга" и "рафик", вылетели люди с профессиональными телекамерами, которые стоили целое состояние и мало кому были по карману. Караулова, вышедшего из машины подышать летним воздухом, сразу узнали: "Ой, товарищ Караулов! А вы что тут делаете?"

Оказалось, что это был совместный рейд газеты "Московский комсомолец" и телепрограммы "Времечко". Но в тот момент в случайное совпадение поверил бы только сверхнаивный человек. По крайней мере, никто из участников живого детектива, разыгравшегося на Курском вокзале, в это не верил. Да и сегодня, по-моему, не верят.

Кортеж развернулся и рванул назад. Генерал Котенков остался на вокзале.

Первая мысль была - вернуться в Кремль. Дима считал, что это самое безопасное место. Но Макаров сказал, что это невозможно, потому что машины уже засекли, в Кремль не впустят. Что делать? Просвирин все-таки позвонил из машины в Кремль, но там, кроме дежурных, никого не было.

Ночная гонка по Садовому кольцу. Петляли по переулкам, чтобы сбить с толку возможную погоню. Наконец, Просвирину удалось дозвониться до генерала Барсукова. Короткий разговор, перемежающийся ненормативной лексикой. И новое указание: "Поезжайте на объект "Волынское". Что это за объект, никто в машине, кроме Просвирина, не знал. Оказалось, это дача Сталина, с которой вождь всех времен и народов отправился в мир иной.

Дима рассказывал, что на сталинской даче весь день обсуждались варианты безопасного выезда из Москвы, а затем и из страны. Задача была ясна: надо было найти возможность покинуть пределы родины, минуя пограничников. Российские города исключались автоматически. Во-первых, международных аэропортов у нас кот наплакал, а во-вторых, на них распространялась власть Баранникова, хоть и ушедшего в отставку, но ещё имевшего силу.

Дима предлагал выбираться через Прибалтику. Были и другие варианты. В конечном счете условились ехать на машинах в Ереван, а уж оттуда лететь в Европу. Для этой цели в одной частной фирме были наняты две мощные машины "БМВ".

Дело происходило в пятницу, а в субботу, как было известно, Хасбулатов собирался на сессии Верховного Совета защищать Баранникова. Но уже в пятницу министр юстиции Калмыков в программе "Время" показал кое-какие документы. Хасбулатову стало ясно, что на Баранникова есть материал. Хасбулатов понял, что шлагбаум опустился и поезд едет. А Якубовскому пора было покидать гостеприимный объект "Волынское".

До условленного места на кольцевой автодороге добирались поздно вечером по всем законам конспирации. Там уже ждали две нанятые в частной фирме автомашины "БМВ", заправленные под завязку. В багажниках были канистры с бензином, чтобы не останавливаться на автозаправках. Поменяли на автомобилях номера, что оказалось не самым простым делом, поскольку российские таблички не подходят иномаркам.

Сказать, что все участники ночной операции чувствовали себя спокойно, было бы преувеличением. Разве что генерал Котенков, недавно вернувшийся с беспокойного Кавказа, волнения не показывал. Но его бодрость казалась напускной.

Все помнили события предыдущей ночи, свет юпитеров, ударивший в глаза на Курском вокзале, гонку по Садовому кольцу. Поэтому внутреннее напряжение не спадало. Лил проливной дождь, "дворники" смывали потоки воды, слепили фары встречных машин.

Дима понимал, что жизнь его на волоске, за неё не дадут и рубля. Но сдаваться без боя не в его правилах. Единственное, что ему оставалось в этой ситуации, - это постоять за себя. И он попросил генерала Котенкова дать ему пистолет.

К счастью, воспользоваться оружием не пришлось, но пистолет всю дорогу лежал у Димы на коленях и каждый раз, когда пост ГАИ тормозил машины, Дима сжимал в руках рукоятку.

Спасал "вездеход" - спецталон на проезд без права досмотра. Инспектора ГАИ вежливо брали под козырек, провожая взглядом мчавшиеся в ночь мощные иномарки. Предстояло проехать две тысячи километров.

К утру, когда позади осталась Кашира, беглецы успокоились. Несмотря на бессонную ночь, спать никто не хотел. Наоборот, напряжение сменилось возбуждением, пошли в ход анекдоты, разные случаи из жизни.

Но осторожность все равно следовало соблюдать. Чтобы не ехать через Харьков и лишний раз не светиться на границе, решено было свернуть на воронежскую трассу. Жаль было съезжать с более-менее приличного шоссе на неизвестную дорогу, но слухи о рьяных украинских пограничниках, питавших особую любовь к "москалям", гуляли по всей стране.

На воронежской трассе случилось ЧП. Водитель головной машины слишком поздно заметил знак железнодорожного переезда, и тяжелый автомобиль на скорости 140 километров в час прыгнул на рельсы. Вторая машина, точно повторившая траекторию первой, тоже совершила каскадерский маневр. Это только в кино автомобили скачут через препятствия, отделываясь незначительными повреждениями типа потери товарного вида. А в жизни все происходит драматичнее. Не буду вдаваться в технические тонкости, скажу лишь, что российские умельцы с ближайшего автосервиса подлатали несчастные "БМВ" и можно было смело двигаться дальше.

К ночи забрезжили огни города-курорта Сочи. С момента поспешного бегства из Москвы прошли сутки. Велико было искушение переночевать в Сочи. Хотелось немного отдохнуть, прийти в себя, вытянуть ноги. Да и ночная езда по горной дороге не очень вдохновляла. Но расслабиться можно было только в мечтах. В Дагомысе была назначена встреча с полковником Казаряном, начальником охраны президента Армении.

Бегство из Еревана

Законспирированная гонка продолжалась. Потрепанные "БМВ" отправились в обратный путь, а путешественники пересели в "рафик" и тронулись в Адлер. В Адлерском аэропорту, на летном поле, стоял частный самолет Як-40 с поднятым трапом. За считанные секунды борт взлетел. Пункт назначения Ереван.

Все складывалось так четко, как редко бывает в жизни. В Ереванском аэропорту стоял под парами правительственный Ту-154, посланный Москвой в Ереван для перелета Якубовского в Цюрих. Казалось, что все проблемы позади, капкан волшебным образом разжал пасть, чтобы выпустить пленника на свободу. Но, как это обычно происходит, радоваться было рано. "Не говори "гоп"..."

Когда сели в Ту-154, выяснилось, что вновь требуется подать заявку в диспетчерскую аэропорта и согласовать маршрут перелета, хотя это было уже сделано.

Все сидели в салоне самолета, ожидая, пока будут разрешены "случайно" возникшие проблемы, как вдруг появился российский пограничник и потребовал документы. Очевидно было, он искал, к чему бы придраться. Конечно, эту въедливость он проявлял не по собственной прихоти, а просто выполнял приказ. Перед ним поставили задачу задержать вылет Якубовского. Дело в том, что произвести тихий арест на территории Армении было невозможно, возник бы международный скандал. Значит, решили не выпускать борт из Еревана.

В воскресенье вечером перебрались в кабинет начальника аэропорта. Шли бесконечные переговоры с Москвой. Проходили сутки за сутками, а положение беглецов по-прежнему оставалось неопределенным. Звонки были безрезультатными. Никто не говорил, что самолет не имеет права на вылет, тем не менее взлет оставался под вопросом.

Измучившись вконец, "путешественники" решили изменить план. Надо было выбираться из Еревана, где они капитально завязли. Но куда? Ближайшие аэропорты на карте: Баку и Тбилиси. Горячие точки. Армяно-азербайджанский конфликт делал воздушное пространство над республиками небезопасным. Самолет могли просто сбить. С Тбилиси связи не было. Там тоже было неспокойно. Еще совсем недавно такая ситуация могла пригрезиться лишь человеку с больным воображением. Но это была реальность, с которой надо было жить.

Сидеть и ждать, как повернутся события, Дима не мог. Это просто не в его характере. Надо было что-то срочно придумать. Якубовскому пришла в голову идея вызвать частный самолет из Швейцарии. Позвонил своей знакомой, travel агенту, чтобы она заказала самолет. Проблем не было, однако самолет из Швейцарии турки почему-то не пропустили. Тогда было решено найти самолет в арабской стране. Вскоре сообщили, что уже в полночь прибудет самолет из Эмиратов. Рейс Дубай - Ереван - Дубай стоил 60 тысяч долларов. Дима позвонил брату, и Стас на всякий случай связался со своим приятелем израильским генералом. Тот брался за 300 тысяч долларов устроить самолет без опознавательных знаков или подводную лодку, которая причалит к Батуми. Ну просто крутой детектив! Израильские летчики готовы были лететь, несмотря на риск. Войска ПВО могли сбить самолет-фантом. В общем, остановились на варианте с Дубаем.

Диме было настолько не по себе, что ночью, когда все отдыхали в гостинице, поехал в аэропорт ещё раз позвонить в Швейцарию, чтобы уточнить насчет самолета. Чувствовал, что опять произойдут какие-то накладки, которые буквально преследовали группу. С Котенковым, который решил его разбудить, чуть не случился обморок. Он бросился к Диминым охранникам, которые тоже не знали, куда он пропал. А Диме просто не хотелось лишний раз дергать людей, которые невероятно устали за это время. Прошло всего несколько суток, но всем казалось, что в таком сумасшедшем режиме они живут уже слишком долго. Не раз они были на волосок от смерти.

Думая об этом, описывая все события того опасного лета, я ловлю себя на мысли, что мы могли с Димой не встретиться. Никогда.

Представляю себе ту ночь в Ереванском аэропорту так четко, словно сама участвовала во всем происходящем. Это была ещё одна бессонная ночь, полная волнений. Самолет, обещанный в полночь, прилетел только после двух часов следующего дня. Причина была в типично арабской вальяжности, неторопливости. Куда им спешить?

А боевик развивался по всем законам жанра. В арабский самолет следовало сесть без шума, так, чтобы никто ничего не заметил. Оказаться заложниками ситуации в очередной раз было бы опрометчиво.

К этому времени командир нашего самолета уже получил "добро" на вылет. Хорошенький расклад. Сколько дней они безуспешно добивались этого, и вот тебе на. Спасибо, не надо. Ведь наш самолет полетел бы российским воздушным коридором, который контролируется силами ПВО. Если командиру экипажа дадут команду сесть, он сядет. Якубовский хорошо запомнил случай, когда личный самолет министра обороны маршала Язова, взявший курс на Вюнсдорф, практически силой вернули назад. В этот раз последствия были бы серьезнее.

Частный самолет из Эмиратов зарулил на дальнюю стоянку, как и было запланировано. Его заправили. В это время люди из охраны армянского президента блокировали экипаж Ту-154. Все было настолько четко и бесшумно, что пограничники не проявляли никакого беспокойства. В самый последний момент беглецы влетели в арабский самолет, который тут же поднялся в воздух.

На борту участники операции дружно чокнулись. Дима, как человек непьющий, поднял бокал с соком. Самолет стремительно набирал высоту. Но вскоре выяснилось, что пить за успех было рано.

Турция отказалась пропустить самолет. В Армению возвращаться было невозможно. В общем, полетели через Тегеран и приземлились, наконец, в Арабских Эмиратах. Там стояла дикая жара, словно в парилке. Но это было ничто по сравнению с пережитым на родине. Из Дубая путешественники взяли курс на Франкфурт-Майн. В огромном аэропорту Франкфурта они пересели на самолет, следовавший в Цюрих. А сутки спустя уже летели в Торонто. Живые и невредимые.

ЧП в Торонто

Макаров с Ильюшенко стали собираться к Диме в Канаду. В то время они вели двойную игру. Диме они говорили одно, а в Москве - другое, представляя его человеком, который всех сдает.

Канадскую визу получить не просто. Но Ерин как раз подписал с канадской полицией меморандум о правовой помощи и Макаров с Ильюшенко под предлогом допроса "свидетеля" по делу о коррупции эти визы получили. Макаров затребовал себе охрану, чем глубоко потряс канадцев. Это у нас президент может выделить охрану кому угодно. А там охраняют только премьер-министра.

"А зачем вам охрана?" - поинтересовались наивные канадские полицейские чины. Макарову надо было взять да отменить спектакль и честно признаться, что охрана ему не нужна. Но вместо этого он так напугал канадцев, что все, прочитанное ими о знаменитой сицилийской мафии Коза Ностра, показалось детским лепетом. И охрану выделили, причем бульшую, чем это полагается английской королеве, если бы она согласилась приехать в Канаду.

Забегая вперед, скажу, что по возвращении из Канады Макаров затребовал, чтобы его встречал БТР, который выехал прямо на летное поле. Из самолета достали борца с коррупцией, с большим трудом погрузили в БТР и повезли в Кремль.

В Канаде есть свой КГБ и свое МВД. Спецслужбы сразу предупредили полицию, что в эту историю лезть не стоит. Но те не послушались. Диме позвонили канадские "менты" и сказали, что с ним желают встретиться российские борцы с коррупцией. "Менты" хотели вывезти Якубовского в бронированном автомобиле. Он, конечно, отказался и предложил соотечественникам приехать к нему домой.

У Димы был довольно большой дом с участком в два акра. Подъезжает целый автобус с автоматчиками и пулеметчиками в бронежилетах. Бойцы занимают позиции. Такое впечатление, будто проводится операция по освобождению заложников.

Дима открывает ворота, и входят гости. Все обнялись, расцеловались на глазах потрясенных канадцев, которые переговаривались по рации: "Прием, прием". Вошли в дом, сели. Канадцы вносят ящик размером с факс, это был магнитофон, и начинается комедия под названием официоз. Все встречи должны происходить под строгим контролем канадцев. Но Андрею Макарову и Алексею Ильюшенко хотелось поговорить с Дмитрием Якубовским совсем о другом.

Поговорили и вышли на улицу. Там жара невыносимая. Бедные канадцы парятся в галстуках и костюмах. Слышится жужжание раций. Диму начал разбирать смех. А в кабинете у него был детский пугач. Он пригласил своих гостей в кабинет, охрана отстала, Дима взял этот пугач и выстрелил: "Трах!" "Менты" влетают в ужасе, думая, что произведен выстрел в самое сердце России, но видят смеющуюся физиономию Макарова.

Макаров, человек внушительной комплекции, буквально плавился от жары. Наконец, не вытерпел: "Пойдем в бассейн!" Бассейн был довольно хороший, метров 50 в длину и метров 20 в ширину. Димины гости разделись до трусов и бросились в прохладную воду. Они провели в бассейне не меньше двух часов. Плавали, угощались. На плавучих пробковых столиках стояли напитки, исходили соком ананасы, сверкала икра. Канадцы ходили кругами. Их очень переполошил Ильюшенко, который стал нырять. "А вдруг под водой какой-нибудь пловец его задушит?" - терзались полицейские.

Но если в бассейне они хотя бы находились в поле зрения, то в бане, куда направились затем, их уже было не видно и не слышно. Там Макаров называл охрану не иначе, как "канадскими мудаками". На самом деле цель приезда Макарова и Ильюшенко заключалась не в том, чтобы допросить Якубовского, как свидетеля. Они хотели посоветоваться, как быть дальше, но сделали все наоборот.

В общем, борцы с коррупцией приехали и уехали, а канадской полиции пришлось расхлебывать эту сомнительную кашу. Маленьким утешением явились два заявления.

ЗАЯВЛЕНИЕ

По месту требования Касательно: Дмитрия Якубовского Я, Алексей Ильюшенко, настоящим заявляю и подтверждаю, что:

1. Г-н Дмитрий Якубовский не обвиняется комиссией Российской Федерации по борьбе с коррупцией ("Комиссия") и что комиссия не обладает никакими документами, которые могли бы явиться основанием для каких бы то ни было уголовных или иных юридических действий против г-на Дмитрия Якубовского. Ни я, ни, насколько мне известно, комиссия не обладаем никакими основаниями полагать, что г-н Дмитрий Якубовский был вовлечен в прошлом или в настоящее время в какие-либо действия, которые можно было бы охарактеризовать как преступные;

2. До сего дня г-н Дмитрий Якубовский не передавал мне как члену комиссии Российской Федерации по борьбе с коррупцией ("Комиссия") никаких документов, магнитофонных записей либо любых других материалов и в особенности он не передавал мне никаких документов или иных материалов, касающихся Бориса Бирштейна,

Сиабеко Трэйд энд Файнанс АГ, Сиабеко Металс АГ и Сиабеко Канада Инк.;

3. Что все документы, которыми комиссия пользуется в качестве свидетельских материалов, предварительно подвергаются тщательной проверке специалистами.

На основании определенных документов, полученных комиссией, было возбуждено уголовное дело.

4. По официальному запросу, господин Якубовский оказал содействие комиссии, предоставив ей определенные объяснения, касающиеся предметов, интересующих комиссию, и поделился с комиссией определенными знаниями, приобретенными во время его работы в Правительстве России.

Учитывая знания, приобретенные г-ном Якубовским, и его готовность содействовать работе комиссии (по запросу последней), я считаю невозможным исключать тот факт, что г-н Якубовский был в прошлом и может быть в будущем предметом официальных и неофициальных угроз, диффамации, очернения репутации, шантажа, необоснованных уголовных расследований и других средств давления со стороны определенных официальных лиц Российской Федерации, которые не желают, чтобы г-н Дмитрий Якубовский содействовал и продолжал содействовать работе комиссии;

5. Как только господин Якубовский узнал о возможном покушении на господина Макарова, он сразу же известил об этом соответствующие российские инстанции, а также он никогда никоим образом не участвовал в планировании предлагаемого устранения;

6. С тем, чтобы добиться встреч 14 и 15 сентября 1993 года в городе Торонто между господином Дмитрием Якубовским, мною и господином А. Макаровым (несмотря на то, что члены Королевской Канадской конной полиции присутствовали на месте этих встреч, они не слышали содержания наших многих частных бесед с господином Дмитрием Якубовским), я беру на себя обязательство не разглашать членам Королевской Канадской конной полиции, другим официальным канадским органам, либо канадским правоохранительным агентствам содержание наших бесед, документов или любых других материалов, предоставленных мне сейчас либо в будущем господином Якубовским.

Я готов предоставить необходимую дополнительную информацию, касающуюся вышеизложенного, если таковая информация потребуется.

Более того, если в отношении настоящего Заявления потребуются дополнительные формальности для использования его в каких-либо официальных действиях в Канаде, я готов удовлетворить необходимый запрос, описывающий требуемые формальности. В качестве идентификации я прилагаю копию своего паспорта.

Алексей Ильюшенко, член Комиссии по борьбе с коррупцией.

Такое же заявление, подписанное ещё одним комиссаром "Каттани" Андреем Макаровым в присутствии свидетеля Saverio Griffo, появилось на свет 14 сентября 1993 года. Комментировать эти опусы нет нужды.

Тем не менее то, что произошло на лужайке перед домом Якубовского, усилило внутренний конфликт между канадскими силовыми ведомствами. Их "КГБ" ещё до приезда Макарова и Ильюшенко объяснял коллегам из "МВД", что, ввязавшись в эту историю, они окажутся в дураках. Так и вышло. Приехали российские функционеры снимать допрос с важного свидетеля, а вместо этого нежились в бассейне, жрали икру с ананасами, парились в бане.

Канадский "КГБ" был создан в семидесятые годы после крупного шпионского скандала, когда полиция оказалась несостоятельной. С тех пор между ведомствами была напряженность. Скорее всего, канадские налогоплательщики о многих акциях не подозревают.

В общем, "менты" пытались обвинить спецслужбы в том, что те пошли на запрещенные меры: заимели иностранных агентов в лице Якубовского, Макарова, Ильюшенко и, возможно, Бориса Николаевича Ельцина. И тогда они додумались до того, на что нашим ментам просто фантазии бы не хватило. Под этим шпионским соусом произвели несанкционированный обыск в здании "КГБ", где перевернули все. Естественно, подтверждение своему бреду они не нашли.

Тогда "КГБ" обратился к Генеральному прокурору, которому, кстати, и подчиняются оба ведомства. Он вызвал представителей обеих служб и вынес решение: на доказательства отводится срок три года. Почему три года? Потому что канадцы никуда не спешат. То есть в 1996 году пришлось бы дать ответ. Но тут случился арест Якубовского, который всем сыграл на руку. Канадцы передали нашим свои секретные материалы - записи телефонных разговоров, из которых можно было сделать далеко идущие выводы на тему: с кем спит Дмитрий Якубовский. А наши, в свою очередь, тоже отдали какую-то информацию. К сожалению, некоторых помощников России за рубежом (скажем так) - более серьезную.

"Мужская консультация"

Это один из остроумных подзаголовков публикации "независимого журналиста" Александра Минкина в газете "Московский комсомолец" от 21 сентября 1993 года. Предваряя распечатку подслушанных телефонных переговоров Дмитрия Якубовского с Виктором Баранниковым, Минкин делает оговорку, что ему не известно, кто делал аудиозапись: то ли спецслужбы Запада, то ли спецслужбы России, то ли сам Якубовский, то ли супруги Баранниковы. Бог весть...

Печатать или не печатать документы в виде прослушки - вопрос совести автора и его издания. Не в этом дело. Важно другое: из этих разговоров отчетливо видно, как Дима рвался в Россию, требуя только одного - гарантий собственной безопасности.

Приведу выдержки из этих бесед.

Якубовский. Там такие вопросы возникали. Сначала МВД предложило возбудить уголовное дело за нелегальный переход государственной границы. Я послал большое объяснение на имя председателя комиссии, он же первый зам. Генпрокурора, с приложением паспорта, что паспорт действующий, виза выездная была, и я прошел через границу, о чем получил отметку. Устроило. Потом опять: давайте возбудим уголовное дело по поводу дезертирства. Так как, находясь на военной службе, он сбежал. Я прислал копию приказа Старовойтова, что я был уволен 22-го числа, в день своего отъезда. Таким образом, опять нет состава никакого. В общем, по таким мелочам. И председатель комиссии мне говорит: у нас нет к вам вопросов. И он мне говорит: вы приедете, никто вам не угрожает, ничего не сделает, приедете дайте нам объяснения и дальше действуйте, как вы считаете нужным, и живите, где вы хотите. Я ему говорю: дайте мне официальную бумагу. Мне дали официальную бумагу, что ко мне вопросов нет. Я говорю: я боюсь приехать, дайте официальную бумагу в МВД, чтоб они обеспечили, чтоб меня не убили, и сами этого не сделали. Бумага попадает в МВД, и министр категорически дает приказ: вот он приедет, задержать его, товарищ Егоров (начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД). Виктор Павлович, я клянусь, я не подойду близко ни к одной государственной службе. Я хочу просто, чтобы мне помогли вернуться. Я буду заниматься чисто юридическими делами, не более чем.

Баранников. Я в первый раз слышу такую галиматью. Наговорил с ... "МВД", "арестовать", "Ерин". Да никто тебе ничего не... Приезжай да и все. Пошли они к чертовой матери. Я тут ничего не вижу.

Якубовский. Вы думаете, Виктор Павлович?

Баранников. Ну, я не знаю. Я должен переговорить с Ериным. Узнать, в чем дело, что такое, что за черт, ерунда, чушь какая-то несусветная.

Якубовский. Я пытался с Владимиром Филиппычем (Шумейко, первый вице-премьер РФ. - И.Я.) переговорить. Он говорит, это не в моей компетенции.

Баранников. Что? Переговорить с Ериным не в его компетенции, что ли?

Якубовский. Он мне сказал так: я с Виктором Павловичем переговорил, пока Виктор Палыч добро не даст, я ничего делать не буду.

Баранников. Он со мной не говорил на эту тему. Ерунда. Ну ладно, я переговорю сегодня с Ериным: в чем дело, что такое?

Якубовский. Комиссия написала документ в МВД. Он попал к министру. Документ такого содержания: в связи с тем, что комиссия пригласила прибыть для объяснения товарища Якубовского, просим обеспечить, чтоб его не убили, обеспечить его безопасность. Ерин снял трубку, позвонил Землянушину, не найдя Степанкова, сказал: что как только приедет, мы его арестуем. И соответствующие указания выдал.

Этот разговор состоялся 5 июня 1993 года. Два дня спустя Дима вновь позвонил Баранникову.

Баранников. Вот такое дело. Надо, я не знаю... Сюда-то ты рвешься... Что рвешься-то сюда? Так уж горит у тебя?

Якубовский. Виктор Павлович, тут два момента... Я откровенно говорю, да?

Баранников. Угу.

Якубовский. Первый момент: если сейчас ясность не внести, прокуратура потом возбудит дело и потом будем ещё десять лет отмываться. Это первый, чисто юридический фактор. И второй юридический фактор: не работать дальше я не могу, девять месяцев не работаю. Я же могу работать только в России, я ж не могу работать в Америке, я им тут ни черта не нужен. А тут уже я, так сказать, жую через раз, честно говоря... Я боюсь только несанкционированного хода. Хода официального я не боюсь.

Баранников. Что значит "несанкционированный ход"? (Смех).

Якубовский. Несанкционированный ход - это не тогда, когда падает камень на голову, а когда министр ставит задачу: "Вы его посадите на трое суток, а потом выпотрошите". Понятно, что это ход не официальный. Официально я могу дать любое объяснение, потому что ко мне нет вопросов, лично ко мне.

Баранников. Ну я тебе говорю, какая ситуация, Дима. Видишь, ситуация какая.

Якубовский. Виктор Павлович.

Баранников. Угу.

Якубовский. Ну помогите мне, вы же все можете!

Баранников. Да нет, ну как помоги? Ну что значит помоги? Чем помоги? Я ж тебе говорю, какая картина-то... Вот картина какая складывается-то рваная... Сейчас обстановка-то видишь какая? Ну что тебе, формулировать, что ли? Обстановка трудная, тяжелая обстановка. Раздрай такой, кошмар...

Якубовский. Да, это я понимаю.

Баранников. А в такой обстановке ты сам знаешь, как...

Якубовский. Ну да, во-первых, лес рубят - щепки летят...

Баранников. Вся суть-то в этом, что уж тут.

Якубовский. А что Ерин? Я не понимаю его позиции. Он меня видел один раз в жизни, десять минут.

Баранников. Ну не знаю я, Дим. Я хочу переговорить ещё с ним, значит, по информации-то. Ты уж меня извини - мне надо через двадцать минут выскакивать.

Якубовский. Виктор Павлович, простите, вам когда можно перезвонить?

Баранников. Ну, Дима, что тут звонить? Вот ты мне позвонишь - что толку? Ну, позвонишь ты мне... Я тебе объясняю ситуацию. Ты ориентируйся в этой ситуации. Вот и все, что я тебе могу сказать. Я тебе объяснил обстановку.

Якубовский. Понял, Виктор Павлович.

8 октября 1993 года в газете "Московский комсомолец" появляется очередная распечатка прослушки. Это телефонный диалог Дмитрия Якубовского и Бориса Бирштейна. Приведу всего одну выдержку.

Бирштейн. Ну, ты не прав. Ты просто не имеешь реальной картины. Они же понемножку, по крупицам собирая информацию, тебе вешают совсем не то, что есть в действительности. Ситуация меняется каждый час, не только каждый день. Теперь ещё одна информация. Что якобы твой снюхался с Коржой.

Якубовский. Это кто?

Бирштейн. Твой Филиппыч (Шумейко. - И.Я.).

Якубовский. Я понимаю, что Филиппыч. А с кем снюхался?

Бирштейн. С Коржаковым.

Якубовский. Так.

Бирштейн. Вроде бы они нашли общее. Таким образом, он приблизился к "папе". Но дело в том, что этот самый Коржаков заявил официально неделю назад, что он не успокоится, пока тебя лично не уничтожит.

Как говорится, без комментариев.

Сообщение ТАСС

"Санкт-Петербург, 22 декабря (корр. ИТАР-ТАСС). Причины и подробности задержания в минувший вторник адвоката Дмитрия Якубовского правоохранительными органами Санкт-Петербурга пока хранятся в тайне. Однако некоторые наблюдатели полагают, что задержание связано с недавней кражей рукописных раритетов VI-XVIII веков из Российской национальной библиотеки. Общая стоимость рукописей по разным оценкам колеблется от 100 до 250 миллионов долларов США. Вес похищенного составил почти 100 килограммов. Не исключено, что кража носила заказной (возможно, из-за рубежа) характер.

16 декабря стало известно, что все 90 раритетов найдены и хранятся пока в сейфах Петербургского управления ФСК. По подозрению в причастности к этому преступлению были задержаны трое граждан. Однако тогда же правоохранительные органы отказались сообщить что-либо о подробностях проведенной операции, ссылаясь на оперативную обстановку, которая может повлечь за собой новые аресты не только в Петербурге".

Дима уже двое суток как был задержан и под конвоем препровожден в Санкт-Петербург.

Кабинет № 5

Когда Якубовского перевели в "Кресты", более знаменитого человека в тот момент там просто не было. Я, как и другие адвокаты, бегала в тот кабинет, в котором он работал со своим защитником. Это происходило довольно редко, московские адвокаты Димы приезжали раз-два в неделю, не чаще, но в тюрьме об этом тут же становилось известно.

Это был всегда кабинет № 5. Хотелось заглянуть в дверь, увидеть легендарного Якубовского, о котором писали все газеты. Тогда я знала о нем то же, что и другие. Его называли генералом, хотя он им не был. Ему приписывали несметные богатства, и это было не так. И вот человек-загадка оказался так близко, что можно было даже заговорить с ним.

Правда, это было нелегко, потому что перед кабинетом стоял человек, следивший как раз за тем, чтобы к знаменитому узнику никто не заглядывал. Но все-таки можно было улучить момент, когда этот человек отходил по своим личным надобностям. Тогда я заглядывала в кабинет и с каким-то понтом спрашивала, нет ли свободного стола, хотя отлично знала, что нет.

Вообще, в "Крестах", как правило, в каждой комнате стоят два стола, за которыми работают два адвоката или два следователя, но к Диме на подсадку никого не пускали, не потому, что он не хотел этого, он-то как раз не прочь был с кем-нибудь пообщаться, но администрация это запрещала.

Когда я заглядывала в дверь, Дима всякий раз оборачивался и улыбался во весь рот своей потрясающей улыбкой, как он это умеет, и говорил, что, к сожалению, свободного места нет.

Это продолжалось с января по июнь. В это время у меня были свои подзащитные в "Крестах". И так совпало, что подельник одного моего подзащитного сидел в одной камере с Якубовским. Когда я об этом узнала, мне захотелось подробнее расспросить о Диме. Интересно было все: и что он за человек, и как себя держит. Оказалось, Якубовский "нормальный мужик, со всеми делится продуктами, общительный", в общем, душа общества, если так можно сказать.

Кто сидел в одной камере с Димой, считал, что ему повезло. Якубовский писал кассационные жалобы, ходатайства, оказывал юридическую помощь. Благодаря Диме свыше десяти человек покинули стены "Крестов" досрочно.

И вот 15 июня 1995 года мы в очередной раз работали с моим подзащитным.

- Ир, а как бы ты отнеслась к тому, чтобы поработать с Якубовским? неожиданно спросил он.

- Я бы согласилась, конечно, - ответила, не раздумывая ни секунды, потому что участвовать в таком процессе всегда интересно, даже если я буду двадцать пятым адвокатом по этому делу... Да, я бы взялась с большим удовольствием.

Мой клиент Дмитрий Якубовский

Дело обещало быть громким, это соответствовало моим честолюбивым планам. У меня не было возможности напрямую поговорить с Димой, но мой подзащитный при случае передал своему подельнику, что я согласна стать адвокатом Якубовского.

Здесь надо сказать, что я человек очень амбициозный, по гороскопу Лев, мне всегда и во всем надо быть первой. Начиная с детства я живу пятилетками. Мои пятилетние планы реальны и, как правило, выполняются. Окончить школу, поступить в техникум, стать студенткой университета, сдать экзамены на права, выйти замуж, родить ребенка.

Каждые пять лет я сама перед собой отчитываюсь: что получилось, а что - нет. У меня все строго. А знакомство с Димой совпало с той пятилеткой, когда я поставила перед собой очередную задачу - стать одним из известных адвокатов в Петербурге. Не самым известным, конечно, я ведь реально смотрю на вещи. Но все довольно удачно складывалось. Я участвовала в громких делах, у меня было много клиентов, меня приглашали принять участие в тематических телепередачах.

Итак, предложение стать адвокатом Якубовского мне поступило 15 июня 1995 года, а уже 20 июня я взяла у следователя разрешение. Хорошо помню его непомерное удивление. Он-то ожидал увидеть опытного адвоката в годах, а тут молодая женщина, чуть ли не девчонка. Он задавал мне разные вопросы, интересовался, чем я могу помочь Якубовскому. Я честно отвечала, что пока не знаю, поскольку ещё не знакома с моим будущим подзащитным. Но сама-то я отлично знала, чего жду от этой работы, у меня ведь была своя цель.

До того момента, пока я сама не увидела уголовное дело по обвинению Дмитрия Якубовского, не начала переписывать бесконечные страницы, у меня были какие-то сомнения в его невиновности: раз посадили, значит, было за что. Мы все, во всяком случае большинство, так были воспитаны - правосудию надо доверять. Просто так в эти жернова не попадают. Бывали, конечно, случаи, когда сажали ни в чем не повинных людей. Мне ли, адвокату, было не знать этого? Тем не менее в истории с Якубовским я считала, что нет дыма без огня.

Диме, конечно, я этого не высказывала. Я была абсолютно аполитичным человеком, но постепенно стала понимать, что Дима кому-то перешел дорогу и книги тут не причем. Его допрашивали не только питерские следователи. Иногда приезжали генералы из Генпрокуратуры и из Главной военной прокуратуры. Ждали, что Якубовский начнет сдавать своих высокопоставленных знакомых. Оказывалось давление - не физическое, но моральное. Во всех протоколах допросов написана одна фраза: "Якубовский ничего не знает по этому поводу".

Фен для зека

И вот настал день нашей встречи. Я пришла в тюрьму, вызвала его и приготовилась к ожиданию. Волновалась ужасно, дрожь в коленках была невыносимая. Наконец, он появился, улыбаясь своей необыкновенной улыбкой. В спортивном костюме, благоухая одеколоном, который перебивал стойкий запах тюрьмы. Даже по коридору вслед за Якубовским тянулся шлейф изысканного парфюма.

Он невероятный чистюля, не каждая женщина следит за собой так, как Дима. Я до сих пор не перестаю удивляться. Например, еженедельное посещение парикмахерской - закон для Якубовского. Этот закон не нарушался никогда, даже в тюрьме.

На всю тюрьму был один парикмахер. Визита к нему приходилось ждать не годами, конечно, но месяцами. Чтобы не походить на первобытных, люди были вынуждены заниматься самообслуживанием. Как правило, сбривали волосы наголо.

Якубовский устроил так, что к нему водили парикмахера раз в неделю, причем абсолютно бесплатно. Если другие осужденные могли заплатить за какие-то услуги, то у Димы никто не брал ни копейки, поскольку за ним следили днем и ночью.

У него привычка мыть голову два раза в день: утром и вечером. Даже в тюремных условиях он ухитрялся не нарушать свою привычку. Более того, он всегда, по всем тюрьмам и пересылкам, возил с собой фен и красиво укладывал волосы после каждого мытья. Иметь фен нельзя, но Дима писал в объяснительных записках, что это обычный вентилятор, и ему верили.

В тюрьме водят в баню каждые десять дней, и это правило не нарушалось ни для кого. Но Дима все равно нашел выход: устроил в камере из полиэтилена подобие душевой кабинки и дважды в день принимал душ. Если было очень холодно, приходилось нагревать два ведра воды, а летом соседи по камере просто обливали его водой.

Как и на воле, в тюрьме он брился тоже дважды в день. Не помню, чтобы он хоть однажды пришел на встречу со мной небритым и непричесанным. Такого не было никогда. Когда кончились лезвия, а просить Дима никогда бы не стал, он просто отпустил бороду, которая всегда выглядела очень ухоженной.

...Он улыбался, и мне стало немного легче, но сильное внутреннее напряжение никак не спадало, потому что я даже не знала, о чем говорить.

Дима мигом угадал мое состояние.

- Расслабься, - сказал он, - я не кусаюсь.

Я сделала вид, что расслабилась. Дима чувствовал, что я волнуюсь, и начал говорить на какие-то посторонние темы, чтобы как-то меня успокоить и наладить между нами контакт. Оказалось, он к этой встрече подготовился, сумев получить какие-то сведения обо мне. Но ему хотелось узнать побольше, и он задавал разные вопросы.

Чуть ли не с первого дня знакомства у нас зашел разговор о прошлом. Наверное, это было правильно. Ведь прежде чем говорить о чем-то глобальном, надо было поближе узнать друг друга.

Я уже знала, что Дима был трижды женат, его брак с Мариной Краснер был четвертым по счету. Он рассказывал мне про всех своих женщин, начиная с первой школьной любви, а я откровенно отвечала на его вопросы о мужчинах в моей жизни.

Теперь мне кажется, что эта предельная искренность была возможна и потому, что в тот момент мы оба ещё не знали, что легкий флирт перерастет в тюремный роман, что мы станем мужем и женой. А тогда мы оказались в ситуации случайных пассажиров поезда дальнего следования. Людей, которых жизнь вряд ли ещё когда-нибудь соединит. Но так хочется высказаться, довериться, не опасаясь, что потом эта откровенность станет тебе поперек горла.

Многие женщины, которые были ему близки, писали ему письма в "Кресты". В отличие от большинства друзей и знакомых, которые прервали отношения с Димой после его ареста, женщины продолжали хранить верность.

Кстати, Дима очень хотел, чтобы его навестила Света, бывшая жена. Он долго уговаривал её приехать. Наконец, она приехала. Они побеседовали по телефону. После этого свидания у Димы остался на душе нехороший осадок.

Это был момент, когда настоящая адвокатская работа ещё не началась. Следствие пока не давало изучать материалы. Поэтому я спросила Диму: "Чем мы будем пока с тобой заниматься?" Он ответил, что я буду как бы его связующим звеном с внешним миром, то есть мне придется поддерживать отношения с его друзьями, знакомыми, родственниками и московскими адвокатами, которые приезжали редко.

Когда закончилось следствие, мы с Димой стали переписывать тома уголовного дела. Все 32 тома. Уже стояла зима, которая в тот год была очень холодной. Жила я очень далеко от "Крестов", на конечной станции метро. Но в ту зиму все было не так. Станция метро провалилась под землю, соседние станции тоже закрыли на ремонт и реконструкцию. Так что мне приходилось в капроновых чулках и с пишущей машинкой за пазухой тащиться через весь город, с тремя пересадками, на разных автобусах. На машинке я перепечатывала дело, а капрон - прихоть Димы, которую мне хотелось исполнять.

Пикантная ситуация

Что-то уже между нами происходило, на уровне взглядов и прикосновений. У Димы была жена, которую он любил невероятно, я тоже была замужем. Правда, у нас с мужем семейная жизнь не сложилась, хоть мы прожили вместе не так уж мало - одиннадцать лет. Рос сын, и мои родители настаивали, чтобы я не разбивала крепкую советскую семью. Ну, я и не разбивала. У нас было своего рода джентльменское соглашение, согласно которому мы не мешали друг другу жить по собственному усмотрению. Ни я ему не препятствовала, ни он мне. Естественно, у меня время от времени были какие-то мужчины, но все это было не то.

А тут складывалась совершенно необычная пикантная ситуация. То обстоятельство, что я оказалась единственной женщиной, имевшей доступ к Диме, тешило мое самолюбие. Мне было с ним очень легко. С ним можно говорить на все темы, даже интимные.

Я чувствовала, что нравлюсь ему. Отношения наши день ото дня становились доверительнее. И взгляды Димы, которые я ловила на себе, были достаточно красноречивыми. К тому же я не пуританка.

Дима, естественно, тоже не каменный. Он здоровый молодой мужчина, очень любвеобильный, лишенный женского общества. А в тюрьме все чувства необыкновенно обостряются, и Дима не мог ограничиться чисто деловыми отношениями. И примерно через полгода это случилось. Мы стали близки.

Дима никогда не скрывает, что любовные победы ему достаются очень легко. Если ему нравится девушка, то не сегодня-завтра, максимум через неделю, он уложит её в постель. В нашем случае это произошло намного позднее. И вовсе не потому, что я вела себя неприступно. Наоборот, мне было бы интересно переспать с таким известным человеком, как Дима. Кроме того, экстремальные условия, в которых происходили наши встречи, действовали на меня возбуждающе. Атмосфера тюрьмы, этот особый дух несвободы, ощущение, что в любую секунду кто-то может открыть дверь и застать... - это был вкус запретного плода, который, как известно, сладок.

Но Дима вел себя корректно, не позволяя желанию выхлестнуться на поверхность. Потом я спрашивала его, почему он так долго держался, и услышала: "Я боялся тебя обидеть". Он не хотел спешить, не стремился перевести наши отношения в постельное русло. Хотя, опять же по его словам, уже тогда знал, что настанет день, когда я буду его женой. Правда, мне как-то не очень в это верится.

Диме всегда хотелось, чтобы я была рядом. А в "Крестах" устроено так, что все 32 кабинета, в которых работают следователи и адвокаты, выходят в один коридор. Все уже давно друг друга знают и время от времени собираются в коридоре покурить, перекинуться парой фраз. Весь день сидеть в кабинете довольно тяжко, поэтому такие "перемены" просто необходимы. Я, само собой, выходила лишь в те моменты, когда Дима был занят, но проходило несколько минут, и он начинал беспокоиться: "Где Ира? Найдите ее!"

Восемь на двенадцать

Дима не был в "Крестах" в привилегированных условиях, как казалось многим. Его держали в камере, где находились от восьми до двенадцати человек одновременно, причем народ постоянно менялся. В "Крестах" тоже своя иерархия. Можно оказаться в камере на нижнем этаже, где всегда сырость, а можно попасть "на солнечную сторону", куда, кроме яркого электрического света заглядывает живой теплый лучик...

Летом температура в восьмиметровой камере доходила до 50 градусов. В этой удушающей атмосфере не горела спичка - не хватало кислорода. Чтобы закурить, надо было подойти к окну, точнее, к щели, сквозь которую просачивалась тонюсенькая струйка воздуха. В эту щель и выдыхался дым от сигарет.

Двенадцать взрослых мужчин на восьми квадратных метрах. Спят, едят, справляют естественные надобности. Все превращается в проблему. Человеку, привыкшему следить за собой, выжить в таких условиях трудно. Смрад от испарений немытых тел, резкий запах пота, к которому примешивается букет ароматов тюремной кухни и параши.

Чтобы вымыться, приходилось прибегать к немыслимым ухищрениям. Существовало два способа мытья. Со стен обдирался цемент, который с помощью кипятка разводился в мягкую кашицу. Из этого раствора, в свою очередь, выкладывался на полу кантик высотой с сигарету - подобие короба. Таким образом, вода не растекалась по камере. Человек вставал в этот квадрат и поливал себя водой.

Грязную воду убирал шнырь. Это была задача не из легких. Из пластиковой бутылки изготавливался совок, которым вычерпывали воду, затем пол насухо протирался тряпочкой.

Второй способ мытья был ещё изощреннее. Если попадался шланг, его прикрепляли к крану с холодной водой. Затем из целлофана сшивали мешок без дна и без верха. Мешок складывался гармошкой. Человек становился на унитаз, мешок натягивался, и кто-то придерживал его сверху. Таким образом, вода стекала прямо в унитаз.

Тюремная баланда - особая тема. Если жрать то, что дают, в лучшем случае кончишь тюремной больницей. В так называемом борще больше грязи, чем овощей. Попадаются даже подошвы. Сравнение с пойлом для свиней будет в пользу хрюшек, потому что ни одна хозяйка не положит в бадью того, что бросают в котлы тюремные повара.

Этот "борщ" приходится переваривать. Я имею в виду не пищеварительный процесс, а чисто кулинарный. Технология такова: сначала сливают воду, марлей отжимают гущу, которую затем тщательно перебирают, как гречку. Грязь, щепки, подметки - в одну сторону, овощи - в другую. Потом съедобные остатки кипятят в течение часа, потом бросают бульонный кубик и, наконец, едят. Если увлекаться бульонными кубиками, можно получить заворот кишок.

Первые полгода в "Крестах" Дима практически не получал передач. Тюремная еда, на которую он вначале и смотреть не мог, была единственной пищей. За эти полгода Дима похудел на восемнадцать килограммов, чему был несказанно рад. Избыточный вес - его вечная проблема, с которой он не может справиться. Теперь он шутит: "Чтобы похудеть, надо заказывать еду из тюремной кухни!"

...Кормушка, через которую подают баланду, грязна, как канализационная труба, и омерзительно пахнет. Супы всякий раз выплескиваются, оставляя грязные, жирные потеки. Это не убирается годами, образуя отвратительные наросты.

Кормушка - это связь с тюремной администрацией. Через это грязное окошко в "мир" не только передают баланду, но и делают уколы. Арестант высовывает руку, медсестра втыкает шприц. Но уколы, как известно, делают не только в руку. Иногда, издеваясь, требуют просунуть в кормушку ягодицу, и бедный зек демонстрирует акробатические этюды, выполняя прихоть персонала...

Опасная работа

Жизнь моя в то время была далеко не безоблачной. С одной стороны, мои карьерные планы начинали сбываться и сам подзащитный интересовал меня все больше и больше, но, с другой стороны, надо мной начинали потихоньку сгущаться тучи.

Как только я взялась работать с Димой, все мои друзья и родственники принялись меня отговаривать. Но я пошла против всех, и друзья от меня отвернулись. Почти сразу я потеряла всех, на кого, казалось, могла рассчитывать в трудную минуту. Родственников я, конечно, не могла лишиться, но все они единым фронтом были настроены против Димы. Моя мама пыталась меня переубедить даже накануне свадьбы, хотя сейчас у них с Димой сложились в общем-то нормальные отношения.

Все эти попытки отговорить меня от работы в адвокатской команде Якубовского были, конечно, не прихотью. Сильное давление со стороны заинтересованных служб началось почти сразу, как я стала защитником Димы. Они стремились ограничить контакты Якубовского с внешним миром, а я им, так получалось, в этом препятствовала.

Выдержать пресс мог не каждый. Из восемнадцати работавших на Диму адвокатов ежедневно посещали его только двое: я и ещё один мой коллега. Само собой, что и до меня и после меня Дима предлагал многим питерским адвокатам заняться его делом. Они соглашались, но потом все ограничивалось одним-двумя посещениями, и отношения прерывались. Обычно следователю легко удавалось повлиять на этих людей и они, ссылаясь на занятость, больше не приходили.

Меня следователь вначале особо не отговаривал, ему казалось, что я не представляю никакой угрозы. Кроме женской, пожалуй. Все думали, что Якубовскому нужна девушка для удовлетворения физиологических потребностей. Мне прямо об этом говорили, но я хорохорилась и уверяла всех, что это не так. У меня ведь были свои адвокатские амбиции, я знала, что кое-что могу. На самом деле, Дима не настолько хорошо знал законы, как я. Я могла ему помогать.

Первое предупреждение

Итак, события стремительно развивались. 20 июня мы начали с ним работать, а уже 25 июня у меня происходит первая квартирная кража. Воры выбрали время, когда в доме никого не было, обычно у нас всегда кто-то находился. Вынесли вещи, никаких документов по делу Димы у меня в тот момент ещё не было. То есть все выглядело как обычная бытовая кража ничего страшного. Удивляла только аккуратность воров, которые ухитрились вынести аппаратуру, золотые украшения, практически не нарушив порядка в квартире. Собственно, я даже не сразу поняла, что в квартире побывали. Я, конечно, заявила о случившемся в милицию.

Узнав о моих неприятностях, Дима насторожился: "Это не просто бытовая кража..." А время шло. Пролетела неделя, вторая. Я исправно ходила к следователю и наивно просила найти украденные вещи. "Пока не получается, не можем", - ответ был один.

Тогда я обратилась к людям, "курирующим" наш район по своей части, проще говоря, к бандитам. "Ребята, - говорю, - нехорошо адвокатов обижать!" Они соглашались помочь за 15 процентов от стоимости похищенных вещей, я была готова заплатить хоть 30 процентов, и буквально через пару дней мне дали адрес квартиры, где лежали мои вещи. Теперь уже, вооружившись этой информацией, я опять отправилась к оперативникам. Они пообещали проверить.

- Мы проверили, там действительно были вещи из вашей квартиры. Мы допросили хозяина, но ничего с ним сделать не можем, - ошарашили меня на другой день.

- Почему? - спросила я в полном недоумении.

- А потому что он наш негласный сотрудник и мы не можем его раскрывать.

Про вещи пришлось забыть. Дима сказал, что не стоит связываться с этими людьми. Так будет лучше. Он всегда немножко страховался, тем более что у него были подозрения.

Похищение мужа

Эти подозрения быстро подтвердились. Прошла неделя, и произошло очередное ЧП. На этот раз украли моего мужа. Когда он шел домой с работы, его насильно запихнули в машину. Больше он ничего не помнил, при том что был абсолютно трезв. А случилось все это в выходной день, когда я была с ребенком у своих родителей в другом городе, в двух часах езды от Санкт-Петербурга. Вдруг в четыре часа утра, когда мы все крепко спали, зазвонил телефон.

- Ира, срочно приезжай домой! - Голос был просто невменяемый.

- Кто это?

- Это я, Юра.

- Юра, что с тобой?

- Меня похитили. Наверное, КГБ.

- Почему КГБ?

- Потому что я ничего не помню...

После первой кражи, боясь повторения, я вставила в дверь хитрый замок, который можно было открыть либо снаружи, либо изнутри. То есть если я запирала дверь изнутри, войти в квартиру снаружи было невозможно. Юра очнулся дома, встал, подошел к двери и попытался её открыть. Тщетно. Замок закрыли снаружи.

Мне пришлось срочно вернуться домой, но там меня ждал ещё один сюрприз. Дело в том, что запасные ключи от нового замка я разложила по разным потайным местам, но первое, что я увидела, открыв дверь, были те самые ключи, ровненько разложенные в прихожей. А сверху лежал гарантийный талон фирмы, которая врезала мне замок...

Бедный муж мой не мог прийти в себя, его буквально трясло от всего пережитого. Самое неприятное, что мы не могли понять, как все это случилось. Я внимательно осмотрела Юру, буквально ощупала его тело, подозревая, что ему был сделан какой-то укол. Никаких следов обнаружить не удалось. Все мои расспросы тоже ни к чему не привели. Юра ровным счетом ничего не помнил, даже о марке автомашины, в которую его запихнули, он ничего не мог сказать.

Киднеппинг для острастки

Наступило 1 сентября. Мой сын пошел в школу, в первый класс. Так как я поздно возвращалась с работы домой, попросила мою тетю, которая живет по соседству, забирать Лешу из школы. А 3 сентября тетя разыскала меня по телефону и прерывающимся от волнения голосом сказала, чтобы я срочно ехала домой.

- Что случилось? - спросила я, предчувствуя неладное.

- Ребенка хотели похитить! - крикнула тетя.

Оказалось, что, когда мой ребенок после уроков вышел погулять, - он оставался в школе на продленный день, - неизвестные пытались силой усадить его в машину. Счастье, что следом за Лешей вышла учительница и чудом вытащила ребенка. В тот же миг машина, это были "Жигули", на скорости скрылась. Учительница не запомнила ни номера, ни лиц преступников. Ей было не до этого. И опять я ходила в милицию, писала заявление и надеялась на то, что будет проведено какое-то расследование...

Я - охраняемое лицо

Я становилась осмотрительнее. В моей жизни большое значение начинали приобретать вещи, о которых мне раньше не приходилось думать. Уходя из дома, я стала, по совету Димы, оставлять метки: спичку, нитку, волосок. Как в детективном романе, который превращался в реальность. Потом я проверяла свои метки, порой замечая, что в мое отсутствие дома кто-то побывал.

Однажды, вернувшись домой, я увидела открытую дверь. На этот раз в квартире ничего не взяли, кроме документов по делу Якубовского. К тому времени у меня скопилось приличное количество документов. Всевозможные бумаги, ответы, пленки - пропало все.

Эта история меня кое-чему научила. Я стала делать копии в трех экземплярах и хранить документы в разных местах, чтобы исключить их исчезновение в будущем.

- Достаточно, - сказал Дима, узнав про очередную кражу, - я организую тебе охрану. Не хочу, чтобы ты становилась жертвой.

Помимо охраны, он подарил мне первую в моей жизни машину. Это была самая последняя модель "Жигулей" - 99-я. Машине я была рада ещё больше, чем охране. Мои поездки зимой в капроне не прошли даром для здоровья. Я, конечно, сама была виновата, потому что Димка просил меня надевать рейтузы, которые в тюрьме можно было снять, но этого уж я не могла себе позволить!

Машина была совершенно необыкновенного цвета, который называется "аквамарин". На солнце автомобиль казался зеленым, а в сумерках темно-синим. Когда машину ставили на учет, все сотрудники ГАИ высыпали на улицу и долго спорили, какой цвет записывать в техпаспорт. В результате написали "сине-зеленый", чтобы никому не было обидно. Эту машину в городе все знали, она была такая навороченная, что смотрелась, как самая крутая иномарка.

Загрузка...