Генералы российских смут

Глава сто сорок вторая ПЕЛИКАНЫ В ПУСТЫНЕ

В 1996 году суданские власти выдали Франции челночного террориста Карлоса «Шакала» и одновременно предложили Клинтону экстрадицию бен Ладена. Американский президент ответил, что лучше выпроводить Осаму в Саудовскую Аравию и пусть его судят там. Все равно, как если бы годы спустя Лондон предложил бы Москве еще тепленького Березовского, объявленного в международный розыск, а Кремль посовето-вал бы выдворить олигарха в Израиль - пусть там разбираются.

У Джорджа Буша с логикой было не лучше. За все время его президентства не было представлено ни единого доказательства причастности бен Ладена к организации воздушной атаки на Америку 11 сентября 2001 года Объяснений этому тоже нет. Есть наивная попытка уйти от них. Дескать, если раскрыть имеющиеся доказательства преступлений Осамы, то будут поставлены под угрозу источники информации.

Нормально. Оглушили мир чудовищным тараном небоскребов на Манхэттене, вынудили всех поверить, что это дело рук Осамы, разыграли антитеррористический «блиц», встали на вечный якорь в Персидском заливе, откуда начали грозить Саддаму Хусейну, столкнули лбами Шарона и Арафата и, наконец, заявили об одностороннем выходе из договора по ПРО.

Ну и при чем здесь Осама бен Ладен?

Мир уже не хлопал ушами по всем этим поводам. Один только тогдашний министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер как не сложившийся в молодоститеррорист выстугил протув бомбардировки Ирака Йошку несильно отшлепали, и он живо соскочил с одинокого пьедестала борца за миф во всем мире.

И лишь комацданте Кастро остался необъезженным команданте Кастро - говорил, что думал, не думая о том, что говорит: «Америка слабеет. Я имею информацию об этом из очень достоверных источников. Америка пытается спастись путем всемирной военной диктатуры - без законов и без каких-либо международных учреждений. И я говорю вам: империалистический владыка рухнет».

Прозвучало это в Тегеране за четыре месяца до крушения небоскребов ВТЦ. Не он один знал, что произойдет в Америке в середине сентября 2001-го. Знали в Москве, в Тель-Авиве. Десятки, если не сотни человек в самой Америке имели касательство к организации воздушной атаки, но молчали. Знали одно: кто не молчит, тот долго не живет. Молчат и сегодня, как немые персонажи арабской сказки про бен Ладена и сорок его разбойников.

На каждого из осведомленных в ФБР заведено досье под кодовым названием, заимствованным из Псалтыря: «Пеликаны в пустыне». Никто этого особо и не скрывает. Пусть знают про дамоклов меч, зависший над ними.

Любую, самую чудовищную провокацию американские спецслужбы готовят основательно, однако столь же чудовищны и проколы, которые они допускают. Самый свежий пример: среди обломков малайзийского «Боинга», сбитого 17 июля 2014 года украинским истребителем, не было обнаружено фрагментов бортового питания для трехсот человек - ни продуктовых контейнеров, ни самих продуктов, ни положенных подносов числом около трехсот.

Кто сказал, что не идет к детективу Псалтырь? Маринина этого знать не может, а никто другой и не задумывался, своих заморочек хватает. Однако трагедия на Манхэттене дело такое, что у многих возникало желание прорвать замкнутое пространство и попасти изнывающую душу на опушке исповедальности. И тут идет к детективу Псалтырь: «Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мной...»

Но американцам нужен новый псалом, который оправдывает все. И проповедник нужен такой, который отпускает грехи оптом, не вдаваясь в подробности. После серии интенсивных бомбардировок Тора-Боры, где, предположительно, скрывался бен Ладен, зазвучали под сводами Национального кафедрального собора в Вашингтоне слова воскресной проповеди настоятеля Джона Донна:

«Не даем мы тебе, о Америка, ни определенного места, ни собственного образа, ни обязанности, ни ответственности, а даем мы тебе право, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имела по своему желанию и усмотрению Господь не сделал тебя, Америка, ни небесной, ни земной, ни смертной, ни бессмертной, чтобы ты сама, великая и свободная, создала себя в образе, который предпочтешь, застив собой око Солнца и забыв, что есть душа. И оставит тебя Господь умирать вечной жизнью и жить вечной смертью. Аминь!»

Не понять было прихожанам, что пожелал Америке преподобный Джон Донн, и они, уподобившись пеликану в пустыне, не утруждали себя сомнениями, а сразу ломанулись в сторону «Кристмас сейл» - рождественской распродажи. Святой отец, печален и молчалив, удалился распутывать клубок идущей на убыль духовности человеческой жизни в контексте арабских сказок про бен Ладена, живущего вечной смертью.

Справедийвости ради сказать следует, что преподобный Джон Донн был весьма далек от политических интриг и уж тем более от шпионских страстей, но тут случай особый. Его не могла не насторожить зловещая заданность цепочки странных исчезновений и смертей, берущая начало с прошлого Рождества и не обещающая конца к нынешнему. Внезапная кончина самых осведомленных людей - Рика Януцци и Кэтрин Грэм явилась святому отцу наиболее заметной, наименее объяснимой и пугающе предсказуемой. Кто следующий?

В самый канун прошлого Рождества у него пожелал исповедаться высокопоставленный сотрудник ЦРУ, имя которого настоятель был вправе открыть лишь Господу Богу. Этот человек был на грани отчаяния, тяжко переживал, что вот уже полтора года отстранен от работы и находится, как он вьразился, «под колпаком» у ФБР. Его подозревали в передаче русским каких-то секретных сведений, не объясняя, каких именно, за ним следили, контрразведка провела в его доме негласный обыск, подвергла досмотру личный автомобиль, а он и в мыслях не держал причинить какой бы то ни было ущерб своей стране. Может быть, все дело в том, что он дважды встречался по службе с первым секретарем постоянного представительства России в ООН Сергеем Третьяковым, а тот якобы исчез, хотя об этом помалкивают и Вашингтон, и Москва, но при чем здесь он, ветеран ЦРУ?

В чем-то ветеран, видимо, все же покаялся, иначе к чему бы такой спектакль? Святой отец отпустил именем Господа грехи отчаявшемуся прихожанину и забыл думать о нем. Скоро пришлось вспомнить. По телевизору показали фото некоего Уильяма Гарфилда, махнувшего с моста в Миссисипи. В нем Джон Донн узнал исповедовавшегося у него ветерана ЦРУ. Тот ехал из Мемфиса, штат Теннесси, в Кембридж, штат Массачусетс, где его ждали жена и двое детей, но на пути непреодолимой преградой встали река и мост. Тела не нашли. Учитывая высоту, с какой произошло падение, найдут еще нескоро, если вообще будут искать.

Это случилось 30 января 2001 года, а на следующий день «Вашингтон Пост» поместила информацию о самоубийстве Уильяма Гарфилда рядом с другой заметкой - об исчезновении российского дипломата Сергея Третьякова, «при невыясненных обстоятельствах вместе с семьей оставившем место жительства». 10 февраля та же «Вашингтон Пост» опубликовала статью, в которой утверждалось, что Третьяков является кадровым офицером Службы внешней разведки России. А 18 февраля был арестован сотрудник ФБР Роберт Хансен. И пошло, поехало. В марте «под колпак» попадает бывший начальник Хансена Дэвид Мэйджор - они прослужили вместе около двадцати лет. Мэйджор был первым сотрудником ФБР, принятым в аппарат Агентства национальной безопасности, где он занимался вербовкой сотрудников иностранных спецслужб и руководил операциями с участием перебежчиков и двойных агентов. Одной из таких была операция под кодовым наименованием «Сватовство», проводившаяся с целью вербовки сотрудников российских учреждений в США. Именно к этой операции отнесли начало работы Хансена на российскую разведку.

Легендарная хозяйка «Вашингтон Пост» Кэтрин Грэм опубликовала выдержки из смехотворного обвинительного заключения по делу Хансена, из которого вроде бы следуют факты вербовки самого Хансена. Такая, например, цитата: «Офицеру КГБ в его дом в Александрии пришло письмо. Внутри был второй конверт с предупреждением: «Не вскрывать. Передать пакет нераспечатанным Виктору Ивановичу Черкашину». Яростный комментарий Дэвида Мэйджора был лаконичен и красноречив: «Не надо смешить Голливуд. Хансен - настоящий профессионал, знающий контрразведку. Идея с письмом резиденту КГБ Черкашину принадлежит мне. Все осуществлялось в рамках операции «Сватовство». Мы подставили русским на вербовку не Хансена, а человека, похожего на Хансена В результате уже через год установили и выслали около 80 сотрудников КГБ и ГРУ. Роберт Хансен работал блестяще».

Мэйджор почему-то не сказал, что его самого за блестящую работу вышибли из Агентства национальной безопасности, и он вынужден был вернуться в ФБР, где и подвизался на бумажном поприще вплоть до окончательной отставки. ФБР Мэйджор покинул вместе с неким Расти Капсом, бывшим шефом русского отдела контрразведки. Вскоре Мэйджор учредил частную организацию «Центр изучения контрразведки и безопасности», где Капс стал его заместителем. Предполагалось, что через несколько месяцев выйдет на пенсию Роберт Хансен и станет третьим лицом «Центра». Мэйджор - профессор, Хансен - декан, Капс - исполнительный директор. Был даже привратник и дворник, выполнявший по совместительству обязанности гида на автобусных экскурсиях под названием «Шпионский маршрут».

Эту работу доверили бывшему генералу КГБ и бывшему демократу Олегу Калугину. Пикантность ее в глазах Мэйджора заключалась в том, что Калугин, давая пояснения на «Шпионских маршрутах», как бы заново продавал уже проданных им агентов и сотрудников внешней разведки России. Он упивался ролью Евно Азефа, излагая массу новых подробностей из жизни своих жертв - вымышленных и бесполезных, как и само существование Калугина. Не понимал, что если предательство сделалось равным жизни, то не стоит и рта раскрывать, но втайне рассчитывал, что когда-нибудь доведется предать еще раз, по-настоящему.

Однако чаще всего ему поручали другую работу. Дэвид Мэйджор, не имея в виду обязанности дворника, называл ее грязной. Калугин угодливо соглашался. Он готов был и к такой работе. Собственно, чистой у него никогда и не было.

Заменив разум рефлексами пищеварения, Калугин сменил и маску. Лунообразное, искательно-напряженное лицо его примелькалось преподобному Джону Донну. Особенно назойливым это лицо смотрелось после коротких и чрезвычайно обильных январских снегопадов, когда прихожан было совсем немного. Но и тоже не сразу заприметил эту ищущую назойливость, а лишь когда узнал об исчезновении или гибели Уильяма Гарфилда. Лицо как бы несло отпечаток прошлых и будущих неприятностей, и святой отец попытался было изъять его из мимолетного обзора, как изъял Колумб лишний континент, мешавший ему поверить в открытие Америки.

Бледное, рыхлое пятно не изымалось из обращения, оставаясь печатью сомнений, приложимой ко всему, в чем сомневаться не полагалось: «Не ты ли, Гавриил, среди зимы подул в трубу, а кто-то громко лает?.. Нет, это я, твоя душа, Джон Донн. Не я смеюсь - то плачешь ты, Джон Донн, покуда снег валит на спящий дом...»

Лицо маячило, как филин на суку, принюхиваясь вислым, крючковатым носом к неизреченному слову - так казалось преподобному в домашнем полусне, а на службе он скорбно щурился, снова и снова обнаруживая среди знакомых лиц эту порченую образину: «Звезда сверкает. Мышь едет с повинной. Лежат в своих гробах все мертвецы. Здесь я одна, твоя душа, Джон Донн, скорблю в небесной выси. Не я рыдаю - плачешь ты, Джон Донн».

Трудно сказать, кто острее чувство-вал невыразимую скорбь - настоятель Национального кафедрального собора или безвременно покинувший этот мир его друг - поэт Иосиф Бродский. Поэт уснул. И крепко спит за ним другое - слава. Спят беды все. Страданья крепко спят. Пророки спят. Белесый снегопад в пространстве ищет бледное пятно. И находит.

6 апреля 2001 года преподобный Джон Донн отпевал убиенного большого человека в разведывательном сообществе США - Рика Януцци. Что такое Национальный совет по разведке, святой отец плохо себе представлял, но знать лучше тоже не стремился. Не должности отпевал и не званиям грехи отпускал, эта понимать надо. Лунообразный незнакомец не понимал. Поводя вислым носом, он призывал святого отца стать на сторону интересов национальной безопасности и без утайки поведать, о чем исповедовался перед смертью Уильям Гарфищ, и был ли ревностным христианином Рик Януцци. Скрывая отвращение деланным безразличием, Джон Донн отвечал, что хранить тайну исповеди - это в сущности то же, что стоять на страже национальных интересов.

- У каждой службы - своя валюта, - пришелец обнажил гниловатые зубы. - Меня интересуюттолько имена. Гарфилд или Януцци называли на исповеди какие-нибудь имена? Может быть, русские? Это очень важно, святой отец.

- Ступайте, сын мой. Вы требуете от меня невозможного.

- Это требует от нас с вами гражданский долг.

- Я служу Богу.

- Понимаю, что мы не в Диснейленде, но и вы должны понять, что... Короче, служба окончена, у нас с вами приватная беседа, не так ли? Парочку имен назовете, и я больше никогда не потревожу вас. С кем был связан Януцци? Нам известно, что здесь у вас часто бывали русские дипломаты...

- Довольно! Уходите!..

- Ухожу, святой отец, уже ухожу. Вы только дайте мне знак. К югу от нас российское посольство, совсем недалеко... И вот - Януцци... Да или нет?

- Вон отсюда! - отчетливо произнес Джон Донн. - Или я вызову полицию.

- Бога ради, обойдемся без копов!.. Прощайте, святой отец. Я лишь желал избавить душу Януцци от грехов, которые множат страдания. Я ведь ничего не требовал. Мы просто не поняли друг друга. Сожалею... Меня интересовали всего два имени - Кэтрин Грэм и Виктор Черкашин...

Оставшись один, Джон Донн бессильно опустился в кресло. Вероятно, имена, названные нагловатым соглядатаем, были известны ему, а тяжесть услышанного от Рика Януцци на исповеди оказалась невыносимой для него самого: камо грядеши, Америка?..

Из газет стало известно о последних словах Януцци. Они не воспринимались как предсмертная запись - просто пришедшая на ум мысль. Но для Джона эта запись открывала больше, чем способны были увидеть в ней следователи или журналисты, потому что это были слова, услышанные некогда Джоном Д онном от Иосифа Бродского: «Мудрых отличает то, чего они не делают». Преподобный Джон добавил от себя: «Я не желаю тебе мудрости, сын мой. Я желаю тебе мужества». И Рик Януцци воспроизвел их на своем сайте. На следующий день его убили.

Официальная версия о самоубийстве отпала сама собой, никто больше не настаивал на ней. Правда, легче не стало оттого, что молча отвергли лажную версию, не выдвигая никакой другой. И снова возник Бродский с его провидческой «парой башен»: «Но этот груз тебя не пустит ввысь, откуда этот мир - лишь пара башен да ленты рек, и где, при взгляде вниз, сей страшньай суд тебе совсем не страшен...»

Преподобный отец Джон раздумывал над тем, кто станет следующей жертвой. Без вежих усилий пришла и поселилась мысль о Кэтрин Грэм. Эта веселая вдова способна отшелушить от текущего процесса малейшую примесь имперской лжи. Свое кипучее негодование «имперским президентом» она разложила по попочкам в ките «Личная история» за которую получила Пулитцеровскую премию. Ни одна из ее историй не была личной - это история Америки. Как «пара башен» Бродского, которым не устоять.

Рик Януцци разговаривал с Кэтрин в день исповеди 2 апреля, объяснив причину, по какой он не может поступить, как мудрый человек, а сделает то, чего ожидали бы от мужественного, и Кэт наверняка поняла его. Прощаясь, Рик сказал: «Мы все уже не люди, Кэт. Мы - пеликаны в пустыне».

В июле умерла Кэтрин Грэм, а в декабре не стало Джона Донна. Бледная смерть шествовала за ними по пятам, принюхиваясь вислым, крючковатым носом к неизреченному слову: «Не та ль во тьме прикрыла взор рука, которая повсюду здесь маячит?.. Пусть мысль дика, но слишком уж высокий голос плачет. Не я рыдаю - плачешь ты, Джон Донн...»

Ничто так не истощает здравый смысл, как неразгаданные тайны исторических катастроф. Но поверить в апреле или даже в июле 2001-го, что с 11 сентября начнет свой отсчет новая и позорная история Америки, было столь же невозможно, как и за день до манхэттенской трагедии.

Никто из действующих или бездействующих лиц не мог представить себе, что все начнется именно так, как оно началось. Большинство относительно посвященных предполагало за этими хитросплетениями исчезновений и смертей некую мистификацию, включающую в себя спасительную подмену одного понятия другим. Репортеры будут снимать для истории картину небывалого спектакля: «Война и мир на Манхэттене», и здесь возможны лишь отдельные неприятные случайности и производственные травмы, не предусмотренные сценарием.

Тех, кто уже твердо знал, хотя и тоже сомневался, что там будут взрываться, гореть и рушиться не картонные декорации Голливуда, настигала неслышная версия жизни - самоубийство. Или громкий арест с обвинением в государственной измене, как в случае с Хансеном или с Эрлом Питсом, или еще с кем-то рангом пониже, не удостоенным внимания прессы.

Кэтрин Грэм, расследовавшая на своем веку немало шпионских историй и политических провокаций, язвительно комментировала обвинительное заключение по делу Хансена, который якобы передавал резиденту КГБ секретную информацию. Он действительно направил письмо в двойном конверте резиденту российской разведки Черкашину, потому что пропал Сергей Третъяков, и он просто не знал, как иначе предупредить мир о том, что произойдет в Нью-Йорке и Вашингтоне не позднее сентября 2001-го, когда планировался угон от восьми до двенадцати гражданских самолетов. Письмо было отправлено по домашнему адресу сотрудника службы безопасности российского посольства 4 февраля 2001 года, и это стало роковой ошибкой Хансена. Письмо выкрал из почтового ящика бывший генерал КГБ Олег Калугин, ставший в Америке мелким филером.

Вероятно, в тексте содержалась неосторожная ссылка на источник информации - Рик Януцци, заместитель начальника отдела Национального совета по разведке. Калугин письмо аккуратно распечатал, чтобы убедиться - то ли приплыло в руки? Приплыло именно то. Сдав письмо хозяевам «Шпионских маршрутов», он не мог не понимать, что тем самым предает Америку. Впрочем, главным для него и в этом случае являлся не умозрительный предмет предательства, а его тариф.

Полнота американской трагедии настолько избыточна, что ее способны ощущать лишь мудрые проповедники, ведшие тесную дружбу с ясновидящими поэтами. Профессиональные разведчики не в счет. Как и профессиональные предатели. Мудрые проповедники сознают, что молчание вмещает больше слов, чем поток речи, но извлечь из немоты далекую истину способны только поэты. Бродский написал свою «Элегию» еще в 1963 году, и говорилось в ней отнюдь не о преподобном Джоне Донне, однако судьба перевернула скрижали и получилось именно о нем, который завещал Америке умирать вечной жизнью и жить вечной смертью.

Трагедия это или все же что-то другое? Время покажет. Оно покажет краешек истины, когда карта мира снова станет меняться быстрее, чем пишутся статьи об этом в «Вашингтон Пост». Время высветит и другую сторону: ничто так не истощает здравый смысл нации, как неразгаданные тайны спровоцированных катастроф. А в целом все идет, как было задумано: «Но слишком уж высокий голос плачет...»

Не плачь, Америка. Твои слезы еще впереди.