Гении и маски. О книгах Петра Вайля

«Я в родной свой город поеду…»

Да, не спешите расходиться. Вам тоже приготовлен сюрприз. Прямо у причала, для таких, как вы, — то есть не ждущих от царства Культуры сплошного праздника — приготовлен туристский автобус — поскромнее, но тоже весьма добротный. Под его дымчатами окнами светится надпись «Карта родины». Под ней — буквами помельче: «Веселье не гарантируем».

А кто же за рулем?

Да, все он же — Петр Вайль. Переоделся в штатское, натянул кепку, снял портупею. Маску тярикуби заменил маской отафуку : «цвет лица бледный, выражение постное» (ГМ-327). Оглавление обещает, что извилистый маршрут пройдет через Сибирь и Дальний Восток, Кавказ и Соловецкие острова, Балтику и Среднюю Азию. Будут даже встречи с философами: Кантом, Леонтьевым. И с политическими деятелями: Лениным (убивал зайцев прикладом ружья), Сталиным (был непрочь пошутить). Будет даже заезд в зону настоящих боевых действий — в Чечню. Кровь, трупы, развалины… Какой уж тут праздник!

Обещаны и встречи с писателями, поэтами, художниками. Так как веселье не включено в программу поездки, они предстанут без ретуши — часто с горестными чертами. Андрей Платонов — с его страшным «Котлованом». Дом-музей Николая Островского — с букетом резиновых роз. Максим Горький — восхваляющий истребительно-трудовые лагеря на Соловках. Василий Шукшин — и как он горько переживал недовольство односельчан, осуждавших его фильмы и рассказы. Кинорежиссер Алексей Герман — и его черный-черный фильм «Хрусталев, машину!» (здесь все же не обошлось без смешного — рассказано, как по-разному пукают трупы в морге).

В биографическом и географическом плане Россия оказалась для Вайля заграницей: рос в Латвии, жил в Америке и Чехии. Может быть, поэтому в его книге чувствуются традиции жанра «Иноземцы о Московии»: Герберштейн, Флетчер, Олеарий, Кюстин, Фейхтвангер, Хедрик Смит, Роберт Кайзер. Традиции «Путешествия из Петербурга в Москву», «Путешествия в Арзурум», «На остров Сахалин» гораздо слабее — ведь те авторы не мыслили своей жизни без России. Вся русская история представлена как «испытание на вшивость» (КР-92). Очевидно — проваленное. Все же в последних строчках книги — несколько вымученное — не признание, но — допущение — чувства любви: «Родину уважать очень трудно, не получается. Любовь — другое дело, она дается без усилий. Она просто есть» (КР-413).

Одно из достоинств Вайля-писателя особенно проявилось в этой книге: полное отсутствие интеллектуального высокомерия. В книге «Карта родины» есть глава «Работы», в которой описано, как хорошо автор чувствовал себя с коллегами по пожарной охране, газетной редакции, мойке окон. Так же естественно и на равных ощущает он себя со встречными шоферами, проводниками, киномеханиками, продавщицами. Гораздо скорее в нем вызовут неприязнь те, кто пытается внести в жизнь окружающих какие-то рациональные начала. «Люди, строящие жизнь, вызывают недоверие: за ними кроется неуверенность и неправда. И еще наглость: попытка взять на себя больше, чем человеку дано» (КР-9).

Война со всем разумным продолжается и проходит через всю книгу, постепенно превращаясь в то самое, с чем изначально должна была покончить: в назойливую двухмерную пропаганду. К ней привлечен даже такой поклонник разума, как Достоевский: «В формуле Достоевского „красота спасет мир” речь как раз о том, что красота спасет мир от разума. Внедренные в практику попытки устроить жизнь по логике и уму неизменно приводят в тупик в лучшем случае; в худшем — к магаданам, освенцимам, хиросимам, чернобылям на массовом или личном уровне» (КР-10). Вопрос о том, каким образом всех перечисленных ужасов избежали англичане, американцы, швейцарцы, голландцы, датчане, шведы и прочие цивилизованные народы по-прежнему запрещен. Наверное, следовали инструкциям Венедикта Ерофеева и хлестали свой джин или пиво с утра до вечера — как же иначе?

Английская писательница Айрис Мердок где-то написала про Льва Толстого: «Он знал, что русские генералы некомпетентны, и вообразил, что все генералы, всегда и всюду, некомпетентны».

Вайлю выпало расти под властью людей, которые довели принципы разумного до уродливой каррикатуры — и он возненавидел эти принципы на всю оставшуюся жизнь. (Наши враги проводят полжизни в банях и бассейнах? Так мы же не станем мыться вообще!) Возможно, доведись ему расти под властью эстета Нерона, он возненавидел бы пение и театральные представления.

Для того чтобы сохранить счастливое мироощущение, человеку абсолютно необходима прочная защита от летящих со всех сторон горестных впечатлений, сведений, новостей. Игла сострадания достигает чувствительного сердца, и далеко не всегда эту боль удается анестизировать любовью. Гораздо надежнее — гнев на тех, кто виноват в несчастьях мира. Петр Вайль выбрал на роль вечно виноватого человеческий разум. Чем это хуже еретиков, неверных, жидов, эксплуататоров, шпионов-диверсантов? XXI век, похоже, доставит некоторые затруднения: не очень легко будет обвинить разум в гибели сотрудников Мирового торгового центра в Нью-Йорке, в судьбе пассажиров, взорванных в лондонском и парижском метро, в испанских поездах, в израильских автобусах. Но с помощью мировой либеральной прессы эту трудность можно преодолеть. (Виноваты жестокие генералы и бездушные политики, не откликнувшиеся вовремя на страдания угнетенных народов!)

И все же у недобитков, продолжавших ценить Разумное, Справедливое, Высокое, оставалась надежда заслужить — нет не любовь, но хотя бы снисхождение Петра Вайля, — и вот каким образом.

Однажды мне довелось видеть его абсолютно — без маски! — счастливым. Кто-то (может быть, я сам) рассказал, что по телевизору показали документальную передачу про немногочисленную секту людей, верящих, что Земля — плоская. Они печатают «правильные» карты и атласы, пишут статьи, съезжаются на конференции и терпеливо ждут, когда мир отстанет от своего шарообразного заблуждения. Восторгу Вайля не было границ. Он хлопал себя по коленям, смеялся, ликовал. Нет, он не собирался вступать в эту секту. Ему вовсе не нужен был сплющенный глобус. Но ему было абсолютно необходимо, чтобы на круглом — после Коперника, Кеплера, Колумба — земном шаре оставалось место для людей, верящих, что Земля — плоская.

Поэтому единственный путь для «недобитков» был — стать редкостью, исключением, чем-то неожиданно-непредсказуемым. Именно так: если бы люди, верящие, что поэзия без чувств — пуста, что без Разумного, Справедливого, Высокого жизнь на круглой или плоской Земле теряет смысл, превратились бы в маленькую гонимую секту, Петр Вайль протянул бы им ветку мира. Не раньше. Другой вопрос: не означала бы данная ситуация, что вокруг воцарилась очередная инквизиция, якобинство, раскулачивание, Четвертый рейх, культурная революция, талибы, ваххабиты?

Ну что ж — даже протянутая из одного угла камеры в другой — с одной барачной койки на другую — ветка мира оставалась бы все же веткой мира.