Гении и злодеи Росии XVIII века

Памяти моего отца посвящается

Среди имен иностранцев, которые начали служить России еще со времен Петра I и принесли нашему государству победы и славу, это имя упоминается редко. В списке русских полководцев и военачальников оно, к сожалению, в числе второстепенных по значимости. Отечественные военные историки иногда даже не упоминали о войнах и событиях, в которых активно участвовал человек, носивший это имя.

В энциклопедиях есть имя этого человека. Но немногие в наши дни читают энциклопедии.

Бурхард Христофор Миних (1683—1767), российский генерал-фельдмаршал, кавалер орденов Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского, президент Военной коллегии, талантливый инженер-гидростроитель, известный фортификатор. К тому же победитель турок и крымских татар, поляков и не забудем отметить важную сторону, как он сам говорил, то есть его «верность заветам Петра Великого».

Миних, родившийся в датских владениях более трех столетий назад, долго и ревностно служивший России как своей второй Родине, но не оцененный современниками и почти забытый потомками, не может не вызвать уважения сейчас, в наше время.

В чем же причина такого уважения?

С деятельностью Миниха связаны многие важные события из истории России времен Петра I, Анны Иоанновны и Екатерины II. В первые годы пребывания на русской службе он устраивает судоходство на Неве, руководит прокладкой дорог, помогает ускорить строительство Балтийского порта, а умелое командование Ладожским каналом приносит ему не только уважение царя Петра, но и делает его известным в России. Племянница Петра Анна Иоанновна, воцарившаяся в Петербурге через несколько лет после смерти великого дяди, доверяет Миниху командование всей русской армией в 1735 году. Вскоре русские войска победоносно вошли в Крым, и эта победа над бывшей частью Золотой Орды принесла европейскую славу и Российской империи, и командующему Миниху.

Усилиями фельдмаршала будет низложен один из самых мрачных и ненавистных временщиков — Бирон, герцог Курляндский. В силу авторитета в гвардейских кругах Миних на короткий срок станет вторым лицом в империи. Но сам, не имея опыта политических интриг, явится жертвой другого временщика — Остермана. Дочь Петра Елизавета отправит Миниха в сибирскую ссылку. Долгие двадцать лет ссылки не пройдут даром, и стареющий, но не павший духом военачальник создаст новые проекты борьбы с Османской империей.

После возвращения из изгнания представленный Екатерине II, он, не склонивший голову, но полный уважения к мудрой императрице, продолжит незаконченные дела 20—30-х годов XVIII века. Получив под свое начальство порты Ревеля и Кронштадта и Ладожский канал, старик Миних запишет: «Сон почти не смыкает моих глаз. С разными планами я закрываю глаза и снова, проснувшись, обращаю к ним свои мысли». В своих письмах к императрице он советовал ей начать новую войну против турок. Очень хотелось старому фельдмаршалу закончить дело, начатое им почти 30 лет назад, — укрепить авторитет России на Балканах, на Кавказе и в Причерноморье...

Миних «скончался в трудах», прожив 84 года. Он был похоронен в своем имении Луния близ Дерпта (современный город Тарту в Эстонии).

В 1862 году в Новгороде по проекту М.О. Микеши-на был установлен уникальный памятник Тысячелетию России. В ряду «Военные люди и герои» по соседству с фельдмаршалом П.С. Салтыковым и генерал-адмиралом А.Г. Орловым расположена фигура Б.Х. Миниха, российского фельдмаршала.

Так благодарный русский народ символично и скромно отметил заслуги военачальника-иностранца, большую часть жизни отдавшего служению России.

1. ПУТЕШЕСТВУЮЩИЙ ПЛЕННИК

11 сентября 1709 года. В Европе полыхает война! В Испанских Нидерландах англо-австро-голландские войска под командованием союзников герцога Мальборо и принца

Евгения Савойского встретились в кровопролитном сражении неподалеку от города Мальплак с силами французского маршала де Виллара. На левом фланге солдаты герцога Мальборо стояли насмерть. Евгений в бою был дважды ранен, но наотрез отказался покинуть поле боя — ему же поручено командовать правым флангом!

Противники были достойны друг друга. Возглавивший контратаку де Виллар, получив тяжелое ранение, покинул солдат и передал командование офицеру Буффлеру. Он, следуя советам своего предшественника, тут же ввел в бой последние резервы. Французы вновь поднялись в атаку, восстановили оборонительную линию. Но через полчаса прозвучал сигнал трубача: «общее отступление». После жестокой схватки французские позиции были взяты, а сами французы, сохранив боевые порядки, отступили. Потери их были огромны: 4,5 тысячи убитыми, 8 тысяч ранеными. Еще один этап Войны за испанское наследство завершен.

Зимой 1711 года герцог Мальборо, слава о котором гремела по всему Старому Свету, был отозван в Англию. Правительство Лондона положило конец военной карьере прославленного полководца.

После этих событий прошло почти три года, когда в Раштадте австрийский император Карл VI подписал мирный договор с Францией. В то же время как глава Священной Римской империи он заключил мир в Бадене. Война за испанское наследство заканчивалась. Она охватила почти всю Европу и продолжалась с перерывами более десяти лет.

Молодой офицер Бурхард Христофор Миних, определенный отцом на военную службу по инженерной части, начал свой боевой путь, встав под знамена принца Евгения и герцога Мальборо. Это было почетно для дворянина. И хотя его отец Антон-Гюнтер Миних, получивший дворянское звание от самого короля Дании, предлагал сыну должность главного инженера, молодого Миниха влекло в Дармштадт. Там его ждала невеста — 20-летняя фрейлина гессен-дармштадтского двора Христина-Лукреция Вицлебен. Дома, в Дании, ему была уготовлена блестящая карьера инженера-гидростроителя, однако Миних предпочел спокойной жизни гражданского чиновника жизнь военного инженера. Это решение было не случайным — Миних никогда не жалел о своем выборе.

Тогда, изучая «воинские приемы» выдающихся полководцев, он, получив первые уроки военных наук, пришел к выводу: стратегия войны в Европе постепенно изменится и станет более маневренной. Военные историки XIX—XX веков назовут эту стратегию по-своему: кордонно-маневренной. Но нельзя недооценивать роль войны, причиной которой были европейские противоречия. Нельзя забывать о том, что почти все европейские страны, занятые в этой войне, не могли помочь шведам в войне против России в 1700—1721 годах. А вот союзники у русских были — польский король, датчане, саксонцы.

Ландау, Кастильон, Турин, Уденар, Лилль, Брюгге, Гент. Названия городов напоминали Миниху о той войне за испанское наследство. Он был участником одной из самых кровопролитных битв XVIII века — в том сражении при

Мальплаке гессен-кассельский корпус, в составе которого служил Миних, понес немалые потери.

1712 год. Враждовавшие стороны уже приступили к переговорам... Корпусу гессенкассельцев было приказано охранять склады с продовольствием. Однако французские войска, нарушив перемирие, атаковали немецкие караулы и напали на штаб генерала Абермерля. После небольшой перестрелки вероломно напавшие на военный склад французы ликовали: были пленены сам генерал и офицеры его штаба, среди которых и подполковник Миних, раненный в живот.

Каким образом Миниху удалось познакомиться с европейской знаменитостью — католическим епископом Франсуа Фенелоном? Эти моменты из раннего периода жизни остались навсегда в его памяти. Позже вспоминал он об этом, в старости, когда беседовал с сыном.

Итак, после болезненного ранения, после оглушительного грохота салютования в честь победителей-французов подполковник Бурхард Миних вынужден был принять условия почетного плена и оказался в нерадостном положении лежачего больного. Французские офицеры, будучи человеколюбивыми, отнеслись с почтением и гуманностью к пленным «немцам». Традиции военной доблести и чести были благородны:

Не бей битого ранее тобой.

Не унижай униженного.

Не доставляй большего страдания страдающим.

Не гордись излишне силой своего оружия.

Однако крепкий телом и духом пленник быстро восстанавливал здоровье. Миних не терпел скуки и бездействия. Пробовал читать на французском. Он был полон новых мыслей и желаний: ему еще и 30 не исполнилось. Военнопленных отправляют в провинциальную часть французского королевства. Теперь он — в стране архитектуры, живописи и моды. Он там, где пошлый фаворитизм сочетается с передовой философией.

Париж. Камбре... Лионские предместья и ярмарки. Улицы Руана. Дороги, перевалочные пункты, феодальные границы, городские ярмарки. Снова Париж. И вдруг неожиданная встреча с философствующим Франсуа Фенелоном де Салиньяком.

«О светлый ум Фенелона, о приятнейшие минуты моей жизни!»

«Свет мудрости. Жизнь в сравнении со смертью»

«Война и мирное время»

«На что способен и чего хочет от жизни человек?»

Такие записи остались в походной тетради молодого Миниха, путешествующего пленника. Разве это не повод для пересмотра взглядов! Когда-то, еще с молодых лет, все было так ясно и просто. Если молодость бы знала! Это, кстати, из французских пословиц. Если старость бы могла.

Основа взглядов Фенелона — ограничение королевской власти при помощи органов, составленных из двух высших сословий. Парламент? Эту мысль он проводил уже в своем знаменитом произведении «Телемак», но там она была выражена весьма аллегорично. Его «Телемак» был написан в 1695—1696 годы, но появился в печати только в конце столетия. На страницах книги Фенелон отдал дань своему увлечению классицизмом. Критики, сопоставляя его с древними гомеровскими поэмами, нашли целый фрагмент, заимствованный оттуда: Фенелон взял у древних не только сюжет, который был прямым подражанием «Одиссее», но и целые эпизоды, картины, даже детали; вместе с тем, однако, он сумел заимствовать у древних и дух их произведений, добиться простоты, силы и ясности стиля.

Уважаемый сам и уважающий своих прихожан Фенелон по случаю богородничного праздника говорил такие слова под сводами церкви:

— Не следует воздавать божественные почести Богоматери, даже помня, что она — посредница между Богом и людьми. За похожие измышления — в соседнем крае — два приходских священника были обвинены в ереси и посрамлены в том. В этих австрийских Нидерландах ненамного отстали от Франции прогрессирующей. Инквизиция еще сохраняла свое влияние на людей. Ее страшные суды еще не канули в прошлое.

Это помнил Миних, но философ-священник продолжал:

— Видно, Бог не любит Францию, если отнимает у нее принца, могущего быть хорошим королем!

Известный нам по книгам Людовик XIV царствовал 72 года. И после смерти короля-солнца королевство останется под властью Людовика Возлюбленного. И он будет управлять французами с1715по1774 год. Историки позже отметят, что наличность французской казны не превышала 700 тысяч ливров. Сумма ожидаемого дохода за год приближалась к 5 миллионам ливров, а долг государства был тогда в несколько раз больше. Папская булла 1713 года приведет к раздорам в среде верующих и духовенства. Откупщиков выставят к позорным столбам, а правительство признает банкротство. 4/5 населения Франции (крестьяне) испытают спад цен на сельские продукты. Тогда общественная мысль Франции еще не славилась трудами Вольтера (он начал только в 1717 году с трагедии «Эдип»). «Не знаю, кто полезнее для государства—отлично напудренный сеньор, точно знающий, когда встает и когда ложится спать король, или негоциант, обогащающий свою страну и содействующий счастью государства» (напишет он позже, в письме).

Думал ли об этом молодой, мыслящий себя в новой жизни Миних?

Вынужденное пребывание во Франции продолжалось. Снова он в Париже!

— Господин офицер, не угодно ли осмотреть славную коллекцию нашего хранилища? (Перед Минихом стоял смотритель-распорядитель Парижского артиллерийского музея. Известный своими редчайшими образцами музей возник еще в 1684 году при содействии артиллериста герцога д'Юмьера.)

Миних позже сделал небольшую запись в своем блокноте:

«Первая коллекция древнего оружия и военных моделей была выставлена в Бастилии в залах запасного королевского магазина — для господ молодых артиллерийских офицеров. Любопытно и полезно...»

А в 1755 году (Миних еще пребывал в сибирской ссылке) европейские газеты сообщат:

«Генерал-лейтенант де Валлиер дополнил коллекцию Парижского артиллерийского музея образцами некоторых древнейших орудий, привезенными из провинциальных арсеналов, разместив их по инвентарным номерам».

2. ПОСЛЕ ВОЙНЫ И ПЛЕНА

Миних благополучно вернулся из плена, ведь наконец-то закончилась война в Европе. Он, получив чин полковника, решил остаться в гессенской службе. Ландграф гессен-кассельский поручает ему, опытному гидростроителю, заняться постройкой канала. Этот канал по плану должен был соединить две германские реки — Димель и Везер. «Местечко Сибург», позже называвшееся Карлсгавен, и было той точкой, где предусматривалось пересечение рек. А реку Везер сегодня можно легко обнаружить на карте Германии: это там, где Нижняя Саксония. Миних-младший в своих записках указывает на высокую оценку работы его отца: по своей специальности инженер-гидростроитель полковник Миних был одним из самых уважаемых в Гессен-Кассельской земле. И еще, сын-мемуарист уточняет:

«Сию работу (по строительству канала) привел он большею частью к окончанию, как после в уважение медлительного производства в службе незнатных владельцев принял он намерение вступить в службу какой-либо высокой державы для показания своих заслуг и способностей...»

Принял он намерение... Но ведь особого удовольствия он тогда не испытывал. Тут и «болото» немецкой провинции, и скука чиновническая. Вот что так тяготило способного служащего Миниха. А монархия (одна из сотен на немецкой земле) так и приманивает офицеров. Чем же можно привлечь к службе? Деньги, и еще раз деньги. А рыцарство, а честь офицера? А Бурхард Христофор Миних и не забывал об этом.

Миних-младший пишет: «А сие нахождение по службе надеялся он тогда обрести в Польше...» (это об отце).

Положение польского властителя было затруднительным для управления такой страной и таким народом. Сейм, армия и даже сельское хозяйство нуждались в реформировании. И если середина XVIII века была относительно спокойна (войн и социальных потрясений не было), то в начале века и позже, в разгар Северной войны, Польша, отклоняя проекты любых реформ, не шла на союзы с другими державами. Король Август, в войне России против Швеции 1700—1721 годы союзник Петра I, был подтвержден в своих правах на престол лишь после мирного трактата между воюющими державами.

Однако польские «внутренние дела» мало интересовали Миниха, а сущность проблем была проста — явное нежелание обывателей содержать на постое саксонские войска. Но при посредничестве русских войска Саксонии были выведены, а их решили заменить двенадцатитысячным корпусом русской пехоты и частично — драгунами.

Тот самый 1717 год в историческом календаре Европы был непримечательным. Однако в жизни Бурхарда Миниха он становится знаковым. Он наконец-то принят на службу! К тому же ему присвоено знание генерал-майора Польши и Саксонии; признание и почести в Варшаве и прием у «венценосного» Августа поистине королевский! Позже, а это было выдано за правду, возникает слух об авантюрном (и даже продажном) характере действий «офицера-наемника», будто Миних искал славы и почестей, был беспринципным и мнительным вельможей. Неотступным заспинным шепотом намеки и сплетни будут преследовать его на протяжении долгих лет службы. А пока король поручает свежеиспеченному генералу создать новый пехотный полк, четыре батальона которого в будущем получат статус польской коронной гвардии.

Перемены в службе влекли за собой изменения и в быту, да и в его семейной жизни. Долг мужа и заботливого отца обязывал его перевезти жену Христину Лукрецию Вицлебен (Миних) и сына Эрнста из Гессен-Касселя в Варшаву.

— Генерал, вы будете состоять на полковничьем жало-ваньи, в должности командира пехотного полка, причем король не позволит вам испытать в чем-либо недостаток. Но помните: по установленной инструкции в корпусе должен состоять фельдмаршал граф Флеминг, и это возлагает на вас особые обязанности.

— Конечно, я согласен на такие условия.

Генеральского сына, Миниха-младшего, определяют прапорщиком в гвардию короля. Так предопределится его судьба. В России Анны Иоанновны он позже примет должность обер-гофмаршала двора с чином генерал-лейтенанта. Эрнст Иоганн, дипломат и мемуарист, займет свое особое место в российской исторической энциклопедии конца XX века.

Минихи занимали дом, нанятый для временного проживания у епископа Плоцкого. Через несколько месяцев в доме случилась беда. По неосторожности слуги в очаге развели сильный огонь. Вспыхнул пожар, от которого выгорел весь флигель в доме Плоцкого. Взбешенный этим фактом поляк-католик потребовал у постояльцев возместить убыток. Миних вежливо отказал. Началась тяжба. Как потом вспоминали старожилы, «исковое дело переслали в Рим». Его святейшество папа римский письменно просил Миниха удовлетворить иск. Сам король польский участвовал в деле примирения и, говорят, пообещав уплатить деньги, унял гнев «правоверного католика». Неприятность, случившаяся у семьи Миниха, была скрашена новыми событиями:

В тот день «иноземный гость», шведский барон Герц, без приглашения приехал к генералу. Прибыл с тайной миссией.

— Старый знакомый! Каким ветром вы тут? — Миних был искренне удивлен, пожимая руку гостю. Последний молчал смущенно.

Но тихие речи Герца за кофейным столиком плавно от европейской политики вдруг перешли к предложению послужить шведам. Миних не ожидал такого авантюристического «хода». Гость удивлен: неужели командная должность генерала в армии Карла XII не прельщает его, молодого, но опытного уже офицера? Герц долго убеждал Миниха, обещал высокое положение и отличное жалованье в Стокгольме. Беседа затянулась, и теперь в основном говорил «вербовщик».

В ту комнату, где Миних беседовал с хитрым Герцем, никто из домашних не заходил — конфиденция, беспокоить не положено.

Правила хорошего тона вынуждена была нарушить супруга Миниха:

— Итак, господа стратеги, думаю, вам надо выпить еще по чашечке кофе!

И тут она перевела взгляд на мужа: он сидел неподвижно, глубоко задумавшись. Герц глупо улыбался, не находя подходящих слов.

— Дорогая, мы не хотим кофе, спасибо. Да и наш высокий гость покидает нас через четверть часа.

И тут он встал, подошел к окну и тихо произнес:

— Господин Герц, надеюсь, сия беседа наша останется в тайне. Мой ответ его величеству славному королю шведскому таков: отказываюсь.

1718 год был роковым для короля Карла XII — он погиб в Норвегии. Сестра Карла, занявшая трон после его гибели, пошла на союз с Англией. Планы шведов, как, впрочем, и идея привлечь Миниха на службу, не сбылись. А «нежданный барон Герц» вскоре был казнен в Стокгольме... По «политической статье».

«Странная судьба! А может быть, своих старых шпионов шведские власти решили просто убрать?» — так думал Миних о событиях в северной стране, которая вскоре капитулирует перед Петром I.

Генерал коронной гвардии Миних и далее продолжал службу в Варшаве.

3. СКОРЕЕ В РОССИЮ

В 1719 году саксонский принц женился на красавице Марии-Йозефе. Бракосочетание запланировали в славных своей роскошью королевских дворцах. По этому случаю весь польский королевский двор «с превеликими увеселениями» был сначала направлен в Саксонию. Там же оказались и Ми-нихи — муж и жена. Итак, праздники начались в саксонской столице, Дрездене, в августе. По некоторым воспоминаниям, саксонский генералитет составлял по задуманному плану свой, специальный конный корпус. Пожалуй, впервые в европейской истории «служить конвоем» будут высшие офицеры?

— Миних, наш генерал, поведет этот корпус, — так повелел король польский. — И привилегии коронной гвардии соблюдать непременно!

Король польский Август III очень любил праздники. Аристократы, избалованные бездельем, участники альковных интриг, гуляки, игроки, просто авантюристы «радовались своему знаменитому королю и его наследнику». Праздник длился пять дней. Принц, которого со своей молодой супругой чуть ли не на руках носили гвардейцы, был очень доволен увеселениями и отбыл на отдых.

На смену праздникам пришли будни. Генерал Миних, не замеченный в кутежах, был отмечен доброжелателями. Они-то и «выяснили», что фельдмаршалу Флемингу не было оказано должного почета, то есть в праздничные дни. С подсказки того самого Флеминга был составлен донос на Бур-харда Христофора Миниха, «родившегося в Ольденбурге в 1683 г., в семье инженера, служащего, подданного датского короля Кристиана Пятого»: «Недовольство генералом, а именно командиром полка Минихом в среде офицеров беспредельно, к тому же начальник коронной гвардии нетерпим к подчиненным и груб с офицерами».

Из среды офицеров выдвинулся искатель дешевой славы скандалист Бонафу. Этот человек нарочно вел оскорбительные речи, а однажды назвал прилюдно генерала Миниха выскочкой и бездарностью. Наглец Бонафу был вызван Минихом на дуэль. Поединок прошел по всем правилам того времени, неожиданно для некоторых (думали, что Миних простит обидчика), а сам негодяй был слегка ранен в грудь. Чрезвычайное происшествие!

Миних был рад — восстановлена справедливость, но запреты на дуэли не отменялись. Бонафу на этом не успокоился! Выздоравливающий, он подал письменную жалобу королю Августу. Миних выехал из Варшавы, временно находясь в отдалении от столицы. Королю почти сразу же стало известно все: и о дуэли, и о метком пистолетном выстреле, и даже о жалобе дуэлянта Бонафу на дуэлянта Миниха.

Хитрый, но при этом добродушный Август велел адъютанту собраться в дорогу:

— Я знаю, где сейчас мой любезный друг Миних. Проверим, как там идет работа на каналах, вверенных Миниху. Едем сначала в замок Уяздов!

Через шесть часов генерал, как положено, по форме рапортуя, предстал перед королем. Однако и тени робости не было тогда на его лице. Свидетелей беседы не было, только Миних и Август.

— Мой славный Миних, кто у вас отвечает за строение и переделку каналов на этих участках? — Король широко улыбался, допивая бокал старого французского вина.

— Ваше Величество, вы знаете, я ваш покорнейший слута, готовый рапортовать письменно.

— Хитрец, каков же ваш геройский характер, ваши способности мыслить и действовать! Как там наш раненый гвардеец, не знаете?

Миних, конечно, не ожидавший этого вопроса, промолчал. Но король в упор смотрел на него, не отводя взгляда. Улыбка исчезла с его холеного лица, и тут генерал вдруг резко ответил:

— Думаю и надеюсь на волю божью, он поднимется, потому что такие ничтожные господа живут очень долго.

Королю это очень не понравилось, ведь гвардеец Бонафу был его, королевским, гвардейцем! Вот беда, но и Миних-то очень нужный королю человек.

И аудиенция на том прекратилась.

В этом же году в Варшаве стало известно, что летом 1719 года население шведской столицы Стокгольма было перепугано фактом появления грозного русского галерного флота в шхерах. Некоторые шведские обыватели даже ожидали высадки русского десанта и последующего штурма города. Но русское командование не спешило добивать противника, и выстрелы звучали лишь на побережье к северу и югу от Стокгольма. Шведские отряды в панике разбегались при виде «русских медведей». Миних с интересом прислушивался к новостям из Швеции: как там воюют петровские солдаты, русские храбрецы?

— Вот увидишь, моя дорогая жена, эти храбрые русские заставят шведов наконец, после двадцати военных лет, признать свое поражение.

Его супруге Христине Лукреции это было не очень интересно. А он все продолжал размышлять вслух:

— Все это окончится гибелью «северного льва», и «русский орел» отвоюет себе свои балтийские владения!

Миних, еще плохо знавший Россию, но преклоняясь перед именем Петра I, оказался прав в своих ожиданиях. Устрашенное русской военной силой шведское правительство заключило мирный договор с Ганновером и затем вступило в союз с Англией, причем по этому договору британцы обещали защитить Швецию от будущих вторжений... Многолетняя война России со Швецией уже заканчивалась.

Сегодня нам неизвестно точно, когда же генерал решил оставить службу у польского короля. Известно лишь, что Миниха интересовала не только история войн, но и будущее. А свое будущее он решил связать с Россией, становившейся сильной империей Петра.

4. ЧТО ПРОИСХОДИТ В РОССИИ

— Россия всегда была, есть и будет страной для нас загадочной, холодной и враждебной. Никто, ни один бытописатель, ни один военный, ни один коммивояжер, ни один дипломат — никто до последней точки не изучил еще Россию и русских. Итак, Россия хочет победить Швецию. А потом она, видимо, замахнется и на остальную Европу. А Европа никогда не захочет быть «под русским медведем». Впрочем, на гербе у них орел. А мы не позволим русскому орлу распластать крылья над Европой. Итак...

— Британцы и галлы пусть встанут на пути русских хищников. Нерешенность восточных проблем, немалые долги царя Петра и поголовная бедность... Вы не можете не знать об этом. Они очень бедны. У них нет хороших дорог. Нет военных школ для своих дворян. Они малограмотны. Вот увидите, и военные успехи их кратковременны и малоубедительны. Они не захватили Стокгольм, оставив его сестре короля Карла, Ульрике Элеоноре.

— Да, мой друг, Петр великим и знаменитым стал после Полтавы. Но еще не вся Европа встала против России своей военной мощью.

Григорий Федорович Долгорукий, при польском королевском дворе российский уполномоченный, мог бы, и не подслушав этот приведенный выше разговор двух вельмож, знать, что думают о русских делах в Варшаве. А последние известия с родины были весьма благоприятны ему:

«В мае 1719 года произошло морское сражение, где русский военный флот имел викторию благодаря только искусному маневру и умелому использованию артиллерийского огня. 24 мая русский отряд в составе четырех 52-пушечных линейных кораблей “Портсмут”, “Девоншир”, “Уриил” и “Ягудиил” крейсировал в Балтийском море у острова Эзель. Отрядом командовал русский капитан 2-го ранга Наум Акимович Сенявин. Эскадра, заметив три неизвестных крупных военных корабля, пошла на сближение. На мачтах враждебных кораблей взвились шведские флаги. Шведский капитан-командор, потомок Рейнгольда фон Врангеля, вел свои суда “Вахмейстер”, “Карлскрон-Вапен” и бригантину “Вернардус” на разведку: тот бой шел около трех часов и закончился блестящей победой русских моряков». Позже по особому именному указу Петра на монетном дворе будут отчеканены наградные золотые медали всем офицерам — разного достоинства. Надпись «Прилежание и верность превосходят сильно» была памятна всем участникам боя и поучительна их потомкам.

Посланнику русскому многие документы тогда пришлось прочитать.

«Еще одна-две наши победы, и Швеция лишится своих главных морских и сухопутных сил. А Россия будет строить новые крепости и прокладывать дороги, рыть каналы и возводить оборонительные линии. Хватит ли у нас способных, грамотных офицеров? Сможем ли, вытянем?» — мысли эти не давали ему покоя.

Долго не мог заснуть в ту ночь Григорий Федорович, читая многочисленные бумаги.

У русских дипломатов была отличительная черта: дела российские всегда были важны для них не менее, чем дела иностранные. Дипломаты петровского времени были, пожалуй, первыми русскими патриотами на внешнеполитической службе. Не столько о себе заботились и не столько о престиже своей страны, а о благе России в целом.

«Итак, Россия заканчивает войну, наступит долгожданный мир, а царь Петр Алексеевич напоминал вот недавно о должном развитии инженерного дела. Развить и укрепить, заботиться о русских, но и не забывать об иностранном пополнении. Мало у нас еще грамотеев». Вспомнил Григорий Федорович о недавней встрече. Генерала Миниха представили ему как вельможу, в Варшаве вокруг было много придворной братии. И он, гордый Долгорукий, не захотел говорить с Минихом о чем-то важном... Они раскланялись и разошлись.

Прошел 1720 год. Наступил 1721-й год, многое изменивший как в жизни генерала Миниха, так и в истории России.

Год 1721-й. В этот памятный год Петр I стал императором, а Россия — империей. Церковь получила свой высший орган, названный царем Святейшим Синодом. С той поры он стал самым главным органом церковного управления. Здесь, в Синоде, объединились высшие церковные иерархи, а во главе новой системы стоял назначавшийся самим императором обер-прокурор, бывший тогда лицом светским, а никак недуховным. Этим «гражданским чиновником» был Стефан Яворский, или Симеон Иванович, который еще в начале века стал местоблюстителем патриаршего престола и президентом славяно-греко-латинской академии. Долгие годы, до 1917 года, Святейший правительствующий

Синод ведал всеми делами Русской православной церкви. Толкование религиозных догматов, надзор за правильным соблюдением обрядов, духовная цензура и просвещение, борьба с «еретиками» и «раскольниками» — все это входило в круг обязанностей служителей Синода. Тогда Петр подчинил этим решением церковь государству. Это решение царя-реформатора становится серьезнейшим вкладом в дело укрепления Российского государства.

Альманах «Русская старина» за 1871 год приводит на своих страницах следующий анекдотический случай: один монах, подавая водку Петру I, споткнулся и его облил, но, не потеряв самообладания, рассудительно сказал:

— На кого капля, а на тебя, государь, излияся все благодать.

Как царю Петру удалось подчинить церковь государству?

Своеобразным ответом может служить один из эпизодов царствования Петра Алексеевича. Царь, находившийся на собрании высших церковных деятелей, обнаружил, что многие из них хотели бы иметь своего, русского, патриарха. Когда это стало совершенно ясно, Петр вынул из кармана «Духовный регламент» и громовым голосом произнес:

— Вы просите патриарха — вот вам духовный патриарх.

Почти одновременно он вытащил из ножен кортик, ударил острием по столу и обратился к недовольным, говоря так:

— А противомыслящим вот булатный патриарх!

Петр I вставал, как и раньше, в молодые годы, в пятом часу утра, полчаса прохаживался по комнате, затем принимал с докладом кабинет-секретаря Макарова, после чего он завтракал. В шесть утра по улицам Петербурга мчалась двуколка: это Петр отправлялся на осмотр строительных работ. После этого царь посещал Сенат и Адмиралтейство. За обед он принимался в час дня. Рацион был прост и скромен: на стол подавали щи, кашу, жареное мясо с солеными огурцами или лимоном, студень, солонину или ветчину. По отзывам современников, Петр не любил рыбу и сладости.

Однажды государь Петр Алексеевич, заседая в Сенате и слушая дела о различных воровствах, за несколько дней до того случившихся, будучи в гневе, поклялся пресечь безобразия и, обратившись лично к генерал-прокурору Павлу Ивановичу Ягужинскому, изрек приказ:

— Сейчас напиши от моего имени, что, если кто и на столько украдет, что можно купить веревку, тот без дальнейшего следствия повешен будет.

Мудрый генерал-прокурор, которого сам Петр называл •«оком государевым», выслушав строгое повеление, но немного смутившись, отвечал:

— Подумайте, Ваше Величество, какие следствия будет иметь такой указ?

— Пиши, что я тебе приказал!

Ягужинский, все еще не написав, с улыбкой сказал Петру:

— Всемилостивейший государь! Неужели ты хочешь остаться императором один, без служителей и подданных? Все мы воруем, с тем только различием, что один более и приметнее, чем другой.

Петр, якобы погруженный в свои мысли, услышав такой ответ, рассмеялся и отменил приказ. Все дни недели у

Петра I были расписаны по плану еще задолго до 1721 года, когда Россия вступала в новый период своей истории. По расписанию — с понедельника по четверг — царь занимался редактированием текста Адмиралтейского регламента. В пятницу он должен был присутствовать в Сенате. Общение с высшими чиновниками государства не всегда радовало, зато он знал, каковы настроения в высшем слое власти — в среде сенаторов. Утро субботы отводилось редактированию «Истории Свейской (Шведской) войны». А в следующее утро — в воскресное — государь занимался только проблемами дипломатии.

Последние годы своей жизни Петр Алексеевич львиную долю времени посвящал решению государственных дел, где мелочей для него быть не могло. Царь, как и некоторые его просвещенные современники из Европы, исходил из идеи о том, что все беды в обществе происходят от несовершенной структуры государственного аппарата. «Государственное тягло» — так это потом назовут историки! И хотя после смерти Петра ему приписывалось создание российской бюрократии, надо признать: он пытался всеми силами систематизировать и упорядочить все дела в управлении Россией, как никто другой, благо Отечества и подданных он ставил превыше всего.

1721 год нес с собой много новых и прогрессивных перемен. Жители русской столицы стали свидетелями новинки, невиданной тогда для нашей страны: улицы Петербурга освещались фонарями. Их было изготовлено сначала 595 штук. Фонарщики наливали в фонари конопляное масло, зажигали фитили и только через пять часов гасили их.

В этом же году была учреждена специальная школа, где изучали арифметику, делопроизводство, умение составлять деловые бумаги и письма. Так появлялась в России, по сути, новая профессия — специалист по делопроизводству, или секретарь.

Тогда же последовал указ, разрешавший промышленникам покупать к своим предприятиям крепостных крестьян. А ведь фактически этим решением царь приравнивал мануфактуристов к дворянскому сословию. Разница между дворянами и владельцами предприятий была только в ограниченном праве распоряжаться крестьянами: промышленник мог их передавать по наследству или продавать их вместе с предприятием.

В 1721 году власти публикуют «последний указ» — «дабы впадшие тою утайкой в погрешение могли все исправиться и донести “об утайке” до 1 сентября». Ревизия — с этого времени за переписями утвердилось это название — выявила «утайку» одного миллиона мужских (крепостных) душ. Петр имел тогда полное право говорить своим приближенным: «Гоняйтесь за дикими зверями, сколько вам угодно; эта забава не для мекй; я должен вне государства гоняться за отважным неприятелем, а в государстве моем укрощать диких и упорных подданных».

Эта цитата-аллегория из сборника Якова Штелина еще раз наводит на мысль о том, как была сложна задача царя-преобразователя — защищать «фортецию правды» и укрепить тем самым государство.

Мирный договор со шведами был подписан 30 августа. Царь получил это известие утром 3 сентября, когда направлялся в Выборг для осмотра пограничных линий. Курьер из Ништадта вручил ему пакет с подлинным текстом трактата, причем оригинал был без перевода. А позже Брюс и Остерман напишут в оправдание: «Мы оной перевесть не успели, понеже (так как) на то время потребно б было, и мы опасались, дабы между тем ведомость о заключении мира не пронеслась».

По отдельным воспоминаниям, Петр I выдержал искушение — скрыл от окружающих радостную весть. Он в тот вечер лег спать, но заснуть не смог: постоянно вспоминал о долгом и нелегком пути к победе, о победе, которую добыли русские люди трудами, потом и кровью. Слова Петра Алексеевича стали символическими:

— Все ученики науки изучают за 7 лет, но наше обучение было троекратным. Однако, слава богу, так все хорошо завершилось, что лучше и быть не могло. 21 год воевали.

Россия впервые в истории, по мысли царя, такой полезный мир заключила. Русскими землями стали Эстляндия, Лифляндия, Выборг и Кексгольм. Приморские балтийские приобретения делали Россию морской (балтийской) державой. Выход в Европу через Балтику обеспечивал нормальные условия для экономического и культурного развития. Почти месяц, в течение сентября, столица — Санкт-Петербург — праздновала победу. Маскарады, фейерверки, танцы, главное, всеобщая неподдельная радость. Сам царь Петр I облачился в костюм голландского матроса и временно выполнял обязанности барабанщика.

Троицкий собор. 22 октября 1721 года. Здесь происходила торжественная церемония. Ни до, ни после этого царь Петр I не испытывал такой радостной минуты. Его близкие, помощники, все те, кто был с ним, пройдя огонь, воду, с благоговением ждали поднесения царю нового титула—Петра Великого. Медные трубы, испытание которыми выдержали победители, возвестили о появлении в истории России первого отца Отечества и императора. Залпы сотен пушек Адмиралтейства, Петропавловки и 125 галер, вошедших в Неву, возвещали о рождении великой империи. Российской!

Великая и не повторенная никем после него роль царя в одержанных победах проявилась в мудрости государственника, в выдающемся даровании полководца и флотоводца, в искусстве дипломата. Но многие сложные вопросы были не решены, а откладывать их решение Петр не мог. На южных границах царь планировал активизировать торговые связи с Ираном. Иран (Персия) мог бы стать транзитной страной в контактах с Индией. Но посольская миссия Артемия Петровича Волынского делает вывод о хаосе и беззаконии в персидских владениях (грузины и армяне тогда преследовались еще и по религиозным соображениям). Возможный политический развал в Иране давал шанс Османской империи для нападения на Закавказье, что угрожало русским интересам на юге в целом.

В Шемахе были ограблены русские купцы, понесшие убыток почти в полмиллиона рублей. А в начале 1722 года царю сообщили: против персидского шаха зреет заговор и начинается междоусобная война. Петр I из Москвы выступил в поход 13 мая 1722 года, а в Коломне к нему присоединились адмирал Апраксин, дипломат Петр Толстой и супруга Екатерина...

Решение восточного вопроса нельзя было надолго откладывать. Враждебно настроенные турки могли вовсе исключить Россию из состава великих азиатских (восточных) держав. Стоило только начать войну, и кавказский «вопрос», нерешенный, но поставленный Петром, надолго отвлекал бы русское правительство от насущных проблем внутри и «извне». После более чем десятилетнего перерыва Россия, не вступая в конфликт с Турцией, утвердилась на закавказских рубежах. Каспийский поход Петра был крайне важным в истории России.

Григорий Федорович Долгорукий, посланник царя, еще в 1719 году переслал Петру сочинение одного иностранного военного инженера. Тогда, в дни, когда монарх был занят административными делами, разделял губернии на провинции, составлял устав гражданской службы, а не так давно потерял своего сына царевича Алексея, он не смог уделить внимания сочинению, присланному из Варшавы. Но, начав читать, заинтересовался.

— Прошу Долгорукого разыскать данного фортификатора. Мюнних его зовут? Как его найти? Секретарь отвечал, что возможно предложить Миниху ехать в Россию и служить ему в должности «по чину генерал-поручика»...

Петр, не откладывая надолго это дело, согласился, и распоряжение было дано: через Долгорукого объявить ему условия.

В феврале 1721 года Миних прибыл в Санкт-Петербург. Выехав из Варшавы, оповестив короля Августа о поездке к старому отцу, на родину, он через Кенигсберг и Ригу направился в Россию.

Долгорукий докладывал: «Господин генерал польской коронной гвардии Миних согласился служить царю Петру Алексеевичу, притом не делая предварительных письменных условий никаких. Причиной тому, возможно, есть его честность и доверчивость». И далее перечислил достоинства Миниха: «Он весьма грамотен, образован по-европейски, любит праздники, застолья, он еще и высок ростом, красив лицом, глаза его проницательны и показывают волю к жизни великую». 37-летний Миних сразу же был замечен при русском дворе. Но у него найдутся позже и другие достоинства.

«Весьма примечательно, что Петр Великий, чья проницательность и политические принципы не имели себе равных, никогда не упускал из виду пустоту, которая существовала между неограниченной верховной властью российского монарха и властью Сената, и по этой причине он всегда выбирал лицо, способное руководить Сенатом, а в отсутствие государя и всей империей».

Это цитата из его книги о России. Миних позже сам берется за написание мемуаров!

5. ВОСТОРГ ВНЕЗАПНЫЙ УМ ПЛЕНИЛ... (МИНИХ И МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ ЛОМОНОСОВ)

...8 сентября 1736 года Ломоносов и его товарищи покинули Петербург. Но из-за сильного шторма корабль вынужден был возвратиться обратно. Наконец, 23 сентября они отплыли из Кронштадта в Германию. Морское путешествие продолжалось больше трех недель и закончилось в немецком порту Травемюнде. Проехав по германским городам Любеку, Гамбургу, Ниенбургу, Миндену, Ринтельну, Касселю, русские студенты 3 ноября прибыли в Марбург...

Речь в нашем рассказе пойдет прежде всего о молодом Михаиле Ломоносове! Как известно из его популярной биографии, еще в 1730 году против воли отца он пешком добирается до Москвы и поступает здесь в Славяно-греколатинскую академию. При этом Ломоносов выдает себя за дворянского сына. Находясь в стенах одного из самых известных учебных заведений того времени, он изучает здесь древние языки, труды античных авторов, ораторское искусство, виршевое стихосложение. А в 1735 году его направляют в числе лучших учеников в Петербург для обучения в университете при Академии наук. Итак, научное руководство определяет: «Послать Ломоносова в Германию». Сохранился интереснейший документ того времени — инструкция за подписью тогдашнего президента Академии наук И.А. Корфа, вручавшаяся под расписку каждому аттестату.

Так, Ломоносов как русский студент должен был «во всех местах во время своего пребывания показывать пристойные нравы и поступки, также и о продолжении своих наук наилучше стараться», особенно усердно изучать все, что относится к химическим наукам и горному делу, а также «учиться и естественной истории, физике, геометрии, тригонометрии, механике, гидравлике и гидротехнике».

Всем этим наукам предписывалось учиться «у тамошнего советника правительства господина Вольфа и требовать от него при всех случаях совета». Овладев теорией, студент должен был уметь различать свойства горных пород и руд, знать устройства машин, работать в лабораториях, «в практике ничего не пренебрегать»; заниматься иностранными языками, чтобы «свободно говорить и писать могли» на русском, немецком, латинском и французском языках, а притом «учиться прилежно» рисованию. Инструкция обязывала каждые полгода представлять в Петербургскую академию сведения о своих занятиях, а также «и нечто и из своих трудов в свидетельство прилежания», прилагать отчет о финансовых расходах. Получив такую инструкцию, Ломоносов расписался: «Такову инструкцию студент Михайло Ломоносов получил, по которой точно исполнять будет». Кроме того, студентам было передано для вручения Христиану Вольфу рекомендательное письмо президента академии Корфа.

С большими надеждами на будущее отправлялся Ломоносов за границу. Ему было известно, что руководство Российской академии обещало, что если ученики «в означенных науках совершенны будут пробы, своего искусства покажут и о том надлежащее свидетельство получат, то по возвращении в России смогут занять высокие научные должности».

... В начале ноября 1736 года три русских студента — Ломоносов, Виноградов и Райзер — поселились в небольшом немецком городе Марбурге, где им предстояло провести несколько лет, наполненных напряженным и упорным трудом во благо науки.

Нет необходимости досконально описывать успехи русских студентов на европейской почве, однако стоит выделить мнение Вольфа по этому вопросу: в середине 1738 года он, довольный успехами талантливого помора, писал в Петербург «У господина Ломоносова, по-видимому, самая светлая голова между ними, при хорошем прилежании он мог бы и научиться многому, выказывая большую охоту и желание учиться». К началу 1739 года Ломоносов и его товарищи закончили свое обучение в Марбурге, и им пришло предписание готовиться к отъезду в город Фрейберг, к Генкелю с целью изучения металлургии и горного дела. В июле 1739 года они прибыли в этот старейший горнозаводский центр Саксонии, чтобы изучать горное дело и металлургию, практическую и теоретическую химию.

Фрейберг — небольшой немецкий город, возникновение которого в двенадцатом веке связывается с открытием залежей серебряных руд. До конца XVI века Фрейберг — в числе наиболее крупных городов Саксонии, поставлявших серебро. Вся жизнь города заключалась в горном промысле. Глубокие штольни с отводом воды и с другими техническими усовершенствованиями, построенные еще в шестнадцатом веке, привлекали и в восемнадцатом веке внимание многих, кто интересовался горным промыслом. В сентябре 1711 года Фрейберг посетил будущий русский император Петр I. Здесь он познакомился с разработкой серебряных руд, осмотрел горные выработки и заводы, спускался в штольни и, что удивительно, сам пробовал работать в шахте!..

Однако наш рассказ посвящен не металлургии и не химии, он о литературном труде М.В. Ломоносова. Шел уже четвертый год его жизни в Германии, вдали от родины. Но и там, за границей, он внимательно следил за событиями, происходящими в России. Откуда шла информация? Главные сведения приходили со страниц иностранных газет. Осенью 1739 года Михайло Васильевич с радостью узнал о победе русских войск над турецкими под Ставучанами и о взятии русскими неприступной твердыни — турецкой крепости Хотин на подступах к Балканам. Вдохновленный этим событием, гениальный Ломоносов создает большое поэтическое произведение — «Оду на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года». Признаемся, читателю в начале XXI века будет трудно и даже немного утомительно читать данную поэму. Поэтому мы попробуем выделить лишь некоторые строки, объединив их тематически и по смыслу с событиями года 1739-го. Начинается это хвалебное произведение с лиро-эпического обращения к природе. В дальнейшем у автора природа явится действующей силой его поэмы:

Восторг внезапный ум пленил,

Ведет на верьх горы высокой,

Где ветр в лесах шуметь забыл,

В долине, тишина глубокой.

Внимая нечто, ключ молчит,

Который завсегда журчит

И с шумом вниз с холмов стремится.

Лавровы вьются там венцы,

Там слух спешит во все концы;

Далече дым в полях курится.

(Ломоносов)

Для более полного восприятия картины сражения используем комментарии, оценки и почасовое описание специалиста Баиова А. К. Алексей Константинович Баиов (1871—1935) — русский военный историк, генерал-лейтенант, участник Первой мировой войны, с 1918 г. служил в Красной армии.

«ПОЗИЦИЯ была избрана командующим Вели-пашой. При этом целью было — не допустить русские силы к Хотину» (Баиов).

К российской силе так стремятся,

Кругом объехав тьмы татар;

Скрывает небо конский пар!

Что ж в том? Стремглав без душ валятся.

(Ломоносов)

«Позиция была достаточно сильной и удобной для врага. Между деревнями Надобоевцы и Ставучаны (в 10 верстах юго-западнее Хотина) расположились турецко-татарские силы; здесь же протекает речка Шуланец, местность возвышенная, покрытая лесом» (Баиов). Крымские татары и турки, руководимые опытными военачальниками, были готовы во всеоружии принять бой с русскими. Оба их фланга можно было считать важными: левый прикрывал путь на Бендеры, правый — на Хотин. К утру 17 августа Вели-паша, сконцентрировав силы, ожидал подхода русской армии Миниха. Войска численностью примерно от семидесяти до девяноста тысяч человек были расположены на позициях до пяти километров. Семьдесят орудий были готовы стрелять по наступающим русским войскам.

Презрительно отзываясь о врагах, великий стихотворец любовно, патетически пишет о наших воинах, готовых изгнать и уничтожить противника:

Крепит отечества любовь

Сынов российских дух и руку;

Желает всяк пролить всю кровь,

От грозного бодрится звуку.

По-былинному сильный русский солдат вступает на поле боя...

... Где в труд избранный наш народ

Среди врагов...

Чрез быстрый ток на огнь бросает.

(Ломоносов)

Аллегории предоставим литературоведам, а смысл противостояния прост: христиане (русские) ведут непримиримую борьбу с иноверцами, стремятся одним ударом, разгромив врага, обезопасить южнорусские земли.

16 августа, накануне решающего сражения, фельдмаршал Миних провел разведку боем. После этого был приказ: «взять резолюцию на неприятеля, дойти с боем до его лагеря, напасть на лагерь и атаковать его левый фланг» (Баиов). Важность победы в этом сражении была ясна обеим сторонам. Русские собирались уничтожить турок и татар...

За холмы, где паляща хлябь,

Дым, пепел, камень, смерть рыгает,

За Тигр, Стамбул своих заграбь,

Что камни с берегов сдирает:

Сила великая у врага, но,

Чтоб орлов сдержать полет,

Таких препон на свете нет...

(Ломоносов)

Итак, Миних приказывает на рассвете 17 августа начать наступление. Силы русских также были немалыми: сорок тысяч войск регулярной армии и восемь тысяч нерегулярных при двухстах пятидесяти орудиях. Предполагалось организовать «демонстрацию» атаки на левом фланге русской армии с последующим ложным отступлением. А Вели-паша, опытный военачальник, был самоуверен и горделив:

О россы, вас сам рок покрыть

Желает для счастливой Анны.

Уже ваш к ней усердный жар

Быстро проходит сквозь татар,

И путь отворен вам пространный.

(Ломоносов)

«Ложная» атака началась. Русский генерал Густав Бирон силами восьми тысяч человек и пятидесяти орудий направил весь огонь на врага. В перестрелке пошло движение сил русских. Хитрость давала свои результаты: Вели-паша начал перебрасывать часть своих войск против отряда Г. Бирона. А в это время Г. Бирон со своими пехотинцами и артиллеристами занял небольшую высоту и оттуда обстреливал вражеские позиции. Баиов напишет: «Турецкий командующий (паша), приняв маневр Г. Бирона за отступление, поторопился отправить в Хотинский лагерь известия о победе над русскими». Но как паша ошибался! Над всей русской армией «витал» тогда дух императора Петра Великого. Ломоносов упомянет его так:

Блеснул горящим вдруг лицем,

Умытый кровию мечем,

Гоня врагов, герой открылся.

Перед сражением турки со злорадством вспоминали неудачный для царя Петра Прутский поход 1711 года. Вели-паша и его генералы были уверены, что они «российскую армию в своих руках имеют и что из оной никто не спасется» (Баиов).

Русская армия, построившись в три каре (форма боевого порядка пехоты — квадрат, что позволяет отбиваться от противника со всех сторон), начала наступление с «дирекцией направо» (Баиов). Турки, силы которых были распределены теперь неравномерно, начали беспорядочно обстреливать атакующих. К четырем часам дня армия Миниха, переправившись через болотистую речку Шуланец, представляла собой уже единое большое каре. Русские пошли «в гору», стремясь обойти вражеские окопы. Бесприцельный огонь турок то усиливался, то затихал. К пяти часам турки и татары пытались атаковать: «в дело» бросились конница Колчак-паши, хана Ислам-Гирея и Генж Али-паши. Пехотинцы из каре отвечали дружными залпами. Кое-где в ход пошли штыки. Последней отчаянной попыткой сорвать русскую атаку было нападение яростных пехотинцев-янычар (это были отборные турецкие силы). За полтора часа боя враг потерял убитыми около тысячи человек.

К семи часам вечера исход боя был практически ясен. Янычары обратились в беспорядочное бегство, остатки турецких сил отходили к Хотину, а татары, кто конный, а кто в пешем строю, сбившись в кучу, пытались остановить русских. Прицельный огонь русской артиллерии, действия специально отделенного отряда Карла Бирона обеспечили вместе с наступавшим каре общий успех: русская армия дошла до турецких позиций на высотах и заняла лагерь паши. Османские войска бросили в панике сорок восемь орудий, более тысячи шатров и палаток, запасы продовольствия, военное имущество и позорно бежали с поля боя.

Шумит ручьями бор и дол:

Победа, росская победа!

Но враг, что от меча ушел,

Боится собственного следа...

(Ломоносов)

А. К. Баиов, по-своему продолжая поэтические мысли Ломоносова, отмечает: «Большая часть турок бежала к Бендерам, фактически увлекая за собой весь Хотинский гарнизон, остальные ретировались к реке Прут и далее за Дунай, а татарские силы двинулись в Буджак». Обратимся вновь к М.В. Ломоносову. Он с сарказмом «спрашивает» у врага:

Где нынче похвальбы твоя?

Где дерзость? Где в бою упорство?

Где злость на северны края?

Стамбул, где наших войск презорство?..

Если, по самым скромным подсчетам, враг оставил на поле сражения более тысячи убитых, то потери русской армии оказались слишком малы: всего тринадцать убитых и более пятидесяти раненых называет Баиов. В одном из своих приказов по армии Миних укажет: «Неприятелю не дать время ободриться». Полки шли ускоренным маршем, главнокомандующий опасался возможности султанской армии собраться за крепостными стенами.

В Хотин уже вернулся начальник гарнизона Колчак-паша. Но из списочного состава в десять тысяч в крепости оказалось всего около девятисот человек, способных сопротивляться. Благородный паша, надеясь на великодушие русского фельдмаршала, попросил разрешение на «свободный выход» султанского гарнизона из крепости. Однако Миних был непреклонен: «Разрешаю отправить в Турцию семьи военных людей». А Колчак-паша, «гуманный и заботливый», организует отправку в Стамбул своего гарема. Семьи янычар последовали в плен с женщинами и детьми!

Хотин сдался без боя 19 августа 1739 года. Остатки «славной» султанской армии сложили оружие, в числе трофеев оказались сто семьдесят девять различных орудий.

Позже военный историк А. К. Баиов отметит в своих выводах «упорное, настойчивое и неуклонное движение к цели», проявленные русскими, «строгую дисциплину в войсках», постоянно поддерживаемую командующими, эффективно примененный огонь артиллерии. Заметим, что Ломоносов ни разу не упоминает Миниха, главного русского военачальника, в своей оде. Этому есть объяснение. А генерал Баиов скажет о заслугах этого начальника:

Миних «действовал в соответствии с правильно понятой им обстановкой». «Результаты... получены (командующим) если и не с легким трудом, зато с малой кровью». Еще цитата: «Правильно оценены (Минихом) силы противника, составлен надлежащий план сражения». Миних под Ставу-чанами удачно использовал маневр с перестроением боевого порядка. Так, линейное построение превратится в три каре, а «пассивная» оборона сменится активной наступательной тактикой, что и решит исход сражения и всей войны 1735—1739 годов.

Почему же Михайло Ломоносов не назвал Миниха среди главных героев сражения? Прежде всего уточним: из живших в то время он назвал лишь одного героя (героиню) — императрицу Анну Иоанновну. Она царствует над русскими людьми, значит, победа есть ее заслуга. Это явно в традициях русской эпической поэмы, в данном случае оды «На взятие Хотина». Миних, выполняя приказ Анны, уничтожает врага.

Россия! коль счастлива ты

Под сильным Анниным покровом!

Какие видишь красоты

При сем торжествованьи новом!

(Ломоносов)

Русский ученый и поэт не испытал на себе всех прелестей режима бироновщины, не знал да и не мог знать о характерных особенностях личности Анны Иоанновны. Он учился за границей, отмеченный научным руководством как способнейший студент. Этот студент был великим патриотом своей Родины, написав такие строки:

Любовь России, страх врагов,

Страны полночной Героиня,

Седми пространных морь брегов

Надежда, радость и богиня,

Велика Анна, ты доброт

Сияешь светом и щедрот, —

Прости, что раб твой к громкой славе,

Звучит что крепость сил твоих,

Придать дерзнул некрасной стих

В подданстве знак твоей державе.

Русская держава в том далеком 1739 году могла гордиться такими успехами. Предоставим критически настроенным историкам право оценивать роль Миниха в Русско-турецкой войне 1735—1739 годов. Однако напомним читателю следующее.

Впервые были разрушены мифы о непобедимости турок, тогда еще очень боеспособных воинов. Русские войска своим успехом под Ставучанами и Хотином положили начало победам над Османской империей в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Россия имела в дальнейшем лишь постоянные успехи в войнах с Турцией, вплоть до событий 1914—1918 годов (Первая мировая война). И пусть наши историки и политики редко упоминают об этом факте, но Петр I был отомщен своим сподвижником Минихом: неудача похода 1711 года была исправлена победой в 1739 году. Влияние России на Балканах усиливалось. Баиов так и напишет, что для будущего петровские начала, которые проявились в первых же значительных военных действиях на полях новой, Семилетней войны, были сохранены Минихом. Вот почему по праву и с достоинством имя Бурхарда Миниха может быть упомянуто вместе с именем Михайла Ломоносова. Того самого ученого и литератора, который преклонялся перед образом Петра Великого и потомкам своим завещал помнить и уважать великого монарха! Русская армия прославила свое отечество, а знаменитый поэт и ученый прославил и армию, и ее выдающегося командующего. Будем и мы помнить об этом всегда.

6. МИНИХ И РУССКАЯ АРМИЯ

Казалось бы, кончилось время славных петровских побед, а мощная армия стала обузой для России и к тому же иностранец (Миних) встал во главе армии. Что позитивного могло быть в те годы, которые у историков получили неприятное определение «безвременья»? Современники указывали на такие неприглядные явления, как падение боевой дисциплины, почти формальная боевая подготовка в воинских частях. А ведь совсем недавно, еще при Петре I, созданная императором регулярная армия была не только опорой абсолютизма, но и защитницей всего русского народа, хорошо обученной, подготовленной и боевой. Правительство Анны не озадачивалось вопросами развития армии. «Мирный период» развития явно затягивался.

Как пишут в подробных учебниках по военной истории, «пришли к заключению», что содержать гренадерские роты невозможно, а в хозяйственном отношении всех гренадер причислили к фузилерным ротам полка. При ротах состояли гренадерские офицеры и унтер-офицеры. На построениях, правда, гренадерская рота присутствовала и была девятой по счету в полку...

В русской гвардии произошли перемены: так, учитывая пожелания императрицы Анны, самым важным становится, по определению правительства, создание Измайловского полка гвардейской пехоты (по наименованию резиденции Анны Иоанновны). После Семеновского и Преображенского этот полк был третьим гвардейским. Анне Иоанновне хотелось оставить след в истории России и, конечно, в истории русской армии. Бурхард Миних, как лицо, приближенное к трону, ответственное за состояние армии, получил такой приказ: «Набрать рядовых в новый полк».

Пришлось проделать немалый труд, набирая рядовой состав из украинцев, из унтер-офицеров и капралов пехоты подмосковных полков, а офицерский состав... В этом вопросе Анна и правительство пошли на хитрость. Инструкция давала четкие указания: офицеров взять «из лифляндцев, эстляндцев, курляндцев и прочих наций иноземцев, а также из русских».

Прибавка: «а также из русских» означала, что небольшие привилегии русским еще сохранились, а замыслы императрицы были ясны: гвардейский полк Измайловский — антипод старой (Петровской) гвардии. И этот полк должен стать лучшим в русской армии! Надо же было как-то ограничивать влияние старых гвардейцев... И тогда Бурхард Миних принял смелое решение! Не переиначивая петровские уставы, не забывая об укреплении обороноспособности, написать новую экзерцицию (экзерции с лат. языка — дословно: военные упражнения). Миних составил тексты так называемой прусской экзерциции, хотя такое название вряд ли подходит к данному уставу пехоты. Он, будущий «победитель турок», по-своему переработал Устав Петра I от 1716 года. В заглавии пояснялось: документ написан «с показанием ясного истолкования». По мнению современных исследователей, описание строевых и тактических приемов было сложнее, чем у царя Петра, и даже сложнее, чем у пруссаков. При Минихе рассылали этот устав в рукописных экземплярах, и при переписывании он, конечно, был искажен. Вероятно, это и было причиной разночтений по уставу в различных полках русской армии. Что же нового внесли изменения 1730-х годов в уставы петровских времен? Например, подробнейшее описание разнообразных правил стрельбы. «Первая шеренга имела двойной огонь» (если учитывать, что полк строился в четыре шеренги и залп происходил от 1-й и 2-й шеренг). Но фельдмаршал Миних сам творчески вносил коррективы в данное положение. На практике, например в 1736 году, во время штурма Перекопа солдаты 4-й шеренги поддерживали огнем остальных (1—3-ю шеренги), которые лезли на вал.

Практически все направления военных реформ Петра, указанные Минихом, были развиты самим военным министром. Артиллерия при царице Анне Иоанновне под руководством Миниха претерпевала серьезные изменения. В1736 году каждый полк должен был получить дополнительно еще две пушки и четыре мортирки, и, хотя это удвоение произошло только через год, эти перемены были крайне важны. Так, мортирки по новым правилам обслуживали специально обученный офицер и 8 гренадеров. Усиливалась огневая мощь русской артиллерии. Вплоть до 1745 года существовало это нововведение, хотя перегруз подвижной части полка был очевиден. «Двойная артиллерия» появляется снова в 1748 году, но только в полках вспомогательного рейнского корпуса русской армии.

Развитие русского флота шло не так быстро, как при Петре I. В последние годы жизни, по окончании Персидского похода 1722—1723 годов, царь вернулся к мыслям о южном, Черном море и даже отдал распоряжение о подготовке «кампании» в направлении на Юг. Возобновилось судостроение также на Дону и на Днепре, но смерть прервала петровские начинания. Правительства Екатерины I и Петра II, прекратив начатое Петром строение судов в Брянске и Таврове, пытались тем самым сэкономить средства, и даже была сделана попытка наладить мирные отношения с Турцией. Но реформы морского управления были закончены, а во главе флота возникли молодые таланты граф Головин и его сотрудники — офицеры Бредаль и Дмитриев-Мамонов. В начале 1730-х годов, по окончании преобразовательных работ в морском ведомстве, Адмиралтейств-коллегия стала готовиться к воине с Турцией. В период самой воины единства действий на местах и в столице не было, однако велась бесконечная переписка по всем вопросам между морскими начальниками, но, как пишут авторы «Истории русской армии и флота» (1912 года), у этих начальников не было никакой личной инициативы. Тогда фельдмаршал Бурхард Миних, военный министр, как главнокомандующий всеми силами армии и флота, для успешного хода кампании (в начале 1737 года) добился назначения ему в помощь вице-адмирала Наума Сенявина. С прибытием последнего в Брянск работа по постройке военных судов ускорилась. Сенявин выработал тип необходимого по местным условиям судна — дубель-шлюпки (60 футов длиной и вооружение 6 фальконетов (малокалиберное чугунное орудие).

Сам Миних принял решительные меры в наведении порядка во флотских делах. Он оставил при флотилии Дмитриева-Мамонова, который вначале проявил инертность при подготовке судов (для перевозки войск), а позже примером личной храбрости загладил свою вину. Но время было упущено: на верфях не хватало рабочих рук, и только 300 (из 500) назначенных к постройке лодок поспели к сроку, когда Очаков был взят войсками Миниха в августе 1737 года. Но уже в октябре, когда на укрепленный русскими Очаков напали 40-тысячный турецкий отряд и 12 галер, русскими моряками было спущено в лиман около 50 малых судов — лодок. Наши военно-морские силы приняли активное участие в отражении набегов противника, оказав неоценимую помощь осажденным товарищам в Очакове.

"Выдающимся делом всей кампании...» стал подвиг морского офицера Дефремери. Получив приказ командования вернуть в Азов пришедший оттуда бот с мортирой, вицеадмирал Бредаль назначил командиром судна француза, капитана 3-го ранга Петра Дефремери. Своему главному помощнику Бредаль предписал в случае встречи с неприятелем уходить, а «неприятелю ни под каким видом не сдаваться и в корысти ему ничего не оставлять». В начале июля 1737 года бот вышел из Геничи в Азов, но был задержан ветрами Азовского моря. 10 июля турецкий отряд (1 корабль и 30 мелких судов), настигнувший русских у Федотовой косы, стал угрожать им окружением и пленом. Капитан Дефремери, поняв невозможность уйти от неприятеля, приказал выброситься на берег, высадил всю команду с мичманом Рыкуновым, а сам с боцманом Рудневым и одним больным матросом залил палубу смолой, засыпал ее порохом. В ту минуту, когда их окружил турецкий флот, произошел взрыв. Отважные моряки, поджигая палубу, погибли вместе со своим ботом. При этом мичман Рыкунов, видя, как погибает его командир, бросился в море с двумя матросами, но тут же турки открыли по ним огонь, и русские моряки-герои были убиты. Страшный взрыв вызвал пожары на турецких судах, значительно навредив врагу. Так один из храбрых иностранцев на русской службе в очередной раз заставил трепетать врага, прославляя своим подвигом Андреевский флаг и весь русский флот.

На фоне документов 1730-х годов, поражающих бюрократизмом (переписка между Адмиралтейств-коллегией и Сенатом, Кабинетом и адмиралами), слова Миниха из его реляции от 2 июля 1737 года звучат вполне актуально и предостерегают от дальнейших ошибок:

«...В Брянске суда надобно доставить и послать туда искусного и прилежного флагмана и мастеров, взять в службу старых морских офицеров из греков, которым Черное море известно; на порогах при низкой воде осенью большие каменья подорвать, чему я велю сделать пробу. От состояния флотилии и от указа ее величества только будет зависеть, и я в будущем году пойду прямо в устье Днепра, Дуная и далее в Константинополь».

Миних, позже обвиняемый в отсталости и консерватизме, был одним из немногих, кто понимал важность развития флота на Черном и Азовском морях. Война с турками и татарами закончилась победоносно, но взаимодействия армии и флота тогда не достигли. Наум Акимович Сенявин позже умер от чумы, а уже на походе за Днепром скончался второй морской начальник — Дмитриев-Мамонов. Этих русских людей объединяло с Минихом многое: верность долгу, любовь к России, инициативность и отвага.

7. КАДЕТСКИЙ КОРПУС И ДРУГИЕ РЕФОРМЫ

Одной из самых больших заслуг Миниха можно по праву считать его участие в создании офицерской школы для дворян, так называемого Шляхетского корпуса. В первой половине восемнадцатого века, начиная еще со времен Петра, общеобразовательные предметы были самыми важными в программах обучения. В инженерных и артиллерийских школах перед курсом фортификации и артиллерии стояли арифметика, геометрия и тригонометрия. Эти же «начальные» дисциплины изучали в гвардейских полках, потому что к кандидатам в офицеры предъявлялись повышенные требования. Петр I добивался улучшения качества обучения в школах. Законы 1714—1716 годов трижды указывали: обучать детей различных сословий в возрасте 10—15 лет. Принудительные меры, даже такие, как запрет жениться не окончившим цифирную школу, не решили всех задач. Получалось, что в военные учебные заведения поступают юноши почти неграмотные (в цифирные школы с1714по1722 год зачислено 1389 чел., но окончили курс обучения всего 93 чел.). То же самое происходило и после смерти Петра. Из офицеров пехоты и кавалерии, начавших службу в 30— 40-х годах и не обучавшихся в военных школах, арифметику и геометрию знали всего 5%. Иностранным языкам было обучено чуть больше 3%. А нижние чины почти на 90% были неграмотными. Все эти и другие данные были составлены в докладе фельдмаршала Миниха. 29 июля 1731 года Анна Иоанновна передает Сенату именной указ об учреждении в Петербурге корпуса кадетов •«под главным начальством графа фон Миниха». Он не заставил себя долго ждать. Для «помещения корпуса» был исходатайствован у императрицы большой каменный дом с садом и службами.

Дом этот был знаменит — находился он на Васильевском острове и принадлежал раньше светлейшему князю Александру Даниловичу Меншикову. В 1732 году были открыты классы, которые получили название «Рыцарская академия». Первоначально корпус рассчитывали всего на 200 воспитанников, но уже в первом зачислении он принял почти 360 человек. Бурхард Христофор Миних стал главным директором (шефом) корпуса, директором назначили Любераса фон Потта. Система, установленная шефом, была достаточно прогрессивной для своего времени. Учеником (кадетом) мог стать только грамотный сын дворянина в возрасте от 13 до 18 лет. Учеба продолжалась 5—6 лет. «Обычная» программа состояла из Закона Божьего, русского, французского и немецкого языков, географии, истории, математики, астрономии, физики, архитектуры. К этому добавлялись: чистописание, рисование, геральдика. Конечно, кадеты должны были в совершенстве владеть военной наукой, верховой ездой, фехтованием. Их учили танцам. Список предметов для особо одаренных учеников: юриспруденция латынь музыка.

Кадетам позволяли держать в услужении своих крепостных и слуг. Минихом было подписано постановление: «... выпускникам присваивать в зависимости от их успехов офицерские чины или унтер-офицерские».

Наиболее полным при Минихе был выпуск 1736 года (всего 68 человек):

Кадетский корпус, хотя и был задуман как военное учебное заведение, в восемнадцатом веке готовил чиновников, дипломатов, судей. Современным читателям, вероятно, будет интересен распорядок дня кадетов в тот период:

4.45 подъем

5.30 «молитва и завтрак»

6.00 «уходили в классы»

12.00 обед

от 14.00 до 16.00 «опять классы»

от 16.00 до 18.00 «строй»

19.30 ужин

21.00 «ложились спать».

С историей кадетского корпуса связано имя русского полководца П.А. Румянцева. Александр Васильевич Суворов, находясь на службе в Семеновском полку, посещал лекции в кадетском корпусе, читаемые для кадетов. Позже корпус будет назван Сухопутным шляхетным, а с 1766 года он получит статус императорского. Славная история этого и ему подобных учебных заведений продолжится до августа 1917 года, когда кадетские корпуса преобразовали в военные гимназии, а после Октябрьской революции их закрыли.

...Вскоре возникла необходимость в изменении снабжения и организации русских войск. Еще 1 июня 1730 года был составлен высочайший Указ о специальной комиссии по перестройке и созданию новых органов военного управления. В плане работы этой комиссии были вопросы снабжения вещевым имуществом, к тому же требовалось узнать причины плохого снабжения и недисциплинированности. Работа по переустройству привела к объединению «комиссариатского» и «провиантского» ведомств. Появилось образование со сложным нерусским названием:

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КРИГСКОМИССАРИАТ.

Члены комиссии (среди них был Миних) приняли список дел, по-современному выглядевший так:

«...образовать для всей армии и всех гарнизонов запасы мундирного сукна в размере полуторагодовой потребности войск.

...установить определенные сроки снабжения военнослужащих обмундированием, а для контроля за своевременным отпуском имущества завести книги поставки полкам вещевого имущества...

...организовать прием предметов обмундирования и снаряжения от подрядчиков представителями из войск — особо назначенными для этой цели штаб-офицерами».

Генеральный кригскомиссариат был выделен в особое управление (тогда он вышел из подчинения военной коллегии). Он подразделялся на четыре департамента: комиссариатский, провиантский, мундирный, казначейский.

Главное управление находилось тогда в Москве, и поэтому, учитывая специфику этого ведомства, да и в целях упрощения руководства, в Санкт-Петербурге учредили особую контору по хозяйственным делам. Возглавлял ее обер-штер-кригскомиссар. Так называемая хозяйственная реформа в армии продолжилась и в 1736 году. Миних подчиняет своим постановлением хозяйственные органы Военной коллегии. В управлении создаются пять контор:

1) генерал-кригскомиссариатская;

2) обер-цальтмейстерская;

3) мундирная;

4) провиантская;

5) счетная.

Из офицеров различных полков был учрежден походный комиссариат.

Конечно, не стоит преувеличивать значения этих нововведений, однако они имели определенный эффект и, самое важное, принесли определенную пользу. Для сравнения надо отметить, что русская армия была одной из первых, где перешли на подобный вариант хозяйственного руководства ведомством. Миних, бывший в тот момент главой военного ведомства, до этого — инженер, гидростроитель, командующий артиллерией, отвечающий за фортификацию, к своим прежним талантам прибавил еще и умение разумно хозяйствовать. При известных размерах казнокрадства, взяточничества и приписок действия президента Военной коллегии были очень своевременны и дали неплохие результаты. Итак, полковые командиры имели теперь право распоряжаться «по хозяйственной части» только при участии всего офицерского состава полка. Этим ответственность за качество, количество и приемку вещевого имущества ложилась на всех офицеров. Текст «Инструкции» по заготовке вещей был составлен при участии самого Бурхарда Миниха:

«...брать в российских фабриках, где способнее, по указанным и настоящим ценам, а ежели что такого числа, какое надобно, в фабриках не будет, подлежит подряжать и покупать как удобнее... и все подряжать и покупать против образцов, каковы посланы за печатью из военной коллегии... Ежели кого из офицеров послать куда надлежит для подрядов и покупок, и о таких выбор и инструкцию им подписывать всем офицерам...»

Миних позже сделает дополнительную запись: «Надлежит крепкое попечение иметь, чтобы во всех полковых припасах и мундире был комплект, и доброго были б качества».

Вся дальнейшая служба Б.Х. Миниха покажет едва ли не самую важную его заботу: армия России должна и может успешно готовиться к войне. А подготовка к войне происходит не за один день. Маневры и учеба войск, боевые стрельбы, занятия по кавалерийской части — это было жизненно необходимо. Но Миних, будучи во главе русской армии, всегда пытался удостовериться: хорошо ли одет, обут солдат, накормлен ли он? Конечно, не так просто отыскать среди документов именно те, в которых просматривается Миних как командующий. Тот командующий, для которого небезразличен солдат с его нуждами и заботами. В самом составе русских войск происходили качественные изменения. Гвардия пополняется пехотным Измайловским и кавалерийским лейб-гвардии Конным полком. Кроме того, требовали внимания пехотные, артиллерийские части, драгунские полки, гарнизонные войска...

Миних, понимая необходимость реформ в кавалерии, принял самое активное участие в создании новых конных полков. В России даже после петровских армейских преобразований не было гвардейских кавалерийских частей. Однако те, кто хорошо помнил уроки Северной войны 1700—1721 годов, понимали: применение конницы на поле боя необходимо усовершенствовать. Учитывая то, что сражения становятся все более фронтальными по своему характеру, роль пехоты и артиллерии меняется в связи с активным участием в бою конных подразделений.

Итак, Миних со стороны Военной коллегии и правительство, поддержанное Анной Иоанновной, создают первый гвардейский кавалерийский полк. Штаты полка были заложены следующим образом: 5 эскадронов по 2 роты в каждом, всего 1432 человека, 1101 строевая лошадь и 120 обозных. Звание полковника лейб-гвардии Конного полка приняла на себя сама императрица. Интересно, что она лично заботилась об улучшении местных пород лошадей, при этом даже делались закупки за границей. В 1737 году русские получили 8 арабских кобыл, жеребцов из Испании, Мекленбурга, Неаполя!

Но в целом армейская кавалерия была в 1730-е годы в тяжелом состоянии. Особенно драгунские полки. Еще одна заслуга Бурхарда Миниха: по его мнению, в дополнение к «ездящей верхом пехоте» надо было добавить «настоящую кавалерию». Кавалерия реально, по-настоящему планировалась в составе 10 кирасирских полков! Как известно, драгуны, появившиеся в русской армии еще в середине семнадцатого века, могли сражаться и в конном, и в пешем строю, то есть фактически не были кавалеристами-профессионалами. Император Петр I создавал поначалу кавалерию только драгунского (старого) типа. В столицах и некоторых больших городах действовали драгунские полицейские команды. Понятно, что реформа проходила постепенно, тем более что денежных средств не хватало. На первом этапе в кирасирские были переименованы лишь три драгунских полка. Это были Выборгский, Невский и Ярославский, ставшие кирасирским Миниха полком, лейб-кирасирским и Бевернским (позже переименован в кирасирский Наследника) соответственно. В последние годы жизни фельдмаршал делился такими своими воспоминаниями:

«Конский состав для кирасир было решено закупить за границей и ростом не менее 2 аршин 4 вершков (160 см) в холке. Приходилось платить за такую лошадь почти тройную цену — 50—60 рублей (у драгун были цены за лошадь 18—20 рублей). Тогда в штаты кирасирских полков вписали берейторов, и, сами понимаете, кирасир собирались всерьез обучать верховой езде».

В данные подразделения Миних приказал отбирать лучших служащих из всей кавалерии. Кроме того, кирасирский рядовой получал оклад 14 рублей 72 копейки (драгунский рядовой — 12 руб. 87 коп.), а разница в денежном исчислении кирасирского и драгунского полковников была слишком явной: 1176 руб. и 600 руб. соответственно. Нужно учитывать при сравнении, что покупательная способность рубля в 30—40-е годы восемнадцатого века была во много раз выше рубля конца двадцатого века! Обмундирование латников (кирасир) должно было подчеркивать их привилегии. Им полагалось два мундира: «вседневный» (из обычного синего кафтана с красной отделкой, красного камзола и лосиных штанов, пуховой треуголки с железной тульей), а также «второй мундир» (строевой), состоящий из лосиного колета (короткий кафтан, застегивающийся на крючки), подколенника и штанов. Поверх этого колета, на груди, носили латы — железную кирасу (своеобразный бронежилет) весом 10 кг. У офицеров кираса была тяжелее за счет украшений. Вооружали кирасир шпагой, карабином, двумя пистолетами. Кирасиры с самого своего появления в армии пользовались неизменным почетом и уважением, как и гвардейцы-семеновцы и преображенцы. До реформ Миниха в руководстве военными делами конница вообще не имела своего устава.

Устав с данным названием — «Экзерциция конная в полку Его Императорского Высочества» — с 1733 года стал основным не только для кирасир, но и, по некоторым данным, для драгунских частей. По мнению историков, данный устав не предусматривал правил обучения верховой езде, а значит, был слишком «консервативным и отсталым». Вводилась стрельба с коня, а это было признано отступлением от прогрессивной петровской тактики (русская кавалерия тогда ходила в атаку на «быстрых аллюрах» и билась только холодным оружием). Однако эскадронные и полковые учения проходили успешно, и, как известно, во второй половине восемнадцатого века героическая русская конница воевала вполне удачно.

Однако почти сразу после окончания Русско-турецкой войны 1735—1735 годов. Миних услышит обидные упреки о неоправданных потерях в кавалерии. Россия лишилась, по мнению критиков, регулярной кавалерии. Регулярная конница принимала участие во всех походах 1735—1739 годов, но, как правило, лишь будучи спешенной. Факты таковы: драгуны только совершали переходы в конном строю, а в бой вступали в пешем строю. Причина этому была проста и обидна одновременно. Не хватало боевого опыта. Ведь феодальная конница турок и крымских татар воевала с русскими в прежние годы достаточно удачно! Поэтому разведку местности, поиск противника на больших расстояниях, сопровождение и охрану обозов доверили казакам, но и они не всегда справлялись с данными боевыми задачами. В свою очередь, конные татары, действовавшие на знакомой местности, избравшие тактику партизанских действий, наносили русским большой вред.

Иногда упоминается отрывок из письма современника Миниха, капитана австрийца Парадима: «В кавалерии у русских большой недостаток. Донских казаков и калмыков, которых можно назвать храбрецами, немного. Правда, есть драгуны, но лошади у них так дурны, что драгун за кавалеристов почитать нельзя». Уничтожающая оценка! Но простые законы логики подсказывают: не могла русская армия за год-два настолько быстро усовершенствоваться и достичь такого уровня, чтобы в первых же сражениях действия ее дали бы стопроцентный результат.

Нельзя забывать, что походы русской армии Миниха в Крым происходили в сложных условиях южного климата и, кроме того, такие противники, как турки и татары, воевали по своим («неевропейским») правилам. А Россия с 1711 года практически не воевала с османами, очень искусными в тактике и отличавшимися храбростью и упорством.

После завершения этой войны для Миниха становится очевидным: России нужна легкая конница. Но новые заботы внутри страны не дали ему завершить такое важное дело, как реформирование армии! На календаре был год 1740-й.

8. МАНИФЕСТ 1736 ГОДА

Как известно, начиная со времен императора Петра I, служба дворян не ограничивалась каким-либо сроком. Каждый дворянин в возрасте 16 лет записывался в войска рядовым для последующей службы в офицерском звании.

1736 год стал годом больших перемен в Российской империи. Императрица Анна Иоанновна, посовещавшись с министрами, членами Кабинета, вынесла решение: было разрешено одному из сыновей помещика (дворянина) оставаться дома «для смотрения деревень и экономии», а срок службы остальных его сыновей ограничивался.

Теперь предписывалось «всем шляхтичам от 7 до 20 лет возраста быть в науках, а от 20 лет употреблять в военную-службу, и всякий должен служить в воинской службе от 20 лет возраста своего 25 лет, а по прошествии 25 лет всех... оставлять с повышением одного ранга и отпускать в домы, а кто из них добровольно больше служить пожелает, таким давать на их волю». Когда Миниха обвиняют в отступлении от петровской линии реформ, то тем самым большая часть его деятельности вообще не учитывается. Вот наглядный тому пример: решение ограничить службу 25 годами вносило определенный порядок в чинопроизводство и, выражаясь современным языком, способствовало, таким образом, обновлению кадров. Фельдмаршал Миних поддерживал эту идею.

Конечно, в условиях огромной страны с учетом местных трудностей наивно было полагать, что данный манифест в первый же год принесет результаты. Но важный шаг был сделан. И этот шаг состоялся в сложных условиях режима «бироновщины». Понятие, производное от фамилии Би-рон, знакомо нам со школьной скамьи, и сразу в памяти всплывает: «засилье иностранцев, предательство интересов России, временщики, бестолковая и ленивая императрица с труднопроизносимым отчеством (Анна Иоанновна)». И, конечно, отступление от политики Петра Великого. Но во многом это не соответствует действительности. А теперь рассмотрим все по порядку.

На высших должностях в России появились в основном прибалтийские немцы (сама императрица Анна была ранее вдовствующей герцогиней Курляндской). Бывший в ранние годы службы доверенным лицом и фаворитом Анны, Бирон стал первым лицом в государстве после прихода к власти императрицы. Иностранные дела еще с петровской поры вел граф Остерман Андрей Иванович (Генрих Иоганн Фридрих), долгое время определявший главные направления внешней политики.

Коммерц-коллегию возглавил барон Менгден, вся металлургия была поручена Шембергу, Академию наук доверили Шумахеру. И, конечно, нельзя не указать на самого Миниха, тоже считавшегося одним из «немцев». И еще немного фактов. 13 октября 1731 года вышел указ о Кабинете министров. Тогда он стал высшим органом «для лучшего и порядочнейшего отправления всех государственных дел». Первый список членов Кабинета был таким:

Головкин Г.И.

Остерман А.И.

Черкасский А.М.

С 1735 года подписи трех кабинет-министров заменяли подпись императрицы. «Последний вариант» кабинета:

Бестужев-Рюмин А.П.

Волынский А.П.

Ягужинский П.И.

В списках НЕТ ни одного иностранного имени! Значит, все-таки «не пущали» иноземцев наверх? «Предательством интересов России» принято было называть неоправданно большие потери в войнах того периода (русско-польской и русско-турецкой). Но как часто Россия вела войны малыми потерями? Скорее, наоборот, потери — неотъемлемая черта всех войн в российской истории. И далее логически следовал вывод: виноваты во всех бедах русского народа временщики, иноземцы-карьеристы. Кто же они? Да все те же Бирон, Менгден, Шемберг, Шумахер и иноземец Миних, русский генерал-фельдмаршал, принятый на службу самим Петром.

Один из сборников мемуаров конца XX века был назван так: «Безвременье и временщики». Но правомерно ли называть так целый период истории России XVIII века? Такая проблема требует глубокого анализа.

А теперь — «кратко» о самой императрице, стоявшей на вершине государственной пирамиды. В памятном 1993 году в альманахе, посвященном юбилею пребывания Романовых на российском престоле (1613—1993 гг.), была представлена емкая и очень характерная оценка царствования Анны Иоанновны:

— Уровень образования, знание языков: домашнее, училась русскому языку по Кариону Истомину, немецкий и французский языки, танцы.

— Политические взгляды: сторонница неограниченного самодержавия.

— Войны и результаты: война за польское наследство, русско-турецкая война, возвращен Азов и некоторые территории на Украине.

— Реформы и контрреформы: ликвидирован Верховный тайный совет, учрежден Кабинет, обязательная дворянская служба — 25 лет, ликвидирован майорат, издан указ о признании всех работных людей собственностью фабрикантов, открыта дорога приватизации государственной промышленности.

— Культурные начинания: открыта астрономическая обсерватория де ла Кроера, создана школа балета Ланде, организована вторая Камчатская экспедиция, открыта Кунсткамера в новом здании.

— Корреспонденты (переписка): сведений нет.

— География путешествий: поездки в Москву, Троицу, Петергоф.

— Досуг, развлечения, привычки: балы, маскарады, любила слушать чтение сказок. Пышность нарядов и всего убранства двора.

— Чувство юмора: главным образом в потехах с шутами, карликами и экзотическими животными.

— Внешний вид: высокая, полная, с грубыми мужскими чертами лица.

— Темперамент: малочувствительна, холодна, груба.

Позволим заметить, что по справедливости Анна Иоанновна была не самой худшей монархиней (XVIII век вошел в историю России как «царство женщин»). Ей, как и многим ее современницам, были свойственны женские слабости. Ей не были чужды интриги, сплетни, скандалы. Но совершенно ясно, что с политикой дяди Петра I ее (Анны) личную политику связывало лишь декларативное начало. Известный русский историк С.М. Соловьев приводит из полного собрания законов Российской империи такой указ Анны:

"Всякий верный сын отечества признать должен, что крепость и безопасность государства... от содержания порядочной и благоучрежденной армии зависит; а по кончине дяди нашего (Петра I) многие непорядки и помешательства в ней явились. Наше соизволение есть — учреждение Петра Великого крепко содержать, все непорядки и помешательства исправлять и привести армию в доброе состояние без излишней народной тягости... Подпись: Анна, дата: июнь 1730 г.».

Известно точно, соответственно документам, что в 1730-е годы приводить армию в достойное состояние будет Миних, в те первые месяцы Аннинова правления далеко не самый известный военный деятель империи!

Но реформы продолжились. В 1737 году вводится регистрация всех недорослей (таково было официальное название молодых дворян, не достигших призывного возраста) старше 7 лет.

В 12-летнем возрасте назначалась проверка с выяснением, чему недоросли обучались, и определением желающих поступить в школу. По достижении 16 лет их вызывали в столицу, и после проверки знаний определялась их дальнейшая судьба. То есть, если имеешь достаточные знания, поступай на гражданскую службу, а остальных — домой, обязаны продолжить учебу, а в 20 лет молодые люди обязаны явиться в Герольдию (эта контора ведала кадрами дворян, офицеров и чиновников) для определения в военную службу. А те, которые и в 16 лет оставались необученными, записывались в матросы без права выслуги в офицеры. Заметим, что получившие хорошее образование могли быть ускоренно произведены в офицеры.

Правительство выдало очень полезное предписание: повышать офицеров в чинах «по старшинству и достоинству». Простые арифметические действия с датами русской истории (1730—1756; 1735—1768 и так далее) приведут к выводу о том, что офицерские кадры, начавшие подготовку в «безвременье» и служившие позже под командованием выдающихся военачальников Салтыкова, Румянцева и даже Суворова, во многом предопределили победы русской армии в Семилетней войне (1756—1762 гг.) и в войнах с Турцией (1768—1774 и даже 1787—1791 гг.). А это означает, что реформы миниховского периода имели важное военноисторическое значение.

9. ЛЕБЛОНОВ ПЕТЕРБУРГ И «ПЛАНЫ» МИНИХА

Великий град Петра, создаваемый простыми русскими людьми в тяжелейших условиях, во многом был задуман и спланирован выдающимися иностранными архитекторами. Жившие тогда, в начале XVIII века, в России инженеры и проектировщики «не годились» для работы над парадизом (так Петр I называл Петербург), и царь Петр пригласил к работе в 1703 году Доменико Трезини, потом Георгия Мат-тарнови, и в то же время еще один кандидат, знаменитый строитель берлинского королевского замка, Шлитер умер в дороге от моровой язвы:

Французский архитектор Жан-Батист-Александр Леблон в 1716 году заключил с Петром «в Пирмонте (это город в Германии, расположенный в земле Нижняя Саксония) пятилетний контракт и поехал в Петербург» к Александру Даниловичу Меншикову с царской запиской.

«Доносителя сего, Леблона, — писал царь, — примите приятно и по его контракту всем довольствуйте. И помнить, чтобы без его (Леблона) подписи на чертежах не строили». Работа у Леблона пошла быстро: он составил проект разбивки Летнего сада, открыл литейные, слесарные и резные мастерские, строил дворец в Петергофе, поднял затонувший военный корабль, даже открыл первую в России архитектурную школу. Тогда у него была главная задача: составление проекта Петербурга согласно идеям самого царя Петра.

Российский «Журнал Путей Сообщения» за 1869 год описывает подробно этот проект. Город, прорезанный сетью каналов и защищенный тройным кольцом укреплений, располагался на Васильевском острове (от Биржи до Смоленского поля), на нынешней Петербургской стороне (от Малой Невки до Карповки) и в материковой части. Территория города имела очертания овала. Центр города, на Васильевском острове, занимал царский дворец, а вокруг него были дома вельмож и здания судов. Соответственно жителям разных национальностей отводился каждой — особый квартал. Рынков было спроектировано семь, мостов три, в устье Невы на Васильевском был устроен «скотопригонный» двор и на воде «битейный двор» (скотобойни). Кругом города, за линией укреплений, располагались огороды «со всякими потребами», госпитали и кладбища. В плане также значились здание «академии всех искусств и ремесел», триумфальная колонна, памятник самому царю Петру. Было там даже и «Марсово поле», только на Васильевском острове. Землю при рытье каналов архитектор предлагал употребить на возвышение почвы, на каждой улице у рогаток ставились пожарные насосы, во дворах домов — колодцы и цистерны, в каждой части города — школы, места для бирж, ярмарок и даже места для совершения казни.

Но случилось так, что Леблон, талантливый «генерал-архитектор» скончался в 1719 году, а зависть и интриги некоторых вельмож не позволили довести проект француза до его воплощения. Далее как-то заглох вопрос и строительстве города с каналами по примеру Амстердама и Венеции. Конечно, в те дни Петр был в гневе. Его идеи генерального планирования столицы оставались в тени! Академик Яков Штелин рассказывает, что по возвращении из-за границы государь, осматривая Васильевский, заметил:

— Улицы и каналы очень узки, и они даже уже каналов и улиц в Амстердаме.

Поехали к резиденту Вильде. Переговорили.

На шлюпке, вместе с Вильде, царь и советники отправились вымерять ширину каналов. Каналы вместе с набережными едва соответствовали амстердамским (идеальным).

— Все испорчено! — гневно воскликнул царь Петр Алексеевич.

Полулегендарный рассказчик сохранил такое высказывание царя, когда он ругал А.Д. Меншикова:

— Василия Карчмина батареи лучше расположены были на острову, нежели под твоим смотрением нынешние строения здесь. От того был успех, а от этого убыток невозвратный... Ты безграмотный! Ни счета, ни меры не знаешь... Черт тебя подери с островом, — и в гневе царь вытолкал Александра Данилыча за дверь.

Безграмотных в ту пору было очень много! И грамотных — намного меньше:

Но появлялись тогда в России и «грамотные». Посланник прусский Мардефельд в донесениях за 1721 год пишет о слухе, будто город будет перенесен на Васильевский остров... В 1721 году в России уже будет работать Бурхард Христофор Миних, «грамотный» и желавший трудиться под руководством великого государя.

В 1727 году генерал Миних, облеченный доверием жены Петра, новой монархини, императрицы Екатерины I представит на рассмотрение знаменитый «План защиты города Санкт-Петербурга от наводнений». Тот же «Журнал Путей Сообщения» поместил на своих страницах в 1859 году полностью этот план с приложением — чертежами самого автора, Миниха. Некий специалист Дуров, составитель «Материалов для истории строительного дела в России», называя Миниха одним из полезнейших наших деятелей пишет: «Нам до сих пор неизвестно, намеревались ли когда-нибудь привести в исполнение данный план».

«...В следующем 1728 году сие важнейшее дело с помощью Божеского исполнено и Санкт-Петербург от высоких разливаний вод открыт и в беспечность поставлен быть мог, к чему господь бог ее императорскому величеству все потребное имение в руки даровал и, памяти блаженной монарха славу умножало... так и жителям Санкт-Петербугским не малая бы корысть учинена была. И понеже (так как) содержание сего города крайнейшая важность есть, то время на то трачено должно быть и ни на какие труды и расходы смотреть не стоит».

Этот красноречивый комментарий определенно говорит об отношении Миниха к России, к ее столице и о надежде на осуществление планов, которым не суждено было увидеть свет. Теперь только для специалистов, изучающих строительные, фортификационные работы, да еще одному-двум историкам архитектуры может быть интересна папка с чертежами XVIII века.

Но генерал Миних не останавливается на одних письменных планах-проектах! Позже, в период бироновщины, он, уже как известный военный инженер, руководит par ботами в Петропавловской крепости. Начиная с 1706 года •«деревоземляные» сооружения и постройки на Заячьем острове постепенно заменялись каменными. И, конечно, размеры стройки увеличивались. При Минихе были запроектировали бастионы и соединяющие их куртины до 12 метров высотой и шириной до 20 метров. Они состояли из двух стен — наружная толщина доходила до восьми метров. Пространство между стенами бастионов заполнялась песком, щебнем, землей или отводилось под казематы с амбразурами для установки орудий. Казематы в куртинах были хранилищами оружия, боеприпасов и помещениями для солдат гарнизона.

Итак, давайте послушаем опытных питерских экскурсоводов: «В 1730-х годах под руководством Миниха возведены дополнительные укрепления — равелины: Алексеевский (с западной стороны) и Иоанновский (с восточной). Это название было дано ему в честь старшего брата Петра I — Иоанна Алексеевича. Между равелинами и основной частью крепости проходили широкие рвы, заполненные водой (они были засыпаны в конце XIX века). По концам рвов стояли заградительные устройства — бо-тардо, которые преграждали путь возможному вражескому десанту... Петербургская (Петропавловская) крепость, усиленная Кронверком (вспомогательным укреплением) являет собой первоклассный образец военно-инженерного искусства XVIII века».

Как известно, наводнения в Санкт-Петербурге, произошедшие в 1752,1777,1788 годах оставили заметный след в истории города в восемнадцатом столетии. Например, одно из катастрофических наводнений в 1777 году страшной бурей вывело Неву из берегов и к 6 часам утра 10 сентября вода поднялась до 310 сантиметров над ординаром. И вот начительная часть города была под водой! Огромный вред испытывал на себе прекрасный Летний сад: погибли почти все фонтаны, множество деревьев было вырвано с корнем. Многие деревянные дома жителей были сорваны с фундаментов и унесены стихией в море.

Погода пуще свирепела,

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь...

Так описывает Александр Сергеевич Пушкин в «Медном всаднике» наводнение, случившееся 7 ноября 1824 года. Повторялись чудовищные стихийные бедствия еще в 1924, 1975 годах, а последнее сильное наводнение отмечалось в городе на Неве в 1994 году (вода поднялась до 219 см над ординаром).

И если первые генеральные планы развития города 1716 и 1717 годов славных зодчих Трезини и Леблона были «забракованы» временем по разным причинам, но все же рассмотрены, то план фельдмаршала Миниха просто был положен под сукно. Нет даже сведений о том, как отреагировали на его проект, — каждый из городских островов защитить дамбами, а «где возможно, поднять заливные площади подсыпкой земли». Правители России просто не захотели изучить чертежи сооружений Миниха, и смета на оплату труда и материалов (всего-то на 750 тысяч рублей) так и осталась просто официальной бумагой, поданной на высочайшее имя.

Лишь осенью 1979 года в Ленинграде начали строить трассу защитных сооружений (фактически выполняя проект Миниха!), названную в народе «дамбой». Но кто знает, осуществились бы проекты Леблона и Миниха, и, возможно, не было столько жертв и такого ущерба в городе от стихии.

Но давайте вернемся в век восемнадцатый. Облик «столичного града Санкт-Петербурга» постепенно менялся. В 1737 году правительство издает специальный указ. Назначена «Комиссия о Санкт-Петербургском строении». Воспоминания о страшных пожарах лета 1736 года были так ужасны, что приводили в трепет правителей России и торопили их с принятием решений. Было велено срочно составить план застройки выгоревшей территории с учетом мер противопожарной защиты.

— Комиссию повелеваем возглавить Миниху — нашему фельдмаршалу!

Вот такова и была воля императрицы Анны Иоанновны. Так же как то, что Миних был во главе этой комиссии, известно лишь узкому кругу историков, неизвестным практически остался факт прежнего руководства этой комиссией

Петром Михайловичем Еропкиным. Это был замечательный русский архитектор и градостроитель. Для своего времени Еропкин — это один из самых образованных русских деятелей. Знание латыни, итальянского, французского языков позволило ему перевести отдельные главы научного трактата итальянского зодчего XVI века Андреа Палладио. Серьезные знания истории, философии, математики и физики сближали его с научными деятелями Петербурга. Сам Бурхард Миних высоко ценил и уважал его. Комиссия Миниха — Еропкина занялась разработкой нового генерального плана застройки столицы. Вокруг ее работы было, конечно, много пересудов и слухов. Но постепенно, в основном под воздействием тогда очень известного имени, к проектантам стало проявляться неподдельное уважение. И активное, хотя иногда временное, участие Бурхарда Миниха (в 1737,1738 и 1739-м, до осени, годах — Миних был занят в должности главнокомандующего в походах) продвигало этот процесс. Позже в некоторых справочниках по истории Ленинграда и Санкт-Петербурга напишут, что «новый генеральный план застройки столицы отражал передовые идеи русского градостроительства». Знали ли тогда об этом власть предержащие? Заглянем в записи Миниха в его дневниковом блокноте:

«Особое внимание отведено застройке каменными домами Адмиралтейской и других центральных частей города Петра Великого! Привести в порядок старые улицы и площади, в дальнейшем посадить зеленые деревья, проложить новые дороги в границах города».

К уже готовым Невской (принято считать 1713 год датой возникновения Невского проспекта) и Вознесенской «перспективам», отходящим от Адмиралтейской башни, П.М. Еропкин добавил третью — Гороховую улицу. Поэтому в городе возникала трехлучевая система улиц. Она и была основой в строительстве центра города на левом берегу реки Невы. Значение адмиралтейской стороны как центра было совершенно неопровержимо доказано комиссией. А1738 год принес новое известие: по предложению комиссии давать улицам первые официальные названия. Тогда был составлен отдельный план.

Еропкин, в согласовании с фельдмаршалом Минихом, вынес такое распоряжение: «Произвести регулярно работы по укреплению невских берегов. Это будет означать, что наклонные набережные будут заменены вертикальными стенками».

И после завершения этих «творческих» работ, в середине века, деревянные набережные оградили барьерами. Для причаливания судов и лодок устраивались пристани, а их украшали разными столбиками и фонарями. И только когда стал ясен вопрос о застройке двориками и особняками, было решено соорудить набережные — монументы, облицованные гранитом. Еропкин и Миних дополняли удачно своими инициативами друг друга. Петр Михайлович предложил застроить Садовую улицу, проложить Царскосельскую, Екатерингофскую, Владимирскую, Загородную и другие «першпективы» (проспекты). По его проектам пошло строительство на Березовом и Васильевском островах, на Выборгской стороне. В свою очередь, Бурхард Миних обосновал планы создания слобод (поселений) гвардейских полков. На юго-западной окраине, между реками Мойкой и Фонтанкой, задумывался целый район — новый для столицы. Он стал называться Коломной. Об отдельных частях района Коломны писали когда-то А.С. Пушкин (церковь, стоявшая на Покровской площади, была построена зодчим И.Е. Старовым в год рождения Пушкина), а также Н.В. Гоголь (повести «Шинель», «Портрет»). Рядовая застройка города «повышалась от окраин к центру»! И это было тоже своеобразным творческим успехом. Дома высотой в 1—2 этажа было приказано «ставить» не вплотную, а с интервалом. Причина была понятна: необходимость спасти город от быстрого распространения огня.

Но история об этой комиссии имеет трагическую развязку. Еропкин, как и другие некоторые личности той поры, стал участником так называемого кружка Волынского. И, как только императрице и Бирону стали известны подробности «преступной деятельности» членов этой группы, последовали жесточайшие наказания. В 1740 году кабинет-министру Артемию Петровичу Волынскому поставлены в вину замысел государственного переворота и намерение захватить трон. Главную угрозу властители увидели в «Генеральном рассуждении о поправлении внутренних государственных дел». Еще бы, ведь Волынский задумал уничтожить саму бироновщину! Он предлагал повысить роль Сената, не пускать иностранцев в высший круг чиновников. Он планировал открыть университет. Иногда в разговорах звучали предложения учитывать тяготы жизни крестьянской. О доходах и расходах, их равновесии в бюджете тоже нередко говорил. Но кризис правящей группировки и боязнь потери власти привели Анн}' к суровому решению. Адъютант зачитал Миниху почти дословно:

— Экстракт на 68 страницах, названный «Изображение о государственных безбожных тяжких преступлениях и злодейственных воровских замыслах Артемия Волынского и сообщников его... которые по следствию не только обличены, но и сами винились», представлен государыне императрице нашей! — Волынского, кабинет-министра ждет расправа.

— Герцог Курляндский не простит, — еле слышный голос Миниха прозвучал в ответ.

Можно предположить, что, учитывая нескрываемую ненависть Волынского к иностранцам, он не состоял в кружке и не хотел быть посвященным в подобные замыслы. По прошествии многих лет он ничего не напишет об этом. Почему так произошло, осталось загадкой Миниха.

Жестокая расправа ждала конфидентов Волынского.

«... Волынского на кол не сажать, а язык вырезать и оттяпать руку лишь правую, после чего рубить голову; Хрущову и Еропкину головы топором отсечь...»

Они были казнены 27 июня 1740 года и погребены у ограды Сампсониевского собора (Петром I была заложена деревянная церковь в память победы под Полтавой 27 июня 1709 года, в день святого Сампсония). Горечь от этой беды особенно досадна потому, что в октябре того же 1740 года императрица умрет, а так называемое регентство Бирона закончится уже в ноябре 1740 года! Кондратий Рылеев позже напишет так:

Сыны Отечества! В слезах

Ко храму древнему Самсона!

Там за оградой, при вратах

Почиет прах врага Бирона!

Жаль, что деятельность комиссии была слишком короткой. В 1741 году она прекратила работу. И только в 1862 году в столице империи создадут «Комиссию о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы». И все-таки перспективная планировка и застройка невской столицы продолжилась. Но знают ли И помнят ли сейчас, что в конце 1720-х годов иностранец, пробывший не так уж много лет в столице Российской империи, посвятил немало дней составлению планов этого полюбившегося ему города. Города Петра I, его учителя. И не так важно сейчас обвинить Екатерину Алексеевну и других властителей, не сумевших оценить важного дела Миниха.

Важно восполнить недостающую часть цепи Леблон-Трезини—Еропкин. Впишем уверенно и справедливо сюда имя Миниха. И, отдавая дань уважения этим деятелям, продолжим с почтением листать страницы истории!

10. НА ЛАДОЖСКОМ КАНАЛЕ

1724 год. Осенью царь Петр Алексеевич собирался ехать в Шлиссельбург на традиционные празднества по случаю годовщины овладения этой крепостью в дни «шведской войны». Сказал своим приближенным — как будто скомандовал:

— Оттуда поедем на Олонецкие заводы, а с заводов — в Старую Руссу, в солеваренный район. На обратном пути, возвращаясь в столицу, обязательно будем у Миниха, на канале Ладожском. Царь тогда не мог знать, что эта встреча с генералом будет одной из последних.

В справочниках XVIII—XIX веков можно прочитать следующее:

«Балтика или собственно Балтийское море образовалось около 4000 лет назад, а его название у геологов было таким: «Древнебалтийское». Поднятие суши произошло в районе Ладоги современной. Оказавшись отрезанным от моря, Ладожское озеро стало переполняться. Воды Ладоги, выйдя из берегов и затопив часть суши на южном побережье и долину реки Мги, подошли к реке Тосне. Здесь происходил прорыв водораздела, отчего остались Ивановские пороги. Ладожская водяная масса пошла по уже готовому руслу Тосны и добежала до Финского залива. А было это 4500—4000 лет назад. Значит, река Нева, на которой возник град Петров — Петербург, геологически сравнительно молода. Она значительно моложе таких рек, как Тосна, Мга, Славянка, Ижора. Значит ли это, что древний человек был свидетелем рождения реки Невы с дельтой?..»

Неизвестно, знал ли Миних все эти подробности и докладывал ли в Петербург о своих расчетах, но за прокладку Ладожского канала — вдоль одноименного озера—он взялся очень активно.

«Понеже (так как) всем известно есть, — писал Петр I Сенату, — какой убыток общенародный есть сему новому месту (Петербургу) от Ладожского озера, чего для него необходимая нужда требует, дабы канал от Волхова в Неву был учинен, к которой работе, ежели даст Бог мир, намерение наше есть, чтобы оною всею армиею справить, но сие еще безизвестно, а нужда челобитчик неотступный, того ради подлежит резолюции взять, хотя и не будет мира, дабы оную работу, яко последнюю главную нужду сего места немедля начать...» (Орфография оригинала сохранена.)

По некоторым данным, самое раннее упоминание о попытках «рытья» канала на Ладоге относится к 1710 году. Почему вдруг, не в самый подходящий момент (тогда шла Северная война), не имея резервов в казне, правитель России решился на такой шаг, как прокладка канала? Ответ прост: царь хотел избежать плавания судов по Ладожскому озеру, так как на озере сильно штормило, особенно осенью. А водный путь был крайне нужен! На начальном этапе строительные работы поручили возглавить генерал-майору Писареву. Царь Петр Алексеевич предполагал соединить Волгу с Невой, прорыв еще водораздел между реками Вытегрой, впадающей в Онежское озеро, и Ковжей, впадающей в Белоозеро, и таким образом наметил сеть осуществленной уже в девятнадцатом веке Мариинской водной системы.

Итак, планы были обширными. Далее намечались работы по соединению каналами Белого моря с Балтийским и планировалась целая сеть каналов, соединяющих Окский бассейн с бассейном Западной Двины. Конечно, такую работу осуществить за короткие исторические сроки было почти невозможно. Эти планы так и остались планами, а после смерти Петра обо всем этом просто «забыли». Из шести задуманных и спроектированных при Петре каналов был завершен только один — Ладожский. Освоение северных земель шло тяжело. Понимая важность задуманных царем планов, ближайший его советник Яков Брюс предложил

Петру переподчинить канал генералу Миниху. Царь задумался над его словами.

Сергей Александрович Князьков (1873—1920), видный отечественный историк, автор трудов по истории Московской Руси и эпохи Петра I, приводит в своей книге следующий эпизод:

«Народные предания Олонецкого края сохранили живое воспоминание о том, как царь с партией искателей верст 200 без малого днем и ночью двигались по зыбям и болотам, по горам и водам, по мхам дыбучим и лесам дремучим; лес рубили, клади клали, плоты делали. Десять дней бродил раз царь по лесам и болотам, осматривая местность, по которой должен был пройти намеченный на карте канал, ночевал в шалаше из древесных ветвей или в хижинах звероловов и лесных добытчиков».

К Миниху «на стройку» как-то приехал «доброжелатель» из приглашенных на время иностранцев. Видимо, генерала он видел в первый раз. Приехал «поглазеть» — что за канал? Что за чудо?

— Господин генерал мог с честью служить еще в Варшаве или Дрездене. В Саксонии нет таких труднопроходимых мест, нет таких болот на пути. А на европейских дорогах порядок.

Миних промолчал. Казалось, пауза затянется. Но, подписав и дочитав несколько листов каких-то бумаг, он резко повернулся к говорившему с ним человеку.

— Мне знакома ваша внешность. Где мы могли встречаться? — Теперь наступила очередь замолчать тому, кто первым и так бесцеремонно завел разговор.

— Я понимаю вас и ваши мысли. Для многих европейцев Русский Север хуже самых страшных, непроходимых мест Африки или Азии...

— Но, мой генерал, Россия и есть самая Азия, — речь Миниха была прервана сильным восклицанием, — это поднять нефосмошно! Это софершенно бесхултурно и софсем не логишно, — иностранец занервничал и говорил уже с явным акцентом.

— Поднять можно, а вот понять, откуда берутся силы у русского человека, трудно. А ведь своими силами поднимают, рабов-то у них нет. Вот они какие, русские люди! — Миних очень не любил, когда в беседе его кто-то перебивал, но сейчас он как будто смягчился, поймав на себе взгляд оторопевшего собеседника.

Не повышая голоса, он продолжал:

— Невская вода холодна, Ладожское озеро, питающее Неву глубоко, даже за лето не прогревается. В самом граде Петербурге всего чуть больше двухсот дней в году теплые. А морозы, какие в здешних местах морозы!

(По статистическим данным, особенно холодной была зима 1739—1740 годов: температура опускалась до минус 45°.)

А как все это начиналось? До наших дней дошли анекдотические рассказы о ладожском строительстве.

Строил канал Петр. Мужиков поторапливал.

— Скорее! На водку будет!..

Мужики к водке приохотились. Вот тогда и пить стали. (Давно уж это было, подумай-ка, когда Великий Петр жил.)

Сами потом клялись: «Ведь все запустело дома, а мы на канале что заработаем, то и пропьем!»

Так Петр канал строил.

Несмотря на большое напряжение народных сил, огромные бюджетные расходы, работы шли очень медленно.

Полтавский герой, генерал Брюс, напомнил царю о Ми-нихе, одном из лучших специалистов по гидротехническим работам в Европе. А Миних, узнав о приказе представить расчеты, высказался так:

— Уровень воды в озере постоянно меняется, надо учитывать это при строительстве канала.

Миних, опытный и сведущий в законах гидравлики, нашел различие в повышении и понижении уровня воды. Оно было, конечно. Но не достигало более трех футов (1 фут = 30,5 см).

Он лично посетил район канала и исследовал там все, что было нужно для доклада на высочайшее имя. Тогда «слуги государевы» создали комиссию, участники которой совершенно не учитывали особенностей местных рек и не брали в расчет рельеф местности. Эти знатоки (Григорий Григорьевич Писарев тоже там присутствовал) доказали, что прорытый участок в 12 верст (верста примерно равна 1 км) надо сохранить в прежнем состоянии, а остальные 92 версты прокладывать русло, при этом подняв уровень на 2 аршина (равен 0,7 м) над обычным и только на 1 аршин глубже воды в озере. Это для того, чтобы поднять уровень воды, и кроме того, 2-й отрезок канала построить между двумя шлюзами.

Миних с этими доводами категорически не соглашался!

— Небольшие речки, — считал он, — неспособны наполнить канал водой. Они настолько мелководны, что канал за летний период может потерять нормальный уровень. А это не даст возможность судам плыть по каналу. В тот период обиженного Писарева и его сторонников активно поддерживал сам князь Александр Данилович Меншиков.

Дело по такому важному вопросу, как «ладожское строительство», было передано в Сенат. Сюда же были приложены перерасчеты Миниха. Григорий Федорович Долгорукий, «знакомец и бывший приятель», предупреждал его письменно: «Нет необходимости бояться гнева государя Петра Алексеевича. А приглядитесь лучше к вельможе Григорию Писареву. Клевета и оговоры от него весьма возможны».

Ответ Миниха был сдержанным, даже кратким. В письме он благодарил своего варшавского товарища за дружеское внимание, а в конце приписал следующее: «Если канал поведется так, как хочется Писареву, то он никогда не будет окончен».

Миних смело заявлял вельможам:

— Пусть сам великий государь посмотрит на все собственными глазами — и тогда скажет, кто будет прав!

Эти речи незамедлительно были переданы императору.

И вот осенью 1723 года должен был окончательно решиться вопрос о канале на самом высоком уровне. Известно, что Петр I уже тогда искренне симпатизировал Миниху. И он отправился в район канала, как обычно, желая разобраться во всем лично. Бурхард Миних, как преданный служака, сопровождал царя по болотам и бездорожью.

— Государь Петр Алексеевич, нельзя вести канал от семи до девяти футов выше обычного уровня воды, — не боясь даже гнева царского, он убеждал высокого гостя в своем мнении.

Там же, конечно, находился Писарев, который всеми силами пытался повернуть ход событий в свою пользу. Доходило до того, что он и «сочувствующий и радеющий» ему лейб-медик Блументрост пытались воспрепятствовать движению комиссии к месту, назначенному для осмотра.

Оставшись с глазу на глаз с Минихом, Петр сказал на голландском, вполголоса, потрепав слегка его по плечу:

— Я вижу, какой вы достойный человек!

Тут в дело как раз и вмешались «истинные царевы слуги»! Самое время им — помешать добрым планам.

Бывший доктор Лейпцигского университета Блументрост резко обратился к генералу:

— Послушайте, господин Миних! Вы сегодня отважились на опасные дела. Вы тащите государя в путь, когда он слаб, а такой путь совершать ему надобно верхом на коне, да и то с большим трудом. Но если вдруг, мой любезный граф Миних, что-то не понравится царю, то для вас это будет большим огорчением!

— И вы меня послушайте. Вот, говорят, вы медик искусный. А я тоже в своем деле — не последний человек. Государь рассудит. И бог в помощь всем нам.

В свою очередь, царь, отклонив все уверения, слегка посмеявшись над своим неокрепшим после простуды здоровьем, все-таки прибыл к месту работ где пешком, а где в конном строю. Этот его поход с Минихом по балтийским топям мог многое решить: как вести постройку канала, как службу служить генералу-иностранцу. Но генерал знал, что надобно говорить монарху:

— Ваше величество! Выслушать прошу доклад краткий.

— А и не краткий даже, и то полезно будет слушать.

— По изучению и подсчетам так должно: вся начатая работа на 12 верст до Белозерска должна измениться. Это большие расходы из казны. И если на то воля государя есть, то план надобно изменить. Нельзя иначе.

Недолгое молчание Миниха как будто не удивило царя.

— Мы слушаем. Вы, генерал, можете говорить смело.

— И если Ваше величество того не увидит сам, то партия начальника Писарева будет доказывать, обманом говоря о напрасных переменах, о потраченных казенных деньгах, и добавить могут Вашему величеству еще о том, кто будет работами заведовать, что пропадет он!

Дословно ответ императора не сохранился до наших дней. Известно лишь, что стремительный не по возрасту Петр соскочил с лошади, лег животом на землю неожиданно, стал показывать рукой начальнику Писареву, приговаривая сердито:

— Берег канала не по одной линии идет, и дно, видишь ли, не везде равной глубины. Да и заметна кривизна без всякой нужды. И плотины не построены! — Тут он потихоньку встал, отряхивая прилипшую к платью землю, и продолжал свою речь с веселой ухмылкой: — Григорий, есть два рода ошибок: одни — от незнания, другие — от того, что человеки не следуют собственному зрению и прочим чувствам. И последние непростительны. Гляди же мне, прокляну! Обмана и воровства не потерплю.

После большого совета было объявлено решение за высочайшей государевой подписью: «Григория Писарева с должности начальника канала снять. Назначить начальником канала Миниха Бурхарда Христофора, генерала и кавалера».

После этой поездки с комиссией прошел год. Петр, хотя и был не совсем здоров, все же еще раз доехал до Миниха и даже совершил пробное плавание на ботике.

— Канал надобно и далее рыть. Работы проводились верно. Миних был прав. Он и честнее, и поумнее будет многих слуг государевых.

Как заметил Василий Осипович Ключевский, Петр (государственный муж), прожив свой немалый век (правил на престоле с 1682 по 1725 год), постоянно развивал в себе внешнюю восприимчивость, удивительную наблюдательность. Он редко ошибался в людях. И люди, как правило, ценили это и благодарили государя своего — верностью и честью. Таким станет и инженер-гидростроитель Миних.

Петр I вскоре вернулся в столицу.

— Канал на Ладоге будет иметь важное политическое, также и торговое значение. Он будет доставлять средства пропитания и Петербургу, и Кронштадту, по водному пути повезут строительный материал. Содействуя тем самым торговым делам российским и обширным связям нашим с Европой.

Петр не случайно так высоко оценил работу нового начальника канала. Выступая в Сенате, он говорил возвышенные слова:

— Я нашел такого человека, который с честью окончит Ладожский канал. Еще в службе у меня не было такого иностранца, как Миних, который бы так умел приводить в исполнение важнейшие государевы планы. Вы, господа Сенат, впредь должны все делать по его желанию.

Из всех слушавших в тот день царя Павел Иванович Ягужинский, поддерживая идею об устройстве канала, громогласно, открыто высказал всеобщее почтение к Миниху. В том же 1724 году «дирекция» над строительством канала принесла ему не только славу победителя ладожских вод, но и значительные успехи в ходе работ.

В целом за несколько лет (абсолютно точных данных нет) было увеличено количество работников с шестнадцати тысяч до двадцати шести тысяч человек. На канале работы были успешно закончены в 1728 году, когда Петра I уже не было в живых. Миних никому (следом за Петром правила его супруга и далее внук) не клялся в верности, как это делали некоторые вельможи, не преклонял колен. Однако стратегический замысел Петра I был выполнен им с честью. Когда он вспоминал в кругу близких о ладожских делах, то невольно приходили на память такие строчки из рассказов Нартова (Миних к старости стал много читать):

«Петр иногда говорил: “Страдаю, а все за Отечество! Желаю ему полезное, но враги демонские пакости деют. Труден разбор невинности моей тому, кому дело сие неведомо. Един Бог зрит правду”».

И еще о записках Миниха. Большое количество прежних записей не вошло в окончательный вариант его книги. Но эти дневниковые записи были сохранены! Например, в Медвежьегорском районе современной Карелии сохранилось несколько небольших легенд о Петре. Создание их связано с событиями, вероятно, 20-х годов XVIII века. Фельдмаршал иногда перечитывал их.

«Из Питера ехал Петр Первый по Неве и по Ладожскому озеру; вдруг поднялась буря, погода непомерная, насилу доплыли к Сторожевому посту (где маяк Сторо-жевский). Вышел царь на берег, кружит его — укачало сине море.

— Ай же ты, мать сыра земля, — закричал царь, — не колыбайся, не смотри глупо на Ладожское озеро.

Того часу приказал подать кнут и порешил царь наказать сердитое море. Место, где изволил наказать своими царскими руками, звали Сухая луда, а с тех пор называется Царская луда. После того Ладожское озеро стало смирнее и тишину имеет, как и прочие озера: это в виду у нас (жителей Севера), мы сами там ездили и рыбу ловили». (Здесь орфография оригинала сохранена.)

Устаревший язык северных былин — непривычный и оригинальный для современного читателя. Но их простой и правдивый стиль во многом открывает глаза на то, с каким мужеством боролись со стихией русские люди. Миних был рядом с ними, работал и воевал, часто не только со стихией, но также и с чиновниками.

Бурхард Миних уважал этот непокорный, но сильный и «отечестволюбивый» русский народ:

Так чем же закончился разговор о России с доброжелателем из иностранцев? Когда наступило время его отъезда, генерал Миних, следуя этикету, вышел попрощаться с гостем.

— Мы почти закончили беседу, господин... — тут он назвал гостя по имени.

— Нет-нет, вы не сказали, что же будет здесь дальше, генерал.

— Россия будет всегда. И народ победит! — Миних улыбался и протягивал свою широкую ладонь иноземцу. А тот, не подав ему руки, отскочил метра на два. Что же, Миних пошел к дому.

— А как же с курфюрстшеством? Там же вам больше заплатят!! — Лицо гостя исказила гримаса насмешки.

Хозяин стройки отошел уже на приличное расстояние, когда порыв ветра донес до военачальника только часть реплики — «... фюршеством...» Он остановился и тут вдруг взмахнул рукой, как бы отдавая приказ к отъезду. Гость вместе с отъезжающими мигом уселись в карету.

Строительные работы шли по плану.

11. БУРХАРД ХРИСТОФОР МИНИХ И ЕГО СПОСОБНЫЙ ПОДОПЕЧНЫЙ

В первой четверти восемнадцатого века поступил на русскую службу еще один известный инженер и фортификатор. От рождения его имя звучало так необычно для русского человека — Ибрагим. В России он стал Абрамом Петровым, а нам стал известен уже как арап Петра Великого, Абрам Петрович Ганнибал, «черный предок Пушкина».

23 ноября 1726 года африканец Ганнибал, преподаватель математики великого князя Петра Алексеевича (внук Петра I, будущий император Петр II), получил аудиенцию у императрицы Екатерины Алексеевны, где и вручил ей свой двухтомный рукописный труд. Первый том назывался «Практическая геометрия», а второй том был посвящен полностью фортификации. Автор представил на рассмотрение самого высокого уровня «собрание учебных текстов, набросков и чертежей». При этом интересно, что второй том (он назывался «Фортификация») был практически единственным тогда пособием и исследованием одновременно. Самим автором были подготовлены первоклассные по исполнению чертежи. В целом, по мнению современных ученых, труд Ганнибала был одной из первых грамотно составленных русских книг на подобную тему. Но кончина Екатерины I, как указывают на то специалисты, не позволила этому труду получить общероссийскую известность. Но почему мы вспомнили о нем? Что сближает нашего главного героя, Миниха, с Ганнибалом?

Оба они появились в России при Петре Великом.

Оба они были нерусскими по происхождению.

Оба они выбрали себе военно-инженерную службу основной профессией. И оба были профессионалами в своем деле. Их жизненный путь не был прямым восхождением к славе. Их взгляды и убеждения были схожими. Они, каждый по-своему, стали патриотами России будучи нерусскими по происхождению. Первый, то есть военачальник, долгое время был неизвестен широкому кругу изучавших наше прошлое, а второй инженер-фортификатор вошел в историю как крестник Петра Великого и прадед знаменитого русского поэта. Сегодня их можно смело назвать птенцами гнезда Петрова. Их пути пересекались, и не раз.

Один из малоизвестных фактов биографии Миниха — это участие в судьбе Абрама Петровича Ганнибала. По ходатайству генерала 25 сентября 1730 года Павел Иванович Ягужинский зачитает в Сенате указ императрицы Анны Иоанновны, который определяет в дальнейшем судьбу тобольского майора Абрама Ганнибала:

«...Лейб-гвардии от бомбардир-поручика Абрама Петровича, которому велено быть в Тобольском гарнизоне майором, послать в команду фон-Минихена, а ему определить его в Пернове (современный город Пярну, Эстония), а потом в Лифляндской губернии, к инженерным и фортификационным делам по его рангу».

В том же году императрица пожалует ему чин гвардии капитана. В целом сведения о взаимоотношениях Миниха и Абрама Петрова носят обрывочный характер. Совершенно ясно одно: никогда эти отношения не были враждебными. Совершенно случайно современные исследователи, разбирая архивные бумаги, выяснили, что впервые пути двух этих деятелей пересеклись на строительстве Ладожского канала в 1723—1724 годах. Уже тогда Миних очень высоко оценивал Ганнибала. В разговорах с царедворцами новой эпохи это звучало примерно так:

— Он есть один из самых высокообразованных и способных российских военных инженеров. Образование и компетенция его в делах ставят русского офицера Абрама Петрова в один ряд с европейскими военными инженерами-знаменитостями.

— А что же в нем такого знаменитого?

— Загляните в послужной список его! Это будет делом полезным. Цитировал, почти наизусть:

...В тысяча семьсот шестом году приписали Абрама-Ибрагима к Преображенскому гвардейскому полку. Барабанщиком, от роду десяти лет. С тысяча семьсот четырнадцатого года стал секретарем и ординарцем государя Петра Алексеевича. Адъютантом верно выполнял приказы... Но, заметив, что его слушают, фельдмаршал продолжал:

— После решений об Академии 1724 года преподавал математику и военно-инженерную науку. Переводчиком еще был, потому как знает исправно иноземные языки.

— Так потом был выслан его светлостью Александром Даниловичем Меншиковым в Сибирь. — Этот негромкий голос прозвучал глухо, и говоривший находился за спиной военачальника. Но Миних, не поворачиваясь к злоязыкому, продолжал:

— Да! В Казани, Тобольске и городке Селенгинске приказано было ему строить укрепления. А кому же еще строить, как не Ганнибалу? Дело свое он знает отлично!..

Весна, 1732 год. Ганнибал в силу драматических семейных обстоятельств пишет в столицу из Перновской гарнизонной канцелярии прошение об отставке. В Петербурге по-прежнему помнивший о нем Миних, проявив заботу о талантливом офицере, поставит перед Военной коллегией и императрицей вопрос о рапорте Абрама Петровича. Это случится 7 июня того же года. Но лишь в мае 1733 года получит отставку.

Причины такого поворота судьбы так и не удалось выяснить. Миних и императрица Анна Иоанновна подписывают именной Почетный диплом и предоставляют вышедшему из службы Ганнибалу сто (немалая сумма!) рублей в год пожизненной пенсии. Теперь он помещик. Позже он удачно женится на протестантке Христине-Регине Шеберг, и даже различие в их вероисповедании не помешает совместному счастью. Такая счастливая семейная 48-летняя жизнь завершится в 1781 году.

23 января 1741 года теперь уже подполковник А.П. Ганнибал в Военной коллегии присягнет на верность России. У власти вскоре будет новая царица, дочь Петра I Елизавета! Идея Миниха была такова: перед тем как вернуть на службу своего чернокожего коллегу, он подает представление принцессе-правительнице Анне Леопольдовне (Брауншвейгской), «за долговременные и беспорочные его, Ганнибала, службы». Ганнибал направлен в Ревель (Таллин), столицу Эстляндии, где опытный инженер получает должность начальника артиллерии Ревельской крепости. В изданной в Таллине в 1984 году книге Георг Лиц пишет: «Неудивительно, что в такой тревожной обстановке фельдмаршал Б.Х. Миних вспомнил о своем прежнем подопечном, способном военном инженере и артиллеристе, проживающим свой век на покое в своей ревельской деревне». Россия тогда была на грани войны (против шведов или турок?).

Абрам Петров Ганнибал по праву достиг почетного положения на службе и в обществе. «25 апреля 1752 года указом Военной коллегии генерал-майор армии произведен в генерал-майоры от фортификации с назначением в Инженерный корпус. Ему вверено управлять инженерной частью по всей Российской империи».

Служба Ссылка И снова служба! Но сходство в судьбах бывшего датского подданного Миниха и выходца из Африки было таким необычным! Ведь Миних отправится в сибирскую ссылку на целых двадцать лет. Иногда, находясь в далеком Пе-лыме, он вспоминал о своем одаренном подопечном. В этот период прадед Пушкина был главой русской делегации в русско-шведской комиссии по пограничным вопросам, стал вскоре кавалером ордена Святой Анны. А после получения генеральского звания выполняет поручения по постройке укреплений на западных и северо-западных направлениях. В1754 году он предложил ввести преподавание «Гражданской архитектуры» в военно-инженерных школах, а позже ему доверят контроль за учебными программами в инженерных и артиллерийских школах. В 50-е годы восемнадцатого века правительство Елизаветы Петровны назначает Ганнибала на должности, ранее занятые его бывшим покровителем Минихом:

1755 год член комиссии по работам в порту Рогервика (Балтийский порт), на Ладожском и Кронштадтском каналах.

1759 год: Директор работ на Ладожском канале и глава комиссии по Кронштадту и Рогервику.

Иногда ссыльный фельдмаршал в Сибири, своем медвежьем углу, сидя на печи с книгой в руках, вспоминал по случаю:

— Сын мой, помнишь, что говорил император Петр Алексеевич графу и кавалеру Толстому Петру Андреевичу: «Эх, голова! Не быть бы тебе на плечах, если бы ты не была так умна».

— Это ты, батюшка, о генерале африканском?

— И о нем так же, так же думаю.

Умная голова благополучно держалась на плечах Абрама Петрова. Он становится «полным генералом» (то есть генералом-аншефом — звание введено в воинский устав 1716 года как название должностного лица с функциями «... командующего, главного генерала в войске...»). Бывший арап Петра получает из рук императорского величества орден Святого Александра Невского.

В конце 1761 года, в период Семилетней войны, умирает Елизавета Петровна, по воле которой Миних был так жестоко наказан, лишен всего, сослан.

... С января по март следующего года работы на каналах, как это было всегда, приостановили. Озера на Севере России сковало льдом. В сердце империи зрел заговор с целью установления власти нового правителя или правительницы. У Ганнибала много свободного времени, и он остается в столице. Газеты Петербурга публикуют объявления:

«В военно-походную канцелярию его высокопревосходительства господина генерала и кавалера Ганнибала приглашаются на торги все желавшие поставлять что-либо командам каналов: Кронштадтского и Раниенбаумского».

Выходят на новые роли при русском дворе новые личности. А новый правитель России Петр III не забывает о старых. Из Сибири возвратились Миних и Бирон. Образовано специальное «Особое совещание при высочайшем дворе», куда включен Петр Голынтейн-Бек, губернатор Эстляндии, ранее бывший недругом Абрама Петровича в 1740-х годах. И если Миних не собирался мешать службе крестника Петра I, то роль немцев при дворе тогда была явно вредна для него. В июне 1762 года Ганнибала отправили в отставку. И даже причина — «за старостию» — была не главной. В шестьдесят с лишним лет он был полон сил и здоровья! Отставка без повышения, ни благодарностей, ни поздравлений. А на его должность был назначен... фельдмаршал Бурхард Христофор Миних. Как иначе можно было поссорить между собой двух выдающихся военных деятелей?

12. НЕМНОГО О ГЕРЦОГЕ БИГОНЕ И ДРУГИХ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛИЦАХ

В Российской империи лица, имевшие придворные чины, всегда были самыми влиятельными людьми в государстве. При императоре Петре Великом их было всего несколько десятков. А в 1914 году стало уже 1600 человек!

Звание обер-камергера (камергер — придворное звание в западноевропейских монархиях) было введено в России еще в восемнадцатом веке. Первоначально это было должностное лицо при дворе, ведавшее определенной отраслью управления. Камергер имел, как правило, ключ на ленте. Обер-камергер — это специфический придворный чин второго класса по Табели о рангах, такой же, как ранее был русский чин постельничий. Он руководил придворными кавалерами и представлял чинам императорской семьи тех, кто прибывал на аудиенцию.

По инструкции, которая позже появилась при дворе при церемониальных обедах, обер-камергер за ее императорским величеством стоит, а кавалерам дежурным приказывая служить, сам с прочими садится за стол, где для него и места справлять должны.

Обер-камергером был печально знаменитый Бирон. Попробуем припомнить некоторые детали его почти десятилетнего правления.

Самое существенное в то время приобретение — имение Вартенберг — Бирон сделал за границей в далеком 1732 году на деньги австрийского императора суммой в 300 тысяч гульденов. Главной целью Бирона были имения в родной Курляндии, на том он и сконцентрировал свои усилия. Для Анны Иоанновны не представляли интереса эти земли, и она сначала передала возлюбленному Бирону 27 своих имений, а после избрания фаворита герцогом официально вручила ему все 46 личных имений в Курляндии и Лифляндии с ежегодным доходом в 32 800 талеров! Тогда же Бирон впервые стал довольно крупным помещиком и далее продолжал приобретения.

Еще один эпизод. Несколько сот тысяч талеров Бирон потратил на выплаты отступного родственникам последнего герцога Курляндии. При этом фаворит Бирон обязан был своим видом поддерживать блеск императорского двора, и делал он это с успехом. Как напишет Карл Рейнхольд Берк, «обер-камергер выделялся среди прочих, ибо по торжественным дням его орденский знак, звезда на груди, застежки на плече и шляпе, ключ, шпага, пуговицы на сорочке и пряжке были усыпаны бриллиантами. Он должен иметь самые отборные камни, какие только продаются знати в Санкт-Петербурге!»

При Бироне наступил настоящий расцвет придворной конюшни. Штат конюшни состоял из 393 служителей и мастеровых и 379 лошадей, содержание которых обходилось государству ежегодно в 58 тыс. рублей. После этого и сама Анна Иоанновна пристрастилась к лошадям.

На какие средства существовал знаменитый и всесильный Бирон? Официально жалованье Бирона по чину обер-камергера составляло 4188 рублей — внушительную цифру для российского генерала (для сравнения: президент коллегии получал без надбавок от 1500 до 2000 рублей; губернатор — 809 рублей), но для вельможи такого размаха это пустяк. Однако, если добавить герцогские доходы Бирона (примерно 70 тысяч талеров в год), то их не хватило бы для покрытия резко выросших доходов!

Сохранилась запись речи Бирона на следствии после его свержения. «Не могу вспомнить, сколько всего мне от Ее Величества «вещьми и алмазами» дано было, реестра этому не было. А те деньги, что были пожалованы, те держал в расходах и на выкуп деревень своих в Курляндии. А казны в руках никогда не имел и до нее никогда не касался. Которые же деньги 500 000 рублей царица при заключении мира пожаловала, то из них получил всего 100 тысяч, остальные в казне остались. От чиновников и иных никогда ничего не брал, также и от государей иностранных ничем не одарен, кроме римского императора, который пожаловал мне в графство 200 тысяч талеров. Из казны ничего не брал, а вот долги на мне имеются: в Риге — Циммерману и Бисмарку 100 тысяч, брату моему Густаву Бирону — 80 тысяч, Демидову — 50 тысяч, не считая тех 500 тысяч, которые ему еще в Курляндии задолжал. О последнем долге и не припомню, сколько Вермарну и Либману, и Вульфу с меня взять придется!"

Одним из успешных авантюристов в период Бирона стал при дворе Либман! Появился он там раньше Бирона и при Петре II одалживал деньги иностранным дипломатам. В период бироновщины он стал доверенным комиссионером и «поставщиком двора» по части ювелирных изделий и дорогой посуды. Периодически ему выплачивались крупные суммы от 20 до 50 тысяч рублей за доставку товара. Он также обеспечивал перевод денег русским дипломатам для различных нужд. Одновременно он выступал в качестве крупного купца-подрядчика, поставляющего казне вино и поташ. Бирон, которому денег не хватало, занимал их где придется, а также прибегал к услугам Либмана, задолжав ему в итоге почти двадцать пять тысяч рублей!

Вообще при бироновщине расцвела спекуляция в различных формах. Так, по данным Коммерц-коллегии, некие господа Шифнер и Вульф приняли казенные товары на сумму 720 тысяч талеров и 650 тысяч рублей — такого уровня общения с казной до этого не было ни у кого из английских купцов! Предпочтение этой «фирме» отдавалось не случайно! В Амстердаме их поручителями и компаньонами по операциям с продажей русских казенных товаров была банкирская контора «Пельс и сыновья». Именно некий Пельс выступил посредником при заключении крупного займа в количестве 750 тысяч гульденов герцогу Бирону, но, говорят, сделка не состоялась. После событий 1741 года впервые попавший под следствие Остерман признался, что через Шифнера и Вульфа уже давно переводил крупные суммы в Англию и Голландию и размещал их у банкира Пельса. В основном переводы состояли из доходов от прибалтийских вотчин Бирона. В среднем на счет Остермана поступала кругленькая сумма — в год около 100 тысяч в рублях. Владелец постоянно пользовался этими счетами.

Выяснилось, что сбережения министра находились и у английского банкира Джона Бейкера на сумму 11 тысяч фунтов, но и эти средства перевели потом в банк Пельса под 3 процента годовых.

«Дело» завершилось лишь к 1755 году! К этому времени власти простили и отпустили младшего из сыновей Андрея Ивановича Остермана,Ивана, за отцовским наследством в Голландию. Только тогда банкир раскрыл тайны: на счету Остермана к тому времени числились 10 500 фунтов стерлингов акциями Английского банка и 350 тысяч гульденов!

В 1742 году Шифнер и Вульф сообщили российским властям необходимую информацию, из которой можно представить себе бюджет и обороты пользовавшихся их доверием представителей российской элиты. Это Остерман, Головкин и даже Миних. Последний также вкладывал деньги «из процентов» и приобретал собственность — имения в Дании, например. Был ли открыт счет Бирону у Шифнера? Конечно, герцог Бирон имел дело с другими купцами. И можно догадываться, что нечего было переводить за границу, ведь герцог был кругом в долгах. После ареста Бирона он вынужденно заложил 11 своих огромных имений голландским купцам и в 1740 году по данным долгам выплатил 177 тысяч талеров.

Князь Щербатов напишет: «Исчезли твердость, справедливость, благородство, умеренность, родство, дружба, приятство, привязанность к божию и гражданскому закону и любовь к отечеству; а места сии начали занимать презрение человеческих и божественных должностей, зависть, честолюбие, сребролюбие, пышность, уклонность, раболепность и лесть».

Как это справедливо сказано в отношении Бирона и бироновщины.

13. БИРОНОВЩИНА

Как же охарактеризовать эту эпоху в истории великой империи?

Бироновщина...

Десять лет правления императрицы Анны Иоанновны, племянницы Петра Великого, вошли в учебники истории, даже не оставив нам в названии ее имени. Мнения большинства отечественных историков сходятся в главном — Бирон, фаворит, реакционер и деятель, тормозивший поступательное развитие страны. Пришедший в Россию, как и многие другие «немцы», через Петра Великого, Бирон стал одним из самых влиятельных политиков в послепетровской России. Режим нуждался в такой фигуре (фигуре фаворита). Ведь надо же было освоить огромный объем власти, которая была в руках некоторых монархов, не обладавших способностями к политике.

Как ни удивительно, именно Бирон, герцог Бирон, удачно освоил для себя и для русского двора роль временщика-фаворита и сделал презрительный народу образ символом власти, со своими правилами и границами. Бытует мнение, что именно Бирон и другие великие личности того периода (Миних, Остерман, Волынский) достраивали петровскую систему управления с неизбежными поправками в ходе борьбы за власть. Говорят, однако, что «немцы» способствовали усвоению обществом петровских преобразований. Отметим, что обладатели национального самосознания раздражались их влиянием, и это ослабляло политическую стабильность.

Политиканы, судившие Бирона, понимали, что он лично утратил терпение, гибкость, так необходимые в политических играх, но в то же время он сам серьезных преступлений не совершал. Он воспринимался обществом как «злой гений» царствования Анны!

Однако в период правления Анны Иоанновны самодержавный принцип правления не нарушался, ничего с Россией не происходило, проще выражаясь. Национальной безопасности, целостности России ничего не угрожало. Во внутренней политике не произошло никаких существенных перемен, ничего не могло нарушить внутреннего равновесия сословных и властных интересов. Все наметившиеся еще при Петре Великом процессы в экономической, политической, социальной, культурной жизни развивались по своей логике и испытывали традиционное влияние бюрократии в разумных пределах.

А то, что укрепилась власть чиновников, усилилось мздоимство, происходило присвоение госсобственности, расхищение национальных богатств, то кто из предшественников и продолжателей Анны Иоанновны мог похвастать, что при нем были побеждены эти и многие пороки русской действительности?

Попробуем очертить круг наиболее знаменитых деятелей России эпохи так называемой бироновщины.

Отставленный от должности, он получает в ноябре 1730 года новое назначение в Персию, а в конце следующего года, оставшись выжидать в Москве вскрытия Волги, определяется вместо Персии воинским инспектором под начальством Миниха. Политические взгляды высказаны были в первый раз в «Записке», составленной сторонниками самодержавия, но поправленной его рукой. Он не сочувствовал замыслам верховников, но был ревностным защитником интересов дворянства. Заискивая перед всесильными тогда иноземцами: Минихом, Густавом Левенвольде и самим Бироном, Волынский сходится, однако, и с их тайными противниками: П.М. Еропкиным, А.Ф. Хрущовым и В.Н. Татищевым, ведет беседы о политическом положении государства и строит планы об исправлении внутренних дел.

В 1733 году Волынский состоял начальником отряда в армии, осаждавшей Данциг; в 1736 г. он был назначен обер-егермейстером. В 1737 года Волынский был послан вторым министром на конгресс в Немирове для переговоров о заключении мира с Турцией. По возвращении в Петербург он был назначен 3 февраля 1738 года кабинет-министром. В его лице Бирон рассчитывал иметь опору против Остермана. Волынский быстро привел в систему дела кабинета, расширил его состав более частым созывом «генеральных собраний», на которые приглашались сенаторы, президенты коллегий и другие сановники; подчинил кабинету коллегии военную, адмиралтейскую и иностранную.

В 1739 году он был единственным докладчиком у императрицы по делам Кабинета. Вскоре, однако, главному его противнику Остерману удалось вызвать против Волынского неудовольствие императрицы. Хотя ему удалось устройством шуточной свадьбы князя Голицына с калмычкой Бужениновой (которая исторически верно описана Лажечниковым в «Ледяном доме») на время вернуть себе расположение Анны Иоанновны, но доведенное до ее сведения дело об избиении Тредьяковского и слухи о бунтовских речах Волынского окончательно решили его участь. Остерман и Бирон представили императрице свои донесения и требовали суда над Волынским; императрица не согласилась на это. Тогда Бирон, считавший себя оскорбленным со стороны Волынского за избиение Тредьяковского, совершенное в его «покоях», и за поношение им действий Бирона, прибегнул к последнему средству: «Либо мне быть, либо ему», — заявил он Анне Иоанновне. В первых числах апреля 1740 года Волынскому было запрещено являться ко двору; 12 апреля, вследствие доложенного императрице дела 1737 года о 500 рублях казенных денег, взятых из конюшенной канцелярии дворецким Волынского, «на партикулярные нужды» его господина, последовал домашний арест, и через три дня приступила к следствию комиссия...

Первоначально Волынский вел себя храбро, но потом упал духом и повинился во взяточничестве и утайке казенных денег. Комиссия искала и ждала новых обвинений, и из них самое большее внимание обратила на доносы Василия Кубанца. Кубанец указывал на речи Волынского о «напрасном гневе» императрицы и вреде иноземного правительства, на его намерения подвергнуть все изменению и лишить жизни Бирона и Остермана.

Важным материалом для обвинения послужили затем бумаги и книги Волынского. Между его бумагами, состоявшими из проектов и рассуждений, например, «о гражданстве», «о дружбе человеческой», «о приключающихся вредах особе государя и обще всему государству». Но самое большое значение имел его проект об улучшений в государственном управлении и другой, проект о поправлении государственных дел.

Волынский был одним из самых талантливых и перспективных государственных деятелей восемнадцатого века.

Начавший карьеру дипломата при Петре Великом с вступлением на престол Екатерины I Остерман назначается вице-канцлером, главным начальником над почтами, президентом коммерц-коллегии и членом Верховного тайного совета. Уклонившись в 1730 году, в силу своего иностранного происхождения и болезни ног, от участия в замыслах верховников, Остерман примкнул к шляхетству, стал вместе с Феофаном Прокоповичем во главе партии, враждебной верховникам, и переписывался с Анной, давая ей советы.

С вступлением на престол Анны Иоанновны, наградившей Остермана графским достоинством, для него появилось поле деятельности. Будучи единственным интриганом, он являлся для Бирона и лучшим советником во всех серьезных делах по внутреннему управлению. По мысли Остермана был учрежден Кабинет министров, в котором вся инициатива принадлежала ему, и его мнения почти всегда одерживали верх, так что Остерману всецело следует приписать следующее: сокращение дворянской службы, уменьшение податей, меры к развитию торговли, промышленности и грамотности, улучшение судебной и финансовой частей и многое другое. Им же были улажены вопросы внешней политики и заключены торговые договоры с Англией и Голландией.

При Анне Леопольдовне Остерман, сохраняя прежние звания и обязанности, был сделан генерал-адмиралом и после удаления Бирона оставался во главе правления. Через шпионов он знал о заговоре сторонников Елизаветы Петровны, но его предостережения были оставлены правительницей без внимания. После воцарения Елизаветы Остерман был арестован и предан суду. Следственная комиссия взвела на него множество разных обвинений: подписав духовное завещание Екатерины I и присягнув исполнить его, он изменил присяге; после смерти Петра II и Анны Иоанновны устранил Елизавету Петровну от престола; сочинил манифест о назначении наследником престола принца Иоанна Брауншвейгского; советовал Анне Леопольдовне выдать Елизавету Петровну замуж за иностранного «убогого» принца; раздавал государственные места чужестранцам и преследовал русских; делал Елизавете Петровне «разные оскорбления» и т.п.

За все это он был приговорен к колесованию, но прощен и отправлен в ссылку.

Взлет карьеры молодого князя начался в 1730 году, когда он решительно поддержал императрицу Анну Иоанновну в ее борьбе с «верховниками», пытавшимися ограничить самодержавную власть. В 30 лет он уже генерал-майор и занял должность главного интенданта армии. Он участвовал в Войне за польское наследство, а затем в Русско-турецкой войне 1735—1739 годов. В 1737 году его произвели в генерал-лейтенанты, а, во время празднования мира с Турцией, наградили орденом Св. Александра Невского. Позже стал генерал-прокурором и председателем Правительствующего сената в чине действительного тайного советника.

В 1741 году при активнейшей роли князя новая императрица Елизавета Петровна восстановила Сенат, оставив во главе его Никиту Юрьевича. Императрица распорядилась, чтобы «все указы и регламенты Петра Великого наикрепчайше содержать и по них неотменно поступать, не отрешая и последующих указов, кроме тех, которые с состоянием настоящего времени несходны и пользе государственной противны». В день своей коронации Елизавета в числе других сановников наградила Трубецкого орденом Св. Андрея Первозванного. Будучи на протяжении двадцати лет генерал-прокурором, князь Трубецкой был трагически причастен к рассмотрению множества различных дел. Самыми известными из них были дела и суды над графом Остерманом и графом Минихом в 1741 году и дело А.П. Бестужева-Рюмина в 1758 году. С 1751 года Никита Юрьевич занимал пост генерал-губернатора Москвы, но уже в марте 1753 года его оставил. Трубецкой был награжден чином генерал-фельдмаршала, а с 1760 года получил почетное звание президента Военной коллегии. В1763 году вышел в отставку.

В 1730 году он назначен сенатором, в 1731 году — начальником канцелярии тайных розыскных дел; принимал ревностное участие в розыске по разным важным делам, например по делу Волынского. В царствование Иоанна Антоновича, когда шла борьба о том, кому быть регентом, Ушаков поддерживал Бирона. Но Бирон вскоре пал, и Ушаков вошел в милость при правительнице. Он отказался примкнуть к партии, произведшей переворот в пользу Елизаветы Петровны, но удержал влиятельное положение при новой императрице и даже участвовал в комиссии, производившей следствие по делу Остермана и других противников Елизаветы Петровны.

В то время как все влиятельные члены прежнего управления были лишены мест или сосланы, Ушаков входит в обновленный состав Сената. Императрица Елизавета под предлогом преклонного возраста Ушакова, а на деле, чтобы не упускать его из виду, назначила ему помощника, ставшего его преемником, — графа А.И. Шувалова.

Ушаков был пожалован в графы. Историк Бантыш-Каменский писал про Ушакова: «Управляя тайной канцелярией, он производил жесточайшие истязания, но в обществах отличался очаровательным обхождением и владел особенным даром выведывать образ мыслей собеседников».

Когда императрица Анна Иоанновна искала жениха для племянницы, принцессы Анны Мекленбург-Шверинской, то под влиянием Австрийского двора она остановила свой выбор на Антоне. Он прибыл в Россию в начале июня 1733 года совсем еще мальчиком. Здесь его стали воспитывать вместе с Анной в надежде, что между молодыми людьми установится прочная привязанность, которая со временем перейдет в более крепкое чувство. Но Анна с первого же взгляда невзлюбила юношу невысокого роста, очень ограниченного, но скромного, с характером мягким и податливым. Тем не менее брак этот состоялся в июле 1739 года. Летом 1740 года родился у них Иван. Вскоре императрица смертельно заболела и объявила Ивана Антоновича наследником престола, а Бирона — регентом.

Принц Антон был очень недоволен этим завещанием; ему хотелось переменить постановление о регентстве. Он обращался за советом к Остерману, Кейзерлингу, но те сдерживали его. В то же время происходило брожение в гвардии, направленное против Бирона Заговор был раскрыт, главари движения — кабинет-секретарь Яковлев, офицер Пустошкин и товарищи их — были наказаны кнутом, а принц Антон Ульрих, который тоже оказался виновным, был приглашен в чрезвычайное собрание кабинет-министров, сенаторов и генералитета. Здесь 23 октября, в тот самый день, когда был дан указ о ежегодной выдаче родителям юного императора 200 ООО рублей, ему было строго внушено, что при малейшей попытке его к свержению установленного строя с ним поступят сурово. Вслед за тем его заставили подписать просьбу об увольнении от всех занимаемых им должностей.

Бирон обращался с родителями императора пренебрежительно, открыто оскорблял их и грозился даже отобрать юного императора у матери и затем выслать Антона Ульриха с супругой из России. Слух об этом заставил Анну Леопольдовну решиться на отчаянный шаг. Она обратилась за помощью к фельдмаршалу Миниху, и последний 8 ноября 1740 года решительно положил конец господству Бирона, свергнув его! Все это, по-видимому, происходило помимо всякого участия принца Антона Ульриха. Регентство перешло к Анне Леопольдовне, Антон Ульрих же 11 ноября провозглашен был генералиссимусом российских войск.

14. ДВОРЦОВЫЕ ПЕРЕВОРОТЫ

«Незадолго до смерти Анна Иоанновна назначила своим наследником внука своей старшей сестры младенца Ивана Антоновича. 17 октября 1740 г. трехмесячный ребенок был провозглашен императором Иваном VI (1740— 1741). Регентом при нем по завещанию Анны становился Э.И. Бирон, что вызвало недовольство не только в дворянских кругах, но и у родителей младенца Ивана VI — Анны Леопольдовны и герцога Брауншвейгского, а также Бурхарда Миниха и Остермана. В начале ноября произошел переворот, и фельдмаршал Миних, опираясь на гвардию, сверг Бирона. Регентшей стала Анна Леопольдовна, а правительство возглавили сначала Миних, а затем Остерман. Засилье иноземцев при дворе сохранилось».

Этот абзац из пособия по истории России вызывает обычно вопросы, ответы на которые любители истории находят не сразу. Прежде всего надо представить часть генеалогического древа Романовых. Родной брат (по отцу) Петра I Иван Алексеевич имел детей: Екатерину (жена герцога Мекленбургского), Анну (императрица), Прасковью (она умерла в 1731 г.).

Екатерина Ивановна родила в 1718 году дочь Анну, которая и стала регентшей и правительницей в ноябре 1740 года (ее отец был Карл Леопольд Мекленбург-Шверинский). Анна вышла замуж за Антона Ульриха герцога Брауншвейг-Люнебургского, и от этого брака появился на свет Иван Антонович, вошедший в историю как Иван VI. Но право управления Россией умирающая Анна Иоанновна доверяла своему родственному младенцу — сыну племянницы Анны Леопольдовны. Это значило, что прерванная после смерти Петра II (внука Петра I Великого) мужская линия дома Романовых «продолжилась» очень дальними родичами. Детский возраст наследника подсказывал решение о регентстве. А регентом быть Бирону?

В этой обстановке, когда династические и политические интересы русского государства оказались под угрозой, экстраординарный поступок Бурхарда Миниха имел огромное значение. Поступком были действия фельдмаршала по «политическому уничтожению» Бирона.

По некоторым сведениям, после окончания военных действий (1739 год) и после этого (в 1740 году) Миниха пытались под разными предлогами удалить из столицы. Герцог Бирон и раньше был заинтересован в «отъездах» своего противника фельдмаршала «к южным границам», ведь как раз в этот период (в 1737, 1738, 1739 годы) власть Бирона укрепляется в форме влияния на императрицу. После победы русской армии, ведомой Минихом под Ставучанами, когда курляндский временщик мог воочию увидеть триумф военачальника, Бирон быстро «склоняет» Анну Иоанновну к заключению мира с Османской империей.

— Просьба Бирона об окончании войны во многом понятна. Война против османов и татар истощила русские финансы. И, кроме того, если продолжить воевать с османами, то они быстро раздавят ленивых австрийцев, двинутся на Россию, а для правительства это очень невыгодно. — Фельдмаршал говорил так, потому что знал Бирона. Знал, что вдвоем им будет тесно у трона. В Петербурге авторитет Миниха рос с каждым днем. В июле 1740 года Бурхард Миних, президент Военной коллегии, в сопровождении наследного принца Курляндии (сына Э.И. Бирона) отправился в Кронштадт. Он собирался осмотреть укрепления и посовещаться с флотскими начальниками. В Кронштадтский гарнизон было тогда записано десять тысяч человек пехоты. Фельдмаршал предложил использовать эти силы для фортификационных работ и одновременно, как он сам заявил, если будет нужно, «посадить эту пехоту на суда в случае войны». После этой поездки глава военного ведомства послан в Выборг, Кексгольм и Шлиссельбург «для обозрения как укреплений в этих городах, так и границ Финляндии». Его упорно не хотят видеть в столице.

Но уже в октябре того же года Миних не может не быть в Петербурге. Резко ухудшилось здоровье Анны Иоанновны. Ей оставалось жить какие-то считаные часы. В царских покоях собрались Бирон, Остерман, Бестужев, Черкасский и фельдмаршал Бурхард Миних. Императрица перед смертью оглядела стоящую вокруг ее ложа группу сановников и, заметив последнего, еле слышно прошептала:

— Прощай, фельдмаршал!

Но эти слова все расслышали. Всех присутствующих это очень удивило. Через несколько тягостных минут императрица тихо скончалась.

Чтобы хоть немного представить взаимоотношения Миниха с правящей элитой, расскажем об одном эпизоде «тайной дипломатии XVIII века». Как говорили дипломаты, «упорно ходили слухи» о том, что недружественные России государства — Швеция и Турция — хотят заключить договор в форме военного союза. Русский представитель в Стокгольме Бестужев сообщил письменно о том, что существует тайная миссия некоего майора Цинклера. Майор был послан в Константинополь за текстом ратификации договора. Петербургский Кабинет приказывает фельдмаршалу «нейтрализовать Цинклера как тайного агента противника». Предписывалось «захватить на возвратном пути, отнять у него все бумаги и депеши и даже убить его в случае попытки сопротивления». Шведский тайный агент после остановки в городе Бреславле на пути к городу Нейштеделю был захвачен русскими офицерами. Специально выделенные для действий по поимке шпиона капитан Кутлер, поручики Лесавецкий и Веселовский обыскали его, а после того, как обнаружили нужные документы, закололи Цинклера.

Один из современников позже назовет это событие «убийством на большой дороге». Скандал с исчезновением шведского резидента замять не удалось, и самое неприятное, что это дело было списано на Миниха. Сама императрица уверяла придворных, что не ведала о возможной трагедии. Однако Миних продолжал исправно служить престолу, не принимая во внимание нападки со стороны некоторых вельмож.

Осенью 1740 года Анна Иоанновна, тяжелобольная и, видимо, ожидавшая смерти, поставила перед Кабинетом вопрос о наследовании престола. Именно Миних, хотя и пользуясь поддержкой Бестужева, Остермана и Черкасского, стал просить герцога Бирона принять обязанности регента при малолетнем Иване Антоновиче.

— Мы хорошо знаем превосходные качества характера вашего, герцог. Мы убеждены, что никто, кроме вас, до такой степени не сведущ во внутренних и внешних делах Российского государства.

Эти слова фельдмаршала можно расценивать как попытку «укрепить власть» Бироном, и одновременно, учитывая то, что Миних неплохо знал герцога, можно истолковать его действия как первый шаг к должности первого министра в недалеком будущем. Знатоки русской истории могут поспорить об истинных причинах такого поступка, но ясным остается одно: Миних в преддверии факта смерти императрицы был одним из самых влиятельных политиков среди элиты, в то же время оставаясь авторитетным военачальником.

Но еще до наступления смерти Анны вышел «указ, которым каждому дворянину, прослужившему двадцать лет и бывшему в походах, дозволялось просить увольнения». По некоторым сведениям, почти половина офицеров подали просьбы об отставке. Многие из них испытывали немалые материальные трудности, но все-таки просили уволить их из армии. Затем произошло следующее: указ был отменен, а инициатором этой отмены был именно Миних, который хотел обновить состав армии, выводя из нее офицеров наиболее «застарелых» и консервативно настроенных. К тому же, как считал Миних, надо дать возможность больным поправить свое здоровье.

Как это было ни странно, но с точки зрения большой политики смерть самодержавной Анны, племянницы великого Петра, не привнесла существенных перемен в политической жизни империи. Краткий период правления, то есть регентства Эрнста Иоганна Бирона, не запомнился какими-то значительными событиями. Сам Миних в записках указывает: «Этот вельможа (Бирон) был признан и провозглашен регентом Российской империи в силу завещания императрицы». Эрнст Бирон в торжественной обстановке приносил присягу перед самим фельдмаршалом Минихом. «Бирон сам председательствовал в Кабинете, членами которого были в то время граф Остерман, князь Черкасский и Алексей Петрович Бестужев. Тот Бестужев, которого герцог привел на свою сторону... чтобы уравновесить власть Остермана, о котором ее величество говорила, что он вероломен».

Так скупо, лаконично Миних-мемуарист описывал кратковременный период регентства герцога Курляндского.

Сохранилось предание о том, что вечером, за чашкой кофе, накануне свержения власти регента Бирона, состоялся интересный разговор Миниха с Бироном. Вот его содержание:

Бирон: «Не знаю отчего, но гнетут меня дурные предчувствия. Вроде бы мне предстоит дальнее путешествие без цели. Сегодня как раз пошел двадцать второй день моего регентства, а в этой цифре сразу две двойки подряд».

Миних (улыбаясь): «Бывает! Я предчувствиям верю!»

Бирон (испуганно): «Скажи, фельдмаршал, тебе во время боевых походов никогда не приходилось принимать важных решений по ночам?»

Миних (задумавшись): «Ну как же! Даже часто приходилось. Вообще-то я люблю использовать крепкий сон своего противника».

Известно, что за «кофейным столиком» тогда общались два непримиримых противника: птенец гнезда Петрова Миних и нечаянно пригретый славой Бирон. Да простят меня пушкинисты, но именно эти эпитеты применимы здесь...

Видимо, в тот миг он решил, что Бирона надо уничтожить. Тогда же, 8 ноября 1740 года, Бурхард Христофор Миних не спеша вернулся к себе домой. Было одиннадцать часов вечера. Через час, ровно в полночь, он вызвал к себе адъютанта Христофора Манштейна.

— Собирайся! Вели побыстрее закладывать сани!

Через 20 минут Миних поднял по тревоге дворцовые

караулы. Солдаты построились. К ним обратился фельдмаршал. Как на поле битвы, говорил громко и четко, будто чеканя слова:

— Ребята! Марш все за мной! Регента Бирона будем сей же час свергать.

Манштейн в сопровождении небольшого караула, с одним офицером, миновал несколько комнат во дворце и о боже — заблудился в темных переходах. Вдруг его руки нащупали двухстворчатую дверь, которую слуги забыли запереть. Теперь перед ним была бироновская спальня! Бирон, разбуженный переносным фонарем, в ужасе задрожал (таково действие магии числа «22») и закричал в испуге:

— Кто тут? Зачем пришли? Кто это? Кто?

Манштейн решил действовать в одиночку, на свой страх и риск, ведь «его караул» заблудился в темных лабиринтах. В этот момент герцог уже пытался выбежать из комнаты, но рослый и могучий адъютант Миниха мощным ударом отбросил его к стенке. Через полминуты все было кончено: ворвавшиеся гвардейцы скрутили Бирона и потащили его вниз, где ждал в санях Миних. Пройдет еще несколько часов, и ранним утром он доложит Анне Леопольдовне, отбросив в сторону преклонение перед чинами:

— Могу с радостью поздравить вас: отныне вы полноправная правительница Российской империи при своем малолетнем сыне. А еще у меня просьба!

Но он не просил награду и похвал. Его «просьба» была самой неожиданной.

— Велите построить в Пелыме по этому чертежу для Бирона тюрьму. Ни одна крыса оттуда не сбежит. И он протянул юной Анне небольшой листок с чертежом, искусно им самим составленным.

По иронии судьбы Бирон после ареста и следствия будет отправлен в далекий поселок Пелым.

В Тобольском крае поселок приобрел большое торговое значение, так как находился на большой сибирской дороге, проходившей через Верхотурье. С усмирением окрестных вогульских (вогулы — народность Северного Урала) феодалов Пелым потерял свое административное значение, а затем и торговое, так как «большой сибирский тракт отодвинулся к югу». В основном Пелым вошел в русскую историю своими знатными ссыльными. Нынешний Пелым — небольшое село в Свердловской области. Оно расположено на левом берегу реки Тавда, ниже устья реки Пелым.

Тем же утром солдаты пришли к дому дочери Петра I, к Елизавете Петровне, на Марсово поле и стали выкрикивать ее имя, зовя красавицу на балкон. Они думали, что свергли временщика для возведения на престол цесаревны Елизаветы.

Но ее время еще не пришло.

На дворян, близких ко двору, «посыпались награды и повышения», как писал об этих днях Николай Иванович

Костомаров. Принц Антон Ульрих (иностранной крови) стал носить звание генералиссимуса. По правилам военной и исторической логики, учитывая военные заслуги, этот чин должен был получить Миних. Под диктовку Миниха новая правительница Анна Леопольдовна вписала в указ слова, которые были для нее ничего не значащими, а для ее мужа это было как звонкая оплеуха: «Хотя фельдмаршал граф Миних, в силу великих заслуг, оказанных им государству, мог бы рассчитывать на должность соответственно генералиссимусу, тем не менее он отказался от нее в пользу принца Антона Ульриха, отца императора, довольствуясь местом первого министра». Фельдмаршал не получил высшего чина по Табели о рангах, так как не мог вписаться в планы Анны Леопольдовны. И тем более его возвышение (роль фактического диктатора) не могло пойти на пользу Остерману, который физиологически не переносил славы Миниха и во всем страшно завидовал ему. Остермана почти каждый вечер лакеи на носилках несли к принцессе. Перед правительницей он наговаривал на Миниха, что тот «сплошной дурак», солдафон, в иностранных делах ничего не смыслит, а он, великий дипломат, двадцать лет управлял политикой огромной России. После этого он передвигался, то есть его несли, на носилках дальше, к принцу Антону. Ему Остерман внушал, что нельзя терпеть заносчивость Миниха, который только и делает, что пьянствует. Один из очевидцев писал так: «Караул удвоили во дворце, по улицам днем и ночью расхаживал патруль; за фельдмаршалом всюду следовали шпионы Остермана, наблюдавшие за малейшим его действием; принц и принцесса, опасаясь ежеминутно нового переворота, не спали на своих собственных кроватях, а проводили каждую ночь в разных комнатах».

Наконец, весной 1741 года осторожный Генрих Иоганн Фридрих Остерман пошел ва-банк. Он рискнул обратиться к Анне Леопольдовне:

— Ваше императорское высочество, сегодня империя Российская близка к гибели. Еще один или два дня — и фельдмаршал перевернет все вверх дном в России. Это же грубый вояка, наемник. Умоляю, верните в мое ведение политические заботы — дела иностранные и внутренние. Тем самым позвольте мне спасти вас и огромную страну!

Почти одновременно в унисон Остерману пришла записка временщика Бирона из Шлиссельбургской тюрьмы:

«А ежели ее высочество Анна Леопольдовна чем-либо вызвала неудовольствие и гнев Миниха, то передайте ей от меня, что она может быть подвержена смертельной опасности. Фельдмаршал Миних таков, что крови не побоится».

Что решила после этого двадцатидвухлетняя правительница Анна Леопольдовна?

Миних, убрав Бирона с политической сцены, оказался сам на высотах власти. Но его положение было не таким прочным, как ему казалось. Принц-генералиссимус не мог поладить с честолюбивым и талантливым первым министром. Будучи выше Миниха по чину, принц тяготился зависимостью от ума первого министра и даже иногда жаловался, что Миних хочет стать чем-то вроде великого везиря Турецкой империи. Он к тому же обвинял фельдмаршала безмерном честолюбии и необузданности нравов. Итак, сложился молчаливый заговор против военачальника.

Во главе этого «заговора» мог оказаться только Остерман. Так оно и получилось. Позже его усилиями из трех пунктов обязанностей Миниха были вычеркнуты два (иностранные и внутренние дела). В его непосредственном подчинении оставалась армия. «Безмерное честолюбие и необузданность нравов» ранее, в годы царствования великого Петра и позже — Анны, не были помехой в делах самых значительных. Высшим счастьем военачальник считал честь служить России.

И можно усомниться в правоте слов Христофора Ман-штейна, который напишет в своих записях: он (Миних) «арестовал герцога Курляндского единственно с целью достигнуть высшей степени счастья, то есть он хотел захватить всю власть, дать великой княгине звание правительницы и самому пользоваться сопряжением с этим званием властью, воображая, что никто не посмеет предпринять что-либо против него». Следующая фраза мемуариста: «Он ошибся». Это может быть понято иначе. Миних скорее не ошибся, а просто не мог разобраться в хитросплетениях политики, попав в паутину Остермана.

В этот недолгий период правления Брауншвейгской династии Бурхард Миних (чужеземец, иностранец на русской службе) показал себя подлинным патриотом России, которая стала его второй родиной.

Произошло следующее. Остерман, дав волю своим политическим интригам, заключил от имени России договор с Австрией. По этому соглашению Россия обязывалась помогать австрийцам-«цесарцам» в их противостоянии против прусского короля. В ответ на этот поступок канцлера Миних на приеме у Анны Леопольдовны выступил с небольшой речью.

— Ваше высочество! Я нахожу отвратительным договор, направленный к тому, чтобы лишить престола и владений государя, который был вернейшим союзником России. Российская империя почти сорок лет вела тяжкие войны и нуждается в мире для приведения в порядок внутренних дел государства. Когда вступит в права ваш сын, я и все министерство вашего высочества должны будем дать ему отчет, если начнем новую войну с Германией, тогда как нам грозит еще война со Швецией. Венский двор хочет, чтобы ему предоставили тридцать тысяч русских солдат, и не упоминает ни одним словом, где будут употреблены эти силы и как они «там» будут содержаться. Я уже упоминал австрийскому посланнику, что в последнюю турецкую войну щегольские «венцы» не поспешили на помощь России. И мне удивительно: как это Австрия чувствует себя в крайности, когда ее противник прусский король действует против нее всего с двадцатью тысячами войск? Видно, что им трудно удерживать в повиновении страну, народ которой сам добровольно сдается неприятелям!

В марте 1741 года, оскорбленный попытками «оттереть» его от власти, фельдмаршал добровольно отказался от должности первого министра. Это решение очень ярко показывает, во-первых, как он относился к самой власти, а во-вторых, относительно характеризует эту «власть». Нужен ли был власти такой человек? Да и было ли само правление Анны Леопольдовны властным?

Рано утром жителей столицы разбудил барабанный бой, который обычно возвещал о казни или поимке важного преступника. Под оглушительную трескотню барабанов был зачитан указ о том, что первый министр и фельдмаршал Бурхард Христофор Миних «за старостью» от службы увольняется. Ему было 58 лет.

Иоганн Остерман, артистически плача, говорил:

— Нельзя, нельзя оставлять в стране этого злодея. А за границу выслать еще опаснее! Может быть, мы пошлем его в Сибирь? Но страшный Миних и там казаков на бунт поднимет...

Ему, Миниху, было высочайше велено переехать на Васильевский остров, за Неву, подальше от императорского дворца. Что получил он за свои заслуги в деле очищения власти от бироновщины?

Сохранились сведения о том, что Миних в эти дни явился к Елизавете Петровне и обещал ей устроить еще один дворцовый переворот и таким способом возвести ее на престол. Цесаревна Елизавета якобы отвечала так:

— Ты ли, фельдмаршал, тот человек, который короны раздает, кому хочет? Но знай, что я оную и без тебя получить имею право.

15. РАСПРАВА. ССЫЛКА

После прихода к власти Елизаветы так называемых виновных судили.

А начиналось все очень просто и традиционно.

Была ночь с 24 на 25 ноября 1741 года. Снова к дочери Петра явились солдаты из столичных казарм. Они объявили цесаревне Елизавете, что если она струсит, то они силой заставят ее занять престол. Здесь собрались деятели, близкие к дочери Петра Великого. Это были Гендриковы, Ефимовские, Скавронские, юный Алексей Разумовский.

— С богом, поехали! — сказала Елизавета, поднимаясь с колен. На нее накинули шубу. Сани остановились около казарм лейб-гвардии Преображенского полка. Обращаясь к преданным ей гренадерам, она произнесла:

— Ребята, вы знаете, кто я такая. Худого вам не хочу, а лишь добра желаю! Умрем сегодня за Россию вместе.

Через полчаса, счастливые от предвкушения победы, гренадеры уже на руках несли Елизавету. От процессии отделились отряды для ареста Остермана, Миниха, Левенвольде, а цесаревну внесли прямо в покои Зимнего дворца.

— Сестрица, Анна Леопольдовна, — сказала цесаревна правительнице, войдя в ее спальню, — хватит спать, пора вставать...

Манифестом Елизавета объявила себя императрицей. За время следствия пытки не применялись. Миниха было трудно осудить. За что? Если он и был виновен в том, что содействовал продвижению Бирона к регентству, то сам же потом и сверг Бирона.

В числе судей был князь Никита Трубецкой. Как говорили в столице, вор, нажившийся на лишениях русских солдат, став прокурором. Он нагло спрашивал Миниха:

— Признаешь ли ты себя виноватым?

Миних, в эти критические минуты проявивший железную волю, отвечал своим палачам, которых позже назовут следователями:

— Перед судом Всевышнего мое оправдание будет лучше принято, чем перед вашим судом! Зачем не повесил тебя, князь, когда ты... во время турецкой войны был обличен в похищении казенного имущества.

Это был достойный ответ храброго человека. Все его черты характера — и дурные, и положительные — проявились в дни следствия особенно ярко. Известно, что другие подсудимые дерзить судьям не решались. Они смертельно боялись расправы.

В январе 1742 года на Васильевском острове сколотили эшафот. Здесь в день казни присутствовало около шести тысяч солдат. К месту ожидаемой казни стекался народ. Остерман, поднятый палачами на плаху, потерял сознание. Миних вел себя иначе. Он здоровался с солдатами, просил посторониться тех, кто стоял у него на пути к месту казни. По мнению очевидцев, он держался так, будто сейчас получит чин генералиссимуса. Приговор ему звучал страшно: «Рубить четыре раза по членам, после чего — голову».

Историк пишет об этих минутах: «Он взошел на эшафот, с которого читался приговор. Его бодрый и живой взгляд, его сияющее старческою красотою лицо, его благородная осанка напомнили того фельдмаршала, который явился во главе храброго войска, воодушевляя его одним своим видом».

Остерману, великому дипломату и интригану, заломили руки, рвали рубашку. Когда топор взлетел, аудитор объявил о замене казни пожизненной ссылкой. В тот же миг народ, прорвав воинское оцепление, рванулся к Остерману, и раздался крик, дикий и ужасный:

— Руби его! Руби!..

Миних, российский генерал-фельдмаршал, граф и кавалер, отправляется в тот самый Пелым, в тот самый острог, который был спроектирован им для Бирона.

Поселок Пелым летом был полон мошкары, а зимой и осенью им овладевала стужа. Большие деньги здесь теряли цену. Провизию в Пелым везли за 700 верст из Тобольска. Однако и здесь, вдали от цивилизации, Миних решил продолжать бороться за жизнь. Он трудился, как обычный сельчанин, таким трудом спасая себя и супругу. Здоровье он укреплял таежным медом, травами, которые сам же и заваривал. Очевидцы вспоминали, что даже «местные воеводы» трепетали перед ним.

Слишком велика была его слава, и, кроме того, все чиновники прекрасно понимали: он в государственных преступлениях не был замешан.

Он начал составлять здесь проекты о переустройстве России. Летом он вскапывал свой огород, уходил косить сено на лугах, ловил рыбу, в конце сенокоса даже пил водку с мужиками в поле. В холодные зимние дни занялся Миних починкой неводов и сам пытался мастерить курятники.

Здесь, в глуши, в далеком Тобольском крае, он открыл школу, где сам в роли учителя занимался с крестьянскими детьми математикой, геометрией, доступно рассказывал ученикам об инженерных хитростях. Его рассказы по древней истории собирали в школьной избе жителей окрестных деревень. Местные жители видели его, как правило, всегда выбритым, подтянутым и веселым. Лишь однажды, в день похорон его верного друга, пастора Мартенса, он был печален. Ведь этот человек добровольно поехал в ссылку за ним!

По ночам в окнах дома семьи Миниха горел свет — это он работал над бумагами, приводя в порядок записи о Крымских походах. Этим он спас себя от потери памяти.

Его ум, интеллект, сила воли, личность продолжали действовать, работать. Это было продолжение жизни, а не жалкое существование.

Вероятно, умнейший и хитрейший Остерман не захотел бы сам косить сено, а утонченный и румяный Левенвольде не рискнул бы сам собирать помет из-под кур!

Итак, Миних оказался на положении ссыльного в Пе-лыме, маленьком населенном пункте Тобольской губернии. Если заглянуть в справочник Брокгауза и Ефрона «Россия», то напротив селения Пелым за 1898 год, в столбце «число жителей» стоит скромная цифра статистики — 100. Всего сто жителей.

Старожилы, помнившие еще события середины века восемнадцатого, выделяли из ряда имен фельдмаршала с иностранной фамилией... Как приехал с женой, так сразу и взялся за работу. Он разводил скот, запасался по надобности сеном, и, хотя его режим дня был не из легких, вспоминали о нем и его хозяйстве с благодарностью. Работал сам, заставлял работников своих потрудиться, но и об отдыхе и веселье не забывал. Например, многим жителям нравились «миниховы угощения». Он и жена с радостью и интересом слушали песни жителей того сурового края. Жена по-русски понимала плохо, но помогала крестьянским девушкам, чем могла, особенно, когда была пора свадеб. Говорили, что она отличалась добрым нравом и открыто общалась со всеми жителями. Двор Минихов был обнесен высокими стенами из срубов, по углам располагались четыре башни, пятая — над воротами. Ворота были открыты. Интересно то, что обыватели могли свободно входить туда и посещать хозяев в любое время, почти дотемна. Чета Минихов иногда прогуливалась вдоль стены, достигавшей размеров 30 саженей в длину.

Конечно, Миних, по-своему привыкший к славе и к почтению, не мог спокойно и безропотно влачить свои оставшиеся дни далеко от столицы. Но о славе ли он мечтал? Ведь его возраст подходил к старческому рубежу, когда люди чаще думают о вечном, вспоминая прожитое. Но он, избалованный успехами и привыкший к блеску светского общества, попав в скромные условия ссылки, продолжал трудиться умственно. И что ценно — с пользой. Он пишет и затем посылает в столицу свои «записки» о том, как возвысить Петербург, пытается обосновать идею постройки ряда селений, дворцов, даже предлагает открыть увеселительные заведения, зверинец и еще фонтаны и бассейны, высадить рощи. Памятуя о прошедшей войне с османами, он составляет планы войны с Турцией, но не как сторонник захватов и кровопролитий, а с той только целью, чтобы Россия могла укрепиться на южном направлении своей внешней политики. Миних работает и над проектами укрепления и реконструкции русских крепостей, сколько их было возведено в годы его командования! Здесь фельдмаршал знал и умел много больше других военных инженеров. Но возвратить ушедшее было непросто.

Освобождение не ради свободы, возвращение к жизни не для мести, прошение выслушать его — лишь как шанс разъяснить пользу своих проектов. А если коротко, может, просто он очень хотел быть нужным...

«Не прошу ни титулов, ни богатств, ни земель, прошу дозволить при стопах вашего императорского величества умирать, удостоверив ваше величество в своей верной и отличной службе в память Петра Великого. Если нужно, чтоб я без денег и деревень жил, я готов и солдатской порцией довольствоваться и буду дворником у вашего императорского величества». В этих строках, где смешалась обида с надеждой, и во множестве посланий к царице и «высоким» персонам просматривается главное желание: быть на службе своей «второй родине». И надо признать основные заслуги Миниху принесло служение русским знаменам. Иногда он шел на хитрость, приводя примеры из русской истории, — как, кстати, некоторые монаршие особы были снисходительны к наказуемым «политическим узникам». Вот вам факт, уважаемый читатель. Петр I, разгневавшись, как утверждает Миних, сослал Василия Владимировича Долгорукого, а позже простил-таки его; знал, значит, ценность таланту, да и пользу от личности его мог оценить!

16. ТАК ВОЕВАЛ МИНИХ! (ПОПЫТКА ИССЛЕДОВАНИЯ)

Еще в 1997 году известное своими прогрессивными и популярными печатными материалами издание «Независимое военное обозрение» публикует под заголовком «Сто наиболее выдающихся военных деятелей всемирной истории» большой список имен.

Посмотрим на содержание раздела третьего, «Новое время (середина XVII в. — 1917 год)»; на букву «М»:

Мальборо Джон Черчилл (1650—1722 гг.), английский военный и государственный деятель, отличившийся во время войны за испанское наследство.

Мольтке Старший (1800—1891 гг.), прусский и германский военный деятель и теоретик, генерал-фельдмаршал.

Мэхэн Альфред Тайер (1840—1914 гг.), американский военно-морской теоретик, контр-адмирал.

При всем нашем уважении к заслугам перечисленных деятелей остается открытым вопрос: где же здесь имя фельдмаршала Бурхарда Миниха?

Конечно, логика подсказывает, что все полководцы, так или иначе внесшие вклад в развитие военного искусства, сделали это по-разному: одни командовали большими войсковыми соединениями, другие проводили военные реформы, третьи усовершенствовали тактику и стратегию.

И вот теперь нам, современным исследователям, необходимо понять: существует ли вообще место для Миниха в военной истории? Попробуем пойти путем научного исследования и сформулируем тем самым такие строгие пункты оценки:

Пункт первый. Соотношение побед и поражений.

Пункт второй. Военно-политические и стратегические результаты побед.

Пункт третий. Масштаб потерь в зависимости от сложности операций и условий ведения войны.

Пункт четвертый. Личностные качества: соотношение ума и воли (квадрат Наполеона), эффективность и блистательность военного искусства.

Задача нелегкая: ответить на каждый из вопросов и определить место в истории того военного деятеля, который служил в России больше двух столетий назад. К этому надо добавить, что военная деятельность Миниха в конце двадцатого века крайне скупо освещается русскими источниками. И все же попробуем, рассмотрим факты, расположив их в хронологической последовательности и объединив их в своеобразные «фрагменты» жизни и деятельности фельдмаршала.

В известнейшем «Архиве князя Воронцова» (1871 года) мы находим принадлежащий перу Миниха план будущей войны с Турцией! Итак, он пишет:

«Год 1736. Азов будет наш; мы овладеем Доном, Днепром, Перекопом, землями нагайцев между Доном и Днепром вдоль Черного моря, и, если будет угодно богу, сам Крым отойдет к нам.

Год 1737. Ее императорское величество полностью подчинит себе Крым, Кубань, присоединит Кабарду. Она станет владычицей Азовского моря и гирл от Крыма до Кубани.

Год 1738. Ее императорское величество без малейшего риска подчинит себе Белгородскую и Буджакскую орды за Днепром, Молдавию и Валахию, стонущие под турецким игом. Греки спасутся под крылами Российского орла.

Год 1739. Знамена и штандарты ее императорского величества будут водружены... где? В Константинополе. В самой первой, древнейшей греко-христианской церкви, в знаменитом восточном храме Святой Софии в Константинополе она будет коронована как императрица греческая и дарует мир... кому? Бесконечной вселенной, нет — бесчисленным народам. Вот — слава! Вот Владычица! И кто тогда спросит, чей по праву императорский титул. Того, кто коронован и помазан во Франкфурте или в Стамбуле?»

Эта «записка» Миниха, датированная 1735 годом, имеет, по существу, глубокий исторический смысл. Прежде всего Миних «вычисляет» ход предстоящей войны по времени. Она закончится именно в 1739 году, хотя и не в столице Османской империи. Захват русскими войсками Азова был запрограммирован: ведь еще Петр Великий начинал как полководец с азовских походов, а позже крепость вынужденно сдали туркам. Планы на захват Крымского полуострова могут показаться хвастливыми заявлениями, но факты таковы, что первый удачный поход в Крымское ханство русская армия совершит под начальством Бурхарда Миниха.

Далее. Молдавия, учитывая ее стратегически важное положение, практически становится полем действий в этой войне, так как после взятия Хотина русские подойдут к Яссам и будут восторженно встречены населением, попавшим под защиту России. И год 1739-й... Казалось бы, как может закончиться победоносная война с турками и татарами?

Триумфом и признанием главенства России над Турцией, начиная с Крыма, Причерноморья и вплоть до Балкан. Но военные успехи Миниха не принесли в политическом смысле реальных, ожидаемых успехов. Но мирные соглашения, как правило, заключают политики, а воюют солдаты.

И, конечно, самым важным в этом «Генеральном плане войны» было то, что Миних, «предвидя» и планируя общий ход военных действий, прекрасно осознает глобальные интересы России в так называемом Восточном вопросе, который почти до 1917 года будет одним из определяющих во внешней политике нашей страны. Условно, учитывая факты и не отступая от исторической правды, можно называть Миниха военачальником, выигравшим войну с турками, а не победившим в этой войне.

23 июля 1735 года грамота от кабинет-министров указывала фельдмаршалу, командовавшему войсками на территории Польши, что императрица желала бы опередить османов (которые намерены будущей весной напасть на Россию со всеми своими силами) стратегически. Приказ гласил: Ми-ниху уже осенью предпринять осаду Азова. «Повеление об азовской осаде принимаю я с тем большею радостью, что уже давно, как вашему величеству известно, я усердно желал покорения этой крепости, и потому жду только высокого указа, чтоб немедленно туда двинуться...» К этому же времени относятся те реляции Миниха, в которых он требует наведения порядка в деле снабжения армии:

«Зная о величайших дождях и грязях и нужду в обуви, потребно... от десяти до двадцати тысяч сапог на войска... выслать, дабы армия, в походах обращающаяся, никакого недостатка не имела и была в добром состоянии и полном комплекте!»

(Орфография изменена.)

Фельдмаршал, переправившись через Дон с войсками, в августе получает указ, где предлагается решить на месте, начать осаду Азова этой осенью или же отложить до весны, удерживая крепость зимой в блокаде. Он решает отложить решительные действия до весны, а сам отправляется к украинской линии (пограничным укреплениям) в местечко Кишенки для подготовки похода на Крым. Там было принято решение совершить так называемую диверсию против крымцев. Происходило это так. Генерал Леонтьев 1 октября 1735 года выступил с почти сорокатысячным составом и 46 орудиями в поход. Продвигались успешно (вода в степных реках упала до допустимого уровня, и войска легко переправлялись).

У реки Оскаровки была выжжена степь. Но армия пошла дальше. У Конских Вод русские напали на аулы ногайских татар, истребили около тысячи человек, захватили трофеи (рогатый скот, лошади, верблюды, оружие). Но позже пошли затяжные дожди, похолодало. Начались болезни среди солдат. До крымских оборонительных линий оставалось еще «десять переходов». Леонтьев приказал повернуть назад. К концу ноября корпус возвратился на зимние квартиры. Потери составили около девяти тысяч человек, причем подавляющее большинство из них были небоевыми (болезни, голод и т.д.). Генерал Леонтьев был предан военному суду, но сумел найти оправдания. И только Миниху он ничего не смог возразить на его упреки относительно неумения беречь людей и средства.

...«Объявление:

А сего утра вышеупомянутого генерал-фельдмаршала графа фон Миниха... получена приятная ведомость, что он, с поверенной ему главной армией пришедши к Крыму, там у Перекопа стоящего хана крымского со ста тысячами его силами мужественно атаковал, и по совершенном и внеконечном развитии оного сильной перекопской линией овладел, и счастливо в Крым прошел, а его, хана крымского с оставшимися при нем войсками... в Крым прогнал...

Июня 2 дня 1736 года».

После трудного месячного марша войска Миниха овладели Перекопом и проникли в Крым (путь в Крым был проложен). В результате тяжелого и изнурительного похода были завоеваны татарские Козлов (Евпатория), Акмечеть, Кинбурн и столица Крымского ханства Бахчисарай.

А в 1771 году 14 июня русская армия, возглавляемая Василием Михайловичем Долгоруковым, снова овладела укрепленной линией Перекопа, которую защищали 50 тысяч татар и 7 тысяч турок. Но кто тогда знал, что свое первое боевое крещение генерал-аншеф Долгорукий получил именно в армии Миниха в 1736 году.

Перед штурмом Перекопа Миних пообещал, что первый солдат, взошедший на укрепления живым, будет произведен в офицеры. Опала, постигшая родичей юного князя Долгорукого при Анне Иоанновне, коснулась и его: не допустили в гвардию, и он начинал службу солдатом. С этим связана целая история. Разведя армию на зимние квартиры вдоль берегов Днепра, Миних отъехал в Петербург. Заканчивая говорить с императрицей о важных делах, он уже направлялся к дверям и вдруг сказал:

— Ах, голова моя! Все уже забывать стала.

— Ну, говори, что у тебя еще, — повелела Анна Иоанновна.

— В армии, матушка, состоял в солдатах отрок один. И первым на укрепления Перекопа вскочил. Так я, матушка, чин ему дал.

— И верно сделал, — одобрила его императрица.

— Да отрок-то сей неучен, матушка.

— Неучен, но зато храбр! Такие-то и надобны. Из рода Долгоруких он, матушка...

Царица нахмурилась. Долгорукие — ее личные враги...

— Дал так дал, — сказала она, — не отнимать же мне шпагу у сосунка. Пущай таскает ее. Но грамоте учить его не дозволяю.

30 июня 1737 года армия Миниха находилась в 6 верстах от Очакова. Ее авангард был атакован пятитысячным конным отрядом турок, потерявших здесь до ста человек. Уже вечером русские подошли к крепости на пушечный выстрел, а турки подожгли городские предместья.

...3 июля перестрелки передовых постов переходят в генеральное сражение. Русская пехота отогнала турок и дошла до глубокого рва, который не сумели перейти (не было подручных средств). Атакующие несли заметные потери, заканчивались боеприпасы. Фельдмаршал сам в пешем строю принял командование батальоном Измайловского гвардейского полка и повел солдат в атаку. Шляпа и складки на его мундире были прострелены. Наконец, он садится на коня для того, чтобы осмотреть поле сражения, но лошадь, раненная, падает под ним, в горячке боя пуля пролетает в самый шов на спине сюртука, не причинив вреда Миниху. Через несколько минут фельдмаршал лично водрузит Измайловское гвардейское знамя на гласисе (крепостное оборонительное сооружение). Паж принца Антона падает замертво, адъютант подполковник Геймбург тяжело ранен. Храбрый русский генерал Левендаль ранен в руку, а генерал Кейт — в колено. Турки бросали в наседавших русских топоры, крючья, лопаты... пороха уже не хватало! А в крепости в это время взорвался главный пороховой погреб — это русская артиллерия сделала свое дело, постоянно обстреливая город. В Очаков со стороны моря ворвались казаки и гусары. Началась паника в крепости... Сераскир (комендант) приказал поднять на стенах белые флаги. Миних заставил противника объявить безоговорочную капитуляцию. Погибло около 10 тысяч турок, в плен взято 465 человек. Русские потеряли убитыми 47 офицеров и 975 нижних чинов.

Миних пишет императрице в Петербург:

«Очаковская крепость, будучи сильна сама собою и окрестностями, имея многочисленный гарнизон, 86 медных пушек и 7 мортир, снабженная провиантом и военными запасами с излишеством, имея также свободное сообщение с морем, где находились 18 галер и немалое число прочих судов с пушками, ожидая на помощь из Бендер 30 ООО войска, в августе самого визиря с 200 ООО, могла бы обороняться три или четыре месяца долее, чем Азов, и, однако, взята на третий день. Богу единому слава.

Я считаю Очаков наиважнейшим местом, которое Россия когда-нибудь завоевать могла и которое водою защищать можно: Очаков пересекает всякое сухопутное сообщение между турками и татарами, крымскими и буджакскими, и притом держит в узде диких запорожцев; из Очакова можно в два дня добрым ветром в Дунай, а в три или четыре в Константинополь поспеть, а из Азова нельзя. Поэтому слава и интерес ее величества требуют не медлить ни часу, чтоб такое важное место утвердить за собою».

Поход Миниха к Бендерам не вписан в историю войн как славный подвиг русской армии. Что же произошло в летние месяцы 1738 года? К 19 июня 108-тысячная группировка русских войск достигла Буга. Она по плану должна была нанести удар по Бендерам. Уже 1 июля произошел первый серьезный бой. Турки атаковали, но, потеряв около двухсот человек, откатились назад. Армия в целом оказалась в сложной ситуации. Миних доносил в столицу: «Здешние места для воинской операции такой большой армии очень трудны и неспособны, потому что в малых речках, впадающих в Днестр, для всей армии воды недовольно, высокие каменистые берега мешают приблизиться со скотом для водопоя, а по старому Днестру по причине каменистых берегов еще хуже, нет ни кормов в достаточном количестве, ни удобных дорог, но везде глухие и пустые горы и буераки, а какие деревни и были, то татары разоряют и разгоняют обывателей, и потому нельзя знать подлинно, где достать воды и фуражу и миновать трудные дефилеи. Хотя неприятель сильно и часто нас окружал и нападал, однако в армии... не более 700 человек побито и 250 ранено».

8 июля 1738 года турки вновь напали на русский корпус.

Миних выстроил войска в одну линию, правым флангом опиравшуюся на запорожский лагерь, а левым — на глубокую и крутую балку. Турки атаковали неоднократно, неся потери. К 4 часам дня они отступили везде, где было можно, но к 5 часам снова выстроились в боевой порядок... Последняя их атака была сильнейшей. На месте сражения осталось более тысячи турецких трупов. Генерал Левендаль, умело руководя действиями артиллеристов, во многом решил исход этого кровопролитного сражения... Русские, двинувшись дальше, достигли города Рашков на Днестре.

30 июля русский корпус начал отступление. Историки обычно ссылаются на этот неудавшийся поход, критикуя Миниха (напротив, на берегу турки собрали 60-тысячную армию с 60 орудиями, переправа через Днестр была практически невозможна; на левом фланге угрожала конница белгородского паши и т.п.). Но факты таковы: устроить генеральное сражение турки не решились, их войска шли параллельно русским. Отдельные отряды янычар и татар затевали небольшие стычки с русскими. Миних сохранил армию! Каким образом? Дело в том, что если бы армия перешла Днестр и пошла к Бендерам, то она проходила бы через территории, где свирепствовала чума (тогда это называли «моровым поветрием»). Таким образом, болезни не затронули состав армии, отступающей на Украину. 8 сентября 1738 года фельдмаршал напишет:

«Кто решается на дело, успех в котором невозможен, тот не имеет права надеяться на божескую помощь. Провианта у русской армии только до октября... началась стужа... люди покоя не имели и в продолжение всей кампании маршировали беспрестанно, а рекруты были приведены, когда уже полки из зимних квартир выступили и многие померли, а другие больны, истомлены; в лошадях и скоте немалый урон; мундирные вещи... не все к армии привезены... армия должна немедленно обмундироваться в своих границах. Ничего... неприятелю не оставить!.. Осадная артиллерия в Киеве комплектована быть должна.

Удерживать в строю драгун и солдат... можно только надеждою возвращения в отечество и надеждою на покой, отдых».

Напомним читателю: в русской истории Миниха всегда представляли как образец жестокости и безжалостного отношения к подчиненным. Так рождалась большая ложь, ставшая с годами эталоном оценки этого военачальника.

Кульминацией войны с Турцией стало Ставучанское сражение, произошедшее 17 августа 1739 года. Ставучаны, или иначе Ставчаны, — это село в 12 километрах к юго-западу от города Хотин (ныне Черновицкая область Украины).

За два дня корпус Миниха совершил переход в 80 верст и вечером 19 июля подошел к Днестру у деревни Синковцы. Поджидавшие русских возле Збруча турки только 22 июля узнали, что те уже перешли Днестр. 28 июля остальные силы русских тоже подошли к Днестру. Навели понтонные мосты, переправились только 4 августа (мелкие стычки с татарами и янычарами). Миних двигается с армией к Черновцам. Основная часть армии форсировала узкие горные проходы и вышла на равнину. Произошло перестроение в три каре, были возведены «рогатки». Прошли обозы и артиллерия. 16 августа 58-тысячная русская армия при 250 орудиях подошла к Ставучанам, где ее поджидали 80 тысяч турок под командованием Вели-паши, который надеялся еще на татарскую конницу Ислам-гирея. Турецкий командующий ошибочно приказал пехоте занять позицию между Недоба-евцами и Ставучанами, а конницу направил в обход русских (этим он только ослабил свои силы!). Пробил решающий час битвы. Миних решил пробиваться в Хотин! Эрнст Миних, сын фельдмаршала, так описывает этот момент:

«Неприятель усмотрел, что русские прямо к нему надвигаются, и решил во время атаки ворваться в крыло российской армии. Окружили они российскую армию с обеих сторон и сзади, но далее ни на что отважиться не смели по причине артиллерийского огня русских... Отец мой... непрерывно подвигался к горе и, невзирая на турецкую пальбу, переправился через ручей... Несколько тысяч янычар, голыми руками держа сабли, бросились с горы на русских и, получив отпор, обратились в бегство, бросив артиллерию, амуницию и палатки».

Блестяще проявили себя умело подобранные командующим генералы Карл фон Бирон (правое крыло русских), барон фон Левендаль (их левое крыло) и Густав Бирон (русская гвардия и конная команда). Демонстративные действия по перегруппировке войск русских привели противника в замешательство: сначала Миних бросает авангард числом 8 тысяч человек на правый фланг, затем, переправившись через реку Шуланец, он наносит удар по главным силам, а потом гвардия отходит назад. Противник расценил это как отступление русских, и Вели-паша торопливо посылает в Хотин известие о победе. Но знатный турок ошибался: главные силы Миниха по 27 мостам переправились через Шуланец под прикрытием артиллерии. За ними пошел и отряд Бирона. К 5 часам русские построились в боевой порядок, двинувшись в обход Ставучанского лагеря противника. Но фельдмаршал Миних не собирался полностью истребить все турецкие и татарские войска. Вражеская конница атаковала русские каре. Огнем пехоты и артиллерии эта атака была успешно отбита.

Турки в беспорядке отступали, бросая оружие. Русский командующий мог быть доволен: впервые после 1711 года русская армия нанесла серьезное поражение турецкой армии в полевом сражении! Потери врага были немалыми: только убитыми тысяча человек (русские потеряли 13 убитых и 53 раненых). 19 августа крупная турецкая крепость Хотин была наконец взята русскими войсками.

«9 сентября 1739 года из города Яссы.

Всеподданнейшая реляция.

... Я со своей армией 24 августа из Хотина выступил, а 29-го оную для вступления внутрь Молдавии во всяком благополучии без препятствия от неприятеля переходили.... Все турки и татары... в такую робость приведены, что первые из них даже за Дунай, а последние за Днестр бежали и перед нами уже не показывались.

Подпись... граф фон Миних...»

В сентябре русские войска победоносно вступили в город Яссы. Завершить войну полной победой Миниху помешали так называемые союзники — австрийцы. Они заключили тайный мир с Турцией. На севере возникала вполне реальная угроза войны со стороны шведов. Белградский мирный договор, подписанный 29 сентября 1739 года, завершал собою эту изнурительную войну. По условиям договора Россия возвращала себе Азов, Большая и Малая Кабарда была признана нейтральной зоной между Россией и Турцией. Воевавшие страны получили равные права на возведение крепостей. России было запрещено иметь флот на Азовском и Черном морях, что было самым неприятным обстоятельством. И главная задача на южном направлении — получить доступ к Черному морю — не была решена. Лишь в 1774 году, после подписания Кючук-Кайнарджийского договора с Турцией, условия 1739 года аннулировали.

На первый взгляд исход войны был неудачным для России, жертвы напрасны и неоправданны. Но возможно прийти к иному заключению. Россия впервые после Прутского похода Петра I нанесла серьезное военное поражение Турции. Был относительно восстановлен баланс сил на южных рубежах империи. Крымские ханы надолго запомнили сражения с русскими. Миних упоминает об этом следующими строками: «Турки и татары стали уважать и почитать российские войска и хорошо обращались с пленными. Татары говорили, что русские теперь не те, что прежде, если раньше 10 татар обращали в бегство 100 русских, то теперь 100 татар отступают при виде 10 русских».

Известнейший при царевне Софье князь Василий Голицын, талантливый государственный деятель конца XVII века, не обладавший талантом полководца, но поставленный во главе крымских походов, не смог разгромить «южных соседей» ни в 1687, ни в 1689 годах. Он, как известно, сумел лишь блокировать силы крымского хана, изолировал их от армии турецкого султана. И поэтому мы вполне можем называть походы 1736 года войск Миниха и Ласси 1737 года первыми успешными военными экспедициями на Крымский полуостров. Впервые потомки ханов Золотой Орды были разбиты на своих землях.

Так воевала русская армия, так воевал ее командующий Миних.

Содержатся ли в перечисленных сведениях ответы на четыре пункта-вопроса, которые были заданы в начале главы?

Кратко ответы могли быть такими. Соотношение побед и поражений у Миниха слишком в его пользу: русская армия, ведомая им, ни разу не терпела поражений! Вопрос лишь в том, насколько результативны были эти победы, что получила Россия после них? Результаты побед однозначно оценить непросто, особенно политические, стратегические результаты. Единственным и самым главным итогом было следующее: поход армии Миниха в период 1736—1739 годов был первым успешным из истории прежних военных экспедиций против Крымского ханства — злейшего и опасного врага России.

О потерях. Умершие от болезней (эпидемий) плюс «санитарные» потери (раненые) составили большую часть всех потерь. «Безвозвратные» потери (погибшие в бою), хотя в точности не подсчитаны, были практически минимальными. Личностные качества — ум и воля, эффективность в военных операциях — нуждаются в оценке соответствующих специалистов. Однако одно можно утверждать точно: Бурхард Миних был незаурядным деятелем. И прежде всего потому, что ему удалось добиться того, чего не добился Петр I: разгромить турецко-татарские силы! Фактически Миних возьмет реванш за предыдущую неудачу на Пруте, и его успех станет первым шагом к будущим успехам русского оружия в Причерноморье, Крыму, на Балканах. Конечно, о «блистательности» говорить не приходится. Но этому есть объяснение! В XVIII веке русское военное искусство наиболее ярко (как принято считать) проявилось в действиях Петра Великого и Александра Суворова.

Однако «положение» Миниха оказалось очень невыгодным в сравнении с «гигантами военной истории».

Да еще к тому же военными историками он был признан сторонником пресловутой «кордонно-маневренной стратегии». Но исторически грамотному читателю надо помнить, что эта стратегия была преобладающей в XVII—XVIII веках во всех европейских армиях.

Не все твоя тут, Порта, казнь,

Не так тебя смирять достойно,

Но болыну нанести боязнь,

Что жить нам не дала спокойно.

Еще высоких мыслей страсть

Претит тебе пред Анной пасть?

Где можешь ты от ней укрыться?

Дамаск, Каир, Алепп сгорит;

Обставят русским флотом Крит;

Евфрат в своей крови смутится.

Так написал Михаил Васильевич Ломоносов о победе русских войск под командованием фельдмаршала Миниха после победы над Турцией в 1739 году. С именем Бурхарда Христофора Миниха, графа, кавалера, выдающегося инженера, главы русского военного ведомства, связаны несколько важнейших страниц русской истории, о которых нельзя забывать даже сегодня, в XXI веке.

Согласитесь, что современная история немыслима без истории предшествующих столетий. Позволим себе предположить, что ошибки, подобные допущенным историками в оценках службы Бурхарда Миниха, не дают нам иногда правильно понимать нынешние события, которые в свое время тоже станут историей.