Герань мистера Кавендиша (СИ)

Глава 7

Кто это передо мной? Невысокая худая девушка с гладко зачесанными назад и собранными в узел темными волосами, большими странными глазами и свежей розовой кожей смотрела на меня из зеркала. Украшением этого образа было, конечно же, платье — с высоким стоячим воротником, широким поясом и прямой юбкой, похожее на кимоно. А этот светло-голубой цвет так был мне к лицу! Сама того не желая, я залюбовалась своим отражением. Это был первый раз, когда я выглядела так хорошо!

Часы пробили шесть и я спустилась вниз к завтраку. Мистер Кавендиш в своем обычном наряде — белая рубашка с расстегнутым воротом и черные брюки — сидел за столом напротив миссис Ортис. Увидев меня, экономка приветливо улыбнулась, сложив руки на груди, словно любуясь, а мистер Кавендиш поднялся со стула.

— Это вы, мисс Ионеску? — спросил он, подвигая мне стул. — Что вы сделали с серой мышкой Анной?

— Не шутите так, сэр, иначе я сниму всю эту красоту! — предупредила я как можно серьезней.

Аппетита не было совсем. Я так волновалась, будто это мои родители приезжают навестить меня после долгой разлуки! Весь завтрак я просидела, ковыряясь ложкой в овсянке и время от времени заставая врасплох мистера Кавендиша, когда он надолго останавливал на мне свой задумчивый взгляд. Я достаточно хорошо изучила хозяина, чтобы понять, что что-то гложет его изнутри. Наконец завтрак был окончен, когда во дворе послышался сигнал подъезжающего автомобиля. Как по команде, мы втроем поднялись и направились во двор, Афия вошла, чтобы убрать посуду. Выходя из столовой, мистер Кавендиш первой пропустил миссис Ортис.

— Только не бросайте меня. — прошептал он, когда мимо проходила я.

Мистер Кавендиш пошел вперед, а мы с миссис Ортис стали в ряд на ступеньках у дверей. К дому подъехал черный лимузин и остановился у порога, мистер Кавендиш, словно нехотя, подошел ближе. Водитель выскочил открыть дверь. В ту же секунду из машины показался пожилой мужчина, а с криками «Рик!» из другой двери выскочила молодая девушка, очевидно, сестра хозяина. За ней показалась еще одна неизвестная мне особа. Когда все вышли из машины, перецеловались и переобнимались, мистер Кавендиш подозвал нас.

— Миссис Ортис по-прежнему с тобой! — воскликнула пожилая женщина, мать хозяина.

— Да, миссис Нора! — экономка расплылась в улыбке.

— Это, — мистер Кавендиш взял меня за локоть, подвигая к себе ближе, словно защищая или защищаясь от опасности, — моя тень, друг, незаменимый человек — мисс Анна Ионеску.

— Очень приятно, мисс Ионеску! — сестра хозяина, миссис Роза Стенли, пожала мне руку, остальные члены семьи были более сдержаны, всего лишь улыбнувшись и кивнув мне в ответ.

Вскоре все отправились в дом. Я шла позади вместе с миссис Ортис, рассматривая приехавших. Здесь был отец мистера Кавендиша, мистер Артур Кавендиш, его жена миссис Нора, их дочь Роза, ее муж Джон Стенли, их пятилетние близнецы Лиза и Эстель и еще одна персона, о которой я ничего на знала — молодая женщина в деловом костюме, со светлыми крашенными волосами. С ней мистер Кавендиш обнимался дольше, чем с другими.

— Кто эта дама? — прошептала я миссис Ортис, когда мы заходили в дом.

— Это мисс Оливия Отулл, она была литературным агентом мистера Кавендиша.

— Была агентом?

— Да и они состояли в недолгих отношениях три года назад. — добавила миссис Ортис, быстро ускользнув на кухню.

Я, по приглашению хозяина, вместе с гостями прошла в столовую, где уже был накрыт стол, на котором нас ждал чай со сладким черничным пирогом. Аппетит ко мне все еще не пришел, поэтому, прожевывая и глотая через силу, я молча сидела, задумавшись о своем, не следя за нитью разговора, пока не услышала свое имя. Мистер Кавендиш рассказывал обо мне.

— Мой друг, с которым меня свела судьба пять лет назад на вручении Пулитцеровской премии, мистер Рутштейн, профессор зарубежной литературы, рекомендовал мисс Ионеску на это место. — Говорил мой хозяин. — Она была его лучшей ученицей, а затем и коллегой!

— Какие обязанности у мисс Ионеску? — сухо поинтересовалась мисс Отулл, окидывая меня взглядом из-под густо накрашенных ресниц.

— Анна разработала для меня график, следит за тем, чтобы я писал новеллу, отдыхал и ел вовремя.

— То есть, она твоя няня, Рик? — бывший агент-подружка засмеялась.

— Нет, Оливия, скорее друг. — гордо парировал мистер Кавендиш к моей нескрываемой радости.

Оливия Отулл, очевидно, задетая таким ответом, не осталась неотмщенной.

— Я слышала, что вы из страны третьего мира, мисс Ионеску, и у вас там идет война? — поинтересовалась она.

— Да, так и есть, мисс Отулл. — спокойно ответила я, подняв на нее глаза.

— Скажите, как это — расти в нищете?

— Оливия! — Мистер Кавендиш посчитал своим долгом одернуть заносчивую гостью, но я бросила на него спокойный взгляд, дающий понять, что все в порядке и я справлюсь с этим сама.

— Так же, как и в богатстве, но немного свободнее. — Ответила я с достоинством.

С радостью заметив, какой эффект произвели мои слова на собравшихся (у миссис Норы отвисла челюсть, а Роза прикрыла рот рукой, покатываясь со смеху при виде выпученных глаз Оливии), я спокойно отправила в рот кусочек самого вкусного черничного пирога на свете и запила его чаем. Мистер Кавендиш, сидя справа от меня, внимательно следил за развитием событий, улыбаясь одними глазами и не отводя от меня взгляда.

— Что вы имеете ввиду? — мисс Отулл смотрела на меня полуприкрытыми глазами, совсем не скрывая презрения. — Я, в отличие от вас, воспитывалась в лучшем закрытом пансионе Лондона и играла с лучшими игрушками Англии!

— Я имею ввиду, мисс Отулл, что я не была ограничена закрытым пансионатом — моими учителями были реальная жизнь, жажда знаний и настойчивость. Игрушек у меня не было совсем, но с друзьями они мне были не нужны.

Мой ответ разделил гостей на три лагеря — миссис Роза и мистер Артур улыбались, кивая мне, мисс Оливия и миссис Нора сидели как две статуи, исполненные отвращения и презрения, а мистер Кавендиш, держа в руке вилку с куском пирога, молча довольно улыбался, глядя на меня.

— Дорогой, покажи нам свой чудный сад! — Миссис Нора решительно встала, обратив все внимание на себя. — Такой чудесный день, пойдемте в сад!

И все пошли в сад, бросив на столе остатки пирога и недопитый чай. Проходя мимо, хозяин легонько пожал мое плечо в знак поддержки и сказал: «Спасибо!».

Когда все покинули столовую, я вернулась к себе, переоделась в привычное платье и отправилась в город.

Нгози ждал меня у ворот. Он приехал на своем скромном автомобиле, чтобы забрать меня, потому что до города было больше десяти километров. Усевшись на переднее сидение, я бросила взгляд на Кавендиш-холл и улыбнулась: все-таки мистер Кавендиш гордится мной!

Мы с Нгози общались не часто и пригласил он меня в кино совершенно случайно — однажды, когда я бегала в оранжерею за свежим букетом в кабинет мистера Кавендиша, мы разговорились о цветах и местной флоре и фауне. Слово за слово и Нгози рассказал, что в местном кинотеатре скоро будут показывать документальный фильм о животных Африки. Я ответила, что мне очень нравятся носороги и жирафы, и Нгози предложил вместе сходить в кино, заодно прогуляться по городу — ведь я не была там еще ни разу.

Должна сказать, что я сразу обозначила рамки наших отношений — дружба и ничего больше. Скрепя сердце, он согласился. Нгози оказался на удивление интересным собеседником — он рассказал, что учился у лучшего садовника в городе, что живет с матерью и тремя братьями, из которых он — самый старший, но работают у них в семье все. Мы проехали по самым красивым улицам города, пообедали в дешевом кафе с очень вкусной едой и, наконец, посмотрели кино. Нгози описывал жизнь в Африке, я рассказывала о жизни там, где я родилась. У нас оказалось много общего — бедность везде означает одно и то же.

Я вернулась в Кавендиш-холл к девяти часам вечера, когда сад и дом уже были освещены ночной иллюминацией, а из внутреннего двора доносились музыка, смех и звон бокалов.

Прокравшись потихоньку в свою комнату, я, не включая свет, открыла окно и выглянула в сад, оставаясь незамеченной. Внутренний двор, на который выходили мои окна, был украшен диодными фонариками, развешанными на ветвях деревьев и крыше беседки. На мягких креслах с бокалами в руках восседали мистер Артур и миссис Нора Кавендиш. У их ног, сидя на теплом пледе, спокойно играли близнецы. Тихая музыка заполняла сад, доносясь неизвестно откуда. В середине круглой площадки танцевали две пары — миссис Роза с мужем и мистер Кавендиш с мисс Оливией.

Мой взгляд остановился на второй паре.

Да, мне было неприятно за ними наблюдать, но все же я не могла оторвать глаз: на мисс Отулл было короткое золотое вечернее платье под стать ее пышным волосам. Она выглядела шикарно, словно королева, сошедшая со своего трона. Мистер Кавендиш положил одну руку на ее тонкую талию, держа руку партнерши в другой своей руке. Их лица были так близко друг к другу, что щеки практически соприкасались — мисс Отулл что-то рассказывала ему на ухо, весело смеясь. Не желая беспокоить гостей светом в комнате, я приняла душ в темноте и пораньше легла спать. Но сон не шел. Перед моими глазами так и стояло золотое платье мисс Отулл, отблескивающее в свете ярких гирлянд. Отбросив одеяло, я вернулась к окну и заняла позицию за горшком с геранью. Парочки по-прежнему танцевали, но в этот раз музыка была уже другой — побыстрее. Мистер Кавендиш с такой грацией и легкостью вел мисс Отулл, пропускал ее под рукой, раскручивал ее и поворачивал. Его белая рубашка с расстегнутым воротом и вьющиеся спадающие а лоб волосы делали мистера Кавендиша похожим на испанского танцора. Я невольно залюбовалась. Как бы мне хотелось оказаться на месте мисс Отулл! Чтобы это не ее, а меня мистер Кавендиш прижимал к своей крепкой груди, раскручивал, держал руку на талии и смотрел мне в глаза своим горящим взглядом!

На следующее утро я тоже проснулась раньше всех — было только три часа утра, заря еще даже не занималась. Вчера я все-таки заставила себя заснуть, прекратив подглядывать за семейным праздником, но сквозь сон я слышала, что в саду затихло далеко за полночь. Одевшись и взяв с собой плед, я прокралась по пустынному спящему дому на кухню, вскипятила чайник, налила в термос чаю, сделала пару бутербродов, захватила два яблока, сложила все в корзинку и выскользнула в сад. Сегодня и завтра я была свободна — мистер Кавендиш был занят со своей семьей и сегодня они должны поехать в город. Я любила смотреть на восход солнца, но очень давно видела его в последний раз — за жизненными заботами не всегда успеваешь уделить время душе.

Ступая по аллее своими мягкими бесшумными босоножками, я вышла в утренний прохладный сад. Ветер был настолько слаб, что едва трепал листья деревьев, мимо которых я проходила. Протиснувшись между лавкой и деревом, я вошла на тайную поляну, а оттуда вышла на обрыв. Океан, как и ветер, был тих, словно еще не проснулся. Я подошла к самому краю обрыва и посмотрела вниз. Ветер со всей силы ударил снизу в лицо, заставив меня отпрянуть.

— Вы хотите упасть со скалы и бросить меня здесь одного?

Сказать, что я испугалась — это не сказать ничего! Подпрыгнув на месте, я обернулась — на валуне сидел мистер Кавендиш, меланхолично глядя на меня.

— Что вы здесь делаете так рано, сэр? — испуганным голосом спросила я, подходя к камню и переводя дыхание. — Я думала, вы вчера поздно легли спать.

— Как вам удается так хорошо выглядеть в четыре часа утра, Анна? — проигнорировав мой вопрос спросил он.

— Это врожденное, сэр.

Мистер Кавендиш усмехнулся и, заметив у меня в руке корзинку, спросил:

— Я вам не помешаю?

— Нет, сэр, что вы! Это я должна удалиться, чтобы не отвлекать вас, сэр.

— Останьтесь, мисс Ионеску. — попросил мистер Кавендиш торопливо. — Пожалуйста.

— Хорошо, сэр! Я рада провести с вами время, мы ведь действительно давно не общались.

Я расстелила плед на земле у камня, в самом уютном месте — сверху оно было закрыто кронами деревьев, сзади — камнем, с двух других сторон подступали парковые деревья, спереди шумел океан.

Усевшись рядом, некоторое время мы молча смотрели на горизонт, то ли боясь, то ли не желая смотреть друг на друга. Мистер Кавендиш был молчалив и хмур, а я настолько углубилась в свои мысли, что на секунду забыла о том, что он рядом.

— В детстве мы с родителями часто устраивали пикники на этой поляне. — сообщил мистер Кавендиш. — Тогда все здесь казалось мне волшебным, каждый камень и дерево. Мы приходили часов в десять утра, здесь уже был установлен пляжный зонт и на земле лежала клетчатая скатерть, на которую мама выкладывала из корзинки еду и напитки. Мы с Розой очень любили дни пикников — тогда родители уделяли нам много внимания и разрешали есть сладости и мороженое! Мы с сестрой загадывали желания — какое мороженое будет в этот раз? Мы даже ставили ставки и ждали всю неделю, чтобы узнать, кто выиграл в этот раз.

Я молчала и улыбалась. У меня не было таких воспоминаний, которыми можно было бы поделиться.

— А вы, Анна, ходили на пикники?

— Если считать поедание украденной колбасы с друзьями на лугу, то да, я часто ходила на пикники!

— Простите. — мистер Кавендиш кашлянул.

— Все нормально, сэр. Я бы с радостью поделилась с вами каким-нибудь приятным воспоминанием из детства, но у меня таких совсем мало.

— Совсем мало, но есть?

— Наверное… — я задумалась, пытаясь вспомнить что-то приятное. Собеседник терпеливо ждал. — Да, есть! Только с пикником никак не связано!

— Давайте! — он махнул рукой.

— Мне было восемь и меня только забрали из приюта. Арина добилась того, чтобы меня отправили в церковную школу. Я вот сейчас думаю и не могу понять — почему? Я начала кусаться. Ну, не просто, когда придавишь кожу зубами, а когда оставляешь большие такие внушительные синяки… — я посмотрела на мистера Кавендиша. Он внимательно слушал, не определившись улыбаться ему или делать печальное лицо.

— В общем, — продолжала я, — Нас в классе было десять и никто не хотел сидеть со мной рядом, потому что каждый был уже укушен… Музыка — это единственный предмет, который нам преподавал не священник и его жена — его преподавала молодая выпускница университета, волонтер. Она хорошо к нам относилась, но никак не могла обуздать мою «кусачесть». И вот однажды на уроке музыки после очередной жалобы от ребят, она выставила всех у доски и приказала: кусайте ее!

— Кусайте ее? — глаза у мистера Кавендиша округлились. — Что это за учитель такой?

— Да, она приказала всем кусать… — Я улыбнулась. — Но никто не посмел. Никто! Мы простояли пять минут, ни никто не шелохнулся.

Я победно посмотрела на собеседника.

— Когда урок закончился, учительница подозвала меня и, вручив мне конфетку, сказала: «Если бы они начали тебя кусать, я не знаю, что бы я делала, Аня!». Мне стало так ее жалко, что я тоже перестала кусаться. Сперва трудно было, но потом я привыкла.

— Да. — подытожил мистер Кавендиш. — Ваши воспоминания намного интереснее моих.

— Не особо, сэр. Я бы с радостью проводила выходные на пикнике с родителями.

— А я бы с радостью проводил их с друзьями на лугу…

— У вас не было друзей? — удивилась я.

— Были. Конечно были! — фыркнул он. — Просто друзьями их назвать сложно. Среди богатых детишек редко встретишь настоящую дружбу. Деньги портят детей, особенно если родители швыряются ими налево и направо! Когда я учился в школе, у меня был друг, Джордж. Он носил огромные очки и был «ботаником». Он был странный и никто с ним не дружил кроме меня, потому что он носил некрасивые очки и не хвастался на переменах о местах, где он побывал и количестве прислуги в доме.

— Да, это странно. — согласилась я с улыбкой.

— Ну а у вас какие были друзья? — мистер Кавендиш поднял бровь.

— Оборванцы! — ответила я просто. — Как и я.

— Оборванцы! — повторил он. — Интересное начало.

— Моей лучшей подругой была Мария — маленькая тощая девочка из многодетной семьи. Она была на год младше меня и всегда голодная. У нее было пятеро братьев и сестер и она оказалась старшей.

— Ужасно…

— Да, — согласилась я, — Это было ужасно. Их отец погиб и мать воспитывала всех сама. Мария рано начала работать, а я помогала чем могла — таскала из дому нитки и ткань, потому что они шили постельное белье на заказ, приносила им еду, приходила помочь работать в огороде.

— А что давала она вам?

— Давала мне? — я удивилась, — Ничего. Мы просто дружили!

Мистер Кавендиш посмотрел на меня с одобрением:

— Вы хороший человек, Анна!

Мы замолчали, погрузившись в размышления.

— Анна, вам никогда не казалось, что вы родились не в то время? — внезапно спросил он, вырвав меня из мира мыслей.

— Иногда. — призналась я.

— Мне тоже. — он вздохнул, не отрывая глаз от горизонта. — Вы знаете, с тех пор, как я перестал ставить ставки на сорта мороженого, я не могу смотреть телевизор, читать газеты… Эта пошлость современности меня просто убивает. Люди уже забыли, что такое достоинство и честь, женщины потеряли свой облик и все теперь на одно лицо — дешевой проститутки. — мистер Кавендиш спохватился, посмотрев на меня, — Кроме вас, мисс Ионеску. Вы идеальна. Вы просто образец добропорядочности и достоинства!

Я признательно улыбнулась в ответ.

— Мужчины превратились в женщин… Иногда я задумываюсь: чему научилась бы моя дочь, какой она стала бы, если бы… Если бы осталась жива? Она наверняка превратилась бы в одну из этих пластиковых кукол с нарощенными волосами и ресницами, с накладными ногтями, с аккаунтами во всех возможных социальных сетях и парой умных слов в лексиконе для статуса.

— Сэр, я уверена, вы воспитали бы ее совсем не такой!

— Кроме воспитания есть еще и наследственность и внешнее влияние, Анна, вы должны об этом знать лучше меня. — Возразил он, нетерпеливо махнув рукой. — Трудно оставаться собой в этом мире, где каждый считает себя особенным и лучшим! Я иногда чувствую себя ужасно старым и уставшим от всего. Даже побег в Африку меня не спасает… Молодые девушки теряют индивидуальность, выменивают свои души на привлекательную внешность, не оставляя в себе никакой загадки… Как хорошо, что вы не такая, Анна! — Мистер Кавендиш спохватился, улыбнулся и посмотрел на меня своим внимательным изучающим взглядом, — Но давайте не будем о грустном! Где вы были вчера целый день? Нгози охмурил вас и вы забыли обо мне? Как вы могли бросить меня на растерзание этой стае каннибалов во главе с моей матерью?

— Вы неплохо провели вечер, сэр, танцуя с мисс Отулл! — я тоже улыбнулась.

— Вы следили за нами?

— Нет. Я вернулась около девяти и, чтобы никому не мешать, тут же легла спать.

— Надо было спуститься к нам! Я вас ждал, Анна!

— Вы же знаете, сэр, что мне не место среди таких, как вы. — Призналась я нехотя.

— Среди каких «таких»? — мистер Кавендиш повернул ко мне лицо и посмотрел с удивлением, — Манерных, глупых, вредных?

— Богатых аристократов, сэр.

— Анна, Анна, глупенькая! — неожиданно мистер Кавендиш взял мою руку в свою ладонь, второй рукой убирая выбившийся волосок с моей щеки, — Это им не место в вашей компании! Вы — умная, живая, интересная, настоящая! У вас и в мыслях нет никого унижать и оскорблять! Вы не такая, как мы все, вы лучше!

Я молча смотрела на хозяина, ощущая, как тепло его рук, вместе с вызванной им гусиной кожей, разливается по моему телу.

— Аристократия уже давно начала загнивать, варясь в своем собственном соку. Вы же знаете, что такое вырождение? Так вот, аристократия вырождается — создав свой тесный кружок, закрыв туда вход всему новому и отличающемуся, всему, что может принести разнообразие и хоть чуточку новизны… Будущее за такими людьми, как вы — энергичными, честными, самоотверженными альтруистами.

— Вы слишком хорошего мнения обо мне, сэр! — я улыбнулась.

Мистер Кавендиш оставил мою руку и с досадой посмотрел на свою обувь.

— Кавендиш-холл для меня — это способ сбежать от всего этого, забыть кто я и с какого дерева упало мое яблоко. У каждого свой ад, Анна! — он снова окинул меня смягчившимся взглядом, задержав его на моей шее. — Вы еще очень молода, мисс Ионеску. Весь мир может оказаться у ваших ног — стоит только захотеть! Если бы… Если бы все сложилось иначе в вашей судьбе, то сейчас вы жили бы где-то в богатом доме, ездили бы на дорогой машине, занимались бы своей наукой и не обращали внимания ни на что. И не знали бы меня. Вы еще можете спастись, Анна, а для меня уже слишком поздно! Не будь я таким эгоистичным, храня ваш острый ум и доброе сердце для себя одного, отпустил бы вас в свободный полет!

Я улыбнулась.

— Вы умеете драматизировать, сэр. — призналась я.

— Разве я говорю не правду?

— Правду, сэр. Но мы живем здесь и сейчас, и не можем судить о том, что не случилось. Какая разница, где я была бы, если бы все было как вы сказали? Все ведь так, как есть и мы с вами тут, а не где-то там…

Я достала бутерброды и разлила чай в два пластиковых стакана, которые служили крышкой термоса. Попивая горячий напиток и с наслаждением поглощая необычайно вкусные сэндвичи, мы смотрели на восход солнца, изредка переглядываясь и улыбаясь друг другу. Нам было хорошо вместе даже в тишине.

Небо постепенно светлело, первый луч осторожно, словно ощупывая почву, выглянул из-за горы, замер на мгновенье и в следующую секунду яркий солнечный свет залил весь горизонт, утопая в волнах искрящегося океана! Это необычайно красивое зрелище тронуло мое сердце и навеяло воспоминания о доме.

— Вам грустно, Анна? — глаза мистера Кавендиша смотрели с участием.

— Да, сэр. Мне снова вспомнилось мое детство и то место, которое я называла домом целых девять лет.

— Вам там было плохо, я знаю. Расскажите мне еще о нем, Анна.

— Да, сэр. В том доме было мало приятного. Но зачем ворошить прошлое?

Хозяин осторожно провел пальцем по тонкому едва заметному шраму, тянувшемуся у меня за ухом от края волос до нижней челюсти:

— Это сделали там?

— Да, сэр. — Я тоже дотронулась до шрама кончиками пальцев, словно он еще болел.

— За что?

— Я была трудным ребенком, сэр. — Улыбка сама появилась на моем лице, не смотря на грустные воспоминания. Я уже давно приняла прошлое как данность и считала его всего лишь одной из сочиненных мной историй. — Постоянно таскала из хозяйского дома еду и разные мелочи.

— Вы голодали?

— Изредка. Но я делила все поровну между моими друзьями. Там ведь все были грязные и голодные, никому не нужные. Иногда мне не удавалось скрыть свое преступление, тогда меня пороли розгами посреди двора.

— Вас пороли розгами?! — ужаснулся мистер Кавендиш, его густые брови сначала взметнулись вверх, а затем нависли низко над глазами.

— Да, сэр. И вот этот шрам остался после одного такого наказания как напоминание о том, кто я и откуда. Но я сбежала. Я подрабатывала и восемь лет копила деньги. И вот как только мне исполнилось шестнадцать, я сбежала.

— Моя воля, я бы всех, кто обижал и наказывал вас розгами, бросил за решетку! — его взгляд снова смягчился. Улыбнувшись, он сказал, — Я представляю вас маленькой храброй предводительницей лесных войск, бесстрашную, облаченную в простые одежды, с огромным справедливым мечем и горячим отзывчивым сердцем!

Очевидно, хозяин слишком близко к сердцу воспринял мою историю. Чтобы немного его развеселить, я сказала:

— Но с тех пор, как я убежала, в моей жизни стало больше хороших моментов. И я больше никому не даю себя в обиду, сэр!

— Вы убежали?

— Да, сэр. У меня не было другого выхода. Меня собирались отдать в какое-то училище для поваров и выдать замуж за внучатого племянника бабки.

— О боже! — воскликнул мистер Кавендиш без доли притворства. — Разве так можно? Вы же жили в цивилизованной стране?

— Да, сэр, в цивилизованной. Но когда ты — малолетняя сирота, у тебя нет выбора. До совершеннолетия ты должна где-то жить и что-то есть. Я сбежала в шестнадцать и мне повезло встретить мистера Рутштейна. Он стал мне отцом… А о прошлой жизни я предпочитала не вспоминать.

Некоторое время он сидел молча, глядя на проснувшийся океан, затем спросил:

— Вы больше их не видели? Бабку с дедом?

— Нет, сэр.

— И не знаете, что с ними сейчас?

— Нет, сэр.

— И вам не хочется узнать?

— Единственный человек из той жизни, о ком мне хочется узнать — это Арина. Она заменила мне мать. Но я почему-то уверена, что с ней все хорошо.

— Почему вы уверены?

— Не знаю, сэр. Просто вот здесь, — я показала на свое сердце, — чувствую, что с ней все хорошо…

— А для меня там есть место? — спросил мистер Кавендиш, пристально глядя в мои глаза. Упрямая прядь, подхваченная ветром, снова упала на его лоб.

Я предпочла промолчать.

— Я открою вам секрет, Анна. — Внезапно он поднялся на ноги и протянул мне руку, помогая встать. — Я бы с радостью родился лет двести назад! Когда женщины были как вы, а мужчины вызывали друг друга на дуэль!

Он увлек меня в танец, широко шагая над самой пропастью — одно лишнее движение и мы полетим на острые камни! Ветер развевал его волосы, раздувал подол моего платья, играл с высокой травой на обрыве, будоража волны и словно танцуя вместе с нами! Его сильные руки сжимали мою руку и талию, я покорно плыла следом за ним, кружась в танце!

— Вам страшно, Анна? — прошептал мистер Кавендиш, прижимая мою руку к своему сердцу.

— Нет, сэр! С вами мне ничего не страшно!

— Рииииик! — послышался голос миссис Норы, летящий с порывистым ветром, и эхом разливающийся над садом Кавендиш-холла.

— Черт… — прошептал мистер Кавендиш, останавливая кружение, но не отпуская моей руки. Он прижался лбом к моему лбу и застыл, закрыв глаза. — Вот и закончилась сказка…

Сделав над собой усилие, мистер Кавендиш отпустил мою руку и стремительно пошел в сторону дома, исчезнув среди деревьев. Я стояла на краю обрыва, глядя в след ушедшему мужчине, ища ответа в миллионе роящихся в мозгу мыслей, теряясь в сомнениях. На моих руках остался запах древесины, мой шрам горел огнем и сердце прыгало в груди, словно взбесившись! Еще никогда я не была так несчастна и счастлива в одни и тот же миг!

Когда я вернулась в дом, был уже полдень. По пути назад я зашла в оранжерею, чтобы поздороваться с Нгози, и провела с ним почти два часа, выслушивая лекцию о пользе отвара из листьев какого-то имеющегося здесь растения. Мы очень сошлись характерами, и стали хорошими друзьями, поэтому он рассказывал практически все, о чем думал.

— Мистер Кавендиш очень странный, Анна! — говорил мне друг-садовник. — Он хмурый и резкий, жесткий и деспотичный, и весь дом, все люди, которые встречаются на пути мистера подчиняются ему. Будто он заклинатель змей, а все мы вокруг него змеи! И я тоже боюсь его, признаюсь как на духу! Особенно, когда он заходит в оранжерею с явным намерением отчитать меня за что-нибудь! Но как только появляешься ты — все меняется. Со лба хозяина исчезает печать грусти и печали! Когда ты обращаешься к нему, у него словно крылья за спиной вырастают!

— Что ты, Нгози! — я улыбнулась и густо покраснела. Мне льстили такие слова, но я сомневалась в их правдивости. — Мистер Кавендиш просто переменчивый, как южный ветер.

— Нет, Анна, Нгози не проведешь! — он хитро улыбнулся и помахал указательным пальцем у моего носа. — Я говорю то, что вижу! Ты одна как укротительница тигров — умеешь приласкать и обезвредить хозяина одним словом, а иногда и просто взглядом!

— Хорошо, будь по-твоему! — согласилась я и побежала в дом по своим делам.

Проходя мимо кабинета мистера Кавендиша, в котором собрались гости, я уловила следующий разговор:

— …и надолго? — спрашивал голос мистера Кавендиша.

— Около двух месяцев! — отвечала мисс Отулл. — Я буду тебя везде сопровождать, Рик!

— Так долго? — огорчился голос хозяина.

— Это же новая книга, Рик! — вмешался голос миссис Норы.

— Но два месяца! — возразил хозяин. — Так надолго я не отлучался!

Я прошла мимо и больше ничего не слышала. Однако, мне было ясно, что мистер Кавендиш собирается в рекламный тур со своей новой книгой, которую он закончил еще до моего сюда приезда. В тур на целых два месяца и мисс Отулл будет сопровождать его во всех поездках как агент! Сломя голову, я кинулась в свою комнату, упала лицом на кровать и зарылась в подушку. В распахнутое окно влетали ароматы цветов, приносимых ветром из оранжереи, из коридора послышалось топанье маленьких ножек близнецов и цоканье каблуков миссис Розы вслед за ними. Затем все затихло. Перевернувшись на спину, я уставилась в потолок и задумалась. Взгляд мой скользил по потолку, перетекая на стену и окно, пока не остановился на пышно цветущей герани, стоящей за шторами-парусами. От одного взгляда на цветок стало легче и теплее на душе. Я многого не понимала в этой жизни, и человеческие чувства были одной из этих вещей. Я не понимала того, что происходит даже у меня на душе, не то, что в душе мистера Кавендиша. Была ли это любовь? Может быть я просто диковинка для него, «что-то новое»? Но несколько часов назад, у обрыва, когда он прижимал мою руку к своей могучей груди, я чувствовала учащенное биение его сердца, я видела блеск в его обычно холодных печальных глазах!

— Что ты делаешь, неумеха! — этот крик со двора оторвал меня от мыслей.

Я встала и подошла к окну, чтобы посмотреть, что там происходит. Солнце было уже в зените и яркие лучи, отражаясь от стекол оранжереи, танцевали на стенах дома. Мистер Кавендиш бушевал среди своих растений — он выталкивал Нгози оттуда, отбирая у него рукавицы и рабочий инструмент.

— Что ты сделал с этим деревом? — слышался раздраженный голос. — Разве так обрезают ветки? Кто тебя учил?

— Мистер Картер, сэр. — ответил Нгози.

— Мистер Картер идиот! — раздраженно отрезал хозяин.

Нгози повернул голову и, заметив меня, пожал плечами, улыбаясь — я научила его не воспринимать оскорбления мистера Кавендиша близко к сердцу. Я кивнула в ответ и крикнула из окна:

— Мистер Кавендиш, что случилось?

— Анна? — через мгновение хозяин выглянул из оранжереи. — Вы чего сидите там как кукушка? Выходите!

— Нет, сэр! Я устала и хочу отдохнуть. Что у вас произошло?

— Ваш дорогой друг, мисс Ионеску, неправильно обрезал мою магнолию! — гневно размахивая руками, объяснил мистер Кавендиш.

— Вы уверены, что он сделал это неправильно? — спросила я.

— Конечно! Вы только посмотрите, Анна, что случилось с моим цветущим деревом! Оно превратилось в жалкий тощий куст!

— Мистер Кавендиш, оно все еще цветет?

— Да.

— Так в чем проблема? Оставьте Нгози его работу! За все это время он ведь не убил ни одного вашего цветка?

— Нет, не убил. — кажется, мистер Кавендиш начал остывать.

— Ну вот и все! — подытожила я, нюхая герань, стоящую прямо перед моим лицом.

— Вы все еще опекаете этот веник? — спросил мистер Кавендиш словно мимолетом, прищуривая глаз, в который настойчиво лез солнечный зайчик.

— Конечно, сэр! Он мне очень дорог, тем более, вы сказали, что он вам не нравится, а я очень добрая и жалею несчастных и нелюбимых.

— Я тоже несчастен, Анна! Почему вы не жалеете меня?

— Вы просили меня не делать этого. — парировала я, улыбаясь.

Мистер Кавендиш, окончательно успокоившись, вернул Нгози перчатки и инструмент, и, отпустив его в оранжерею, ближе подошел к моему окну.

— Вы не хотите прогуляться, мисс Ионеску? — спросил он, задрав голову.

— Нет, сэр, я только вернулась.

— А где вы так долго были?

— Общалась с Нгози, сэр.

На его лице снова появилось выражение досады, он сдвинул брови.

— Надо было выгнать его еще тогда, когда вы меня отговорили!

— Ничего подобного, сэр! — засмеялась я. — Вы слишком добрый, чтобы лишить бедного человека работы!

— Все-таки, я был прав насчет вас, мисс Ионеску — вы умеете манипулировать людьми!

Взгляд мистера Кавендиша застыл на моем лице и потух. Не сказав больше ни слова, хозяин развернулся и ушел в дом.

Дальше все закрутилось настолько быстро, что я не успела опомниться — вечер пролетел за разбором почты, которой меня щедро наградила мисс Отулл со словами: «Рик занят и не может просмотреть это все. Займитесь, пожалуйста!». Проснувшись утром, я застала всех в ужасной спешке. Собирались чемоданы, паковались документы, миссис Ортис бегала по дому туда-сюда, не успевая сказать ни слова. В этой суматохе я вошла в кабинет мистера Кавендиша. Он меланхолично сидел за своим столом, держа в руках стакан с виски и глядя в открытое окно. Увидев меня, он вздохнул и продолжил свое занятие.

— Что происходит, сэр? — поинтересовалась я, прикрыв двери.

— Я уезжаю.

— Куда? — мое сердце прыгнуло в груди.

— В тур. На два месяца.

Я молча присела на кресло у окна. Двери приглушали звуки суеты и казалось, что эта комната — укромный уголок, где можно спрятаться от всего.

— Вам нужна помощь, сэр?

— Вы думаете, мне нужна помощь, Анна?

— Не уверена, сэр. — я пожала плечами.

— Миссис Ортис сегодня утром заменяет мои мозги, хоть это и сомнительная замена. Я не могу сосредоточиться.

— Сэр, вы здоровы? — поинтересовалась я, потому что он действительно выглядел очень бледным и осунувшимся.

— Вполне. Вы искренне беспокоитесь обо мне, Анна? — он перевел уставший взгляд на меня.

— Конечно, сэр.

Мистер Кавендиш поднялся, пересек комнату и оперся о двери в коридор, затем подошел и опустился у кресла, положив голову мне на колени.

— Анна, Анна, милая родная Анна! — говорил он. — Погладьте меня по голове, что вы сидите как истукан? Небось, грязного ободранного кота погладили бы, так чем я хуже? Вы вчера говорили, что жалеете бедных и несчастных? Вот он я — воплощение несчастья, жалейте же меня!

Я положила руку на голову мистеру Кавендишу и начала медленно поглаживать непослушные вьющиеся волосы.

— Анна, я не буду видеть ваше лицо и слышать ваш голос целых два месяца!

— Да, сэр.

— Я был прав, когда назвал вас лисой! Вы — коварная бессердечная ведьма, одурманившая меня! А у самой сердце — камень! — Он сжал руками мою длинную юбку и ноги под ней. — Как я теперь буду без вас? Я стал совсем ручной!

— Сэр, все будет хорошо! Это же всего два месяца!

— Два месяца, два года… Какая разница, когда каждая секунда на счету! — Он поднял голову и безумным взглядом смотрел мне в глаза. — Анна, я не доверяю Нгози.

Я улыбнулась, оттолкнув мистера Кавендиша.

— Так вот в чем проблема? — спросила я. — Но вы ведь доверяете мне?

— О, Анна! Вы не знаете, какими коварными бывают мужчины! — он встал и стремительно отошел к дверям на веранду. — Не доверяйте мужчинам! Никому, кроме меня, Анна! Слышите?

— Хорошо, сэр.

— Ну почему вы такая холодная? «Да, сэр», «Нет, сэр», «Хорошо, сэр»! Вы сведете меня с ума! Едемте со мной! — хозяин ринулся ко мне и снова упал на колени у моих ног, крепко их обхватив.

— Нет, сэр! Что скажут люди и что я буду там делать?

— Какая разница, что скажут люди. Признайтесь, вам действительно не все равно, что они скажут?

— Все равно, сэр.

— Тогда собирайте вещи, поедем со мной! Будете там заниматься тем же, чем и здесь — будете следить за моим графиком, повидаете другие страны! Соглашайтесь, Анна!

Мое сердце защемило при взгляде на эти умоляющие глаза. Вот он, у моих ног, просит уехать с ним, боится расставания! Но разве могу я согласиться? Это ведь все, что он может мне предложить. Как же тяжело отказывать тому, кто тебе дорог.

— Простите, сэр, но я не могу… — ответила я и встала, пытаясь освободить свои ноги от крепких объятий. — Я буду ждать вас здесь, сэр. Сколько понадобится.

— Ну и отлично! — закричал мистер Кавендиш, что есть силы, свирепея на глазах. — Убирайтесь! Оставайтесь здесь! Оставайтесь здесь одна, мисс Ионеску!

Выбежав в коридор, я услышала звук разбивающегося стекла — мистер Кавендиш швырнул стакан с виски, разбив его вдребезги о закрывшиеся за мной двери.