Германские мифы

Собственно, о древнегерманской мифологии нам неизвестно почти ничего… и известно очень многое. Как это получается? Давайте разберемся.

Сами германцы дохристианского периода не оставили каких-либо письменных свидетельств о своих божествах и связанных с ними преданиях и ритуалах. Хотя, строго говоря, уже к началу новой эры у них был свой алфавит – знаменитые руны. Но использовались они только для коротких мемориальных надписей на камне, металле, дереве, а также для гаданий, к которым германцы прибегали по любому мало-мальски значимому поводу. А вот создать с помощью рунического письма священные скрижали им в голову не пришло. Как, впрочем, не было надобности в этом и у абсолютного большинства других народов: к родным верованиям они приобщались не через книгу, а непосредственно, всем образом жизни. Рассказать о культах и обычаях германцев могли бы либо соседи-римляне, либо владеющие грамотой потомки. Но для первых они были варварами, для вторых— непросвещенными язычниками, на глупые россказни и суеверия которых недостойно тратить драгоценный пергамент. К счастью, нашлись среди тех и других люди, имевшие на этот счет особое мнение.

Загадки римского историка

Римляне почитали весьма обширный и пестрый сонм богов, среди которых было немало заимствованных. Самый яркий пример – греческий пантеон, который в Риме присвоили практически полностью, но не обошли римляне вниманием и божества других народов: фригийскую Кибелу, египетскую Исиду, индоиранского Митру и других. Существовала даже практика эвокации – переманивания на свою сторону чужих богов и богинь. Их «официально» приглашали в Вечный город, обещали строительство посвященных им храмов, щедрые жертвоприношения и почитание, а взамен от них требовалась самая малость – склониться перед величием Рима и мощью его легионов.

Это было важной частью государственной политики, да и в обиходе (а римляне в своих частных делах никогда не забывали заручиться поддержкой свыше) еще один могущественный бог был нелишним. Поэтому к чужим культам они относились не только с максимальной терпимостью, но и с большим интересом. Но все это касалось относительно цивилизованных народов, а не диких северных племен с зубодробительными названиями, у которых мужчины носят – стыдно сказать в приличном обществе – штаны! К тому же, как утверждал в «Записках о галльской войне» Юлий Цезарь[1], ничего интересного в верованиях германцев и не было: по его словам, они не имели жрецов и не усердствовали в жертвоприношениях, поклонялись луне, солнцу и огню, «а о других богах даже не слышали».

И все же к концу I века н. э. знаменитый историк Корнелий Тацит решил поведать согражданам «О происхождении германцев и местоположении Германии»[2]. В этом труде любопытство ученого сочетается с явными назидательными нотками: Тацит очевидно ставит мужественный и суровый образ жизни северных воинов и земледельцев, честную простоту их нравов и невзыскательность быта в пример чересчур изнеженным и развращенным соотечественникам.

Джеймс Брайс. Тацит в представлении художника начала XX в. Иллюстрация из книги Гасанова Исмаила Байрамовича «История всех народов с древнейших времен до наших дней». 1920 г.

Обстоятельно взявшись за дело, Тацит сообщил, что, согласно древним песнопениям германцев, общим праотцом их племен был Манн («человек»), сын бога Туисто, порожденного матерью-землей. От Манна и пошли три колена германских племен. Сразу отметим, что Туисто упоминается только у Тацита, и надежных параллелей этому персонажу в других источниках ученые так и не нашли. Одни считают, что это инеистый великан Имир, в скандинавской мифологии – прародитель всего живого, который является «отголоском» очень древнего индоевропейского двуполого божества. Другие считают, что Туисто – это латинизированная форма имени германского бога Тиу, он же Тюр.

Также Тацит рассказывает, что германцы чтили Меркурия, которому в определенные дни приносили человеческие жертвы, Геркулеса, который когда-то посетил их землю и стал для них образцом могучего и доблестного воина, а также бога войны Марса. Конечно, Тацит просто не знал или не счел необходимым называть имена германских богов и заменил их на подходящих по «функционалу» римских. Так кто же были германские Меркурий, Геркулес и Марс? Ответ на эту загадку нам предстоит узнать чуть позже.

А еще Тацит, да и все другие римские авторы, поведавшие о нравах и обычаях германцев, в один голос говорят об их приверженности к гаданиям и пророчествам. Если Цезарь писал о том, что германские матроны (матери семейств) указывали воинам благоприятное время для битвы, бросая жребий с помощью деревянных палочек, то у Страбона эта процедура обрастает жуткими подробностями: жрицы-предсказательницы перерезают пленникам горло, сливают кровь в медный котел и совершают гадания по рисункам на кровавой поверхности. Другие творят предсказания по внутренностям рассеченных жертв. Римские жрецы-авгуры и сами умели искать добрый или зловещий смысл в полете орлов и сов или знамения в том, насколько жадно цыплята поглощают пищу. А жрецы-гаруспики выносили свой вердикт о будущем, внимательно рассматривая печень жертвенных овец. Но до гаданий по человеческой плоти они все же не додумались.

Лоран Оноре Маркест.

Веледа. 1877 г. Музей августинцев. Тулуза, Франция

Наконец, Тацит рассказывает об уникальном, по его мнению, способе гадания у германцев – по ржанию и фырканью лошадей. Конечно, для предзнаменований и предостережений подходил не всякий конь, а только животные белой масти, «не оскверненные никакой работой» и запряженные в священную колесницу, сопровождавшую вождя в походах.

В один голос античные авторы отмечают, что предсказаниями у германцев занимались в основном женщины. «Ведь германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями», – пишет Тацит. Он напоминает читателям о знаменитой пророчице племени бруктеров Веледе, которую германцы признавали почти за божество и благоговейно внимали ее предсказаниям. Веледа, по преданию жившая в высокой башне на берегу реки и вдохновлявшая соплеменников на борьбу с захватчиками, при императоре Веспасиане (69–79 годы н. э.) была пленена римлянами и доставлена в Вечный город как трофей императора.

Племя свевов, сообщает далее Тацит, поклоняется богине Исиде – и сам недоумевает, как египетское божество оказалось в столь чуждой для него среде. К тому же, продолжает автор, «их святыня изображена в виде либурны» (римской ладьи). Он делает вывод, что почитание Исиды появилось откуда-то извне. Скорее всего, Тацит опять-таки называет привычным ему именем какую-то местную богиню, предания о которой напомнили ему о супруге Осириса. Но кто же она на самом деле? Снова загадка…

Римский историк упоминает еще одну германскую богиню, Нерте, в лице которой почитается мать-земля. Он сообщает любопытные подробности: на острове среди Океана находится священная роща Нерте, а в ней – повозка, укрытая тканью. Приподнимать священный покров не дозволено никому, и даже просто прикасаться к нему могут только жрецы. Когда по каким-то тайным знакам они определяют, что богиня снизошла к своим земным подданным, повозка, запряженная коровами, торжественно отправляется по окрестным землям. Это время великого праздника, когда прекращаются войны и распри и даже все изделия из железа прячут подальше. Правда, когда Нерте, благословив свой народ, возвращается в заветную рощу, ее повозка и покровы должны быть омыты в уединенном озере, а рабы, которые совершают это таинство, обречены затем на немедленную смерть, и их тела предают темным озерным водам.

Тацит подчеркивает, что германцы не строят храмы в честь своих богов и не создают изображений, где небожителям придавались бы человеческие черты, а посвящают им дубравы и рощи. Под этой священной сенью творятся «жуткие таинства и варварские обряды». Здесь приносят человеческие жертвы, участники ритуала входят в рощу в оковах, подчеркивая свое ничтожество и смирение перед божеством, «а если кому случится упасть, не дозволено ни поднять его, ни ему самому встать на ноги, и они выбираются из рощи, перекатываясь по земле с боку на бок». Доспехи и оружие, которые победители взяли с боя, также приносятся в дар богам и украшают священные дубравы. И среди таких трофеев, с горечью отмечает Тацит, можно увидеть значки римских легионов, разгромленных воинственными варварами.

Как видим, римский историк добросовестно рассказал обо всем, что знал о богах и обычаях современных ему германских племен. Но все же это был взгляд со стороны, с горделивой высоты Палатинского холма. Сам Тацит никогда не был в землях, о которых писал, и всю информацию получал «из вторых рук», и тоже от римлян, а не от германцев. Вот и объявились в северных лесах и на берегах студеного Океана не самый значимый эллинский бог Гефест и древнеегипетская богиня Исида. Пришло время разобраться с загадками Тацита, и помогут в этом потрясающие литературные памятники, которые были созданы тысячелетие спустя на северном рубеже обитаемого мира. Возможно, именно эту землю в античные времена называли Ultima Tule, «последним пределом», а нам она известна как остров Исландия.

Сокровище Севера

Исландия значит «ледяная страна», и именно таким в IX столетии предстал перед открывшими ее викингами неведомый остров. Впрочем, кроме льда и снега в Исландии нашлись вулканы и горячие источники, а также долины, пригодные для скотоводства. Обнаружились там, кстати, и вездесущие ирландские монахи, которые в те времена в своих лодках из дерева и бычьих шкур были мореплавателями не хуже скандинавов. На остров сразу же потянулись норвежские переселенцы. Их родину в это время потрясали бесконечные войны, которые вел сначала первый король Норвегии Харальд Прекрасноволосый против своевольных знатных викингов, а потом его многочисленные сыновья – брат против брата.

Деревня викингов, окруженная частоколом. Стокснес, Исландия

Новоиспеченные исландцы ревниво оберегали от королевской власти свою независимость и традиции народного самоуправления, подобного новгородскому вечу. Все значимые вопросы решались на собраниях – тингах, где, впрочем, имели место и интриги, и подкуп, и кровопролитие. И вот однажды, ровно в 1000 году, после долгих распрей между язычниками и уже многочисленными исландскими христианами на всеобщем собрании (альтинге) со Скалы закона было провозглашено: все исландцы должны принять христианскую веру. Те же, кто останется приверженным старой вере, может в ней оставаться, но втайне от других – да-да, это условие тоже было утверждено всенародно!

Норвегия приняла христианство как государственную религию еще позже – в 1022 году. Таким образом, вера в старых богов задержалась на Скандинавском полуострове и в Исландии на несколько столетий дольше, чем во всем остальном германском мире. И как раз скандинавская мифология известна нам во всем своем мрачноватом великолепии – благодаря, конечно, «Эддам».

«Эдды» – это два средневековых литературных памятника, созданных на древнеисландском языке – «Старшая», или «Эдда Сэмунда Мудрого», и «Младшая» (последнюю называют и просто «Эдда»). Начнем, пожалуй, с «Младшей». Ее автор доподлинно известен – это знатный исландский землевладелец, скальд (поэт) и, говоря современным языком, политический деятель Снорри Стурлусон. Его творение представляет собой… учебное пособие по стихосложению для начинающих поэтов. Да, «Младшая Эдда» посвящена «молодым скальдам, пожелавшим изучить язык поэзии и оснастить свою речь старинными именами или пожелавшим научиться толковать темные стихи»[3].

Титульный лист рукописи «Младшей Эдды», на котором изображены Один, Хеймдалль, Слейпнир и другие персонажи скандинавской мифологии. XVIII в. Национальная и университетская библиотека Исландии

Безмерно почитаемое у скандинавских народов искусство поэзии требовало не только таланта, но и немалых знаний. Все дело в кеннингах – особых образных выражениях, которые иносказательно описывали тот или иной предмет, явление или личность. Скальд, говоря, например, о море, не мог просто так ляпнуть: «море», а должен был сказать: «отец дочерей Эгира». Образованные почитатели его таланта знали, что Эгир – это великан-ётун, олицетворение океана, породивший в союзе с великаншей Ран, повелительницей штормов, девять дочерей, которых называли девами волн. Таким образом, «отец дочерей Эгира» – это отец волн, бушующее море.

Золото тоже нельзя было назвать попросту золотом, а следовало величать «дождем Драупнира», и это отсылало слушателя к мифу о волшебном кольце. Все началось с того, что злокозненный бог Локи отрезал золотые волосы прекрасной богини Сив, жены Тора. Тот, конечно, разгневался и убил бы наглеца, если бы Локи не пообещал подарить Сив новые волосы из чистого золота, которые будут расти как настоящие. И такое чудо действительно было сотворено благодаря невероятному искусству кузнецов-карликов, которые выковали новые волосы Сив, а заодно и волшебный корабль Скидбладнир, чьи паруса всегда наполняет попутный ветер, и копье Гунгнир, с которым Один выйдет на последнюю битву Рагнарёк, чтобы сразиться с освободившимся от оков волком Фенриром. С помощью маленьких кузнецов Локи заплатил за свою проделку огромный выкуп, но на этом не успокоился: он поспорил с искусным мастером-карликом по имени Брокк, что тот ни за что не превзойдет мастерство своих собратьев. И предложил в заклад ни много ни мало собственную голову.

Долго трудился Брокк и представил на суд богов Одина, Тора и Фрейра три чудесных предмета. Фрейру он предложил вепря с золотой щетиной, который мог бежать по земле и по водам быстрее любого коня. Тору карлик вручил всесокрушающий молот, всегда возвращавшийся в руку владельца. А Одину досталось золотое кольцо Драупнир, из которого каждую девятую ночь капало по восемь колец такого же веса.

Боги признали Брокка победителем в споре с Локи, однако тот опять сумел уйти от расплаты и сохранить свою хитроумную голову на плечах. А мы видим, как от древнескандинавского мифа протянулась через века золотая ниточка к одной замечательной, доброй и мудрой книге, написанной уже в XX столетии, а также к культовой кинотрилогии, вышедшей на экраны в самом начале века XXI.

Эти две истории – лишь крохотная часть того, что должны были знать скальды, чтобы преуспеть в своем мастерстве, да и любой образованный человек, не желающий прослыть невеждой, которому непонятен сладостный язык древних песен. Ведь сам великий Один жаждал испить меда поэзии, который сотворили карлики, смешав кровь Квасира, мудрейшего из людей, с настоящим медом. Ради глотка этого чудесного напитка Один нанялся в работники к великану Бауги, брату Суттунга, который получил драгоценный мед от карликов в качестве выкупа за смерть своего отца. Превратившись в змею, Один через просверленное Бауги отверстие проник в потаенную пещеру, где сосуды с медом поэзии денно и нощно охраняла дочь Суттунга Гуннлёд. Бог соблазнил дочь великана и с ее дозволения сделал три глотка, да таких, что осушил все заветные чаши до дна. Затем он превратился в орла и улетел, но Суттунг, прознав о дерзкой краже, погнался за ним, и Один пролил часть меда поэзии на землю – так высокое искусство стихосложения стало доступно людям.

И ради этого искусства и наследия великих скальдов в назидание юным поэтам (и к великой благодарности потомков) Снорри Стурлусон подробно излагает нам всю мифологию скандинавов, начиная с тех времен, когда еще не было ни земли, ни песка, ни моря, ни холодных волн.

Кристиан Крот.

Иллюстрация Снорри Стурлусона из Хеймскринглы. 1899 г.

Происхождение того или иного европейского народа от героев Троянской войны было общим местом раннесредневековых хроник. Правители молодых государств нуждались в благородной и древней генеалогии, укрепляющей их статус. Пример подали римляне, ведь они считали себя потомками Энея, сына самой Венеры, участвовавшего в войне на стороне троянцев и покинувшего горящий город с престарелым отцом на плечах. Вслед за ними легенду о своих троянских корнях подхватили франки и англы. Вот и Снорри сообщает, что сыном Меннона стал могучий Трор (Тор), взявший в жены пророчицу Сибиллу (Сив), а их прямым потомком был Один, чтимый «превыше всех конунгов». Своим сыновьям он дал в удел различные германские земли, местом же собственного пребывания избрал Швецию.

Сделав эту необходимую оговорку, Снорри приступает к повествованию, которое находится в полном противоречии с «Прологом». Он рассказывает об обители богов Асгарде, срединном мире Мидгарде, созданном из плоти и костей инеистого великана Имира, о темном и ледяном Нифльхейме, огненной стране Муспелльхейм и мрачном чертоге смерти Хель; о Всеотце, повелителе всего на свете – Одине и семействе высших богов: молотобойце Торе, прекрасном и благостном Бальдре, владыке ветров и покровителе плодородия Ньёрде и его детях – Фрейре, божестве солнечного света и земных плодов, и Фрейе, богине любви, чья колесница запряжена кошками; о красноречивом Браги и хозяйке молодильных яблок Идунн, о светлом Хеймдалле, страже моста-радуги Биврёста, об одноруком Тюре и злокозненном Локи. Повествует о сотворении первых людей из ивы и ясеня, выросших на морском берегу. Рассказывает о великом древе Иггдрасиль, растущем из Мировой бездны и простершем свои ветви высоко над миром; о трех священных источниках, бьющих из его корней, и о девах судьбы – норнах, живущих возле источника Урд; о небесных чертогах и Вальгалле, куда попадают павшие в бою. И, конечно, о последней битве, когда сгорят небеса и погибнет земля, чудовищные твари вырвутся на волю и в поединке с ними падут великие боги. Но затем новый мир поднимется из моря, юные дети богов сядут играть в золотые тавлеи, а из уцелевшей рощи Ходдмимир выйдут Лив и Ливтрасир, от которых вновь начнется род людской…

Эти и другие истории Снорри рассказывает прозой, простым и лапидарным языком, но то и дело обращается к выдающимся поэтическим образцам, многие из которых вошли в состав «Старшей Эдды». Кстати, вовсе не факт, что «Старшая» была создана раньше «Младшей», возможно, что этот сборник скальдической поэзии был составлен как раз позднее. Но бесспорно, что сами песни о богах и героях в большинстве своем намного более древние.

Песни «Старшей Эдды» – это заклинания и пророчества (так, открывает сборник величественное «Прорицание вёльвы» – история мироздания от его зарождения до гибели в пламени Рагнарёка); поэтические диалоги, где собеседники состязаются в мудрости, задают и разгадывают загадки, поучают житейским правилам. Интересны также драматические сцены: чего стоит, например, «Перебранка Локи», где этот вечный возмутитель спокойствия, незваным явившись на пир у великана Эгира, безжалостно обвиняет богов в трусости и «женовидности», а богинь – в бесстыдном распутстве.

Фридрих Вильгельм Гейне. Ясень

Иггдрасиль. 1886 г.

Все эти произведения содержат россыпь мифологических сведений, правда, чаще всего изложенных отдельными фрагментами, – предполагалось, что сам поэт и его благородные слушатели знают полную картину, которая скрывается за всеми этими намеками, сложными образами и иносказаниями. Так, в знаменитом «скандинавском зверином стиле» причудливо переплетены между собой линии орнамента и лапы, хвосты, шеи, пасти невиданных животных.