Гермина

В библиотеке Хогвартса царила особая атмосфера. Тягучая тишина, настоявшаяся, как зелье, оттого, что редко нарушалась, была пропитана запахом старинных книг, чернил и пыли. Гермиона считала это место своим вторым домом. Здесь она проводила большую часть дня и ориентировалась, как в собственной комнате: знала каждый стеллаж и каждую полку.

Порядок и величие были свойственны читальному залу так же, как дыхание человеку, и именно тут Грейнджер дышалось легко и непринужденно. Ее душа обрела свое пристанище посреди самого крупного в магической Британии книжного хранилища.

Вчитываясь в очередную строчку в потертом фолианте, Гермиона совсем не замечала пытливого взгляда, который буквально ощупывал ее. Когда она читала, мир вокруг замирал и, если бы даже началась срочная эвакуация студентов из школы, Грейнджер бы не сразу отвлеклась от книги.

— Извините, — низкий мужской голос заставил ее поднять глаза, которые тут же округлились от шока. — Гер-ми-вона, я правильно произношу? — смущенно проговорил юноша в некоем джентльменском приветствии, склонившись над столом, за которым она сидела.

— О, Мерлин…

Грейнджер уставилась на него, что с ее стороны было не вежливо. Однако она не могла вымолвить ни слова, молча рассматривая острые пряди черных волос, спадающих на его угловатое лицо, привлекающий внимание нос с маленькой горбинкой, тонкую волевую линию губ и хмурые брови, почти соединяющиеся возле прорезавшей лоб морщины. Его мрачный вид и пугал, и в то же время притягивал. Неизменно строгая бордовая форма, наглухо застегнутая на все внутренние пуговицы. Загадочность, манящая темными тайнами. Воображение Гермионы унеслось к далеким заснеженным горам, среди которых притаился засекреченный от всех, включая иноземных волшебников, Дурмстранг.

— Простите за беспокойство, я могу подойти в более подходящий момент, — юноша начал откланиваться и сделал шаг назад.

— Постойте, Виктор, — Гермиона взволнованно вскочила с места, нервно приглаживая торчащие во все стороны каштановые волосы, больше похожие на воронье гнездо. — Вы что-то хотели? — ей стало неудобно за свою невоспитанность и растрепанный внешний вид. В голове билась единственная паническая мысль: перед ней лучший ловец в мире, тот самый, чьим лицом Рон облепил все стены своей крохотной комнаты в Норе.

Виктор, с ума сойти, Крам. Сам подошел ко мне. Вот настоящее волшебство.

— Я лишь хотел представиться и… — он замялся, замерев на месте и не отрывая от нее глаз.

— О, это вовсе не нужно, ведь я вас знаю. Конечно же, знаю, — неловко улыбнулась Грейнджер, стараясь спрятать выпирающие передние зубы, которых стеснялась. — А мое имя — Гермиона, — она сглотнула и зачем-то добавила, растягивая по слогам: — Гер-ми-она.

— Гермивона, — повторил Виктор, поджав губы, — простите, в Болгарии нет таких имен.

— Я понимаю, можете называть меня Грейнджер, если так легче.

В черных, как смоль, глазах Крама отразилось отчаяние, и уголок ее губ дернулся.

— Гермина? — с надеждой спросил он.

— Меня устроит, — подытожила она, протягивая ему руку, чтобы закрепить знакомство.

Виктор пожал ее тонкую ладонь с заметным трепетом, долго не отпуская.

— Я хотел бы… — он осекся, рассматривая их сплетенные руки, — вы не против… Можно, я напишу вам письмо?

Кажется, он хотел сказать что-то иное, но не решился. Грейнджер сразу прониклась к хмурому болгарскому юноше сочувствием и симпатией.

— Да, конечно, я буду рада, — она подтвердила свои слова милой, чуть скомканной, но искренней улыбкой, и Виктор ответил ей кривоватой ухмылкой. Видимо, это была его особая манера улыбаться.

— Спасибо, Гермина, — он нехотя отпустил ее руку и пропал из виду так же неожиданно, как и появился. Она так и не успела спросить, чего он хотел от нее на самом деле.

Гермиона плюхнулась на стул, пытаясь собраться с мыслями, все еще чувствуя тепло прикосновения на ладони. Рон с Гарри не поверят ей, если она им расскажет об этой странной встрече. Поэтому она будет молчать.

В следующий раз в библиотеке она неосознанно ждала, надеясь, что он подойдет. Сидя на жестком стуле, как на иголках, Грейнджер временами оборачивалась по сторонам, выискивая глазами Виктора.

Глупая, зачем я ищу его?

Она одернула себя, закатив глаза, но мысли все равно возвращались к загадочному брюнету с неимоверно глубокими, гипнотическими глазами. К собственному удивлению Гермиона переключила внимание с Уизли на Крама. Рон, который не выходил у нее из головы с тех пор, как в Большом зале объявили, что в этом году состоится легендарный Святочный бал, ушел на задний план. Теперь она мучилась догадками: что же от нее хочет всемирно известный спортсмен? И откуда он знает ее имя?

Мысли мешали сосредоточиться, вызывая самые невероятные теории. А вдруг он шпион и ищет через нее подход к Гарри? Размышляя об этом, Грейнджер машинально встала и подошла к книжным полкам, на автомате перебирая корешки и вычисляя нужный экземпляр на ощупь. Она могла бы сориентироваться здесь и с закрытыми глазами, поскольку знала перечень книг и их местонахождение в библиотеке наизусть.

Вернувшись обратно за излюбленный стол в углу зала, она охнула, заметив поверх открытого ею фолианта сложенный в виде конверта пергамент. Гермиона быстро осмотрелась вокруг — никого. Странно. Поспешно развернув шершавый бурый лист, она с жадностью прочла всего несколько строк, написанных чуть корявым размашистым почерком:

«Дорогая Гермина, простите мне мою фамильярность. (С вашего позволения я буду вас так называть?)Перейду сразу к делу. С замиранием сердца предлагаю вам свою кандидатуру в спутники на Святочном балу. Надеюсь, вы не успели дать положительный ответ другому. В ожидании вашего ответа, Виктор Крам».

С каждым словом ее сердце стучало все громче, подлетая к самому горлу. Дочитав, она чуть не пискнула от восторга. На всякий случай предварительно просканировав почти пустой читальный зал взглядом, Грейнджер запрыгала на месте от радости, позволив себе улыбаться во весь рот.

Первый парень, нет, уже мужчина, по ее меркам, который обратил на нее внимание. Признал в ней девушку. Мерлин, она не могла поверить своему счастью.

Гарри видел в ней лучшего друга, как и должно было быть. А Рон, этот узколобый олух, воспринимал ее только как своего товарища и отличницу, которая помогала ему с домашним заданием, в упор не видя расцветающую девочку у себя под носом и не замечая ее чувств, как ей казалось.

Как же связаться с Виктором?

С мыслями об этом пролетела учебная неделя. Гермиона сразу написала ответ на новеньком листе пергамента, тщательно выводя слова «я согласна», но не решалась подойти к чемпиону. Крам трапезничал за столом Слизерина, в коридорах его сопровождали дурмстрангцы и стайки девчонок, которые преследовали звезду квиддича повсюду. Где бы Виктор ни находился, он никогда не был один. Грейнджер инстинктивно искала его взглядом и обычно находила в толпе фанатов. Однажды она поймала его ответный взгляд, и быстро отвела глаза, смутившись. Оставалась надежда на библиотеку.

Однако там он не появлялся, может, готовился к турниру. Она начала волноваться: вдруг он лишь посмеялся над ней и вовсе не собирался идти с ней на бал. Есть ведь в Хогвартсе девушки и старше, и красивее, и уж точно посмелее, чем она: хваленая гриффиндорка, которая даже слова сказать не может парню, пригласившему ее на грандиозное мероприятие, куда она даже не мечтала попасть в качестве партнерши чемпиона турнира.

Ждать милости от судьбы и уповать на случай — вовсе не в характере Гермионы. Поэтому она решила взять дело в свои руки. Была не была, терять ей нечего. Собрав всю волю в кулак и выдохнув, Грейнджер подошла к Краму прямо посреди коридора, переполненного студентами. Окликнула его, привлекая внимание, и он обернулся, при виде ее улыбнувшись уголком рта. Брутальные и мощные, как на подбор, дурмстрангцы, словно свита, сопровождающие своего лидера, насторожились и с любопытством уставились на очередную назойливую девчонку из принимающей их школы. Они посмеивались и оценивающе рассматривали Гермиону, отчего она сразу сникла.

Виктор заметил ее смятение и жестом велел друзьям оставить его, скомандовав что-то на болгарском.

— Здравствуйте, Гермина, я так рад, что вы пришли, то есть, подошли, — он отвел ее в сторону, подальше от людского потока.

— Привет, ко мне можно на «ты». Это вполне приемлемо, ведь мы собрались на турнире, чтобы налаживать связи между волшебными сообществами разных стран и континентов, — затараторила она, боясь струсить и сбежать, — я только хотела передать тебе это, — она пихнула ему в руку сложенный пергамент, нервно поджимая губы.

— Ваш… твой ответ, — просиял Крам, принимая письмо как долгожданный подарок. — Я не решался спросить…

— Да, там мой ответ. И еще… я хотела сказать, что… если тебе что-нибудь нужно… какая-то помощь, то можешь подойти ко мне в библиотеке, — она помедлила, тушуясь и переступая с ноги на ногу: ее щеки горели от его пытливого взгляда. — По вечерам я всегда там: с шести до восьми, — Грейнджер прикусила губу, поняв, что выглядит слишком навязчивой.

— Конечно, Гермина, я приду, — кажется он принял ее слова за приглашение на свидание. — Спасибо.

Не успел Виктор договорить, как она бросилась прочь, чуть ли не убегая, потому что ее бросило в жар от собственной выходки. Завернув за угол, Грейнджер прислонилась к стене и стала судорожно обмахиваться руками. Поджилки тряслись от собственной бесшабашности: мерлиновы кальсоны, она же назначила свидание самому Виктору Краму. Безумная ведьма.

— Гермиона, с тобой все в порядке? — проходящий мимо Невилл остановился с сочувствующим видом. — Тебе плохо? Ты вся красная.

— Нет-нет, все хорошо, — отмахнулась она, — просто жарко.

— Ну, не знаю, я мерзну от осенних сквозняков, ведь замок старый: дует из всех щелей, — запричитал Невилл. — Думаю, тебе надо показаться мадам Помфри. Мало ли… вдруг ангина.

— Со мной все в порядке, — выпалила Грейнджер громче, чем хотела бы. — Прости, мне надо идти.

Гоблин, зачем она обидела недотепу Долгопупса? Надо взять себя в руки.

Нахождение в любимой библиотеке незаметно превратилось в изощренную пытку. Ибо каждую минуту Гермиона неосознанно ожидала прихода Виктора и поправляла волосы, собранные в аккуратный пучок. Она нетерпеливо листала страницы случайной книги, но буквы расплывались перед глазами. Если он не придет, она будет считать себя идиоткой до конца дней. Откуда только эти иррациональные мысли? Ведь ей не свойственен наивный романтизм: не зря же она считалась самой разумной и интеллектуально развитой ведьмой на потоке.

Мать моя Моргана, он идет. Соберись.

Заметив его боковым зрением, Гермиона вздрогнула и выпрямилась, усаживаясь, как прилежная ученица, сложив руки друг на друга.

О, нет, это слишком убого.

Она вовремя убрала локти со стола, потому что Виктор уже стоял перед ней, чуть склонив голову, словно в поклоне.

— Привет, Гермина, — тепло поздоровался он, — я подумал, что могу составить тебе компанию. Если… Если ты не против?

— Конечно, присаживайся, — она кивнула на стул рядом, — я буду рада.

Он осторожно занял место рядом с ней, словно боялся спугнуть ее лишним движением.

Повисла неловкая пауза.

— Я хотел сказать спасибо, — начал Крам, подбирая слова, — за то, что ты согласилась пойти со мной на бал, — ее щеки порозовели, и она еле держалась, чтобы не отвести взгляд. — Это тебе.

Виктор достал из-за спины букет миниатюрных сиреневых фиалок и протянул ей с невинным видом.

— Мне? — ахнула Грейнджер: это первые цветы в ее жизни не от отца и не на день рождения. — Спасибо, — пролепетала она с замиранием сердца.

Не зная, как выразить благодарность и восторг, она прижала букетик к груди и расплылась в улыбке. Крам смотрел на нее так, будто в жизни не видел ничего более совершенного.

— Ты занимайся, — проговорил он сдержанно, — я не буду мешать.

Так у них и повелось. Гермиона ежедневно приходила в библиотеку по часам, как на дежурство, и шла к своему столику в углу, где ее обычно уже поджидал Виктор. Он больше молчал, чем говорил, наблюдая за тем, как она делает домашнюю работу. Со временем Грейнджер привыкла к его присутствию и начала чувствовать себя при нем расслабленно.

Первые попытки разговорить Крама были забавными и неуклюжими. Он отнекивался, ссылаясь на плохое знание английского и неумение поддержать светский разговор. Однако постепенно Гермиона раскрепостилась сама и смогла втянуть в общение и его. Они намеренно избегали темы турнира, поскольку относились к соперничающим сторонам. Грейнджер рассказывала Виктору о жизни маглов, о которой он совсем ничего не знал, и с удивлением обнаружила, что он внимательно слушает и искренне интересуется: ему вовсе не претили ее магловские корни. Крам не имел предубеждений на счет «грязнокровок» и не кичился своим происхождением.

Ее симпатия к нему росла с каждым днем, укрепляясь оттого, что Виктор показывал себя с лучшей стороны. Но был ли он таков на самом деле?

По инициативе Крама они начали выходить из библиотеки на свежий воздух, прячась в тени Запретного леса. Поскольку Гермиона хотела сохранить их общение в тайне, иначе бы девчонки Хогвартса заклевали ее за то, что увела у них такой лакомый кусочек. Виктор уважал ее мнение и был весьма тактичен и вежлив с ней. Когда же он проколется? Где подвох?

В один из холодных, предзимних вечеров, когда Грейнджер выбежала во двор, укутавшись в шерстяной шарф и мантию с подкладом, Крам встретил ее за условленной колонной и по обычаю обнял. Она утонула в его крепких объятиях, поймав себя на мысли о том, что их отношения заходят уже достаточно далеко, но тут же размякла, окутанная теплом и бережной силой. Ей захотелось остановить мгновение. Мерлин, никто не обнимал ее так крепко и любовно. До него.

— Я кое-что приготовил для тебя, Гермина, — с волнением сообщил Виктор, отпуская ее и лишая опоры: она с сожалением поежилась. — Надеюсь, ты оценишь, — он взял ее под локоть и повел вперед, даже не намекнув, куда они идут.

— Это сюрприз? — насторожилась Грейнджер, прижимаясь к нему плотнее, чтобы спрятаться от промозглого ветра. — Мы же не будем нарушать правила?

— А ты бы хотела? — он взглянул на нее с вызовом.

— Ну, я бы не назвала себя самой образцово-показательной студенткой Хогвартса, — замялась она, решив не продолжать тему.

— Я наслышан, — загадочно ответил он, — но сегодня все будет по правилам. Я взял разрешение у директора.

— Разрешение на что?

— Сейчас узнаешь, — он вел ее вдоль берега Черного озера, и она начала догадываться.

— Ты серьезно? — воскликнула Гермиона, когда они остановились у небольшой пристани перед пришвартованным к ней исполинским кораблем. Его потемневшие от времени, обшитые деревом борта возвышались над водой, как стены крепости. Мачты уходили высоко в небо, протыкая вершинами кучевые облака, а посеревшие паруса чуть колыхались на ветру, укрывая палубу, словно шатер.

— Да, я приглашаю тебя на борт, — торжественно произнес Виктор, пропуская ее вперед, и Гермиона прошла по трапу, внутренне ликуя, ибо никогда не бывала на старинном судне, пропитанным волшебством. Родители брали ее с собой в круиз на быстроходном лайнере, но это совсем другое дело.

На борту дурмстрангского корабля магия ощущалась буквально кожей. Она обволакивала с ног до головы, проникая в поры и оседая тяжелым осадком внутри. Поскольку материя была темной и древней и, скорее всего, не предназначенной для простых смертных.

— На этот корабль могут попасть только волшебники? — спросила Гермиона, уже зная ответ.

— Как ты догадалась? — восхитился Виктор, заглядывая в самую глубину карих глаз.

— Почувствовала, — она прикоснулась к мачте, ощутив покалывание на кончиках пальцев. Сам воздух будто был наэлектризован. Крам дотронулся до ее руки, и их обоих ударило разрядом тока.

— Ты сильная ведьма, Гермина, я сразу это понял, — он дотронулся до ее виска поглаживающим движением, запуская пальцы в волосы. — И тебе больше идет… Как это сказать? — он медленно распустил пучок на ее макушке, приглаживая непослушные пряди сверху вниз. Массируя ее голову, его руки постепенно спустились ниже по спине, сомкнувшись на талии.

— Тебе правда нравятся мои распущенные космы? — прошептала Грейнджер, обомлевшая от его мягких ласк.

— Очень сильно, — Виктор прижал ее к себе, шумно вдыхая аромат ее волос. — Пожалуйста, не надо больше собирать их.

— Хорошо, — она расплылась в улыбке, пряча навернувшиеся на глаза слезы, уткнувшись лицом в его широкую грудь. — Спасибо тебе за сюрприз.

— Так это еще только начало, — усмехнулся Крам: с ней он чувствовал себя более раскованно, чем с остальными.

Взяв ее за руку, он провел спутницу вниз, к каютам, и велел ей закрыть глаза. Она сомкнула веки и услышала звук открывающейся двери. Несколько неуверенных шагов внутрь, и ее накрыли запахи свежеприготовленной еды: что-то смутно знакомое, приятно щекочущее нос.

— Яблочный пирог с меренгой! — не удержавшись, выпалила она. — Откуда ты знаешь?

— Эм, еще минуту, Гермина, — усмехнулся Виктор, шурша совсем рядом. — Все, открывай глаза.

Она распахнула веки и ахнула, осматривая каюту. Стены помещения были усеяны бабочками с огромными крыльями-лепестками цвета яркой лазури. Они были похожи на живые цветы, некоторые из них летали под потолком, рисуя в воздухе петли и создавая иллюзию замысловатого танца.

— О, — на выдохе.

Лазурь расплывалась перед глазами, отчего у нее кружилась голова. Гермиона потеряла дар речи, раскрыв рот от удивления. И тут неожиданно заиграла дивная музыка — зачарованная арфа, повисшая в воздухе, издавала волшебные звуки, проникающие в самое сердце.

— Присаживайся, пожалуйста, — Виктор помог ей освободиться от верхней одежды и учтиво отодвинул стул. Лишь тогда она заметила накрытый для них, явно праздничный стол, не иначе: на белоснежной скатерти выстроились различные блюда, от которых у нее слюнки потекли, а роскошная сервировка напомнила ей лучший ресторан Лондона, где она бывала раз в жизни — на юбилее бабушки.

Впервые сев за один стол, они поначалу смущались друг друга. Крам учтиво наливал напитки: ничего алкогольного — только фруктовые соки и лимонад. Из блюд Гермиона остановилась на отбивной с маринованными артишоками. Это было фантастически вкусно. Мерлин, где он взял столько еды? К десерту Грейнджер отпустила себя и беззаботно болтала об их с Гарри приключениях. А Виктор со смехом рассказывал о том, что в Дурмстранге нет никаких ужасов и темных тайн. Есть только жадный директор, который наживается на плате за обучение, принимая лишь тех студентов, чьи родители богаче: для имиджа крутой академии нужен флер секретности и недоступности.

— Порепетируем наш танец для бала?

Гермиона кивнула, и он закружил ее в вальсе, ведя за собой и мягко направляя. В его уверенных руках она была податливым гибким стебельком. Его плавные движения восхищали: он легко парил в танце. Точно так же, как и мастерски летал на метле над квиддичным полем. В какой-то момент Грейнджер настолько забылась и поплыла от удовольствия, что оступилась и припала к партнеру всем телом. Он подхватил ее за талию и прижал к себе.

— Осторожно, Гермина, — выдохнул он ей в губы, — я не хочу, чтобы наш вечер закончился травмой.

— Ты ведь поймал меня, — прошептала она, ощущая его дыхание с ароматом апельсинового фреша.

Виктор был так близко: ее кожа горела и плавилась от жара его тела. Гермиона невольно прикрыла глаза и потянулась к нему. Сердце пропустило удар, и их губы встретились. Слились в мягком поцелуе, невинном и трепетном. Поначалу. Импульсы рассыпались по телу, требуя большего, и она запустила пальцы в его густые волосы, прижимаясь ближе и размыкая губы. Виктор скользнул языком в ее рот, двигаясь осторожно и бережно. Одна его рука оставалась на ее талии, а вторая блуждала по спине. Грейнджер остро чувствовала его обжигающие касания сквозь тонкую ткань платья: они отдавались взрывными разрядами тока. Все тело странно пульсировало. С ней впервые происходило подобное, и она теряла голову.

— Гермина, я давно хотел сказать… — Крам отстранился, смущаясь: от волнения его скулы покрылись розовыми пятнами, — ты стала для меня самым важным человеком… я не умею выразить…

Она замерла от волнения, боясь сделать лишнее движение и испортить момент.

— Я… — глубокий выдох, — …люблю тебя.

Он притих, сжав челюсть, ожидая ее вердикта. В его поглощающе-черных глазах отражалось отчаяние утопающего.

— Ох, — опешила Грейнджер: такого признания она никак не ожидала, — я… ошарашена.

— Если это не взаимно, я пойму, — он тяжело сглотнул, осунувшись.

— Нет, дело не в этом, — она не могла собраться с мыслями, — ты нравишься мне. Да, очень нравишься…

— Значит, у меня есть шанс? — возликовал Виктор, подхватывая ее и кружа в воздухе, как пушинку.

— Да, — его восторг накрыл и ее, разливая в груди теплое чувство. Вокруг них порхали бабочки, сливаясь в одно сплошное лазурное море. Это была сказка наяву. Для нее одной.

Пара «Виктор Крам и заучка Грейнджер» произвела бешеный фурор на открытии Святочного бала. Все говорили только о них, смотрели только на них, обсуждали их, собираясь в шумные компании. Гермиона впервые в жизни была так счастлива, так невообразимо красива и так беззаботно-равнодушна к чужому мнению. Она сияла, словно полярная звезда, она и была звездой этого вечера, затмив своим фантастическим преображением и эпичным выходом всех остальных.

Сплетни об этом будут гулять по Хогвартсу еще не один год: кто бы сомневался.

— Ты — душа этого праздника, Гермина, — снова и снова повторял Виктор, легко кружа ее в танце, как во время их репетиции. — Солнце меркнет на твоем фоне.

Где он набрался этих поэтичных фраз? Может, выучил.

Приятное чувство сладкой истомы переполняло ее, и она пыталась запомнить каждый момент своего триумфа. Возможно, это лучший вечер в ее жизни. Возможно, такое бывает лишь раз.

Она впитывала в себя каждый звук, каждое слово Виктора, каждый влюбленный взгляд, каждое его прикосновение. Складывала их в шкатулку воспоминаний, чтобы потом бережно доставать и разглядывать свои сокровища. Спустя много-много лет.

Они выбежали из замка, держась за руки и хихикая, как нашкодившие дети. Сбежавшие с шумного бала Гермиона и Виктор и были детьми, но рядом с ним, высоким и основательным, надежным, как скала, она чувствовала себя взрослой, полноценной и желанной девушкой. В его глазах читалось восхищение, и его любование вселяло в нее уверенность и гордость за себя. Грейнджер впервые ощущала себя достойной любви и обожания: не просто симпатичной девчонкой, а прекрасным лебедем, как из магловской сказки. Ей казалось, что она парит над землей, пока он крепко сжимает ее ладонь. А как только Крам поднял ее на руки и понес, она завизжала от восторга — эйфория накрыла ее с головой.

Гермиона не пробовала алкоголь ранее, но была уверена, что опьянела: она обвила руками шею своего кавалера и непрестанно ворковала и улыбалась, как умалишенная. Вся напускная серьезность и строгость сошли с нее, как высохшая глиняная маска. Лицо раскраснелось, и лазурные бабочки из волшебной иллюзии теперь трепетали внутри нее: где-то внизу живота. Она чувствовала их трепыхающиеся крылышки, щекочущие под ребрами. Мерлин, бесконечно хотелось петь и смеяться. Гермиона громко затянула песню, услышанную на празднике, и Виктор начал подпевать: коряво и неуклюже, но с душой, с искренней радостью и удовольствием.

Занеся свою спутницу на руках на борт корабля, он закружил ее на палубе вокруг своей оси. Она летала, раскинув руки в стороны, как птица — крылья, и неистово голосила, не стесняясь своего звонкого голоса. Когда Виктор опустил ее на ноги, она покачнулась и чуть не упала, но он успел ее поймать: безудержный смех распирал ее грудь, вырываясь наружу, заражая Крама: он тоже захохотал гортанно и размашисто, как никогда раньше. Мерлин, она не слышала более приятного звука в своей жизни.

Как они оказались в той самой каюте, где прошло их первое настоящее свидание, она не заметила. Голова неистово кружилась, перед глазами расплывались светящиеся пятна. Виктор медленно целовал ее в губы, поглощая все лишние мысли и сомнения, растворяя ее в ощущении невесомого полета. Его руки словно были везде одновременно: сильные, но нежные, требовательные, но бережные. Его любовные касания взрывали внутри нее фейерверки, рассыпающиеся колкими мурашками по коже. Она горела, искрясь, как новогодняя гирлянда. Он зажигал ее, и Гермионе казалось, что стоит ей открыть глаза, как она увидит собственное яркое свечение. Однако веки были настолько томно-тяжелыми, что она не могла разлепить их даже при сильнейшем желании. В этот момент ей хотелось лишь окончательно отдаться чувству обжигающей эйфории.

— Виктор, я готова, — прошептала она ему в губы, чувствуя как печет щеки, как щиплет глаза от переизбытка эмоций, которые ураганом рвутся наружу.

— Гермина, — он обрамил ее лицо руками, вынуждая посмотреть в его угольно-черные глаза-бездны, — ты уверена?

— Да, — на выдохе.

Больше слов не требовалось: его ловкие пальцы нежно распустили ее забранные в сложную прическу локоны, и те рассыпались по хрупким плечам. Аккуратно повернув ее к себе спиной, он медленно расстегнул ее платье, и оно спало к талии, оголяя тонкий стан. Она вздрогнула, потому что была без белья, и обнаженная грудь сразу покрылась мурашками, а соски затвердели. Мягко обняв ее за плечи, Виктор развернул ее к себе, окутывая взглядом любования, словно нежным шелком. Она трепетала изнутри, не смея отвести глаз в сторону, чуть дрожа и опустив руки по бокам, чтобы он мог видеть ее во всей красе. Идеальные окружности ее грудей казались ей самой неимоверно красивыми, ибо она смотрела на себя его любящим взглядом. Впитывала его обожествляющее отношение, смелея и отметая сомнения.

Одним движением Гермиона опустила платье к ногам, и оно сложилось на полу грудой тонкого прозрачного шифона. Она осталась в одних кружевных белых трусиках, которые мало что прикрывали.

— Ты безупречна, — убежденно проговорил Виктор, раздеваясь в ответ и подходя к ней вплотную, оставшись лишь в нижнем белье. — Красота — вот какая она…

— О, Мерлин, — Гермиона чуть не задохнулась от волнения при ощущении обнаженного мужчины рядом. Ее била дрожь при взгляде на поджарое жилистое тело, вытянутое и богически-сложенное — Крам был воистину выдающимся спортсменом, который довел себя до идеала. Он обнял ее, прильнув к ней торсом, горячим и твердокаменным, отчего она обмякла, словно глина в его руках. Он подогревал и растворял ее, делая мягкой и податливой, целуя шею, ключицы и узкие плечи. Его сильные руки требовательно сжались на ее ягодицах, и она впервые простонала вслух, смутившись собственного голоса. Чем требовательнее его пальцы сминали ее тонкую кожу, тем сильнее внутри бурлило желание, природа которого была ей не ведома. Но этот ураган распирал ребра и стремился вырваться наружу.

Легко приподняв ее за бедра над полом, Виктор донес ее до кровати и сел на край, пристроив Гермиону у себя на коленях. Она обняла его руками за шею, а ногами обвилась вокруг торса, прижимаясь плоским животом к его прокачанному прессу. Ее промежность почти прилегала к его возбужденному паху, и, пока они страстно целовались, Гермиона почувствовала, что ее трусики стали влажными.

— Я сниму их? — прошептал Виктор над ее ухом — она кивнула, не в состоянии говорить. Он помог ей освободиться от белья и бросил его на кровать. Оставшись совершенно оголенной, Гермиона запаниковала, плотнее прижимаясь к сильному телу, ища в нем поддержки и защиты.

— Я буду осторожен, — пообещал Виктор, — не бойся меня.

— Я не боюсь, — улыбнулась она, закусив губу, — но это мой первый раз…

— Я знаю, — он приподнял пальцем ее подбородок, — обещаю, ты не пожалеешь, что выбрала меня.

Она зажмурила глаза от остроты ощущений, когда его пальцы невесомо коснулись ее нежных складок, поглаживая вдоль. Он ласкал внутренние стороны ее бедер и постепенно подбирался к лону, едва касаясь, прокладывая себе путь медленно и терпеливо. Вторая его рука блуждала по ее спине, изучая каждый сантиметр кожи, спускаясь к упругим ягодицам. Поцелуи Виктора становилось более страстными и глубокими, полностью поглощая ее внимание. Он не отрывался от ее губ, продолжая окутывать мучительно тонкой и изысканной лаской. От первого прикосновения к ее лону она вздрогнула всем телом, волна мурашек разошлась от центра во все стороны, дойдя до кончиков пальцев, которые начало покалывать. Он трогал ее там так, будто играл на хрупком музыкальном инструменте, с трепетом перебирая струны, дабы не нарушить звучания.

Гермиона была его драгоценной арфой. От переизбытка чувств на ее глазах выступили слезы: ее сердце и еще не знавшее мужской ласки тело не могли выдержать такой запредельно-щемящей нежности. От каждого минимально давящего нажатия на клитор с ее губ срывался рваный стон, а голова непроизвольно откидывалась назад, ибо тело выгибалось ему навстречу, жаждя подстроиться под него и получить больше. Больше слепого поклонения и обожания.

Виктор боготворил Гермиону руками, взглядом и душой, отдавая ей всю накопленную за жизнь любовь, все нерастраченное тепло. Она вибрировала в его объятиях, напитываясь его энергией. Она не замечала, как слезы стекают по щекам, капая на его горячую кожу.

— Что-то не так? — участливо спросил он, искренне беспокоясь за нее.

— Нет, это прекрасно, просто… — она утерла слезы тыльной стороной ладони, — никто не относился ко мне так трепетно… я расчувствовалась, — она всхлипнула, — пожалуйста, продолжай, — буквально взмолилась, зарываясь пальцами в его волосы, шелковисто-приятные на ощупь.

— Я люблю тебя, — с чувством произнес он, — если бы ты только захотела, я бы увез тебя в Болгарию и сделал своей, — он погрустнел.

— О, Виктор, я очень хочу… — Гермиона невольно расплылась в улыбке, выпалив первое, что пришло ей ответом из глубины, из самого сердца. И хотя это казалось невозможным, но в моменте она была счастлива, приняв его предложение.

— Я так рад, Гермина, — он уложил ее на мягкую широкую постель и стал покрывать ее тело трепетными поцелуями, плавно спускаясь от шеи к животу. Обхватив ее груди руками, он облизал обе вершины, смакуя и обсасывая каждый сосок. Удобно расположившись между ее ног, развел ее колени в стороны, и опустился над лобком, выжидая. Она захихикала и, откинув голову, заерзала на кровати, чтобы лечь поудобнее. Максимально расслабилась, пока он медленно оглаживал ее бедра, раздвигая их еще шире.

Гермиона вздрогнула от первого прикосновения его языка: он мазнул им снизу вверх между розовыми складками, и она надрывно выдохнула. Язык прошелся по клитору, дразня и лаская, мучая ее неопытное тело. Она не могла подавить стонов, да и не хотела сдерживаться. Дрожа и постанывая, Грейнджер вцепилась пальцами в одеяло, сминая его и дергая на себя, не в силах выдержать сладкую пытку. Внутри ширилось чувство разрывающе-давящего напряжения, казалось, что если она не получит разрядки, то умрет прямо здесь под Виктором, так и не потеряв девственность.

— Все хорошо? — спросил Крам, отстраняясь и разглядывая ее, распластанную поверх скомканного одеяла.

— Это слишком… слишком, — застонала она, — Мерлин, что со мной? — Гермиона сжала ноги, соединив колени, и накрыла влажную от тягучей смазки промежность ладонью. — Я хочу еще.

— Значит, я все делаю правильно, — улыбнулся он, рывком стягивая боксеры и нависая над ней. — Прикоснись к нему, прежде чем…

Он взял ее руку и положил на свой набухший член так, чтобы она сжала пальцы вокруг ствола. Она ахнула и расширила глаза.

— Мерлин, — удивилась Грейнджер, проводя рукой по всей длине, — он такой большой, — почти испуганно, — я читала, что они бывают длиной с ладонь и больше, смотря какая ладонь, естественно, — она запнулась, краснея, — прости, это не к месту…

— Ты впервые видишь?..

— Да, — она с любопытством ощупала твердую головку, думая о том, как такой крупный член мог бы поместиться в ней. И пришла к выводу, что, возможно, он не так уж и огромен: дело в ее неопытности и впечатлительности.

— Ты не передумала? — спросил Крам, накрывая ее своим телом и располагаясь между ее раздвинутыми ногами, опираясь на локти.

— Ни за что, — Гермиона откинула голову, сознательно расслабляя тело, находя удобное положение и раскрываясь для Виктора эмоционально и физически. — Я хочу этого, — подтвердила она.

— Я хочу тебя с первого взгляда, — шепнул он ей на ухо, закусывая мочку и посасывая. Она застонала.

Подстроившись под ее тело, он стал тереться основанием члена о ее клитор, совершая мелкие фрикции, будто входя в нее. Разжигая огонь ее чресел. Гермиона ясно ощущала, как внутри растекается истома, ведь та буквально вытекала наружу: чем сильнее он вдавливался в ее промежность, тем громче и надрывнее она стонала, задыхаясь и отчаянно желая большего.

— Возьми меня, — звонкий голос охрип от возбуждения, став низким и томным. — Виктор!

Накрыв ее губы поцелуем, он медленно толкнулся в ее лоно, осторожно вдавливая головку. Она всхлипнула и зажмурила глаза. Надавив сильнее, он подождал, когда она свыкнется с ощущением. Гермиона дрожала и горела от нетерпения.

— Прошу, еще, — она нашла его губы, жадно целуя и моля всем телом взять ее.

Он усилил напор, погружаясь глубже, пока не заполнил ее, и она вскрикнула от острой боли. Крам остановился, давая ей время и успокоительно прижимаясь щекой к ее лицу.

— Сейчас все пройдет, — приговаривал он, медленно выходя и снова заполняя ее: чуть глубже, чуть напористее. Виктор методично повторял движения, делая остановки, чтобы она свыклась, и заходил на следующий круг.

— Не останавливайся, — попросила Гермиона, ощущая, как боль уходит, оставляя лишь слепое желание. И он повиновался, отпуская себя и ускоряя темп. Его толчки пробивали ее до дрожи, заставляя тело звенеть и пульсировать. Гибкий язык хозяйничал у нее во рту, пока жесткий член пробивал себе дорогу ниже.

Виктор всецело завладел ее податливым телом, и громкие гортанные вскрики подтверждали его право обладания. Он управлял ею, подстраивая под себя и растворяя в ощущении невесомости.

Ее первый мужчина, подаривший ей блаженство.

Доведя ее до изнеможения, он со стоном вышел из нее и излился в руку, крепко сжимающую пульсирующий член.

— Все в порядке, я успел, — прошептал он, отдуваясь, и устранил следы невербальной магией.

— Виктор, — жалобно простонала она, извиваясь под ним: между ее ног пылало пламя.

— Да-да, сейчас… — он накрыл ее лобок ладонью, активно стимулируя клитор, водя пальцем по часовой стрелке, — давай, Гермина.

Она захныкала, сжимаясь и выгибаясь, приподнялась навстречу его касаниям, оперевшись на носочки, и задрожала. Ноги тряслись от напряжения, а руки судорожно вцепились в его предплечье.

Он улыбнулся ее реакции, сильнее сдавливая клитор, и она взорвалась изнутри, пульсируя и выкрикивая его имя.

Крам погладил ее дрожащий живот, успокаивая, и лег с ней рядом. Тишина показалась такой уютной и правильной. Грейнджер повернулась к нему боком и обняла за плечи, закинув на него ногу, будто обозначая свою территорию.

— Спасибо, — сказала она сорванным сиплым голосом, — ты был великолепен.

— Я старался не причинить тебе боли…

— Все получилось, — она чмокнула его в лоб и расслабленно легла на плечо, — лучше и быть не могло, — он притянул ее к себе, сияя улыбкой.

Спустя несколько минут Гермиона уснула у него на груди, и Виктор, до нее не знавший истинной любви, почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Солнце слепило глаза, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, под которыми они нашли тайное пристанище. Он прижимал ее к себе, пытливо всматриваясь в любимые карие глаза и пытаясь запечатлеть этот момент навечно.

— Ты не передумала, Гермина? — с грустью спросил Крам, он выглядел осунувшимся и уставшим.

— Нет, ты же понимаешь… — она потупила взгляд, боясь расплакаться, когда должна быть сильной, — после всего, что случилось на турнире, я не могу поехать с тобой…

— Я понимаю тебя, — он обнял ее, вжимая в себя и вдыхая пряный аромат пышных волос. — Тогда я останусь…

— Нет, — запротестовала она, — Виктор Крам, ты нужен своим родителям и своей родине… — не удержавшись, Гермиона всхлипнула и пустила слезу, — не вынуждай меня, а то ведь я могу тебя заколдовать.

— Нет, не посмеешь, — он улыбнулся сквозь слезы, — хотя я знаю, что ты способна на что угодно.

— Я буду писать тебе, обещаю, — заверила она его, вставая на носочки, чтобы покрыть его лицо поцелуями: в родные губы, в острые скулы и в высокий лоб.

Снова и снова, дабы запомнить его вкус.

— Я люблю тебя, — повторил он сдавленно уже в тысячный раз, — всегда буду тебя любить, слышишь?

— Я тоже тебя люблю, — слова сорвались с ее губ раньше, чем она осознала их. Ее первое признание.

— Гермина? — Виктор вопросительно раскрыл рот, не веря своим ушам.

— Я сказала это вслух? — захихикала она, стукнув его кулаком в грудь. — Ты все-таки добился своего…

— Ты моя, — он поднял ее на руки и понес в сторону Черного озера, — и я не отпущу тебя до самого отплытия.

— Я согласна, — заулыбалась она.

Что бы ни случилось в будущем, что бы ей ни предстояло пережить, сейчас она была счастлива и полна надежды и веры. Ее сердце пело от любви.