Герои космодесанта

Грэм Макнилл ЖАТВА ЧЕРЕПОВ

Прокатившись по полу, голова остановилась, и остекленевшие глаза мертво уставились на посетителей бара: один быстрый удар ребром ладони, смертоносный, как клинок, — и голова воина слетела с плеч, прежде чем он успел прорычать до конца свой вызов.

Однако тело продолжало стоять: убийца сжимал край заляпанного алым нагрудника в сером мосластом кулаке. Под головой скопилась лужа крови. Кровь била и из обрубка шеи. Неожиданно ноги трупа задергались, словно он все еще пытался ускользнуть от судьбы. Отпустив нагрудник, убийца отвернулся, и тело с грохотом обрушилось на покрытый слоем золы и пыли пол.

Убедившись, что больше ничего интересного не будет, завсегдатаи бара вернулись к своей выпивке и козням — ибо в подобных местах собирались лишь те, кто вынашивал планы мести, убийства, грабежа и насилия.

Хонсю из Железных Воинов не был исключением. Кровавая демонстрация, только что устроенная его чемпионом, ознаменовала первую ступень грандиозного замысла.

Воздух в зале сгустился от вони горелого масла и интриг. Клубы дыма возносились к тяжелым стропилам, которые, судя по их виду, некогда были частью космического корабля. Неровные кирпичные стены поддерживали крышу из гофрированного железа. Сквозь щели и пулевые отверстия пробивались острые и резкие, как ослепительно-белое небо Медренгарда, световые лучи.

Убийца слизнул с ладони кровь. Хонсю ухмыльнулся: он успел изучить это существо достаточно хорошо, чтобы заметить в блеклых глазах и напряженной позе желание продолжить бойню. Оно называло себя Новорожденным и носило потрепанную броню тускло-серого цвета. Его наплечники окаймляли желтые и черные полосы, а на широкие плечи наброшена была мантия цвета охры из грубой ткани. Существо походило на Железного Воина во всем, кроме одного: лицо ему заменяла кожаная маска, в точности повторявшая черты человека, которого Хонсю собирался однажды убить. Сшитое из кожи умерщвленных пленников, лицо Новорожденного было ликом полуночного убийцы, ужаса, крадущегося во мраке и омрачающего сны боязливых.

Существо обернулось к Хонсю, и тот при взгляде на валявшийся на полу труп почувствовал отзвук восхитительного возбуждения.

— Отличная работа, — осклабился Хонсю. — Бедный ублюдок даже не успел договорить свое оскорбление.

Пожав плечами, Новорожденный уселся за стол напротив него:

— Он был никем. Просто воин-невольник.

— Верно, но кровь из него хлестала не хуже, чем из любого другого.

— Как бы после этого убийства ты не стал «любым другим» для его хозяина, — откликнулся Новорожденный.

— Хорошо, что ублюдок сдох сейчас, а не после того, как мы его завербовали и он подвел нас в бою, — прокричал Кадарас Грендель с другого конца стола, опрокинув в себя кружку ядовитого пойла. — Если в ближайшие дни нам предстоит серьезная драка, не хочу, чтобы под ногами путалась всякая шваль.

Грендель был жестокой скотиной, закованным в броню убийцей, которого радовали лишь кровь и страдания ближних. Когда-то он сражался на стороне одного из враждебных Хонсю Кузнецов Войны, но после поражения быстро сменил хозяина. Несмотря на это, Хонсю прекрасно осознавал, что Гренделя удерживает у него на службе лишь обещание грядущей резни и что преданности от негодяя стоит ждать не больше, чем от сидящего на цепи волка. Рубцы и рытвины шрамов изуродовали его и без того грубую физиономию. Короткий ирокез довершал картину.

— Можете мне поверить, — сказал воин, сидевший рядом с Гренделем, — Жатва Черепов быстро отсеет всю шваль. Только самые сильные и жестокие доживут до конца.

Хонсю согласно кивнул:

— Тебе ли не знать, Ваанес. Ты ведь уже бывал здесь.

Ардарик Ваанес, гибкий и элегантный красавец в черной как смоль броне Гвардии Ворона, был полной противоположностью Гренделя. Темные волосы Ваанес собирал в тугой узел на затылке, а глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, смотрели с орлиного лица. На щеках воина проступали ритуальные шрамы.

С тех пор как Хонсю нанял его тренировать Новорожденного, бывший космодесантник сильно изменился. Хонсю никогда бы не поверил, что воин, некогда преданный Ложному Императору, сможет полностью отбросить заветы своего прежнего властелина, однако, судя по словам Гренделя о поведении Ваанеса на орбитальной батарее Тарсис Ультры, для подозрений не было оснований.

— Это так, — согласился Ваанес. — И не могу сказать, что я рад возвращению. Сюда не стоит являться, если ты не подготовился к худшему. Особенно во время Жатвы Черепов.

— Мы готовы к худшему, — ответил Хонсю.

Нагнувшись, он поднял оторванную голову и водрузил на стол. На мертвом лице застыло удивленное выражение. Хонсю задался вопросом, хватило ли убитому времени увидеть, как закружился бар, когда его башка покатилась по полу. Кожа покойника была восково-бледной и влажной, а на лбу, над татуировкой восьмиконечной звезды, проступала ритуальная метка — красный череп.

— Поэтому мы здесь и собрались, и поэтому я велел Новорожденному его прикончить.

Подобно своим воинам, Хонсю сильно изменился с тех пор, как на Гидре Кордатус началось его восхождение к власти. Руку ему заменял новый серебряный протез. Болтерный снаряд разнес левую часть лица воина, превратив ее в кровавую кашу, а левый глаз вытек. Теперь вместо глаза красовался бионический имплантат. Но сколь бы сильно Хонсю ни изменился физически, он знал, что внутренние перемены зашли куда глубже.

Ваанес перегнулся через стол и взял голову в руки, держа ее так, чтобы кровь стекала по перчаткам. Хонсю заметил, как при этом расширились глаза Ваанеса, как затрепетали его ноздри, вдыхая запах смерти, как пальцы ласкали мертвую плоть.

— Он был одним из людей Паштока Улувента, — заключил Ваанес.

— Кого?

— Адепта Бога Крови, — ответил Ваанес, перевернув голову и указав на метку на лбу. — Это его знак.

— Влиятельная персона? — поинтересовался Грендель.

— И даже очень. Он много раз участвовал в Жатве Черепов, чтобы завербовать бойцов в свой отряд.

— Он побеждал?

— Те, кто не побеждает в Жатве, становятся покойниками, — отозвался Ваанес.

— Убийство одного из людей Улувента должно привлечь его внимание, — сказал Хонсю.

— По-моему, только что привлекло, — сообщил Грендель, с широкой ухмылкой кивнув в сторону двери.

К их столу направлялся высоченный воин в доспехах, которые некогда были черно-желтым, а теперь настолько пропитались кровью, что приобрели винно-ржавый оттенок бургундского.

Грендель потянулся к оружию, но Хонсю покачал головой.

Шлем вошедшего украшали рога, а из-под визора торчали два кабаньих клыка. Хонсю не мог сказать наверняка, являлись ли клыки элементом доспехов или частью тела воина. На нагруднике гиганта был выгравирован тот же символ, что и на лбу мертвеца, а дыхание вырывалось из его груди с хрипом, напоминавшим ворчание голодного зверя. В руке гость сжимал бронзовый топор с запятнанным кровью лезвием, по которому пробегали огненные блики.

Воин поставил топор на пол древком вверх и стукнул кулаком по нагруднику.

— Я — Возок Дол, слуга Трона Черепов, и я пришел за твоей жизнью.

Хонсю быстро оценил потенциального противника.

Возок Дол был из космодесантников. Судя по двум скрещенным косам на его наплечнике, в свое время он принадлежал к ордену Императорских Кос, но сейчас сражался во имя кровожадного бога, который упивался лишь войной и убийством. Он наверняка силен и искусен, а в жажде славы и боевых почестей не уступит даже тем, кто все еще верен Империуму.

— Я думал, твой орден мертв, — заметил Хонсю, поднимаясь на ноги. — Разве флоты-ульи не превратили твой мир в безжизненную скалу?

— Ты говоришь о том, что тебя не касается, червь! — рявкнул Дол. — Я здесь, чтобы убить тебя, так что берись за оружие.

— Вот видишь, — ответил Хонсю, покачав головой, — каждый раз одна и та же ошибка. Вы, адепты Кровавого Бога, слишком много болтаете.

— Тогда хватит разговоров, — выкрикнул Дол. — Дерись!

Не тратя времени на ответ, Хонсю выхватил из-под стола свой топор. Черное лезвие отливало глянцем и, казалось, впитывало каждый квант света, имевший неосторожность его коснуться.

Хонсю был быстр, но Дол оказался быстрее и сумел блокировать удар. Воин Кровавого Бога взмахнул топором, готовый рассечь врага надвое. Хонсю пригнулся и вогнал рукоять своего оружия в живот противника, а затем отскочил, избегая ответного удара. Лезвие прошло в миллиметре от его головы, и воина обдало жаром порожденного в варпе оружия.

Он взялся за рукоять двуручным хватом и пошире расставил ноги, встречая атакующего Дола. Воин Кровавого Бога был проворен, а от его яростного рева тряслись даже стены, но Хонсю приходилось биться и с противниками пострашнее Возока Дола — и выжить.

Хонсю шагнул вперед и вскинул руку, чтобы блокировать удар. Лезвие топора обрушилось вниз и крепко застряло в предплечье Хонсю. Подобно Новорожденному и Кадарасу Гренделю, воин был облачен в тускло-стальные доспехи Железных Воинов, но рука, попавшая под удар топора Возока, сверкала чистым серебром.

Дол удивленно рыкнул — он явно ожидал, что любой сраженный его топором упадет и больше не встанет.

Удивление стоило ему жизни.

Воин Бога Крови потянул за рукоять, но оружие засело намертво. Хонсю занес топор над головой и ударил по наклонной дуге, вогнав глянцевито-черное лезвие в макушку противника. Топор разрубил шлем Дола, череп и шею, прежде чем застрять в его груди.

Возок Дол упал на колени и завалился на бок, увлекая за собой противника. Грузное тело мучительно содрогнулось, когда заключенный в оружии Хонсю демон варпа добрался до души побежденного и потехи ради разорвал ее на куски.

Из разрубленного черепа бил алый фонтан — однако и после того, как дух воина сгинул, хватка Дола на рукояти топора не ослабла.

Вдоль края засевшего в предплечье Хонсю лезвия вспыхнула ярко-оранжевая полоска, похожая на пламя ацетиленовой горелки. Секунду спустя топор отделился от серебряной руки и грохнулся на пол. В лезвии виднелась большая полукруглая выемка. Горевший в топоре Возока свирепый огонь угасал по мере того, как его сила переходила к оружию победителя. На руке Хонсю не осталось и вмятины — конечность вновь стала идеально гладкой, словно только что вышла из кузни серебряных дел мастера. Хонсю не знал и не задавался вопросом, откуда берется эта способность к регенерации, — достаточно, что магическая конечность вновь его спасла.

Победитель встал в полный рост над трупом поверженного Возока Дола, позволяя завсегдатаям бара хорошенько себя рассмотреть.

— Я Хонсю из Железных Воинов! — проревел он, поднимая над головой топор. — Я пришел на Жатву Черепов, и я никого не боюсь! Каждый, кто считает, что достоин присоединиться ко мне, может явиться в мой лагерь. Ищите знамя Железного Черепа на северном гребне.

Хонсю уже направлялся к двери, когда из-за стола поднялся человек в потрепанном бронежилете. За плечом его висела длинная винтовка, черты лица были грубы, а на лоб сползал старый гвардейский шлем.

— Каждый военачальник заявляется сюда с грандиозными планами, — произнес человек. — Что такого особенного в твоем? Большинство никогда не возвращается, так с чего я должен драться за тебя?

— Как тебя зовут?

— Петтар. Хайн Петтар.

— Потому, что победа достанется мне, Хайн Петтар.

— Все вы так говорите, — возразил Петтар.

Хонсю взвалил топор на плечо и ответил:

— Все говорят, а я делаю.

— И с кем же ты намерен воевать, если уцелеешь в Жатве?

Хонсю широко улыбнулся:

— В пламени моего крестового похода сгорят миры Ультрамара.

— Ультрамар? — повторил Петтар. — Теперь я знаю, что ты чокнутый; это не война, а самоубийство.

— Возможно, — откликнулся Хонсю. — А может, и нет. Но если это не достойная битва, то ради чего остается жить?

Напряженность и предчувствие опасности захлестнули горный городок. Воины всех мастей заполонили улицы, площади и узкие переулки, извивавшиеся между кособокими постройками из кирпичей и мусора. В преддверии близящейся Жатвы горожане нервничали, готовые при малейшей провокации схватиться за пистолет или меч. Хонсю чувствовал эти грозные течения не менее ясно, чем адепт Цицерин, преображенный магос, читал потоки варпа, и понимал, что взрыв возможен в любую секунду. Что, впрочем, и предполагалось.

Небо пылало всеми цветами северного сияния, переливаясь неестественными оттенками, уместными лишь в галлюцинациях безумца. Между воронками вихрей проскочил зигзаг молнии, и Хонсю отвернулся от волнующего спектакля. Только беспечные отваживались смотреть в грозовую бездну этого неба. Воитель хмыкнул, вспоминая, как одно из населяющих разноцветные вихри созданий на время одолжило его тело.

Немощеные, кишащие людьми улицы спускались вниз по склону. Хонсю пристально всматривался в толпу, выискивая старых врагов, новых соперников или просто смельчака, который пожелал бы добыть себе славу в сражении с равным.

Вдоль обочин выстроились лоточники и шарлатаны. Их товары источали странные запахи, а зазывные крики сулили небывалые удовольствия и диковинки, которые можно было отыскать лишь в самом сердце Мальстрема: сосуды с кошмарами, клинки из демонической стали, плотские утехи с куртизанками, преображенными варпом, наркотическую вытяжку из созданий, населяющих имматериум, и средства вечной молодости.

Вдобавок к самодовольно расхаживающим пиратским шайкам, кланам наемников и случайным бродягам на перекрестках улиц стояли одинокие воины, похвалявшиеся мастерством и охотно демонстрировавшие свои навыки. Серокожий локсатль взбирался на башню по стенке из темного кирпича; при этом оружие, закрепленное на его панцире, двигалось и наводилось на цель без помощи рук. Облаченный в мантию скиф без ущерба для себя пил яд перед глазеющей аудиторией, а рядом группа тяжеловооруженных мужчин и женщин развлекала собравшихся фехтованием на мечах и топорах. Другие поражали зевак ловкостью в обращении с огнестрельным оружием, стреляя по летящим мишеням и показывая прочие чудеса меткости.

— Кто-нибудь из них тебе приглянулся? — спросил Кадарас Грендель, кивнув на участников показательных боев.

Хонсю покачал головой:

— Нет, это просто клоуны. По-настоящему искусные воины не станут так рано раскрывать карты.

— Разве не это мы только что сделали? — невинно поинтересовался Ваанес.

— Мы здесь новички, — объяснил Хонсю. — Надо было создать себе имя, но, думаю, Пашток Улувент выполнит эту работу за нас, когда попытается на нас напасть.

— Ты заставил меня убить того человека, чтобы спровоцировать нападение? — спросил Новорожденный.

— Точно, — ответил Хонсю. — Надо было, чтобы собравшиеся здесь воины знали меня и уважали, но я не собирался расхаживать по улицам, как эти придурки, и объяснять всем встречным, какой я могущественный. Теперь это сделают за меня другие.

— При условии, что Улувент нас не прикончит.

— Это да, — согласился Хонсю, — но я никогда не говорил, что наше предприятие обойдется без риска.

Они шли по городским улицам, из ледяной ночи попадая в палящий солнечный свет и в беззвучные и безжизненные пустоты, где каждый шаг, казалось, занимал вечность. Медренгард, родной мир Хонсю, находился в глубинах Ока Ужаса, так что воин был не понаслышке знаком с хаотичной пляской затронутых варпом миров, — однако изменчивость окружающего гору ландшафта нервировала.

Он взглянул на вершину горы, где, подобно гигантской черной короне, раскинулась величественная цитадель местного властителя. Крепость была высечена прямо в скале — в центральном пике выдолбили внутренние помещения, а внешний слой породы превратили в неприступную твердыню, из которой ее хозяин мог руководить истреблением целого сектора.

Закругленные редуты и стратегически расположенные бастионы врезались в камень, отсекая подходы к верхней части горы, а снизу бесконечные кольца колючей проволоки, словно терновые поля, покрывали каждую пядь вплоть до огромной, утыканной шипами надвратной башни.

При виде столь неприступной твердыни душа Хонсю затрепетала от восторга, понятного каждому Железному Воину.

Мощные защитные башни цитадели ощетинились орудиями, способными разнести в клочки самый тяжеловооруженный космический корабль и стереть с лица земли любую армаду, осмелившуюся выступить против хозяина крепости.

Даже во времена расцвета Халан-Гол не мог похвастаться столь внушительным вооружением.

Ардарик Ваанес склонился к Хонсю и указал на ближайшее нацеленное в небеса орудие:

— «Большие пушки не знают усталости» — разве это не то, что он всегда говорит?

— По слухам, так и есть, — согласился Хонсю, — но если случившееся на Медренгарде чему-то меня научило, так это тому, что крепость с места не сдвинешь и атака на нее — лишь вопрос времени. Эта цитадель впечатляет, не спорю, но больше я крепостей не строю.

— Никак не ожидал услышать от Железного Воина, что он устал от крепостей.

— Я не устал от крепостей, Ваанес, — с усмешкой возразил Хонсю, — я лишь решил перенаправить силы на их разрушение.

Хонсю устроил лагерь на северном отроге горы, в месте, защищенном самой природой. С трех сторон площадка отвесно обрывалась в пропасть, туда, где тысячей метров ниже распростерлась равнина. В обычных обстоятельствах позиция не годилась для постройки укреплений — слишком легко было заблокировать единственный выход. Однако Хонсю не собирался задерживаться здесь надолго. Его бойцы в жесткой перестрелке очистили местность от прежних обитателей. Уцелевших принесли в жертву богам, скинув в пропасть.

Знамя с Железным Черепом развевалось над временной крепостью Хонсю — неприглядным сооружением из обтянутых проволочной сеткой мешков, набитых песком, землей, камнями и щебнем. Сплошной ряд этих импровизированных туров тянулся вдоль склона, а из оставшихся построили башни для установки орудий.

По правде, это была скорее защитная стена, чем форт. Конструкция не шла ни в какое сравнение даже с самой захудалой из цитаделей Кузнецов Войны на Медренгарде, но Хонсю укрепил ее как мог, и на время Жатвы Черепов этого должно было хватить.

Когда Хонсю и его воины приблизились к воротом, адамантиевые створки распахнулись. Орудия, установленные на приземистых башнях по обе стороны от ворот, держали людей на прицеле, пока те не прошли внутрь. На стене дежурили две дюжины Железных Воинов в пыльных и изрядно потрепанных местным непредсказуемым климатом доспехах. Прочие бойцы рассыпались по лагерю или остались на борту «Отродья войны» — старого и заслуженного корабля, который доставил их сюда и теперь беспокойно кружил по орбите среди чужих флотилий.

Хонсю направился прямиком к сложенному из железных листов шатру, расположенному в центре лагеря. Шатер окружала дополнительная стена из массивных, наполненных землей туров. Поднятое над крышей знамя хлопнуло и забилось на ветру, демонстрируя презрительный оскал Железного Черепа, как будто бросавшего вызов всему миру. Грендель, Ваанес и Новорожденный последовали за командиром мимо двух рослых воинов, охранявших вход в шатер. Облаченные в терминаторскую броню и вооруженные длинными пиками с серповидными наконечниками, гигантские преторианцы смахивали на две металлические статуи, и тела их казались столь же незыблемыми, как и их сердца.

Стены внутри шатра покрывали карты с изображениями рукавов галактики, планетарных орбит и диаграмм звездных систем, а также разнообразные мистические символы, запечатленные на кусках человеческой и нечеловеческой кожи. В центре стояла кровать с железной рамой, ее окружали металлические ящики с книгами и свитками. Аромат курений, струившийся из трех тлеющих жаровен, должен был привлечь благосклонное внимание богов.

Хонсю поставил топор на стойку с оружием и наполнил кубок водой из медного кувшина. Своим спутникам командир напиться не предложил. Прежде чем обернуться к ним, Хонсю сделал долгий глоток.

— Итак, — начал он, — что думаете о нашей первой вылазке?

Грендель налил себе воды и проворчал:

— Неплохо, хотя мне так и не удалось никого убить. Если этот Пашток Улувент так же безумен, как все последователи Бога Крови, которых я встречал, ответа нам долго ждать не придется.

— Ваанес? Я хочу знать твое мнение. Ты уже сражался в Жатве — что произойдет дальше?

— Для начала тебя вызовут в цитадель, чтобы ты засвидетельствовал почтение нашему хозяину, — ответил Ваанес, лениво вынимая книгу из ближайшего ящика. — Затем последует день жертвоприношений, а после начнутся состязания.

— Почтение, — сплюнул Хонсю. — Ненавижу это слово. Ни один человек не достоин моего «почтения».

— Так или нет, — произнес Ваанес, — но ты недостаточно силен, чтобы нарушать правила.

Хонсю кивнул, признавая его правоту, — хотя ему претило кланяться и лебезить перед кем бы то ни было, пусть даже имеющим столь зловещую репутацию, как владыка этого мира. Он вырвал у Ваанеса книгу и швырнул на кровать.

— А после всех этих почтений и жертвоприношений — что случится потом?

— Потом начнется бойня, — ответил Ваанес, глядя на Хонсю в замешательстве. — Предводители разных банд бросают друг другу вызов, чтобы заполучить воинов соперника. В основном на вызов отвечают чемпионы. Только когда ставки возрастают до предела, в схватку вступают командиры.

— Вызов — это просто поединок? — спросил Хонсю.

— Иногда. В последнем бою наверняка так и будет, но до этого вызов может принять любую форму. До того как выйдешь на арену, почти никогда не знаешь, с чем придется иметь дело. Я видел танковые баталии, бой до смерти на кулаках, поединки с инопланетными монстрами и телепатические дуэли. Невозможно угадать.

— Значит, и мне выпадет шанс кого-то прикончить? — поинтересовался Грендель, не скрывая энтузиазма в голосе.

— Могу тебе это гарантировать, — ответил Ваанес.

— Тогда нам надо узнать, против кого предстоит сражаться, — сказал Хонсю. — Если мы собираемся добыть себе армию, нужно выяснить, у кого мы ее отберем.

— И как ты предлагаешь это сделать? — спросил Грендель.

— Прогуляйтесь по городу. Выясните, кто сюда прибыл. Узнайте, в чем их сильные и слабые стороны. Не делайте секрета из того, кому вы служите, — если придется проломить парочку черепов, тем лучше. Грендель, ты знаешь, что делать?

— О да, — произнес тот с блеском предвкушения в глазах, — еще как знаю.

Хонсю заметил недоуменный взгляд, которым обменялись Новорожденный и Ардарик Ваанес, и втайне порадовался их замешательству. Никогда не позволяй подчиненным слишком близко проникнуть в твои планы.

— Теперь проваливайте. Мне надо провести кое-какие исследования, — сказал Хонсю, поднимая с кровати книгу, которую он отобрал у Ваанеса. — До утра развлекайтесь, как хотите.

— По мне так отличный план, — заявил Грендель, вытаскивая из-за пояса нож с длинным лезвием.

Хонсю уже отворачивался, когда Новорожденный склонил голову набок и внутренний свет, скрывавшийся под его кожаной маской, запульсировал в ритме сердца. За те месяцы, что они бились бок о бок, Хонсю научился распознавать это предупреждение.

— Враги приближаются, — сообщил Новорожденный, отвечая на невысказанный вопрос Хонсю.

— Что? Откуда ты знаешь? — встрепенулся Грендель.

— Я чую запах крови, — ответил Новорожденный.

Площадка перед укреплениями была усыпана телами. Башни и парапет озаряли вспышки выстрелов. Стена огня безжалостно косила ряды солдат в бронежилетах, которые упрямо штурмовали ворота. Внезапно стемнело, будто ночь окутала отрог горы своим черным саваном. Тьму озаряли языки пламени, освещавшие две схлестнувшиеся в поединке силы.

Предупреждение Новорожденного пришло точно ко времени, и Хонсю успел согнать своих воинов на стены прежде, чем вынырнувшая из мрака ревущая орда кинулась в атаку. Эта разношерстная толпа человеческих отбросов мало походила на организованную армию. Большинство носило железные маски или шлемы с наличниками-черепами, а их форма — если это можно было так назвать — представляла собой кое-как состеганные окровавленные тряпки, наподобие кожи Новорожденного.

Они нахлынули ревущим прибоем, поливая защитников укреплений огнем из разномастного оружия. Лазерные лучи и пули рикошетировали от стен и керамитовой брони Железных Воинов. Недостаток опыта и тактической сметки нападавшие с лихвой искупали первозданной животной яростью.

Но этого было слишком мало.

Железные Воины приветствовали атакующих организованными залпами, косившими ряд за рядом. Примитивная броня не могла защитить от реактивных болтерных снарядов, каждый из которых, подобно миниатюрной ракете, взрывался в груди жертвы.

Установленные на башнях тяжелые орудия пробивали в толпе кровавые бреши, но потери лишь вдохновляли нападавших на новые высоты фанатизма, словно кровопролитие и было их конечной целью.

— Неужели эти идиоты не соображают, что им никогда не прорваться внутрь? — сказал Ардарик Ваанес, хладнокровно всаживая снаряд в бронзовую маску размахивающего флагом безумца, который несся к воротам, не озаботившись даже расчехлить оружие.

— Похоже, им на это плевать, — ответил Хонсю, перезаряжая болтер. — Они и не должны прорваться внутрь. Они просто передают, что нам брошен вызов.

— Думаешь, это люди Улувента? — спросил Грендель, явственно наслаждавшийся этой безнаказанной бойней.

Он велел бойцам подпускать противника вплотную к их участку стены и лишь затем открывать огонь. Удовольствие, которое Грендель испытывал, убивая почти в упор, невозможно было не заметить.

— Вне всяких сомнений, — ответил Хонсю.

— Улувенту следовало понимать, что все они погибнут, — заметил Ваанес.

— Ему все равно, — сказал Новорожденный, расположившийся за правым плечом Хонсю.

Странная плоть Новорожденного все еще светилась, и в глазах пробегали голодные блики.

— Его богу не важно, откуда льется жертвенная кровь, — вот и его это не заботит. Бросая на ветер жизни этих людей, Пашток Улувент демонстрирует нам свое могущество. Показывает, что может потерять уйму солдат без всякого для себя ущерба.

— Становишься умнее с возрастом, — ухмыльнулся Грендель и хлопнул Новорожденного по плечу.

От прикосновения того передернуло, и Хонсю осознал, что его чемпион терпеть не может воителя с ирокезом. Следовало иметь это в виду на случай, если Грендель станет проблемой.

Бойня — сражением это назвать язык не поворачивался — продолжалась еще час, прежде чем перестрелка заглохла. Нападавшие так и не отступили и дрались до последнего, устлав подступы к оплоту Железных Воинов ковром из трупов.

Неестественная темнота, павшая на землю с началом приступа, рассеялась, и Хонсю заметил одинокую фигуру, шагавшую к крепости через поле мертвецов.

Кадарас Грендель взял идущего на прицел, но Ваанес положил руку на ствол болтера и направил оружие вниз.

— Какого черта ты делаешь, Ваанес? — рявкнул Грендель.

— Это не один из людей Улувента, — объяснил бывший космодесантник. — И убивать его точно не стоит.

— Нашелся умник, — огрызнулся Грендель, оглядываясь на Хонсю.

Тот подтвердил слова Ваанеса коротким кивком и переключил внимание на новоприбывшего. Человек приближался к воротам, не выказывая ни малейшего страха перед направленными на него орудиями.

— Кто он? — спросил Хонсю. — Ты его узнаешь?

— Нет, но я знаю, от чьего имени он пришел, — ответил Ваанес, махнув рукой в сторону нависшей над городом цитадели.

— Открыть ворота, — приказал Хонсю. — Посмотрим, что он нам скажет.

Взбираясь к цитадели по вырубленным в скале узким ступеням, Хонсю, несмотря на всю свою прежнюю уверенность, не мог подавить тревогу. Лестница завивалась серпантином. Посыльный шел впереди. Его ноги в кожаных сандалиях нащупывали ступеньки уверенно, словно он проходил этой дорогой ежедневно в течение тысячелетий. Возможно, так оно и было.

Хонсю встретил посыльного, неприметного простолюдина в одеждах писца, у ворот своей импровизированной крепости. Тот вручил военачальнику футляр для свитков, вырезанный из черного дерева и инкрустированный золотыми шипами. Хонсю вытащил свиток — единственный листок плотной бумаги вместо ожидаемой и куда более эффектной человеческой кожи — и прочел написанное убористым, почти каллиграфическим почерком послание, прежде чем передать его Ардарику Ваанесу.

— Ну? — спросил он, едва Ардарик закончил чтение.

— Мы должны идти, — немедленно отозвался Ваанес. — Когда владыка этой планеты предлагает нанести ему визит, отказ равносилен смерти.

Доставив послание, эмиссар повел их по запущенным городским улочкам к самому высокому из пиков горы. Крутые ступеньки поднимались по каменистым отрогам. Хонсю взял с собой Ваанеса и Новорожденного, а Гренделя оставил в лагере, чтобы тот прикончил недобитых врагов и охранял форт во время отсутствия командира.

Подъем был изматывающе трудным даже для того, чьи мускулы укрепляла силовая броня. Хонсю то и дело казалось, что он вот-вот сорвется в пропасть, но Новорожденный каждый раз вовремя протягивал руку. Их маршрут огибал поля колючей проволоки и пролегал по предательским висячим мостам, вдоль узких уступов и сквозь петляющие туннели, вливавшиеся в лабиринт коридоров в глубинах горы. Хотя Хонсю и попытался запомнить дорогу, вскоре он понял, что окончательно запутался в поворотах, странных углах и обманных переходах цитадели.

Несколько участков маршрута пролегали по открытому склону, и Хонсю понимал, как высоко они забрались. Далеко внизу кровавым брильянтом сиял город. Склоны горы усеяли огни факелов и костров, сверкавшие, как солнечный свет на выступах кварца. Небо над ними наливалось темным пурпуром. Тысячи и тысячи воинов ожидали своего часа в разбросанных по городу временных лагерях. Хонсю знал, что, если он выработает правильную стратегию, все эти воины достанутся ему.

Любая набранная здесь армия все равно будет разношерстной ордой: совершенно несхожие боевые стили, расы и темпераменты. Тем не менее она окажется достаточно велика и сильна, чтобы Хонсю смог осуществить задуманное. И если позаимствованные им из запретных библиотек Халан-Гола книги выдадут свои тайны, у него в руках окажется нечто гораздо более ценное, чем просто армия. Нечто, что поможет утопить миры Ультрамара в крови.

Чем выше они поднимались, тем сильнее Хонсю ощущал, как уважительное восхищение мастерством строителей переходит в благоговение. Крепость была возведена на редкость изобретательным и искусным военным архитектором, но грубую функциональность твердынь Железных Кулаков здесь заменяли коварство и холодный расчет, воплощенные в самых изощренных ловушках.

Наконец они выбрались на эспланаду, украшенную колоннами и крытую железными пластинами, снятыми с обшивки космического корабля. Погнутый, в слое сажи металл уродовали следы многочисленных попаданий. Листы почернели там, где огонь лазерных батарей прожег внешний слой защиты.

В конце эспланады виднелись утыканные шипами створки исполинских, широко распахнутых ворот. Вдоль коридора, ведущего к воротам, выстроилась сотня воинов в силовой броне всех цветов и фасонов. Некоторые доспехи казались настолько древними, что вполне могли сравниться с теми, что носил Хонсю. Объединяло стражей лишь одно: левый наплечник каждого перечеркивал неровный красный крест, намалеванный поверх знаков различия их бывших орденов.

Посыльный провел гостей цитадели по этому коридору из воинов. Хонсю распознал эмблемы Саламандр, Космических Волков, Темных Ангелов, Расчленителей, Железных Рук и дюжины других орденов. С мрачным удовлетворением он отметил, что среди стражей нет Ультрамаринов. Вряд ли в гарнизоне нашелся бы хоть один из воинов Макрагге.

За воротами крепость вдруг превратилась в роскошный дворец, с воздушной архитектурой и обильными золотыми украшениями, резко контрастировавшими с суровостью внешних бастионов. Хонсю счел внутреннюю роскошь кричащей и вульгарной — показное великолепие шло вразрез с его собственными вкусами. Это был не замок военного диктатора, а хоромы избалованного себялюбца. Впрочем, чему удивляться: разве не чудовищное эго и мания величия привели хозяина цитадели к падению?

В конце концов они вышли к позолоченным дверям, столь огромным, что в них с легкостью мог бы пройти боевой титан. Двери плавно распахнулись, открывая взгляду грандиозный тронный зал, отделанный золотом и мрамором. Оттуда доносился гул голосов и бряцание оружия. Когда Хонсю и его спутники проследовали за эмиссаром внутрь, первым, что они увидели, была устрашающая туша линейного титана, замершего за установленным на возвышении в дальнем конце зала троном.

Под сводчатым потолком висела сотня трофейных знамен, а в комнате яблоку негде было упасть от столпившихся здесь разномастных воинов.

— Я думал, что вызвали только нас, — недовольно сказал Хонсю.

— И что же заставило тебя так думать? — поинтересовался Ваанес. — Решил, что ты особенный?

Хонсю не ответил, проигнорировав злорадную издевку в голосе Ваанеса. Он действительно полагал, что приглашение отправили только ему, но сейчас убедился, сколь наивным было это предположение. Пришло время Жатвы Черепов, и каждый из собравшихся здесь воинов уже мнил себя победителем.

Перед Хонсю предстал длинный ряд багровых шлемов, рогов, начищенных топоров и мечей, ксеносов в сегментированной броне и целая коллекция боевых штандартов, на многих из которых красовались символы Темных Богов.

— Мы должны были принести знамя? — прошипел Хонсю, наклоняясь вплотную к Ардарику Ваанесу.

— Могли бы, но его бы это не впечатлило.

— В этой комнате витает страх, — сообщил Новорожденный. — Я чувствую, как он струится сквозь стены, подобно течениям варпа.

Хонсю кивнул. Даже он мог ощутить затаенную тревогу, пропитавшую тронный зал. Сам трон — увитая шипами и покрытая резьбой глыба оникса, рядом с которой даже самый рослый космодесантник показался бы карликом, — пока пустовал.

Неожиданно Хонсю охватило предчувствие опасности. Он резко развернулся, бросая руку к ножнам. На воина упала огромная тень.

— Ты Хонсю? — пророкотал голос, сходный с грохотом сползающего ледника.

— Да, я.

Он поднял голову, чтобы встретить горящий взгляд нависшего над ним человека. Тот был облачен в ярко-красный пластинчатый доспех, опаленный огнем многих битв и как будто сплетенный из обнаженных мускулов. На спекшихся воедино костях, заменявших воину наплечники, было вырезано изображение сжатой в клыкастых челюстях планеты.

На нагруднике из сросшихся ребер Хонсю заметил красный череп, выжженный над восьмиконечной звездой, — и понял, кто стоит перед ним. Глаза человека сверкали из-под шлема, выточенного из черепа невероятно крупного орка, и в глазах этих горела сдержанная ярость.

— Пашток Улувент, я полагаю, — сказал Хонсю.

— Я Мясник Формунда, кровавый смерч в ночи, забирающий черепа блаженных для Хозяина Медного Трона, — провозгласил гигант, и Хонсю ощутил вонь тухлой крови, исходящую от его доспехов.

— Чего тебе надо? — спросил Хонсю. — Разве недостаточно твоих людей погибло при штурме моего лагеря?

— Обычная жертвенная кровь, — небрежно бросил Улувент. — Вызов на бой.

— Ты послал их на верную смерть лишь затем, чтобы бросить мне вызов?

Хонсю, хотя и не желал этого признать, был впечатлен.

— Они ничто, расходный материал. Просто выражение моего неудовольствия. Но Возок Дол был одним из лучших воинов моего отряда, и за его жизнь ты заплатишь своей.

— Многие пытались меня убить, — сказал Хонсю, выпрямляясь во весь рост перед чемпионом Бога Крови, — но никто в этом не преуспел, а среди них попадались ребята и покрепче тебя.

Улувент негромко рассмеялся. Его смех, в котором не было ни грамма веселья, прозвучал так, словно доносился из стылой пещеры на самом краю мироздания. Подняв руку, воин Кровавого Бога легонько стукнул пальцем по лбу Хонсю.

— Когда Жатва начнется, мы встретимся на арене, выродок, и я украшу доспехи твоим черепом.

Не дожидаясь ответа, Пашток Улувент развернулся и зашагал прочь. Хонсю едва сдержал обуявший его гнев. Лишь усилием воли он подавил желание выстрелить Улувенту в спину.

— Варп покроется льдом прежде, чем это случится, — прошипел Хонсю, и тут затрубил горн боевого титана.

По залу раскатился диссонансный рев: отчасти грохот фанфар, отчасти воинственный клич. Звук отразился от стен, заставляя вибрировать колонны и отзываясь дрожью в костях собравшихся воинов.

Хонсю моргнул — трон у ног боевого титана, еще секунду назад пустовавший, теперь оказался занят. Сидел ли там кто-то мгновением раньше? Хонсю мог бы поклясться, что трон был пуст, но сейчас на ониксовом монолите восседал, подобно властителям древности, исполинский воин в багровых доспехах с золотой отделкой. Нимб из остро заточенных клинков осенял его бледное, пепельно-серое лицо, а пальцы правой руки заменяли чудовищные, мерцавшие темной энергией лезвия.

В другой руке владыка сжимал огромный топор. Безжалостные глаза окинули воинов проницательным взором, от которого не укрылась бы ни одна тайна. На плече государя притулилась чирикающая рептилеобразная бестия, обвившая ранец хозяина скользкими кольцами.

Вой горна внезапно смолк, и все взгляды обратились к королю-воину на ониксовом троне. Каждый боец почтительно преклонил колено при виде столь могущественного властителя.

Гурон Черное Сердце.

Тиран Бадаба.

Тиран заговорил, и голос его громом разнесся по залу. Этот был голос человека, привыкшего повелевать. Голос того, кто убедил три ордена Адептус Астартес встать на его сторону в войне против собственных братьев. Голос, принадлежавший воину, который лишился половины тела и не только выжил, но стал гораздо сильнее и смертоноснее.

Хонсю постарался не поддаться чувствам и все же поневоле был впечатлен.

— Я вижу перед собой много алчущих лиц, — произнес Тиран. — Я вижу военачальников и корсаров, наемников и бродяг, отступников и предателей. Меня не интересует, кем вы были прежде. Единственное, что имеет значение в Жатве Черепов, — это кто из вас сильнейший.

Гурон Черное Сердце встал с трона и спустился к собравшимся в зале. Мерзкая тварь на его плече шипела и брызгала слюной, ее окраска постоянно менялась — пятна превращались в чешую и обратно в мгновение ока. Глаза зверя таращились бесстрастно, как две черные жемчужины, и все же Хонсю ощутил таившийся за ними злобный разум.

Воин в доспехах Астральных Когтей, ордена, к которому некогда принадлежал Тиран, шел следом за Гуроном. Хонсю почувствовал кипящую в телохранителе темную силу, словно то, что скрывалось под керамитовой броней, было уже не совсем человеком.

Воина сопровождала высокая женщина поразительной наружности, с лицом столь тонким, что оно выглядело почти скелетообразным. Ее темные волосы, зачесанные назад, ниспадали до лодыжек. В глазах женщины плясали золотые искорки, а ее изумрудная мантия мешком свисала с узких плеч, словно была предназначена для куда более пышной особы. В руке она несла массивный эбеновый посох, увенчанный рогатым черепом. Хонсю без колебаний признал в ней колдунью.

Глядя, как Гурон продвигается сквозь толпу, Хонсю понял, что размеры трона не были пустой данью тщеславию — рядом с владыкой даже самые рослые из соискателей выглядели карликами.

Неудивительно, что пиратские флотилии, терроризирующие торговые пути у Нового Бадаба, стали ночным кошмаром имперских кораблестроителей. Пираты Черного Сердца нападали на миры Императора-Мертвеца со своих расположенных в окрестностях Мальстрема баз, поставляя хозяину рабов, товары, оружие и, что наиболее важно, корабли.

Тиран и его телохранители шли через тронную комнату, и оказавшиеся на их пути воины расступались с поклонами. Хонсю презрительно оскалился.

— Ему воздают такие почести, словно он бог.

— Для Нового Бадаба он и есть бог, — откликнулся Ваанес. — В его власти решать, кто здесь будет жить, а кто умрет.

— У него нет власти надо мной.

— И над тобой в том числе, — уверил его Ваанес.

— Тогда я буду держать свои мысли при себе.

Ваанес хмыкнул:

— Постарайся, но вряд ли это тебе поможет. Говорят, что тварь на его плече, Гамадрия, может заглядывать в сердца людей, а затем нашептывает их самые темные секреты на ухо Тирану. Ассасины Императора уже в течение десятилетий пытаются прикончить Черное Сердце, но ни один не сумел подобраться даже близко. Гамадрия издалека чувствует их мысли.

Хонсю кивнул Ваанесу, продолжая наблюдать за тем, как военные вожди и корсары пресмыкаются перед Тираном. Бросив взгляд на противоположный конец тронного зала, он заметил, что Пашток Улувент тоже держится в стороне, не спеша припасть к стопам владыки. Это прибавило воину Бога Крови уважения в глазах будущего противника.

Но затем Тиран обернулся к Хонсю, и тот почувствовал, как кровь отливает от его лица, а по спине пробегает холодок. Чувство было новым и крайне неприятным. Безгубый рот Тирана раздвинулся в улыбке, обнажая остро заточенные клыки. Под пронзительным взглядом Гурона Железный Воин ощутил себя совершенно беспомощным.

Когда Тиран направился к Хонсю, толпа раздалась в стороны. По когтям огромной перчатки пробегали зловещие сполохи, а Гамадрия на плече владыки шипела в животной ярости.

И без того внушительное телосложение Гурона Черного Сердца было еще больше усилено кибернетическими имплантатами и дарами Темных Богов, так что теперь он превратился в настоящего великана. Голова Хонсю доставала лишь до середины нагрудника Тирана, и, как это ни бесило Железного Воина, он вынужден был смотреть на правителя Нового Бадаба снизу вверх.

Хонсю почувствовал себя куском мяса, брошенным на растерзание гигантскому хищнику, или редким насекомым, которое коллекционер собрался насадить на булавку. Когда Железный Воин понял, что больше не в состоянии выдерживать этот леденящий взгляд, Тиран переключился на Новорожденного и Ваанеса.

— Этот затронут варпом, — сказал Гурон, кончиками когтей приподнимая голову Новорожденного. — Сильный и непредсказуемый, очень опасный. А ты… — Последние слова предназначались Ардарику Ваанесу. Забыв о Новорожденном, Тиран поддел наплечник Ваанеса лезвием топора. Увидев алый крест Красных Корсаров, он кивнул. — Тебя я знаю, — проговорил Тиран. — Ваанес. Служил в Гвардии Ворона. Решил сменить хозяина?

— Да, господин, — ответил Ваанес, склоняясь перед бывшим повелителем.

— И выбрал этого полукровку?

— Последний, кто так меня назвал, не прожил и дня, — рявкнул Хонсю.

Хотя Тиран, казалось, не двинулся с места, его когти пронзили нагрудник Хонсю, поднимая воина в воздух. Хонсю чувствовал, как холодное железо с точно просчитанной жестокостью погружается в его плоть.

— А последний, кто выказал мне неуважение в моем собственном тронном зале, сейчас проводит время в компании отборных палачей-демонов. Каждый день они разрывают его душу на части, затем склеивают оскверненные варпом куски, и процесс повторяется заново. Его агония длится уже восемьдесят лет, и я пока не намерен прервать пытку. Ты желаешь такой же участи?

Жизнь Хонсю висела на волоске, и все же дерзости в его голосе не убавилось.

— Нет, господин, не желаю. Но я больше не полукровка. Я Кузнец Войны из легиона Железных Воинов.

— Я знаю, кто ты, — ответил Тиран. — Имматериум полнится слухами об учиненных тобой грабежах и побоищах. Я знаю, зачем ты здесь, и вижу линию твоей судьбы. Ты станешь сеять смерть в мирах почитателей Императора-Трупа, но те, кому ты причинишь зло, готовы будут перевернуть небеса, лишь бы убить тебя. И все же, несмотря на всю твою ожесточенность и наглость, в тебе есть кое-что, чего нет в других.

— И что же это? — огрызнулся Хонсю.

— Тобой движет мечта о великой мести. Лишь шанс, что ты можешь преуспеть, удерживает сейчас мою руку.

Затем Гурон Черное Сердце обернулся к Ваанесу и сказал:

— Ты носишь на доспехах мой знак, Ардарик Ваанес, но я чувствую, что ты служишь силе намного большей, чем этот полукровка. Однако помни, что Темный Князь — ревнивый хозяин и не потерпит измены.

С этими словами Черное Сердце втянул когти. Хонсю рухнул на пол, задыхаясь и пытаясь побороть дрожь. От прикосновения когтей Тирана его пробрало могильным холодом. Он покосился вверх, но Гурон уже отошел.

С трудом встав на ноги, Хонсю заметил, что колдунья Гурона с неприкрытым интересом изучает Новорожденного. Особенно долго взгляд ее задержался на кошмарной маске. Тем временем Черное Сердце поднялся на тронное возвышение и, воздев над головой руки — одну с топором, другую в когтистой перчатке, — обратился к собравшимся:

— Каждый воин, готовый рискнуть головой в Жатве Черепов, должен предстать на Арене Шилов в час, когда откроется Великое Око. И прольется кровь, и погибнут слабые, а победитель получит немалую выгоду от моего покровительства. — Тиран понизил голос, и все же переполнявшая его сила была физически ощутима. Хонсю почудилось, что слова обращены лично к нему. — Но знайте: боги наблюдают за вами и они будут терзать души недостойных до скончания веков.

В течение следующих дней воины Хонсю исследовали город на склонах горы и разузнали все, что могли, о предстоящей бойне. Они вычислили все собравшиеся на Жатву отряды и установили наблюдение за их воинами. Это оказалось несложно, поскольку каждый вождь стремился похвастаться мастерством своих чемпионов.

Ардарик Ваанес любовался чувственным и смертоносным танцем клинков, которым развлекались мечники Ноты Этессея. Этим воинам-священникам были знакомы все ощущения, даруемые пляской клинков, а совершаемые ими убийства отличались редкостным изяществом и приносили бойцам неподдельную радость. Нота Этессей, андрогинный красавец неопределенного пола, предложил Ваанесу поединок и, отведав его крови, немедленно пригласил его в свою труппу.

В каждом бою с ними Ваанес чувствовал отголоски гибельного восторга, который разделяли между собой все члены труппы; с большим сожалением он отклонил предложение Этессея пройти ритуал посвящения и стать одним из них.

Кадарас Грендель, оставшийся равнодушным к утонченному мастерству Ноты Этессея, предоставил Ваанесу и Новорожденному возможность развлекаться без него и проводил дни, наблюдая за кровавыми забавами бойцов Паштока Улувента. Те рубили, как капусту, толпы обнаженных рабов, вооруженных лишь ножами и смертельным отчаянием, — и, конечно, эта беспощадная резня пришлась Гренделю больше по вкусу. Вскоре он и сам обагрил оружие на арене Улувента, причем кровожадность Гренделя настолько впечатлила хозяина, что через час тот спустился на поле и удостоил воина личной аудиенции.

Вотиир Тарк поднял на гору часть своих боевых машин. Механические чудовища ревели и неистовствовали: их моторы завывали, как души запертых в аду грешников, гусеницы давили пленных, а когтистые клешни разрывали людей на части. Корсары Каарьи Сэломбэра устроили броскую демонстрацию меткости и фехтовального искусства, но после недавних выступлений последователей Ноты Этессея Ваанеса трудно было удивить.

Сам Хонсю редко выходил за стены форта, все время отдавая изучению древних фолиантов Халан-Гола. Он не говорил, что пытается найти на заклятых страницах, однако с каждым днем его одержимость темными секретами безумных писаний лишь росла.

Новорожденный оставался рядом с Ваанесом и равнодушно наблюдал за убийствами и демонстрацией боевых навыков. Это существо было сильнее и искуснее большинства собравшихся здесь воинов, однако боль и смерть лишь недавно начали доставлять ему радость. В душе Новорожденного шла война: поучения его создателя схлестнулись с генетической памятью и неосознанными инстинктами, унаследованными от Уриила Вентриса.

Из всех воинственных группировок, собравшихся на Жатву Черепов, Новорожденному больше всего понравились локсатли — компания наемников-ксеносов, поселившихся в норах на склонах горы. Ваанес и Новорожденный наблюдали за тренировками локсатлей, проводившимися на площадке перед входом в их пещеры.

Их родоначальника и вождя звали Ксанеатом. Было ли это его настоящим именем или кличкой, данной людьми, оставалось неясным, что не помешало Новорожденному наслаждаться плавными, согласованными движениями воинов и восхищаться их преданностью членам клана.

Что-то в этой кровной связи порождало болезненный отклик в душе Новорожденного, и он пытался угадать, откуда взялось странное чувство. Было ли это обрывком памяти, погребенным глубоко в его измененном сознании, или частью чужой личности, вложенной в него Демонкулабой?

— Все они кровно связаны, — заметил Новорожденный, следя за тем, как локсатли, подобно кружащимся светлячкам, совершают серию молниеносных маневров, чтобы показать их скорость и реакцию. — Разве это не мешает им в битве?

— Каким образом? — поинтересовался Ваанес.

— Неужели они не испытывают страха и горя, когда погибает один из членов клана?

— Не думаю, что локсатли воспринимают это таким образом, — ответил Ваанес. — Звучит банально, но они не люди. Хотя в целом неплохое наблюдение. Помнится, я читал, что в древности некоторые правители формировали целые полки из жителей одного города. По замыслу, это должно было создать между солдатами более крепкую связь и помочь им в сражении.

— И как, помогало?

— Во время тренировок — помогало, но стоило начаться битве, как вид родных и близких, сраженных мечами и разорванных пушечными ядрами, совершенно подрывал их боевой дух.

— Так почему же локсатли это делают? — настойчиво спросил Новорожденный. — Если подобные подразделения так ненадежны, зачем создавать их? Разве не лучше сражаться одному или рядом с теми, чья судьба тебя не волнует?

— Да и нет, — ответил Ваанес, возвращаясь к привычной роли инструктора и наставника. — Многие воинские подразделения держатся на дружбе между бойцами и нежелании подвести товарища. Эти братские узы укрепляют отряд, но их следует закалить до полной несокрушимости, чтобы они выдержали испытание кровью.

— Как у Адептус Астартес?

— Не у всех из них, — желчно ответил Ваанес.

— У Ультрамаринов?

— Да, у Ультрамаринов, — вздохнул Ваанес. — Это в тебе от Вентриса?

— Думаю, да, — ответил Новорожденный. — Мне хочется считать тех, кто сражается рядом со мной, братьями, но никакого братства я не чувствую.

Ваанес расхохотался:

— В банде Хонсю ты этого точно не почувствуешь. Говорят, у Железных Воинов всегда были проблемы с дружбой, даже до того, как они присоединились к восстанию Хоруса.

— Следует ли считать это слабостью?

— Пока не знаю. Думаю, время покажет, — ответил Ваанес. — Кто-то дерется ради денег, кто-то — ради мести, кто-то — ради славы, а кое-кто — чисто ради убийства, но всех их в конце пути ожидает одно.

— Что?

— Смерть, — раздался голос позади них.

Новорожденный и Ваанес обернулись и обнаружили, что к ним подобралась тощая ведьма Гурона. В дневном свете истощенное лицо женщины еще больше смахивало на череп. Солнечные лучи придавали коже колдуньи нездоровую прозрачность и зажигали золотые искры в ее глазах. Мантия колдуньи мерцала, а волосы при каждом повороте головы извивались, подобно клубку черных змей.

— Да, — подтвердил Ваанес, — смерть.

Колдунья ухмыльнулась, обнажив пеньки пожелтевших зубов. Ваанес поморщился. Женщина казалась молодой, но гибельная сила, которой она служила, пожирала ее изнутри.

— Потерянный Сын и Слепой Воитель. Неудивительно, что вы так жадно следите за ратными потехами чужаков, чье мышление совершенно чуждо человеческому.

От близости ведьмы по коже Ваанеса побежали мурашки. Здесь, в кипящем котле Мальстрема, гнетущее присутствие имматериума всегда ощущалось на грани сознания, но колдунья словно притягивала тварей из варпа, и те спешили слететься на зов, как стервятники на запах падали. Ваанес почти слышал, как их эфирные когти скребутся в дверь его разума.

Оглянувшись на Новорожденного, бывший гвардеец заметил, что тот морщится и вздрагивает, как будто вокруг его лица вьется рой докучливых насекомых, которых он пытается не замечать.

— Чего тебе надо? — спросил Ваанес, схватив Новорожденного за руку и оттаскивая его подальше от омерзительной ведьмы. — Я ненавижу твое племя и не собираюсь тебя выслушивать.

— Не спеши отказаться от того, что я могу тебе предложить, воин Коракса, — прошипела колдунья и, вытянув руку, положила ладонь на грудь Новорожденного.

— Никогда больше не произноси этого имени, — рявкнул Ваанес. — Оно для меня ничего не значит.

— Сейчас, может быть, нет, но однажды тебе придется его вспомнить, — посулила колдунья.

— Ты видишь будущее? — спросил Новорожденный. — Ты можешь предсказать все, что случится?

— Не все, — признала ведьма, — но те, чьи жизни изменят потоки варпа, сияют ярче света во тьме. Их путь ясен для тех, кто умеет видеть.

— Ты видишь мой путь? — жадно спросил Новорожденный.

Колдунья рассмеялась. Пронзительный звук вспорол воздух, заставив локсатлей прервать показательный бой и завизжать от ярости. По их блестящей коже побежали мерцающие узоры, и в мгновение ока бойцы рассыпались, скользнув по горному склону к черным отверстиям нор.

— Судьба Потерянного Сына огненным копьем пронзает будущее, — сказала колдунья. — Как нить, она вплетена в картину гибели великого героя, падения звезды и возвращения великого зла, которое все считали поверженным.

— Ты говоришь загадками, — процедил Ваанес, пытаясь оттащить Новорожденного прочь.

— Подожди! — крикнул Новорожденный. — Я хочу узнать больше.

— Нет, не хочешь, уж поверь мне, — угрожающе сказал Ваанес, который заметил приближающегося к ним Кадараса Гренделя в запятнанных кровью доспехах. — Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Потерянный Сын хочет услышать то, что я скажу! — взвизгнула ведьма, преграждая им посохом дорогу.

Из перчатки Ваанеса молниями сверкнули скрытые в ней когти. Лезвия длиной в локоть вонзились в грудь колдуньи, распоров ее сердце и легкие. Женщина умерла беззвучно — дыхание слетело с ее губ искрящимся облачком, а золотой свет в глазах померк. Ваанес с наслаждением втянул последний вздох колдуньи, упиваясь переполнявшими его болью и ужасом. Душа колдуньи оказалась столь восхитительна на вкус, что тело воина пронзила дрожь восторга, а радость убийства напрочь вытеснила у него из головы все мысли о последствиях.

Ваанес опустил руку, и тощее тело колдуньи соскользнуло с когтей. Труп мешком свалился на землю, и Ваанес со следующим за ним по пятам Новорожденным пошел навстречу Кадарасу Гренделю.

— Что тут произошло? — спросил Грендель, недоуменно оглядывая ссохшиеся останки колдуньи.

Какая бы сила ни оживляла ее чахлое тело, сейчас она исчезла, оставив лишь жалкую оболочку из сморщенной плоти и изъеденных временем костей.

— Ничего, — ответил Ваанес, глубоко втягивая воздух. — Забудь.

— Легко, — сказал Грендель, указывая на небо. — Хонсю хочет, чтобы ты вернулся в лагерь. Жатва Черепов вот-вот начнется.

Взглянув вверх, Ваанес увидел, как бурлящие там краски закручиваются вокруг янтарного цвета воронки — злокачественной опухоли в центре воспаленного водоворота.

— Великое Око… оно открывается, — шепнул бывший космодесантник, но его собеседник уже развернулся и зашагал обратно. — Ты тоже возвращаешься в лагерь?

Грендель ухмыльнулся в свирепом предвкушении и кивнул:

— За меня не беспокойся. Встретимся на арене.

Ваанесу не понравилось, как это прозвучало, однако он не стал задавать вопросов — хотя и не прочь был узнать, чья кровь запятнала нагрудник Гренделя. Тот смотрел на сморщенные останки ведьмы.

— Она пыталась предсказать вам будущее? — спросил Грендель, опускаясь на колени рядом с раскинувшейся на земле мантией волшебницы.

— Что-то вроде того, — подтвердил Ваанес.

— И в благодарность ты ее укокошил?

— Да.

— Забавно, что как раз этого она не сумела предвидеть.

Жатва Черепов, как и все мероприятия подобного рода, началась с жертвоприношения. Осененный исполинской фигурой рычащего линейного титана, Тиран Бадаба вырвал сердце пленника, воина из ордена Воющих Грифонов, и швырнул на песок арены, где оно еще некоторое время продолжало биться, пока окончательно не истекло кровью.

В течение первого дня чемпионы различных отрядов дефилировали перед Тираном, который восседал на величественном бронзовом троне с янтарной отделкой. Затем определялась очередность поединков. Список открывали кровные вендетты. Бойцы один за другим выступали вперед и выкрикивали имя того, кому они желали отомстить за оскорбление.

Хонсю ожидал, что Пашток Улувент окажется в их числе, но воина в красных доспехах пока было не видно.

— Я думал, Улувент будет здесь, — заметил Ваанес, словно прочитав его мысли. — Чемпионы Кровавого Бога обычно первыми являются на состязания и начинают резню.

— Да, но Улувент совсем не дурак, — ответил Хонсю.

— Что ты имеешь в виду?

— Полагаю, он намерен дождаться, пока Жатва не развернется вовсю, прежде чем попытаться меня прикончить. Триумф будет слаще, если он не только убьет меня, но и заберет всех воинов, которые достанутся мне в поединках. Так он сможет одним махом совершить кровную месть и заполучить все мои трофеи.

— Тогда он умнее, чем большинство чемпионов Бога Крови.

— Возможно, — с улыбкой ответил Хонсю. — Посмотрим, что у него из этого выйдет.

— И куда подевался Грендель? — раздраженно спросил Ваанес. — Я не видел его со вчерашнего дня. Он сказал, что будет здесь. Участники могут заметить, что человек из твоего ближнего окружения не явился к началу поединков.

— Забудь о Гренделе, — отмахнулся Хонсю. — Нам он не нужен.

— Я его вижу, — сообщил Новорожденный, кивком указывая на противоположный конец арены. — Вон там.

Хонсю взглянул туда, куда указывал Новорожденный, и увидел, как ряды собравшихся расступаются перед Паштоком Улувентом, занявшим свое место у края ристалища. Воин в алых доспехах воздел над головой багряный клинок. Над ареной развернулось его знамя с руническим черепом, и из тысячи глоток вырвался приветственный вопль.

Рядом с Улувентом стоял Кадарас Грендель собственной персоной, в броне, покрытой свежей кровью, и с обнаженным цепным мечом. Услышав шум, Грендель пожал плечами и слизнул красные капли с клинка.

— Грендель нас предал? — гневно прорычал Ваанес.

— Это было только вопросом времени, — хмыкнул Хонсю. — Если честно, я ожидал, что это случится раньше.

— Я его убью! — рявкнул Ваанес.

— Нет, — отрезал Хонсю. — Я разберусь с Гренделем, но не здесь. Ты меня понял?

Ваанес не ответил, однако Хонсю ясно видел горевшие у него в глазах злые огоньки. Оставалось лишь надеяться, что бывший космодесантник из Гвардии Ворона сумеет удержаться от искушения и не прикончит Гренделя тут же.

— Я не понимаю тебя, Хонсю, — в конце концов произнес Ваанес.

— Немногие понимают, — ответил Хонсю. — Предпочитаю, чтобы так оно и оставалось.

Первое убийство в тот день совершил воин в бронзовых доспехах, украшенных рунным черепом Бога Крови. Он выпустил кишки бойцу в шипастой броне, у которого, по наблюдению Хонсю, с самого начала дуэли не было ни малейшего шанса. Голову убитого водрузили на черную железную пику, воткнутую в землю у подножия трона Тирана.

Теперь отряд проигравшего принадлежал победителю, и залогом их верности стала демонстрация большей силы и мастерства. Подобная верность могла оказаться весьма недолговечной, но очень немногих из собравшихся здесь волновало, под чьим знаменем им предстоит сражаться, — лишь бы сражаться на стороне сильнейшего, величайшего из чемпионов Жатвы.

Мечник Ранебры Корра убил телохранителя Иеруэля Мзакса, кланового вождя из системы Кофакса. Законы клана запрещали Мзаксу сражаться под предводительством чужака, и он отсек себе голову энергетическим когтем, прикрепленным к верхнему краю перчатки.

Устрашающая боевая машина Вотиира Тарка некогда была дредноутом космодесантников, но адепты Темных Механикум, служившие Тарку, превратили ее в обиталище визжащей твари из варпа. Чудовище разорвало в клочки отряды трех чемпионов, пока один из берсеркеров Паштока Улувента не остановил его, подорвав саркофаг мелта-бомбой и лишившись при этом руки. Воющего демона швырнуло обратно в варп, а нижняя часть тела берсеркера исчезла во вспышке взрыва. Даже потеряв ноги, берсеркер все же ухитрился доползти до трона Черного Сердца и возложить к подножию черепную коробку побежденной машины.

В первый день сражений Новорожденный выиграл два поединка: размозжил череп пирату-стрелку Каарьи Сэломбэра, прежде чем тот успел сделать хотя бы выстрел, и нанес поражение чемпиону клана локсатлей. Второй бой продолжался почти час. Локсатлю все никак не удавалось одолеть Новорожденного, несмотря на то что ксенос выпустил в противника весь запас флешетт.

Здесь, в насыщенном энергией варпа Мальстреме, у демонического порождения Халан-Гола многократно возросла способность к регенерации, так что каждая рана, хотя и причиняла мучительную боль, затягивалась за несколько секунд.

Окончательно вымотавшись и истощив боеприпасы, локсатль вынужден был броситься на противника и попытаться пробить его броню ядовитыми когтями, но вся прыть ксеноса не могла соперничать с железной выносливостью Новорожденного. В конце концов шипящая и задыхающаяся тварь больше не могла сопротивляться. Новорожденный свернул локсатлю шею, а затем оторвал голову.

По мере того как бои продолжались и убитых становилось все больше, ватаги, потерявшие своих чемпионов, начали сливаться в новые армии под знаменами самых могущественных вождей.

Кадарас Грендель, сражаясь со своей обычной жестокостью, выиграл несколько поединков для Паштока Улувента, и Хонсю с неудовольствием заметил, что чаша терпения Ардарика Ваанеса грозит переполниться. Чтобы тот слегка выпустил пар, Хонсю отправил его на арену вместо Новорожденного, которому нужно было залечить раны. Ваанес с энтузиазмом прикончил одного за другим представителей трех отрядов, пополнив растущую армию Хонсю новыми бойцами.

Сам Хонсю дважды выходил на арену. В первый раз он разделался с предводителем пиратов, вооруженным двумя острыми как бритвы саблями. Во второй — сокрушил вождя крутов, сражавшегося обоюдоострым боевым посохом, с которым ксенос управлялся со сверхъестественной быстротой и точностью.

Когда Новорожденный выступил против гигантского огра и удавил монстра его собственной энергетической плетью, заполучив для Хонсю сотню этих жестоких тварей, четвертый день боев подошел к концу.

К этому времени осталось всего три армии.

Кровожадные собиратели черепов Паштока Улувента, мечники-танцоры Ноты Этессея и Железные Воины Хонсю.

Благодаря победам, одержанным Хонсю и его чемпионами, армия Железного Воина стремительно разрасталась и насчитывала уже около пяти тысяч солдат. Под его командованием была бронетехника, боевые машины, ватаги пиратов и ксеносы всех мастей. В общей сложности он собрал семнадцать отрядов — по всем оценкам, внушительная сила, способная причинить немало неприятностей врагам.

Войско Паштока Улувента состояло теперь из шести тысяч бойцов, а изысканные убийства Ноты Этессея привели пять тысяч солдат под его знамена. Любая из этих армий была достаточно сильна, чтобы захватить обширный участок имперского космоса и устроить там беспрецедентную резню.

Но Жатва Черепов еще не закончилась. Закон, установленный Тираном, гласил, что в конце должен остаться лишь один победитель.

Когда три воина, закованные в доспехи и вооружившиеся сообразно своим вкусам, выступили на арену, над городом сгустилась тьма. Серебряная рука Хонсю поблескивала в свете окружавших ристалище факелов. Толпы горланящих воинов приветствовали своих чемпионов.

Три воина прошли к центру арены и остановились друг перед другом. Хонсю использовал эту минуту затишья перед боем, чтобы изучить своих противников — ведь, чтобы пережить поединок, он должен был знать их лучше, чем они сами знали себя.

Нота Этессей облачился в облегающий костюм из черной кожи, перетянутый ремнями там, где располагались стратегически важные элементы гибкого пластинчатого доспеха. Андрогинный воитель скользнул в центр арены и исполнил предшествующий сражению ритуальный танец, состоявший из акробатических переворотов и прыжков, — и все это время в руках его плясали два бархатно-черных клинка. Лицо Этессея скрывала кожаная маска в заклепках и застежках-молниях, напоминавших шрамы. Глаза прятались под двумя сферами из дымчатого стекла и светились лукавым весельем, словно их владелец явился не на смертный бой, а на дружескую пирушку.

Пашток Улувент воткнул меч в багряный песок арены и, задрав голову, проревел небесам бессловесный, полный первобытной ярости вызов. С доспехов воина капала кровь последних жертв, а похожая на мускульную ткань броня, казалось, вздымалась и опадала в такт биению его сердца. Глаза Улувента пылали алым огнем, как две курящиеся в глубинах шлема лужи крови. Достав зазубренный кинжал, он полоснул себя по шее.

Когда из открытой раны потекла кровь, чемпион Медного Бога Войны отшвырнул кинжал.

Хонсю сузил глаза:

— Уже сдаешься, Улувент?

— Если я не смогу прикончить тебя, истекая кровью, то я недостоин победы, и моя смерть угодна Трону Черепов, — ответил Улувент.

— Не ожидай, что я последую твоему примеру, — процедил Хонсю.

— Я и не ожидаю, — откликнулся Улувент. — Ты грязный полукровка, ублюдок, порожденный святотатственным смешением генов в тяжелые времена. Существо без чести, которому не стоило появляться на свет.

Хонсю сдержал злость, но Улувент еще не кончил:

— Один из твоих бойцов уже поклялся мне в верности. Я сделаю тебе одолжение и прикончу тебя быстро, если ты подчинишься мне.

— Я никому не подчиняюсь, — угрожающе ответил Хонсю.

Нота Этессей рассмеялся, и смех его, высокий и мелодичный, был полон искреннего веселья.

— А вот я отлично умею это делать, хотя, если честно, предпочитаю в любых сношениях активную роль.

— Вы оба внушаете мне отвращение! — рявкнул Улувент. — Позор, что я должен биться с вами.

Горн линейного титана затрубил над ареной, и крики болельщиков немедленно смолкли. Тиран Бадаба поднялся с трона, чтобы обратиться к чемпионам. Гамадрия обвилась вокруг его бедра, подобно гнусной пиявке.

— Этой ночью Жатва Черепов завершится! — сказал Гурон Черное Сердце, и голос его полетел над ристалищем, достигая самых отдаленных горных отрогов. — Один из вас победит, а его враги останутся лежать на песке арены. Сражайтесь достойно, и вы отправитесь дальше, дабы нести смерть и страдание тем, кто вас предал.

Тиран Бадаба заглянул в глаза каждому из воинов и поднял руку в когтистой перчатке:

— Начинайте бой!

Хонсю отпрыгнул назад, уклоняясь от выпада Паштока Улувента, который одним ударом попытался снести ему голову, и качнулся в сторону, когда меч Этессея метнулся вперед и врубился в его наплечник. Черное лезвие топора Хонсю описало широкую дугу, заставляя противников отступить, и бой переместился из центра арены.

Этессей, приплясывая и вращая клинками, двинулся вдоль края ринга. Выражение его лица невозможно было прочесть под кожаной маской. Улувент выставил меч перед собой, крепко сжимая рукоять и настороженно следя за передвижениями противников. Хонсю понимал, что из этих двоих Улувент мощнее, но Этессей был намного быстрее, и варп знает, что за сила таилась в его черных клинках.

Топор Хонсю горел жаждой убийства. Его ненасытный голод отзывался дрожью в рукоятке и в пальцах хозяина. По крайней мере, в пальцах правой руки. Сила, заключенная в серебряной конечности, доставшейся Хонсю от сержанта Ультрамаринов, была враждебна исчадию варпа и причиняла твари нестерпимую боль.

Обычно на этом этапе боя каждый из участников пытался оценить остальных, выискивая признаки слабости или страха, которые можно было бы использовать в поединке. Хонсю знал, что в нынешних противниках он ничего подобного не обнаружит, — каждый из них был свирепым воином, закаленным десятилетиями войны и верой в своих богов.

Все существо Улувента служило идее убийства во имя Бога Крови, тогда как Этессей попытается выжать из этого поединка как можно больше ощущений. Победа для воина-андрогина значила меньше, чем запредельная боль, жестокость и наслаждение, даруемые боем.

Хонсю не интересовали ни острые ощущения, ни заработанная в поединке слава. Все, что совершалось сейчас на арене, было лишь средством достижения цели. Железного Воина не заботили пиратские замыслы Тирана, и ни одно из древних божеств варпа не стоило его поклонения.

Этессей решился действовать первым. Одним прыжком он приблизился к Улувенту, и его клинки запели для воина в красных доспехах погребальную песнь. Улувент среагировал быстро, мечом парируя удары и одновременно разворачиваясь, чтобы зайти Этессею со спины. Однако чемпиона Темного Князя уже не было на прежнем месте — он взвился в воздух и в обратном сальто перемахнул через клинок соперника.

Хонсю кинулся в атаку, метя топором в Этессея. Поднырнув под черное лезвие, тот упал на землю. Крутанувшись на локте, танцор выкинул тело вперед и сбил противника с ног.

Улувент бросился к упавшему. Багровый клинок рухнул вниз, метя в грудь Железного Воина, но Хонсю перекатился в сторону, и оружие вонзилось в песок. В шлем Улувента впечатался ботинок Этессея, и ревущий адепт Бога Крови полетел назад, лишившись завязшего в земле меча.

Хонсю одним прыжком вскочил на ноги, отчаянно блокируя и контратакуя: Этессей, отделавшись от Улувента, обрушил на второго противника серию молниеносных ударов. Чемпион Темного Князя оказался невообразимо быстр, и все, на что Хонсю был сейчас способен, — это не дать изрубить себя на куски. Его доспех покрылся пробоинами и вмятинами. Лишь спустя какое-то время Хонсю сообразил, что Этессей просто играет с ним, затягивает бой, чтобы сполна насладиться чувством собственного превосходства.

Железного Воина охватил гнев, но Хонсю подавил злость отчаянным усилием — он знал, что Этессей не простит ему ни малейшей потери концентрации. Он попытался, напротив, сосредоточиться, прикидывая, как бы использовать самодовольство противника. Этессей считает, что он лучше Хонсю, — что ж, это и послужит причиной его падения.

Краем глаза Хонсю заметил, что Улувент кружит неподалеку, выжидая шанса вернуть свой меч с терпеливостью, вовсе не присущей воинам Бога Крови. Хонсю постарался держаться поближе к оружию, не давая Улувенту сократить дистанцию. С одним противником он еще справится. С двумя? Возможно, нет.

В конце концов Этессей, наигравшийся с Хонсю, предложил:

— Позволь ему взять клинок. Этот поединок становится скучным без его красочных припадков ярости.

Не отвечая, Хонсю развернулся к торчавшему из песка мечу и всадил в него демонический топор. Когда клинок Улувента разлетелся на тысячу осколков, Хонсю ощутил вспыхнувшее под кожаной маской капризное недовольство.

Этессей прыгнул на него, но Железный Воин предвидел такой маневр и был наготове. Древко его топора впечаталось в грудину противника, и андрогин рухнул на землю с придушенным криком.

Сзади раздался шорох. Хонсю наступил на грудь Этессею и, услышав хруст кости, развернулся как раз вовремя, чтобы встретить атаку Улувента. Тот врезался в Хонсю, и оба покатились по песку. Чемпион Бога Крови вцепился в горло противнику, так что Хонсю пришлось выпустить топор. Воины боролись на кровавом песке арены, осыпая друг друга ударами твердых как сталь кулаков.

Улувент прошипел в лицо врагу:

— Сейчас ты сдохнешь.

Хонсю вогнал колено ему в живот, но хватка Улувента не ослабла. Железный Воин бил снова и снова, пока стальное кольцо на горле слегка не разжалось. Хонсю сумел высвободить правую руку и основанием ладони ударил в шлем Улувента. Орочья кость треснула, открыв кровоточащий разрез на шее. Кровь обрызгала доспех Хонсю.

Железный Воин саданул по ране кулаком, а затем сунул в нее пальцы, расширяя отверстие. Его противник взвыл от боли и откатился в сторону. С трудом поднявшись на ноги, Улувент прижал руку к разорванному горлу и захромал к своему отряду за новым оружием.

Хонсю, помятый и задыхающийся, бросился следом, по пути подобрав валявшийся рядом с Этессеем топор. Он не стал тратить времени на чемпиона Темного Князя: андрогин был еле жив и, вероятно, вкушал сейчас все прелести агонии, терзавшей его нервные окончания.

Преследование придало Хонсю новых сил. Улувент сорвал с головы разбитый шлем, выставив напоказ уродливое, покрытое шрамами и ожогами лицо. Из раны на шее толчками била кровь — но боль, похоже, только подстегнула воина. Он рявкнул во всю глотку, требуя подать меч.

Раненый или нет, чемпион Бога Крови все еще был опасным соперником и, вооружившись, мог запросто разделаться с Хонсю.

Кадарас Грендель протянул Улувенту широкий меч, и Хонсю задержал дыхание…

Пашток Улувент уже готов был взять оружие, но в последний момент Грендель перехватил рукоять и вонзил клинок в грудь чемпиону. Острие пробило доспехи и вышло из спины Улувента. Воин пошатнулся, а Грендель, провернув меч, еще глубже вогнал клинок ему в грудь.

Улувент взревел. Крутанувшись на месте, так что рукоятка вырвалась из пальцев Гренделя, боец Бога Крови рухнул на колени. Хонсю не дал ему опомниться от боли и шока и с размаху ударил топором в плечо. Черное лезвие раскололо наплечник и рассекло Улувента от ключицы до пояса.

Над толпой повисла ошеломленная тишина: никто здесь не ожидал, что Пашток Улувент будет повержен. Кадарас Грендель выступил из рядов последователей Бога Крови и встал возле Хонсю. Глядя в угасающие глаза Улувента, Грендель ухмыльнулся:

— Извини. Хонсю, может, и грязный полукровка, и драться у тебя под началом было бы повеселее, зато у него под началом я смогу выжить.

Улувент устремил на Хонсю затуманенный болью и ненавистью взгляд:

— Дай… мне… меч.

Хонсю вовсе не улыбалось исполнять просьбу умирающего врага, но для того, чтобы рассчитывать хоть на малейшую преданность бойцов Улувента, следовало это сделать.

— Дай ему меч, — приказал Хонсю.

Кивнув, Грендель вытащил покрытый дымящейся кровью клинок из груди побежденного. Он протянул оружие Улувенту, и тот сжал меч в нетвердой руке.

— И… мой череп, — собрав последние силы, выдохнул Улувент. — Ты… должен… его… забрать.

— С удовольствием, — ответил Хонсю, занося топор и исполняя последнюю волю Паштока Улувента.

Когда голову Улувента водрузили на пику у подножия трона Гурона Черного Сердца, Жатва Черепов завершилась. Сотни бойцов погибли на песке арены, но в масштабе грядущих событий их смерти мало что значили и послужили лишь тому, чтобы насытить великое эго Тирана и позабавить Темных богов варпа.

В конечном счете Хонсю покинул Новый Бадаб с семнадцатью тысячами приведенных к кровавой присяге воинов. Бойцы Паштока Улувента и те, кого Улувент выиграл в поединках, отныне принадлежали Хонсю и несли на знаменах символ Железного Черепа.

Нота Этессей выжил и по доброй воле принес Хонсю клятву верности, хрипло поблагодарив Железного Воина за те незабываемые ощущения, что даровали ему осколки кости в легких.

Гурон Черное Сердце сдержал свое слово, и победитель Жатвы действительно получил немалую выгоду от его покровительства. Когда «Отродье войны» покинул орбиту, за ним потянулись многочисленные корабли — подарки от Тирана Бадаба, предназначенные для того, чтобы нести гибель имперским войскам. Кроме этих судов, флагман Хонсю окружали корабли побежденных чемпионов, формируя разношерстный, но могучий флот корсаров и ренегатов.

Потрепанные ветераны космических баталий, неповоротливые баржи, планетарные канонерки, оснащенные варп-двигателями разведывательные суда и захваченные крейсера следовали за «Отродьем войны», пока тот осторожно продвигался через Мальстрем, прочь от владений Гурона Черного Сердца.

Когда тошнотворно-желтый шар Нового Бадаба исчез, поглощенный разноцветными пылевыми облаками и грязной отрыжкой имматериума, прорвавшегося сквозь дыру в реальном пространстве, Хонсю вспомнились последние слова Тирана.

Задержав Хонсю, Черное Сердце указал когтем на Ардарика Ваанеса, Кадараса Гренделя и Новорожденного, поднимавшихся на борт «Грозовой птицы».

— Когда они больше тебе не понадобятся, убей их, — сказал Тиран. — Иначе они когда-нибудь тебя предадут.

— Они не посмеют, — возразил Хонсю, но червь сомнения уже закопошился в его сердце.

— Запомни, — ответил Гурон Черное Сердце, — сильный сильнее всего в одиночестве.