Герои Олимпа. Наследники богов. Перси Джексон и боги олимпийцы. Книги 1-18

Вступление

Надеюсь, мне это зачтется.

Нью-йоркский издатель попросил меня написать, что мне известно о греческих богах, а я сразу такой: «А можно это сделать анонимно? Не хочу, чтобы олимпийцы опять на меня обозлились».

Но если это поможет вам узнать о греческих богах и выжить после встречи с ними, при условии, конечно, что им когда-нибудь придет в голову оказаться с вами лицом к лицу, то, думаю, мне стоит включить это сочинение в список хороших поступков за эту неделю.

Если вы меня не знаете, меня зовут Перси Джексон. Я современный полубог — наполовину бог и наполовину смертный сын Посейдона, — но подробности своей биографии я опущу. Мою историю уже успели рассказать в нескольких совершенно фантастических (ничего, что я вам подмигиваю?) книгах, ну а я всего лишь герой этих романов (кхе-кхе — ага, конечно — кхе-кхе).

Прошу об одном, отнеситесь к моим рассказам о богах попроще, ладно? Существует тьма-тьмущая версий мифов, так что давайте обойдемся без всех этих: «Ну а я слышал, что было все не так, а значит — ты НЕ ПРАВ!»

Потому что я собираюсь пересказать вам ту версию, которая кажется наиболее понятной мне самому. Обещаю, я ничего не придумал. Все, о чем вы прочтете здесь, я слышал лично от всех этих древнегреческих и древнеримских ребят, которые, собственно, первыми эти истории и записали. И уж поверьте, у меня бы точно не хватило на подобное фантазии.

Итак, начинаем. Сначала я расскажу вам, как появился мир. Затем пробегусь по списку богов и расскажу понемногу о каждом из них. Остается надеяться, что они не рассвирепеют настолько, чтобы испепелить меня до того, как я…

А-А-А-А-А-А-А-А!!!

Шутка. Я все еще здесь.

В общем, я начну с греческой версии о сотворении всего и вся, сотворение уже само по себе было полным беспределом. Приготовьте защитные очки и дождевик. Будет много крови.

НАЧАЛО И ВСЕ К НЕМУ ПРИЛАГАЮЩЕЕСЯ

В начале меня не было. Не думаю, что тогда существовал хоть кто-то из древних греков. Некому было взять ручку и начать делать записи, а потому я не могу поручиться за все нижесказанное, но могу описать, как сами греки считают, что тогда произошло.

По сути, вначале не было ничего. То есть было одно это самое сплошное ничего.

Первым божеством, если его можно считать таковым, был Хаос — мрачный влажный туман, двигающаяся бесформенная масса, заключающая в себя все тогдашнее бытие. На заметку: «Хаос» означает «пустота», и мы говорим не о магазинных полках после распродажи.

В какой-то момент Хаос стал менее хаотичным. Может, ему наскучило быть всем из себя таким мрачным и туманным. Часть его собралась и превратилась в землю, которая, к сожалению, оказалась наделена индивидуальностью. Она назвала саму себя Геей, матерью-землей.

Уточню: Гея на самом деле была землей — горами, холмами, долинами и прочими топографическими элементами. Но она также могла принимать человекоподобную форму. Ей нравилось гулять по земле — что по сути означало хождение по самой себе — в виде этакой почтенной дамочки в развевающемся зеленом платье, с черными кудрями и безмятежной улыбкой на лице. Вот только скрывала эта улыбка весьма гадкие наклонности, и скоро вы в этом убедитесь.

После долгого одиночества Гея посмотрела вверх на пелену над землей и сказала себе:

— Знаете, что было бы здорово? Если бы появилось небо. Серьезно, я бы была совсем не против неба. И было бы вообще прекрасно, если бы оно оказалось еще и красавцем, в которого бы я влюбилась, потому что мне тут вроде как немного одиноко в окружении одних только гор.

Либо Хаос решил прислушаться к ней, либо желание Геи осуществилось само собой, но над землей появилось небо — защитный купол, что был голубым в дневное время и черным в ночное. Небо назвало себя Уранусом — и да, это всего лишь иное прочтение имени Урана. Хотя сейчас произнести это имя и не увидеть на лицах окружающих едва сдерживаемые ухмылки стало практически невозможно. Вызывает нездоровые ассоциации. Спросите, что же он не выбрал себе имя получше — Смерть несущий или Хосе, — я не знаю, но это хотя бы объясняет, почему Уран был вечно на нервах.

Как и Гея, Уран мог принимать человеческую форму и спускаться на землю — что было весьма удачно, так как небо было высоко, а отношения на расстоянии никогда не приводят ни к чему хорошему.

В своей физической форме он выглядел высоким крупным мужиком с длинными черными волосами. Из одежды на нем была одна набедренная повязка, а его кожа меняла цвет — в какое-то время она была голубой с рисунком облаков, оттеняющих его мускулы, в другое — темной с подмигивающими звездами. Эй, это Гея его таким выдумала! Ко мне никаких претензий. Вы, может, видели его изображения, где он держит зодиакальный круг, представляющий собой созвездия, что вечно кружат по небу.

В общем, Уран и Гея поженились.

И жили они счастливо до конца своих дней?

Не совсем.

Причиной того в том числе был и тот факт, что Хаосу понравилась вся эта идея с сотворением. Его туманная мрачность подумала: «Ну а что, у меня уже есть Земля и Небо! Здорово же получилось! Интересно, что еще я смогу сотворить?»

Вскоре он сотворил целую кучу новых проблем — в смысле, божеств. Из тумана Хаоса выделилась вода и заполнила собой самые глубины земли, образовав первые моря, которые, естественно, тоже оказались наделены сознанием — так появилось божество Понт.

Затем Хаос совсем слетел с катушек, и ему взбрело в голову следующее: «Придумал! Как насчет типа небесного купола, но на дне земли? Это будет круто!»

И так под землей появился купол, но этот был темный и мрачный, и вообще местечко не самое приятное, что и понятно, ведь оно было скрыто от света с неба. То был Тартар, Бездна всего Зла; и, как вы можете судить уже по одному имени, с момента своего сотворения это божество не выигрывало ни одного конкурса «Мистер популярность».

Загвоздка состояла в том, что и Понту, и Тартару нравилась Гея, что заметно осложнило ее отношения с Ураном.

По ходу дела появилась еще целая куча божеств, но если я начну называть их всех, мы с вами застрянем на недели. У Хаоса и Тартара появилась дочь (не спрашивайте, как так получилось, я не знаю), названная Нюктой и которая была персонификацией ночи. Затем Нюкта, как-то обойдясь собственными силами, обзавелась дочерью Гемерой, или Днем. Эти двое вечно грызлись друг с другом, так как они были разные, как… ну, сами понимаете.

Согласно одним версиям, Хаос также сотворил Эроса, бога деторождения… другими словами, у божественных мамочек и папочек появилась куча божественных детишек. Другие утверждают, что Эрос был сыном Афродиты. До нее мы еще дойдем. Не знаю, какой из вариантов правдив, но что я знаю точно, так это что у Геи и Урана начали рождаться дети — и результат сего был весьма разнообразен.

Сначала они обзавелись целой дюжиной отпрысков — шесть девочек и шесть мальчиков, названных титанами. Они выглядели как люди, но были намного выше и сильнее. Вы сейчас наверняка подумали, что двенадцать ребят хватит за глаза любому родителю, так? В смысле, с такой большой семьей у вас дома по сути каждый день личное ТВ-шоу.

Плюс после рождения титанов отношения между Ураном и Геей дали трещину. Уран большую часть времени проводил на небе. Семью он не навещал. Растить детей не помогал. Гея начала возмущаться, и они стали ссориться. Детки росли, а Уран только и знал, что орать на них, — в общем, отец из него был ужасный.

Пару раз Гея и Уран пытались вновь сойтись. Гея подумала, рождение новых ребятишек их сблизит…

Да-да, сам знаю. Плохая идея.

Она родила тройню. Но проблема состояла в том, что эти мальчики стали олицетворением слова «УРОДЫ». Они были столь же огромны и сильны, как титаны, но при этом оказались неповоротливы, глупы и явно нуждались в нехилых запасах воска для тела. Но хуже всего, у них было лишь по одному глазу, который располагался в центре лба.

В общем, ребята были красавцами разве что в глазах родной мамы. И да, Гея действительно их любила. Она назвала малышей Старшими циклопами, и со временем они породили целый народ. Но это случилось много позже.

Когда Уран увидел тройняшек-циклопов, он вышел из себя:

— Они не могут быть моими детьми! Они даже не похожи на меня!

— Они наши дети, бездельник! — закричала Гея. — И не думай даже оставить меня растить их одной!

— Не беспокойся, этого не будет, — прорычал Уран.

И бросился на небо, откуда вернулся с толстыми цепями, выкованными из чистой темноты ночного неба. Он заковал циклопов и бросил их в Тартар, так как это было единственное из всех уже сотворенных мест, где Уран бы их не видел.

Сурово, скажите?

Гея забилась в рыданиях, но Уран категорически отказался высвободить циклопов. И никто не посмел ему перечить, так как к тому моменту он уже зарекомендовал себя как весьма опасный парень.

— Я правитель вселенной! — взревел он. — Кто, как не я? Я в прямом смысле возвышаюсь над всем и вся!

— Я тебя ненавижу! — рыдала Гея.

— Ха! Ты будешь делать, как я скажу. Я первый и лучший из изначальных богов!

— Я родилась раньше тебя! — возразила Гея. — Тебя бы вообще не было, если бы я не…

— Не искушай меня, — пророкотал он. — У меня еще много цепей из тьмы в запасе.

Как вы могли и сами догадаться, Гея устроила глобальную землетряску, но на этом и все. Ее первые дети, титаны, были уже почти взрослыми. Они жалели мать и недолюбливали отца — Гея постоянно его ругала, и не без оснований, — но титаны боялись Урана и не допускали мысли, что могут его остановить.

«Я должна держаться ради детей, — подумала Гея. — Может, стоит дать Урану еще один шанс».

Она устроила романтический вечер — свечи, розы, приятная музыка. Видимо, им удалось пробудить костер былой страсти. И через несколько месяцев Гея родила новую тройню.

Как если бы ей нужно было еще одно доказательство, что их браку с Ураном пришел конец…

Эти детишки оказались еще чудовищнее циклопов. У каждого из них было по сто рук, торчащих из туловища наподобие иголок у ежа, и пятьдесят крошечных голов, покрывавших плечи. Гею это не взволновало. Она любила их маленькие личики — все сто пятьдесят. Тройняшек она назвала гекатонхейрами и едва успела наречь каждого из них, как пришел Уран и после первого же взгляда на сыновей вырвал их из рук Геи. Не сказав ни слова, он сковал их цепями и бросил в Тартар подобно мешкам с мусором.

У этого небесного парня определенно были проблемы.

Для Геи это стало последней каплей. Она рыдала, стонала и вызвала столько землетрясений, что дети-титаны пришли к ней, желая узнать, что случилось.

— Ваш отец — полный …!

Уж не знаю, как она его обозвала, но что-то мне подсказывает, именно тогда было изобретено первое ругательство.

Она рассказала, что произошло, затем вскинула руки, и земля под ней затряслась. Богиня призвала из своих земельных владений самое твердое вещество, которое смогла найти, после чего стала в ярости его мять, и в итоге создала первое в истории оружие — загнутое железное лезвие в три фута длиной. Подобрав поблизости подходящую ветку, она соорудила из нее деревянную ручку и продемонстрировала свое творение титанам.

— Смотрите, дети мои! — возвестила она. — Это инструмент моего мщения! Я назову его косой.

А титаны зашептались между собой:

— И зачем она? Почему она загнута? А как пишется слово «коса»?

— Пусть один из вас сделает шаг вперед! — вскричала Гея. — Уран не достоин быть правителем мира! Один из вас убьет его и займет его место!

Титаны неуверенно переглянулись.

— Давайте начнем с момента про «убить», — сказал Океан. Он был старшим братом и почти все время проводил в морских глубинах в компании изначального водного божества, которого он звал Дядя Понт. — Что это вообще значит?

— Она хочет, чтобы мы ликвидировали нашего папу, — предположила Темис. Она была умнейшей из сестер и тотчас уловила суть концепции наказания за совершенное преступление. — Как если бы он никогда не существовал.

— А это возможно? — удивилась ее сестра Рея. — Я думала, мы все бессмертны.

Гея раздраженно фыркнула.

— Не будьте трусами! Все очень просто. Берете это острое лезвие и разрубаете своего отца на мелкие кусочки, чтобы он больше никогда нас не доставал. Кто из вас это сделает, тот станет правителем всей вселенной! И еще я приготовлю ему ваши любимые печенья, те самые, с карамельной крошкой.

Сейчас в современном мире для индивида с подобным поведением есть подходящее определение: психопат.

Но тогда на психологические аспекты мало обращали внимания. Может, вы даже по-новому взглянете на собственных родственников, зная теперь, что самая первая семья была далеко не идеальной.

Титаны начали что-то мямлить и тыкать друг в друга.

— Слушай, ты ну точно убьешь папу.

— О нет, уверен, ты справишься лучше.

— Я бы с удовольствием, честное слово, но у меня есть одно важно дело, так что…

— Я это сделаю! — послышалось откуда-то сзади.

Младший из двенадцати выступил вперед. Размерами Кронос был меньше своих братьев и сестер. Он также не был умнейшим, или сильнейшим, или быстрейшим из них. Но он больше всех жаждал власти. Полагаю, когда ты младший среди двенадцати детей, ты всегда будешь искать способ выделиться и оказаться замеченным. Младшего титана невероятно прельстила идея править миром, тем более что это означало также главенство над всеми родственниками. Бонус в виде печенья с крошкой тоже не повредил.

Кронос был примерно девять футов ростом и считался по титаническим стандартам коротышкой. В его внешности явно не хватало угрожающих черт, которыми мог похвастаться кое-кто из его братьев, но хитрости ему было не занимать. Братья с сестрами уже успели прилепить ему прозвище Плут, потому что он вечно жульничал во время матчей по борьбе и никогда не оказывался там, где ждали его увидеть.

От мамы он унаследовал улыбку и темные кудри. От папы — жестокость. Встретившись с ним взглядом, никогда нельзя было понять, что он собирается сделать: ударить тебя или рассказать шутку. Его бородка тоже слегка напрягала. Он был еще слишком молод для бороды, но уже успел отрастить одинокий шип, торчащий из подбородка наподобие клюва ворона.

При виде косы глаза Кроноса засияли. Он тут же захотел обладать этим железным лезвием. В отличие от своих братьев и сестер, он тотчас понял, сколько ужасного можно с его помощью натворить.

А что касается убийства отца — почему нет? Уран едва его замечал. Впрочем, как и Гея. Едва ли его родители вообще знали, как его зовут.

Кронос ненавидел, когда его игнорировали. Он устал быть самым маленьким и носить эти дурацкие обноски за старшими.

— Я сделаю это, — повторил он. — Я порублю отца на кусочки.

— Мой любимый сын! — воскликнула Гея. — Ты лучше всех! Я знала, что могу рассчитывать на тебя… э-э… как, говоришь, тебя звать?

— Кронос, — он силой воли удержал на лице улыбку. Ну а что, ради косы, печенья и шанса убить кого-нибудь Кронос был готов скрывать свои истинные чувства. — Я посчитаю за честь убить ради тебя, мама. Но мы сделаем это по-моему. Во-первых, я хочу попросить тебя уговорить Урана прийти в гости. Попроси у него прощения. Скажи, что это все твоя вина и ты хочешь в качестве извинения приготовить для него роскошный ужин. В общем, сделай все, чтобы он пришел к тебе вечером, и веди себя так, будто ты все еще его любишь.

— Что?! — ужаснулась Гея. — Ты с ума сошел?!

— Просто сделай вид! — настаивал Кронос. — Как только он в своем человеческом обличье сядет рядом с тобой, появлюсь я и атакую его. Но мне понадобится помощь.

Он повернулся к братьям и сестрам, которые все как один вдруг резко заинтересовались собственными ступнями.

— Ребят, послушайте, — сказал Кронос, — если дела пойдут плохо, достанется нам всем. У нас нет права на ошибку. Мне нужны четверо, чтобы повалить его и удерживать, чтобы он не сбежал на небо, пока я не закончу его убивать.

Остальные молчали. Должно быть, они пытались представить, как их мелочь-брат Кронос бросает вызов их огромному и жестокому отцу, и им очень не нравились возможные последствия.

— Ой, да ладно вам! — протянул Кронос. — Отрезание и разрезание я возьму на себя. Четверым из вас просто нужно будет его подержать. Когда я стану царем, я награжу вас! Дам каждому по стороне света в царствование — север, юг, восток и запад. Второй раз предлагать не буду. Кто со мной?

Девочки оказались достаточно мудрыми, чтобы не ввязываться в убийство. Они быстро придумали оправдания и удалились. Старший сын, Океан, нервно куснул большой палец.

— Мне нужно назад в море по кое-каким… э-э… водным делам. Так что извини…

Таким образом, остались как раз четверо братьев Кроноса — Кей, Япет, Крий и Гиперион.

Кронос улыбнулся им, затем взял из рук Геи косу и опробовал ее остроту. На кончике его пальца блеснула золотая капелька крови.

— Итак, вот и четверо добровольцев! Отлично!

Япет откашлялся.

— Ну, вообще-то…

Гиперион ткнул Япета локтем.

— Мы в деле, Кронос! — возвестил он. — Можешь рассчитывать на нас.

— Прекрасно, — сказал Кронос, и это стало первым «прекрасно», произнесенным устами злого гения.

Он поведал им свой план.

Удивительно, но Уран таки появился в тот же вечер.

Он вступил в долину, где обычно встречался с Геей, и нахмурился, увидев пышно накрытый обеденный стол.

— Я получил твою записку. Ты серьезно хочешь помириться?

— Разумеется! — Гея надела свое лучшее зеленое платье без рукавов. В ее кудрях были вплетены драгоценности (достать которые ей, будучи землей, было легко), а пахло от нее розами и жасмином. В мягком свете свечей она откинулась на спинку софы и поманила супруга.

В своей набедренной повязке Уран почувствовал себя голым. Он не причесался и тем более не укладывал волосы. Его ночная кожа была темна и сверкала звездами, но едва ли это могло засчитаться за смокинг на торжественный вечер. В голове мелькнула мысль, что ему стоило хотя бы почистить зубы.

Подозревал ли он что-нибудь? Не думаю. Напоминаю, еще ни разу в мировой истории никто не попадал в засаду и не оказывался разрезан на кусочки. Он собирался стать первым. Везунчик. Кроме того, ему успело наскучить сидеть одному на небе. Там компанию ему составляли одни звезды, бог воздуха Эфир (у которого постоянно гулял ветер в голове) да Нюкта с Гемерой, мать и дочка, выясняющие отношения каждый рассвет и закат.

— Итак… — ладони Урана стали влажными от пота. Он успел забыть, насколько красива была Гея, когда она не кричит на него. — Ты больше не злишься?

— Ни капельки! — заверила его Гея.

— И… ты не против того, что я сковал наших детей цепями и выбросил их в бездну?

Гея крепко сжала зубы и выдавила улыбку.

— Я не против.

— Хорошо, — проворчал он. — Потому что те малявки были настоящими УРОДАМИ.

Гея похлопала по софе.

— Сядь со мной, муж мой.

Уран улыбнулся и направился к ней.

Как только он сел, Кронос прошептал из-за ближайшего валуна:

— Сейчас!

И его четверо братьев выскочили из засады. Крий прикинулся кустом. Кей вырыл под себя яму в земле, а сверху прикрылся сучьями. Гиперион затаился под софой (то была большая софа), а Япет изобразил из себя дерево с двумя расставленными на манер веток руками. Уж не знаю как, но это сработало.

Четверо братьев схватили Урана, каждый за свою руку или ногу, и повалили его на землю.

Из тени вышел Кронос. Его железная коса сверкала в свете звезд.

— Здравствуй, отец.

— Что все это значит?! — взревел Уран. — Гея, вели им отпустить меня!

— ХА! — Гея поднялась с софы. — Сам-то ты был снисходителен к нашим детям, чтобы теперь просить о снисхождении? И потом, кто же приходит на званый ужин в набедренной повязке? Это отвратительно!

Уран забился, пытаясь высвободиться.

— Да как вы смеете! Я правитель всего мира!

— Больше нет, — Кронос занес косу.

— Остановись! Только посмей сделать это, и ты… э-э… как там тебя звать?

— КРОНОС!

— Только посмей сделать это, Кронос, — продолжил Уран, — и я прокляну тебя! Наступит день, когда твои собственные дети уничтожат тебя и заберут твой трон, прямо как ты поступил со мной!

Кронос засмеялся.

— Пусть попробуют!

И он опустил косу.

Ее лезвие ударило Урана прямо в… а знаете что? Я даже не назову, куда именно. Если вы парень, подумайте о наиболее болезненном месте, куда вас могут ударить.

Да-да. Именно туда.

Кронос крошил, а Уран выл от боли. Прямо как в наиотвратительнейшем наибеднейшем фильме ужасов, который вы только можете себе представить. Кровь была повсюду — стоит лишь уточнить, что кровь богов золотая, и называется она ихор.

Она окропила камни, и субстанция эта оказалась такой мощной, что позже, когда уже никто не видел, из пятен ихора появились три шипящие крылатые демоницы, названные фуриями, духами мщения. Они тут же улетели во тьму Тартара. Другие капли попали на плодородную почву, и из них позже родились дикие, но куда более добрые создания, известные сейчас как нимфы и сатиры.

В общем, кровь оказалась практически везде. Серьезно, Кроносу бы никогда не удалось избавиться от пятен на рубашке.

— Отличная работа, братья! — Кронос сиял улыбкой от уха до уха, а с его косы капал золотой ихор.

Япета затошнило. Остальные же смеялись и хлопали друг друга по спинам.

— О, дети мои! — с восторгом сказала Гея. — Я так горжусь вами! Всем печенья и пунша!

Перед началом празднества Кронос собрал останки своего отца в скатерть. Не знаю, может, он обиделся на старшего брата, Океана, что тот не помог им с убийством, но Кронос ушел к морю и выбросил их в океан. Кровь смешалась с соленой водой, и… ну а что из этого вышло, вы узнаете позже.

А сейчас вы наверняка хотите спросить: «Ну ладно, если небо убили, почему я вижу его над головой?»

Ответ: Понятия не имею.

Предположу, что Кронос убил лишь физическую форму Урана, так что бог неба теперь не мог спускаться на землю и продолжать царствовать. Фактически они навсегда изгнали его в космос. То есть на самом деле он не умер, но более не был способен ни на что большее, чем висеть безвредным куполом над миром.

Как бы то ни было, Кронос вернулся в долину, и титаны устроили вечеринку.

Гея провозгласила Кроноса владыкой всего мира и одарила его крутой единственной-в-своем-роде золотой короной и всей прочей атрибутикой. Кронос сдержал слово и отдал своим братьям-помощникам в царствование четыре стороны света. Япет стал титаном Запада. Гиперион получил Восток. Кею отошел Север, а Крию — Юг.

В ту ночь Кронос поднял кубок, полный нектара, любимого напитка бессмертных. Он очень старался навесить на лицо самоуверенную улыбку, ведь цари должны всегда выглядеть самоуверенно, но, по правде, его начало беспокоить проклятье Урана — о том, что Кроноса свергнут его собственные дети.

Но несмотря на это он вскричал:

— Братья и сестры, поднимем кубки за начало Золотого века!

Если вам нравятся истории, кишащие ложью, воровством, предательством и каннибализмом — предлагаю продолжить чтение, потому что дальше вас ждет воистину Золотой век всего этого.

ЗОЛОТОЙ ВЕК КАННИБАЛИЗМА

Поначалу Кронос не был таким уж плохим, но у него оказалось предостаточно времени, чтобы окончательно превратиться в ведро помоев.

Он вызволил из Тартара Старших циклопов и гекатонхейров, что осчастливило Гею. Но эти чудовищные ребята оказались еще и весьма полезны. В бездне они провели кучу времени, изучая, как ковать металл и строить из камней (полагаю, больше там просто нечем было особо заняться), так что в качестве благодарности за свое освобождение они построили для Кроноса огромный дворец на вершине горы Офрис, которая тогда была самой высокой во всей Греции.

Сам дворец возвели из чернильно-черного мрамора. Многочисленные ряды колонн и просторные залы освещали магические факелы. Трон Кроноса, инкрустированный золотом и брильянтами, был вырезан из цельного массива обсидиана, что звучит круто, но едва ли на нем было комфортно восседать. Хотя Кроноса это не волновало. Он мог торчать на нем целыми днями, взирая на раскинувшийся под ним мир, и злобно гоготать:

— Мое! Все мое!

Его пять братьев-титанов и шесть сестер-титанид с ним не спорили. Они успели обзавестись собственными владениями, да и, увидев размахивающего косой Кроноса, им как-то не хотелось портить ему настроение.

В дополнение к власти над миром Кронос стал титаном времени. Он не мог прыгать туда-сюда по временному потоку подобно Доктору Кто или еще что-нибудь в этом духе, но он мог периодически замедлять и ускорять течение времени. Так что если вам кажется, что вы уже вечность сидите на какой-то невероятно скучной лекции, — вините Кроноса. Или если выходные пролетели уж слишком быстро — опять-таки все претензии к нему.

Особенно его интересовали разрушительные свойства времени. Будучи бессмертным, он не мог поверить, насколько короткой может быть жизнь смертного существа. Просто ради забавы он путешествовал по миру и ускорял жизнь деревьев, цветов и животных, только чтобы понаблюдать, как они чахнут и умирают. И ведь это нисколечко ему не надоедало!

Что касается его братьев, то те четверо, что помогли ему с убийством Урана, стали владыками четырех сторон света, что само по себе странно, ведь греки верили, будто мир представляет собой огромный плоский круг типа щита, то есть как таковых сторон у него быть не могло, ну да ладно.

Крий был титаном Юга. Своим символом он избрал барана, так как на южном небе ярко выделяется созвездие Овна. Его доспехи цвета лазури украшали звезды. С обеих сторон шлема завивались бараньи рога. Сам же Крий был мрачен и по жизни молчалив. Он мог днями напролет стоять на южной границе мира, наблюдая за созвездиями, погруженный в глубокие размышления, — а может, он просто думал про себя, что ему стоило попросить работу поинтереснее.

Кей, титан Севера, жил на противоположной части мира (что и так очевидно). Его еще иногда называли Полюсом, так как он контролировал Северный полюс. То было задолго до переезда туда Санта-Клауса. Кей был также первым титаном, в котором пробудился пророческий дар. В сущности, само слово «кей» в переводе означает «вопрос». И он мог задавать вопросы небу, и иногда небо даже шептало ему ответы. Жуть? Ага. Не знаю, связывался ли он таким образом с духом Урана или что иное, но его предсказания были столь полезны, что остальные титаны начали донимать его всякой ерундой вроде: «Какая погода будет в субботу? Убьет ли меня Кронос сегодня? Что мне надеть на вечеринку Реи?». И все в таком духе. В дальнейшем Кей передаст свой пророческий дар потомкам.

Гиперион, титан Востока, был ярче всех в их четверке. Рассудив, что дневной свет каждое утро появляется именно на востоке, он нарек сам себя Владыкой Света. Правда, за его спиной все звали его Кронос Лайт, так как он делал все, что ему приказывал Кронос, и по сути был тем же Кроносом, только в половину калорий и без какого-либо вкуса. В общем, он носил сияющие золотые доспехи и имел тенденцию время от времени самовозгораться, что обеспечивало ему успех на вечеринках.

Его антипод Япет, будучи титаном Запада, был куда спокойнее. Красивый закат любого научит безмятежности и умению расслабляться. Но поверьте, разозлить этого парня вы бы не хотели. Он был великолепным воином, отлично знающим, как обращаться с копьем. «Япет» означает «пронзающий», и я уверен, свое имя он получил не за прокалывание ушей в молле.

Кто касается оставшегося брата, Океана, он стал править внешними водами, циркулирующими по поверхности земли. Потому огромные водные массивы и стали называться океанами. Могло быть хуже. Если бы Япет возглавил водную стихию, сейчас мы бы говорили «Атлантический япет» и «бороздить япет», а согласитесь, звучит это как-то не очень.

Прошло какое-то время, и титаны-парни задумались: «Слушайте, у папы в женах была Гея. А кого брать в жены нам?» Затем они посмотрели на титанид и подумали: «Хм…»

Знаю-знаю. Сейчас вы воскликнули: «ФУ-У-У!!! Братья хотят жениться на собственных сестрах?!».

Согласен, лично я тоже нахожу подобные отношения отвратительными, но дело-то вот в чем: взгляды титанов на семью сильно отличались от наших.

Прежде всего, и я уже об этом упоминал, в те времена психологические аспекты поведения мало кого волновали. Плюс, задумавшись о женитьбе, выбирать титану было особо не из кого. Нельзя бы просто зарегистрироваться на TitanMatch.com и найти свою спутницу жизни.

Но, что куда важнее, бессмертные по сути своей не такие, как люди. Они живут вечно, так или иначе. У них есть крутые способности. Вместо крови с ее ДНК в них течет ихор, так что им не нужно волноваться о кровосмешении. Поэтому они смотрели на все эти сестринско-братские отношения по-другому. Ты и твоя девушка могли родиться от одной матери, но когда вы оба вырастали и становились взрослыми, ты совсем не обязательно продолжал относиться к ней как к сестре.

Вот моя теория. Хотя, может, титаны просто все были моральными уродами. Право выбирать оставляю вам.

Не все братья женились на сестрах, но проведу краткий экскурс.

Старшую дочь звали Тейя. Если вам нужно было привлечь ее внимание, достаточно было помахать перед ее лицом чем-нибудь блестящим. Она обожала все искрящееся и захватывающие дух своей красотой пейзажи. Каждое утро она пускалась в пляс от счастья, что наступил новый день. Она взбиралась на горы лишь затем, чтобы посмотреть на открывающуюся с высоты панораму. Она даже углублялась в землю в поисках драгоценных камней, а затем с помощью своей магии заставляла их мерцать и переливаться. Именно Тейя наделила золото его блеском и заставила брильянты сверкать.

Она стала титаном ясного видения. А из-за своей любви ко всему яркому и блестящему она в конце концов вышла замуж за Гипериона, владыку света. Как вы, думаю, сами поняли, они отлично сошлись, вот только интересно, как же они спали по ночам, с Гиперионом, светящимся сутки напролет, и Тейей, хихикающей без остановки: «Как светло! Как ярко!»?

Ее сестра Темис? Полная противоположность. Она была тихой и задумчивой и никогда не старалась привлечь внимание к своей персоне, а ее волосы всегда покрывал один и тот же белый платок. С раннего возраста она осознала в себе инстинктивное понимание того, что есть правильно, а что неправильно, что справедливо, а что нет. Если же ей случалось предаться сомнениям, она обращалась с просьбой наделить ее мудростью прямо к земле. Едва ли в этом случае имелась в виду Гея, так как у той были явные проблемы с определением, что такое хорошо, а что такое плохо.

В общем, Темис пользовалась уважением среди своих братьев и сестер. Она умела гасить даже самые серьезные конфликты. Темис стала титаном естественного права и справедливости. Замуж она не вышла, что лишь подчеркивает ее мудрость.

Третья сестра: Тефида, и обещаю, это последнее имя титанид, начинающееся на букву «Т», потому что уже даже я начинаю путаться. Она любила реки, родники и все прочие потоки свежей воды. Она была очень добра и всегда предлагала своим родственникам чего-нибудь попить, хотя остальным очень быстро наскучило выслушивать заявления типа: «Среднестатистический титан для поддержания водного баланса в организме должен выпивать двадцать четыре больших кубка воды ежедневно». Можно сказать, Тефида считала себя этакой нянькой всего мира, так как всем живым существам необходимо пить. Ее замужество с Океаном было решением, мягко говоря, спонтанным: «Эй, ты любишь воду? Я тоже ее люблю! Нам определенно стоит начать встречаться!».

Феба, четвертая сестра, жила в географическом центре мира, которым греки считали Дельфийский оракул — священный источник, в шорохе которого подчас можно услышать подсказки будущего, нужно лишь знать, как правильно слушать. Греки называли это место «омфал», что означает «пуп земли», хотя они и не уточняли, какая имелась в виду часть, внутренняя или внешняя.

Феба оказалась первой, кто научился слушать голоса Дельфов, но она не была одной из тех мрачных и окруженных таинственной аурой предсказательниц. Ее имя означало «сиять», и ее позитивному настрою можно было позавидовать. Ее пророчества можно было сравнить с теми, что засовывают в печенья, — ничего плохого. Что, как я считаю, достаточно, если ты хочешь услышать хорошие вести, но не так уж здорово, когда тебя гложет серьезная проблема. К примеру, если тебе было предначертано умереть завтра, Феба бы тебе сказала: «О, ты знаешь, я предвижу, что тебе не стоит беспокоиться о контрольной по математике на следующей неделе!».

Феба вышла замуж за Кея, того северного парня, потому что у него тоже был пророческий дар. К несчастью, виделись они нечасто, так как жили далеко друг от друга. Дополнительный факт: многим позже оракул унаследовал внук Фебы Аполлон, а из-за того, что он унаследовал способности бабушки, его иногда называли Фебом.

Титаниду пятую звали Мнемозина — и, признаться, с моей дислексией мне пришлось раз двадцать проверить написание этого имени, хотя я так и не уверен, что этот вариант в итоге правильный. Вполне возможно, тут должно было быть Немо-Зина. Как бы то ни было, Мнемозина от рождения обладала фотографической памятью и это задолго до того, как изобрели фотографию. Серьезно, она помнила абсолютно все — дни рождения своих сестер, что нужно сделать по дому, когда выкинуть мусор, покормить котов… В каких-то случаях это было полезно. Она вела семейные записи и никогда ничего не забывала. Но подчас общение с ней сильно напрягало, потому что она постоянно напоминала тебе о том, о чем бы ты очень хотел забыть.

Все те глупости, что ты творил, когда тебе было восемь лет? О да, она помнит все их. Обещание трехгодичной давности о том, что ты вернешь занятую сумму? Смирись, она не забудет.

Но что было хуже всего, Мнемозина ожидала и от всех остальных столь же идеальной памяти. А желая помочь, она изобрела буквы и стала вести подробные записи обо всем происходящем ради всех тех бедных тупиц, которые не в состоянии воспроизвести все по памяти. Она и стала титаном памяти, а точнее, механического запоминания. В следующий раз, когда вам придется готовиться к диктанту или тупо заучивать столицы всех пятидесяти штатов, можете смело возносить хвалы Мнемозине. Подобная задачка как раз в ее духе. Никто из братьев-титанов жениться на ней не захотел. Угадайте, почему.

Наконец, мы подошли к шестой сестре, Рее. Бедная Рея. Она была милейшая и красивейшая среди всех титанид, что, разумеется, автоматически предполагало сплошное невезение и тяжелейшую судьбу. Ее имя означало «поток» и «спокойствие». Оба определения подходили ей идеально. Она жила, отдавшись течению времени и событий, и одно лишь ее присутствие дарило окружающим спокойствие. Она часто гуляла по долинам, навещая своих братьев и сестер, беседуя с нимфами и сатирами, что родились из крови Урана. Еще она любила животных. Лев был ее любимцем. На изображениях Реи ее почти всегда можно увидеть в компании двух львов, что обеспечивало ей спокойные прогулки даже по самым небезопасным окрестностям.

Рея стала титаном материнства. Она обожала детей и всегда принимала роды у своих сестер. В конце концов, заимев собственных, она получила титул Великой Матери. К несчастью, перед этим ей пришлось выйти замуж, и именно с этого начались проблемы…

Но ведь все идет замечательно! Что может пойти не так?

Думала мать-земля Гея. Она была счастлива наблюдать своих детей во главе мира и в какой-то момент решила уйти в глубь земли и побыть какое-то время… ну… просто землей. Ей столько пришлось пережить. У нее росло восемнадцать отпрысков. Она заслужила отдых.

Гея была твердо уверена, что Кронос обо всем позаботится и продолжит править справедливо и мудро целую вечность. (Ага, как же.) Так что она решила ненадолго вздремнуть, что в геологических терминах означало несколько тысячелетий.

Через какое-то время у титанов стали рождаться собственные детки, то есть на свет появилось второе поколение титанов. У Океана и Тефиды, мистера и миссис Водных, родилась дочь Климена, которая стала богиней слухов. Полагаю, ее так интересовали слухи, потому что она росла на дне океана, где вообще никогда ничего не происходило. Так что она обожала сплетничать, читать таблоиды и рыскать в поисках свежих новостей из Голливуда… точнее, рыскала бы, существуй тогда Голливуд. Как и многие другие жертвы молвы, она подалась на запад и в конце концов влюбилась в титана Запада Япета.

Я в курсе, что формально он приходился ей дядей. Отвратительно. Но, как я уже говорил раньше, титаны — ребята из другой оперы. Мой вам совет — просто постарайтесь не задумываться особо над всем этим.

Так вот, у Япета и Климены родился сын Атлас, ставший великим воином и тем еще придурком. Когда он вырос, он стал правой рукой Кроноса и его главным мордоворотом.

Затем у Япета и Климены появился сын Прометей, который оказался почти таким же умным, как Кронос. Согласно кое-каким легендам, именно Прометей создал ту мелкую форму жизни, о которой вы, должно быть, слышали, — людей. Однажды он убивал время на берегу реки, возясь с влажной глиной, и сам не заметил, как вылепил из нее парочку забавных фигурок, похожих на титанов, но эти были намного меньше, и раздавить их не составляло особого труда. Может, в глину попало немного крови Урана, а может, Прометей намеренно вдохнул в фигурки жизнь — не знаю, но глиняные существа ожили и стали первой парой людей.

Получил ли Прометей за это медаль? Ага, конечно. Титаны относились к людям примерно так же, как мы к грызунам. Кто-то из них считал людей забавными, вот только уж больно быстро они умирали и пользы от них не было практически никакой. Другие титаны относились к ним как к мерзким вредителям. А были и те, кто вообще не обращал на эту мелочь внимания. Что же касается самих людей, они почти все время прятались в пещерах или бестолково носились по округе, стараясь не быть раздавленными.

Титаны продолжали обзаводиться потомством. Не буду называть всех их отпрысков, иначе на это уйдет столько же времени, сколько длится сон Геи, но упомяну, что у Кея и Фебы, нашей пророческой парочки, родилась девочка Лето, решившая стать защитницей всех юных. То есть стала первым в истории бебиситтером. Все мамочки и папочки титаны приходили в восторг при виде ее.

Гиперион и Тейя, мистер и миссис Сияющие, произвели на свет близнецов, названных Гелиос и Селена, которые стали заведовать солнцем и луной соответственно. Скажите же, прослеживается четкая связь? Едва ли можно сиять ярче солнца или луны.

Гелиос каждый день вел по небу свою солнечную колесницу, хотя преодолевать приходилось воистину жуткое расстояние. Но Гелиос считал, что выглядит при этом невероятно круто, а еще у него была дурацкая привычка называть солнце своим «магнитом для цыпочек».

Селена же блестела не столь ярко. По ночам она проносилась по небу на своей колеснице и большей частью была погружена в себя, хотя однажды она все-таки влюбилась, и то была грустнейшая история, которую кто-либо когда-либо слышал. Но об этом позже.

Итак, лишь один брат-титан не женился и не обзавелся потомством… и был это Кронос, владыка всей вселенной. Он просто сидел на своем троне во дворце на горе Офрис и с каждым днем, наблюдая за тем, как весело проводят время остальные, становился все мрачнее и мрачнее.

Помните о проклятье Урана, что когда-нибудь собственные дети Кроноса свергнут своего папу? Так вот, Кронос никак не мог выкинуть последние слова отца из головы.

Поначалу он говорил себе: «Ну и ладно, подумаешь! Прекрасно обойдусь без женитьбы и спиногрызов!»

Но знаете, как это напрягает, когда ты один, а все в округе обзаводятся семьями? Пусть Кронос честно заполучил трон, проклятье свело на нет всю радость от разрубания отца на кусочки. Теперь его голова была забита мыслями о возможном свержении, а тем временем остальные наслаждались жизнью. Совсем не круто.

Да и родственники практически его не навещали. Стоило Гее обратиться в землю, и они перестали приходить во дворец на воскресные обеды. Все объясняли это жуткой занятостью, но Кронос подозревал, что его братья, сестры, племянницы и племянники попросту боятся его. В конце концов, он таки унаследовал отцовский темперамент и жестокость. Коса тоже внушала стойкое опасение. Плюс у него была несколько нехорошая привычка орать: «Я убью вас всех!» — всякий раз, стоило кому-либо его разозлить. Но разве в том была его вина?

Настал день, когда он сорвался. В то утро его разбудил жуткий грохот: одни из циклопов бил молотом по куску бронзы прямо под окном его спальни. Семь часов, да еще и в выходной!

Кронос обещал матери, что освободит Старших циклопов и гекатонхейров из Тартара, но эти уродские родственники уже успели порядком его достать. Взрослея, они становились все страшнее и страшнее. А воняло от них, как от биотуалетов. Знания этих ребят о личной гигиене сводились к нулю, а еще они постоянно шумели — строили что-то, ковали металл, вырубали камни. Оказавшись весьма полезными при строительстве дворца, сейчас они стали сплошной головной болью.

Кронос вызвал к себе Атласа, Гипериона и еще пару других громил. Те собрали циклопов и гекатонхейров под предлогом, что они все вместе собираются отправиться на чудную прогулку по цветочным полям. Затем они набросились на бедняг, сковали их в цепи и бросили назад в Тартар.

Проснись тогда Гея, она бы явно не обрадовалась — но что с того? Кронос был царем. Мамочке пришлось бы молча смириться.

Теперь во дворце стало много тише, но угрюмости Кроноса не особо убавилось. Он все думал: «Нечестно, что у меня не может быть подружки!»

Стоит заметить, под «подружкой» он имел в виду вполне конкретную особу.

Кронос уже давно втайне был влюблен в Рею.

Она была потрясающа. На каждом семейном сборище Кронос постоянно бросал на нее взгляды. Стоило ему заметить, что с ней начинают заигрывать другие парни, он тотчас отзывал их в сторонку и, помахивая косой в руке, настоятельно рекомендовал больше так не делать.

Он любил смех Реи. Ее улыбка была ярче «магнита для цыпочек» Гелиоса… в смысле, я хотел сказать, ярче солнца. Ему нравилось смотреть, как темные кудри скользят по ее плечам. Ее глаза были зелены, как сочные луга, а ее губы… короче, Кронос мечтал и видел, как целует эти губы.

А еще Рея была милой и доброй, и ее все любили. И Кронос подумал: «Будь у меня такая жена, и моя семья не будет меня так сильно бояться. Они станут чаще приходить ко мне во дворец. Рея научит меня быть лучше. Жизнь засияет!»

Но другая его часть вопила: «Нет! Мне нельзя жениться из-за того тупого проклятья!»

Кронос бурчал и ворчал. Он был владыкой всей чертовой вселенной! Он мог делать все, что душа пожелает! Может, Уран просто решил попугать его и никакого проклятья нет? А может, ему повезет и у него просто не родятся дети?

Заметка на будущее: если ты ну очень не хочешь иметь детей, не женись на девушке, являющейся титаном материнства.

Кронос старался держать себя в руках, но в конце концов терпение его подошло к концу. Он пригласил Рею на романтический ужин и признался ей в своих чувствах. За чем тут же последовало предложение руки и сердца.

Честно говоря, не знаю, любила Рея этого парня или нет. Если нет, полагаю, она была слишком напугана, чтобы ему отказать. В конце концов, речь шла о Кроносе Плуте, том самом, что убил их отца. Владыке всей чертовой вселенной.

Наверное, свою роль сыграл еще и тот факт, что все время их ужина на крюке прямо за его спиной висела коса, и в неровном пламени свечей ее лезвие сверкало так, будто оно все еще было измазано золотым ихором.

Рея согласилась выйти за него.

Может, она надеялась, что сможет вылепить из него парня получше. Может, Кронос и сам в это верил. Они провели приятный во всех отношениях медовый месяц. А несколько недель спустя Кронос, услышав, что (сюрприз!) Рея ожидает их первенца, постарался убедить себя, что все сложится хорошо. Он был счастлив! Он никогда не будет таким же ужасным отцом, каким был Уран. Неважно, кто у них родится, мальчик-титан или девочка-титанида. Кронос будет любить его или ее и навсегда забудет об этом старом проклятье.

Родился ребенок — красавица малышка.

Рея про себя страшилась, что дитя может оказаться циклопом или гекатонхейром. Возможно, Кронос тоже втайне покрывался холодным потом от этих мыслей. Но нет. Младенец был идеален.

Если уж на то пошло, девочка оказалась слишком идеальной.

Рея назвала ее Гестией. Она завернула малышку в мягкие пеленки и показала ее гордому отцу. В первую секунду Кронос улыбнулся. Младенец не оказался монстром — уже здорово! Затем, пощекотав дочке подбородок, заглянув ей в глаза и услышав стандартное «агу-агу», он вдруг понял, что Гестия не совсем титан.

Она родилась меньше любого младенца-титана, но оказалась тяжеленькой и с идеальными пропорциями. Для новорожденной ее глаза буквально сияли интеллектом. От нее исходила сила. Учитывая умение Кроноса управлять временем, он легко предвидел, какой станет эта девочка, когда вырастет. Меньше любого титана, но способная на очень многое. В том числе и возвыситься над любым титаном, если ей это вздумается.

Гестия была кем-то вроде улучшенной версии титанов — Титан 2.0, новое поколение.

По сути она и не была титаном. Она была богиней — первой из совершенно новой ветви эволюции бессмертных.

Глядя на нее, Кронос ощутил себя старым мобильником, уставившимся на последнюю модель смартфона. Он знал: его дни сочтены.

Горделивая отцовская улыбка увяла. Нельзя было допустить, чтобы этот младенец вырос, иначе пророчество Урана сбудется. Кроносу необходимо было нанести упреждающий удар. Он понимал: Рея ни за что не согласится на убийство их ребенка, кроме того, она, как обычно, притащила с собой этих тупых львов. Устраивать бойню в тронном зале — не лучшая идея. Да и потом, держа на руках ребенка, он не сможет дотянуться до косы. Нужно было избавиться от Гестии немедленно.

Он открыл рот — просто невероятно широко, настолько широко, что вам этого даже не представить. Его нижняя челюсть отпала, как у этих огромных змей, которые могут проглотить целиком корову. Он кинул Гестию себе в рот и тотчас проглотил ее.

Да-да, именно так: глп! — и нет.

Можете себе представить, какую истерику закатила Рея.

— Мой малыш! — закричала она. — Ты… ты ее…

— Ой, упс, — срыгнул Кронос. — Прости. Неловко вышло.

У Реи глаза полезли из орбит. Она продолжила кричать. Она бы точно прыгнула на Кроноса и начала колотить его кулаками или приказала бы своим львам напасть на него, если бы не боялась навредить малышке внутри.

— Выкашляй ее! — воскликнула Рея.

— Не могу, — ответил Кронос. — У меня суперсильный желудок. Что туда попало, назад уже не вылезет.

— Как ты мог ее проглотить?! — пошла вразнос его жена. — Она же наша дочь!

— Да, но… — Кронос очень старался придать себе виноватый вид. — Послушай, малыш, с ней бы все равно ничего не вышло.

— Чего бы не вышло?!

— Дело в проклятье. — И Кронос рассказал ей, что напророчил ему Уран. — В смысле, сладкая моя, ну подумай сама! Этот младенец даже не был нормальным титаном. С одного взгляда на нее было ясно, что от нее не стоило ждать ничего, кроме неприятностей! Следующий ребенок будет куда лучше, я уверен.

Эти слова самому Кроносу казались верхом разумности, но вот почему-то Рею они не убедили. Она бросилась прочь.

Вы, наверное, решили, что Рея никогда его не простила. Нет, ну а как иначе, представьте, что ваш супруг проглотил вашего первенца подобно гамбургеру какому-нибудь… Никакая нормальная мать бы не простила такое.

Но ситуация Реи была не столь однозначна.

Во-первых, Кронос проглотил малышку Гестию целиком. А Гестия, как и ее родители, формально была бессмертной. Она не могла умереть, даже попав в желудок своего отца. Отвратительнейшее, должно быть, место, скажете? О да. Впору заработать клаустрофобию? Уж наверное. Но было ли оно смертельным? Нет.

«Она жива, — сказала себе Рея. — Я смогу найти способ вытащить ее оттуда».

Эта мысль немного успокоила ее, хотя никакого плана у нее не было. На грубую силу полагаться было нельзя. Рея была доброй богиней. Даже попробуй она сразиться, и большинство сильнейших титанов, тот же Гиперион или этот огромный дубина Атлас, встанут на сторону Кроноса.

Не стоило и думать о нападении с ножом или косой и даже о помощи львов, ведь это могло навредить малышке.

У кого-то из вас могла мелькнуть мысль: «Постойте-ка, если ребенок бессмертен, чего Рее волноваться о том, ранит она его или нет?» Дело как раз в том, что бессмертных можно ранить, причем очень серьезно, можно даже искалечить. Пусть рана их не убьет, но никто не гарантирует им полного исцеления. Они просто останутся калеками навечно. Вы еще ознакомитесь с подобными примерами в дальнейшем. Так вот, Рея не собиралась вскрывать Кроноса, рискуя тем самым разрубить собственное дитя, потому что жить отдельными кусочками — совсем не радостно, особенно когда жизнь твоя длится вечность.

Она также не могла развестись с Кроносом, потому что тогда развод еще не придумали. А даже если бы и придумали, Рея бы испугалась и поднять эту тему. Стали ли бы вы винить ее за это? Как вы уже могли заметить, Кронос был прекрасным пособием по проблемам с психикой. Рея знала об этом еще с того момента, как он, после того как разрубил их отца на кусочки, пришел с забрызганной ихором косой на вечеринку и заорал: «Классное вышло убийство, ребята! Дайте пять!»

Бежать было нельзя, потому что Кронос был владыкой всего мира. За исключением варианта прыжка в Тартар (на который она бы все равно не пошла), деваться было попросту некуда.

Наилучшим вариантом было затаиться и терпеливо ждать подходящего шанса и способа вернуть Гестию.

Кронос старался ее задобрить. Он покупал ей подарки и приглашал на торжественные ужины, будто это могло заставить ее забыть о ребенке в его желудке.

Когда Кронос решил, что прошло достаточно времени — где-то трое или четверо суток, — он настоял, что им следует попробовать родить еще.

Зачем? Может, в нем взыграло подсознательное стремление к смерти. А может, он так зациклился на пророчестве Урана, что хотел проверить, родится ли следующий ребенок нормальным титаном или одним из этих жутких, слишком могущественных и слишком идеальных богов.

И Рея произвела на свет нового малыша — еще одну дочку, что оказалась даже краше первой. Рея назвала ее Деметрой.

В ней затеплилась надежда. Деметра была самим очарованием, может, она сможет растопить сердце Кроноса. Ну какую угрозу можно почувствовать от этого комочка чистого восторга?

Кронос взял ребенка на руки и моментально разглядел в Деметре очередную богиню. Она испускала ауру силы еще более мощную, чем Гестия. От нее стоило ждать неприятностей с большой буквы «Н».

В этот раз он даже не колебался. Тут же раскрыл рот и проглотил девочку.

Пропускаем новые крики матери. Пропускаем новые извинения отца.

В этот раз Рея едва сдержалась, чтобы не призвать львов, но ставки стали еще выше. Теперь внутри Кроноса было уже двое малышей.

Знаю, вы наверняка думаете, в животе владыки титанов наверняка было очень тесно. Но боги в определенной степени пластичны в своих размерах. Иногда они огромны. А иногда не больше людей.

Самому мне, к счастью, не представилось побывать в желудке Кроноса, но предположу, что бессмертные младенцы просто уменьшились. Взрослеть взрослели, но больше не становились. Подобно пружинам, с каждым днем натягиваемым все сильнее и сильнее, они надеялись, что когда-нибудь смогут вырваться на свободу. И беспрестанно молились, чтобы Кронос не съел чего-нибудь с острым соусом.

Бедняжка Рея. Кронос настоял на новой попытке.

— Следующий ребенок будет лучше! — обещал он. — Больше никаких проглоченных младенцев!

Третий ребенок, и вновь девочка. Рея назвала ее Герой, и в ней было меньше всего черт от титанов и больше всего — от богов. Рея, и правда, была Великой Мамочкой. Пожалуй, она оказалась даже чересчур хорошей. Каждый ее следующий ребенок был лучше и сильнее предыдущего.

Рее очень не хотелось нести маленькую Геру Кроносу, но в те времена существовала традиция: отец должен был подержать новорожденного. Один из тех естественных законов, о соблюдении которых так настаивала Темис. (Существовал еще и другой закон, запрещающий поедать собственных детей, но Темис не решалась напомнить о нем Кроносу).

И вот Рея набралась смелости.

— Мой господин, я хочу показать тебе твою дочь Геру.

ГЛП!

В этот раз Рея покинула тронный зал, не произнеся ни слова. Боль, печаль и ужас поглотили ее. Она вышла замуж за патологического лжеца, который еще был убийцей и каннибалом, поедающим младенцев.

Могло ли быть хуже?

А, конечно! Еще он был царем всей вселенной с огромными силами и кучей прихвостней, так что у нее не было и шанса на отпор или побег.

Да. Всегда может стать хуже.

Еще дважды она рожала идеальных очаровательных малышей-богов. Четвертого младенца она нарекла Аидом. Рея надеялась, что Кронос оставит его в живых, ведь любой отец мечтает о сыне, с которым он бы мог играть, ведь так? Неа. Глотка открывается, поберегись!

Пятый ребенок тоже оказался мальчиком, Посейдоном. Та же история. ХЛЮП.

После этого Рея покинула дворец. Она рыдала и стенала, не зная, как ей быть. Она ходила к своим братьям и сестрам, племянницам и племянникам, ко всем, кто был готов ее выслушать. Молила о помощи. Но остальные титаны либо слишком боялись Кроноса (как Темис), либо работали на Кроноса (как Гиперион) и потому советовали ей перестать лить слезы.

Наконец Рея навестила свою сестру Фебу в Дельфийском оракуле, но, к сожалению, даже оракул не смог ей ничего посоветовать. Рея выбежала на ближайший луг, бросилась на землю и затряслась в рыданиях. И вдруг ей послышался шепот, доносящийся из глубин земли. То был голос Геи; мать-земля даже во сне не смогла промолчать, услышав плач своей любимой дочери.

— Когда придет час появиться на свет следующему ребенку, — шептал голос Геи, — отправляйся рожать на Крит! Там тебе помогут! Это дитя будет другим! Оно спасет остальных!

Рея шмыгнула носом и попыталась собраться с мыслями.

— Где находится Крит?

— Это остров на юге, — ответила Гея. — Выходишь в Ионическое море где-нибудь в районе Каламаты, затем поворачиваешь налево и… слушай, знаешь что? Сама найдешь.

Когда время пришло, и живот Реи значительно увеличился в размерах, она, несколько раз глубоко вздохнув, собираясь с силами, вошла в тронный зал.

— Мой господин Кронос, — сказала она. — Я отправляюсь на Крит. Вернусь назад с ребенком.

— Крит? — нахмурился Кронос. — Почему Крит?

— Ну, ты же знаешь, — сказала Рея, — как иногда Кей и Феба видят проблески будущего?

— И?

— Не хотела портить сюрприз, но они напророчили, что если я рожу ребенка на Крите, он очень тебя обрадует. А я, разумеется, готова на все ради довольствия моего господина.

Кронос насупился. В нем ворочались подозрения, но их затмили мысли: «Я ведь съел уже пятерых детей, а Рея все еще со мной. Задумай она что-нибудь, она бы уже давно это осуществила».

Плюс голова его к тому времени стала работать куда медленнее. Застрянь у вас в желудке пятеро юных богов, постоянно воюющих друг с дружкой за пространство, и вы бы тоже чувствовали себя как после знатного ужина и мечтали бы вздремнуть.

Подумайте сами, пять богов в животе — это же полный абзац. Достаточно, чтобы устроить матч по теннису в парах и позвать на него судью. При этом они торчали там уже так долго, что наверняка мечтали, как Кронос проглотит колоду карт или «Монополию».

В общем, Кронос посмотрел на Рею и спросил:

— После родов ты немедленно принесешь мне дитя, так?

— Разумеется.

— Ладно. Отправляйся. Где находится Крит?

— Не знаю точно, — ответила Рея, — но я найду.

И нашла. Стоило ей очутиться на острове, как она тут же встретилась с несколькими нимфами, тоже слышавшими голос Геи и готовыми помочь. Они отвели Рею в уютную и хорошо спрятанную пещеру в основании горы Ида. Там же неподалеку бил ручей, так что Рея была обеспечена свежей водой. А густой лес давал вдоволь пищи.

Да, сам знаю: бессмертные питаются практически одними нектаром и амброзией, но в крайних случаях они могут перейти и на другой рацион. Что за радость быть богом, если ты даже не можешь время от времени побаловать себя пиццей?

Рея произвела на свет здоровенького младенца-бога, оказавшегося самым прекрасным и самым совершенным из всех, что у нее уже были. Рея назвала его Зевсом, что, в зависимости от того, кого спрашивать, означает «небо», «сияющий» или просто «жизнь». Лично я отдаю предпочтению последнему варианту, так как в тот момент Рея явно надеялась, что уж этот ребенок останется жив и не попадет во вражеский желудок.

Зевс заплакал, возможно, потому что почувствовал тревогу матери. Плач его разнесся по пещере и вырвался в мир, и был он таким громким, что все тотчас узнали о рождении малыша.

— О, ну отлично, — пробормотала Рея. — Я обещала тут же принести дитя Кроносу. И сейчас он начнет готовиться к очередному заглатыванию.

Пол пещеры задрожал. Из земли поднялся большой камень, гладкий и округлый, размером и весом он был точь-в-точь с новорожденного бога.

Рея не была глупа. Она тотчас поняла, что это дар Геи. При обычных обстоятельствах вы никак не ожидаете получить в подарок от мамы камень, но Рея знала, что ей с ним делать. Она завернула камень в пеленки, а настоящего маленького Зевса отдала нимфам. Оставалось надеяться, что ей удастся исполнить задуманное.

— Я буду навещать его так часто, как только смогу, — обещала Рея нимфам. — Но как вы собираетесь за ним ухаживать?

— Не беспокойся, — ответила одна из нимф, Неда. — Мы будем кормить его медом. А что касается молока, у нас есть отличная бессмертная коза.

— Кто у вас есть? — переспросила Рея.

Нимфы привели и показали ей Амалфею, обеспечивающую их высококлассным волшебным молоком с разнообразными вкусами, включая обезжиренное, шоколадное и для грудного вскармливания.

— Ничего себе коза, — заметила Рея. — Но что, если малыш опять заплачет? На горе Офрис все слышно. А у этого мальчика, как вы уже заметили, неплохие легкие. Кронос наверняка что-нибудь заподозрит.

Неда обдумала ее слова, затем подвела Рею к выходу из пещеры и обратилась к матери-земле:

— О Гея! Я знаю, ты спишь, прости, что мешаю, но не могла бы ты помочь с защитой этого ребенка? Желательно с чем-нибудь очень громким!

Земля вновь задрожала. Из нее появились трое помощников, рожденных из земли и пролитой крови Урана (говорил же, она оказалась буквально повсюду). Новенькие были волосатыми человекоподобными громадинами, все в меху, перьях и коже, как если бы они собрались на какой-нибудь первобытный фестиваль в джунглях. Они были вооружены копьями и щитами и вообще походили больше на головорезов, чем на сиделок.

— МЫ КУРЕТЫ! — заорал один во всю мощь легких. — МЫ ПОМОЖЕМ!

— Спасибо, — сказала Рея. — А обязательно говорить так громко?

— ЭТО МОЙ ОБЫЧНЫЙ ТОН! — взревел воин.

Малыш Зевс заплакал. А три воина тут же принялись скакать в своего рода первобытном танце, грохоча копьями по щитам, крича и улюлюкая. Плач они определенно заглушили.

Удивительно, но, похоже, малышу Зевсу понравилась эта какофония. Он уснул прямо на руках нимфы Неды, и куреты остановились.

— Ну что ж, — сказала Рея, борясь со звоном в ушах, — похоже, у вас тут все схвачено.

Она подняла фальшивого младенца.

— Пожелайте мне удачи.

Оказавшись на горе Офрис, Рея тут же ворвалась в тронный зал с завернутым в пеленки камнем в руках. Ее страшила мысль, что ее план может не сработать, но после стольких лет замужества она научилась быть неплохой актрисой. Направившись прямо к Царю Каннибалу, она воскликнула:

— Вот он, твой лучший сын! Прекрасный малыш, которого я назвала… э-э… Валунок! И дай угадаю, ты и его собираешься съесть?!

Кронос поморщился. Если честно, его совсем не радовала перспектива проглотить еще одного бога-младенца. В него уже не лезло! Но когда ты царь, приходится поступать как надо, а не как хочется.

— Да, прости, дорогая, — сказал он. — Придется. Пророчество, сама понимаешь.

— Я тебя ненавижу! — вскричала Рея. — Уран был ужасным отцом, но он хотя бы нас не глотал!

Кронос нахмурился.

— Дай мне ребенка!

— Нет!

Кронос взревел и опустил челюсть, продемонстрировав чудеса в искусстве широкого открывания рта.

— СЕЙЧАС ЖЕ!

Он выхватил у нее из рук завернутый в пеленки камень и, даже не взглянув на него, бросил себе в глотку, на что Рея и рассчитывала.

Пять неподдающихся перевариванию юных богов услышали, как по пищеводу вниз скользит булыжник.

— Идет! — воскликнул Посейдон.

Они сформировали круг — насколько это вообще было возможно в столь ограниченном пространстве, — и Валунок приземлился прямо в центр.

— Это не ребенок, — заметил Аид. — Кажется, это камень.

Поразительная проницательность.

Тем временем в тронном зале Рея изобразила достойную Оскара вспышку гнева. Она кричала и топала ногами и обзывала Кроноса всеми известными ей нехорошими словами.

— ВАЛУНО-О-ОК!!! — завывала она. — НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!!

Кроноса же начала мучить резь в животе.

— У меня от этого ребенка несварение! — пожаловался он. — Чем ты его кормила?

— А тебе какая разница? — возмущенно спросила Рея. — Я уже никогда его не увижу!

Больше Кронос ничего не сказал. Он был забит под завязку.

С криками Рея выбежала из тронного зала, а он и не думал ее останавливать.

Вскоре страсти во дворце улеглись. Кронос уверился, что смог обмануть проклятье Урана. Его дети теперь никак не могли свергнуть его, ведь он отлично знал, где они все находятся. Он владыка вселенной, и никто и никогда не отнимет у него трон!

А Рея старалась выбраться на гору Иду так часто, как только это было возможно. Ее малыш начал расти, а вместо сказок на ночь у него были жуткие истории про его кошмарного папочку и пятерых бедных братиков и сестричек, застрявших в отцовском желудке и только и ждущих, когда он их спасет.

Сами понимаете, к моменту окончательного взросления Зевса в мире должно было зародиться эпических масштабов противостояние между отцом и сыном. Если вы ждете «счастливого конца» для Кроноса и его подручных титанов, советую дальше не читать. Потому что в следующей главе Зевс устроит мощный фейерверк.

ОЛИМПИЙЦЫ ДАЮТ КОЕ-КОМУ ПО МОЗГАМ

Зевс провел хорошее детство на горе Ида. Целыми днями он носился по окрестностям в компании нимф и сатиров, его громкие друзья куреты учили его искусству боя, ему всегда вдоволь доставалось меда и волшебного козьего молока (ням-ням!), не говоря уже о том, что ему не нужно было ходить в школу, так как школу еще не изобрели.

К тому времени, как он стал молодым богом, он превратился в знатного красавчика — весь такой загорелый и с мускулами, спасибо всему тому времени, что он провел в лесах и на пляже. У него были черные короткие волосы, аккуратная бородка, а глаза такие же синие, как само небо, но они очень быстро темнели, стоило ему разозлиться.

Однажды его мать, Рея, на своей колеснице, ведомой львами, приехала его навестить.

— Зевс, — возвестила она, — тебе нужна работа на лето.

Зевс почесал голову. Ему нравилось слово «лето», но он не был уверен, что знает слово «работа».

— Что ты имеешь в виду?

Глаза Реи сияли. Она много времени планировала достойную месть Кроносу. И теперь, глядя на своего сына — такого уверенного в себе, сильного и красивого, — она знала: час пробил.

— Во дворце открыта вакансия виночерпия, — сказала она.

— Но у меня совсем нет опыта в разлитии и подношении напитков, — возразил Зевс.

— Это просто, — заверила его Рея. — Тебе всего лишь необходимо подносить царю Кроносу кубок всякий раз, как он того пожелает. Оплата так себе, но у этой работы есть свои дополнительные преимущества, а именно: возможность свергнуть твоего отца и стать владыкой всего мира.

— Это мне подходит, — согласился Зевс. — Но разве Кронос не узнает во мне бога?

— Я все обдумала, — ответила Рея. — Твои братья и сестры все эти годы провели в животе Кроноса, и сейчас они уже совсем взрослые. А значит, у них должна быть способность менять свои размеры и формы. Такая же способность должна быть и у тебя. Попробуй превратиться в нечто менее божественное и более… титаническое.

Зевс обдумал ее слова. К тому времени он уже успел обнаружить в себе способность изменяться. Как-то раз он жутко напугал присматривающих за ним нимф, обратившись медведем. В другой день он выиграл забег с сатирами, став волком. Правда, сатиры утверждали, что он сжульничал, но то были беспочвенные обвинения. Волки ведь тоже бегают. Другое дело, если бы он превратился в орла (на что он тоже был способен).

За всю свою жизнь Зевс видел лишь одного титана — собственную мать, но ему было известно, что в целом титаны больше его. Они не излучают силу, как он, и их образ немного иной — больше дикости и жесткости по краям. Он представил себя титаном. А открыв глаза, обнаружил, что впервые стал выше матери. Внутри застыло ощущение неприятного недосыпа после трудного дня, проведенного за удушением его врагов.

— Прекрасно! — воскликнула Рея. — Отправляемся на собеседование!

Когда Зевс в первый раз увидел гору Офрис, у него отвисла челюсть. Дворец оказался огромным. Его поблескивающие черные башни скрывались в облаках подобно жадным пальцам, тянущимся к звездам.

Эта крепость была задумана такой, чтобы она внушала страх. Зевс тотчас это понял. Но еще она выглядела одинокой и мрачной — совсем не радостное местечко для царя. И Зевс решил по себя, что если когда-нибудь обзаведется собственными апартаментами, они будут куда круче тех, что здесь, на Офрисе. Он прекрасно обойдется без всей этой атмосферы а-ля Владыка Вселенской Тьмы. Его дворец будет сверкать ослепляющей белизной.

«Но все в свою очередь, — напомнил он себе. — Для начала мне нужно побегать с кубками».

Рея отвела сына в тронный зал, где старый добрый Царь Каннибал клевал носом, развалившись на троне. Годы не были снисходительны к Кроносу, в чем имелась своя ирония, ведь он был владыкой времени. Он не состарился в прямом смысле этого слова, но выглядел усталым и апатичным. Зрелища увядания и затухания смертной жизни потеряли для него свою привлекательность. Даже топтание людишек уже не вызывало былого смеха, несмотря на их забавные вопли.

Он потолстел от изобилия пищи и питья. Пять богов в желудке здоровью не способствовали. С каждым годом они становились все больше и тяжелее и постоянно пытались выбраться на свободу, взбираясь по пищеводу Кроноса. Все попытки оказывались неудачными, но из-за них у Кроноса началась жуткая изжога.

Рея приблизилась к трону.

— Мой господин, я хотела бы кое-кого вам представить!

Кронос всхрапнул и открыл глаза.

— Я не сплю! — он моргнул и уставился на юного титана перед собой. — Кто?..

Молодой бессмертный низко поклонился.

— Меня зовут Зевс, мой повелитель. — Зевс решил назваться своим настоящим именем, рассудив, что Кронос все равно никогда его не слышал. — Позвольте мне стать вашим виночерпием.

Кронос всмотрелся в лицо новенького. Что-то в нем казалось странно знакомым — то ли искры в глазах, то ли хитроватая ухмылка в уголках губ… Хотя все титаны приходились друг другу родственниками. Может, в этом-то и было все дело. К тому времени Кронос обзавелся столькими племянниками и племянницами, что уже был не в состоянии всех их упомнить. Но все же что-то в этом юнце заставляло его нервничать…

Он посмотрел по сторонам, пытаясь вспомнить, кто именно представил ему этого парня, но Рея уже скрылась в тени. Желудок Кроноса был забит, а голова стала соображать так медленно, что оставаться все время настороже было выше его сил.

— А опыт у тебя есть? — спросил он юношу.

Зевс улыбнулся.

— Нет, мой повелитель. Но я быстро учусь. Еще я умею петь, танцевать и знаю много шуточек сатиров.

И Зевс запел одну из песен, которой научили его нимфы. Затем продемонстрировал Кроносу несколько танцевальных па. Впервые за очень долгое время на горе Офрис случилось хоть что-то занимательное. В тронный зал набились другие титаны, желая посмотреть. Вскоре все они развеселились и принялись хохотать. Даже на лице Кроноса заиграла улыбка.

— Ты нанят, — объявил Кронос. — И знай, я хочу пить.

— Кубок уже в пути! — Зевс поспешил на поиски кухни, где наполнил золотую чашу холодным как лед нектаром.

Прошло совсем немного времени, а Зевс уже стал главным любимчиком среди всей прислуги во дворце. Никто не мог сравниться с его умением подносить напитки. Его пение по чистоте могло сравниться с родниками горы Ида. А его сатирские шуточки были столь неприличными, что я не могу привести их в книге для всей семьи.

Он всегда точно знал, что хочет выпить Кронос, — «остренький» нектар, охлажденный нектар с соком лимона, нектар с содовой с ноткой клюквенного сока. С его руки у титанов начали проходить соревнования по выпивке, столь популярные у сатиров на горе Ида. Все сидящие за столом должны были одновременно начать пить, кто осушит кубок первым — тот и победил. Ждал ли его за это приз? Ну нет, но зато это был отличный способ показать себя, ведь это так по-мужски (или по-титански), когда по твоему подбородку, заливая рубашку, течет нектар.

Эти соревнования слегка распалили почти затухший было дух соперничества Кроноса. Да, он был владыкой вселенной, но он все еще оставался самым младшим из двенадцати детей. Он не мог позволить, чтобы его братья или племянники хоть в чем-нибудь его обошли. Поэтому, несмотря на перманентно полный желудок, он умудрялся выдувать целый кубок нектара всего за три секунды, а стоит заметить, что кубки титанов размерами не уступают бутылкам для кулеров.

В конце концов он стал полностью доверять Зевсу в вопросе, чем в данный момент лучше всего утолить жажду.

Чего Зевс, собственно, и добивался.

И вот как-то вечером Кронос ужинал со своими ближайшими помощниками, а Зевс приготовил для очередного соревнования парочку особых напитков. Жившие на горе Ида нимфы много рассказывали ему про травы и прочую природную химию. Он точно знал, какие растения навевают сонливость, какие вызывают головокружение, а какие окажутся столь жуткими на вкус и по воздействию, что твоему желудку захочется тут же вырваться из тела.

Для царских гостей Зевс намешал сонно-головокружительный-баю-бай нектар. А для Кроноса он приготовил особый микс из нектара и горчицы. Другие версии утверждают, будто Зевс воспользовался вином, но этого не могло быть, так как вино еще не было изобретено. До этого мы еще дойдем.

В общем, содержимое кубка Кроноса получилось взрывоопасным. Зевс отставил его в сторону и стал ждать подходящего момента.

Ужин шел как обычно — море напитков, горы еды и обмен титан-новостями. Зевс следил, чтобы всем хватало нектара, попутно развлекая сидящих за столом шуточками и пением. К концу вечера все наелись, расслабились и сонно заморгали, и именно в этот момент Зевс принялся восхвалять умение царя пить.

— Кронос — просто монстр выпивки! — разглагольствовал он. — Это надо видеть! С ума сойти можно! Подумайте только, его нынешний рекорд — сколько? — три секунды?

— Кхм… — буркнул Кронос. Он уже успел насытиться до отвала и очень надеялся избежать всех этих соревнований.

— Если он захочет, — продолжал Зевс, — то сможет выпить быстрее всех вас! Готов спорить, сегодня он установит новый рекорд! Разве вы не хотите на это посмотреть?

Атлас, Гиперион, Кей и другие с восторгом восприняли идею посоревноваться.

Кроноса это совсем не обрадовало, но отказаться он не мог. Его честь супербосса была поставлена на карту. Он махнул рукой Зевсу, призывая наполнить кубки.

Зевс бросился на кухню и схватил заготовленные напитки. Разлив гостям баю-бай-нектар, он подошел к Кроносу в последнюю очередь и, не дав царю времени унюхать запах, доносящийся из кубка, завопил:

— На старт, внимание, марш!

Титаны забулькали вкусным содержимом своих кубков. Кронос тотчас понял, что его нектар оказался каким-то странным на вкус, но шло соревнование. Он не мог перестать пить. Суть была в том, чтобы осушить чашу до дна! Ну и что, что привкус был какой-то не тот. В конце концов, Зевс еще ни разу его не подводил.

Кронос выпил свой нектар за две с половиной секунды. Перевернув кубок, он с силой бухнул его на стол и вскричал:

— Я победил! Я…

В следующий миг из него вырвался звук, похожий на тот, что мог бы издать морж, дай ему под дых.

Не буду искать смягчающих эпитетов и скажу прямо: Кроноса вырвало. С мощью, достойной владыки вселенной. Вырвало его воистину по-царски.

Его желудок едва не вылетел из глотки. Рот сам собой распахнулся — брызги, брызги повсюду! — и из него пулями выскочили пять богов, скользкий и липкий булыжник, море нектара, несколько бисквитов и табличка-права на управление колесницей. (И нет, я понятия не имею, как она там оказалась.)

Пять изрыгнутых богов тот же час выросли до нормальных размеров прямо там, на накрытом столе. Гости-титаны ошеломленно уставились на них, одурманенные нектаром мозги медленно соображали.

А Кронос тем временем все еще был занят разбрасыванием содержимого своего желудка по всему тронному залу.

— Схватить… — рыгнул он. — Их!

Первым среагировал Атлас. Он заорал: «Стража!» — и попытался встать, но у него так сильно закружилась голова, что он рухнул прямо на колени Гипериона.

Зевс хотел прыгнуть за косой отца. Ему не терпелось разрубить этого старого каннибала прямо здесь и сейчас, но остальные титаны начали приходить в чувство. Пусть они были медлительны и сонны, но у них было оружие, тогда как Зевс сжимал в руках один поднос. Его армия состояла из пятерых липких безоружных богов, которые провели ничтожно мало времени вне желудка, что уж говорить о сражениях.

В тронный зал стали вбегать стражники.

Зевс повернулся к своим сбитым с толку родственникам.

— Я ваш брат Зевс. Следуйте за мной, и я предоставлю вам свободу и шанс отомстить. А еще мед и козье молоко.

Этого оказалось более чем достаточно. Пока Кроноса все еще выворачивало наизнанку, а его воины возились с оружием, Зевс с братьями и сестрами обернулись орлами и вылетели из дворца.

— А теперь что? — спросил Аид.

Все шесть богов собрались в тайном логове Зевса на горе Ида, правда, братья и сестры наотрез отказались назвать его Пещерой Зевса. Младший брат кратко рассказал им, что творится в мире, но все понимали: надолго затаиться здесь не получится. Нимфы слышали доносящиеся сквозь землю голоса: Кронос отправил титанов обыскать весь мир, но найти беглецов и привести их назад к нему, в цепях или разрезанными на маленькие кусочки. Он не уточнял.

— А теперь мы будем сражаться! — заявил Зевс.

Посейдон заворчал. Первый день, как он вырвался из плена желудка Кроноса, но он уже начал недолюбливать своего младшего брата — этот выскочка Зевс думает, что он главный, только потому что освободил их!

— Я только «за», — сказал Посейдон, — но чтобы сражаться, необходимо оружие. Оно у тебя есть?

Зевс почесал ухо. Об этом он еще не задумывался.

— Ну, нет…

— Может, мы сможем уладить все мирно? — предложила Гестия.

Остальные уставились на нее как на сумасшедшую. Гестия была старшая и добрейшая среди богов, но остальные ее братья и сестры не воспринимали ее всерьез. Вы, наверное, задумались, как бы все обернулось, стань во главе Гестия, но — увы! — карты легли иначе.

— Ну уж нет, — заявила Деметра, — я никогда не прощу отца! Как думаете, может, нам удастся украсть его косу? Тогда мы сможем разрубить его, как он поступил с Ураном! А затем я найду косе более достойное применение — к примеру, буду косить ею пшеницу! Вы видели все те прекрасные поля, над которыми мы пролетали?

Гера сердито посмотрела на нее.

— Откуда у тебя такая мания ко всем этим урожайным делам? Все это время в желудке ты только и твердила, что о растениях, которых до сегодняшнего дня и в глаза не видела!

Деметра вспыхнула.

— Не знаю. Мне постоянно снятся сны о зеленых полях. Они кажутся такими спокойными, и красивыми, и…

— Дети мои! — раздался голос со стороны леса.

Из-за деревьев вышла их мать Рея. Она обняла каждого из своих драгоценных сыновей и дочерей, вытирая слезы радости по поводу того, что они наконец свободны. Затем она притянула их к себе и сказала:

— Я знаю, где вы сможете получить оружие.

И она рассказала им о гекатонхейрах и Старых циклонах, которых Кронос во второй раз изгнал в Тартар.

— Гекатонхейры — потрясающие каменщики! — сказала Рея. — Они возвели дворец Кроноса.

— А он и правда очень крут, — признал Зевс.

— Они сильны и ненавидят Кроноса, — продолжила Рея. — Они будут достойными воинами. А циклопы талантливые кузнецы. Если кто и сможет выковать вам оружие мощнее, чем коса вашего отца, то только они.

Темные глаза Аида заблестели. Идея спуститься в самую опасную и жуткую часть мира почему-то весьма его вдохновила.

— Значит, нам просто нужно отправиться в Тартар и вызволить циклопов и гекатонхейров.

— Проще пареной репы, — сказала Гера. Она знала о репах из рациона Кроноса. Крошки съеденного постоянно застревали у нее в волосах. — Идем же.

Проникновение в Тартар мне или вам может казаться не столь легкой затеей, но шестеро богов способны добиться многого, если им того захочется. Аид обнаружил систему пещер, ведущую глубоко под Царство Мертвых. У него был явный талант ориентироваться в туннелях. Он вывел своих братьев и сестер к руслу подземной реки, называемой Стикс, которая водопадом устремлялась через обрыв в пустоту Тартара. Боги обратились летучими мышами и направились в бездну.

На дне их встретил унылый пейзаж из каменных шипов, серых пустошей, огненных впадин и ядовитого тумана, не говоря уже о болтающихся повсюду разнообразных монстрах и злых духах. Судя по всему, Тартар, олицетворение Бездны, не терял времени даром и успел наплодить здесь, в темноте, кучу изначальных божеств, которые, в свою очередь, обзавелись собственными детишками.

Шестеро юных богов побродили по округе, пока не обнаружили особо охраняемую зону, окруженную высокой медной стеной, которую патрулировали демоны. Приняв облик летучих мышей, боги с легкостью перемахнули через стену, но, оказавшись внутри и увидев тюремщика, едва не лишились самообладания.

Ради собственного спокойствия, чтобы быть уверенным, что его ценные узники никогда не смогут сбежать, Кронос лично нанял для надзора за ними самого жуткого монстра во всем Тартаре.

Звали ее Кампе.

Уж не знаю, нашел ли он ее на просторах Крейгслиста или еще где, но если бы самые жутчайшие существа из ваших ночных кошмаров, в свою очередь, страдали ночными кошмарами, в них они бы, скорее всего, видели Кампе. Верхняя половина туловища у нее была женской, только на голове вместо волос были змеи. (Звучит знакомо, а все потому, что позже такая прическа войдет у чудовищ в моду.) Нижняя же представляла собой тело дракона на четырех лапах. Каждую покрывали тысячи гадюк, вырастающих прямо из кожи и напоминающих подвижную шипящую шерсть. Талию окружал ряд из пятидесяти чудовищных голов — медведи, хряки, вомбаты и прочие, — которые постоянно щелками зубами, рычали и пытались отодрать кусок от рубашки Кампе.

За лопатками начинались огромные темные перепончатые крылья, хвост, подобный скорпионьему, разбрызгивая яд, хлестал из стороны в сторону. Как можно предположить, Кампе нечасто приглашали на свидания.

Спрятавшись за кучей камней, боги какое-то время наблюдали, как жуткий тюремщик топочет взад-вперед, награждая Старших циклопов ударами хлыста и жаля своим скорпионьим хвостом гекатонхейров всякий раз, стоило им хоть чуть-чуть выйти за рамки предписанного поведения.

Бедные узники были вынуждены трудиться без отдыха — им не полагалось ничего — ни воды, ни сна, ни еды. Гекатонхейры все время проводили в дальней части окруженной стенами территории, где они добывали каменные блоки из твердой вулканической породы. Циклопы собрались в противоположном конце. У каждого из них была своя кузница, где они плавили и ковали бронзовые и железные листы. Стоило циклопам на секунду присесть или хотя бы замедлиться, чтобы перевести дух, Кампе тут же оставляла на их спинах свежие кровоточащие следы от хлыста.

Но хуже всего было то, что узникам не позволялось завершить ничего из начатого. Как только у гекатонхейров вырастал штабель из неплохих строительных блоков, Кампе заставляла их превратить высеченные с трудом плиты в гору обломков. А стоило циклопам почти завершить создание очередного оружия, щита, да вообще любого предмета, могущего представлять опасность, Кампе тотчас отбирала его и бросала в ров с булькающей магмой.

Вы, наверное, думаете: «Шестеро громил против одной Кампе, неужели они не могли объединиться и одолеть ее?»

Но у Кампе был хлыст. А яд из ее хвоста мог вывести из строя даже Старших циклопов, на несколько часов погрузив их в пучину страшной боли. Эта леди-дракон была воистину чудовищным созданием, кроме того, ноги узников были скованы цепями, так что убежать они все равно не могли.

И потом, гекатонхейры и Старшие циклопы по природе своей были добряками. Несмотря на их грозный вид, в душе они были созидателями, а никак не воинами. Дайте этим ребятам ведерко с лего, и несколько дней абсолютного счастья им обеспечены.

Зевс подождал, пока Кампе не отойдет на другой конец двора, затем подобрался к ближайшему циклопу.

— Тсс! — прошипел он.

Циклоп опустил свой молот и повернулся к Зевсу, но его единственный глаз так долго смотрел на огонь, что он не смог различить, кто с ним заговорил.

— Я не Тсс, — сказал циклоп. — Я Бронт.

«Ну, здорово, — подумал Зевс, — это надолго».

— Привет, Бронт, — произнес он тем веселым тоном, которым обычно выманивают из конуры щенка. — Меня зовут Зевс. Я здесь, чтобы освободить вас.

Бронт нахмурился.

— Нам уже раз это обещали. Но Кронос обманул нас.

— Да, я в курсе, — ответил Зевс. — Кронос и мой враг тоже. Вместе мы сможем отомстить ему и бросить сюда его самого. Как тебе идея?

— Мне нравится, — сказал Бронт. — Но как это сделать?

— Прежде всего, нам нужно оружие, — попросил Зевс. — Вы сможете сделать его для нас?

Бронт помотал головой.

— Кампе следит. Она не позволит нам закончить, что бы мы ни создавали.

— А если каждый из вас сделает свою часть оружия, — предложил Зевс, — чтобы в последнюю секунду собрать его и бросить нам? И Кампе ничего не узнает.

— Ты умен.

— Сам знаю. Передай мои слова своим друзьям. — И Зевс отполз назад за камни.

Бронт шепнул план своим братьям Аргу и Стеропу. Затем, воспользовавшись тайным кодом, они простучали молотами по наковальням, сообщая через весь двор о сговоре гекатонхейрам — Бриарею, Котту и Гиесу.

Знаю, тот еще набор дурацких имен, но у Геи было не так уж много времени на обдумывание, прежде чем Уран бросил их чудовищных тройняшек в Тартар. Хорошо уже то, что она не назвала их Хьюи, Дьюи и Луи.

Боги ждали в темноте, пока циклопы ковали новое оружие, хотя со стороны оно казалось совершенно безобидными и незавершенными железками. Не знаю, как насчет досмотра в аэропорту, но Кампе им провести удалось.

Когда дракониха в очередной раз развернулась к ним спиной и направилась к дальней части двора, Бронт быстро собрал первое волшебное оружие и бросил его Зевсу. По виду оно напоминало бронзовую ракету где-то четыре фута в длину и с конусами на обоих концах. Обхвата руки Зевса как раз хватило, чтобы удобно сжать пальцами середину. Стоило ему поднять эту штуку, как все тело молодого бога начало покалывать от переполнившей его силы.

Посейдон нахмурился.

— Что это? На косу не похоже.

С обоих концов посыпались искры, и между ними протянулась электрическая дуга. Зевс направил оружие на ближайший булыжник, и тысячи разрядов молний превратили его в горстку пепла.

— О да, — сказал Зевс, — эта штука определенно мне подходит.

К счастью, Кампе не заметила вспышку. А может, взрывы вообще были привычным делом в Тартаре.

Несколькими минутами позже Бронт бросил второе оружие — копье с тремя зубцами. Его поймал Посейдон.

И тут же без памяти влюбился в трезубец. Он вообще обожал острые штуки! А тут еще это ощущение ураганной мощи, пронизывающей металл. Стоило Посейдону сосредоточиться, и вокруг трех зубцов начал закручиваться маленький торнадо, растущий и набирающий силу от одной лишь мысли. Когда он утвердил трезубец на земле, она задрожала, и по ней побежали трещины.

— Оружия лучше, — объявил он, — не придумаешь!

Бронт бросил третий предмет, который был пойман Аидом, то оказался сверкающий бронзовый боевой шлем, украшенный изображениями смерти и разрушений.

— Вы получили оружие, — проворчал Аид, — а я — какую-то шляпу.

Он надел шлем и исчез.

— Брат, да ты невидимка! — воскликнул Зевс.

— Да-да, — с грустью вздохнул Аид. — Я уже привык.

— Нет, в смысле, ты правда стал невидимым.

— О, — Аид силой мысли заставил себя вновь проявиться.

— Страшная шляпка, однако, — заметила Деметра.

— Угу, — согласился Аид. — И кстати говоря…

Он попробовал кое-что еще: взглянул на братьев, и, повинуясь его приказу, шлем испустил в их сторону волны ужаса. Зевс и Посейдон побледнели и покрылись потом. Зевс даже едва не выронил свою новенькую «электродубинку».

— Прекрати! — прошипел Зевс. — Ты меня до чертиков напугал!

Аид ухмыльнулся.

— Ладно, может, эта шляпка очень даже ничего.

Гера скрестила на груди руки и презрительно фыркнула.

— Мальчишки и их игрушки. Что-то мне подсказывает, что нам оружие не полагается? И мы будем просто стоять в сторонке и махать помпонами, пока вы трое будете сражаться?

Зевс подмигнул ей.

— Не переживай, детка. Я тебя защищу.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — отозвалась Гера.

Может, циклопы бы и выковали оружие для женской половины, но именно в этот момент Кампе развернулась и направилась в их сторону. Возможно, она заметила дым после молнии Зевса или заклубившиеся вокруг трезубца Посейдона облака, или же почувствовала остаточный привкус страха в воздухе от шлема Аида. Как бы то ни было, она обнаружила богов.

Взмахнув хлыстом, Кампе взревела:

— РРРА-А-А-АРРРРР!!!

И ринулась к их убежищу — хвост хлещет, а гадюки вокруг ее лап брызжут ядом.

— Ну, здорово, — пробормотала Гера.

— Я беру ее на себя, — объявил Зевс.

Он вышел вперед и, подняв бронзовый перун, сфокусировал все свои силы в оружии.

БА-БАХ!!!

Столб раскаленной до белизны энергии направился к Кампе — столь ослепляющей вспышки в Тартаре еще никогда не видели.

Кампе успела подумать разве что: «Ой!» — прежде чем разряд разорвал ее на миллион испепеленных кусочков драконьего конфетти.

— Вот ЭТО я понимаю! — счастливо воскликнул Зевс.

Посейдон опустил свой трезубец.

— Мог бы дать и другим шанс.

— А ты освободи циклопов и гекатонхейров, — предложил Зевс.

Посейдон заворчал, но все же разбил трезубцем цепи на ногах узников.

— Спасибо, — сказал Бронт. — Мы поможем вам в борьбе с Кроносом.

— Отлично! — обрадовался Зевс.

Гера откашлялась.

— Да, но как насчет оружия для дам?..

Бронзовые стены задрожали от многократно отраженного ора множества монстров. Предположу, что практически каждый дух и чудовище в Тартаре видели вспышку молнии и теперь направлялись к месту событий.

— Нужно уходить, — сказала Деметра. — Причем прямо сейчас.

То была лучшая несвязанная-с-зерновыми идея Деметры, и Аид поспешил увести своих родственников и шестерых новых больших друзей на поверхность земли.

Кронос был не из тех, кого легко победить.

Согласно самому распространенному мнению, Война Титанов длилась десять лет — хотя, может, Кронос просто задействовал парочку трюков из своего временного арсенала, чтобы она казалась такой продолжительной, в надежде что боги сдадутся. В любом случае этого не случилось.

Рея Великая Мать лично навещала каждого доступного титана, уговаривая его или ее перейти на сторону Зевса. Многие прислушивались. В конце концов, Кронос не был всеобщим любимцем-самодержцем. Практически вся женская часть титанов либо помогала Зевсу, либо просто уходила с его пути. Прометей, создатель людей, был достаточно умен, чтобы держаться нейтралитета. Океан торчал в своих глубинах. Гелиос и Селена, солнце и луна, согласились не занимать ничью сторону, если никто не будет мешать их работе.

Таким образом, с Кроносом остались практически все остальные титаны-мужчины, да еще Атлас, его главный воин.

Боги и титаны сходились и расходились в боях — взорвут остров здесь, вскипятят море там. Титаны были сильны и хорошо вооружены. Вначале они сохраняли явное преимущество. Даже с волшебным оружием циклопов богам банально не хватало боевого опыта. Согласитесь, та еще задачка — не выронить трезубец и не броситься наутек, когда на тебя несется на полной скорости, вопя и размахивая мечом, такой громила как Атлас.

Но со временем боги научились искусству войны. Циклопы постепенно обеспечили всех союзников Зевса первосортным оружием. Гекатонхейры научились устраивать целые серии залпов из камней, подобно живым катапультам.

И сейчас вы думаете: «Что такого сложного в том, чтобы кинуть парочку камней?»

А вы сами пойдите и попробуйте побросать обеими руками булыжники так, чтобы те попали в намеченную цель. Это вовсе не так легко, как кажется. А теперь представьте, что вам нужно координировать работу одновременно сотни рук и бросаете вы камни, каждый размером с холодильник. Одна легкая промашка, и булыжники разлетятся по округе и попадут по вам же и вашим соратникам.

Но даже когда боги поднаторели в схватках, война все еще представлялась очень затяжным делом, ведь никто из ее участников с обеих сторон не мог умереть. Нельзя было просто заколоть кого-то или бросить на него дом и праздновать победу. Необходимо было схватить каждого врага и убедиться, что его раны серьезны настолько, что он уже никогда не оправится. А потом еще стоило поломать голову, куда девать это покалеченное тело. Ведь, как хорошо знал Зевс, даже заключение в Тартаре не давало стопроцентной гарантии на вечное там пребывание.

Мелкие стычки никак не могли привести к окончанию войны.

Наконец Зевс высказал свой грандиозный план.

— Мы должны штурмовать гору Офрис, — объявил он своим братьям и сестрам на очередном недельном военном совете. — Устроим атаку по всем фронтам на их штаб. Всем вражеским титанам придется объединиться ради защиты Кроноса, и мы сможем завалить их всех за раз.

— Другими словами, — заметил Аид, — ты предлагаешь нам самоубийство.

Посейдон оперся на свой трезубец.

— В кои-то веки я согласен с Аидом. Начни мы маршировать по склонам Офриса, и Атлас успеет подготовиться для контратаки. Его войска займут позиции наверху и просто размажут нас. А попробуй мы взлететь — они расстреляют нас в воздухе. У них там тонны антибожественных снарядов.

Глаза Зевса блеснули.

— План у меня совсем другой. Мы застанем их врасплох, напав с соседней горы.

— Еще раз, пожалуйста? — удивилась Деметра. Ей было неуютно в своих доспехах, хотя она лично их декорировала. На щите она нарисовала сноп ячменя и ромашку, а в качестве основного оружия выбрала устрашающего вида садовую лопату.

Зевс набросал на земле карту греческих земель. Рядом с Офрисом была еще одна гора — не такая высокая и не столь известная. То был Олимп.

— Мы поднимемся на Олимп, — начал объяснять Зевс. — Этого они ожидать не будут, но так наши снаряды окажутся в зоне поражения. Гекатонхейры устроят каменный залп. Я буду бить молниями. Посейдон призовет бурю и вызовет землетрясение…

— А я стану невидимым, — пробормотал Аид.

Зевс хлопнул брата по плечу.

— У тебя тоже будет важное задание. Ты будешь насылать на вражеские ряды волны ужаса. Как только мы уничтожим их защиту, мы перелетим во дворец…

— Ты ведь говоришь и о нас, трех богинях? — уточнила Деметра. — Ты же в курсе, что мы тоже способны сражаться?

— Разумеется! — нервно улыбнулся Зевс. — Неужели ты подумала, что я о вас забыл?

— Подумала, — кивнула Деметра.

— Ну, в общем, — продолжил Зевс. — Мы перелетим на Офрис, вырубим всех, кто еще останется на ногах, и возьмем их пленными.

Гестия потуже закуталась в свою светло-коричневую шаль.

— А мне все же кажется, что мы должны решить это миром.

— НЕТ! — хором ответили ей остальные.

Гера постучала ногтем по карте на земле.

— Сумасшедший план. Мне нравится.

И в ту же ночь под покровом темноты боги и их союзники впервые поднялись на гору Олимп.

На следующее утро, когда Гелиос повел свой «магнит для цыпочек» по небу, царь Кронос проснулся от жуткого грохота, похожего на гром. Видимо, потому, что то был настоящий гром.

Отовсюду к Офрису по небу устремились грозовые тучи. Зевс метнул молнию, обратившую самую высокую башню дворца в гору мраморных осколков. Гекатонхейры запустили к горе столько булыжников, что, когда Кронос выглянул в окно, ему почудилось, будто начался дождь из крупной бытовой техники.

Прекрасные купола дворца скрывались в грибовидных клубах пыли. Стены рушились. Колонны падали, как костяшки домино. Гекатонхейры построили этот дворец и отлично знали, как его уничтожить.

Пол заходил ходуном, Кронос схватил свою косу и призвал братьев атаковать. Но сразу обнаружилось несколько проблем: а) косы не так уж полезны против камней и молний; б) в стоящем грохоте его никто не услышал; и в) дворец рушился прямо на глазах. Стоило ему крикнуть: «Титаны, вперед!» — как прямо ему на голову упал трехтонный кусок с потолка.

Бой превратился в массовую резню, при условии, что резня вообще возможна, если никто не умирает. Несколько титанов попытались пойти в контрнаступление, но их погребла под собой лавина осколков и булыжников.

Закончив с предварительной атакой, боги перелетели на Офрис и зачистили дворец. Посейдон вызвал землетрясение, поглотившее врагов. Аид появлялся то там, то здесь с криками «Бу-у!!!». Его шлем ужаса (или шапка-пугалка, как называли его другие боги) заставлял титанов сигать прямо с обрыва или бросаться в объятия Старших циклопов.

Когда пыль улеглась, а штормовые облака развеялись, даже боги слегка ошалели от своих трудов.

Не только дворец Кроноса оказался уничтожен, вся вершина горы Офрис была словно срезана.

Помните, я говорил, что Офрис был самой высокой горой в Греции? Но то осталось в прошлом. На сегодняшний день гора Олимп, когда-то бывшая поменьше, занимает в высоту больше девяти тысяч футов. Тогда как Офрис — всего пять тысяч с копейками. Проще говоря, Зевс с гекатонхейрами смахнули половину горы.

Циклопы откопали титанов и принялись заковывать их в цепи. Никто не ушел. Генерала Атласа и четверых братьев, контролирующих стороны света, притащили к Зевсу и заставили преклонить перед ним колени.

— О, мои дорогие дядюшки! — усмехнулся Зевс. — Кей, Крий, Гиперион и Япет — вы четверо отправитесь прямиком в Тартар, где останетесь навечно!

Четверо братьев повесили от стыда головы, но генерал Атлас расхохотался в лицо своим тюремщикам.

— Жалкие божки! — вскричал он. Даже будучи закованным в цепи, он выглядел устрашающе. — Вы же ничего не знаете о том, как работает мир! Киньте этих четверых в Тартар, и небо просто рухнет! Лишь их присутствие на четырех сторонах света оберегает нас от перспективы быть раздавленными огромной массой Урана!

— Может, и так, — ухмыльнулся Зевс. — Но, к счастью, Атлас, у меня есть решение! Ты ведь вечно кичился, какой ты сильный. Так что теперь ты в одиночестве будешь держать все небо.

— Что?

— Бронт, Арг, Стероп, — позвал Зевс. — Он весь ваш.

Старшие циклопы оттащили Атласа на вершину далекой горы, где небо было ближе всего. Уж не знаю, как у них это вышло, но они соорудили новую центральную опорную колонну для всего небосвода — этакую облачную воронку с закручивающимся конусом-дном. Затем они приковали Атласа к горе и возложили вес всего неба на его плечи.

И сейчас вы думаете: «А почему он просто не сбросил эту ношу и не дал небу упасть?»

Но я уже упомянул цепи, так же? Атлас не мог сбежать и не превратиться в лепешку. Кроме того, хотя это и сложно оценить, пока сам не побываешь в его шкуре (что мне пришлось испытать), удерживать небо — это почти то же самое, что положить себе на плечи перегруженную донельзя штангу. Все твои мысли и концентрация уходят на то, чтобы не дать этой штуке тебя раздавить. Поднять ее невозможно — она слишком тяжелая. Отпустить тоже не выйдет — раздавит в ту же секунду. И получается, что ты только и можешь, что держать ее, обливаясь потом, напрягая мышцы и хныча «Помогите!» в надежде, что какой-нибудь атлет по пути из спортзала заметит, как ты тут медленно, но верно превращаешься в блин, и снимет с тебя эту тяжесть. Но что, если никто не придет? Представьте, каково это оказаться в такой ситуации навечно.

Таким стало наказание Атласа. Остальные титаны, бившиеся против богов, отделались меньшей кровью: их всех просто вышвырнули в Тартар.

Что подводит нас к вопросу на миллион драхм. Что случилось с Кроносом?

Версий много. Большинство сходятся на том, что Главный Плут был выкопан из-под обломков и доставлен к Зевсу. Это же большинство утверждает, что его заковали в цепи и отправили в Тартар, как и других титанов.

Но согласно более поздним преданиям — и мне лично они импонируют, — Зевс взял косу своего отца и разрубил его, прямо как сам Кронос поступил с Ураном. То есть Кронос был выброшен в Тартар в виде множества мельчайших кусочков. Может, отсюда пошли истории про Дедушку Время с его косой, на смену которому каждое первое января приходит Малыш Новый Год, хотя мне сложно представить Зевса в подгузниках и с колпаком на голове.

По другим версиям, много лет спустя Зевс освободил Кроноса из Тартара — либо чтобы он прожил спокойную старость в Италии, либо чтобы правил Блаженными островами в Элизиуме. Но я в это не верю. Звучит как полный бред, если ты веришь, что Кроноса разрубили на кусочки. А любой, знакомый с Зевсом, в курсе, что он не из милосердных ребят.

Так или иначе, но Кроноса не стало. Эра титанов закончилась.

Титанам, которые не сражались против богов, было позволено остаться в мире. Некоторые, к примеру Гелиос и Селена, продолжали выполнять свою работу. Кто-то женился или вышел замуж за богов.

Зевс провозгласил сам себя новым владыкой всей вселенной, но он был умнее Кроноса. Он собрал своих братьев и сказал:

— Слушайте, давайте решим все честно. Как вам идея разделить зоны влияния в мире? Будем выбирать в порядке жребия.

Аид нахмурился.

— Мне всегда не везет. И о каких зонах речь?

— Небо, моря и подземное царство, — предложил Зевс.

— Ты имеешь в виду Тартар? — спросил Посейдон. — Гадость!

— Я имел в виду все, что под землей, но выше Тартара, — уточнил Зевс. — Там не так уж плохо, огромные пещеры, тонны драгоценностей, просторные берега Стикса…

— Хм, — произнес Аид. — А что насчет поверхности земли? Греции и всего остального?

— Пусть они останутся нейтральной территорией, — предложил Зевс. — Мы все сможем свободно действовать на поверхности.

Братья согласились. Заметили, что никто из сестер не был приглашен в этот кружок мирового господства? Знаю-знаю. Нечестно. Но такие уже тогда творились дела.

Нет ничего удивительного в том, что Зевсу выпало выбирать первым. И он остановился на небе, что, учитывая его молнии и все прочее, было вполне естественно. Посейдона жребий определил вторым в очереди, и он выбрал моря, став верховным богом всех морей, даже выше Океана, которого выпихнули в самые глубины океана, и Понта, хотя тот и так почти все время дремал в своей тине.

Аид, как он и ожидал, стал последним и забрал под свое главенство подземный мир, что, в общем-то, соответствовало его угрюмому характеру, так что он и не жаловался (почти).

Гекатонхейры построили для Зевса на вершине Олимпа сверкающий дворец, именно такой, о каком он всегда мечтал. Затем Зевс отправил их назад в Тартар, но в этот раз в качестве тюремщиков титанов. Гекатонхейры не возражали. По крайней мере, теперь хлысты были у них.

Старшие циклопы стали работать на богов. Они построили мастерскую на морском дне неподалеку от острова Лемнос, где было достаточно вулканического жара, чтобы питать их кузницы. Они выковали тонны особого оружия и другого забавного антиквариата и могли похвастаться хорошим соцпакетом и оплачиваемым недельным отпуском каждый год.

Что же до богов, то Зевс пригласил их жить всем вместе на горе Олимп. У каждого из них в главном зале было по трону, то есть, несмотря на официальное главенство Зевса, то было скорее правление совета, чем диктатора. Боги стали называть себя олимпийцами.

Кхм… Хотя я сказал, что на Олимпе были рады всем богам, Аид был исключением. От этого парня у всех его родственников бежали мурашки по коже. А теперь, став владыкой подземного царства, он словно распространял вокруг себя атмосферу обреченности и мрачности, куда бы ни пошел.

— Ты же понимаешь, — в приватной беседе сказал ему Зевс, — мы не можем поставить трон Царя Мертвых на Олимпе. Другие боги будут чувствовать себя неуютно, да и все эти черепа и черный камень никак не впишутся в интерьер.

— О, разумеется, — проворчал Аид. — Считай, мне все ясно.

В общем, так началось правление богов на горе Олимп. Со временем в зале Совета появилось двенадцать тронов, но при этом целая толпа богов и богинь собственными тронами так и не обзавелись.

Олимпийцы решили, что уж теперь все успокоилось и они будут мирно править миром.

Была лишь одна проблема. Помните про мать-землю Гею, что проспала все события? Рано или поздно, но она должна была проснуться. И вернувшись домой и обнаружив, что ее любимые детки, титаны, оказались выброшены в Тартар, она наверняка потребовала бы от Зевса объяснений.

Но рассказ об этом оставим на другой раз.

Сейчас же настало время познакомиться поближе с каждым из богов. Предупреждаю, после некоторых историй вы можете ощутить себя как Кронос, проглотивший залпом большой бокал горчичного нектара.

ЗЕВС

Почему Зевс всегда идет первым?

Нет, серьезно, каждая книга о греческих богах начинается с этого парня. Или я совсем не знаю алфавита, и буква «3» стала вдруг первой? Да, он царь Олимпа и т. д. и т. п. — но поверьте мне, раздувать его эго еще больше — чревато.

Так что вот что мы сделаем. Зевса — отставить.

Мы поговорим о богах в той последовательности, в какой они появились на свет, а значит — дамы вперед. Тебе, Зевс, отведено место в заднем ряду. Мы начнем с Гестии.

КАК ГЕСТИЯ ВЫБРАЛА ХОЛОСТЯКА № 0

Во многих отношениях Гестия была похожа на маму, Рею.

У нее была искренняя улыбка, теплые карие глаза, а лицо обрамляли черные роскошные локоны. Гестия была мягка и добра. Она никогда никому не сказала ни единого дурного слова. Окажись вы на вечеринке на Олимпе, будьте уверены, она далеко не первой привлечет ваше внимание. Ее никак нельзя было назвать яркой, громкой или безбашенной. Скорее богиня-соседка — милая и симпатичная, но ничего вызывающего. Чаще всего она прятала волосы под льняной платок. Одевалась в светлые и скромные платья, а о макияже и не думала.

Я уже говорил, что никто не воспринимал ее всерьез, и действительно, боги редко прислушивались к ней. Кронос проглотил Гестию первой, так что и выплюнул он ее последней. Из-за этого ее братья и сестры стали думать о ней скорее как о младшей, чем как о старшей — ведь она последней вновь появилась на свет. Она была тише и миролюбивее всех своих родственников, но это вовсе не значило, что они ее не любили. Как и Рею, Гестию было сложно не любить.

Но кое в чем Гестия была полной противоположностью Реи. Ее мать была известна своим… материнством. Великая Мать. Мама Абсолют. La Madre Grande.

Гестия не желала ничего меньше, чем самой стать матерью.

Ее вовсе не напрягали чужие семьи. Она обожала своих братьев и сестер, и если они заводили детей, она одаривала и их столь же горячей любовью. Больше всего она мечтала о том, чтобы вся олимпийская семья жила в мире и согласии и как можно чаще собиралась у очага, общаясь, ужиная или играя в твистер — в общем, делая все, что угодно, лишь бы вместе.

Сама же Гестия выходить замуж категорически не желала.

Задумайтесь немного, и вы поймете почему. Гестия многие годы провела в желудке Кроноса. Память у нее была отменная, она даже могла вспомнить тот страшный миг, когда Кронос проглотил ее в младенчестве. Она не могла забыть рыдания и отчаяние своей матери. Гестии снились кошмары о том, что подобное может приключиться и с ней. Ей совсем не хотелось выйти замуж и обнаружить однажды, что ее муж, оказывается, каннибал, питающийся новорожденными.

Причем о простой паранойе речи не шло. Гестия успела убедиться, что Зевс мог вести себя ничем не лучше Кроноса.

А дело было так: вскоре после войны с Кроносом Зевс решил, что жениться на титаниде — очень даже неплохая идея, этакий намек на отсутствие у него предрассудков к титанам. Он женился на одной из дочерей Океана, девушке по имени Метида, что была титаном мудрости и замыслов — что-то вроде первого лайф-коучера.

Метиде хорошо удавались мудрые советы для других, но применимо к своей жизни она явно сплоховала. Будучи беременной первым ребенком, она пришла к Зевсу и сказала:

— Муж мой, у меня прекрасные новости! Я предвижу, что у нас родится девочка. Но следующий наш ребенок будет мальчик. И — тебе это наверняка понравится — ему будет судьбой предписано встать когда-нибудь во главе всего мира! Разве это не замечательно?

Паника накрыла Зевса. Он подумал, что его конец будет подобен концу Кроноса и Урана — он обратится в кучу окровавленных кусочков, — так что он решил последовать примеру отца. Распахнув рот невероятно широко, он породил смерч, который затянул Метиду в глотку, сжав ее до таких размеров, что Зевс смог ее проглотить целиком.

Произошедшее немало шокировало олимпийцев, и в особенности Гестию.

Что случилось с Метидой и ее нерожденным ребенком, попавшими в желудок Зевса? К ним мы еще вернемся. А Гестия, увидев все это, сказала себе: «Выходить замуж — ОПАСНО!»

Зевс извинился перед титанами и богами за то, что проглотил Метиду, и пообещал больше никогда так не делать. Он решил жениться на другой титаниде, но, как вы сами могли догадаться, желающих особо не было. Согласилась лишь одна: Темис, олицетворение правосудия, она была любимейшей тетушкой Гестии.

Во время войны Темис заняла сторону богов. Она обладала инстинктивным знанием того, что правильно, а что неправильно, и понимала: из богов выйдут правители лучше Кроноса. (Заметьте, я сказал «лучше», а не «хорошие».)

Как и Гестия, Темис была скромна, покрывала голову платком, и замужество ее не интересовало, тем более после случившегося с Метидой, но во имя мира она согласилась выйти за Зевса.

(И да, формально она приходилась Зевсу тетей, так что можете сколько угодно возмущаться по поводу этого брака. Но продолжим.)

Но это замужество оказалось недолгим. Темис родила две тройни. Первые оказались ничего так — три сестры, названные орами, ставшие богинями времен года.

(Вы сейчас думаете: «Минуточку, почему только три?» Но не забывайте, место действия — Греция, а греки едва ли были хорошо знакомы с зимой.)

А вот вторая тройня ужаснула буквально всех. Их назвали мойрами, Тремя Судьбами, и они родились старыми. Прямо в своей колыбели они из сморщенных младенцев превратились в трех сморщенных старушек. Больше всего им нравилось засесть в каком-нибудь углу и начать плести нити на волшебной прялке. А стоило им перерезать нитку, как внизу один из смертных умирал.

Олимпийцы быстро сообразили, что Три Судьбы не только могут предвидеть будущее, они еще могут им управлять. Они могут вплести жизнь любого в свою волшебную нить — в буквальном смысле слова получалась нить жизни, — а что будет, если они ее перережут? Сайонара! Не было никаких гарантий, что они не могут проделать подобное и с бессмертными. Даже Зевс побаивался этих дамочек.

Став отцом Судеб, Зевс подозвал Темис и сказал:

— Знаешь что, дорогая? Не уверен, что из нашего брака выйдет что-то путное. Если у нас продолжат рождаться дети, подобные этим Судьбам, то мы точно наживем себе неприятностей. Кто будут следующими — Три Бомбы Судного дня? Три Поросенка?

Темис старательно придала себе огорченный вид, хотя в душе облегченно вздохнула. Рожать ей больше не хотелось, и уж тем более она не желала быть всосанной смерчем в глотку Зевса.

— Ты прав, мой господин, — сказала она. — И я с радостью отойду в сторону и позволю тебе взять в жены другую.

Наблюдавшая за всем этим Гестия подумала: «Я не допущу с собой ничего подобного. С моей удачей я выйду замуж за какого-нибудь бога и рожу Трех Стукачей. Нет-нет-нет, возможные последствия слишком ужасны».

И она решила, что куда лучше оставаться одинокой и сосредоточиться на помощи своим братьям и сестрам в воспитании их детей. Она бы могла стать классной тетушкой. Одинокой тетушкой. Тетушкой, у которой никогда не родятся жуткие сморщенные старые дети.

Но проблема состояла в том, что кое-кто из богов думал иначе. Посейдон все заглядывался на Гестию и думал: «Эй, а она ничего. Хороший характер. С ней легко. Мне стоит на ней жениться».

Да-да, и мы опять возвращаемся ко всей этой братско-сестринской брачной теме. Давайте вместе разом освободимся от накопившегося негатива. Раз, два, три: «Фу-у! Гадость!»

Юный олимпиец, Аполлон, тоже хотел жениться на Гестии. Мы поговорим более подробно о нем позже, но в любом случае это был бы весьма странный союз, так как Аполлон был одним из самых ярких богов. С чего ему вздумалось взять в жены тихую и искреннюю Гестию — не знаю. Может, он надеялся, что такая жена никогда не затмит своего мужа.

Так уж вышло, что оба бога пришли просить Зевса разрешения жениться в один и тот же день. Вам может показаться странным, что они спрашивали Зевса, а не Гестию, но — вы, должно быть, уже и сами заметили, в те времена мужчины подобными тонкими материями особо не заморачивались. Будучи владыкой всего мира, Зевс имел решающий голос в вопросе заключения любых браков.

Тем временем Гестия сидела у большого очага посреди тронного зала и почти не обращала внимания на происходящее вокруг. Тогда приходилось устраивать в главной комнате центральный очаг, что-то вроде углубления с открытым огнем, потому что лишь так можно было наполнить дом теплом в холодные дни. Здесь же готовили, кипятили воду, болтали, жарили хлеб и зефирки и сушили носки. По сути, сердце семейной жизни.

Гестия постоянно держалась поблизости. Можно сказать, она взяла на себя обязательства следить за тем, чтобы пламя в очаге не угасало. Ей нравилось находиться рядом, особенно когда вокруг на обед или ужин собиралась вся ее семья.

Зевс крикнул:

— Гестия! Иди-ка сюда!

Она осторожно подошла к трону, посматривая на Посейдона и Аполлона, оба широко ей улыбались, а в руках они держали букеты и коробки конфет. В голове у нее промелькнуло: «О нет!»

— Отличная новость, — сказал Зевс. — Оба этих достойных бога желают жениться на тебе. Но так как я передовой правитель и вообще заботливый парень, я дарю тебе право выбора. Холостяк номер один, Посейдон, любит долгие прогулки по пляжу и погружения с аквалангом. Холостяк номер два, Аполлон, обожает музыку и поэзию и в свободное время пророчествует в Дельфийском оракуле. Кого ты предпочтешь?

Гестия в ужасе заплакала, что весьма озадачило холостяков. Она бросилась к ногам Зевса и вскричала:

— Молю тебя, мой господин! Не-е-ет! Никто из них!

Аполлон нахмурился и проверил свежесть своего дыхания.

Посейдон подумал, а не забыл ли он опять воспользоваться дезодорантом.

Гестия, не став ждать, когда оба бога разозлятся, постаралась собраться и объясниться:

— Я ничего не имею против них, — сказала она. — Я просто не хочу выходить замуж! Я хочу вечность прожить в одиночестве.

Зевс почесал голову. Услышанное никак не желало в ней укладываться.

— В смысле… вообще никогда? Ты не хочешь иметь детей? Не хочешь быть женой?

— Именно, мой господин, — подтвердила Гестия. — Я… Я буду все время заниматься очагом. Поддерживать огонь. Готовить званые обеды. Помогать своей семье в чем только смогу. Единственное, обещай мне, что мне никогда не придется выходить замуж!

Аполлон и Посейдон не обрадовались этому заявлению, но долго злиться на Гестию было невозможно. Она была такой милой, такой честной и всегда готовой прийти на помощь! Они простили ее по тем же причинам, по которым и захотели на ней жениться. Она была сама доброта. А среди олимпийцев данное качество было редким и ценным.

— Я отменяю свое предложение о браке, — сказал Посейдон. — Более того, я обещаю защищать право Гестии не выходить замуж.

— Я тоже, — подхватил Аполлон. — Если на то ее воля, я отнесусь к ней со всем уважением.

Зевс пожал плечами.

— Ну, лично я этого не понимаю, но да будет так. Она и правда поддерживает первоклассный очаг. Никто другой не зажаривает зефирки, как она, чтобы они не оказывались чересчур мягкими, но и не слишком хрустящими. Гестия, я исполню твое желание.

Из груди Гестии вырвался вздох облегчения.

Она официально стала богиней — хранительницей очага, что может показаться не такой уж важной должностью, но именно этого хотела сама Гестия. Позже люди станут рассказывать, как Гестия, у которой был свой трон на горе Олимп, отдала его новенькому богу Дионису. Хорошая история, но в старых преданиях об этом нет ни слова. Гестия никогда не хотела трона, она была для того слишком скромной.

Ее очаг стал островком спокойствия во время бурных споров между олимпийцами. Все знали: огонь был нейтральной территорией. В любой момент ты мог отправиться туда, чтобы передохнуть, выпить стаканчик нектара или поболтать с Гестией. Там можно было перевести дух без боязни новой нападки, что-то вроде детского «я в домике».

Гестия заботилась обо всех, поэтому все заботились о Гестии.

Хотите самый известный пример? Как-то раз Мать Рея устроила шикарную вечеринку на горе Ида, желая отпраздновать годовщину победы олимпийцев над Кроносом. Были приглашены все боги и дружественные им титаны, а еще дюжины нимф и сатиров. Вечеринка удалась — гости пили нектар, вкушали амброзию и присоединялись к бешеным пляскам куретов. Боги даже уговорили Зевса рассказать несколько его знаменитых сатирских шуточек.

Гестия не была большим любителем вечеринок. Где-то в три утра у нее закружилась голова от танцев и нектара, и она отправилась слегка проветриться в лес. Там она наткнулась на какого-то осла, привязанного к дереву, может, на нем приехал один из сатиров. По непонятной причине эта встреча показалась Гестии невероятно забавной.

— Привет, мистер Ослик! — захихикала она. — Вы знаете — ик! — я, наверное, лягу здесь, рядом, и — э-э — вздремну чуток. Вы же присмотрите за мной, да? Да!

И богиня упала лицом в траву и тут же захрапела. Осел какое-то время недоумевал, как к этому относиться, но, как бы то ни было, решил постоять тихо.

Несколькими минутами позже один из низших богов сил природы по имени Приап решил прогуляться по лесу. В старых преданиях вы мало что узнаете об этом парне. И если совсем честно, он не играл такой уж важной роли. Приап был сельским богом, охраняющим огороды. Скажите же, увлекательное занятие? «О, великий Приап, огради мои огурцы своим всемогуществом!» Видели когда-нибудь этих дурацких гипсовых гномов, что люди ставят в своих двориках? Так вот, это пережиток тех дней, когда огородники ставили на своих грядках статуи Приапа, чтобы тот защищал урожай.

Приап обожал всякого рода вечеринки и возможность пофлиртовать с девушками. За эту ночь он успел знатно выпить и теперь брел между деревьями в надежде натолкнуться на какую-нибудь одинокую нимфу или богиню, с которой можно будет поразвлечься.

Выйдя на полянку, он увидел освещенную лунными лучами симпатичную богиню, лежащую прямо на траве и громко похрапывающую, и подумал: «Да!»

Он подобрался поближе. Приап не знал, что это за богиня, но его это и не волновало. Ему хватало уверенности, что когда она проснется и увидит его лежащим возле нее, она наверняка обрадуется, ведь кто не захочет сойтись поближе с богом овощей?

Приап присел рядом. Пахло от богини восхитительно — дымом и жареным зефиром. Он пропустил ее локоны сквозь пальцы и шепнул:

— Эй, малыш, как насчет того, чтобы немного согреть друг друга?

Судя по всему, незамеченный богом овощей из-за тени осел решил, что это просто отличная идея, и закричал:

— И-И-ИА-А-А-А-А!!!

Приап от неожиданности взвизгнул:

— Уа-а!

Гестия тут же проснулась и ужаснулась, увидев нависшего над ней бога овощей, который к тому же гладил ее по волосам.

Она закричала:

— ПОМОГИТЕ!!!

Веселящиеся боги услышали этот вопль и, немедля побросав все дела, бросились к ней — просто потому что не прийти на помощь Гестии было невозможно.

Обнаружив Приапа, они устроили ему ту еще разборку — бросали ему в голову кувшины, били его, обзывали. Приап едва вырвался от них живым.

Позже он уверял, что понятия не имел, что это была Гестия. Он решил, что это какая-то нимфа или еще кто. Тем не менее Приапа больше на вечеринки олимпийцев не звали. А после этого случая все стали еще сильнее оберегать Гестию.

Итак, мы подошли к еще одной важной части рассказа о Гестии, но я позволю себе сделать небольшое отступление, так как в античных мифах вы об этом не прочтете.

Вначале в мире существовал лишь один-единственный очаг, тот самый, что принадлежал богам. Огонь вообще был их личной прерогативой. Жалкие людишки о нем и не слыхивали. Они все еще кучковались в своих пещерах, ворчали, ковырялись в носу и били друг друга дубинками.

Титан Прометей, тот, кто, собственно, и вылепил из глины этих мелких ребят, очень их жалел. В конце концов, он создал их похожими на бессмертных и был уверен, что люди могли и вести себя как бессмертные. Им просто нужен был первоначальный толчок.

Каждый свой визит на Олимп Прометей видел, как боги собираются вокруг очага Гестии. Именно пламя было той причиной, почему этот дворец считался домом. Огонь грел. На нем можно было готовить еду и горячие напитки. Ночью он дарил свет. А сколько забавных шалостей можно было осуществить с помощью горячих угольков! Если бы только у людей был огонь…

Наконец Прометей собрался с духом и обратился к Зевсу.

— Владыка Зевс, — сказал он, — я тут подумал, мне стоит показать людям, как добывать огонь.

Зевс нахмурился.

— Людям? Ты о тех грязных малявках, которые смешно вопят, стоит на них наступить? Зачем им огонь?

— Они научатся походить на нас, — сказал Прометей. — Построят дома, города и все в таком духе.

— Это, — сказал Зевс, — худшая идея из всех, что я когда-либо слышал. Что ты предложишь в следующий раз, вооружить тараканов? Дай людям огонь, и они заполонят весь мир! Станут высокомерными и решат, что ничем не хуже бессмертных! Нет! Я категорически тебе запрещаю.

Но Прометей не мог отделаться от этих мыслей. Он все смотрел на Гестию, сидящую у очага, и восхищался про себя тому, как вся олимпийская семья собирается вокруг ее священного огня.

«Это нечестно, — решил Прометей. — Люди достойны такого же уюта».

Что приключилось дальше?

Большинство версий утверждают, что Прометей выкрал из очага раскаленные угольки и спрятал их в полом тростниковом стебле — хотя наверняка кто-нибудь во дворце заметил, как он убегает с дымящимся стеблем, оставляя за собой запах подгоревшей лакрицы.

Ни в одном из этих преданий не говорится, что Гестия помогла Прометею. Но по сути как она могла не быть в курсе его затеи? Она ведь все время проводила у очага. Прометей никак не мог выкрасть огонь так, чтобы Гестия этого не заметила.

Лично я думаю, что она пожалела Прометея и этих маленьких людей. То было очень в ее духе. Может, она даже помогла Прометею, ну или по крайне мере изобразила, что не видит, как он крадет угольки.

Так или иначе, но Прометей смог скрыться с Олимпа со своим полыхающим стеблем и передать его людям. У них ушло время на то, чтобы понять, как использовать обжигающее пламя, не убивая себя и друг друга, но в конце концов они сообразили, и это знание распространилось по миру, как… пожар.

Обычно Зевс уделял мало внимания тому, что творилось там, на земле, ведь его владениями были небеса. Но как-то ясной ночью он вышел на балкон на Олимпе и заметил, что мир покрывают светящиеся точки — то были дома, деревеньки и даже города. Люди покинули свои пещеры.

— Этот мелкий гаденыш! — проворчал Зевс. — Прометей вооружил тараканов!

Стоящая рядом богиня Гера удивленно посмотрела на него:

— Что?

— Ничего, — буркнул Зевс.

И крикнул стражникам:

— Найдите и приведите ко мне Прометея! СЕЙЧАС ЖЕ!

Произошедшее Зевса не обрадовало. Ему очень не понравилось, что кто-то посмел ослушаться его приказа, особенно если этот «кто-то» был титаном, которому Зевс после войны милостиво дарил свободу. Зевс так сильно не обрадовался, что решил наказать Прометея так, чтобы это стало уроком для всех. Он приковал титана к скале в Кавказских горах на восточной границе мира и призвал огромного орла, священную птицу Зевса, чтобы тот раздирал Прометею живот и выклевывал его печень.

Ой, простите. Согласен, картинка предстает мерзкая. Надеюсь, вы сейчас ничего не ели.

Каждый день орел вскрывал Прометея и насыщался его внутренними органами. И каждую ночь Прометей исцелялся, и у него вырастала новая печень как раз к тому моменту, когда следующим утром вновь прилетал орел.

Другие боги и титаны поняли намек: «Ослушаешься Зевса — жди плохого, а в особенности всего связанного с цепями, печенью и голодными орлами».

Что касается Гестии, никто ее ни в чем не обвинял, но она наверняка сочувствовала Прометею, раз сделала все, чтобы его жертва не оказалось напрасной. Она стала богиней всех очагов во всем мире. В каждом жилище смертных центральный очаг был посвящен ей. Если вам нужна была защита, к примеру, вас кто-то преследовал или намеревался выбить из вас дух, вам нужно было подбежать к ближайшему очагу, и никто не мог вас там тронуть. А все живущие в этом доме были обязаны предоставить вам убежище, если вы того просили. Самые важные клятвы в семье давались именно у очага, а когда в жертву богам приносилась порция приготовленной пищи, ее часть была всегда адресована Гестии.

Появлялись все новые деревеньки и города. В любом городе можно было найти центральный очаг, находящийся под непосредственным покровительством Гестии. Послы других поселений первым делом отправлялись к очагу, чтобы сообщить, что они пришли с миром. Если вы попадали в беду, вам нужно было добраться до городского очага, и никто в этом городе не посмел бы причинить вам вред. Наоборот, честь обязывала горожан защищать вас.

Таким образом, Прометей оказался прав. Люди действительно стали вести себя как боги, хорошо это или нет — вопрос другой. Со временем и сами боги привыкли и смирились с этим. Люди стали строить в их честь храмы, приносить аппетитно пахнущие жертвы огню и болтать о том, какие олимпийцы крутые. Что тоже сыграло немалую роль.

И все же Зевс не простил Прометея за ослушание. В итоге Прометей все же обрел свободу, но то уже совсем иная история.

А Гестия же была занята поддержанием мира на Олимпе, и по большей части ей это удавалось, но не всегда.

К примеру, когда ее сестра Деметра так сильно разозлилась на своих братьев, что едва не развязала Нулевую мировую войну…

ДЕМЕТРА-ЗЛАКОЗИЛЛА

Да-да, та самая Деметра.

Не настраивайтесь на что-нибудь особо волнительное, ведь речь пойдет о богине пшеницы, хлебов и прочих злаковых. Деметра просто кипятком брызжет, стоит зайти речи об углеводах.

Хотя, признаюсь, я к ней несправедлив.

Пусть она была богиней земледелия, но ее заботили и другие дела. Среди трех старейших богинь она была средней сестрой, что вылилось в единении мягкого характера Гестии и сногшибательной привлекательности младшей Геры. У Деметры были длинные светлые волосы цвета зрелой пшеницы. На голове она носила корону из колосьев — едва ли большинство людей оценят это как модный аксессуар, но ей нравилось. Еще она любила украшать себя маками, что часто растут на полях зерновых, — во всяком случае, так мне рассказывали. Я не особый любитель прогулок по сельскохозяйственным полям.

Ее ярко-зеленое платье прикрывала темная накидка, из-за чего во время ходьбы это выглядело, как юные ростки, пробивающиеся сквозь плодородную почву. А пахло от нее жасминовыми зарослями под дождем.

Раз Гестия категорически отказалась выходить замуж, Деметра стала первой богиней, к кому было всерьез приковано внимание богов-мужчин. (Гера тоже была красавицей, но ее характер… ну, к этому мы еще вернемся.)

Деметра была не только привлекательна внешне, она была еще и добра (большую часть времени), умела печь вкусный хлеб и печенье и производила впечатление удивительно воинственной особы, куда бы она ни направилась. А перемещалась по миру Деметра на золотой колеснице, запряженной двумя драконами, а на поясе ее посверкивал золотой меч.

Кстати говоря, одно из греческих имен Деметры было Деметра Хрисаор, что означает «Леди с Золотым мечом». Практически готовое название для какого-нибудь фильма про боевые искусства. Согласно кое-каким преданиям, ее меч на самом деле был косой Кроноса, которую она перековала в самый смертельный в мире жатвенный инструмент. Чаще всего она пользовалась им для срезания колосьев пшеницы, но стоило ее разозлить, и она пускала его в ход…

Так вот, она нравилась всем богам-мужчинам. Зевс, Посейдон, Аид — все трое предлагали ей замужество, но Деметра ответила отказом. Ей хотелось свободно путешествовать по земле, обращать бесплодные степи в плодородные поля, уговаривать садовые деревья отяжелеть от фруктов, а бутоны — распускаться в полную силу.

Однажды Зевс решил проявить упорство. Он только что развелся с Темис и пока еще не женился вновь. Ему было одиноко. По неизвестной причине он зациклился на Деметре и решил, что ему просто необходимо с ней сойтись.

Он нашел ее на пшеничном поле (неудивительно). Деметра на повышенных тонах попросила его убраться прочь, но он все шел и шел за ней по пятам.

— Ну, будет тебе! — говорил он. — Всего один поцелуй! А потом, может, еще один. А потом…

— Нет! — закричала она. — Ты уже достал!

— Я царь вселенной! — напомнил Зевс. — Если мы будем вместе, ты станешь царицей!

— Меня это не интересует. — Деметре очень хотелось выхватить свой золотой меч, но Зевс на самом деле был самым могущественным богом в мире, и все, кто решал пойти против него, заканчивали плохо. (Кхе-кхе, как Прометей, кхе-кхе.) Кроме того, она оставила золотую колесницу на другом конце поля, так что не могла просто вскочить на нее и сбежать.

А Зевс не отставал:

— Представь, какими могущественными и классными будут наши дети!

— Уходи.

— Ну же, детка! Не будь такой букой!

Наконец раздражение Деметры достигло пика, и она обратилась змеей, решив, что сможет сбежать, спрятавшись между колосьями.

Плохая идея.

Зевс тоже мог превращаться в животных. Он обернулся змеей и последовал за ней. Проще простого, ведь у змей отличное обоняние, а, как я уже упоминал, от Деметры исходил особый жасмино-дождевой аромат.

Деметра скользнула в какую-то нору, и это стало еще одной глупой идеей с ее стороны.

Зевс последовал за ней. Нора оказалась узкой, так что стоило Зевсу заблокировать вход, и Деметре просто некуда было деваться. Свободного места для превращения не было.

Зевс не выпускал ее из этой ловушки, пока… Предоставлю вашему воображению додумать детали.

Месяцами позже Деметра родила своего первенца — дочку, названную Персефоной. Она оказалась столь прелестной малышкой, что Деметра почти простила Зевса за то, что он заманил ее в этот змеино-любовный капкан. Почти. Они так и не поженились, и на деле Зевс оказался тем еще невнимательным родителем; но дочурка стала светом всей жизни Деметры.

Более подробно о Персефоне чуть позже…

Мне бы очень хотелось сказать, что для Деметры то был единственный такой неприятный случай общения с представителем мужского пола. К сожалению, это не так.

Несколькими годами позже Деметра отправилась отдохнуть на пляж. Она шла по берегу, наслаждаясь уединением и свежим морским воздухом, когда ее заметил Посейдон. Будучи богом морей, он часто подмечал симпатичных девушек, гуляющих по пляжу.

Воды расступились, и явился он, в своих лучших зеленых одеждах, с трезубцем в руке и короной из раковин на голове. (В нем жила твердая уверенность, что в этой короне он просто неотразим.)

— Эй, красавица, — позвал он. — Ты, должно быть, та еще волнистая штучка, потому что ты буквально сбила меня с ног.

Эту фразу он практиковал годами и был счастлив, что наконец выучился выдавать ее по первому желанию.

Деметру, однако, она не впечатлила.

— Уходи, Посейдон.

— Иногда море уходит, — согласился он, — но оно всегда возвращается. Что скажешь, если мы с тобой устроим романтический ужин в моем подводном дворце?

Деметра сделала мысленную заметку на будущее не оставлять колесницу так далеко. Драконы бы оказались неплохой поддержкой. Она решила превратиться в какое-нибудь животное и сбежать, но хорошо помнила, что лучше обойтись без обращения в змею.

«Мне нужен кто-то быстрее», — подумала она.

Ее взгляд скользнул дальше по берегу и наткнулся на табун диких лошадей, несущихся галопом по мелководью.

«Идеально! — обрадовалась Деметра. — Лошадь!»

Она тут же обернулась белой кобылой и, пронесшись по берегу, присоединилась к табуну и затерялась среди других лошадей.

Но у ее плана была парочка серьезных просчетов. Во-первых, Посейдон тоже мог превратиться в коня, что он и сделал — в сильного белого жеребца. И он пустился за ней в погоню. Во-вторых, это Посейдон создал лошадей. Он знал все о них и умел их контролировать.

С чего морскому богу создавать земных животных, подобных лошади? До этого мы еще дойдем. В общем, Посейдон нагнал табун и начал проталкиваться вперед в поисках Деметры — хотя точнее будет сказать, старался учуять ее особый сладкий аромат. Обнаружить ее труда не составило.

На первый взгляд идеальная маскировка Деметры обернулась для нее ловушкой. Другие лошади расступались перед Посейдоном, но Деметру они зажали, не давая ей сбежать. Она запаниковала, испугавшись, что ее затопчут и у нее даже не будет шанса превратиться во что-нибудь другое. Посейдон приблизился к ней и проржал что-то вроде: «Эй, красавица, не ко мне скачешь?»

К вящему ужасу Деметры Посейдон оказался куда настырнее, чем ей бы того хотелось.

В наши дни Посейдона бы наверняка арестовали за подобное поведение. В смысле, не будь он в образе коня. Сомневаюсь, что лошадей можно арестовывать. Но в те времена мир был куда более жестким и грубым местом. Деметра даже не могла пожаловаться на Посейдона царю Зевсу, ведь Зевс был ничем не лучше.

Месяцы спустя сгорающая от стыда и ярости Деметра родила близнецов. И знаете, что оказалось страннее всего? Один из младенцев был богиней, а другой — жеребцом. Даже не хочу пытаться представить, как так могло получиться. Девочку назвали Деспина, но в мифах о ней мало упоминают. Повзрослев, она стала присматривать за храмом Деметры, стала кем-то вроде высшей жрицы зерновой магии или кем другим в этом же духе. Ее брат жеребец получил имя Арион, и он вырос в сверхбыстрого бессмертного коня, который помог Геркулесу и другим героям. Жеребец из него вышел очень классный, хотя я и не уверен, что Деметра была горда сыном, которому каждые несколько месяцев был нужен новый комплект подков и который постоянно тыкал в нее носом, выпрашивая яблоки.

Казалось бы, после такого Деметра должна была навсегда возненавидеть всех этих мерзких и отвратительных мужланов и составить Гестии компанию в Клубе Вечных Холостяков.

Однако пару месяцев спустя она влюбилась в человеческого принца по имени Иасион (хотя, может, и Айсон). Лишнее доказательство того, как далеко успели продвинуться люди после того, как Прометей дал им огонь. Теперь они умели говорить и писать. Стали чистить зубы и расчесывать волосы, носить одежду и даже время от времени принимать ванну. А кое-кто из них был достаточно красив даже для того, чтобы пофлиртовать с богинями.

Этот парень Иасион (не Ясон, тот совсем другой персонаж) был героем Крита. Он был красив и учтив и всегда помогал местным крестьянам, что определенно не могло не тронуть сердца Деметры. Однажды Иасион отправился проверить недавно вспаханные поля и столкнулся там с Деметрой, принявшей облик простой смертной девушки. Они разговорились: «Ой, я так люблю пшеницу!» — «Я тоже! Пшеница — это супер!» — ну, или что-то вроде этого; короче, они влюбились.

Они еще несколько раз встречались на полях. Несколько недель Деметра провела, паря на крыльях любви. Но, разумеется, что-то должно было пойти не так. В следующее их свидание так уж вышло, что Зевсу приспичило взглянуть с Олимпа на землю. Он увидел, как Деметра хорошо проводит время со своим смертным приятелем — объятия, поцелуи и разговоры о пшенице прилагались, — и в голове Зевса помутилось от ревности.

Полная несправедливость, скажите же? Зевс с Деметрой ведь даже не встречались! Но Зевс увидел, как какой-то смертный герой веселится с «его» девушкой, и у него снесло крышу.

Что хорошо, когда ты злишься на смертных, так это то, что они смертные. То есть их можно убить.

Деметра как раз одаривала Иасиона долгим поцелуем, когда в небе громыхнуло. Набежали тучи, сверкнула молния — БА-БАХ! Деметра резко оказалась в одиночестве посреди пшеничного поля, а ее одежды дымились. У ног высилась горка героического пепла.

Она зарыдала и стала выкрикивать проклятья Зевсу, но поделать ничего уже было нельзя. Она заперлась в своих покоях на Олимпе и не выходила оттуда в течение нескольких месяцев. Когда она наконец показалась, у нее на руках был последний ее ребенок — мальчик по имени Плутос. (Нет-нет, не Плутон. Тот тоже персонаж совсем другой оперы.) О нем тоже мало что можно узнать из старых преданий, но он стал младшим богом плодородия и богатства. Он бродил по Греции в поисках трудолюбивых крестьян и одаривал их за старания мешками налички — буквально приходящий на дом лотерейщик.

И вот тогда-то Деметра решила, что с нее хватит. Да, она периодически выбиралась на свидания, но замуж так и не вышла, детей больше не рожала, а ее отношения с мужской божественной частью населения Олимпа оставались натянутыми.

Горький опыт заметно сказался и на ее природной мягкости. Вы можете подумать, разве богиня зерновых в состоянии хоть кого-то напугать, но — ха! Видели бы вы ее, когда она встретилась с тем парнем, Эрисихтоном.

Знаю. Тупейшее имечко. На самом деле оно могло звучать и как «Ирис-ик-тон», да не суть дела. В общем, парниша был местным царевичем, возомнившим себя круче самого яйца. Ему вздумалось построить для себя огромный особняк из дерева, которого было в достатке в лесах неподалеку.

Имелась лишь одна проблема. Самые высокие и красивые деревья — те, которые, как он посчитал, как раз годились для его особняка, — росли в роще Деметры. Мощные дубы и тополя достигали в высоту сотню футов, и в каждом из них жил дух природы, дриада, неразделимая со своим деревом-жилищем. Дриады танцевали на полянах, пели песни о Деметре и плели ожерелья из цветов, в общем, занимались всем тем, что угодно делать дриадам в свободное время.

Все в стране знали, что роща была священной, но Эриса-как-его-там это не остановило. (А давайте я и дальше буду называть его просто Эрисом.) И вот Эрис собрал где-то пятьдесят своих силачей друзей, раздал им наточенные бронзовые топоры, и они все вместе направились к роще.

Стоило дриадам заметить их, и они в ужасе завизжали и призвали Деметру прийти на помощь.

Видимо, богиня у них была на быстром вызове, потому что она в долю секунды оказалась там.

Деметра приняла образ человеческой девушки и шагнула на дорогу, прямо навстречу Эрису и его отряду вооруженных топорами громил.

— О боги! — воскликнула она. — Сколько больших и могучих мужчин! Куда вы направляетесь?

— С дороги, девчонка, — проворчал Эрис. — У нас тут знатная рубка намечается.

— Но вы ведь не собираетесь напасть на эти бедные беззащитные деревья?

— Мне нужны стройматериалы! — взревел Эрис. — Я хочу построить величайший особняк во всем мире!

Его друзья разразились воплями поддержки и угрожающе замахали своими топорами.

— Вам следует остановиться на других деревьях, — Деметра изо всех сил старалась сохранить самообладание. — Это роща Деметры.

— Ха! — презрительно отозвался Эрис. — Это самые высокие деревья во всех окрестностях. А для моего главного зала мне нужны высокие деревья! Мы с моими друзьями будем пировать там каждую ночь! Мы будем устраивать такие великолепные пиршества, что я прославлюсь на всю Грецию!

Его друзья начали восклицать «ням-ням» и причмокивать губами.

— Но это дом для многих невинных дриад! — продолжала настаивать на своем Деметра.

— Если эти дриады попытаются меня остановить, — отозвался Эрис, — я разрублю и их!

Деметра скрипнула зубами.

— А если тебя попытается остановить сама Деметра?

Эрис расхохотался.

— Пусть попробует! Я не боюсь какой-то глупой урожайной богини. А теперь отойди в сторону, иначе я разрублю и тебя, девчонка.

Он плечом оттеснил богиню и направился прямиком к самому большому дереву — огромному белому тополю. Но стоило ему замахнуться топором, как мощный порыв ветра сбил его с ног.

Деметра выросла до впечатляющих размеров — она поднялась над деревьями подобно этакой Злакозилле в своих зелено-черных одеждах, с короной из дымящихся колосьев в золотых волосах и с загнутым лезвием, отбросившим тень на весь отряд смертных.

— ЗНАЧИТ, — прогремела гигантская Деметра, — ТЫ МЕНЯ НЕ БОИШЬСЯ?

Пятьдесят приятелей Эриса тут же побросали свои топоры и бросились наутек, визжа, как маленькие девочки.

Эрис попытался встать, но его колени обратились в желе.

— Нет… Я просто… Ну…

— ТЫ ХОТЕЛ ПРОСЛАВИТЬСЯ СВОИМИ ПИРШЕСТВАМИ?! — проревела Деметра. — И ТЫ БУДЕШЬ ПИРОВАТЬ, ЭРИСИХТОН, — КАЖДУЮ НОЧЬ ВЕЛИЧАЙШИЙ ПИР, КАК ТЫ И ЗАДУМЫВАЛ! Я БОГИНЯ УРОЖАЯ, ГОСПОЖА ВСЕЙ ПИЩИ, И ТЫ БУДЕШЬ ЕСТЬ И ЕСТЬ ДО КОНЦА СВОИХ ДНЕЙ, НО НИКОГДА НЕ НАСЫТИШЬСЯ!

И Деметра исчезла в изумрудной вспышке.

Бедный Эрис бежал, хныча и клянясь всем богам, что он больше никогда и пальцем не дотронется до священной рощи. Но это уже не имело никакого значения. В ту ночь, покончив с ужином, он понял, что все еще так же голоден, как и до его начала. Он съел второй ужин, затем третий, но легче не становилось. Он выпил, наверное, галлон воды, но жажда продолжала его мучить.

За несколько дней голод и жажда стали невыносимыми. Облегчение приходило лишь во сне, но даже в снах он видел еду. А просыпаясь, оказывался опять голодным.

Эрис был богат, но за пару недель спустил практически все свое состояние, только чтобы купить еды. Он ел без остановки, дни напролет. Ничего не помогало. Наконец он остался ни с чем. Друзья от него отвернулись. Отчаяние стало таким сильным, что он даже попытался продать родную дочь в рабство, лишь бы получить денег на еду. К счастью, Деметра не была столь жестокой, чтобы позволить случиться подобному. Когда бедная девушка взмолилась, чтобы хоть кто-нибудь пришел ей на помощь, ее зов услышал Посейдон. Может, он решил, что за ним перед Деметрой остался должок после того случая с лошадиным свиданием. А может, он в принципе не имел ничего против помощи симпатичной смертной. В общем, он взял девушку под свою защиту и сделал ее экономкой в своем подводном дворце. Что же касается Эрисихтона, то он совсем зачах и умер мучительной смертью. Такой вот хеппи-энд.

Молва об этом случае разошлась. Смертные сообразили, что лучше относиться к Деметре со всей серьезностью. Ведь тот, в чьей власти сама пища, может как благословить тебя, так и очень жестко проклясть.

После этого Деметра подумала, что нервы у нее стали ни к черту, и решила расслабиться и просто наслаждаться жизнью, а больше всего во всем мире ее радовала ее старшая дочь Персефона. Нет, конечно же, она любила и других своих детей, но Персефона определенно была на первом месте.

— Хватит с меня трагедий, — сказала себе Деметра, — пора расслабиться и насладиться компанией моей чудесной дочурки!

Как вы могли догадаться сами, ничего путного из этого не вышло.

ПЕРСЕФОНА ВЫХОДИТ ЗАМУЖ ЗА СВОЕГО ТАЙНОГО ВОЗДЫХАТЕЛЯ, ИЛИ ДЕМЕТРА, ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Мне следует быть честным. Я никогда не понимал всей этой шумихи вокруг Персефоны. В смысле, для девушки, едва не погубившей все мироздание, она была, мягко сказать, так себе.

Нет, бесспорно, она была красива. У нее были длинные светлые волосы, прямо как у мамы, и голубые глаза Зевса. За всю свою жизнь она не озаботилась ни единой проблемой и вообще была твердо уверена, что весь мир был создан лишь для ее удовольствия. Полагаю, когда оба твоих родителя боги, прийти к такому выводу не так уж сложно.

Она обожала гулять. Целыми днями она бродила по окрестностям со своими друзьями нимфами и сатирами, переходила вброд речки, собирала букеты на залитых солнцем лугах, ела свежие фрукты прямо с деревьев… Кхм, вообще-то я все это выдумал, но что-то мне подсказывает, что примерно этим и должна была заниматься богиня-подросток во времена, когда смартфоны еще не были изобретены.

Суть в том, что Персефона едва ли желала заниматься чем-либо другим. Ее никак нельзя было назвать неугомонной личностью. Смелостью она тоже не отличалась. У нее не было каких-либо грандиозных планов или захватывающих хобби (за исключением составления букетов). Она просто витала где-то там, наслаждаясь жизнью избалованного, от всего и вся защищенного ребенка, которому всегда и все позволялось. Наверное, это по-своему неплохо, уметь жить так, но я рос совсем в иных условиях, так что особой симпатии Персефона у меня не вызывает.

Но Деметра буквально жила своей дочерью, и я не могу обвинить ее в сверхзаботливости. Ей хватало личного опыта общения с этими подлыми богами-мужчинами. Если уж на то пошло, Персефона вообще появилась на свет из-за змеиного капкана. Ей, можно сказать, повезло, что она не вылупилась из яйца.

Вполне логично, что когда Персефона начала свободно гулять по округе, все боги-мужчины тут же ее заметили и нашли ее невероятно привлекательной. Все они захотели жениться на ней, но понимали: Деметра никогда этого не допустит. Стоило кому-либо из них приблизиться к девушке, и словно из ниоткуда тут же появлялась Деметра на своей запряженной драконами колеснице и с губительным золотым мечом.

Большинство богов смирились и решили поискать для свиданий богиню, с которой будет поспокойнее.

Но один так и не смог выбросить Персефону из головы, и был это Аид, владыка Царства Мертвых.

Идеальный союз, вам не кажется? Старый и вечно хмурый мужик, живущий в самой большой в мире пещере, заполненной душами умерших, умудрился влюбиться в прелестную юную особу, обожающую солнечный свет, цветочки и просторы природы. Разве что-то могло им помешать?

Аид понимал всю безнадежность этого чувства. Персефона была недосягаема. Кроме того, Деметра в принципе не позволила бы ни единому богу приблизиться к дочери. И уж скорее Тартар зацветет, чем она разрешит Аиду встречаться с ней.

Аид старался забыть Персефону. Но ему так было одиноко там, внизу, в Царстве Мертвых, ведь там его окружали одни лишь мертвые. Так что он регулярно надевал свой шлем невидимости и тайком пробирался в мир смертных, где он мог наблюдать за весело проводящей время Персефоной. Другими словами, он стал первым в мире тайным воздыхателем.

Не знаю, случалось ли вам втрескаться в кого-то столь же сильно, но Аид стал буквально одержим. Он носил в карманах портреты Персефоны. Выскреб ножом ее имя на своем обеденном столе из обсидиана — а на это ушло немало труда. Мечтал о ней и постоянно говорил с ней в своем воображении, где признавался ей в любви, а она отвечала, что ей всегда нравились вызывающие у всех окружающих мурашки по коже мужчины в возрасте, живущие в пещерах, забитых мертвыми.

Аид стал таким рассеянным, что больше не мог сосредоточиться на работе, которая заключалась в рассортировке попавших в Царство Мертвых душ, и призраки начали сбегать назад в мир живых или же забредали в части подземного мира, куда им обычно не было хода. Пробки у ворот в Царство стали просто чудовищными.

Настал день, когда Аид сдался. Стоит отдать ему должное: он не стал обманывать Персефону или увозить ее силой, во всяком случае, поначалу. Он подумал: «Ладно, раз Деметра и слушать меня не захочет, может, стоит поговорить с отцом Персефоны?»

Решение о посещении Олимпа далось ему нелегко. Он знал: ему там никогда не рады. И он определенно не хотел просить об одолжении своего наглого младшего братца Зевса, но все же Аид придал себе грозный вид и решительно направился в тронный зал олимпийцев.

Так уж вышло, что Зевс в тот момент пребывал в отличном настроении. Владыка небес только что закончил свою недельную норму божественных обязанностей — составил график облаков, проинструктировал ветры и все прочее, чем еще может заниматься бог неба. Теперь же он расслабленно попивал нектар и в полной мере наслаждался чудесным деньком, грезя об одной прекрасной особе, на которой он собирался жениться: о Гере. Так что, когда Аид увидел его, по лицу Зевса блуждала мечтательная улыбка.

— Владыка Зевс, — поклонился Аид.

— Аид! — вскричал Зевс. — Как дела, мужик? Сто лет тебя не видел!

Аиду не терпелось напомнить Зевсу, что эти «сто лет» случились исключительно из-за того, что тот сам сказал богу мертвых, что ему не рады на Олимпе, но решил об этом не упоминать.

— Хм… ты знаешь… — Аид нервозно запахнулся в свои черные одежды. — Мне нужен совет. Насчет женщины.

Зевс усмехнулся.

— Ты пришел в правильное место! Девушки меня обожают!

— Мда… — Аид засомневался, действительно ли эта была хорошая затея. — Речь об одной конкретной девушке — твоей дочери, Персефоне.

Улыбка Зевса увяла.

— Еще раз?

Аид так долго скрывал свои чувства, что его прорвало. Он признался во всем, даже в том, как преследовал свою возлюбленную. Он клятвенно обещал Зевсу, что станет Персефоне прекрасным мужем, что посвятит ей всего себя и одарит ее всем, чем она только захочет, лишь бы только Зевс дал свое согласие на женитьбу.

Зевс задумчиво огладил бороду. В другой день он бы наверняка впал в ярость от столь сумасбродной просьбы. Он бы молниями отправил Аида назад в его Царство Мертвых, в пылающей одежде, с всклокоченной шевелюрой и дымящегося. Но сегодня у Зевса было хорошее настроение. Его даже в некоторой степени тронуло, что Аид пришел к нему со своей проблемой и был столь искренним. В нем проснулась жалость к своему жутковатому и потерявшему голову от любви брату, а он точно знал, каково это быть одержимым женщиной.

Да, Персефона была его дочерью, но у Зевса имелось множество дочерей от самых разных дам. И Персефона никак не входила в число его особых любимиц. Так что он решил проявить великодушие и отпустить ее.

Он побарабанил пальцами по подлокотнику трона.

— Проблема в Деметре. Э-э… Она ведь дочь Деметры, правильно? Я забыл.

— Да, мой повелитель, — подтвердил Аид.

— Ее любимая дочь, — припомнил Зевс. — Свет всей ее жизни, за которой она присматривает день и ночь и так далее и тому подобное.

— Именно, повелитель, — Аиду стало как-то неуютно. — Может, мне стоит поговорить с Деметрой? Если бы ты смог разбить лед между вами и уговорить ее выслушать меня… Или мне стоит прямо признаться в любви Персефоне?

— Что? — Зевс выглядел потрясенным. — Быть искренним с женщиной? Это никогда не срабатывает, брат. Ты должен проявить настойчивость. Взять то, чего хочешь.

— Э-э… Правда?

— В моем случае это всегда срабатывало, — ответил Зевс. — Предлагаю похищение. Схвати Персефону, пока никто не видит, и утащи к себе. Деметра никогда не узнает, что случилось. А когда до нее дойдет… будет уже слишком поздно! Персефона станет твоей. У тебя будет куча времени, чтобы убедить девушку остаться с тобой в Царстве Мертвых.

В сердце Аида зародилось стойкое сомнение насчет мудрости Зевса.

— Хм… Ты уверен, что это хорошая идея?

— Абсолютно! — заявил Зевс.

Аид задумчиво прикусил губу. Похищение казалось рискованной затеей. Он совсем не был уверен, что Персефоне это понравится, правда, он так мало знал о женщинах… Может, Зевс был прав.

(Заметка на будущее: А ВОТ И НЕТ!)

— Есть лишь одна проблема, мой повелитель, — сказал Аид. — Персефона никогда не бывает одна. С ней всегда либо Деметра, либо нимфы, либо богини-компаньонки. Как мне ее тайно похитить? Даже воспользуйся я своим невидимым шлемом, я не смогу сделать невидимой ее или удержать ее от крика.

Глаза Зевса озорно блеснули.

— Положись на меня. А ты отправляйся готовить колесницу.

Зевс дождался, когда Деметра будет занята своими сельскохозяйственными делами на дальнем конце света — может, в Ливии созревал ячмень или еще что. Не знаю точно.

В общем, Персефона осталась под присмотром своих нимф-компаньонок. Обычно этого было достаточно, но нимф никак нельзя было отнести к профессиональным телохранителям. Их легко можно было отвлечь, как и саму Персефону.

Как обычно, девушки отправились на луга. Утро прошло за исследованием холмов и брызганьем в реке. После вкусного и неторопливого обеда, на время которого они оставили свои платья сушиться на солнце, Персефона решила собрать небольшой букетик.

— Не уходи далеко! — предупредила одна из нимф.

— Не буду! — пообещала Персефона.

Она ничуточки не волновалась. Весь мир был ее песочницей! Все обожали ее, да и потом, что могло случиться, пока она рвала на лугу цветы?

После плотного обеда нимфы так пригрелись и расслабились, что решили подремать.

Персефона шла по склону холма, пока не собрала целый букет растущих здесь в изобилии роз. Удивительно, но у них даже не было шипов. От их дурманящего аромата у девушки закружилась голова. Она забрела еще дальше и заметила целое поле фиалок.

— Какая прелесть!

И она пошла между цветами, срывая самые красивые, а розы, не шедшие ни в какое сравнение с этими фиолетовыми бутонами, были отброшены в сторону.

Вы уже, наверное, догадались, что все это значило, но у Персефоны не возникло ни одной задней мысли. Она и представить не могла, что это Зевс заставлял все эти цветы распуститься, так что каждое следующее поле было еще красочнее и благоухало еще сильнее предыдущего, и Персефона, сама того не замечая, уходила все дальше и дальше от своих компаньонок.

Но как же Зевс, бог неба, мог заставить распуститься цветы? Понятия не имею. Могу предположить, что у него сохранилась некая толика влияния на мать-землю Гею, хоть она тогда и спала. Думаю, Зевс был способен время от времени призывать ее силы, может, поднять горы у него бы и не вышло, но что-нибудь незначительное в виде выросших цветочков? Почему нет?

Персефона переходила с одного цветочного поля на следующее, беспрестанно бормоча: «О-о, какая прелесть! Какая красота!» — и собирала особенно приглянувшиеся цветы.

В конце концов она оказалась за целые мили от своих спящих подружек-нимф, вышла в укромную впадину, заросшую гиацинтами.

Персефона только потянулась, чтобы сорвать прекрасный синий цветок, когда земля задрожала. У ног девушек раскрылась широкая расщелина, из которой вырвались четыре черных коня, тянущие за собой огромную колесницу с одиноким всадником. На нем были темные развевающиеся одежды. Железные перчатки, огромный меч на боку и кнут в руке дополняли образ. Лицо скрывал искусной работы бронзовый шлем с изображениями смертей и пыток.

Оглядываясь назад, Аид всерьез задумается, насколько это была хорошая идея — надевать шлем ужаса на первое свидание, но сделанного не воротишь.

Персефона вскрикнула и села прямо в траву.

Ей стоило броситься бежать, но шок сковал тело. Происходящее банально не укладывалось у нее в голове. Ведь весь мир вращался вокруг нее, все в нем существовало ради нее. Она просто не могла оказаться в опасности. Но в то же время она была абсолютно уверена, что не просила о появлении демонического парня на гигантской черной колеснице, подмявшей под себя ее гиацинты.

Нет, если совсем честно, она время от времени грезила о каком-нибудь красавце, что украдет ее сердце, и они с нимфами часами, хихикая, обсуждали подобную возможность.

Но представшая перед глазами картина никак не соответствовала ее мечтаниям.

Аид снял шлем. Его лицо было еще бледнее обычного. Волосы оказались некрасиво примяты. Он сильно потел, нервничал и постоянно моргал, словно ему в оба глаза попали соринки.

— Я Аид, — писклявым голосом сказал он. — Я люблю тебя.

Персефона вскрикнула еще раз, намного громче.

Не зная, что еще предпринять, Аид схватил ее за руку, дернул к себе в колесницу и пришпорил коней. Вся их черная делегация скрылась под землей. Расщелина захлопнулась.

Единственным свидетелем похищения стал титан Гелиос, которому с его солнечной колесницы а-ля магнит для цыпочек открывался прекрасный вид, благодаря чему он видел практически все, что происходило на земле. Думаете, он тут же схватился за телефон и стал вызванивать Олимп, чтобы сообщить о преступлении?

Неа. Во-первых, у него не было телефона. Во-вторых, Гелиос не любил вмешиваться во все эти божественные мелодрамы. В конце концов, он был титаном. Он считал за большую удачу уже то, что у него была работа и его не вышвырнули в Тартар. Кроме того, похищение никак не входило в список самых сумасшедших происшествий, которые ему приходилось наблюдать, ежедневно проносясь по небу. Какие только безумства не творили эти боги! Чего он не навидался! Когда-нибудь ему определенно стоит написать обо всем этом книгу.

Так что Гелиос просто продолжил свой путь.

Что касается нимф, которые по идее должны были присматривать за Персефоной, то они проспали все похищение. Единственной, кто услышал крик девушки, оказалась та, о которой вы бы точно подумали в последнюю очередь.

В пещере на склоне горы неподалеку титанида по имени Геката мирно занималась своими делами. Геката заведовала магией, жутковатыми по ночам перекрестками и призраками. Этакая первая в мире фанатка Хэллоуина. Обычно она не покидала свою пещеру до наступления темноты, поэтому спокойно читала книги заклинаний или что она там еще могла делать, когда до ее слуха донесся девичий крик.

Может, Геката и была вся из себя темная богиня магии, но злой она не была. Она тут же бросилась на помощь. Но к тому моменту, когда она добралась до луга, все действо уже завершилось.

В дневное время магические силы Гекаты ослабевали. Она смогла понять, что земля разверзлась и чья-то колесница сначала вырвалась на поверхность, а затем вновь скрылась в глубине, но Геката не имела ни малейшего представления, кого похитили и кто был похитителем.

Геката растерялась, не зная, что предпринять. Сами понимаете, взять и позвонить «911» она не могла. Не имея на руках конкретных фактов, она решила вернуться к себе в пещеру и подождать наступления ночи, когда ей, возможно, удастся с помощью заклятий помощнее добыть больше информации.

Тем временем нимфы проснулись и отправились на поиски Персефоны, но та в буквальном смысле слова как сквозь землю провалилась. К тому моменту, когда Деметра вернулась и обнаружила, что ее драгоценная дочурка пропала, нимфы уже открыто паниковали. Не знаю, как Деметра их наказала, но едва ли они легко отделались.

В общем, Деметра впала в истерику. Она носилась по округе, зовя Персефону, пока не сорвала голос. Всех встречных она спрашивала, не видел ли кто, что произошло.

Девять дней Деметра не переодевалась и не принимала ванну. Не ела и не спала. Только и делала, что искала Персефону. Видимо, в какой-то момент она свернула не туда, потому что на десятый день она вновь оказалась неподалеку от пещеры Гекаты.

Геката услышала, как Деметра выкрикивает имя Персефоны, и богиня волшебства тут же сложила два и два. Каждую ночь Геката пыталась узнать, кого именно похитили, но никакие заклинания не срабатывали. Чья-то очень сильная магия покрывала преступника. Геката предположила, что за случившимся стоит какой-то могущественный бог, а может, и не один.

Геката выбежала навстречу Деметре и рассказала богине урожая об услышанном крике и ее подозрениях, что Персефону похитил какой-то бог.

Обезумевшая от горя мать новостям совсем не обрадовалась. Она издала такой громкий вопль, что все растения в радиусе пяти миль высохли и погибли. А в радиусе ста миль все початки кукурузы взорвались попкорном.

— Я найду того, кто это сделал! — взвыла Деметра. — И убью его! А затем убью его еще раз!

Услышав такое, большинство разумных людей предпочтут поскорее удалиться от сумасшедшей, но Геката очень ей сочувствовала.

— Я помогу тебе искать ночью, — предложила она Деметре. — У меня есть факелы, и я хорошо вижу в темноте.

Они искали с заката до рассвета, но безрезультатно.

Геката отправилась к себе отдохнуть, пообещав вновь прийти на помощь после наступления темноты, но Деметра просто не могла остановиться.

Она шла и шла в одиночестве, пока не опустились сумерки и она не обнаружила себя в царстве Элевсин. К тому моменту даже бессмертная богиня начала валиться с ног от усталости. Она решила войти в город, может, на пару минут дать отдых ногам, а затем смешаться с толпой. Вдруг ей удастся увидеть или услышать что-нибудь важное.

Деметра приняла образ старой смертной женщины и направилась к центральному очагу, так как именно туда в поисках помощи местных шли странники. На площади собрался народ, перед которым произносила речь женщина в красивых одеждах и с золотой короной на голове. Деметра была умна достаточно, чтобы сообразить: то, должно быть, была местная царица.

Выяснилось, что царица Метанира вместе со своей семьей и стражниками приносила жертвы богам в честь празднования рождения сына Демофонта. (А может, она хотела извиниться перед богами за то, что дала ребенку такое дурацкое имя.) Так уж вышло, что когда Деметра подошла поближе, царица Метанира как раз делала подношение в честь Деметры. Даже в ее отчаянном положении Деметре должно было стать хоть немного приятно слышать, как к ней обращаются в мольбе, тогда как вон она — стоит буквально напротив.

Будь я на ее месте, я бы дождался, когда царица начнет:

— О великая Деметра…

И тут же выпрыгнул бы вперед в облаке взрывов и фейерверков:

— ЗВАЛИ?!

Может, и хорошо, что никто не сделал меня богом.

Ну так вот, Деметра посчитала это добрым знаком. Она подождала, пока царица не завершит мольбы о благословении своему новорожденному сыну, который и так был очарователен. Толпа начала расходиться, и Деметра направилась к царице, но Метанира заметила ее первой.

— Бабушка! — позвала царица.

Деметра удивленно моргнула и оглянулась в поисках той, к кому могла обращаться Метанира. И лишь затем вспомнила о своем образе.

— Ой, точно! Да, моя царица, — откликнулась Деметра своим лучшим старушечьим голосом.

Царица изучила лицо и одежду Деметры, успевшую превратиться в лохмотья. Несмотря на маскировку, богиня, должно быть, выглядела изнуренной. После десяти дней поисков пахло от нее явно не жасминами.

— Я не знаю тебя, — сказала царица. Ее семья и слуги собрались вокруг.

Деметра подумала, может, стоит вновь превратиться в злакового монстра ростом в сотню футов и напугать их, когда царица приветливо улыбнулась:

— Добро пожаловать в Элевсин! Мы всегда рады гостям, ведь никогда не знаешь, вдруг кто из них окажется замаскированным богом, не так ли?

Царские стражники захихикали. Они наверняка подумали: «Ага, конечно, эта старуха — и богиня».

Деметра кивнула.

— Это очень мудро, моя царица. Очень мудро.

— Есть ли у тебя место, где остановиться? — спросила царица. — Нужна ли тебе пища? Как мы можем тебе помочь?

«Ого, — подумала Деметра, — да она серьезно!»

После стольких дней, проведенных в бесконечной тревоге, когда она как сумасшедшая носилась по всей Греции в поисках своей дочери, столь неожиданная доброта едва не выбила у Деметры почву из-под ног. Эти жалкие людишки видят в ней лишь очередную оборванку, но при этом царица лично заговорила с ней и проявила любезность, которую от большинства знакомых Деметре богов и ожидать не стоило.

Деметра была столь сильно измождена физически и морально, что слезы будто сами собой покатились по щекам.

— Моя дочь! — шмыгнула она. — У меня украли дочь!

Царица ахнула.

— Что?! Какой ужас!

Вперед вышел красивый юноша и сжал ладони Деметры в своих.

— Бабушка, меня зовут Триптолем, первый сын царицы. Я обещаю помочь тебе в поисках твоей дочери, чем только смогу!

Царица Метанира согласно закивала.

— Пойдем с нами, дорогая гостья. Боги видят, как ты устала. Ты ничем не сможешь помочь своей дочери, если умрешь от усталости и голода, пытаясь ее найти. Прошу, останься на ночь в моем дворце. Расскажи, что с тобой приключилось. Отдохни и поешь. А утром мы решим, как нам помочь тебе.

Деметра хотела отказаться. Ей не терпелось продолжить путь. А будучи бессмертной, она могла не волноваться о смерти. Но она на самом деле ужасно устала. А эти люди были так милы. После десяти дней в пути на ее запачканных одеждах появились пятна таких разновидностей плесени и грибка, о которых даже она, богиня растений, не знала.

Она поблагодарила царицу и приняла ее приглашение.

После приятной горячей ванны, одевшись во все чистое и новенькое, Деметра почувствовала себя намного лучше. Она присоединилась к царской семье за ужином и поведала о своих неприятностях, хотя и упустила пару незначительных деталей, к примеру, умолчала о том, что является богиней. Она рассказала, как ее дочь пропала посреди бела дня по время прогулки с друзьями по лугам. И что живущая неподалеку женщина услышала крик, так что сомнений, что ее дочь была похищена, не осталось, но Деметра не имеет ни малейшего представления, кто мог ее забрать и где она сейчас.

Царская семья стала сыпать предложениями: назначить вознаграждение, напечатать портрет Персефоны на пакетах с молоком, завесить город плакатами «ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ». Наконец Триптолем выдвинул самую лучшую идею:

— Я отправлю всадников на все четыре стороны, — сказал он. — Пусть разузнают, что только смогут, и одновременно расскажут о похищении. Будь нашей почетной гостьей и отдохни пару дней. Я понимаю, ты обеспокоена, но это самый быстрый способ обыскать окрестности. Когда мои всадники вернутся, мы будем знать больше.

И вновь Деметра хотела отказаться. У нее сердце останавливалось при мысли о своей бедной дочурке, но придумать ничего лучше она не смогла, и потому согласилась воспользоваться гостеприимством царской семьи. Кроме того, ей и правда стоило отдохнуть пару дней.

Когда первая волна паники после похищения схлынула, настроение Деметры перешло в режим стальной решимости. Сердце подсказывало: Персефона жива — да, ее держат в неволе, но она невредима. Материнский инстинкт не мог обмануть. Сколько бы времени у нее на это ни ушло, Деметра найдет ее. А когда она доберется до похитителя… Ее месть будет страшной. Она утопит его в удобрениях и заставит каждую пору его кожи выстрелить стеблем ячменя, и будет хохотать, слушая его полные ужаса вопли, пока он будет превращаться в самый большой в мире садовый топиари.

Деметра улыбнулась царевичу Триптолему.

— Спасибо тебе за твою доброту. Я согласна.

— Прекрасно!

— Агу! — довольно агукнул новорожденный Демофонт на руках царицы.

Деметра посмотрела на малыша, и ее сердце наполнилось теплом и ностальгией. Казалось, прошло целое столетие с тех пор, когда ее Персефона тоже была такой же маленькой!

— Позвольте мне отплатить за вашу доброту, — сказала Деметра царице. — Я отличная сиделка и знаю, каково это быть мамочкой младенца. Давайте я пригляжу за малышом ночью, а вы сможете спокойно поспать. Обещаю, он будет в полном порядке. Я пошепчу над ним особые заклинания против зла, чтобы он вырос сильным и красивым героем!

Будь я той самой мамочкой, меня бы наверняка напрягло предложение какой-то неизвестной старухи присмотреть ночью за моим ребенком. Но, как вам сейчас станет ясно, царица Метанира отличалась добротой и доверчивостью. Она ужасно жалела эту бабушку, потерявшую дочь. Стоит заметить, что Метанира и правда мало спала после рождения малыша.

— С радостью, — сказала царица, отдавая Демофонта Деметре.

В ту ночь богиня поднесла младенца к печи. Она пела ему колыбельные Олимпа: «Спят усталые сатиры», «Баю-баюшки, циклопик» и прочие. Она напоила Демофонта молоком, смешанным с нектаром, напитком богов, и шептала над ним благословения.

«Я сделаю тебя бессмертным, малыш, — думала Деметра. — Это меньшее, что я могу сделать ради твоей доброй матери. Я сделаю тебя таким сильным, что никто и никогда не похитит тебя, как это произошло с моей бедной дочерью».

Когда мальчик заснул, Деметра опустила его прямо в огонь.

И сейчас вы в ужасе закричали: «Что?! Она зажарила невинного ребенка?!»

Нет-нет, успокойтесь. Ребенок не пострадал.

Его хранила магия Деметры, так что пламя оказалось просто теплым и приятным на ощупь. Демофонт спокойно спал, а огонь принялся сжигать его смертную сущность, запустив процесс превращения его в бога.

Утром царица Метанира не могла поверить своим глазам: ее малыш так вырос! За ночь он набрал несколько фунтов веса! Его глаза блестели, а хватка пальчиков стала куда ощутимей.

— Чем ты его кормила? — ошеломленно спросила царица.

Деметра усмехнулась.

— О, ничего особенного, но я же обещала, что присмотрю за ним. Из него вырастет отличный молодой человек!

За завтраком Триптолем объявил, что его всадники уже отправились в путь и что он ожидает известий уже завтра или послезавтра. Деметру охватило нетерпение. Она едва не поддалась порыву продолжить поиски самой, но все же согласилась дождаться возвращения всадников.

В ту ночь Деметра вновь взяла на себя обязательство присмотреть за маленьким Демофонтом. Она скормила ему амброзии и вновь уложила спать в открытый огонь, а наутро с удовлетворением отметила, что бессмертизация проходит успешно.

— Еще одна ночь — и мы закончим, — решила она.

Когда она отдала за завтраком ребенка царице, Метанира ужаснулась. Ее младенец превратился в четырехмесячного малыша! Она задумалась, что за магию применяла Деметра и прошла ли она проверку на детях. Вдруг эта старуха подливала в молоко Демофонта какой-нибудь гормон роста, и через пару дней у него уже будет накачанный пресс и волосатые подмышки?

Все же царица была слишком воспитанна, чтобы накричать на гостью или обвинить ее в чем-либо, не имея доказательств. Поэтому она оставила свои сомнения при себе. А в глубине души понадеялась, что всадники вернутся сегодня и старуха вскоре покинет их дворец.

К несчастью, всадники не вернулись.

— Уверен, они прибудут к утру, — заверил Триптолем, — и расскажут много полезного.

Деметра согласилась остаться еще на одну ночь. В этот раз после ужина она забрала младенца, даже ни о чем не спросив царицу, словно то было само собой разумеющимся. Сердце Метаниры в тревоге забилось об ребра. Она смотрела, как Деметра уносит Демофонта в свою гостевую комнату, и всеми силами пыталась убедить себя, что все в порядке. Что старуха безвредна. И что она не превратит за ночь ее малыша в перекачанного монстра.

Но уснуть ей не удалось.

Она боялась, что пропустит все детство своего сына. Что проснется утром и увидит, как к ней бежит трехлетний крепыш с щетиной на лице и кричит басом:

— Привет, мам! Как дела?

Наконец Метанира не выдержала. Она прокралась по коридору к комнате Деметры, чтобы проверить, как там малыш.

Дверь была приоткрыта лишь на щелочку. На пороге метались отблески пламени. До слуха Метаниры донеслась колыбельная, но малыш не производил ни звука. Возможно, то был хороший знак и он просто мирно спал. Но что, если ему угрожала опасность?

Царица без стука распахнула дверь… и закричала во всю мощь легких. Старуха спокойно сидела в кресле-качалке, наблюдая, как Демофонт сгорает!

Метанира бросилась к камину и выхватила малыша из огня; не стоит и говорить, как сильно при этом она обожгла руки. Мальчик заплакал, явно расстроенный, что его разбудили от теплого и приятного сна.

Метанира развернулась к Деметре, готовая разорвать ее на кусочки, но старуха первой закричала на нее.

— Что ты делаешь?! — Деметра, сжав кулаки, вскочила с кресла. — Зачем?! Ты же все испортила!

От неожиданности Метанира лишилась дара речи. В это время, желая узнать причину криков, прибежали царевич Триптолем и несколько стражников.

— Что случилось? — спросил Триптолем.

— Схватите эту женщину! — взвизгнула Метанира, прижимая обожженными руками к груди своего ребенка. — Она пыталась убить Демофонта! Хотела сжечь его в камине!

Стражники ринулись было вперед, но Триптолем крикнул:

— Стойте!

Стражники замешкались.

Нахмурившись, Триптолем посмотрел на мать, затем перевел взгляд на старуху. Ему хватало ума, чтобы сообразить: что-то здесь было не так. Малыш плакал, но в целом выглядел невредимым. Ни намека на ожоги. Пеленки даже не потемнели. Да и старуха выглядела скорее рассерженной, чем виноватой или напуганной.

— Что все это значит? — спросил он их гостью.

— Это значит, — проворчала Деметра, — что твоя мать уничтожила великое будущее для своего дитя!

Женщина засветилась. Ее старческое обличье исчезло, и перед ними предстала золотоволосая богиня в мерцающих зеленым светом одеждах и с золотым кривым мечом на боку.

Стражники пороняли свое оружие и сбежали. Наверное, слышали историю об Эрисе.

Королева ахнула. Будучи набожной женщиной, она тотчас признала богиню.

— Деметра!

— Да, — сказала богиня. — Я пыталась сделать тебе одолжение, глупая ты женщина. Еще несколько часов в огне, и твой малыш стал бы бессмертным! Он бы вырос в отличного юного бога и обеспечил бы тебе вечную славу. Но теперь чары разрушены. Он будет просто человеком, великим героем, да, сильным и высоким, но обреченным на жизнь обычного смертного. Он будет просто Демофонтом, а мог бы стать Студифонтом! Фонтом Великим!

Метанира сглотнула. Она не знала, что ей следует сделать, извиниться, поблагодарить богиню или еще что. Облегчение, что с ее малышом все в порядке, никаких ожогов или волосатых подмышек, было таким сильным, что ее мало волновало, бессмертный он или смертный. Ее вполне устраивала перспектива того, что он станет великим героем. Все же она предпочла оставить эти мысли при себе.

— М-мне следовало довериться тебе, — пробормотала Метанира. — Молю тебя, великая Деметра, накажи меня за мою слабую веру, но не вреди моей семье.

Деметра отмахнулась.

— Не глупи. Я не буду тебя наказывать. Я просто расстроена. Вы помогли мне в поисках, и я…

— О! — Триптолем поднял руку, будто желая задать не терпящий отлагательства вопрос.

— Да? — спросила Деметра.

— Вы напомнили мне, — сказал Триптолем. — Один из моих всадников только что вернулся с кое-какими новостями.

— О моей дочери? — Деметра тут же забыла о произошедшем и схватила царевича за плечи. — Вы нашли ее?!

Триптолема нечасто трясли бессмертные богини, и все же он постарался сохранить хладнокровие.

— М-м, не совсем, госпожа. Но всадник рассказал, что он встретил человека, который видел одного парня в таверне далеко к востоку. Тот парень утверждал, что он титан солнца, Гелиос, и пытался впечатлить девушек всякими байками.

Деметра прищурилась.

— Флиртовать с первыми встречными девушками в таверне? Очень похоже на Гелиоса. Хотя и почти на всех остальных богов, если уж на то пошло. И что же он рассказал?

— Судя по всему, о вашей дочери Персефоне. Он заверял, будто бы видел похищение и знает, кто за ним стоит. Но… кхм… имя преступника он не назвал.

— Ну разумеется! — Деметру охватило такое возбуждение, что рубашка Триптолема покрылась травой. — Ой, прости… это отличные новости! Нужно было куда раньше сообразить, что стоит пойти к Гелиосу. Он ведь видит все!

Она поцеловала Триптолема в щеку.

— Спасибо тебе, мой дорогой! Я не забуду твоей помощи. Как только я верну дочь, я награжу тебя в полной мере!

Триптолем попытался выдавить улыбку, но тщетно. Его напугала возможная перспектива, что Деметра и его заставит спать в горящем камине.

— Что вы, не стоит. Правда.

— Нет, я настаиваю! Но сейчас мне нужно спешить!

Деметра обернулась горлицей, которая была одной из ее священных птиц, и вылетела в окно, оставив царскую семью Элевсина справляться с ошеломлением.

Гелиос понял, что у него большие неприятности, как только Деметра ворвалась в его тронный зал. Титан солнца любил расслабиться там в последние часы ночи перед тем, как ему придется вновь оседлать своих огненных лошадей и отправиться на службу.

Он сидел, вальяжно откинувшись на спинку трона, и размышлял обо всех тех безумствах, что ему довелось увидеть прошлым днем. О да, ему определенно стоит когда-нибудь написать книгу. И вдруг бронзовые двери его личных апартаментов распахнулись и к подножию его трона на своей колеснице с двумя драконами подкатила Деметра. Драконы рычали и скалили зубы, заливая слюной золотые ботинки Гелиоса.

— Э-э, привет? — нервно сказал он.

— Где моя дочь? — Голос Деметры был спокоен и неумолимо серьезен.

Гелиос моргнул. Ему очень не хотелось вмешиваться в межбожественные разногласия. Ему за это не платили. Но он решил, что сейчас не время умалчивать информацию.

— Ее забрал Аид, — сказал он и поведал обо всем, что видел.

Деметра едва сдержала крик. Ей не хотелось стать причиной новой эпидемии попкорна. Но Аид?! Из всех отвратительных и кошмарных мужчин-богов, что могли украсть ее драгоценную дочь, Аид был самым отвратительным и кошмарным.

— И почему ты не рассказал мне об этом раньше? — спросила она убийственным, как ее меч, тоном.

— Ну, я…

— Неважно! — оборвала она его. — С тобой я разберусь позже. Когда Зевс узнает, что Аид обесчестил нашу дочь, он придет в ярость!

Она покинула солнечный дворец и направилась прямиком на Олимп.

Вы будете правы, предположив, что ее разговор с Зевсом прошел совсем не так, как она рассчитывала. Она решительным шагом пересекла тронный зал и закричала:

— Зевс! Ты не поверишь, что случилось!

И рассказала ему обо всем, а затем потребовала, чтобы он что-нибудь предпринял.

Странно, но Зевс совсем не выглядел разозленным. Он смотрел куда угодно, только не в глаза Деметре, и без остановки пощипывал кончик своего перуна. По его виску побежала капелька пота.

Деметру поглотило очень холодное и нехорошее чувство — что-то вроде ярости, но столь глубокой, какой она еще никогда не испытывала.

— Зевс, что ты сделал?

— Ну… — робко повел плечами Зевс. — Кажется, Аид что-то упоминал насчет своего желания жениться на Персефоне…

Деметра так сильно сжала кулаки, что на пол закапал золотой ихор.

— И?

— И это отличная партия! Аид силен. Красив… ну, да, он силен.

— Я хочу свою дочь назад! — сказала Деметра. — СЕЙЧАС ЖЕ!

Зевс поерзал на своем троне.

— Слушай, малыш…

— Не называй меня «малыш»!

— Я не могу забрать назад свое слово. Она в Царстве Мертвых. Они женаты. Конец истории.

— Нет, — возразила Деметра. — Никаких концов никаких историй! Пока ко мне не вернется моя дочь, на земле ничего не будет расти! Все посевы погибнут! Люди будут голодать! Все живые существа будут делить со мной мою боль, пока ты не поступишь правильно и не вернешь Персефону!

Деметра с грохотом покинула зал. (Грохот обычно был прерогативой Зевса, но в тот момент она была просто вне себя.) Она вернулась в Элевсин, в царство, где люди помогли ей. Лишь там она позволила зерновым продолжать расти, но во всем остальном мире посевы высохли, как она и предупреждала.

Зевс сказал себе: «Погневается пару дней и перестанет».

Шли недели. Затем счет пошел на месяцы. Тысячи людей начали голодать. А когда люди голодны, они больше не могут сжигать подношения богам и строить новые храмы. Все, что они могут, это обращаться с мольбой к богам двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю: «Спасите нас! Мы голодаем!» Из-за чего у Зевса началась жуткая головная боль.

Кроме того, богам пришлось питаться одной амброзией и нектаром, а это им быстро наскучило. Без зерна у них больше не было хлеба и этих только что из печки шоколадных пирожных с орехами, которые иногда пекла Гера.

Наконец Зевс уступил. Он призвал своего главного посланника, бога по имени Гермес, и сказал:

— Значит, так, Гермес, отправляйся-ка ты в Царство Мертвых и скажи Аиду, что ему придется отослать Персефону назад, иначе не видать нам больше никогда мира… и пирожных.

— Уже лечу, босс. — И Гермес полетел в Царство Мертвых.

Все это время Персефона провела во дворце Аида, на горьком опыте убеждаясь, что мир не вращается вокруг нее.

Сколько бы она ни топала, ни задерживала дыхание и ни звала маму, желаемого она так и не получала.

Она устроила несколько грандиозных истерик. Разнесла свою постель (из-за чего спать на ней стало очень неудобно), пинала стены (отбив при этом ноги), а когда призрачные слуги Аида приносили ей еду, она била тарелки и отказывалась есть, хотя и была голодна.

Вопрос с едой был особенно актуален. В те времена в Греции съесть пищу в чужом доме приравнивалось к подписанию контракта, тем самым ты объявлял себя гостем хозяев. И те обязывались хорошо с тобой обращаться, но взамен и ты должен был вести себя подобающе. По сути это значило, что ты и принимающая тебя в гостях сторона находитесь в дружеских отношениях.

Персефоне совсем не хотелось подписывать этот контракт. Ни за что.

Первые несколько дней она отказывалась покидать комнату. Аид ее и не заставлял, хотя и делал попытки поговорить.

— Слушай, — увещевал он ее, — твой отец согласился на этот брак. Мне жаль насчет всего этого похищения — которое, кстати, было его идеей, — но клянусь, я люблю тебя. Ты потрясающа и прекрасна, и я обещаю…

— Пошел вон! — Она схватила первое, что попалось под руку — то оказалась подушка — и бросила в него. Мягкий снаряд отскочил от груди Аида.

С печалью на лице Аид оставил ее одну.

Где-то на четвертый день Персефоне стало скучно и она вышла из комнаты. Ее никто не останавливал. И она быстро поняла почему. Вне дворца идти было просто некуда. Она застряла в Царстве Мертвых, где во всех направлениях протянулась серая унылая равнина, заполненная умершими, а вместо неба над ними нависал черный туман.

Даже сбеги она из дворца, ее совсем не привлекала идея бродить по этим полям мертвых душ, и она понятия не имела, как вернуться на поверхность.

А знаете, что бесило ее больше всего? Аид отказывался злиться на нее, неважно, сколько бы тарелок она ни разбила и сколько бы простыней ни разорвала и какими бы словами она его ни обзывала. Правда, стоит признать, она знала не так уж много ругательств. Спокойная и защищенная жизнь к этому не располагала, а слово «тупица» едва ли могло оказать желанное воздействие.

Аид спокойно воспринимал все ее выходки и неустанно просил прощения за ее злость.

— Я люблю тебя, — твердил он. — Во всем Царстве Мертвых нет существа ярче, чем ты. С тобой я никогда больше не затоскую о солнце. Ему никогда не сравниться с твоим теплом.

— Ты просто тупица! — отвечала она криком.

После его ухода Персефона подумала, что его слова были даже приятны, если, конечно, забыть об их жалкости и ужасе, который они внушали.

Шли дни. Чем дольше Персефона бродила по дворцу, тем сильнее он ее удивлял. Этот особняк был поистине огромен. Здесь были комнаты, целиком сделанные из золота и серебра. Каждый день слуги Аида приносили ей новые букеты цветов из драгоценных камней: дюжину рубиновых роз на брильянтовых стеблях, подсолнухи из платины и золота с усыпанными изумрудами листьями. Даже на Олимпе Персефоне не приходить видеть столь поражающее воображение богатство.

Она начала понимать, что каким бы жутковатым и мерзким ни был Аид, он обладал огромными силами. Под его контролем были тысячи душ. Он командовал кошмарными монстрами и созданиями тьмы. У него был доступ ко всем подземным богатствам, что делало его богатейшим богом в мире. Что бы Персефона ни ломала, он тут же мог заменить это чем-нибудь лучше.

И все же это место было ей ненавистно. А как иначе?! Она тосковала по солнцу, лугам и живым цветам. В подземном мире царила такая высокая влажность, что она никак не могла согреться. А из-за постоянного полумрака у нее началась глубокая депрессия.

И вот однажды она решительно направилась по тронному залу к Аиду, сидящему в дальнем конце на троне, сложенном из тысяч костей, и разговаривающему с мерцающим призраком. Персефона предположила, что то была душа новоприбывшего из мира смертных, судя по тому, что он рассказывал Аиду последние новости.

— Спасибо, — поблагодарил Аид духа. — Но я не сдамся! И мне все равно, сколько смертных умрет!

Персефона подошла к подножию трона.

— О чем ты говоришь, ужасный ты тип? Кого убиваешь на этот раз?

Казалось, Аид в смятении. Он махнул рукой, и призрак исчез.

— Я… Я не хотел тебе говорить, — начал Аид. — Это бы тебя расстроило.

Что, естественно, лишь сильнее распалило ее любопытство.

— Что происходит?

Аид сделал глубокий вдох.

— Твоя мать злится. Она знает теперь, что это я забрал тебя себе в жены.

— Ха! — у Персефоны будто камень свалился с души. — О, ну теперь у тебя будут огромные неприятности. Она наверняка уже на полпути сюда с целой армией разъяренных нимф и духов зерновых, так?

— Нет, — ответил Аид.

Персефона непонимающе моргнула.

— Нет?

— Она не войдет в Царство Мертвых, — сказал Аид. — Она ненавидит это место. И она ненавидит меня.

— Еще бы! — воскликнула Персефона, хотя она слегка расстроилась. Девушка очень надеялась, что мать спасет ее. Она не сомневалась, что Деметра лично придет за ней, и неважно, нравится или нет ей Царство Мертвых. — Но… я не понимаю. Почему ты сказал, что смертные умирают?

Аид поморщился.

— Твоя мать пытается заставить Зевса вернуть тебя. Деметра наслала на весь мир голод, тысячи людей умирают, но она отказывается что-либо изменить, пока ты вновь не будешь с ней.

У Персефоны едва не подкосились ноги. Что ее мать устроила?!

Деметра всегда была сама мягкость и доброта. Персефона не могла вообразить, чтобы ее мама позволила умереть хотя бы одному колоску, не говоря уже о тысячах людей. Но что-то подсказывало ей, что Аид не лгал.

У Персефоны защипало в глазах. Она не знала, было это от печали, злости или от нахлынувшей тошноты. Тысячи смертных умирали из-за нее?

— Ты должен вернуть меня, — сказала Персефона. — Немедленно.

Аид крепко сжал челюсти. От вечной вялости и слабости не осталось и намека. Он встретился с ней взглядом, и она увидела, что его темные глаза пылают пурпурным огнем.

— Ты теперь вся моя жизнь, — произнес Аид. — Ты дороже любых драгоценностей из земных недр. Мне жаль, что ты меня не любишь, но я буду тебе хорошим мужем. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. И я тебя не верну. Если придется, я отвечу ударом на удар! Я скорее открою врата Царства Мертвых и позволю мертвым хлынуть назад в мир, чем отпущу тебя!

Персефона не знала, что ей делать с этой информацией. Ее сердце будто сжалось до крошечного драгоценного камушка, столь же сияющего и твердого, как брильянт.

Она развернулась и бросилась прочь. Она побежала по еще незнакомому ей коридору, распахнула какую-то дверь и шагнула… в сад.

У нее перехватило дыхание. Она никогда в жизни не видела столь поразительного места. Над головой проплывали призрачные теплые огоньки — может, души особенно солнечных при жизни людей? И похоже, в этом саду было теплее и светлее, чем где-либо еще в Царстве Мертвых. Прекрасные субтропические цветы сияли в темноте. Тщательно подрезанные деревья были усыпаны сладко пахнущими цветами и светящимися неоновым светом фруктами.

Дорожки были выложены рубинами и топазами. Белые березы походили на застывших призраков. Посреди сада тек ручей. На столике неподалеку стоял серебряный поднос с запотевшим графином нектара, а рядом лежали любимые печенья и свежие фрукты Персефоны.

Девушка не могла поверить собственным глазам. Все ее самые любимые цветы и деревья были собраны здесь, в этом саду, и, несмотря на тьму, они цвели и благоухали.

— Что?.. — мысли разбегались. — Как?..

— Тебе нравится? — раздался за ее спиной голос Аида. Он последовал за ней в сад, и впервые она не испытала раздражения, услышав его.

Она обернулась и увидела на его лице едва заметную улыбку. С ней он не выглядел таким уж ужасным.

— Ты… Ты сделал его для меня?

Он пожал плечами.

— Прости, что не удалось закончить раньше. Я пригласил для работы лучших садовников Царства Мертвых. Аскалаф! Где ты?

Из-за кустов вышел худой юноша. В руках он держал садовые ножницы. Судя по его пепельно-белой коже и желтоватому оттенку белков глаз, он был одним из мертвых, но он смог улыбнуться и в целом выглядел намного живее уже встреченных Персефоной зомби.

— Я подрезал розы, повелитель, — сказал Аскалаф. — Госпожа, счастлив с вами познакомиться.

Персефона понимала: ей нужно сказать что-нибудь, хотя бы «здравствуй», но удивление было слишком сильным.

И тут в сад влетела крылатая горгулья и шепнула что-то на ухо Аиду. Его лицо посуровело.

— Прибыл гость, — сообщил он. — Прошу меня простить, дорогая.

Когда он ушел, Аскалаф указал на столик.

— Не желает ли госпожа отведать что-нибудь?

— Нет, — на автомате ответила Персефона. Несмотря на все случившееся, она точно знала: нельзя принимать гостеприимство похитившего тебя бога.

— Как вам будем угодно, — сказал садовник. — Просто я только что сорвал несколько гранатов. Они удивительно вкусные.

Он достал из кармана своей рабочей одежды один фрукт и, положив его на столик, ножом разрезал его на три части. Сотни сочных пурпурно-красных зерен заблестели на светлой мякоти.

Лично я не большой любитель гранатов, но Персефона их обожала. Они напомнили ей о самых счастливых моментах ее жизни на поверхности, полных веселых забав на лугах в компании ее подружек-нимф.

Она посмотрела на соблазнительный фрукт, и ее желудок возмущенно заурчал. Она не ела уже несколько дней. Поскольку она была бессмертной, ей не грозила смерть, но это не отменяло чувство голода.

«От одного кусочка ничего не будет», — сказала она себе.

Сев, она кинула зернышко в рот и поразилась, каким вкусным оно оказалось. Она и не заметила, как съела целую треть фрукта. Возможно, она бы съела еще, но тут вернулся Аид вместе со своим гостем — богом Гермесом.

— Любовь моя! — позвал Аид, и по его голосу можно было подумать, что он недавно плакал.

Персефона вскочила на ноги и поспешила спрятать за спиной липкие красные пальцы, надеясь, что у нее по подбородку не потек сок.

— М-м-м-хм? — промычала она, поспешно дожевывая последние зерна.

— Это Гермес, — от отчаяния черты лица Аида исказились. — Он… Он пришел, чтобы забрать тебя назад.

Персефона сглотнула.

— Но… ты сказал…

— Приказ Зевса, — голос Аида был таким печальным, но Персефона даже забыла, что для нее это была хорошая новость. — Я с радостью сразился бы ради тебя с любым богом, но даже я не могу пойти против всего совета олимпийцев. Я… Я вынужден отказаться от тебя.

Персефона должна была завопить от радости. Ведь именно этого она и хотела! Так почему же ей вдруг стало так грустно? Этот погасший взгляд Аида убивал ее. И это после того, как он построил для нее этот сад. Он хорошо с ней обращался… ну, по крайней мере, после похищения, которое было идеей Зевса. Он был даже готов распахнуть врага мертвых, лишь бы удержать ее рядом.

Но Гермеса все эти тонкости явно не волновали.

— Ну что, все прекрасно складывается! — улыбнулся он Персефоне. — Готова отправляться? Только ответь на несколько стандартных вопросов. Я обязан их задать — сама понимаешь, все эти таможенные правила пересечения границ. Вступала ли ты в контакт с какими-либо живыми животными?

Персефона нахмурилась.

— Нет.

— Посещала фермы? — продолжил Гермес. — Везешь ли ты наличными средствами больше десяти тысяч драхм в иностранной валюте?

— Э-э… нет.

— И последний вопрос. Ела ли ты что-нибудь в Царстве Мертвых, — и он тут же, извиняясь вскинул руки. — Знаю-знаю, глупый вопрос. Ты ведь умная девушка и в курсе, что если бы ты съела хоть что-нибудь в Царстве Мертвых, тебе бы пришлось остаться здесь навеки!

Персефона откашлялась.

— М-м…

Не знаю, собиралась ли она солгать или нет, но прежде чем она смогла что-либо ответить, в разговор вмешался садовник Аскалаф.

— Покажите им ваши ладони, госпожа.

Персефона вспыхнула, но все же вытянула перед собой ладони, кожа которых все еще была красной от сока.

— Треть граната, — призналась она. — И все.

— О, — замер Гермес. — Упс.

— Она может остаться! — Аид закружил на месте, улыбаясь от уха до уха, но тут же замер, сообразив, что подобное поведение совсем его не красит. — Э-э, я хотел сказать, что она должна остаться. Я… Мне очень жаль, дорогая, если тебя это огорчает. Но не буду скрывать, как я счастлив. Это потрясающая новость!

Персефону раздирали столь противоречивые чувства, что она вконец запуталась.

Гермес почесал голову.

— Это все усложняет. Мне нужно сообщить об этом и ждать новых указаний. Скоро вернусь.

Он полетел на Олимп и рассказал богам о случившемся.

Услышав суть проблемы, Деметра буквально взбесилась. Каким-то образом она даже умудрилась отправить мощнейшее проклятье сквозь землю прямо в сад во дворне Аида в Царстве Мертвых, которое превратило садовника Аскалафа в ящерицу в наказание за то, что он сдал Персефону.

Почему в ящерицу? Понятия не имею. Может, ящерица-зомби показалась ей на тот момент самым жутким вариантом.

Деметра заявила, что мир продолжит голодать, пока к ней не вернется дочь. Аид отправил через Гермеса послание, предупреждая, что он заставит мертвых устроить зомби-апокалипсис, если у него отберут Персефону. У Зевса начала раскалываться голова, стоило ему представить, как его прекрасный мир будет уничтожен, но тут Гестия предложила решение.

— Пусть Персефона проводит время и там, и здесь, — сказала богиня очага. — Раз она съела треть граната, пусть тогда треть года живет с Аидом, а две трети — с Деметрой.

Удивительно, но все боги согласились. Аид был счастлив обществу жены даже всего четыре месяцев год. Деметра тоже пребывала в эйфории, хотя она так никогда и не простила Аида. И всякий раз, когда Персефона находилась в Царстве Мертвых, Деметра становилась холодной и злой и не давала расти посевам.

Согласно старым преданиям, именно поэтому в Греции появилась смена времен года, а в течение самых холодных месяцев осени зерновые перестали колоситься.

Что касается Персефоны, то все пережитое заставило ее повзрослеть. Она полюбила Аида и нашла свое место в Царстве Мертвых, хотя и любила проводить время в мире смертных со своей матерью и старыми друзьями. Титанида магии Геката, что помогала Деметре в ее поисках, переселилась в Царство Мертвых и стала одной из компаньонок Персефоны. Геката осталась довольна. Для занятий магией подземный мир был куда более темным и подходящим местом, чем какая-то пещера, полная сквозняков.

Деметра даже вспомнила обещание, данное Триптолему, царевичу Элевсина. Она подарила ему колесницу, которую приводили в движение два змея, и сделала его богом земледелия, после чего отправила его путешествовать по миру и учить людей агрономии. Звучит не то чтобы круто, но, думаю, Триптолему это понравилось больше перспективы быть брошенным в камин.

И уже после этого Деметра окончательно успокоилась. Больше никаких истерик, что было особенно хорошо, так как на фоне того, что начала вытворять ее сестра Гера, ярость Деметры выглядела бы до обидного пресно.

ГЕРА СТАНОВИТСЯ НЕМНОГО «КУ-КУ»

Начнем с хорошего. Гера была привлекательной, причем я имею в виду по-настоящему сногсшибательную привлекательность.

У нее длинные лакрично-черные волосы, а черты лица величественны и прекрасны, как у супермодели на подиуме. Греки описывали ее глаза как «бычьи». И можете верить или нет, но это комплимент, означающий, что у нее большие глаза теплого коричневого оттенка, глядя в которые ты будто растворялся. Видимо, греки кучу времени пялились на быков.

Так вот, в первое время на Олимпе все боги и титаны поголовно влюблялись в Геру. Что подводит нас к плохой составляющей этого рассказа. Гера отличалась повышенной вспыльчивостью и раздутым донельзя самомнением. Стоило кому-либо приблизиться к ней, и она тут же бросалась в атаку — вспоминала все его прегрешения и мешала с грязью, как настоящий профессионал. В общем, бедняга убегал от нее в слезах и больше никогда не пытался с ней заигрывать.

Мать Рея решила, что Гере не помешает отправиться в закрытую школу для девочек, где бы она немного повзрослела и перестала быть такой несносной. К несчастью, закрытых школ для девочек к тому времени еще не изобрели.

Но Рея нашла выход: она отправила Геру пожить с дядей Океаном и тетей Тефидой на дне самого удаленного от Олимпа моря.

На какое-то время Гера пропала с радаров. Несколько счастливых лет провела она в компании Океана и Тефиды, чей брак по своей стабильности даст сто очков вперед любым другим союзам бессмертных. Гера решила для себя, что хочет такого же замужества. Она будет ждать того единственного правильного парня и не выйдет замуж, пока ее избранник не докажет, что сможет стать верным и достойным мужем.

Ей было отлично известно обо всех неприятностях, приключившихся с Деметрой. Посейдон, Зевс и Аид — все они были полными уродами. Гестия поступила мудро, избрав одиночество.

Но сама Гера не была настроена вечно проходить в незамужних. Ей хотелось мужа, детей, домик в пригороде — в общем, полный пакет. Ей просто нужно было быть очень осторожной при выборе супруга.

По прошествии нескольких лет она вернулась на Олимп и заняла свои личные апартаменты во дворце. Гера научилась более-менее контролировать свой вредный характер, но все же боги-мужчины остерегались открыто с ней флиртовать. Стоило им позволить себе хоть немного легкости, она тотчас ставила их на место.

Поцеловать Геру? Ага, сейчас, неудачник. Сначала покажи обручальное кольцо и справку о финансовой состоятельности в доказательство, что ты сможешь обеспечить семью.

В конце концов большинство богов и титанов решили, что с Герой чересчур много мороки, пусть даже она и бесспорно самая прекрасная богиня во всем творении. (Ну, во всяком случае, на тот момент.)

Но один бог воспринимал ее как личный вызов.

Зевсу не нравилось, когда ему говорили «нет». Да вы и сами уже должны были это заметить.

Он обязательно садился рядом с Герой за обеденным столом и рассказывал ей свои лучшие шуточки. Пел для нее у очага. А увидев, что она идет по коридору, пускался в куретовский танец, лишь бы заставить ее улыбнуться.

Про себя она наслаждалась оказываемым ей вниманием. Зевс умел быть обаятельным, когда он того хотел. Он был красив, с его темными волосами и голубыми глазами, а еще он любил ходить голым по пояс и будто бы случайно напрягать мускулы и выставлять накачанный пресс. Он был в прекрасной форме, без вопросов. И да, большинство женщин посчитали бы владыку всего мира за весьма неплохую партию.

Но только не Гера. Она прекрасно знала о безудержной страсти Зевса к женскому полу. Он уже был дважды женат. У них с Деметрой росла дочь. Не говоря уже о многочисленных слухах о его интрижках с другими богинями, титанидами и даже смертными.

Гера не собиралась становиться одной из победной серии. Она не трофей. Она прекрасно понимала: стоит ей поддаться, и Зевс тут же потеряет к ней интерес, его обаяние иссякнет, и он отправится флиртовать со следующей. От одной этой мысли Гере становилось плохо.

Однажды вечером за ужином он рассказал особенно удачную шутку — что-то про осла, бога и циклопа, зашедших в храм, — и Гера не смогла сдержать смех. В глаза стояли слезы, а дыхание перехватило.

Она бросила взгляд на Зевса и смотрела Зевсу в глаза на секунду дольше, чем следовало. Спохватившись, она откашлялась и поспешила отвернуться, но Зевс заметил ее чувства.

— Я тебе нравлюсь, — сказал он. — И ты знаешь об этом.

— Ты мне? Никогда! — ответила она. — Ты глупец, бабник, негодяй и врун!

— В точку! — воскликнул Зевс. — Это мои лучшие качества!

Она изо всех сил старалась не рассмеяться. Ей еще не встречались парни, настолько невосприимчивые к ее нападкам. Зевс был почти столь же упрям, как и она сама.

— Когда ты уже успокоишься? — спросила она. — Ты меня не интересуешь.

— Никогда! — ответил он. — И я тебя очень даже интересую. Ты и я… царь и царица всего мироздания! Только представь! Мы будем идеальной парой! Ты, без сомнения, самая прекрасная богиня в мире. Да и я, разумеется, чертовски привлекателен.

И он поиграл мышцами. Каким бы конченым выпендрежником он ни был, Гера не могла не признать, что ему было чем похвастаться.

Она покачала головой.

— Как мне убедить тебя, что ты зря тратишь время?

— Никак. Я люблю тебя.

Она фыркнула.

— Ты любишь всех в платьях.

— Это другое. Ты та, которая мне нужна. Я знаю. И ты это тоже знаешь. Просто скажи: «Я люблю тебя». Ты можешь. Тебе полегчает, если ты будешь честной.

— Никогда, — отрезала она. — Я никогда не скажу тебе этого. Ни в жизни.

— О, звучит прямо как вызов! — усмехнулся Зевс. — А если я все же получу от тебя признание в любви, ты выйдешь за меня?

Гера закатила глаза.

— Конечно, Зевс. Раз этого никогда не произойдет, я могу смело пообещать, что если я когда-нибудь скажу… ну, сам знаешь что… то да, я выйду за тебя. Почему бы и нет, ведь ЭТОГО НИКОГДА НЕ ПРОИЗОЙДЕТ!

Зевс подмигнул ей.

— Вызов принят.

И он вышел из-за обеденного стола, а Гера задумалась, не совершила ли она ошибку.

Несколькими ночами позже Гера почти и забыла об этом разговоре. Странно, но и Зевс о нем не напоминал. Если уж на то пошло, с того вечера он стал очень мало внимания уделять Гере, что, вообще-то, должно было принести ей облегчение, но почему-то выводило из душевного равновесия.

«Забудь его! — говорила она себе. — Он наконец уловил намек. И, скорее всего, переключился на другую несчастную богиню».

Она старалась убедить себя, что это хорошая новость. И зависть тут была совсем ни при чем. Это же смешно!

Ночью гора Олимп оказалась в эпицентре жуткой грозы — что по идее должно было насторожить Геру, ведь именно Зевс был богом неба и все дела; но она была слишком занята закрытием окон от ливня.

Она вбежала в спальню и как раз затворяла последние ставни, когда в комнату залетела маленькая птичка и без сил упала на пол.

— Ой! — от неожиданности Гера попятилась. — Как ты здесь оказался?

Птичка беспомощно билась на мраморных плитах, тяжело дыша и дрожа всем телом от холода. Гера присела и поняла, что это кукушка.

Вы когда-нибудь видели настоящую кукушку (не те игрушки, что вылетают из старых часов)? Вот я — никогда. Пришлось провести изыскания. Оказалось, кукушка — та еще странная птица. У нее есть этакий ирокез из головных перьев, который никак не сочетается с гладкими коричнево-белыми крыльями и длинным хвостом. Вообще по ее виду можно подумать, что бедная птица сунула голову в прибор, собранный каким-нибудь сумасшедшим ученым, так что я в некотором роде понимаю, почему слово «ку-ку» стало синонимом слова безумие.

Ну так вот, Гера взяла птичку в ладони. Богиня чувствовала кожей удары крошечного сердечка. Одно из крыльев кукушки оказалось повернуто под неправильным углом. Гера недоумевала, как такая кроха смогла залететь на Олимп. Обычно на такую высоту поднимались разве что орлы, так как воздушное пространство вокруг горы было зоной ограниченного доступа.

Хотя бурные порывы ветра могут творить удивительные вещи. Возможно, бедную птичку просто занесло сюда против ее воли.

— Чудо, что ты остался жив, — сказала Гера кукушке. — Не бойся, малыш. Я позабочусь о тебе.

Она соорудила в изножье кровати нечто вроде гнезда из простынь и с осторожностью опустила в него птичку. Затем высушила ей крылья и напоила парой капель нектара, что явно помогло. Кукушка распушилась, закрыла глаза и стала тихо посвистывать, словно нежная флейта. Гера нашла этот звук весьма приятным.

— Я оставлю его на ночь, — сказала она себе (решив, что это мальчик). — Утром ему станет лучше, и я отпущу его на волю.

Но утром кукушонок и не подумал улетать. Он спокойно сидел на пальце Геры и клевал зерна и орешки у нее с ладони. До того момента у Геры никогда не было домашних питомцев, но этот пернатый вызывал у нее улыбку.

— Из тебя выйдет хороший друг, да? — шепнула она птице.

— Ку-ку! — сказал кукушонок.

У Геры потеплело на сердце, когда она заглянула в эти доверчивые оранжевые глазки.

— Может, мне стоит тебя оставить?

— Ку-ку! — птица в явной симпатии почесала о ее палец клювик.

Гера радостно засмеялась.

— Договорились! Да-да, я тоже тебя люблю.

Тут же кукушонок слетел на пол и принялся расти. В первое мгновение Гера испугалась, что перепоила его нектаром и теперь птица взорвется, что станет очень грустным и грязным событием. Но вместо этого птица приняла облик бога. Перед пораженной Герой встал Зевс в своих сияющих белых одеждах и с золотой короной в черных волосах, которые все еще были приподняты, прямо как у кукушки.

— Отлично сказано, моя леди, — сказал Зевс. — Я тоже тебя люблю! Полагаю, дело можно считать решенным.

Гера была так сильно ошеломлена, что ничего не смогла ответить. Ее затопила злость. Но при этом она не могла не признать, что испытывает пугающее ее саму восхищение тем фактом, каким абсолютно несносным мерзавцем был Зевс. Она растерялась, не зная, что должна сделать: ударить его, расхохотаться или поцеловать? Он был само обаяние.

— Только при одном условии, — твердо заявила она.

— Озвучь его.

— Если я выйду за тебя, — сказала она, — ты будешь мне достойным и верным мужем. Больше никаких интрижек. Никаких измен и преследований симпатичных смертных. Я не позволю выставлять себя на посмешище.

Зевс пересчитал по пальцам.

— Выглядит куда как больше одного. Ну да ладно! Я обещаю!

Гере следовало заставить его поклясться рекой Стикс, а для богов нет ничего серьезнее. Но она этого не сделала, а просто согласилась выйти за него.

После этого кукушка стала одним из ее священных животных. Вам наверняка часто приходилось видеть изображения Геры с такой штукой в руке: с кукушкой или цветком лотоса наверху (лотос был ее священным растением). И если вас вдруг это заинтересует, среди ее священных животных еще была корова, как символ материнства. Лично меня бы не обрадовало, если бы мне сказали: «Эй, малышка, да ты настоящая телочка!» — но Геру, похоже, это не напрягало. Как говорится, чем бы буренка ни тешилась.

Зевс и Гера официально объявили о помолвке, и боги начали подготовку к самой грандиозной свадьбе за всю историю бракосочетаний.

Стоит посочувствовать богу посланий Гермесу, которому пришлось доставлять приглашения. Все боги, титаны, смертные, нимфы, сатиры и животные были приглашены на свадьбу. Надеюсь, улиток оповестили заранее. Сколько же времени у них должно было уйти, чтобы добраться до места.

Можно услышать самые разные версии, где проходила церемония. Мы же остановимся на Крите, как самом приемлемом варианте. Именно там на горе Ида скрывался Зевс, когда был еще ребенком, так что у этого острова была хорошая карма.

Я все еще ломаю голову насчет прибытия гостей… Предположим, ты приглашаешь на вечеринку на Крите зайца, живущего в Италии. Как он должен был туда добраться, вплавь? Он же намочит свой маленький смокинг!

Как бы то ни было, все приглашенные явились, за исключением одной нереально глупой нимфы по имени Хелона. Она жила в Аркадии, что на материковой Греции, в хижине у реки, и, получив приглашение, она тут же его выбросила.

— Подумаешь, — сказала она, — какая-то тупая свадьба. Лучше я дома посижу.

Когда Гермес обнаружил, что ее нет, он очень разозлился. (Видимо, в его обязанности входило еще и проверять гостей по списку.) Он прилетел к Хелоне и обнаружил ее купающейся в реке.

— Что за дела! — возмутился он. — Ты еще даже не одета! Свадьба вот-вот начнется.

— Э-э… — отозвалась Хелона. — Ну, я… Слегка подзадержалась. Но я буду там!

— Да ну? И ты думаешь, я тебе поверю?

— Ну ладно, — признала она. — Я просто хочу посидеть дома.

Взгляд Гермеса посуровел.

— Прекрасно.

Он подошел к хижине Хелоны и поднял весь дом, прямо как Супермен.

— Хочешь сидеть дома? Вот и сиди в нем вечно!

И бросил дом прямо на нее, но вместо того чтобы умереть, Хелона сменила облик. Хижина уменьшилась, подстраиваясь под размеры ее спины, и превратилась в панцирь, так Хелона стала первой в мире черепахой, животным, которое передвигается очень медленно и всегда носит на спине свой дом. Поэтому «хелона» по-гречески значит «черепаха». Ну а что? Вдруг вам попадется этот вопрос на викторине.

Всему остальному миру хватило мозгов, чтобы явиться на свадьбу. Невеста и жених въехали в священную рощу на золотой карете, управляемой Эос, титанидой зари, и по мере их продвижения толпу озаряли красно-розовые лучи света, сигнализирующие о начале нового дня. Церемонию вели Три Судьбы, что лично меня заставило бы немало понервничать. Эти жутковатые старушки могли управлять будущим и в любой момент перерезать нить твоей жизни, так что к данным при них клятвам стоило отнестись со всей серьезностью.

Зевс и Гера стали мужем и женой, царем и царицей всей вселенной.

Ни один гость не забыл о подарке, но последний стал для Геры самым дорогим. Земля задрожала, и на поверхность вырвался побег дерева — молодая яблоня, увешанная твердыми золотыми фруктами. Карточки отправителя не было, но Гера знала: это был подарок от ее бабушки Геи, которая, хоть и спала, но явно почувствовала столь знаменательное событие.

Гера приказала, чтобы яблоню отвезли далеко на запад, на самый край земли, и вновь посадили в чудесном саду, разбитом прямо у ног титана Атланта, все еще держащего на своих плечах небо. Она отправила бессмертного дракона Ладона охранять дерево вместе с гесперидами, дочерьми Атланта, нимфами вечернего неба.

Уж не знаю, с чего Гера решила пересадить яблоню вместо того, чтобы оставить ее на Олимпе. Может, она хотела усложнить жизнь героям, которые захотят в будущем украсть ее яблоки. Если так, то ее план сработал… в большинстве случаев.

Зевс и Гера прожили душа в душу три столетия, что не такой уж большой срок для богов, но куда лучше среднестатистического голливудского брака. У них родились трое ребятишек: мальчик Арес, из тех, кого принято называть проблемными детьми; девочка Геба, ставшая богиней вечной юности, и еще одна девочка, Илифия, выросшая в богиню-родовспомогательницу. С порядком они, конечно, напортачили — родить богиню, помогающую при родах, последней из трех. Будто до Геры с запозданием дошло: «Слушайте, а роды — это чертовски больно! Не откажусь от богини, специализирующейся как раз в этом».

После рождения третьего ребенка у Зевса начался кризис четвертого столетия. Он вспоминал старые добрые деньки, когда, еще будучи холостяком, загонял богинь в змеиные ловушки, и прочие забавы в том же духе. Он вновь начал поглядывать на других женщин и флиртовать с ними.

Да, он обещал быть хорошим мужем, и он был им… какое-то время. Но когда ты бессмертен, все эти клятвы из серии «пока смерть не разлучит нас» приобретают совсем иное значение.

Чем больше он заигрывал, тем больше усиливалась подозрительность Геры.

Больше всего она ненавидела всех этих детей Зевса, рожденных от других женщин. Они то и дело возникали на горизонте, подобно сорнякам. Зевс уверял, что все они были результатом его прошлых отношений, но его словам веры не было. Некоторые из этих отпрысков были смертными, и они явно не выглядели на триста лет с гаком. Стоило объявиться какому-нибудь новому ребенку, и Гера почти слышала, как остальные боги хихикают за ее спиной, обсуждая, какой же она была глупой, когда поверила Зевсу.

Наконец чаша ее терпения переполнилась.

Она заорала на Зевса:

— Хватит делать на стороне детей! Думаешь, это смешно?! Думаешь, мне нравится, что ты нарушаешь свои обещания?!

Зевс нахмурился.

— Это вопрос с подвохом?

— А вот посмотрим, как тебе понравится это! — вскричала Гера. — Я рожу ребенка без тебя, вообще без мужчины! Это будет только мой малыш!

Зевс почесал голову.

— Э-э, дорогая, не думаю, что это сработает…

— Ха! — и Гера покинула тронный зал.

Не имею ни малейшего представления, как у нее это получилось. После свадьбы с Зевсом Гера стала богиней брака и материнства, так что, полагаю, у нее появились определенные способности. Суть в том, что одной лишь силой воли, ну еще, может, серией высокоэффективных дыхательных упражнений, приемов восточной медитации и сбалансированной диеты Гера таки чудесным образом забеременела без чьей-либо помощи.

То была хорошая новость.

Какая же тогда была плохая? Когда малыш родился, любой бы подумал, что как раз ему помощь бы и не помешала. Его голова была странной формы. Все тело покрывали клочки черных курчавых волос. Широкая грудь и мощные руки против кривых тоненьких ножек, причем одна была слегка короче другой. Вместо плача он издавал странное хрюканье, словно ему срочно нужно было в туалет.

Этот малыш был уродливее всех, когда-либо виденных Герой. Несмотря на то, что это был ее родной сын, никаких материнских чувств у нее к нему не было, ни намека на любовь, один лишь стыд.

Лично я не удивлен подобному грустному финалу. Она ведь, по сути, захотела ребенка ради мести — причина, мягко говоря, так себе, но ребенок-то в этом был не виноват.

Гера сказала себе: «Я не могу показать его другим богам. Меня осмеют». И тогда она направилась к открытому окну спальни и посмотрела вниз, вдоль склона Олимпа. До земли было очень далеко.

Кто узнает, что ребенок исчез? Она всегда может сказать, что никогда и не была беременна. Ложная тревога.

И прежде чем она успела передумать и отказаться от этой жуткой идеи, Гера выбросила малыша в окно.

Знаю. Полнейший кошмар. Будто бы ребенка можно вот так просто взять и выкинуть. Но у Геры были те еще заморочки. Один день она была идеальной мамой, а в следующий выбрасывала из окна младенцев.

Но ребенок не погиб. Его имя было Гефест, и мы еще узнаем, что с ним приключилось дальше.

А пока у Геры возникли новые неотложные проблемы.

Когда первый смертный герой посетил Олимп, это стало настоящим событием. Его звали Иксион, и, по всей видимости, он стал первым человеком, сообразившим, что людей можно убивать в бою. Бурные аплодисменты! Получите ваш приз!

Боги оказались настолько поражены тем фактом, что он научился сражаться с другими людьми настоящим мечом, а не просто швыряться друг в друга камнями и рычать на врагов, что решили пригласить Иксиона на пир на Олимп.

Думаете, этот парень показал себя на нем с наилучшей стороны? Как же.

Он слишком много съел и выпил, а хвальбы окончательно снесли ему крышу. Он начал думать, что боги ему друзья, товарищи и братья. Большая ошибка. Как бы любезно к тебе ни относились боги, ты никогда не станешь в их глазах равным им. Запомните раз и навсегда, для них мы все лишь грызуны, научившиеся обращаться с огнем, тараканы, сжимающие в лапках оружие. За нами интересно наблюдать. Время от времени мы можем даже быть полезны, например, когда богам приспичит убить что-нибудь мелкое там внизу, на земле. Но друзья до гробовой доски? Никогда.

Весь вечер Иксион строил глазки Гере, так как она была самой прекрасной женщиной за столом. Зевс был слишком занят пиршеством, чтобы обратить на это внимание, да его это, по сути, мало заботило. Наконец Гера почувствовала себя по-настоящему неуютно и, извинившись, вышла из-за стола.

Иксион решил, что то был намек ему следовать за ней. Этот парень выучился убивать других людей, но ему явно катастрофически не хватало знаний об общении с богинями. Гера ушла, а Иксион, выждав пару минут, сказал богам:

— Слушайте, ваша выпивка уже начинает проситься наружу. Где у вас тут туалет? Или богам туалеты не нужны?

— Вниз по коридору, — ответил Зевс, — первая дверь справа. Там висят таблички «смертные» и «боги». Убедись, что воспользовался правильным.

Иксион поспешил в направлении, в котором скрылась Гера, и обнаружил ее стоящей на балконе и смотрящей на облака.

— Эй, красавица, — позвал он.

Гера вздрогнула. Ей, думаю, стоило превратить его в какого-нибудь слизняка — из тех, что ну очень скользкие, но она банально опешила, ведь этот смертный посмел с ней заговорить.

Иксион же воспринял ее молчание как признак застенчивости.

— Я в курсе, что ты присматривалась ко мне. Ты тоже классная. Как насчет поцелуя?

Он притянул ее к себе рукой и попытался поцеловать. Гера так сильно запаниковала, что только и смогла, что оттолкнуть его и броситься прочь. Она оторвалась от него в лабиринте коридоров дворца, заперлась в своей комнате и подождала, пока ее пульс не придет в норму.

Почему она просто его не испепелила? Ну или хотя бы не превратила в слизняка?

Гера была чересчур ошеломлена. Кроме того, дело еще, может, было и в том, что сам факт заигрывания выбил ее из равновесия. Прошло уже несколько столетий с тех пор, как с ней в последний раз пытались флиртовать. Стоило ей обзавестись мужем, и все остальные мужчины напрочь исчезли из ее поля зрения.

Какие бы прегрешения ей ни приписывали, изменщицей Гера никогда не была. На предательство она не была способна. Она всем сердцем верила, что брак — это навсегда, каким бы он ни был, удачным или нет, поэтому неудивительно, что мелкие интрижки Зевса так сильно ее бесили.

Как только она успокоилась, в ее голове стал зреть план мести. Разумеется, она могла и сама покарать Иксиона. Но почему бы не рассказать обо всем Зевсу? Заставить его хотя бы раз поревновать? Может, если ему придется защищать ее честь, он начнет воспринимать их брачные клятвы хоть немного серьезнее.

Окончательно придя в себя, Гера вернулась в трапезную. Иксион уже сидел за столом и болтал как ни в чем не бывало — вот же наглый проныра! Гера улыбнулась ему, чтобы показать, что она не злится, а затем наклонилась к Зевсу и шепнула:

— Мой повелитель, можно тебя на пару слов?

Зевс нахмурился.

— У меня неприятности?

— Пока нет, — нежно ответила она.

Гера отвела его в коридор и рассказала, что произошло.

Зевс нахмурил брови и задумчиво огладил бороду.

Гера полагала, что он тотчас развернется, ворвется в трапезную и превратит Иксиона в гору пепла, но нет.

— Ты меня слышал? — спросила Гера. — Почему ты не злишься?

— О, я слышал тебя, — Зевс прочистил горло. — Просто… Понимаешь, он гость в моем доме. Он ел нашу пищу. Я не могу испепелить его без должной причины.

— БЕЗ ДОЛЖНОЙ ПРИЧИНЫ?! — закричала она. — Он подбивал клинья к твоей жене!

— Да, да… И это очень серьезно. Но мне нужны неопровержимые доказательства.

— А моего слова тебе недостаточно? — Гера уже была готова сбросить Зевса с балкона и отправиться разбираться с Иксионом сама, но Зевс успокаивающе поднял руки.

— У меня есть план, — сказал он. — Посмотрим, правда ли Иксион собирался оскорбить тебя, или он просто совершил глупую ошибку с перепоя. Как только у нас будут на руках доказательства, никто из богов и слова не скажет против моего решения покарать этого смертного, будь он трижды моим гостем. Доверься мне. Если он виновен, его ждет великое наказание.

Гера сжала кулаки.

— Поступай, как считаешь нужным.

Зевс вытянул руку за перила и подозвал к себе облако, которое уменьшилось и сгустилось до маленького белого смерча, постепенно обретая человеческие формы. Вскоре рядом с ними уже стояла копия Геры, только бледная и холодная.

Беру свои слова назад. То была точная копия Геры.

Ненастоящая Гера посмотрела на Настоящую и сказала:

— Привет.

— Жуть какая-то, — заметила Настоящая Гера.

— Жди здесь, — велел Зевс Настоящей Гере.

И повел Ненастоящую назад в трапезную.

Иксион быстро вернулся к тому, на чем остановился, и открыто продолжил заигрывать с Ненастоящей Герой. К его великому удовольствию, Ненастоящая Гера с готовностью отвечала на ухаживания и вскоре жестом попросила его последовать за ней в коридор. Можете догадаться, что было дальше.

Утром боги с сильно осоловевшими глазами пришли в трапезную на завтрак и с удивлением обнаружили, что, оказывается Иксион остался ночевать, а когда они спросили, как так вышло, герой поведал им, что сама Царица Небес пригласила его в свои апартаменты. Рассказ об этом сопровождало заговорщическое подмигивание.

— Она была у меня прямо как шелковая, — хвастался он. — Сказала, что я куда красивее Зевса и что она собирается сделать меня бессмертным, чтобы быть со мной навеки.

Он с головой углубился в хвалебные речи о себе любимом и о том, что Гера хочет уйти от Зевса и выйти замуж за него. Тем временем Зевс зашел в трапезную и бесшумно встал за спиной Иксиона.

Прошло время, прежде чем до Иксиона дошло, что все сидящие за столом боги уже давно подозрительно молчат.

Он запнулся.

— Он… Он что, стоит за моей спиной?

— Совершенно верно! — весело подтвердил Зевс. — И на будущее, если ты собираешься отбить у кого-то жену, не стоит хвастаться об этом в его же доме. И еще — стоит убедиться, что это действительно его жена, а не манекен из облака.

Иксион с трудом сглотнул.

— Полагаю, у меня неприятности.

— Совсем небольшие, — согласился Зевс.

Никто из богов не протестовал против наказания Зевсом своего гостя. Зевс приказал доставить ему колесо от колесницы и привязал Иксиона к спицам, так сильно натянув его ноги и руки, что те едва не оторвались от туловища. Затем он поджег колесо и забросил высоко в небо наподобие фризби. Иксион стал бессмертным, без вопросов, но только для того, чтобы его страдания длились вечность. Он до сих пор где-то там, на орбите, кружит, горит и кричит:

— Гера! Я думал, я тебе нравлюсь!

Но знаете, что самое удивительное во всей этой истории? У Ненастоящей Геры родился ребенок. Как облако могло забеременеть? Понятия не имею, но их с Иксионом сына назвали Кентавром, который позже, судя по всему, умудрился влюбиться в лошадь — опять-таки, не спрашивайте меня, как так вышло. Но их дети породили целую расу кентавров — наполовину людей, наполовину лошадей.

Как я уже говорил вначале, у меня бы просто не хватило воображения придумать подобное.

Гера надеялась, что после случая с Иксионом Зевс станет более внимательным, но ее постигло разочарование. Напротив, Зевс решил, что после столь удачного отстаивания чести Геры он заслужил право поразвлечься.

Если я попытаюсь рассказать обо всех случаях, когда Гера мстила подружкам Зевса, мы застрянем тут на столетие. Можно сказать, для Геры это превратилось в нечто вроде службы с полным рабочим днем.

Но была одна смертная, которая по-настоящему ее довела. Семела была дочерью правителя Фив, и хотя никто не смел произнести это вслух, все знали, что она была самой красивой смертной своего поколения — прекрасна как богиня, а может, прекраснее даже самой Геры.

Зевс принялся частенько отлучаться в Фивы «за покупками». Разумеется, Гера тут же заподозрила нехорошее, но Зевс умело скрывался. Гере никак не удавалось застать его и Семелу вместе. И вот как-то раз она пролетела над Фивами на золотом облаке и заметила Зевса (тот был в обличье смертного, но Гера все же узнала его), выходящего из дома в лучшем районе города.

Мгновением позже в дверном проеме появилась Семела и помахала ему вслед. Девушка простояла там всего секунду, но и этого хватило, чтобы заметить явные признаки беременности.

Гера зарычала и заворчала сквозь зубы, но она не могла просто взять и убить эту девчонку. Пусть Зевс был распоследним подонком, он был очень могущественным. Узнай он, что Гера убила одну из его подружек, и тогда уже ей самой придется, ой, как несладко, так что ей предстоит решить эту проблему хитростью.

Гера опустилась на своем золотом облаке в Фивы и, приняв облик старухи, постучала в дверь Семелы, решив прикинуться нищенкой или бродячей торговкой.

Семела открыла дверь и ахнула.

— Бероя, это ты?

Гера не имела ни малейшего представления, о ком идет речь, но решила поддержать игру.

— Да, моя дорогая! Это я, Бероя, твоя… э-э…

— Моя няня в детстве!

— Именно!

— О, ты так постарела!

— Спасибо, — буркнула Гера.

— Но я все равно тебя всегда узнаю! Прошу, заходи!

Гере показали дом, и та едва не взорвалась от ярости, отметив, что это место оказалось столь же прекрасным, если не лучше ее собственных апартаментов на Олимпе.

Она невинным голосом спросила, как Семела получила столь чудесный особняк, казавшийся роскошным даже для дочери царя.

— Это… это все мой парень! — с гордой улыбкой ответила Семела. — Он просто чудо и дает мне все, чего бы я ни пожелала. Только посмотри на это ожерелье, что он мне подарил.

И она продемонстрировала Гере ожерелье из нефрита, золота и рубинов, которое оказалось прекраснее всех драгоценностей, когда-либо подаренных Зевсом Гере.

— Какая прелесть. — Гера переборола желание врезать этой девчонке прямо по ее идеальным зубам. — Так кто он, твой парень? Кто-то из местных?

— О… Я не должна никому об этом говорить…

— Но я ведь твоя няня, Берил! — настаивала Гера.

— Бероя, — поправила Семела.

— Я это и имела в виду! Ты можешь все мне рассказать.

Семелу буквально распирало от желания поделиться своей тайной, так что долго уламывать ее не пришлось.

— Ну… Это Зевс, — призналась она. — Владыка небес. Царь всего мироздания.

Гера уставилась на нее будто бы в неверии. Затем с жалостью вздохнула.

— О, моя бедная девочка… Бедная моя крошка…

Семела моргнула. Такой реакции она точно не ожидала.

— Но… я встречаюсь с владыкой всей вселенной!

Гера фыркнула.

— Это он так говорит. Думаешь, сколько парней представлялись так до него? Да чуть ли не все! Откуда ты знаешь, на самом ли деле он бог или просто какой-то старый богач, им притворяющийся?

Семела покраснела.

— Но он сказал, что он Зевс. И он выглядит… божественно.

— А он представил доказательства своих слов?

— Э-э… Ну, нет.

Гера сделала вид, будто обдумывает услышанное.

— Он отец твоего ребенка. Ты должна быть в нем уверена. Ты, кажется, говорила, что он готов выполнить любую твою просьбу?

— Да! Он обещал!

— Заставь его в этом поклясться, — предложила Гера. — А затем попроси его предстать перед тобой таким, каким его знает его жена Гера, — в его истинном божественном обличье. Лишь так ты сможешь убедиться.

Семела обдумала ее слова.

— А если он разозлится?

— С чего, если он по-настоящему тебя любит? Или ты не столь же хороша, как Гера?

— Разумеется, нет!

— И столь же прекрасна?

— Еще прекраснее! Так мне говорил Зевс.

Гера сжала челюсти с такой силой, что у нее треснул один из ее бессмертных зубов.

— Так вперед! Если Гера выдерживает божественное обличье Зевса, то и ты непременно сможешь! Я очень надеюсь, моя дорогая, что он и правда Зевс. Всем сердцем! Но ты должна быть уверена. На карту поставлено будущее твоего дитя. Когда он возвращается?

— Совсем скоро.

— Что ж… О боги, уже столько времени! — засуетилась Гера. — Я была счастлива повидаться с тобой, но мне пора. М-м… кое-какие старушечьи дела.

Гера ушла. А часом позже в дом Семелы вернулся Зевс.

— Привет, малыш! — с порога поздоровался он. И тут же понял, что что-то не так. Семела не подбежала и не поцеловала его, как то было всегда. Она сидела на диване, обхватив руками выпирающий живот.

— Э-э… что случилось? — спросил Зевс.

Семела надула губки.

— Ты сказал, что сделаешь все для меня.

— И сделаю! Хочешь новое ожерелье?

— Нет, — ответила она. — Кое-что другое. И лишь это сделает меня счастливой.

Зевс усмехнулся. Наверное, Семеле вздумалось попросить у него платье, а может, пару этих недавно изобретенных людьми штук… как они там назывались… туфли?

— Все, что пожелаешь! — сказал Зевс.

— Обещаешь?

Он великодушно развел руки.

— Клянусь рекой Стикс! Проси что хочешь, и я выполню любое твое желание.

— Хорошо, — она позволила себе улыбнуться. — Я хочу, чтобы ты предстал передо мной в своем истинном божественном обличье, таким, каким тебя знает Гера.

У Зевса перехватило дыхание.

— Ох… Это плохая идея, малыш. Попроси что-нибудь другое.

— Нет! — Семела вскочила на ноги. — Ты сказал «любое мое желание»! Я хочу доказательства, что ты правда бог! Чем я хуже Геры? Я хочу увидеть тебя таким, каким тебя видит она!

— Но истинное обличье бога… оно не для глаз смертных. Особенно для глаз беременных смертных. Особенно для глаз беременных смертных, которые хотят прожить дольше пары секунд.

— Я выдержу! — заявила она. — Я уверена, я смогу!

А вот Зевс не был столь в этом уверен. Правда, он еще ни разу не пытался предстать в своем истинном обличье перед смертными, но мог предположить, что для обычных людей это могло сравниться с попыткой взглянуть на солнце без защитных очков или на актера с утра пораньше, пока тот еще не успел привести себя в порядок. Другими словами, смертельно опасно.

С другой стороны, Зевс поклялся рекой Стикс, а это дорогого стоило. Кроме того, Семела отличалась раздражительностью. Она была дочерью известного героя Кадма, и если ей казалось, что она сможет взглянуть на истинное обличье бога, возможно, так оно и было.

— Ну ладно, готова? — сдался Зевс.

— Готова.

Смертный покров Зевса вспыхнул, и он предстал во всем своем величии, подобно колонне из закручивающихся молний и огня, — настоящая сверхновая, вдруг вспыхнувшая посреди гостиной Семелы. Мебель тут же загорелась, дверь сорвало с петель, а стекло в окнах взорвалось осколками.

Семела не выдержала. Она испарилась, оставив после себя на стене подпаленный силуэт. Но находившееся в ее утробе дитя выжило, вероятно, потому что было наполовину богом. Бедный малыш вдруг завис в воздухе в том месте, где еще мгновение назад стояла его мамочка. Зевс успел вернуть себе физическую форму как раз вовремя, чтобы успеть подхватить ребенка, прежде чем он ударился об пол.

Разумеется, смерть Семелы шокировала Зевса, но он понимал: главное было спасти малыша. А тот был еще слишком маленьким, до рождения ему оставалось еще несколько месяцев развития.

Зевсу пришлось соображать очень быстро. Он перуном вскрыл себе бедро — должно быть, было чертовски больно — и сунул внутрь ребенка, будто в карман широких штанин. Затем он зашил рану.

Ребят… не пытайтесь повторить это дома. Не сработает.

Но у богов свои законы. Уж не знаю как, но малыш выжил и спокойно себе развивался, пока не оказался готов к появлению на свет.

Неизвестно, говорили ли другие боги Зевсу что-нибудь вроде: «Слушай, Зевс, приятель, чего-то у тебя правое бедро распухло, может, стоит показаться врачу?»

Когда малыш достаточно вырос, Зевс вновь вскрыл себе бедро, и так родился бог Дионис. Рассказ о нем впереди. Поверьте, его появление на свет было наименьшей странностью его жизни.

В общем, Гера отомстила Семеле, и мне бы очень хотелось сказать, что то был самый жестокий ее поступок.

К несчастью, она лишь начала разогреваться.

Другую подружку Зевса звали Эгина. По всей видимости, Эгина слышала о Семеле, так как она не стремилась стать для Зевса «той единственной», ей вполне хватало беспрерывного внимания с его стороны и заваливания себя подарками. Наконец Зевс уговорил ее слетать с ним на один тайный остров.

— Никто никогда не узнает! — заверил он.

— А Гера? — спросила Эгина.

— Она в особенности. — Зевс обратился в гигантского орла и унес ее на остров, который теперь носит ее имя: Эгина.

Зевсу почти удалось выполнить свое обещание. Гера узнала об измене лишь многими годами позже, когда Эгина уже умерла. К тому времени ее и Зевса сын стал правителем острова, на котором он родился. Не знаю, как Гера об этом проведала, но она по-настоящему взбесилась, поняв, что не сможет покарать Эгину лично.

— Да как она посмела умереть, ведь теперь я не смогу ее убить! — бушевала Гера. — Раз так, я вымещу свой гнев на ее сыне.

Его звали Эак (и по мне, ему явно бы не помешала парочка дополнительных согласных в имени). Так уж вышло, что в тот момент у них там шла война, и царь стягивал на остров армию, чтобы защитить свою родину.

Гера призвала огромную ядовитую змею и бросила ее в исток единственной на всем острове реки. Яд быстро распространился по всей системе водоснабжения, и вскоре большая часть населения острова была мертва.

Скажите же, совершенно справедливо? Зевс спит с какой-то смертной, Гера узнает о сыне той женщины и убивает всех в его царстве. Ни намека на психоз, о чем вы.

Как вы сами могли догадаться, Эак запаниковал и отправился в свой дворцовый сад, где было видно голубое небо. Он упал на колени и обратился к Зевсу:

— Слушай, пап, у меня тут вторжение в самом разгаре, а твоя жена убила практически всех моих солдат и большую часть горожан.

С небес донесся голос Зевса:

— Вот блин. Чем я могу помочь?

Эак обдумал возможности. Он посмотрел вниз на клумбы и увидел марширующих по ним муравьев, тысячи крох, не знающих усталости и работящих, как… целая армия.

— А ты знаешь, что было бы очень круто? — сказал Эак. — Если бы ты превратил этих муравьев в моих солдат.

— Договорились! — прогремел Зевс.

Тут же целая колония муравьев превратилась во взрослых мужчин — тысячи закаленных воинов в блестящих красно-черных доспехах, уже выученные маршировать строем и сражаться, четко соблюдая приказы. Им был неведом страх перед врагом. Они были чудовищно сильными и стойкими. Они назвали себя мнрмидоняне и стали самым известным элитным боевым отрядом в Греции, что-то вроде «морских котиков» и «зеленых беретов» Древнего мира. Позже их возглавит знаменитый Ахилл. Может, слышали о нем, ну или хотя бы о его пятке.

Последний штрих к портрету Геры — как у нее только это получалось? — ее способность удивительно быстро переходить от позиции чьего-либо врага к его же другу и vice versa. К примеру, их отношения с Посейдоном.

Поначалу они были друг с другом на ножах. Дело в том, что они оба положили глаз на один и тот же греческий город-царство Аргос. Понимаете, в то время статус покровителя того или иного города значил, ой, как много. По принципу, что если ты бог Нью-Йорка, то это почетно и круто. А вот если ты всего лишь бог какого-нибудь Скрантона в Пенсильвании… то не очень. (Простите, все жители Скрантона. Но вы поняли мою мысль.)

Видимо, Аргос был весьма неплохим местечком, раз и Гера, и Посейдон захотели стать его покровителями. Царь отдал предпочтение Гере. Возможно, ему не хотелось, чтобы его народ вымер от змеиного яда.

Гера была счастлива. Посейдон — нет. Он затопил весь город, а в ответ на возмущение Геры сказал:

— Ладно. Я уведу воды. Все воды.

Море ушло, а все источники и реки во всем царстве пересохли.

Гера опять возмутилась. Дело едва не дошло до масштабных разборок, но в конце концов Посейдон сдался и позволил воде вернуться, но совсем немного, так что Аргос до сих пор остается очень сухим местом. Многие русла стоят пересохшими, пока не пойдет дождь. Гера стала покровительницей Аргоса, что сыграло важную роль в дальнейшем для одного парня по имени Ясон, капитана корабля аргонавтов. Но то совсем другая история.

Я все это рассказал к тому, чтобы отметить, как быстро изменилось отношение Геры после того, как все успокоилось. Они с Посейдоном сели как-то вдвоем и пришли к обоюдному согласию на тему, что Зевс как владыка совсем потерял совесть. Другими словами, они стали первыми в истории Олимпа заговорщиками.

Но я еще вернусь к этому, когда мы начнем обсуждать Посейдона.

А пока отправимся в подземный мир и посмотрим, как там дела у моего любимого бога мертвых и жутковатого тайного воздыхателя в одном лице Аида.

АИД УСТРАИВАЕТ КАПИТАЛЬНЫЙ РЕМОНТ

Мне нравится этот парень.

Нет, серьезно.

Аид, может, тот еще жуткий тип, но ему реально в этой жизни не свезло. Несмотря на то, что он был старшим сыном Реи, к нему все относились как к младшему, так как боги высвободились из желудка Кроноса в порядке, обратном тому, как они туда попали.

Но мало того, когда боги делили зоны влияния в мире, Аиду досталась наименее вдохновляющая его часть — подземный мир.

Конечно, Аид, в принципе, весь из себя такой мрачный, так что вы можете возразить, что ему было судьбой уготовано царствовать там, внизу. Он вечно был погружен в себя и носил все черное. Длинная темная челка закрывала глаза, прямо как у какого-нибудь эмо-подростка из японской манги. А став владыкой Царства Мертвых, он вообще лишился даже намека на румянец, так как раз и навсегда оставил мир смертных.

Даже если бы другие боги хотели поддерживать с ним связь (чего они не хотели), в Царстве Мертвых был бы ужасный прием и нулевой «вай-фай». Будучи там, Аид не имел ни малейшего представления, что происходило на поверхности. Ему приходилось довольствоваться новостями и слухами, рассказываемыми новоприбывшими душами.

По сути, во времена Древней Греции, если тебе нужно было обратиться к Аиду, приходилось в буквальном смысле бить кулаком по земле, лишь так можно было привлечь его внимание. Представляете себе: «Эй, ты там! Я с тобой говорю!»

С чего бы кому-то могло понадобиться внимание Аида? Кто знает.

Со временем все Царство Мертвых стало называться Аид, в честь бога Аида, что весьма сбивало с толку; но подземный мир существовал задолго до появления там бога. Изначально он назывался Эреб, и когда Аид взял на себя бразды правления, это место требовало капитального ремонта.

Начнем с водопровода. В Царстве Мертвых протекают пять разных рек, и вы бы не захотели воспользоваться ни одной из них, чтобы принять ванну или почистить зубы. Наименее опасной из них был Кокитос, река плача, с виду вполне себе спокойная речушка. Она мирно несет свои темно-синие воды по долинам Эреба, и на ее берегах полно подходящих на первых взгляд местечек для пикника, но стоит подойти к ней слишком близко, и вы услышите плач тысяч подвергающихся вечной пытке в ее водоворотах душ.

Воды Кокитоса — это слезы осужденных. Постоите рядом с этой рекой — и депрессия вам обеспечена. А если вы умудритесь дотронуться до воды… поверьте мне, вам этого делать не захочется. Никакие видео с забавными щенками из Интернета не развеселят вас вновь.

Вторая река — Флегетон, река огня. Ее бурные воды несутся по расщелинам Царства Мертвых подобно стремительному потоку горящего бензина, прорубающему себе путь сквозь черные вулканические породы, освещая все вокруг кроваво-красным заревом и наполняя воздух дымом и ядовитыми испарениями, пока наконец он огненным водопадом не направится в самую бездну Тартара, что-то вроде подвала под подвалом.

Так что, да… когда Аид поворачивал кран с горячей водой в душе, ему в лицо било огненным Флегетоном. Неудивительно, что этот парень всегда был в плохом настроении.

Самое удивительное, что вода Флегетона не убивает, даже если ты смертный. Да, она обжигает, подобно радиоактивному чили, вымоченному в кислоте, так что вам захочется умереть, но река была создана как раз для того, чтобы поддерживать в своих жертвах жизнь, чтобы те могли страдать вечно — ура! Многие проклятые души были обречены до скончания веков плавать в ней или стоять, погруженными в ее воды по шею.

Согласно некоторым преданиям, Флегетон со временем сжигал твои грехи и отпускал тебя восвояси, если, конечно, ты на самом деле раскаивался в том, что натворил. Хотите проверить эту теорию? Можете смело нырять. Я, пожалуй, обойдусь.

Река номер три, Ахерон, была рекой боли. Что-что, в ней было больно? Правильно, возьмите с полки пирожок. Ахерон брал начало на поверхности, неподалеку от храма мертвых в Эпире. Может, поэтому многие призраки оказались унесены течением и наполнили реку своей болью и страданиями. Ахерон какое-то время тек по земле, а затем уходил вглубь и попадал в Эреб. Там он разливался и принимал подобие темного, скрытого испариной болота, причиняющего жуткую боль любому, кто оказался достаточно невезучим, чтобы коснуться его вод или хотя бы услышать его течение. Дальше Ахерон разветвлялся на две речки поменьше — Кокитос и Стикс, — которые текли в противоположных направлениях, пока обе не изливались в Тартар.

Четвертая река была моей самой нелюбимой: Лета, река забвения. (У меня за плечами неприятный опыт амнезии. Длинная история.) Так вот, Лета выглядела совершенно безобидной. Почти везде она напоминала спокойную речушку, несущую свои молочно-белые воды по каменистому руслу, а от ее тихого журчания твои веки начинали слипаться. Можно было подумать, что перейти ее труда не составит. Но мой вам совет: даже не думайте.

Одна лишь капля из Леты сотрет вашу краткосрочную память. Вы не вспомните ничего, что пережили за прошедшую неделю. А глоток или погружение в эти воды уничтожит все ваши воспоминания напрочь. Вы не сможете вспомнить ни как вас зовут, ни откуда вы, ни даже тот факт, что «Нью-Йорк Янкиз» куда лучше «Бостон Ред Сокс». Скажите же, жуть берет?

Но для некоторых душ мертвых Лета была настоящим благословением. На ее берегах вечно толпились призраки, спешащие глотнуть из реки и забыть о прошлой жизни, ведь нельзя тосковать о том, чего не помнишь. Некоторым душам даже было позволено воскресать — то есть вновь рождаться в мире смертных для новой жизни. И если ты соглашался на это, ты обязан был сначала выпить из Леты, чтобы забыть предыдущую жизнь. Серьезно, кому захочется вновь переживать двенадцать скучных школьных лет, когда один такой комплект уже есть за плечами?

Берега Леты были усеяны маками, и именно поэтому сок этих цветов усыпляет людей и заглушает их боль. (Мы зовем это опиумом, детишки. И не вздумайте начать употреблять наркотики, потому что НАРКОТИКИ — ЭТО ПЛОХО. Вот так, свою лепту я внес.) В одном месте Лета делала крюк у входа в темную пещеру, где жил бог Гипнос — бог сна. Как там было внутри? Об этом нет описаний, видимо, потому, что все глупцы, решившие зайти внутрь, погружались там в сон и больше никогда не выходили наружу.

Пятой рекой Царства Мертвых был Стикс, река ненависти. Определенно самая известная река, но при этом любое ее упоминание уничтожало на корню даже возможность притока туристов: «Ну что, детишки, поехали на весенние каникулы к реке ненависти? — Ура!»

Стикс протекал в самых глубоких и темных местах подземного мира. В некоторых преданиях утверждается, что эту реку сотворила титанида вод Тефида, а соленые источники со дна океана наполнили ее русло.

Стикс огибал Эреб подобно защитному рву, так что, желая попасть в Царство Мертвых, вам поневоле приходилось его пересекать. (По другой версии, необходимо было пересечь Ахерон, но раз Стикс был ответвлением Ахерона, думаю, оба варианта правильны.)

Эта река была темной и неторопливой и всегда скрыта вонючим туманом, а ее воды разъедали плоть смертных. Смешайте серную кислоту со сточными водами, плесните немного жидкой ненависти, и вы получите Стикс.

И сейчас вы задаетесь вопрос: как вообще кто-либо захочет оказаться в Царстве Мертвых? Я тоже не особо понимаю. Но с самого момента создания первых людей, стоило им умереть, и их души, будто под властью непреодолимого инстинкта, устремлялись вниз в Эреб, подобно леммингам, сигающим с обрыва, или туристам, заполоняющим Таймс-сквер. Сколько ни тверди им, что это дурацкая затея, они все равно продолжают это делать.

Загвоздка была в том, что у душ не было должного способа пересечения Стикса. Кто-то умудрился пускаться вплавь, вот только многие растворились в его водах. Большинство же оставалось бродить на берегу смертных, хныча и указывая на другую сторону: «Я туда хочу!»

Наконец один предприимчивый даймон по имени Харон решил открыть свое дело. Что такое даймон? Это вовсе не те дьяволы-демоны с вилами, хвостом и красной кожей. Даймоны были бессмертными духами, можно сказать, богами, но рангом поменьше. Некоторые из них выглядели как монстры, другие — как обычные смертные. Кое-кто из них был хорошим. А кто-то — плохим. А были и такие, кто просто был и ни во что и никогда не вмешивался.

Этот парень Харон был сыном Нюкты, богини ночи. Он мог принимать разные формы, но чаще всего представал в виде уродливого старика в лохмотьях, с сальной бородой и в остроконечной шляпе. Будь я на его месте и умей я изменять облик, я бы ходил этаким Бредом Питтом, но, видимо, Харон не собирался производить впечатление на призраков.

Как бы то ни было, одним прекрасным днем Харон сообразил, что на другом конце скопилась уйма душ, желающих добраться до Эреба, и тогда Харон построил лодку и занялся переправой людей через Стикс.

Не за бесплатно, разумеется. Он принимал золото, серебро и почти все основные кредитки. А раз порядки в Царстве Мертвых никак не регулировались, Харон сам назначал цену за свои услуги. Если ты ему нравился, он мог перевезти тебя за пару монет. Но если нет, он мог потребовать целое состояние. А если уж тебе так не повезло оказаться похороненным без денег — ну что ж! Ты был вынужден бродить по смертному берегу Стикса вечность. Кое-кто из умерших даже отправлялся назад, на поверхность, где привидением начинал донимать живущих.

Но даже если тебе удавалось пересечь Стикс, ты оказывался в Эребе, в котором царил полнейший хаос. Вообще-то призраки должны были делиться на разные группы, согласно тому, как хорошо они вели себя при жизни. Последние негодяи отправлялись на Поля наказаний, где их ждали особые пытки до скончания веков. Если же ты был хорошим, то путь твой лежал в Элизиум, своего рода Рай, Лас-Вегас и Диснейленд в одном флаконе. А тем душам, которые при жизни не сделали ничего особенно плохого или хорошего, а просто просуществовали положенный им срок (что касалось большинства людей), была уготована вечность на Полях асфоделей, которые сами по себе были местечком неплохим, вот только чудовищно, до разжижения мозгов скучным.

Так в теории должны были классифицироваться души. К несчастью, до того как Аид пришел к власти, никто Царством Мертвых не управлял. Так примерно происходит в школе, когда все учителя заболевают, а школьники оказываются предоставлены сами себе, то есть творят все, что им только вздумается. Падшие души из Полей наказаний перебирались на Поля асфоделей, и никто их не останавливал. А души из Полей асфоделей устраивали вечеринки в Элизиуме. Были еще и святые, которым было приписано отправиться в Элизиум, но, заплутав, они оказывались на Полях наказаний и либо просто не могли оттуда выбраться, либо были слишком добренькими, чтобы кому-то пожаловаться.

Вдобавок далеко не все души, прибывшие-таки по месту распределения, на самом деле заслуживали там оказаться, потому что до появления Аида решение о твоей загробной жизни принималось еще до твоей смерти.

Как это работало? Слабо представляю. По всей видимости, коллегия из трех живых присяжных устраивала тебе мощное собеседование незадолго до смерти и выносила вердикт, чего ты заслуживаешь: Поля наказаний, Элизиум или Поля асфоделей. И не спрашивайте меня, откуда этим судьям было знать, что ты вскоре умрешь. Может, они действовали по наитию. Может, им сообщали о том боги. А может, присяжные кричали на первого попавшегося прохожего: «Эй, ты! А ну быстро сюда! Твоя очередь окочуриться!»

В общем, присяжные выслушивали твои показания и принимали решение о твоей вечной судьбе. Угадайте, что происходило? Люди лгали. Подкупали присяжных. Показывались им в своих лучших костюмах, улыбались, льстили и изображали из себя саму невинность так, чтобы присяжные подумали, что они на самом деле были хорошими. Они приводили свидетелей, чтобы те поручились за них: «О, да, этот парень прожил замечательную жизнь! Он почти никого и не мучил». И все в таком духе.

Многие злодеи умудрились выбить себе дорогу в Элизиум, и многие по-настоящему хорошие люди, не пожелавшие заискивать перед присяжными, оказались на Полях наказаний.

Ну, вы поняли… В подземном мире царила та еще неразбериха. Когда Аид встал у штурвала, он оглянулся и сказал:

— Ну нет! Так дело не пойдет!

И отправился на Олимп, где объяснил ситуацию Зевсу. Необходимость спрашивать одобрения Зевса немного раздражала Аида, но он понимал: любые значительные изменения в вопросах посмертной жизни должны быть согласованы с Главным Боссом тем более, когда речь идет о людях. Боги относились к людям как к совместному имуществу.

Зевс выслушал его и в задумчивости нахмурился.

— И что ты предлагаешь?

— Ну, — начал Аид, — мы можем сохранить коллегию из трех присяжных, но…

— Устроим голосование аудитории! — выдвинул свою идею Зевс. — А в конце каждого сезона будем выбирать Звезду Элизиума из тех смертных, кто наберет большинство голосов!

— Э-э нет, — возразил Аид. — Лично я думал о том, чтобы присяжные были душами умерших, а не живыми людьми. И каждую душу смертного будет ждать суд, как только она окажется в Царстве Мертвых.

— То есть… Никакого соревнования? Хм, жаль…

Аид очень старался сохранять спокойствие.

— Пойми, если присяжными будут духи, уже находящиеся под моим контролем, на них будет невозможно повлиять. Смертные, что предстанут перед ними, не будут иметь при себе ничего лишнего, кроме своей истинной сути. Никаких отвлечений на смазливое лицо или хороший костюм. Они не смогут подкупить присяжных или привести свидетелей. Все их хорошие и плохие деяния будут как на ладони, ведь присяжные в прямом смысле слова смогут видеть их насквозь. Солгать будет невозможно.

— Мне это нравится, — заметил Зевс. — А кого ты выберешь присяжными?

— Думаю, трех почивших царей смертных, — ответил Аид. — Царям часто приходится исполнять роль судей.

— Хорошо, — согласился Зевс. — Если только все эти цари будут моими сыновьями. Идет?

Аид скрипнул зубами. Ему не нравилось то, как его брат во все и всегда вмешивается, но раз практически каждый греческий царь был сыном Зевса, у него все еще был неплохой простор для выбора.

— Идет.

Зевс кивнул.

— А как ты намерен обеспечить исполнение приговора? Как заставишь души отправляться именно туда, куда надо?

Аид холодно улыбнулся.

— О, не переживай. У меня все продумано.

Вернувшись в Эреб, Аид призвал к себе трех бывших царей, все были полубогами — сыновьями Зевса, и назначил их посмертными присяжными: то были Минос, Эак и Радамант.

Затем он вызвал трех фурий — тех самых мстительных духов, что родились из крови Урана многие столетия назад. Аид нанял их в качестве своих инфорсеров, что было хорошей идеей, так как никто не смел и слова сказать против этим демоническим бабулькам с несвежим дыханием и кнутами.

Как и большинство даймонов, фурии умели принимать разные формы, но обычно представали в виде уродливых старух с длинными сальными волосами, в черных лохмотьях и с гигантскими перепончатыми крыльями за спинами. Их огненные кнуты вызывали невыносимую боль как у живых, так и у мертвых, а еще они становились невидимыми в полете, так что невозможно было предугадать, когда они спикируют на тебя.

По приказу Аида они следили за порядком. Иногда он давал фуриям волю, и те начинали безумствовать или придумывали новые пытки для самых худших из павших душ. Он даже иногда отправлял их за еще живыми людьми, если те совершили по-настоящему ужасное преступление — к примеру, убили члена семьи, осквернили храм или горланили ночью в караоке песни «Journey».

Следующее преобразование Аида: он сделал так, чтобы душам умерших стало много проще добираться до Эреба. Он уговорил Гермеса, бога сообщений, присматривать за смертной частью Стикса на случай, если какие-то души там заплутают. Если Гермес видел какого-нибудь растерянного призрака, он указывал ему нужное направление и снабжал симпатичной цветной картой в качестве комплимента от Торговой палаты Царства Мертвых.

Как только мертвые добирались до Стикса, даймон Харон перевозил их на другой берег за установленную плату в одну серебряную монету. Аид убедил его (читай: пригрозил ему) брать со всех одну цену.

Аид также способствовал распространению среди смертных на поверхности слуха, что им лучше всерьез отнестись к похоронным обрядам, иначе их не впустят в Царство Мертвых. Так что, когда ты умирал, твоя семья должна была сделать подношения богам, достойно похоронить тебя и поместить тебе под язык монету, чтобы ты смог расплатиться с Хароном. Не окажись у тебя монеты — и ты будешь обречен вечно блуждать в мире смертных в качестве призрака, а это бесперспективное и скучное занятие.

Как Аид пустил этот слух среди смертных? У него была целая армия чернокрылых мерзких созданий, называемых онейры или даймоны сна, они прилетали к смертным, пока те спали, и награждали их видениями или кошмарами.

Вам никогда не приходилось резко просыпаться от ощущения, что вы падаете? Это проделки онейров. Скорее всего, они подхватили вас, а затем сбросили с высоты, просто из природной вредности. В следующий раз смело бейте кулаком по полу и кричите:

— Аид, скажи своим тупым даймонам угомониться!

Еще Аид усилил охрану ворот в Эреб. Он спустился в Общество защиты Тартара и взял там самого огромного и грозного пса, какого вы только можете себе представить, — настоящего монстра по кличке Цербер, который был чем-то средним между питбулем, ротвейлером и бешеным мохнатым мамонтом. У Цербера было три головы, так что если вы были смертным героем, попытавшимся проникнуть в земли Аида, или же мертвым, решившим выскользнуть наружу, ваши шансы оказаться замеченным и съеденным увеличивались в три раза. В дополнение к острым как бритва клыкам и когтям, Цербер, говорят, еще имел гриву из змей и змею же вместо хвоста. За это поручиться не могу. Я видел Цербера лишь раз, было темно, и почти все мои мысли были сосредоточены на том, чтобы не захныкать и не намочить штаны.

Ну так вот, как только перевезенные души проходили ворота, они распределялись тремя присяжными и отправлялись в определенные для них места согласно полученным билетам. Как я уже говорил, большинство людей за всю свою жизнь не совершают что-либо мало-мальски грандиозного, хорошего или плохого, так что их конечной остановкой были Поля асфоделей, где они бледными тенями слонялись без дела, пища, будто летучие мыши, и стараясь вспомнить, кто они и что здесь забыли. Почти как учителя на первом уроке, не успевшие зарядиться достаточным количеством кофе.

Если ты прожил хорошую жизнь, ты отправлялся в Элизиум, самое лучшее место во всем мрачном Царстве Мертвых. Там ты получал свой личный особняк, сколько угодно еды и напитков и практически первоклассное обслуживание. Ты мог общаться с другими счастливчиками и трепаться с ними целую вечность. Если же Элизиум тебе наскучивал, ты мог сделать глоток из Леты и переродиться для новой жизни.

Некоторые души оказывались хорошими настолько, что умудрялись прожить три добродетельные жизни подряд. Если ты оказывался в их числе, то мог позволить себе уйти на вечный покой на Блаженные острова, что-то вроде частных Кариб в озере посреди Элизиума. Очень немногие смертные столь удачливы или добродетельны, это буквально как вытащить выигрышный билет в лотерею хороших людей.

Но если у тебя за плечами была жизнь, полная плохих поступков, тебя ждал специфический режим содержания: вечность в кипящем масле, сдирание кожи, преследование голодными демонами по полям из осколков стекла или медленное скольжение по острию гигантского лезвия в бассейн с лимонным соком. И все в таком духе, сами можете представить. Большинство наказаний нельзя было назвать такими уж оригинальными, но если тебе довелось по-настоящему разозлить Аида, он всегда мог изобрести новый и весьма интересный способ пытки твоей бессмертной души.

Хотите примеры?

Тантал. Этот парень был реально чокнутый. Он был греческим царем — сыном Зевса, что неудивительно, — которого пригласили на Олимп разделить с богами амброзию и нектар. Огромная честь, согласитесь? Но Тантала обуяла жадность.

— О да, — сказал он после ужина, похлопывая себя по животу, — вкуснота какая! А можно мне собрать в пакетик недоеденное и поделиться с друзьями дома?

— Святой я! — вырвалось у Зевса. — Конечно, нет! Амброзия и нектар очень редки и полны волшебной силы! Нельзя просто так разделить их с кем бы то ни было!

— О… — Тантал выдавил из себя улыбку. — Разумеется. Понимаю… Что ж… В следующий раз увидимся на обеде у меня?

Танталу стоило просто выкинуть это из головы. Вспомнить, что случилось с Прометеем, когда он попытался забрать кое-что, принадлежащее богам, и разделить это с людьми. Но Тантал разозлился. Он почувствовал себя оскорбленным. Боги ему не доверяли! Они не желали, чтобы он прославился как первый смертный, принесший на землю амброзию!

Чем больше он об этом думал, тем сильнее злился. Он пригласил богов на пир к себе во дворец, но лишь затем, чтобы расквитаться с ними, решив про себя, что подаст им самое обидное кушанье, какое только сможет придумать. Он просто пока не знал, что именно.

Так он и стоял на кухне, уставившись в пустые котлы, когда к нему пошел его сын Пелоп.

— Что на ужин, пап? — спросил Пелоп.

Тантал никогда не любил сына. Уж не знаю почему. Может, он понимал, что когда-нибудь этот пацан отнимет у него царство. У всех греческих царей был пунктик на этот счет. Как бы то ни было, Тантал одарил сына нехорошей улыбкой и поднял нож для резки мяса.

— Забавно, что ты спросил.

В тот вечер гости собрались во дворце Тантала на ужин, и им принесли котелок с очень аппетитным тушеным мясом.

— Это что? — спросила Деметра, первая пробуя блюдо. — На вкус как цыпленок.

Тантал собирался подождать, пока все боги не начнут есть, но он просто не смог сдержать возбужденное хихиканье.

— Да так… семейный рецепт.

Зевс нахмурился и отложил ложку.

— Тантал… что ты сделал?

Гера отодвинула от себя тарелку.

— И где твой сын Пелоп?

— Вообще-то, — ответил Тантал, — он прямо здесь, в этом котле. Сюрприз, глупцы! Ха-ха! Ха-ха!

Если честно, я не представляю, чего он ожидал. Он что, правда думал, будто боги начнут хихикать и хлопать его по спине: «О, Тантал, старый ты выдумщик! Как нас провел!»

Олимпийцы пришли в ужас. В конце концов, у них у всех был скрытый посттравматический синдром после того, как их проглотил их же собственный отец Кронос. Зевс выхватил перун и обратил Тантала в горстку пепла, а затем лично оттащил душу царя к Аиду.

— Приготовь для него особое наказание, — сказал Зевс. — Что-нибудь связанное с едой, если можно.

Аид был счастлив выполнить эту просьбу. Он погрузил Тантала по грудь в пруд с чистой водой, так что его ступни оказались скованы в песке дна не хуже, чем цементом. Над головой Тантала покачивались ветки волшебного дерева, увешанные всевозможными соблазнительными фруктами, испускающими дурманящий аромат.

Наказание Тантала состояло в том, чтобы стоять так вечно.

«Ну что ж, — подумал он, — не так уж и плохо».

Затем он проголодался. Он попытался сорвать яблоко, но ветка поднялась ровно настолько, чтобы он не смог до нее дотянуться. Тантал попробовал с манго. Тот же результат. Он хотел подпрыгнуть, но его ступни сковало. Он сделал вид, будто заснул, чтобы, улучив момент, провести атаку на персики. И опять неудачно. Каждый раз, когда Тантал уже уверялся, что вот сейчас-то его пальцы схватят плод, у него ничего не выходило.

Когда ему захотелось пить, он зачерпнул горсть воды, но стоило ему поднести ладони ко рту, как вода волшебным образом испарилась, оставив руки совершенно сухими. Тантал наклонился, надеясь, что ему удастся отпить прямо из пруда, но уровень воды резко понизился. Сколько бы он ни пытался, ему не удалось проглотить ни капли. Голод и жажда все усиливались, хотя и пища и вода были так близко! — настоящие танталовы муки, вот откуда в язык пришло это выражение. В следующий раз, когда вам всеми фибрами души захочется чего-то недостижимого, вы будете испытывать как раз их.

Мораль сей басни? Даже не знаю. Может, «не режьте своих сыновей и не подавайте их гостям на ужин»? По мне, это и так очевидно, но вам виднее.

Был еще один парень, получивший от Аида персональное наказание. Звали его Сизиф. С таким имечком можно заранее предположить, что у него были нехилые закидоны, но он хотя бы не варил сыновей в котле. У Сизифа была другая проблема: он не желал умирать.

Я могу его понять. Я каждое утро просыпаюсь с мыслью: «Знаете, что сделало бы этот день хорошим? Если бы я не умер».

Но Сизиф пошел куда дальше. Однажды на порог его дома ступила Смерть. И под Смертью я имею в виду Танатоса, бога смерти, Мрачного жнеца, одного из главных подручных Аида.

Сизиф открыл дверь, а над ним склонился высокий дядька с черными крыльями.

— Добрый день, — Танатос сверился с блокнотом. — У меня доставка на имя Сизифа — одна мучительная смерть под роспись. Вы Сизиф?

Сизиф попытался скрыть накатившую на него панику.

— Э-э… Да, это я! Заходите! Сейчас, я только найду ручку…

Танатос наклонился, так как проход был для него явно низковат, а Сизиф схватил первый попавшийся под руку тяжелый предмет — то оказался каменный пестик, которым он толок муку, — и ударил им бога смерти по голове.

Танатос свалился без чувств. Сизиф связал его, сунул в рот кляп и затолкал под кровать. Когда миссис Сизиф вернулась домой, она спросила:

— А что это за огромное черное крыло торчит у нас из-под кровати?

Сизиф рассказал, что случилось. Его жену услышанное не обрадовало.

— У нас обоих будут неприятности! — сказала она. — Тебе следовало умереть по-хорошему.

— Я тоже тебя люблю, — пробормотал Сизиф. — Все будет в порядке. Вот увидишь.

Не вышло. Без Танатоса люди перестали умирать. Поначалу никто и не думал возмущаться. Если тебе полагалось умереть, но этого не происходило, с чего жаловаться?

Затем между двумя греческими городами случилось грандиозное сражение, и Арес, бог войны, заподозрил неладное. Он привычно скользил над полем битвы, готовясь насладиться очередной резней. Но когда две армии сошлись, ни один воин не пал. Они просто продолжали сражаться, превращая друг друга в кровавое месиво. Жуткое и грязное зрелище, но при этом никто не умирал.

— Где Смерть? — закричал Арес. — Без Смерти это совсем не весело!

Он покинул поле боя и начал спрашивать по всему миру:

— Извините, вы не видели Смерть? Такого высокого парня с черными крыльями? Любит души собирать?

Наконец кто-то упомянул, будто видел подходящего под описание парня, направляющегося к дому старого Сизифа.

Арес снес входную дверь дома Сизифа, оттолкнул старика и тут же заметил торчащее из-под кровати левое крыло Танатоса. Арес вытащил бога смерти, отряхнул с него комочки пыли и разрезал веревки. Затем оба бога окинули Сизифа разозленными взглядами.

Сизиф попятился в угол.

— Э-э… ребят, я могу объяснить…

БАМ!

Арес и Танатос уничтожили его двойной вспышкой божественного гнева.

Когда душа Сизифа добралась до Царства Мертвых, Сизифу удалось попасть на аудиенцию к самому Аиду.

Старик упал на колени перед троном.

— Владыка Аид, я знаю, я совершил ужасный поступок! Я готов понести наказание, но моя жена! Она похоронила меня неподобающим образом! Разве могу я наслаждаться вечными муками, зная, что она не почтила богов подношениями, как ты наказывал? Прошу, позволь мне вернуться в мир ровно на столько, чтобы отругать мою жену! И я тут же приду обратно!

Аид нахмурился. Разумеется, у него возникли подозрения, но в нем всегда жила уверенность, что духи не могут лгать. (Он ошибался.) Кроме того, слова Сизифа возмутили его. Аид ненавидел, когда люди пренебрегали похоронными обрядами. А не почтить богов подношениями? Это было еще хуже!

— Ладно, — сказал Аид, — отправляйся и поучи уму-разуму свою жену, но не задерживайся. После возвращения тебя будет ждать особое наказание.

— Жду не дождусь! — заверил его Сизиф.

И его душа вернулась в мир. Она нашла остатки своего уничтоженного тела и каким-то образом собрала их в целое. Можете представить себе удивление его жены, когда Сизиф, вновь живой, вернулся домой:

— Дорогая, я дома!

Когда его жена пришла в себя после обморока, Сизиф рассказал ей, как ловко избежал смерти во второй раз.

Вот только ее это совсем не впечатлило.

— Ты не сможешь вечно обманывать Аида, — предупредила она. — Ты сам ищешь себе неприятности.

— Меня уже определили на Поля наказаний, — возразил Сизиф. — Что я теряю? И потом, Аид занят. Перед ним каждый день проходят тысячи душ. Он никогда и не узнает, что я не вернулся.

Несколько лет план Сизифа работал. Он старался держаться тише воды ниже травы. Почти все время он проводил дома, а если ему нужно было куда-то пойти, он нацеплял фальшивую бороду. Аид был занят. Он совершенно забыл о Сизифе, пока однажды Танатос не спросил:

— Слушай, а что ты сделал с тем уродом, что запихнул меня под кровать?

— Э-э… — Аид нахмурился. — Упс.

В этот раз Аид отправил на поиски Сизифа бога посланий Гермеса. Тот носил шлем, так что ударить его по голове было не так просто. Бог посланий притащил Сизифа за шкирку в Царство Мертвых и бросил его к подножию трона Аида.

Аид холодно улыбнулся.

— Значит, ты солгал мне? Ну что ж, я приготовил для тебя кое-что особенное!

Он отвел Сизифа в сердце Полей наказаний, к голой скале в пятьсот футов в высоту, с ровными склонами, поднимающимися под углом в сорок пять градусов, самое оно для скейтбординга. У скалы лежал большой круглый валун размером с малолитражку.

— Прошу, — сказал Аид. — Как только ты закатишь этот камень на вершину скалы — можешь быть свободен. Твое наказание закончится.

Сизиф облегченно выдохнул. Он ожидал куда худшего. Конечно, валун с виду казался тяжеленным и толкать его вверх по склону будет напряжно, но хотя бы не невозможно.

— Благодарю тебя, владыка Аид, — сказал Сизиф, — за твое милосердие!

— Ага, — темные глаза Аида блеснули, — милосердие.

И бог исчез в облаке мрака, а Сизиф приступил к заданию.

К сожалению, очень скоро он обнаружил, что выполнить его было очень даже невозможно. Чтобы лишь катить камень по склону, у него уходили все силы, а стоило Сизифу приблизиться к вершине скалы, как он обязательно выпускал валун. Сколько бы он ни пытался, тот обязательно в итоге оказывался внизу. Либо сначала подминал под себя Сизифа, а потом уже оказывался внизу.

Едва Сизиф делал паузу, чтобы передохнуть, тут же появлялась одна из фурий и хлыстом принуждала его продолжить. Сизиф был обречен вечность катить свой камень на скалу, но так никогда и не достигнуть вершины.

Вот вам еще один хеппи-энд! Арес, бог войны, вновь смог наблюдать, как умирают люди. Миссис Сизиф получила немного спокойствия и тишины. А Танатос, бог смерти, решил больше не звонить в дверной звонок и не спрашивать подпись. С того случая он стал невидимым подбираться к своим жертвам и забирать их души без предупреждения. Так что если вы собирались жить вечно, поймав и связав бога смерти, а потом запихнув его под кровать, вам не повезло.

Так Аид наладил в Царстве Мертвых порядок. На границе Полей асфоделей он возвел себе мрачный дворец, а после женитьбы на Персефоне остепенился более или менее и даже обрел счастье, насколько вообще бог подземного мира может быть счастлив.

Он начал разводить черных быков, чтобы обеспечить себя свежим мясом и молоком, и нанял даймона Менетия ухаживать за ними. Еще Аид посадил целый сад волшебных гранатовых деревьев в честь своей жены.

Олимпийские боги редко заглядывали к нему в гости — за исключением Гермеса, который доставлял сообщения и души, — но если вам случалось оказаться в тронном зале Аида, вы могли столкнуться на входе со спешащим по своим делам Танатосом или увидеть трех знаменитых присяжных. А для развлечения царя из Элизиума приглашались лучшие почившие артисты и музыканты.

Были ли Персефона и Аид счастливы в браке? Сложно ответить. Старые предания даже не могут сказать наверняка, были ли у них дети. По всей видимости, у Персефоны имелась дочь по имени Мелиноя, ставшая даймоном, под чьей властью были призраки и ночные кошмары, но неясно, являлся ли ее отцом Аид или кто другой. Есть версии, будто бы она родилась от Зевса, принявшего облик Аида, что выводит нас на новый уровень отвращения.

Сохранились упоминания о Макарии, дочери Аида и Персефоны, богини блаженной смерти в противоположность мучительным и ужасным смертям, но никаких историй о ней я не знаю.

Как бы то ни было, Аид не был стопроцентно верен Персефоне. Он же бог. Чего вы ожидали?

Как-то раз Аид отправился навестить титана Океана на морском дне. Уж не знаю, чего он там забыл. Может, проверял соленые источники, питающие Стикс. В общем, пока он шатался по округе, ему на глаза попалась прекрасная нимфа-океанида по имени Левка, одна из дочерей Океана. Она была высока ростом, бледна и привлекательна и явно умела произвести впечатление. Закончив с делами, Аид украл ее и увез с собой в Царство Мертвых.

То было всего лишь секундное помешательство, но можете представить, как отреагировала Персефона, когда обнаружила, что ее муж вернулся домой с сувениром в виде какой-то девчонки.

— Либо она, либо я! — прогремела Персефона. — И даже не думай просто отпустить ее назад в океан! Она украла сердце моего мужа и заслуживает смерти!

— М-м… Ладно, — сказал Аид. — В смысле, хорошо! Разумеется, дорогая! О чем я только думал?

Аид побежал к Полям асфоделей, где его ждала Левка.

— Ну и? — спросила океанида. — Ты украл меня и притащил сюда. Что ты намерен со мной делать?

— Понимаешь, у нас ничего не получится, — ответил Аид. — Жена не одобряет.

— Удивительно, — буркнула Левка. — Тогда отвези меня домой!

— Не могу, — вздохнул Аид. — Персефона хочет твоей смерти.

Левка побледнела еще сильнее.

— Но… но это неправильно! Это ты меня украл!

— Все в порядке! — заверил ее Аид. — У меня есть идея. Вместо того чтобы убивать тебя, я превращу тебя во что-нибудь другое — например, в растение. Так ты будешь жить вечно, и я всегда смогу тебя вспоминать.

— Это ужасная идея!

— Может, в дерево? — предложил Аид.

— Нет!

— Высокое, стройное, белое дерево, — решил Аид, — что будет столь же прекрасно, как и ты.

— Я…

ПУФ!

Левка стала первым в мире тополем, и Аид обнял его ствол.

— Спасибо, что ты поняла меня! Я всегда буду тебя помнить!

Тополь быстро размножился, пока не покрыл все Поля асфоделей — что принесло капельку красоты на эти мрачные просторы. Тополь стал одним из священных деревьев Аида, и его рощи были особенно густы на берегах подземных рек, — может, Левка все еще помнила, что ее родиной был океан, и таким образом пыталась прорастить себе путь назад. Удачи в твоем начинании, Левка.

После столь неудачного романа с девушкой-тополем Аид впал в депрессию. И решил отправиться на долгую прогулку по берегу Кокитоса, реки плача, что было весьма странным выбором для того, кто пытался немного развеяться.

Аид заметил сидящую у самой воды привлекательную девушку в бледно-зеленом платье. Подземный ветерок донес до него ее аромат — сладкий и едва уловимый, Аид никогда еще не чувствовал ничего подобного.

Он подошел ближе и пораженно уставился на девушку. Аид вообще имел тенденцию пугать людей, будучи весь из себя такой темный, незаметный и прочее; так что когда девушка его наконец заметила, она от неожиданности вздрогнула.

— Что ты хочешь? — спросила она.

— Э-э… — голова отказывалась работать. Глаза этой девушки были такого же бледно-зеленого оттенка, как и ее платье. — Я Аид. Ты хорошо пахнешь. Кто ты?

Девушка наморщила носик.

— Я Минфа, кто же еще. Дочь Кокитоса.

Аид нахмурился.

— У подземных рек есть наяды? Я не знал.

— Ну, наверное, потому что тут нечем гордиться, — буркнула Минфа. — К твоему сведению, это не так-то легко — быть духом реки плача. Я бы предпочла оказаться на поверхности, где бы я могла наслаждаться солнечным светом и свежим ветерком.

— Я отведу тебя! — вырвалось у Аида. — Всего за один поцелуй я доставлю тебя на поверхность!

Минфа нахмурила брови.

— С чего тебе это делать?

— Я люблю тебя, — как полный дурак признался Аид, но у него был совсем небольшой опыт знакомств с красивыми женщинами. Кроме того, стояла весна. Персефона отправилась к матери в мир смертных, и Аиду было одиноко.

Минфа встала. Она не знала, что и думать насчет этого темного бога, но перспектива путешествия на поверхность ее вдохновила.

— Хорошо, — сказала она.

И поцеловала его. Аид обнял ее, и вместе они растворились в тенях.

А появились на склоне холма неподалеку от греческого города Пилос. Минфа ахнула, впервые увидев голубое небо, солнце и зеленые холмы, простирающиеся до самого горизонта.

Она улыбнулась и обняла Аида, и где-то секунд на двадцать они растворились в любви. Аромат Минфы кружил голову.

Затем что-то изменилось. Аид напрягся. Может, свежий воздух прочистил ему мозги.

— Что я делаю?! — вскричал он, отталкивая от себя Минфу. — Сейчас же весна! Моя жена как раз где-то здесь, заставляет растения расти и прочее в том же духе. Она нас увидит!

— Подумаешь! — заявила Минфа. — Ты сказал, что любишь меня.

— Я… Я… — растерялся Аид.

Зеленые глаза Минфы завораживали. Она была очень красива, и от нее приятно пахло, по Аид вдруг понял, что их любовь обречена. Ему вспомнился убийственный взгляд Персефоны, когда она услышала о Левке.

— Мне нужно назад в Эреб, — сказал Аид. — А ты пока наслаждайся поверхностью.

— Но ты же вернешься? — спросила Минфа.

— Э-э… — Аид так и не смог ответить и просто растворился в тени.

Минфе стоило забыть о нем. Она ведь оказалась в мире смертных! Теперь она могла найти себе новую реку, с которой связала бы свою жизнь. Ее ждала вечность в прекрасных лесах и холмах Греции.

Но нет. То было бы слишком просто!

Тот факт, что Аид оставил ее одну на склоне, жутко ее разозлил. До нее с запозданием дошло, что она без каких-либо усилий окрутила бога подземного мира. То есть она на самом деле должна была быть чертовски красива. И от нее восхитительно пахло. Такая, как она, заслуживает стать царицей.

— Аид любит меня! — закричала она ветру. — Он вернется за мной и сделает меня царицей Царства Мертвых! Я прекраснее Персефоны, чудеснее, и я пахну лучше, и еще…

Склон холма заходил ходуном. Трава и цветы закружились в массивном облаке-воронке, в котором в образе пятидесятифутового гиганта возникла богиня Персефона.

В ту же секунду Минфа поняла, какую страшную ошибку она совершила.

— ТЫ И ПРЕКРАСНЕЕ МЕНЯ?! — прогрохотала Персефона. — АГА, КОНЕЧНО! НО ТЫ И ПРАВДА ПРИЯТНО ПАХНЕШЬ. ДУМАЮ, Я СМОГУ НАЙТИ ТЕБЕ ПРИМЕНЕНИЕ В КАЧЕСТВЕ РАСТЕНИЯ!

Персефона подняла ногу, обутую в гигантскую сандалию, и раздавила Минфу. Затем повела подошвой по склону холма, и из земли проклюнулись крошечные зеленые листочки. Стоило их разломать, и от них начинал исходить чудный аромат. Персефона решила назвать это растение мятой, а тот самый холм, на котором она впервые выросла, стал называться горой Минфы.

Так что в следующий раз, когда закажете мороженое с крошкой мятного шоколада, можете мысленно поблагодарить Персефону, хотя, возможно, теперь вам станет невмоготу есть его, зная, что его сделали из раздавленной наяды.

После этого Аид почти и не заводил романов и практически все время проводил в своем дворце, занимаясь делами.

А вот смертные герои иногда сильно ему досаждали. Один за другим они оказывались перед ним и начинали выдвигать требования. Одному нужен был его пес Цербер. Другой хотел, чтобы Аид вернул к жизни его возлюбленную. А был и такой, который даже попытался украсть Персефону. Может, когда-нибудь я расскажу вам их истории, но все эти мрачности Царства Мертвых вызывают у меня клаустрофобию.

Мне не помешает глоток свежего морского воздуха. Давайте отправимся в Средиземноморье, где я представлю вас моему отцу — единственному и неповторимому Посейдону.

ПОСЕЙДОН БУШУЕТ

Я предвзят.

Но если уж вы собрались заиметь в качестве родителя одного из греческих богов, лучше Посейдона вам не сыскать. Разумеется, у меня есть с ним свои проблемы. Он не из внимательных отцов. Но послушайте, большинство греческих богов такие же!

Уж по крайней мере у Посейдона классные силы и он спокойный (большую часть времени).

Он, правда, очень крут, особенно если учесть, как тяжело ему пришлось в пору божественной юности. Он был средним братом, то есть его постоянно сравнивали с другими: «О, ты почти так же красив, как Зевс! Ты почти так же могущественен, как Зевс!» А иногда даже: «Ты даже почти не такой неудачник, как Аид!»

Слышать подобное в течение нескольких столетий может достать любого.

Когда Зевс, Посейдон и Аид тянули жребий, чтобы решить, кому какая часть мира отойдет, Посейдон стал вторым в очереди. Ему пришлось смириться, что Зевс стал владыкой вселенной и теперь до скончания веков будет указывать ему, что делать, но Посейдон не сказал и слова против. Он получил моря. Его это вполне устроило. Ему нравились пляжи. Нравилось плавать. Нравились морепродукты.

Да, Посейдон не был столь же заметным и могущественным, как Зевс. Он не метал молнии, что были этаким атомным арсеналом Олимпа. Но у Посейдона был его волшебный трезубец. Он мог вызывать ураганы, цунами и готовить неплохие смузи. А раз всю землю окружали моря, Посейдон мог также вызывать и землетрясения. В плохом настроении он был способен уничтожать целые города или погружать под воду острова.

Греки звали его Земли колебатель и тратили немало сил, чтобы задобрить его, потому что где бы ты ни находился, на земле или в море, тебе очень не хотелось вызвать гнев Посейдона.

К счастью, большую часть времени Посейдон был спокоен. Его настроение отражало состояние Средиземного моря, а оно почти круглый год обеспечивает безопасное судоходство. Посейдон помогал кораблям добраться до места назначения, благословлял рыбаков на хороший улов и часто загорал себе на пляже, потягивая через трубочку кокосовое молоко и не напрягаясь по мелочам.

В погожие деньки Посейдон катался по волнам на своей золотой колеснице, ведомой целой командой белых гиппокампов — коней с золотой гривой, бронзовыми копытами и рыбьими хвостами. Куда бы он ни направился, морские создания поднимались на поверхность, чтобы порезвиться вокруг его колесницы, так что периодически можно было увидеть стаю акул, касаток и гигантских кальмаров, булькающих что-то вроде: «Дорогу, Посейдон едет!»

Но иногда и на море набегают тучи, то же правило работало и для Посейдона. И когда это происходило, его будто подменяли.

Если ты был капитаном судна и забыл до отплытия принести Посейдону жертву, ты автоматически попадал в список врагов номер один. Посейдон желал, чтобы на один корабль приходился как минимум один жертвенный бык. Не спрашивайте меня, почему так. Может, как-то раз Посейдон сказал грекам: «Один „Ред Булл“ с вас — и мы в расчете», — а те подумали, что он имеет в виду настоящих красных быков.

Если ты забыл принести жертву, весьма вероятно, что твой корабль разобьется об скалы, или его съест морское чудовище, или на вас нападут пираты, имеющие слабое представление о личной гигиене.

Но даже если ты в жизни не путешествовал по морю, это вовсе не означало, что ты в безопасности. Если вдруг Посейдон из-за чего-то невзлюбил твой город… приветствуйте Мистера Урагана.

Все же Посейдон держал себя в руках в большинстве случаев. Он старался исполнять приказы Зевса, хотя тот его и бесил. Стоило этим двоим начать спорить, и остальные боги спешили застегнуть привязные ремни, потому что битва между небом и морем могла расколоть весь мир.

Мать Рея, видимо, почувствовала нарастающее напряжение еще в зародыше и вскоре после того, как боги захватили мир, предложила Посейдону оставить Олимп ради изучения собственного царства. Она отправила его жить на морское дно в компании водяных тельхинов.

Весьма странное решение, если исходить из того, что эти тельхины были с той еще левой резьбой. Когда-то они обитали на земле, пока чем-то не вызвали гнев Зевса и тот не отправил худших прямиком в Тартар, а оставшихся не сослал на дно морское.

Что они натворили? Точно не знаю, но тельхины были известны своей магией и умением создавать всякие опасные штуковины. Они могли призывать мокрый снег, дождь и даже снегопад (что нечасто увидишь в Греции), а еще серный дождь, уничтожающий посевы и прожигающий плоть, что было даже круто в своем мерзком и вонючем смысле.

Некоторые рассказывают, будто именно тельхины изобрели металлообработку и это они выковали по просьбе Геи косу для Кроноса. Возможно. Они жадные и готовы на все за достойную плату.

После того как Зевс вышвырнул их в океан, они изменились и стали напоминать помесь собаки, тюленя и человека: у них были собачьи морды, коротенькие ножки и наполовину перепончатые руки, ловкости в которых хватало не только на работу с металлом, но и на неплохие подачи в пинг-понге.

Когда к ним переселился Посейдон, тельхины показали ему округу и научили всему, что знали об океане: «Это рыба! Это коралл!» Еще они обучили его очень специфическому трюку: как использовать трезубец в качестве рычага, после чего Посейдону достаточно было ткнуть острыми концами под основание какого-нибудь острова и поднажать, чтобы вся суша скрылась под водой. Во время сражений он поступал так же с горами на земле и пару раз даже бросил горы прямо на своих врагов, превратив их в лепешки. Как я уже говорил, он крут.

Со временем Посейдону наскучили тельхины, и он решил построить собственный дворец. (Умный ход, пап.)

Он отправился на дно Эгейского моря и воспользовался своими землетрясительными и волнопорождающими способностями, чтобы выстроить огромный особняк из жемчуга, морского камня и раковин галиотисов. В его садах росли экзотические морские растения, между которыми наподобие рождественских огней скользили люминесцентные медузы. Вместо сторожевых псов его территорию охраняли белые акулы, а прислуживали во дворце тритоны, и дверные проемы там были огромными, так как внутрь регулярно заплывали киты и морские чудовища, желающие поприветствовать своего владыку.

Если спросите меня, то домик Посейдон отгрохал себе куда круче, чем были у Аида или Зевса, и когда Посейдон восседал на своем отполированном коралловом троне, неудивительно, что его наполняла гордость. Он властвовал над всеми морями. Рыбы его обожали. Все моряки Средиземноморья совершали в его честь подношения и молили о безопасном путешествии. Казалось, все его любили.

И Посейдон подумал: «Мне стоит подняться и предложить свое покровительство одному из городов смертных!»

Как я уже упоминал, для богов это имело большое значение. Чем больше смертных тебе молилось, тем сильнее ты становился. А если тебе удавалось получить в свое пользование целый город — с твоими статуями, храмами и сувенирными футболками во всех туристических магазинах, — то это был лучший способ похвалиться.

Посейдон остановил свой выбор на столице Аттики, что была одним из самых больших и наиболее значимых городов Греции. Либо все, либо ничего, правильно?

Он появился на городском акрополе — главном укреплении на самом высоком холме. Земля задрожала. Посейдон явился посреди колонны из закручивающихся струй соли и тумана. Он ударил своим трезубцем по ближайшему камню, тот раскололся, и в воздух взметнулся гейзер соленой воды.

— Падите ниц! — закричал он толпе. — Я Посейдон, и я пришел, чтобы стать покровителем вашего города!

Весьма эффектное появление. К несчастью, Афина, богиня мудрости, успела появиться с тем же предложением на несколько секунд раньше. Она стояла неподалеку в своих привычных серых одеждах, зажав под рукой боевой шлем, и только начала переговоры со старейшинами города.

— Ой, — пробормотал Посейдон. — Неловко вышло.

Старейшины уставились на бога морей с сияющим трезубцем в руке и на мощный гейзер соленой воды, что забил с вершины холма.

— Владыка Посейдон! — воскликнул один. — О… э-э…

Бедные смертные переводили взгляды с богини на бога и обратно. Сложно обвинить их в растерянности. Никому не хотелось оказаться в положении, когда приходится выбирать между богами. На ком бы ты ни остановился, второй с большой вероятностью тут же затопчет тебя, как таракана.

Посейдон тоже не знал, что следует предпринять. Как посмела эта новенькая и наглая богиня Афина из второго поколения олимпийцев украсть его идею? Он уже вознамерился прогнать ее с помощью трезубца, но голос Афины заставил его остановиться:

— Я знаю, как нам решить этот вопрос мирным путем!

Как типично. У Афины всегда была заготовлена какая-нибудь пакость. В тот момент Посейдону было плевать на мирные пути, но на лицах смертных разлилось облегчение, а ему не хотелось играть роль плохого парня перед своими будущими последователями.

— Ну и? — проворчал он. — В чем твой план?

— Соревнование, — ответила Афина. — Каждый из нас сделает городу подарок, а старейшины решат, какой из них окажется более ценным. Чей это подарок будет — тот и станет покровителем. Другой бог примет решение старейшин и уйдет с миром. Согласен?

Тысячи глаз смертных уставились на Посейдона. Он все еще горел желанием столкнуть Афину в море, но она умело перевела все внимание на него. Отказаться было нельзя.

— Ладно, — буркнул он. — Согласен.

Афина сделала приглашающий жест.

— Джентльмены, вперед.

Посейдон нахмурился. Что может стать ценным подарком для этих смертных? Ящик жемчуга? Медузы в качестве домашних питомцев? А может, стая выдрессированных китов, на которых они могли бы путешествовать? Хм… Хотя оборудовать китостоянку в пригороде будет непросто…

Может, создать совершенно новый вид животных… что-нибудь сильное и быстрое, но приспособленное для живущих на земле людей?

Взгляд Посейдона скользнул к барашкам волн, ласкающих берег внизу. Он глядел на белую пену, набегающую на берег и вновь ускользающую вглубь, и его осенило. Он заулыбался.

— Смотрите, — сказал он.

Он указал на волны трезубцем, и те начали обретать форму, а когда они достигли берега, то уже превратились в величественных животных на четырех длинных ногах и с развевающейся гривой. Они поскакали по песку, всхрапывая и вставая на дыбы.

— Я назову их лошадьми! — провозгласил Посейдон. — Они быстрые и сильные. Вы можете оседлать их и поехать куда угодно. На них можно погрузить вещи, они буду тянуть ваши плуги и тележки. Вы даже сможете отправиться на них на войну и затоптать ваших врагов. Плюс они классно смотрятся.

Смертные зашептались и вежливо зааплодировали. Лошади, без сомнения, были ценным подарком, хотя кое-кто из горожан выглядел разочарованным, будто они надеялись на медуз в качестве домашних питомцев.

Все повернулись к Афине.

Богиня вскинула руку, и между ближайших камней вырос чахлый на вид кустик с серо-зелеными листочками и зелеными шишковатыми плодами размером с бородавку.

Посейдон не смог сдержать смех.

— И что это за сорняк?

— Это оливковое дерево, — ответила Афина.

Смертные неуютно зашевелились. Оливковое дерево не производило особого впечатления, но никто не желал говорить об этом Афине.

Посейдон усмехнулся.

— Ну что ж, ничего так деревце. Полагаю, победитель определен!

— Не так быстро, — возразила Афина. — Может, на вид оливковое дерево так себе, но выращивать его очень просто. Оно распространится по всей округе, пока оливки не станут важнейшим продуктом питания во всей Греции.

— Это шишковатые черные штуки? — возмутился Посейдон. — Они же крошечные!

— Но они вырастут тысячами, — сказала Афина. — И с ними пицца вкуснее! Смертные этого города будут экспортировать оливки по всему миру и разбогатеют! Оливковое масло можно использовать для приготовления пищи и зажигания ламп. Вы даже можете добавить в масло духи и использовать в ванной, увлажнять им кожу или очищать эти труднодоступные пятна в углах кухни.

Она повернулась к толпе смертных.

— Сколько вы готовы заплатить за это? Но не нужно отвечать! Это мой вам дар, совершенно бесплатно. Сделаете заказ сегодня, и получите мое покровительство для своего города, куда включаются тонны мудрости, советов по ведению войны и много других полезностей. Вы станете самым богатым и знаменитым городом во всей Греции! Все, что я прошу взамен, — это назвать его в мою честь и построить мне храм, на что уйдет не больше трех взносов.

Уверенность начала покидать Посейдона.

— Постойте… но мои лошади…

Смертные уже не слушали. Идея прибыли заинтересовала их куда больше, кроме того, местность вокруг города была идеальной для выращивания олив, но для лошадей здесь было слишком много холмов и скал.

В этом есть своя ирония. Жители этого города со временем станут знаменитыми торговцами, по морю экспортирующими свое оливковое масло; но при этом они отказались от покровительства бога морей Посейдона. Может, соревнование закончилось бы в его пользу, предложи он им дрессированных китов.

Итак, Афина выиграла, и город стал называться Афины, а мог бы получить крутое название вроде Посейдонополис.

Посейдон в прямом смысле слова разбушевался. Обещание уйти с миром забылось, и вызванное им наводнение едва не уничтожило нижнюю часть города, пока наконец афиняне не согласились построить на акрополе храм, посвященный Афине и Посейдону.

Этот храм все еще стоит. Если вам приведется там побывать, вы можете разглядеть следы, оставленные трезубцем Посейдона, когда из расколотого им камня забил источник соленой воды. Наверняка неподалеку продолжают расти оливы. Но сомневаюсь, что вам встретятся лошади.

После этого случая Посейдон стал немного одержим идеей, какой бы город осчастливить своим патронажем, но ему постоянно не везло. Он спорил с Герой за Аргос. Гера победила. Сошелся с Зевсом в борьбе за остров Эгина. Остров отошел Зевсу. Пошел против Гелиоса за Коринф и почти победил, но вмешался Зевс:

— Нет, ребята, давайте вы его разделите. Гелиос, ты заберешь себе главный город и акрополь. Посейдон, видишь те узкие полоски земли у города? Хочешь — они твои.

Посейдона раз за разом обламывали — молниями, оливами и прочим. И с каждой неудачей злость его возрастала.

А это было плохо, потому что когда Посейдон не в духе, он готов выместить свое недовольство на первом попавшемся несчастном, кто хоть сколько-нибудь малейшим образом заденет его за живое.

Например, он очень гордился нереидами, пятьюдесятью морскими божествами, о чьей красоте было известно всему миру. У каждой из сестер были длинные волнистые волосы, столь же черные, как небо в полночь, глаза цвета морской воды и легкие платья из газа, волнующиеся вместе с течением. Все знали, что они были ослепительными красавицами, так что тот факт, что они жили в его владениях, приносил Посейдону то особое удовлетворение, похожее на то, что испытывает человек, живущий в городе, где базируется футбольная команда, выигравшая чемпионат.

Ну так вот, смертная царица Кассиопея из Северной Африки вдруг стала прославлять себя, будто бы она красивее нереид.

Посейдон не смог стерпеть такую чепуху. Он призвал плотоядного и кровососного морского змея где-то в тысячу футов в длину, с пастью, способной проглотить гору, и отправил его терроризировать побережье Африки. Монстр был рад стараться: он пожирал корабли, порождал огромные волны, затопляющие деревни, и орал так громко, что никто не мог уснуть.

Наконец, желая остановить бедствие, Кассиопея решила принести в жертву морскому чудовищу собственную дочь Андромеду: «Ох, простите, я была не права! Не стоило хвалиться! Пожалуйста, можете убить мою невинную дочь!»

На случай, если вам интересно, мой отец этого не допустил. Он позволил герою спасти Андромеду и убить морское чудовище (но это совсем иная история), но даже после смерти Кассиопеи Посейдон не забыл ее нахальства. Он поместил ее в виде созвездия на небо, а в наказание за ложь, будто бы она была красивее самих нереид, она теперь висит там вверх ногами.

Да и вообще дурацкое из нее вышло созвездие.

Нереиды были благодарны Посейдону за то, что тот отстоял их честь. Может, в этом и заключался его план. Одними мыслями, что ты крут, внимание пятидесяти красоток не завоюешь.

Большинство нереид почтили бы за счастье замужество с Посейдоном, но одна нереида избегала его, потому что была застенчива и не хотела, чтобы ею командовали. Естественно, именно она и зацепила Посейдона.

Ее звали Амфитрита, и в ее понимании рай — это возможность прожить тихую жизнь на морском дне без приставаний богов, желающих пойти с ней на свидание или достающих ее своими заготовленными фразочками, пока она гуляет в подводном молле.

К несчастью, Амфитрита была потрясающе красива. Чем сильнее она старалась избегать богов, тем настойчивее они становились. Ее черные волосы были убраны назад сеточкой из жемчуга и шелка. Ее глаза были темными, как мокко. Она была обладательницей доброй улыбки и чудного смеха. Обычно она носила простое белое платье, а единственным украшением служил венок из отполированных красных клешней крабов — если спросите меня, то последний штрих не кажется таким уж привлекательным, но, видимо, среди нереид это считалось модным.

Посейдон изо всех сил старался завоевать ее сердце: ириски с соленой водой, серенада китов, букет морских огурцов, португальский военный корабль, украшенный красными ленточками. Амфитрита пресекала на корню любые попытки. Стоило ему приблизиться, и она вспыхивала и уплывала прочь.

В конце концов он так ее напугал, что она решила исчезнуть. Посейдон искал ее повсюду, но безрезультатно. Ему пришла в голову мысль, что он больше никогда ее не увидит. Его сердце погрузилось в депрессию глубже, чем любой подводный аппарат под воду. В хандре он бродил по дворцу, крича, как горбатый кит, вводя в заблуждение всех морских млекопитающих и вызывая у гигантских кальмаров страшные мигрени.

Наконец морские обитатели отправили бога по имени Дельфин, чтобы тот поговорил с Посейдоном и выяснил, что не так. Дельфин был бессмертным царем дельфинов и добрым другом владыки морей. Как он выглядел? Как дельфин. Ха-ха.

Дельфин приплыл в тронный зал и затрещал по-дельфински:

— Что случилось, Пи, чувак? Что с лицом?

— О, это все Амфитрита, — горько вздохнул Посейдон. — Я люблю ее, но она сбежала!

— Хм… — Дельфин подумал, что это идиотская причина для хандры. — Ты же в курсе, что есть еще сорок девять нереид?

— Мне все равно! — шмыгнул носом Посейдон. — Я хочу Амфитриту!

— Мда, случается, — сказал Дельфин. — Слушай, твои стоны и причитания забивают всем сонары. Только этим утром лоб в лоб столкнулись два синих кита, во всем Эгейском море движение на мили застопорилось! А давай я найду эту леди Амфитриту и уговорю ее выйти за тебя?

Слезы Посейдона тут же высохли, что выглядело впечатляюще, если вспомнить, что дело происходило под водой.

— Ты сможешь сделать это ради меня?

— Я дельфин, — прострекотал Дельфин. — У меня большой мозг. Скоро вернусь.

Не сразу, но Дельфин все же нашел Амфитриту на западной границе Средиземного моря, неподалеку от того места, где титан Атлант держал небесный свод.

Амфитрита сидела на коралловом выступе и смотрела, как солнечные лучи пронзают водную гладь и окрашивают подводные леса розовыми мазками. На ее открытой ладони разместился морской окунь, весь из себя довольный, потому что Амфитрита умела расположить к себе рыб. Лично я не считают окуней такими уж привлекательными созданиями, но ее они обожали.

Дельфин тут же понял, что пленило в ней Посейдона. Она излучала особую доброту и нежность, редкое свойство для бессмертных. В отношении богов было привычно, что чем дольше они жили, тем сильнее начинали походить на капризных детей. Дельфин искренне не понимал идеи приходящей с годами мудрости. Где она, эта мудрость?

Дельфин подплыл к Амфитрите.

— Привет, как дела?

Амфитрита не сделала и попытки сбежать. Она никогда не боялась Дельфина, может, благодаря его дельфиньей улыбке.

— Ох, Посейдон меня преследует! — вздохнула Амфитрита. — Он хочет, чтобы я вышла за него замуж.

Окунь сделал ленивый круг вокруг кисти Амфитриты, затем опять залег ей в ладонь. Дельфину пришлось побороть желание накинуться на рыбку. Морские окуни вкусны.

— Посейдон неплохой парень, — заметил Дельфин. — Могло быть куда хуже.

— Но я вообще не хочу выходить замуж! — возразила Амфитрита. — Столько проблем, и потом, мне страшно. Я наслушалась всяких историй о том, как боги обращаются со своими женами…

— Большинство богов те еще придурки, — согласился Дельфин. — И даже после женитьбы они заводят кучу подружек…

— Ха! — не дослушала Амфитрита. — Это-то меня не беспокоит. Я не из ревнивых. Я лишь не хочу, чтобы мной командовали. Я хочу самостоятельности, права делать то, что мне хочется, а не чтобы какой-то мужчина начал мне вдруг указывать!

— Всего-то? — Дельфин облегченно застрекотал. — С Посейдоном легко поладить. Я не могу гарантировать, что он будет всегда хранить тебе верность, но он будет с тобой хорошо обращаться и позволит тебе делать все, что ты захочешь. Я могу поговорить с ним, пусть даст обещание. А если нарушит слово, будет иметь дело с мистером Дельфином.

Дельфин размял плавники, что, по его мнению, делало его неотразимым.

— Ты сделаешь это ради меня? — спросила Амфитрита.

— Конечно! — заверил ее Дельфин. — Но самое главное: если ты выйдешь замуж за Посейдона, больше никто из богов не сможет с тобой флиртовать или тебя доставать. Им придется оставить тебя в покое, потому что Посейдон очень силен. И еще у вас могут родиться дети. Дети — это здорово. Даже лучше окуней.

— Правда? — Амфитрита уставилась на подергивающего плавниками в ее ладони окуня, словно ей сложно было представить, что может существовать нечто прекраснее его. — Ну… Если ты поговоришь с Посейдоном и он обещает…

— Доверься мне! — сказал Дельфин. — Дельфиний бог за тобой присмотрит!

Дельфин вернулся к Посейдону и обо всем рассказал. Посейдона охватило ликование. Он тут же согласился. Их свадьба с Амфитритой вылилась в самую грандиозную вечеринку, которую знал океан. Боги, морские чудовища, все сорок девять сестер-нереид Амфитриты… в списке гостей значились абсолютно все. Над головами собравшихся проплывали киты, выплевывающие облака криля, складывающиеся в «ПОЗДРАВЛЯЕМ, ПОСЕЙДОН + АМФИТРИТА!», что было нелегкой задачей, так как киты не отличаются грамотностью. Дельфины устроили акробатическое шоу. Медузы освещали дворец и окрестности, где морские нимфы и тритоны танцевали ночь напролет.

Посейдон и Амфитрита стали удачной парой. Они были счастливы вместе, и у них родились трое божественных детей. Первым был Тритон, выглядевший совсем как обычный тритон, но с двумя рыбьими хвостами. Он стал глашатаем Посейдона. Куда бы Посейдон ни отправлялся, Тритон плыл впереди и дудел в рог из раковины моллюска, призывая расступиться: «Едет босс! Всем изобразить занятость!»

Вторым ребенком Посейдона и Амфитриты была Рода, морская нимфа, ставшая богиней-покровительницей острова Родос (естественно, названного в ее честь). Позже она вышла замуж за титана солнца Гелиоса.

Третьей родилась дочь Кимополея, крупная, неуклюжая и громкая, она никогда не получала столько же любви, сколько ее старшие брат и сестра. Мне всегда было ее жалко. Ее имя означает «Скитающаяся по волнам», из-за чего возникают ассоциации с каким-нибудь спортивным внедорожником, хотя выглядела она скорее как грузовик-монстр. Но в конце концов она нашла свое счастье. Она стала богиней неистовых морских штормов и вышла замуж за Бриарея, одного из гекатонхейров, который тоже был большим и громким и ничего не имел против грузовика-монстра в качестве жены.

Годы шли, и Амфитрита убедилась в правоте Дельфина. Она любила своих детей даже сильнее окуней, и по большей части Посейдон был прекрасным мужем. Да, он заводил бесчисленное количество интрижек с нимфами, смертными и прочими, но почему-то это мало волновало Амфитриту. Пока Посейдон не пытался строить из себя босса и не начал ею командовать, и пока он оставался хорошим отцом их детям, Амфитрита была спокойна.

Она даже была приветлива с другими полубогами — детьми Посейдона, в отличие от других известных мне богинь. (Кхе-кхе — Гера — кхе-кхе.) Однажды у них побывал Тесей, и Амфитрита приняла его как почетного гостя. Она даже подарила ему пурпурный плащ, что было символом царской власти.

Ко мне она тоже хорошо отнеслась. Ее не взбесило, когда я оставил свои грязные вещи прямо в комнате для гостей. Она напекла для меня печенья. И, насколько мне известно, ни разу не попыталась меня убить. Стоит ли просить большего от бессмертной мачехи?

Что же касается Посейдона, ему очень повезло с такой покладистой женой, потому что у него было столько подружек и столько детей вне брака… Думали, Зевс отличается повышенной занятостью? Посейдон удерживает рекорд по количеству детей-полубогов.

Если бы я попытался рассказать обо всех девушках, с которыми он встречался, нам бы потребовались дополнительные триста страниц с отдельным указателем и оглавлением. Назвали бы эту часть «Темные страницы жизни Посейдона». Но мне самому было бы странно вещать обо всех отцовских подружках, так что ограничусь самыми известными.

Первой пусть будет греческая царевна Коронида. У нее были волнистые черные волосы, и она всегда одевалась во все черное, будто собиралась на похороны, но Посейдон по каким-то своим причинам нашел ее невероятно привлекательной. Однажды он подошел к ней на берегу, попытался с ней пофлиртовать, но девушка испугалась и бросилась бежать. Посейдон решил, что не хочет повторения истории с исчезновением Амфитриты, и помчался за ней.

— Эй, вернись! Я хочу всего один поцелуй! Я тебя не убью.

Что было не самым лучшим набором фраз для преследования девушки.

Коронида запаниковала и крикнула:

— Помогите! Кто-нибудь, на помощь!

Она побежала к городским воротам, но до них было слишком далеко. Ей было никак не успеть. Она бросила взгляд по сторонам и заметила в отдалении сверкающую крышу храма Афины.

И именно ее имя из всех олимпийцев первым промелькнуло в голове Корониды:

— Афина, спаси меня! Мне все равно, как!

Говорить это, опять-таки, едва ли было мудро.

Где-то наверху на Олимпе Афина услышала, как Коронида зовет ее. Боги обладают поразительно хорошим слухом, когда речь идет об их собственных именах. Богиня заметила бедняжку, преследуемую Посейдоном, и разозлилась.

— Ну уж нет, бородач ты клочкастый, — пробормотала она.

И щелкнула пальцами, а Коронида далеко внизу тут же обратилась в птицу с чернильно-черными крыльями — в первую в мире ворону, и именно поэтому koronis в переводе с греческого означает «ворона». Ворона улетела прочь, оставив Посейдона одного на берегу с разбитым сердцем и черным перышком, застрявшим в волосах.

Разумеется, Посейдон понял, что за превращением Корониды в ворону стоит Афина. После их соревнования за Афины он и так серьезно на нее обиделся. Теперь же он ее возненавидел.

Он стал искать способ, как бы оскорбить Афину. Много времени у него не ушло. Вскоре он переключил все свое внимание на другую красотку по имени Медуза.

В отличие от Корониды, Медуза была в восторге от того факта, что она нравится богу морей.

У них был чудный ужин со свечами, за которым последовала прогулка по пляжу. Наконец Посейдон сказал:

— Почему бы нам не уединиться где-нибудь?

Медуза вспыхнула.

— Ой… я даже не знаю… Мои сестры предупреждали меня о богах морей!

— Да ладно тебе! — настаивал Посейдон. — Я знаю одно отличное место. Тебе там понравится.

Медузе следовало отказать ему, но Посейдон при желании может быть весьма обаятельным.

Он отвел ее в город, прямо в храм Афины. Двери на ночь были закрыты, но Посейдона это не остановило.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — шепнула Медуза.

— Конечно! — ответил Посейдон. — Здесь мы сможем побыть вдвоем.

Заметьте, я не собираюсь его оправдывать. Он прекрасно понимал, что Афина разозлится, и воспользовался Медузой ради своей мести. Ему не пришла в голову мысль, что: «А вдруг Афина отыграется на этой бедной смертной?..»

Посейдон и Медуза уютно устроились и погрузились в романтику прямо у ног статуи Афины, что стало для богини великим оскорблением — примерно, как если кто-то оставит на вашем пороге горящий мешочек с собачьими фекалиями, позвонит в звонок и убежит. Не то чтобы я сам когда-либо занимался чем-то подобным.

Афина взглянула с Олимпа вниз и увидела голубков. Ее тут же охватила ярость.

— Я в жизни не видела ничего омерзительнее, — пророкотала она. — Похоже, стоит показать Посейдону что-нибудь еще ужаснее.

И она сотворила самое кошмарное и необычное проклятье, которое только смогла придумать, а Афина была горазда на выдумки.

У Медузы вмиг отросли бронзовые перепончатые крылья и бронзовые когти, волосы превратились в гнездо извивающихся ядовитых змей, а лицо стало таким страшным, что один лишь взгляд на него обращал любого в камень.

Но глаза Посейдона были в тот момент закрыты. Он как раз наклонился для очередного поцелуя, вытянув губы, когда услышал странное шипение.

— Малыш, пускаем ветры? — пошутил он.

И открыл глаза. И отпрыгнул назад быстрее кита.

— Какого… Что за… О БОГИ!!! Я целовал это… А-А-А!!! Я ДОЛЖЕН СРОЧНО ПРОПОЛОСКАТЬ РОТ!!!

Будучи бессмертным, он не обратился в камень, но крикнул еще много чего такого, что я не смею записать, и поспешно покинул храм, даже не потрудившись извиниться перед бедной Медузой.

Медуза быстро поняла, на что она теперь похожа. Она замотала голову платком и крадучись ушла прочь. В конце концов она поселилась в пещере вдали от цивилизации в компании своих двух сестер. Всех троих стали называть горгонами. По прошествии лет, лишь из-за нахождения рядом, сестры Медузы превратились в таких же страшных монстров, как и сама она. Обращать людей в камень они не могли, но боги все равно сделали их бессмертными — может, из жалости, а может, в качестве наказания, — так, чтобы сестры могли присматривать за Медузой без угрозы окаменеть. Горгоны долгие годы приносили много горя самым разным героям, но это уже совсем другая история. Со временем голова Медузы стала одним из символов Афины, как бы говорившим сам за себя: «ВОТ ЧТО СЛУЧАЕТСЯ С ТЕМИ, КТО МЕНЯ ДОСТАЕТ».

Не все отношения Посейдона закончились столь плачевно. К примеру, он встречался с очень милой девушкой Евриномой. Кстати, только мне слышится в этом имени Не-Ври-Нома? Уж не знаю, как Посейдону удавалось произносить его и не хихикать: «О, Не-Ври-Нома, подари мне свой поцелуй! Мою девушку зовут Не-Ври-Нома! Я встречаюсь с Не-Ври-Номой!» Ну да ладно. У них родился сын, названный Беллерофонтом, который впоследствии стал великим героем.

Другая подружка Посейдона, Эфра, произвела на свет еще более знаменитого героя Тесея. Так что не думайте, будто все великие герои были детьми Зевса. Просто пиарщики у Зевса поактивнее.

Знаете, что мне больше всего импонирует в Посейдоне? Если ты ему по-настоящему нравился, он мог одарить тебя способностью изменять облик. Он сделал это для одной из своих подружек Мнестры, так что она могла по желанию превращаться в любое животное. Он также наделил этой способностью одного из своих внуков-полубогов Периклимена, и тот мог сражаться в образе змеи, медведя и даже пчелиного роя.

А вот я менять облик не могу. Спасибо большое, пап.

С другой стороны, не из всех детей Посейдона вышел толк. Может, это зависело от его настроения или от того, что он съел за ужином, но иногда от Посейдона рождались настоящие чудовища. Одним из его сыновей был циклоп Полифем, питающийся человечиной. Еще был страшный гигант Антей, обожавший ломать людям хребты. Так что вам стоит подумать, так ли уж ваши братья несносны.

А вот вам еще история про то, как однажды Посейдон влюбился в царевну Феофану, которая была столь прекрасна, что все парни в царстве желали на ней жениться. Они буквально ни на секунду не оставляли ее в покое. Преследовали ее на улице, вламывались во дворец, требуя встречи с ней. Даже пытались пойти за ней в ванную. Практически суперзвезда в окружении папарацци. Никакого спокойствия и личной жизни.

В конце концов дошло до того, что она взмолилась Посейдону, который тоже пытался за ней ухаживать:

— Если ты сможешь спасти меня от всех других поклонников, — сказала Феофана, — я стану твоей девушкой. Только уведи меня отсюда!

Земля задрожала, и низкий голос произнес:

— БЕЗ ПРОБЛЕМ. НОЧЬЮ ОТПРАВЛЯЙСЯ К ЗАГОНАМ ДЛЯ ОВЕЦ.

На взгляд Феофаны, эта идея была так себе, но с приходом темноты она навесила на лицо вуаль и попыталась незамеченной выскользнуть из дворца. Но ее тут же заметили. Шестьдесят парней с букетами наперевес окружили ее и наперебой заорали:

— Выходи за меня! Выходи за меня!

Феофана бросилась к загонам. Она уклонилась от группы ребят с коробками шоколадных конфет, затем от дюжины парней с гитарами, попытавшихся спеть для нее серенады.

К тому моменту, когда она добралась до загонов, ее преследовала уже сотня поклонников. Феофану охватило такое отчаяние, что она забежала прямо в загон.

ПУФ!

И тут же обратилась в овцу и затерялась в стаде.

Сгорающие от любви парни резко затормозили и начали недоуменно оглядываться. Они обыскали все загоны, но Феофану так и не нашли. В конце концов, сдавшись, они отправились назад к дворцу, решив, что рано или поздно Феофана туда вернется.

— О боги, спасибо! — проблеяла Феофана.

— Всегда пожалуйста, — ответил стоящий рядом крупный баран.

Феофана ахнула. (А овцы могут ахать?)

— Посейдон?

Баран подмигнул.

— Как тебе мое новое шерстяное пальтишко? Я обожаю овечек. Поняла намек? Овечка?

Феофане стало как-то неуютно.

— Видимо, теперь я должна стать твоей подружкой?

— Уговор есть уговор, — ответил Посейдон.

И они какое-то время наслаждались овечьими радостями, но я предпочту в них не углубляться, а то мне самому станет неуютно. Месяцами позже Феофана родила волшебного барана Крия, чья шерсть почему-то была золотой.

В итоге с Крия таки содрали его шкуру, которая стала известна как золотое руно, а это значит, что у меня в родственниках есть коврик из овечьей шерсти.

Поэтому не стоит так уж серьезно задумываться, кто из фигурантов греческих мифов кем вам приходится. С ума сойти можно.

Последний рассказ о Посейдоне будет той еще слезливой драмой: он почти стал владыкой всего мира, но закончил в итоге малооплачиваемым каменщиком.

А произошло это вот как: Гере вдруг взбрело в голову, что боги должны поднять против Зевса восстание.

Нет, винить я бы ее не стал. Зевс умел быть тем еще несносным мерзавцем. И она решила, что мир станет куда лучше, если им будет управлять на демократических началах совет всех олимпийцев, поэтому она собрала кое-кого из богов — Посейдона, Афину и Аполлона, бога-лучника, — и поведала им свой план.

— Мы свяжем Зевса! — заявила Гера.

Посейдон нахмурился.

— И это твой план?

— Слушай, я с ним сплю в одной комнате! — продолжила Гера. — Когда он крепко спит, он всегда ужасно громко храпит, тогда я вас и позову. Мы свяжем его и заставим отказаться от трона, тогда мы сможем управлять мирозданием как советом равных.

На лицах остальных читалась неуверенность, но у них у всех были свои причины недолюбливать Зевса. Он был непредсказуем и скор на расправу а его слабость к женскому полу была для всех богов той еще головной болью.

Кроме того, каждый из них про себя подумал: «А ведь я смог бы управлять вселенной куда лучше Зевса. Как только его не станет — у меня появятся все шансы встать во главе!»

Посейдона эта мысль определенно вдохновила. А почему бы и нет? Как только его брат окажется связан, именно он станет сильнейшим в мире богом.

— Совет равных, — сказал Посейдон. — О да. Мне нравится.

— Угу… — Афина с подозрением покосилась на Посейдона. — Совет.

— Отлично! — произнесла Гера. — Добудьте крепкую веревку — волшебную и самоудлиняющуюся.

— И где нам купить такую? — спросил Аполлон. — В отделе товаров для дома?

— У меня есть такая, — сказала Афина.

— Ну разумеется, — пробормотал Посейдон.

— Хватит! — пресекла возможный спор Гера. — Ночью вы трое спрячетесь в коридоре и будете ждать моего сигнала. Когда Зевс уснет, я прокричу кукушкой.

Посейдон не был уверен, что знает, как кричит кукушка, но решил, что поймет, что это она, когда услышит.

Вечером Гера проследила, чтобы Зевсу подали плотный ужин, а в кубок наливали лишь бескофеиновый нектар. Когда он погрузился в глубокий сон, она позвала остальных. Те ворвались в спальню и поспешили связать царя всех богов.

— Хммфр? — всхрапнул Зевс. — Что… что происходит?

Он задергался и попытался дотянуться до своего перуна, но его руки были крепко связаны, а перун лежал в комоде на другом конце комнаты.

— ИЗМЕНА! — заорал он. — РАЗВЯЖИТЕ МЕНЯ!

Он забился и хотел изменить облик, чтобы выпутаться, но веревка сжималась всякий как, когда он пытался превратиться во что-то другое. Он кричат на богов, обзывая их разными нехорошими словами.

— ЧТО ВАМ НУЖНО?! — наконец прогрохотал он.

Даже полностью обездвиженный, Зевс внушал страх. Боги попятились от постели.

Наконец Посейдон собрался с духом.

— Зевс, из тебя плохой лидер. Мы хотим, чтобы ты отрекся от трона, и тогда мы сможем управлять мирозданием как совет равных.

— Что?! — взревел Зевс. — НИКОГДА!

Гера раздраженно выдохнула.

— Ну и ладно! Обойдемся без тебя! Мы сами созовем совет, а тебя оставим гнить здесь!

— Ты, лживая мелкая…

— Идемте, — сказала Гера остальным. — Вернемся через пару дней, может, он придет в чувство.

Посейдон засомневался в здравости идеи оставить Зевса без присмотра, но торчать в одной комнате с орущим богом молний ему тоже не хотелось.

Боги перешли в тронный зал и начали первое (и последнее) заседание Народной Республики Олимпа.

И очень быстро поняли, что голосование по всем вопросам — идея так себе. На это уходило слишком много времени. На одну разработку нового олимпийского флага ушли часы!

Тем временем по коридору неподалеку от спальни Зевса проходила нереида Фетида. Что морская нимфа забыла на Олимпе? Может, осталась там переночевать или навещала друзей.

Естественно, она понятия не имела о восстании и потому, услышав крики Зевса о помощи, бросилась в комнату, но, увидев его связанным, помедлила:

— Ой… Я, наверное, не вовремя?

— Фетида, хвала Судьбам! — воскликнул Зевс. — Развяжи меня!

И он рассказал ей, что устроили другие боги.

— Прошу! — взмолился он. — Ты же добрая нереида! Отпусти меня, и уверяю, мы сочтемся!

Фетида неуютно сглотнула. Если Посейдон был одним из заговорщиков… он же владыка морей, то есть ее прямой начальник. Но Зевс был владыкой всего. Что бы она ни предприняла, она наживет себе могущественного врага.

— Если я развяжу тебя, — сказала Фетида, — обещай, что ты будешь милосерден к другим богам.

— МИЛОСЕРДЕН?!

— Ну, не отправляй их в Тартар и не разрубай на кусочки, ладно?

Зевс надулся, но в конце концов был вынужден обещать проявить милосердие.

Фетида выхватила из комода ножницы и попыталась разрезать веревку, но ничего не вышло. Волшебные путы оказались слишком прочными.

— Уничтожь их моим перуном! — предложил Зевс. — Хотя постой… Они ведь на мне. Знаешь, лучше не надо.

— Подожди, — сказала Фетида, — я знаю кое-кого, кто, возможно, сможет помочь.

Она обернулась облачком соленого тумана и поспешила к морю, где нашла гекатонхейра Бриарея. Тот был должен Зевсу за свое освобождение из Тартара, и потому с радостью согласился помочь. Каким-то образом Фетиде удалось протащить этого громилу на Олимп незамеченным, и с его сотней ловких рук Бриарей быстро развязал волшебные веревки.

Зевс спрыгнул с кровати, схватил перун и бросился в тронный зал, где боги все еще пытались определиться с новым флагом.

БАБАХ!

Богам стало резко не до дискуссий.

Когда Зевс наконец перестал крушить все в зоне доступа и использовать олимпийцев в качестве мишеней, он перешел к наказаниям изменщиков.

Свое обещание Фетиде он сдержал и не стал разрубать богов на куски или вышвыривать их в Тартар. Но он связал Геру и подвесил ее над бездной Хаоса, так что у нее появилась отличная возможность со всей живостью представить, каково это упасть в ничто и исчезнуть навсегда. Каждый день Зевс приходил к ней с перуном в руке и говорил:

— Как думаешь, может, сегодня как раз тот день, когда мне наконец стоит разрезать эту веревку и понаблюдать, как ты будешь падать?

Вот такие у них были чудные отношения.

В конце концов Гера освободилась, но к рассказу об этих событиях мы еще вернемся.

Что касается Афины, ей удалось избежать наказания. Полнейшая несправедливость, скажите же? Но Афина умеет заговаривать зубы. Она, вероятно, убедила Зевса, что не имела никакого отношения к плану восстания и лишь выжидала подходящий момент, чтобы его освободить. А Зевс, как полный идиот, ей поверил.

Зато Аполлон и Посейдон получили по максимуму. Они оба временно лишились своих божественных сил.

Я даже и не представлял, что Зевс был на такое способен, но, по всей видимости, был. Желая преподать двум бывшим богам урок, Зевс заставил их пойти на службу к царю Трои Лаомедонту. Аполлон стал пастухом и начал присматривать за царскими стадами. А Посейдону было приказано голыми руками возвести вокруг городу новую стену.

— Ты издеваешься? — возмутился Посейдон. — На это же уйдут годы!

Царь Лаомедонт улыбнулся.

— Да, что ж… Обещаю, за твой тяжелый труд тебя будет ждать награда, так что советую начать поскорее!

На самом деле Лаомедонт даже не собирался платить Посейдону. Бог морей ему откровенно не нравился, и все, что он хотел, так это заставить Посейдона работать за бесплатно как можно дольше.

Выбора у Посейдона не было, и он приступил к заданию.

Даже лишенный божественных сил Посейдон оставался очень крутым. Он был сильнее любого смертного и мог тащить зараз пять, а то и шесть массивных каменных блоков. На строительство у него ушли годы, но все же он смог воздвигнуть вокруг Трои самые крепкие за всю историю стены, сделав город практически неуязвимым для врагов.

Наконец, усталый, изможденный и раздраженный, Посейдон пришел в тронный зал царя Лаомедонта.

— Я закончил, — объявил Посейдон.

— Что закончил? — Лаомедонт поднял глаза от книги. Прошло столько лет, что он совсем забыл о Посейдоне. — А-а, точно! Стены! Да, выглядят здорово. Можешь идти.

Посейдон непонимающе моргнул.

— Но… моя награда…

— Это и есть твоя награда. Можешь уходить. Я сообщу Зевсу, что ты закончил со своим заданием, и он вновь сделает тебя богом. Разве может быть награда лучше?

Посейдон заворчал.

— Благодаря мне твой город стал сильнейшим на земле. Я построил стены, что сдержат любого врага. Ты обещал мне заплатить, а теперь отказываешься?

— Ты все еще здесь? — спросил Лаомедонт.

Посейдон в ярости покинул тронный зал.

Зевс вернул ему божественные силы, но Посейдон никогда не забыл оскорбление Лаомедонта. К его сожалению, немедленно уничтожить Трою не удалось: Зевс не позволил. Но зато Посейдон отправил морское чудовище терроризировать троянцев и с особым усердием топил троянские корабли при первом же удобном случае. А когда случилась небольшая заварушка, известная как Троянская война… скажем так, Посейдон был не на стороне Трои.

Вот такой он, мой папа, друзья: спокойный и добродушный большую часть времени. Но на случай, если вы его разозлите, помните: у него очень хорошая память.

Был лишь один бог, для которого месть имела еще большее значение… да-да, угадали. Старик Громовержец собственной персоной. Думаю, мы откладывали его выход достаточно долго. Пришло время поговорить о Зевсе.

ЗЕВС УБИВАЕТ ВСЕХ

Хотите по-настоящему ужаснуться?

Подумайте вот о чем: Зевс был богом закона и порядка. Тот самый парень, который начинал разбрасываться молниями при первом же звоночке недовольства и который же не смог сдержать своих брачных клятв — именно он следил за тем, чтобы цари поступали мудро, советы старейшин уважали, обещания держали, а путники получали кров и пищу.

Почти то же самое, что сделать меня богом домашних заданий и хороших оценок.

Стоит, наверное, признать, что Зевс не был плохим до мозга костей. Иногда он приходил на порог домов смертных в виде странника и смотрел, пустят ли его в дом, предложат ли еды. Если ты хорошо обращался со своим гостем — молодец! Для жителей Греции то была святая обязанность. Но если ты захлопывал перед его носом дверь… Зевс возвращался, но уже с молниями на изготовку.

Лишь одно понимание, что любой путник или бездомный может оказаться на самом деле Зевсом, держало греков в узде.

То же и с царями. Зевс был богом царской власти, а потому присматривал за смертными правителями, чтобы те не злоупотребляли своим положением. Разумеется, многие цари творили жуткие вещи (видимо, в те моменты Зевс был занят преследованием очередной девушки и не обращал ни на что другое внимания); но всегда был шанс, что если ты совершишь что-нибудь по-настоящему ужасное или глупое, то Зевс отправит вниз свои божественные гром и молнию и поджарит тебя прямо на троне.

Хотите примеры? Салмоней. Этот парень точно бы заслужил Гран-при на конкурсе идиотов. Он был одним из семи братьев-царевичей греческого царства Фессалия. Имея столько наследников, блуждающих по дворцу и не знающих, чем заняться, кроме как поиграть в видеоигры в ожидании трона, их отец царь как-то не выдержал и объявил:

— Знаете что, парни? Валите-ка отсюда! Разомните ноги, в конце концов! Почему бы вам не основать собственные царства или еще что-нибудь в этом духе? Хватит болтаться без дела и найдите работу!

Царевичей не особенно вдохновила идея основания собственных царств. Пришлось бы много трудиться. Но отец настаивал, как и его тяжело вооруженные стражники. Так что царевичи в компании своих приближенных отправились в дикие южные земли Греции.

Принц Салмоней не страдал от недостатка самомнения. Свое новое царство он назвал Салмония. Последователям он приказал начать строительство столицы, но вскоре впал в раздражение, узнав, что люди хотят возвести храмы для богов раньше дворца для него.

— Ваше Высочество, — сказали они, — мы должны почтить богов в первую очередь, иначе они разозлятся!

Новоиспеченный царь забурчал. Он не верил в богов и был уверен, что все эти истории были ничем иным, как полной чепухой, с помощью которой жрецы поддерживали порядок.

В ту ночь Салмоней сидел в своем частично отстроенном дворце и наблюдал, как его подданные трудятся, несмотря на поздний час, нанося последние штрихи на храм Зевса, великолепный со своей золотой крышей и мраморными полами. До его носа доносились аппетитные ароматы сжигаемой в церемониальном огне еды.

— А вот мне они вкусностей не принесли, — пробормотал Салмоней сам себе. — Они так боятся богов, но совсем не боятся собственного царя? Их отношение было бы совсем иным, будь я богом…

Тут ему в голову пришла нехорошая идея. Он вспомнил, как они с братьями в детстве играли в отцовском дворце, наряжаясь в героев и богов. Салмонею перевоплощения удавались лучше всех.

Он вызвал своего доверенного советника и сказал:

— Мой доверенный советник, предстоит работа. Нам понадобится реквизит и костюмы.

Советник нахмурился.

— Мы устраиваем представление, Ваше Высочество?

Салмоней усмехнулся.

— Вроде того…

Несколькими днями позже Салмоней закончил с приготовлениями. Он облачился в костюм, встал на отделанную колесницу и выехал на улицы столицы.

— Падите ниц! — крикнул он во всю мощь легких. — Ибо я Зевс!

Один крестьянин от неожиданности выронил корзинку с оливками. Какая-то женщина свалилась с осла. Многие горожане с криками бросились врассыпную, боясь, что царские кони их затопчут.

Салмоней производил сильное впечатление. На нем были белые одежды с золотой нитью. В волосах поблескивал золотой венок. Зная, что орлы являются священными птицами Зевса, Салмоней нарисовал орлов на боках колесницы. За ним, прикрытые парусиной, стояли две медные литавры. Всякий раз, когда он поднимал руку, его советник (который тоже прятался под парусиной и чувствовал себя не очень комфортно) бил в литавры, из-за чего по округе разносился звук, похожий на приглушенный гром.

Салмоней ехал по улицам и кричал:

— Я Зевс! Принесите мне вкусной еды!

Наконец он остановился у подножия новенького храма Зевса и развернул колесницу к собравшейся толпе.

— Вы будете поклоняться мне! — приказал он. — Ибо я бог!

Кто-то посмелее заметил;

— Ты выглядишь как Салмоней.

— Да! — подтвердил Салмоней. — Но я и Зевс! Я решил вселиться в тело вашего царя. Вы будете почитать его, как почитаете меня. Этот храм станет моим дворцом. Вы будете приносить сюда свои подношения. Сжигать их не нужно, это расточительство. Я буду их съедать.

Несколько особо робких подчинились и поставили корзинки с едой на землю перед колесницей.

Другой мужчина подал голос:

— Почему на твоей колеснице нарисовали курицы?

— Это орлы! — взревел Салмоней.

— А похожи на куриц, — твердил свое мужчина.

— Тихо, смертный! — Салмоней пнул прятавшегося советника. Тот стал стучать в литавры.

— Видите? — спросил Салмоней. — Я могу вызывать гром!

Какая-то женщина из задних рядов спросила:

— А кто там у тебя за спиной под одеялом?

— Никого! — крикнул Салмоней, а по шее у него побежала капелька пота. Все шло не так хорошо, как он надеялся, и потому он решил задействовать реквизит.

Он выхватил из ведра самовоспламеняющиеся факелы ($99.99 в «Уолмарте») и швырнул один в женщину в толпе.

Люди закричали и бросились врассыпную, но факел, никому не навредив, упал на мостовую.

— Видите! — воскликнул Салмоней. — Я бросил в вас перун! Не провоцируйте меня, иначе я покараю вас молниями!

— Но это факел! — крикнул кто-то.

— Ты сам напросился, смертный! — Салмоней начал швырять в толпу факелы и пинать советника, чтобы тот не забывал о музыкальном сопровождении, но вскоре эффект новизны прошел и люди разозлились.

— Бу-у! — крикнул кто-то.

— Самозванец! — подхватил другой. — Фальшивый ЗЕВС!

— Настоящий ЗЕВС! — крикнул Салмоней в ответ. — Я и есть ЗЕВС!

— ТЫ НЕ ЗЕВС! — взревела толпа.

Столько людей начали выкрикивать имя «Зевс», что сам босс на Олимпе услышал. Он взглянул вниз и увидел смертного в дурацком костюме на колеснице с нарисованными по бокам курицами, подбрасывающего факелы и называющего их перунами.

Бог неба не знал, то ли смеяться, то ли злиться.

Он остановился на втором варианте.

Над новым городом Салмонии заклубились грозовые тучи. Настоящий гром сотряс здания. С высоты пророкотал голос бога неба:

— Я ЗЕВС!

Зигзаг молнии рассек небо и оставил от Салмонея и его бедного советника лишь грязные пятна. Когда дым рассеялся, на том месте, где они стояли, остались лишь одинокое горящее колесо от колесницы и наполовину расплавленные литавры.

Смертные Салмонии разразились восторженными воплями. Они уже настроились на большую вечеринку в честь Зевса, избавившего их от идиота-царя, вот только Зевс еще не закончил.

С неба послышался его голос:

КОЕ-КТО ИЗ ВАС ПРИНЕС ЕМУ ПОДНОШЕНИЯ! КОЕ-КТО ИЗ ВАС ПОВЕРИЛ ЭТОМУ ГЛУПЦУ!

— Нет! — закричали смертные, падая ниц и в страхе съеживаясь. — Пожалуйста!

— Я НЕ МОГУ ПОЗВОЛИТЬ СУЩЕСТВОВАТЬ ЭТОМУ ГОРОДУ, — прогрохотал Зевс. — ОН ПОСЛУЖИТ ПРИМЕРОМ, ЧТОБЫ ПОДОБНОЕ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ПОВТОРИЛОСЬ. ПЕРУН ПОРАЗИТ ЦЕЛЬ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ, ЧЕТЫРЕ, ТРИ…

Смертные со всех ног бросились бежать, но Зевс не дал им достаточно времени. Кому-то из жителей Салмонии все же удалось спастись, но когда молнии начали бить, большинство смертных оказались разорваны на кусочки или погребены под обломками.

Зевс стер Салмонию с лица земли. Целое поколение люди не смели вновь селиться в тех местах, а все из-за одного идиота, вырядившегося Зевсом, колесницы с курицами и ведра с факелами.

Перебор. В жертвах. Но это еще не самое ужасное наказание, на которое сподобился Зевс. Однажды он решил уничтожить все человечество.

Я даже не знаю, с чего вдруг. Видимо, люди очень плохо себя вели. Может, стали отлынивать от подношений, или не верили в богов, или, как вариант, много сквернословили и ездили с превышением скорости.

Неважно. Суть в том, что Зевс разозлился и принял решение об уничтожении всей человеческой расы. Лично я этого не понимаю. Нет, ну серьезно, что такого особенного могли натворить люди из того, чего они еще не делали? Но Зевс решил: лимит исчерпан. Прямо как один из этих учителей, которые позволяют вам всю четверть стоять на ушах, а потом в один совсем не прекрасный день и без какой-либо явной причины заявляют вдруг что-нибудь вроде: «Ну все, с меня хватит! Вас всех ждет наказание! Весь класс!»

Так и хочется сказать: «Чувак, остынь! Ты в курсе, что между крайностями „ничего не делать“ и „пойти вразнос“ есть еще и промежуточные варианты?»

В общем, Зевс созвал всех богов и выдал:

— Люди отвратительны! — заявил он. — Я собираюсь их уничтожить!

Тишина окутала тронный зал. Наконец Деметра подала голос:

— Всех их?

— Конечно! — ответил Зевс.

— Как? — спросил Арес. Глаза бога войны нетерпеливо заблестели. — Огонь? Молнии? Или возьмем бензопилы и…

— Дезинфекция! — перебил Зевс. — Сбросим на землю серию зарядов, подождем пару дней…

— Дезинфекцию еще не изобрели, — заметила Гера.

— О, точно, — Зевс нахмурился. — Тогда наводнение. Разверзну небеса, и пусть льет, пока все люди не потонут!

Посейдон недовольно заворчал.

— Наводнения — это моя прерогатива.

— Можешь помочь, — предложил Зевс.

— Но если не станет людей, — подала голос Гестия от очага, — кто будет тебе поклоняться, мой господин? Кто будет строить храмы и сжигать подношения?

— Придумаем что-нибудь, — отмахнулся Зевс. — В конце концов, это ведь не первая раса людей. Мы всегда сможем создать новую.

Согласно старым преданиям, формально он был прав. Людей, живших во времена Кроноса, звали золотой расой. После они предположительно все вымерли, и на их место пришла серебряная раса. Тех, что жили в первое время правления олимпийцев, прозвали бронзовой расой. Но чем все они отличались от нас? Версий много, но главное отличие в том, что они вымерли, а мы — нет… пока.

— Кроме того, — продолжил Зевс, — наводнение — это хорошо. Нужно время от времени смывать с земли всю накопившуюся грязь.

С большой неохотой, но боги все же согласились, хотя у многих из них были фавориты среди людей, так что они поспешили направить им предупреждения в форме снов и знамений. Благодаря этому кое-кто из людей спасся. А самыми знаменитыми из них были царь и царица Фессалии, что на севере Греции: Девкалион и его жена Пирра.

Девкалион был человеком, но его отцом был титан Прометей — тот самый, что принес людям огонь, после чего оказался прикован к далекой горе, где каждый день его печень выклевывал голодный орел.

Не знаю, как при этом Прометей умудрился обзавестись смертным ребенком. Едва ли ты сможешь ходить на свидания, будучи скованным цепями и подвергаясь постоянным пыткам. Но как бы то ни было, Прометею каким-то образом стало известно о планах Зевса, а любовь к человечеству в сердце титана еще не успела угаснуть. В особенности он не хотел, чтобы утонул его сын Девкалион, потому что тот был по-настоящему хорошим человеком. Он всегда с уважением относился к богам и вообще вел себя как подобает.

И Прометей привиделся ему во сне:

— НАДВИГАЕТСЯ НАВОДНЕНИЕ! СКОРЕЕ, ГОТОВЬТЕ ВСЕ НЕОБХОДИМОЕ!

Девкалион проснулся в холодном поту. Он рассказал жене о своем сне, а та вспомнила об огромном дубовом ящике, что стоял у них на мансарде. Они похватали на кухне продукты и воду и бросились по лестнице наверх, по пути предупреждая слуг:

— Бегите к семьям! Приближается наводнение! Ищите места повыше!

Девкалион и Пирра были добрыми людьми, но, к сожалению, большинство слуг не послушались. Царь и царица были уже старыми, и слуги решили, что они впали в маразм.

Девкалион и Пирра выбросили из ящика старую одежду и всякие безделушки, чтобы освободить место для провизии. Тут начался дождь, за несколько минут превратившийся в сплошной поток воды, хлещущей с небес. Сверкали молнии. Гром сотрясал землю. Меньше чем за час вся Фессалия оказалась затоплена. Девкалион и Пирра закрыли ящик с продуктами, забрались на крышку, и подступивший поток вынес их через мансардное окно под открытое небо.

Плавание оказалось не из приятных, их мотало то вверх, то вниз по сорокафутовым гребням, а буря все бушевала, мимо проносились какие-то обломки, наводнение накрыло всю землю. С миллион раз царь и царица оказывались на волосок от гибели. Но деревянный ящик подобно спасательному кругу удерживал их на поверхности.

Казалось, прошла вечность, прежде чем ливень наконец прекратился. Облака расступились, и показалось солнце. Уровень воды постепенно понизился, и Девкалион и Пирра на своем ящике оказались на склоне горы Парнас.

Многие из вас, наверное, уже подумали: «Слушайте, так этот парень пережил глобальное наводнение, когда все остальное человечество утонуло! Звучит знакомо! Только в той истории речь шла о некоем Ное!»

Да, но в истории всех древних цивилизаций встречается похожий эпизод с потопом. Полагаю, то было по-настоящему всемирное бедствие. Разные люди вспоминали о нем по-разному. Может, Ной и Девкалион даже проплывали мимо друг друга, и Девкалион сказал жене:

— Ковчег! Всех животных по паре! Почему мы до этого не додумались?

А его жена Пирра, возможно, ответила:

— Потому что они бы не поместились в наш ящик, болван!

Но это лишь мое предположение.

Наконец вода отхлынула назад в море, и земля начала высыхать.

Девкалион оглянулся по сторонам на безжизненные холмы и сказал:

— Отлично. И что нам теперь делать?

— Прежде всего, — отозвалась Пирра, — мы принесем жертву Зевсу и попросим его больше никогда так не делать.

Девкалион признал, что это была хорошая идея, так как еще один такой потоп будет явным перебором.

Они развели большой костер и сожгли в нем всю оставшуюся у них еду вместе с ящиком, молясь Зевсу, чтобы тот избавил их от еще одной генеральной уборки.

Зевс на Олимпе был доволен. Его удивило то обстоятельство, что кто-то вообще смог выжить, но раз первым делом Девкалион и Пирра принесли жертву во имя его, бога неба это вполне устроило.

— БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ ПОТОПОВ, — прогремел его голос сверху, — ВЫ БЛАГОЧЕСТИВЫ, И ВЫ МНЕ НРАВИТЕСЬ, ПОЭТОМУ МОЖЕТЕ ПРОСИТЬ У МЕНЯ ЧТО УГОДНО, Я ИСПОЛНЮ ЛЮБОЕ ВАШЕ ЖЕЛАНИЕ.

Девкалион благодарно пал ниц.

— Спасибо тебе, о владыка Зевс! Мы умоляем тебя, скажи, как нам вновь населить землю? Мы с женой слишком стары, чтобы заводить детей, и нам совсем не хочется стать последними людьми. Позволь человечеству вернуться, в этот раз мы будем вести себя достойно. Я обещаю!

Небеса загрохотали.

— ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ К ДЕЛЬФИЙСКОМУ ОРАКУЛУ. ТАМ ВАМ ПОМОГУТ.

До него было далеко, но все же Девкалион и Пирра в конце концов добрались до оракула. Так вышло, что люди там тоже были предупреждены о надвигающемся наводнении благодаря стае воющих волков. Кто из богов прислал эту стаю — мне неведомо, но местные забрались на самую высокую гору неподалеку от Дельф и пережили потоп, после чего вернулись к своим делам, то есть пророчествовали и прочее в том же духе.

Девкалион и Пирра зашли в пещеру оракула, где на трехногом стуле в облаке зеленоватого дыма восседала старая женщина.

— О оракул! — обратился Девкалион. — Прошу, скажи нам, как вновь населить землю. И я не имею в виду рожать детей, так как для этих глупостей мы уже слишком стары!

Голос оракула был похож на шипение змей:

— Покинув это место, прикройте головы и по пути бросайте себе за спину кости своей матери, но не оглядывайтесь.

— Кости моей матери? — возмутился Девкалион. — Но она умерла и похоронена! Я не ношу при себе ее костей!

— Я лишь делаю пророчества, — буркнула оракул, — а не объясняю их смысла. А теперь — кыш!

Не испытывая особого удовлетворения, Девкалион и Пирра покинули оракул.

— И как мы должны бросать себе за спину кости нашей матери? — спросил Девкалион.

Пирра не знала ответа, но все же прикрыла голову платком, дала мужу запасной шарф, чтобы тот последовал ее примеру, как и советовала оракул. Они медленно двинулись вперед, повесив головы, и тут Пирра заметила, что с платком на голове она может видеть одну лишь землю с разбросанными на ней камнями.

Она замерла.

— Муж мой, у меня есть идея. Кости нашей матери! Что, если в пророчестве говорилось о костях нашей матери в переносном смысле? Что, если это была… как там это называется? Лимерик?

— Нет, лимерик — это шуточное стихотворение, — ответил Девкалион. — Ты имеешь в виду метафору?

— Точно! Что, если «кости нашей матери» — это метафора?

— Допустим. Но метафора чего?

— Матери всего… Матери-земли! — предположила Пирра. — А ее кости…

— Могут быть камнями! — закончил за нее Девкалион. — Ого, да ты умная!

— Поэтому ты и женился на мне.

И Девкалион с Пиррой начали подбирать камни и бросать их себе через плечо. Они не оглядывались, но до их слуха доносился похожий на хруст яичной скорлупы звук, когда камни ударялись об землю. Позже царь и царица узнали, что каждый камень превратился в человека. Из тех, что бросал Девкалион, появились мужчины, а из тех, что бросала Пирра, — женщины.

Так Зевс позволил человечеству возродиться.

Не уверен, означает ли это, что мы с вами относимся к бронзовой расе, или к каменной, или булыжниковой. В любом случае Зевс обрадовался возвращению в мир людей, так как без них он лишился бы общества всех тех смертных красавиц, за которыми можно было бы поухаживать.

Во времена Древней Греции ты буквально и шага не мог ступить, чтобы не натолкнуться на одну их бывших подружек Зевса. Мы уже узнали о туче его романов, так что не будем останавливаться на этой стороне его жизни подробно. Я лишь замечу, что Зевс, добиваясь очередной девушки, проявлял чудеса бесстыдства и изобретательности. С каждой подружкой он превращался в нечто новое, только чтобы привлечь ее внимание, и редко использовал один и тот же облик дважды.

Раз он пристал к девушке в образе лебедя. Добрался до еще одной, превратившись в золотой дождь. Добивался других, став змеем, орлом, сатиром и муравьем. (Если подумать, как муравей может добиться девушки, как они вообще могут… ладно, забудем.) Зевс даже не раз обманывал женщин, прикидываясь их мужьями. Вот уж точно, ни стыда ни совести.

Особую подлость он проявил, когда похитил девушку по имени Европа. Она была царевна. (Естественно. Разве они все не были царевнами?) Зевс заметил ее как-то днем на пляже, где она гуляла с друзьями.

Зевс не хотел представать перед ней в своем истинном божественном обличье, потому что а) Гера могла заметить и разозлиться; б) завидев бога, девушки чаще всего бросаются бежать прочь от греха подальше; и в) он очень хотел поговорить с Европой наедине. Вам, наверное, знакомо это тоскливое чувство, когда вам очень хочется остаться с девушкой вдвоем, но они будто везде и всегда ходят стаями, словно волки какие-то. Раздражает.

Поэтому Зевс превратился в быка и поскакал по пляжу. Но страшным он не был. У него были мягкие серые глаза и желтовато-коричневая, как ириска, шкура с белым пятном на лбу, а рога были чистого жемчужно-белого цвета. Он остановился в траве на склоне у пляжа и принялся пастись, всем видом будто говоря: «Хрум-хрум. Не обращайте на меня внимания».

Все девушки его заметили и в первое время растерялись, не зная, как реагировать. Но бык не казался опасным, скорее наоборот, милым и добрым, в мерах быков, разумеется.

— Давайте подойдем ближе, — предложила Европа. — Он такой красивый!

И девушки собрались вокруг быка и принялись гладить его по спине и кормить его травой с руки. Бык басовито и нежно мычал. Он все косился на Европу своими большими серыми глазами и вел себя как добрейшее и милейшее существо.

— Ах! — девушки были тронуты до глубины души.

Европа заметила, что от быка еще и пахло приятно — чем-то вроде смеси кожи и «Олд Спайс». Ей жутко захотелось отвести его к себе домой.

Бык Зевс понюхал ее платье, а затем опустил голову и припал на передние колени.

— О боги! — вскрикнула Европа. — Кажется, он хочет меня покатать!

Строго говоря, царевнам было не положено разъезжать на быках, но этот был таким милым и послушным, что Европа тут же забралась ему на спину.

— Давайте, девчонки! — позвала она. — Забирайтесь… У-А-А!

Не успела она помочь подружкам к ней присоединиться, как бык рванул в сторону океана. Европа прижалась к шее животного, испугавшись, что бык ее сбросит. Страх также не давал ей спрыгнуть, пока бык неистовствовал.

Прошли какие-то мгновения, а бык уже оказался в трех сотнях футов от берега. Подруги Европы в отчаянии выкрикивали ее имя, но земля все удалялась, а Европа не была хорошей пловчихой. Она представить не могла, куда вез ее бык, и ее единственным вариантом было крепко держаться и надеяться на лучшее.

Зевс доплыл до самого Крита, а оказавшись там, вернулся в обличье бога и сказал:

— Наконец-то мы остались вдвоем! Как поживаешь? Я Зевс.

Иногда жизнь не предоставляет выбора, и раз Европа не могла вернуться домой, ей пришлось остаться на Крите, где она родила от Зевса троих сыновей. А так как ее родные не знали, где она, ее имя со временем обрело значение «малоизвестные земли». Греки стали называть территории к северу «европой», что в итоге превратилось в общеизвестное название.

Стоит признать, Зевс не всегда добивался девушек подобным образом.

После того небольшого восстания, когда боги пытались свергнуть его, он какое-то время ухаживал за нереидой Фетидой — то самой, что освободила его от пут. Затем Зевсу стало известно о пророчестве, что Фетиде судьбой уготовано произвести на свет сына, чье величие затмит родного отца.

Зевс покрылся холодным потом.

— Пацан еще круче меня? — пробормотал он себе под нос. — Ну уж нет!

Ухаживаниям тут же пришел конец, и их отношения так и не развились. Позже Фетида вышла замуж за великого героя Пелея, и у них родился сын, чья слава затмила славу отца. Если уж на то пошло, из него вышел самый могучий и знаменитый герой за всю греческую историю. Его имя было Ахилл. Так что можно поблагодарить Зевса, что тот не женился на Фетиде. Мы определенно обошлись бы без сверхмогущественного Зевса Младшего.

Лишь раз с него сбили спесь и окунули в грязь лицом, и случилось это во время встречи с монстром по имени Тифоей.

Рассказывают о нем самое разное, причем до сих пор нет консенсуса даже насчет его имени. Где-то он именуется Тифоеем. Где-то — Тифоном. Иногда Тифон и Тифоей предстают как два разных чудовища. Для простоты мы будем звать его Тифоей.

Как он выглядел? Сложно сказать. Его всегда окружали штормовые облака. Совершенно ясно одно: он был БОЛЬШОЙ. Такой большой, что макушкой задевал небосвод. Верхняя часть его туловища была более-менее человеческая, зато ноги больше были похожи на хвосты боа-констриктора. На каждой руке у него было по сто пальцев, заканчивающихся змеиными головами, сверкающими огненными глазами и плюющихся ядом, так что стоило ему разозлиться — и начинался ядовитый дождь. О маникюре можно было и не мечтать. Еще у него были огромные кожистые крылья, длинные тусклые волосы, пахнущие вулканическим дымом, и постоянно меняющееся лицо, так что возникало ощущение, будто у него была одновременно сотня разных лиц, и каждое еще уродливее предыдущего. Ах да, еще он выдыхал пламя. Я об этом говорил?

Тифоей родился и вырос в бездне Тартара. Его отцом был изначальный бог Тартар. Матерью была сама мать-земля. Что, полагаю, объясняет, почему Тифоей был и большим, и злым. Его родители могли гордиться сыночком.

У Тифоея имелась милейшая супруга по имени Ехидна. Ну ладно, едва ли ее можно было назвать милой. Она была омерзительным монстром, но, похоже, они отлично ладили, судя по количеству детей. По сути, практически каждый известный вам жуткий монстр был ребенком Тифоея и Ехидны.

Но все же как-то раз Тифоею взбрело в голову покинуть их уютный дом на дне вечных страданий.

— Дорогая, — сказал он Ехидне, — я собираюсь наверх, хочу уничтожить богов и захватить мир. Постараюсь вернуться к ужину.

— Очередная идея твоей матери? — возмутилась Ехидна. — Она вечно указывает тебе, что делать! Ты должен остаться дома! Гидре нужен ее папа! И Сфинксу тоже!

Тифоея передернуло. Мать-земля, и правда, вечно зудела о том, чтобы он уничтожил богов. Гея ненавидела их с тех пор, как они победили титанов. Но эта вылазка была целиком идеей самого Тифоея. Ему хотелось отдохнуть от своих чудовищных детей и чудовищной же жены. Захват мира показался неплохим оправданием.

— Я скоро вернусь, — обещал он. — Но если опоздаю, не ждите, садитесь за стол.

И облачный гигант Тифоей прорвался на поверхность земли и начал крушить все на своем пути. Это оказалось до обидного легко. Он поднимал горы и бросал их на города. Призывал ураганы и затоплял целые острова.

— И это все? — крикнул Тифоей в сторону Олимпа, до которого было еще далеко. — Где же вы, боги?

Боги готовились дать отпор… пока не оценили размеры Тифоея и то, как он разрушительным смерчем проносится по земле, уничтожая поселения, сжигая леса и заливая океаны ядом из своих пальцев со змеиными головами.

— Ого… — сглотнул Посейдон. — Да он огромный.

— Большой, — в кои-то веки Афина согласилась с богом морей. — Мне не нравится подобная расстановка сил.

— Ребята! — воскликнул Зевс. — Нас двенадцать против него одного! Мы победили титанов! У нас получится!

На самом деле Зевса била такая сильная дрожь, что он едва не выпрыгивал из сандалий. Еще ему очень хотелось убежать, но будучи царем богов, он должен был служить примером для остальных.

— Ну же! — он поднял свой лучший перун. — В атаку!

Боги попрыгали в свои летающие колесницы и последовали за ним, крича: «В атаку!» — правда, страх их был таким сильным, что это скорее звучало как: «В атаку?..»

Увидев их, Тифоей испытал нечто, до того момента ему неведомое, и то была… радость. Эти боги были до смешного крошечными! Расправа с ними представлялась настолько легкой задачей, что у него аж голова закружилась. Он уже практически видел себя восседающим на троне Зевса на Олимпе и управляющим всем мирозданием, хотя ему, скорее всего, придется озаботиться троном побольше.

— УМРИТЕ, БЕССМЕРТНЫЕ! — взревел он, хотя логики в этом вопле было мало, ведь формально бессмертные не могут умереть, но, думаю, Тифоей собирался разнести их на мелкие кусочки и высыпать их в бездну, а это почти равнялось смерти.

Так или иначе, гигант, выпрямившись во весь свой рост, так что его голова задела небосвод, начал брызгаться ядом и плеваться огнем. Вокруг него закружились облака тьмы. Вокруг змеиных ног начала плавиться земля, а моря вскипали.

Боги резко сменили боевые кличи на: «БЕЖИМ!», «ПОМОГИТЕ!» и «МАМОЧКА!».

Все, кроме Зевса, развернулись и бросились наутек.

То была не самая светлая страница их истории. Кое-какие предания утверждают, будто они превратились в животных, желая избежать гнева гиганта. В одном из них даже говорится, что они скрылись в Египте. И будучи там, в своих животных формах, стали причиной зарождения всех этих египетских мифов о богах с головами животных.

Уж не знаю, как на это отреагируют египтяне, если учесть, что их мифы на тысячи лет старше греческих, но мы ведь говорим о греках.

Как бы то ни было, Зевс остался против Тифоея в полном одиночестве.

Бог небес крикнул вслед улепетывающим олимпийцам:

— Вы что, серьезно?! А ну назад, тряпки!

Но его голос утонул в хохоте Тифоея:

— Бедный крошка Зевс, тебя оставили совсем одного! Лучше бы и тебе бежать, малыш-бог, пока я не раздавил тебя, как муравья!

Зевсу приходилось как-то раз превращаться в муравья, ухаживая за одной из своих подружек, так что он испытывал к этим насекомым особую симпатию. Тифоею нельзя спустить подобное оскорбление муравьев! Ярость придала богу смелости.

— Тебе конец, громила! — крикнул Зевс, и ринулся в схватку.

Он бросил перун, который взорвался ударившись об грудь Тифоея с мощью пятидесятимегатонной водородной бомбы. Облачный гигант покачнулся, но не упал.

Зевс ударял по нему снова и снова. Взрывы раскалили воздух, испарили всю воду и покрыли землю огромными рытвинами, но Тифоей продолжал наступать.

Гигант махнул рукой и сбил колесницу Зевса. Поймав вывалившегося бога в одну из своих змее-пальцевых ладоней, Тифоей крепко сжал кулак.

Зевс сменил облик, став насколько мог большим, но даже так он оставался для Тифоея крошкой. Зевс забился, пытаясь высвободиться, но даже все божественные силы оказались тщетными против гиганта.

— Отпусти меня! — закричал Зевс.

— Без проблем, — пробурчал Тифоей, выдыхая пламя так близко от лица Зевса, что у того сгорела борода. — Но я не хочу от тебя хлопот, поэтому подстрахуюсь.

— В смысле?

Змеепальцы Тифоея сжались на руках и ногах Зевса. Змеиные головы впились в его запястья и икры ядовитыми клыками и…

Так. А теперь морально приготовьтесь. Картинка не из приятных.

…вырвали из тела Зевса сухожилия.

И что с того? Ну, сухожилия крепят ваши мышцы к костям, так? Во всяком случае, так мне рассказывал мой тренер по баскетболу. Они представляют собой очень крепкую соединительную ткань — примерно как натуральная клейкая лента. И без этой «клейкой ленты» ничего не работает.

Тифоей вырвал из тела бога его бессмертные сухожилия, эти блестящие белые мокрые волокна божественной соединительной ткани (я же предупреждал, картинка та еще), и Зевс превратился в безвольную куклу. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Стал абсолютно беспомощным, а боль была настолько адской, что у него перед глазами все поплыло.

— Так-то лучше! — довольно воскликнул Тифоей. — И кстати, мне нравятся твои молнии. Из них получатся отличные зубочистки.

Гигант сорвал с пояса Зевса перуны, затем, наклонившись, подобрал те, что оставались в покореженной колеснице, сейчас дымящейся на островке неподалеку.

— Вот так! А теперь — ты свободен. Можешь наслаждаться зрелищем, как я уничтожу Олимп и захвачу весь мир. Затем я вернусь и наступлю на тебя.

И Тифоей стряхнул Зевса в сторону, подобно клубку пыли. Владыка вселенной упал на кучу мусора на склоне горы и всхлипнул:

— Ай!

Тифоей направился к Олимпу, убрав перуны Зевса и отвратительные на вид пучки сухожилий себе в мешочек (или борсетку, или что там было в ходу у злых облачных гигантов в то время).

Мда, все складывалось явно не в пользу богов. Или людей. Или вообще всех живущих на планете. Зевс валялся на склоне горы, беспомощный и мучающийся от жуткой боли, и наблюдал, как Тифоей целеустремленно топал к Олимпу.

Зевсу подумалось: «И почему я захотел стать царем? Это больно».

Тем временем боги все попрятались, и Тифоей бушевал себе вволю, практически не встречая сопротивления. Армия морских чудовищ и китов Посейдона попыталась его остановить, но Тифоей просто распинал их и отравил воду. Кое-кто из небесных богов пошел в атаку — духи звезд, а еще Селена, титан луны. Греки верят, что все эти шрамы и кратеры на луне остались как раз после того, как Селена повела свою колесницу в бой.

Но все было бесполезно. Моря продолжали вскипать. Целые острова оказались уничтожены. Небо превратилось в сплошное красно-черное булькающее месиво. Время от времени Тифоей с силой ударял ногой по земле, та раскалывалась, и он вытаскивал из глубин полную ладонь магмы, подобно желтку из яйца, а затем разбрасывал ее по земле, поджигая поля, плавя города и выводя на склонах гор огненные граффити из серии «ЗЕВС АЦТОЙ» и «СДЕСЬ БЫЛ ТИФОЕЙ».

Он бы точно добрался до Олимпа, если бы парочка богов не решила обогнуть его и узнать, что там с Зевсом.

То были далеко не храбрейшие ребята. Скорее, хитрющие. Один из них был Гермес-посланник, умеющий летать с огромной скоростью и обманывать радары. Вторым был простой бог-сатир по имени Эгипан, у которого были мохнатые ноги и козлиные копыта, и вообще он выглядел в целом как любой другой сатир, только был бессмертен.

Эгипан сумел спрятаться от Тифоея, обернувшись в козу с рыбьим хвостом. (Отчего он выбрал такой странный облик? Может, запаниковал. Не знаю.) В общем, он нырнул в море и так смог спастись.

И теперь его мучили угрызения совести за собственную трусость, так что он присоединился к Гермесу, и вдвоем они летали над округой, пока наконец не заметили Зевса, лежащего на горе мусора.

— Ого, — заметил Гермес, когда они приземлились. — Что с тобой случилось?

Зевсу хотелось разорвать их за то, что они бежали и оставили его сражаться с Тифоеем в одиночку, но боль была слишком сильной, и он отчаянно нуждался в их помощи.

Он едва мог говорить, но все же сумел рассказать им о похищенных перунах и выдранных из его рук и ног сухожилиях.

Казалось, Эгипана сейчас стошнит.

— Ну все, это конец.

— Нельзя сдаваться! — возразил Зевс. — Мне нужны мои сухожилия и перуны. Думаю, если я смогу взять Тифоея на мушку и ударить, я его одолею. Вопрос один: как вернуть мое оружие и сухожилия…

Он задумчиво уставился на свирель, свисающую с шеи Эгипана.

Может, идея притащить на поле боя музыкальный инструмент покажется кому-то глупой, но Эгипан никогда не расставался со своей свирелью. И он слыл прекрасным музыкантом.

Вдруг в голове Зевса мелькнула шальная мысль. Ему вспомнилось, как он сам сумел провести Кроноса и заставить его выблевать остальных олимпийцев и как он в образе виночерпия своими песнями и танцами завоевал расположение титанов…

— Когда не работает грубая сила, — сказал Зевс, — поможет хитрость.

— Мне нравятся хитрости, — заметил Гермес.

И Зевс рассказал им свой план.

К счастью, Гермес был быстрым летуном. Он подобрал Эгипана и беспомощную марионетку Зевса и на полной скорости пустился по следу чудовищных разрушений Тифоея. Боги приземлились в материковой Греции неподалеку от подножия Олимпа, прямо на пути приближающегося гиганта.

Гермес уложил Зевса в пещере неподалеку, где владыке небес было уготовано валяться, словно бесполезный мешок с камнями, в ожидании, сработает их план или нет.

Гермес затаился за деревьями, а бог-сатир Эгипан с удобством устроился посреди широкого луга, где его ну никак нельзя было не заметить, и начал играть на свирели.

Вскоре небо потемнело. Земля задрожала. Воздух запах кислотой и ядом, а деревья начали тлеть. Но Эгипан продолжал себе играть.

На горизонте возникла черная громадина Тифоея, словно Кинг-Конг, Годзилла и один из этих злых Трансформеров, слившиеся воедино. Сопровождая свое продвижение победными криками, он направлялся к Олимпу. Земля сотрясалась, не переставая.

А Эгипан продолжал музицировать. Его мелодии походили на солнечные лучи поутру, на холодный ручей, текущий по лесу, на запах шампуня от свежевымытых волос твоей девушки…

Простите, я отвлекся. Так о чем я?

Ах да… бог-сатир. Его музыка пробуждала все самое хорошее и прекрасное. Когда Тифоей приблизился и услышал разносящиеся по округе чудные мелодии, он в недоумении замер.

— Это не похоже на крики, — пробормотал гигант, обращаясь к самому себе. — На взрывы тоже. Что это?

Стоит ли упоминать, что в Тартаре было с музыкой не особо, а даже если она и была, то разве что погребальные песни и дэт-метал.

Наконец Тифоей заметил на лугу играющего на свирели бога-сатира. Разумеется, Тифоей мог просто наступить на него, но вот что странно — Эгипана, похоже, гигант совершенно не волновал.

Увиденное сбило гиганта с толку. Он опустился на колени, чтобы получше рассмотреть сатира. На несколько мгновений мир погрузился в тишину, если не считать треск пожара, доносящийся от оставленных Тифоеем разрушений да нежную мелодию свирели.

Облачный гигант никогда не слышал ничего столь прекрасного. И оно определенно было куда лучше ворчания его чудовищной жены и плача деток-монстров.

Тифоей сам не заметил, как сделал глубокий и тяжелый вздох, оказавшийся таким мощным, что растрепал волосы Эгипана и прервал его игру.

Бог-сатир наконец соизволил взглянуть вверх, но испуганным он не выглядел.

(На самом деле Эгипан был в ужасе, но умело это скрывал, возможно, потому, что знал: Гермес рядом, и если что-то пойдет не так, он его вытащит.)

— О, здравствуй, — сказал Эгипан. — Я тебя не заметил.

Тифоей наклонил свою огромную голову.

— Я ростом с небо, меня окутывает тьма, и я все это время уничтожал мир. Как ты мог меня не заметить?

— Видимо, я погрузился в музыку. — Эгипан вновь заиграл, и Тифоей ощутил, как его гигантское сердце наполняется радостью, которая была чуть ли не приятнее той, что он испытал, уничтожая богов.

— Мне нравится твоя музыка, — решил Тифоей. — Может, я и не убью тебя.

— Благодарю, — спокойно отреагировал Эгипан и продолжил музицировать.

— Уничтожив богов, я займу Олимп и сделаю тебя своим дворцовым музыкантом, чтобы ты играл для меня.

Эгипан все играл свои нежные мелодии.

— Мне будет нужна хорошая музыка, — рассудил Тифоей. — Ты можешь написать великую балладу обо мне — песню, как я захватил мир!

Эгипан остановился, и на его лице неожиданно появилась печаль.

— Хм… если только… Но нет. Нет, это невозможно.

— Что? — прогремел Тифоей.

Эгипану было невероятно сложно придерживаться их плана и оставаться спокойным, когда над ним склонился огромный облачный гигант, а его сотни змеепальцев капали ядом и зыркали на него красными глазами.

«Гермес рядом, — напомнил себе Эгипан. — У меня получится».

— О, я был бы счастлив написать о тебе песню, — сказал Эгипан. — Но столь грандиозная мелодия не должна быть рождена свирелью. Мне понадобится арфа.

— У тебя будут в распоряжении все арфы мира, — обещал Тифоей.

— Это так великодушно с твоей стороны, мой господин, — ответил Эгипан, — но, боюсь, мне понадобятся для этого очень прочные сухожилия… намного прочнее коровьих или лошадиных. Иначе струны просто лопнут, если я попытаюсь передать через них все твое могущество и величие. Никакой инструмент смертных не выдержит этой мелодии!

Тифоея это объяснение полностью удовлетворило. Затем ему пришла в голову мысль.

— Знаю! — Тифоей поставил на землю свою «борсетку» и вытащил из нее сухожилия Зевса. — Можешь использовать их.

— О, идеально! — воскликнул Эгипан, хотя на самом деле ему очень хотелось закричать: «Фу! Гадость!» — Как только ты захватишь все мироздание, я сделаю арфу, достойную песни о тебе.

Эгипан поднес к губам свирель и проиграл несколько нот усыпляющей колыбельной.

— Но захват мироздания, должно быть, та еще тяжелая работенка, даже для столь несравненного создания, как ты.

Эгипан продолжил игру, пробуждая образы ленивого полудня, прохлады тени дерева у ручья и мягкого покачивания уютного гамака. Веки Тифоея потяжелели.

— Да… изматывает… — согласился Тифоей. — И ведь никто не ценит мои труды! — Он сел, отчего горы задрожали. — Уничтожать города. Отравлять океаны. Сражаться с луной. Это ужасно утомляет!

— Понимаю, мой господин, — сказал Эгипан. — Если пожелаешь, я могу поиграть немного, пока ты отдыхаешь перед тяжелым восхождением на Олимп к победе.

— Хм… Музыка, — веки Тифоея сомкнулись. — Только если недолго… Хр-р-р…

Его огромная голова упала на грудь, и облачный гигант захрапел. Эгипан продолжил играть свою нежную колыбельную, поддерживая счастливый сон Тифоея.

Тем временем к ним подобрался Гермес и забрал у бога-сатира сухожилия, а затем принялся рыться в «борсетке», пока не нашел перуны Зевса. Он кивнул Эгипану — «Продолжай играть!» — и полетел к пещере, где лежал Зевс.

Это была та еще грязная работенка — засовывать сухожилия назад в руки и ноги бога неба и вымеренными разрядами молнии подсоединять их к мышцам и костям. Пару раз Гермес всунул сухожилия вверх ногами, и когда Зевс попытался пошевелить рукой, он хлопнул себя по затылку.

— Прости! — извинился Гермес. — Сейчас все исправлю!

Наконец Зевс вернулся в норму. Будучи бессмертным богом, он быстро исцелился, а стоило ему взять в руки свои перуны, как его затопила ярость, отчего он почувствовал себя сильным, как никогда.

— Пришло время реванша, — проворчал он.

— Могу я чем-то помочь? — спросил Гермес.

— Не попадайся под руку, — ответил Зевс.

— Это я могу.

Зевс решительным шагом покинул пещеру и начал увеличиваться в размерах, пока не стал в половину роста Тифоея — то есть просто чудовищно огромным для бога. Как только Гермес подхватил Эгипана и унес его на безопасное расстояние, Зевс крикнул:

— ПРОСЫПАЙСЯ!

И ударил молнией Тифоея прямо в лицо, что могло сравниться с превращением звезды в сверхновую у тебя под носом.

Тифоей рухнул на землю, но Зевс не остановился и продолжил атаковать. Гигант заворочался, пытаясь подняться. Он все еще не проснулся окончательно и сонно недоумевал, что случилось с вежливым сатиром и его чудной музыкой. Зевс бил по нему молниями… Но ведь это было невозможно, так?

БАМ!

БАБАХ!

Гигант начал отступать. Вокруг него трещали молнии, срезая с его пальцев змеиные головы, рассекая облака тьмы и ослепляя его каждой вспышкой.

Споткнувшись, Тифоей рухнул в море, и Зевс, не дожидаясь, когда гигант придет в себя, сорвал с земли гору и поднял ее над головой.

— ПОДАВИСЬ ЭТНОЙ! — взревел Зевс. (То было название той горы.)

И он опустил на Тифоея гору, и с тех пор облачный гигант заключен под Этной, периодически он пытается выбраться из-под мегатонн породы и вызывает вулканические взрывы.

Так Зевс с небольшой помощью Гермеса и Эгипана спас мир. Не знаю, получил ли Гермес награду, но Эгипану в благодарность за его мужество было выделено целое созвездие в форме козла с рыбьим хвостом, дабы почтить облик, в котором он скрылся от Тифоея. Позже это созвездие стало одним из знаков зодиака. Мы зовем его Козерогом.

И вот наконец — ура! — я могу закончить свой рассказ о Зевсе.

Но есть и плохая новость: пришло время поговорить о богине, которая, мягко говоря, недолюбливает моего отца, да и от меня она далеко не в восторге. Но я постараюсь остаться непредвзятым, в конце концов, речь пойдет о маме моей девушки Аннабет — старой доброй ее величестве коварство и сообразительность Афине.

АФИНА УСЫНОВЛЯЕТ ПЛАТОК

Где-то с миллион страниц ранее я упоминал первую жену Зевса, титаниду Метиду. Помните ее? Вот и я не помню. Пришлось пролистать и перечитать. Метиды, Фетиды, Темиды — голова раскалываться начинает, когда пытаешься всех запомнить и не перепутать.

Вот вам резюме.

Краткое содержание предыдущих событий сериала «Настоящие боги Олимпа»: Метида забеременела от Зевса. Согласно пророчеству, на свет должна была появиться девочка, но если у Метиды и Зевса после родился бы еще один ребенок, то это был бы мальчик, который, став взрослым, занял бы место Зевса. Услышав это, Зевс поступил совершенно естественным образом: запаниковал и проглотил свою беременную жену целиком.

Тадам!

Что было дальше?

Ну, бессмертные не могут умереть, даже попав в желудок другого бессмертного, так что Метида родила свою дочь прямо в животе Зевса.

(Не стесняйтесь, кривитесь и зеленейте на здоровье. Хотя, может, стоит повременить. Дальше будет только хуже…)

Со временем Метида обратилась в чистое сознание, не зря же она была титаном глубоких размышлений, и закончила свой век ворчливым голоском на задворках разума Зевса.

Что касается ее дочери, то та росла в животе отца по тому же принципу, что и когда-то олимпийцы в желудке Кроноса. Повзрослев (то есть став очень маленькой, сверхсжатой взрослой девушкой, терпящей жуткие неудобства), она задумалась, как выбраться в мир. Ни один из вариантов не казался ей удачным. Вылези она через рот Зевса — и все выставят ее на посмешище и будут говорить, что ее выблевали. То было ниже ее достоинства. А последуй она дальше по пищеварительной системе к другому концу… Ну уж нет! Эта альтернатива представлялась ей еще более омерзительной. Она была сильной юной богиней и при желании могла пробиться прямо сквозь грудь Зевса, но тогда она встанет в ряд с этими жуткими монстрами из фильмов об инопланетянах, и потом, подобное появление было совсем не в ее вкусе.

Наконец она придумала. Она тоже превратилась в чистое сознание — маленькая хитрость, которой ее научила мама Метида — и поднялась по позвоночнику Зевса прямо ему в голову, где вновь обрела тело. После чего она стала молотить и пинать по черепу отца, крича и вообще производя как можно больше шума. (Может, у нее было место, чтобы развернуться, потому что мозги у Зевса оказались очень маленькими. Только не говорите ему, что это я вам сказал.)

Можете себе представить, какую жуткую головную боль заработал Зевс.

Он не мог заснуть всю ночь из-за незатихающих ударов внутри черепа. На следующее утро, выйдя на завтрак, он попытался поесть, но вместо этого постоянно морщился, вскрикивал и стучал вилкой по столу:

— ХВАТИТ! ПРЕКРАТИТЕ ЭТО!

Гера и Деметра обменялись обеспокоенными взглядами.

— Э-э, муж мой? — спросила Гера. — Все… в порядке?

— Голова болит! — взвыл Зевс. — Ужасно болит голова!

И словно в доказательство своих слов владыка мироздания лицом ткнулся в блинчики, отчего и блинчики, и тарелка, на которой они лежали, оказались уничтожены, а по столу побежала трещина, но боль от этого не утихла.

— Аспирин? — предложил Аполлон. (Он был богом врачевания.)

— Чашечку чая? — подхватила Гера.

— Я могу вскрыть тебе череп, — высказался Гефест, бог-кузнец.

— Гефест! — ахнула Гера. — Не смей говорить с отцом в таком тоне!

— А что? — не понял Гефест. — У него явно проблемы с головой. Открою крышку и посмотрю, что не так. Может, ослаблю давление. Кроме того, он же бессмертный. Это его не убьет.

— Нет, спасибо… — Зевс поморщился. — Я…

Вдруг у него перед глазами вспыхнули красные точки. Боль пронзила все тело, а голос в голове заорал:

— ВЫПУСТИ МЕНЯ! ВЫПУСТИ МЕНЯ!

Зевс свалился со стула и забился.

— Снимите с меня скальп! — взвыл он. — Вытащите это из меня!

Остальные боги в ужасе побелели. Даже Аполлон замер, а ведь у него было минимум с дюжину значков бойскаута за оказание первой помощи.

Гефест поднялся.

— Ладно. Я за шилом. (Которое по сути представляло собой огромный пестик для рубки льда, только предназначающийся для проделывания дырок в толстых поверхностях, таких как металл или головы богов.) А вы отнесите Зевса к трону и крепко держите его.

Олимпийцы приготовились к срочной операции на мозге. Перенеся Зевса на трон, они обездвижили его, а Гефест тем временем готовил инструменты. Бог-кузнец времени зря не терял. Он подошел к Зевсу, установил кончик пестика в середину лба, замахнулся молотом и — БАМ!

После этого все стали звать его Гефест С-Первого-Удара.

Вложенных сил оказалось достаточно, чтобы пробить череп, но при этом не превратить Зевса в божественный овощ. От пестика до переносицы пробежала трещина, ширины которой как раз хватило, чтобы Афина просочилась наружу.

Она спрыгнула со лба Зевса и прямо на глазах у всех выросла до размеров полностью сформировавшейся взрослой богини в серых одеждах и боевых доспехах, с бронзовым шлемом на голове и копьем и щитом в руках.

Не знаю, откуда она все это взяла. Может, Афина сама с помощью волшебства создала себе такой образ, а может, Зевс перекусывал одеждой и оружием. Как бы то ни было, появление богини стало, и правда, чем-то немыслимым.

— Всем здравствуйте, — спокойно сказал она. — Я Афина, богиня военной стратегии и мудрости.

Деметра упала в обморок. Гера выглядела донельзя возмущенной, ведь ее муж только что, можно сказать, родил из собственного лба ребенка, а Гера была абсолютно уверена, что Афина не была ее дочерью.

Бог войны Арес первым нарушил молчание.

— Ты не можешь отвечать за войну! Это моя работа!

— Я сказал: военной стратегии и мудрости, — повторила Афина. — Я буду следить за битвами, которые потребуют стратегии, хитрости и развитого интеллекта. Ты же можешь отвечать за все эти не требующие особого ума и кровавые «мужские» аспекты войны.

— А, тогда ладно, — сказал Арес. И нахмурился: — Постой… что?!

Гефест зашил трещину в голове Зевса. Несмотря на недовольство остальных богов, Зевс настоял, чтобы те приняли Афину в свои ряды, и так она стала одной из олимпийцев.

Как вы уже поняли, она была богиней мудрости, что включало в себя умение давать советы, а также другие разные полезные умения. Она подарила грекам оливковое дерево, а еще научила их считать, носить одежду, запрягать в плуги быков, использовать зубную нить после каждого приема пищи и многим другим нужным штукам.

Как богиню военной стратегии, ее больше волновали вопросы защиты, чем нападения. Нельзя сказать, что ей нравились войны, но она знала, что подчас без них не обойтись. И всегда старалась победить с помощью стратегии и хитрости, а еще — свести к минимуму жертвы, тогда как Арес обожал жестокость, и для него не было зрелища приятнее, чем поле боя, заваленное искалеченными трупами. (О да, он тот еще душка.)

Священным растением Афины было оливковое дерево, так как именно оно стало главным ее подарком афинянам. Священными животными считались сова и змея. Предположительно потому, что сова — символ мудрости в воздушных сферах, а змея — в земных. Лично я этого никогда не понимал. Если совы такие мудрые, чего они вечно смотрят на тебя, вылупив глаза, и ухают, будто чему-то удивляясь? Да и змеи никогда не казались мне такими гениями, но греки считали, что когда змея шипит, она таким образом нашептывает важные тайны. Ага, конечно, чуваки вы греческие. Давайте же, поднесите эту гремучую змею поближе к уху. Она явно хочет что-то вам сказать.

Афину легко узнать в старых греческих статуях или на картинах. Она почти всегда в одном и том же образе. Ее шлем украшают изображения баранов, коней, грифонов и сфинксов, а сверху его венчает крутой ирокез из перьев. В руках она держит щит и копье, а одета практически всегда в спартанского типа простое платье без рукавов с волшебным доспехом-оплечьем эгидой поверх. Согласно древним преданиям, это оплечье окаймлено кожей змеи и к нему сверху прикреплена бронзовая голова Горгоны, играющая роль чего-то вроде корсажа. Может, вы слышали и такую версию, где эгидой называется щит богини. Думаю, никто не смел присмотреться внимательнее и определить наверняка, какой из вариантов правильный, как раз из-за головы Медузы, ведь по сути вся эта атрибутика предназначалась для того, чтобы все при виде ее бросались с криками наутек.

Во многих преданиях Афина дарит эгиду Зевсу, то есть формально она принадлежит ему, но время от времени она ее у отца одалживает: «Слушай, пап, можно я возьму у тебя на вечер отрубленную голову Медузы? Мы с друзьями идем погулять».

«Хорошо, дорогая, но верни ее до полуночи и не превращай никого в камень».

Одна из самых таинственных историй, связанных с Афиной, это история, почему ее стали называть Афина Паллада. Долгое время я был уверен, что люди говорят «Афина пол-Ада», и ломал голову, при чем тут половина Аида, бога или его царства — не суть?

Даже греки не могут сойтись в едином мнении, с чего их любимая богиня получила прозвище «Паллада», но вот что рассказывали мне.

Когда Афина была еще юной богиней, только что выбравшейся изо лба Зевса, отец отправил ее пожить с нимфами озера Тритон в Ливии, что на северном побережье Африки.

— Они тебе понравятся, — обещал Зевс. — Они все очень воинственные, прямо как ты. Может, научат тебя парочке новых боевых приемов!

— Сомневаюсь, — отозвалась Афина. — Почему ты отправляешь меня к ним?

Зевс попытался улыбнуться, но лоб все еще сильно болел.

— Слушай, моя боевая пампушечка…

— Не называй меня так!

— Ты всю жизнь провела внутри меня, — продолжил Зевс. — Я хочу дать тебе шанс узнать мир. Плюс олимпийцы за это время немного привыкнут к мысли, что ты теперь в совете богов. Буду с тобой честен, ты их немного пугаешь. Ты умна и сильна.

Афине польстили его слова, и она согласилась отправиться ненадолго в Африку.

Как и предсказывал Зевс, ей там очень понравилось. Нимфы озера Тритон оказались прекрасными воительницами и спортсменками, может, благодаря жизни в столь суровой среде. Афина выучилась всем сверхсекретным ниндзя-нимфовским приемам. Нимфы же решили, что Афина — это лучшее, что случилось с ними после изобретения амброзии ломтиками.

Ближе всех она сошлась с Палладой, единственной нимфой, которой иногда удавалось победить Афину в рукопашном бою. Им нравились одни и те же доспехи и оружие. У них было одинаковое чувство юмора. Они даже думали схоже и могли заканчивать друг за друга предложения. В общем, они моментально стали лучшими подругами.

Но затем как-то раз, когда Афина и Паллада сражались на берегу озера, Зевс решил взглянуть вниз, посмотреть, как там поживает Афина.

Зевс был в шоке. Афина и Паллада бились с такой скоростью и неистовостью, что бог небес не мог поверить, что это игровой бой. Казалось, Афину вот-вот убьют! (Да-да, знаю, она была бессмертна, так что убить ее было нельзя, но Зевс был тем еще сверхзаботливым папашей. Поддавшись эмоциям, он обо всем забыл.)

Паллада направила в грудь Афины копье, и Зевс не выдержал. Он появился в небе позади Афины и выставил вперед эгиду (которая была в тот момент у него), так что Паллада невольно посмотрела на нее.

Бронзовое лицо Медузы ошеломило нимфу. Афина отбила копье подруги и нанесла ответный удар, направив свое копье прямо в живот Паллады.

В обычной ситуации Палладе бы не составило труда увернуться, и Афина была уверена, что подруга что-нибудь предпримет.

Но в тот раз Паллада среагировала слишком поздно. Копье Афины прошило живот нимфы насквозь. Паллада рухнула на землю.

Нимфы — волшебные создания. Они долго живут и могут выдержать многое, может, даже взгляд самой Медузы, но они не бессмертны. Проткни нимфу копьем — и она умрет.

Паллада умерла.

Афина рухнула на колени, зарыдав от шока и ужаса. Она обняла безжизненное тело своей бедной подруги и перевела взгляд на Зевса, все еще парящего в воздухе с эгидой наготове.

— ОТЕЦ! — крикнула Афина. — ЗА ЧТО?!

Взглянув в кипящие от ярости и боли серые глаза дочери, Зевс ощутил страх почти такой же сильный, как при встрече с Тифоеем.

— Я думал… Я не хотел… Упс.

Он исчез и поспешно вернулся на Олимп.

Афина сильно горевала. Тело ее подруги обратилось в воды озера, как всегда происходит с водными нимфами, но Афина решила воздвигнуть в честь Паллады священный монумент. Богиня создала деревянную копию Паллады и раскрасила ее с таким мастерством, что статуя выглядела почти живой. Затем Афина отрезала от эгиды полоску ткани (будучи доспехом бога, она была больших размеров) и накинула ее поверх плеч Паллады-копии.

Статуя стала важным артефактом. Со временем она оказалась в Трое, где стояла в специальном храме, называемом Палладиумом, что означало «место, где стоит Паллада». Все женщины могли войти туда и попросить у Афины защиты, и никто не мог им потом навредить. В свою очередь мужчинам было запрещено даже смотреть на статую, ослушание каралось смертью.

Статуя Паллады так походила на саму Афину, что люди начали называть ее как Палладой, так и Афиной. Через какое-то время, окончательно запутавшись, греки стали звать уже богиню Афину Палладой.

Афина была не против. Таким образом, взяв имя подруги, она никогда о ней не забывала.

Так что можете смело звать ее Афина Паллада, но не вздумайте уточнять насчет «половины Ада». Исхожу из собственного опыта — ей это совсем не кажется смешным.

Если подумать, у Афины вообще были проблемы с чувством юмора.

К примеру, как она обошлась с Арахной? Жуть!

Начало жизни Арахны никак нельзя было назвать удачным. Она родилась в царстве Лидия, сейчас те места мы зовем Турцией. Ничего особенного, этакая Южная Дакота Древней Греции. (Простите, жители Южной Дакоты.) Родители Арахны были красильщиками из простонародья, что означало, что они целыми днями напролет замешивали куски ткани в чанах с вонючей и исходящей паром пурпурной жидкостью — почти эквивалент современного конвейерного приготовления гамбургеров в «Макдоналдсе».

Они умерли, когда Арахна была еще маленькой, оставив ее без друзей, семьи и денег. Но, несмотря на это, Арахна стала самой известной девушкой во всем царстве благодаря одному таланту. Она умела ткать, как никто другой.

Знаю, о чем вы сейчас подумали: «Ткань? Как круто. Южная Дакота, оказывается, ничего себе местечко».

А теперь возьмите и попробуйте поткать сами. Это сложно! Вы вообще когда-нибудь смотрели, из чего сшита ваша одежда? В следующий раз на скучном уроке химии приглядитесь. Ткань представляет собой нити — миллионы и миллионы их переплетаются сверху вниз и справа налево. Вначале берется основа, шерсть, хлопок или еще что, она тщательно расчесывается, чтобы все волокна улеглись в одном направлении, затем их стягивают и скручивают в тонкие нити. А потом несметное количество этих нитей натягивают ровненько параллельно друг другу, как струны гитары, а через них уже пропускают другие, нитку за ниткой.

Да, сейчас все это делают машины. Но представьте то время, когда ткали своими руками. На один квадратный дюйм ткани уходили целые часы. Большинство людей обходилось одной рубашкой и одними штанами, потому что их было кошмар как сложно выткать. Шторы или простыни? Забудьте!

И это при условии, что ткань была одноцветной, к примеру, белой. А если вам хотелось рисунок? Тогда вы должны были просчитать, какие нити в какой цвет выкрасить, в каком порядке их расположить, в общем, работа походила на собирание огромного и жутко сложного паззла. С моим синдромом дефицита внимания и гиперактивности у меня бы точно никогда не получилось.

Ткачество было единственным способом получить одежду, так что, если ты не желал носиться по округе голым, тебе стоило найти себе хорошего ткача.

Но для Арахны это было словно как нечего делать. Она могла выткать тебе гавайскую рубашку с цветами, лягушками и кокосами, и у нее ушло бы на это всего минут пять. Она ткала шторы из серебряных и голубых нитей, и когда ткань развевалась, казалось, это настоящие облака плывут по голубому небу. Больше всего она любила ткать гобелены — огромные лоскуты ткани с потрясающим узором, которые вешают на стену. Их использовали исключительно для украшения, а их создание считалось таким сложным делом, что их могли позволить себе разве что цари да профессиональные баскетболисты, но Арахна ткала их себе на забаву и отдавала за просто так, словно сувениры на память.

Это сделало ее популярной и очень известной.

Вскоре местные стали каждый день собираться в хижине Арахны, чтобы понаблюдать за ее работой. Даже нимфы покинули свои леса и ручьи, чтобы ошалело выпучить глаза на ее гобелены, потому что они были краше самой природы.

Это походило на магию. Арахна брала комок шерсти, закручивала его в нить, красила в нужный цвет и вдевала в ткацкий станок — и на все это уходило меньше секунды. Заготовив основу из параллельных вертикальных нитей, она продевала горизонтальную уточную нить вдоль длинного куска дерева, называемого челнок, который работал по принципу гигантской швейной иголки. В ее руках челнок двигался вперед и назад со скоростью теннисного мяча, сплетая нити в единый лоскут, а благодаря идеальному расчету цветов проявляющийся на ткани рисунок поражал своим великолепием.

Чпок, чпок, чпок, чпок: ТАДАМ!

Вдруг перед вашими глазами на ткани появлялся океан, но столь реалистичный, что, казалось, волны на самом деле ласкают пляж. Вода поблескивала синими и зелеными металлическими нитями. Люди на берегу были вытканы с такой тщательностью, что можно было рассмотреть выражения их лиц. А окажись у вас под рукой лупа, то вы бы с ее помощью смогли разглядеть каждую песчинку. По сути Арахна изобрела высокочеткое ткачество.

Одна из нимф пораженно ахнула.

— Арахна, это потрясающе!

— Спасибо, — Арахна позволила себе самодовольную улыбку, пока готовилась к созданию нового шедевра.

— Должно быть, Афина лично учила тебя ткачеству! — продолжила нимфа.

Нужно заметить, что это был очень серьезный комплимент. Арахне следовало просто кивнуть, поблагодарить и выбросить услышанное из головы.

Но Арахна слишком гордилась своей работой и к богам относилась так себе. Разве они хоть в чем-то ей помогли? Арахна всего добилась сама. Ее родители умерли и оставили ее ни с чем, и после ей ни разу не улыбалась удача.

— Афина? — фыркнула Арахна. — Я сама научилась ткачеству!

Толпа неуютно поежилась.

— Но, — заметил один мужчина, — ты должна поблагодарить Афину за свой талант, ведь именно она изобрела ткачество. Без нее…

— Останешься без гобелена! — Арахна бросила ему в лицо клубок. — Мое ткачество — это моя заслуга! Если Афина столь хороша, пусть спустится сюда и сравнит свои таланты с моими! Посмотрим, кому у кого следует поучиться!

Можете представить, что случилось потом. Афина услышала о брошенном ей вызове. Когда ты богиня, ты не можешь просто взять и спустить кому-либо подобные высказывания в твою сторону.

На следующий день Афина спустилась на землю, но вместо того, чтобы ворваться с копьем наголо, она решила пойти к Арахне, не раскрывая себя, и проверить все сама. Афина умела быть осторожной. Она предпочитала лично собирать факты и давать людям второй шанс. В конце концов, это ведь она случайно убила свою лучшую подругу Палладу. Ей отлично было известно, что все совершают ошибки.

Так что Афина приняла облик немощной старухи и проковыляла в хижину Арахны, слившись с толпой, как всегда набившейся, чтобы полюбоваться на работу девушки.

Смертная и правда была хороша. Без сомнений. Арахна ткала виды гор и водопадов, мерцающие в полуденном зное города, крадущихся по лесам животных и морских чудовищ, столь страшных, что, казалось, они сейчас спрыгнут с ткани и нападут. Арахна выдавала гобелен за гобеленом с нечеловеческой скоростью, забрасывая счастливую от такой халявы толпу ценными снарядами.

Девушка не была жадной, ей просто хотелось разделить свой труд со всем миром.

Афина это оценила. Эта смертная Арахна не происходила из богатой семьи и не ходила в престижную школу. У нее не было за плечами ничего, но она смогла встать на ноги благодаря одному таланту и труду. Афина решила дать Арахне шанс.

Богиня протиснулась сквозь толпу и заговорила с девушкой за работой.

— Ты знаешь, милая, — сказала старуха Афина, — я, может, и стара, но годы наделили меня мудростью. Я хочу дать тебе совет.

Арахна что-то буркнула. Она была занята и не желала слышать никаких мудростей, но промолчала.

— Ты очень талантлива, — продолжила Афина. — Нет ничего плохого, чтобы выслушивать похвалу от других людей, ты ее заслужила! Но, надеюсь, ты все же отблагодаришь Афину за отпущенный тебе дар. В конце концов, именно она изобрела ткачество и наделяет талантом к нему смертных.

Арахна перестала ткать и посмотрела на старуху.

— Никто ничем меня не наделял, бабушка! Может, у тебя проблемы со зрением, но взгляни на этот гобелен, его выткала я! И я не собираюсь никого благодарить за свой тяжелый труд!

Афина постаралась сохранить спокойствие.

— Ты горда. Я понимаю. У тебя есть на то право. Но ты оскорбляешь богиню. Будь я на твоем месте, я бы немедленно взмолилась о прощении. Уверена, она ответит. Она милостива ко всем, кто…

— Вали-ка отсюда, бабуля! — возмутилась Арахна. — Придержи свои советы для своих дочерей и внучек. Мне они не нужны! А раз ты так обожаешь свою Афину, отправляйся к ней и скажи прийти сюда, чтобы мы узнали, кто на самом деле достоин называться мастером ткачества!

То стало последней каплей.

Маскировка Афины ярко вспыхнула, и в следующий миг перед толпой стояла богиня с поблескивающими копьем и щитом в руках.

— Афина уже здесь, — сказала она. — И она принимает твой вызов.

Подсказка на будущее: если вы смертный и перед вами появляется богиня, а вы хотите пережить следующие несколько секунд, лучшее, что вы можете сделать, так это бухнуться ниц.

Именно это толпа и сделала, но Арахна была не из трусливых. Нет, внутри у нее все застыло от ужаса. Ее лицо побелело, затем вспыхнуло и вновь побелело. Но все же она устояла на ногах и заставила себя взглянуть богине прямо в глаза.

— Прекрасно. Посмотрим, на что ты способна, старушка!

— О-о-о, — застонала толпа.

— На что я способна? — отбила Афина. — Какая-то малявка из Лидии собирается научить меня ткачеству? Когда эти люди увидят мои гобелены, твои пойдут на туалетную бумагу!

— Покажи ей! — взревела толпа.

— Да ну? — ухмыльнулась Арахна. — Видимо, в голове твоего папочки и правда было темновато, раз ты думаешь, что можешь ткать лучше меня. Зевс, похоже, потому и проглотил твою маму, чтобы ты не родилась и не плюхнулась носом в грязь!

— Еще! — улюлюкала толпа.

— Ах, так? — прорычала Афина. — Зато твоя мама… — богиня сделала глубокий вдох. — Знаешь что? Хватит этих перепалок. Пора ткать. По гобелену с каждой. Победитель получит право задирать нос.

— Хм, — Арахна скрестила на груди руки. — А кто определит победителя? Ты?

— Да, — просто ответила Афина. — Клянусь рекой Стикс, я буду судить справедливо. Если, конечно, ты не хочешь предоставить право вынести вердикт этим смертным.

Арахна посмотрела на испуганных смертных и поняла, что оказалась в патовой ситуации. Эти люди наверняка отдадут победу Афине, как бы хорошо ни ткала Арахна. Они не захотят разозлить богиню и превратиться в горстки пепла или бородавочников. Арахна не верила ни секунды в справедливость суждения Афины, но, может, боги и правда обязаны выполнять свои обещания после клятвы на реке Стикс.

Арахна рассудила, что выбора у нее нет, а раз так, нужно хотя бы показать хорошую игру.

— Договорились, Афина. Хочешь, я одолжу тебе свой станок, а может, тебе нужен особый, со специально натренированными колесами?

Афина скрипнула зубами.

— Я обойдусь своим. Спасибо.

Богиня щелкнула пальцами, и перед Арахной возник сверкающий станок. Богиня и смертная сели и ожесточенно принялись за работу.

Толпа скандировала:

— ТКИ! ТКИ!

И била кулаками воздух.

Лидийцам стоило устроить большую рекламную кампанию и привлечь спонсоров, потому что это стало бы хитовым выпуском программы о высококлассном ткачестве за всю историю древнегреческого телевидения.

Можно сказать, перепалка между Афиной и Арахной продолжилась, но на языке гобеленов. Афина ткала изображение богов, во всем их величии сидящих в зале совета на Олимпе, как бы говоря: «Лучшие — мы. Худшие — все остальные». Затем она выткала храм на афинском акрополе, дабы показать, как мудрым смертным подобает воспевать богов.

Затем Афина решила вплести в гобелен дополнительное предупреждение. Присмотревшись, на ткани можно было различить всех тех знаменитых смертных, которые посмели сравнить себя с богами и обратились за это в животных или в их трупы.

Тем временем Арахна ткала совсем другую историю. Она изобразили все глупости и ужасы, что успели натворить боги. Выткала, как Зевс превращается в быка, чтобы похитить царевну Европу, Посейдона, в облике жеребца преследующего белую кобылу Деметру, затем бедную Медузу, невинную девушку, завлеченную Посейдоном и превращенную Афиной в жуткого монстра. Арахна показала богов глупыми, злыми, безответственными и не несущими ничего хорошего смертным… И, жаль это говорить, но у нее было достаточно материала для выбора.

Когда гобелены были готовы, толпа погрузилась в молчание, потому что они были великолепны. При взгляде на шедевр Афины у людей перехватывало дыхание, а сердце наполнялось почтением к могуществу олимпийских богов. А гобелен Арахны стал самой жестокой критикой за всю историю их существования, от созерцания его хотелось смеяться, кричать и злиться одновременно — но при этом он был прекрасен.

Афина переводила взгляд с одного гобелена на другой, пытаясь определить, какой из них лучше.

Кое-кто утверждает, что Афина выиграла соревнование, но это неправда. На самом деле Афина была вынуждена признать, что оба гобелена идентичны по качеству исполнения.

— Ничья, — с неохотой объявила она. — Твой талант, твоя техника, чувство цвета… Как бы мне того ни хотелось, я не могу найти ни единого изъяна.

Арахна хотела выпрямиться в полный рост, но работа отняла у нее все силы. Руки болели. Спина ныла, и девушка в изнеможении сутулилась.

— И что теперь? Переиграем? Или ты боишься…

Тут Афина потеряла терпение. Она выхватила из своего станка челнок — деревянный брусок размером в бейсбольную биту.

— Ну все, сейчас я выбью из тебя эту наглость по отношению к богам!

ХЛОП! ХЛОП! ХЛОП!

Богиня била Арахну по голове, пока смертная ткачиха, пытаясь скрыться, металась из стороны в сторону. Поначалу толпа в ужасе замерла. Затем они поступили, как обычно поступают люди, когда им страшно и неудобно, а на их глазах бьют кого-то еще… они принялись хохотать и насмехаться над Арахной.

— Сделай ее, Афина! — крикнул один.

— Ну и кто теперь босс, девчонка? — вторил другой.

Те самые смертные, что целыми днями ошеломленно наблюдали за работой Арахны в ее собственном доме, надеясь на бесплатный гобелен, теперь были настроены против нее, обзывались и глумились, смотря, как Афина бьет девушку.

Жестоко? Еще как. Но если вы спросите меня, все те ужасы, что были изображены Арахной на гобелене о богах, вполне применимы и к людям.

Наконец ярость Афины утихла. Она обернулась и, увидев всех этих смертных, смеющихся и показывающих на Арахну пальцами, подумала, что, возможно, переборщила с наказанием.

— Хватит! — крикнула богиня толпе. — Как просто вы поворачиваетесь спиной к одному из вас! Но у Арахны хотя бы есть талант! А чем можете похвастаться вы?!

Пока Афина выговаривала толпе, Арахна с трудом поднялась на ноги. Все ее тело болело, но больше всего пострадала ее гордость. Ткачество было ее единственной радостью, и Афина отняла ее. Арахна больше никогда не смогла бы получить удовольствие от своей работы. Все горожане, которых она всеми силами старалась задобрить, настроились против нее. Глаза защипало от стыда, ненависти и жалости к себе.

Она подбежала к станку и вытянула толстый пучок нитей, достаточный, чтобы послужить веревкой. Она сделала петлю, затянула ее вокруг шеи, а свободный конец перекинула через балку над головой.

К тому моменту, когда Афина и толпа заметили, Арахна уже болталась в воздухе, пытаясь задушить саму себя.

— Глупая девчонка! — вздохнула Афина. Ее затопила жалость, но она терпеть не могла самоубийства. Это же верх трусости. — Я не позволю тебе умереть. Ты будешь жить и ткать вечно.

Она превратила Арахну в паука, и с тех пор Арахна и ее дети плетут паутину. Пауки ненавидят Афину, и Афина платит им сторицей. Но пауки ненавидят и людей, потому что Арахна никогда не забудет пережитые стыд и злость, когда ее осмеивали.

Мораль сей истории? Старые рассказчики, любители поучать других, скажут: «Не сравнивай себя с богами, потому что тебе никогда не дорасти до их уровня». Но это неправда.

Арахна была на одном уровне таланта с Афиной.

Может, стоит запомнить: «Знай, когда можно хвалиться, а когда стоит прикусить язык». Или: «Подчас жизнь несправедлива, даже если ты одарен не хуже Афины». Или: «Не раздавай гобелены за бесплатно».

Предоставлю решать вам.

Афина разорвала вытканные в ходе соревнования гобелены, несмотря на все их великолепие. И вообще, не думаю, что хоть один свидетель тех событий ушел с места действия невредимым.

Вам может показаться, что Афина… Как бы это сказать помягче? Может, она и была богиней мудрости, но далеко не всегда поступала умно.

Начнем с того, что ее было легко задеть. К примеру, тот случай, когда она изобрела флейту. Как-то раз она гуляла в лесу неподалеку от Афин и услышала, как ей поначалу подумалось, шипение целого гнезда змей. Но оказалось, этот звук производили несколько длинных трубок. И так ей пришла в голову идея о новом музыкальном инструменте. Она вынула из тростника внутренность, проделала в нем несколько дырок, дунула в один конец, а из другого раздался красивый звук.

Поначалу она ощутила настоящую гордость. Она ведь даже не была богиней музыки, но смогла изобрести новый классный звук. Афина отправилась с флейтой на Олимп, желая как можно скорее продемонстрировать ее остальным богам, но стоило ей заиграть, как другие богини начали хихикать и перешептываться.

Афина резко прекратила игру.

— Что смешного?

— Ничего, — ответила Афродита, богиня любви.

— Красивая мелодия, моя дорогая, — поддержала ее Гера, изо всех сил сдерживая смех.

Скажу вам по секрету, остальные богини побаивались Афину из-за ее ума и сил. Естественно, они смеялись у нее за спиной и не пускали к себе в компанию. Афина недолюбливала других богинь и считала большинство из них глупыми и поверхностными. Но все же ей хотелось войти в их круг, и потому любая их насмешка выводила ее из себя.

— Почему вы смеетесь? — не унималась Афина.

— Ну… — Деметра подавила улыбку. — Просто, когда ты играешь на флейте, ты начинаешь косить, а твои щеки раздуваются, а рот принимает такую забавную форму…

— Вот такую… — Афродита постаралась как можно лучше передать выражение лица Афины во время игры на флейте, что со стороны походило на мучающуюся запором утку.

Боги и богини зашлись в хохоте. Оскорбленная Афина бросилась прочь. Вы, может, подумаете, что, будучи богиней мудрости, она может посмеяться и не дать разгореться обиде, но злость оказалась такой сильной, что она выбросила флейту на землю.

И даже наложила на нее проклятье:

— Пусть любого, кто посмеет сыграть на этой штуке вновь, — пробормотала она себе под нос, — постигнет великое несчастье!

Позже флейту подберут, но к этой истории мы еще вернемся…

После этого случая Афина стала с еще большим трепетом относиться к собственному образу. А будучи богиней-воительницей, она давно решила, что никогда не выйдет замуж. Ей совсем не хотелось, чтобы какой-либо мужчина объявил себя ее господином, да и не было у нее времени на весь этот глупый вздор, о котором постоянно трещала Афродита.

Из-за этого Афина очень серьезно относилась к собственному уединению. Как-то ночью она решила отправиться в центральную Грецию, чтобы немного поплавать и расслабиться. Она купалась нагой и, стоя под водопадом и наслаждаясь тишиной и покоем, неожиданно услышала сдавленный хрип.

Обернувшись в сторону берега, она увидела смертного, уставившегося на нее с отвалившейся челюстью и глазами, огромными как драхмы.

Афина закричала.

Мужчина закричал.

Афина брызнула ему в глаза водой и воскликнула:

— Ослепни!

Тут же мужчина ослеп навеки. Его глаза стали чисто белыми. Он подался назад, врезался в дерево и рухнул в траву.

— Г-г-госпожа! — взвыл он. — П-п-простите меня! Я не собирался…

— Кто ты? — спросила Афина.

Бедняга рассказал, что его зовут Тиресий и он просто шел из Фив, что неподалеку. Он понятия не имел, что Афина здесь, и ему очень и очень жаль.

Ярость Афины утихла, было совершенно ясно, что мужчина говорит правду.

— Ты должен остаться слепым, — сказала она, — ибо ни одному мужчине не позволено видеть меня нагой и избежать наказания.

Тиресий сглотнул.

— О… Хорошо…

— Но, — продолжила Афина, — раз это был несчастный случай, я компенсирую твою слепоту другим даром.

— Например… дашь мне новую пару глаз? — спросил Тиресий.

Афина едва заметно улыбнулась.

— Вроде того. С этого момента ты сможешь понимать язык птиц. Я дам тебе трость, а с помощью птиц ты сможешь ходить почти так же свободно, как когда ты был зрячим.

Не знаю, каким образом это работало. Лично я бы наверняка напрягался, как бы птицы не начали надо мной подшучивать, к примеру: «Чуть-чуть вперед. Поверни налево. А теперь — беги!» И я бы сиганул с обрыва или врезался бы с разбегу в кирпичную стену. Но, судя по всему, договоренность с Тиресием работала, и птицы присматривали за ним. Этот случай является показателем того, что Афина все же умела брать себя в руки и могла смягчить наложенное наказание.

Но вот чего она действительно не переносила, так это заигрываний мужчин. И это подводит нас к рассказу о ее отношениях с Гефестом. Советую сделать глубокий вдох, так как речь пойдет об очень странных событиях.

Итак, Гефест был богом-калекой, заведующим кузнечным делом. Подробнее о нем позже.

Сейчас вам достаточно узнать лишь то, что с самого момента, как Гефест помог Афине выбраться изо лба Зевса, он испытывал к ней очень нежные чувства. Что логично, они ведь оба увлекались ремеслами и разными инструментами. Оба отличались глубокой задумчивостью и обожали исправлять неполадки.

Проблема состояла в том, что Афина ненавидела романтические отношения и не желала даже подержаться за руку с каким-либо мужчиной, не говоря уже о замужестве. Будь даже Гефест писаным красавцем, Афина бы ему отказала. Но Гефест был стопроцентным уродом: первый разряд по уродству в промышленных масштабах с дополнительной квалификацией в омерзительности.

Он пытался флиртовать с ней в своей манере: «Эй, малыш, не хочешь посмотреть на мою коллекцию молотов?» И все в таком духе.

Афина на всей скорости уходила прочь, но Гефест упрямо ковылял за ней. Афине претило кричать или бросаться бежать, ведь она не была какой-нибудь беспомощной смертной или одной из этих глупеньких «розовых принцесс» — богинь, которые, чуть что, падают в обморок, хлопают ресницами и прочее. Она была богиней войны!

Так что она продолжала идти, раздраженным тоном приказывая ему оставить ее в покое. Наконец бедняга уже начал задыхаться и стал весь мокрый от пота, потому что ходить на покалеченных ногах была для него задачка не из легких. И он, отчаявшись, прыгнул на Афину и обхватил ее талию руками.

— Прошу тебя! — взмолился он. — Ты идеальная женщина для меня!

Он зарылся лицом в складки ее юбки, хныча и шмыгая носом, и часть его пота и других жидкостей попала на ногу Афины через разрез, и богиня вскрикнула:

— Фу!

Она лягнула Гефеста, высвобождаясь из захвата, и схватила первое, что подвернулось под руку, — платок, салфетка, в общем, какой-то кусок ткани. Она поспешила вытереть божественные жидкости с ноги и выбросила платок, который неторопливо направился к земле.

И лишь после она бросилась бежать.

Казалось, вот и конец истории, но с куском ткани произошло нечто очень странное. На нем оказались частички как Афины, так и Гефеста, и каким-то непостижимым образом, когда платок коснулся земли, он превратился в смертного младенца.

Наверху на Олимпе Афина услышала детский плач. Поначалу она пыталась его игнорировать, но, к ее удивлению, в ней проснулся материнский инстинкт. Она спустилась на землю и подобрала малыша. Способ появления его на свет казался ей отвратительным, но младенец ведь был ни в чем не виноват.

— Что ж, формально ты мой сын, — смирилась она, — хотя я все еще непорочная дева. Я признаю тебя и нарекаю тебя Эрихтонием.

(Ей выдался один-единственный шанс дать имя ребенку, и она выбрала это? Без комментариев.)

— Но чтобы тебя воспитывать, — продолжила она, — я должна сначала сделать тебя бессмертным. Есть у меня на примете один способ…

Она взяла деревянный короб и положила туда ребенка, затем создала волшебную змею, и та тоже оказалась внутри. (Кстати, ни при каких обстоятельствах не пытайтесь повторить это дома.) Змея обвилась вокруг малыша Эрихтония, а тот спокойно заснул.

— Вот так, — сказала Афина. — Несколько дней в этом коробе, и змея усилит твои божественные качества. Твоя смертная сущность сойдет на нет, и ты станешь одним из богов!

Она закрыла короб и отнесла его в афинский акрополь, ее священное место, где отдала ящик дочерям Кекропа, царя Афин.

— Не открывайте ящик! — предупредила она девушек. — Он должен оставаться закрытым, иначе случится беда.

Царевны пообещали, но уже на следующую ночь в них проснулось любопытство. Судя по агуканью и гугуканью, внутри лежал ребенок, и девушки испугались, что малышу плохо.

— Что за богиня засунет младенца в ящик? — пробормотала одна. — Нужно проверить!

Царевны открыли короб и увидели обвившуюся вокруг малыша змею. Не знаю, с чего они так испугались. Может, увидели божественный свет или еще что, но девушки лишились рассудка, и, выронив ящик, они побежали к обрыву и сиганули вниз, навстречу смерти.

Что же касается малыша, тот был в полном порядке, но волшебство превращения в бессмертного было нарушено. Змея ускользнула прочь, а Афине пришлось вернуться раньше и успокоить мальчика. Богиня была в ярости, но, не имея возможности отругать девушек, так как они уже умерли, она решила взамен наказать их отца, царя Кекропа. Когда Эрихтоний вырос, он свергнул Кекропа и стал царем Афин. Поэтому афинские цари гордо заявляли, что ведут происхождение от Гефеста и Афины, хотя Афина навеки осталась непорочной девой.

Так что не надо говорить мне, будто у Афины не может быть детей, история утверждает обратное. Кроме того, я встречаюсь с одной из дочерей Афины, и я вполне уверен, что она не выросла из грязного платка.

Хм… Ну, на самом деле я никогда ее не спрашивал…

A-а, проехали! И знать не хочу.

ТЫ ПОЛЮБИШЬ АФРОДИТУ

Нет, серьезно. Это приказ. Видите ли, у Афродиты есть особый волшебный пояс, который может заставить любого влюбиться в нее с первого взгляда. Если вы ее увидите, а она пожелает вас в себя влюбить, вы влюбитесь.

Мне вот повезло. Я ее видел, но, похоже, она не была заинтересована в моих восхвалениях и прочем. Так что я продолжаю ненавидеть ее натуру.

Кое-кто из вас сейчас думает: «Быть не может! Она же так прекрасна! Как можно ее ненавидеть?»

Вы просто с ней не встречались.

Она была сплошной головной болью с самого своего появления на свет из морской пучины. В прямом смысле слова.

У Афродиты не было родителей. Когда Кронос выбросил остатки разрезанного на кусочки Урана в море, бессмертная кровь бога небосвода смешалась с соленой водой и образовалась пена, из которой и сформировалась богиня.

Другими словами, Афродита родилась в результате первого убийства, что во многом характеризует ее истинную натуру.

Какое-то время побарахтавшись в Средиземном море в поисках удобного места для выхода на берег, она наконец остановила свой выбор на Кипре. Что стало настоящим облегчением для дельфинов и рыб, так как окруженная сияющей аурой нагая богиня, плывущая рядом, начала действовать им на нервы.

Афродита вышла из моря и направилась вдоль берега. У ее ног расцветали цветы. На ближайших ветках усаживались и начинали петь песни птицы. Маленькие зайчики, белочки, хорьки и другая живность скакали вокруг. Прямо как в диснеевском мультике.

Описать Афродиту сложно, потому что она была самой прекрасной женщиной в творении. Что для разных людей означает разное. Блондинка, брюнетка или рыжая? Бледная кожа или загорелая? Голубые глаза, зеленые или карие? Выбирайте сами. Представьте себе самую привлекательную женщину, и именно так она бы и выглядела. Ее внешность менялась, подстраиваясь под вкусы того, кто на нее засматривался.

Так случилось, что именно в тот день три оры, богини времен года, собрались на Кипре — может, обсуждали, какие продукты на полках супермаркетов стоит пометить как «сезонные». Не знаю.

Они увидели направляющуюся к ним Афродиту и тут же забыли обо всем остальном.

— Ох, ты так красива! — воскликнула Лето.

— Правда? — спросила Афродита, хотя уже была в курсе. Ей просто нравилось слышать об этом из чужих уст.

— Ослепительна! — поддержала Весна. — Нам следует отвести тебя на встречу с олимпийскими богами.

— А есть и другие боги? — удивилась Афродита. — Я богиня любви и красоты. Для чего еще нужны боги?

Осень и Весна осторожно переглянулись.

— Ну… есть кое-кто еще, — наконец сказала Осень. — Но прежде всего тебя следует одеть. Разве тебе не холодно?

— Нет, — ответила Афродита. — И зачем мне покрывать себя?

Осени захотелось крикнуть: «Потому что ты настолько ужасающе прекрасна, что нам всем не по себе!»

Но вместо этого она сказала:

— Если ты предстанешь перед богами прямо так, они потеряют головы от желания. И я имею в виду… что они в буквальном смысле сойдут с ума.

— О, — надула губки Афродита. — Но у меня нет с собой одежды.

Оры взяли это на себя. Они создали кое-какие волшебные наряды и устроили показ мод. Весна предложила одеть Афродиту пасхальным зайчиком. Осень подумала, что Афродите пойдет костюм хэллоуинской ведьмы. Но на эти замыслы было наложено вето. Наконец Весна создала красивое платье из белого газа. Оры надели на голову Афродиты изящную золотую корону, вдели в уши золотые серьги, а на шее богини любви засверкало золотое ожерелье.

В одежде Афродита стала выглядеть еще более потрясающе, что возмутило Осень, но богиня времен года выдавила из себя улыбку:

— Идеально! А теперь отправляемся на Олимп.

Вы уже достаточно узнали об олимпийских богах, чтобы предугадать, что случилось, когда перед ними появилась Афродита.

Женская половина тотчас подумала: «Ненавижу ее!»

Мужская обомлела, начала заикаться и изо всех сил старалась открыто не пускать слюнки.

— Женитьба на тебе станет честью для меня, — сказал бог-лучник Аполлон, покровитель поэзии.

— Нет, для меня! — рявкнул Арес, бог войны.

— Честь для меня! — взревел Посейдон.

— Ты уже женат! — возмутился Зевс. — Это будет моя честь!

— Ты тоже женат! — воскликнула Гера. — На мне!

— Глупости! — сказал Зевс. — Э-э, в смысле, разумеется, дорогая, это все глупости.

Боги начали спорить, пихаться и предлагать Афродите подарки в обмен на ее руку и сердце. Посейдон очень вовремя забыл о своей жене Амфитрите и обещал богине любви все морепродукты, которые она только сможет съесть, табун лошадей и ее личный трезубец, выполненный в одном стиле с его.

Аполлон выдал несколько неудачных хайку в ее честь и обещал дать Афродите бесплатные уроки стрельбы из лука.

Арес предложил романтические прогулки на колеснице над покалеченными трупами его врагов.

Остальных богинь затопило возмущение. Они принялись кричать на мужчин, чтобы те повзрослели и перестали вести себя как идиоты.

Олимпийский совет оказался на волоске от гражданской войны. А все это время Афродита просто стояла и хлопала ресницами, словно вопрошая: «И весь этот переполох из-за одной скромной меня?» Но про себя она наслаждалась происходящим.

Наконец Гера сделала шаг назад, глубоко вздохнула и осознала, что ее божественная семья гибнет. А будучи богиней семейной жизни, Гера не могла этого допустить, как бы сильно ей и ни хотелось придушить кое-кого из богов.

Она посмотрела в дальний угол тронного зала, где сидел один-единственный бог, не принимающий участия в сваре. Он скрывался в тени, тихий и подавленный, прекрасно понимая, что у него нет и шанса в борьбе за Афродиту.

Гера улыбнулась. У нее появилась идея, и говорю вам, исходя из собственного опыта, когда у Геры появляется идея, окружающим стоит тут же улепетывать со всех ног.

Она подняла руки и крикнула:

— ТИХО!

Боги так удивились, что прекратили спор.

— Есть решение, — объявила Гера. — Как богиня брака, я в ответе за то, чтобы подобрать наиболее подходящего мужа нашей новой подруге, дорогой Афродите. Уверена, мой супруг владыка Зевс поддержит мое решение… и применит силу, если то потребуется.

— Я? — спросил Зевс. — В смысле… разумеется, любимая. Конечно, я тебя поддержу!

— Так что? — нетерпеливо спросил Арес. — И кстати, позволь сказать, мама, ты сегодня прекрасно выглядишь. Кто женится на Афродите?

— Мой сын… — начала Гера.

Арес засиял от восторга.

Но тут Гера указала в противоположную часть зала.

— Гефест, бог-кузнец.

От шока Гефест свалился с трона, и его костыли закружили по полу.

Пока он пытался подняться, Арес взорвался возмущением:

— Что?! Как это может жениться на этом?!

Он указал на ослепительную Афродиту, в ужасе уставившуюся на бога-кузнеца с его кривыми ногами, скошенным лицом, заляпанным комбинезоном и крошками еды в усах.

— Они будут идеальной парой, — сказала Гера. — Красивая женщина нуждается в трудолюбивом, немногословном и серьезном супруге, чтобы он мог удерживать ее на земле!

Что-то мне подсказывает, что то был первый случай, когда выражение «удерживать на земле» подразумевало наказание.

— Кроме того, — продолжила Гера, — Афродита должна выйти замуж немедленно, иначе этот спор никогда не закончится. Мы не можем позволить, чтобы совет богов погрузился в хаос из-за женщины. Не так ли, владыка Зевс?

— М-м? — Зевс отвлекся на рассматривание чудных рук Афродиты. — О! Конечно нет, дорогая! Ты абсолютно права!

Афина встала, и ее серые глаза заблестели жестоким восторгом.

— Я считаю, это отличная идея. А я ведь, позвольте напомнить, богиня мудрости.

— Да! — подхватила Деметра. — Афродита заслуживает такого прекрасного мужа, как Гефест!

Мужская половина подавила недовольство. Им всем хотелось жениться на Афродите, но им пришлось признать правоту Геры. Если на ней женится достойный бог, другие никогда не смирятся с подобным оскорблением. Но если Афродита выйдет за Гефеста… он был ничтожеством. Завидовать ему — да ни в жизнь.

Кроме того, окажись Афродита несчастлива в браке — и появится куча возможностей стать ее тайным возлюбленным.

— В таком случае, решено, — объявил Зевс. — Гефест, подойди сюда!

Бог-кузнец проковылял вперед. Его лицо приобрело оттенок читос со вкусом чили.

— Гефест, берешь ли ты в жены эту женщину и так далее? — спросил Зевс.

Гефест откашлялся.

— Афродита, я понимаю, я не… э-э… не особо хорош собой…

Афродита ничего не ответила. Она была слишком занята, пытаясь одновременно выглядеть и прекрасной, и возмущенной, что было не так-то легко.

— Из меня плохой танцор, — металлические скобы за ногах Гефеста звякнули. — Мне не хватает остроумия и обаяния. И от меня не очень хорошо пахнет. Но я обещаю быть любящим мужем. Я могу починить все в доме, и если тебе когда-нибудь потребуется гаечный ключ или шлифовальный станок…

— Ох, — выдохнула Афродита, борясь с тошнотой.

— Ну, меня это устраивает! — сказал Зевс. — Объявляю вас мужем и женой!

Так Афродита вышла замуж за Гефеста, а заметки об их свадьбе украшали олимпийские таблоиды все следующее тысячелетие.

И жили они долго и счастливо?

ХА-ХА-ХА-ХА-ХА. Нет.

Афродита старалась держаться от своего мужа как только можно дальше. У них никогда не было детей. Сама Афродита родила многих… но всех не от Гефеста. Сразу же после замужества она завела интрижку с Аресом, богом войны, о чем знали буквально все и вся, и не только на Олимпе.

В те часы, когда она не флиртовала с другими мужчинами за спиной мужа, Афродита была занята тем, что заставляла богов и смертных окунаться в пучины страданий… я хотел сказать, помогала им ощутить всю радость любви!

Афродита вошла в ряды олимпийцев как богиня красоты, наслаждения, флирта, телесериалов, страстных романов о любви и (разумеется) любви как таковой. Если ей нужно было добраться куда-то, она вставала на золотую колесницу, ведомую стаей белоснежных голубей, хотя иногда, когда боги отправлялись на войну, ее можно было видеть в колеснице Ареса, и она даже держала поводья, пока он с головой погружался в убийства.

В ее спутниках были эросы — мелкие крылатые боги любви. Их возглавлял Эрос, сын Афродиты, бог физического влечения и личный наемник Афродиты. Если ей вдруг хотелось пробудить в ком-то страстную любовь, она отправляла Эроса подстрелить беднягу волшебной стрелой. Позже Эрос стал известен как Купидон. Его и сейчас часто можно увидеть на открытках и прочей атрибутике ко дню Св. Валентина. Может, он и глупо выглядит, но если Афродита отправит его по вашу душу — бойтесь. Он может влюбить вас буквально в кого угодно.

Если вы симпатичны Афродите, она может влюбить вас в кого-нибудь симпатичного и положительного. Но попробуйте разозлить ее, и можете закончить умирающим от страсти к самому отвратительному человеку из вашего окружения, или к игрушечному пуделю, или к телефонному столбу.

Больше всего Афродите нравилось влюблять человека в того, кто не отвечал ему или ей взаимностью. По ее мнению, не было развлечения лучше. Так что если вам когда-нибудь приходилось терять голову от того, кто даже вас не замечал, то была вина Афродиты. Думаю, богиня поступала так, чтобы как можно больше людей молились ей: «Пожалуйста, пусть он/она меня заметит! Я пожертвую тебе коробку шоколадных конфет, обещаю!»

Если уж на то пошло, в Древней Греции не было шоколада, но Афродита обожала яблоки. Яблоко было ее священным фруктом, может, потому что оно такое красивое и сладкое, прямо как она. (Подавляем опасное хихиканье.)

У нее было еще с дюжину других священных растений и животных, выбор каких-то из них был вполне объясним, а каких-то — вызывал стойкое недоумение. Одним из ее цветов была роза, поэтому ее до сих пор используют в качестве романтического подарка. Еще ей нравились нарциссы и… готовы? Салат. Ага. Эта ужасно романтичная и трудно перевариваемая трава считалась священным ингредиентом салата Афродиты. Тому есть причина, и вскоре мы до нее дойдем. Но если однажды вы начнете рвать листья салата для приготовления «Цезаря» и вдруг ощутите вселенскую любовь — будете знать почему.

Священным камнем Афродиты был жемчуг, так как он, как и сама богиня, рождается в море.

Ее любимыми животными были заяц (потому что у них рождаются много, очень много крошек зайчиков!) и гусь, вам могут встретиться изображения Афродиты верхом на этой птице.

Почему гусь? Понятия не имею. Но в любом случае то должен был быть очень большой гусь.

Увидь я хоть раз Афродиту на бедной птичке, я бы точно не сдержал смеха. И тогда она бы меня прокляла, и я бы начал вздыхать по «Импале» 72 года или еще по чему-нибудь в этом же роде.

Афродита была популярна, так как всем хотелось любви, но ей не всегда удавалось поддерживать хорошие отношения не только со смертными, но и с другими богами.

К примеру, однажды она позавидовала Афине, потому что все восхваляли ее таланты ткачихи.

Афродите не нравилось, когда свет софитов был направлен на кого-то еще, кроме нее.

— Ой, подумаешь, ткачество! — не выдержала она. — Я тоже смогу, если захочу!

— Правда? — улыбнулась Афина. — Может, устроим небольшое соревнование?

Слышали когда-нибудь о соревновании по ткачеству между Афиной и Афродитой? А все потому что и рассказывать было не о чем. То была катастрофа.

Пока Афина ткала прекрасный гобелен, Афродита умудрилась с ног до головы замотаться в нити, так что ее ноги оказались прижаты к ножкам стула, а голова застряла в станке.

— Мне все равно не нравится ткать! — тяжело пропыхтела она, когда муж Гефест высвободил ее.

После этого случая Афродита воздерживалась от критики других богинь и даже, бывало, помогала им.

Помните, я упоминал ее волшебный пояс? Кто-то называет его корсетом, потому что богиня носила его под одеждой, так что мужчины и не подозревали, что их околдовывают. Но речь идет совсем не об этих жутких корсетах из ткани и стали, сжимающих жир. Пояс Афродиты представлял собой полоску из мягкой ткани, украшенную сценами ухаживания и любви, где красивые люди занимались красивыми делами. (Явно Афродита их вышила не сама, иначе это походило бы на неудачный подарок детсадовца маме.)

В общем, однажды Гера попросила Афродиту одолжить ей пояс, что наверняка стоило ей немало нервов, так как они не очень-то ладили.

— Афродита, дорогая, — сказала Гера, — могу я попросить тебя об услуге?

Афродита лучезарно улыбнулась.

— Разумеется, моя любимая мачеха! После всего, что ты для меня сделала, как я могу отказать?

У Геры дернулось веко.

— Прекрасно. Я хотела одолжить твой волшебный пояс.

Афродита наклонилась к ней.

— Тебя заинтересовал какой-то смертный красавчик?

— Нет! — Гера вспыхнула. Она была богиней брака и ни за что бы не изменила супругу! Гера силой воли взяла себя в руки. — Я хотела сказать… нет, конечно же, нет. Мы с Зевсом немного повздорили, и с тех пор он ведет себя просто отвратительно, отказывается говорить со мной, даже когда мы в одной комнате. Но если на мне будет твой пояс…

— Ты станешь неотразимой! — закончила за нее Афродита. — О, моя дорогая мачеха, я с удовольствием помогу тебе. Я уже давно хотела при случае дать тебе пару советов по красоте, но не смела навязываться. Должно быть, это тяжкий труд, быть почтенной богиней и выглядеть… на почтенный возраст.

Гера скрипнула зубами.

— Да, что ж… так как насчет пояса?

Афродита одолжила Гере свой волшебный любовный корсет, и Гера с легкостью помирилась с Зевсом. Как писал Гомер, при виде Геры «страсть охватила могучую душу» Зевса. Лично я бы не обрадовался, околдуй меня кто-то любовными чарами. Но если вам вдруг стало жалко Зевса — не стоит.

Он и сам иногда просил Афродиту о помощи, и ничего красивого или романтичного в этих случаях не было.

Помните, как в ранние дни человечества Прометей подарил людям огонь? После чего Зевс наказал Прометея, приковав его к скале и дав ему в компанию орла, любителя печени, но даже время не остудило ярость бога неба.

Он искал, на ком бы сорвать злость, а потом пришел к мысли: «А знаете что? Я накажу всех! Все смертные будут страдать за то, что приняли дар огня. И я найду особый способ, как воплотить это в жизнь так, чтобы они меня в том не обвинили. Пусть винят родственников Прометея… Это сделает мою месть только слаще!»

Дело в том, что у Прометея был младший брат, Эпиметей, которого никак нельзя было назвать башковитым парнем.

Перед тем как Зевс сослал его в Мученьявиль, Прометей предупредил брата:

— Эпиметей, держи ухо востро. Зевс наверняка попробует наказать и тебя, только потому что мы родственники. Не принимай никаких даров от богов!

— Ухо остро? — переспросил Эпиметей. — Мне наточить уши?

— Ты безнадежен, — простонал его брат. — Просто будь осторожен! Мне пора. У меня кое-какое дело со скалой и орлом…

Зевс решил отправить Эпиметею подарок с сюрпризом. Если бы ему удалось организовать все так, чтобы Эпиметей его открыл, то в мир смертных хлынули бы злые духи самых разных бедствий. А желая узнать, за что им такие напасти, смертные, как у них было принято, обратились бы к оракулу, а та бы ответила:

— Это все Эпиметей виноват.

После чего Зевс бы вдоволь посмеялся.

Проблема была лишь в том, что Зевс никак не мог заставить Эпиметея принять подарок. Эпиметей помнил наказ брата и отказывался брать что-либо из рук незнакомцев или богов. Зевс отправил к нему домой Гермеса с бесплатным печеньем. Нулевой результат. Гефест переоделся в кабельщика и предложил Эпиметею установить бесплатное спутниковое телевидение с лучшими спортивными каналами. Эпиметей и его отправил восвояси.

Отчаявшись, Зевс не выдержал и пожаловался богам:

— Этот парень, Эпиметей, я всего лишь хочу, чтобы он принял этот дурацкий подарок, открыл его и высвободил на голову человечества невзгоды и смерть! Я что, так много прошу? Но он такой упрямый! У кого-нибудь есть идеи?

Боги неуютно поерзали на своих тронах.

Наконец Афродита подала голос:

— Владыка Зевс, может, стоит попробовать иной подход… к примеру, нечто такое, на что мужчины не способны.

— Я уже пробовал бесплатные спутниковые каналы! — воскликнул Зевс.

— Нет, мой повелитель, — Афродита похлопала ресницами, — я имела в виду любовь. Может, Эпиметей ищет супругу? Если тебе удастся женить его на нужной вам девушке, она сможет принять посланный тобой подарок. Если все правильно организовать…

— Мне нравится эта идея!

На самом деле Зевс не услышал ни слова из сказанного Афродитой. Он был слишком занят рассматриванием ее и размышлениями на тему: «Ох, как она прекрасна!» Но другие боги закивали, и Зевс решил, что предложенный ею план хорош.

Под руководством Афродиты боги создали идеальную женщину. Гефест отвечал за глину и технические аспекты, как что в теле работает. Афина наделила ее умом и любопытством. Но самое главное: Афродита одарила ее красотой и обаянием, которые делали ее совершенно неотразимой.

Они назвали ее Пандорой, что в свободной интерпретации означало «всем одаренная», или, если совсем просто, «все включено». Кое-какие предания утверждают, будто Пандора была первой женщиной в мире и до нее планету заселяли одни мужчины. Не знаю. По мне, так это как-то притянуто за уши и вообще неинтересно. В любом случае она была на «пять с плюсом». Афродита об этом позаботилась. Пандора стала совершенным оружием для божественных пакостей.

Боги отвели Пандору на порог дома Эпиметея, позвонили в дверной звонок и, хихикая, бросились врассыпную. Когда Эпиметей открыл дверь, он увидел перед собой прекрасную девушку с очаровательной улыбкой.

— Привет, я Пандора, и я люблю тебя, — сказала Пандора. — Можно войти?

— Да, — ответил Эпиметей.

Он сразу позабыл предупреждение Прометея. Разве эта ослепительная красавица могла быть частью злого плана?!

Эпиметей и Пандора поженились быстрее, чем вы сможете произнести: «Свадьба в Вегасе».

Богов на церемонию не пригласили, но Афродита все же занесла подарок. И так как он предназначался Пандоре, Эпиметей не смог от него отказаться.

То был большой керамический пифос, кувшин для хранения продуктов, закрытый пробкой и украшенный пышным бантом из белого шелка на ручке.

— О, любимый, посмотри! — сказала Пандора. — Он отлично подойдет для хранения оливкового масла!

Эпиметей с подозрением заметил.

— Я бы его не вскрывал.

— И твой муж прав, — закивала Афродита. — Нет, Пандора… этот кувшин предназначен исключительно для того, чтобы на него смотреть. Ни в коем случае не открывай его. Поверь мне, ты не хочешь знать, что там внутри.

Афродита ушла, а Пандора не могла себе места найти от любопытства. То не была ее вина: ее создали любопытной. Все ее мысли сосредоточились на том, как она открывает этот кувшин.

Несколько дней Пандора держалась, но очередным утром, когда ее супруг ушел в сад, она села напротив кувшина и все смотрела и смотрела на него, пытаясь вообразить, что там внутри. Зачем боги прислали ей подарок, который нельзя открывать? Это неправильно!

— Я должна узнать, что там, — пробормотала она. — Наверняка нечто восхитительное!

Она вытянула пробку.

Восхитительным там и не пахло.

Зевс заполнил кувшин тучей злых духов. Они вырвались и распространились по всему миру, принеся человечеству бедствия, болезни, грибок стопы, голод, несвежее дыхание и смерть. В один миг человеческая жизнь стала в тысячи раз тяжелее, а ее никогда нельзя было считать легкой. Люди, наверное, просто бы поубивали друг друга в отчаянии — спрыгнули бы все разом с обрыва как сумасшедшие царевны из Афин, — но на дне кувшина оставался один хороший дух, может, он оказался там, потому что где-то очень-очень глубоко в душе Зевсу было стыдно за свой поступок. То был Элпис, дух надежды, который остается с людьми до конца и не дает им опустить руки. С ним они могут увериться, что все образуется.

Никогда не задумывались, отчего люди так много страдают? Все из-за того идиотского кувшина. То есть сейчас по идее мы должны сказать: «Молодец, Пандора! Спасибо тебе!»

Писатели прошлого (будучи поголовно мужчинами) сказали бы: «Вот видите? Эта история показывает, что все беды в мире из-за женщин! Это все они виноваты!»

Эпиметей и Пандора. Адам и Ева. Это сваливание вины с больной головы на здоровую длится уже очень и очень долго.

Но вот я не уверен, что нам следует обвинять Пандору в том, что она оказалась чересчур любопытна, ослушалась приказа или еще что. Она была создана, чтобы открыть тот кувшин. Создана богами.

Так что вместо этого я хочу спросить, о чем только Афродита думала? Неужели она не понимала, что вся эта история с Пандорой навечно черным пятном ляжет на репутацию всех женщин? Лично я думаю, что ей просто были до лампочки последствия. Она хотела сделать Пандору красивой. Хотела доказать, что любовь сможет победить там, где другие боги потерпят неудачу, пусть даже это и закончится глобальной катастрофой.

Молодец, Афродита! Спасибо тебе!

Стоит признать, что не все ее поступки обернулись столь же плохо.

Однажды Афродита пожалела скульптора Пигмалиона, жившего на Кипре, ее любимом острове. Местные девушки его не интересовали, они все казались ему вульгарными и ветреными. Они согласятся гулять с любым, у кого есть деньги и симпатичная колесница. Слова «настоящая любовь» для них были пустым звуком. Большинство из них даже не верило в существование Афродиты, и это выводило Пигмалиона из себя. Он гордился их «местной» богиней, хоть пока и не встретил «свою единственную». Но он верил, что у всех есть идеальная пара.

В свободное время Пигмалион высек из слоновой кости статую Афродиты в полный рост — именно она была для него идеалом женщины.

Его статуя получилась столь прекрасной, что у него на глаза навернулись слезы. По мнению Пигмалиона, все остальные женщины в сравнении с ней казались уродинами.

«Ах, почему я не могу найти девушку, подобную ей? — подумал он. — Добрую и нежную, любящую и чудесную, совсем как Афродита!»

Видимо, он был мало знаком с настоящей Афродитой.

Во время местных празднеств в честь Афродиты Пигмалион пришел в храм богини и сделал большое подношение из роз и жемчуга (может, разбавив их салатом).

Ему было стыдно озвучить свое истинное желание жениться на своей костяной девушке. Он понимал, как это глупо. Нельзя взять в жены статую! И вместо этого он взмолился:

— О Афродита, помоги мне найти женщину столь же чудесную, как ты, и столь же прекрасную, как статуя в моей мастерской!

Афродита на Олимпе услышала его и не сдержала вздоха:

— Ах, как это мило!

Вернувшись домой, Пигмалион долго смотрел на свою статую, и в нем все сильнее разгоралось желание ее поцеловать.

— Бред какой-то, — укорил он себя. — Это ведь всего лишь статуя!

Но скульптор ничего не мог с собой поделать. Убедившись, что никто не смотрит, он шагнул к костяной девушке и поцеловал ее прямо в губы.

К его удивлению, они оказались теплыми. Он поцеловал их еще раз, а отстраняясь, обнаружил, что костяная девушка перестала быть костяной. Перед ним стояла живая, дышащая женщина такой красоты, что у Пигмалиона закололо сердце.

— Я люблю тебя! — сказала она.

Когда Пигмалион пришел в сознание, он тут же сделал предложение руки и сердца своему идеалу. Они поженились, родили детишек и жили долго и счастливо.

Но знаете, что самое странное в этой истории? Имя этой костяной девушки так и осталось тайной. Наверное, Афродита сказала бы по этому поводу следующее:

— Ой, да какая разница! Она выглядела прямо как я. Это все, что вам нужно знать!

Ага.

В общем, Афродита — богиня из серии «и с ними плохо, и без них никуда». Время от времени она помогала богам и смертным, но при этом служила источником множества неприятностей.

В какой-то момент Зевса достали ее выкрутасы. Он обвинил ее во всех своих интрижках со смертными женщинами, так как это оказалось куда проще, чем признать свою вину.

Он сидел на троне и бурчал себе под нос:

— Глупая богиня любви, из-за нее у меня опять проблемы с женой! Афродита вечно заставляет других влюбляться тогда, когда это совсем не к месту. Стоит заставить ее влюбиться в простого смертного, посмотрим, как ей это понравится.

От этой идеи настроение Зевса улучшилось. Он наложил на Афродиту заклинание. Не представляю как. Может, капнул ей что-то в нектар или провел шоковую терапию молниями. Так или иначе, он заставил Афродиту по уши влюбиться в смертного по имени Анхис.

Анхис был красивым, но совершенно обычным пастухом, так что Афродиту он бы никак не мог привлечь. Тем не менее Афродита как-то раз выглянула с Олимпа, увидела праздно валяющегося на травке парня, присматривающего за своей овцой, и богиня, что называется, потеряла голову от любви.

— О, прекрасная я! — воскликнула она. — Пастухи такие горячие ребята! Как я раньше этого не замечала? Мне нужно сойтись с этим пастухом, причем прямо сейчас!

Она подумала, не отправить ли своего сына Эроса в качестве посланника. Может, попросить его доставить Анхису записку: «ТЫ ЛЮБИШЬ АФРОДИТУ? ___ ДА ___ НЕТ».

Но передумала. Анхис может испугаться перспективы встречаться с богиней любви. А попробуй она предстать перед ним в своем истинном обличье, и дела пойдут еще хуже: он мог в ужасе сбежать или она сама случайно его убьет. Его бедное сердце может не выдержать или он буквально вспыхнет. Первое свидание будет безвозвратно испорчено.

И тогда она решила принять облик смертной девушки.

Афродита приняла горячую ванну, надела шелковое платье и побрызгалась цветочными духами. Затем спустилась на землю и направилась в сторону Анхиса, всем видом как бы говоря: «Ля-ля-ля, я просто проходила мимо, а то, что я при полном параде, — это так, совпадение».

У Анхиса при виде ее глаза полезли из орбит.

— Ого! Ты, должно быть, богиня! Кто ты — Афина? Артемида? Или, может, сама Афродита?

Богиня вспыхнула. Ей было приятно, что ее узнали, но подтвердить догадку она не решилась.

— Нет, глупый. Я всего лишь потрясающе красивая смертная девушка. Я тут проходила мимо и… ой! А ты Анхис? Я так много о тебе слышала!

Анхис недоуменно моргнул.

— Да?

— Конечно! Я твоя фанатка. Мы должны пожениться!

Анхису стоило заподозрить неладное. Не то чтобы мимо него часто проходили ослепительные красотки и предлагали ему жениться. Но он был одинок и его родители уже порядком достали сына своим ворчанием о женитьбе. Что они подумают, когда он приведет домой эту девушку!

— Давай, конечно! — сказал он. — Я представлю тебя родителям. Они живут совсем рядом.

Так и завертелось. Анхис женился на загадочной смертной девушке, и они провели чудесный медовый месяц.

Затем как-то утром Афродита проснулась, а действие любовного заклинания Зевса закончилось. Она со всей ясностью поняла, что натворила, и едва не сгорела со стыда. Как она могла выйти замуж за какого-то низкого смертного! Это ведь была ее прерогатива — туманить разум других богов!

Афродита поспешно оделась, но когда она уже застегивала сандалии, Анхис проснулся и заметил, что его молодая жена светится.

— Э-э… любимая? — спросил он. — Ты уверена, что ты не богиня?

— Ой, Анхис! — воскликнула Афродита. — Мне так жаль! Должно быть, меня одурманили! Иначе я бы никогда не влюбилась в такого, как ты.

— Кхм… спасибо.

— Дело не в тебе! А во мне! Я не могла выйти замуж за смертного. Уверена, ты понимаешь. Но не волнуйся. Когда родится наш ребенок…

— Наш ребенок?!

— О да, — подтвердила богиня. — Мои способности к деторождению поразительны. Нет сомнений, я беременна. В любом случае это будет мальчик. Я буду растить его, пока ему не исполнится пять, а затем отправлю его к тебе. Он станет великим героем среди вас, смертных, ты будешь им гордиться. Но пообещай, что ты никогда и никому не расскажешь, кто его мать!

Анхис пообещал. Он был немного растерян: за одно утро его бросили и потребовали развод, но он сохранил тайну Афродиты. Пять лет спустя с Олимпа спустился его сын. Его звали Эней, и он действительно стал великим героем Трои, а после падения города Эней отплыл в Италию и стал во главе новой нации, которая назвала себя римлянами.

Что касается Анхиса, то много позже, когда он был уже стар и потерял бдительность, он как-то раз во время посиделок с друзьями проговорился, что матерью Энея была сама Афродита.

Слух пошел гулять по миру. Богиня расценила это как жестокое оскорбление и пожаловалась Зевсу:

— Если на то пошло, это все ты виноват!

И дабы исправить сложившуюся ситуацию, Зевс молнией обратил Анхиса в кучу пепла за то, что тот не сдержал обещание.

Еще один хеппи-энд!

Думаете, после этого Афродита перестала и смотреть в сторону смертных мужчин?

Если вы подумали «нет», значит, вы учитесь.

Вот вам еще одна история, рассказывающая о том, как пакости Афродиты другим могли выйти боком и ей самой.

Жила-была греческая царевна Смирна, которая отказывалась почитать Афродиту, и этим так разозлила богиню любви, что она прокляла Смирну… знаете, подробности настолько отвратительны и ужасны, что я лучше их опущу.

Если кратко, Смирна забеременела, но событие это случилось при очень, и очень, и очень плохих обстоятельствах. Настолько плохих, что когда обо всем узнал ее родной отец царь, он гнался за ней по лесам с мечом наголо и кричал:

— Я убью тебя! Я убью тебя!

Смирна обратилась к богам:

— Пожалуйста! Я не виновата! Спасите меня! Сделайте меня невидимой!

На это боги не пошли, но они превратили ее в мирровое дерево. Уверен, Смирна была им безмерно благодарна.

Девять месяцев спустя ствол дерева треснул и изнутри вывалился младенец. Афродита, услышав плач малыша, почувствовала себя немного виноватой и, спустившись, подобрала мальчика. Он оказался таким хорошеньким, что богиня решила оставить его и растить в тайне.

Почему в тайне? Афродита была из породы собственников. Малыш был само очарование, и богиня не желала делить его любовь с кем-либо еще. Но младенцы требуют много внимания, а у Афродиты был загруженный график, так что она быстро поняла, что не сможет ухаживать за мальчиком постоянно.

Тогда она решила найти кого-нибудь на роль бебиситтера и остановилась на Персефоне, богине Царства Мертвых. На первый взгляд выбор может показаться странным, но Персефона жила в Эребе, и никто с Олимпа никогда не узнал бы о малыше. Да и Персефоне было одиноко, и она обрадовалась хорошенькому младенцу. Кроме того, Афродита не увидела в Персефоне угрозы — серьезно! Вы видели ее волосы? А ее наряд? Афродите просто нечему было завидовать.

Она назвала малыша Адонисом и держала его в ящике, работающем по принципу инкубационной камеры. (Еще одна история о младенце в ящике. Уж не знаю, с чего у них это было так популярно, но повторю еще раз, не пытайтесь у себя дома растить детей в ящиках. Не получится.) Две богини занимались ребенком посменно, так что Адонис то был в тайном убежище Афродиты на Кипре, то во дворце Персефоны в Царстве Мертвых, и когда мальчик подрос, он постоянно забывал, где оставил на этот раз свою домашнюю работу и в котором из двух домов лежат его бутсы.

Со временем из него получился красивый юноша.

Нет, это явное преуменьшение. Адонис вырос в самого красивого парня за всю историю человечества. Как он выглядел? Понятия не имею. Я не интересуюсь парнями, уж извините. Представьте себе самого классного, модного и потрясающего парня-знаменитость с мировым именем. Адонис был еще круче.

В какой-то момент — причем одновременно — Персефона и Афродита обнаружили для себя, что Адонис уже не ребенок. Он стал потенциальным бойфрендом. И схватка началась.

— Он мой! — заявила Персефона. — Я занималась им чаще!

— Ну уж нет! — возмутилась Афродита. — Я нашла его в том дереве! И вообще, он явно любит меня больше! Не так ли, радость моя?

Адонис сглотнул.

— Э-э…

Правильного ответа на этот вопрос не было. Сами подумайте, кого бы вы выбрали? Афродита была самой прекрасной богиней в мире, но, кхм… она была Афродитой. С ней хотели быть абсолютно все, а ее парня автоматически ненавидели все представители мужского пола на планете. И потом, Афродита не отличалась верностью.

Персефона была красива по-своему, особенно весной, когда ей разрешалось гулять по поверхности, но прожитые годы в Царстве Мертвых охладили ее, отбелили кожу и вообще сделали ее немного пугающей. Она редко влюблялась в смертных. Да, она определенно любила Адониса, но вот тот не был уверен, что хочет стать ее возлюбленным, если это означало жизнь в мрачном дворце в Эребе в окружении призраков и зомби-дворецких. Плюс Адонис понимал, что Аиду подобное точно не понравится.

— Я… я не могу выбрать, — сказал Адонис. — Вы обе великолепны.

И тогда две богини отвели Адониса на Олимп и обратились за решением к Зевсу.

Глаза Зевса лукаво заблестели.

— Да ты счастливчик, Адонис.

Адонис так не считал. Он чувствовал себя последним кусочком торта на дне рождения с дюжиной голодных детишек, но все же нервно кивнул.

— Да, господин.

— Решение простое, — сказал Зевс. — Таймшер!

Афродита нахмурилась.

— А это возможно с парнем?

— Конечно! — заверил Зевс. — Треть года Адонис будет проводить с тобой, вторую треть — с Персефоной, а еще одну — по своему разумению. — Зевс хлопнул Адониса по плечу. — Парням необходима возможность расслабиться, отдохнуть от прекрасных дам. Я прав, брат?

— Н-наверное… брат.

Лицо Зевса помрачнело.

— Никогда не называй владыку мироздания братом. А так, думаю, мы договорились!

Какое-то время задумка работала, но так вышло, что треть года Персефоны пришлась на зимнее время, так что она оказалась в явном проигрыше, а Адонису не нравилось в Царстве Мертвых. Большую часть времени ему приходилось проводить, прыгая в шкаф или под кровать Персефоны всякий раз, стоило Аиду постучать в дверь спальни жены, ведь Аид понятия не имел о ее тайном возлюбленном.

Со временем сладкие речи и чары Афродиты победили, и она убедила Адониса проводить и его личную треть года с ней, так что в сумме они были вместе две трети года, и богиня любви могла самодовольно посматривать на Персефону свысока и всеми средствами показывать, кто из двух богинь круче. Некоторое время Афродита и Адонис жили душа в душу. У них даже родилась дочь Бероя.

Как закончились эти отношения? Разумеется, плохо.

Как-то раз Адонис отправился на охоту в леса, то было его любимое занятие в свободное от Афродиты время. Его псы взяли след какого-то животного и бросились в погоню. Адонис за ними с копьем наготове. Но к тому моменту, когда он их нагнал, он уже устал и запыхался.

К несчастью, его псы окружили кабана, а они относятся к самым гадким и злобным представителям фауны, которых только можно встретить. Кое-какие предания утверждают, будто то на самом деле был бог войны Арес, принявший облик кабана. В этом есть логика, ведь именно кабан был его священным животным, а Афродита считалась подружкой Ареса. По другим версиям, Артемида, богиня охоты, направила кабана навстречу Адонису. Или то была Персефона, сгорающая от ревности и чувствующая себя брошенной. По сути, то мог быть любой бог, ведь, как я уже говорил, свидания с Афродитой никому не шли на пользу.

Как бы то ни было, кабан ринулся на Адониса и всадил ему бивни в самое больное место, какое вы только можете представить, что может показаться забавным, если забыть о том, что Адонис истек кровью и умер.

Чуть позже Афродита пролетала мимо на своей колеснице, ведомой голубями, заметила безжизненное тело Адониса и поспешила к нему.

— Нет! — вскричала она. — О, мой бедный прекрасный мужчина! Даже смерть не скрала твое великолепие!

Она перенесла его тело на огромный лист салата, и именно поэтому это растение стало считаться священным. Греки называли салат «едой мертвых», так как считали, что если съесть его слишком много, тебя охватит апатия и ты не сможешь испытать любовь, прямо как мертвый Адонис.

После чего Афродита обрызгала божественным нектаром труп бывшего возлюбленного, и он превратится в кроваво-красные цветы. Их назвали анемоны, от греческого слова «˘Ανεμο», что означает «ветры». Достаточно даже легкого ветерка, чтобы сорвать алые лепестки, испускающие нежный аромат, напоминавший Афродите запах Адониса.

Афродита горевала о его смерти почти целый день, а затем вернулась к своему богу-возлюбленному Аресу — тому самому, который мог быть ответственен за гибель Адониса.

Была ли Афродита на него зла? Неа. Таким уж был Арес.

А если вам захотелось поближе познакомиться с этим парнем — следующая глава в вашем распоряжении. Но захватите бронежилет и автомат. Арес пленных не берет.

АРЕС, САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ МУЖИК СРЕДИ НАСТОЯЩИХ МУЖИКОВ

Арес — характер узнаваемый.

Тот самый парень, что отнимает у тебя деньги на ланч, дразнит в автобусе и в раздевалке дергает тебя за брюки, чтобы они врезались тебе между ног. Тот самый парень, что ломает кости соперникам по команде во время школьного матча по футболу, никогда не получает оценки выше «удовлетворительно», но при этом всегда остается на пике популярности, ведь это так забавно — засовывать слабых ребят головой в унитаз.

Если бы задиры, бандиты и убийцы молились какому-нибудь богу, то был бы Арес.

С момента его появления на свет его родители поняли: с ним будет ох как непросто. Гере и Зевсу очень хотелось любить его, ведь он был их первенцем, но вместо того, чтобы очаровательно агукать или плакать, малыш закатил истерику и сотрясал воздух кулачками.

Гера едва смогла его удержать, когда протягивала младенца Зевсу.

— Мой повелитель, — сказала она, — твой новорожденный сын.

Зевс потянулся, желая пощекотать подбородок малыша, но Арес схватил обеими ручками палец отца и свернул его. ХРУСТЬ! Малыш ударил себя в крошечную грудь и закричал:

— Р-Р-РАР!

Зевс осмотрел свой бессмертный палец, теперь болтающийся под неестественным углом.

— Ты знаешь… Думаю, нам стоит найти малышу няню.

— Отличная мысль, — согласилась Гера.

— Большую сильную няню. С бездной терпения… и хорошей медицинской страховкой.

Они наняли девушку по имени Теро. Видимо, она была горной нимфой или еще кем в том же духе, потому что отличалась мощью и силой, и ничто не могло поколебать ее спокойствие. Она забрала Ареса во Фракию, суровые скалистые земли на севере Греции, где много снега, зазубренных гор и воинственных племен — прекрасное место для воспитания будущего бога войны.

В детстве Арес никогда не выпрашивал бутылочку или игрушку. Он жаждал крови. С ранних лет он выучился бросать камни в птиц и сшибать их прямо в воздухе. Он отрывал у насекомых крылья, разрабатывая мелкую моторику пальцев. Хохотал как безумный, давя ножками цветы и мелких животных. А Теро в это время сидела на камне неподалеку, читала олимпийскую желтую прессу и покрикивала:

— Потише, маленький разбойник!

О да, счастливые деньки.

Когда Арес вырос, он вернулся на Олимп, чтобы по праву занять место в совете олимпийцев. Естественно, он стал богом войны (и дружеское предупреждение: если вам вздумается спросить его, а не он ли тот самый чувак из игры «God of War», Арес оторвет вам руку и ею же вас изобьет). Он также стал богом жестокости, жажды крови, оружия, бандитов, грабежей, сравнения городов с землей и старомодных семейных забав.

Еще он был богом силы и мужской храбрости, что могло даже вызвать улыбку, так как все его нечастые столкновения один на один с другими богами заканчивались его позорным бегством. Но, думаю, для задир это типично. Арес первым унес ноги после появления облачного гиганта Тифоея. А во время Троянской войны один смертный грек ткнул его в живот копьем. Так Арес ревел с мощностью десяти тысяч мужчин. Он тут же сбежал на Олимп и принялся жаловаться Зевсу:

— Так нечестно! Нечестно!

На что Зевс приказал ему заткнуться.

— Не будь ты моим сыном, — проворчал он, — я бы давно лишил тебя твоей божественности и пинком отправил с Олимпа. От тебя одни неприятности!

В олимпийской семье царили нежные и сердечные отношения.

Но несмотря на периодические проявления трусости, злить Ареса не стоило. Отправляясь на битву, он надевал ослепительно сверкающие золотые доспехи. Его глаза пылали, а с боевым шлемом на голове он казался таким грозным, что большинство смертных и взглянуть на него не смели, не то что сразиться с ним. Его любимым оружием было бронзовое копье. С его щита вечно капала кровь и ошметки плоти — в общем, тот еще рубаха-парень.

Когда передвигаться на своих двоих ему не хотелось, он вставал на боевую колесницу, ведомую четырьмя огнедышащими конями. Обычно его сопровождали сыновья-близнецы Фобос и Деймос (Страх и Ужас), они держали поводья и развлекались тем, что выясняли, скольких людей они смогут задавить: «Пятьдесят очков, если разобьешь ту линию лучников! Сто, если попадешь в того старика!»

Думаю, вам уже стало ясно, почему священным животным Ареса стал кабан, который нападает на все, что движется, его очень трудно убить, а гонора хоть отбавляй.

Одной из его священных птиц считался стервятник, потому что тот любит поживиться трупами после боя. Любимой рептилией Ареса была ядовитая змея, и на многих изображениях его можно увидеть с ней в руке, или она нарисована на его щите.

А вот священного цветка у Ареса не было. Угадайте, почему.

В дополнение к его апартаментам на Олимпе, где он любил проводить время со своей подружкой Афродитой, у Ареса была собственная крепость в горах Фракии. То была первая и совершенная в своем роде чисто мужская база.

Замок там был сделан целиком из железа — черные металлические стены, металлические ворота, мрачные башни и башенки, усеянные шипами, а в центре цитадель с зарешеченными окнами. Солнечные лучи редко проникали внутрь, наверное, им было слишком страшно.

Залы и комнаты там были завалены боевыми трофеями — какие-то Арес добыл сам, другие были поднесены ему смертными воинами. У него скопилось около десяти миллионов мечей и щитов, достаточно, чтобы вооружить все население Индии, высились горы сломанных колесниц и осадных орудий, старых знамен, копий и колчанов из-под стрел. Задумаете делать передачу о помешанном на войне Плюшкине, готовящемся к Армагеддону, вашей съемочной группе определенно стоит отправиться в крепость Ареса.

Ценностей там у него тоже хватало. Его коллекция ружей, должно быть, стоила миллионы. Саму крепость охраняла дюжина низших воинственных божков вроде Беды, Злости, Угрозы, Агрессивного Поведения на Дорогах и Грубых Жестов. Еще на главных воротах у Ареса висел знак: «ЗАБУДЬ О ЗЛОЙ СОБАКЕ! БЕРЕГИСЬ ХОЗЯИНА!».

Греки не особо почитали Ареса. Они думали о нем примерно так же, как и Зевс. Да, Арес был членом олимпийской семьи, и людям приходилось с ним мириться. Иногда они его боялись. Но по большей части он был тем еще нытиком и доставалой, не говоря уже о том, что люди, оказавшиеся рядом с ним, постоянно умирали.

Хотя были и исключения. К примеру, Спарта. Там Ареса обожали. Хотя местные были сплошные «настоящие мужики», поглощающие на завтрак гвозди и стероиды, так что, полагаю, в том не было ничего удивительного.

В центре города стояла статуя Ареса, окутанного цепями: легенда гласила, что пока они будут удерживать Ареса в оковах, он их не покинет, то есть спартанцы всегда будут храбры и непобедимы.

И все же. Сковать бога войны? Жестко.

Спартанцы еще и приносили Аресу в жертву людей, так что, думаю, и так ясно, что с богом войны у них было все на мази, хотя эти подношения и сказывались на туризме.

Во Фракии, в северных землях, где вырос Арес, смертные почитали его в виде меча. Может, они нарисовали на лезвии улыбающуюся мордочку и звали меч «господин Арес» — не знаю. Но когда наступал час принесения в жертву барана, коров или людей, они натачивали священный меч и устраивали мощную пирушку.

Были ли у Ареса еще фан-клубы? Например, царство амазонок. В их культуре во главе стояли женщины, и те дамочки умели сражаться. Первыми из них стали дочери-полубогини Ареса. Он же дал первой царице амазонок волшебный пояс, который наделял владелицу крутыми боевыми умениями. Царицы амазонок передавали его из поколения в поколение.

Арес всегда присматривал за амазонками, когда те отправлялись на войну. Эти воительницы так сильно любили своего Боевого Папочку, что построили в его честь храм на соседнем острове, который охранялся священными птицами Ареса. Представьте себе стаю из шести миллионов ворон, с перьями, острыми как лезвие, которые могут пробить насквозь корпус корабля. Мда… тот остров был хорошо охраняем.

Казалось бы, хватит обожания, но у Ареса еще были две священные рощи: одна в центральной Греции, а другая — в землях Колхиды, что раскинулась далеко к востоку на побережье Черного моря. Обе рощи были мрачными дубовыми лесами, где можно было молиться о победе, но для этого нужно было быть тем еще храбрецом, ведь каждую из них охранял дракон.

Оба этих огромных монстра были сыновьями Ареса. Кто был их мамой? Как у бога появились дети-драконы? Понятия не имею, но они оба явно унаследовали характер папочки. Нападали на все, что двигалось, и обожали попировать человеческой плотью. А если вам удалось подобрать драконьи зубы — а они у них постоянно выпадали, прямо как у акулы, — то их можно было посадить в землю и вырастить себе нескольких спартов, или воинов-скелетов.

Удачи в сборе зубов. Драконы никогда не спали. Они плевались ядом. У них был острый слух. И они ненавидели, когда смертные бродили по округе в поисках сувениров, даже не потратив ни драхмы в магазинчике «Священная Роща».

В конце концов оба дракона были убиты, что стало печальным событием… ну разве что для одного Ареса.

Первым пало чудище в центральной Греции. А одолел его Кадм, бродящий неподалеку с группой своих соратников в поисках места для основания нового города. Дельфийский оракул сказал ему следовать за одной коровой, и там, где корова упадет в изнеможении, и будет лучшее место для закладки города.

Лично меня это поражает. Вот вы бы решились пойти за мужиком, следующим за коровой? Но, по всей видимости, приятелей Кадма это не смущало. Они шли с ним, пока эта бедная корова не упала, вызвав бурю восторга.

— Мы на месте! — объявил Кадм. — Начнем же строительство! Ах да, давайте для начала убьем эту корову и принесем ее в жертву богам?

В тот миг корова, думаю, сильно пожалела о своем падении, но было уже слишком поздно!

Соратники принялись за работу. Прошло несколько часов, и Кадму с его строителями стало жарко и захотелось пить.

— В горле пересохло! — пожаловался один. — Ты захватил что-нибудь типа ящика со льдом?

Кадм нахмурился. Ему определенно стоило захватить с собой ящик со льдом. Кроме того, на милю вокруг не наблюдалось ни одного супермаркета. Он всмотрелся в горизонт и заметил вдалеке дубовую рощу.

— Деревьям нужно много воды, — рассудил он. — Там наверняка есть река или какой-нибудь источник. — Он указал на своих ребят. — Вы, пятеро, отправляйтесь с ведрами в лес и принесите нам воды. А если по дороге вы увидите «KFC» или еще что-нибудь, нам это тоже не повредит.

Вы, наверное, уже догадались, что то была священная роща Ареса.

И в ней бил источник, без вопросов. Он бурлил в пещере прямо посреди рощи, питая свежей водой симпатичное озерцо, которое по совместительству было личной поилкой дракона.

Пятеро ребят с ведрами вошли в лес.

Нашли пещеру.

— А что это за заостренные белые штуковины на земле? — спросил один.

— Наконечники стрел? — предположил второй.

— Хм, выглядят как зубы дракона, — сказал третий.

И все нервно рассмеялись. Драконов ведь не существует, так?

Затем из пещеры вылетел дракон и съел их.

Лишь один из пятерки выжил — скорее всего потому, что дракон объелся и не мог за ним погнаться.

Парень ворвался на строительную площадку, вопя от ужаса:

— ДРАКОН! ОГРОМНЫЙ! ЕСТ ЛЮДЕЙ!

Все собрались вокруг него, а Кадм поспешил успокоить выжившего, чтобы тот смог рассказать подробности. После чего Кадм схватил свое любимое копье.

— Я не позволю какому-то дракону есть моих людей!

В задних рядах толпы послышался кашель жреца.

— М-м, господин? Похоже, это священная роща Ареса. Если ты убьешь дракона бога войны…

— Я должен его убить! — перебил Кадм. — Корова сказала мне построить здесь город, а я не могу позволить, чтобы по соседству жил дракон! Или ты сомневаешься в мудрости мертвой коровы, старик?

— Э-э… нет. Нет, господин. — И жрец решил закрыть тему.

Кадм с копьем наготове вошел в рощу и, будучи крутым перцем, направился прямиком к дракону (который на самом деле переел и не был способен на достойную схватку) и прошил ему голову насквозь.

Тут же рядом с Кадмом ярко сверкнуло, и явилась Афина.

— Отличная работа, Кадм! — сказала богиня. — Ты убил дракона Ареса!

Кадм моргнул.

— То есть… Проблем у меня не будет?

— О, будут, и еще какие! — весело ответила Афина. — Когда-нибудь Арес тебе отомстит. Но пока ты под моей защитой. Ты нужен мне, чтобы основать великий город Фивы.

— Там, где упала корова? Потому что оракул сказала именно это.

— Да-да, верно. Но все в свое время. Для защиты нового города тебе понадобятся хорошие воины. Собери зубы этого дракона и посади их в землю на манер семян. Окропи кровью — и смотри, что будет!

Афина исчезла.

Кадм засомневался, стоит ли лишать дракона его стоматологического комплекта, тем более что Арес уже внес его в свой черный список, но все же поступил так, как велела Афина. Стоило ему закончить с зубопосевом, как из земли выросла группа элитных воинов-скелетов, и именно они стали первыми солдатами в армии новых Фив.

Кадм построил город. Какое-то время все шло замечательно. Боги даже отдали ему в жены низшую богиню Гармонию, дочь Афродиты и Ареса. Гармония, чтобы разделить свою жизнь с Кадмом, стала смертной, а то считалось великой честью.

Ареса все это не радовало. Сначала этот Кадм убивает его дракона. Затем другие боги заявляют: «Ой, ты знаешь, его нельзя убивать! Кадму предначертано основать важный город!» Да что в этих Фивах может быть важного? И вообще, что это за название такое, «Фивы»? Вот Спарта — это да, круто звучит. Кроме того, в Египте уже есть свои Фивы, с еще одними в Греции люди начнут путаться!

А потом, будто желая добить Ареса, другие боги выдали за этого убийцу драконов его собственную дочь! Чему тут радоваться?

Ради дочери Арес некоторое время старался держаться, но он ненавидел своего зятя. И вот как-то раз он увидел Кадма в своей священной роще, задумчиво уставившегося на место, где годы назад он убил дракона.

И у Ареса отказали тормоза.

Бог войны появился прямо перед зятем.

— На что уставился, придурок? На то место, где ты убил моего дракона? Не любим рептилий, да? А знаешь что? Теперь ты будешь одной из них!

БАМ! Арес превратил Кадма в змею.

К несчастью, к ним как раз направлялась царица Гармония, желая проведать мужа. Увидев, что с ним произошло, она закричала:

— Папа! Зачем ты это сделал?!

— Он это заслужил! — рявкнул Арес.

— Я люблю его! Верни его!

— Так ты выбираешь его вместо меня? Вот, значит, как? Тогда почему бы тебе к нему не присоединиться!

БУМ! Он превратил собственную дочь в змею, и царь и царица Фив уползли прочь.

Так Арес отомстил. Но когда змеи Кадм и Гармония умерли, Зевс отправил их души прямо в Элизиум, чтобы они могли жить там вдвоем в мире и счастливо веки вечные. (Только не говорите Аресу. А то с него станется отправиться вниз и доставать их и там.)

Что касается другой священной рощи Ареса, той, что была в Колхиде, там события разворачивались немного по-другому. Местного царя звали Ээт. (Серьезно, других гласных на ум не пришло?) Популярность ему принесло то самое золотое руно — волшебная баранья шкура моего родственника, — которое завершило свое долгое путешествие в его царстве, одарив его иммунитетом к бедствиям, вторжениям, колебаниям рынков акций, приездам Джастина Бибера и прочим природным несчастьям.

Ээт не был сыном Ареса, но он был его горячим поклонником. Он постоянно развязывал войны и убивал тонны народу лишь для того, чтобы заработать себе дополнительные очки в Программе поощрения Ареса. Очень скоро царь Ээт победил во всех возможных номинациях.

Арес отправил своего второго сына-дракона охранять золотое руно, что висело на дубе в священной роще Ээта. Дракон признавал лишь царя и только ему позволял собирать свои зубы. После чего Ээт отправлялся на особое Поле Аида, где лично сажал зубы и получал свеженький отряд солдат-скелетов, когда ему было то необходимо. Но он не был простым любителем покопаться в земле. Арес подарил царю особый плуг, который тянули металлические быки, выдыхающие пламя. А чтобы царь не зажарился, Арес дал ему огнеупорные, пуленепробиваемые и отвсегозащитные доспехи, которые сам Арес получил во время войны с гигантами. (Но это совсем другая история.)

Казалось бы, металлических быков, воинов-скелетов и дракона любому хватит за глаза, но Ээт еще построил вокруг своего царства неприступную стену, чтобы никто не смог добраться до поля или рощи. Если учесть, что Колхида находилась практически на краю освоенного тогда мира, шансы, что кто-то придет украсть руно, были, мягко сказать, призрачны.

И разумеется, кто-то таки пришел, чтобы украсть золотое руно! То был парень по имени Ясон. Но это тоже совсем другая и очень длинная история, которую я придержу на следующий раз. А пока оставим Ээта в его Колхиде, пусть себе распушает перья, поклоняется Аресу и думает: «О да, я так крут!»

Но даже бог войны не может вечно оставаться безнаказанным, убивая людей. Иногда даже Аресу приходилось держать ответ за свои поступки перед богами. И именно он стал подсудимым на первом и последнем божественном слушанье по делу об убийстве — пилотная серия «Закон и порядок: Олимп».

А вот как все началось: жил-был один туповатый полубог, сын Посейдона, по имени Галиррофий. Мне противно считать его братом, уже одно его имя должно было вам намекнуть, что он был тем еще уродом. Звучит как какое-нибудь респираторное заболевание. Думаю, я буду звать его просто Гал.

Итак, Гал жил в Афинах и был по уши влюблен в прекрасную царевну Алкиппу, которая, так уж вышло, была дочерью Ареса. Но Алкиппа не желала иметь с Галом ничего общего. Сын Посейдона? Гадость!

Но Гал не сдавался. Он следовал за Алкиппой по пятам, читал ее страничку в Фэйсбуке, расстраивал ее свидания и вообще вел себя как последний козел.

И вот как-то вечером Гал зажал Алкиппу в каком-то тупичке, а когда она попыталась сбежать, повалил ее на землю. Девушка стала кричать и вырываться:

— Помогите!

Затем она сообразила завопить:

— Пап! Арес!

И это сработало.

Арес появился во вспышке света и сдернул юношу с Алкиппы.

— ПРИСТАЕШЬ К МОЕЙ ДОЧЕРИ?! — Арес проревел с такой мощью, что у парня щеки завибрировали, как при перегрузке.

— Простите, господин! — взмолился Гал. — Я больше не буду! Не бейте меня!

— О, я не собираюсь тебя бить, — пообещал Арес. — Я ПРОСТО ТЕБЯ УБЬЮ!

Бог войны выхватил нож и превратил Гала в полубожественный швейцарский сыр. Затем он бросил его на землю и несколько раз пнул для ровного счета.

Сцена вышла настолько отвратительной, что она недели не сходила с первых полос. Все смертные дикторы новостей спрашивали: «Божественная жестокость против смертных, не перегнули ли они палку?» Газеты запестрели разоблачающими заметками обо всех олимпийцах.

Посейдон потребовал, чтобы Арес предстал на слушанье по делу об убийстве, ведь Гал был его сыном.

Арес взорвался возмущением.

— Это была самозащита!

Посейдон фыркнул.

— Самозащита? Мальчишка сдался! А ты нанес ему шестьсот ударов ножом, а затем наступил ему на лицо. И это ты называешь самозащитой?!

— Я защищал свою дочь, косматая твоя борода! Твой урод сын пытался ее изнасиловать!

Посейдон и Арес начали закатывать рукава, готовясь к бою — что было бы здорово, так как мой папа зарядил бы этому идиоту по первое число, — но тут вмешался Зевс.

— Достаточно! — рявкнул он. — Слушанью быть. Я буду судьей. Остальные боги будут присяжными.

Они провели суд над Аресом на холме в Афинах. Зевс устроил целое представление, созвал свидетелей и выслушал показания. Не знаю, что стало бы с Аресом, признай они его вину. Может, Зевс выбросил бы его в Тартар или отправил на тысячу лет общественных работ, к примеру, собирать мусор на обочинах. Но в конце слушанья боги признали Ареса невиновным. Да, он слегка переборщил в расправе над Галом, но тот напал на его дочь. Нехорошо. Лишь богам позволено уходить от подобного безнаказанными!

Холм, где проходило слушанье, все еще стоит. Будете в Афинах — сходите, посмотрите. Он зовется Ареопаг, «холм Ареса», в древние времена афиняне построили там суд, где слушались дела по убийствам. Видимо, они решили, что раз это место оказалось достойным самого Ареса, оно подойдет и для смертных психов, убийц с топорами и прочего сброда.

Если спросите меня, я согласен с тем, что у Ареса было полное право защитить свою дочь, но все же мне бы хотелось, чтобы Посейдон таки устроил ему личный суд, на это определенно стоило бы посмотреть.

И последняя история о боге войны, под конец рассказа о нем я хочу показать его полнейшим неудачником. (Что, будем честными, не так уж и сложно.)

Однажды двум огромным братьям Оту и Эфиальту пришла в голову идея уничтожить богов. Почему? Наверное, мать-земля Гея постаралась, а может, им просто стало скучно. Близнецов звали Алоады, что означало «дробящие». Не знаю, были ли у них парные костюмы для рестлинга или как…

Как и большинство гигантов, они были… кхм, гигантскими. Свою задумку они стали осуществлять, отрывая от земли горы и устанавливая их одну на другую, по сути, пытались построить башню, с которой можно было бы забросать Олимп валунами — прямо как Зевс поступил с Отрисом в старые добрые времена.

Боги взглянули вниз из дворца и увидели, как эти два гиганта с каждой новой установленной горой становятся все ближе и ближе, и Зевс сказал:

— Кто-то должен их остановить.

— Правильно, — согласилась Гера.

Добровольцев не нашлось. Это произошло вскоре после тотального фиаско с облачным гигантом Тифоеем, так что у всех богов инстинкт самосохранения все еще немного зашкаливал. Идея вступить в бой с двумя огромными гигантами не казалась такой уж привлекательной.

Наконец Гера сказала:

— Арес, ты бог войны. Ты должен с ними сразиться.

— Я? — пискнул Арес. — То есть… Разумеется, я смогу их уничтожить, если захочу. Но почему именно я? Афина — богиня войны. Отправьте ее!

— О, но я мудра, — сказала Афина. — Мудра достаточно, чтобы предоставить это право тебе.

Арес выругался, но с ее логикой спорить не смог. Он надел доспехи, вскочил в свою колесницу и на полной скорости направился вниз, крича и размахивая копьем.

Гигантов это не впечатлило. Они ждали нападения. И даже заготовили сверхпрочные цепи и установили ловушку как раз на этот случай: они уложили цепи на земле в том месте, где должна была проехать колесница, а сверху забросали их ветками, камнями и прочим мусором.

Стоило Аресу спуститься, как гиганты прыгнули по бокам дороги и дернули за концы цепи, так что та оказалась прямо на пути лошадей.

БАМ!

Лошади попадали. Колесницу разнесло на миллион обломков. Арес, не имея ремня безопасности, улетел на сотню ярдов вперед и бухнулся на землю. Не будь он бессмертным, он бы точно сломал себе шею. Пока он все еще приходил в себя, гиганты связали его своими мощными цепями и утащили прочь.

— Вот блин, — вырвалось у Афины, следящей за происходящим с Олимпа. — Они похищают Ареса.

— Какая досада, — зевнул Посейдон.

— Мы должны помочь ему, — но в голосе Геры явно не хватало энтузиазма.

Прежде чем боги определились, как поступить, Алоады скрылись в горах. Они отнесли Ареса в дальнюю пещеру и сунули его в огромный бронзовый кувшин, где он тринадцать месяцев страдал от удушья и духоты.

Арес пытался разорвать цепи, но они были слишком крепкими. Он кричал, вопил и сыпал угрозами, но со временем, слабея без нектара и амброзии, закончил тем, что не переставая хныкал и умолял его выпустить.

А Зевс все никак не мог собраться и организовать спасательную экспедицию.

Алоады засыпали Олимп требованиями выкупа: «Открой ворота, или мы убьем твоего сына! Мы не шутим! Серьезно! Ладно, как насчет миллиона драхм в золоте? Нет, правда, мы его покалечим! Ну же, ребята! Ваш сын в плену! Вы что, не хотите его назад?»

С Олимпа ответа не было. Арес мог так и зачахнуть там, что меня бы вполне устроило, но у братьев-гигантов была приемная мать Эрибея. У нее было доброе сердце, и ей было жаль Ареса. А может, ее просто достало его нескончаемое хныканье в кувшине.

Как-то ночью она, крадучись, вышла из пещеры и нашла бога посланий Гермеса.

— Эй, — позвала она. — Я могу показать тебе, где держат Ареса. Ты сможешь проникнуть туда и освободить его.

Гермес наморщил нос.

— А это обязательно?

— Ну… если ты это не сделаешь, мои приемные сыновья в конце концов откажутся от идеи выкупа, — сказала Эрибея, — закончат возведение своей башни из гор и уничтожат Олимп.

Гермес вздохнул.

— Ладно. Понял.

И он проник в пещеру и освободил Ареса. Вместе они вернулись на Олимп, где, при первом же взгляде на изможденное лицо Ареса, остальным богам стало ужасно стыдно, и в их сердцах закипела ярость. Пусть они и не любили Ареса, но никому не было позволено обращаться таким образом с одним из олимпийцев.

Объединившись, боги в конце концов одолели близнецов Алоадов.

Что касается Ареса, то он вернулся в былую боевую форму и сделал вид, что ничего и не было; но после того случая он стал с особым вниманием относиться к военнопленным. И если вы плохо обращались со своими пленными, Арес обязательно находил вас и устраивал разговор по душам.

Еще Арес заработал сильный страх кувшинов.

Думаю, мне стоит подарить ему один на Рождество.

ГЕФЕСТ ДАРИТ МНЕ ЗОЛОТУЮ ЛАМУ (ВООБЩЕ-ТО НЕТ, НО ЕМУ ОПРЕДЕЛЕННО СТОИЛО ЭТО СДЕЛАТЬ.)

Если вы вдруг захотите посмотреть на детские фото Гефеста, то увы.

Он родился таким страшным, что его родная мать Гера выбросила его с Олимпа, подобно мешку с мусором. Если кто-то тогда и сделал снимок, то на нем был запечатлен малыш Гефест, пронзающий облака с удивленным выражением на лице: «МАМОЧКА, ЗА ЧТО?»

Что случилось потом? Ну, Гера очень надеялась, что больше никогда его не увидит.

Но прошло время, и Гефест вернулся и бумерангом врезал ей по макушке. Я обожаю этого парня.

Малыш Гефест упал в море, где его спасла главная среди пятидесяти сестер-нереид, духов морей, — Фетида. Та самая, которая позже освободит Зевса, когда того свяжут другие боги.

В общем, Фетида пожалела бедного младенца и решила растить его в тайной подводной пещере.

Фетида не имела ничего против уродства. Она жила с медузами, угрями и морскими чертями, так что Гефест не казался ей таким уж некрасивым. Да, у него были недоразвитые и слишком тонкие ножки, чтобы поддерживать его тело без помощи костылей или скоб. Он отличался чрезмерной волосатостью, так что ему приходилось бриться раз пять в день, даже в младенчестве. Лицо было красным и бугорчатым, будто он заснул в улье африканских пчел-убийц. Но верхняя часть его туловища была сильной и крепкой. У него были умелые ручки и острый ум. Когда юный бог немного подрос, он открыл в себе талант к строительству и ремеслам, прямо как Старшие циклопы. Дайте ему ведро лего, вернитесь через час, и он продемонстрирует вам работающую баллистическую ракету дальнего радиуса действия.

Хорошо, что Фетида не собиралась завоевывать мир. Ей достаточно было одних украшений. По ее просьбе Гефест создавал замысловатые золотые ожерелья, искусные браслеты из жемчуга и кораллов и неоновые короны, которые высвечивали разные надписи вроде «С НОВЫМ ГОДОМ!» и «ЗДЕСЬ МОГЛА БЫТЬ ВАША РЕКЛАМА», так что с ними ей был обеспечен успех на любой вечеринке.

Девять лет провел Гефест под океаном в качестве личного кузнеца Фетиды. Ему нравилась его работа, и он любил свою приемную мать, но где-то на задворках разума его не покидало желание отомстить Гере.

Свое свободное время он тратил на создание особой мебели — опасного подарка его опасной матери — и мечтал о том дне, когда вернется на Олимп.

Наконец он закончил свой проект и попрощался с Фетидой.

— Моя любимая приемная матушка, — Гефест преклонил перед ней колени, что с его кривыми ногами, поддерживаемыми золотыми скобами, было непросто. — Я должен вернуться домой и занять свое место среди богов.

Фетида знала, что когда-нибудь этот день обязательно наступит, но все равно не смогла сдержать слез.

— Они не смогут оценить тебя по достоинству! — предупредила она. — Они будут судить о тебе лишь по твоей внешности.

— Значит, они глупцы, — сказал Гефест. — Мне все равно, что и кто там думает. Моя мать вышвырнула меня и должна заплатить за свое преступление.

Фетида не стала его останавливать. Она пожелала Гефесту удачи, и тот отправился на Олимп. Ехал он на осле, потому что ему нравились эти животные. Они некрасивы, упрямы и смешны, но при этом сильны и выносливы. Этим они импонировали Гефесту. Попробуй поиздеваться над ослом или плохо с ним обращаться — как бы тебе потом не пришлось прибегать к услугам стоматолога.

За Гефестом шел целый караван мулов, нагруженных особыми подарками для богов.

Гефест въехал прямо в тронный зал олимпийцев, и остальные боги ошарашенно замолчали.

— Это еще что? — спросил Арес.

Гера издала странный утробный звук.

— Быть не может.

— Мама! — улыбнулся Гефест. — Это я, Гефест!

Зевс подавился нектаром.

— Он назвал тебя мамой?!

Гефест под скрип своих ножных скоб слез с осла.

— Неужели она никогда не упоминала обо мне, отец?

(Вообще-то Зевс не был его настоящим отцом, ведь Гера забеременела Гефестом без чьей-либо помощи; но бог-кузнец решил не вдаваться в детали.)

— Какое досадное упущение, — Гефест улыбнулся неестественно широко. — Видишь ли, Гера сбросила меня младенцем с Олимпа. Но все хорошо. Как видите, дорогие родители, я выжил!

— О, — выдохнула Гера. — Как… чудесно.

Гефест рассказал, как рос на дне моря.

— И я привез подарки! — он стал распаковывать огромные тюки, снятые с мулов. — Новые троны для вас всех!

— Троны! — Арес вскочил на ноги и возбужденно запрыгал.

Остальные боги сохраняли легкую настороженность, но всех их охватил безудержный восторг, стоило им увидеть созданные Гефестом шедевры.

Зевс получил трон из чистого золота с держателями для кубков на подлокотниках, опорой для поясницы и встроенной подставкой под перуны. Трон Деметры был выполнен в форме переплетенных золотых и серебряных колосьев. Посейдон получил капитанское кресло с подставками под трезубец и удочку. Железный трон Ареса был обит кожей с тучей неудобных шипов и колючей проволокой на подлокотниках.

— Мне нравится, — сказал Арес. — Это коринфская кожа?

— Вообще-то, человеческая, — ответил Гефест.

На глаза Ареса навернулись слезы.

— Это самый прекрасный подарок… Я… я даже не могу выразить…

Все новые троны богов были оснащены колесиками, так что вскоре олимпийцы нарезали по тронному залу круги и вертелись на месте.

— Ты сам их сделал? — Аполлон обхватил рукой спинку своего трона, сделанную в форме арфы. — Это потрясающе!

— Спасибо, — ответил Гефест. — Я бог кузнечных дел и ремесел. Я могу сделать практически все, что угодно. — Он улыбнулся Гере. — Мама, ты не хочешь присесть на свой?

Гера стояла у своего нового трона из адаманта — сверхпрочного металла, сверкающего и молочно-прозрачного, что-то между серебром и брильянтами. Этот трон был самым прекрасным из всего, что когда-либо видела Гера, но она не решалась сесть на него. Ей не верилось, что Гефест мог отнестись к ней с такой добротой.

Но остальные боги тем временем рассекали по залу и веселились, и Гера наконец решилась.

— Хорошо, мой… э-э, мой сын. Этот трон прекрасен.

Она села. И тут же невидимые путы обхватили ее и сжали так сильно, что она не могла вдохнуть.

— Агх, — вырвалось у нее.

Гера попыталась изменить облик. Ничего не вышло. Чем больше она сопротивлялась, тем туже сжимались путы. Она попыталась расслабиться. Но путы не отпускали, стянув ее до такой степени, что у нее лицо посерело, глаза полезли из орбит, а весь ихор в теле притек к ногам и рукам.

— Мама? — спросил Арес. — Почему ты не двигаешься? И почему у тебя руки и ноги все мокрые и светятся золотом?

Гера смогла лишь всхлипнуть:

— Помогите…

Боги повернулись к Гефесту.

— Так, — проворчал Зевс. — Что ты сделал?

Гефест приподнял свои косматые брови.

— Странно, отец, я думал, ты оценишь. Твоя жена стала намного тише. Если уж на то пошло, она никогда больше не покинет этот трон.

Гера в ужасе пискнула.

— Ты вышвырнула меня, — напомнил ей Гефест. — Я был страшным калекой, и ты сбросила меня с горы. Так что, дорогая мамочка, тебе придется за это заплатить. Подумай обо всех тех вещах, что я бы сделал для тебя, если бы ты хорошо со мной обращалась. Может, тогда ты поймешь, что собственными руками лишила себя чего-то очень ценного. Не суди о боге по его внешности.

Закончив свою речь, Гефест проковылял к ослику, забрался на него и покинул зал.

Никто из богов не пытался его остановить. Может, все они боялись, что их троны вдруг взорвутся, или из сидений вырастут ножи, как в блендере.

Гефест спустился в мир смертных и открыл кузницу в одном из греческих городов. Там он ковал подковы, гвозди и прочую ерунду, не требующую большой работы мысли. Он надеялся, что месть облегчит ему душу, но этого не случилось. Наоборот, он чувствовал себя еще опустошеннее и злее, чем раньше.

Тем временем на Олимпе боги устали от хныканья Геры. Они перепробовали все, пытаясь ее освободить, — болторезный станок, молнии, свиной жир, «WD-40». Нулевой результат.

Наконец Зевс объявил:

— Ну хватит. Арес, иди найди своего брата Гефеста и убеди его отпустить вашу мать.

Арес злобно улыбнулся.

— О, не беспокойся, уж я его уговорю.

Арес приготовил свою боевую колесницу, облачился в пылающие золотые доспехи, сжал в одной руке окровавленное копье, а в другой — щит, капающий ошметками плоти. Его сыновья Фобос и Деймос запрягли огнедышащих коней, и они отправились в путь.

Арес пронесся по городу смертных, вызвав жуткую панику и задавив кучу народу, имевшего несчастья не убраться с его пути. Колесница ворвалась на дворик кузницы Гефеста, где бог-кузнец был занят починкой чайника.

Кони ржали и дышали огнем. Фобос и Деймос распространяли вокруг себя волны чистого ужаса, из-за чего в округе было зафиксировано шестьдесят пять сердечных приступов.

Арес замахнулся копьем на Гефеста.

— ТЫ ОСВОБОДИШЬ ГЕРУ!

Гефест покосился вверх.

— Уходи, Арес.

Он даже не перестал бить по чайнику молотом.

Фобос и Деймос обменялись растерянными взглядами.

Копье Ареса дрогнуло. Он ожидал совсем другой реакции.

Арес решил попробовать еще раз.

— ОСВОБОДИ ГЕРУ, ИЛИ ПОЗНАЙ МОЙ ГНЕВ!

Его кони выдохнули огонь, но их пламя Гефеста разве что слегка пощекотало.

Бог-кузнец вздохнул.

— Арес, во-первых, меня не проймешь угрозами. Во-вторых, ты правда думаешь, что ты весь из себя крутой воин, потому что пережил множество битв? Попробуй поработать целый день в кузнице. Еще одна угроза с твоей стороны, и я покажу тебе настоящую крутость, — Гефест размял руки и грудь, вздувшиеся мускулами.

— И в-третьих, — продолжил он. — Я бог огня. Приходится, ведь ради выживания мне нужно плавить металл. Я закалял железное и бронзовое оружие в жерлах подводных вулканов, так что даже не надейся испугать меня своими маленькими пони.

И Гефест махнул рукой, как если бы отгонял назойливую мошку. Из земли вырвалась стена пламени, поглотившая колесницу бога войны. Когда огонь угас, оказалось, что гривы коней сгорели, колеса колесницы размягчились и стали овальными, а шлемы на головах Фобоса и Деймоса расплавились на манер жареных яиц, а они сами покрылись ровным слоем копоти.

От доспехов Ареса повалил пар. Красивый гребень на его боевом шлеме тлел.

— Даю тебе последний шанс, — сказал Гефест. — Убирайся.

Арес развернулся и пришпорил коней, его колесница с грохотом закачалась на кривых колесах, оставляя за собой в воздухе аромат поджаренного бога войны.

Олимпийцы пробовали разные тактики, чтобы убедить Гефеста отпустить мать, отправляли к нему своих послов.

Но Гефест был неумолим.

Наконец Зевс на Олимпе развел руками и вздохнул.

— Что ж, видимо, Гере придется сидеть на этом проклятом троне вечно.

— М-м-мпф! — лицо Геры налилось золотым ихором.

И тут вперед вышел самый неожиданный герой — Дионис, бог вина.

— Не переживайте, — сказал он, — я беру Гефеста на себя.

Остальные боги недоуменно уставились на него.

— Ты? — спросил Арес. — И что ты собираешься делать? Запугаешь Гефеста до смерти бутылкой неплохого шардоне?

Дионис улыбнулся.

— Увидите.

Дионис спустился на землю и стал время от времени заходить в кузницу. Он ничего не требовал, не угрожал и не давил на совесть. Он просто болтал с Гефестом, рассказывал смешные истории и вообще вел себя дружелюбно.

Лично мой опыт общения с мистером Ди был совсем другим, но, судя по всему, при желании он мог быть весьма обаятелен. Он сам еще совсем недавно был смертным и потому вел себя не столь напыщенно, как другие олимпийцы. Он не имел ничего против общения с людьми и уродами кузнецами. Они с Гефестом отлично сошлись.

С начала их дружбы прошли недели, и Дионис как-то сказал:

— Слушай, старик, ты слишком много работаешь. Тебе нужно передохнуть!

— Мне нравится работать, — буркнул Гефест.

Но правда состояла в том, что кузнечные дела отвлекали его от душевной боли. Хоть он и отомстил Гере, злость и горечь так и не покинули Гефеста. Он оставался богом-изгнанником и не стал ни на йоту счастливее.

— Сегодня вечером я вытащу тебя из берлоги, — пообещал Дионис. — Пройдемся по тавернам, и там я продемонстрирую тебе свое творение. Оно называется вино.

Гефест нахмурился.

— Это что-то механическое?

Глаза Диониса загадочно блеснули.

— Ну… в вопросах воздействия в некотором роде. Сам увидишь.

Так, детишки… вино — это алкоголь. А алкоголь — напиток для взрослых.

«Ой, мистер Перси Джексон, — тут же скажете вы, — а можно нам вина?»

Нет-нет-нет, детишки. Вино — опасная штука. Я против того, чтобы вы употребляли алкоголь, пока вам не исполнится как минимум тридцать пять. Да и после вам сначала нужно будет получить справку от врача и разрешение от родителей. К алкоголю следует подходить со всей ответственностью (где-то один большой глоток в месяц), и никогда после этого не садитесь за руль!

Так-то лучше… Долг исполнен, можно возвращаться к рассказу.

В тот вечер Дионис познакомил Гефеста с выпивкой. Прошло совсем немного времени, а Гефест уже рыдал в кружку и вываливал на Диониса подробности своей нелегкой жизни.

— Я… Я люблю тебя, старик, — шмыгнул Гефест. — Никто меня больше не понимает. Ну… разве что они, — Гефест указал на свою чашку с солеными орешками. — Они меня понимают. Но больше… больше никто.

— Хмм, — Дионис с сочувствием кивал. — Должно быть, тяжело было жить на дне моря, да еще и после того, как тебя вышвырнула родная мать.

— Ты себе даже не представляешь… Это было… — Гефест засопел, подбирая правильное слово. — Это было тяжело.

— Правильно, — сказал Дионис. — А ты знаешь, что заставит тебя почувствовать себя лучше?

— Еще вина? — предположил Гефест.

— Ну, как вариант. Но еще — прощение.

— Что-что?

— Гера, конечно, та еще стерва, — сказал Дионис. — Уж поверь мне, я знаю. Но мы семья, мы боги. Нам приходится держаться друг за друга.

Гефест скосил глаза в кружку.

— Она выбросила меня, как какую-то неработающую свечу зажигания.

— Не уверен, что знаю, о чем ты, — признался Дионис. — Но, слушай, ты не можешь злиться на нее вечно. А будешь держать все в себе… даже самое лучшее вино со временем превращается в уксус. Вот скажи, после того, как ты отомстил, тебе полегчало?

— Нет, — нахмурился Гефест. — Мне нужно еще вина.

— Не нужно, — твердо заявил Дионис, что было совсем на него не похоже, отказать кому-то в напитке. — Тебе нужно прямо сейчас отправиться со мной на Олимп и освободить Геру. Стань хорошим парнем. Покажи всем, что ты лучше ее.

Гефест ворчал, бурчал и ругался на свою чашку с орешками, но в конце концов решил, что Дионис прав.

Он вернулся на Олимп верхом на своем осле — что было очень опасной затеей, ведь его могли задержать за УОвНВ (управление ослом в нетрезвом виде).

Но, к счастью, он добрался благополучно, и они с Дионисом вошли в тронный зал. Гефест подошел к Гере, а остальные боги собрались вокруг них.

— Мама, я прощаю тебя, — сказал Гефест. — Я отпущу тебя, но ты должна обещать: больше никаких выброшенных младенцев. У всех, как бы они ни выглядели, есть свои таланты. Ты согласна?

— Мрфх! — промычала Гера.

Гефест щелкнул потайным тумблером на спинке трона, и Гера оказалась свободна.

Согласно кое-каким версиям, Гефест потребовал за это отдельную плату. После чего Посейдон (ненавидевший Афину) предложил Гефесту просить у Зевса руки богини мудрости, и именно поэтому Гефест преследовал ее и преследования закончились тем знаменитым инцидентом с платком.

Подтвердить или опровергнуть это не берусь. Но лично мне кажется, что Гефест банально устал ненавидеть мать. После случившегося они с Дионисом остались хорошими друзьями, а Гефест и Гера решили забыть прошлые обиды.

Если уж на то пошло, в следующий раз Гефест попал в неприятности именно из-за помощи своей матери.

Прокрутим колесо истории до того момента, когда боги восстали против Зевса. Как вы, может, помните (а может, и нет), стоило Зевсу освободиться, и он тут же устроил разбор полетов. Аполлон и Посейдон на некоторое время лишились своей божественности, а Гера оказалась связана и подвешена над бездной.

Во время самих событий Гефест предпочел соблюдать нейтралитет. Идея восстания казалась ему глупой, но никому не пришло в голову спросить его мнения. В итоге его Зевс не наказал. Но все же бог-кузнец не смог смириться с тем, что его мать связана и болтается наживкой над бездной.

День и ночь до слуха Гефеста доносились ее крики. Его бесило, что Зевс преспокойно связал Геру и никто ему и слова против не сказал, зато когда ее приковал к трону Гефест, все посчитали его кошмарным дикарем. Плюс в его сердце — самую капельку — начала зарождаться любовь к матери, но и этой малости хватило, чтобы не желать видеть ее висящей над глоткой Хаоса.

И вот как-то ночью он не выдержал. Встав с кровати, он схватил набор инструментов и отправился спасать мать. С помощью крюков, страховочных ремней, ножниц для подрезки деревьев, веревки и, разумеется, значительного количества клейкой ленты он смог-таки освободить ее от пут и вытянуть из бездны.

Гера была до смерти ему благодарна. Она шмыгала носом, обнимала Гефеста и клялась, что больше никогда не назовет его уродливым или мерзким.

А вот Зевса это не обрадовало. Узнав о случившемся, он, весь наэлектризованный и потрескивающий, и с лицом мрачным, как грозовое облако, ворвался в комнату Гефеста.

— БЕЗ МОЕГО РАЗРЕШЕНИЯ? — взревел Зевс. — Я научу тебя уважать мою власть!

Большинство отцов в таких случаях обойдутся криками, посадят под домашний арест или отберут игровую приставку, но Зевс схватил Гефеста за голень, перевернул его вверх тормашками и потащил к ближайшему окну.

Стоит заметить, что Гефест хоть и отличался силой, но ноги были его слабым местом. А потеряв равновесие, он стал практически беспомощным.

Плюс Зевс был настоящим качком. Он каждую неделю по шесть часов работал над своим торсом и руками.

Он крикнул:

— Сайонара, механический мальчик! — и выбросил Гефеста с горы — опять.

Гефест провел в падении целый день, что обеспечило ему массу времени на размышления, за что ему достались такие ужасные родители. Наконец с оглушительным ба-бах! он упал на остров Лемнос. Удар едва ли что-то изменил в его искалеченном теле, кривых ногах или уродливом лице, но каждая косточка в его бессмертном организме оказалась сломана, и ему пришлось долгое время просто лежать на земле, будучи не в состоянии что-либо предпринять, и испытывать ослепляющую, обжигающую и отупляющую боль.

Через какое-то время его нашло племя синтийцев, эти ребята не были греками и промышляли пиратством у побережья Эгейского моря. Среди греков у них была дурная репутация, но к Гефесту они были добры. Они отнесли его в свою деревню и ухаживали за ним, как только могли. Поэтому Гефест стал их богом-покровителем. Он построил себе на Лемносе новую мастерскую, которая стала его основным местом пребывания. Столетия спустя греки начали посещать Лемнос, чтобы взглянуть на то место, куда Гефест упал на землю во второй раз. Они верили, что почва из места удара обладает потрясающими целительными свойствами, может, потому, что в землю там впитался божественный ихор. Немного лемносской грязи на кожу, и от синяков не останется и следа. Раны залечатся. Кроме того, эта же почва, говорят, служила противоядием от укусов змей.

Так что если вас цапнет кобра — не волнуйтесь! Забронируйте билет до Лемноса и скушайте местной грязи. И все будет в порядке.

Гефест вылечился и со временем вернулся на Олимп. Их отношения с Зевсом продолжали оставаться натянутыми, но они оба делали вид, что инцидента под кодовым названием «Сайонара, механический мальчик» никогда не было. Думаю, Зевсу было стыдно за свою неконтролируемую вспышку гнева, а Гефесту не хотелось испытывать удачу. Ему порядком надоело летать с горы.

Большую часть времени Гефест проводил в своих мастерских на Лемносе, под океаном или на других мелких островках, которых так много в Средиземном море. Если увидите работающий вулкан, активно дымящий и плюющийся лавой, с определенной уверенностью можно утверждать, что это Гефест раздувает свои печи.

Для своих кузниц Гефест использовал вулканический жар, и именно поэтому он и стал богом вулканов. Если уж на то пошло, само слово «вулкан» происходит от его римского имени Вулкан. И нет, он совсем не похож на этих ребят с заостренными ушками из «Звездных войн». Или то был «Звездный путь»? Никак не могу запомнить…

Его священным животным был осел, что совсем не удивительно, но еще ему нравились собаки. Его любимой птицей была цапля, наверное, из-за несочетающихся с остальным телом тонких ножек, прямо как у одного известного кузнеца.

В основном Гефест известен благодаря своему мастерству. Почитайте всех этих древнегреческих авторов, они отводят целые страницы описанию каждого щита или доспеха, вышедшего из-под руки Гефеста, какого они были цвета и с какими узорами, кольца какого размера использовались, сколько ушло гвоздей и хр-р-р…

Простите, от одной мысли обо всем этом меня клонит в сон.

Остановлюсь на главном, но стоит заметить, Гефест и правда был крутым мастером. Он сделал троны для богов, и большинство из них даже были без ловушек! Создал целую армию треножников — столиков на трех ножках с колесиками, катающихся по всему Олимпу, разносящих напитки, закуску и прочую мелочь. А если ты, будучи на Олимпе, громко произносил: «Куда я дел свой айфон?» — очень скоро один из треножников подкатывал к тебе и открывал ящик, в котором обнаруживался твой телефон. Эти крохи были весьма полезны.

Именно из-под молота Гефеста выходили лучшие доспехи и оружие. Да, Старшие циклопы и тельхины были прекрасными мастерами, но никто не мог сравниться с богом-кузнецом. Геракл, Ахилл, вообще все величайшие греческие герои вооружались исключительно у Гефеста. Я даже не думаю, что он им за это доплачивал.

Он соорудил для олимпийцев новые колесницы, полноприводные, с вращающимися на колесах лезвиями и прочим пакетом обновлений. Он создавал все, начиная от ювелирных украшений и заканчивая дворцами. А одному парню, царю Хиоса, построил целый подземный особняк, что-то вроде секретного бункера.

Но специализацией Гефеста были автоматы — механические создания, по сути, первые роботы. В мастерской Гефеста ему помогали золотые механические девушки. Еще четверых таких же он построил для храма Аполлона, где они в четыре голоса пели песни, восхваляющие Аполлона. Для царя Алкиноя Гефест сконструировал пару металлических сторожевых псов — золотого и серебряного, которые были умнее и злее любых живых собак. Для царя Лаомедонта он создал золотую лозу, которая на самом деле росла. Для царя Миноса построил огромного металлического воина Талоса, что день и ночь патрулировал территорию дворца. Металлические кони, металлические быки, металлические люди… Попробуй запомнить всех. Если мне когда-нибудь приведется стать царем, я точно попрошу его сделать мне целую армию гигантских золотых лам, плюющихся кислотой.

Ладно, извините, я отвлекся.

Теперь, думаю, мне стоит рассказать вам о реакции Гефеста, когда он узнал, что его жена Афродита ему изменяет. История не из веселых, и лам в ней нет, но Афродита и Арес оказались унижены донельзя, что само по себе не может не радовать.

Афродита никогда не хотела выходить за Гефеста. Богиню любви всегда привлекала внешность, а у Гефеста с этим были явные проблемы.

Гефест изо всех сил старался быть ей хорошим мужем, но то не имело никакого значения. Сразу же после замужества Афродита завела интрижку с богом войны Аресом, и, похоже, об этом знали абсолютно все, кроме самого Гефеста.

Как он мог быть таким слепым? Не знаю. Наверное, ему хотелось верить, что Афродита сможет его полюбить. Или он решил, что она полюбит его, если он исполнит какое-то ее желание. Да, разумеется, он замечал, как другие боги шепчутся и хихикают у него за спиной, но Гефест давно к тому привык.

Он начал что-то подозревать после рождения Афродитой первенца. Гефест ожидал увидеть такого же младенца-калеку, каким был он сам, или хотя бы что малыш унаследует от него какие-то черты — голову неровной формы, лицо в бородавках, может, даже бороду.

Но появившийся на свет мальчик, Эрос, был идеален — прекрасен и здоров. И он удивительным образом походил на Ареса.

«Хм, — подумал Гефест, — странно».

Следующей у Афродиты родилась дочь Гармония, и вновь в ребенке ничто не напоминало Гефеста. Богу-кузнецу стало неуютно. Каждый раз, когда он обращался к Гармонии «дочка», остальные боги будто изо всех сил сдерживали смех, а Афродита с Аресом обменивались многозначительными взглядами.

Наконец титан солнца Гелиос пожалел Гефеста. Со своей колесницы а-ля магнит для цыпочек Гелиос видел все — даже то, что ему видеть не хотелось, — так что он лично наблюдал развитие отношений Афродиты и Ареса, выходящих далеко за рамки приятельских.

Как-то вечером он отвел Гефеста в сторону и сказал:

— Старик, не буду искать смягчающих слов, их нет. Твоя жена тебе изменяет.

Гефесту почудилось, что ему врезали по лицу трехфунтовой кувалдой — одной из этих классных штук с ручкой, покрытой стекловолокном для предотвращения скольжения, и двумя коваными рабочими поверхностями стального бойка.

— Изменяет? — переспросил он. — Быть того не может!

— Очень даже может, — хмуро заверил Гелиос. — Я лично их видел. Не то чтобы я смотрел! Ну, скажем так, их было трудно не заметить.

И титан солнца рассказал, как Афродита и Арес, стоило Гефесту отправиться на работу в кузницу, уединялись в его апартаментах и уютно устраивались прямо в его спальне.

Казалось, сердце Гефеста попало в печь. Оно плавилось от страданий. Раскалялось от ярости. И наконец, остыло и затвердело в нечто очень прочное и острое.

— Спасибо за подсказку, — сказал он Гелиосу.

— Я могу тебе чем-то помочь? Хочешь, обеспечу им страшные солнечные ожоги?

— Нет-нет, — ответил Гефест. — Я сам разберусь.

Гефест вернулся в свою кузницу и выковал особую сетку из золотых нитей, столь же тонких, как паутина, но крепких, как стальные канаты на мостах. Затем он заколдовал сеть, чтобы она быстрее и не хуже цемента прилипала к попавшим в нее жертвам и полностью их обездвиживала.

Проковыляв к себе в спальню, он натянул сеть на четыре столбика кровати на манер невидимого балдахина, а под простыни установил реагирующий на давление пусковой механизм.

После чего Гефест вернулся в гостиную, где Афродита читала свежий любовный роман.

— Дорогая, я отправляюсь на Лемнос! — объявил Гефест. — Может, задержусь там на несколько дней.

— О? — Афродита подняла взгляд от книги. — Несколько дней, говоришь?

— Да. Не скучай. Пока!

Афродита улыбнулась.

— Пока. Повеселись там!

Гефест собрал свой ящик с инструментами, оседлал ослика и отчалил. За всем этим с ближайшего балкона наблюдал Арес. Убедившись, что Гефест и правда отправился на Лемнос, бог войны тут же поспешил к ожидающей его в апартаментах бога-кузнеца Афродите.

— Привет, малыш! — сказал Арес. — Скучала?

Они перешли в спальню, но времени поразвлечься у них не оказалось. Стоило им раздеться до нижнего белья и прыгнуть в кровать, как ловушка сработала.

Золотая сеть упала и прилипла к ним не хуже ловушки для мух. Боги забились и завизжали. Серьезно, Арес выдал ноту куда выше Афродиты. Но все было бесполезно: их намертво прижало к кровати, и они не могли не только пошевелиться, но и изменить облик.

Вернувшийся Гефест ворвался в спальню с топором в руках.

— Папа вернулся! — прорычал он.

Он обдумал идею поступить с ними по-кроновски и превратить спальню в сцену ужастика, но решил этого не делать. По мнению Гефеста, для любовничков не было перспективы кошмарнее и постыднее, чем оставить их вот так, застигнутыми в процессе измены. Афродиту, с поплывшим макияжем и растрепанными волосами, застывшую на кровати в позе, словно ее сбила машина, в компании голосящего и хныкающего Ареса, на котором из одежды были только красные носки и боксеры с эмблемой «G.I. Joe».

Гефест отправился в тронный зал, где остальные боги как раз собрались на обед.

— Советую отложить приборы, — сказал он, — у меня есть что вам показать, но, боюсь, вас затошнит.

Заинтригованные, боги последовали за ним в спальню, где в шоке уставились на новый шедевр рук Гефеста.

— Видите? — спросил бог-кузнец. — Вот что я получил за свои старания быть хорошим мужем. Стоило мне уйти, как эти двое устроили обнимашки! Моя родная жена ненавидит меня, потому что я калека и урод, и поэтому она связалась за моей спиной с этим… идиотом! Меня тошнит от всего этого! Буквально выворачивает наизнанку! А вы что скажете, разве это не самая мерзкая сцена, которую вам когда-либо приходилось видеть?

Остальные боги молчали. Гермес затрясся, из последних сил держа себя в руках.

Зевс твердил про себя: «Я не засмеюсь. Я не засмеюсь».

Затем он поймал взгляд Деметры и не выдержал.

— БХА! БХА-ХА! — его скрючило от столь сильного приступа смеха, что он испугался, как бы у него ребра не треснули. Остальные боги присоединились.

— Боксеры с «G.I. Joe»! — вскрикнул Аполлон. — Ой… Ой, я не могу… ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

— Афродита, — хихикала Афина, — прекрасно выглядишь.

Смех все не затихал. Вскоре боги уже катались по полу, вытирая навернувшиеся на глаза слезы и снимая зрелище на свои мобильные, чтобы разместить фото на «Тумблере».

В первые секунды Гефест ужасно разозлился. Ему хотелось заорать на них, чтобы они отнеслись к происходящему серьезно. Ему было больно. Его унизили!

Затем он сделал глубокий вдох и понял: нет, униженными были как раз Афродита и Арес. На ближайшие несколько столетий эта история станет самой обсуждаемой на Олимпе. При каждом появлении этих двоих в тронном зале остальные олимпийцы будут ухмыляться и подавлять смех, вспоминая взлохмаченные локоны Афродиты и дурацкие боксеры и красные носки Ареса. А когда в компании будут рассказывать постыдные истории, эта будет Постыдной Историей Номер Один.

Прошло немало времени, прежде чем боги наконец смогли успокоиться.

— Да уж, — простонал Посейдон, вытирая глаза. — Знатно повеселились. Но теперь ты должен их отпустить, Гефест.

— Нет, — буркнул Гефест. — Почему бы не оставить их здесь навечно?

Зевс откашлялся.

— Гефест, кажется, мы уже решили больше друг друга не связывать. Ты отомстил. А теперь — освободи их.

Гефест недобро покосился на отца.

— Ладно. Афродита сможет уйти… как только вернет все мои дары, что я преподнес ей в качестве ее выкупа. Я не потерплю ее в своих апартаментах. Как и в своей жизни. Она недостойна быть моей женой.

Зевс резко побледнел. В те времена, если ты собирался жениться, тебе приходилось одарить семью невесты разными полезными или дорогими вещами, это и называлось «выкуп». А раз у Афродиты формально не было отца, ее выдавал замуж сам Зевс, и именно ему достались подготовленные Гефестом дары. Требуя выкуп назад, Гефест автоматически расторгал брак. И это также означало, что Зевсу придется вернуть бронзовый тостер, набор клюшек для гольфа, плазменную панель и кучу других классных игрушек.

— Э-э… хм, — сказал Зевс. — Знаете, может, Афродите и в сетке неплохо…

— Зевс! — возмутилась Гера. Ей не нравилась Афродита, но еще меньше ей нравилась идея пленения богинь.

— Ладно-ладно, — сдался Зевс. — Гефест получит свой выкуп. А Афродита официально больше не будет иметь с ним ничего общего.

— Как будто когда-то она что-то имела, — пробормотал Гефест.

Посейдона это не удовлетворило. Несмотря на некоторые разногласия с Аресом в прошлом, они неплохо ладили. Он должен был поддержать бога войны, так как никто другой этого делать не собирался.

— Ты должен отпустить и Ареса тоже, — сказал Посейдон. — Лишь так будет правильно.

— Правильно? — взревел Гефест. — Он выставил меня идиотом в моей же спальне, а ты смеешь говорить мне о правильности?

— Слушай, — сказал Посейдон, — я тебя понимаю. Давай ты назначишь цену за его освобождение, а я поручусь за Ареса. Он заплатит.

Арес хныкнул, но протестовать не посмел. Золотая сеть уже начала натирать его нежную кожу.

— Хорошо, — согласился Гефест. — Если Посейдон гарантирует оплату, меня это устраивает. Я хочу сотню повозок лучших доспехов, оружия и военных трофеев из крепости Ареса, и я сам их выберу.

Цена кусалась — Арес обожал свои военные трофеи, но бог войны кивнул в знак согласия.

Гефест отпустил любовников. Как он и предполагал, эта история рассказывалась и пересказывалась за обеденным столом олимпийцев в течение столетий, так что Арес и Афродита стали объектами всеобщих шуточек. Афродита и Гефест больше никогда не жили вместе. Правда ли они развелись? Не могу утверждать. Хотя их брак с самого начала был не более чем фикцией.

После случившегося Гефест начал встречаться с другими девушками и стал отцом для многих ребят. Правда, это не повлияло на его ненависть к детям Афродиты и Ареса, хотя те явно были ни в чем не виноваты…

Вот вам яркий пример: Гармония. Я уже рассказывал о ней. Она была низшей богиней, но выбрала жизнь смертной ради брака с царем Кадмом, а после их обоих превратили в змей.

Казалось бы, уже одного этого хватит любому за глаза, но Гармония еще и получила от Гефеста проклятый подарок на свадьбу. Он ненавидел девушку, ведь она служила постоянным напоминанием об измене Афродиты с Аресом. Не то чтобы в том была вина Гармонии, но такие дела, даже самые классные боги подобно Гефесту могут вести себя как последние сволочи.

Когда Гармония выходила замуж за Кадма, Гефест преподнес ей в качестве свадебного подарка золотое ожерелье. То было самое прекрасное ювелирное украшение, какое он когда-либо делал, тончайшее золотое кружево, все усыпанное драгоценными камнями. Потрясающий дар, если бы не прилагающиеся в комплекте серьезные заклинания, из-за которых ожерелье принесло несчастье не только самой Гармонии (что, принимая в расчет ее превращение в змею, становится очевидным), но и ее потомкам. Стоило кому-то надеть это ожерелье, и с ним обязательно случалась какая-нибудь трагедия. Не буду вдаваться в детали, но этой историей я хотел показать, что и у Гефеста есть темная сторона. Если вам приведется найти какое-нибудь ожерелье, обязательно проверьте гравировку. Увидите «Поздравляю, Гармония!» — тут же выбросьте его подальше.

После Афродиты первые серьезные отношения у Гефеста завязались с богиней Аглаей. Она была одной из трех сестер-харит, богинь изящества и радости жизни. Они были служанками Афродиты, так что, должно быть, ее немало бесило, когда Гефест начал встречаться с одной из них: «Я бросил тебя, а теперь гуляю с твоей служанкой. Так-то».

У Гефеста и Аглаи родились несколько дочек-богинь.

Затем Гефест встречался с несколькими смертными царевнами, а его сыновья-полубоги стали царями каких-то греческих городов.

У него даже случился роман с нимфой Этной, богиней горы Этна в Сицилии. Если вы следите за моим рассказом, то должны вспомнить: это та самая гора, которой Зевс раздавил Тифоея. Уж не знаю, с чего Гефесту пришло в голову встречаться со слегка сплюснутой горной нимфой, но у них родились сыновья, духи горячих источников и гейзеров — палики. Если когда-нибудь выберетесь в национальный парк Йеллоустон посмотреть на «Старого служаку», не забудьте крикнуть: «Гефест передает привет! Звони отцу почаще, бездельник!»

Самыми примечательными сыновьями Гефеста были близнецы, рожденные морской нимфой Кабиро. Их прозвали кабирами, в честь матери, но их настоящими именами были Алкон и Евримедонт. (И нет, запоминать их необязательно, в тесте такого вопроса не будет. А если ваш учитель говорит обратное, ваш учитель ОШИБАЕТСЯ.)

Кабиры были похожи на Гефеста, другими словами, они отличались талантом к металлообработке и внешним уродством. Иногда их называли гномами, может, потому, что по сравнению с отцом они и правда казались маленькими. Они помогали отцу в его кузнице на Лемносе и даже ходили воевать за него. А однажды отправились с Дионисом на восток, когда он пошел войной на Индию. Там им пришлось несладко, и Гефест был вынужден не раз их выручать.

Говорите, вы и понятия не имели, что бог вина когда-то объявлял войну Индии? Я даже не удивлен. К этому мы еще вернемся. А сейчас меня потянуло на поэзию.

А вас не потянуло? Нет?

Что ж, ОЧЕНЬ ЖАЛЬ. Аполлон уже весь в нетерпении. Он жаждет, чтобы я наконец написал главу о нем, а так как он самый классный бог среди олимпийцев (как он сам утверждает), мы и так слишком долго его игнорировали.

АПОЛЛОН ПОЕТ, ТАНЦУЕТ И СТРЕЛЯЕТ ПО ЛЮДЯМ

Мама Аполлона заслуживает всяческого сочувствия.

Беременность — это уже само по себе тяжело. (Не то чтобы я исходил из собственного опыта, но моя мама говорила мне об этом миллион раз.) Мама Аполлона, титанида Лето, ждала близнецов, и она не могла с началом схваток отправиться в больницу. Вместе этого ей пришлось спасать свою жизнь, бежать с одного острова на другой, будучи преследуемой жаждущей мщения богиней и гигантским змеем.

Вы удивитесь, если я скажу, что то была целиком и полностью вина Зевса?

Старый Громостервец влюбился в Лето и убедил ее, что нет ничего лучше, чем обзавестись детишками.

— Гера никогда не узнает! — обещал он.

Зевс повторял эту ложь стольким девушкам, что, наверное, уже и сам в нее поверил.

Разумеется, Гера обо всем узнала. В ярости она взглянула с Олимпа на прекрасную и сияющую здоровьем Лето, сидящую на лугу, поглаживающую свой круглый живот и поющую своим еще нерожденным малышам песенки.

Гера пробурчала себе под нос:

— Как смеет она быть счастливой? Посмотрим, как осчастливит ее вечная боль! — Царица небес простерла руки и обратилась ко всей земле: — Услышь меня, мир! Услышь меня, мать Гея! Я заклинаю все земли, уходящие корнями вглубь планеты, не принять Лето, когда ей придет час рожать! А если какая земля посмеет меня ослушаться, я прокляну ее навеки! Лето не будет знать ни постели, чтобы прилечь, ни места, чтобы отдохнуть! Ей придется скитаться, не имея возможности родить, и она останется беременной и будет страдать от схваток вечность, расплачиваясь за то, что украла моего мужа! ХА-ХА-ХА!

Мда, в тот день Гера явно подключилась к своей подсознательной Гингеме. Из глубин земли послышался рокот. Все духи природы на всех землях, уходящих в глубь планеты, поклялись не помогать Лето. А теперь вы, должно быть, задаетесь вопросом, почему Лето просто не купила лодку и не родила в море? Или не отправилась под воду, или еще ниже, в Эреб, или не наняла вертолет и не родила на высоте в тысячу футов?

Как я понимаю, Гера включила в свое проклятье все эти возможности, тем самым создав немыслимую ситуацию, при которой Лето могла родить лишь на земле, но всей земле было запрещено ей помогать. Гера умела быть изобретательной.

На седьмом месяце беременности у Лето начались схватки.

— О, ну здорово, — простонала она. — Малыши ждать не намерены.

Она хотела лечь, но почва под ногами заходила ходуном. Деревья вспыхнули, землю рассекли трещины, и Лето пришлось бежать, спасаясь. Но куда бы она ни отправилась, титанида нигде не была в безопасности. На лодке она добралась до другого острова, но и там все повторилось. Лето побывала в дюжине самых разных мест по всей Греции и за нее пределами, но везде нимфы отказывали ей в помощи.

— Прости, — говорили они. — Гера проклянет нас навеки, если мы позволим тебе остаться. Ты не можешь родить на земле, уходящей корнями в глубь планеты.

— Но это означает всю планету! — возмутилась Лето.

— В том-то и суть, — сказали нимфы.

Лето скиталась из одного места в другое, ее тело раздирало от боли, нерожденные малыши становились все нетерпеливее. Лето казалось, что она проглотила перекачанный пляжный мяч и парочку диких кошек.

В отчаянии она пришла в Дельфы, в прошлом священное место ее матери Фебы. Лето надеялась, что оракул предоставит ей убежище.

К несчастью, пещеру оракула захватил гигантский змей Пифон. Откуда он взялся? Вам понравится. Слово «пифон» происходит от греческого πύθω, что означает «гноить». Чудовище Пифон было рождено из тухлой сгнившей слизи, что осталась после потопа, устроенного Зевсом. Как мило!

В общем, Пифон полз себе неподалеку и подумал: «А ничего себе пещерка! Сколько в ней сочных смертных на закуску!» После чего Пифон какое-то время глотал жрецов, прорицательниц и пришедших в поисках подсказок странников, а затем свернулся, чтобы подремать.

Добравшись до Дельфов, Лето в ужасе обнаружила, что вокруг любимого священного места ее матери свернулся змей длиной в сто футов и шириной со школьный автобус.

— Кто ты? — спросила Лето.

— Я Пифон, — ответил Пифон. — А ты, видимо, мой завтрак.

Змей бросился на нее. Лето увернулась и побежала, но она выглядела такой аппетитной, вся такая полненькая, беременная и медленная, что Пифон преследовал ее несколько миль. Пару раз он почти схватил ее, но Лето все же удалось вернуться к кораблю.

Где все это время пропадал Зевс? Прятался. Гера пребывала в высшей точке кипения, и Зевсу не хотелось становиться объектом ее гнева, так что он позволил Лето взять весь удар на себя. Добрый парень.

Лето плыла и плыла, а потом ей вдруг пришла в голову безумная идея, и она попросила капитана направить корабль к острову Делос.

— Но, госпожа, — заметил капитан. — Делос — плавающий остров! Никто не знает, где он!

— ПРОСТО НАЙДИ ЕГО! — взвыла Лето. Из-за болезненных схваток ее глаза сверкали красным.

Капитан испуганно сглотнул.

— Один билет до Делоса, понял.

Несколько наполненных нервным напряжением дней спустя они нашли остров. На первый взгляд то был остров как остров — пляжи, холмы, деревья и т. д., — но Делос не был связан с землей. Он дрейфовал себе по Средиземноморью, подгоняемый волнами, подобно гигантскому спасательному кругу, периодически отскакивая от других островов или врезаясь в ничего не подозревающих китов.

Когда до острова было уже недалеко, Лето заставила себя встать на носу корабля. Ее мучили такие страшные боли, что она едва могла думать, но все же она обратилась к главному духу острова.

— О, великий Делос, лишь ты один можешь мне помочь! Прошу, позволь мне сойти на берег и родить на твоем острове!

Остров заворчал. Со стороны холмов донесся усиленный эхом голос:

— Гера будет вне себя, если я пойду на это.

— Она не сможет тебе навредить! — крикнула Лето. — Ее проклятье касается земель, уходящих корнями в глубь планеты. Но у тебя нет корней! И потом, когда мои дети родятся, они защитят тебя! На твоей стороне будут два олимпийских бога! Подумай об этом. Делос станет их священным местом. На острове возведут прекрасные храмы! И ты наконец сможешь остановить свое плавание. Одни туристы принесут тебе миллионы!

Делос обдумал ее слова. Острову уже порядком надоело дрейфовать по всему морю. От качки у лесных нимф начиналась морская болезнь.

— Хорошо, — ответит голос. — Сходи на берег.

Стоило Лето найти себе удобное место, чтобы прилечь, как весь мир затрясся в нетерпении. Не каждый день на свет появлялись сразу два новых олимпийца! Все богини — за исключением, естественно, Геры, — поспешили на помощь Лето.

У Лето родились два восхитительных малыша — мальчик Аполлон и девочка Артемида. Они появились семимесячными на свет в седьмой день седьмого месяца, так что их священным числом стало тринадцать. (Шучу. Семь.)

Об Артемиде мы поговорим чуть позже; у Аполлона ушло совсем немного времени, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Стоило ему глотнуть нектара из бутылочки, как он спрыгнул с рук матери, встал на ноги и улыбнулся.

— Как жизнь, ребята? — сказал он. — Меня зовут Аполлон, и мне нужны лук и стрелы, немедленно! И еще не повредит какой-нибудь музыкальный инструмент. Кто-нибудь уже изобрел лиру?

Богини растерянно переглянулись. Даже олимпийцам нечасто приходилось видеть улыбающихся младенцев, изъясняющихся полными предложениями и требующих оружие.

— Хм, я никогда не слышала о лире, — призналась Деметра.

Вообще-то лиру изобретут позже, но то будет совсем другая история.

Аполлон пожал плечами.

— Ладно. Гитара сойдет. Или укулеле. Но только не банджо, пожалуйста, я недолюбливаю банджо.

Богини бросились на поиски требуемого. Гефест сделал ему красивый золотой лук и колчан, полный волшебных стрел. Из музыкальных инструментов лучшее, что они смогли предложить, был керас — нечто вроде трубы.

К тому моменту, когда богини вернулись на Делос, Аполлон вырос настолько, что выглядел как пятилетний ребенок, хотя ему еще и одного дня не исполнилось. У него были длинные золотые волосы, бронзовый загар и глаза, сияющие, как само солнце. Он успел откуда-то раздобыть себе золотую тогу, так что смотреть на него было практически невозможно.

Закинув за плечо лук и колчан, он взял керас и сыграл очень красивую мелодию, после чего запел «а капелла».

— О-о, я Аполлон, я Аполло-он! Красив — ла-ла — чтоб в рифму к «о-он»!

На самом деле я понятия не имею, о чем была песня, но в ней он объявил себя богом стрелков, песен и поэзии. А также провозгласил себя богом предсказаний будущего и толкователем для бедных маленьких смертных воли Зевса и слов оракула.

Когда он закончил свою песню, богини вежливо поаплодировали, хотя все происходящее казалось им довольно странным. Остров Делос возликовал, что теперь у него есть новый бог-покровитель, отрастил корни и прикрепился ко дну, чтобы больше не болтаться на волнах. В честь золотого бога Аполлона весь остров покрыли золотые цветы. Если вы в наши дни отправитесь на Делос, то сможете увидеть там сохранившиеся до сегодняшнего дня целые поля диких цветов, оплетающих руины. К счастью, Аполлон не так часто выбирается на остров, чтобы поиграть на своей трубе.

Аполлон рос с невероятной скоростью. За неделю он стал уже взрослым богом, то есть благополучно избежал перспективы хождения в школу и получения аттестата. Когда он стал выглядеть на двадцать один год, он остановил рост, чтобы остаться таким навеки. Ничего так устроился, если спросите меня.

Первой своей миссией он избрал мщение за все пережитые матерью страдания, когда она искала место для рождения детей. Печально, но уничтожить Геру он не мог, она ведь была царицей небес и все такое, но когда Аполлон услышал о гигантском змее Пифоне, что прогнал его мать из Дельфов, в сердце молодого бога вспыхнула ярость.

— Скоро вернусь, — пообещал он Лето.

Аполлон полетел к Дельфам (да, он умел летать) и обратился к Пифону:

— Эй, змей!

Пифон открыл глаза.

— Чего ты хочешь?

— Спеть тебе о моем величии!

— О, пожалуйста. Лучше сразу убей.

— Договорились!

Аполлон схватил лук и выпустил стрелу прямо между глаз змея. И затем он таки спел песню о собственном величии. После чего сбросил змеиную тушу в расщелину под пещерой, где она и гниет, испуская самые разные интересные ароматы.

Аполлон встал во главе Дельфийского оракула и призвал вернуться жрецов и странников. А так как в прошлом оракул принадлежал его бабушке Фебе, его стали иногда называть Аполлон Феб. Главную жрицу, делающую пророчества, прозвали пифией, в честь змея Пифона. А может, ее окрестили так потому, что она вещала всякую протухшую чепуху. Как бы то ни было, пророчества она получала напрямик от самого бога Аполлона, так что они представляли собой либо загадки, либо неудачные стихи, либо все вместе.

Она жила в той самой пещере, где умер змей, и чаще всего ее можно было увидеть сидящей на трехногом стуле рядом с огромной расщелиной, из которой поднимался мерзкий отвратительный газ, воняющий мертвыми змеями. В обмен на подношение пифия могла рассказать тебе о твоем будущем или ответить на вопрос. Что вовсе не означало, что ты поймешь смысл ее слов. А если все же поймешь — едва ли это тебя обрадует.

Аполлон занял свое место среди олимпийских богов, и даже Гера не посмела возразить, так как он выглядел просто… божественно.

Высокий, мускулистый и загорелый — прямо готовый спасатель Малибу. Длинные светлые волосы он убирал в узел на шее, чтобы они не мешали ему стрелять из лука. Он прогуливался по Олимпу в своей сверкающей тоге, с луком и стрелами за плечами, подмигивая девушкам и приветствуя мужчин, а иногда подмигивая мужчинам и приветствуя девушек. Аполлону было без разницы. Он считал, что его любят все.

Он был мастером поэзии и музыки… по крайне мере, кому-то его сочинения нравились. Лично я предпочитаю старый добрый рок-н-ролл, ну да ладно. Аполлон всегда был звездой вечеринок, ведь он мог развлечь гостей песнями, предсказаниями или покрасоваться с луком, к примеру, пронзить дюжину мячиков для пинг-понга зараз или сбить чашу с вином с головы Диониса.

Аполлон также стал богом пастухов. Почему? Молодцы, что спросили. Дело в том, что Аполлон обожал мясо. В его собственности были лучшие коровы во всем мире. Все хотели их украсть, но Аполлон охранял их день и ночь. И если кто-то смел приблизиться к его священному стаду, планета оказывалась на пороге мировой войны за К. (За коров.)

Когда Аполлон злился, времени зря он не терял. Он мог наказать любого смертного в мире, лишь натянув тетиву своего лука и выпустив стрелу. Та проносилась по воздуху и попадала в цель, неважно, как бы далеко до нее ни было. Если Аполлон был в Греции, а кто-то в Испании шептал себе под нос: «Аполлон — дурак!»… БАМ! Одним мертвым в Испании становилось больше. Кстати, стрелы были невидимы, так что другие смертные так никогда и не узнавали, что его убило.

Во времена Древней Греции, когда кто-то вдруг падал замертво, про него говорили, что его подстрелил Аполлон — может, в качестве наказания, а может, поощряя врагов жертвы.

После этого следующее обстоятельство может показаться странным, но Аполлон ко всему прочему был еще и богом врачевания. Желаете пластырь или что-нибудь жаропонижающее — Аполлон вам в помощь. Но он также мог насылать мор и эпидемии. В его силах было вылечить или убить целую армию, а то и нацию. Разозлившись, он выпускал особую стрелу, которая взрывалась и запускала в этой местности эпидемию оспы, черной чумы или сибирской язвы. Если когда-нибудь в мире все же случится зомби-апокалипсис, вы будете знать, кого винить.

Аполлон преуспел в стольких сферах, что даже сами греки запутались: «Хм, слушайте, я забыл, а какой бог отвечает за плетение корзин? Должно быть, Аполлон!»

Поэтому или нет, но позже и греки и римляне стали называть Аполлона богом солнца. Вообще-то то была работа Гелиоса, но смертные, получается, вроде как забыли о нем и отдали солнечную колесницу Аполлону. Что было понятно, ведь Аполлон был весь из себя сияющий и золотой, прямо как солнце.

Но в этой книге я предпочту не отдавать ему еще и солнце. У него и так донельзя обширное поле деятельности. Плюс одна мысль об Аполлоне, управляющем солнечной колесницей, пугает меня до чертиков, он же наверняка будет большую часть времени трещать по мобильному, врубив на полную громкость радио, так что музыка из динамиков будет сотрясать всю колесницу. А зная о его дурных привычках, он еще и к девушкам будет подкатывать: «Как дела? Не желаете прокатиться?».

Так вот, его символами стали лук и стрела — ничего удивительного. Позже к ним добавилась новоизобретенная лира (что-то вроде маленькой арфы).

Запомните главное: никогда нельзя недооценивать Аполлона. Сегодня он мог быть богом лимериков, тупых надоедливых песенок и занятий по оказанию первой помощи. Но завтра он уже будет богом химического оружия и эпидемий, угрожающих всему миру. А говорят, что это у Посейдона раздвоение личности.

Без причины Аполлон не убивал. Ему просто было достаточно совсем маленькой причины.

Например: как-то раз его мать, Лето, отправилась в Дельфы навестить сына, а по пути на нее напал великан Титий. Сам знаю. Дурацкое имя, Титий. Но тут я ничего не могу поделать.

В общем, Титий был тем еще самородком. Этот монстр приходился сыном Зевсу. Его матерью была обычная смертная царевна Элара, но, когда она забеременела, Зевсу пришла в голову гениальная идея спрятать ее от Геры в подземной пещере. И что-то в испарениях той пещеры заставило еще нерожденного ребенка Элара превратиться в урода, причем такого большого, что организм девушки просто не выдержал. Картинка не из приятных, но… случился БА-БАХ! Элара умерла. Но ребенок продолжал расти, пока вся пещера не стала его инкубационной камерой. Затем Гея, сама Ее Величество Грязь на Лице, решила стать Титию суррогатной матерью. Под ее руководством он окончательно перешел на Темную сторону. Когда Титий наконец вышел из-под земли, он выглядел скорее не как сын Зевса, а как потомок одного из чудовищ Франкенштейна.

Ну так вот, Гера решила воспользоваться великаном, чтобы наконец по-настоящему отомстить Лето.

— Эй, Титий, — сказала она ему однажды.

— Кровь! — взревел Титий. — Плоть и кровь!

— Да, — кивнула Гера, — все это очень мило. Но как насчет прекрасной жены?

— Плоть!

— Договорились. Но позже. Скоро тут будет проходить одна девушка, направляющаяся в Дельфы. Она просто обожает, когда большие сильные великаны пытаются ее похитить и утащить в свое подземное логово. Смекаешь?

Титий почесал свою мощную голову.

— Кровь?

— Разумеется, и она тоже будет, — улыбнулась Гера. — Если она станет сопротивляться, можешь окропить все ее кровью!

Титий согласился, и Гера дала ему печенье за хорошее поведение и оставила его ожидать у дороги в Дельфы. Вскоре появилась Лето, и Титий выпрыгнул на нее из укрытия.

Благодаря опыту общения с Пифоном, Лето можно было считать экспертом по убеганию от чудовищ, да и в этот раз она не была беременна. Увернувшись от великана, она на полной скорости рванула в Дельфы.

— Сынок! — крикнула она. — Ты мне не поможешь?

Аполлон услышал зов матери, схватил лук и выстрелил. ЧПОК! Титий рухнул на землю с прошившей голову золотой стрелой.

Но эта месть показалась Аполлону слишком быстрой. Он отправился вниз в Царство Мертвых и сказал Аиду:

— Этот урод Титий… Думаю, он все еще считается за смертного полубога. Хотя не знаю… В общем, если его дух все же объявится, личная просьба — обреки его на страдания. Что-нибудь прикольное… ну, вроде того, что Зевс устроил Прометею. Только в этот раз без орлов. Пусть будут стервятники или еще кто…

— Стервятники или еще кто? — переспросил Аид.

— Да! Супер!

Видимо, в тот день фантазия у Аида взяла выходной, потому что он в точности последовал предложению Аполлона. Когда дух Тития добрался до Царства Мертвых, его обвинили в нападении на Лето и отправили на Поля наказаний, где его сковали цепями, обеспечили регенерирующей печенью и вскрыли живот, чтобы стервятники могли пировать вечно. (Думаю, после этого Прометей подал в суд за нарушение авторского права.)

Другой случай отмщения Аполлона вылился в массовое убийство. Оцените равноценность преступления и наказания. У царицы Фив Ниобы было четырнадцать детей — семь мальчиков и семь девочек. Все они отличались здоровьем и привлекательностью, все получали хорошие отметки в школе, так что Ниоба постоянно ими хвалилась. Вам наверняка встречались мамы того же сорта. Ты ей говоришь: «Вы знаете, а я во вчерашнем матче забил гол!» А она в ответ: «О, как здорово. Все мои четырнадцать детей капитаны в своих командах, все круглые отличники и умеют играть на скрипке». И тебе так и хочется ее треснуть.

Ниоба была как раз из таких. Как-то раз в Фивах устроили празднества в честь Лето. Жрецы восхваляли титаниду за ее красоту и смелость, а также за то, что она произвела на свет двух великих богов, Аполлона и Артемиду. Жрецы заливались соловьями, и царица Ниоба в конце концов не выдержала.

— Ой, да что тут такого особенного! — обратилась она к публике. — Не думаю, что Лето хотя бы чуть-чуть красивее и смелее меня. И вообще, у нее только двое. А у меня четырнадцать прекрасных деток!

Это она зря. О-о-очень зря.

Находящиеся от нее за полмира Аполлон и Артемида услышали это оскорбление и тут же полетели в Фивы с луками наготове.

Приземлившись, они затопили город волнами ужаса. Все вокруг обратились в камень, за исключением царицы и ее семьи.

— Значит, гордимся своими детками? — зарычал Аполлон. — Может, стоит взглянуть на ситуацию в перспективе?

И он выпустил семь золотых стрел и убил на месте семерых сыновей Ниобы, а Артемида застрелила всех семерых дочерей. Муж Ниобы, царь, в ярости закричал, выхватил меч и прыгнул на Аполлона, так что бог поразил и его.

Сердце Ниобы не выдержало. Она бросилась к горе в Малой Азии — сейчас те места мы зовем Турцией — и плакала там без остановки годы напролет, пока не обратилась в камень. Греки часто ходили на гору Сипил, посмотреть на покрытую трещинами каменную фигуру женщины, у которой из глаз текли слезы. Может, она до сих пор там.

Что же до убитого семейства, их не хоронили девять дней. Тела просто лежали на улицах Фив, привлекая мух, разлагаясь и — э-э — пифонясь, пока все остальные горожане стояли неподвижными статуями.

Наконец Зевс пожалел город, освободил жителей и позволил им похоронить царскую семью. Никто и никогда больше в Фивах не смел оскорбить Лето, но что-то мне подсказывает, Аполлон и Артемида там не пользовались большой популярностью.

Но это никак не повлияло на способность Аполлона находить мерзкие способы наказания.

И, пожалуй, хуже всего он поступил с сатиром Марсием.

Этот козлоногий парень жил во Фригии, что в Малой Азии, не так уж далеко от того места, где Ниоба превратилась в камень. Однажды Марсий гулял себе по бережку, никого не трогал и вдруг заметил в траве странную штуку. То была созданная Афиной флейта — первая во всем мире. Может, вы помните, как другие богини осмеяли ее выражение лица во время игры на флейте, после чего она выбросила ее с Олимпа и поклялась, что любого сыгравшего на ней ждет ужасная участь.

Бедный Марсий об этом не знал. Афина не соизволила приклеить на флейту предупреждающую этикетку. Так что сатир поднял инструмент и начал играть. Флейта была пропитана дыханием богини, так что звук получался великолепный. Марсий моментально научился перебирать пальцами и заиграл столь искусно, что все духи природы на мили вокруг пришли его послушать.

Вскоре он уже раздавал автографы. Его песня шесть недель подряд висела первой строчкой в хит-параде. Клип на «YouTube» посмотрели семь миллионов зрителей, а его первый альбом стал платиновым в Малой Азии.

Ладно, может, я и преувеличиваю. Но он действительно стал популярен благодаря своей игре. Слава о нем разошлась далеко.

Аполлону это не понравилось. Его песня занимала первую строчку в хит-параде лишь пять недель. Он не желал, чтобы какой-то тупой сатир вместо него написал кавер на «Роллинг стоунз».

Аполлон спустился во Фригию и невидимым стал парить над толпой, собравшейся послушать Марсия. Парень был хорош, что правда, то правда. Это лишь сильнее разозлило Аполлона.

Он затаился и прислушался, зная, что это лишь вопрос времени…

И действительно, вскоре какая-то нимфа из первых рядов с мечтательным взглядом в прекрасных очах крикнула:

— Марсий, ты новый Аполлон!

Похвала попала в цель. Сатир подмигнул нимфе.

— Спасибо, малыш. Но скажи честно, чья музыка тебе нравится больше — Аполлона или моя?

Толпа взорвалась восторженными криками — но тут прямо на сцене в золотой вспышке появился Аполлон, и все замолчали.

— Отличный вопрос, Марсий! — воскликнул Аполлон. — Это был вызов? Потому что прозвучало как вызов.

— Э… владыка Аполлон… Я не… Это не…

— Соревнование, говоришь? — Аполлон улыбался от уха до уха. — Я согласен! Дадим слушателям право решить, кто лучший, а чтобы было еще интереснее, поставим условие: победитель сможет потребовать от проигравшего все, что угодно — назначить любую цену или наказание! Как тебе мое предложение?

Марсий побледнел, но толпа уже согласно ревела и улюлюкала. Забавно, как быстро концерт для флейты превратился в публичную казнь.

Выбора у Марсия не было, и он сыграл, как только мог хорошо. От его музыки на глаза нимф навернулись слезы. Сатиры в толпе рыдали, махали в воздухе факелами и блеяли, как козлята.

Следующим вступил Аполлон со своей лирой (которая к тому моменту уже была изобретена, но подробнее об этом позже). Он щипал струны, пел и исполнил потрясающее соло. Девушки в первых рядах повалились без чувств. Публика восторженно ревела.

Победителя определить было невозможно. Музыканты оказались одинаково талантливы.

— Что ж… — Аполлон почесал голову. — Устроим дополнительный раунд. Посмотрим, кто продемонстрирует более зажигательную игру.

Марсий недоуменно моргнул.

— Зажигательную игру?

— Ну, ты знаешь, о чем я. Классные движения! Эффектные позы! Так ты можешь?

Аполлон завел лиру за голову и сыграл мелодию, даже не глядя на струны. Толпа озверела. Аполлон изобразил руками «ветряную мельницу», проехался на коленях через всю сцену, проиграв шестнадцать нот, затем включил ревербератор и прыгнул в толпу, заиграв очередное соло, а сходящие с ума слушатели вытолкнули его назад на сцену.

Аплодисменты не стихали около часа. Аполлон улыбнулся Марсию.

— А ты так можешь?

— С флейтой? — возмутился Марсий. — Конечно нет! Это нечестно!

— Значит, я победил! — объявил Аполлон. — И я назначаю тебе наказание. Видишь ли, Марсий, ты считал себя особенным, но ты — так, вспыхнул и исчез. А я буду популярен всегда! Я бессмертный. А ты? Один блеск, ни грамма золота. Поскреби поверхность, и увидишь еще одного смертного сатира из плоти и крови. Именно это я и собираюсь доказать твоим слушателям.

Марсий попятился. Во рту у него появился привкус пифонской слизи.

— Владыка Аполлон, позволь мне принести мои самые искренние…

— Я освежую тебя заживо! — радостно заявил Аполлон. — Я сдеру с тебя кожу, чтобы мы все смогли увидеть, что под ней!

Скажите же, отвратительное должно было быть зрелище?

О да. Жуть.

Смерть Марсия была страшна, а все потому, что он посмел играть так же хорошо, как Аполлон. Тело сатира похоронили в пещере неподалеку от того места, где проходило соревнование, и его кровь обратилась рекой, стекающей по склону холма.

Аполлон записал кавер на «Роллинг стоунз». Глядя на его сияющее улыбкой лицо, никогда не подумаешь, что этот парень шьет себе шторы из кожи сатиров.

Что вам еще стоит знать об Аполлоне: он убежденный холостяк и настоящий дамский угодник. Психопат со склонностью к массовому убийству, играющий на лире. Разве может быть кто-нибудь привлекательнее?

Согласно некоторым преданиям, он встречался с каждой из девяти муз — богинь-покровительниц искусств, трагедии, комедии, документальной драмы и что там еще. Аполлон никак не мог остановиться на одной: они все были очень привлекательны, и тогда он поклялся никогда не жениться и ограничиться одними свиданиями.

Но однажды он едва не нарушил свое обещание. Аполлон влюбился, но сердце его оказалось разбито, причем по его же вине.

Как-то раз Аполлон шел днем по дворцу на Олимпе и увидел Эроса, сына Афродиты. Наемник любви сидел на подоконнике и заменял на своем луке тетиву. Парень выглядел таким мелким, а лук его казался таким крошечным, что Аполлон расхохотался.

— О боги! — Аполлон смахнул с глаза слезу. — И ты называешь это луком? Да твои стрелы больше напоминают дротики! Как ты вообще умудряешься кого-то ими подстрелить?

У Эроса все закипело в груди, но он выдавил улыбку.

— Как-то вот умудряюсь.

— Если хочешь увидеть настоящий лук, мальчик, посмотри сюда! — Аполлон сунул ему под нос свой большой золотой лук, сделанный Гефестом. — Мои враги трепещут, стоит лишь им увидеть, как я приближаюсь! Я могу уничтожить любого на любом расстоянии всего одной стрелой! А ты… Что ж, наверное, песчанки тебя боятся.

И Аполлон, посмеиваясь, ушел по своим делам.

Эрос скрипнул зубами и пробормотал себе под нос:

— Мы еще посмотрим, мистер Прямо в Яблочко. Может, ты и поражаешь своих врагов, зато я поражу тебя!

Следующим утром Аполлон гулял в Фессалии по берегу реки, наигрывал что-то на лире и наслаждался теплыми солнечными лучами, когда Эрос выпустил стрелу, попавшую прямо в сердце Аполлона.

Так вышло, что как раз неподалеку купалась наяда, одна из дочерей местного духа реки. Ее звали Дафна. На взгляд любого она была прекрасна. Как и большинство наяд. Но когда Аполлон увидел ее, он решил, что она ослепительнее самой Афродиты. Все девушки, с которыми он до того встречался, резко обесценились. Аполлон решил, что просто обязан жениться на Дафне.

К сожалению, как и многие умные нимфы, Дафна успела давным-давно заречься от любых романтических отношений с богами, потому что с их подружками постоянно происходили несчастья. Пусть не всегда, но где-то в 99,9 процентах случаев.

— Эй! — крикнул Аполлон. — Как тебя зовут?

Дафна выпрыгнула из воды и закуталась в тогу.

— Я… Я Дафна. Пожалуйста, уходи.

— О, Дафна Пожалуйста-Уходи! — воскликнул Аполлон. — Я люблю тебя! Выходи за меня, и я сделаю тебя самой счастливой наядой во всей вселенной!

— Нет.

— Я настаиваю! Давай же, позволь мне тебя поцеловать. Я докажу свои чувства и… Эй, куда же ты?

Дафна убегала.

Аполлон был быстр, но Дафна была быстрее. Аполлону приходилось тащить на себе лук и лиру, а любовь настолько опьянила его, что он периодически останавливался, чтобы сочинить очередное хайку в честь наяды.

Наконец Дафна начала уставать. Она добежала до склона, за которым начиналось что-то вроде каньона. Аполлон взбирался по склону позади. Вернуться и убежать в другую сторону Дафна не могла.

Так что у нее оставалось лишь два варианта: спрыгнуть навстречу смерти или согласиться выйти замуж за Аполлона. Но, учитывая это, она наслушалась его любовной поэзии, прыжок с обрыва, думаю, вдохновлял ее куда больше.

В отчаянии она попробовала последнюю возможность:

— О Гея, защитница всех духов природы, услышь меня! Спаси меня от этого бога-ухажера!

Гея пожалела Дафну. В тот момент, когда Аполлон добрался до обрыва и бросился с распростертыми руками к наяде, Дафна превратилась в лавровое дерево. Аполлон обнаружил себя обнимающимся со стволом, гладящим руки, ставшие ветками, и ласкающим волосы, на смену которым пришли листья.

Аполлон в ужасе всхлипнул.

— О, прекрасная наяда! Я никогда тебя не забуду! Ты была моей истинной любовью и должна была стать моей женой! Мне не удалось завоевать твою любовь, но с этого дня и на веки вечные ты станешь символом победы! Твои листья будут украшать мои волосы, и я определенно введу новую моду!

Именно поэтому вы часто можете увидеть изображения греков и римлян с лавровыми венками на головах. Аполлон позаботился, чтобы новое веяние захватило всех. Лавр стал символом славы. Если ты выигрывал какое-то соревнование или спортивное состязание — ты надевал лавровые листья. Покорял вражеское государство — еще больше листьев! А когда тебе наскучивали великие дела и венков накапливалось достаточно, чтобы набить ими матрас, можно было уйти на покой и валяться на лавровых листьях!

А все потому, что Аполлону приспичило похвастаться своим большим и красивым золотым луком.

Последним, кто смеялся, был Эрос, но Аполлону, стоит признать, было чем хвастаться. Он и правда был лучшим стрелком во всем мире. Лишь один человек мог сравниться, а может, и превзойти его.

Точнее, богиня. Его сестра Артемида. Хотите почитать о ней — пожалуйста. Но, парни, ведите себя хорошо. Предупреждаю заранее: у Артемиды начисто отсутствует чувство юмора.

АРТЕМИДА ВЫПУСКАЕТ СВИНА-УБИЙЦУ

Нельзя сказать, что Артемида ненавидела всех мужчин, но их подавляющее большинство — определенно. С момента рождения она уяснила одну важную вещь: мужчины — те еще гадкие создания.

Она успела семь месяцев провести в компании брата-близнеца Аполлона, и уже одного этого хватило бы, чтобы настроить Артемиду против всего мужского населения.

Артемида родилась первой, может, потому, что ей не терпелось выбраться из чрева матери. Она тут же выросла до размеров шестилетней девочки и оглянулась на богинь, собравшихся на помощь Лето.

— Значит, так, — сказала Артемида, — я помогу появиться на свет своему брату. С ним будет куча проблем. Вскипятите воду! Больше полотенец! А я пока продезинфицирую руки.

И Артемида действительно помогла рождению собственного брата. С того момента она стала богиней деторождения, защитницей всех новорожденных и детей. (С другой богиней-родовспомогательницей Илифией они поделили обязанности.) Стоило Аполлону родиться, как он тут же принялся танцевать и петь о собственном величии, а Артемида отошла в сторону и закатила глаза.

— Он всегда такой, — сказала она Гестии. — Все семь месяцев в чреве он не затыкался.

Гестия мягко улыбнулась.

— А ты, моя дорогая? Ты поешь или танцуешь?

— Кхм, нет. Но у меня большие планы. Ты не отведешь меня к папе?

Гестия мигом доставила юную Артемиду на Олимп, где ее отец Зевс сидел на своем троне и выслушивал еженедельные доклады богов ветров по формированию облаков. Это занятие навевало такую скуку, что Зевс обрадовался первой же возможности отвлечься.

— Эй, смотрите-ка! — перебил Зевс презентацию в «PowerPoint» Южного ветра о зонах низкого давления. — Там Гестия и… какой-то ребенок. Заходите!

Гестия шагнула в тронный зал, ведя Артемиду за руку.

— Владыка Зевс, это твоя новая дочь Артемида. Если ты занят, мы можем прийти позже.

— Занят? — Зевс откашлялся. — Нет-нет! Разумеется, все эти доклады о погоде ужасно важны, но к черту! Подождут!

Он отправил богов ветров восвояси, а сам распростер руки навстречу Артемиде.

— Иди к папе, моя крошка! Дай мне на тебя посмотреть!

На Артемиде был лишь один хитон, достающий ей до колен, — что-то вроде футболки, затянутой шнуром на поясе. У девочки были цвета вороного крыла волосы до плеч и убийственно прекрасные серебряные глаза. Я использовал слово «убийственно», потому что у всякого при взгляде в эти глаза возникало ощущение, что стоит Артемиде разозлиться, и они правда могут тебя убить.

Ей было меньше суток от роду, но выглядела она младшеклассницей. Даже для девяти- или десятилетней она считалась бы высокой. В баскетбольной команде четвертого класса она бы точно стала лучшим игроком. Подойдя к трону, она одарила Зевса лучезарной улыбкой, от которой его сердце тут же растаяло.

— Папа! — она бросилась в его объятия. — Я люблю тебя, я люблю тебя! Ты лучший папа в мире!

Может, парни ей и не нравились, но она определенно знала, как подготовить почву для того, чтобы вить из родного отца веревки.

Зевс усмехнулся.

— Ох, дорогая! Ты самая милая малышка-богиня, которую я когда-либо видел! Скажи папе Зевсу, что ты хочешь в подарок на свой день я солнышко, и я исполню любое твое желание.

Артемида похлопала ресницами.

— Любое-любое?

— Абсолютно! Клянусь рекой Стикс!

Тадам! Волшебные слова. Казалось бы, богам должно хватать ума не делать необдуманных обещаний, но Зевс с поразительным упорством наступал на одни и те же грабли. И теперь он был обязан исполнить все, о чем бы Артемида ни попросила.

Девочки в таком случае могут потребовать пони, новый телефон или поход в молл с друзьями. Другие захотят билет в первый ряд на концерт самой популярной мальчишеской группы или свидание с каким-нибудь крутым парнем — ну, не знаю, Перси Джексоном или еще кем. (А что? Такое тоже возможно.)

Артемиде все это было до лампочки. Она прекрасно знала, чего хочет. Может, причиной тому была ее мама Лето, которой ради рождения детей пришлось пройти через столько трудностей, скитаться с одного острова на другой и прочее. Может, причина заключалась в змее Пифоне, что едва не проглотил Лето, когда она еще была беременна близнецами. Так или не так, но с момента появления на свет дух Артемиды не знал покоя. Она желала странствовать по миру и охотиться на самых чудовищных созданий, и еще она определенно не желала иметь детей. Ей хватило неприятностей, что пережила во время беременности ее мать. Артемида была рада помогать другим при родах, но лично через это проходить не собиралась.

— Позволь мне навеки остаться девой, отец, — попросила Артемида, накручивая на пальчик прядь волос из бороды Зевса. — Я не хочу никогда выходить замуж. Я хочу лук и стрелы… Нет, не так. Забудь об этом. Если ты мне дашь лук и стрелы, они могут оказаться не лучшего качества. Я отправлюсь к Старшим циклопам, пусть сделают мне оружие под заказ. Но ты можешь подарить мне последователей: нимф океанов, рек, лесов и — почему нет? — смертных девушек тоже. Любая, пожелавшая присоединиться ко мне, сможет стать моей последовательницей, пока она остается, как и я, девой. Думаю, решение об этом стоит принимать лет в девять, прежде чем в девочках проснется интерес к мальчикам, потому что потом их головы будут слишком забиты всякими глупостями. Начнем с восьмидесяти последователей, как думаешь? А там посмотрим, как пойдет. Они смогут охотиться со мной, разделывать мою добычу, заботиться о моих охотничьих собаках. Кстати говоря! Мне нужны охотничьи собаки.

Она сделал глубокий вдох.

— Еще я хочу право охотиться на любых опасных животных во всем мире. Я хочу, чтобы все горы считались моей священной территорией, так как именно там я буду проводить большую часть своего времени, в дикой природе. Теперь по поводу городов… Даже не знаю. Выбери один любой старый город в качестве моего особого места. Я буду посещать города, только если местным женщинам понадобится моя помощь при родах, или если их маленьким детям потребуется защитник.

Она с улыбкой посмотрела на Зевса своими огромными серебряными глазами.

— И… да, думаю, это все.

Зевс моргнул, на секунду потеряв дар речи.

А затем захохотал.

— О да, ты определенно моя дочь! Какой размах! — Он поцеловал Артемиду в лоб и усадил ее себе на колено. — Ты знаешь, когда у меня рождаются дети, подобные тебе, я невольно думаю, что это стоило всего гнева Геры. Я исполню все, о чем ты попросила, моя дорогая. И даже больше того, я отдам тебе много городов! Что-то мне подсказывает, ты будешь пользоваться популярностью.

Зевс оказался прав. Артемиде поклонялись самые разные люди: беременные женщины, маленькие дети, родители, юные девы, желавшие защиты от мерзких парней, и, разумеется, все охотники, что в то время означало кучу народа. Парень ты или девушка, если ты охотился, Артемида была на твоей стороне — но лишь пока ты не начинал загрязнять природу и находил должное применение своей добыче. Будучи еще и богиней диких животных, Артемида, если у тебя отказывали тормоза и ты убивал слишком много животных без какой-либо достойной причины, устраивала тебе очень неприятный разговор тет-а-тет.

Закончив с Зевсом, Артемида отправилась к Старшим циклопам, работающим в одной из кузниц Гефеста на острове Липари. Для нее они сделали особый охотничий лук из серебра и колчан, полный чудесных золотых и серебряных стрел.

Затем она пошла к Пану, богу-сатиру дикой природы. Он обеспечил ее лучшими дикими псами для охоты. Какие-то из них были бело-черные, другие рыжие, третьи — пятнистые, как далматинцы, но все они отличались свирепостью. Они бежали быстрее ветра, и каждый пес в одиночку мог завалить взрослого льва. Представьте, что они могли вытворить всей стаей.

Далее Артемида собрала себе группу последовательниц. Это оказалось несложно. Многим нимфам и смертным девушкам понравилась идея жить свободно на лоне дикой природы и никогда не волноваться о замужестве. Сейчас кто-то из вас мог подумать: «Ой, но я хочу когда-нибудь выйти замуж!» Да, но в те времена большинство девушек мужей не выбирали. Однажды твой папа вдруг заявлял: «Выйдешь за этого парня. Он предложил мне самый большой выкуп». И неважно, что жених был толстый, старый, страшный и от него пахло заплесневевшим сыром. Другого выбора, кроме как выйти за него, не было.

Последовательницы Артемиды освобождались от такой перспективы. Им также больше не нужно было постоянно оглядываться через плечо, боясь, как бы какой-нибудь любвеобильный бог не устроил на них засаду Охотницы Артемиды автоматически становились «вне зоны доступа». Если кто-то пытался их похитить, да даже просто с ними пофлиртовать, он оказывался под прицелом серебряного лука богини-девы.

Обычно Артемида брала с собой на охоту девушек двадцать. Сложно преследовать добычу толпой в восемьдесят человек. Остальные последовательницы либо охотились в других группах, либо оставались в лагере и занимались разделыванием добычи, выделыванием шкур, разведением костров… или чем еще дети природы занимаются в лагере. Я сам с Манхэттена, так что плохо разбираюсь в таких делах.

Очень быстро Артемида поняла, что ей придется преодолевать значительные расстояния на большой скорости, еще быстрее той, что может развить богиня на своих двоих. И она решила обзавестись колесницей, вот только долго не могла решить, каких животных в нее впрячь. Лошади были прерогативой Посейдона. Да и потом, они были слишком одомашненными, а Артемиде нужно было что-то дикое и быстрое.

И вот однажды она заметила стадо оленей.

Мы бы с вами подумали: «Надо же, олени. Я сейчас запрыгаю от восторга».

Но в этом стаде было пять огромных ланей — взрослых самок размером с буйвола, а копыта и рога у них были из чистого золота. Откуда Артемиде было знать, что это не просто золотое напыление? Она была богиней диких животных. Ей ли не знать.

Она повернулась к спутницам и шепнула:

— Эти благородные олени будут смотреться просто потрясающе в моей колеснице! Они станут нашей первой серьезной добычей, леди!

Вообще-то Артемида редко убивала беззащитных животных, подобных оленям. Чаще всего она охотилась на тех, кто представлял опасность для людей, — на медведей, львов или бешеных барсуков. Но она знала множество способов поимки животных без причинения им вреда. Среди ее спутниц была нимфа Бритомартида, настоящий мастер в плетении сетей, Артемида даже со временем сделала ее низшей богиней — Леди Сетей. (Играла ли она в баскетбол? Не знаю.)

Бритомартида установила несколько ловушек и замаскированных сетей. Затем спутницы Артемиды принялись шуметь. Как они и рассчитывали, большинство оленей стандартного размера бросились прочь, но гигантские лани с золотыми рогами ринулись на врагов, намереваясь защитить стадо.

Четверо из них угодили в сети и были пойманы, но самая умная из пяти в последнюю секунду развернулась и на полной скорости устремилась прочь.

— Миледи, — сказала Бритомартида, — нам ее преследовать?

Артемида улыбнулась.

— Нет. Четырех ланей достаточно, чтобы тянуть мою колесницу. Та пятая заслужила свободу своим умом! С этого мгновения она под моей защитой. Я запрещаю кому-либо из охотников причинять ей вред.

Та счастливица лань прожила долгую жизнь. Ее часто можно было увидеть в Керинеи, поэтому она стала известна как керинейская лань. Позже Геркулесу прикажут поймать ее, но то уже совсем другая история.

Так Артемида получила все, что ей было необходимо: оружие, последовательниц, охотничьих псов и колесницу, ведомую волшебными ланями с четырнадцатикаратными рогами. Богиня почти все время проводила в горах, охотилась на чудовищ, наказывала любого, кто проявлял к животным необоснованную жестокость или не уважал дикую природу, но иногда показывалась и в городах, проверяя, как там живется детям, помогая матерям при родах и, может, набирая среди юных барышень новых спутниц.

Кое в чем они с братом Аполлоном были очень похожи. Оба были превосходными лучниками. Артемида была защитницей юных дев, а Аполлон — юношей. Оба обладали целительной силой. Оба могли поразить непочтительных смертных нежданной стрелой или ужасной эпидемией. Позже Артемида станет известна как богиня луны, заняв место титаниды Селены, точно так же, как Аполлон получил солнце, которым заведовал титан Гелиос. На некоторых изображениях Артемиды можно увидеть на ее голове серебряный полумесяц, означающий, что либо она была богиней луны, либо ей к затылку скотчем прилепили бумеранг. Остановимся на первом варианте.

Но кое в чем они с братом были полной противоположностью. Аполлон заводил интрижки буквально со всеми. У Артемиды же не было времени на подобные глупости. У нее был стойкий иммунитет к любовной магии.

Ее брат Аполлон обожал сочинять музыку. Артемида же предпочитала слушать стрекот сверчков по ночам, треск костра, уханье сов и журчание рек. Аполлону нравилось привлекать к себе внимание. Артемида больше всего ценила одиночество на лоне природы в компании лишь своих последовательниц.

Ее символы? Ничего неожиданного: лук, лань и иногда полумесяц.

Вы могли подумать, что ей поклонялись исключительно женщины, но мужчины тоже очень ее уважали. Спартанцы обращались к ней, прося об успехе в охоте, стрельбе и всем прочем. Неприятное добавление: дабы почтить ее, они привязывали к алтарю Артемиды юношу и секли его кнутом, пока его кровь не заливала все вокруг. Уж не знаю, с чего они решили, что это обрадует Артемиду. Я упоминал, что у спартанцев были те еще проблемы с головами?

Остальные греки жертвовали ей козлов, а иногда и собак.

Знаю-знаю. Собак?! Артемида обожала собак. Зачем приносить их ей в жертву — не имею ни малейшего представления. Надеюсь, Артемида высказала свое крайнее неодобрение, наслав на этих идиотов чуму.

Она была популярна во всей Греции, но самый большой ее храм стоял в Эфесе в Малой Азии. Его воздвигли амазонки, и это сразу расставляет все по местам. Государство воительниц? Они просто не могли не почитать Артемиду.

Да, она больше отвечала за сферу охоты, но при необходимости Артемида была прекрасным воином. Например, когда те два брата-гиганта, Алоады, пошли на Олимп, нагромождая одну гору на другую, сооружая таким образом башню для нападения. Их одолела как раз Артемида.

А произошло это вот как. Пока бог войны Арес мариновался в бронзовом кувшине, близнецы-гиганты принялись хвалиться, как захватят Олимп и сделают богов своими рабами. Эфиаль хотел взять в жены Геру, а От собирался силой заставить Артемиду выйти за него.

Когда слух об этом дошел до Артемиды, она сказала:

— Ну все. Этим двоим пора умереть, сейчас же.

Наверное, она могла их поразить из лука и на расстоянии, но ей захотелось лично разделаться с ними, чтобы иметь возможность видеть муку на их лицах.

Она спустилась с гор и выпустила в них стрелы, целясь в ноги, руки и особо чувствительные места. Гиганты попытались пронзить ее своими огромными копьями, но Артемида была слишком быстрой.

Наконец она пробежала между гигантами, а те одновременно атаковали, но богиня в последнюю секунду увернулась, зато братья поразили друг друга. Гиганты умерли. Проблема была решена. Эта история вошла в список лучших «Самых смешных битв Олимпа».

Но чаще всего за Артемиду убивали дикие звери.

Так, однажды царь греческого города Калидон Ойней забыл сделать подношение Артемиде. Стоял сезон сбора урожая. Калидонцы должны были пожертвовать богам первые плоды своих трудов. Они полили алтарь Афины оливковым маслом. Сожгли зерен для Деметры. Преподнесли Посейдону рыбных палочек в соусе тартар.

Но забыли Артемиду. А ей хватило бы всего-то нескольких яблочек из садов. Она даже согласилась бы на лимоны. Но ее алтарь так и остался пустым.

— Ну ладно, — буркнула она себе под нос. — Может, меня и опозорили, но безнаказанными они не останутся!

И она призвала самого свирепого свина за всю свиную историю.

Этот вепрь был размером с носорога. Налитые кровью глаза сверкали огнем. Толстую непробиваемую шкуру покрывала щетина, столь же жесткая, как древко копья, так что одной ее было достаточно, чтобы порубить тебя, как грудинку. Из его рта били молнии и вырывались облака кислоты, прожигающие насквозь все на пути вепря, а его огромные и острые как бритва клыки… скажем так, если ты оказывался достаточно близко, чтобы рассмотреть их, это означало, что ты, скорее всего, уже мертв.

То был, обозначим для ясности, настоящий Свин-Убийца.

Артемида выпустила его на поля Калидона, где он выкорчевывал садовые деревья, топтал посевы, убивал скот, крестьян и тех солдат, что оказывались достаточно тупы, чтобы попробовать ему противостоять.

К тому моменту царь Ойней сто раз пожалел, что не пожертвовал Артемиде пары яблок. Он обратился к своему сыну Мелеагру:

— Ты лучший охотник во всем царстве, сын мой! Что нам делать?

— Объявить на вепря охоту! — ответил Мелеагр. — Артемида — богиня охоты, правильно? Она простит нас, только если мы устроим самую грандиозную и опасную охоту в истории. Если мы проявим смелость и мастерство, ее гнев спадет.

Царь Ойней нахмурился.

— Или она разозлится еще сильнее. И потом, ты не сможешь убить это чудовище в одиночку!

— Не смогу, — согласился Мелеагр. — А потому я созову лучших охотников со всей Греции!

Царь разослал вестников и назначил награду. Вскоре Калидон наводнили охотники со всего мира, и так началась Первая и, к всеобщей надежде, Последняя Великая Калидонская Охота на Вепря.

Артемида и не подумала им помогать. Один парень по имени Мопс, сильнейший в бросании копья во всей Греции, запустил свое копье в вепря с такой силой, что оно могло бы пронзить бронзовый щит. Но Артемида заставила кончик копья отвалиться в полете, и оно просто отскочило от чудовища, не причинив ему никакого вреда.

Другой охотник, Анкей, посмеялся над ним:

— Так Свина-Убийцу не завалить! Смотри и учись! — Он поднял свой лабрис. — Я покажу тебе, как сражаются настоящие мужчины! Поросенок какой-то зеленой богини ничто против меня!

Он ринулся в атаку, подняв лабрис над головой, а вепрь вонзил свои клыки прямо ему в промежность. Анкей умер, но остался в памяти людей как Безпромежное Чудо.

Наконец царевич Мелеагр с помощью своих друзей смог убить вепря. То было очень смело и все такое, но Артемида не успокоилась. Она вызвала у других охотников приступ зависти. Когда Мелеагр освежевал вепря и вывесил его шкуру во дворце в качестве главного приза охоты, они заспорили, кто на самом деле заслуживает лавры за победу над вепрем.

Потасовка вылилась в полномасштабную гражданскую войну. Сотни людей погибли, а все потому что царь забыл пожертвовать Артемиде немного фруктов. Серьезно, Ойней, их всего-то двенадцать богов. В следующий раз проверь по списку.

Так что такие дела, забыл сделать подношение — и Артемида могла тебя убить. Но если ты желал обеспечить себе по-настоящему болезненную смерть — смело вторгайся в ее личное пространство.

Именно эту ошибку совершил охотник Актеон. Самое странное, что он всем сердцем уважал Артемиду и всегда вовремя совершал жертвоприношения. Он отдавал в подношение богине свою лучшую добычу и старался быть хорошим охотником. Его вырастил и тренировал сам Хирон, знаменитый кентавр, выучивший всех величайших греческих героев. (Кхе-кхе, и меня, кхе-кхе.) У Актеона было пятьдесят охотничьих собак, и когда он не учился геройству в пещере Хирона, он часто отправлялся со своей стаей выслеживать опасных созданий и возвращался со свежениной из кабана.

Как-то раз он провел целый день в горах, охотясь. Устав, он прилег на камень, с которого открывался отличный вид на озеро с водопадом внизу. Его собаки задремали на лугу за ним. Натянув на голову одеяло, Актеон заснул и очнулся лишь следующим утром, услышав чьи-то голоса.

Актеон протер глаза, разгоняя остатки сна, и взглянул вниз. Увиденное заставило его подумать, что он все еще в стране грез. В потоках водопада омывались настоящие красавицы, и одежды на них не было. А самая прекрасная среди них выглядела точь-в-точь как статуи Артемиды, виденные Актеоном в храмах. Высокая, с темными волосами и сверкающими серебряными глазами. У Актеона кровь застучала в ушах, когда он увидел ее купающуюся.

Отползи он со всеми предосторожностями прочь, все было бы нормально. Артемида его не заметила, Актеон мог просто уйти и прожить долгую жизнь, храня эту тайну и считая себя счастливчиком. У него ведь еще не было ни единого дурного помысла в голове. Шпионить он не собирался.

Но нет. Разумеется, нет. В Актеоне проснулась жадность.

Он продолжал смотреть, с каждой секундой влюбляясь в Артемиду все сильнее, пока не решил, что обязан жениться на ней.

Конечно, ему было известно, что богиня объявила себя вечной девой. Но ведь она еще не встретила его!

Актеон уважал Артемиду, всегда делал ей подношения. Он любил охотиться, любил животных… У них было столько общего! Как он раньше об этом не подумал?

Он спрыгнул с камня и крикнул:

— Прости меня, миледи!

Спутницы Артемиды завизжали и поспешили на берег, хватая одежду и луки. Артемида сощурилась. Не сделав и попытки прикрыться, она направилась к Актеону прямо по водной глади.

— Кто ты? — спросила она.

— Актеон, миледи. Я великий охотник, и я всегда почитал тебя.

— Неужели? — Артемиду его слова не впечатлили. — И все же ты решил подсмотреть за мной, пока я купалась?

— Это… это вышло случайно, — у Актеона как-то нехорошо защекотало шею, словно на нее сели мухи. Он уже не чувствовал в себе былой уверенности, но отступать было поздно. — Твоя красота… придала мне решимости. Ты должна стать моей! Выходи за меня!

Артемида наклонила голову. Все ее тело окутало серебристое свечение.

— Ты должна стать моей, — повторила она. — Ты считаешь меня своей добычей?

— Н-нет, миледи…

— Ты думаешь, что ты — охотник, а я — некий приз, который ты со своими собаками сможешь получить?

— Ну, нет. Но…

— Позволь мне рассеять твои заблуждения, Актеон, — сказала богиня. — Охотник здесь я. И только я. А ты — моя добыча. Ни одному мужчине, увидевшему меня нагой, не позволено жить.

Тело Актеона скрючило от боли. Прямо над глазами у него изо лба выросли два мощных рога. Пальцы слиплись и превратились в раздвоенные копыта. Спина выгнулась и удлинилась. Ноги утончились. Ботинки сжались и огрубели до копыт.

Актеон стал красивым взрослым оленем.

Артемида пронзительно свистнула. Все пятьдесят собак Актеона тут же проснулись. Запах их хозяина исчез, но — ого! — воздух наполнил чудный аромат огромного оленя! Актеон попытался приказать собакам не подходить, но у него больше не было голоса. Они его не узнавали. Тогда он бросился бежать, как обычно и поступают олени, но собаки оказались быстрее.

Они разорвали своего старого хозяина на кусочки.

Закончив, собаки отправились на поиски Актеона, но нигде не могли его найти. Они лаяли и скулили в тоске и в конце концов вернулись домой, к пещере Хирона. Кентавр, увидев застрявшие у них в зубах обрывки одежды Актеона и запекшуюся на шерсти кровь, сообразил, что, должно быть, произошло. А ведь он предупреждал этого глупого юнца не связываться с Артемидой. Чтобы утешить собак, он сделал из старого костюма охотника набивную куклу, нечто вроде пугала, и собаки успокоились, решив, что их хозяин все еще с ними.

Думаю, Хирон поступил очень мило, но это невольно наводит меня на мысли, а не припасено ли у него где-нибудь в шкафу пугало Перси Джексона, так, на всякий случай. Что-то мне не хочется получать ответ на свой вопрос.

То был не единственный случай, когда парень увидел купающуюся Артемиду. Во второй раз это был юноша Сиприос, которому не посчастливилось оказаться не в том месте и не в то время.

Он просто гулял, когда заметил нагую богиню и удивленно вскрикнул. Но он был еще очень юн и не собирался просить ее выйти за него. Парень просто бухнулся на колени и взмолился о прощении.

— Пожалуйста, госпожа, — хныкал он. — Я не хотел! Не превращай меня в оленя и не делай так, чтобы меня разодрали псы!

Артемиде стало неуютно, в конце концов, она ведь была защитницей детей.

— Что ж, Сиприос, — сказала она, — есть одна проблема. Ни одному мужчине не позволено увидеть меня нагой и остаться в живых.

— Но… Но…

— А раз ты относишься к мужскому полу, я вынуждена тебя убить. Но вот если бы ты не был мужчиной…

Сиприос моргнул.

— То есть… подожди. Что?

— Смерть или смена пола. Выбирай.

Выбирать особо было не из чего. Умирать Сиприосу не хотелось. Так что — фокус-покус! — Артемида превратила его в ее, и девушка Сиприос жила долго и счастливо в качестве одной из охотниц богини.

Скажете, чудные дела творились? О, дальше будет еще чуднее!

Как-то раз Зевс положил глаз на одну из спутниц Артемиды, девушку по имени Каллисто. Да, предполагалось, что последовательницы Артемиды автоматически становятся «вне зоны доступа», но мы ведь говорим о Зевсе. Да и потом, эта Каллисто была той еще сногсшибательной красоткой.

В то время она была фавориткой Артемиды. Они были очень похожи, обе быстрые и сильные и совершенно не интересующиеся парнями. Как только Каллисто присоединилась к группе, они с Артемидой стали закадычными подружками. И, как и все спутницы богини, девушка поклялась оставаться девой навеки, но у Зевса были на нее свои планы.

Однажды он выглянул с Олимпа и увидел на полянке Каллисто, в одиночестве принимающую солнечные ванны.

— Это мой шанс! — сказал он себе. — Остается только придумать способ, как бы подобраться к ней, чтобы она не сбежала. Эта девчонка быстрая. Хм…

И Зевс сменил облик и превратился в точную копию Артемиды.

Знаю — настоящий триллер, правда же? Но, как я уже говорил, этот парень, желая добиться приглянувшейся леди, был готов пойти на все. Вплоть до того, чтобы притвориться собственной дочерью.

Фальшивая Артемида неторопливо вышла на поляну.

— Привет, Каллисто. Что делаем?

— Миледи! — вскочила на ноги Каллисто. — Я просто отдыхала.

— Не против, если я присоединюсь? — спросила Фальшивая Артемида.

Каллисто заметила странный взгляд богини, но все же сказала:

— Э-э, конечно.

Фальшивая Артемида приблизилась и взяла Каллисто за руку.

— Ты очень красивая, ты знаешь?

После чего Фальшивая Артемида поцеловала девушку, и я говорю не о дружеском чмоке в щечку. Каллисто попыталась вырваться и отстраниться, но Зевс крепко ее держал, а он был силен.

— Миледи! — вскрикнула Каллисто. — Что ты делаешь?!

Зевс вернулся в свой облик, и Каллисто закричала еще громче.

— Ну-ну, — промурлыкал бог неба. — Артемиде совсем не обязательно об этом знать, моя дорогая. Это будет наш маленький секрет!

И так Зевс в который раз показал себя той еще божественной вонючей кучей. Да-да, я в курсе, что он может услышать и разозлиться. Не то чтобы я в первый раз испытываю судьбу с Громовержцем. Но я всего лишь называю вещи своими именами.

Будь Артемида где-нибудь неподалеку, она бы обязательно пришла на помощь, но, к несчастью, Каллисто оказалась сама по себе. И Зевс исполнил задуманное.

После бедной девушке было слишком стыдно, чтобы признаться. Она боялась, что в произошедшем есть и ее вина. Заметка на будущее: если на вас напал какой-то урод, в том нет вашей вины. Обязательно расскажите кому-нибудь.

Но Каллисто хранила все в тайне так долго, как только могла, делая вид, что ничего и не было. Но, к сожалению, она забеременела, и вечно скрывать это было невозможно. Несколькими месяцами позже в конце жаркого дня, проведенного за преследованием чудовищ, Артемида с ее спутницами захотели поплавать. Все, кроме Каллисто, попрыгали в озеро.

— Что случилось? — позвала Артемида. — Иди к нам!

Каллисто вспыхнула и прижала руку к животу, который как раз начал округляться. Она не смела снять одежды, ведь тогда Артемида бы заметила, что с ней.

Но Артемида все равно почувствовала, что что-то не так. Вдруг к ней пришло озарение, почему в последнее время Каллисто казалась такой отрешенной и грустной.

У богини защемило сердце.

— Ты, Каллисто? — выдохнула она. — Из всех моих последовательниц, меня предала ты?

— Я… Я не хотела! — воскликнула Каллисто, и по ее щекам покатились слезы.

— Кто это был? — спросила Артемида. — Красавец воин? Сладкоречивый герой? Мой брат Аполлон? Ох, нет… пожалуйста, скажи, что это был не он.

— Это… это была ты! — зарыдала Каллисто.

Артемида недоуменно уставилась на нее.

— Еще раз, и подробнее.

Каллисто рассказала, как Зевс предстал перед ней в облике Артемиды.

Богиня была вне себя. Ей страстно захотелось тут же отправиться на Олимп и придушить отца, но когда твой папа — царь всего мироздания, ты мало на что способен. Она взглянула на Каллисто и с сожалением покачала головой.

— Ты была моей любимицей, — сказала она. — Если бы тут же пришла ко мне, я бы помогла. Нашла бы тебе богатого и красивого мужа и позволила бы устроиться в любом городе по твоему выбору. Я бы разрешила покинуть мои ряды с честью. Ты бы ушла с миром. В нападении Зевса не было твоей вины.

Каллисто зашмыгала носом.

— Но я не хотела потерять тебя! Я хотела остаться!

Артемиде казалось, что ее сердце сейчас разорвется, но она не смела этого показать. Существовали четкие правила, касающиеся ее спутниц. Богиня не могла позволить нарушить их даже ради лучшей подруги.

— Каллисто, твое преступление состоит в том, что у тебя были от меня тайны. Ты оскорбила меня и сестер-охотниц своей ложью. Ты опорочила наше общество дев, пребывая в нем уже не будучи девой сама. Этого я не могу простить.

— Но… но, Артемида…

— Конец разговорам! — Артемида указала на Каллисто, и девушка начала изменяться. Она увеличилась в размерах, ее руки и ноги стали короче и толще. Одежды, помогавшие скрывать ее положение, превратились в удушливо плотный покров коричневого меха. Каллисто стала бурой медведицей. А когда она попыталась заговорить, из ее пасти вырвался рев.

— А теперь — уходи, — сказала Артемида, сдерживая слезы. — Твой новый образ станет напоминанием, что ты более никогда не можешь показаться мне на глаза. Если я вновь увижу тебя, я должна буду тебя убить. УХОДИ!

Каллисто побежала прочь. Она родила человеческого малыша, названного Аркадом, который вернулся в мир смертных и со временем стал царем. Но вскоре после этого бедная Каллисто была убита охотниками.

Зевс ощущал толику вины за случившееся и потому превратил Каллисто в созвездие Большой Медведицы. Как будто это могло исправить то, что он разрушил ее жизнь.

Удивительно, но факт: после инцидента с Каллисто оба следующих лучших друга Артемиды были парни. Уж не знаю почему. Может, она решила, что им не удастся причинить ей боль сильнее, чем Каллисто, а если и удастся — что ж, ничего удивительного, ей и так было известно, что мужчины — сволочи от природы. Или она пыталась доказать себе, что сама она никогда не нарушит клятвы непорочности, какие бы очаровательные красавцы ни были рядом.

Ее первым другом-мужчиной стал Орион, и у того было то еще темное прошлое. Во-первых, он был великаном, точнее, немного низковат для стандартного великана, где-то около семи футов, да и выглядел он вполне человекоподобно, чтобы сойти за смертного. Долгое время он служил у царя Хиоса придворным охотником. Затем у Ориона произошла небольшая неприятность с царской дочерью. Узнав обо всем, царь ослепил Ориона раскаленным железом, после чего изгнал из царства.

Орион скитался по всей Греции, пока судьба не свела его с богом-кузнецом Гефестом. Орион поведал ему свою трагическую историю, причем великан выглядел раскаявшимся, и Гефест — настоящий специалист по трагедиям и вторым шансам — сделал механические глаза, с которыми Орион вновь смог видеть.

Орион отправился на покой на Делос, где и встретил Артемиду. Она решила, что он вполне так ничего. Он не пытался скрыть свои прошлые преступления, плюс он был великим охотником. Годы слепоты отточили остальные его органы чувств, а механические глаза обеспечили его ночным видением, наведением на цель и прочими полезными и классными возможностями. Он стал первым мужчиной, присоединившимся к группе охотников Артемиды.

Не знаю, как на это отреагировали ее последовательницы. Они ведь еще никогда не отправлялись на охоту в обществе мужчины. Но Орион вел себя прилично. Когда девушки купались, он всегда держался в стороне и наравне со всеми занимался ежедневной рутиной. Очень быстро он стал Артемиде лучшим другом.

Имелась лишь одна проблема: Орион был слишком умелым охотником. Однажды, будучи в одиночестве, он увлекся: подстрелил шестнадцать медведей, двенадцать львов и нескольких чудовищ, названий которых даже не знал. Затем он начал стрелять по беззащитным зверькам: оленям, зайцам, белкам, птицам, вомбатам. Может, его просто занесло. Или Аполлон наслал на него безумие, потому что богу не нравилось, что какой-то парень кучу времени проводит с его сестрой.

В общем, вскоре Ориона уже окружала целая стена из трупов вомбатов. Измазав лицо кровью белки, он сунул себе в волосы листья и принялся орать:

— Я убью всех животных в мире! Всех до единого! Умрите, тупые мохнатые гады!

Что едва ли соответствовало идеям Артемиды о мирном сосуществовании с дикой природой. Это также совсем не обрадовало мать-землю Гею. Орион вопил так громко, что привлек ее внимание, и, несмотря на сон, Гея пробормотала:

— Хочешь убить кого-то, воображала? Вот тебе.

И прямо за спиной Ориона из расщелины в земле вылез огромный скорпион. Когда великан обернулся, он тут же получил в грудь ядовитым жалом.

То стало концом Ориона. Артемида искала друга, а когда наконец нашла его хладный труп в окружении (вот уж она, наверное, удивилась) тысяч мертвых пушистиков, ее сердце вновь оказалось разбито. На этот раз уже Артемида создала созвездие, поместив Ориона на небо в компании скорпиона, чтобы его история жила вечность.

Полагаю, мораль сего рассказа такова: не стоит устраивать резню среди зайчиков, белочек и вомбатов. Они тебе ничего плохого не делали, но у них может оказаться очень большой друг-скорпион.

Последним лучшим другом Артемиды стал царевич Ипполит. Он был красавец и душка, вот только романы его совершенно не волновали. Он хотел лишь одного: охотиться, охотиться и еще раз охотиться. Другими словами, идеальный парень для Артемиды. И она приняла его в свою группу охотников, что, вероятно, стало той еще проверкой на прочность для многих ее последовательниц, настолько он был притягателен.

Но Ипполит оказался эталонным спутником, он крепко держал данные богине клятвы и ни разу не позволил себе заглядеться на девушек.

Вот только не всем нравилось его отношение. К примеру, Афродиту, богиню любви, оно буквально вывело из себя.

— Да вы издеваетесь?! — возмутилась она. — Чтобы такой красавчик сутками напролет проводил в компании восьмидесяти милейших дев, и они его ничуточки не интересовали? Это непростительно! Неправильно!

Когда Ипполит отправился домой навестить отца, царя Тесея (о котором должна быть целая отдельная история), между ними случилась серьезная ссора. Отец хотел, чтобы Ипполит женился и обзавелся детьми, которые бы стали продолжателями их рода, когда он станет королем и т. д. и т. п.

На что Ипполит сказал:

— Нет! Я хочу быть с Артемидой и охотиться!

Тесей зарычал от расстройства.

— Если ты ее так любишь, почему не женишься на ней?

— Она богиня-дева, отец! Ты вообще меня когда-нибудь слушаешь?!

Страсти все накалялись, не без прямого подстрекательства наблюдавшей за ними с Олимпа Афродиты. Да, она была богиней любви, но между любовью и ненавистью нет такой уж существенной разницы. Оба эти чувства легко выходят из-под контроля, и одно часто преобразуется в другое. Уж поверьте мне. Я знаю, о чем говорю.

Наконец, Тесей схватился за меч и убил собственного сына.

Упс.

Разумеется, царь тут же пришел в ужас от содеянного. Поместив тело сына в царскую усыпальницу, он отправился к себе, чтобы в одиночестве предаться горю. Тем временем Артемида, узнав о случившемся, бросилась в гробницу.

Всхлипывая от душившей ее ярости, она обняла мертвого Ипполита.

— Нет! Нет, нет, нет! Я не потеряю еще одного лучшего друга! Ни за что!

Забрав тело, она покинула город. Обыскав всю Грецию, она в конце концов нашла лучшего в мире врача — парня по имени Асклепий. Он был сыном Аполлона, бога врачевания, но Асклепий даже превзошел в этом умении отца, возможно, потому, что все свое время тратил именно на врачевание, а не на ухаживания и концерты в парках.

— Тетя Артемида! — поздоровался Асклепий. — Рад тебя видеть!

Артемида опустила к его ногам тело Ипполита.

— Асклепий, вылечи Ипполита. Прошу тебя! Даже я на это не способна.

— Хм… — задумчиво промычал Асклепий. — А что с ним?

— Он мертв, — ответила Артемида.

— Это очень серьезно. Практически фатально. Но посмотрим, смогу ли я что-нибудь сделать.

Асклепий смешал какие-то травы, приготовил зелье и влил его в мертвого царевича, который тут же ожил.

— Слава Судьбам! — воскликнула Артемида. — Асклепий, ты лучше всех!

— Да ладно, не проблема.

Вот только то была очень даже серьезная проблема. Афродита пожаловалась Зевсу. Эта богиня просто не умеет проигрывать. Следом возмутился Аид. Нельзя было позволить, чтобы Асклепий бродил по миру и оживлял мертвых. Это бы вызвало настоящий хаос как в мире смертных, так и Подземном мире. Зевс согласился с аргументами и поджарил Асклепия молнией. Вот почему в наши дни вы не можете отправиться к доктору и попросить его воскресить ваших умерших родственников. Зевс установил строгие границы оказания медицинской помощи.

Что же касается Ипполита, Артемида лично позаботилась о его безопасности и увезла его в Италию, где он стал жрецом в одном из посвященных ей храмов и дожил до глубокой старости.

После этого случая Артемида решила больше не заводить чересчур близкие отношения ни с кем из своих последователей. Это представляло бы угрозу для них самих. Кроме того, она стала с особой осторожностью относиться к идее приглашения в свою группу охотников-мужчин.

Что лично меня очень даже устраивает. Мне нравится Артемида, но дикая природа — это не для меня. И я не люблю охотиться. Девушки, правда, мне нравятся, но моя подружка точно не оценит идею отпустить меня в компании восьмидесяти красавиц «на прогулку по лесу».

Она у меня та еще собственница.

ГЕРМЕС — МАЛОЛЕТНИЙ ПРЕСТУПНИК

Быстрее будет перечислить, богом чего Гермес не был, так как у этого парня тот еще богатый послужной список.

Он был богом путников, то есть благоволил всем, кто так или иначе пользовался дорогами. А сюда входят торговцы, посланники, послы, бродячие артисты и пастухи, когда те отводят свои стада на продажу. Сюда же относились бандиты, грабители, бродяги и эти дурацкие караваны автофургонов, отправляющихся на юг на зимовку.

Гермес служил проводником душ умерших в Царство Мертвых. Он же был этаким личным ФедЭкс-курьером Зевса, доставлял послания владыки мироздания во все концы земли с гарантированной мгновенной отправкой. Еще он был богом (сделайте глубокий вдох) торговли, языков, воровства, чизбургеров, обмана, красноречия, застолий, чизбургеров, гостеприимства, сторожевых псов, служивших предзнаменованиями птиц, гимнастики, спортивных состязаний, чизбургеров, чизбургеров и предсказаний на костях.

Ну ладно, я специально вставил «чизбургеры», чтобы проверить, насколько вы внимательны. И еще я голоден.

По сути, Гермес отвечал за все и всех, что и кто были хоть каким-то образом связаны с путешествиями, неважно, положительные ли то были аспекты или нет. Так что если собираетесь куда-то отправиться, стоит надеяться, что Гермес в этот период будет пребывать в хорошем настроении. Иначе все может закончиться тем, что вы проспите в аэропорту свой рейс или застрянете на обочине со спущенным колесом. А раз в Древней Греции все время от времени путешествовали, Гермес был очень важным и глубокоуважаемым богом.

Сложно поверить, что он родился в пещере и оказался арестован в возрасте каких-то двенадцати часов.

Его мать Майя всеми силами хотела оградить его от неприятностей. Она была титанидой, дочерью Атласа, и забеременев от Зевса (что автоматически сделало ее подружкой — какой там по счету — 458? Кто-нибудь их вообще считал?), она решила защитить себя, чтобы не закончить как большинство возлюбленных Зевса — не оказаться проклятой и уничтоженной Герой.

Майя скрылась в гроте горы Киллены, что в центральной Греции, и там родила очаровательного малыша Гермеса. Она поняла, что ее ребенок — бог, а значит, ей стоит быть осторожной. С младенцами-богами никогда не угадаешь, вдруг они начнут танцевать, петь и стрелять из лука по первым встречным. (Лето ей много что рассказала.) Так что Майя укачала малыша Гермеса и туго-туго запеленала его, чтобы он не смог никуда деться и, соответственно, не попал ни в какие неприятности. Уложив его в плетеную корзину, игравшую роль люльки, она стала петь ему колыбельную о богах и их любимых животных; дело в том, что колыбельные того времени были сплошняком о скоте и на прочие сельскохозяйственные темы. Она пела об Артемиде и ее собаках, Посейдоне и его лошадях, Аполлоне и его стаде священных коров — лучших и вкуснейших во всем мире. Вскоре Гермес уже мирно посапывал. Майя с трудом добралась до постели и вырубилась: рождение ребенка отнимает кучу сил.

Стоило Гермесу услышать сонное дыхание матери, как он тотчас открыл глаза.

Юный бог задергался в своих путах-пеленках.

— С ума сойти! — пробурчал он. — Не успел прожить и полчаса, а меня уже впихнули в смирительную рубашку? Мама явно мне не доверяет. Умная она у меня.

Кое-как выпутавшись, он выпрыгнул из люльки. Гермес все еще выглядел новорожденным, но только потому что идея расти его пока не привлекала. Он сообразил, что младенец может сделать многое из того, на что дети постарше уже не будут способны. Размяв руки и пару раз подпрыгнув, он деловито подтянул подгузники.

— Все эти песенки про коров вызвали во мне жуткий голод, — сказал он. — Я бы не отказался от стейка!

Он вышел из грота, решив, что найти стадо Аполлона будет не так уж и сложно. Но не успел он сделать и нескольких шажочков, как споткнулся обо что-то твердое.

— Ай! — Гермес упал на колени и лишь тогда увидел на своем пути черепаху.

— Привет, малыш! — сказал Гермес. — Ты первое животное, которое я вижу! Думаю, стоит сделать тебя моим священным животным. Как тебе идея?

Черепаха молча смотрела на него.

— А ничего у тебя панцирь, — Гермес сжал спину черепахи. — Весь такой пятнистый, симпатичный. Ты не против, если я отнесу тебя в грот, чтобы получше рассмотреть? Я тебя не обижу.

Для младенца Гермес был очень силен. Да и не только для младенца. Легко подняв черепаху, он вернулся с ней в грот. Когда он осматривал ее панцирь, ему в голову пришла идея. Он вспомнил, как во время колыбельной голос матери отражался от стен грота и становился громче и богаче. Гермесу нравился этот эффект. Панцирь тоже мог усиливать звук подобно мини-гроту — при условии, что внутри не будет черепахи.

— Знаешь что, мой маленький друг? — сказал Гермес. — Я передумал. Боюсь, я все-таки тебя обижу.

Внимание-внимание, сейчас будет гадость. Гермес откусил черепахе голову и лапы, после чего выскреб внутренности маминым черпаком. (Прошу прощения. В те времена люди постоянно убивали зверушек ради мяса, шкуры, панциря и всего в том же духе. Именно поэтому моя подруга Пайпер стала вегетарианкой.)

Так вот, вычистив панцирь, Гермес в него дунул. Раздался гул, но звук получился немного не таким, какой он ожидал. До его слуха доносилась какофония дикой природы — совы, сверчки, лягушки и другие животные издавали самые разные звуки в самых разных тональностях, порождая своего рода хор. Гермес хотел именно этого — возможности воспроизводить одновременно сразу несколько звуков. И тут он заметил растянутые над огнем для просушки длинные шерстяные нити, возможно, Майя собиралась позже сшить что-то.

Гермес подумал: «Хм…»

Он натянул нить между ногой и кистью и свободной рукой дернул. Нитка завибрировала. Чем сильнее он ее натягивал, тем выше получался звук.

— О да, — кивнул он. — Сойдет.

Гермес бросил осторожный взгляд на мать, проверяя, спит ли она. И приступил к работе. Скрутив с ткацкого станка матери парочку деревянных ручек, он просунул их сквозь панцирь так, чтобы концы торчали из дыры для шеи наподобие рогов. Затем он закрепил между ними перекладину, так что в итоге получилось что-то вроде миниатюрных футбольных ворот. Протянув между перекладиной и черепашьим корпусом семь нитей, он натянул их с разной силой и провел по ним пальцами. Звук получился просто превосходный. Таким образом, Гермес изобрел первый струнный инструмент, который он решил назвать лирой. (Почему? Может, в его душе жил лирик, не знаю.)

Потрать он еще пару часов, и возможно, он бы создал акустическую гитару, контрабас и заодно «Fender Stratocaster»; но к тому моменту, когда Гермес закончил с лирой, он уже был донельзя голоден. Так что он спрятал свое изобретение под одеяльцами в люльке и отправился на поиски аппетитных волшебных коров.

Забравшись на вершину Киллены — подумаешь, задачка, для такого-то мощного младенца, — он внимательно осмотрел открывшиеся перед ним просторы Греции, напрягая не только зрение, но и слух. Аполлон по ночам уводил свое стадо на тайный луг в Пиерии, до которого от Киллены было где-то три сотни миль к северу, но острый слух Гермеса не подвел. Практически сразу он различил отдаленное: «Му-у».

На что другая корова ответила: «Тсс! Мы прячемся!»

А первая сказала: «Извини».

Стоя на вершине горы, Гермес коварно улыбнулся.

— Ха! Попались, коровы!

Три сотни миль? Да не вопрос! Чтобы пробежать их, у Гермеса ушел примерно час; странное, должно быть, было зрелище: новорожденный бог в подгузниках с ручками, измазанными в черепашьей крови, несется по Греции. К счастью, стояла ночь и его никто не видел.

Когда Гермес добрался до тайного луга, у него буквально слюнки потекли при виде такого количества аппетитных толстых здоровых телочек — несколько сотен коров лениво бродили в высокой траве между горой и песчаным берегом Средиземного моря.

— Не буду поддаваться жадности, — сказал себе Гермес. — Думаю, с меня хватит штук пятидесяти. Вот только как потом скрыться?

Нельзя же было просто сунуть пятьдесят коровьих туш в мешок и сбежать. А если он уведет целое стадо, Аполлону не составит труда найти их по следам копыт.

Гермес в задумчивости уставился на берег. Затем перевел взгляд на росшее неподалеку миртовое дерево. Сам еще до конца не понимая, зачем все это делает, он отломал несколько веток и, вспомнив оставшуюся в гроте корзину, принялся плести из них что-то вроде мини-ковриков. Обвязав их вокруг ног, он с гордостью притопнул первыми в мире снегоступами — что было особенно круто, учитывая отсутствие в Греции снега.

Гермес сделал несколько пробных шагов по траве, затем по песку. Снегоступы оставляли после себя широкие и длинные следы, которые никак нельзя было ассоциировать с его маленькими ножками.

«Идеально, — подумал он. — Свое прикрытие я обеспечил. Осталось придумать, как быть с коровами…»

Он прошелся по лугу в своей новой обуви и вскоре смог разделить стадо, отогнав пятьдесят самых упитанных и аппетитных коров от подружек. Их он погнал к берегу.

Оказавшись на песке, Гермес щелкнул пальцами и свистнул, привлекая к себе внимание коров. Он подождал, когда все пятьдесят повернутся к нему, встав хвостами к океану, и сказал:

— Отлично, девочки. А теперь — включаем задний ход. Задний ход!

Никогда не пытались заставить пятьдесят коров пятиться? Это не так-то просто. Гермес удерживал их внимание, посвистывая и крича что-то вроде: «Би-ип, би-ип, би-ип!», размахивая руками и направляя их к воде. Стадо отступило на мелководье, после чего Гермес несколько ярдов гнал их на юг прямо по волнам, и лишь потом вновь вывел на сушу.

Оглянувшись, он оценил собственную предприимчивость. Все выглядело так, будто пятьдесят коров вышли из моря и присоединились к основному стаду. Никто не сможет догадаться, куда подевались недостающие коровы. Гермес не оставил ни единого следа, который бы мог к нему привести.

Он повел коров на юг по полям Греции.

Время было ночное, и Гермес был уверен, что их никто не увидит. К несчастью, именно в этот час старому смертному крестьянину Батту приспичило заняться своим виноградником. Может, его мучила бессонница, или он в принципе подрезал виноград исключительно по ночам, но когда старик увидел на дороге младенца во главе стада из пятидесяти коров, у него глаза на лоб полезли.

— Что?! — взвизгнул он. — Как?!

Гермес выдавил из себя улыбку.

— Как дела?

Он обдумал, не убить ли крестьянина. Свидетели ему были ни к чему. Но Гермес был вором, а не убийцей. Кроме того, на его руках уже была кровь невинной черепахи.

— А я тут со своими коровами гуляю. Как тебя зовут, старик?

— Батт, — крестьянин поверить не мог, что говорит с младенцем. Может, все это ему просто снится?

— Знаешь что, Батт? — сказал Гермес. — Будет лучше, если ты забудешь, что ты сейчас видел. Если кто спросит — меня здесь никогда не было. Выполнишь мою просьбу, и я гарантирую тебе крутое благословение, как только я займу свое место на Олимпе, идет?

— Э-э… Идет.

— Отлично. Кстати, а это у тебя на поясе не нож? Не одолжишь?

Батт отдал малышу нож для подрезки веток, и Гермес со своим стадом ушел.

Наконец Гермес нашел неплохую пещеру, где можно было спрятать украденных коров. Сорок восемь он загнал внутрь, собираясь позже либо сам их съесть, либо продать на черном рынке. Он еще не успел определиться. А оставшихся двух он освежевал с помощью ножа старика.

Опять-таки жуткая картинка — бог-младенец в подгузниках ножом разделывает коров, но Гермес не отличался брезгливостью. Разведя костер, он сжег лучшие куски в качестве подношения олимпийским богам (и себе в частности, как вы сами понимаете), после чего поджарил мясо на вертеле и вдоволь насытился вкуснейшей говядиной.

— Эх, хорошо! — Гермес аж рыгнул от удовольствия. — Черт, уже поздно! Или рано, как посмотреть. Пора домой.

Он ополоснулся в роднике неподалеку, уверенный, что его мама не обрадуется, увидев своего новорожденного сына всего в крови. После чего, исключительно для забавы, взял пару коровьих костей, сделал из них флейты и соединил вместе в виде латинской буквы «V», чтобы играть на них одновременно (одна флейта — это ведь так скучно). Закончив с этим, Гермес отправился домой, набитый живот навевал дремоту, и чтобы не дать себе заснуть, он наигрывал мелодии на своей новой двойной флейте. В гроте Майи он оказался как раз перед рассветом. Забравшись к себе в люльку, Гермес сунул флейту под простыни в компанию к лире. И заснул. Даже для бога-младенца ночка выдалась длинной.

Следующим утром Аполлон отправился в Пиерию пересчитать своих коров. Он обожал начинать новый день с осмотра своего превосходного стада.

Узнав, что пятьдесят его лучших коров пропали, он взбесился и начал носиться по округе: «Коровы, сюда! Ко мне!» Он обнаружил следы, ведущие из моря, по которым можно было подумать, что его стадо решило искупаться, а затем вернулось на сушу, вот только идея казалась бредовой. Еще он увидел в песке огромные, но совсем не глубокие отпечатки, будто там прошел очень худенький парень с шестидесятым размером обуви, но опять-таки это было невероятно.

Большую часть утра Аполлон провел в поисках, пока не наткнулся на старого крестьянина Батта, подрезающего виноградные лозы в своем саду. После «разговора с младенцем» Батт так и не смог уснуть.

— Старик! — позвал Аполлон. — Мимо тебя не проходили пятьдесят коров? Возможно, их вел за собой худющий гигант с шестидесятым размером ноги?

Батт моргнул. Он никогда не умел лгать. Аполлон тотчас понял, что крестьянин что-то скрывает.

— Давай уточним кое-что, — добавил он. — Я — бог. Для тебя же будет лучше, если ты скажешь мне правду.

Батт тяжело вздохнул.

— Это был младенец.

Аполлон недоуменно нахмурился.

— Еще раз, кто?

Батт рассказал ему, что видел ночью, и история эта показалась настолько невозможной, что Аполлон невольно в нее поверил. Ему было известно лишь об одном новорожденном боге. До него доходили слухи о титаниде Майе, родившей прошлой ночью в гроте горы Киллена. (Аполлон всегда старался быть в курсе слухов.) Правда, едва ли младенец мог быть ответственен за кражу стада, находящегося от него за три сотни миль, но Аполлон сам начал петь и танцевать, стоило ему покинуть чрево матери, так что это не казалось чем-то невероятным.

Он на всех парах полетел в грот и разбудил Майю.

— Твой ребенок украл моих коров! — возмущенно сказал он ей.

Майя протерла глаза и посмотрела на малыша Гермеса, закутанного в пеленки и сладко спящего в своей люльке… Вот только его живот выглядел подозрительно надутым, и что это у него на щеке, уж не капелька ли соуса к мясу?

— М-м, ты, должно быть, обознался, — сказала Майя. — Он всю ночь был здесь.

Аполлон фыркнул.

— Ничего я не обознался! Посмотри на соус у него на щеке! Мои коровы наверняка где-нибудь неподалеку!

Майя пожала плечами.

— Ищи, сколько хочешь.

Аполлон обшарил весь грот, заглянул в каждый горшок, под ткацкий станок и кровать. Удивительно, но ни в одном из этих мест не были спрятаны пятьдесят коров.

Тогда Аполлон подошел к люльке.

— Ну ладно, пацан. Признавайся. Где мое стадо?

Гермес открыл глаза и постарался придать себе вид самого очарования.

— Агу?

— Даже не напрягайся, — проворчал Аполлон. — У тебя изо рта пахнет говядиной.

Гермес выругался себе под нос. Ему определенно стоило пожевать мятных леденцов.

— Мой дорогой кузен Аполлон, — радостно произнес он, — доброе утро! Ты думаешь, я украл твое стадо? Разве ты не видишь, что я всего-навсего младенец?

Аполлон сжал кулаки.

— Где они, маленький негодник?

— Понятия не имею, — ответил Гермес. — Как такой малыш, как я, может спрятать пятьдесят коров?

— Ха! — торжествующе воскликнул Аполлон. — Я и словом не упомянул, что их было пятьдесят!

— Чтоб меня черепаха съела, — пробормотал Гермес.

— Ты арестован по обвинению в краже! — заявил Аполлон. — Я забираю тебя на Олимп на суд Зевса!

Подхватив люльку, Аполлон отправился с ней на Олимп. Когда он опустил люльку перед троном Зевса и рассказал, что его новорожденный сын украл часть его стада, остальные боги приглушенно захихикали, но Зевс приказал им замолчать.

— Этот малыш — мой сын, — сказал он. — Уверен, он способен на все, что угодно. Итак, Гермес, это ты украл коров Аполлона?

Гермес встал в своей люльке.

— Нет, отец.

Зевс скептически вскинул бровь и, словно от нечего делать, взял один из своих перунов и задумчиво потрогал кончик.

— Я дам тебе секунду на обдумывание своего ответа. Спрашиваю еще раз, это ты украл коров Аполлона?

— Да, отец. Но, если быть точным, я убил лишь двух. Остальные живы и здоровы. И когда я разделывал туши, я первым делом принес лучшие куски в жертву богам.

— А затем набил себе живот остальными! — проревел Аполлон.

— Ну, я ведь тоже бог! — возразил Гермес. — Но все вы получили по своей порции, не так ли? Я бы никогда не посмел забыть отдать дань уважения своим родственникам!

Боги пошептались и закивали. Может, этот ребенок и был вором, но он был почтительным вором.

— Это смешно! — закричал Аполлон. — Отец Зевс, он украл то, что принадлежит мне! Отправь его в колонию для малолетних преступников! Надень на него кандалы!

Зевс с трудом сдержал улыбку Владыка небес понимал, он должен быть справедливым, но не мог не оценить отвагу Гермеса.

— Гермес, ты сейчас же покажешь Аполлону, где спрятал коров. После чего выплатишь ему любую цену, которую он потребует, за тех двух, что ты уже убил.

— Я выброшу его в Тартар! — завопил Аполлон. — Такова будет моя цена!

Зевс пожал плечами.

— Тут уж вы сами разбирайтесь. А теперь — отправляйтесь.

Гермес вздохнул.

— Как прикажешь, отец. Аполлон, ты за рулем. Я буду показывать дорогу.

Аполлон поднял люльку с Гермесом и вылетел с Олимпа. Бог-младенец на самом деле рассказал ему, как добраться до тайной пещеры, где он спрятал стадо, но путь до нее вышел, мягко говоря, кружной. Гермес изо всех сил старался выиграть время, лихорадочно придумывая, как ему избежать наказания.

Когда Аполлон увидел своих пропавших коров, он слегка остыл, но все еще был очень зол на Гермеса.

— Пора в Тартар, — проворчал бог солнца. — Я брошу тебя в самые глубины бездны…

Гермес вытащил из-под одеяла лиру и провел по струнам.

Аполлон, лишившись дара речи, молча слушал, не смея вмешаться, пока Гермес не доиграл свою мелодию.

— Что — где — как…

— А, это? — рассеянно спросил Гермес. — Я называю это лира. Я изобрел ее прошлой ночью.

И его пальчики пробежались по струнам, породив целый водопад чудесных звуков.

— Она должна стать моей! — заявил Аполлон. — Я бог музыки! Пожалуйста! Отдай ее мне!

— Но ты ведь собираешься бросить меня в Тартар, — с грустью в голосе возразил Гермес. — Мне понадобится моя лира, чтобы поднимать себе настроение там внизу, в темноте.

— Забудь о Тартаре! — воскликнул Аполлон. — Отдай мне лиру, и мы будем квиты.

— Хм, — протянул Гермес. — И ты мне отдашь оставшихся коров?

— Что?! — взревел Аполлон.

Гермес сыграл новую мелодию, столь же восхитительную, как солнечный дождь, льющийся сквозь листву деревьев.

— Да, хорошо! — поспешно сказал Аполлон. — Можешь оставить себе коров. Только отдай мне лиру.

— Отлично! — И Гермес бросил ему инструмент.

Затем бог-малыш вытащил из люльки двойную флейту, которую решил назвать сирингой. Когда он заиграл на ней, у Аполлона отвисла челюсть.

— Только не говори, что ты изобрел и это!

— М-м? — Гермес прервался. — А, да. Выдалась свободная минутка после ужина. Кстати, она тоже продается… за достойную плату.

Гермес исполнил кое-что из Моцарта и «One Direction», после чего Аполлон вскричал:

— Она должна быть моей! Девчонки от нее с ума сойдут! Я дам тебе… Слушай, у меня дома есть кое-какие волшебные штуки, которыми я не пользуюсь: жезл глашатая, летающие сандалии и меч. Можешь забрать их все!

Гермес обдумал предложение.

— Добавь к ним умение прорицать, и я согласен.

Аполлон нахмурился.

— Не получится. Прорицание — это моя прерогатива. Но давай поступим так: я наделю тебя способностью предсказывать будущее по костям. Ничего сверхъестественного, но на вечеринках ты будешь иметь успех, да и денег заработаешь.

— По рукам.

— По рукам!

И так Аполлон и Гермес стали хорошими друзьями. Аполлон начисто забыл о краже своих коров, и его совершенно не смутило, что Гермес обобрал его за какие-то лиру и сирингу. Гермес же обзавелся собственным стадом, что сделало его богом пастухов. Еще он получил крылатые сандалии, с которыми стал быстрее всех остальных богов. У него появился меч из адаманта и золота с таким острым лезвием, что им можно было разрубить практически все на свете. Ко всему прочему он стал обладателем жезла глашатаев — что-то вроде посоха, который служил знаком для смертных, что его владелец обладает дипломатическим иммунитетом, вот только жезл Гермеса был еще и волшебный. Обычный жезл глашатая обвит двумя белыми лентами, тогда как тот, что был у Гермеса, представлял собой двух свившихся живых змей. Он мог усыпить или разбудить любого, то есть оказался весьма полезной штукой в арсенале бога воров. Позже этот жезл назвали кадуцей — и да, я упомянул об этом специально, чтобы вам пришлось запоминать еще одно сложное слово.

Ах да, насчет того старика, Батта, что сдал Гермеса. Гермес вернулся к нему и обратил крестьянина в камень, и Батт остался стоять у дороги, проклиная ту ночь, когда ему попался на глаза этот тупой младенец-похититель скота.

Гермес вырос во взрослого мужчину (на что у него ушла всего пара дней, такие они, эти боги, сами понимаете). Но чаще всего он представал в образе совсем юного парня с темной копной кудрявых волос и только наметившимися усиками. Хотя, конечно, будучи богом, ему не составляло труда менять свою внешность.

Он стал посланником Зевса и иногда выполнял по указанию начальства весьма грязную работенку. И эту часть своих обязанностей Гермес любил больше всего!

Вот вам пример. Однажды Зевс влюбился в речную нимфу Ио. (Да, именно так ее и звали. «И» и «О». Видимо, она происходила из бедной семьи и родители не смогли себе позволить согласные.) Она была потрясающе красива, но Зевсу пришлось изрядно попотеть, зазывая ее на свидание. Ио постоянно пребывала в компании своих подружек-нимф, так что просто взять и похитить ее было нереально. Она игнорировала его послания. Он дарил ей цветы и конфеты, устраивал грандиозные бури, желая впечатлить ее, неделями увивался за ней, пока окончательно не потерял голову от любви.

Наконец она согласилась отправиться с ним в лес, и Зевс подумал про себя: «ДА!»

К несчастью, до Геры дошел слух о происходящем. Может, ей шепнула одна из нимф.

В общем, Зевс появился на полянке, где Ио ожидала его в своем лучшем сверкающем белом платье. Она улыбнулась и сказала: «Привет, красавчик».

Зевс едва не запрыгал от восторга, но стоило ему взять Ио за руку, как из леса раздался до ужаса знакомый голос:

— Зевс! — кричала Гера. — Где ты, подлый изменник?

Зевс взвизгнул и превратил Ио в первое, что ему взбрело в голову — в корову.

Не самая удачная идея превращать своих подружек в телочек. Прослеживается дурная закономерность из серии шоколад — вкусный, солнце — греет, Ио — корова! Хотя, может, это голос Геры вызвал в нем такую ассоциацию, ведь корова была ее священным животным.

Ну так вот, Гера в бешенстве выбежала на поляну, где обнаружила Зевса, как ни в чем не бывало вальяжно облокотившегося на огромную белую корову.

Гера прищурилась.

— Ты чем занимаешься?

— М-м? О, привет, дорогая! Ничем. Абсолютно ничем.

— Что это за корова?

— Корова? — казалось, Зевс только сейчас заметил, рядом с кем стоит. — О, эта корова? Не знаю. А что?

Гера так сильно сжала кулаки, что костяшки пальцев побелели.

— А то, что эта корова наверняка одна из твоих ловко замаскированных подружек!

— Ха-ха! Ну что ты, дорогая! Ты же знаешь, я никогда… Кхм. В общем, нет, конечно, нет.

— Тогда что она здесь делает?

По виску Зевса побежала капелька пота. Он запаниковал и неожиданно выдал:

— Это подарок! Для тебя!

— Подарок.

— Да, — Зевс попытался улыбнуться. — Ведь… коровы считаются твоими священными животными, так же? Я хотел сделать сюрприз. Но… э-э, если тебе не нравится, я могу вернуть ее в коровий магазин.

Гера подумала, что ни одна телочка не производит столько навоза, сколько булькает внутри Зевса. Но она решила поддержать игру.

— О, спасибо, любимый, — сказала она. — Какой чудесный подарок! Я заберу ее с собой прямо сейчас.

— Э-э… заберешь?

— Именно, — сухо подтвердила Гера и, призвав волшебную веревку, затянула ее вокруг шеи Ио. — Думаю, я отведу ее в мою священную рощу в Микенах, где она будет в безопасности и под неусыпной охраной. Как ее зовут?

— М-м… Ио.

— Пойдем, Ио. — Гера потянула корову и тихо запела: — Ио, Ио, идем мы в рощу с Ио.

Как только они скрылись, Зевс на чем свет стоит проклял собственную неудачу и принялся пинать камни и поджаривать молниями деревья.

— Я уже был так близко! — возмущался он. — Я должен вернуть эту корову! Надо подумать, вдруг у меня есть знакомый, специализирующийся на краже коров?..

Разумеется, он тут же позвал Гермеса.

Услышав, что от него требуется, Гермес усмехнулся.

— Никаких проблем, босс. Я проберусь в рощу и…

— Не все так просто, — предупредил Зевс. — Гера сказала, что корову будут охранять. И боюсь, она говорила всерьез. На нее сейчас работает один гигант, зовут Аргус.

Гермес нахмурился.

— И что? Я просто проберусь так, чтобы он не заметил, или убью его. У меня есть меч.

Зевс покачал головой.

— Он огромный, сильный и быстрый. В честной схватке тебе его не одолеть, даже с твоим мечом. А что касается того, чтобы остаться незамеченным… Без вариантов. У этого парня глаза на затылке и…

Гермес засмеялся.

— Смешное выражение.

— Это не выражение. Я имел в виду, что у него в буквальном смысле слова есть глаза на затылке. А еще на руках, ногах и вообще по всему телу. Сотня глаз.

— Гадость какая!

— И не говори. Но он никогда не спит и смотрит во все направления одновременно. Если его поставят охранять Ио…

Гермес почесал голову.

— Не переживайте, босс. Я что-нибудь придумаю.

И он улетел. Добравшись до священной рощи Геры, Гермес увидел привязанную к оливковому дереву Ио в образе белой коровы. А рядом с ней стоял тот самый гигант Аргус.

Как и описывал Зевс, Аргус был покрыт глазами, они подмигивали и стреляли туда-сюда, и от этого зрелища Гермеса даже слегка затошнило. В высоту Аргус достигал около десяти футов, и этого парня сделали охранником явно не за просто так. В руках он держал большую дубину с железными шипами на конце. Гермес подумал, были ли у Аргуса глаза и на ладонях, и если да, не зарабатывал ли он себе синяки под ними, таскаясь целыми днями с дубиной.

Гермес изменил облик, став простым смертным пастухом и превратив свой кадуцей в обычный деревянный посох, после чего, посвистывая, не спеша пошел по роще и изобразил глубочайшее удивление, заметив Аргуса.

— О, привет! — Гермес улыбнулся. — Боги, ты такой огромный!

Аргус моргнул несколько сотен раз. Он привык, что люди дразнят его из-за глаз, но этот пастух не выказал ни страха, ни отвращения. Гигант не знал, что и думать.

Гермес вытер лоб.

— Жарко сегодня, не находишь? Ничего, если я присяду и передохну?

И не дожидаясь разрешения, Гермес уютно устроился в траве, положив рядом свой жезл и незаметно для Аргуса запустив его магию. Кадуцей начал распространять вокруг себя волны сонливости, так что Аргус вскоре ощутил себя учеником на шестом уроке в жаркий день после плотного обеда.

«ЗАСЫПАЙ», — безмолвно увещевал кадуцей.

Но Аргус был крутым парнем с кучей глаз. Его растили и тренировали как раз для того, чтобы не спать. Гермес сообразил, что процесс затянется, а значит, ему нужно выиграть время.

— Ты не представляешь, что со мной сегодня было! — сказал он гиганту и достал из сумки кувшин с водой. — Присоединяйся, друг мой, и я расскажу тебе захватывающую историю! И буду счастлив поделиться с тобой этой холодной как лед водой!

Аргусу очень хотелось пить. Он простоял под палящим солнцем целый день, следя за этой тупой коровой, как приказала Гера. Но задание навевало смертную скуку.

И все же он был на службе, а потому покачал головой, показывая, что не может ответить на доброе предложение. Говорить он не решился, иначе ему пришлось бы продемонстрировать глаза внутри рта и на языке.

Но Гермес и не думал молчать. Будучи богом путешествий, он знал множество интересных историй. Ему были известны шутки со всего мира. А посланники обязаны обладать красноречием, так что Гермес умел привлечь внимание слушателей. Он развлек Аргуса последними слухами из жизни богов.

— Слышал как этот малый, Гермес, украл стадо Аполлона? — усмехнувшись, спросил Гермес, и поведал подробности той истории, говоря о себе в третьем лице.

Тем временем кадуцей продолжал испускать свою магию, насыщая воздух дремотой и уплотняя его подобно уютному одеялу.

Часа через полтора Аргус выронил дубину, сел рядом с Гермесом и принял протянутый кувшин с водой.

Гермес продолжал пичкать его шутками и байками, пока Аргус не проникся ощущением, что они знакомы всю жизнь.

«ЗАСЫПАЙ», — твердил кадуцей.

Еще через час веки Аргуса потяжелели. Гигант помнил, что он на службе, но никак не мог сообразить, в чем именно она заключалась. Его мысли сосредоточились на образах, рожденных из захватывающих историй Гермеса.

Наконец Гермес запел колыбельную.

— Ее пела мне мама, когда я был еще младенцем. — И он исполнил ту самую песню, что услышал в люльке в ночь своего рождения, о собаках Артемиды, лошадях Посейдона и коровах Аполлона.

Аргус клюнул носом раз, другой — бам. Все его глаза закрылись, и гигант захрапел.

Гермес все пел, затем очень медленно поднялся и обнажил меч. Подкравшись за спину Аргуса, он отрубил гиганту голову.

— Сладких снов! — весело сказал он. (Беру свои слова назад, Гермес все-таки был убийцей.)

Отвязав Ио, он доставил ее Зевсу.

Гера была вне себя, но у нее не имелось ни одного доказательства. Зевс же ликовал. Гермес получил неплохую премию к своему окладу. А бедная Ио… Когда Зевсу наскучило с ней встречаться, Гера вновь превратила ее в корову, только уже навсегда, и наслала на нее кусачих оводов, чтобы Ио не знала отдыха и была вынуждена постоянно бежать из одной страны в другую.

Как говорится, се ля корова! Во всяком случае, Гермес мог похвастаться хорошо проделанной работой.

ДИОНИС ЗАВОЕВЫВАЕТ МИР ОСВЕЖАЮЩИМИ НАПИТКАМИ

Я оставил этого парня напоследок, так как с него станется превратить меня в морскую свинку, скажи я о нем что-нибудь плохое. А по правде говоря, хорошего-то и сказать нечего.

Ну, была не была…

Помните, я рассказывал о царевне Семеле, которая оказалась уничтожена, будучи беременной от Зевса? Владыке небес еще пришлось спасать малыша, засунув его себе в правое бедро.

(Да-да, еще один скучнейший день из божественной жизни.)

Несколькими месяцами позже ребенок вырос настолько, что ему стало некомфортно в ноге Зевса, и его папа решил, что тот готов родиться. Зевс вскрыл швы, и — поразительно — ребенок появился на свет живым и здоровым.

Зевс закутал его в пеленки, но, не имея ни малейшего представления, как следует обращаться с младенцами, позвал Гермеса.

— Отнеси малыша в мир смертных, — сказал он. — Если я правильно помню, у Семелы была сестра. Найди ее, и пусть она растит малыша, пока он не повзрослеет.

— Будет сделано, босс, — Гермес взял младенца и внимательно его осмотрел. — А он бог, полубог или еще кто?

— Пока не знаю, — ответил Зевс. — Придется подождать, пока не станет ясно. В любом случае, менять ему пеленки я не собираюсь.

— Все понял. А как его зовут?

Малыш в этот момент заплакал и принялся кричать.

— Пока, — решил Зевс, — будем звать его Бахусом.

Гермес хмыкнул.

— Шумный? Мило.

— Еще кое-что: Гера будет его искать. Она не могла ему навредить, пока он был у меня в бедре, но она обязательно заметит исчезновение опухоли.

— Да уж, ту опухоль было сложно не заметить.

— Будет лучше, если тетя Бахуса будет первое время растить его как девочку. Может, это собьет Геру со следа.

Гермес нахмурился. Эта идея не показалась ему такой уж мудрой. Геру было не так легко провести, но еще он знал, что с начальством лучше не спорить.

— Понял, — сказал он. — Считайте, уже сделано.

Гермесу не составило труда разыскать тетю Ино и дядю Афаманта. Они согласились воспитывать Бахуса как собственного ребенка, а малыш рос по вполне человеческим меркам — никакой суперакселерации, свойственной богам. Все решили, что он, должно быть, был полубогом, но это лишь усилило страхи Зевса, что Гера попытается разорвать мальчика на кусочки.

Следуя наказу, Ино и Афамант одевали Бахуса в платьица, чтобы скрыть его истинный пол. Первые годы своей жизни бедный Бахус был совершенно сбит с толку. Он не понимал, почему его приемные родители наедине обращаются к нему в мужском роде, а на публике — в женском. Он даже решил, что это нормальное отношение ко всем детям.

Затем, когда ему исполнилось три года, Гера нанесла удар. Откуда-то ей стало известно, что ребенок выжил, и она, кипя жаждой мести, вылетела с Олимпа. К тому моменту, как об этом узнал Зевс, у него оставались в запасе всего какие-то секунды. Владыка небес успел превратить Бахуса в козла, и Гера его не заметила, но приемным родителям малыша повезло куда меньше. Увидев их, Гера наслала на них острую форму безумия.

Дядя Афамант решил, что его старший сын Леарх — олень, и убил его стрелой. А тетя Ино подумала, что их младшему сыну Меликерту срочно нужна горячая ванна — причем очень горячая, и она утопила его в раковине с кипятком. Когда Ино и Афамант поняли, что натворили, они в отчаянии бросились с обрыва в море навстречу смерти.

Ох, уж эта Гера… Как высоко она ценила семью…

Зевсу удалось вытащить Бахуса из эпицентра разборок и превратить его назад в ребенка, но пережитое сильно подкосило мальчика. Он узнал, что безумие может быть использовано как оружие и еще что козы — хорошие. (Они даже станут его священными животными.) А еще он понял, что одной одеждой скрыть свой истинный пол не получится. Позже он станет богом всех, кто сомневается, мужчина он или женщина, — уж Дионис знал об этом по своему опыту.

В общем, Зевсу пришлось искать новых приемных родителей. И вот же незадача: мало кто желал ими стать после того, что Гера устроила с Ино и Афамантом. Наконец Зевс отправился на гору Ниса на материковой Греции и убедил местных нимф взять Бахуса на воспитание. За это Зевс обещал им бессмертие, а от такого предложения сложно отказаться. Юного Бахуса стали называть «божественный сын Зевса, живущий на Нисе», что со временем укоротилось до Диос (бог) Нисы, пока не закрепилось в качестве его нового имени: Дионис, хотя и после его продолжали звать Бахус-шумный, особенно после того, как он наедался горошка или капусты. Согласен, последнюю подробность можно было и опустить.

Дионис рос на Нисе, воспитываемый нимфами — приемными мамами и сатирами — приемными папами. Сатиры вообще существа дикие и неугомонные (без обид, мои дорогие друзья-сатиры), так что неудивительно, что Дионис отличался неординарным поведением.

Иногда он играл со смертными детьми крестьян, живших неподалеку, и Дионис быстро прославился среди них своими волшебными фокусами с растениями. Он очень рано открыл в себе талант изготавливать напитки путем выжимания растений и отдельных их частей — веток, листьев, коры, корней — буквально всего. Кипарисовый сироп? Пожалуйста. Сок из фенхеля? На здоровье!

Дети постоянно подначивали его: «Спорим, ты не сможешь выжать сок из тех колючек!» А Дионис брал камень, давил им ветки, и из бедного кустика начинала течь золотистая жидкость. Дионис подставлял под нее чашки, добавлял воды, маленькие зонтики — и вуаля! — все налетаем на ледяную колючку с содовой!

Неплохое развлечение, вот только не все ранние рецепты Диониса оказались удачны. Сок из фенхеля, к примеру, популярностью не пользовался.

Как-то раз Дионис отправился в лес со своим лучшим другом, юным сатиром Ампелом, и там увидел оплетающую ветки вяза толстую лозу, где-то в футах двадцати от земли. Дионис замер, словно громом пораженный.

— Ты чего? — спросил Ампел.

— Та лоза наверху, — сказал Дионис, — что это за растение?

Ампел нахмурился. На его взгляд, лоза была как лоза, ничего особенного. Толстая и жесткая, с широкими зелеными листьями и без намека на фрукты или цветы.

— Ну, это точно не плющ. И не жимолость. Не знаю. Никогда не видел ничего подобного. Идем уже!

Но Дионис не мог оторвать от таинственной лозы взгляда. Что-то в ней притягивало его, что-то — как он чувствовал, — могущее изменить весь мир.

— Я должен взглянуть на нее поближе. — Дионис попытался взобраться по стволу вяза, но лазание по деревьям никак нельзя было назвать его сильной стороной. Он тут же сорвался и приземлился прямо на свою пятую точку.

Ампел расхохотался.

— Если это так для тебя важно, я достану ее для тебя. Оставь лазание сатирам.

Вдруг Диониса пронзил холодный ужас. Ему очень не хотелось, чтобы Ампел взбирался по дереву. Но одновременно с этим он страстно желал лозу.

— Будь осторожен, — наконец сказал он.

Ампел закатил глаза.

— Да я взбирался по деревьям намного выше этого!

Юный сатир с легкостью влез по стволу и вскоре уже прыгал по веткам.

— Проще простого!

Он распутал лозу и спустил конец Дионису наподобие веревки.

— Взял?

Дионис схватился за шершавый стебель.

Дальнейшее покрыто завесой тайны. Возможно, Дионис слишком сильно дернул за лозу. Или Ампел наклонился слишком сильно. Как бы то ни было, сатир потерял равновесие и сорвался, запутавшись в лозе.

Двадцать футов — не такая уж большая высота, но и ее оказалось достаточно. Ампел с тошнотворным хрустом ударился головой о камень.

Дионис в ужасе взвыл и обнял друга, но глаза юного сатира уже погасли. Он не дышал. Кровь склеила его волосы и запятнала листья лозы.

Ампел умер.

Дионис зарыдал. Не захоти он эту дурацкую лозу, его друг все еще был бы жив. Печаль смешалась с яростью. Он с бешеным блеском в глазах посмотрел на кровь сатира на зеленых листьях и рявкнул:

— Ты заплатишь за это, лоза! За мою горькую потерю ты будешь плодоносить сладчайшими ягодами! ПЛОДОНОСИ!

Лоза задрожала. Тело Ампела обратилось в туман, а его кровь впиталась в стебель, и из него стрельнули тонкие веточки с горстками ягод, которые тут же стали темно-красными.

Дионис создал первую виноградную лозу.

Он вытер слезы. Смерть друга не должна была быть напрасной. Он обязан был найти применение новому растению.

Ягоды выглядели очень сочными, и Дионис сорвал несколько гроздей, после чего отнес их к речке неподалеку и, найдя два подходящих плоских камня, раздавил между ними ягоды. Так Дионис изобрел первый в мире виноградный пресс.

После Дионис собрал получившийся сок в чашку, с которой никогда не расставался, подставил ее под солнечные лучи и запустил свою магию, заставив сок в чаше бродить, пока он не превратился в… нечто иное. Нечто новое.

Он сделал пробный глоток, и его вкусовые сосочки на языке едва не взорвались.

— Хорошо получилось! — объявил он.

Дионис назвал свое творение вином. Наполнив фляжку, он в тоске обернулся в последний раз на то место, где умер Ампел. Из земли на сумасшедшей скорости вырастали виноградные лозы, они оплетали деревья, пышно цвели и тут же плодоносили новыми сочными гроздьями.

Дионис удовлетворенно кивнул. Если пойдет так, как он задумал, весь мир оплетут виноградные лозы на вечную память Ампела.

Он вернулся в пещеру на Нисе и продемонстрировал свое открытие одной из своих приемных мам, нимфе Амброзии. (Да, ее назвали в честь пищи богов. Понятия не имею почему. Но то было куда лучше какой-нибудь Печеньки или Крекеры.)

Амброзия отпила вина, и ее глаза пораженно расширились.

— Это невероятно вкусно! А где Ампел?

— О… — Дионис повесил голову. — Он умер, упал с дерева.

— Ужасно! — Амброзия сделала еще глоток. — Но эта штука — просто потрясающая!

Вскоре она поделилась вином со всеми своими подругами-нимфами. Подоспели сатиры, решившие узнать, из-за чего стоит такое хихиканье. Прошло совсем немного времени, и всю гору охватила мощная вечеринка с плясками, песнями, кострами и огромным количеством вина. Дионис, не останавливаясь, производил напиток и пускал его по рядам. Он просто не мог отказать неиссякаемому потоку просьб. Наконец он обучил виноделию сатиров и нимф, и к концу ночи все жители горы стали настоящими экспертами в производстве вин.

Сатиры очень быстро обнаружили, что от слишком больших возлияний вина они пьянеют, то есть не могут ясно мыслить, четко видеть и идти по прямой. Странно, но открытие их развеселило, и они продолжили пить.

Один из сатиров постарше, Силен, приобнял Диониса рукой.

— Да ты, сир, бог! Нет, серьезно! Бог… как, говоришь, ты назвал эту штуку?

— Вино, — ответил Дионис.

— Бог вина! — икнул Силен. — А еще есть?

А теперь, детишки, пришла пора еще раз напомнить вам, что вино — для взрослых! На вкус оно настоящая гадость и может серьезно испоганить вам жизнь. Даже не приближайтесь к нему, пока вам не исполнится минимум сорок лет!

«Но Перси! — взвинченно воскликнете вы (взвинченно — уловили?), — по твоим словам выходит, что сатиры веселились от вина!»

Может, и так, детишки. Но сатиры подчас те еще тупицы. (И вновь, без обид, старик Гроувер.) Плюс вы не видели этих же сатиров следующим утром, когда они, держась за раскалывающиеся рогатые головы, брели, покачиваясь, в сторону леса, чтобы вывернуться наизнанку.

Все же нимфы и сатиры остались в восторге от изобретения Диониса и решили, что тот, должно быть, был богом. Вот как сильно зацепило их его открытие.

Вы же, наверное, полагаете… Ну да, вино. Подумаешь. Как по нему можно было судить о божественности Диониса? Если я, к примеру, изобрету салат с тунцом, меня что, тоже нарекут богом?

Но дело было в том, что вино стало настоящим переворотом в производстве напитков.

Нет, конечно, люди и до него пили воду, вот только вода могла тебя убить. Особенно в городах, где в ней буквально кишели бактерии и другие отходы жизнедеятельности… Ну, не будем углубляться. Скажем так, вода была той еще гадостью. В то время еще никто не успел изобрести газировку в банках, да что там, никто еще о чае и кофе не слышал, так что выбирать приходилось между водой и молоком. Но и с молоком стоило поторопиться, пока оно не испортилось, холодильников же тоже не было.

И тут появился Дионис со своим вином, которое не портилось, пока ты хранил его в запечатанных емкостях. Иногда его вкус даже улучшался с годами. Его можно было разбавить водой, снизив крепость, но алкоголь все равно убивал микробы и прочих мелких вредителей, так что пить его было куда безопаснее, чем просто воду. Можно было экспериментировать со вкусом, добавляя для сладости мед или добиваясь новых оттенков, используя разные сорта винограда.

В общем, вино стало главным напитком Древней Греции.

Но и это еще не все. Вино в малых количествах расслабляет, в больших — заставляет тебя хихикать и вести себя как безумный. Некоторые утверждают, что в состоянии опьянения они видят богов. (Опять-таки: даже не пытайтесь повторить это дома. Греческих богов вы не увидите, зато можете в подробностях рассмотреть собственный унитаз, когда вас будет в него тошнить.)

Слухи о новом напитке быстро распространились. Нимфы и сатиры с горы Ниса отправились по округе, рассказывая всем, кто соглашался их выслушать, о крутости вина и боге, что его изобрел, Дионисе. Они разбивали на обочинах дорог дегустационные палатки, предлагали наборы для начинающих виноделов, включающие горшочек с виноградной лозой, инструкцией по строительству винного пресса и доступ к бесплатной горячей линии службы поддержки.

Дионис стал знаменитым. Даже обычные смертные стали каждую ночь собираться на Нисе на очередную сумасшедшую вечеринку, где они много пили и буянили, но одним развлечением дело не заканчивалось. Последователи Диониса объявили себя приверженцами новой религии и стали называть себя вакханы — почитатели Вакха (как по-другому звали Бахуса), и для них вечеринки были своего рода хождением в церковь. Они верили, что так становятся ближе к богам, ведь Дионису было судьбой уготовано стать одним из двенадцати олимпийцев.

Как ко всему этому относился сам Дионис?

Его пробивала нервная дрожь. Он был все еще очень юн и неопытен и не знал, являлся ли он на самом деле богом или нет. С другой стороны, он был счастлив видеть, как люди радуются его новому напитку. А распространяя знание о вине, Дионис решил, что делает благое дело для всего мира, и это облегчало боль после всех выпавших ему испытаний — смерти матери еще до его рождения, насланного Герой на его приемных родителей безумия и, разумеется, гибели его лучшего друга Ампела.

И вот каким-то днем его окружили последователи и предложили:

— Пора переходить на новый уровень! — заявил один из сатиров. — Нужно отправиться в ближайший крупный город и привлечь на нашу сторону местного царя! Ты можешь предложить им стать их богом-покровителем. Они построят для тебя храм, и слава о тебе широко разойдется!

Ближайшим царем оказался Ликург, управляющий городом у подножия горы Ниса. Сатиры решили начать с него, поддержать местного производителя и все прочее.

Дионис не был уверен, что готов для выхода в свет, но его почитатели кипели энтузиазмом. Ответа «нет» они бы ни за что не приняли.

— Это отличная идея! — заверили они его.

Но вскоре Дионис узнает, что идея эта была кошмарная.

Ликург был тем еще отъявленным злодеем.

Он обожал сечь кнутом беспомощных животных — собак, лошадей, хомяков, да вообще всех, кто оказывался у него на пути. Он даже приказал сделать ему для этого особый хлыст — десять футов черной кожи, перевитой железной «колючкой» и усыпанной осколками стекла.

Если поблизости не было хомячков, он сек своих слуг. А иногда, исключительно ради забавы, он бил и посетителей, пришедших к нему с какой-то просьбой.

— Мой повелитель — ай-яй-яй! Мой сосед убил мою лошадь — ой-ёй-ёй! Я хочу потребовать компенсации… Ай-яй-яй! Ой-ёй-ёй!

Посещения никогда не затягивались.

Но Дионис и его последователи не имели о том ни малейшего понятия. Все свое время они проводили в вечеринках на горе, так что в город они спустились веселым парадом, раздавали встречным виноград, лозы и стаканы с вином, били в цимбалы, пели песни и врезались в прохожих. Дионис заметил мрачное выражение лиц горожан. Почти на всех можно было разглядеть шрамы от кнута. Дионису это очень не понравилось, но его почитатели уже объявили его богом, распевали хвалебные песни и кружили вокруг него в танце. Они одели его в дорогущие пурпурные одежды и водрузили ему на голову корону из плюща. Ему полагалось вести себя как новый олимпиец, мастер вина и глава вечеринок. Попробуй он сбежать — и впечатление наверняка смажется.

Они добрались до царской резиденции.

Ликургу нечасто приходилось встречать в своем дворце развеселую толпу из сотен сатиров и нимф, так что на несколько секунд он в растерянности окаменел.

Дионис подошел к трону, мысленно повторяя заготовленную речь.

— Царь Ликург, — сказал он. — Я Дионис, бог вина, а это мои последователи.

Царь молча уставился на него. На вид этому парню было около четырнадцати-пятнадцати, черные длинные волосы и симпатичные — чуть ли не девичьи, как подумалось Ликургу, — черты лица.

— Ты бог, — сухо сказал царь. — Ясно. А что такое это твое вино?

Последователи Диониса салютовали поднятыми чашами. Кое-кто выставил у трона горшки с виноградными лозами и бутылки с вином.

— Вино — это новый напиток, — пояснил Дионис. — Но это больше, чем просто напиток. Это начало новой религии!

Дионис пустился в объяснения других полезных свойств вина, но Ликург поднял руку, призывая его замолчать.

— Зачем ты пришел? — спросил он. — Чего ты от меня хочешь?

— Мы всего лишь хотим поделиться нашим знанием о вине, — ответил Дионис. — Если ты разрешишь своим людям изучить искусство выращивания винограда и виноделия, твое царство будет процветать. А еще я могу стать богом-покровителем твоего города. Я прошу лишь одного: построить мне храм.

Губы Ликурга дрогнули. Прошло так много времени с тех пор, когда его в последний раз душил смех.

— Храм, значит. И все?

Дионис неуютно переступил с ноги на ногу.

— Э-э… Да.

— Ты знаешь, юный бог, а ведь я тоже кое-что изобрел. Не соблаговолишь оценить? Я назвал это новым и усовершенствованным кнутом. Он очень полезен, когда я хочу избавиться от ЛЮДЕЙ, БЕЗДАРНО ТРАТЯЩИХ МОЕ ВРЕМЯ!

И царь Ликург принялся сечь всех подряд, кто бы ни попался ему на глаза. А с кнутом он умел обращаться мастерски.

Последователи Диониса бросились врассыпную. Они не ожидали нападения, а виноград и стаканы никак не походили на щиты. На многих были простые туники, так что кнут оставлял после себя серьезные раны. Приемная мать Диониса Амброзия получила удар прямо в лицо и упала мертвая к ногам сына.

— НЕ-Е-ЕТ! — взвыл Дионис.

Дворцовые стражники подступили со всех сторон, окружая и заковывая в кандалы сатиров и нимф.

Дионис бежал, преследуемый стражей. Его почти поймали, но в последний момент он успел спрыгнуть с балкона в море, где ему на помощь тут же пришла нереида Фетида. Она позволила Дионису дышать под водой и перевязала его раны, пока они, затаившись, ждали, когда царские стражники оставят поиски.

Дионис горько рыдал в объятиях морской нимфы.

— Фетида, ничего у меня не получается толкового! Все мои близкие погибают либо страдают за свою веру в меня!

Фетида успокаивающе погладила его по волосам.

— Не сдавайся, Дионис. Ты станешь богом, и ты не можешь допустить, чтобы завистливые смертные преградили тебе путь. Возвращайся к Ликургу и преподай ему урок за его неуважение.

— Но у него кнут!

— У тебя есть свое оружие.

Дионис обдумал ее слова. В его желудке вспыхнуло пламя, как после первого глотка вина.

— Ты права. Спасибо, Фетида.

— Иди и покажи им, чемпион.

Дионис решительной походкой вышел из моря и направился прямиком во дворец Ликурга.

Можно ли считать, что именно в этот момент Дионис из полубога стал полноценным богом? Никто точно не знает. Его эволюция была постепенной, но в нем определенно прибавлялось сил по мере роста количества последователей, а, думаю, когда он решил открыто выступить против Ликурга, его вера в себя стала такой же крепкой, как вера в него вакханов.

Царь Ликург восседал на троне и говорил со своим старшим сыном царевичем Дриантом, который только что вернулся во дворец и хотел узнать, откуда взялись на полу кучи трупов нимф и сатиров.

Дионис, весь мокрый и со стальным блеском в глазах, с шумом ворвался в тронный зал.

Ликурга это его появление удивило даже больше, чем первое.

— Опять ты? — спросил царь. — Все твои последователи либо мертвы, либо в темнице. Хочешь к ним присоединиться?

— Ты немедленно отпустишь моих последователей, — заявил Дионис.

Ликург расхохотался.

— Или что?

— Или все твои земли превратятся в пустошь. Виноград перестанет расти. Деревья лишатся плодов. Ни одно растение не зацветет.

— Ха! И это все?

— Нет, — холодно ответил Дионис. — Еще тебя поразит безумие. Ты отказываешься?

— Отказываюсь! — ухмыльнулся Ликург. — Так что, где оно, твое безумие… А-а!

Ликурга скрутила боль. Затем он резко выпрямился и завизжал фальцетом.

Испуганный Дриант схватил отца за руку.

— Папа! Ты в порядке?

Ликург посмотрел на царевича, но увидел лишь столб извивающихся виноградных лоз. Царь в ужасе отпрянул.

— Виноград! Он повсюду! Виноград захватывает дворец!

Ликург вырвал из рук ближайшего стражника лабрис и ударил по лозам.

— Отец! — взвыли те.

— Умри, виноград! — Ликург бил и кромсал, пока крики не прекратились. Вокруг его ног лежали обломки шершавых стеблей.

И тут зрение царя прояснилось, и он увидел, что натворил. В горе Ликург зарыдал и упал на колени, а кровь его сына блестела на лабрисе в его руках.

Если Дионис и сожалел о случившемся, он этого не показал. В конце концов, это Гера продемонстрировала ему, как использовать безумие для наказания врагов. Дионис учился у лучших.

— Ликург, такова цена твоего высокомерия, — сказал бог вина. — Пока ты не освободишь моих последователей и не признаешь меня богом, все твое царство будет страдать.

— Убить его! — взревел царь.

Стражники бросились в атаку, но Дионису хватило одного взгляда, чтобы заставить их попятиться. Они ясно видели кипящие в его глазах силу и божественную ярость.

— Ваш царь никогда не преклонит передо мной колени, — сказал им Дионис. — И ваши земли будут страдать от этого, если только его… не свергнут. Подумайте над этим.

И Дионис покинул дворец.

В последующие несколько дней все крестьянские поля и сады погибли, растения высохли, фрукты сгнили, хлеб покрылся плесенью. Вода в колодцах стала горячей и запенилась. Нигде и ничего не росло. Горожане не могли прокормить семьи.

Наконец, промучившись две недели, царские стражники ворвались во дворец и схватили Ликурга. Никто не протестовал. Царя вообще не особо любили. Стражники вытащили его, лягающегося и кричащего, на городскую площадь, привязали его руки и ноги к четырем лошадям, после чего хлопнули их по крупам, пуская одновременно в четыре разные стороны.

О да. Смерть царя была кровавой.

Горожане освободили последователей Диониса, и тут же растения вновь стали расти, цветы — распускаться, а стены дворца увили виноградные лозы, отяжелевшие от сочных гроздей.

Местные жители научились делать вино и приступили к строительству первого храма Диониса. Так Дионис выиграл свою первую битву.

После чего он решил отправиться в путь и, собрав своих последователей, начал Великий Мировой Поход Диониса по Распространению Безумия и Дегустации Вин. (Мистер Ди в этом никогда не признается, но у него в шкафу до сих пор хранится ящик с нераспроданными футболками с той кампании — все размера «S».)

Какие-то города принимали Диониса и его армию пьяных вакханов без боя. В таких случаях всем грело солнышко и на лицах цвели улыбки. Город получал бесплатное вино и знание, как его производить. Вакханы устраивали громкую вечеринку, где все восхваляли Диониса, а уже на следующее утро толпа уходила, оставив после себя горы разбитых кубков, сломанных колпаков и мучающихся похмельем горожан.

Но далеко не все были в восторге от нового бога и его последователей. Так, царь Фив Пенфей глубоко сомневался в божественности Диониса, а его армия казалась ему угрожающим и практически неподдающимся контролю сборищем пьяниц. Но Пенфей был в курсе случившегося с Ликургом, так что во время визита Диониса он решил не показывать своих истинных чувств.

— Дай мне немного времени на обдумывание твоего предложения, — попросил царь.

Дионис кивнул.

— Без проблем. Мы пока остановимся в восточных лесах на ночную пирушку. Я бы пригласил тебя присоединиться, но… — Бог загадочно улыбнулся. — Вход на мои пирушки закрыт для неверующих. Но поверь, ты пропустишь классную вечеринку! Мы вернемся завтра за ответом.

И его армия мирно покинула дворец и разбила лагерь в лесах.

Царя Пенфея охватило любопытство. Что имел в виду этот новый бог? Вдруг у него есть какое-нибудь секретное оружие? Почему на его пиры не пускали посторонних?

Царские шпионы доложили, что многие горожане признали Диониса богом, даже не дожидаясь официального решения своего правителя, и сотни их планировали ночью втайне покинуть город и присоединиться к готовящейся вечеринке в лесу.

— Я должен разузнать все об этой новой угрозе, — пробурчал Пенфей. — И я не могу доверять сообщениям через вторые руки. Слишком много моих людей успели поверить в этого нового бога! Мне стоит отправиться в лагерь Диониса и самому все разузнать.

Стражники пытались отговорить его от этой затеи, но царь и слушать не стал. Облачившись в черный костюм ниндзя и замазав лицо жиром с пеплом, он незамеченным выскользнул из города. Добравшись до лагеря Диониса, Пенфей взобрался на дерево и с восторгом и ужасом уставился на открывшуюся перед ним картину.

По мере продвижения по Греции вакханы освоили совершенно новые уровни буйства на своих вечеринках. Кое-кто из смертных, нимф и сатиров без остановки заливались вином и слушали музыку. Другие устраивали комические представления, так как Дионис успел к тому времени стать богом — покровителем театра.

Но большинство с головой уходили в настоящие безумства. Они сооружали огромные костры и, забавляясь, прыгали через них. Другие, уже опьянев, устраивали смертельные бои без правил. Были и такие, кто… ладно, оставлю вашему воображению свободу дорисовать картинку. Лично я никогда не принимал участие в вечеринках Мистера Ди, в противном случае мать живо бы меня закопала. Но там определенно творились несусветные вещи.

Костяк последователей Диониса составляла группа нимф, прозванных менадами. Во время пирушек они доходили до такого состояния, что переставали чувствовать боль и полностью теряли самоконтроль. Творили все, что только в головы взбредало. Находясь с ними в непосредственной близости, стоило держать ухо востро, так как их настроение могло в течение доли секунды переключаться с эйфории на ярость и обратно. А с их мощью и злобой… Представьте тридцать пьяных Халк-девушек с острыми как бритва ногтями — ну, вы поняли идею. Они были чем-то вроде телохранительниц Диониса, а заодно и основной ударной частью, так что никто более не смел высечь бога.

В ту ночь они танцевали вокруг сидящего на самодельном деревянном троне Диониса, попивающего вино и провозглашающего тосты. На нем был его обычный наряд — пурпурные одежды и венок из дубовых листьев. В качестве символа власти он держал в руке особый скипетр тирс, увенчанный шишкой пинии и увитый виноградными лозами. Вам может показаться, что это оружие так себе, но вы просто никогда не получали шишкой по голове.

В общем, какое-то время Пенфей понаблюдал за всем этим с дерева и начал понимать, что этот новый бог Дионис на самом деле куда могущественнее, чем он думал. В толпе танцующих были сотни подданных царя. Тут он заметил болтающую с сатирами у костра пожилую женщину, и у него в голове зашумело.

— Мама? — пробормотал он.

Он произнес это совсем не громко, но бог каким-то образом почувствовал его присутствие. На другом конце поляны Дионис неторопливо встал, осушил свой кубок с вином и направился прямо к дереву. Пенфей не смел пошевелиться, он понимал: даже попытайся он сбежать, ничего бы не вышло.

Дионис подпрыгнул и ухватился за толстую ветку. Никакой человек не смог бы согнуть ее, но ему это удалось с легкостью. Царь Пенфей стал виден как на ладони.

Музыка тут же стихла. Сотни вакханов уставились на шпиона на дереве.

— Вы только посмотрите, — сказал Дионис. — Сам царь нарушил наше уединение и пытается выведать наши тайные ритуалы. — Он повернулся к менадам и остальным пирующим. — А что мы делаем с нарушителями, друзья мои? Давайте ему покажем!

Толпа хлынула к дереву, сдернула с него Пенфея и в буквальном смысле слов растерзала его на куски. Даже родная мать царя на пике единения с вакханами присоединилась к веселью.

Вот так вот… вино, музыка, танцы и жестокие убийства время от времени. Дионис определенно знал, как устроить шоу.

После этого случая немногие города решались ему противостоять. Дионис столкнулся с небольшим недовольством в Афинах, но после долгих переговоров (параллельно он свел с ума многих горожанок) город встретил его с распростертыми объятиями и устроил в его честь ежегодный фестиваль. Дионис побывал даже в Египте и Сирии, распространяя доброе слово о вине. Да, его путешествие не обошлось без проблем, но если я начну рассказывать о каждом случае, когда Дионис насылал на очередного царя безумие или свежевал его заживо, мы застрянем тут на целый день. Его жизнь — это бесконечная цепочка развлечений.

Гера предприняла последнюю попытку уничтожить его, и ей это почти удалось. Она разделила Диониса и его армию и свела его с ума, но в итоге все наладилось: Дионис поехал на говорящем осле к оракулу в Додоне, где Зевс его вылечил. (Долгая история, и даже не спрашивайте меня, откуда он взял говорящего осла.)

А однажды Дионис женился. Но случилось это только потому, что его взяли в плен пираты.

Ночью ранее вакханы устроили на побережье Италии вечеринку с особым размахом. Следующим утром Дионис проснулся с раскалывающейся головой и, пока остальные еще спали, отправился на берег по нужде.

(Да, разумеется, боги ходят по нужде. Ну… во всяком случае, я так думаю… Знаете что? Не будем заострять на этом внимание.)

Так или иначе, ему правда надо было отойти. Так он и стоял, занимаясь своими делами, и бездумно смотрел на океан. Тут на горизонте показался корабль. Он все приближался, и вот уже наверху его мачты стало можно разглядеть трепыхающийся на ветру черный флаг. На глазах Диониса корабль опустил якорь, и вскоре к берегу причалила лодка, откуда вылезли с дюжину страшных мужиков, направившихся прямо к богу.

— Ррра-а-ар! — произнес один, обнажая меч.

Дионис приветливо улыбнулся.

— Поверить не могу! Вы, наверное, пираты?

Дионис слышал о пиратах, но никогда их до того не встречал. Его охватил нешуточный восторг.

Пираты переглянулись, растерявшись на мгновение.

— Да, сухопутная крыса, — сказал тот, что был с мечом. — Я капитан этих морских волков. А ты явно какой-то богатенький царевич, так что мы берем тебя в заложники!

(Заметка самому себе: перед публикацией обязательно отдать рукопись кому-нибудь на проверку пиратского жаргона. Прошло много времени с тех пор, когда я в последний раз смотрел «Пиратов Карибского моря».)

Дионис обрадованно захлопал в ладоши.

— О, это потрясающе! — он покосился в сторону песчаных дюн. — Моя армия еще спит, так что, думаю, я смогу выделить вам пару часов.

При упоминании армии капитан прищурился, но за высокими дюнами ничего не было видно, поэтому он решил, что царевич, скорее всего, блефует. Но Дионис определенно выглядел богатым юнцом. Бедные не носили пурпурных одежд и корон из дубовых листьев. Еще у них не было ухоженных рук с аккуратным маникюром, длинных блестящих черных волос и здоровых зубов. И вообще, капитан еще никогда не видел парня такой красоты.

— Шевели ластами! — приказал он. — В лодку!

— Есть! — Дионис поспешил в лодку. — А вы мне покажете свой корабль? Можно мне прогуляться по палубе?

Пираты подняли Диониса на борт и уплыли. Они пытались его связать, но веревки по какой-то загадочной причине просто спадали с него, сколько бы они ни старались.

Капитан спросил Диониса об отце, намереваясь назначить ему большой выкуп.

— М-м? — изучая паруса, промычал Дионис. — А, мой отец — Зевс.

Пиратам стало очень не по себе.

Наконец штурман не выдержал:

— Разве вы не видите, что он бог?! В смысле, ни один смертный не может быть столь… красив.

— Спасибо! — ослепительно улыбнулся Дионис. — Мой секрет прост: вино каждый день и вечеринки без конца!

Штурман нахмурился.

— Мы должны отвезти его назад. Это все плохо закончится.

— Плевать! — взревел капитан. — Он наш пленник и останется с нами!

— Ребят, я вас обожаю! — проникновенно сказал Дионис. — Но все эти восторги изрядно меня утомили. Ничего, если я ненадолго вздремну? А потом мы сможем отдраить палубу или еще что-нибудь.

Дионис свернулся калачиком на куче тросов и захрапел.

Так как связать они его не могли, пираты оставили его в покое. Когда он наконец проснулся, солнце было уже высоко.

— Ох, ребят, — Дионис встал и протер глаза. — Уже поздно. Моя армия будет беспокоиться. Вы не могли бы вернуться?

— Вернуться? — капитан расхохотался. — Ты наш пленник! А раз ты не желаешь говорить, кто твой настоящий отец, мы отвезем тебя на Крит и продадим в рабство!

Дионису уже наскучила игра в пиратов. Плюс у него всегда было плохое настроение после пробуждения.

— Я сказал, мой отец — Зевс. А теперь — поворачивайте корабль.

— Или что? — спросил капитан. — Ты зачаруешь меня своей красотой до смерти?

Корабль задрожал. Из досок палубы вырвались виноградные лозы и оплели мачту. Пираты в тревоге заорали, когда лозы покрыли паруса и перекладины под их напором затрещали. Команда, оскальзываясь на гроздьях винограда, стала в панике разбегаться кто куда.

— А ну успокоились! — крикнул капитан. — Это просто растения! — После чего он повернулся к Дионису и рявкнул: — От тебя больше проблем, чем пользы, царевич! Пришло время умереть!

И капитан замахнулся мечом.

Дионис еще никогда не пробовал менять облик, и эта открывшаяся возможность восхитила его. Что же касается капитана, тот вдруг, к немалому своему удивлению, оказался нос к носу с пятисотфутовым белым медведем.

Медведь Дионис заревел, и капитан, выронив меч, бросился наутек, но тут же поскользнулся на винограде. Остальные члены команды рванули на нос корабля, но оттуда на них зарычал огромный призрачный тигр, припавший на передние лапы, готовясь к прыжку. То была всего лишь иллюзия, но пираты были в ужасе. В какую бы сторону они ни направились, их ждал там очередной созданный Дионисом фантомный хищник — лев, леопард, рогатый заяц и прочие.

В конце концов пираты повыпрыгивали за борт. Дионис решил, что туда им и дорога, и превратил их в дельфинов, и они уплыли прочь. Если вам когда-нибудь встретится дельфин с повязкой на глазу и стрекочущий: «Карамба!» — не удивляйтесь.

На корабле остался лишь штурман, который стоял у руля и был слишком напуган, чтобы пошевелиться.

Дионис улыбнулся ему.

— Ты единственный признал во мне бога. Ты мне нравишься!

Штурман издал сдавленный писк.

— Ты можешь доставить меня назад, пожалуйста? — спросил Дионис.

— М-м-мой господин, — пролепетал штурман. — Я бы с удовольствием, но без команды я не могу управлять кораблем. И эти лозы на парусах…

— Ой, точно, — Дионис почесал голову. — Мне жаль.

Бог осмотрел морскую гладь и заметил где-то в миле к востоку маленький остров.

— А как насчет туда?

— Э-э, это, должно быть, Наксос, мой господин, и я бы…

— Отлично. Сможешь высадить меня там? Оттуда я уже как-нибудь сам вернусь к своей армии.

Так Дионис оказался на острове Наксос, где жила лишь одна прекрасная девушка, которую бог вина увидел в лесу, сидящей у родника и горько плачущей.

Она казалась такой печальной, что Дионис невольно сел рядышком и взял ее за руку.

— Дорогая, что с тобой произошло?

Она даже не удивилась, будто ей уже было абсолютно все равно.

— Мой… мой парень меня бросил, — ответила она.

Сердце Диониса завернулось в баранку. Несмотря на красные и опухшие глаза и спутанные волосы, девушка была ошеломляюще прекрасна.

— Разве найдется на свете идиот, который решит тебя бросить? — поразился Дионис.

— Его… его зовут Тесей, — ответила девушка. — А я, кстати, царевна Ариадна.

И она поведала Дионису свою грустную историю: как она помогла красавчику Тесею сбежать из знаменитого Лабиринта ее отца, где Тесей убил Минотавра и т. д. Это тоже совсем другая история. В общем, когда все закончилось, Тесей обещал забрать Ариадну с собой в Афины, а по пути они остановились на Наксосе, чтобы пополнить запасы воды, и здесь он бросил ее и уплыл.

А вы еще думали, что расставание по эсэмэскам — вот это низость.

Дионис был вне себя. Если бы Тесей был где-нибудь неподалеку, бог бы точно превратил его в гроздь винограда и с удовольствием ее растоптал.

Бог успокоил Ариадну, призвал вино и еду, и они разговорились. Дионис был хорошим собеседником. Вскоре Ариадна начала улыбаться, а слушая рассказ о пиратах, она даже смеялась. (Видимо, у нее было то еще своеобразное чувство юмора.)

Очень быстро эти двое влюбились.

— Я заберу тебя с собой, дорогая, — обещал ей Дионис. — Я никогда тебя не покину. Как только я займу свой трон на Олимпе, ты станешь моей царицей на веки вечные.

И Дионис сдержал слово. Он женился на Ариадне, а когда его наконец признали богом и он стал двенадцатым олимпийцем, Дионис наделил Ариадну бессмертием. Нет, разумеется, у него иногда случались интрижки со смертными. Он ведь был богом, что поделать. Но согласно преданиям греков, они жили долго и счастливо.

Последним великим приключением Диониса в мире смертных до того, как он стал полноправным богом, было его решение о вторжении в Индию.

Почему?

А почему бы и нет?

К тому моменту он уже обошел все Средиземноморье, побывал в Египте и Сирии, но каждая попытка распространить знание о вине дальше на восток встречала яростное сопротивление со стороны местных. Может, это оттого, что в Месопотамии изобрели пиво и они не хотели конкуренции.

Ну так вот, он решился на последний рывок по завоеванию доли рынка. По тогдашнему мнению греков, Индия находилась практически на краю света, и Дионис подумал отправиться именно туда, завоевать страну, обучить местных виноделию и вернуться домой, предпочтительно не опоздав к ужину.

К нему в этом пьяном походе примкнули тысячи желающих. Кто-то рассказывает, будто сам Геркулес был в их числе, и они с Дионисом по пути устраивали соревнования по выпивке. Другие утверждают, будто сыновья-близнецы Гефеста, Кабиры, отправились в бой на механической колеснице и показали себя бравыми воинами. Правда, пару раз их бравада немного зашкаливала и они оказывались окружены, и тогда Гефесту лично приходилось спускаться, разгонять врагов своим божественным огнеметом и уносить своих отпрысков в безопасное место.

Дионис ехал во главе армии на золотой колеснице, ведомой двумя кентаврами. В Сирии много городов сдались. Пьяная армия добралась до Евфрата и начала строить через него мост — еще никогда греки так далеко не заходили.

Того моста больше нет. А вы что ожидали? Его построила кучка пьяниц. Едва ли он и неделю простоял.

Все шло прекрасно — пока они не достигли Индии. Эти индийцы знали толк в войне. У них была своя магия, свои боги и тонна секретного оружия. Их святые, брахманы, посиживали себе на поле боя, все такие миролюбивые и слабые, и армия Диониса в восторге от легкой победы бросалась вперед. Но стоило им приблизиться — и индийцы забрасывали их огненным камнями — пламя, ослепляющие вспышки, мощные взрыва и паника в рядах обеспечены.

Пережив несколько тяжелейших битв, Дионис все же сумел добраться до Ганга, священной реки Индии. Здесь он атаковал их последнее укрепление — огромный дворец на холме, такой же высокий, как Акрополь в Афинах. Кентавры и сатиры попытали силы в лобовой атаке и начали взбираться по камням, но индийцы устроили серию магических взрывов такой мощи, что первые ряды греков были буквально уничтожены. Возможно, в тех местах на каменных склонах до сих пор можно обнаружить послеобразы сожженных сатиров и кентавров.

И тогда Дионис решил, что с них хватит. Они добрались до Индии. Рассказали о вине. Дионис успел собрать себе неплохую коллекцию сувениров в виде экзотических кошачьих, таких как тигры и леопарды. Он даже сделал леопарда своим новым священным животным и запустил новую модную фишку, начав носить шкуру леопарда в качестве мантии. Его армия добыла кучу сокровищ. Им встретилась масса новых и интересных людей, большинство они убили, и в целом отлично провели время.

Дионис приказал поставить на берегу реки два столба, как доказательство, что он был там. Со слезами на глазах распрощавшись с индийцами, он со своей армией отправился назад в Грецию, не забыл пожертвовать немалую толику сокровищ в честь богов оракулу в Дельфах, и после в течение долгого времени в местной сокровищнице можно было увидеть огромную серебряную чашу с надписью: «Завоевано у индийцев Дионисом, сыном Зевса и Семелы». (Так утверждает один древнегреческий поэт, я это не выдумал.)

В общем, Дионис наконец-то взошел на Олимп и стал последним главным богом. Включайте финальную мелодию! Пускайте титры! Камера выплывает из тронного зала олимпийцев, где все двенадцать богов почтенно восседают на своих тронах на колесиках. И… СНЯТО!

Фу-ух… Мы сделали это!

Двенадцать олимпийцев — мы рассказали обо всех, включая парочку бонусных глав о Персефоне и Аиде!

А теперь — прошу меня простить, но я отправляюсь спать. У меня такое ощущение, будто я сам только что вернулся с одной из пирушек Диониса, и голова моя сейчас разорвется.

Послесловие

Вот вам основы.

Знаю-знаю, кто-то из вас сейчас заноет: «Но ты забыл рассказать о Чизвизе, боге мышей! И не упомянул Бамбритчес, бога дурного вкуса!» И так далее.

Расслабьтесь. Этих греческих богов насчитывается с сотню. А с моей гиперактивностью писать главу о каждом — это смерти подобно.

Нет, конечно, я мог бы рассказать о том, как Гея подняла гигантов, чтобы уничтожить Олимп. Или как Купидон завел себе подружку, или как у Гекаты появилась ее пукающая ласка. Но на это уйдет целая книга. (И пожалуйста, не подкидывайте никаких новых идей издателю. Писательство — ТЯЖЕЛЫЙ труд!)

Мы охватили всех главных игроков. Теперь вы знаете достаточно для того, чтобы избежать превращения в горку пепла, если судьба сведет вас с одним из двенадцати олимпийцев.

Ну а я опаздываю на встречу со своей девушкой. Аннабет точно меня убьет.

Надеюсь, вам понравилось. Берегите себя, полубоги.