Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой

Убили Кеннеди…

«Убили Бобби… Они убивают Кеннеди… значит, придет очередь и моих детей?…»

Все биографы делят мою жизнь на две части: до Белого дома и после него.

Я бы поделила иначе и на несколько частей: жизнь до Кеннеди, в составе клана Кеннеди и самостоятельную. И я, и мои дети из клана Кеннеди после моего второго замужества не выпали, просто на время оказались в стороне.

Перестав быть безутешной вдовой (через пять лет после убийства мужа, когда мне самой еще не было сорока), я перестала быть и национальной героиней, всеобщей любимицей и гордостью Америки. Увезла детей в Европу к Аристотелю Онассису и вернулась через семь лет (после его смерти) иным человеком.

Вот почему именно эти слова делят мою жизнь на «вместе» и «после».

Конечно, что бы я ни делала, кем бы ни являлась теперь, навсегда останусь вдовой тридцать пятого президента Соединенных Штатов Америки Джона Фицджеральда Кеннеди, убитого 22 ноября 1963 года в Далласе.

Я могла в одиночку покорить Эверест, высадиться на Луне, написать лучший роман Америки, даже сама стать президентом (предположение чисто гипотетическое), но и тогда оставалась бы «госпожа президент, вдова президента Кеннеди».

Не жалуюсь и не пеняю судьбе на это, мне посчастливилось быть супругой одного из самых уникальных людей на планете во все времена. И дело не в том, что Джон был тридцать пятым президентом великой страны, и не в его гибели, а в том, что он действительно уникален и в силу своей уникальности просто не мог не быть президентом Америки!

Большая часть личного архива уничтожена, потому что это действительно личное.

Просматривая письма, записи, наброски, расписания, просто какие-то листки, на которых написана пара слов, сейчас уже не вспомнить, по какому поводу и что означают, а когда-то показавшихся важными настолько, чтобы их не порвать и не выбросить, я вдруг задумалась.

Джон Фицджеральд Кеннеди, которого обычно звали Джеком, несмотря на всю его кажущуюся открытость, оставался таинственным незнакомцем даже для самых близких людей – родных и друзей. Его знали таким, каким Джек предпочитал себя преподносить.

Всем. Всегда. Во всем.

О нем уже написано и еще напишут множество книг, раскроют секретные пока материалы, изучат каждый день жизни и особенно президентства, попытаются объяснить его успехи и неудачи, расскажут о странностях, болезнях, многочисленных романах, о достоинствах и недостатках… Раскроют все, кроме одного: секрета самого Кеннеди.

Я его тоже не раскрыла, потому не буду ничего «рассекречивать», переиначивать или опровергать. Просто попытаюсь рассказать, что поняла, а что так и осталось для меня загадкой в Джоне Ф. Кеннеди, с которым я прожила десять лет, как жилось до Джека и после него.

Я бы сравнила Джека с подводной лодкой с всегда задраенными отсеками, где каждый, кто был к нему близок, знал только свой отсек. Иногда в один из таких допускались несколько друзей, но никто не имел права заглядывать в остальные. И никто даже из самых близких людей не ведал, какова же вся лодка.

Я не исключение, для меня тоже отводилась своя каюта, в которой могло быть комфортно или нет, иногда совсем невыносимо, но я понятия не имела, что творится на душе у Джека, если он не желал ее приоткрывать.

Мне могут возразить и просто не поверить: самый улыбчивый и дружелюбный президент, каких только знала Америка, способный зажечь проникновенной речью тысячи собравшихся, внимательный слушатель, открытый для любого, буквально символ общительности – был замкнутым? Но это так. Да, Джек всегда окружен людьми, друзьями, которые готовы пожертвовать ради него репутацией, карьерой, головой наконец, но открыт всегда лишь до той черты, которую сам установил. И не просто черты, а в той области его жизни и доверия, к которой относил друга. Он каждому приоткрывал лишь частичку себя, но не отдавал себя никому.

Я тоже была допущена лишь к части личности Джека. Даже став матерью его детей, не получила права на не предназначенную мне территорию, оставалась в своем отсеке.

За ним велось круглосуточное наблюдение не только в Белом доме, президент находился под присмотром и охраной службы безопасности даже в собственной спальне, события каждого дня известны Гуверу в мельчайших подробностях. Джек не чурался даже Гувера, как бы к нему ни относился, но самый открытый президент одновременно оставался самым закрытым и для Гувера тоже. Они могли знать, что делает тело Джека, но датчики движений его души отсутствовали. И, уверяю, никто не постиг до конца настоящего Джона Фицджеральда Кеннеди, никто.

У Джека были сотни ипостасей, и какой он поворачивался к человеку, зависело от того, зачем человек ему нужен.

Мама всегда говорила, что я злопамятна. Наверное, это так, я надолго запоминаю обиды и не умею прощать, особенно тех, кто так или иначе обидел моего мужа или моих детей. Но и своих обид не прощаю тоже. Единственный, кому я простила все, что можно и даже нельзя простить, – Джон Фицджеральд Кеннеди, не президент – человек.

И еще один повод что-то написать хотя бы для себя. Судьба распорядилась так, что я прожила словно несколько жизней, в чем-то похожих, но при этом очень разных. XX век удивительное время, когда мир менялся от десятилетия к десятилетию так сильно, что мир наших внуков так же не похож на наш, как наш на мир наших бабушек.

Америка 30-х и Америка 80-х словно две разные страны. Мне посчастливилось жить в оба эти периода, потому я могу проиллюстрировать изменения собственным примером.

Когда я родилась, женщина была всего лишь приложением к мужчине, его тылом и потому всегда на шаг позади. Уделом вдовы являлось немедленное новое замужество, работающая женщина, если она не продавщица, секретарь, телефонистка или работница на фабрике, была скорее диковинкой, чем правилом.

Сегодня никого не удивляет работающая вдова президента Соединенных Штатов.

Ни Элеоноре Рузвельт, ни Бэсс Трумэн, ни Мейми Эйзенхауэр в голову не пришло бы работать, как обычным американкам. Я делаю это не ради заработка, а потому что хочу, чтобы мои способности чему-то послужили, мне интересно жить сегодняшней жизнью, а не только воспоминаниями.

Удивительно, но Америка, раньше полагавшая, что мой удел – скорбное вдовство, с моей работой согласилась, американцы не приняли меня в качестве супруги одного из самых богатых людей мира, Онассиса, но приняли в качестве просто работающей американки.

Я родилась в аристократической семье, едва научившись ходить, уже сидела в седле, была бунтаркой в школе, хотя и элитной, студенткой в парижской Сорбонне, журналисткой в Вашингтоне, женой сенатора, потом первой леди, скорбящей вдовой убитого президента, супругой беспокойного миллиардера, редактором издательства. А еще, что важней всего – просто мамой и просто бабушкой.

Не я одна, многие прошли подобный путь – от несмышленой девочки в первой половине столетия до умудренной пожилой матроны к его концу, но все, кого я знаю, давно живут лишь воспоминаниями и осуждением этой непонятной новой действительности. Я – нет, и это ставлю себе в заслугу, хотя о заслугах обычно предпочитаю молчать.

Возможно, стоило помолчать и в этот раз, издательство предпочло бы получить от меня мемуары совсем иного содержания, но я пишу для себя, пишу в попытке оценить свою жизнь и то, насколько изменился мир вокруг меня. Увидят ли эти записи свет, не важно, важней, что я что-то пойму, непременно пойму и непременно сумею передать своим детям и внукам.

У меня очень хорошие дети, уже без Джека я сумела уберечь их от многих соблазнов нынешнего мира, потому надеюсь, что их не коснется проклятье клана Кеннеди.

Это не мемуары отдельно взятой женщины, а размышления над жизнью женщин XX века. Конечно, я вовсе не была типичной американкой, далеко не всех в три года отдают в школу верховой езды, не у всех есть возможность учиться в элитном колледже Вассар, немногие бывают женами сенаторов и уж совсем единицы – первыми леди, но все равно в моей судьбе, как в зеркале, отразились судьбы и проблемы сотен тысяч американок, потому что все они тоже были проблемными детьми с проблемными родителями, – многие жены, матери и бабушки. Не все радости или огорчения у нас совпадают, но очень многие похожи, потому что кроме социального статуса, есть женские заботы, материнские чувства, проблемы и счастье.

И я считаю главными не те дни, когда была первой леди, стояла перед сотнями объективов, а те счастливые часы, когда у меня рождались дети, когда они поверяли мне свои секреты, когда мы с ними были близки и дружны, когда я им нужна.

К сожалению, я не была по-настоящему нужна ни первому, ни второму мужу, но все равно любила обоих, зато я нужна дочери и сыну, это главное, ради этого стоило жить.