Жарче, чем тропики

Глава 2

— Уж не приглашаешь ли ты меня занять место в твоем гареме? — Мари долго смотрела на Джамала широко раскрытыми глазами. В них все ярче разгорались искорки гнева. — Очень смешно! — произнесла она, чувствуя, как ее захлестывает волна горечи и негодования.

— Сейчас ты попала в мой мир, — невозмутимо напомнил Джамал. Его прикрытые веками глаза раздевали ее. — Покинешь ты его совсем другой женщиной.

Переполнившая ее ярость лишила Мари какой бы то ни было сдержанности.

— Если ты еще раз посмотришь на меня вот так, то я, да поможет мне Бог, выбью тебе твои замечательные зубы, — выпалила она.

Джамал расплылся в убийственной ухмылке, и его ровные белые зубы ярко сверкнули. Он оглядел свою гостью с нескрываемым удовольствием.

— Отец спрашивал меня, стоит ли эта женщина дипломатического скандала? Если бы он видел тебя сейчас, такого вопроса у него не возникло бы.

— О каком дипломатическом скандале ты говоришь? — спросила Мари повышенным голосом.

— Рано или поздно тебя хватятся, — пояснил Джамал. — Появятся вопросы, придется давать ответы. Нашего посла в Париже вызовут на Кэ д’Орсе — в Министерство иностранных дел. Но я полагаю, что пройдут долгие недели, прежде чем дойдет до этого.

— Значит, ты готов пойти на дипломатический скандал и нарушить права человека. — Мари встряхнула головой, пытаясь отделаться от кошмара, выливавшегося в реальность.

— Думаю, немногие заметят твое долгое отсутствие. Матери ты пишешь в лучшем случае раз в месяц. С отцом вообще не поддерживаешь отношений. Единственная твоя близкая подруга отправилась на медовый месяц в Италию. Что касается твоих коллег-ученых… — Джамал перечислял факты ровным, спокойным голосом, наслаждаясь ее изумлением. — Так что впереди у тебя долгие летние каникулы. Сомневаюсь, что кто-то будет с нетерпением ждать известий о тебе. Твоя изолированная жизнь — печальная характеристика вашей хваленой европейской цивилизации.

Розовым кончиком языка Мари облизала пересохшие губы. Слова Джамала приводили ее в шок.

— Откуда тебе все известно обо мне? — встревоженно спросила она.

— Услуги сыскного агентства.

— Ты напустил на меня частного сыщика? Когда? Зачем? Ты же не знал, что я собираюсь в Африку!

— Не знал? Как бы не так. Именно мой щедрый взнос в фонд университета обеспечил твою поездку…

— Что-что? — воскликнула Мари.

— Как ты думаешь, почему твои научные руководители настояли на исследовании в Королевстве Нботу?

— Флора здесь подверглась меньшему влиянию современного мира, нежели в других экваториальных странах Африки, — пояснила Мари.

— Верно. Но кто подсказал тему исследования?

Мари замерла. Действительно, идея была спущена сверху. Она родилась не в ее отделе. Кое-кто даже с завистью поговаривал, что у доктора Третье появились какие-то высокие покровители, поскольку подобные исследования никогда не находили финансовой поддержки.

— Я строю для вашего университета новую библиотеку. И даю деньги на некоторые научные работы. Причем финансирование полностью анонимное, — сообщил Джамал. — А мой представитель во Франции как-то упомянул, что на него произвели большое впечатление прочитанные тобой в прошлом году лекции…

Мари охватила дрожь. Без зазрения совести Джамал признавался в том, что ее обманом заманили в Королевство Нботу.

— Нет, я тебе не верю… Отказываюсь поверить в такое!

— О твоем намерении прибыть в нашу страну я узнал, как только ты запросила визу. Однако я не был готов к тому, что ты прилетишь одна, — усмехнулся Джамал. — Как и к скандалу с визой в аэропорту. Но твое одиночество оказалось даже кстати — никто не поднимет тревогу. Ты оказалась в моих руках раньше, чем я ожидал.

— Я вовсе не в твоих руках, ты, маньяк! — Мари подхватила свою сумочку и направилась к двери. — И не желаю больше слушать этот вздор!

— Ты готова к физическому насилию?

— Что это значит?

— Без моего разрешения ты не покинешь этот дворец.

— Я не нуждаюсь ни в чьем разрешении. Я поступаю так, как хочу! — выпалила Мари и дернула за резную ручку. — Я возвращаюсь в аэропорт!

— Если ты вынудишь моих людей применить силу, это приведет их в немалое смущение, но не помешает им выполнить свой долг, — предостерег Джамал.

Двери распахнулись. Стоявшие на страже охранники резко повернулись к ней, хотя старались не смотреть прямо на гостью. Мари вспомнила, как в аэропорту после упоминания ею имени принца мужчины быстро отводили от нее глаза. Жителю Нботу не пристало пялиться на женщину, не принадлежащую к его семье. А ведь она не была африканской женщиной. Нельзя назвать это плохим обычаем, однако он напоминал, что она пребывает в чужом мире, и сердце Мари невольно съеживалось от одной мысли, что ей придется противостоять этим свирепым типам, застывшим в дверях. Отчаянным движением она захлопнула двери.

— Если ты не выпустишь меня отсюда, я закричу!

— И от этого только сильнее разыграется твоя мигрень.

Откуда ему известно о ее мигрени? Откуда он знает, что она чувствует приближение приступа головной боли?

— Так ты думаешь, я не закричу? Думаешь, на меня произвели впечатление твои смешные угрозы и твой идиотский тронный зал и я не осмелюсь? — выпалила Мари, содрогаясь от ярости.

— Осмелишься? — Нахмурившись, Джамал гибко поднялся и сделал шаг к ней.

— Не подходи ко мне! — Впервые в жизни оказавшись на грани истерики, Мари неистово завопила. Да так, что у нее самой зазвенело в ушах и голове. Ее потрясло, что никто не прибежал на этот отчаянный вопль.

— Лучше спроси себя, какую радость принесла тебе жизнь в Европе? — мягко предложил Джамал, приближаясь к ней. — Ты работаешь как проклятая и отказываешь себе в жизненных удовольствиях.

— Я безумно счастлива! — парировала Мари, прижимаясь спиной к двери. — И полностью довольна своей работой.

— Вот если будешь полностью довольна мной, это доставит тебе неизмеримо большее удовольствие. Это снимет напряжение, которое ты все время сдерживаешь…

— Снять напряжение мне поможет только нападение на тебя. Так что держись от меня подальше! Если ты находишь забавными эти силовые игры, то ты зашел слишком далеко. Слышишь? Я требую немедленно доставить меня в аэропорт!

— Если я это выполню, ты же сама будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — заверил принц. — Я не позволю тебе сделать такую глупость.

— Уймись, Джамал! — При его приближении Мари метнулась в сторону и прижалась спиной к стене, чувствуя, как слабеют ноги. — Эта шутка плохо пахнет. Уж не собираешься ли ты держать меня здесь против моей воли? К тому же я не в твоем вкусе…

— У меня вкус католика…

— В интеллектуальном плане ты представляешь для меня…

— Вызов? Вот отдохнешь немного и привыкнешь к удивительной перемене в своей жизни. Ты уже не одинока…

— Мне нравится одиночество! — выкрикнула Мари.

— Ты просто боишься поделиться собой…

— С тобой мне нечего делить! — В ее крике прозвучало отчаяние. Она вдруг не выдержала, силы покинули ее, горячие слезы полились из глаз, и она уткнулась в ладони.

Его крепкие руки оторвали ее от стены.

— Нет! — в ужасе вскрикнула она. Те же крепкие руки подхватили ее. У нее голова пошла кругом. Она встретилась взглядом со сверкающими золотом черными глазами, прикрытыми более длинными, чем у нее, ресницами, и издала приглушенный стон.

— Не дергайся.

— Отпусти меня, — слезно простонала она.

— Шшш, — успокаивающе прошептал Джамал. — Капитуляция может стать сладчайшим наслаждением для женщины. Ты рождена, чтобы уступать, а не драться.

Мари закрыла увлажненные глаза, чувствуя себя слишком слабой, чтобы сопротивляться неодолимой силе. Джамал просто сумасшедший. Пять лет назад ей пришлось укрываться от него у тетки в Провансе. И она испытала тогда страдания, похожие на ломку наркомана, — бессонные ночи, утрату аппетита, внезапные смены настроения. И — хуже всего — пугающие признаки мазохизма, не менее жуткого, чем тот, которым мучилась ее мать в общении со своим вечно кочующим мужем.

Джамал нес ее на руках без видимых усилий. Ее окатывали волны его запаха — теплого, очень мужского. Никогда еще они не были так близки. Хотя у нее и раньше возникало желание узнать, каково это оказаться в его объятиях. И вот это случилось. Она чувствовала себя совершенно беззащитной, и, к ее ужасу, это ей нравилось. Нравилось, что он сжимает ее в своих объятиях, нравилось прикосновение мягкой роскошной ткани его одежды, его грубая мужская сила, мощное биение его сердца. С уст Мари сорвался стон, никак не связанный с ее мигренью.

Мари уложили на постель под лепет взволнованных женских голосов. На ее лоб легла холодная рука. Джамал! Ей хотелось сохранить его прикосновение. Он приподнял ее.

— Выпей это…

В ее сумочке были лекарства, но он предложил ей травяной настой. Выпив, она откинулась на подушки, слабая, как котенок. С трудом приподняв отяжелевшие веки, она увидела стоящих на коленях в нескольких шагах от кровати молодых женщин с выражением озабоченности на лицах. Мелодрама явно родилась в этом африканском племени, словно сквозь сон подумала Мари.

— Сейчас придет врач, — сказал Джамал. Его рука дрожала. — Закрой глаза и расслабься.

— Расслабиться? — Она содрогнулась от приступа головной боли. Наверное, он принес ее в гарем. И это его женщины наблюдают за ней. Его жены, наложницы. О небо, да какое мне до них дело, с горечью спросила она себя. В распоряжении Джамала двести молодых и красивых женщин, подаренных любящими подданными его отца. Об этом писала пресса еще в пору их парижского знакомства.

Нботу тогда направило французскому правительству ноту, когда одна парижская газета выболтала изумленной европейской публике секреты королевского двора. Дипломатические отношения были прерваны на шесть месяцев. Французские фирмы остались без выгодных контрактов. С тех пор средства массовой информации хранили тактичное молчание об экзотических сексуальных увлечениях наследного принца Королевства Нботу.

Джамал просто рассвирепел, когда она в пору того громкого скандала высказала ему в лицо все, что думает о его моральном облике. Он не мог поверить, что Мари осмелилась затронуть не подлежащую обсуждению тему, разгневался настолько, что забыл французский и обрушился на нее на своем африканском наречии, доведя до слез.

…Разбуженная птичьим щебетаньем, Мари сладостно потянулась. Ее темные густые ресницы поднялись, и она увидела над собой купол из красивого цветного стекла. Сев в постели, Мари подавила восклицание — ее ожидал еще один сюрприз: она была не одна. На ковре в полном молчании стояли на коленях три радостно улыбающиеся девушки.

— Вы проснулись, госпожа? — Одна из них грациозно поднялась с колен, глядя на Мари миндалевидными глазами. Ее стройное тело облегал цветастый лиф, а короткая юбка едва прикрывала низ живота. Девушка была обута в расшитые бисером шлепанцы. Золотые украшения на запястьях и щиколотках позвякивали при каждом ее движении.

— Я Макана, — сообщила она. — Нас выбрали прислуживать вам. Многие добивались этой чести, но только я знаю французский. Принц Джамал считает, что я хорошо говорю по-французски. Правда, хорошо?

Мари кивнула с глубоким вздохом, пытаясь взять себя в руки и одновременно осматривая сказочную комнату, непривычную обстановку. Неизвестно каким образом на ней оказался наряд из прозрачной белой шелковой ткани.

— Ты чудесно говоришь по-французски, Макана, — пробормотала Мари.

— Я приготовлю вам ванну, госпожа. Вам давно пора освежиться. У вас было такое долгое путешествие. Так восхитительно, мне кажется, лететь на самолете. Однажды я летала в Париж с принцессой Баньяни…

Баньяни? Что еще за принцесса Баньяни? Сестра Джамала, мать, тетя? Или жена? Мари совсем ничего не знает о его семье.

Макана поторопила девушек, которые украдкой бросали любопытные взгляды на Мари. Кто они? Служанки или их отношения с Джамалом носят более интимный характер? А сколько на них золотых украшений, Боже милостивый! Джамал, кажется, все-таки поместил ее в свой гарем, как и грозил. И накачал ее наркотиками, чтобы удержать здесь.

Что было намешано в том безобидном на вкус напитке, который она так доверчиво выпила из его рук? Раньше ей никогда не удавалось заснуть во время приступа мигрени. Но тут она отключилась, проспала не только весь вчерашний вечер, но и добрую часть сегодняшнего дня.

Из ванной комнаты донесся звук льющейся воды. Надев халат, Мари стремительно соскользнула с кровати, и Макана поторопилась подсунуть ей под ноги тапочки.

— Пожалуйста…

Оставьте меня в покое, хотела попросить Мари, но промолчала, заметив, что Макана смотрит на нее снизу вверх с благоговением, словно видит перед собой богиню.

— Мы выкупаем вас, госпожа. Мари решительно отклонила это предложение. Она даже не любила пользоваться общей раздевалкой.

— Но вы ведь та, которая… Вам нужно прислуживать. Мы должны все для вас делать, — взволнованно возразила Макана.

Та, которая?.. Мари вспомнила, что похожая фраза прозвучала и в аэропорту.

— Там, откуда я приехала, — заявила она, — мы принимаем ванну сами.

Макана хихикнула и на своем языке радостно поделилась с подружками новостью о таком капризе госпожи. Мари проскользнула мимо них в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Современное оборудование ванны принесло успокоение. А та вычурная мебель из какого-то невероятной красоты дерева, инкрустированного слоновой костью, золотом и серебром, вызвала у нее ощущение, что она перенесена во времена Шахерезады. Скинув халат, Мари забралась в ванну, наполненную ароматизированной водой.

Постепенно придя в себя, она обрела решительность и вознамерилась устроить принцу такую сцену, чтобы он сам поспешил доставить ее в аэропорт как можно быстрее. Неужели он совсем спятил? Или вообразил, что может безнаказанно держать ее пленницей? Не вправе же он удерживать гражданку Франции.

Но тут Мари вспомнила, что Джамал говорил вчера: пожертвование университету… строгая анонимность взносов… Вспомнила, как сама была удивлена, когда ей неожиданно предложили научную командировку в Африку…

Закутанная в полотенце, Мари вышла из ванной комнаты.

— Где моя одежда?

Макана с гордостью показала на выложенную на постели и украшенную драгоценностями шелковую одежду.

— Где мой чемодан? — строго спросила Мари. Но ответа не получила. Девушки только смущенно отводили глаза.

Мари принялась распахивать дверцы шкафов и выдвигать ящики комодов. Поиск ни к чему не привел. Ей хотелось топать ногами и кричать от ярости. Это не укрылось от служанок. Макана и ее помощницы явно напугались, опасаясь, как бы ее недовольство не навлекло наказания на их головы.

— Ладно, придется надевать что есть. Подберите же мне что-нибудь, — наконец неохотно согласилась Мари.

Лица девушек вновь осветились улыбками. Макана протянула ей изумрудно-зеленый, расшитый золотом шелковый халат, прозрачные кружевные трусики и такой же лифчик — подобного никогда не было в традиционном европейском гардеробе Мари.

Мари оделась, посмотрела на себя в зеркало, и румянец окрасил ее щеки. Оставалось расчесать щеткой с серебряной ручкой свою гриву густых волос.

— Вы мною недовольны, госпожа? — полным слез голосом спросила Макана. — Вам не нравится моя помощь?

Мари почувствовала себя мелочной склочницей и передала щетку девушке. Ведь невозможно же навязать равенство тому, кто не признает и не делает этого равенства, подумала француженка.

— Какие необыкновенные волосы! Никогда не видела таких чудесных волос, — вздохнула Макана, аккуратно расчесывая пряди. — У них цвет заходящего солнца. Так говорят все.

— Кто говорит?

— Охранники принца Джамала. Им запрещено вас обсуждать, но мужчины тоже любят сплетничать. Давным-давно мы услышали о француженке с необыкновенными волосами. А король очень рассердился по поводу всех этих слухов о своем любимом сыне. А вот и европейский завтрак! — радостно объявила Макана, едва открылась дверь, чтобы пропустить слуг с подносами.

Мари с насмешливым удивлением наблюдала, как выкладываются яства с подносов, как снимают серебряные крышки с бесчисленных блюд. Овсяные хлопья, тосты, булочки, рулеты, пшеничный хлеб… Яичница, яйца всмятку, омлеты, даже печеные яйца… Рыба, почки, сосиски, помидоры, фрукты, соки…

Макана отодвинула стул, и Мари села за стол, обомлев от обилия яств. Никогда она не видела, чтобы на завтрак предлагали такое количество блюд.

— Вам нравится?

— Обалдеть можно! — не стесняясь в выражениях, ответила она.

— Принц Джамал пригласить шеф-повара из Претории. Если вам не нравится его кухня, он уедет обратно, — весело сообщила Макана.

Вот оно что выясняется! Джамал специально выписал повара, чтобы готовить ей! О небо, неужели он думает, что она задержится здесь? Мари глубоко вздохнула, испытывая такое ощущение, будто попала в какой-то фантастический мир, отставший на несколько веков от современной цивилизации, от разумной практичности двадцатого века.

Она допивала чай, когда к ней склонилась Макана.

— Принц… он хочет увидеть вас сейчас, — прошептала служанка, словно устраивала волнующее романтическое свидание.

Мари поднялась и гордо расправила плечи.

Дворец оказался огромным. В нем было много переходов, залов, закрытых галерей и залитых солнцем открытых двориков.

Макана поднялась вместе с ней по великолепной мраморной лестнице и остановилась наверху.

— Нужно подождать, госпожа…

Мари увидела внизу чудесный внутренний дворик с яркими тропическими растениями и прекрасными фонтанами. Но ее внимание привлекло совсем другое. Посреди дворика на искусно выложенном мраморном полу стоял Джамал. Его пышные, слегка курчавые черные волосы блестели на солнце. А перед ним на коленях рыдала женщина.

Макана засуетилась и, не зная, как отвлечь Мари, предложила пойти погулять.

— Нет! — отрезала француженка. Она никогда не видела ни одной женщины в столь унизительном положении и пришла в ужас. И без знания местного языка ей были понятны и полные смятения слова женщины, и ее смиренная поза, и страстность, с которой она льнула к принцу.

Джамал грубо бросил несколько фраз на своем родном языке и, буквально перешагнув через бедняжку, сердито щелкнул пальцами, подавая знак сбившимся в угол слугам. Те торопливо подняли женщину и вывели ее из дворика.

— Кто эта женщина? — шепотом спросила Мари.

— Принцесса Баньяни, — пробормотала служанка. — У принца Джамала всегда только одна жена. Он так говорит.

У Мари болезненно сжалось сердце. На лбу выступили капельки пота. Так Джамал женат! О небо, эта страдающая женщина — его жена. Не нужно особого воображения, чтобы понять, в чем источник ее страданий. Принц привез во дворец другую женщину, и Баньяни, естественно, обезумела.

Жестокость его поведения потрясла Мари. Оказывается, он до мозга костей дикий, деспотичный африканский принц, уверенный, что любые его желания важнее, чем чувства какой-то женщины, пусть даже его жены.

Не помня себя от возмущения, Мари поспешно спустилась по мраморным ступеням. Джамал резко повернулся к ней. Его красивое лицо окаменело от холодной ярости. Но когда его сногсшибательные черные глаза с золотым огнем в глубине остановились на Мари, он заметно расслабился, широкая белозубая улыбка осветила его темное лицо.

И эта улыбка подействовала на Мари как холодная морская волна. Она сбилась с шага, ее сердце дрогнуло в груди. На какой-то момент она перенеслась в тот вечер пятилетней давности, когда они впервые встретились. Мари выходила тогда из библиотеки, а он стоял, оперевшись на капот своего роскошного «феррари», в окружении экспансивных студенток — шикарных блондинок, известных вольным поведением. Джамал, заметив ее, весь напрягся, внимательно посмотрел на нее прищуренными глазами и вдруг одарил ее именно такой, как сейчас, восхитительной улыбкой. Мари тогда растерялась, застыла на месте и уронила книгу… Но сейчас этот сеанс гипноза у него не пройдет, поклялась себе Мари, ненавидя себя за чувствительность, волнение и бесстыжую реакцию на этого красавца, лишавшую ее разума.

— Меня уверяли, что местные мужчины лелеют и защищают женщин своей семьи, — с вызовом бросила она ему, — но это, кажется, не соответствует действительности, а? Принцесса Баньяни, похоже, не заслужила и капли твоего уважения.

Улыбка исчезла с его лица, словно Мари дала ему пощечину, и желваки заиграли у него под шоколадной кожей.

— Ты видела?..

— Видела, — подтвердила Мари.

— Весьма сожалею, что ты стала свидетельницей столь неприятной сцены, но не желаю, честно говоря, обсуждать ее с тобой, — мрачно произнес Джамал.

Мари отвернулась, не в силах смотреть на него. Хорошо, что у него хотя бы настолько хватило лояльности по отношению к своей жене, чтобы не обсуждать случившегося. Видимо, его сильно смутило, что Мари стала свидетельницей этой неприятной сцены. Поразительно! Неужели Джамал ожидал, что она сделает вид, будто не подозревает о других его женщинах. Наложницах и жене.

И все же в душе Мари не осуждала его за такой образ жизни. Как она была детищем своего мира — европейского, так и он был детищем своего — африканского. Не настолько же она глупа, чтобы вообразить, будто Нботу — единственная страна на свете, где мужчины держат наложниц. Об этом просто не принято говорить, это вежливо замалчивают, дабы не обижать высокопоставленных лиц богатого африканского королевства. Ее заинтересовало, многие ли мужчины в Европе, будь у них такая же возможность и молчаливое благословение общества, отказались бы от подобной свободы сексуального разнообразия.

— Ты хорошо выспалась?

Нервный смешок застрял у нее в горле.

— Тебе ли не знать этого? Ведь ты подсыпал мне снотворное.

— Тебе было очень плохо. Невыносимо было видеть, как ты страдаешь, — посочувствовал Джамал. — Сонное зелье позволило тебе отдохнуть.

Ее вдруг охватила невыносимая печаль. Она обессиленно опустилась на бортик фонтана и окунула пальцы в воду.

— А как ты ответишь на обвинение в похищении и насильственном удержании в плену?

— Ты мне не оставила иного выбора.

Мари глубоко вздохнула и внимательно посмотрела на него, не в силах отделаться от ощущения, что сегодня, одетый в превосходно скроенный европейский серый костюм, он кажется ей мучительно близким человеком. Внешне не лишенный западной утонченности, но оставшийся по воспитанию больше сыном Африки, он и не думал извиняться за свои поступки.

— Ты же знаешь, что эта увертка тебе не поможет, — прошептала Мари.

Она догадывалась, что женщины все ему прощают, стоит Джамалу лишь улыбнуться, и не сомневалась, что еще ни одна представительница слабого пола не припирала его к стенке. Баньяни ползала у его ног как побитая собака, не в состоянии держаться с ним на равных.

Дух свободы, независимость… Уж не это ли влечет Джамала к женщине не его круга… к ней? В Королевстве Нботу даже мужчины боялись принца, который в один прекрасный день станет их неограниченным правителем.

— Неужели ты и в самом деле намерен держать меня взаперти?

— Необязательно взаперти. Дай мне слово, что не попытаешься сбежать, и будешь свободна как птица.

— Тут что-то не сходится. — Она встретилась взглядом с его опаляющими золотистыми глазами, и у нее перехватило дыхание. Почему я говорю с ним так спокойно, а не ору на него во все горло? Испытываемая ею душевная боль стала невыносимой и поглотила ее ярость. Хуже того, предательская часть ее «я» с жадностью впитывала каждое мгновение, проведенное в его компании. Она понимала это, и собственная раздвоенность наполнила ее мучительно-сладким стыдом.

— Же те ве, — сказал он пять лет назад. — Я хочу тебя. Тю эз а муа, — промурлыкал он, как вкрадчивая кошка. — Ты — моя.

Искушение — греховное, сладостное, душепожираюшее…

— Как ты смеешь ограничивать мою свободу? Ты же образованный человек, — пробормотала Мари.

— Только внешне. Не льсти мне, — неожиданно резко возразил Джамал. — Я знаю, что ты думаешь обо мне. За последние два десятилетия мой отец разрешил тысячам мужчин из нашей страны учиться в европейских и американских университетах. И сделал это только потому, что ему стало ясно: Нботу окажется полностью зависимым от иностранной рабочей силы, если не побудить нашу молодежь получить хорошее образование за границей. Но мне король не позволил подобной роскоши. Я прекрасно понимаю, что чтение книг и короткая учеба в Париже еще не сделали из меня по-настоящему образованного человека. Особенно в твоих глазах — женщины с научными достижениями.

Под сводами дворца — она это ясно ощущала — пульсировало напряжение, придававшее дополнительную силу его вызывающему взгляду. Его отличали вспыльчивый характер, бесстыжая чувственность, но в этом могучем мужчине, несомненно, таилась сильная воля. Она обратила внимание на ту скромность, с которой он оценивал себя и свои знания, свою образованность и культуру. Право, стоило бы придушить упрямого старика — его отца, отказавшего сыну в том, что он дал своим подданным.

— Джамал, всякий, кто увидит, чего ты сумел добиться здесь, в Королевстве Нботу, за последние годы, назовет тебя вполне образованным человеком…

— Я прибег к помощи опытных советников из всех слоев нашего общества. Я не терплю семейственности, ибо проклятием многих стран Африки стало вхождение во власть бездарей. Я добиваюсь либерализации нашей культуры на благо нашего народа… Но я догадываюсь, о чем ты сейчас подумала. — Джамал оценивающе посмотрел на нее. — Ты думаешь, чего стоят мои рассуждения о либерализации, если при этом я могу похитить женщину.

— Я знаю, что похищение женщин — это одна из традиций ваших племен, — ледяным голосом проронила Мари. — Но…

На его чувственных губах вновь заиграла улыбка.

— Это не считается преступлением, если с женщиной обращаются с должным уважением, — поспешно прервал он ее.

Мари наклонила голову, чтобы он не заметил, как ей хочется расхохотаться. Когда требовалось, Джамал становился изобретательным и мог ловко повернуть разговор в нужное русло. Ее признание вековой традиции похищения женщин порадовало его, ибо вполне оправдывало собственное поведение принца.

— И свадьба, естественно, должна быть отпразднована в самом скором времени, — сказал Джамал. — Так положено.

Мари подняла голову, и в ее зеленых глазах промелькнуло изумление. В разговоре возникла напряженная пауза. Не выдержав долгого молчания, Джамал что-то пробормотал на своем языке, а потом опять перешел на французский. Его красивое лицо выражало недоумение.

— Уж не подумала ли ты, что я оскорблю тебя и не предложу замужество? Накануне мы поспорили… Именно поэтому ты и запаниковала? — спросил он, схватил ее за руки и заставил подняться. — Я привез тебя сюда, чтобы ты стала моей женой!

— Второй женой? — С гневом взглянув на нет, Мари высвободила свои руки и выбежала из дворика.