Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного

Глава 5 Милена

Я переживал один из тяжелейших моментов в жизни. На душе кошки скребли. Ничто не радовало. Надо было что-то круто менять. Казалось, что жизнь мало-помалу покидает меня. В сердце ныне незаживающая рана, и не было сил смириться с внутренней опустошенностью. Все больше я отдалялся от людей. Казалось, никому я не нужен. За всё пришлось платить слишком дорогую цену. Без конца вспоминалось детство. С малых лет – бунт против всего и всех и полное бессилие что бы то ни было изменить. Ни с кем не могу ничем поделиться – даже улыбкой.

Время – злейший враг страдальцев – в тот день тянулось страшно медленно. Тюрьма Можи-Мирим оказалась для меня школой риска, побоев и возможностей. Только что выйдя оттуда, я хотел жить и ни в коем случае не угодить туда снова.

Семья по-прежнему нуждалась. Денег едва хватало, чтобы платить за квартиру. Отец напивался до рвоты. Когда я был маленьким, мне казалось, что он пьет из-за меня. Куда там! Он сам виноват.

Сидеть дома осточертело. Я места себе не находил. Беспокойство и уныние не покидали меня. Жизнь стала не мила. Сходить, что ли, куда-нибудь? Так ведь ничто меня не тешило. Вдруг я вспомнил о сексе. Член-то у меня работал. Познакомиться бы с кем да переспать! Может быть, хоть это заполнит душевную пустоту и придаст смысл существованию? Надо выбраться из дерьма, в котором я очутился, и устремиться в неведомое! Вот и решение всех проблем, хоть и ненадолго. Удовольствие никогда не повредит.

Выйдя на улицу, я, понятное дело, направился туда, где можно подцепить бабу. Хотя бы шлюху. Оно, может, и лучше. Проблема в том, что в кармане ни гроша. Чем платить-то? Даром, что ли, она мне даст? Как же быть? Ну, да ничего не поделаешь! Раз я сам себе противен, то кто обратит на меня внимание? Я завернул в бар.

Бабы вылупились на меня голодными глазами. Вскоре, однако, я убедился, что моя постная физиономия их ни капельки не прельщает. Я выпил коньяку, посидел немного и ушел, не расплатившись.

Шел я понурившись, руки в карманы, и думал, что ничего у меня не получится. Я уж махнул было рукой и продолжал свое бесцельное странствие, как вдруг увидел, что навстречу мне идет девица чуть постарше меня. Белокурая, тонкие черты лица и никакой косметики. Короткая синяя юбка, черные сапоги и жилетка. Она посмотрела на меня, и я остановился. Стыдно было признаться, что я нищий. Я свернул направо. Она тоже. Мы снова едва не столкнулись. Она как-то неопределенно взглянула на меня. Мне льстили эти знаки внимания, но все же хотелось уйти. Я надеялся, что она от меня отвяжется. А красивая, чертовка! Тело хрупкое, но сулящее наслаждение. Она улыбнулась, показывая, что хочет составить мне компанию. Взяла меня под руку, повернулась, и мы продолжили путь вместе. Сначала я растерялся и не знал, что делать, пока не увидел, что приближается полицейская машина. Ловили проституток. Несомненно, чтобы слупить с них деньги или овладеть задаром.

Она искала у меня защиты. Труда это не составило. Мы спокойно прошли мимо полицейских. Я не стал притворяться и сразу же объяснил Милене – так звали мою спутницу – что она связалась с темной лошадкой. Девушка сказала, что ничего страшного, и настойчиво просила проводить ее. Кровь бросилась мне в лицо. Я уже предвкушал отличный секс. Упрашивать себя я не заставил. Она указывала дорогу. Ей хотелось узнать обо мне побольше – женат ли я или, может быть, помолвлен. Она сказала, что ей было грустно, но, увидев мое печальное лицо, захотела со мной познакомиться и сделать мне приятное.

Мне понравилась ее чуткость. Несмотря на мои безумства, я ценил ласку и заботу. Лгать мне было ни к чему. Я объяснил, в какое положение попал, рассказал о тюрьме Можи-Мирим, о желании снова стать полноценным членом общества. Мне хотелось найти любовь, чтобы стать счастливым и жить как все. У меня еще не было документов, а значит, и работы. Я уверял, что хочу порвать с преступным миром. Нужно было принять решение, но пока что я чувствовал себя беззащитным. А что делать? Вот и я затосковал. Она, пристально поглядев на меня, посоветовала мне не тревожиться. Жизнь коротка и полна неожиданностей.

«Коротка?» – подумал я.

Мы шли по улице Консоласан. Я понял, что она хочет привести меня к себе домой, и не стал противиться. Напротив ее жилья располагалась слесарная мастерская. Пройдя коридор, мы вошли в квартирку, примыкавшую к мастерской. Она сняла ее около года назад.

Отворив дверь, она пригласила меня войти. Была в ней какая-то изысканность.

Я уселся в небольшое кресло, а Милена угостила меня вином. От белого сухого вина по гортани у меня разлилась горечь. Милене нужно было общество, только и всего. Я чувствовал себя вполне непринужденно и сидел, закинув ногу на ногу. Какая у нее попка… Я старался слушать Милену. Надо дать ей выговориться.

По рождению она принадлежала к среднему классу. Отец – зубной врач. Мать подвизалась на поприще моды, была падкой на мужчин и, что хуже всего, спала с собственным деверем. Отец трясся над каждом грошом в надежде нажить миллионы.

Милену изнасиловал дядя, который, по приглашению матери, частенько гащивал у них, когда отец бывал в отлучке. Все эти неприятности побудили ее покинуть родительский дом. Вот уж почти год она ото всех скрывалась. Ей был двадцать один год, хотя выглядела она гораздо моложе.

Она частенько захаживала в кабачки. Утверждала, что материальная сторона жизни ее не заботит. Клиентов выбирала сама. Надеялась, что когда-нибудь встретит мужчину своей мечты. Пока что она такого не нашла и искала удовольствия в разнообразии. Ей нравилось пользоваться своей сексуальностью.

Она долго смотрела на меня, потом поднялась с подушки и грациозно приблизилась. Взяла меня за руку и поднесла ее к своей левой груди. Я стал не спеша щупать ей грудь – маленькую и упругую. Я взял ее в рот, обильно смачивая слюной. Потом жадно обнял Милену, впиваясь поцелуем в шею. Член у меня набряк.

Она попросила меня успокоиться и этим меня обезоружила. Куда уж тут успокоиться? В этот момент мне хотелось погрузиться в нее и оставаться там как можно дольше. Я изо всех сил пытался сдерживаться. Хотелось раздеть ее и овладеть ею на полу, в постели, стоя – да как угодно. Какая нежная у нее кожа!

Она вырвалась. Я не стал ее удерживать. У меня на виду она разделась и пошла в душ. Попка у нее была что надо! Я вздрогнул от одной мысли, что Милена будет моей. Она позвала меня. Я сбросил одежду и пошел к ней в полной боевой готовности. Она намыливалась. Глубоко вздохнув, она обняла меня. Потом стала мыть меня, остановившись на твердом, как камень, члене. Помнится, она стала массировать его. Мы плескались, словно утки. Она жадно меня сосала – в ее возрасте обычно так не делают. Чувствовался немалый опыт. С наслаждением я кончил ей в рот. До этого я был напряжен, будто натянутая скрипичная струна. Какое наслаждение!

Я лег в ее постель. У меня было ясное впечатление, что она заботилась только о моем, а не о своем наслаждении. Мне казалось, что это непорядок. Мне очень нравилось смотреть, как кончает красивая женщина. Иначе удовольствие казалось мне неполным.

Несколько минут мы хранили молчание. Странное безмолвие! Что-то непонятное творилось в комнате. Милена подошла и попыталась меня расшевелить. Под действием ее рук мое достоинство напряглось, точно пружина. Я вцепился в нее и повалил ничком, щипал и кусал соблазнительную загорелую попку. Она сохраняла спокойствие. Я навалился на нее, покусывая ей спину, и вошел между ягодиц. Нежно лаская ее, я стремился проникнуть поглубже. Моя рука потянулась к ее влажному лону. Мои нервные пальцы тоже увлажнились. Она стонала. Ее движения заводили меня, и я проник еще глубже. Мы стали как одно целое. Наши движения сделались слаженными. Я был зажат, словно заготовка в токарном станке. И не замедлил кончить. Давно я так не кончал!

Тяжело дыша, я повернулся на бок. Она крепко обняла меня. Мне стало грустно – казалось, что что-то у нее не ладилось. Через некоторое время мы продолжили. Плутовка оказалась сверху. Удобно устроившись, она начала свой танец. Сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. От наслаждения она стонала, а потом закричала так, что напугала меня. А мне в этот раз было никак не кончить. Член мой оставался напряженным, оргазм не наступал, и она снова принялась меня ласкать. Это была фантастика! Всего меня пробрало, и настала моя очередь кричать.

Выбившись из сил, мы уснули.

Утром, едва забрезжил рассвет, я увидел, как она встает с постели еще голая. Порывшись в своей сумочке, она снова легла. В руках у нее оказались четки. Четки?! Да что же это такое? Ну и девчонка – сюрприз за сюрпризом.

Сев на собственные пятки, она стала ждать, как я отреагирую. Непринужденно предложила:

– Помолимся?

– Что, молиться будем?! – воскликнул я в изумлении. «Как можно молиться после такого неистового секса? Да это просто ересь», – подумал я.

– Помолимся?

Она взяла меня за руку и закрыла глаза. В совершенном смущении я последовал ее примеру. И все-таки очень удивился. Заниматься сексом мне всегда нравилось. А молиться – я никогда не молился. Осуждать ее я не решился. Странно – у нее должны быть какие-то причины.

Я молчал. Мне было никак не сосредоточиться. О Боге я не имел никакого понятия. Иной раз скучно было думать о Нем, а бывало, что я задумывался. Но сейчас я был раздражен. Меня бросило в жар, я покрылся испариной. Хотелось уйти. Она произносила заученные фразы. Я открыл глаза. Повторять за нею не было сил. Я растерянно глядел на нее.

Она спокойно открыла глаза и произнесла:

– Всем бы надо молиться в постели. Нельзя же молиться только за столом!

Действительно, во многих домах есть традиция благодарить Бога, читать молитву и браться за руки за столом. Она считала, что столь же усердно следует молиться в постели в час любви.

Я спросил, как она может это делать голая, перед моими глазами, когда у меня стоит член и я ее вожделею. Но с ее точки зрения, напряженный член был угоден Богу, потому что он приносит людям счастье. Ведь это здоровье, любовь, взаимность. Всякая женщина гордится и даже тщеславится, когда у ее мужчины твердый член.

Через несколько лет, когда я встретил свою любовь, ее слова сдетонировали в моем мозгу, и я убедился в их справедливости. А тогда они показались мне безумными. Секс – штука приятная, только и всего.

Я сгреб одежду в охапку и в напряженном молчании стал одеваться. Когда я обувался, она бросилась на колени и, обхватив мне ноги, умоляла меня остаться.

Я все-таки ушел. Мне было неловко, не по себе, нужно было проветриться.

Я шел, не оглядываясь. На улице накрапывало. Свежий воздух и освежавшие лицо капельки дождя взбодрили меня.

Больше недели я у нее не появлялся, потом не выдержал. Желание оказалось сильнее, чем страх быть арестованным. Вожделение возрастало во мне по мере того, как я приближался к ее дому. Мне нужно было обнять ее, насладиться роскошным телом.

На воротах висел замок. Я удивился. Пошел в мастерскую и заговорил с двумя парнями. Те сообщили мне страшную весть: Милена умерла. Еще страшнее было узнать, что умерла она почти месяц назад.

– Не может быть! – проговорил я.

Парни рассердились, занервничали и сказали, чтобы я убирался. Но я не ушел. Мне нужно было всё выяснить. Я сказал, что и двух недель не прошло, как мы с ней виделись.

Они язвительно рассмеялись мне в лицо и повернулись спиной, давая понять, что тема закрыта. Я подошел к субъекту, который, как мне показалось, был хозяином мастерской. Он меня выслушал, смерил взглядом и щелкнул языком. Механики сказали правду – молодая Милена умерла три недели назад. Больше он ничего не сказал.

Ужас охватил меня, хотя в душу закралось сомнение. Я не вымолвил ни слова. Как будто меня здесь не бывало. Я пошел прочь. Голова у меня шла кругом. Никак мне было не избавиться от сомнения. Как же это могло случиться? Что за безумие? Наверное, не обошлось без обмана.