XXII. Тень на море.

Доехав до станции у французской церкви, мы сели в поезд, отправлявшийся в Тильбюро, затем, сойдя там, достигли берега реки, где я увидел шлюпку, на носу которой ясно различил фигуру Джона. Мне показалось странным, что в этом месте не было никаких сторожей, но я молча сел в шлюпку, и мы пошли полным ходом по направлению к Ширнессу. Дойдя до Норе, мы увидели невдалеке в открытом море наш пароход и, подойдя к нему, были приняты на судно. Шлюпку подняли, и мы тотчас же пошли полным ходом к северной косе. Было уже совсем темно. Резкий ветер дул нам прямо в спину. Такая темная, безлунная ночь, конечно, благоприятствовала нам, так как я не сомневался, что нам придется уходить от какого-нибудь полицейского судна, высланного преследовать нас. Но, к моему крайнему удивлению, я убедился, что люди на судне не имели ни малейшего представления о грозившей им опасности. Блэка я не видел нигде, так как меня отвели в кормовую каюту и оставили одного. Джон, бывший в эту ночь сильно пьяным и имевший при этом чрезвычайно угрожающий вид, приказал мне убраться вниз, что я и сделал вскоре по прибытии на пароход, чтобы, кстати, поразмышлять о всех странных происшествиях минувшего дня.

Для меня было ясно только одно: Блэк сделал громадный промах, посетив Англию и, желая спасти меня от звериных инстинктов своего экипажа, взяв меля с собой на пароход. Сколько времени в Англии ждали, чтобы узнать хоть что-нибудь о нем или обо мне, я не знаю, но, вероятно, с тех пор, как Родрик дал знать о моем исчезновении и сообщил о Блэке и его таинственном судне все то, что ему было известно.

Теперь я начал понимать, почему полиция хотела позволить Блэку вернуться на его судно: они хотели завладеть не столько самим Блэком, сколько его таинственным безымянным судном.

Но я не заметил ничего, что бы могло навести меня на мысль, что за нами следят во время нашего путешествия по Темзе. Пользуясь мраком этой ночи, мы, по расчетам экипажа, могли надеяться выйти в Атлантический океан на вторые сутки, а через два дня быть уже на нашей плавучей цитадели, служившей нам оплотом против могущества всех наций вместе взятых.

Все эти мысли до того тревожили меня, что я никак не мог заснуть и, невзирая на возможность стычки с экипажем, вышел наверх. На корме не было ни души. Я встал у второго колеса и слышал, как перекликались вахтенные. На мостике расхаживал взад и вперед какой-то человек в дождевике. В это время выглянула луна, и я увидел, что весь канал кишел судами. Возле самого берега Англии выстроился целый флот французских люгеров, два или три судна с углем, возвращавшиеся в Темзу, и несколько английских рыболовных судов, стоявших на якоре немного впереди нас. При свете луны я мог различить, как на этих судах работали и суетились люди. Но нигде не было видно ни одного военного судна, которое могло бы преследовать нас. Ничто не давало повода думать, что за нашим пароходом, делавшим теперь по тринадцать узлов в час по направлению к Дувру, кто-либо следил.

Едва я успел убедиться в этом, не без некоторого сожаления, как услышал позади себя чьи-то тяжелые шаги и, обернувшись, увидел перед собой Джона в дождевике. Разбойник приветствовал меня злобной шуткой, которую, очевидно, считал довольно остроумной:

— Что, караулите тот крюк, на котором вам быть повешенным? Хе-хе-хе! И это после того, как я приказал вам отправиться вниз? Нечего сказать, превосходная дисциплина!

Я ничего не ответил ему и, повернувшись спиной, продолжал смотреть на мерцавшие вдали огоньки судов. Но это, как видно, взбесило Джона: он вдруг схватил меня за плечо и с дикой злобой в голосе прокричал над самым моим ухом:

— Вы рядитесь в щегольские куртки да хвастаетесь прекрасными манерами, не так ли? Посмотреть только, какой важный господин! Но будь я проклят, если не собью с тебя эту спесь!

С этими словами он уже протянул руку, чтобы схватить меня за горло, а другой рукой схватил меня с невероятной силой и стал трясти. Я размахнулся и ударил его изо всех сил в солнечное сплетение. У него перехватило дыхание, так что я стал опасаться, что его песенка спета. Но едва только он отдышался, как выхватил свой нож и занес его надо мной. Без сомнения, на этот раз я был обречен на неминуемую смерть, но в этот самый момент другая железная рука схватила, словно тисками, руку Джона. Это был капитан Блэк, следивший за всей этой сценой и подоспевший как раз вовремя, чтобы предупредить убийство. Только теперь я увидел, какой необычайной силой был одарен этот человек. Сжав руку Джона так, что она почти занемела, он вдруг резко повернул ее, нож вылетел и вонзился в палубу шагах в двадцати от нас.

— Ах ты, долговязый негодяй, что это ты делаешь? Как ты смеешь? — заорал на него Блэк, бледный от гнева, и стал крутить его руку с такой силой, что я боялся, как бы он не сломал ее. Затем Блэк принялся жестоко бить пирата, и бил до тех пор, пока тот не упал. Тогда, окровавленного и избитого, он столкнул его на нижнюю палубу.

— Тронь только пальцем этого мальчика хоть раз — и я пропишу тебе шесть дюжин плетей, так что ты у меня не встанешь! — проговорил капитан на прощание, но теперь уже совершенно спокойно. Затем отойдя от него, встал подле меня и долгое время стоял молча, опершись о борт и глядя вдаль на удалявшийся берег. Наконец этот странный человек заговорил со мной почти дружески, в голосе его звучало даже что-то ласковое, мягкое, совершенно непохожее на него.

— Скажите, вы не видите вон там чего-то похожего на большое военное судно? — спросил он, указывая вдаль.

— Не вижу ничего, кроме самого обыкновенного угольного судна, — ответил я.

— Значит, опять зрение обманывает меня. — И он продолжал упорно всматриваться в темную даль, словно ему особенно важно было убедиться. С бака доносились смех, пьяные голоса и пение. Он с минуту прислушивался к ним, затем заговорил снова, но как бы сам с собой.

— Смейтесь и пойте, пока можете! Завтра запоете совсем другую песню! Да, — продолжал он, обращаясь уже ко мне, — нас-таки порядком притиснули сегодня! Я был принужден оставить Осбарта в их руках: это был лучший из моих людей, единственный, быть может, на которого я всегда мог вполне положиться. Если бы не он да не ирландец, вся эта сволочь давно бы уже болталась на виселице! Ну, быть может, теперь им придется испытать это! Эти псы напали на наш след и будут преследовать нас. Счастье еще, что у меня двадцать пар глаз смотрят на них в Лондоне и вовремя успели узнать игру правительства. Я успел увести этот пароход из Рамсгета. Но знайте, мой милый мальчик, что нам предстоит борьба, нелегкая борьба — я это знаю. Я ушел в море без капли жира, а нам придется удирать, спасая свои шкуры!

— Почему вы так думаете?

— Почему? Да ведь ясно, что они будут преследовать нас. Очень возможно, что они позволят нам вернуться на судно, и вот тогда-то и начнется травля! Но если только мы управимся со смазкой, то пусть они лучше сразу поджимают хвосты, без смазки же наше дело плохо!.. Но довольно об этом! — вдруг прервал он себя. — Пойдемте вниз, мой милый мальчик, выпьем вина!

Я последовал за ним в его маленькую каюту. Он поставил на стол бутылку шампанского и пару стаканов.

— Утолим жажду, — сказал он почти совсем весело, поглощая шампанское, как другие пьют простое пиво. — Да, это удача, которая редко выпадает: одно мое судно против целой Европы! Да, дружок, если бы не эта мысль о смазке, то я, кажется, готов был бы теперь же пуститься в пляс! Посмотрим, чем кончится эта игра!

Затем он еще долго говорил о разных вещах, но так как при этом не касался ни своего прошлого, ни истории своего судна, то меня стало клонить ко сну, и вдруг я увидел, что он заботливо укрыл меня одеялом и загасил лампу.

Я проспал, вероятно, очень долго, когда же проснулся, то время было уже далеко за полдень. В каюте на столе был накрыт стол для обеда, но капитана здесь не было. Умывшись, я пошел к нему наверх, на мостик. Он тревожно расхаживал взад и вперед большими шагами, но при виде меня приостановился.

— Теперь видите его? — спросил он, указывая мне на длинный винтовой пароход с двумя трубами и тремя мачтами, бывший на расстоянии нескольких миль у нас по левому борту. — Это английский военный крейсер, замаскированный под пассажирское судно, — шепнул он, — только вы никому об этом не проговоритесь. Он вышел из Портсмута, как я и ожидал.

Это была, конечно, довольно желанная для меня весть, но я принудил себя не выказать своей радости. Между тем судно было еще слишком далеко от нас, чтобы можно было прочесть его название, а по виду скорее походило на пассажирский пароход Восточного Общества. Наши люди или не заметили, или же просто не обратили на него никакого внимания. Только один Джон, бывший на мостике и с напряженным вниманием следивший за каждым движением Блэка, раза два наводил свою подзорную трубу на черное судно, видневшееся на горизонте. Он, очевидно, совершенно забыл о вчерашнем происшествии и теперь был почти так же встревожен, как сам капитан.

— Что с ним такое? — спросил он меня, когда капитан отошел немного в сторону. — Выпил он что ли лишнего? Я еще никогда не видел его таким!

Мало-помалу и экипаж стал замечать тревожное состояние Блэка и стал стекаться к штирборту. Но Блэк все еще ничего не говорил им, хотя ни на минуту не сходил с мостика, а только грозно кричал каждый раз, когда ход парохода едва заметно замедлялся.

— Что он там думает?! Мы не делаем и тринадцати узлов в час! Эй, Джон, подай звонок в машину — «Полный ход!».

Мы прибавили ходу, огромное же судно, несомненно, преследовавшее нас, стало будто отставать, к великому моему сожалению.

Весь этот день я и Блэк не сходили с мостика, даже первые ночные вахты мы оставались наверху.

Но оказалось, что чтобы мы ни делали, но избавиться от докучливого спутника не могли. Ночью я пошел вздремнуть, но когда, спустя часа два-три, снова вышел на палубу, а был уже рассвет, вчерашнее судно по-прежнему следовало за нами, как коршун за своей добычей.

— Намерения его ясны, как день! — воскликнул Блэк, увидев меня. Лицо его горело гневным румянцем и вместе с тем было бледно от волнения и бессонной ночи. — Они рассчитывают захватить нас в открытом море! Сделайте одолжение! Если я не разнесу их в щепки, то пусть меня повесят!

Три дня и три ночи продолжалось это странное преследование. Под конец третьих суток я был внезапно разбужен среди ночи громом выстрела из единственного нашего орудия, раздавшимся у меня над головой. Быстро одевшись, я выбежал наверх. В первый момент меня совершенно ослепил яркий луч света, падавший на нас с какого-то судна, которое находилось на расстоянии не более двух миль от нас. Это должно было быть наше безымянное судно. Так оно и оказалось. Неистовые крики радости и восхищения, заполнившие пароход, подтвердили, что я не ошибся в своем предположении.

Вместе с тем раздавались угрозы в адрес преследовавшего нас судна, огни которого виднелись теперь на расстоянии менее одной мили.

— Ребята, готовь шлюпки! — раздался голос Блэка.

Мне начинало казаться, что мы благополучно достигнем своей неприступной крепости, — общее радостное настроение до того заразительно действовало на меня, что я, вместо того чтобы желать схватки, пока мы были еще на пароходе, победы над нами, был искренне убежден, что радуюсь вместе с пиратами.

Но вот английский крейсер показал зубы: с носовой части его раздался выстрел — и снаряд пролетел у нас над головами. Нам стало ясно, что неприятель хочет помешать нам добраться до безымянного судна. Эта жалкая, неудачная попытка только вызвала смех и злобные издевательства у нашего экипажа.

Когда же второе ядро задело нашу кормовую мачту, то смех усилился еще больше, хотя мы не могли отвечать неприятелю, точно так же, как не могли стрелять и с безымянного судна, так как мы находились как раз между ними.

— Спускай шлюпки! — крикнул Блэк и, оставив не более десяти человек на винтовом пароходе, направился к шлюпкам.

Нас отделяло от нашего судна не более четверти мили, но этот небольшой переезд был крайне опасен. Как только шлюпки отплыли от парохода, наше большое судно моментально загасило свои огни, чтобы дать нам возможность укрыться во мраке ночи. Но теперь преследовавшее нас судно навело на нас свой фонарь и стало стрелять. Третий выстрел ударил в нашу переднюю шлюпку, но из восьми человек, сидевших в ней, убило только двоих. Блэк, в припадке бешеной злобы, потряс кулаком в сторону неприятельского судна, воскликнув:

— Стреляйте, стреляйте! Скоро вы будете кусать себе локти!

В этот момент мы уже окликали своих людей на большом судне, и хотя два других ядра шлепнулись около нас в воду, обдав с ног до головы водой, но все-таки благополучно взобрались на палубу под громкие торжественные крики команды.

Для них это был момент великого торжества. Вид этих двухсот человек с их демоническими лицами, шумно толпившихся на палубе безымянного судна, залитой белым светом военного крейсера и ожидавших приказаний Блэка с несомненной жаждой борьбы, проявлявшейся в каждом их движении, в каждой черте лица, был до того поразителен и до того захватывающий, что у меня невольно являлся вопрос: «А что, если они одержат верх над военным судном, что, если этот ловкий и отважный авантюрист еще раз уйдет из рук правосудия?»

Между тем на крейсере стали заметны признаки беспокойства: они направляли свой световой луч попеременно во все стороны, очевидно, надеясь встретить другое судно, которое могло бы оказать им поддержку. Но кругом было пустынное море. Мы да английский крейсер стояли друг против друга среди Атлантического океана...

При всем том нетрудно было заметить, что наше положение было не из веселых. Взойдя на мостик, Блэк застал там Карла Реймея, ломавшего руки и слезами выражавшего свое отчаяние. Четырехглазый тоже казался крайне встревоженным.

— Верите ли, сэр, — сказал он, едва только мы успели взойти на судно, — дело у нас совсем плохо, если вы не привезли нам смазки. Все это время мы пускали в ход только две машины, но скоро придется остановить и их, если вы не выручите нас.

Реймей все время отчаянно жестикулировал, что подействовало на Блэка. Подойдя к перилам мостика он громовым голосом потребовал тишины и разом воцарилась мертвая тишина, слышен был даже плеск волн о киль судна. Двести человек с бледными, как у привидений, лицами смотрели на капитана.

— Ребята! — крикнул он. — Там вы видите военный крейсер! Вы знаете, что я не охотник гоняться за военными судами, — это совсем не наше дело, но у нас не хватает смазки. А машины находятся в действии, и если мы в продолжение суток не добудем масла, то или всех нас вздернут на виселице, или мы должны взять у них все масло, какое только имеется на судне. Выбирайте сами, ребята!

Ответ был понятен: толпа разбойников приветствовала речь капитана громким криком, все единогласно хотели идти против крейсера и разгромить его, наконец. Но не успел еще затихнуть этот воинственный крик, как наш вахтенный прокричал:

— Смотри за корму! Торпеда!

Остальные подхватили этот крик, и по судну разнесся возглас: «Торпеда! Торпеда!»

Действительно, на поверхности моря в полосе света крейсера с минуту виднелась узенькая струйка пенящейся воды. В этот момент крейсер загасил свои огни. Но следить за ходом торпеды было уже нетрудно: у каждого из присутствующих замерло сердце.

— Полный назад! — крикнул Блэк. Но маленький черный смертоносный снаряд шел следом. Все быстрее и быстрее уходило безымянное судно, но и торпеда не отставала. Казалось даже, что она вот-вот ударит в самую середину судна.

Нервное напряжение этого момента было до того сильно, что все как будто оцепенели в ожидании неизбежного рокового удара. До меня доносились страшные проклятия экипажа, трусливые жалобы, крики Ревущего Джона и богохульные речи Дика. Я знал, что из всех здесь собравшихся только один Блэк сохранил спокойствие и свой светлый ум. И когда смертоносная пенящаяся головка торпеды была уже не более как в десяти саженях от нашего судна, я взглянул на него. И в этот страшный момент вся сила воли и железный характер этого человека проявились во всем своем могуществе. В течение нескольких минут он оставался неподвижен, не спуская глаз с торпеды, затем вдруг крикнул:

— Быстро! Право руля! — и руль резко повернулся направо. Послушное громадное судно сделало плавный поворот, описав полукруг, и в то время, как все мы, затаив дыхание, ждали, торпеда прошла прямо у нас под носом на один волосок от нашего корпуса. С минуту все молчали, остолбенев, затем громкие крики радости огласили воздух: люди не помнили себя от восторга, плакали, как дети, обнимали друг друга.

— Эй, Дик, отплати-ка им за гостинец, не то я велю самого тебя отодрать! — сказал Блэк.

На это Дик, теперь совершенно пришедший в себя, отвечал:

— Слушаюсь, капитан! Если я не зароюсь в их кишки, то прикажи дать мне шесть дюжин плетей!

— Все по местам! — крикнул капитан. — Пусть ни один не показывается, пока я не позову. Да смотрите, кто не будет биться на жизнь и на смерть, пусть заранее знает, что будет повешен!

На палубе с минуту продолжалось движение и толкотня; люди поспешно расходились — кто к башенным орудиям, кто в склады внизу.

До настоящего времени Блэк, казалось, не замечал моего присутствия. Но теперь он, обернувшись ко мне, увлек меня за собой в глухую верхнюю башню. Это была небольшая круглая комната, выложенная внутри листами стали, с небольшим оконцем, дававшим возможность видеть то, что делалось вокруг. Здесь находились электрические кнопки, позволяющие поддерживать связь с машинным и рулевым отделениями и со всеми башнями судна, а также с магазином. Сидя в этой металлической башенке, можно было управлять целым судном. Отсюда Блэк стал командовать битвой, длившейся всю ночь и весь следующий день.

— В эту ночь мне придется постоять за себя, — говорил этот отважный вождь пиратов, обращаясь ко мне, — постоять за себя и своих людей всем, чем могу и как могу. А так как ваши глаза моложе моих, то я одолжу их у вас на этот раз: теперь у меня все стоит на карте. Один этот курятник там, под правительственным флагом, был бы не страшен для меня, но поверьте, за ним стоят еще другие. Помощь близко. Но я хочу отрезать их от этой помощи, и как можно скорее. Встаньте вот здесь и наблюдайте за морем, а я буду направлять световой луч. Ну что? Видите что-нибудь? — стал спрашивать он меня потом, освещая поочередно отдельные части моря.

— Нет, я не вижу решительно ничего, по-видимому, этот крейсер один!

— В таком случае помоги ему Бог, хотя у нас сейчас работают только две машины! Теперь следите за выстрелом, — добавил он и направил свет на английский крейсер, который продолжал шарить своим лучом по воде, очевидно, поджидая помощь. Но в этот момент наше судно содрогнулось от выстрела нашего бортового орудия. На крейсере ярко вспыхнул огонь и разом угас.

— Вот так выстрел! — воскликнул я. — Мне кажется, вы попали ему как раз позади трубы! Ну да, вы им просто снесли трубу!

Но лицо Блэка оставалось невозмутимым.

— Лево руля! — скомандовал он, и мы обратили к неприятелю наши кормовые башни. На крейсере молчали, очевидно, занятые починкой трубы. Блэк подал звонок в башню и наше кормовое орудие еще раз выстрелило, но ядро не задело неприятеля.

— Если будет еще один такой выстрел, я велю всыпать дюжину палок! — проговорил Блэк совершенно спокойно. — Нас ударило под самую башню, — продолжал он, закуривая сигару с тем же невозмутимым видом, — пускай себе, у нас тут двенадцать дюймов стальной обшивки! Что вы не курите? Возьмите сигару, это как будто придает бодрости. Я всегда курю в такие минуты.

Мы снова сделали поворот и открыли огонь по неприятелю. Один выстрел разнес вторую трубу крейсера, а другой сбил с подставки переднее орудие.

Ответного выстрела не последовало, только видно было, как страшно засуетились люди на неприятельском судне; вся палуба его заполнилась людьми.

— Ах, будь у меня смазка, я бы, кажется, очистил все пространство от Нью-Йорка до Куинстоуна! Что они там делают, эти оборванцы? Боже мой, милый мой мальчик, что же вы ничего не говорите мне? Что они делают? Подают сигнал?

— Нет, они не подают никаких сигналов!

— Я не ослышался, вы говорите, что они поддают пару?! Не может быть! Хм, да, вы правы... Мы возьмем его смазку, а тогда пусть те, кто еще надумают преследовать меня, держат ухо востро!

С этими словами Блэк вышел на мостик. Я последовал за ним. На расстоянии менее полумили по правому борту беспомощно болтался на воде искалеченный крейсер. Под световым лучом нашего рефлектора ясно было видно, как там суетились люди, как они, как безумные, бежали с бака, как будто и там им грозила опасность.

— Что же, капитан, отправляться на это судно? — спросил Ревущий Джон. — Судя по его виду, мы с ним покончили! А если вы промешкаете хоть немного, то вам не добыть их масла.

Между тем наш инженер-механик доходил до полного отчаяния, видя, как истощались последние запасы масла. Он теперь бегал от одного к другому, как будто у нас в карманах были куски жира, нужного ему. Блэк все это видел, но по-прежнему сохранял свой невозмутимый и спокойный вид.

— А ты уверен, Джон, что мы с ним покончили? — спросил он, обращаясь к гиганту.

— Я так полагаю, а то чего же он молчит? Пошлите меня к черту, если он может еще встряхнуться, это дырявое лукошко!

Едва успел он договорить эти слова, как оба кормовых орудия крейсера почти одновременно дали по выстрелу. Одно ядро пролетело как раз через нашу группу и как ножом разорвало пополам несчастного Джона, а всех нас обрызгало его кровью и клочками мяса... Рука его еще дико взмахивала в воздухе, а лицо конвульсивно подергивалось; я невольно отвернулся. Второе ядро слегка задело крышу башни и, перелетев, упало в море.

— Все в укрытие! Я дам им попробовать наше большое орудие!

Мы снова вернулись в стальную башню, и наше судно двинулось вперед, постепенно освещая все части горизонта своим световым лучом. Вдруг далеко, на самой линии горизонта, какое-то судно ответило нам на этот световой сигнал.

— Номер второй! — промолвил Блэк совершенно спокойно. — Это, несомненно, военное судно! Так вот, милый мой, если нам не удастся захватить у этого крейсера весь их запас масла, то через десять минут читайте молитву: больше нам надеяться не на что!

Загрузка...