Желтый ценник

Глава 6 Рынок

Полгода Ася безуспешно искала работу. После пожара на заводе осталось много безработных. Мужчинам везло больше, их брали охотно, стариков отправляли на пенсию, а вот женщины с маленькими детьми вообще не рассматривались, считалось, что их обеспечивают мужья и родители. У Аси оба варианта были в пролете. Руслан устроился на теплоэлектростанцию с отставанием в зарплате на девять месяцев, а родители-пенсионеры не могли помочь. Да и стыдно такой великовозрастной дылде просить у отца копеечку на хлеб. Они с Русланом даже не могли взять деньги в долг, потому что из-за инфляции кредиторы поднимали такие бешеные проценты, что вернуть их было нереально, да что проценты, само тело долга для семьи Загребиных было неподъемным.

Поздним вечером по подъезду с ровным мелким зудом носились мухи, комары. Ася стояла перед дверями, сгорбившаяся и перегоревшая, как оплавленная кнопка звонка, в которую она собиралась позвонить.

Алмазия с мужем Хайдаром – успешные предприниматели, и поэтому у них новая металлическая дверь с золотистым номером, которая контрастирует с обшарпанными соседними. Оплавленный звонок – это мелкая месть соседей за успех.

Два-три раза в неделю Хайдар устанавливал новый, люди с патологическим упорством его устраняли. Меняя звонок, он посмеивался над пакостниками, а тайные враги продолжали выходить на площадку – раздуть огонек в папироске и, не останавливаясь, переместить к кнопке зажравшегося соседа. Кнопка оплавляется быстрее, чем гаснет сигарета, – проверено сотни раз.

Пока Хайдар откручивает болты, появляется тот же курильщик, притворно цокает, сострадает и при удобном случае вновь вредит. Сделаешь замечание, так он тебе еще телевизионный провод подрежет, и так искусно это сделает, что придется менять всю систему в щитке. Телевизионный кабель стоит гораздо дороже кнопки.

Асе тяжело и больно признавать семейное банкротство. Перед тобой словно разом закрылись все двери планеты. Ты стучишь, тарабанишь, надеешься на чудесное разрешение проблем, а ведь не факт, что за этими дверями тебя ожидает радужное будущее. За ними ничего не слышно и не видно. Может, там пропасть похлеще твоей.

Ася втайне мечтает когда-нибудь добиться хотя бы части успеха, которого добилась семья Хайруллиных. Раньше оба учительствовали в деревне. Алмазия преподавала математику, Хайдар – физкультуру. Алмазия уже собиралась замуж за директора школы, скучного лысеющего человека. Собиралась вопреки желанию. Время шло, а чересчур умную «укытыче» местные ребята побаивались и не торопились приглашать на свидание. С Хайдаром встретилась на одном из учительских семинаров. На следующий вечер он прискакал на белом коне с белым букетом ромашек, закружил, зацеловал. Потом по пути забежали в сельсовет, расписались.

Только через три дня Алмазия вспомнила о своем женихе. Пришла, покаялась, он расстроился: где это видано, чтобы учителка бросила директора, – попросил уволиться. Алмазия с удовольствием собрала вещички и уехала в деревню к мужу.

«Все было как в сказке», – рассказывает Алмазия и кладет голову на плечо Хайдару.

За советом Ася первым делом пришла к ним. Надеялась, что Алмазия поможет найти работу, подскажет, куда обратиться.

Алмазия видит в Асе равного человека и с удовольствием делится, помогает. Но поначалу Алмазия считает своим долгом провести процедуру «крещения», поднять мотивацию.

– Благодари Аллаха, – начинает она учительствовать, – ты пришла за советом в благословенный дом. Конечно, женское счастье – детей рожать да чтобы в доме достаток был. И у детей твоих, слава Аллаху, останется все, что вы наживете, – в могилу ведь с собой не возьмете.

– Хватит ей нотации читать, – улыбается Хайдар.

Он принадлежит к крепкой породе мужей-отцов, гордящихся знанием кое-каких фермерских секретов и считающих своей обязанностью и привилегией обеспечить жену норковой шубой, сына и дочь – достойным образованием, большой квартирой, машиной, или перегородить родник плотиной, выкопать котлован под озеро, запустить выдр, карпа, уток, гусей, лебедей, или выкупить у колхоза разваленный коровник и обустроить в нем конюшни.

Кони – это особая страсть Хайдара, и его несбыточная мечта – иметь скакуна из конюшен короля Саудовской Аравии.

– Только счастье – оно живет у того, кто честь и совесть свою бережет, – продолжает Алмазия. – Помни об этом, соблюдай себя!

– Теть Ася, привет, – выглянула из комнаты Гуля, дочь Алмазии.

Гуля хороша собой. Невысокая, стройная, в голубом спортивном костюме известной марки, с прямыми черными волосами – они ловко подвязаны тугой резинкой, чуть наискосок на лоб спускается челка. И это шло ей, оттеняло смуглую кожу гладкого лица. Гуля улыбнулась иссиня-черными миндалевидными глазами, выцепила из вазы яблоко и прикусила белыми ровными зубами.

– Чем хочешь заняться? – налила Алмазия в чашку чай и придвинула Асе.

– Не знаю, – ответила она тихо. С трудом сдержалась, чтобы не наброситься на халву и печенье. Детей надо было взять с собой, поели бы конфет.

– Детям возьми конфет, – Алмазия словно прочитала ее мысли. – Может, на рынок выйдешь?

– Я – на рынок?! – мгновенно вскинулась Ася. Рынок – это последнее, чем бы она хотела заняться.

– А что так? – улыбнулась Алмазия. – Не по статусу?

– Конечно. Меня с высшим образованием в спекулянтки?! Да с голоду буду подыхать, а на рынок не пойду.

В рынке Ася видела наказание за юношеский максимализм. Наказание за обиду, нанесенную старой женщине, продававшей рябину. Она сидела, устало сгорбившись, окутанная туманом прохладного октября, безучастная к окружающим и особенно к визгливой школьнице. Со своей рябиной она была для Аси откровенной спекулянткой. Ее металлический бидон с мятыми боками был переполнен хамством халявы, жаждой наживы. «Как можно продавать рябину за два рубля, если этой рябиной переполнена вся тайга? Да с одного дерева как минимум можно набрать мешок», – громко возмущалась Ася.

От благородного гнева дочери мать краснела, смущалась, просила у женщины с рябиной прощения. Та тихо кивала, сдерживая слезы, прикусывала губы. «Это деньги не за рябину, а за труд, – грустно объясняла мать, стараясь поскорее увести дочь. – Человек сходил в лес, принес…» – «Я тебе принесу тонну!» – распалялась Ася и где-то краем души уже понимала и принимала пояснение матери. И чем больше она понимала, тем сильнее ей было стыдно. Но, разогнавшись в истерике, остановиться было сложно.

Конечно, времена изменились, сейчас люди выходили на рынок с единственной целью – продать что-нибудь из того, что они раньше привозили бесплатно или меняли на то, чего у самих было вдоволь. В благодарность их кормили пирогами, снабжали самодельными салфетками, вареньем, грибами. Те времена стали архаикой, теперь за все нужно было платить. Пока понятие «частный предприниматель» плохо приживалось в стране, где все еще главенствовал тезис о том, что предприниматели – это барыги, кровопийцы, чей мир – это туманные деловые отношения с опорой на обман и взаимное недоверие…

Слушая Асю, Алмазия вежливо кивала, но чувствовалось, что не верила. Должно быть, она сочла нежелание работать на рынке прикрытием лени.

Алмазия стала нащупывать подходы к столь категоричному настроению Аси. Обсудили цены на продукты, стоимость железнодорожных билетов, нравы милиционеров. Алмазии явно хотелось подтолкнуть Асю к действенному решению, но она чувствовала, что предпосылки для такого еще не созрели. Тема требовала повышенной деликатности, поэтому Алмазия начала издалека:

– У меня много знакомых бизнесменов, которые начинали с рынка.

– И все жулики.

– Верку Охлобыстину знаешь? Распред с главного конвейера? По выходным торгует на рынке овощами, – сказала Алмазия. – Лазарев, главный технолог по сборке, у себя в квартире делает оплетку проводов, сноха торгует на рынке запчастей.

Этих людей Ася прекрасно знала, назвать их жуликами не приходило в голову.

– Гуля на рынке.

– Гуля? Твоя Гуля торгует?

Ася не могла представить Гулю за прилавком. Ангельское лицо – под холодным солнцем, точеная фигура древнегреческой богини – в серой толстовке, с черной сумкой на плечах. Казалось, таким красавицам в соответствии с какими-то древними законами должен быть с рождения обеспечен успех и на них никак не могут отразиться даже малейшие зачатки реформ. Куда мир катится? Понятно, что во тьме перемен общепринятые законы деформируются, но несправедливо, когда они касаются слабых и неподготовленных.

– А чем она торгует?

– Брюками, – ответила за Алмазию Гуля.

– Зачем? Вам что, денег не хватает?

– При чем здесь деньги? Сама знаешь, семья у нас небольшая, сын и дочь. На хлеб, молоко хватает. Гуля зарабатывает себе на игрушки, – погладила Алмазия дочь по руке. Гуля громко рассмеялась.

– Шутите? – поняла Ася. И ей стало грустно.

Гуля смутилась, стала оправдываться:

– Мама игрушкой называет машину: «жигули» шестой модели.

– Что? На рынке можно заработать на машину? – В это Ася ни за что не поверит. Ни под какими пытками. Хлеб, молоко, в крайнем случае хлеб с колбасой. Но машина!

Алмазия и Гуля засмеялись одновременно и громко.

– Теть Ась, – промурлыкала Гуля, – вы прям как с другой планеты.

«Я из другой жизни, после распада которой остались душевные развалины, ослепившие глаза и разум. И надо привыкать жить так: решать рутинные вопросы, просыпаться по утрам, чистить зубы, будить детей в садик, искать работу. И все это делать по памяти и наощупь, потому что сам ты слеп».

В конце концов интерес все же нашелся. Алмазия упомянула еще нескольких общих знакомых: кто-то съездил в Турцию на отдых, кто-то в Саудовскую Аравию на хадж. Но были и печальные случаи банкротства, грабежа или попадалова. Поездка к Алмазии стоила того, чтобы потратить весь вечер. Первым делом надо было решить вопрос с деньгами.

Поговорить с Русланом не получилось. Ася намекала, что неплохо бы попросить денег у Саши, и никак не понимала, почему Руслан так категорически отказывается. По большому счету, бывшие партнеры – друзья. Почему Руслан периодически одергивает ее, когда она пытается заговорить о Саше? Хотя чего это она врет самой себе – отлично ведь понимает причину, просто пытается найти лазейку и помирить. Ее фальшь вычислялась в секунду, короткий бросок ответа, и ей, взрослой идиотке, остается только разжевать и проглотить эту новую реальность.

Разговор с Русланом о деньгах собирался из обрывков трех фраз: «отстань… не пойду… сама кашу заварила…» Ася на этой стороне проблемы, Руслан на другой, между ними красная черта, которая порой тянется к небу, чтобы превратиться в стену плача. И никакой слезой не перешибить этот рост. Жизнь после пожара на заводе до того изменилась, что, кажется, прошлого не было, а будущего не будет. Ася очень старается, чтобы все вернулось на круги своя. Но сейчас на любой вопрос появляется три ответа, и все три плохие. И все, кто пытаются ответить, не дадут соврать – вынуждены выбирать из всех зол меньшее.

Все-таки Асю смущало решение заняться своим делом: уж слишком откровенно она наивна в предпринимательстве, точно дитя малое. Но порой ей казалось, что она справится, тогда она, радостная, легко вбегала в дом, перепрыгивала через разбросанные игрушки. И ни с того ни с сего принималась целовать и обнимать то Руслана, то детей.

Особенно пугало Руслана, когда Ася начинала петь, не стесняясь отсутствия голоса и слуха. Все это, конечно, не вязалось с последними семейными неурядицами, но Руслан успокаивал себя тем, что со временем Ася остепенится, забудет о предпринимательстве. Вот он устроился на работу… да, пока не будет получать зарплату, но так живут практически все. Такова обстановка в городе, да и в стране в целом.

На следующий день Ася поехала к свекрови. В советское время та скопила предостаточно, но с резкими скачками цен ее сбережения очень быстро превращались в бумагу. Не факт, что даст, но попросить стоит.

Свекровь последние десять лет была на инвалидности по астме. Пенсии хватало только на коммунальные платежи. Спасала дача. Все, что росло, цвело, плодоносило, свекровь выносила на рынок. Самыми востребованными были овощи. Ей удавалось выращивать огромные помидоры со сладкой плотной сердцевиной, хрусткие огурцы, картошку, морковку. В один год она умудрилась вырастить баклажаны. Сама не зная с какого перепуга, вдруг посеяла в углу огорода. Лето было жаркое, и баклажаны чудным образом вызрели. Вынесла на рынок, под хохот старушек-болтушек выложила вдоль прилавка – ровно четыре штуки. Оказалось, что баклажанами торговать выгодно. Сразу появился человек, словно пришел на запах. Увидев баклажаны, взревел от удовольствия, рассказал про беременную жену, заплатил столько, сколько попросили. Свекровь, конечно, утаила подробности сделки: еще час назад она себя кляла последними словами и готова была отдать баклажаны хоть за пятьдесят копеек за штуку, лишь бы купили. Но, увидев охотного покупателя, взвинтила цену в пять раз и, узнав, что баклажаны для беременной, огорчилась и сделала хорошую скидку – по два рубля за каждый. Покупатель оказался хорошим, щедрым человеком, заплатил и вдобавок выкупил все баклажаны, которые еще только дозревали, на корню.

После столь удачной сделки свекровь в глазах старушек-болтушек выглядела деловым человеком. На следующий год уже все старушки высадили заморский овощ и даже научились его готовить. Предприимчивость старушек-болтушек сильно задела свекровь. Она пыжилась и смотрела на них с такой злостью, будто говорила своим видом: «Вы не больно тут гогочите, это я первая придумала сажать баклажаны. Вот научусь еще арбузы и дыни выращивать!»

Когда кто-то из покупателей приценивался к чужим баклажанам, она с нарочитой небрежностью, к месту и не к месту, встревала в разговор, пытаясь высмеять чужой товар. А когда ничего не получалось, теряла самообладание и, набычившись, сопела: «Уф, Аллакаем!» Если покупатель уходил с баклажанами, старушки-болтушки прыскали от смеха, в обратном случае разгорался скандал. И тут уж от свекрови бежал любой покупатель, потому что на него наваливались всем скопом и отговаривали от покупки.

Свекровь бухтела, пила успокоительное, потом грузила в тележку непроданные огурцы и помидоры и отправлялась домой. Такой уж был у нее характер. Привыкшая сызмальства к бедности и нужде, свекровь жила в строжайшей экономии. С утра до ночи работала за копейки. Не за рубль, хоть немного походивший на средство оплаты, а за копейку, которую уже и в банке не принимали. Копейка стала бесполезной кругляшкой и разочарованием покупателя, получавшего ее на сдачу, но, видимо, она приносила доход монетному двору, иначе как объяснить ее производство. Свекровь копейкой не брезговала, аккуратно собирала в стеклянную баночку из-под майонеза. И ничто не могло заставить ее пройти мимо кем-то оброненной монетки. Останавливалась, и удостоверившись, что никто не покушается на монету, начинала сложную процедуру ее поднятия. Самой, с ее большим весом и слабой астматической грудью, было очень трудно наклониться и поднять монету, так что она сначала пыталась найти помощников: то мальца попросит поднять, то какую другую добрую душу подсобить. Когда помощников не находилось, наклонялась сама, держась за тележку. И чем более клонилась, тем более взывала к Аллаху, чтобы не рухнуть на землю.