Я тупо сижу на диване, уставившись на сад через стеклянную стену. Внутри клокочет злоба, которую мне хочется вылить во что-то, но я, как всегда, подавляю ее внутри себя. Пока через какое-то время не заходит молодая женщина в униформе прислуги со стопкой одежды в руках.
– Здравствуйте! – увидев меня в гостиной, останавливается она. – Меня зовут Наташа, я горничная. Булат Булатович прислал вам одежду и просил передать, что пока не сделают доставку из магазина, у вас нет других вариантов, кроме как принять ее или продолжать ходить в своем халате.
Она не выглядит смущенной, значит, не в первый раз этот самодур ставит ультиматумы и навязывает другим свою волю, не стесняясь прислуги. Как же живут его бедные домашние под такой тиранией?
– Спасибо, Наташа. Положите все здесь и можете идти, – говорю я женщине, и она кладет то, что оказывается комплектом мужской пижамы, на кресло, прежде чем выйти.
Помнится, когда мы были жена… вместе, Булат отказывался спать в чем-либо, кроме нижнего белья. Но даже если это действительно его пижама, я не собираюсь ее надевать. Этому козлу хотя бы хватило такта не присылать мне одежду своей жены.
Так, стоп! Его жена! Он же сказал, что она живет в другом крыле, в этом же доме. Тогда почему Асад с няней находятся здесь? Почему ребенок не со своей матерью? Ведь забирая его у меня, Тагиров сказал, что малыша ждет его мама. И как бы я не цеплялась за рыжика, по факту, он действительно чей-то сын и должен находиться рядом с мамой или хотя бы бабушкой, а не с няней, в мужском крыле дома.
Я даже не думаю, прежде чем разъяренной фурией выскочить из комнаты в коридор, где меня останавливает удивленный охранник.
– Куда вы? – преграждая мне дорогу, но не трогая, спрашивает он.
– Мне нужно поговорить с Булатом. Срочно! – требую я, не намеренная ни минуты ждать ответов, так необходимых мне.
Он обманул меня, в который раз, а я даже не сразу поняла! Булат не отдавал ребенка матери, потому что, когда я согласилась на его поганое условие и приехала сюда, ребенок уже жил в этой комнате с няней. Вряд ли его забрали от матери в середине ночи и перенесли сюда ради меня. Слишком уж обжитой казалась спальня, детские вещи валялись тут и там, а няня преспокойно спала в кровати, в собственной пижаме.
– Булат Булатович удалился к себе и приказал не беспокоить его до девяти утра, – отказывает мне охранник.
– А мне плевать! Немедленно свяжись с ним или я переверну этот дом вверх дном!
Я не узнаю саму себя, ведь совсем не в моем духе так разговаривать с людьми, но в этот момент мне все равно на чужое мнение. Видимо, есть предел и моей выдержке, потому что я действительно готова все здесь разнести, если мне немедленно не дадут ответы на все вопросы.
Боже, мне кажется, я схожу с ума… Что я делаю со своей жизнью? Почему позволяю себе быть чужой марионеткой? И ради чего? Ради Булата? Так я его ненавижу! Теперь уж точно ненавижу всей душой. Ради Асада? Но ведь он не мой. Моя привязанность, моя слепая любовь к нему – это просто необъяснимое и в корне неправильное чувство. Лиза была права, права во всем! А я просто выгнала ее, словно она враг мне, хотя сестренка лишь хотела донести до меня, что я совершаю непоправимую ошибку. Но ведь даже если умом я это понимаю, то все равно нет сил отказаться сейчас от малыша! Я реально не могу без него. Это слишком больно – остаться без него.
С его появлением моя жизнь изменилась полностью. Незаметно, мало-помалу, я настолько привыкла к нему, что он словно стал частью меня. Всегда вместе, ночью и днем, ведь с работы меня, в конце концов, уволили, и я нашла себе удаленную работу на несколько часов в день, чтобы не тратить деньги Булата и дальше.
Утром, даже еще не открыв глаза, я первым делом думала о том, что вот сейчас увижу своего солнечного мальчика и прикоснусь губами к его бархатной щечке, прижму к груди. Я могла часами разговаривать с ним, не выпуская из рук, и отчаянно скучала, когда он спал. А спал он много, потому что слишком маленький еще. Лиза не уставала повторять, что я веду себя ненормально, что нельзя быть настолько зависимой от ребенка, но мы только ссорились из-за этого, пока несколько дней назад я не попросила ее уйти из моей квартиры, о чем теперь горько сожалею. Я действительно поступаю во вред самой себе, она говорила правильно. И что она теперь почувствует, когда поймет, что я исчезла? А если Булат не предоставит мне телефон? Если не даст выйти на связь и сообщить, что я в порядке?
Боже, как же я ненавижу себя! Наверное, ничуть не меньше, чем Булата в этот момент, потому что нельзя быть более презираемым человеком.
А Асад? Разве я спросила его, нужна ли ему такая одержимая и неразумная псевдомать? Потому что я не его мать, я не могу ему ничего дать. У ребенка есть родители, родные. Я всего лишь должна была сыграть роль временной няни, как и та женщина, что находится рядом с ним сейчас. А вдруг Тагиров и впрямь, не успев вернуть, снова отобрал его у своей жены? Только чтобы задержать меня здесь, потому что я не хотела идти с ним.
Как же тошно от самой себя… И от него.
Нет, пора кончать этот цирк! Даже если меня это убьет, я должна положить конец всему, потому что нельзя так жить. Но сначала… Сначала я обязательно получу все ответы на свои вопросы. Тагирову не удастся просто отмахнуться от меня. Я не позволю!
– Пожалуйста, вернитесь к себе, – пытается направить меня в сторону двери охранник, но я резко отталкиваю его в сторону и бегу в том направлении, в котором мы с Тагировым пришли ранее.
К сожалению, меня догоняют быстрее, чем я успеваю выскочить в большой холл из узкого коридора. На этот раз охранник не церемонится и не обращая внимания на мое возмущение, за руку тащит обратно.
– Приказы Булата Булатовича не оспариваются, – вталкивая меня в комнату, заявляет мне этот мужчина. – Как только он выйдет из своих комнат, я сообщу, что вы хотели с ним встретиться.
– Послушай меня, ты..! – Мою гневную речь обрывает громкий детский плач и я с досадой понимаю, что совсем забыла о спящем рядом малыше. – Черт, ладно! Но после девяти утра я жду его здесь или он очень пожалеет о том, что проигнорировал меня, понял?
Охранник кивает и выходит, закрывая за собой дверь, а я иду в сторону комнаты няни, потому что хочу сама успокоить и, чего греха таить, увидеть поскорее своего львенка. Который на самом деле не мой. Нужно постоянно держать это в уме.
***
– Сладенький мой, знаешь, как я по тебе скучала? – воркую я Асаду десятью минутами позже, устроившись с ним на кровати в предоставленной мне Булатом спальне. – Будь ты постарше, ты бы понял меня, львеночек.
Малыш просто хлопает глазками, глядя на меня с совершенно спокойным выражением. Асад слишком маленький, чтобы быть привязанным к одному человеку. Ему два месяца, точно не больше трех. Кто его кормит – в том он и нуждается. Но мне все равно неприятно думать, что он может забыть меня, стоит мне только исчезнуть из его жизни. Жаль, что и я не могу вот так же забыть о том, что он у меня был. Пусть ненадолго, но все же он был моим.
Внезапно малыш хватает меня за палец, сжимая его в крошечном кулачке, и мое сердце замирает от нежности.
– Я не должна любить тебя, но я люблю, Асад, – шепчу в его кожу, прежде чем прижаться губами к гладкому лобику. – И ради тебя, я добьюсь справедливости от монстра, который зовет себя твоим отцом. Ты не должен расти ни у няни, ни у чужой тетеньки, рыжик. Тебе нужна твоя мама. Я была такой эгоисткой, когда хотела, чтобы ты остался со мной. Прости, малыш!
Я чувствую, что это наши последние часы вместе. И это самый правильный способ попрощаться. Так что я лежу рядом с ним и просто разговариваю, как делала это много раз в прошлом, пока Асад, прикрыв свои красивые глазки, не засыпает. Прямо к девяти утра, словно знает, что мне нужно поговорить с его отцом.
Тихо встав с кровати, я выхожу и стучусь в дверь к няне, которая уже встала и оделась.
– Я ухожу, присмотрите за ребенком, – прошу у нее. – Он спит в той спальне.
– Конечно, – кивает она.
Я сжимаю волю в кулак, прежде чем идти в очередную контратаку. Мне не хочется снова спорить с охранником, я до смерти устала, но не время сейчас сдаваться. Открыв дверь, выглядываю в коридор и вижу, что мужчина на посту сменился.
– Вам что-то нужно? – спрашивает меня более молодой охранник.
– Я хочу поговорить с Булатом. Немедленно, – требую я, вся скукожившись внутри в ожидании очередного отказа.
– Я уже иду, Вита, перестань доставать охрану, – раздается голос из другого конца коридора и я вижу направляющегося к нам Тагирова.
Он выглядит бодрым и выспавшимся, одетый в брюки и пуловер, с идеальной прической и начищенными ботинками. Я же все еще стою в своем халате и тапочках не по размеру, на голове наверняка птичье гнездо, и если раньше меня это не беспокоило, то при виде такого уверенного и собранного Булата становится не по себе.
– Что застыла, пойдем, – усмехается он, беря меня под локоток и ведя в противоположную сторону. – Сама ведь хотела поговорить. У меня как раз есть время за завтраком.
– Не трогай! – одергиваю свою руку, продолжая идти за ним.
– Какая ты злая с утра, Вита. Не выспалась?
– У меня нет повода быть довольной. Ты продолжаешь водить меня за нос, Тагиров, и я до смерти от этого устала.
Мужчина останавливается, бросая на меня предупреждающий взгляд, и кивает в сторону двери в конце коридора.
– Подожди, пока мы не сядем за стол переговоров, Вита. Я не привык обсуждать личные дела при охране.
Он открывает передо мной дверь и, как только я захожу внутрь, запирает ее за нами, заставляя меня еще больше занервничать.
– Не бойся, приставать не буду, – усмехается гад, словно это в принципе возможно.
Я еще помню его слова о том, что он устал от меня. Знаю, как выгляжу сейчас и иллюзиями не страдаю.
– Ты обманул меня! – снова перехожу к делу. – Ты сказал, что везешь Асада к его матери!
– Сядь, Вита, – отодвигая для меня стул перед накрытым едой столом, жестко чеканит он.
– Я не хочу садиться! И есть не хочу! Мне нужны ответы от тебя, Булат!
– Ты их получишь только на моих условиях, – говорит он. – Сядь, для начала.
И я сажусь. Уступаю в малом, потому что заставить его ответить насильно не в моих силах. Сжимаю руки в кулаки, когда он садится во главе стола и начинает разливать кофе в две чашки, пододвигая одну ко мне вместе с молочником и сахарницей.
– Все еще любишь сладкий кофе, Виталина Сергеевна?
– Не играй на моих нервах, Тагиров! Хватит!
– Я всего лишь хочу, чтобы ты поела, – пожимает плечами мужчина. – Наполни свою тарелку и я отвечу на один вопрос.
– Отлично! Почему Асад не у своей матери, а с няней в мужской половине дома? – кладя на свою тарелку первое, что вижу – яичницу с овощами, спрашиваю у него.
– Его матери здесь нет, – спокойно отвечает Булат, отпивая свой кофе.
Моя рука дрожит, когда я кладу ложку обратно на тарелку.
– Но ты ведь сказал, что твоя жена в женском крыле! Или это не она родила тебе ребенка?
Моему возмущению нет предела. Ну вот что он за человек такой?!
– Ты забыла поесть, прежде чем спросить, дорогая, – напоминает он, кивая на мою тарелку.
– Я не могу есть, как ты не понимаешь? Какой к черту, завтрак, когда мы обсуждаем такие важные вещи?!
– Тем не менее, поесть придется, – все так же раздражающе спокойно говорит Булат. – Конечно, если тебе нужны ответы.
Вот ведь козел! Ненавижу его!
Беру вилку и со злостью запихиваю в рот яичницу, вкуса которой даже не ощущаю. Мой взгляд не отрывается от Тагирова и он смотрит в ответ с удовлетворением, которое мне хочется согнать с его лица хлесткой пощечиной. Когда я проглатываю еду, мне становится дурно, потому что я на самом деле терпеть не могу яичницу в сочетании с овощами, так что быстро запиваю ее черным кофе, который он налил нам.
– Возьми лучше кашу или тосты, – предлагает Тагиров, сам добавляя сахар и сливки в мой кофе и помешивая его ложечкой.
– Отвечай, – бросаю на него злой взгляд, отодвигая тарелку и беря новую, куда кладу две ложки овсянки.
– Нет, моя жена не мать Асада. У нас нет общих детей, – отвечает он.
Моя голова готова взорваться. Да сколько можно водить меня за нос? Сначала говорит одно, а потом другое. Я быстро кладу в рот немного овсянки, проглатывая ее и вытирая рот салфеткой, в нетерпении задать следующий вопрос.
– Зачем ты меня обманул, тогда?
– Потому что в любом случае не мог оставить Асада с тобой.
Черт, как же больно! Он прав, но это все равно больно. И жестоко с его стороны, хотя чего еще от него ожидать.
Я уже не думая ем ложку за ложкой, чтобы получить ответы на все свои вопросы.
– Твоя жена не хочет растить Асада?
– Нет, что неудивительно, учитывая, что это не ее ребенок.
– Что с его матерью?
– Она его тоже не хочет.
Вот так вот. Спокойно, без единой эмоции. Что же это за женщина, раз отказалась от ребенка, которого приняла решение родить? Ведь не заставил же он ее?
– Она добровольно его родила? Или ты запретил ей делать аборт?
– Что за фантазии, Вита? – усмехается Булат, словно я сказала что-то смешное. – Она сама решила родить и никто ребенка у нее не отбирал.
– Если твоя жена не хочет ухаживать за ребенком от другой женщины, то почему твоя мать им не займется? – задаю следующий вопрос.
– Она лечится от рака, ей не до него, – мрачно говорит Тагиров, впервые проявляя настоящие чувства.
– О, мне жаль, – бормочу я, потому что даже врагу такого не пожелаешь.
Мама – это святое. Я еще помню, как сама мучилась, когда моя мама заболела, а потом умерла. Ложка выскальзывает из моей руки, громко клацая об тарелку, но я не спешу снова ее брать. Кусок в горло не лезет уже, но все равно задаю вопрос:
– Значит, няня – это единственный выход в случае с Асадом, да? – спрашиваю с грустью, потому что при мысли о том, что малыш останется без мамы мне становится дурно. – Может, твоя жена передумает, если проведет с ним немного времени?
– Этого не будет, – качает головой Булат. – Не каждая женщина способна принять чужого ребенка, Вита. Но у него, по крайней мере, есть отец. Тебе не стоит беспокоиться за моего сына. Он ни в чем не будет нуждаться.
– Да уж, – обводя взглядом шикарную столовую, в которой мы завтракаем, с презрением говорю я. – В материальном плане не будет.
– Ты драматизируешь, – хмыкает Тагиров. – Как насчет десерта? Мой повар готовит шикарные маффины.
– Знаешь что..! Сам ешь свои маффины! – со злобой говорю ему, вставая из-за стола.
– Ух, какая экспрессия! Ты мне такой нравишься, Вита.
– А мне пофиг! Глаза бы мои тебя не видели, Тагиров! Надеюсь, ты предоставишь мне уединение, раз уж я стала пленницей в этом доме, и не будешь мозолить глаза.
– Я слишком занят, чтобы развлекать тебя, уж прости, дорогая, – ухмыляется он.
Очередное напоминание о моем месте в его жизни. Вот только меня это не задевает больше так, как раньше. Я действительно хочу находиться как можно дальше от него, поэтому спешу уйти.