Пролог

Пролог

- Барыня тонет! – визжала дворовая девка, мечась по тонкому льду в красном сарафане, словно огонек. – Барыня тонет!

В глазах купеческой дочери стоял ужас.

Ее расписные сани медленно уходили под треснувший лед озера. Они проседали, неумолимо погружаясь в прозрачную ледяную воду.

На крик сбегались  неповоротливые в своих шубах рыбаки, побросав снасти и замёрзшую рыбу.

Они с недоумением смотрели на дорогие сани и рвущегося коня, уже охрипшего от ужаса. Но подойти ближе рыбаки боялись. Затащит под лед, и поминай, как звали!

- Да кто ж тебя на лед понес! – кричали рыбаки  заиндевелому  конюху в овечьем тулупе. На его бороде и бровях был иней. Дыхание вырывалось паром, когда он отстегивал коня.

–  Вот остолоп! Лед еще не окреп! А ты коня погнал, дурья твоя голова!

- Что там? -  спрашивали только – только подбежавшие рыбаки с другого берега. Близко они не подошли. Боязно! Никто не отваживался выйти на середину озера.

Кто-то из рыбаков признал и сани, и девку в роскошных мехах, которую придавило сундуком.

- Купеческая дочка на свадьбу ехала! Да как на озеро выехали, так лед под санями и не выдержал приданого! – кричали рыбаки друг другу. – Теперь тонет! С санями вместе!

- А енто кто мечется? – переглядывались рыбаки, глядя на красный сарафан и куцую козлиную душегрею.

- Так-то ее девка дворовая. Марыська! – приглядывались зеваки. – А кто хоть просватал - то?

- А нам почем знать! Мы в купцовые дела не лезем! – галдели рыбаки. – Наше дело малое! Глядите! Глядите!

Лед расходился трещинами. Полозья уже были почти на половину в воде.

- Барыня, барыня! Давайте руку!  – причитала Марыська, размешивая снежную кашу ногами.  – Вылезайте! Кто-нибудь! Помогите! Барыня тонет! Барыня тонет!

 Под ее ногами расползалась огромная трещина, тут же наполняясь ледяной водой. 

- Не могу, -  шептала невеста, судорожно цепляясь руками за Марыську. – Шуба намокла и не пускает! Встать не могу!  Тяжко…  Еще и сундуком придавило!

- Брось ее, дуреха! Сейчас с ней вместе под лед провалишься! – крикнул кто-то из рыбаков.  – Бросай, барыню! Сани-то вот-вот потонут!

- Ну, помогите, чего встали! – визжала дворовая девка, пытаясь вытащить укутанную в дорогие меха невесту.  Лед под ногами хрустел, а она сама чуть не оказалась в хрустальной ледяной воде.  

- А нам че? Жить надоело? У самих семеро по лавкам сидят! Кто их кормить будет? – переглянулись рыбаки, забывая про свой улов.  -  Гляди! Гляди! Шубы ее собольи намокли, вот и выбраться не может! Отец-то вон как нарядил! 

- Ты-то что!  - взвизгнула Марыська на конюха. Лед страшно хрустел. Подол ее сарафана намок от воды и уже покрылся инеем. – Барыню спасать надобно!

- Да я ведь … Да я… - лепетал конюх. Его борода была белой-белой от инея, а он огромными рукавицами  пытался поймать поводья перепуганного коня.   

- Барин дочку вон как любит! Кто спасет, тому золота не пожалеет! – закричала в отчаянии Марыська рыбакам. 

- Знаем мы купца – того. Обманщик и плут! Еще за копейку удавится! – крикнули в ответ рыбаки. – Никто помирать задарма не хочет!

Как только конь получил свободу, он забил копытами, кроша остатки льда.

Сани резко просели назад.

Обе девушки пронзительно закричали. 

Так, что в красном сарафане отчаянно тянула вторую за рукав роскошной шубы.

Кованые сундуки стали соскальзывать в воду, разбивая лед и  наклоняя сани еще сильнее. Сами сани, груженные всяким добром, скатывались назад,  медленно увлекая  невесту в ледяную бездну.

 – Марыська! Ты-то куда лезешь! Потонешь ведь! – басом крикнул один рыбак. – Жаль девку-то! Эта ж ее за собой  утащит!  Гляди, как цепляется! Брось ее, Марыська!   

Сани съехали вниз, накреняясь и зачерпывая воду. Марыська завизжала, хватая барыню за руку и надрываясь изо всех сил.

- Пропали девки! Обе! - выдохнул паром маленький старичок - рыбак, отогревая замерзшие руки.

 Сани уже утонули почти до половины.

- Не пускай меня, Марысечка… - дрожащим голосом шептала невеста, пытаясь выбраться из мокрой тяжелой шубы. – Не пускай… Молю…

-  Не отпущу, барыня… Не отпущу…  Только шубы снимайте! Не боитесь! Батюшка новые справит!  - спешно кричала Марыська, изо всех сил сжимая дрожащую бледную руку с дорогими перстнями. – Я держу, а вы сымайте!

- Не выходит, Марысечка…

– Ну и кутали – укутали! Пропади пропадом шуба соболья! И сундуки окаянные! – задыхалась Марыська, пытаясь вытянуть барыню за руку.   В тишине было слышно, как слетают с рук барыни золотые перстни и звенят о лед.

-  Сундук  шубу держит! Сдвинуться не могу…  – выдохнула перепуганная бледная невеста, пытаясь содрать с себя налитые ледяной водой меха.

- Давайте помогу! – задыхалась паром Марыська, как вдруг…

 Послышался страшный хруст.

Рыбаки бросились бежать к берегу.

Перепуганная Марыська внезапно отпустила руку и  опрокинулась на спину.

Огромные сани  стремительно исчезали под водой. Последнее, что она видела, как  мелькнула перед ее глазами протянутая рука с перстнями и перепуганные синие глаза. А  потом словно лезвия сверкнули полозья.

- Барыня! – пропищала Марыська, закрывая лицо руками, когда сани исчезли в темной воде.

Лед почти сомкнулся, словно не было ни саней, ни красавицы – невесты, ни богатых сундуков, ломившихся от всякого скарба.

- Ой, батюшки! – закричали рыбаки. – Потонула! И все добро с ней! Водяному достанется! Еще одной утопленницей больше станет…

- Какому водяному? – сплюнул старик. – Спит он! Карачуну ее везли! К елке бы привязали, да в лесу оставили! Слыхал я в корчме, как приказчик  купца рассказывал спьяну! Дескать, купец просил размести дороги, чтобы торговать сподручней было!

- А девку зачем брали? Тоже ентому Карачуну? – спросил парень молодой, все еще не сводя глаз с алого сарафана.

Глава первая. Куда уходят умирать носки

Глава первая. Куда уходят умирать носки

«Ой, у меня есть подкурить! Специально с собой  в лес беру зажигалку!», - дрожащая рука с носилок протянула зажигалку к сигарете волонтера. Тащим по буеракам.  Искали три дня. Ни отблеска, ни огонька, ни костра, ничего. Думали уже все!

 

101 повод бросить курить от волонтеров,

разыскивающих пропавших людей

 

- Ежик! – гнусаво орала я, пробираясь по сугробам. Колючие ветки драли куртку.  – Ежик! Ежик! Тебе что? Ответить сложно! Ежик! Это Лиса Один.  Кажись, Носок нашелся! Его следы ведут к озеру!

Со стороны это было похоже на бред сумасшедшего в зимнем лесу. Особенно, когда ноги по самое колено погружаются в сугроб. 

- Лиса один! Лиса один! Прием! Белка, ты? - внезапно зашуршала рация. – Белка, прием! У нас тут Еремина и Шепелев! Шепелева видели в лесу с вертолета! Он убежал от вертолета! Третий раз!

- Дедушка видел в лесу НЛО! – выдохнула я, зорко осматриваясь по сторонам.  –  НЛО видело в лесу дедушку и передало по рации…

 -  Что с Носком?  - прошелестела рация.  – Ты-то сама как? Сейчас ребята еще подъедут. Звонили. Ты хоть отдохнешь!

Что с Носком! Три человека нас осталось! Остальные дернули на работу! И двое местных! Вот что с Носком! Третий день ищем!  Позавчера нам решили помочь МЧС. Они катались с сиреной вокруг леса. «Иди на звук!», - как бы намекали они, только усугубляя ситуацию. Они прокатились, потом уехали тушить пожары, оставив нас наедине с окончательно заблудившимся потеряшкой.

Обычный человек знает. Мох растет с севера,  с юга ветки пушистей, солнце садиться на запад. Зато как приятно замерзать в глухом лесу, зная, что ты не прогуливал уроки по ориентированию на местности!

- Свежие следы у меня! Отправляю координаты!  – рявкнуло в приемник мое простывшее горло. –Немирову нашли? 

- Пока ищем! Телефон разрядился у нее! Высылаю группу по твоим координатам! Следы точно свежие? Елка уже передает информацию!

Если вы потерялись в лесу, ваша главная задача первым делом – посадить телефон! Так считают почти все, кого мы ищем.

Первым делом нужно позвонить родным и сорок минут с рыданиями и истериками рассказывать про то, что вы заблудились, вам холодно и страшно, а вокруг темным-темно. Если вам вдруг начнут задавать вопросы, то нужно твердить, что вам темно и страшно. И ни в коем случае не прояснять ситуацию, что есть с собой, что по самочувствию и есть ли какие-то особые приметы местности!

В довершении, если ловит связь можно запилить пост, ответить друзьям на сообщения и позвонить начальству, тете из Саратова, дяде из Тамбова, чтобы не волновались и спасали побыстрее!

Если связь не ловит, то вы можете скоротать время за игрой три в ряд. Очень полезное занятие в лесу. Но лучше всего поснимать свои приключения на камеру! Нам будет очень интересно посмотреть, что вы делали перед тем, как утонуть в болоте, до встречи с медведем или перед тем, как замерзнуть под кустиком, наевшись неизвестных грибов и ягод.

И когда телефон разрядиться окончательно, единственное, что вы сможете сделать с телефоном – кинуть им в медведя!

Потом стемнеет, вас будут искать с вертолета по отблеску телефона, но им уже урчит разбуженный вами  медведь.

- Я тебя понял! Жди! – прошуршала рация.

Я ломала кусты, продвигаясь дальше. Проклятый мороз! У, как я его ненавижу! Сколько раз мы опаздывали и доставали замерзшее тело? У меня с ним свои счеты. Трое! Причем, двое из них дети!

– Из вкусненького! Местные говорят, что у тебя там медведь. И его видели недавно! Чтобы тебе было не так грустно и одиноко! У тебя фаеры есть?

- Д-д-да, один, - выдохнула я, осматриваясь по сторонам. – Где конкретно медведь?

- Егерь сказал: «Да хрен его знает! Он за ним лично не бегает!», - прошуршала рация.

Твою мать! Я чуть за сердце не схватилась. Медведь может быть где угодно.  Д-д-даже за спиной!

Я резко обернулась. Но увидела только мохнатые заснеженные лапы ели!  Фух!

По следам человека в зимнем лесу можно прочитать многое. Не только размер обуви, направление, куда двигался, бежал или шел. Но и водятся здесь медведи или нет. Как у нас шутят, если коричневенькие с желтеньким, то где-то поблизости может быть медведь, страдающий бессонницей! 

- Хоть бы живой, - простонала я, сплевывая снег. – Хоть бы живой!  Плохо, что озеро! Да что ж такое! Манит оно что ли! Почему-у-у! Так! Без паники! Без паники!

Почему, если в огромном-огромном лесу есть малюсенькое озерцо, то искать, прежде всего, нужно там? И неважно, взрослый или ребенок! «Потеряшки» безошибочно, каким-то задним чутьем находят эту несчастную лужу и начинают всячески в ней топиться! Иногда, даже успешно!

На меня с веток посыпался снег, попадая за шиворот. Я спешила вниз, к озеру, видя, что свежие следы начинают петлять.

«Пытается запутать след! Уходит от погони злых полицаев!», - промелькнуло в голове, когда я хрустела ветками.

Если человек теряется, то в нем тут же просыпается партизан! Он решает идти куда-нибудь. В надежде, что куда-нибудь да выйдет. А потом, почувствовав усталость -  залечь под кустом, или спрятаться в овраге, чтобы слиться с окружающей средой по - максимуму и тихо постанывать в ответ на крики.  

Открытая местность? Вы о чем? Нет, чтобы остаться на поляне, чтобы тебя могли увидеть с вертолета! Нет! Только чаща, только валежник, только хардкор!

Отличники обязательно вспомнят, что под снегом теплее. И зароются в снег. Вот только не учтут, что нифига там не теплее, и снег может покрыться коркой. А ты превратишься в подснежник, который однажды соберет опергруппа и подарит красивой девочке – патологоанатому.

Чуть погодя почти в каждом просыпается юный натуралист – дегустатор. А в голове натощак мелькают картинки из старых учебников «съедобные грибы и ягоды». Но мелькают они так быстро, что ты не успеваешь рассмотреть и тащишь в рот все, что выглядит симпатичней медвежьей какашки.

Глава вторая. Мимимишки!

Глава вторая. Мимимишки!

О, боже, какой мужчина! Быстро снимай штаны!

А еще я хочу от тебя шубу, куртку, варежки и сапоги!

Очень замерзшая девушка

 

  Я схватила мокрую и холодную руку, таща ее к себе. Лед трескался и обламывался несколько раз, перед тем как мне удалось втащить рыбака на льдину.

- Снасти, снасти! – орал Мамонтенок, пытаясь встать, пока я тащила его волоком на берег. – Они же денег стоят! И рыба там же!

 Я дышала, как паровоз, с  трудом таща за собой озябшее тело на берег.

- Есть!  - выдохнула я, лежа на снегу и глядя  в небо, подернутое первым сумраком вечера. Успели до вечера! Повезло!

- Уф… - простонала я, шипя рации. – Стоп поиск! Найден! Жив! Лиса один! Повторяю! Стоп поиск! Найден. Жив!

- Ура! Лиса нашла хвост! Ура! – радовались на том конце рации, пока я укутывала продрогшее тело пенсионера одеялами и наливала сладкий теплый чай. – Состояние?

- Среднее! Переохлаждение, был в холодной воде, в сознании, стоит на своих ножках, - устало отрапортовала я. – Грею до прибытия! Боюсь, сама не выведу!

- Стоп поиск по Носку! –  слышался шелест рации. – Перебросишься на Шепелева? Народу катастрофически не хватает! У меня всего пятеро! Плюс трое местных!

- Пить, - шептали посиневшие губы. – Пить…

-  Сейчас дам, - выдыхала я, вкладывая в трясущиеся руки дымящуюся крышку от термоса.

 - Пить! Пить… - стонал Носок, глядя на меня преданным и очень знакомым взглядом: «Я обещаю, я так больше не бубу!».

И тут я замерла.

Мне показалось, или я услышала женский голос в легкой поземке.

 «Та, кто вместо меня…»…

Ничего себе, что почудилось!

- Семен Семенович!  - ласково возмутилась я. – Вот как вам не стыдно! Какого вы опять поперлись в лес! Что ж вам дома –то не сидится! 

- Ч-ч-что ж ты злишься, доч-ч-чка, - послышался разнесчастный голос. Вроде отогревается. Нужно проверить, сможет идти или нет.

- А что мне не злиться? - сделала я глубокий вдох. – Вместо того, чтобы сидеть дома, как все нормальные люди, пить чай, смотреть хахашки, я прочесываю лес вместе с ребятами! Да у меня из-за вас мужики не задерживаются! Чуть что  по звонку куда? Правильно! В лес! Слышите, что у меня с голосом! Да у меня хулиганы какают и писяют в подъезде, когда я отвечаю им, который час! Кхе!

- Да ты не р-р-руг-г-гайся, доч-ч-чечка! Ты только посмот-т-три, как т-т-тут к-к-красиво! К-к-красотища ведь! – вздохнул Носок, требуя еще чая. 

- И медведи! – резковато ответила я, уже планируя следующий поиск. Так, отогреюсь и приду в себя. На работу мне только послезавтра.   Еще один поиск потяну!

Раньше я часто брала больничные. И меняла работы. А однажды, уже на этой работе, меня в очередной раз позвали в кабинет к начальству. Я готовилась услышать, что меня уволили. Но директор просто подошел и пожал руку. «Что ж ты не сказала!». И показал наше фото на телефоне вокруг спасенной бабушки. «Если вам там че надо, говори… У меня мать так нашли три года назад! Пошла в кооперативе мусор вынести!».

– Кто вам разрешил на лед выходить, Семен Семенович! – ласково упрекала я. – Он же тонкий!

- Хочешь конф-ф-фетку… Вкусная! – протянули мне маленькую шоколадку на озябшей ладони.

- Нет, спасибо, - строго произнесла я, терпеливо ожидая подкрепления.

Я стояла возле маленькой замершей лужи. Плохо, что ребята из моей Лисы уехали. Им на работу сегодня. Так бы мы его быстро дотащили.

- Кто возомнил себя сборной органов по фигурному катанию с посмертной медалью?  - беззлобно возмущалась я, чувствуя дикую усталость. Она вдруг навалилась на меня со всей силой. Так всегда бывает, когда один поиск окончен.

На меня смотрели самым разнесчастным взглядом: «Так я ж… Так это… Жене только не говорите!».

- Ребята уже на подходе! – послышалось шипение в рации. – Разговаривай с ним! Чтоб не уснул! Держитесь, помощь уже видит следы! Скорая ждет на дороге!

 - Это что за  ледовое побоище моих нервов? -  устало зевнула я, тряся головой. Главное – не спать! – Вы же должны понимать, что сейчас потепление! И лед хрупкий! Перед тем, как выходить на лед, нужно проверить его!

- Это все Карачун! – вздохнул Семен Семенович. – Это он лед хрупким сделал! Знаешь, девонька, как мороза раньше звали? Ну того, которого на утренниках зовут?

«Говори с ним! Смотри, чтобы не спал! Пофигу о чем!», - мысленно поддерживала себя я.

- А вот и не знаешь! Откуда тебе знать? Его Карачуном раньше звали! И боялись его! А про снегурок слыхала? – рассказывал отогревающийся Семен Семенович, пока я высматривала помощь.

- Мы здесь! – крикнула я на всякий случай.

- Почему их под елочку ставят нарядных? – продолжал Семен Семенович.

- Знаете, я бы этому Карачуну бороду оторвала, и посох в задницу засунула! И провернула бы три раза, - не очень вежливо заявила я. – У меня трое замерзших. Двое из них дети… До сих пор забыть не могу! А лед надо проверять!

 Я потопала ногой по маленькой замерзшей луже в пяти метрах от озера.

- Не вот так вот! – выдохнула я, прыгая на лужице двумя ногами.

«Та, кто вместо меня…»… - снова  послышалось в ветре, как вдруг лед подо мной хрустнул. И я неожиданно ушла с головой в ледяную воду. 

«Снегурочка» - прошептало что-то в моей голове.

Я вынырнула и тут же панически схватилась руками за лед, пытаясь вытащить себя. Лед хрустел и обламывался. Не помню как, но мне удалось выбраться.

- К-к-какой к-к-кошмар, - выдохнула я, трясясь от холода. Еще бы! Искупаться в ледяной воде в мороз – это вам не шутки.

Семен Семеновича нигде не было. Исчезли и рюкзак, и одеяла, и рация.

Я решила, немного пройти вперед, чтобы не замерзнуть. Одежда начала твердеть, превращаясь в ледяные доспехи. Но я знала, что снимать ее ни в коем случае нельзя. Иначе смерть. Пусть мокрая, пусть холодная, но все-таки одежда!

Глава третья. Тепло ли тебе девица?

Глава третья. Тепло ли тебе девица?

Потерявшаяся в лесу бабушка трое суток игнорировала

звонки спасателей, потому что звонили с незнакомого номер!

- Зато дадут на орехи! – усмехнулась волчица. – Причем нам обоим! И ей в придачу! Мало не покажется!

- Эх! – медведь присмотрелся ко мне.

 Я видела его огромный коричневый нос, который обнюхивает меня. И два коричневых глаза, в которых борется жадность и жалость. 

– Эх, зови, Метелица! Так и быть! Из-за тебя, девка, без меда останусь! И пусть тебе будет стыдно за то, что Буранушка не доест… - обиженно вздохнул огромный медведь.  – Зови! Что уж тут делать!

 Сквозь тающий на лице снег,  я увидела, что волчица начинает бегать по кругу.

Сначала мне казалось, что это с ее шкуры слетают снежинки. Но вот за ней бегает и вертится целый сверкающий снежный хвост. Она бежала по сугробу, но так и не провалилась. Ее белая шкура искрилась все сильнее и сильнее.

Снежный хвост становился все длиннее и длиннее.  Он поднимался огромным вихрем, цепляя заснеженные деревья и кусты! Увлекая за собой искрящийся снежинки.

Волчица внезапно остановилась и села посреди снежного вихря. Она задрала морду и завыла. 

Я уже столько раз слышала этот вой.  Так воет метель за окном. Так завывает вьюга.

Тысячи снежинок поднялось вверх и разлетелось по сторонам, окутывая лес пеленой метелицы. Тут же все вокруг начало заметать метелью. Ее вой, словно эхо раздавался отовсюду.

- За метелицей буран идет, - прорычал медведь, кряхтя. – Эх, сейчас Буранушка придет!

Он встал во весь медвежий рост и почему-то не провалился в сугроб. А потом  упал на передние лапы, сотрясая снег. От удара весь снег с земли поднялся в воздух, но не осел, а  стал кружиться беспросветной снежной мглой. Я никогда не видела такого сильного бурана.

 Снега столько, что вокруг все побелело. Ни медведя, ни волчицы не было. Был лишь вой метели и треск кустов и веток. Вокруг была только бело серая непроглядная холодная пелена.

- Идет! – послышался рев Бурана.  – Идет… Прощай мед! Хозяин идет!

Мне показалось, что я слышу треск веток, словно их кто-то ломает. Метелица выла, а потом осеклась.  Буран и метель  стали стихать. Снежную пелену разрывало на вихри, но и они разлетались сквозь деревья. По заметенным сугробам еще бегала поземка, стирая следы и укрывая лес девственным покрывалом.

- Что стряслось? – послышался голос, от которого зимой ночью медведи спать бояться.

- Вон, поглядите… Девка из ниоткуда появилась! – послышался голос Бурана. По сравнению с голосом Хозяина, медведь мяукал голодным котенком.

- И что? Меня тут на каждого, кто в лес забрел звать будут? – послышался все тот же жуткий голос. Надо мной высился огромный силуэт, от которого веяло … внезапно теплом…

Сначала я думала, что мне показалось, но нет… От силуэта исходило тепло. 

- Я посевы укрыл! А вам велено за людьми следить! - послышался страшный голос. – Чтоб не шастали по лесу!

 От такого голоса сразу хочется шастать в другом месте.

- Так следов не было! – оправдывался медведь. – Это не дань! Дань вам уже платили! Я ее давеча из леса выкатил, обратно! Привязали бедную на опушке. Буранушка ее спас!

- Это та, которую ты выкатил в деревню и не порычал? Да? – едко заметила волчица, отряхивая с себя снег. – И которая всю ночь до утра в сугробе возле деревни пролежала?

- Мне кажется, что она померла р-р-раньше, от р-р-разрыва серд-д-дца… - вставила я, чувствуя, что чуть-чуть отогрелась в чужом тепле. Ровно настолько, чтобы неуклюже пошевелиться.

- Я ее выкатил? Выкатил! Она жива была? Жива! А че дальше, мне все равно! Скажи еще в избу постучаться! – снова обиделся Буран. – Дык, я стучался в тот прошлогодний раз. Хозяев дома не было.  Как только дверь хозяева открыли, так их сразу же дома не было!

- Девка из-ниоткуда появилась! И одета странно! И пахнет от нее странно! – принюхалась волчица. – Не местная, сразу видно! И к дереву ее не привязывали…

- Сколько раз я говорил, чтобы девок мне не привязывали! – послышался и очень недовольный страшный голос. – И даже наказал их!

- И че? Помогло? Они тебе заместь одной троих привязали! Думали, что одной тебе уже мало! Так три задобрят! – вздохнула волчица.

- Че-то они о тебе не то думают, хозяин, - заметил Буран, нависая надо  мной. – Я пока одну выкатил, остальные сбежали. Она у меня сначала «покатухой» была. Я ее по сугробам катил. Потом «потолкалкой»! Я ее по льду толкал! А как к деревне подошли, так она у меня пота…

 - Буран! – возмутилась волчица, глядя с укором на медведя.

- Короче, тащил ее! Ой, ну и одежи на ней было! Еле уволок! Фуф! – медведь словно утер лапой пот. -  А тех двоих на обратном пути из деревни встретил. Во визгу было!  Их леший отвязал, видать… Он у нас сердобольный!  Короче… Бежал я за ними долго… Хотел сказать, что деревня-то в другой стороне, а не туда, куда они припустили с криками: «Медведь!». А потом я из потерял…

Пока они разговаривали, я почувствовала себя котиком, который тянется к батарее. У меня в голове звенела одна мысль – согреться. Кое-как поднявшись на ноги и разрыхляя  сугроб, я протянула дрожащий руки к теплу.

- Значит, так, я посевы укрыл? Укрыл? Сильно не лютую? Не лютую? До кости не пронимаю? Не пронимаю? Лед на реке сковал? Сковал! – послышался страшный голос моего тепла. – Не нужны мне их подарки.

- А я не п-п-подарок! – прошептала я, чувствуя рядом тепло. – Я м-м-могарыч!

- Тепло ли тебе девица? – послышался страшный голос. – Тепло ли тебе красная?

- Еще нет, но скоро бу-будет! – простонала я, ныряя к нему под шубу.

О, как же здесь тепло! Мамочки!

 Я даже не видела его лица, настолько высоким он был. Зато видела шубу. Вижу шубу, не вижу препятствий.

 Вежливость? Ах, о чем вы? Вежливость удел людей, не испытывающих лишений. Вежливость погубила больше людей, чем все войны вместе взятые. 

Глава четвертая. А теперь все дружно позовем снегурочку!

Глава четвертая. А теперь все дружно позовем снегурочку!

Чем дальше в лес, тем  толще мишки и вкуснее шишки

 

- Еще раз спрашиваю. С девицей что делать? – повторил вопрос Хозяин, потому что ответом ему была тишина.

- Помрет вот-вот, жа-а-алко, - послышался вздох волчицы.  -  А так хоть снегуркой будет… Все ж жизнь какая-никакая… Так ты ж сам говорил, что помощника хотел бы!

- Ты погляди на помощничка! Кожа да кости, мне в пояс дышит! Едва до груди достает! – донесся голос Хозяина. – Много с нее помощи будет? На нее дышать страшно! Кажись, вот-вот пополам сломается! Эх, жаль тебя девка…

И тут я почувствовала, как мою голову приподымают за подбородок.

- Вы гляньте, птенчик какой-то! – усмехнулся богатырь. – Одни глазища!

- С-с-спасите С-с-семен С-с-семеныча…. П-п-пожалуйст-т-та… - прошептала я, заглядывая в глаза. – Я п-п-прошу вас… С-с-спасите его… 

Мне показалось, что я заплакала. Говорили, мне одной лисой лучше не ходить. А тут пересменок. Но у зимы пересменка не бывает. Каждая минута на счету…  А я – опытная… Думала справлюсь… И ведь почти справилась…

- Он же з-з-замерзнет насмерт-т-ть…  - добавила я, чувствуя, как дрожат губы, а любая буква «т» превращается в плевательно-пулеметную очередь.

 - Леший? Замерзнет? Насмерть? – в серых глазах стояло такое удивление, словно я глупость сморозила. - Вот в чем дело! Понял я. Ее леший в лес заманил. Небось, за старое взялся…

В этот момент густые брови сошлись на переносице. Только сейчас я заметила, как сверкает его шуба драгоценностями и взгляд чем-то очень нехорошим. 

- Дык, он частенько человеком перекидывается, и заманивает! – встрепенулась волчица. – То кричит, помощи просит! То еще че удумает! А тут девка сердобольная попалась! Спасать, видимо, кинулась! И в прорубь угодила!

- Теперь и мне ее жаль. Ну, девица, посмотри вокруг, попрощайся с жизнью прежней… Будет зима тебе домом родным. Больше весны и лета не увидишь, - произнес богатырь, внимательно глядя на меня. – Будешь жить во дворце ледяном. Будут тебе песни петь вьюги –метели. Или околеешь… Выбирай…

 - Никогда весны не увижу? – всхлипнула я. А я так любила весну и осень… Больше лета…

- Зато жива будешь, - послышался голос. – Но к людям ты не вернешься… Никогда…

- С-с-спасиб-б-бо, что с-с-согрели! – выдохнула я, слегка растягивая слова. – Но мне п-п-пора… Искать… Семена Семеновича-ча-ча….

Прямо фламенко жаркое: «ча-ча-ча!» получилось. Но у меня зуб на зуб не попадал.

Я отшатнулась и покачнулась, словно пьяная. Вокруг меня был только снег, деревья, огромный медведь, белая, припорошенная искрящимся снегом волчица и красавец – косая сажень в плечах в роскошных мехах.

Видимо, я все-таки переоценила свои силы, поэтому силы изменили мне. Сделав буквально три шага, я упала на мягкий девственный снег, устилающий бескрайние зимние просторы. Я лежала на нем, как на перине, глядя в зимнюю ночь.

- Сейчас… Немного полеж-ж-жу… С-с-силушек наб-б-берусь и п-п-пойду, - прошептала я, глотая огромные снежинки, падающие на лицо. – Не п-п-переживайте… Я с-с-справлюсь… П-п-просто отдохну немного…

- Никуда ты дойдешь, - послышался голос в завывании метели. – Выбирай. Или снегурочкой… Или смерть…

Мне почему-то ужасно не хотелось умирать…   Хотя, я понимала, что в мокрой одежде в такую стужу, я никуда не дойду. Бедный Семен Семенович. Надеюсь, что ребята его найдут.

По щекам текли и тут же замерзали слезы. Мне все это показалось… И медведь, и волчица, и красавец в роскошной шубе… Все это - просто агония…

Стало вдруг так обидно! Столько всего не успела!

Моя рука поднялась, словно пытаясь поймать летящие снежинки. Она тянулась в ночное небо. Я попыталась выговорить отчаянное: «Мама!», но смогла лишь чуть-чуть  раздвинуть дрожащие губы. Последний взгляд в эту вселенную, где была такая совершенная красота и так много всего-всего, скользнул по белоснежным елям.

Я почувствовала, что моя рука не упала в снег.  Мою руку поймали. Она, такая маленькая, хрупкая и озябшая лежала в огромной ручище, похожей на лапу медведя. Я попыталась сжать пальцы, но не смогла.

- З-з-значит, т-т-ты не с-с-сон, - прошептала я, видя, свою руку на огромной ладони.

Я закрыла глаза, как вдруг открыла их, чувствуя неожиданное прикосновение к своим губам.

Меня щекотала борода. В воздухе кружились снежинки.  Мои замершие губы раздвигали поцелуем, словно выдыхая в них стужу. Мороз пробирал до кости, но губы казались такими мягкими и теплыми.

Вокруг нас поднялась и завертелась серебристая поземка, словно окутывая нас со  всех сторон. Это было настолько красиво и удивительно, что я краем глаза смотрела на нее, поражаясь, как раньше не замечала эту красоту. 

Я втягивала эту стужу, чувствуя, словно из меня вырываются последние остатки тепла. 

От  стужи внутри вдруг стало невыносимо страшно. В душе поднялась такая буря, что я даже забыла, как дышать. В один из моментов мне показалось, что я сойду с ума от мороза, пробежавшего по коже.

Но потом я поняла…

Под вой метели, под  пение вьюги, на снежном покрывале этот поцелуй вдыхал в меня  жизнь. И я схватилась за нее, жадно ловя чужие губы, из которой сочился холод. Одна моя рука вцепилась в чужую руку, сжала ее изо всех сил, а я подалась вперед, сама раздвигая чужие губы, словно выпрашивая еще капельку жизни.

Казалось, я слышу в поднявшейся метели музыку.  Древнюю, первобытную, похожую на пение шаманов.  Словно тысячи костров вспыхнули посреди заснеженной чащи, согревая и освещая это страшное таинство.

По щекам текли слезы, превращая в хрустальные льдинки. Мои озябшие руки  цеплялись за густой мех чужих одежд, перебирали драгоценные камни. Я жадно ловила ледяное дыхание под  завораживающую песню вьюги.

Мне было так стыдно, так страшно и так … сладко, что я никогда в жизни не забуду это упоительное мгновенье, эту вьюгу, эти яркие звезды зимней ночи и губы, убивающие меня поцелуем.

Глава пятая.   Двенадцать месячных!

Глава пятая.   Двенадцать месячных!

- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

Пресвятая Инквизиция

Плохие новости нужно уметь преподносить! Сначала нужно убедиться, что человеку есть куда падать в обморок. Дотащить матрас и положить по примерной траектории падения. И тут же готовить стаканчик с успокоительным.

- Еще раз? – напряглась я, планирующая прожить долгую и счастливую жизнь. – Я весной растаю?

- Все снегурочки весной тают, - проворчал медведь. – Как солнышко  весеннее припечет, так и тают!

Я все еще отходила от новости, что жить мне осталось два с половиной месяца. В лучшем случае – три с половиной. А жизнь моя зависит от прогноза погоды. Не каждый день тебе такое сообщают!

- Каждую зиму Карачун брал себе невесту – снегурочку, - вздохнул Буранушка, плюхаясь на попу. – И каждую весну она таяла…

- Кто-о-о? – ужаснулась я, вспоминая красивые глаза и суровые черты лица. – Погодите, вот это был… Ка-ка-карачун? Тот самый, что насылает морозы и убивает людей?

Вот что за день! Мою детскую психику просто изрешетили плохими новостями!

Мамочки! Я осела на пол, делая глубокий вдох. Мне показалось, что от меня только что завелась очень плодовитая кошка с мяукающей коробкой  и  сам оформился кредит на два миллиона под залог почки. Но даже все это не могло сравниться с новостью, которой меня только что огорошили.

- Кто виноват, что люди сами в лес идут! – искренне удивился медведь. – А ведь нельзя! Запретил он! Сказал, кто в лес пойдет, того карачун обнимет!

Я смотрю, а у меня очень любвеобильный муж. Просто ходячие обнимашки.  Ну, ничего, как вернется, я ему выскажу все за тех несчастных, что в лесу замерзли. И тех, которых я на носилках тащила, рыдая! А меня все утешали: «Маруська, не реви! Всех не спасешь!».

Вообще-то меня Мариной зовут, но мне так нравится, когда меня Маруськой называют. Не знаю почему!

- Мне есть, что ему высказать! – сжала я кулаки и прищурилась. – Осталось дождаться радостной семейной встречи.

- Так долго ждать будешь! – проворчал медведь. – Он еще не скоро явится… Он на юга улетел на конях своих ледяных!

- А, может, и увидишь его никогда, - заметила волчица, расхаживая по комнате и наметая снег. Мне было вовсе не холодно. Хотя вокруг был и снег и лед. Странно, может, потому что я – Снегурочка?

- Но есть и хорошее! Мы спрашивали его, что с тобой делать! – заурчал медведь. – А он ответил. Вы ее притащили, вот и пусть делает, что хочет! Во дворце ледяном она теперь хозяйка.

Хозяйка, значит? Не жена, а что-то вроде … экономки, которая экономит нервы хозяина, сидя дома? Женился, обрек на короткую жизнь снегурочки, бросил на произвол судьбы, а сам умотал на юга!

«Ты на льдине, а он под пальмой!», - скрипнула я зубами.

- Тоже мне, медовый месяц! – злобненько проворчала я, глядя на серебристый иней, украшающий стены.

- Медо-о-овый месяц! – оживился Буранушка. – Вот бы мне медо-о-овый месяц…

- Да погоди ты со своим медом! – прорычала волчица. – Гляди, наша Снегурка что-то пригорюнилась! А тебе бы все меду и меду!

- Ты просто никогда его не едала! – обиделся мишка.

- А какие здесь залы! – перебила его Метелица, косясь на Бурана.  – Каждый – просто загляденье! Не каждый человек видел такую красоту!

– Давай мы тебе сокровища покажем? Они все твои! Хозяин так приказал! И подарков тебе надарил! – проворчал Буран. – А хочешь видеть, откуда снег берется?

- Все что хочешь изо льда создать сможешь! – рассказывала о чем-то своем Метелица.

Я подошла к узкому окну. Оно было даже не застеклено. Над бескрайним заснеженным лесом стояли чудесные облака. Где-то в лесу завывали метели, тревожа снежные шапки на разлапистых древних елях.

На пару мгновений я залюбовалась красотой. Солнце то ли садилось, то ли наоборот. Поэтому деревья стали нежно – розовыми.

- Это все Карачун создал, - послышался голос Буранушки, который встал рядом. – Гляди, какая красотища! Век бы любовался! Странно, что у нас тут обычно зюзи воют да снегом порошит! А сегодня такую красоту создал!

И медведь почему-то посмотрел  на меня.

Почему, когда он говорит «зюзи воют» я представляю маленьких мохнатых барабашек, который собрались кучкой и репетируют «Титаник»? А на дереве табличка «Хору зюзь требуется вокалист».

- Да, что-то Карачун расстарался, прям расстарался! – согласилась волчица. И тоже на меня посмотрела. – Давненько снег так не серебрился! Сколько лет уже и не помню!

В этот момент очарование красоты спало! 

Так бы стояла и любовалась, если бы не знала, что где-то в этой зимней сказке всегда кто-то тихо замерзает. Блуждает  по лесу, выбиваясь из сил…

- Так, - резко развернулась я, глядя на Метелицу и Бурана. – Могу делать, что хочу? Да?

- Да, - согласились волчица и медведь. – Что душеньке угодно!

- Значит так, - покачнулась я, держась за ледяной подоконник. Решение казалось тяжелым, но правильным. Почему бы потратить все, что мне отведено, на то, чтобы спасти людей от мужа! Бррр! Тем более, что холода я не чувствую! И это – несомненный плюс!

- С этого момента здесь располагается штаб по спасению людей из лесу! – твердо сказала я, немного гордясь собой. – Нам понадобятся! Снегоступы! Это раз!

- Она что? Людей из лесу выводить хочет? – переглянулись Буранушка и Метелица.

- Видимо, потому что она человеком недавно была! - прижала уши волчица, недоумевая. – Вот и про людей думает!

- А спонсором нашей организации является мой муж! Только он об этом не знает!  Я умею делать две вещи! Выводить мужчин из себя и людей из лесу! - ядовито заметила я, прикидывая, что еще понадобится. – Итак, мне нужны волонтеры!  Для начала система оповещения! Что-то вроде «человек в лесу»! Над этим мы подумаем!

- Ты куда? – удивились Метелица и Буран, когда я направилась к ледяному зеркалу – двери.

Глава шестая.  Оперуполномоченная мачеха

Глава шестая.  Оперуполномоченная мачеха

Скромная девушка плакала и ждала, когда ее позовут замуж.

Поэтому никак не собиралась отзываться на «ау!»

и два раза пряталась от вертолета.

- Буранушка быстрее! – умоляла я, гладя медвежьи бока. «Треньк!», – отбивалась от заснеженных ветвей моя «гитара для начинающих».

Быть снегурочкой в мои планы не входило. Но пришлось слегка раздвинуть планы, чтобы вошло. «А может все-таки одноглазой?», - намекали густые ветки, целясь мне в лицо. «Балалайку тебе!», - возмущалась я. И тут же выполняла обещание, стряхивая с ветвей пушистые шапки снега.

Буранушка торопился изо всех сил. Он как бы набрасывался на каждый сугроб, разбивая его своими мощными лапами. Лес был очень густой! Почти непроходимый!  Я впервые видела такие дебри,

- Ага! Щас! – сплюнула я растрепавшиеся волосы. – Я что зря семь лет оттарабанила в музыкальной школе по классу скрипки? Чтобы какая-то ветка пыталась поиграть в офтальмолога? 

- Это была хорошая попытка, - увернулась я, чувствуя, как ветка прошлась по моему лицу.

Каждая ветка пыталась проверить мое зрение и тут же сделать операцию по удалению «плохо разглядевшего ее» глазика.

- Ау! -  кричала я, слыша, как мой голос уносит метель. – Ау! Ау!

Буранушка упорным трактором расчищал дорогу, пока я высматривала несчастную потеряшку.

- А здесь медведи водятся? – спросила я у Буранушки, когда мы миновали густой ельник.

- Водятся, но только друг с другом!  С другим зверьем  они не водятся! – послышался запыхавшийся голос Бурана.

- Сюда! – кричала легконогая волчица,  вылетай из-за елок. Ее снежный хвост огибал могучие стволы древних елей.  

Буранушка подналег, ворча на все лады. Я пыталась удержаться на медведе, вцепившись в его густую и жесткую шерсть.

Из-за густого ельника показалась полянка с огромной даже по меркам древнего леса елкой. Чириканье и стрекотание птиц стало громче. С ветки слетела сорока, пролетев прямо перед моим лицом.

Я прислушалась.

Раньше для меня это обычное чириканье. Так сказать, ничего не значащий фоновый шум. Но сейчас это были осмысленные фразы. Стайка воробьев сидела на сугробе. Стоило кому-то крикнуть: «Человек!», как это подхватывали другие птичьи голоса, сливаясь в один гомон.

- Человек!

- Че вовек! Чемонек!

- Чучубек! Чебучек! Черевек!

- Дровосек!

Мне показалось, что среди птичьих голосов я расслышала даже нечто отдаленно похожее на интимные пристрастия дровосека и любовь к чебурекам. В гомоне все слова сливались воедино, как вдруг все чей-то воробьино - истеричный голос заорал громко и отчетливо:

- Сме-е-е-ерть!!!

В этот момент воробьи притихли и вспорхнули с сугроба.

- Где?! – обалдела я, вертя головой.  Воробьи тут же пересели на соседний сугроб.

- Рядом! Гадом! Садом! Каким садом! Что рядом! Градом!

Опять их крики слились в неразличимый  гомон.

- Сме-е-ерть!!! – истерично заорал кто-то из них, как бы подытожив игру в испорченный телефон. Они снова вспорхнули и отлетели подальше.

- Идиоты! Идиоты! – перекрикивался кто-то из заснеженных ветвей.

- Ага, Ага! – соглашался уже другой птичий голос. – Угу! Угу!

Это казалось таким удивительным, что я на секунду заслушалась. Иногда я думала, плохо, что с птичками умеют общаться только героини мультиков. А вот сейчас понимаю, что у меня это тоже неплохо получается! 

- Там она! – крикнула Метелица, ведя нас  к огромной ели. Только сейчас я увидела сначала брошенную в снегу корзинку, а потом и саму потеряшку.

В заснеженном лесу возле огромной заснеженной ели стояла девушка. На ней был коричневый тулуп, валенки и еще один платок, обмотавший тулуп сверху.

- Ой, жарко у вас тут! Ну что ж! Посидела я, отогрелась! Благодарствую, братья – месяцы!  – слышался ее голос.  – Иначе бы в лесу совсем пропала! Вон какую вьюгу Карачун наслал! А у костра тепло!

Девица стояла ко мне спиной.  Я видела только толстую растрёпанную косу.

 – От костра такой жар идет! А меня мачеха за подснежниками послала и сказала, что без них не возвращаться! Где же я их зимой найду?

Никакого костра не было. Зато был заснеженный куст.

Девица медленно стаскивала с себя платок. Варежки уже валялись на снегу. Девушка протянула руки вперед, словно отогревая их. Вокруг нее стелилась поземка, завывала метель, осыпался снег с ели, зато на бледном лице с посиневшими губами была улыбка.

Девица уже опустила платок на снег.

- О! Неужели! Братец Март, ты это сделал? – удивилась она, стоя посреди вытоптанного сугроба. Она подняла голову, словно рассматривая ель. – Ну и жарко же! Видать Март теплым будет!  Глядите! Снег тает! А под снегом… О! Подснежники!

Она  хрипло рассмеялась, осматривая сугроб по сторонам. Стащив с себя шубу, девица принялась шарить по сугробу руками, словно что-то роет.

- О, сколько их тут! Подснежников! – обрадовался голос, пока я осторожно слезала с Бурана. – Ты погляди! Под каждым кустом! А какие красивые! Ой, спасибо вам, добрые месяцы! 

- И вот так всегда, - послышался вздох Буранушки.

 Я опомнилась и слетела с него, пробираясь к стриптизерше, которую не заказывала. Она все еще стояла почти по пояс в снегу, что-то пытаясь вырыть…

С недавних пор приватизированная мною шуба стелилась по сугробам, пока я с удивлением обнаружила, что не проваливаюсь по пояс, как раньше. Словно сам снег выталкивает меня. 

- О, братец Апрель, - послышался охрипший голос девицы.

-Эй! – крикнула я, пытаясь до нее добраться раньше, чем смерть.

 Девушка меня не слышала, но она уже стала снимать с себя что-то похожее на старое платье.

- О, братец Апрель! Братец Май! Братец Июнь!

- Неужели там кто-то настолько симпатичный? – спросила я, глядя на снежную пустоту под елью. – Тебя мама разве не учила, что раздеваться перед двенадцатью мужиками приличная девушка может только в случае, если это медицинский консилиум! А ну быстро тулуп обратно!

Глава седьмая.  Бухабрь

Глава седьмая.  Бухабрь

Улыбайся чаще! И чаща начнет улыбаться тебе.

- Только никуда не уходи, ладно? – проверила я замерзающую красавицу. – Сиди тут! Я быстро!

Среди елей показались ледяные чертоги. Я быстро слетела с медведя, забегая в огромные, открывшиеся передо мной ворота. Через пять минут я тащила тяжелый ларец. Если честно, то я схватила первый попавшийся. И даже не удосужилась в него заглянуть!

- Вот, приданное, - погрузила я на Буранушку. «Потерпи, хороший мой, потерпи!», - обняла я медведя за шею.

- Ой, спасибо тебе де-де-девица, - послышался голос Настеньки. – Век не забуд-д-ду!

- Проживи сначала столько, - буркнула я, придерживая и ее, и приданое. - Что в ларце – не знаю. Честно, не смотрела! Пусть будет для тебя что-то вроде киндер – сюрприза!

- Ладно говорите, да не понят-т-тно, - протянула красавица, а я поняла, что с шубой пора завязывать. Сняв с нее шубу, я смотрела, как она трясется и требует ее обратно. – Без п-п-подснежников меня м-м-мачеха на п-п-порог не п-п-пустит!  Даже с-с-согреться не д-д-даст! Она м-м-меня осенью за земляникой п-п-посылала уже! Нас-с-силу выб-б-бралась! Д-д-добрый дед-д-душка из лесу вывел и з-з-земляники д-д-дал!

- Отличный дедушка, - держала я ее, пока мы двигались по лесу. – Ты рассказывай, рассказывай.

- Л-л-летом мачеха м-м-меня в л-л-лес за  яг-г-гелем послала, - продолжала Настенька, пока я вспоминала мох под снегом, который едят олени.

- Она у тебя случайно не беременна? – спросила я, с некоторым подозрением. 

- Х-х-холодно мне! Д-д-дайте шубоньку согреться! – взмолилась Настенька. И протянула ко мне рученьки.

- Сейчас уже деревня. Скоро-скоро. Тебя с такими приданным целая очередь из мужиков выстроится тебя отогревать, - успокоила я, хватая ее за руки. – Смотри, ты сейчас возвращаешься домой. Показываешь в деревне ларец. Выстроится очередь мужиков. Из них выбирай самого симпатичного, неженатого и непьющего. Это важно! С избой, желательно! И, прощай, мачеха! Поняла меня?

- Мне один н-н-нравится па-па-парень, - созналась Настенька. – Егорушкой зовут-т-т! Пустите погреться! 

- Не пущу! Помрешь, - выдохнула я, пока волчица вела нас по лесу, показывая дорогу. Даже метели стихли. Ни ветерка! Ничего!

- Т-т-только он с М-м-матроной гуляет-т-т, - рассказывала Настенька. – Ж-ж-жениться на ней собирался!

Я из любопытства заглянула в ларец, видя поверх серебра нитку жемчуга и перстень.

- Я бы так не сказала, конечно, - заметила я, прикидывая, сколько в ларце украшений и поглядывая на Настеньку. – Что прямо жениться… Я бы даже сказала, что у них отношения на ладан дышат… Я тебе серьезно говорю!

- Сколько до леса… Ой, до деревни? – спросила я тихо у Буранушки.

- Еще две версты, - проворчал он тихо. – Дымок уже виден!

-  Их любови еще версты две осталось, - усмехнулась я, придерживая  и ларец и Настеньку. – Ну, может, две с половиной!

Деревня показалась внезапно. Если честно, то я ожидала увидеть большее. Три десятка занесенных снегом домишек, из которых в небо тянулись дымки.

- Не ходи в деревню! Нельзя тебе! – послышалось ворчание Бурана.

- Прощаться будем, Настенька! Удачи тебе! – вздохнула я, вручая ей ларец и отряхивая девицу от снега. – Дорогу знаешь, сама дойдешь!

- Ой, спасибо тебе, Бухабрюшка, - поклонилась в пояс Настенька. – Благодарствую тебя за все!

- Все, все, все! Иди, иди! – намекала я.

- Век буду помнить доброту твою! – нараспев затянула Настенька. – Век не забуду! И то, как приданое мне дала… И то, как …

- Да иди уже! – рявкнула я, видя, что мне шестой раз в пояс кланяются.

- … и детям своим расскажу, и внукам, - кланялась Настенька. – И век благодарить буду за щедрость твою!

- Дома мед есть? Если есть, тащи сюда! – потребовала я. Здесь оставишь! Вот и вся благодарность! – заметила я, глядя на мой снегоход «Буран».

- И кишочков, - провыла метелью волчица.

Я хитро улыбнулась, слыша ворчание Бурана: «Нет, чтобы просто выкатить, так она с ней, как панькалась!». Ничего – ничего, сейчас, если все нормально будет, Карачун лишиться двух верных слуг.

- Как домой доберусь, принесу медочку и кишочков! – снова раскланялась Настенька.

- Буранушка, рявкни на нее, чтобы быстрее домой бежала! – попросила я медведя, спрятавшегося в кустах.

- Домой иди, дуреха! – рявкнул Буран, вылетая из кустов и прерывая поток вежливости. Глаза Настеньки сделались круглыми – круглыми. Она дико завизжала.

- Ааааа! Медведь!!! – завопила Настенька и стремглав в деревню бросилась. – Помогите! Спасите!

- Вот так я их и отогреваю, - произнес Буран. – Да, Метелица? Как думаешь, принесет девка меду?

- Не знаю, - заметила волчица, садясь рядом. – Люди, они не очень благодарные.

- Раньше нас Карачун кормил! Или сами, что найдем, когда он улетал куда-нибудь с морозами! – проворчал Буранушка.  – Давайте решим как. Ежели девка обещание исполнит, то и дальше будем выводить из лесу… А ежели нет, то по старинке как-нибудь.

Дымки тянулись в небо. Оно затянулось мглой, похожей на туман. В этом белом молочном мареве, казалось, что над заснеженной деревней стоит настоящий туман.

- Вот и справились, - выдохнула я, глядя на дымки и избушки. – А почему мне к людям нельзя?

- От домашнего очага растаешь ты, - проворчал Буранушка, пока я обнимала его: «Ты – молодец!».

- Молодец-не молодец, а ме-е-еду бы! – попросил Буранушка.   – Но что-то не несет!

Да, и правда! Плохо получается! Я тут значит ей отсыпала госбюджет голодающей страны, а она мед зажала!

- Пойдем, - проворчал Буранушка. – Вот и верь после этого людям!

- Твоя правда! – согласилась волчица. Они уже повернулись в сторону леса, как вдруг я увидела силуэт, что пробирается к нам.

- Неужто? – удивилась  Метелица, выглядывая силуэт. Проминая сугробы спешила раскрасневшаяся Настенька.

Глава восьмая. Снедурочка

Глава восьмая. Снедурочка

Ах ты, бедная моя, Снегурочка!

Посмотри, как исхудала фигурочка!

 

Я сама почувствовала, как лес начал холодеть. Все вокруг замерзало, словно сковываясь льдами. Мороз аж потрескивал в воздухе. Морозные узоры расползались по стенам и полу, а на улице злобно завыл ветер.

- Ох, и зол он! Чуешь? – испуганно переглянулись Буран и Метелица. – Слышишь, как мороз трещит! Как ветер завывает? 

И правда! На лес, словно тень легла.  Тучи наползли откуда не ждали, и теперь вместо яркого, зимнего солнца, вокруг был серый мрак.

- Так! Чего мы сидим! Прячем все! –опомнилась я, сгребая всю найденную по замку теплую одежду под кровать. Огромная карта на снежно-белом листе была прикрыта простыней.

Все улики были спрятаны, как вдруг послышались тяжелые шаги.

- Что здесь происходит? – в мои покои ворвался лютый холод. – Это что еще за новости? Почему вся деревня в лесу ходит, какой-то Бухабрь ищут? Я запрещал им в лес! Неужто мое слово не указ?

Я сидела с милым видом, вздыхала и  вышивала ледяной иголкой какую-то бисерную галиматью. Рядом сидел Буранушка и держал пряжу. Метелица вертелась, словно веретено, мотая новый клубочек снежных ниток.

- А я откуда знаю? – пожала я плечами, ковыряя узелок кончиком иглы. – Сижу тут в холодильнике, делаю то, за что ругала мама и вышиваю зимние узоры…

Я подняла глаза, видя роскошные меха, окутавшие могучую фигуру два на два. А потом взглянула на  суровое лицо, словно высеченное из камня. В серых глазах стояла стужа.

- Мне уже сказали, что ты людей выводить из леса решила, - послышался голос мужа. – Мне уже птичка на хвосте принесла, что ты дала девице приданое…

Оторвать бы этой птичке хвостик! А если это мальчик, то сразу два!

-  Ничего не знаю. Сижу, вышиваю. Мне-то откуда знать, что там в лесу происходит? – спросила я кротким голосом, а потом отложила вышивание.- Мне бы до весны закончить! А то весной я …  растаю…

 Я резко подняла глаза, встретившись с ним взглядом. В нем не было ни сожаления, ни жалости. Только зимняя стужа, способная заморозить даже самое горячее сердце.

- Буха-а-абрь! – орал кто-то в лесу женским голосом. – Бухабрю-ю-юшка!

- Раз в лес пришли, значит, не выйдут, - резко заметил муж, не отводя взгляда. – Чтобы другим неповадно было…

 Даже мне показалось, что столбик термометра мгновенно опустился. За окном поднялся такой ветер, словно он сейчас лес сдует. Снежный, морозный, ледяной, он пронизывал лес насквозь, словно вымораживая в нем все живое!

Этого я допустить никак не могла!

- Не позволю! – не выдержала я, бросая пяльца на пол и наступая на них ногой. – Не позволю людей убивать! Тебе мало было тех детей, что я на носилках их лесу тащила? Мало? Да?

- Снегурочка, помни, кто перед тобой! - дернули меня Буранушка и Метелица. Волчица попыталась ухватить меня за подол снежного расшитого сарафана, но я вырывала его из ее зубов.

- Как-нибудь постараюсь не забыть! – произнесла я, подходя ближе. - Тебе меня мало? Что ж ты тогда не сказал, что жить мне до весны? А потом или в холодильник переезжай, или пусть меня лисы на север несут!

 Я стояла напротив него, как моська напротив слона. Вблизи он казался еще больше. И страшнее. Словно огромный медведь, вставший на задние лапы.

Но в отличие от холодного и спокойного слона, я планировала накусаться перед смертью. Даже в зеркале было видно, что он выше меня на минимум две головы и шире раза в три – четыре. Драгоценности на его шубе сверкали так же, как и на моем платье.

- Кто сказал ей?! – рявкнул страшный голос, а Карачун посмотрел на притихших Бурана и Метелицу. Те опустили головы, переглядываясь украдкой.

- Сама догадалась, - встала я на защиту волонтеров, загородив их собой.  Я не сводила  взгляда с мужа. – Или ты думаешь, что я совсем дура? Ты мне лучше скажи…

Ох, что я творю?

Хотя, я просто спасаю свой опальный штаб!

- Скажи мне, неужели тебе так нравится людей губить? А? Ты что? От этого удовольствие получаешь? – глотая слезы, произнесла я.

Слезы льдинками скатились по щекам и зазвенели по полу.

  – Да как ты можешь! Да я ненавижу тебя! Да если бы я знала, кто ты, я бы никогда бы не согласилась! Лучше уж с качелью на морозе, чем с тобой! – произнесла я, слыша, как ветер за окном крепчает.

- Это тебе за Маринку! – кричала я, ударяя кулаками его грудь. – Ей было шесть лет! Шесть! Мы искали ее три дня! Три дня мы мерзли в лесу, чтобы найти ребенка! А потом что? «Стоп поиск! Найдена. Погибла!». Да я когда по рации услышала, ревела еще потом две недели!  А Игорюшка? Думали, всего шесть часов! Верили, что успеем! Все шансы были! Родители вовремя спохватились, что он с горки не вернулся! А он замерз через три часа… Лег под кустик, как зайчик маленький… Свернулся калачиком и замерз… Я первая его куртку увидела, желтую… Снегом присыпанную! До последнего надеялась…

Я изо всех сил била его в грудь, пока слезы льдинками падали и разбивались.

-  Я его на руках несла! Я! А он, как живой лежал! Просто глазки закрыл…

 Меня уже было не остановить!  Да я его сейчас убью! Своими руками убью! Задушу! Допрыгну и задушу!

- Да я тебе сейчас столбик термометра отобью! – кричала я, бросаясь на его грудь в бессильной злобе. – Да я тебе сейчас снежки оторву!

Ветры завывали, но не усиливались.

- А ты мне нравишься, - послышался голос, когда я смахнула льдинки слез. -Ты хоть знаешь, кому собираешься бросить вызов? Я - древнее божество... 

 - Настолько древнее, что  еще помнит, как грел озябшие ладошки у  костра инквизиции и кормил с рук доверчивых динозавриков? – выпалила я.

Глава девятая. Потетешкай зюзю

Я уже выбивалась из сил, понимая, что срываюсь на плач и сползаю по его груди, обессилив от злости и слез. Удары становились реже и слабее. У меня не было даже сил, чтобы ударить его, как следует.

Такое чувство, что я пытаюсь сделать перестановку и сдвинуть тяжелый шифоньер, приколоченный к полу.

Меня подхватили одной рукой и не дали стечь на пол.

- Ненавижу, - сквозь слезы прошептала я, глядя ему в глаза. – Если бы вы знали, как я вас ненавижу…

- Все? Выплакалась? – спросили меня, грубовато прижав к себе.

В недоумении, я застыла, чувствуя, как огромная лапища возит меня лицом по драгоценностям. Я чувствовала, что у меня не щека, а морковка на терке.

- Полегче стало? – снисходительно спросил Карачун. – Ну поплачь, поплачь. Все вы плачете… Да не все моими подарками разбрасываются… Чем не угодил? Серебра мало? Золота мало? Камней драгоценных мало насыпал?

- Пу-пустите! – простонала я, понимая, что еще немного, и мне понадобится пластическая операция. Я вырвалась и отшатнулась, путаясь в чужой шубе.

- А на счет людей, - послышался голос. Взгляд его тут же стал суров. – Даже не упрашивай. Пускай замерзнут все. Чтобы другим неповадно было. Чтобы трижды подумали, перед тем, как в лес зимой идти…

Меня отмело на пару шагов. Я никогда не чувствовала такой стужи. От него расходились студеные ветра.

- Ой, че там творится? – послышался голос Бурана. – Вот, сейчас ветра разгуляются. Будет им наука.

Он смотрел в окно, а меня относило ветром в сторону стены, где уже сидела волчица.

- Хочешь спасти людей? Перед лаской он не устоит… - послышался тихий голос волчицы. В вое разгулявшихся ветров я его едва слышала.

- А где мне ласку взять? – растерялась я, сражаясь с лютым ветром. У меня в лесу пока не было знакомых ласк. Ни ласк, ни хорьков, ни куниц…

- Лаской его, лаской, - тихо убеждала волчица, тревожно поглядывая и поджимая уши. Сама метель боялась гнева хозяина.

- А ласка точно выживет? – удивлялась я все больше и больше. – Просто жаль зверьком его мутузить!

- Поласкай его, - шептала перепуганная волчица. – Давненько он у нас так не лютовал.

- В чем? – спросила я, чувствуя, как меня просто сдувает с места. – В чем я должна его полоскать!

Мне кажется, она сейчас взвоет!

- Поласкать, нежить! – подсказывала волчица.

- Какая нежить? О чем ты? Какие зомби? Зачем мне их стирать! – не понимала я, борясь с ветром. – Да скажи ты уже нормально! Что делать!

- Приголубь его, - сдалась волчица.

- Какие зомби – голуби! – я едва не плакала. Мало того, что тут еще ветер, так еще и зомби – голуби. Я не понимаю! Нормально сказать нельзя?

- Потетешкай его! – рявкнул на ухо Буран. – Потетешкай зюзю…

Все. Я сдаюсь. Сколько людей замерзнет насмерть, если я не потетешкаю зюзю!

- Да тетешкай его! – требовали бессовестные звери.

- Это как вообще! Пусть несет свою зюзю! Как-нибудь оттетешкаю! Да что ж такое! – мне хотелось плакать. – Нормально скажите! Я не умеют тетешкать! Я даже не знаю, что это такое!

- Бедная девка, - послышался вздох Бурана. – Не тетешкал ее никто! Как росла – не ведомо! Мало пестовали ее!

- Нет, пестовали как раз достаточно! – выдохнула я, чувствуя себя пациентом дурдома.

- Так пестуй его! – на меня смотрели, как на умалишенную. – Чего стоишь!

- Я бы его «отпестила», - простонала я, чувствуя, что жизнь меня уже весьма оттетешкала и отпестила. - Чем мне его ... эм... "пестить"?

- Люби его! О! – нашла слово волчица. – Лаской, любовью… Погладь… Он у нас это дело любит. Перед лаской устоять не может!

- Ах, вы про обнимашки? – с ужасом облегчения выдохнула я, глядя на Карачуна. Наконец-то мы друг друга поняли! Ну надо же! А сразу нельзя было сказать?

Так, осталось взять себя в руки и подойти к нему, пока не поздно. Не хочу представлять, что в лесу творится!

- Быстрее! – гнали меня Метель и Буран. Я подошла и робко погладила мужа по шубе. Чувство в душе было просто ужасное! Как можно гладить того, кого ненавидишь? Моя рука осторожно провела по его шубе еще раз.

Он словно не слышал меня и не видел. От него во все стороны расходился лютый мороз.

- Елиазар, - подсказывали мне мохнатые суфлеры.

- Елиазарушка, - прошептала я, чувствуя, как внутри меня все негодует. Дрожащая рука гладила его шубу. – Перестань…

Брррр! Не могу… Вот как можно гладить его, когда он…

- Перестань, прошу тебя, - прошептала я, беря его за ледяную руку. – Елиазарушка, хватит… Не надо людей морозить…

И тут случилось то, чего я никак не ожидала. Холод исчез. Рука стала теплой. А взгляд его прояснился.

- Елиазарушка, милый, - прошептала я, решив закрепить успех. Я гладила его огромную руку, стараясь не смотреть в глаза. – Прошу тебя… Не надо так…

Рука погладила меня по щеке. А я с удивлением распахнула глаза. Тут у мужика есть волшебная кнопочка, и не та, к которой мы, женщины, так привыкли? Ты его погладил и все? Вот так просто?

- Ну все, все, - гладила я руку, словно успокаивая. Кто ж тебя так сократил до Зюзи? Такое имя красивое… Елиазар…

- А то разбушевался тут, - прошептала я, пытаясь забыть хоть на мгновенье о том, кто передо мной. – Не надо, мой хороший…

Послышался глубокий вздох. Получилось! Мама! Получилось! Это как так?

- Подарки мои возьмешь? – послышался голос. А я боялась даже поднимать глаза.

- Возьму, Елиазарушка, - прошептала я, опустив глаза в пол. – Все возьму… Только не морозь…

Я услышала усмешку. А потом почувствовала, как меня потрепали по волосам. Опомнилась я только когда он исчез.

- Так, дайте мне подышать в моральный пакетик, - выдохнула я, садясь на снежную кровать. – У меня глаз дергается… Это ж надо?!

В ледяном зеркале отражались мои до сих пор квадратные глаза. В них стоял немой вопрос. Просто погладить…. Нежно… Обнимашки и погладить…

В этот момент мне почему-то стало так жалко его. Это ж… Я прижала ладони к щекам, покачиваясь на месте.

Глава десятая. Лобзай лобзик!

- Че? – спросила меня красавица, глядя на меня своими блюдцем.

- Тепло ли тебе девица? - посмотрела я на заснеженный лес. – Тепло ли тебе, красная?

- Т-т-тепло, - закивала девица, перекидывая косу и теребя ее. Бррр! Как ей не холодно! Она же в одной рубахе! Вон ее кожух валяется!

- Тогда какого ты такая отмороженная? Я спрашиваю, что в лесу забыла! – возмутилась я,обводя руками заснеженные ели.

- Я никогда не забуду его… - всхлипнула девица, пока я пыталась утрамбовать ее в кожух и тащила к медведю. – Жениха своего, Ванечку! Он у меня заблудил!

- Ну заблудил мужик! А в лес-то чего поперлась? – осмотрелась я. – С кем тут в лесу блудить можно? Тоже мне, гнездо разврата! Милая, если твой блудит со зверьми, то сделай вид, что ты с ним не знакома!

- Заблудил он в лесу, сердцем чую! – выдохнула девица, роняя слезы. – Прямо тяжесть на сердце лежит… Беда с ним приключится! Ушел, ничего не сказал!

- Я не знаю Ванечку лично, - заметила я. – Но если он зимой в лес поперся, то там уже беда приключилась! С головой!

- Никуда не пойду! – рванула отчаянная красавица, съездив мне косой по лицу. – Пока Ванюшечку моего не разыщу, голубчика! Ваня!!!

Ее голос спугнул стайку снегирей, которые новогодними красными шарами сидели на елке. Я достала из мешка бумагу снежную и взяла палочку.

- Так, спокойствие! – тряхнула ее я. – Давай по порядку. Где в последний раз ты видела Ваню? Вспоминай!

- В последний раз, - зарыдала девица. – Я видала его на печи!

- Отлично! Ушел из дома и не вернулся, - согласилась я, терпеливо ожидая, когда красавица проревется. – Когда ушел, утром, днем, вечером? Сколько дней прошло?

- Ой, как целая вечность! – всхлипнула девица, когда я на нее шубу свою накинула.

- Значит, давно. Плохо, - напряглась я, осматриваясь по сторонам. – Поконкретней можно? Эм… Сколько ноченек не спала?

- Одну, - вздохнула девица, отогревая руки в трофейной шубейке.

- Одну – это хорошо, - обнадежила я. – Лучше, чем несколько!

- Одну ночь не спала, а потом сон сморил… Все Ванечка мой снился! – всхлипнула девица.

- Беда, - выдохнула я, сама чуть не плача. – Так он сутки пропал?

- Нет, утки у нас в хлеву! – заметила девица. И тут же с надеждой спросила. – А что это все поможет его найти?

- День его нет! Да? – тормошила я красавицу. Она кивнула. Ура! – Итак, день назад ушел и не вернулся Иван! Что у него при себе было, не помнишь? Что с собой из дома забрал?

- Сердце мое и покой…. – прошептала девица, сидя нахохлившимся воробьем. – Солнышко ясное забрал… Как ушел, так мне словно темень все застилает… От слез света белого не вижу!

- Ничего с собой не взял, - вздохнула я, делая пометки на снежном листе бумаги. Иначе не запомню!

- Так, переходим к внешности! Опишите его, - попросила я, задумчиво глядя на снегирей.

- Глаза у него, как два омута. Как глянешь, так пропасть в них хочется… Посмотрит, как рублем одарит! Руки у него крепкие! А в плечах – косая сажень! Кудри буйные, зубы, как жемчуга, - начала девица, мечтательно глядя куда-то на снежные елочки. – Уста его сахарные, так бы лобзала и лобзала! Только разыщите его, умоляю!

- Ладно, найдем твоего Лобзика. Если ты нормально вспомнишь! Цвет глаз? Волос? Во что одет был? – не выдержала я.

- Уста медовые, как говорит, так словно мед растекается… - вздыхала девица, закрывая глаза. – А как обнимет, так сердце вон просится! Улететь хочет, ретивое!

Ладно, успокойся! Мы не летом на пляже ищем! Скорее всего, он одет, так что плевать, какие у него там глаза!

- Во что одет был твой Лобзик? - спросила я, слушая, про то, как медом речи его льются. – Милая, ты никакой конкретики не дала! Под твое описание даже …

Я посмотрела на ледовый дворец.

- … Карачун подходит! – продолжила я, немного поежившись. - Мы не будем обнимать каждого мужика и проверять, сахарные у него уста или нет! Не будем размешивать его губы в чае! Ты меня понимаешь?

- А персты у него нежные- нежные… - ворковала голубушка. – А ланиты зарею рдеют…

- Сейчас я прордеюсь! Послушай меня! Мы так никого не найдем! Понимаешь? По лесу куча людей ходит! Мы не будем отлавливать каждого мужика и тонуть в его глазах по очереди! Послушай, я все понимаю! Любовь-морковь! Но не станем же мы топиться в его глазах, а потом проверять, кто всплывет и на какой день! Ау!

- А как идет, так вся деревня на него смотрит, - вздохнула девица о своем. – Все девки на него заглядываются.

- Ну вот что с ней делать? Во что одето было счастье твое прыткое? – сдавалась я. – Что на нем было!

- Кожух! – заметила девица. – Шапка! Валенки! А еще лук и стрелы взял! Говорит, что засиделся он дома, пойдет в лес постреляет!

- Ура! – чуть не заплакала я. – Вот нельзя сразу взять было и это сказать? Итак, ушел из дома и не вернулся Иван. При себе имел лук и стрелы! Одет тепло! Видимо, охотиться пошел! Мы тебя сейчас в деревню отвезем. И будем твоего Ванечку искать!

- Ой, а я думала, что ты ножкой топнешь, ручкой взмахнешь, и Ванечку моего из-под земли достанешь! – вздохнула девица. – Я глазки закрою, а он вот он, родненький!

- Я что? Некромант, по-твоему? – выдохнула я. – Так, все! В деревню ее!

- Не пойду без Ванечки моего! – вцепилась в меня девица.

Ванечка ушел искать неприятности. Мы пойдем искать Ванечку. И желательно найти Ванечку раньше, чем он найдет неприятности.

- Эй, птицы, ку-ку! Итак, рассаживайтесь по ветвям! Пропал мужик. Зовут Иван, - выдала я. – Одет как обычный мужик. Тепло! На голове – дурдом! При себе имел предположительно лук!

- Он хорошо стреляет? – поинтересовалась я у девицы.

- Белке в глаз попадает! Как просвистит стрела, аж сердце замрет! – вздохнула девица, косу теребя.

- Раненые в глаз белки в лесу есть? – спросила я у птиц. – Они что-то прочирикали. Я терпеливо подождала.

- Нет, понятно! – услышала я ответ. – Вооружен, возможно, опасен! Задание понятно? Жду отчета. Птицы вспорхнули, стряхивая снег.

Глава одиннадцатая. Семен Семеныч

Я бросилась к окну, понимая, что мне не почудилось.

- Ванечка-а-а! Иди ко мне родненький! – слышался радостный голос.

- Она что? Ловит его? По всему лесу? – ужаснулась я, свешиваясь с обледеневшего подоконника.

- Ваня! Вернись к невесте! – крикнула я, прислушиваясь. – Ваня, ты туда не ходи! Ты к невесте ходи! А то медведь в башка попадет, совсем вкусным будешь!

В лесу послышался медвежий рев, а крик Насти стих.

- Беда!!! – дернулась я, хватая шубу и натягивая ее на себя. – Буранушка! Метелица! У нас аврал!

Я сбегала по ледяным ступеням, подметая их шубой. Я еще та хозяюшка! Буран неуклюже бежал ко мне навстречу. Метелица словно вихрь завертелась вокруг меня: «Что случилось?! Опять Елиазар!».

- Да сплюнь! – ужаснулась я, глядя на изморозь на потолках. – Типун тебе на язык! У нас беда! У нас мужик сбежал! Ванечка, который! Настя опять по лесу ходит и его зовет! И что-то мне подсказывает, что ее медведь только что съел! Так что давайте поспешим!

- Может и нам потрошка достанутся? – оскалилась волчица.

- Ой, - дернулась я, глядя на жуткий оскал и слыша про «потрошка».

- Это она так улыбается! – проворчал Буран. – Я тоже долго привыкал… Ну садись тады, чевой-то мы тут встали да лясы точим! И балайку бери!

Я уселась на Бурана, видя, как открываются огромные ледяные врата. В них тут же влетел снег, заметая зал. Мы бросились на улицу, где уже рассвет сменялся чернильными сумерками. На небе появились первые звезды. Точно такие же яркие, как в тот день, когда я услышала, что «не нужна», а потом мою руку поймала большая ручища…

- Ванечка-а-а! Иди ко мне, милый! – послышался крик, заставляя меня выдохнуть, что медведь остался голодным. – Ванечка! Я тебя сейчас разрою! Только ты не убегай, Ванюшенька!

- Это что за постыдный акт некрофилии? – проворчала я, видя, как нас ведет стайка воробьев, возглавляемая конкретной Марфушей. Нам навстречу летела еще одна стайка. Пока мы штурмовали сугроб две стайки встретились!

- Чив-чив-чив! – перечирикивались две стаи.

- Здравие, Марфуша! – послышался бас.

- Здоровее видали! Аленушка! – ответил еще один бас. И стаи разлетелись.

Я чуть не пропустила удар ветки, забыв отбить ее балалайкой. Так их тут две…

Мама дорогая! Проклятая ветка! Чуть не сделала меня пиратом! Вот, получай!

Я размахнулась и отомстила ветки, ударив по ней балалайкой.

- На кукуя? – орали кукушки. Их крики приближались. Если бы не пушистые лапы ели, то возможно, я бы разглядела, что происходит.

- Ванечка! Ванюшка! – послышался радостный крик, а я скатилась с Бурана в сугроб. – Ванюшечка!

К Бурану на всех парах, штурмуя сугроб неслась Настенька в съехавшем платке.

- Обыскалась я тебя, Ванечка! Сразу тебя признала! – кричала Настенька, просто влетая в Бурана.

- Драсть! – выдал ошарашенный Буран, глядя на то, как к нему прильнула счастливая Настя. Он задрал лапы вверх, словно только что бросил оружие и сдается полиции. Только судя по выражению морды и внезапному острому запаху природы, сбросил он килограмма два.

- Ванюшенька! Золотник ты мой, ненаглядный! Обыскалась я тебя! Это же ты? – причитала Настенька.

- Нет! – произнес ошалевший Буран, пока я пыталась понять, заразна ли эта любовь к медведям. И каковы ее первые симптомы.

- Я Буран! – пояснил Буран, глядя на меня сумасшедшими глазами. Он смотрел на меня с надеждой. Где-то в кустах со смеху подыхала Метелица: «Ой, не могу!».

- Так, Настенька, руки прочь от моего медведя! – возмутилась я, пытаясь спасти Бурана от домогательств явно нездоровой личности.

- На кукуя? – удивлялись кукушки. А мне очень хотелось попроситься на веточку рядом с ними и задавать тот же вопрос.

- Так это же… мой Ванечка! – счастливо выдохнула Настенька. – Я его обыскалась!

- Так, куда звонить, чтобы ее забрали санитары? – спросила я, поглядывая на волчицу.

- Санитары леса? Сейчас могу своих позвать! - обрадовалась Метелица. Она уже задрала морду, чтобы завыть, но я остановила ее.

- Настенька! – позвала я красавицу. – Это мой Буран. С каких пор ты на медведей перешла? Мужики кончились? Ваня бросил? Пошла в лес изменять? Быстрее говори ответ, а то я еле удерживаю свою фантазию. А она так рвется, так рвется на волю….

- А чем докажешь, что это не мой Ванечка? – послышался недоверчивый голос Настеньки. – А вдруг тебе Ванечка мой понравился? Вдруг ты на него глаз положила? И в медведя обернула! Знаю я вас, снегурок! Уж больно вы до чужих женихов охочи! Как помаячите возле деревни, так к вам быстро женихи сбегаются!

- Я возле деревни не маньячу! – выпалила я, глядя на ее. Настя подбоченилась, уперла руки в боки, явно не желая отставать от Бурана.

- Знаем вы вас! Вам поманить стоит, а они девок своих побросают и к вам со всех ног бегут! Аж шапки слетают! – упиралась Настя, сощурив свои синие блюдца.

У меня тут медведя пытаются отжать! Причем нагло так!

- Твой Ванечка мне абсолютно не интересен. Ни как мужик, ни как Ванечка! – выдала я, скрестив руки на груди. – У меня свой мужик есть! Так, разрешаю глотать слюни и раскатывать губу. Только учти, потом закатаешь!

- И кто же это? Если не мой Ванечка? – не верила мне Настенька. Я пока еще не понимала, что произошло. Но обещала себе разобраться.

- Его зовут Елиазар, - прищурилась я. – Мужчина два на два! Из твоих четырех Ванечек один мой мужик получится. Косая сажень в плечах, раз! Лицо, как у красавца – богатыря, два! Золота – серебра не меряно, три! Но борода лопатой, это четыре! Целуется так, что душа отлетает, но колется, пять! И на кой мне твой Ванечка? У меня нет вакансии домашняя живность «обнять и плакать»!

И тут подул ледяной ветер, в котором отчетливо послышался смех… У меня от этого ветра мурашки по коже… Мама…

- А хозяин все слышал! – гаденько заметила Метелица.

- Как слышал? – ужаснулась я. – Все. Я домой не пойду.

- Так, что это – мой Ванечка! Пойдем, Ванечка, домой, - причитала Настенька.

Глава двенадцатая. Конфетно - букетный леший

Ответа не было. Я еще раз осмотрелась по сторонам, не зная, как перевернутые трусы показывают дорогу к лешему!

Я все сделала, глядя по сторонам. Внезапно ели зашатались. С них посыпался снег. И тут я увидела… колени. Примерно на уровне моих глаз. Что там дальше, я даже представить себе боялась.

- Угу! – послышался глухой и страшный голос. Деревья скрипели, а великан прятался за старинными соснами. – Угу!

- Леший? – спросила я, подозревая, что штаны нужно выворачивать после встречи!

- Угу! – послышался голос, а на меня слетела снежная шапка. – А, это ты? Девица – красавица?

Внезапно великан исчез, а на поляну, отряхивая камуфляжную куртку вышел… Семен Семенович!

- Вы! – бросилась я на него. – Вы до сих пор здесь? Какого вы по лесу ошиваетесь! Вас жена дома ждет!

- Ой, только не надо про жену, - скривился Семен Семенович. - Ну Леший, Леший! И не надо на меня так смотреть! Я что? Лес свой оставлю? Итак запаршивел он! А раньше какой лес был… Ой, да чего мы тут стоим! Пойдем в дом! Я чаем с конфетками угощу! И девицу твою отыщем!

- Так, по поводу девицы… - начала я, глядя на знакомое лицо, которое знала уже каждая собака! Еще бы, оно украшало каждый столб!

- Все в доме! – кивнул Семен Семенович. – Ну заходи!

Я обернулась и увидела избу. Даже не избу, а терем! Деревянный, слегка покосившийся терем распахнул резную дверь.

- Проходи, девица! – послышался голос Семена Семеновича. Я с подозрением смотрела на Семена Семеновича. Он или не он?

- Поглядите, кем я теперь по вашей милости стала! – возмутилась я, показывая на сарафан и белые руки. – Вот не могли бы сразу взять и сказать! Я – Леший, оставьте меня в покое! Жене скажите, что скоро вернусь!

- А ты бы поверила? – усмехнулся Семен Семенович, пока я заглядывала внутрь. Внутри было весьма уютно. – Приду я и скажу, Леший – я. И что? Вы меня в дурдом сдадите! А так, хожу, лешачу помаленьку! Ты проходи! Сейчас и девку твою повожу, повожу, и тоже приведу! А то распугала мне тут всех медведей. Видала, какие у меня тут сугробы? Еле откопался! Думал, что до весны не отроюсь! А все по твоей вине. Осерчал на меня Карчун. И засыпал по самую макушку.

- Ой! – послышался голос Настеньки. – Леший! Леший!

- Да проходи ты, - махнул рукой Семен Семенович. – Вон чай, вон конфетки, вон хлеб с вареньицем! На скамью садитесь и рассказывайте. Угощайтесь!

- Ты зачем жениха ее в медведя обернул? – спросила я, видя, как Настенька руку к конфетам тянет и рассматривает их. А сама тайком за меня прячется.

- Как за что? – удивился Семен Семенович. – За дело! Неча мне тут на зверье охотиться! Зимой кто охотиться? Зверь ослабел, оголодал, а тут вон, охотничек выискалси! И ведь предупреждал же я его! Говорил ему! И свистел, и топал, и ухал! Потом подошел и так сказал, мол, что ты добрый молодец тут стрелами истыкать все решил! И предупредил его, что если еще раз белке в глаз, ему не поздоровится!

- Да она уже берлоги разрывать начала! – вмешалась я. – У нас тут сказка «Три медведя», причем три – это глагол! Отловит и натирает, мол, жених мой! Она же из лесу никуда не уйдет!

Пока мы с лешим спорили, Настенька уже хлеб с вареньем наминала. И конфетами закусывала.

- Ты понимаешь, что медведи скоро дохлыми прикидываться будут при виде всего, что в юбке и отдаленно на Настеньку похоже? - спорила я. – Так что давай, расколдовывай, а я проведу профилактическую беседу с занесением в тонкую ранимую мужскую психику.

Настенька уже допивала самовар, а я чувствовала, что мне жарковато.

- А не надо было похваляться! – спорил Семен Семенович. – Ишь, выискался! Я же к людям всегда по доброму, а они вон… в штаны накладывают!

Мы просидели не больше двадцати минут. Но я чувствовала, что скоро охрипну.

- Ладно, коли узнаешь жениха, заберешь себе! И в лес его не пускай! Пусть на рыбалку ходит! – снова нахохлился Семен Семенович.

Я толкнула Настеньку, которая расплескала чай.

- Уу? – спросила Настенька, пытаясь прожевать.

- Ты своего опознать можешь? – тихонько спросила я, поглядывая на Лешего. – Ваньку своего? Приметы какие-нибудь особые помнишь?

- Приметы? – задумалась Настенька. И тут же обрадовалась. – Помню, конечно! Коли на рябине ягод много, то к зиме морозной! Чем больше снега, тем больше хлеба!

- Понятно, - кивнула я, видя, как исчезает бутербродище в Настиной хлеборезке. – Не опознаем!

- А как же сердечко мое? – спросила Настенька, прожевав. – Оно-то не ошибется! Я любимого промеж всех узнаю!

- Так что? Соглашаемся? – спросила я, покосившись на Семен Семеновича. Тот делал вид, что грибы развешивает. – Точно сможешь опознать?

- Угу! – закивала Настенька. «Хорошо, Настенька согласна!», - озвучила я, глядя на шоколадные конфеты. Ладно, возьму одну… Ладно, две. Одну сейчас съем. Вторую в карман брошу. Сладкое на морозе очень полезно. Поднимает уровень глюкозы!

- Ай, Настя! Ай, да девка! – восхитился Леший, потирая руки. Настенька зарделась, опустив глаза. – Ладно, сейчас все будет! Ты меня, девка-то, от водяного спасла. А то лед тонкий был! Вот бы он мне задал! Кто ж знал, что он не спал? Поэтому и соглашаюсь.

- А вы чего на рыбалку поперлись? – спросила я, вспоминая его на льдине. – Вы же леший?

- Да, водяному нагадить решил, - зловредно заметил Семен Семенович. – Думаю, как приеду, как нагажу! Пущай знает, как в картах мухлевать!

- Так вы же в штанах на льдине были, - вспомнила я, как улепетывал от меня постоянный клиент.

- Это я уже потом их надел. Думаешь, чего я застеснялся! Я водяному сорок белок по осени в дурака проиграл! – с досадой заметил Семен Семенович, подсыпая конфет на радость Настеньке. – Я ему крести, он меня козырем! Вот и решил у него еще и рыбки отловить, пока спит!

- Веди медведей! – поторопила я, видя, что Настенька уже не может есть.

Леший как свистнул, как ногами затопал. Сначала мне показалось, что ему плохо, как вдруг в избу с морозами вошли три медведя. Они вышли в центр избы, встали во весь рост и замерли. Со стороны они напоминали чучела. И совсем немного потерпевших по делу «Машеньки». Мне казалось, что они вот – вот жалобно начнут перечислять: «Спала на кровати, смяла ее! Ела из моей тарелки, не помыла, сволочь!».

Глава тринадцатая. Пару ласковых слов!

- Семь дней тебя обыскались! – послышался рев Бурана. Он вошел в избу следом за хозяином и встал по левую руку.

- Пришлось хозяина звать! – созналась Метелица, вставая по левую руку.

В избушке тут же стало тесно. Теперь я понимала размеры моего мужа, раз он головой потолок подпирает. Его глаза нехорошо сверкнули льдом, и я уже понимала. Началось!

- Кто это? – удивилась Настенька, глядя во все глаза на огромную фигуру в дорогих мехах. Елиазар сверкал драгоценными каменьями. Уютный очаг потух, а вокруг все стало холодным. Даже дерево, которое до этого казалось золотисто-коричневым, стало серым.

- Леший, - произнес Елиазар. – Ты почто мою жену удерживаешь!

- Нет, Ванечка все-таки красивее, - вздохнула Настенька. И впервые в жизни я посмотрела на нее с жалостью и уважением.

- Кто? Я? Да не удерживаю я! – удивился Семен Семенович, нехорошо поглядывая на мужа. – Сама вон сидит, Ваньку канючит!

В этот момент глаза мужа сверкнули. У меня перед глазами жизнь пронеслась звенящим и стучащим локомотивом, стоило мне встретиться с ним взглядом.

- Говорит, отдавай жениха! – невозмутимо продолжил Леший, раскладывая поганки в короб.

- Во-первых, это не мой жених! – заметила я, понимая, что из-за меня у Лешего и так руки по локоть в снегу. Замело его избушку, что выбраться не мог. – Это Настенькин! Я к Ванечке не имею абсолютно никакого отношения! Ни прямого, ни косвенного, ни любовного!

- Мы тебя обыскались, - оправдывался Буран. – День нету. Думаем, подождем! Два нету! Уже по лесу спрашивать начали. Никто тебя не видал! Воробьи видали, как ты в угодьях Лешего бродишь! Третий день нету! Мы в деревню! Все перепугали, но тебя и там нет! Вот и позвали Елиазарушку. Сами-то мы не справимся!

- Зол я на тебя, Леший, - послышался голос. А меня внезапно чувство гордости взяло. Вот так взяло и… взяло! – Мало того, что девку в лес заманил, так еще и удерживаешь!

- Да никто никого не удерживает, - проворчал Леший. – Белок обратно проиграла, и пущай идет! Только конфеток на дорогу пусть возьмет! Раз девка теперь твоя, вот и следи за ней! Пущай по лесу не шастает! Сам знаешь, не все рады снегурку встретить! А то девка вон какая красивая. Может, я ее для себя присмотрел!

Леший лукаво подмигнул мне!

- Семен Семенович! – ужаснулась я.

- Да шучу я, шучу! Жена у меня есть, будь она не ладна! – проворчал Семен Семенович. – Вместо леса – калахоэ на балконе! Вот тебе и весь лес! А у меня медведь проснулся в лесу! Я по новостям, как увидал, что медведя видели, так сразу в лес. Еле убаюкал! А то не спится ему чей-то! Приснилось, что? Никак не пойму!

- Я тебе сейчас весь лес выморожу! – пригрозил Карачун, глядя страшным взглядом. За ним полз холод, покрывая изморозью стены и пол.

- А я зверей попрячу! – заметил Леший, становясь напротив него. Оконце лопнуло, а ели потянули свои зеленые лапы в сторону моего мужа.

- Я тебе избу в лед закую! – пригрозил Карачун, сурово глядя на лешего из-под кустистых бровей. Семен Семенович плюнул и обернулся в какую-то жуткую корягу, вырастая до размера Карачуна.

- Ты до Яги не доводи! – заметил Леший, а нас чуть не приморозило и не истыкало воинственными иголками.

А тут еще и Яга есть? Ничего себе!

- Прошу вас, прекратите, - бросилась я, чувствуя, что конфликт нарастает и вот – вот выльется боком людям.

Я бросилась к Елиазару, схватила его за руку и стала гладить.

- Хватит, хороший мой, - причитала я совсем, как Настенька. Хотя, до Настеньки мне еще учиться и учиться. – Сердце мое, заклинаю, успокойся… Милый, не надо!

Словарный запас ласковых слов скуднел, пока я смотрела в суровое лицо, глядящее на Лешего в упор. Мою руку сжали, пока я гладила ее, в надежде предотвратить скандал.

- Прошу тебя, Елиазарушка, - причитала я, чувствуя, что меня гладят, но скандал не заканчивают.

И тут я осмелела и … поцеловала его руку, прижимая к своим губам. В этот момент, серые глаза удивленно посмотрели на меня. Мороз, который уже трещал в избе перестал трещать. Ветки ели, вызванные Лешим вылезали обратно.

- Ванечку моего! – взмолилась Настенька, падая на колени перед Карачуном. Она взяла его руку.- Морозушка, батюшка! Вызволите Ванюшку моего! Жизни без него не вижу! Спаси, батюшка, помоги!

И тут я почувствовала такой укол ревности, что прямо зубы свело! Нет, ну надо же!

Взгляд Елиазара с гневного сменился на спокойный и холодный. Я ревниво смотрела, что руку он не выдернул!

- Провинился твой жених. Пусть до весны медведем ходит, - изрек Карачун, глядя на Настеньку. – А там, как снег сойдет, так человеком и станет. И впредь ему наука будет.

- Как же я без него жить буду! Кто мне дрова наколет? Кто сарай подопрет? – взмолилась Настенька, заглядывая в глаза Елиазару.

Во мужик пристроился! Дрова поколол, сарай подпер и все! Свободен, как плевок в полете!

- Да не реви, девка, - послышался голос Елиазара. У меня прямо внутри все вознегодовало.

- Свет очей моих, - умоляла Настенька, всхлипывая и вжимаясь в полог чужой шубы. – Батюшка… Замолви за Ванюшку словечко… А то пока медведем ходить будет пристрелят ненароком! Что я тогда буду делать?

Дальше шел такой поток любви, что меня чуть не унесло из избы.

- Ладно, подумаем, - послышался милостивый голос Карачуна. Значит так, да? Что-то внутри меня убеждало меня, что я тут единственная, способная розовыми соплями лед растопить, а тут, оказывается, любая может!

Мы вышли из избы. На улице столько сугробов намело, что Настеньку по пояс в снег утянуло.

- Домой иди, - выдохнула я, видя, как избушка Лешего исчезает вместе с Семен Семенычем. Обидно, но я так и не отыграла своих белок! Они бы мне вон как пригодились! Целое стадо! Стадо белок! Эээх! Ну почему я с восьмерки не зашла? А так бы собрала козырных тузов побольше!

- Что приключилось? – послышался голос Карачуна. Он склонился ко мне.

- В карты проиграла, - соврала я, понимая, что сама дура. Сама придумала, сама поверила. И кто в этом виноват? Только я сама!

Глава четырнадцатая. Снегурятина

И тут послышался смех. Карачун смеялся, пока я пожимала плечами.

- Потешила, девица, - заметил он, глядя на меня. – Сколько лет живу, никогда такого не видел!

- А ты ее брать не хотел! – вздохнул Буран, глядя на хозяина.

- Точно-точно! – усмехнулась Метелица. С ее улыбкой только фотографироваться. Это было что-то из серии «дровосека съела, а у него попка горькая!».

Внезапно смех оборвался. Он смотрел на меня, а я не понимала, в чем дело.

- Теперь точно бы не взял, - послышался серьезный голос. Он взмахнул полой шубы, заметая все вокруг. Снежный вихрь застилал глаза. Когда я открыла их, увидела, что на поляне остались только мы втроем. Откуда-то сверху пошел снег. Я впервые видела такие красивые большие снежинки. Одна из них упала прямо на мою ладонь. Раньше я не успевала рассмотреть снежинку, потому что она быстро таяла. А сейчас снежинка лежала на моей бледной ладони и не таяла.

«Значит, не взял бы…», - вздохнула я, ломая красавицу – снежинку в руке.

- И не надо, - холодно заметила я, напоминая себе, с кем имею дело.

- Чив-чив-чив! – налетели на меня воробьи.

Я чуть не упала от неожиданности в сугроб.

- Доставили! – басом прямо в ухо крикнул страшный голос то ли Марфуши, то ли Аленки. Я пока что их плохо различаю.

- Чив-чив, - снова налетела на меня стая воробьев.

- Что? – удивилась я, понимая, что еще не все.

– Баба! – рявкнул мне в ухо зловещий бас. Воробьи разлетелись. Я прислушалась.

- Накукуя! Накукуя! – орали кукушки где-то в глубине леса, которые уже должны были десятый сон видеть. Я не говорю про «улететь в теплые края».

- Где? – удивилась я, отряхивая роскошную одежду от снега. – Ну что? Проверим?

Я оседлала Бурана, до сих пор не веря, что потеряла целых семь дней! Семь драгоценных дней. Сколько же людей за это время заблудилось в лесу насмерть? Тут каждый час считаешь, а тут дни!

«Всех не спасешь!», - напомнила я себе. «Но попытаться можно!», - ответила я тогда, когда мы опустили носилки, а к телу ребенка бросилась мать.

Мы почти пробились сквозь снежные заносы, как вдруг я увидала нечто огромное, сидящее под деревом. Это нечто напоминало серого, нахохлившегося мехом шубы зайца – переростка. Единственное, что я успела рассмотреть, так это красные щеки. Пол этого «нечта» угадывался с трудом. Судя по хмурому взгляду это мог быть кто угодно. Из платка торчал красный нос, красные щеки и как бы все.

Оно сидело под елочкой и молчало.

- Вы живы? – спросила я, видя, как огромная варежка отодвигает платок. На меня смотрели маленькие, подведенные угольком глаза.

- Ты кто? – насупился огромный хомяк.

- А ты кто? – спросила я, не понимая, что здесь делает эта «кутанка».

- Я Мороза жду! Приданого хочу! – послышалось бурчание. – И никуда не уйду, пока приданого не даст!

На меня посмотрели злобным хомяком и устроились поудобнее в сугробе.

- Девушка, вы замерзнете! – намекнула я, глядя на покрасневший кончик носа. – На улице минус! Вы сейчас себе придатки заработаете, а не приданное. Дуйте домой!

- Не пойду, - зыркнул на меня хомяк, неуклюже поворачиваясь в сугробе. – Я тоже хочу ларец с золотом и серебром! Чтобы ко мне женихи сбегались!

- Зачем вам вообще этот ларец? – удивилась я, глядя на платок и нос. Откуда-то из недр платка вырывался пар. – Вы и так очень симпатичная девушка. Я уверена, что вы многим нравитесь!

- А с ларцом нравиться буду еще сильнее! – пробурчал хомяк, пряча руки в рукава. – Так что или ты зовешь Мороза, или проваливай!

Уууу, какие мы сердитые!

- Хочу ларец, как у Насти! – заметил хомяк, терпеливо выжидая своего приданного.

Может, я и притащила бы раньше один из ларцов, но мне строго не велено оказывать финансовую помощь бедным сироткам. Тем более, что я как бы приняла подарок в обмен на то, что мороз утих… Нда… Ситуевина!

- Пущай несет мне приданое! – заметила девица, решив разбить здесь лагерь. – Без приданого я никуды не пойду!

Я присела рядом в сугроб.

- И зачем тебе приданое? – удивилась я, решив зайти с другой стороны. – Зачем тебе тот, кто тебя за приданое любит? Нужно, чтобы и богатую, и бедную любил. А то что получается? Ненастоящая любовь!

- Приданое! – спорил со мной хомяк, кого-то высматривая.

- Тебя как зовут? – спросила я, понимая, что вблизи она похожа на шарик. Видимо, на ней сразу несколько шуб надето.

- Марфа, - послышался очень недружелюбный голос. – А тебе какое дело? Иди, куда шла! Мне Мороз нужен!

Разговор у нас не клеился. Поэтому я встала и направилась в сторону Бурана и Метелицы.

- Итак, ребята! –вздохнула. – У нас большая проблема!

- Да вижу, что большая! Вон какая сидит проблема! – согласился Буран.

- Девка приданое ждет. Из лесу уходить не хочет. Зовет Карачуна. Собственно, это все новости к этому часу. А далее ждем прогноз погоды, - произнесла я, осматривая ели.

- Давай я метель подниму, - предложила волчица. – От метели быстро все бегут! Мигом дома возле печки окажется!

Метелица завертелась, закружилась. Снежный хвост рос с каждой секундой, и вот уже все вокруг запорашивало снегом. Волчица жутко выла, а метель подхватывала ее протяжный вой.

- Посмотрим, - спряталась я за дерево. Ну и метет же! Не будь я Снегурочкой, быстро бы открыла бы для Лешего шоколадную фабрику.

Метель бушевала уже минут десять. Ничего вокруг не было видно.

- Ну, хватит, - попросила я волчицу. Та опустила морду, вместе со мной подбираясь к наблюдательным кустам.

На поляне все замело. Под елкой было белым – бело.

- Думаешь, ушла? – с надеждой спросила я, поглядывая то на Бурана, то на Метелицу.

И тут сугроб зашевелился. Хомяк отряхнулся и снова плюхнулся в сугроб.

- Плохо дело! – выдохнула я, жалея, что мало побушевала метель.

- А давай я! – предложил Буран, ударив лапами по снегу. Я уже видела эту беспросветную мглу. В этот момент, когда снежинка попала на мои губы, я вспомнила яркие звезды и ледяной поцелуй.

Загрузка...