Жена по найму

Глава 10

Мэгги повесила телефонную трубку и вновь уселась к столу, невидящим взором уставясь в окно своего кабинета. Несмотря на утро, солнце едва пробивалось сквозь завесу падающего снега. Весь мир казался тусклым. Сад давно уже был завален снегом, деревья представляли собой снеговые холмы, со стелющейся меж ними поземкой. Только их верхушки торчали какими-то причудливыми остовами, молчаливо сносящими натиск стихии. И лишь глухой звук шагов да скрип дверей говорили о существовании жизни в доме. Маленькие сухие снежинки отвесно падали вниз. О таком снеге люди говорят, что он зарядил надолго. Мэгги многое уже знала о снеге: мокрый, сухой, метель, снег, который хорош для катания на лыжах, для катания на санках, из которого отлично получались снеговики. В лучшие времена снегопад вызвал бы у нее глубокое волнение, ибо она была отважной женщиной. Но это в лучшие времена.

Мэгги была одинока в полном людей доме. И сама хотела этого. Или не видела иного выхода. Все пять месяцев она запиралась в своей комнате, день и ночь работая над книгой о тете Китти. Хэнк не нарушал ее уединение. Элси только ворчала по этому поводу. Ее пребывание здесь подходило к концу. Шесть месяцев истекали в январе. Она добилась своего, написала книгу, и даже смогла продать ее. Как раз минуту назад ее представитель сообщил ей, что она богатая женщина. По-видимому, не одна она сочла информацию, содержащуюся в дневнике, интересной.

Но победа оказалась нерадостной. Мэгги была несчастна. Вычеркнув из своей жизни Хэнка, она получила взамен только постоянную сердечную боль, от которой у нее временами захватывало дыхание; хорошо еще, что книга отнимала у нее большую часть дня. Но теперь, когда книга закончена, она лишилась этого прибежища. Нужно начинать новую книгу, говорила она себе, но эти уговоры не вызывали особого энтузиазма. Поглядев на себя в зеркало, она увидела, что заметно осунулась за последнее время.

Элси постучала в дверь.

— Все пошли украшать елку, а ты киснешь здесь одна.

Мэгги улыбнулась в ответ. На Элси всегда можно положиться, она всегда найдет слово, чтобы встряхнуть ее, не дать погибнуть от жалости к себе. Она была сурова, но справедлива. Несчетное число раз за последние месяцы Элси поддерживала ее и своим ворчанием, и горячим супом.

— Тебе надо погладить платье для рождественской вечеринки? — спросила Элси.

Мэгги отрицательно покачала головой. Не стоило беспокоиться: платье стало чуть великовато, но фасон позволял. Снизу доносились запахи ели и яблочного сидра. Там собрались все: родители Хэнка, тетя Туги, Слик, Окс, Эд, Верн, Бабба, их жены и подруги, помогавшие украшать елку. Мэгги тоже должна была быть там, если бы была хорошей женой, но она вновь сослалась на книгу, чтобы не идти вниз. Никто в доме еще не знал, что книга не только написана, но уже куплена.

Что с ней произошло? Она трусиха, которая не может смотреть на счастье других. Особенно теперь, в Рождество. Ведь это время семьи. Время любви. Но не для нее. Слезы тоненькими струйками потекли по лицу. «Гормоны», — подумала Мэгги.

— Ты слишком изнуряешь себя работой, надо иногда и повеселиться.

Она не делает этого потому, что тогда ее решение уехать может рухнуть, как карточный домик. Но ничего ведь не изменилось. Не изменился отец Хэнка, не изменился Бабба, не изменился и Скоджен. И, самое главное, не изменилась Мэгги. Она так же, как и раньше, не принадлежала ни Риверсайду, ни Скоджену. Но на земле наверняка найдется место, где она смогла бы чувствовать себя уютно, где нет ни тоски Риверсайда, ни уныния Скоджена.

— Сегодня вечером я веселюсь, — заявила она Элси, — мне только надо еще кое-что закончить и я буду свободна.

— Все скучают без тебя.

Нет, они не скучали по ней. Мэгги могла слышать это из разговоров внизу. В них даже изредка не мелькало ее имя, не удивительно, ведь уже несколько месяцев она фактически в стороне от жизни, текущей в доме и за его пределами. За это время Хэнк успел сменить бейсбол сначала на футбол, а потом и на хоккей. Был куплен пресловутый пресс для сидра, мало того, он уже работал, даже пекарня почти стала реальностью.

— Никто не скучает без меня, слышишь, как они веселятся?

— Хэнк скучает. Если бы ты только видела его глаза!

Мэгги задумалась над ее словами. В глубине души и она знала это, ей хотелось, чтоб это было так. И она ничего не могла с собой поделать, любовь к Хэнку продолжала теплиться где-то внутри нее. И как не пыталась Мэгги подавить эту любовь, именно она, а не какой-то там договор, удерживала ее здесь все эти месяцы. Она боялась Рождества задолго до его прихода, боялась потому, что в зале фермерской ассоциации устраивался праздник, которого она не могла избежать. Теперь же, накануне, она чувствовала какое-то онемение и упадок сил, и это — еще до начала! Да, у нее явно не подъем! Завернувшись в купальный халат, с влажными после душа волосами, она просто плакала, сидя на кровати. В последнее время это стало едва ли не самым ее любимым занятием, правда, предаваться ему свободно она могла лишь ночью, уткнувшись носом в подушку, пока все в доме еще спали.

В дверь постучали.

— Мэгги, можно войти?

Это был Хэнк. Он уже волновался, почему она опаздывает, ведь она должна была быть одета еще полчаса назад.

— Входи, дверь не заперта.

Он был в черном костюме, на шее — щегольской красный галстук, уголок красного шелкового платка торчал из кармана. Ее сердце сжалось. Хэнк никогда не искал женской благосклонности. Он был красив, и женщины сами искали его. Это она помнила еще со времени первой вечеринки в этом доме. Тогда ее участие было формальным, а женщины со всей округи стекались к его дверям. Да, Хэнк красив, а скоро будет богат, на его пироги и сидр уже поступила масса заявок. Скоро он обеспечит работой весь Скоджен. Хэнк сел рядом с ней на кровать и протянул ей маленькую коробочку.

— Это обычай нашей семьи — вручать подарки перед рождественской вечеринкой. Когда я был маленьким, родители дарили мне подарок, который я мог бы взять с собой или надеть на праздник. Карманный ножик, пару красных носков или специальные подтяжки с рождественским рисунком. А папа всегда дарил маме драгоценности. Он тоже по-своему романтичен, хотя в это трудно поверить.

Последние два месяца между ними стало возникать настоящее отчуждение. Он перестал искать повода поговорить с ней, не старался, как раньше, выманить из комнаты, просто случайно дотронуться до нее. И вот он дарит ей подарок. Она едва сдерживала волнение, но все же, столь долго скрываемые эмоции, наконец обрели возможность выхода. И Мэгги почти невольно улыбнулась. Значит, он все еще любит ее!

Затаив дыхание, он следил за ее реакцией, опасаясь, что она не примет подарок, может, даже не развернет его. Увидев ее улыбку, он понял, что дела идут успешно и, обхватив ее рукой за талию, усадил себе на колени.

— Я не хотел мешать, зная, как ты сосредоточенно работаешь над книгой.

Пора было честно признаваться в действительном положении дел, и Мэгги ответила:

— Моя книга окончена уже больше месяца.

Он знал, почему она не говорила об этом. Она хотела оставаться в стороне, продлить свою изоляцию. Хэнк догадался, что работа закончена, не слыша привычного шума компьютера за стеной. Догадался, но старался не подать вида, хотя его переполняла обида. Он ждал повода, чтобы открыть ей свои чувства, зная, что таким поводом станет Рождество.

— Почему ты сразу не сказала мне об этом? Можешь, по крайней мере, сказать, хорошая получилась книга или нет, она тебе нравится?

— Не знаю, не мне судить. Во всяком случае, я продала ее.

Ханк пожал ей руку.

— Я всегда знал, что ты сможешь сделать это.

В его голосе слышалась гордость за ее успех. Это заставило ее почувствовать радость.

— Я сама еще до конца не могу поверить в это.

И она улыбнулась.

Улыбка прогнала последние следы печали с лица. И вспомнив о коробочке, Мэгги потянулась, чтобы развернуть ее.

— Я страшно люблю подарки!

И она открыла коробочку. В ней были брильянтовые сережки.

— О!

Он внимательно посмотрел ей в лицо, с улыбкой наблюдая за ее реакцией.

— Тебе нравится?

— Да! Но… Я не могу принять этот подарок, это не та вещь, которую дарят… — она запнулась, подыскивая слова, — другу.

— Почему? Ты и есть мой лучший друг.

— Я думала, твой лучший друг — Бабба.

— Он мой второй лучший друг.

Мало сказать, что она была довольна. Мечта переполняла ее, плясала у нее внутри, вырываясь на свободу, и она была не властна над ней.

— Это не меняет дела, ведь Скоджен не изменился.

Он выглядел самоуверенно.

— Ему и не надо меняться. Дело не в нем. Дело в тебе.

— Не понимаю.

— У меня тоже было такое. Я пытался решить свои проблемы, переезжая с места на место. И вот однажды, в грязной гостинице в Балтиморе, я понял, что от своих проблем не убежишь, надо не бегать от них, а идти навстречу. Не стараться во что бы то ни стало доказать другим, что ты лучше их, а найти свое дело, которое тебе нравится, и делать его. Для меня это — яблони, бабушкин сад. Я думаю, у тебя та же проблема. Ты просто должна разобраться в себе.

Она покачала головой.

— Не уверена, что все так просто. Я не знаю, смогу ли я жить на ферме в полном уединении.

— В полном уединении? Нет никакого уединения, это ты сама его создала. Твоя спортивная машина уже давно стоит возле дома, но ты ни разу так и не села за руль, а надо только выехать на дорогу, чтобы поругаться с парочкой-другой старых дам или увидеть грубый жест водителя в свой адрес. И еще — у нас есть торговые центры.

— В Вермонте — торговые центры?

— Ну, не центры, так центрики, — уточнил он, — но ничуть не хуже, а в Берлингтоне есть пешеходная улица. Вызывает прилив адреналина?

«Не такой, как сидение на твоих коленях», — подумала она. Но об этом еще стоило поразмышлять отдельно.

— К тому же, если хочешь регулярно выходить из дому, можешь вернуться к преподаванию.

— Мне больше хотелось бы написать еще одну книгу.

— И у тебя есть идея?

Она отрицательно мотнула головой.

— Нет, сейчас я во мраке.

— Мой дядя Висбург, ушедший в отставку в 1901 году, издавал газету графства в течение сорока лет. У нас в подвале до сих пор лежат целые кипы. Они, правда, довольно ветхие, но вполне можно прочесть.

Сердце Мэгги забилось быстрее. Удивительно! В подвале Хэнка хранилась новая книга! Только ради этого стоило выходить за него замуж. А как насчет всех тех скодженских чудаков типа Баббы, Верна, миссис Фарнсворт?

Хэнк поцеловал ее волосы и помог подняться со своих колен.

— Мы скоро должны ехать, если не хотим пропустить Санта Клауса.

Десять минут спустя Мэгги уже сидела в грузовике, глядя на сверкание бриллиантов в зеркало заднего вида. Конечно, ей не следовало делать это. Но потом она решила, что наденет их разок, на танцы, а потом протрет спиртом и положит на место. Все было бы по-другому, выйди она за Хэнка. Впрочем, тогда она не знала о торговой улице в Берлигтоне. Зато теперь знала.

Она смотрела, как последние яблони исчезают из виду, думая, как прекрасны они, покрытые снегом. Хэнк въехал в город. И город показался ей прекрасен в рождественском убранстве. Магазин Ирмы сиял огнями праздничной иллюминации, зеленые огоньки украшали двери банка, мигающие гирлянды висели на кафетерии и салоне красоты. Перед административным зданием высилась елка.

— Едь помедленнее, — попросила Мэгги Хэнка. — Я хочу рассмотреть украшения!

— Я и так еду со скоростью всего 26 миль в час. Еще немного, и мы поедем назад.

Она подумала, что вернется завтра, чтобы рассмотреть елку и, может быть, купить у Ирмы конфету с кленовым сиропом, послать родным в Нью-Джерси.

Зал ассоциации вновь напомнил ей Польский зал: тот же деревянный пол, такое же столпотворение и детей, и взрослых. И, конечно, чувство ожидания Рождества. Хэнк помог ей снять пальто.

— О, посмотри, Верн в смокинге!

— Да, он всегда в смокинге на Рождество, он перешел к нему от дяди Моу, который был официантом в дорогом ресторане Берлингтона.

— А что с дядей?

— Он умер от инфаркта, — пояснил Хэнк.

Верн подмигнул Мэгги, и она помахала ему в ответ.

Подошел Эд Критч. Мэгги подозрительно посмотрела на него:

— Ты не собираешься больше похищать меня?

Эд захихикал.

— Теперь я не сделаю этого. Но было неплохо, согласна? Я чуть не потерял сознание, когда Элси Хокинс наставила на меня свою игрушку. Да, думаю, теперь эта история гуляет по округе наравне с поджогом конюшни Баки Вивера.

Хэнк выглядел явно польщенным, говоря Мэгги:

— До этого я был единственным источником местных сплетен, теперь ты с честью делишь эту участь.

Оркестр грянул «Сюда идет Санта Клаус», и люди взявшись за руки, пошли хороводом вокруг елки. Мэгги тоже встала в круг. Все смотрели на входную дверь, ожидая прихода Санта Клауса. Дверь открылась и появился Санта Клаус. Дети пронзительно закричали от восторга.

— Хо, хо, хо, — сказал Санта Клаус, входя. — Всем хорош был Старый год?

— Всем! — ответили все хором.

Хоровод кружился вокруг елки, а Санта Клаус, обходя детей, вручал им подарки. Он остановился против Мэгги и взял ее за руку.

— Хорош ли был для Мэгги год? — спросил он.

Румянец выступил на ее щеках. Санта Клаус не заговаривал со взрослыми.

Он достал раскраску и леденец на палочке.

— Только лучшим девочкам Скоджена, — подмигнул Санта Клаус Мэгги.

Возглас одобрения пробежал по толпе.

Мир на миг затуманился перед глазами, она даже остановилась. Взглядом нашла в хороводе Хэнка. Они любили ее! Мэгги смотрела на лица в хороводе, даже отец Хэнка улыбался ей через комнату. Мэгги прижала раскраску и леденец к груди и поблагодарила Санта Клауса. Потом, внимательно посмотрев на него, сказала:

— Я узнала тебя, Бабба, ты получишь за это!

Баббу улыбнулся, пожал ей руку. И Мэгги улыбнулась в ответ. Бабба молодец! Нашел выход из положения, и где? В заснеженных полях Вермонта! Слезы навернулись ей на глаза. Она спрятала лицо на груди Хенка и загнусавила ему в галстук.

— Это все потому, что я л-л-люблю раскраски.

Орвелл Миллен, стоявший слева от Мэгги, сказал Хэнку:

— Это потому, что она беременна, обычное дело, раз плачет над раскрасками, детскими нагрудниками и башмаками. Когда моя Элейн была беременна, мы не могли спокойно пройти мимо полок с детским питанием.

Миссис Фарнсворт обняла Мэгги за плечи:

— Тебе нужно сделать завивку, это всегда успокаивает. И потом приходи к нам на посиделки.

— Не знаю… — и Мэгги воспользовалась шелковым носовым платком Хэнка.

— Это не займет много времени. В субботу, ровно через месяц, ты сможешь рассказать нам о дневнике тети Китти. Мы умираем, так хотим прочесть твою книгу, как только она выйдет из печати. Не каждый день встретишь в нашем городе живого автора. Может, мы даже устроим специальную вечеринку в честь выхода книги.

Вечеринку в честь выхода книги? Мэгги едва удержалась от смеха. Да она становится известна! В местном масштабе, но тем не менее. И дамский клуб даже устраивает в честь нее вечеринку. Но у Мэгги была проблема. Проблема с именем. Как она подпишет свою книгу? Ведь все уверены, что она — Мэллон, в то время как на самом деле она — Тун. И Мэгги обратилась к Хэнку:

— Ты должен жениться на мне, если не передумал. Причем, как можно скорее. Как я подпишу свою книгу на вечеринке? Тун? Это вызовет массу вопросов.

— Позволь уточнить, ты хочешь выйти за меня, чтобы поставить автограф на книге?

— Да.

Он не мог устоять от соблазна подразнить ее.

— Выглядит не слишком романтично. Да и обоснованно. Ведь Скоджен не изменился, и ты уверена, что мы сможем жить здесь?

— Да. Это прекрасное место, — ее голос стал тише, — и я люблю тебя.

Он взял ее за руки.

— И я тоже люблю тебя, и буду счастлив жениться на тебе.

И он поцеловал ее прямо здесь, на виду у всего города.

— Приятно видеть, что он занимается этим не только в чужих конюшнях, — сказал Горди Пиккерс. — Впрочем, тогда он, кажется, был моложе.

Баки Вивер, старый Букер и Мирон Стоцнхауз согласились с ним.

А оркестр играл «Рудольф — Красноносый северный олень» в четвертый раз.