Женщина и социализм

1. Преобразование общества

Прилив усиливается и подмывает фундамент, на котором стоит наше государственное и общественное строение. Весь мир чувствует, что фундамент колеблется и что спасти его могут лишь крепкие подпорки. Но это потребовало бы от правящих классов больших жертв. Однако здесь возникает препятствие. Всякое предложение, осуществление которого серьезно вредит материальным интересам господствующих классов и угрожает затронуть их привилегированное положение, встречает с их стороны самое ожесточенное сопротивление и клеймится, как стремление, направленное на переворот существующего государственного и общественного строя. Но больной мир нельзя излечить, не затронув, а в конце концов и не устранив привилегии и преимущества господствующих классов.

«Борьба за освобождение трудящихся классов не является борьбой за привилегии, но борьбой за равные права и равные обязанности и за ликвидацию всех привилегий», — говорится в социал-демократической программе. Отсюда следует, что половинчатыми мерами и мелкими уступками ничего нельзя достигнуть.

Но господствующие классы считают свое привилегированное положение чем-то естественным и само собой понятным, в справедливости и дальнейшем существовании чего нельзя сомневаться. И потому, само собой разумеется, они отвергают всякую попытку пошатнуть их привилегированное положение и борются против нее. Даже предложения и законы, которые ничего не изменяют ни в основах существующего общественного порядка, ни в их привилегированном положении, приводят господствующие классы в величайшее раздражение, раз только дело касается или может коснуться их денежного мешка. В парламентах скопляются целые горы бумаги с печатными речами, пока наконец гора не родит мышь. Самые простые и понятные требования охраны труда рабочих встречаются с таким сопротивлением, как будто дело идет о существовании общества. И если после бесконечных битв удается вырвать у них какие-нибудь уступки, то они кичатся, как будто пожертвовали большую часть своего состояния. Такое же упрямое сопротивление показывают господствующие классы, если дело идет о том, чтобы признать угнетенные классы формально равноправными и чтобы, например, в вопросах трудового договора вести с ними переговоры на равных правах.

Это сопротивление при самых простых вещах и самых понятных требованиях подтверждает старое положение, выведенное из опыта, что ни один господствующий класс нельзя убедить доводами, если сила обстоятельств не принуждает его к пониманию и уступчивости. Эта сила обстоятельств лежит в растущей сознательности масс, которая порождается у угнетенных развитием наших общественных отношений. Классовые противоположности все более обостряются, становятся все более очевидными и чувствуются сильнее. Угнетенные, эксплуатируемые классы приходят к сознанию несостоятельности существующего, их возмущение растет, и вместе с тем растет повелительное требование преобразовать условия жизни и сделать их человечными. Захватывая все более широкие круги, это сознание завоюет в конце концов огромное большинство общества, которое заинтересовано в этом преобразовании самым непосредственным образом. Но в той же степени, в какой народная масса проникается пониманием несостоятельности существующего и сознанием необходимости его коренного изменения, падает и способность к сопротивлению господствующего класса, сила которого основывается на невежестве и бессознательности классов угнетенных и эксплуатируемых. Это взаимодействие очевидно, и потому все, что ему содействует, следует приветствовать. Крупнокапиталистическому прогрессу соответствует возрастающее сознание противоречия, в котором находится существующий общественный порядок с благосостоянием огромного большинства народа. Каких бы больших жертв и напряжений ни стоило разрешение и уничтожение общественных противоположностей, это разрешение будет найдено, как только противоположности достигнут высшей точки своего развития, к чему они быстро приближаются.

Меры, которые следует принять в отдельных фазах развития, зависят от разных обстоятельств. Невозможно предвидеть, какие меры будут необходимы в отдельных случаях. Ни один министр, ни одно правительство, даже самое сильное, не знает заранее, что оно вынуждено будет сделать в ближайшем году под влиянием обстоятельств. Еще менее это можно сказать о мерах, зависящих от обстоятельств, наступление которых не поддается точному исчислению и предсказанию. Вопрос о средствах — это вопрос о тактике в борьбе. Но тактика определяется в зависимости от противника и вспомогательных средств, имеющихся в распоряжении обеих сторон. Средство, которое ныне превосходно, завтра может быть вредным, так как изменились обстоятельства, вчера еще оправдывавшие его применение. Средства для достижения цели, которые всегда перед глазами, зависят от времени и обстоятельств; необходимо только, чтобы всегда применялись самые действенные и самые решительные средства, какие только время и обстоятельства допускают. Таким образом, пускаясь в изображение картин будущего, приходится действовать гипотетически; приходится делать предположения, принимая их за факты.

Исходя из этой точки зрения, мы предполагаем, что в известный момент все описанные бедствия достигнут таких размеров и сделаются в такой степени видимыми и ощутимыми огромному большинству населения, что станут для него невыносимыми и его охватит всеобщее неудержимое стремление к коренному переустройству, причем в самой скорой помощи оно увидит самую целесообразную.

Источник всех общественных бедствий без исключения кроется в социальном порядке, который в настоящее время покоится, как уже было сказано, на капитализме, на капиталистическом способе производства, в силу которого класс капиталистов является собственником всех средств труда — земли, шахт, сырья, орудий производства, машин, средств сообщения и благодаря этому эксплуатирует и угнетает огромное большинство народа, вследствие чего возрастает неуверенность существования, гнет и унижение эксплуатируемых классов. Итак, соответственно этому самым кратким и быстрым шагом были бы всеобщая экспроприация этой капиталистической собственности и превращение ее в общественную собственность. Товарное производство превращается в социалистическое — в производство, осуществляемое обществом для общества. Крупное хозяйство и постоянно возрастающая производительность общественного труда, что до сих пор было источником нищеты и угнетения эксплуатируемых классов, становятся теперь источником высшего благосостояния и гармонического развития всех.

2. Экспроприация экспроприаторов

Переход всех средств производства в общественную собственность создает новые основы общества. Тогда коренным образом изменятся условия жизни и труда мужчин и женщин в промышленности, сельском хозяйстве, на транспорте, в области воспитания и брака, в научной, художественной и общественной жизни. Человеческое существование наполнится новым содержанием. Постепенно и государственная организация потеряет почву и государство исчезнет; оно как бы само себя упразднит.

В отделе первом этой книги было указано, почему должно было возникнуть государство. Оно является продуктом общественного развития из примитивного, покоящегося на коммунизме общества, которое распадается по мере того, как в нем развивается частная собственность. С появлением частной собственности внутри общества возникают антагонистические интересы. Нарождаются сословные и классовые противоречия, которые неизбежно ведут к классовой борьбе между группами с различными интересами и угрожают существованию нового строя. Чтобы иметь возможность удержать противников этого нового строя и защитить собственников, необходима организация, которая бы оборонялась от таких нападений и провозгласила бы собственность «справедливой» и «священной». Этой охраняющей и оправдывающей собственность организацией и властью является государство. Законами обеспечивает оно собственнику его владение и выступает против нападающих на установленный законом порядок как судья и мститель. Таким образом, по своей внутренней сущности интересы правящего класса собственников и государственной власти всегда консервативны. Организация государства видоизменяется лишь тогда, когда этого требуют интересы собственности. Таким образом, являясь необходимой организацией общества, покоящегося на классовом господстве, государство теряет всякий смысл и возможность своего существования, как только с уничтожением частной собственности ликвидируются классовые противоречия.

Государство отмирает постепенно вместе с устранением отношений господства, точно так же как отмирает религия, если исчезает вера в сверхъестественное существо и в одаренные разумом сверхчувственные силы. Слова должны иметь свое содержание; если они теряют содержание, то перестают выражать понятие.

Здесь, может быть, прокапиталистически настроенный читатель скажет: все это хорошо и прекрасно, но какими «юридическими основаниями» оправдает общество этот разрушительный переворот?

Правовая основа та же самая, которая всегда существовала, когда дело шло о подобных изменениях и переворотах, — общее благо. Источником права является не государство, а общество; государственная власть является лишь только приказчиком общества, который имеет право управлять и регулировать. До сих пор господствующим обществом было только ничтожное меньшинство, которое, однако, действовало от имени всего общества (народа), выдавая себя за «общество» точно так же, как Людовик XIV выдавал себя за государство: «L'etat c'est moi!» («Государство — это я!»). Когда наши газеты пишут: «Сезон начинается, общество спешит в город» или «сезон кончается, общество спешит в деревни», — то при этом они имеют в виду не народ, а привилегированные десятки тысяч, которые составляют «общество», так же как и «государство». Большинство — это плебс, vile multitude, canaille, народ. Этому положению вещей соответствует все, что государство от имени народа делает для «общественного блага», то есть все, что полезно и выгодно в первую очередь господствующим классам. В их интересах создаются законы. «Salus reipublica suprema lex esto» («общее благо да будет высшим законом») есть известная древнеримская основа права. Кто же составлял, однако, римское общество? Порабощенные народы? Миллионы рабов? Нет! Относительно незначительное меньшинство римских граждан, в первую очередь римская знать, которые заставляли порабощенных кормить себя.

Когда в средние века дворянство и князья грабили общественное достояние, они делали это «во имя права», «в интересах общественного блага». А как обходились они с общественной собственностью и с собственностью беспомощных крестьян, — об этом рассказывает нам история средних веков до нового времени на каждой своей странице. Аграрная история последнего тысячелетия есть история непрерывного грабежа общинной и крестьянской собственности, осуществляемого дворянством и церковью во всех культурных государствах Европы. Когда позже Великая французская революция экспроприировала владения церкви и дворянства, то она это делала «во имя общественного блага», и большая часть 8 миллионов земельных собственников, составляющих опору буржуазной Франции, обязана своим существованием этой экспроприации. Во имя «общественного блага» Испания много раз налагала арест на церковные имущества, а Италия вовсе конфисковала их под аплодисменты усерднейших защитников «священной собственности». Английское дворянство в течение столетий грабило собственность ирландского и английского народов и с 1804 по 1832 год «в интересах общественного блага» одарило себя «по закону» не менее чем 3 511 710 акрами общинной земли. И когда в великой североамериканской войне за освобождение от рабства были объявлены свободными миллионы рабов, бывших благоприобретенной собственностью своих господ, без вознаграждения последних, то это случилось «во имя общественного блага». Все наше гражданское развитие есть неправильный процесс экспроприации и конфискации, при котором фабрикант экспроприирует и высасывает ремесленника, крупный землевладелец — крестьян, крупный купец — мелкого торговца и, наконец, один капиталист другого, то есть более сильный — слабейшего. Если мы послушаем нашу буржуазию, то все это происходит для «общего блага», для «пользы общества».

Бонапартисты «спасали» 18 брюмера и 2 декабря «общество», а «общество» приветствовало их. Когда общество в будущем спасет само себя, взяв снова в свои руки созданную им собственность, оно совершит великое историческое дело, так как будет действовать не в пользу одного, подчиняя ему другого, но для того, чтобы всем обеспечить равные условия жизни и сделать возможным для каждого достойное человека существование. Это будет в моральном отношении величайшее мероприятие, какое когда-либо совершало общество.

В каких формах совершится этот великий общественный процесс экспроприации и с какими видоизменениями, нельзя предсказать: кто знает, какие тогда создадутся отношения?

В своем четвертом социальном письме Кирхману, озаглавленном «Капитал»,[278] Родбертус говорит на стр. 117: «Уничтожение капиталистической собственности на землю — не химера и вполне мыслимо национально-экономически. Это было бы, конечно, радикальнейшей помощью обществу, которое, коротко говоря, страдает от роста земельной ренты и дохода на капитал. Это было бы единственной формой уничтожения земельной и капиталистической собственности, которая ни на один момент не прервала бы обращения и роста национального богатства». Что скажут наши аграрии на это мнение их прежнего партийного товарища?

Как сложатся обстоятельства после такой экспроприации, сейчас невозможно предусмотреть. Никто не может знать в деталях, как будущее поколение оформит свою, социальную организацию и как наилучшим образом оно будет 'удовлетворять свои потребности. В обществе, как и в природе, все находится в постоянном движении, одно приходит, другое уходит, отмирающее старое заменяется новым, жизнеспособным. Совершаются открытия, изобретения, улучшения всякого рода, размах и значение которых никто не может предвидеть; они вторгаются в жизнь, революционизируют и изменяют в зависимости от их значения условия жизни людей и всего общества. Таким образом, речь может идти при последующих рассуждениях только о развитии общих принципов, постановка которых вытекает из сделанного анализа и проведение которых можно предусмотреть только до известной степени. Общество и до сих пор уже не было организмом, который руководится и направляется отдельным лицом, если даже это часто так и казалось — «кажется, что ты двигаешь, а между тем двигают тебя». Наоборот, оно является организмом, развивающимся по определенным имманентным законам. В будущем любое руководство общества волею одного лица, несомненно, исключается. Тогда общество будет демократией, познавшей тайны своего существования, открывшей законы собственного развития и целесообразно применяющей их для дальнейшего развития.

1. Привлечение всех работоспособных к работе

Как только общество овладеет всеми средствами производства, основным законом социалистического общества станет обязанность для всех трудоспособных без различия пола работать. Без труда общество не в состоянии существовать. Ввиду этого оно вправе требовать, чтобы каждый, желающий удовлетворять свои потребности, принимал участие в создании продуктов для удовлетворения этих потребностей по мере своих физических и духовных способностей. Нелепое утверждение, будто социалисты хотят отменить труд, — это беспримерный абсурд. Бездельники и тунеядцы имеются лишь в буржуазном мире. Социализм согласен с Библией в том, что, кто не работает, тот не должен и есть. Но работа должна быть в то же время и полезным, продуктивным трудом. Новое общество будет поэтому требовать, чтобы каждый занялся определенной промышленной, ремесленной, земледельческой или другой какой-либо полезной деятельностью, посредством которой он сможет доставить известную трудовую услугу для удовлетворения имеющихся потребностей. Без труда нет наслаждения, без наслаждения нет труда.

Ввиду того что все обязаны трудиться, все одинаково заинтересованы в выполнении при работе трех условий: во-первых, чтобы продолжительность работы была умеренной, без переутомления; во-вторых, труд должен быть по возможности приятен и разнообразен; в-третьих, он должен быть как можно более производительным, так как от этого зависит продолжительность рабочего времени и наслаждения. Эти три условия зависят, однако, в свою очередь от характера и количества имеющихся в распоряжении средств производства и рабочей силы, а также от тех требований, какие общество предъявляет к собственному образу жизни. Социалистическое общество создается не для того, чтобы жить по-пролетарски, а для того, чтобы покончить с пролетарским образом жизни громадного большинства человечества. Это общество стремится предоставить каждому возможно больше удобств, но в таком случае возникает вопрос: как высоки будут запросы общества?

Для того чтобы установить это, необходимо известное управление, обнимающее собою все сферы общественного труда. Наши общины являются в данном отношении целесообразным основанием; если они окажутся слишком большими, затрудняющими общий обзор хозяйства, то их разделят на округа. Как это было когда-то в первобытном обществе, все совершеннолетние члены общины без различия пола участвуют в выборах и назначении доверенных лиц, которые должны осуществлять управление. Во главе всех местных органов власти находится центральное управление, являющееся, кстати сказать, не правительством, господствующим путем силы, а лишь исполнительным коллегиальным органом. Будет ли центральное управление избираться непосредственно всем обществом или будет назначаться общинными учреждениями, — безразлично. Эти вопросы не могут иметь в будущем того значения, какие они имеют в настоящем, ибо дело будет состоять не в замещении должностей, доставляющих большую власть, влияние и более высокий доход, а в доверии, которым будут наделяться способные, все равно — мужчина или женщина, сменяемые или вновь избираемые смотря по потребности и благоусмотрению избирателей. Все должности будут замещаться лишь временно. Таким образом, те, кто занимают эти должности, не приобретают особой «квалификации чиновника», так как отсутствуют длительное выполнение функций и иерархический порядок повышения по службе. В силу тех же соображений является для нас безразличным также вопрос о том, должны ли находиться между центральными и местными управлениями промежуточные ступени, например провинциальные управления и т. п. Если они окажутся необходимыми, их введут, если излишними, — их не станут учреждать. Во всем этом решающее значение имеет потребность, определяющаяся практикой. Если старые учреждения с развитием общества окажутся ненужными, их отменят без шума и споров и вместо них создадут новые, ибо сохранение их не лежит в чьих-либо частных интересах. Таким образом, такое управление, основанное на самых широких демократических принципах, коренным образом отличается от ныне существующего. Сколько борьбы в газетах, сколько словесных перебранок в наших парламентах, сколько исписанной официальной бумаги в наших канцеляриях бывает необходимо теперь из-за самого незначительного изменения в управлении или в правительстве!

Самое важное — это установить количества и характер имеющихся в распоряжении сил, количества и характер средств производства, фабрик, мастерских, средств сообщения, земли и почвы и т. д., а также их производительность. Затем необходимо будет определить имеющиеся в наличии запасы и количество товаров и предметов, которое потребуется для удовлетворения потребности общества в течение определенного периода времени. Подобно тому как ныне государство и различные общинные учреждения определяют ежегодно свои бюджеты, то же самое будет делаться в будущем для всего общественного потребления, причем будут вноситься изменения, обусловленные увеличением потребностей или новыми потребностями. Статистика будет играть при этом главную роль; она сделается важнейшей вспомогательной наукой в новом обществе, она даст мерило для всей общественной деятельности.

Уже и теперь статистика широко применяется для подобных целей. Государственные и коммунальные бюджеты основываются на целом ряде статистических исследований, осуществляемых ежегодно в отдельных отраслях управления. Продолжительный опыт и известное постоянство в текущих потребностях облегчают эту работу. Точно так же каждый предприниматель крупной фабрики, каждый торговец в состоянии при нормальных условиях с точностью определить, что именно ему необходимо на предстоящую четверть года и как ему следует организовать свое производство и закупки. Все это он может легко и без особого труда рассчитать, если не возникнут какие-либо чрезвычайные изменения.

Тот факт, что кризисы порождаются слепым, анархическим производством, то есть, когда производят товары, не зная запасов, сбыта и спроса их на мировом рынке, побудил в последние годы крупных промышленников различных отраслей промышленности объединиться в картели и тресты, с одной стороны, для установления цен, с другой — для регулирования производства на оснований имеющегося опыта и поступающих заказов. Соответственно производительной силе каждого отдельного предприятия и вероятному сбыту устанавливается, сколько именно каждый отдельный предприниматель должен произвести в ближайшие месяцы. Нарушение договора облагается высоким штрафом и оплатой. Предприниматели заключают эти договоры не в интересах публики, а к ее вреду и для собственной пользы. Их цель — воспользоваться могуществом коалиции для увеличения своей прибыли. Такое регулирование производства имеет в виду лишь возможность устанавливать такие цены, какие никогда не могут быть достигнуты при конкурентной борьбе отдельных предпринимателей. Таким образом, осуществляется обогащение за счет потребителей, принужденных платить запрашиваемую цену за продукт, в котором они нуждаются. И не только потребитель вообще, но и рабочий страдает от существования картелей, трестов и т. д. Регулирование производства предпринимателем делает излишней известную часть служащих и рабочих, которые вынуждены ради заработка сбивать заработную плату своих работающих товарищей. Кроме того, социальная сила картелей так велика, что даже рабочие организации редко могут им противодействовать. Предприниматели получают, таким образом, двойную выгоду — они добиваются более высоких цен и платят более низкую заработную плату. Такое регулирование производства предпринимательскими союзами является прямою противоположностью тому, которое будет иметь место в социалистическом обществе: теперь решающую роль играют интересы предпринимателей, в будущем решающую роль приобретут интересы общественные. Производство будет иметь тогда в виду удовлетворение потребностей всех членов общества, а не выжимание посредством высоких цен больших барышей для немногих. В буржуазном обществе даже наилучше организованные картели не в состоянии предусмотреть и учесть все факторы; конкуренция и спекуляция продолжают свирепствовать на мировом рынке, несмотря на картели, и внезапно обнаруживается, что в расчете имеются промахи, и искусственно возведенное здание рушится.

Подобно индустрии, обширной статистикой располагает и торговля. Еженедельно торговые центры и порты сообщают статистикам сведения о запасах керосина, кофе, хлопка, сахара, хлеба и т. д. Эти статистические данные, однако, зачастую оказываются неточными, так как собственники товаров нередко заинтересованы в том, чтобы скрыть истинное положение дел. Но в общем эти данные являются довольно надежными и дают возможность заинтересованному лицу познакомиться с состоянием рынка в ближайший период времени. Но и здесь надо учитывать спекуляцию, которая изменяет все расчеты, все опрокидывает и часто делает невозможным всякую реальную сделку. Но подобно тому как всеобщее регулирование производства в буржуазном обществе, с его многими тысячами частных предпринимателей и противоположными интересами, является невозможным, так же невозможно и регулирование распределения продуктов вследствие спекуляционного характера торговли, многочисленности лиц, занимающихся торговлею, и противоречивости их интересов. То, что делается в этой области, показывает лишь, что может быть сделано, как только исчезнут частные интересы и восторжествуют общественные интересы. Доказательством тому может служить, например, статистика урожая, предпринимаемая ежегодно в различных культурных странах и дающая возможность установить урожай, размер удовлетворения собственного потребления и вероятных цен.

В социалистическом обществе все эти отношения будут полностью упорядочены, все общество соединено будет солидарной связью. Все будет совершаться по плану и порядку, благодаря чему окажется весьма легким определение размера разнообразных потребностей. При наличии некоторого опыта все дело не будет представлять никакого затруднения. Раз будет, например, статистически установлено, какова в среднем потребность в хлебе, мясе, в обуви, белье и т. д., и будет, с другой стороны, точно известна производительность соответствующих предприятий, то окажется возможным определение средней продолжительности ежедневного общественного необходимого труда. Можно будет также определить, нужны ли новые предприятия для производства некоторых товаров или, если имеется избыток таких предприятий, нужно ли их ликвидировать или использовать для других целей.

Каждый решает, в какой отрасли труда он мог бы работать; наличие многочисленных и самых различных областей труда дает возможность учитывать самые различные желания. Если в одной отрасли труда обнаружен избыток сил, а в другой недостаток, то органы управления примут надлежащие меры и восстановят равновесие. Организовать производство и предоставить различным силам возможность быть правильно использованными станет главной задачей избранных должностных лиц. Чем согласованнее работают все эти силы, тем ровнее работает механизм. Отдельные отрасли труда и их подразделения избирают своих распорядителей, берущих на себя руководство делом. Это не начальники, какими являются ныне инспектора и управляющие, а товарищи, которые выполняют возложенную на них функцию управления вместо производительной деятельности. Не исключено, что с усовершенствованием организации и при более высокой подготовке ее Членов эти функции будут выполняться поочередно всеми участниками без различия пола.

2. Гармония интересов

Труд, организованный на началах полной свободы и демократического равенства, когда один стоит за всех и все — за одного и когда все проникнуто чувством полной солидарности, явится источником творческого наслаждения и соревнования, которые невозможны при современной экономической системе. Этот дух радостного созидания окажет также свое воздействие и на производительность труда.

Далее, так как все работают друг для друга, то существует общая заинтересованность в том, чтобы все предметы производились как можно лучше и совершеннее, с минимальной затратой сил и рабочего времени, либо ради экономии рабочего времени, либо в целях использования времени для производства новых продуктов, предназначенных к удовлетворению более высоких потребностей. Этот всеобщий интерес побудит всех стремиться к улучшению, упрощению и ускорению процесса труда. Честолюбивое стремление к изобретениям и новым открытиям достигнет своей высшей степени, каждый будет стараться перещеголять других своими проектами и идеями.[279] Наступит, таким образом, как раз противоположное тому, что утверждают противники социализма. Какое множество изобретателей и людей, совершивших новые открытия, погибает в буржуазном мире! Сколько из них было им использовано и затем брошено на произвол судьбы! Если бы талант и умственное дарование, а не собственность находились во главе буржуазного общества, то большая часть предпринимателей должна была бы уступить место своим рабочим, техникам, инженерам, химикам и т. д. Все они — именно те люди, которые в 99 случаях из 100 совершали открытия, изобретения, усовершенствования, используемые обладателем денежного мешка. Сколько тысяч таких изобретателей погибло потому, что не нашлось человека, который предоставил бы средства для осуществления их открытия! Сколько заслуженных изобретателей было раздавлено еще в зародыше, подавлено и подавляется под тяжестью социальной нужды повседневной жизни, не поддается никакому вычислению. Не люди со светлой головой и проницательным умом, а те, у кого много денег, являются господами мира, что не исключает, конечно, соединения в одном лице и светлого ума и полного кошелька.

Всякий, кто знаком с действительностью, знает, как недоверчиво относятся теперь рабочие ко всякому вновь вводимому улучшению, ко всякому новому изобретению. И они правы, ибо обычно выгоду от них получает не рабочий, а предприниматель. Рабочий должен опасаться, как бы новая машина или вводимое усовершенствование не выбросили его на мостовую, как излишнего. Вместо того чтобы радостно приветствовать какое-либо изобретение, делающее честь человеческому гению и полезное человечеству, он произносит лишь слова угрозы и проклятия. А как много улучшений в процессе производства, открытых рабочими, не было осуществлено! Рабочий утаивает их, ибо боится получить от них не пользу, а вред. Таковы естественные последствия противоположности интересов.[280]

В социалистическом обществе противоположность интересов устраняется. Каждый развивает свои способности, чтобы быть полезным себе и вместе с тем приносить пользу всему обществу. Ныне удовлетворение личного эгоизма и общее благо в большинстве случаев несовместимы и исключают друг друга; в новом обществе эти противоположности устраняются. Удовлетворение личного эгоизма и содействие общему благу гармонично сливаются одно с другим.[281]

Громадное влияние такого морального состояния очевидно. Производительность труда значительно возрастет. Особенно сильно возрастет она также и потому, что прекратится огромное раздробление рабочей силы на сотни тысяч и миллионы крошечных производств, работающих посредством самых несовершенных орудий и средств труда.

В книге было уже указано, на какое бесчисленное множество мелких, средних и крупных предприятий раздроблена германская промышленность. Путем объединения мелких и средних предприятий в крупные, оснащенные всеми достижениями современной техники предприятия будет покончено с расточительством сил, времени, всякого рода материалов (света, топлива и т. д.) и помещений, существующих в настоящее время, а производительность труда во много раз возрастет.

Как велика разница в производительности между мелкими, средними и крупными предприятиями, могут иллюстрировать данные промышленной переписи 1890 года в штате Массачусетс. Все предприятия десяти главных отраслей промышленности были там подразделены на три категории. Те, кто производят товаров менее чем на 40 тысяч долларов, относятся к низшей группе, производящие на 40 тысяч — 150 тысяч долларов — к средней, производящие товаров более чем на 150 тысяч долларов — к высшей.

Результаты таковы:

Число мелких предприятий, более чем в два раза превышающее число средних или крупных предприятий, производило, таким образом, только 9,4 процента всей продукции, в то время как 18,6 процента крупных предприятии производило почти в два с половиной раза больше, чем все остальные. Но и крупные предприятия могли бы быть организованы рациональнее, так, что при общем производстве, поставленном на более высокий технический уровень, продуктивность работы может быть значительно выше.

Сколько можно выиграть во времени при рациональной системе производства, показывают интересные вычисления, сделанные Герцка в его книге «Законы социального развития».[282] Автор исследовал, сколько необходимо рабочих и времени, чтобы удовлетворить потребности 22-миллионного населения Австрии при системе крупного производства. Для этой цели Герцка использовал сведения о производительности крупных предприятий в различных отраслях промышленности и соответственно этому сделал свои вычисления. При этом он принял во внимание обработку 10,5 миллионов га пахотной земли и 3 миллионов га лугов, которые способны были бы покрыть потребность этого населения в хлебе и мясных продуктах. Далее, Герцка включил в свои вычисления строительство жилищ, исходя из того, что каждая семья получит отдельный домик в 150 квадратных метров с пятью комнатами, рассчитанный на 50 лет. В результате такого вычисления оказалось, что для сельского хозяйства, строительного дела, мучного и сахарного производства, угольной, металлургической и машиностроительной промышленности, для промышленности, производящей одежду, и для химической промышленности понадобилось бы всего 615 тысяч рабочих, занятых круглый год при современном среднем рабочем дне. Эти 615 тысяч рабочих составляют лишь 12,3 процента всего работоспособного населения Австрии, даже если оставить в стороне всех женщин и мужское население в возрасте менее 16 и выше 50 лет. Если бы все 5 миллионов лиц мужского пола, имеющихся налицо к моменту исчисления, работали наряду с 615 тысячами, то каждый из них должен был бы работать только 36,9 дня в году, для ровного счета 6 недель, ради удовлетворения жизненных потребностей 22 миллионов населения. Но если мы возьмем 300 рабочих дней в году вместо 37, то для удовлетворения всех необходимых потребностей при новой организации труда понадобилось бы работать ежедневно только 13/8 часа, а не 11 часов, как сейчас.

Герцка вычисляет также потребности в предметах роскоши более зажиточных классов и находит, что для 22 миллионов людей понадобилось бы еще 315 тысяч рабочих. Таким образом, достаточен был бы круглым счетом один миллион рабочих, то есть 20 процентов работоспособного мужского населения, за исключением мужчин менее 16 и более 50 лет, чтобы удовлетворить все потребности населения в 60 дней. Если же учесть все работоспособное мужское население, то пришлось бы работать в среднем только 2,5 часа в день.[283]

Это вычисление не может изумить никого, желающего вникнуть в существо дела. Предположим, что при таком коротком рабочем времени смогут принять участие в труде, исключая больных и инвалидов, также все мужчины в возрасте свыше 50 лет и молодежь, не достигшая еще 16 лет, равно как и значительная часть женщин, не занятая воспитанием детей, приготовлением пищи и т. п.; тогда можно было бы еще более сократить рабочий день или значительно повысить уровень потребностей. Никто не станет отрицать, что в будущем произойдут еще более значительные и непредвидимые успехи в усовершенствовании процесса производства, которые создадут еще большие преимущества. С другой стороны, дело идет о том, чтобы сделать доступным для всех удовлетворение тех потребностей, которое ныне доступно лишь меньшинству, а при более высоком развитии культуры возникают все новые потребности, которые также должны быть удовлетворены. Нужно постоянно повторять, что новое общество не станет влачить пролетарское существование, что оно будет жить так, как того требует народ с высокоразвитой культурой, и конечно, для всех своих членов, от первого до последнего. Но оно будет в Состоянии удовлетворять не только все свои материальные потребности; оно должно также предоставить всем достаточное время для художественного и научного образования, а также и для отдыха.

3. Организация труда

И в других весьма существенных пунктах социалистическое общественное хозяйство будет отличаться от буржуазного частного хозяйства. Правило, гласящее «дешево, да гнило», которое применяется и не может не применяться в громадной части капиталистического производства, ибо большинство покупателей в состоянии купить лишь дешевые товары, портящиеся весьма быстро, — это правило потеряет силу. Производиться будут товары самого лучшего достоинства, не подвергающиеся быстрой порче. Безвкусица, глупости и безумства в сфере моды, которым потворствует расточительность, также исчезнут. Несомненно, что люди будут одеваться целесообразнее и красивее, чем теперь (заметим мимоходом, что моды последнего столетия, в особенности мужские, отличаются крайней безвкусицей), кроме того, моды не станут более вводить каждую четверть года — это бессмыслица, вызываемая, с одной стороны, конкуренцией женщин между собою, а с другой стороны — хвастовством, тщеславием и желанием выставить напоказ свое богатство. В настоящее время многие живут благодаря этим глупым увлечениям людей, и потому лично заинтересованы в том, чтобы поддерживать и развивать их. Вместе с безумствами в сфере моды платьев исчезнут подобные же глупости и по отношению к стилю жилищ. Эксцентричность процветает здесь в наихудшем виде. Стили, требовавшие для своего развития целые столетия и возникшие в самых различных странах, теперь отбрасываются, люди не довольствуются более европейским стилем, а переходят к стилю японцев, индусов, китайцев и т. д. Наши представители художественных ремесел не знают более, что им делать с моделями и образцами. Едва они успели приспособиться к одному какому-нибудь «стилю» и надеются покрыть сделанные затраты, как появляется новый «стиль», который снова требует больших затрат времени и денег, физических и духовных сил. В этом перескакивании от одной моды к другой, от одного стиля к другому очень ярко отражается нервозность нашего века. Никто не станет утверждать, что в этой лихорадочной поспешности кроется смысл и разум и что она есть признак здорового состояния общества.

Социализм снова внесет большую устойчивость в жизненные привычки общества; он сделает возможным покой и наслаждение и освободит людей от царящих в наше время торопливости и возбуждения. Нервность, этот бич нашего времени, тогда исчезнет.

Но и самый труд должен стать приятным. Для этого нужны практически и со вкусом устроенные мастерские, возможно большее предохранение людей от всякой опасности, устранение неприятных запахов, испарений, дыма и т. д. — словом, всех вредных для здоровья и тягостных условий. Вначале новое общество производит при помощи орудий и вспомогательных средств труда, заимствованных у старого общества. Но они совершенно недостаточны. Бесчисленные разбросанные и во всех отношениях непригодные помещения, неудовлетворительные орудия труда и машины не соответствуют более ни числу рабочих, ни их запросам относительно удобства и приятности. Создание множества больших, светлых и просторных рабочих помещений, оборудованных и украшенных наилучшим образом, является самой насущной необходимостью. Искусство и техника, умственная и физическая ловкость найдут тотчас же для себя самое обширное поле деятельности. Все области машиностроения, производства инструментов строительного дела, отрасли труда, занятые внутренним устройством помещений, получат возможность самого широкого развития. Все, что только изобретательный ум человека способен выдумать по части более удобных и приятных помещений, более целесообразной вентиляции, освещения и отопления, машинной и технической организации и всего, что касается чистоты, — все это найдет свое приложение. Экономия на двигательных силах, на отоплении, освещении, времени, равно как соображения удобств, необходимых для труда и жизни, делают необходимой наиболее целесообразную концентрацию рабочих помещений в определенных пунктах. Жилища будут отделены от рабочих помещений и освобождены от неприятностей, связанных с промышленной работой. В свою очередь эти неприятности будут сведены до самого незначительного минимума посредством различных целесообразных мер и в конце концов будут устранены совсем. Современное состояние техники располагает уже достаточными средствами, чтобы самые опасные области производства, как, например, горное дело, химические предприятия и т. д., полностью освободить от присущих им опасностей. Но эти средства не находят себе применения в буржуазном обществе, ибо они связаны со значительными расходами и не существует никакого обязательства делать для охраны рабочих что-либо сверх самого необходимого. Неудобства, присущие, например, труду в горном деле, могут быть устранены применением другого способа разработки пород, широкой системой вентиляции, введением электрического освещения, значительным сокращением рабочего дня и частой сменой работающих. Да и нет никакой надобности в особенном остроумии, чтобы найти предохранительные средства, которые сделали бы несчастные случаи, например при постройках, почти невозможными и придали бы труду на них весьма приятный характер. Необходимые предохранительные меры против солнечной жары и дождя могут быть широко осуществлены на больших стройках и во всех работах на открытом воздухе. В таком обществе, как социалистическое, располагающем достаточным количеством рабочих, можно легко осуществить более частую смену работающих и приурочить известные работы к определенным временам года или определенным часам.

Вопрос об устранении пыли, дыма, копоти, вони может быть уже сегодня полностью разрешен химией и техникой; если же это не делается теперь или делается недостаточно, то только потому, что частные предприниматели не хотят пожертвовать для этого необходимые средства. Рабочие помещения будущего общества, где бы они ни находились, на земле или под землею, будут, таким образом, самым выгодным образом отличаться от современных. Улучшения условий труда являются для частного предприятия прежде всего денежным вопросом, вопросом выгоды. Если они не выгодны, то рабочий может гибнуть. Капитал не делает того, что не дает прибыли. Человечность не котируется на бирже.[284]

В социалистическом обществе вопрос о прибыли не играет роли; определяющая роль в нем принадлежит соображениям о благе всех его членов. Все, что им полезно и что их охраняет, должно быть введено; что им вредит — отвергается. Никто не принуждается участвовать в каком-либо опасном предприятии. Если предпринимается какое-либо дело, связанное с опасностями, то можно быть уверенным, что найдется достаточно добровольцев, тем более что никогда такое предприятие не будет иметь в виду целей, вредных для культуры, а всегда только — содействующие ей.

4. Рост производительности труда

Самое широкое применение двигательных сил и совершеннейших машин и инструментов, самое детальное разделение труда и умелое распределение рабочей силы поднимут производство на такую высоту развития, при которой, для удовлетворения необходимого количества жизненных потребностей, рабочее время может быть значительно сокращено. Возрастающее производство пойдет на пользу всем; доля каждого в производстве продукта возрастет вместе с ростом производительности труда, а растущая производительность, со своей стороны, сделает возможным сокращение продолжительности общественно необходимого труда.

Среди двигательных сил, применяемых в производстве, электричество займет, по всей видимости, в будущем важнейшее место. Уже буржуазное общество старается подчинить себе повсюду эту силу. Чем более широко и чем в более совершенной форме это происходит, тем лучше для всеобщего прогресса. Революционизирующее действие этой самой могущественной из сил природы подорвет устои буржуазного мира еще скорее и откроет двери социализму. Но наиболее полное использование и самое широкое применение эта сила получит только в социалистическом обществе. Она будет содействовать улучшению условий жизни общества и как источник двигательных сил и как источник света и тепла. Электричество отличается от всякой другой двигательной силы прежде всего тем, что оно имеется в природе в изобилии. Наши водопады, морские приливы и отливы, ветер, солнечный свет дадут нам бесчисленное множество лошадиных сил, если только мы сумеем осуществить их полное и целесообразное использование.

«Громадное обилие энергии, превышающее все потребности, доставляют те части земной поверхности, на которые солнечная теплота (большей частью не только неиспользуемая, но даже обременительная) притекает столь равномерно, что с ее помощью можно осуществить нормальную деятельность технического производства. Быть может, не было бы излишней предусмотрительностью, если бы какая-нибудь нация уже теперь обеспечила себе использование такой местности. Очень большой площади для этого вовсе не нужно. Нескольких квадратных миль в Северной Африке было бы достаточно для удовлетворения потребности такой страны, как Германская империя. Концентрация солнечной теплоты дает высокую температуру, а значит, и всю остальную двигательную механическую работу, заряжение аккумуляторов, свет и теплоту или, при помощи электролиза, непосредственный горючий материал».[285] Человек, указывающий эти перспективы, не мечтатель, а почтенный профессор Берлинского университета и президент Физико-технического государственного института, человек, занимающий в науке место первого ранга. А на 79-м конгрессе Британской ассоциации, в Виннипеге (Канада), знаменитый английский физик сэр С. Томсон говорил в своей вступительной речи (август 1909 года): «Недалек тот день, когда использование солнечных лучей революционизирует нашу жизнь. Будет покончено с зависимостью человека от каменного угля и водяной силы, и все большие города будут окружены могучими аппаратами, в которых концентрируется солнечная теплота, а полученная энергия собрана в мощные резервуары… Это сила солнца, которая, будучи сосредоточена в угле, водопадах, пище, выполняет все работы на земле. Как мощна эта сила, изливаемая на нас солнцем, будет ясно, когда мы вспомним, что теплота, получаемая землей в полдень при чистом небе, по исследованиям Ланглея, дает энергию в 7 тысяч лошадиных сил на один акр. Если наши инженеры пока не нашли еще пути использовать этот исполинский источник сил, я все же не сомневаюсь, что в конце концов это им удастся. Когда однажды истощатся все земные запасы каменного угля, когда сила воды не будет больше удовлетворять наших потребностей, тогда мы из названного источника будем черпать всю энергию, необходимую для выполнения мировой работы. Тогда промышленные центры будут расположены в раскаленных пустынях Сахары, а ценность местности будет измеряться тем, насколько она пригодна для установки больших уловителей солнечных лучей».[286]

Таким образом будет устранено опасение, что когда-нибудь у нас может появиться недостаток в топливе, а изобретение аккумуляторов сделало возможным сохранение большого количества энергии и сбережение ее в любом месте и на любое время, так что рядом с энергией, даваемой нам солнцем, приливом и отливом, можно будет удержать и использовать силу ветра и горных ручьев, которую можно получать только периодически. В конце концов нет такой человеческой деятельности, для которой не было бы налицо двигательной силы.

Только при помощи электричества стало возможным использование силы воды. По Т. Кэну, в восьми европейских государствах имеется годная для использования водяная энергия:

Из немецких союзных государств Баден и Бавария располагают наибольшими запасами водяной энергии. Баден может только в Обергейме получить круглым счетом 200 тысяч лошадиных сил. Бавария имеет свыше 300 тысяч неиспользованных (наряду со 100 тысячами использованных) лошадиных сил. Профессор Ребок в Карлсруэ оценивает предполагаемую энергию всех текучих вод земной поверхности в 8 миллиардов лошадиных сил. Если из них будет использована только 1/16 часть, то получится 500 миллионов беспрерывно действующих лошадиных сил, то есть такое количество энергии, которое по приблизительному вычислению более чем в десять раз превосходит добытое в 1907 году количество каменного угля (1 миллиард т). Пусть эти вычисления будут только теоретическими, они все же показывают, какие выгоды можем мы предвидеть для себя в далеком будущем от «белого угля». Одно падение Ниагары, вытекающей из озерной области с поверхностью 231 880 квадратных километров — это приблизительно 43 процента всей площади Германии, имеющей 540 тысяч квадратных километров, — дает возможность получить больше водяной энергии, чем ее имеется в Англии, Германии и Швейцарии, вместе взятых.[287] По другому вычислению, цитированному в одном официальном отчете, в Соединенных Штатах Америки имеется пригодная для использования водяная энергия не менее чем в 20 миллионов лошадиных сил, что эквивалентно 300 миллионам тонн угля ежегодно.[288] Фабрики, которые будут двигаться этим «белым» или «зеленым углем», силой бурлящих потоков и водопадов, не будут иметь ни труб, ни огня.

Электричество сделает возможным повысить более чем вдвое скорость наших поездов, и если в начале девяностых годов прошлого столетия г-н Миме из Балтиморы считал возможным построить электрический вагон, способный пробежать расстояние в 300 км в течение одного часа, а профессор Элиу Томсон из Лина (Массачусетс) верил, что возможно построить электромоторы, которые при соответствующем укреплении железнодорожного полотна и улучшении сигнальной системы позволят развить скорость 260 километров в час, то эти ожидания почти сбылись. Пробные поездки, предпринятые в 1901 и 1902 годах воинскими поездами Берлин — Цосен, производились уже со скоростью до 150 километров в час. А во время испытаний, проведенных в 1903 году, вагон Сименса достиг скорости 201, а вагон Всеобщего электрического общества — 208 километров. В следующие годы при испытании скорых поездов с паровыми локомотивами достигнута скорость 150 и более километров в час.

Теперь лозунгом является — 200 километров в час. И на сцене появляется Август Шерль с его новым проектом скорого поезда, передающим существующие теперь железнодорожные линии товарному движению и связывающим наиболее крупные города однорельсовыми поездами со скоростью 200 километров в час.[289]

Вопрос об электрификации железнодорожного дела стоит на очереди в Англии, Австрии, Италии и Америке. Между Филадельфией и Нью-Йорком проектируется электрический скорый поезд со скоростью 200 километров в час.

Таким же образом растет и скорость пароходов. Выдающуюся роль играет при этом паровая турбина.[290] «Она теперь стоит на переднем плане технических достижений и, по-видимому, призвана получить широкое применение в различных областях и вытеснить поршневую паровую машину. В то время как большинство инженеров еще рассматривает паровую турбину как задачу будущего, она уже сделалась вопросом современности и привлекла к себе внимание всего технического мира… Но только электротехника со своими скорыми машинами впервые предоставила широкое поле применения для этой новой машины. Наибольшее количество паровых турбин используется для приведения в действие динамомашин».[291] Паровая турбина показала свои преимущества перед старыми поршневыми паровыми машинами, в частности на океанских пароходах. Так, английский океанский пароход «Лузитания», снабженный паровыми машинами, в августе 1909 года совершил рейс из Ирландии до Нью-Йорка за 4 дня 11 часов 42 минуты со средней скоростью 25,85 узла в час (около 48 километров). Построенный в 1863 году самый быстроходный в то время корабль «Америка» делал 12,5 узла (23,16 километра).[292] И недалек тот день, когда электрический пропеллер найдет применение на больших пароходах. Для маленьких кораблей он уже применяется. Простой уход, верность движения, хорошее саморегулирование, ровный ход делают паровую турбину идеальной двигательной силой для добывания электрической энергии на судне. И рука об руку с электрификацией железнодорожного дела пойдет и электрификация всего судостроения.

При помощи электричества революционизируется также и грузоподъемная техника. «Если сила пара в общем открыла возможность построения подъемных машин, использующих силу природы, то электрическая передача силы произвела полный переворот в строительстве подъемных машин, как только она смогла обеспечить этим машинам легкую подвижность и возможность постоянной эксплуатации». Электричество произвело еще более глубокий переворот в строительстве подъемных кранов. «Подъемный кран, покоящийся на тяжелом фундаменте из квадратных плит, с его массивным клювом из вальцового железа, медленными движениями и с шипением вырывающегося пара производит впечатление чудовища первобытных времен. Будучи установлен, он развивает огромную подъемную силу, но ему нужны люди — подручные, которые при помощи цепей укрепляют грузы на его крюке. Благодаря своей беспомощности в захвате, медлительности и тяжести он используется только для подъема тяжелых грузов, но не для быстрого массового передвижения. Совершенно другую картину представляет уже с внешней стороны современный, движимый электричеством, стальной кран: мы видим изящную стальную решетчатую балку, покоящуюся на площадке и выдвигающую вперед клещеобразную руку, двигающуюся во всех направлениях; все управляется одним человеком, который при помощи легкого нажима на рулевой рычаг направляет электрический ток, действием которого он сообщает быстрое движение стройным стальным членам крана так, что он без помощи подносчика схватывает стальные раскаленные болванки и перебрасывает их по воздуху. При этом нет никакого другого шума, кроме жужжания электромотора».[293] Без помощи этих машин не удалось бы осилить постоянно растущий массовый транспорт. Об увеличении подъемной силы портовых кранов за период с середины до конца XIX столетия говорит сравнение роста портовых кранов в Поле и Киле. Подъемная сила первого равняется 60 тоннам, второго — 200 тоннам. Работа завода бессемеровой стали вообще возможна только тогда, когда пользуются быстродействующими подъемными машинами, потому что в противном случае много расплавленной стали, добываемой в короткое время, невозможно было бы доставить в литейные формы. На заводе Крупна в Эссене работают 608 подъемных кранов с общей подъемной силой в 6513 тонн, то есть равной товарному составу из 650 вагонов. Незначительная стоимость морского фрахта, имеющего жизненно важное значение для современного мирового сообщения, была бы невозможна, если бы капитал, вложенный в судоходство, не использовался так интенсивно благодаря быстрой разгрузке судов. Снабжение судов электрическими подъемными площадками привело к уменьшению годовых расходов с 23 тысяч до 13 тысяч марок, то есть почти наполовину. Этот пример показывает успехи только одного десятилетия.

Во всех отраслях техники сообщения каждый день приносит результаты, пролагающие новые пути. Проблема летания, которая еще два десятилетия тому назад казалась неразрешимой, теперь уже разрешена. И если управляемые воздушные корабли и различные летательные аппараты пока еще служат не для более легкого и дешевого транспорта, а для спорта и военных целей, то в будущем они будут служить увеличению производительных сил общества. Огромные успехи сделала беспроволочная система телеграфирования и телефонирования; ее промышленное значение растет с каждым днем. В течение немногих лет вся связь, таким образом, будет поставлена на новую основу.

И в горном деле, за исключением разработки, мы видим переворот, которого еще десять лет тому назад нельзя было и представить. Переворот этот состоит во введении электрической передачи для откачивания воды, вентиляции, доставки руд по штрекам и из шахт. Электродвигательная сила революционизировала рабочие машины, насосы, блоки, подъемные машины.

Сказочны также те перспективы, о которых говорил весной 1894 года бывший французский министр народного просвещения, парижский профессор Вертело (умер 18 марта 1907 года) в своей речи на банкете союза химических фабрикантов, о значении химии в будущем. Вертело в своей речи нарисовал картину состояния химии приблизительно в двухтысячном году, и хотя его описание содержит в себе много юмористических преувеличений, но все же и многое в нем верно. Вертело показал все те успехи, какие уже сделала химия в течение немногих десятилетий, и среди прочего отметил как ее достижение следующее:

«Изготовление серной кислоты, соды, беление и крашение, свекловичный сахар, терапевтические алкалоиды, газ, позолота, серебрение и т. д.; затем возникла электрохимия, преобразовавшая коренным образом металлургию; термохимия и химия взрывчатых веществ, доставляющая горной индустрии, равно как и военному делу, новые источники энергии; чудеса органической химии в создании красок, благовонных веществ, терапевтических и антисептических средств и т. д.» Но все это лишь начало, скоро будут решены более важные проблемы. В двухтысячном году не будет более ни сельского хозяйства, ни крестьян, ибо химия сделает излишним современное земледелие. Не будет никаких угольных копей и, следовательно, также никаких стачек углекопов. Горючие материалы будут заменены химическими и физическими процессами. Таможенные пошлины и войны отменены; воздухоплавание, пользующееся двигательной силой химических веществ, произнесло смертный приговор над этими устаревшими порядками. Проблема всей индустрии состоит в том, чтобы найти источники силы, которая была бы неистощима и возобновлялась бы с возможно меньшей затратой труда. До сих пор мы создавали пар посредством химической энергии сжигаемого каменного угля; но каменный уголь добывается нелегко, и запас его убывает с каждым днем. Надо подумать о том, чтобы воспользоваться солнечной теплотой и жаром, содержащимся внутри земли. Не без основания существует надежда на возможность безграничной эксплуатации этих источников. Просверлить шахту глубиною в 3–4 тысячи метров представляется возможным не только для будущих, но и для современных инженеров. Таким путем был бы открыт источник какой угодно теплоты и какой угодно промышленной работы; а если присоединить сюда еще энергию воды, то можно заставить двигаться всевозможные машины и этот источник силы спустя сотни лет вряд ли обнаружил бы заметное уменьшение.

При помощи земной теплоты были бы разрешены многочисленные химические проблемы, в том числе величайшая химическая проблема — изготовление питательных веществ химическим путем. В принципе этот вопрос уже решен, синтез жиров и масел уже давно известен, сахар и углеводы тоже уже синтезируются, и скоро найдут также способ соединения азотистых веществ. Проблема питательных веществ является чисто химической проблемой; в тот день, когда найдут соответственный дешевый источник силы, станут приготовлять пищу всех родов, добывая углерод из углекислоты, водород и кислород из воды и азот из воздушной атмосферы. То, что до сих пор делали растения, будет совершать промышленность, и притом еще лучше, чем природа. Наступит время, когда каждый будет иметь при себе в кармане коробочку с химическими веществами, которыми он будет удовлетворять потребности своего организма в белке, жире и углеводах независимо от времени дня и года, дождя и засухи, морозов, града и вредных насекомых. И тогда наступит переворот, который сейчас трудно себе представить. Пахотные поля, виноградники и луга исчезнут. Характер и моральные качества человека улучшатся, ибо он не будет более жить убийством и истреблением живых существ. Тогда же исчезнет также различие между плодородными и неплодородными местностями, и, быть может, пустыни станут любимым местопребыванием человека, так как там здоровее жить, чем на зараженной наносной почве и в болотных, сырых равнинах, где теперь занимаются земледелием. В то же время достигнет своего полного развития искусство вместе со всеми прочими красотами человеческого существования. Земля не будет более исковеркана, так сказать, геометрическими фигурами, проводимыми земледелием, а превратится в сплошной сад, в котором смогут свободно произрастать травы и цветы, кустарники и леса и в котором человеческий род будет жить в изобилии, в царстве золотого века. Человек не впадет от этого в леность и разврат. Счастье невозможно без труда, и человек будет работать столько же, как и прежде, ибо он будет трудиться для себя, для своего умственного, нравственного и эстетического усовершенствования.

Каждый читатель может считать в этой речи Вертело верным то, что ему угодно, но несомненно то, что в будущем благодаря разностороннему прогрессу доброкачественность, количество и разнообразие предметов увеличатся в неизмеримой степени и что жизненные удобства будущих поколений улучшатся так, как мы это едва ли можем себе представить.

Профессор Элиу Томсон сходится с Вернером Сименсом, который на берлинском конгрессе естествоиспытателей в 1887 году высказал мнение, что посредством электричества можно будет превращать химические элементы в продукты питания. Если Вернер Сименс полагал, что возможно будет, хотя и в далеком будущем, искусственно создавать углеводы, как, например, виноградный сахар и родственный ему крахмал, что даст возможность «из камней делать хлеб», то химик доктор Мейер утверждает, что возможно будет древесину превратить в источник человеческого питания. Очевидно, что мы идем навстречу новым химическим и техническим революциям. Тем временем (1890 год) Эмиль Фишер уже на деле приготовил искусственным путем виноградный и фруктовый сахар и сделал, таким образом, открытие, которое Вернер Сименс считал возможным лишь «в далеком будущем». С тех пор химия сделала дальнейшие успехи — индиго, ванилин камфора изготовляются искусственно. В 1906 году В. Лебу удалось произвести вне растения ассимиляцию угольной кислоты вплоть до сахара под действием электрического тока высокого напряжения. В 1907 году Эмиль Фишер получил сложное синтетическое тело, очень близкое к природному протеину (белку). В 1908 году Вилыптетери Бенц получили в чистом виде хлорофилл (зеленое красящее вещество растений) и доказали, что это магнезиальное соединение. Кроме того, был искусственно получен ряд важнейших веществ, играющих роль при размножении и наследовании. Таким образом, разрешение главной проблемы органической химии — получения белка — относится к области недалекого будущего.

5. Уничтожение противоречий между умственным и физическим трудом

Одна из потребностей, глубоко коренящаяся в человеческой природе, состоит в стремлении к свободе выбора и разнообразию занятий. Подобно тому как самое вкусное блюдо при постоянном повторении в конце концов становится отвратительным, точно так же ежедневно и однообразно повторяющаяся работа отупляет и ослабляет. Человек исполняет лишь механически то, что он обязан делать, но без всякого увлечения и наслаждения. В каждом человеке имеется ряд способностей и наклонностей, которые нужно только пробудить и развить, чтобы они при применении к делу дали самые превосходные результаты. Лишь тогда человек становится совершенным человеком. Для удовлетворения потребности каждого человека в разнообразии деятельности социалистическое общество предоставляет самую широкую возможность. Могущественный рост производительных сил в соединении со все усиливающимся упрощением самого трудового процесса сделает возможным не только значительное сокращение рабочего времени, но и облегчит также приобретение навыков в самых различных отраслях труда.

Старая система обучения уже ныне пережила себя, она существует еще и возможна только в отсталых, устаревших формах производства, как, например, в мелком ремесле. Но так как устаревшие формы производства в новом обществе исчезнут, то исчезнут также и все свойственные им порядки и формы. Их место занимают новые. Уже теперь каждая фабрика показывает нам, как мало в ней рабочих, занимающихся одной хорошо изученной специальностью. Рабочие принадлежат к самым различным профессиям, и в большинстве случаев достаточно небольшого времени, чтобы приучить их к какой-либо определенной работе, в которую они тогда, — соответственно господствующей системе эксплуатации, при продолжительном рабочем дне, без перемен и невзирая на свои наклонности — впрягаются и при машине сами превращаются в машину.[294] Подобное положение будет ликвидировано при измененной организации общества. Для приобретения навыка и упражнения в ремесле будет достаточно времени. Большие учебные мастерские, оборудованные со всеми удобствами и техническими усовершенствованиями, облегчат юным и взрослым людям обучение какой-либо специальности. Химические и физические лаборатории, удовлетворяющие всем новейшим требованиям науки, будут в их распоряжении, равным образом как и необходимое количество педагогического персонала. Лишь тогда станет вполне ясно, какое множество склонностей и способностей погибало под давлением капиталистической системы производства или же получало ложное развитие.[295]

Не только будет существовать возможность считаться с потребностью в разнообразии труда, но удовлетворение этой потребности станет целью общества, ибо на этом основано гармоническое развитие человека. Профессиональные физиономии, встречающиеся в современном обществе — Состоит ли данная профессия в определенной односторонней работе какого-либо рода или в бездельничаньи, — постепенно исчезнут. В настоящее время существует крайне незначительное число людей, имеющих возможность разнообразить свою деятельность. Изредка встречаются счастливцы, которые благодаря особым обстоятельствам избавились от однообразия своей профессии и которые после физической работы отдыхают, занимаясь умственным трудом. И, наоборот, встречаются лица, занятые умственным трудом и в то же время занимающиеся каким-либо ремеслом, садоводством и т. д. Каждый гигиенист подтвердит благотворное влияние деятельности, основанной на смене умственного и физического труда; лишь такая деятельность естественна. (Предполагается, что она совершается в меру и соответствует индивидуальным силам.)

В своем сочинении «Значение науки и искусства» Л. Толстой бичует гипертрофический и неестественный характер, который приняли наука и искусство в связи с неестественностью нашего общества. Он осуждает самым суровым образом презрение к физической работе, столь распространенное в современном обществе, и советует возвратиться к естественным отношениям. Каждому человеку, желающему жить естественной и полной жизнью, следует проводить день, во-первых, в физическом труде, во-вторых, заниматься ремесленным трудом, в-третьих, заниматься умственным трудом, в-четвертых, иметь духовные связи с образованными людьми. Физический труд должен продолжаться не более восьми часов. Толстой, осуществляющий на деле такой образ жизни и, с тех пор как он его осуществляет, чувствующий себя, как он говорит, впервые человеком, упускает лишь из виду, что то, что возможно для него, независимого человека, невозможно при современных условиях для большинства людей. Человек, принужденный заниматься тяжелым физическим трудом по десять, двенадцать и более часов в день, чтобы обеспечить себе жалкое существование, и выросший в невежестве, не может создать себе толстовский образ жизни. Не могут сделать этого и те, которые борются за существование и вынуждены подчиняться требованиям этой борьбы, а те немногие, которые могли бы подражать Толстому, в своем громадном большинстве не чувствуют в этом никакой потребности. Вера в возможность изменения общества путем проповеди и примера представляет собою одну из тех иллюзий, которыми увлекается Толстой. Те опыты, которые были сделаны Толстым в его образе жизни, доказывают его разумность; но для того чтобы ввести такой образ жизни как общее правило, необходимы другие социальные отношения, необходимо новое общество.

Будущее общество будет иметь такие отношения, оно будет располагать учеными и художниками всякого рода в неисчислимом множестве, но каждый из них будет известную часть дня работать физически, а остальное время посвящать своим занятиям и искусствам, также духовным сношениям с людьми согласно вкусам и наклонностям.[296]

Таким образом, существующая противоположность между умственным и физическим трудом, противоположность, которую господствующие классы всемерно обостряют, чтобы обеспечить за собой также и духовное средство господства, должна быть уничтожена.

6. Повышение потребительной способности

Из всего сказанного до сих пор следует, что кризисы и безработица невозможны в новом обществе. Кризисы вытекают из того обстоятельства, что капиталистическое производство, в погоне за прибылью без учета действительных потребностей, создает переполнение рынка товарами, перепроизводство. Самый характер продуктов при капиталистической системе, как товаров, обменять которые стремятся их владельцы, ставит сбыт этих товаров в зависимость от покупательной способности потребителей. Но покупательная способность у громадного большинства населения, получающего за свой труд очень низкую плату или вовсе не находящего работы, если наниматель не может выжать из него прибавочную стоимость, крайне ограниченна. Покупательная способность и потребительная способность являются в буржуазном обществе двумя совершенно различными вещами. Многие миллионы нуждаются в новой одежде, в сапогах, мебели, белье, в съестных припасах и напитках, но у них нет денег и их потребности, то есть их потребительная способность, остаются неудовлетворенными. Товарный рынок переполнен, а масса голодает; она хочет работать, но нет никого, желающего купить ее труд, так как капиталист видит, что ничего нельзя при этом заработать. Умирай, пропадай, делайся бродягой, преступником — я, капиталист, не в состоянии ничего сделать, ибо не могу же я производить товары, которых я не в состоянии продать с соответствующей прибылью. И этот капиталист со своей точки зрения совершенно прав.

В новом обществе это противоречие будет устранено. Новое общество производит уже не «товары» для «купли» и «продажи», а предметы для удовлетворения жизненных потребностей, которые должны быть использованы, потреблены, так как это их единственное назначение. Потребительная способность имеет здесь свой предел не в покупательной способности отдельных лиц, как в буржуазном обществе, а в производительной способности всего общества. Раз имеются в наличии средства производства и рабочая сила, то всякая потребность может быть удовлетворена: потребительная способность общества находит свою границу только в полном удовлетворении потребителей.

Но раз в новом обществе нет «товаров», то в нем, конечно, не может быть и денег. Деньги кажутся противоположностью товара, но в действительности они сами — товар! Будучи сами товаром, деньги одновременно являются общественной формой эквивалента, мерилом стоимости всех остальных товаров. Новое общество производит, однако, не товары, а только предметы потребления, потребительные ценности, для создания которых требуется известное количество общественно-необходимого труда. Рабочее время, которое необходимо в среднем для изготовления какого-либо предмета, является единственным мерилом, которым измеряется его ценность для общественного потребления. Десять минут общественно-необходимого рабочего времени, заключающиеся в одном предмете, равняются десяти минутам того же времени в каком-либо другом предмете, ни более и ни менее. Общество не хочет «заработать», ему нужно лишь осуществить в среде своих членов обмен предметов одинакового качества и одинаковой потребительной ценности; да, собственно говоря, ему нет даже необходимости устанавливать потребительную ценность: оно производит то, в чем нуждается. Найдет, например, общество, что для изготовления всех необходимых продуктов нужен трехчасовой рабочий день, — оно его введет.[297] Если методы производства так улучшатся, что спрос можно будет покрыть уже двумя часами, тогда общество установит двухчасовой рабочий день. Если же общие интересы потребуют, наоборот, удовлетворения более высоких потребностей, чем те, которые могут быть осуществлены в два или три часа, то тогда будет введен более длительный рабочий день. Воля общества есть его царство небесное.

Сколько именно каждый отдельный продукт потребует общественного времени для своего изготовления, рассчитать легко.[298]

Соответственно измеряется отношение данной части рабочего времени ко всей его сумме. Какой-либо сертификат, печатный листок бумаги, кусок золота или жести свидетельствует об исполненной работе и дает владельцу его возможность обменять эти знаки на самые различные предметы потребления.[299] Если он найдет, что его потребности менее велики, чем его заработок, то тогда он работает соответственно меньшее количество времени. Захочется ему подарить неиспользованное — никто ему в этом не мешает; вздумается ему добровольно работать за другого, чтобы дать тому возможность предаться безделью, или он захочет делить с ним свою долю общественного продукта — никто не воспретит ему этого. Но никто не может принудить его работать на другого, никто не может удержать хотя бы часть того, что он заработал. Каждый может удовлетворять все свои исполнимые желания и потребности, но не за счет других. Он получает соответственно тому, что он доставляет обществу, ни более и ни менее, и живет свободным от всякой эксплуатации со стороны другого.

7. Равенство трудовых обязанностей для всех

«Но как быть с разницей между ленивыми и прилежными, между умными и глупцами?» Таков один из главных вопросов со стороны наших противников, и данный нами ответ приводит их в наибольшее замешательство. О том, например, что в нашей чиновнической иерархии нет такого подразделения на «ленивых» и «прилежных», «умных» и «глупцов» и что решающую роль в размере жалованья, а большей частью и в продвижении их по службе (за исключением случаев, когда для занятия высших постов требуется специальное образование) играет срок службы, — об этом не думает никто из этих хитроумных мудрецов. Учитель и профессор — из среды последних раздаются наиболее наивные вопросы — занимают должности и получают содержание несоответственно своим способностям. Всем известно, что во многих случаях повышение по службе в нашей военной, чиновнической и учебной иерархии зависит не от способностей, а от рождения, родственных и дружественных связей, женской благосклонности. Равным образом то, что богатство также несоответственно прилежанию и уму, доказывают как нельзя более убедительно избиратели первого класса прусской трехклассной избирательной системы: берлинские домовладельцы, булочники, мясники, которые зачастую не в состоянии отличить дательный падеж от винительного, а берлинская интеллигенция, люди науки, высшие чиновники империи и немецких земель избирают во втором или третьем классе. Различия между ленивыми и прилежными, дураками и умными в новом обществе не могут существовать, так как не будет существовать и того, что мы разумеем под этими понятиями. «Бездельником» слывет теперь в обществе лишь тот, кто, оставшись без работы, принужден бродяжничать и в конце концов становится действительным бродягой, или тот, кто, получив дурное воспитание, остался без присмотра. Но если кто-нибудь назовет богатого бездельника, убивающего свое время в кутежах, «тунеядцем», это считается оскорблением «достопочтенного» человека.

Как же обстоит дело в новом обществе? Все развиваются там при одинаковых жизненных условиях, и каждый берется лишь за то дело, которое соответствует его склонностям и способностям, в силу чего различия в исполненном труде каждого будут лишь незначительные.[300] Атмосфера общества, побуждающая каждого превзойти другого, способствует также сглаживанию различий. Если кто-либо найдет, что он не в состоянии в данной области делать того, что делают другие, тогда он возьмется за другую работу, соответствующую его силам и способностям. Тот, кто работает в какой-либо области вместе со многими другими, знает, что человек, оказавшийся на одной работе неспособным и непригодным, будучи переведен на другую работу, выполняет ее прекрасно. Нет ни одного нормально развитого человека, который в той или иной деятельности не мог бы удовлетворить даже самым строгим требованиям, если он поставлен на надлежащее место. По какому праву один требует предпочтения перед другим? Если природа обидела кого-либо в такой степени, что он при всем старании не в состоянии делать того, что делают другие, то общество не может карать его за ошибки природы. Если, наоборот, кто-либо получил от природы способности, возвышающие его над другими, то общество не обязано вознаграждать его за, то, что не является его личной заслугой. Для социалистического общества важно, кроме того, чтобы все имели одинаковые условия воспитания и жизни, чтобы каждому была предоставлена возможность развить свои знания и силы соответственно своим склонностям и способностям, и это обеспечит то, что в социалистическом обществе знания и способности будут не только более высокими, чем в буржуазном, но также более равномерными и в то же время более многообразными.

Когда Гёте во время одной рейнской поездки изучал Кёльнский собор, он сделал открытие в строительных актах, что старые строительные мастера оплачивали своих рабочих по времени работы; они это делали потому, что хотели получать хорошую и добросовестно выполненную работу. Это казалось буржуазному обществу ненормальным. Оно ввело сдельную плату, с помощью которой рабочие принуждаются к чрезмерной работе; предпринимателю же легче провести понижение заработной платы. Дело с умственным трудом обстоит также, как с физическим. Человек есть продукт времени и обстоятельств, среди которых он живет. Если бы Гёте родился среди тех же благоприятных условий не в XVII, а в IV веке, то он стал бы, вероятно, не знаменитым поэтом и естествоиспытателем, а выдающимся отцом церкви, который затмил бы, может быть, даже святого Августина. Если бы, наоборот, Гёте, вместо того чтобы родиться сыном богатого франкфуртского патриция, родился сыном бедного франкфуртского сапожника, то из него вышел бы не веймарский министр великого герцога, а, вероятнее всего, он остался бы до конца жизни почтенным сапожным мастером. Гёте сам признал те преимущества, которыми он обладал благодаря тому, что родился в благоприятной материальной и общественной обстановке, способствовавшей его развитию, например в своем «Вильгельме Мейстере». Родись Наполеон I десятью годами позже, он никогда не сделался бы императором Франции. Без войны 1870–1871 годов Гамбетта не стал бы тем, кем он стал. Поселите хорошо одаренное дитя образованных родителей среди диких — из него выйдет дикарь. Таким образом, тем, чем становится отдельный человек, он обязан обществу. Идеи являются не продуктом, образующимся в голове каждого посредством особого наития свыше, а продуктом, создаваемым общественной жизнью, в которой человек вращается, «духом времени». Аристотель не мог иметь идей Дарвина, а Дарвин должен был иначе думать, чем Аристотель. Каждый думает так, как его принуждает думать дух времени, то есть окружающая его среда и ее явления. Этим объясняется то, что часто различные люди одновременно думают одно и то же, что одни и те же изобретения и открытия одновременно делаются в далеко отстоящих друг от друга местах. Этим объясняется и то, что какая-либо идея, высказанная 50 лет ранее, встретила полное равнодушие, а повторенная 50 лет позже — взволновала весь мир. Император Сигизмунд мог осмелиться в 1415 году нарушить слово, данное Гусу, и допустить его сожжение в Констанце; Карл V, хотя и был более ярым фанатиком, должен был в 1521 году позволить Лютеру свободно вернуться с Вормского сейма. Идеи, таким образом, суть продукт общественного взаимодействия социальной жизни. И то, что справедливо по отношению к обществу вообще, справедливо, в частности, и по отношению к различным классам, из которых состоит общество в определенный исторический период. Так как каждый класс имеет свои особые интересы, то у него имеются также свои особые идеи и воззрения, ведущие к той классовой борьбе, которая заполняет собою исторически известные эпохи человечества и которая достигла своего высшего развития в классовых противоположностях и классовой борьбе современности. Итак, важно не только то, в какой исторический период живет человек, но и то, к какой социальной среде данного периода он принадлежит, в зависимости от чего определяются его чувства, мышление и поступки.

Без современного общества нет и современных идей. Это представляется нам ясным и очевидным. По отношению к новому обществу надо еще заметить, что те средства, которыми пользуется всякий для своего усовершенствования, являются собственностью общества. Поэтому общество не может считать себя обязанным вознаграждать особо за то, что им же непосредственно обусловлено и что является его собственным продуктом.

Этим мы ограничимся в своей квалификации физического и умственного труда. Отсюда следует далее, что не может существовать никакой разницы между высшей и низшей физической работой, вроде того как ныне, например, механик зачастую мнит себя выше поденного рабочего, кладущего мостовые или исполняющего тому подобные работы. Общество дает возможность совершать лишь общественно-полезную работу, а потому всякий труд является для общества одинаково ценным. Если неприятные, отталкивающие работы нельзя будет исполнять механическим или химическим путем и превратить их каким-либо образом в приятные — в чем нельзя сомневаться, если принять во внимание те успехи, каких мы достигли в сфере техники и химии, — и если не найдется необходимая для них добровольная рабочая сила, то тогда на долю каждого выпадает обязанность, как только наступит его очередь, выполнить приходящуюся на его долю часть этой работы. Здесь не будет места ложному стыду и бессмысленному презрению к полезному труду. Все это существует лишь в нашем государстве трутней, в котором безделье считается завидной долей, а рабочий подвергается тем большему презрению, чем тяжелее, мучительнее и неприятнее работа, которую он выполняет, и чем она необходимее для общества. В наше время труд оплачивается тем хуже, чем он неприятнее. Причина та, что в силу беспрестанного революционизирования процесса производства на мостовую выбрасывается масса рабочих, находящихся на самой низкой ступени культуры, в качестве резервной армии; чтобы жить, эти рабочие берут на себя самые низкооплачиваемые работы, для которых даже введение машин оказывается «невыгодным». Так, например, работа каменоломов вошла в поговорку как одна из наиболее неприятных и наихуже оплачиваемых работ. Нет ничего легче заменить эту работу, как в Соединенных Штатах, машинами, но у нас имеется такое множество дешевой рабочей силы, что машина не «окупается».[301] Подметание улиц, чистка клоак, вывоз мусора, землекопные и тому подобные работы можно было бы выполнять с помощью машин и технических сооружений даже при современном уровне нашего развития таким образом, чтобы не осталось и следа от тех неприятностей, какие теперь сплошь и рядом связаны с ними для рабочих. Строго говоря, рабочий, выкачивающий клоаки, чтобы охранять людей от вредных для здоровья миазмов, является очень полезным членом общества, тогда как профессор, читающий фальсифицированную историю в интересах господствующих классов, или теолог, стремящийся затуманить умы сверхъестественными, трансцендентальными учениями, являются крайне вредными индивидуумами.

Наше ученое сословие, осыпаемое ныне почестями и чинами, представляет в значительной своей части особую гильдию, предназначенную и оплачиваемую для того, чтобы, прикрываясь авторитетом науки, защищать и оправдывать господство правящих классов, изображать его благодетельным и необходимым и поддерживать существующие предрассудки. В действительности эта гильдия распространяет в значительной части лжеученость, развращает умы, осуществляет враждебную культуре деятельность, духовную работу, оплачиваемую в интересах буржуазии и ее приспешников.[302] Общественный строй, делающий в будущем существование таких элементов невозможным, содействует тем самым освобождению человечества.

С другой стороны, истинная наука соединяется часто с весьма неприятной, отталкивающей работой, например, если врач вскрывает разложившийся труп или совершает операцию на гнойных частях тела или если химик исследует испражнения. Все это занятия, которые зачастую являются более отвратительными, чем самые грязные работы, совершаемые поденщиками-чернорабочими. Но никто не думает признавать это. Разница состоит в том, что одна работа предполагает широкую образованность, а другая может быть совершена всяким без особенной подготовки. Отсюда совершенно различная оценка той и другой. Но в обществе, в котором благодаря предоставленной каждому возможности получить высшее образование исчезнут существующие теперь различия между образованными и необразованными, исчезнет также и противоположность между ученым и неученым трудом, тем более что развитие техники не знает никаких границ, которые помешали бы совершать ручной труд машиной или посредством технических процессов. Стоит лишь взглянуть на развитие наших художественных ремесел, например гравирования на меди, гравирования на дереве и т. п. Итак, подобно тому как самые неприятные работы оказываются зачастую самыми полезными, так равно и наши понятия о приятной и неприятной работе, как и многие другие понятия в современном обществе, являются крайне поверхностными.

8. Упразднение торговли и преобразование транспорта

Когда все производство нового общества будет основано на базисе, бегло очерченном выше, тогда, как уже сказано, оно будет производить не товары, а предметы потребления соответственно потребности людей. Вместе с этим исчезнет и вся торговля, имеющая смысл и возможность существования лишь в обществе, покоящемся на товарном производстве, если только старая форма торговли не окажется необходимой для сношений с другими народами, сохранившими еще буржуазный строй. Благодаря этому новая многочисленная армия лиц обоего пола будет использоваться для производительной деятельности; она будет производить предметы потребления и сделает возможным их более широкое потребление; вместе с тем использование этой дополнительной армии дает возможность ограничить общественно-необходимое рабочее время. Ныне эти лица питаются более или менее как паразиты, за счет продуктов, произведенных трудом других людей, и часто принуждены бывают, чего нельзя оспаривать, прилежно трудиться, чтобы обеспечить себе сносное существование. В новом обществе все они явятся излишними в роли торговцев, трактирщиков, маклеров, посредников. На место десятков, сотен и тысяч магазинов и всякого рода торговых помещений, имеющихся теперь в каждой общине в зависимости от ее размера, появятся большие общинные склады, элегантные базары, целые выставки, нуждающиеся в сравнительно небольшом обслуживающем персонале. Весь сложный организм современной торговли примет характер централизованной, чисто административной деятельности с крайне простыми функциями. Подобное же преобразование испытает и вся система средств и путей сообщения.

Телеграф, телефон, железные дороги, почтовое дело, речное и морское судоходство, грузовые и легковые автомобили, воздушные шары и летательные аппараты и все то, что называют средствами сообщения, сделаются тогда общественной собственностью. Многие из этих учреждений, как, например, почта, телеграф, телефон, большинство железнодорожных линий, являются в Германии уже теперь государственной собственностью, их превращение в общественную собственность является поэтому лишь формальным делом. Здесь не затрагиваются ничьи частные интересы. Если государство будет и дальше действовать в этом направлении, тем лучше. Но эти предприятия, управляемые государством, не являются социалистическими, как некоторые ошибочно полагают. Это предприятия, которые эксплуатируются государством такими же капиталистическими методами, как и частные предприятия. Ни служащие, ни рабочие не имеют от этого никакой особенной выгоды. Государство обходится с ними так же, как и частный предприниматель; если, например, в ведомстве морского министерства и в железнодорожном управлении издаются постановления, в силу которых рабочие старше сорокалетнего возраста не должны приниматься на работу, то это есть мера, явно указывающая на классовый характер государства как государства эксплуататоров, мера, возбуждающая против него рабочих. Такие и подобные им мероприятия, исходящие от государства как, нанимателя, несравненно хуже, чем если бы они исходили от частного предпринимателя. Последний в сравнении с государством всегда является мелким предпринимателем, и занятие, в котором он отказывает, доставит, быть может, другой. Государство же, наоборот, может в качестве монопольного работодателя посредством таких распоряжений одним ударом повергнуть тысячи людей в нищету. Это не социалистический, а капиталистический образ действий, и социалисты имеют все основания протестовать против того, чтобы современные государственные предприятия рассматривались как социалистические и считались осуществлением социалистических стремлений.

Подобно тому как место миллионов частных предпринимателей, торговцев, посредников всякого рода займут большие централизованные учреждения, так и все средства транспорта и связи примут другой вид. Миллионы мелких посылок, которые отправляются ежедневно по адресу такого же числа собственников и требуют много труда, времени и материалов всякого рода, вырастут тогда в громадные транспорты, направляемые в общинное депо и в центральные места производства. Труд, таким образом, будет и здесь крайне упрощен. Подобно тому, например, как подвоз сырья для предприятия с тысячью рабочих устраивается несравненно проще, чем для тысячи рассеянных по разным местам мелких мастерских, так централизованные места производства и распределения дадут возможность целым общинам или частям их осуществить большую экономию всевозможного рода. Все это идет на пользу всему обществу, а следовательно, и каждому в отдельности, так как общие и личные интересы совпадают. Внешний вид наших центров производства, средств и путей сообщения, а в особенности наших населенных пунктов, будет совершенно изменен; они приобретут более приятный облик. Расстраивающий нервы шум, теснота и суета наших городов с их тысячами повозок всякого рода почти исчезнет. Проложение и чистка улиц, все устройство жилищ и образ жизни, сношения людей между собою — все это значительно изменится. Тогда можно будет легко осуществить такие гигиенические меры, которые в настоящее время почти невозможны или возможны при громадных затратах и несовершенном виде, да и то осуществляются лишь частично.

Средства сообщения при социалистических отношениях должны достигнуть своего наивысшего совершенства; воздушное сообщение, быть может, станет тогда преобладающим способом передвижения. Пути сообщения — это вены, посредством которых в обществе совершается обмен продуктов — кровообращение, а также личные и духовные сношения между людьми; они поэтому способны в высшей степени содействовать распространению в обществе одинакового уровня благосостояния и образования. Распространение и разветвление самых совершенных средств сообщения до самых отдаленных мест провинции являются, таким образом, необходимостью и всеобщим общественным интересом. Здесь возникают перед новым обществом задачи, значительно превосходящие те, какие в состоянии ставить себе современное общество. В то же время эта в высшей степени усовершенствованная и развитая система сообщений будет содействовать децентрализации массы людей, скученных в настоящее время в больших городах и промышленных центрах, их расселению по всей стране, и это будет иметь решающее значение как для здоровья, так и для прогресса духовной и материальной культуры.

1. Уничтожение частной земельной собственности

Вместе со средствами производства и сообщения обществу принадлежит и вся земля, этот основной элемент всякого человеческого труда и основа всего человеческого существования. Общество берет назад на высшей ступени то, чем оно уже владело в первобытные времена. У всех достигших известного культурного уровня народов существовала общинная собственность на землю. Общинная собственность составляла основу каждого примитивного общества, оно невозможно без нее. Только благодаря возникновению и развитию частной собственности и связанных с ней форм господства, общинная собственность была устранена и захвачена отдельными лицами. Это произошло, как мы видели, после тяжелой борьбы. Насильственный захват земли и ее превращение в частную собственность были первой причиной закабаления, прошедшего всевозможные ступени развития, от рабства до «свободного» наемного труда XX столетия, пока порабощенные, после долгого, тысячелетнего развития, не превратят наконец землю опять в общую собственность.

Важное значение земли для человеческого существования было причиною того, что во всей социальной борьбе всех стран мира — в Индии, Китае, Египте, Греции (Клеомен), Риме (Гракхи), в христианское средневековье (религиозные секты, Мюнцер, крестьянские войны), в государствах ацтеков и инков, в социальных движениях нового времени — главным требованием борющихся являлось владение землей. И в наше время в пользу общественной собственности на землю высказываются такие лица, как Адольф Замтер, Адольф Вагнер, доктор Шеффле, Генри Джордж и другие, которые в других областях об общественной собственности и слышать не хотят.[303]

Благосостояние населения зависит прежде всего от обработки и использования земли. Повышение земледельческой культуры на самую высокую ступень развития составляет всеобщий интерес в полном смысле слова. Что такое высокое развитие земледелия в условиях существования частной собственности невозможно, мы уже говорили. Но наилучшее использование земли зависит не только от ее непосредственной обработки; здесь необходимо учитывать также факторы, выполнение которых не по силам ни самому крупному отдельному собственнику, ни самой могущественной ассоциации, факторы, выходящие подчас за рамки государств и подлежащие международному регулированию.

2. Мелиорация почвы

Общество должно прежде всего обратить внимание на почву как на нечто целое, то есть на ее топографическое состояние, — ее горы, равнины, леса, озера, реки, пруды, пустоши, болота, топи и трясины. Эти топографические особенности оказывают наряду с неизменным географическим положением известное влияние на климат и на свойства почвы. Здесь открывается широкое поле деятельности для целого ряда наблюдений и опытов. То, что государство до сих пор сделало в этом направлении, — чрезвычайно мало. Во-первых, оно уделяет таким культурным задачам лишь небольшие средства, а во-вторых, если бы оно даже хотело широко поставить это дело, ему помешали бы в этом крупные частные собственники, играющие решающую роль в законодательстве. Без решительного вторжения в права частной собственности государство ничего не достигнет в этой области. Но существование государства покоится на признании священности частной собственности, крупные собственники являются его наиболее важной опорой; поэтому у него нет силы, чтобы действовать против их воли. Новому обществу, чтобы достигнуть наивысшего плодородия земли, предстоит предпринять грандиозные и обширные мелиорационные работы: облесение и лесные вырубки, орошение и осушение, изменение состава почвы и ее уровня, насаждения и т. д.

Весьма важным вопросом в деле культуры земли и почвы является проведение обширной, систематически проложенной сети каналов и рек, согласно научным принципам. Вопрос о более дешевом транспорте по водным путям, столь важный для современного общества, в новом обществе уже не имеет такого значения. Но водные пути все же заслуживают внимания как удобное средство сообщения, требующее незначительной затраты сил и материалов. Система рек и каналов играет большую роль для подвоза удобрения и материалов, для мелиорации почвы, а также для вывоза урожая и т. п.

Опытом установлено, что бедные водою страны гораздо более страдают от холодной зимы и жаркого лета, чем богатые ею; поэтому только в исключительном случае приморские страны страдают от крайностей температуры. Такие крайности одинаково вредны и неприятны как для растительности, так и для людей. Широкая система каналов вместе с зелеными насаждениями могла бы, без сомнения, оказать благотворное влияние. Система каналов, связанная с устройством больших бассейнов- собирателей и хранителей воды, скопляющейся во время половодья или сильных ливней, могла бы быть весьма полезна. Такие же сооружения были бы необходимы для горных рек и ручьев. Наводнения с их опустошительными последствиями стали бы тогда невозможными. Более широкая поверхность воды с ее значительными испарениями содействовала бы, вероятно, и более равномерному распределению дождей. Сооружения подобного рода сделали бы возможным применение для орошения земли нагнетательных машин, раз только последние оказались бы необходимыми.

Большие земельные площади, бывшие до сих пор почти бесплодными, могли бы превратиться посредством искусственных оросительных сооружений в плодородные местности. Там, где теперь даже овцы едва находят для себя пропитание и в лучшем случае чахоточные сосны простирают к небу свои тощие ветви, можно было бы собирать обильные урожаи и густое население находило бы себе богатую пищу. Так, например, превращение обширных песчаных мест Марки «священной немецкой империи» в рай плодородия есть лишь вопрос приложения труда. На это было даже указано в одном из докладов, прочитанных весною 1894 года по поводу немецкой сельскохозяйственной выставки в Берлине.[304] Но осуществить необходимые работы по мелиорации, сооружению каналов, оросительных приспособлений и т. д. земельный собственник Марки не может, и в результате непосредственно у ворот имперской столицы широкие пространства земли пребывают в таком состоянии, которое позднейшим поколениям будет казаться непонятным. С другой стороны, посредством канализации будут осушены и приобщены к культуре обширные болотные пространства, топи и трясины на севере и юге Германии. Водные течения могли бы быть использованы также для разведения рыбы и служили бы обильным источником пищи; кроме того, они давали бы возможность общинам, не имеющим рек, устраивать превосходные купальни.[305]

Какое большое значение имеет орошение, показывают следующие примеры: вблизи Вейсенфельса 7,5 га хорошо орошенных лугов дают 480 ц отавы, а близлежащие 5 га однородных по характеру почвы лугов, но неорошенных, дают только 32 ц. Таким образом, урожай первых превышает урожай последних более чем в десять раз. Подле Ризы, в Саксонии, 65 акров орошенных лугов подняли чистый доход с 5850 до 11 100 марок. По Бухенбенгеру, после орошения бесплодной песчаной почвы Бокер Хейде, на правом берегу Липпы, обошедшегося в 124 тысячи марок, был получен чистый годовой доход в круглой сумме 400 тысяч марок. И это на почве, не приносящей прежде почти никакого дохода! Улучшение почвы в Нижней Австрии при издержках в сумме 1 миллион крон обеспечило повышение дохода от урожая на 6 миллионов крон. Расходы по дорогим сооружениям оказались выгодными. Между тем в Германии существуют кроме Марки еще обширные местности, почва которых, состоящая главным образом из песка, дает лишь сносный урожай во время очень сырого лета. Эти местности, прорезанные каналами, орошаемые и улучшенные по составу почвы, дали бы в самое короткое время урожай в пять и десять раз больший, чем теперь. В Испании известны примеры, когда урожай на хорошо орошенной земле в сравнении с урожаем на неорошенной был выше в 37 раз. Итак, больше воды — и земля даст обилие новых продуктов питания.

Не проходит почти года без того, чтобы в разных провинциях, в разных землях Германии не произошли один два раза и чаще более или менее значительные наводнения от ручьев, рек и потоков. Обширные пространства самой плодородной земли уносятся напором волн, другие покрываются песком, камнями, мусором и делаются бесплодными. Целые плантации фруктовых деревьев, требовавшие десятилетий для своего развития, вырываются с корнем. Дома, мосты, улицы, плотины подмываются водою, разрушается железнодорожное полотно, приносятся в жертву человеческие жизни, погибает скот, пропадает работа по мелиорации, уничтожаются посевы. Большие пространства земли," подверженные опасности частых наводнений, или вовсе не обрабатываются или обрабатываются редко из-за боязни потерпеть снова убытки. Большое опустошение лесов, совершаемое особенно в горах преимущественно частными лицами, еще более увеличивает эту опасность. Бессмысленным истреблением лесов, рассчитанным единственно на получение прибыли, объясняется заметное ухудшение плодородия почвы в провинциях Пруссии и Померании, в Каринтии и Штирии, в Италии, Франции, Испании, России и т. д.

Последствием истребления лесов в горах являются частые наводнения. Разливы Рейна, Одера и Вислы объясняют главным образом вырубкой леса в Швейцарии, Галиции и Польше. Той же причиной объясняют частые наводнения — в Италии, в особенности наводнения реки По. По тем же самым причинам уменьшилось плодородие в Модере, в значительной части Испании, в плодороднейших местностях России, в обширных когда-то роскошных и плодородных странах Ближней Азии.[306]

Однако и в буржуазном обществе сознают, что в этой области ничего не поделаешь, если оставить все на произвол судьбы, и что, применяя в широком масштабе разумные мероприятия, можно превратить разрушающие культуру силы в созидающие ее. Так пришли к устройству больших запруд, собирающих воду в огромном количестве, с тем чтобы использовать ее силу для электрификации промышленности и сельского хозяйства. Особенно в большом масштабе осуществляются работы по возведению плотин на горных реках и потоках Баварии, с тем чтобы использовать силу воды для электрификации железных дорог и всевозможных промышленных предприятий. Таким образом, аграрная старая Бавария постепенно превратилась в современную промышленную страну.

3. Преобразование обработки земли

Само собой разумеется, что новое общество не будет в состоянии разрешить все эти великие задачи в одно мгновение ока; но оно возьмется за их разрешение с напряжением всех сил, так как единственная его цель состоит в выполнении культурных задач, не останавливаясь ни перед какими препятствиями. Так, с течением времени оно будет совершать дела и выполнять задачи, о которых современное общество не может и думать, потому что у него при одной мысли об этом кружится голова.

Вся обработка земли будет поставлена в новом обществе в гораздо более благоприятные условия. Наряду с уже отмеченными укажем еще на другие моменты, открывающие возможность лучшего использования земли. В настоящее время много квадратных миль земли идет под картофель, перегоняемый в большом количестве в водку, которая потребляется почти исключительно нашим бедным, живущим в лишениях и нищете, населением. Водка есть единственное «разгоняющее тоску» средство, какое бедный человек может себе предоставить. Для культурных людей нового общества потребление водки будет излишним, а земля и рабочая сила освободятся для производства полезных продуктов питания..

Мы уже говорили о посевах сахарной свеклы и об изготовлении сахара для вывоза. Более чем 400 тысяч гектаров лучшей пшеничной почвы засеваются у нас ежегодно свекловицей, для того чтобы снабжать сахаром Англию, Швейцарию, Соединенные Штаты и т. д. Этой конкуренции не выдерживают страны, возделывающие благодаря хорошим климатическим условиям сахарный тростник. Наше постоянное войско, раздробленное производство, раздробленный обмен, раздробленное земледелие и т. д. требуют сотен тысяч лошадей и соответственной земельной площади для пастбищ и разведения молодых лошадей. Коренное преобразование социальных и политических отношений сделает свободной большую часть земельной площади, предназначенной для этой цели. Таким образом будут получены новые земельные площади и много рабочей силы для других культурных потребностей. С недавнего времени у сельского хозяйства отнимаются обширные пространства земли, занимающие много квадратных километров, целые населенные пункты сравниваются с землей. При новом дальнобойном огнестрельном оружии и при новой тактике боя необходимы для стрельбы и строевого учения обширные площади, на которых могли бы маневрировать целые армейские корпуса. В будущем это также будет устранено.

Вопросы земледелия, лесоводства и водного хозяйства уже давно являются предметом обсуждения весьма обширной литературы. Нет такой отрасли, которая не подверглась бы исследованию: лесное хозяйство, орошение и осушение, культура колосовых, стручковых и клубневых растений, разведение овощей, садоводство, культура ягод, цветов и декоративных растений, возделывание питательных растений для скотоводства, луговодство, рациональное скотоводство, рыболовство, птицеводство, пчеловодство, продукты и средства удобрения, использование разного рода отбросов сельского хозяйства и промышленности, химическое исследование почвы и ее применение и приспособление к той или иной культуре, подбор семян, севооборот, изготовление машин и сельскохозяйственного оборудования, целесообразное размещение разных хозяйственных строений, метеорологические условия и т. д., - все это входит в круг научных обсуждений и исследований. Почти не проходит дня без новых открытий, новых наблюдений, ведущих к улучшениям и усовершенствованиям в той или иной отрасли. Обработка почвы стала со времени Таэра и Либиха наукой, и притом одной из первых и наиболее важных наук, которая достигла такого развития и такого значения, как весьма немногие области материальной производительной деятельности. Если, однако, сравнить это громадное обилие теоретических завоеваний всякого рода с действительным состоянием нашего земледелия, то приходится констатировать, что до сих пор лишь самая незначительная доля частных собственников была в состоянии в какой-то мере использовать эти достижения, причем все имеют в виду только свои личные интересы и не обращают никакого внимания на общее благо. Значительная часть наших сельских хозяев и садоводов, можно сказать, 99 процентов, не имеет никакой возможности воспользоваться всеми этими выгодами и достижениями, предоставляемыми успехами техники, так как им не хватает ни средств, ни знаний или того и другого вместе. Тут новое общество найдет теоретически и практически хорошо подготовленное поле деятельности, и ему достаточно будет лишь лучше организовать это дело, чтобы достигнуть грандиозных результатов.

4. Крупное и мелкое хозяйство. Развитие электрокультуры

В то время как даже в социалистических кругах еще существует мнение, что мелкое хозяйство благодаря усердию хозяина и членов его семьи может выдержать конкуренцию с крупным, в кругах специалистов уже давно придерживаются другого мнения. Если бы даже крестьянин мог выполнить все то, что он хотел, перенапрягая себя и членов своей семьи, его положение с точки зрения культурного человека достойно сожаления. Как бы много он ни выработал путем перенапряжения своих сил и всяческих лишений, современная техника и наука об обработке почвы сделают гораздо больше. Применение техники и науки в состоянии превратить и крестьянина в культурного человека, а между тем теперь он раб своего владения, холоп своего кредитора.

Выгоды, которые представляет крупное хозяйство — при рациональном использовании всех этих преимуществ, — огромны. Прежде всего крупное хозяйство означает значительное расширение используемой площади, потому что исчезает несметное количество проезжих дорог и тропинок для пешеходов и пограничных межей, которых требует раздробленное владение. Устранение такой раздробленности сэкономит много растрачиваемого зря времени. Пятьдесят человек, занятых в крупном хозяйстве и располагающих усовершенствованными орудиями труда, могут гораздо больше сделать, чем те же пятьдесят человек в мелком хозяйстве. Комбинировать и направлять целесообразно рабочую силу может только крупное хозяйство. К этому надо прибавить огромные выгоды, получаемые благодаря применению и использованию всякого рода машин и улучшенного оборудования, промышленное использование урожаев, рационально поставленное скотоводство и птицеводство и т. д. Особенные выгоды дает применение в сельском хозяйстве электричества, которое отодвигает на задний план всякие другие способы обработки земли.

П. Мак[307] устанавливает, что при введении машинной работы достигается экономия свыше тысячи лошадиных рабочих дней, а при единовременной затрате около 40 тысяч марок удешевление продукта составляет свыше 12 тысяч марок, или 48 марок на гектар; при этом не учитывается увеличение дохода благодаря введению более глубокой обработки почвы и ее более аккуратной обработки вследствие применения машин.[308]

Повышение урожайности хлебов при глубокой обработке выражается в 20–40 процентах, а урожайность корнеплодов повышается до 55 процентов. Если даже принять повышение урожайности в среднем на 20 процентов, то это даст дополнительный доход 55,75 марки на гектар, что вместе с вышеупомянутой экономией составит 103,45 марки на гектар. Если считать цену земли в 800 марок на гектар, то повышение дохода составит 13,5 процента. Таким образом, вопрос заключается в том, чтобы создать необходимые электростанции для удовлетворения потребностей хозяйства. Тогда можно было бы не только применить все необходимые в хозяйстве машины, но иметь также отопление и освещение. При помощи электрических установок можно освещать не только дома и улицы, но и хлева, сараи, погреба, амбары и фабричные здания, а при необходимости можно было бы собирать жатву и по ночам. Мак вычисляет, что при всеобщем применении электричества в сельском хозяйстве можно сэкономить две трети рабочего скота (то есть 1 741 300 голов). Это дало бы ежегодно чистого дохода 1 002 989 000 марок. Если вычесть отсюда расходы на электрическую энергию, то останется экономия круглым счетом в 741 794 000 марок в год.

Применение электрической энергии в сельском хозяйстве все более придает ему характер промышленно-технического процесса. Картину многообразного применения электричества в сельском хозяйстве показывает следующее сопоставление:[309]

Электромотор может приводить в движение:

1. машины, повышающие валовой доход;

а) машины для обработки: зерноочистилки для посева, триеры, электрические плуги (усовершенствованные);

б) машины для уборки урожая: сноповязалки, машины по уборке картофеля (еще не совершенные), оросительные аппараты;

2. машины, уменьшающие ненужные издержки;

а) приспособления для подъема и разгрузки: подъемные машины для доставки зерна и соломы в зернохранилища и амбары и сена на сеновалы, машины для подъема мешков, насосы для жидкого удобрения;

б) перевозочные средства: транспортеры для перевозки зерна, переносные железные дороги, различные подъемные механизмы для доставки тяжелых грузов;

в) машины для реализации товара: соломенные прессы, мукомольные мельницы, машины для резки соломы;

3. машины сельскохозяйственной промышленности;

а) машины для винокурения и изготовления крахмала, водяные насосы для различных целей;

б) молочные фермы: молочный холодильник, центробежные машины, маслобойки, месильщики, прессы и т. д.;

в) лесопильные, круговые и рамочные пилы;

г) автоматические тележки, ленточные пилы, сверлильные и токарные станки;

4. машины для приготовления фуража: для резки соломы и репы, измельчения картофеля, овса, и т. д.; тиски, водяные насосы. Как установлено, уже в настоящее время 15 процентов всех сельскохозяйственных работ производится с экономией времени и средств производства при помощи электромоторов.

Потребность в ручной работе для молотьбы и приготовления к отправке тысячи килограммов хлеба выражалась:

Ничто больше не мешает всеобщему применению электрических плугов в сельском хозяйстве. Электрические плуги, так же как электрические дороги, уже достигли высокой степени совершенства. Тяжелый и дорогой паровой плуг рационально работает только на больших площадях и при глубокой пахоте. Он большей частью служит только для повышения урожайности корнеплодов. Напротив, электрический плуг годится одинаково как для глубокой, так и для мелкой пахоты, и приспособлен для хозяйств средней величины. Он делает возможной обработку крутых откосов, представляющих трудности даже для лошадиного плуга. Он в высокой мере сберегает труд, что видно из сопоставления стоимости плуга электрического со стоимостью плуга парового и работающего с лошадьми и волами:

Легкая подача и делимость электрической энергии, крайняя простота в обслуживании и содержании электрических машин представляют большие преимущества для сельского хозяйства с его обширными площадями, для снабжения которых энергией достаточно тонких проволок. Так как условием применения электрических машин является наличие сети пересекающих страну станций, планомерная электрическая сеть, то очень легко связать электрические предприятия в сельском хозяйстве с электрокультурой — с прямым влиянием электричества на рост растений.

В последние годы физиологи растений и вместе с ними агрономы-практики усерднейшим образом трудились над изучением способа действия электричества на рост и оплодотворение важнейших культурных растений, в особенности наших хлебов. Эта задача была разрешена умершим в 1906 году профессором К. С. Лемштремом. Он покрыл большие площади земли проволочной сетью и при помощи индуктивных машин сообщал ей положительный заряд; отрицательный же полюс он положил на землю и заставил слабый разряд действовать на такое опытное поле в течение всего периода роста или части его, тогда как одинаково расположенное контрольное поле оставалось без влияния электричества. Опыты были поставлены в разных широтах и при правильном их выполнении все показали, во-первых, повышение урожая, колеблющееся между 30 и 100-процентами, во-вторых, сокращение периода созревания и, наконец, существенное улучшение качества продуктов. При этом способе, однако, оказался целый ряд практических недочетов, которые удалось устранить английскому землевладельцу Ньюмэну. Ему удалось заинтересовать опытом Лемштрема знаменитого английского физика Оливера Лоджа. По последнему сообщению Лоджа, заменившего употреблявшуюся до него индукционную машину ртутным индуктором, эти опыты производились с 1906 года на площади в 10 га. При этом получены были важные данные: проволочная сеть должна быть расположена над поверхностью земли на высоте 5 метров, чтобы благотворное влияние электричества на урожай оставалось беспрерывным. Это та высота, при которой свободно могут проезжать под сетью воза, нагруженные хлебом, и при которой беспрепятственно могут производиться все сельскохозяйственные работы, например обработка корнеплодов. Лемштрем располагал проволоку не выше 40 сантиметров над подвергавшимися влиянию электричества растениями.[310] Разные мельники ставили сравнительные опыты с печением хлеба и нашли, что электризированная пшеница давала для печения лучшую муку, чем неэлектризированная. Таким образом, новые методы уже созрели для того, чтобы вводить их успешно в практику сельского хозяйства и садоводства.

Паровой плуг Фаулера с двумя компаундными локомотивами требует для целесообразного использования площадь в 5 тысяч га; это такая площадь, которая превышает своими размерами пашню многих крестьянских общин. Высчитано, что если бы, например, всю землю, обрабатывавшуюся в 1895 году, обеспечить различными машинами и другими выгодами культурного хозяйства, то была бы достигнута экономия в 1 миллиард 600 миллионов марок. По Руланду,[311] достаточно только успешной борьбы против болезней хлебных растений, чтобы сделать излишним ввоз хлеба в Германию. В брошюре доктора медицины Зонненберга «Наши луговые и полевые травы» сообщается, что, по официальной анкете в Баварии, баварское сельское хозяйство теряет 30 процентов в год вследствие зарастания полей сорными травами. На двух полях по 4 квадратных метра каждое, одно из которых покрыто сорными травами, а другое без сорной травы, Новацкий получил следующие результаты:

Доктор Ф. Рюмкер, профессор сельскохозяйственного института Бреславльского университета, говорит, что в Германии отсутствует тщательное рациональное удобрение почвы, основанное на статистике земледелия. Посев и обработка почвы бывают часто так недостаточны и необдуманны и делаются они столь несовершенным и несоответственным орудием, что доход от усилий и труда остается ничтожным. Немецкий землевладелец никогда не производит даже легкой работы по рациональной сортировке зерна. Профессор Рюмкер показывает нижеследующей таблицей, насколько сортировка семян повышает урожай на гектар:

Таким образом, превышение урожая благодаря сортировке равняется, согласно таблице, 1200 килограммам зерна на гектар. Считая стоимость двойного центнера в 15 марок, это даст денежную стоимость в 180 марок. Если оценить издержки по сортировке на гектар самое большее в 4,40 марок, то чистый доход одного только зерна, не принимая во внимание повышения сбора соломы и шелухи, равняется 175,60 марки. На основании итогов целого ряда опытов Рюмкер установил, что, выбирая для каждой почвы наиболее подходящие сорта, можно собрать в среднем лучший урожай и повысить валовой доход:

Если взять в совокупности повышение дохода, то только для пшеницы, благодаря сортировке посевного зерна и надлежащему выбору сорта, оно составит на гектар от 1500 до 2000 килограммов зерна, или от 220 до 295 марок.

В одном произведений — «Будущее немецкого сельского хозяйства»[312] — выяснено, какого громадного повышения сбора на все сельскохозяйственные продукты можно достигнуть, если поднять урожайность применением обильного и соответствующего удобрения — внесением минерального удобрения: суперфосфата, томасовой муки, каинита и фосфорной кислоты. Тогда с немецкой почвы, пригодной для пшеницы, можно было бы легко получить «средний доход на гектар в 36 двойных ц, а от почвы, пригодной для ржи, — 24 двойных ц. Далее, значительная часть земли, занятой теперь рожью, благодаря лучшей обработке и удобрению могла бы быть использована под пшеницу, так что средний доход с хлебного поля — две пятых пшеницы, три пятых ржи — исчислялся бы в 28,8 двойных ц на гектар. Отняв отсюда посевные семена и малоценные хлеба, получим для народного питания 26 двойных ц, 7,9 миллиона га, занятых в настоящее время под хлеба, можно увеличить на 1,5 миллиона га пара, пастбищ, пустошей, степей и болот.[313] Тогда при среднем доходе в 26 двойных ц с гектара и при обработанной площади в 9,4 миллиона га можно было бы получить продукцию, равную 251,92 миллиона двойных ц хлебных растений. Считая, что человек потребляет в год 175 килограммов, этого количества хватит для прокормления 144 миллионов человек. При переписи населения в 1900 году Германия имела круглым счетом 56 миллионов 345 тысяч жителей, значит, уже при тогдашнем состоянии техники и науки германская почва могла бы снабдить хлебом население в два с половиной раза большее, чем нынешнее. При современном же способе ведения сельского хозяйства, при мелкой раздробленной частной собственности на землю, Германия принуждена ввозить из-за границы в среднем одну десятую нужного ей хлеба. Если бы добились при существующем способе хозяйства хотя бы приблизительно таких урожаев, как указано выше, то это настолько повысило бы цену на продукты питания, что для большинства эти продукты сделались бы недоступными, значит, цель не была бы достигнута. Только при коммунистическом производстве могут быть достигнуты подобные результаты, о чем вышеназванные авторы, конечно, не думают. По сделанным одним из них вычислениям, при введении в германском сельском хозяйстве интенсивной культуры будет получено более:

Если же принять во внимание, что, по вышеприведенным соображениям Мака, с введением электрического производства будет достигнута огромная экономия на рабочем скоте, то количество убойного скота может быть соответственно очень увеличено, а земля, предназначенная для выращивания корма рабочему скоту, превращена в пахотную землю для производства продуктов питания для людей.

Другой отраслью сельскохозяйственной деятельности, которая может быть разработана совсем в другом масштабе, является разведение птиц и получение яиц. Стоимость ежегодно ввозимых в Германию яиц доходит до 149,7 миллиона марок (1907 год), а стоимость живой птицы — до 40 миллионов марок. Эти отрасли находятся еще в весьма отсталом состоянии. В будущем связанная с крупным концентрированным производством концентрация хлебов, амбаров всех сортов, погребов, приспособлений для корма и кормления, складов для навоза не только вызовет экономию времени, сил и материалов, но и даст с точки зрения рационального использования те преимущества, которых совершенно не дает мелкое и среднее хозяйство и лишь редко дает крупное. Как необходимы, например, гигиенические приспособления в подавляющем большинстве хлевов, как недостаточны приспособления для корма и ухода за скотом и птицей! Для крестьянина XX века еще малоизвестным фактом является то, что для животных чистота, свет и воздух столь же необходимы, как и для человека, и действуют на них благоприятно. Само собой разумеется, что при этом получение молока, масла, сыра, яиц, мяса и меда будет идти в более рациональных, здоровых и выгодных условиях. При умелом соединении и использовании наличных человеческих и механических сил помимо обработки земли в совершенно иных размерах будет производиться уборка полей. Устройство больших закрытых помещений, сушилен и т. д. сделает возможной жатву во всякую погоду, а быстрая уборка поможет избежать тех огромных потерь, которые имеются теперь. Так, по сведениям Гольца, эти потери достигают при неблагоприятной для жатвы погоде в Мекленбурге от 8 до 9 миллионов марок, в округе Кенигсберга — 12–15 миллионов марок.

5. Виноделие будущего

Культура фруктовых, ягодных и садовых растений достигнет в будущем такого развития, которое в настоящее время едва ли можно допустить, а их доходность увеличится во много раз. У нас сильно запущено разведение фруктов, хотя Германия и располагает для этого исключительно благоприятным климатом, особенно для выращивания яблок. Это видно из того, что ежегодно в Германию ввозится более чем на 40 миллионов марок свежих фруктов и более чем на 20 миллионов марок сушеных фруктов. Запущенность разведения фруктов станет понятной, если взглянуть на плохое состояние фруктовых садов в большей части Германии и даже в землях, которые славятся культурой фруктов, как, например, Вюртемберг. Здесь широкое поле деятельности для садоводства. Так же обстоит дело с культурой ягод, находящейся в зачаточном состоянии.

Благодаря умелому применению искусственного тепла и влажности в больших, защищенных от неблагоприятной погоды помещениях возможно будет культивировать овощи, фрукты и ягоды в громадных размерах во всякое время года. Цветочные магазины наших городов показывают даже среди самой суровой зимы царство цветов, ни в чем не уступающее тому, что есть в них летом. Одним из наиболее замечательных усовершенствований в области искусственного разведения фруктов является, например, искусственный «виноградник» директора садоводства Гаупта в Бриге, в Силезии, нашедшего уже целый ряд подражателей и имевшего уже давно предшественников в других странах, например в Англии. Устройство и урожаи этого виноградника были так заманчиво изображены в газете «Vossische Zeitung» от 27 сентября 1890 года, что мы приведем здесь это описание в извлечении. Газета писала: «На площади земли, равной приблизительно 500 квадратным метрам, то есть /, моргена, возведен стеклянный дом вышиною от 4,5 до 5 метров, стены которого точно соответствуют северу, югу, востоку и западу. В направлении с юга на север поставлены там 12 рядов двойных шпалер, отдаленных друг от друга приблизительно на 1,8 метра и служащих в то же время опорою немного наклоненной крыше. Земляная гряда глубиною в 1,25 метра помещена над слоем насыпной земли толщиною в 25 сантиметров, заключающем в себе сеть дренажных труб и вертикальные трубы для вентилирования почвы. В эту гряду очень жирной почвы, которая благодаря примеси известковой пыли, щебня, песку, залежного навоза, костной муки и калиевой соли стала рыхлой, пористой и плодородной, г-н Гаупт посадил вдоль двойных шпалер 360 виноградных лоз, принадлежащих к тем сортам, которые на Рейне дают виноградный сок самого лучшего достоинства: белый и красный рислинг, траминер, белый и голубой мускат и бургундское.

Вентиляция здания совершается как через известное число отверстий в боковых стенах, так и посредством больших опускных окон в крыше длиною в 20 метров, которые открываются и закрываются с помощью железного рычага, снабженного подъемным воротом и рукояткой, и которые можно укрепить в любом положении наперекор всякой буре. Для поливки лоз служат 26 душевых леек, прикрепленных к резиновым в 1,25 метра длиною кишкам, спускающимся с верхнего водопровода. Но г-н Гаупт ввел еще другое, поистине остроумное средство для быстрого и основательного орошения «виноградника», а именно: искусственный производитель дождя. Высоко под крышей находятся четыре длинные медные трубы, тонко продырявленные через каждые полметра. Исходящие из этих отверстий и подымающиеся кверху тонкие водяные струи встречают на своем пути небольшие круглые сита из проволочной кисеи и при прохождении их рассыпаются самой нежной фонтанной пылью. Для основательной поливки резиновыми кишками необходимо несколько часов; но стоит лишь открыть один кран, и во всем обширном здании равномерно струится с высоты тихий, освежающий дождь на виноградные лозы, почву и гранитные дорожки. Температуру можно повысить без всякого искусственного отопления, только благодаря естественным свойствам стеклянной галереи на 8-10 градусов по Реомюру по сравнению с внешней температурой. Чтобы защитить лозы от самого пагубного и опасного врага — филлоксеры, в случае если бы она когда-нибудь появилась, достаточно лишь закрыть дренажные трубы и открыть все водопроводные краны. Как известно, пребыванию под водой этот враг противостоять не может. От бури, холода, морозов, излишних дождей искусственный виноградник защищают стеклянная крыша и стены; от возможного градобития — густые проволочные сети над ними; от засухи — искусственный дождь. Владелец такого «виноградника» делает сам погоду и может смеяться над опасностями, вытекающими из всех непредвидимых капризов и козней «равнодушной» или безжалостной природы, которые угрожают плодам всех стараний и трудов винодела.

Ожидания г-на Гаупта полностью оправдались. Виноградные лозы превосходно росли в равномерном теплом климате. Гроздья полностью созрели и давали уже осенью 1885 года сок с обильным содержанием сахара и незначительным содержанием кислоты, не уступавший соку рейнского винограда. Так же прекрасно, росли эти лозы и в следующем, и в весьма неблагоприятном 1887 году. В этом помещении лозы, если они достигнут полной высоты 5 метров и покроются доверху гроздьями, дадут ежегодно около 40 гектолитров вина, и себестоимость бутылки благородного вина не превысит 40 пфеннигов.

Нет никакого основания полагать, что нельзя было бы организовать такое выращивание винограда, обещающее самый богатый и равномерный сбор, в крупных размерах, совершенно так же, как всякое другое фабричное производство. Стеклянные галереи подобного рода можно, без сомнения, устроить с такими же вентиляционными, оросительными, дренажными и дождевыми приспособлениями на участках, занимающих не 1/5 моргена, а много моргенов. В таких больших галереях произрастание также будет начинаться на несколько недель раньше, чем на свободе, гроздья будут также защищены во время цветения от майских заморозков, дождей, холода, во время роста ягод — от засухи, в период созревания — от лакомящихся птиц, а также от сырости, в продолжение целого года — от филлоксеры, и виноград мог бы висеть на лозе до ноября- декабря. В своем докладе, который был прочитан в 1888 году перед посетившими его членами союза содействия садоводству и из которого я в настоящем своем описании «виноградника» Гаупта позаимствовал кое-какие технические данные, изобретатель и основатель последнего в заключение открыл еще следующую заманчивую перспективу будущего. Ввиду того что такой способ виноделия возможен во всей Германии, в особенности же и на ныне бесплодной, песчаной и каменистой почве (как, например, на наихудшей почве Марки), которую можно возделать и оросить, то становится ясным, какой огромный интерес для сельского хозяйства представляет собою «виноделие под стеклом». Я назвал бы его «виноделием будущего»…»

Автор описывает далее, как полученное из этого винограда вино нашло самое высокое одобрение знатоков, и добавляет при этом, что «виноградник представляет еще достаточно места для других выгодных близких или промежуточных культур. Так, г-н Гаупт выращивает между каждыми двумя виноградными лозами один розовый куст, дающий в апреле и мае массу богатейших цветов, а по западным и восточным стенам расположены шпалеры персиковых деревьев, роскошные цветы которых в апреле придают внутреннему виду этого стеклянного виноградного дворца сказочную прелесть». В настоящее время особенно Бельгия уделила большое внимание этому способу разведения фруктов. Но и в Германии этот способ широко применяется, например, для разведения ананаса. Ничто, однако, не мешает устройству подобных сооружений в более крупном масштабе для самых разнообразных культур, что даст возможность собирать в два-три раза больший урожай. В наше время все подобные предприятия являются прежде всего вопросом доходности, а их продукты доступны лишь привилегированным, имеющим возможность за них заплатить. Социалистическое общество не знает здесь никаких затруднений, кроме вопроса о рабочей силе, и если таковая имеется, то дело приводится в исполнение на пользу всем…

6. Мероприятия против истощения почвы

Таким образом, мы видим, как уже при теперешних условиях совершается настоящий переворот в деле человеческого питания. Но использование всех этих открытий совершается крайне медленно, ибо господствующие классы, особенно землевладельцы, кровно заинтересованы в том, чтобы не дать им ходу. Правда, весною каждое воскресенье во всех церквах молятся о хорошем урожае, но при этом с задней мыслью, подобной той, с которой верующие обращаются к святому Флориану: «Святой Флориан, сохрани мой дом и сожги другие». Дело в том, что, если урожай хорош во всех странах, то резко снижаются цены, отчего аграрий приходит в ужас. Ему вредит то, что bcqm другим полезно, поэтому он противник всякого изобретения и открытия, которое приносит пользу не только ему, но и всем другим. Наше общество повсюду вступает в противоречие со своим собственным развитием.

Сохранение плодородия почвы, а также его повышение зависят прежде всего от наличия достаточного количества удобрений. Добывание их является поэтому и для нового общества одной из важнейших задач.[314] Удобрение составляет для почвы то же, что пища для человека, и, подобно тому как не всякая пища одинаково питательна, так и не всякое удобрение одинаково ценно. Почве должны быть возвращены точно те же химические составные части, которые она потеряла вследствие снятия жатвы, причем те химические элементы, в которых по преимуществу нуждается данный вид растения, должны быть доставлены ей в усиленном количестве. Ввиду этого изучение химии и ее практическое применение достигнут невиданных ныне размеров.

Все отбросы животных и людей содержат в себе именно те химические элементы, которые наиболее пригодны к воспроизведению человеческой пищи. Ввиду этого необходимо стремиться к открытию наиболее совершенных средств их добывания и к их наиболее целесообразному распределению. В этом отношении ныне грешат очень много. Особенно отличаются города и промышленные центры, которые получают извне целые массы пищевых продуктов, но возвращают почве лишь самую незначительную часть драгоценных отбросов и экскрементов. Последствием этого является то, что хозяйства, более отдаленные от городов и промышленных центров и отдающие им ежегодно большую часть своих продуктов, чувствительно страдают от недостатка удобрений. Удобрительные вещества, которые получаются от живущих при этих хозяйствах людей и животных, зачастую оказываются недостаточными, потому что на месте потребляется лишь часть всего урожая. Таким образом утверждается система ограбления, которая истощила бы почву и понизила урожай, если бы недостаток естественных удобрений не возмещался подвозом искусственного удобрения. Все страны, вывозящие сельскохозяйственные продукты, но не получающие в обмен никаких удобрительных веществ, рано или поздно погибнут от истощения почвы, как, например, Венгрия, Россия, придунайские княжества и т. д.

Либих в середине прошлого столетия развивал учение возмещении веществ в почве, из которого вытекала необходимость применения концентрированных средств удобрения. Шульц-Лупиц доказал, что, несмотря на то что известные растения совершенно не получают азотистых удобрений, они все же обогащают почву азотом, — феномен, объяснение и разрешение которого даны Гельригелем. Этот последний показал, что существуют миллиарды бацилл, добывающих в симбиозе с некоторыми бобовыми непосредственно из воздуха азот, необходимый для построения растения.[315] Если сельскохозяйственная химия составляет со времен Либиха одну сторону научного земледелия, то сельскохозяйственная бактериология представляет другую. Германия благодаря своим залежам калия и каинита, томасовой муки суперфосфата и фосфорной кислоты обладает целым рядом неистощимых минеральных источников удобрения, правильное применение которых вместе с целесообразным удобрением почвы дало бы возможность производить несметное количество питательных веществ.

О значении этих разнообразных ценных средств искусственного удобрения дает понятие указание на то, что Германия в 1906 году истратила на них около 300 миллионов марок, в том числе на сернокислый аммиак — 58,3 миллиона, на чилийскую селитру — 120 миллионов, остальное падает на томасову муку, суперфосфаты, гуано и пр. Из этих удобрительных средств важнейшим является азотистое удобрение. Как необычайно велико его значение, показывают следующие данные. По исследованиям Вагнера, урожай овса на гессенской почве при недостатке фосфорной кислоты понизился на 17 процентов, при недостатке калия — на 19 процентов, при недостатке же азота. — на 89 процентов. При помощи всех опытов было вычислено, что в год с гектара получается чистый доход в виноделии: если дано полное удобрение-96 марок, если не хватало калия — 62 марки, если не хватало фосфорной кислоты- 48 марок, если не хватало азота — 5 марок. Вычислено, что если бы Германия удвоила применение азотистых удобрений, то она не только удовлетворила бы свои потребности в хлебе и картофеле, но могла бы значительное количество их использовать и для экспорта. А главные источники этих ценных удобрительных средств, а именно залежи чилийской селитры и гуано, быстро истощаются, тогда как потребность в них в Германии, Франции, Англии, а в последние 10 лет и в Соединенных Штатах Северной Америки все увеличивается. Английский химик Вильям Крукс уже в 1899 году поставил этот вопрос и указал, что это обстоятельство имеет значительно большее значение, чем возможность близкого истощения британских каменноугольных запасов. Поэтому разрешение проблемы изготовления азотистого удобрения из необъятного резервуара азота в воздухе он считал главнейшей задачей химии. Подумать только, что над каждым квадратным сантиметром почвы находится количество воздуха весом в 1 килограмм и что 4/5 этого воздуха составляет азот! Отсюда можно вычислить, что азот земной атмосферы весит 4 миллиарда т. Этому противостоит современное ежегодное потребление селитры, соответствующее в среднем 300 тысячам т азота. Если, таким образом, не будет найдено никакого суррогата азота, то достаточно было бы добыть его соединение из воздуха, чтобы покрыть современную мировую потребность в селитре в течение 14 миллиардов лет.

И эта задача в настоящее время разрешена. Еще в 1899 году А. Франк и Н. Каро действием атмосферного 1 азота на карбид кальция (известь и уголь) при высокой температуре получили цианамид кальция, содержащий в сыром виде до 14–22 процентов азота. Это новое средство удобрения поступило в продажу под названием известкового азота. Но это не единственный способ. Норвежцам К. Биркеланду и С. Эйде удалось в 1903 году перевести азот сжиганием его в электрической печи непосредственно в азотную кислоту. Второй способ дает продукт, в некоторых отношениях равноценный селитре, а на некоторых видах почв даже и более пригодный, чем она. С некоторых нор он появился на германском рынке как норговская селитра. А в 1905 году Отто Шёнгерту удалось найти способ, в техническом отношении еще более полезный, чем способ Биркеланда — Эйде. Для него кроме электрической энергии требуются лишь самые дешевые материалы — вода и негашеная известь. Напротив, для получения известкового азота нужен еще уголь, так как необходимый азот не может применяться в виде воздуха, а должен быть предварительно выделен из последнего. Таким образом, в сельское хозяйство введено еще одно средство удобрения, полученное путем промышленно-технического процесса и имеющееся в неограниченном количестве.[316]

По А. Мюллеру, здоровый взрослый человек выделяет ежегодно в среднем. 48,5 килограмма твердых и 438 жидких экскрементов. Эти вещества при условии, что при применении они не терпят уменьшения своей ценности — через испарение и т. д., - составляют согласно современному состоянию цен на удобрение денежную ценность в 5,15 марки. Главная трудность при полном использовании этого вещества заключается в устройстве целесообразных вместилищ и в транспортных расходах. Большая часть экскрементов выбрасывается из городов в реки и потоки и засоряет их. Точно так же отходы кухни, производства и промышленности, которые также могли быть использованы как удобрение, большей частью легкомысленно расточаются. Новое общество найдет пути и средства для устранения такой расточительности. Ему будет легче разрешить этот вопрос хотя бы уже потому, что большие города постепенно исчезнут и население равномерно расселится по всей стране.

7. Уничтожение противоположности между городом и деревней

Никто не станет считать современный рост больших городов здоровым явлением. Современная промышленная и хозяйственная система беспрестанно притягивают к большим городам значительные массы населения.[317] Там находится главный центр промышленности и торговли, там скрещиваются пути сообщения, там живут владельцы крупных капиталов, там находятся центральные правительственные учреждения, военное начальство, высшие судебные учреждения; там же высшие образовательные учреждения, академии художеств, места развлечений, выставки, музеи, театры, концертные залы и т. д. Тысячи людей тянет туда их профессия, тысячи других стекаются туда ради удовольствия, а еще большее количество привлекается надеждой на более легкий заработок и приятную жизненную обстановку.

Но этот рост больших городов, образно выражаясь, можно сравнить с человеком, у которого объем живота беспрерывно увеличивается, тогда как ноги делаются все тоньше и в конце концов не в состоянии более выносить тяжести тела. В непосредственной близости этих городов все окружающие их деревни принимают также городской характер, и пролетариат скопляется в них большими массами. Эти в большинстве случаев бедные общины принуждены напрягать свои податные силы до крайней степени и все-таки не могут удовлетворить предъявляемых к ним запросов. Когда же они в конце концов сближаются с крупным городом или же город приблизится к ним, тогда они поглощаются городом, как планета, чересчур близко подошедшая к Солнцу. Но обоюдные условия жизни от этого не улучшаются, напротив, они все ухудшаются вследствие переполнения квартир жильцами. Эти скопления человеческих масс, неизбежные при современном развитии и являющиеся до известной степени революционными центрами, кончают свою миссию с появлением нового общества. Их постепенная ликвидация неизбежна, так как население тогда переселится, наоборот, из больших городов в деревню, образуя там новые общины, соответствующие изменившимся условиям и соединяя свою промышленную деятельность с сельским хозяйством.

Это переселение начнется, как только городское население получит возможность благодаря изменению и усовершенствованию средств сообщения, условий производства и т. п. перенести с собою в деревню все, что ему нужно для удовлетворения его привычных культурных потребностей: музеи, театры, концертные залы, библиотеки, места собраний, образовательные учреждения и т. д. Останутся все удобства прежней городской жизни без ее теневых сторон. Население будет жить значительно здоровее и приятнее. Сельское население будет заниматься промышленным трудом и, наоборот, промышленное население — земледелием и садоводством — разнообразие в занятиях, которым ныне пользуются лишь немногие, да и то весьма часто лишь ценою чрезмерного труда и усилий.

Как в других областях, так и в этой буржуазный мир работает на руку такому развитию, перенося из года в год все большее число промышленных предприятий в сельские местности. К этому принуждают многих предпринимателей неблагоприятные условия жизни в большом городе, высокие квартирные цены, высокая зарплата. С другой стороны, крупные землевладельцы все более становятся промышленниками (сахарными фабрикантами, винокурами, пивоварами, цементными, глинянопосудными, кирпичными, деревообрабатывающими, бумажными и другими заводчиками). Уже и в настоящее время в предместьях больших городов живут десятки тысяч людей, которым их средства позволяют вести такой образ жизни.

Таким образом, благодаря децентрализации населения исчезнет также существующая в настоящее время противоположность между сельским и городским населением.

Крестьянин, этот современный илот, дотоле отрезанный от всех благ высшей культуры, станет свободным, сделавшись культурным человеком в полном смысле слова.[318]

Высказанное однажды князем Бисмарком желание, чтобы большие города были уничтожены, исполнится, но в совершенно ином смысле, чем он ожидал.[319]

1. Беззаботность существования

Каждый отдельный человек должен получить разностороннее развитие — такова должна быть цель человеческого общежития. Человек не должен поэтому оставаться прикованным к тому месту, куда забросила его случайность рождения. С людьми и миром следует знакомиться не только по книгам и газетам, необходимо также личное наблюдение и практическое изучение. Будущее общество должно поэтому предоставить всем эту возможность, которой и теперь уже пользуются многие, хотя в большинстве случаев лишь под давлением нужды. В человеческой природе глубоко коренится потребность в разнообразии всех жизненных отношений. Эта потребность вытекает из стремления к совершенствованию, присущего всякому органическому существу. Растение, находящееся в темном помещении, тянется, как бы одаренное сознанием, к свету, проникающему сквозь какую-либо щель. То же и с человеком. Стремление, свойственное человеку, должно получить разумное удовлетворение. Новое общество не только не будет препятствовать удовлетворению потребности в разнообразии, а, наоборот, лишь оно впервые даст возможность всем удовлетворить эту потребность. Это будет облегчаться высокоразвитой системой средств сообщения и необходимо будет вызываться международными сношениями. В будущем бесконечно большее число людей будет объезжать мир для самых разнообразных целей, чем до сих пор.

Общество нуждается далее в обильных запасах предметов потребления всех родов для удовлетворения всех потребностей. Соответственно этому общество регулирует свое рабочее время по надобности: оно его то удлиняет, то укорачивает согласно своим запросам и сообразно с временем года. В одно время года оно занимается преимущественно сельскохозяйственным производством, в другoe — промышленным производством и изделиями художественных ремесел. Соответственно потребности направляется и рабочая сила. Оперируя многочисленной рабочей силой и совершеннейшими в техническом отношении предприятиями, общество легко осуществит мероприятия, кажущиеся в настоящее время невозможными.

Подобно тому как общество возьмет на себя заботу о молодежи, оно будет простирать ее и на стариков, больных и инвалидов. Кто почему-либо сделается неспособным к труду, того возьмет под защиту все общество. Притом здесь дело будет идти не о благотворительности, а об исполнении долга, не о милостивой подачке, а о самом внимательном уходе и помощи, оказываемым тому, кто выполнял свои обязанности по отношению к обществу в годы своего здоровья и работоспособности. Закат жизни будет украшен всем, что общество может предоставить старику. Ведь всякий питает надежду в будущем пользоваться самому тем же вниманием, какое он оказывает старику. Тогда престарелых не будет мучить мысль, что другие ожидают их смерти, чтобы получить наследство. Исчезнет также страх, что на старости тебя выбросят, как выжатый лимон. Старики тогда не будут зависеть ни от милости и поддержки со стороны детей, ни от нищенских подачек общины.[331] Всякому прекрасно известно, в каком положении находятся большей частью родители, которые к старости зависят от поддержки со стороны детей. А каким развращающим образом влияет обыкновенно на детей и еще более на родственников надежда на наследство! Какие низменные страсти просыпаются и сколько преступлений совершается как раз из-за наследства: убийство, растрата, подлог, лжеприсяга, вымогательство.

Моральное и физическое состояние общества, характер труда, жилищ, питания и одежды, общественная жизнь- все будет способствовать возможно лучшему предохранению от несчастных случаев, заболевания и хилости. Естественная смерть, постепенное истощение жизненных сил все более и более станет общим правилом. Убеждение в том, что рай находится на земле и что со смертью кончается все существование, будет побуждать людей жить разумно. Наслаждается больше всего тот, кто наслаждается долго. Как раз духовенство, подготовляющее людей к «загробному» существованию, лучше всего умеет ценить долгую жизнь. Беззаботная жизнь позволяет духовенству достигать самого высокого в среднем возраста.

2. Переворот в области питания

Чтобы жить, нужно прежде всего есть и пить. Сторонники так называемого «естественного образа жизни» нередко спрашивают, почему социал-демократия относится равнодушно к вегетарианству. Всякий живет так, как он может. Вегетарианство, то есть учение об употреблении исключительно растительной пищи, привилось с самого начала в тех кругах, которые пользуются возможностью выбирать между растительной и животной пищей. У значительного большинства людей такой свободы выбора не существует, они принуждены жить по своим средствам, скудость которых заставляет их ограничиваться почти исключительно растительной пищей, и притом наименее питательной. Для нашего рабочего населения в Силезии, Саксонии, Тюрингии и т. д. картофель составляет основу питания, даже хлеб занимает второе место. Мясо, да и то лишь самого дурного качества, редко появляется на столе. Большинство нашего сельского населения, хотя и занимается скотоводством, тоже редко ест мясо; оно вынуждено продавать скот, чтобы на вырученные деньги удовлетворять другие потребности.

Для этих многочисленных людей, вынужденных жить по-вегетариански, хороший бифштекс, порядочная баранья котлета время от времени были бы существенным улучшением их питания.[332] Вегетарианцы правы, поскольку они восстают против переоценки питательности мяса; но они не правы, когда они большей частью из сентиментальных соображений борются против потребления мяса вообще, как вредной и «безнравственной» пищи, в частности, потому, что естественное чувство запрещает нам убивать животных и питаться «трупом». Между тем стремление к приятной и спокойной жизни принуждает нас вести войну против значительной части живых существ в лице всякого рода паразитов и уничтожать их, а для того чтобы не быть самим съеденными, мы должны умерщвлять и искоренять хищных животных. Что же касается домашних животных, то их беспрепятственное размножение увеличило бы в течение нескольких десятилетий число этих «добрых друзей человека» в таком огромном размере, что они «сожрали» бы нас, лишив нас пищи. Несправедливо также утверждение, будто растительная пища создает мягкость нравов. В кротком, питающемся растительной пищей индусе также проснулся «зверь», когда жестокость англичан привела его к возмущению.

О питательной ценности какого-нибудь пищевого вещества по отношению к белку можно судить не только по содержанию последнего. Нужно еще принимать во внимание, какая часть принятого в соответственном пищевом веществе белка остается непереваренной. С этой точки зрения, например, мясо, рис или картофель относятся соответственно к белку, как 2,5, 20 и 22, то есть из 100 граммов принятого в мясе белка 2,5 грамма снова появляются в кале, из ста же граммов белка, принятого в рисе и картофеле, в кале появляются 20 и 22 грамма.

Знаменитый русский физиолог Павлов и его школа показали, что при переваривании хлеба появляется гораздо больше фермента, чем при переваривании мяса. Павлов далее доказал, что выделяющиеся из желудочных желез пищеварительные соки состоят в количественном отношении из двух величин: часть желудочного сока выделяется при раздражении слизистой оболочки желудка соответствующим пищевым веществом, другая часть в виде «аппетитного сока» выделяется при раздражении органов чувств пищей. Количество «аппетитного сока» зависит, во-первых, от состояния нашей психики, от голода, печали, гнева, радости и т. д., а затем от природы соответствующего пищевого вещества. Однако значение «аппетитного сока» для пищеварения неодинаково при различных пищевых веществах. Некоторые пищевые средства, например хлеб, сваренный яичный белок или чистый крахмал, как непосредственно доказано опытом, вообще совершенно не перевариваются, если их переваривание не сопровождается выделением «аппетитного сока»: только при аппетите (или вместе с другими пищевыми веществами) вышеназванные вещества могут быть усвоены. Напротив, мясо, как доказал Павлов, переваривается частично и без «аппетитного сока», в то время как переваривание мяса и с «аппетитным соком» происходит несравненно быстрее (в пять раз). «Мы должны поэтому принимать во внимание обстоятельства, связанные с человеческой психикой. Здесь проложен мост между явлениями физиологии питания и социальными отношениями. Современные города, а особенно широкие массы рабочего класса, живут в таких социальных условиях, которые убивают всякий нормальный аппетит. Работа в душной фабрике, постоянная забота о насущном хлебе, недостаток духовного стимула и хорошего настроения, полное телесное истощение — все это является моментами, лишающими аппетита. В таком душевном состоянии мы не можем выделять «аппетитного сока», который необходим для приема и усвоения растительной пищи. В мясе, напротив, мы имеем такое питательное вещество, которое — если можно так выразиться — само заботится о своем переваривании: оно в значительной части не только переваривается без аппетита, но является к тому же еще и могучим возбудителем нашего аппетита. Оно облегчает усвоение принятых вместе с ним растительных пищевых веществ и этим самым обеспечивает нам наилучшее использование их. В этом, кажется нам, и лежит огромная выгода животного питания для современного человека».[333]

Зондереггер хватает быка за рога, когда он говорит: «Не существует никакой табели о рангах в вопросе о необходимости разных пищевых продуктов, а есть неизменный закон смешения их питательных элементов». Верно, что одной только мясной пищей нельзя жить, а одной растительной — можно, при условии соответственного выбора. Однако никто не станет довольствоваться определенной растительной пищей, как бы питательна она ни была. Так, бобы, горох, чечевица, вообще стручковые растения — наиболее питательные вещества. Но быть принужденным питаться исключительно ими — будь это возможно — было бы пыткой. Так, Карл Маркс отмечает в первом томе своего «Капитала», что чилийские владельцы рудников принуждают своих рабочих питаться из года в год бобами, ибо последние дают значительную силу и способность носить тяжести, как никакая другая пища. Рабочие отказываются от бобов, несмотря на их питательность, но их заставляют довольствоваться ими. Во всяком случае, счастье и благополучие людей не зависят от какого-либо определенного рода пищи, как это утверждают фанатики вегетарианства. Решающую роль играют климат, социальные отношения, привычки и вкусы.[334]

Правда, по мере развития культуры растительная пища все более вытесняет исключительно мясную пищу, какую мы находим у охотничьих и пастушеских народов. Богатое разнообразие культурных растений — показатель более высокой культуры. Далее, на одном и том же пространстве земли можно возделать гораздо более растительных пищевых веществ, чем получить мяса путем скотоводства. Все это дает растительной пище возрастающий перевес. Ввоз мяса, который производится у нас в настоящее время из далеких стран, в особенности из Южной Америки и Австралии^ в ближайшие несколько десятилетий будет ликвидирован. Но, с другой стороны, скотоводством занимаются не ради одного только мяса, но и ради шерсти, волос, щетины, кожи, молока, яиц и т. д. Многие отрасли промышленности и многие человеческие потребности зависят от развития скотоводства. Кроме того, многие отбросы в промышленности и домашнем хозяйстве едва ли можно где-либо использовать так хорошо, как в скотоводстве. В будущем морские глубины также в гораздо большей степени, чем до сих пор, откроют человечеству свои богатства по части животной пищи. Тогда вряд ли еще будет происходить то, что мы видим теперь, когда при богатом улове целые грузы рыбы идут на удобрение, потому что их сохранение невозможно при наличных способах перевозки и консервирования или потому что высокие транспортные расходы мешают их сбыту. Совершенно очевидно, что с уничтожением противоположности между городом и деревней, когда население перекочует из больших городов в деревни, когда работа в закрытых фабричных помещениях будет сочетаться с сельскохозяйственным трудом, мясное питание отступит на второй план в сравнении с растительным. Конечно, недостаток возбуждающих средств в растительной пище можно возместить соответствующими пряностями. Но чисто вегетарианский образ жизни не является в будущем обществе ни вероятностью, ни необходимостью.

3. Коммунистическая кухня

В деле питания наиболее важно не количество, а качество: многое немного поможет, если это многое дурного качества. Качество же значительно улучшается при хорошем приготовлении пищи. Приготовление пищи должно быть устроено на тех же научных основаниях, как и всякая другая деятельность человека, только тогда оно принесет наибольшую пользу. Но для этого необходимо знание и оборудование. Излишне доказывать, что наши женщины, на обязанности которых теперь главным образом лежит приготовление пищи, часто не обладают таким знанием и не могут им обладать. Техника больших кухонь уже теперь достигла такого совершенства, которого не знают даже лучшие семейные кухни.

Идеалом является кухня, отапливаемая и освещаемая электричеством. В ней не будет ни дыма, ни жары, ни испарений. Кухня напоминает скорее салон, чем рабочее помещение, в котором имеется всевозможное техническое и машинное оборудование, легко выполняющее самые неприятные и отнимающие много времени работы. Там имеются движимые электричеством машины для чистки картофеля и фруктов, аппараты для вылущивания зерна, для набивки колбасы, для прессования сала, рубки мяса, жарения его, размолки кофе и кореньев, разрезывания хлеба, рубки яиц, вытягивания и прессования пробок и тысячи других приборов и машин, при которых может работать относительно небольшое число лиц с умеренным напряжением сил, чтобы приготовить пищу для сотен обедающих. То же самое можно сказать о приборах для мытья и чистки посуды.

Частная кухня является для миллионов женщин учреждением, напрягающим до предела все их силы, отнимающим и растрачивающим их время; в ней женщины теряют здоровье и настроение; она, является предметом их постоянных забот, особенно тогда, когда средства, как у большинства семейств, ничтожны. Упразднение частной кухни будет освобождением для бесчисленного количества женщин. Частная кухня является таким же отсталым пережитком, как станок мелкого ремесленника; оба обозначают огромную бесхозяйственность, растрату времени, силы, топлива и освещения, пищевых продуктов и т. д.

Питательная ценность пищи повышается с ее удобоваримостью; последняя имеет решающее значение.[335] Таким образом, естественный способ питания для всех также возможен только в новом обществе. Катон восхваляет старый Рим за то, что вплоть до VI столетия от основания города (200 лет до Р. Хр.) хотя и были там знатоки врачебной науки, но лекарям нечего было делать. Римляне вели такую трезвую и простую жизнь, что они редко болели и смерть от старческой слабости была наиболее обычной формой смерти. Все это коренным образом изменилось лишь с той поры, как стали распространяться кутежи и праздность, вообще беспутная жизнь одних, нужда, чрезмерный труд других. Кутежи и беспутная жизнь не могут иметь места в будущем, как и нужда, нищета и лишения. Для всех имеется всего в изобилии.

«Кто мало ест, хорошо (то есть долго) живет», — сказал итальянец Корнаро в XVI столетии, как его цитирует Нимейер. В конце концов в будущем над изготовлением новых и улучшенных пищевых продуктов станет работать в небывалой до сих пор мере и химия. Ныне этой наукой крайне злоупотребляют в целях подделки и надувательства; но не подлежит сомнению, что химически изготовленный пищевой продукт, имеющий все свойства естественного продукта, будет столь же полезен, как последний. Способ добывания безразличен, раз только продукт во всем остальном отвечает всем требованиям.

4. Переворот в домашней жизни

Как кухня, так и весь строй домашней жизни подвергнутся коренному изменению, станут излишними бесчисленные работы, которые теперь приходится еще делать. Подобно тому как в будущем благодаря центральным заведениям для изготовления пищи станет совершенно излишней домашняя кухня, так и благодаря центральному отоплению, электрическому центральному освещению исчезнут все работы, связанные с отоплением печей, уборкой ламп и других служащих освещению аппаратов. Водопроводные трубы, дающие не только холодную, но и теплую воду, сделают общедоступными умывание и купание по желанию без всякой чужой помощи. Центральные прачечные и центральные сушильни возьмут на себя стирку и сушку белья; центральные же заведения возьмут на себя чистку платья и ковров. В Чикаго были выставлены ковроочистительные машины, исполнявшие свою работу в самое короткое время к изумлению и удивлению посещавших выставку дам. Электрическая дверь открывается слабым давлением пальца и автоматически запирается. Особые электрические приспособления доставляют письма и газеты во все этажи домов: электрические подъемные машины избавляют от подъема по лестницам. Внутренняя обстановка домов — полы, обои, мебель будут так устроены, чтобы все можно было чистить очень легко и не накоплялось пыли и бактерий. Пыль, сор и отбросы всякого рода будут удаляться из жилищ по мусоропроводам, подобно тому как это ныне делается с использованной водой. В Соединенных Штатах, а также в некоторых европейских городах, как, например, в Цюрихе, Берлине и его предместьях, Лондоне, Вене, Мюнхене, уже имеются такие, со всею роскошью устроенные дома, в которых живут многочисленные зажиточные семьи — ибо для других они слишком дороги — и пользуются значительной частью описанных удобств.[337]

Здесь перед нами лишнее свидетельство того, как буржуазное общество прокладывает пути также и для переворота домашнего образа жизни, но только для избранников. Если домашняя жизнь будет коренным образом преобразована, то исчезнет и прислуга, эта «рабыня всех капризов своей барыни», но исчезнет вместе с тем и барыня. «Без прислуги нет культуры», провозглашает господин фон Трейчке с комическим пафосом. Он не в состоянии представить себе общество без прислуги, так же как Аристотель не мог его представить себе без рабов. Удивительно, что господин фон Трейчке считает прислугу «носительницей нашей культуры». Трейчке, как и Евгению Рихтеру, причиняет также много забот чистка сапог и платья, которая-де никак не может быть сделана каждым для себя. Однако в девяти случаях из десяти каждый теперь исполняет эту работу сам для себя или жена для мужа, дочь или сын для семьи, и можно было бы ответить, что то, что до сих пор делали девять десятых людей, может также делать и последняя одна десятая часть. Но есть еще и другой выход. Почему бы в будущем обществе не привлечь к подобным работам молодежь без различия пола? Труд не бесчестие, даже если он состоит в чистке сапог. Это испытали некоторые благородные офицеры, которые бежали от долгов в Соединенные Штаты и там стали домашними слугами и чистильщиками сапог. Господин Евгений Рихтер в одной из своих брошюр даже низвергает «социалистического рейхсканцлера» из-за вопроса о чистке сапог, после чего распадается и будущее «социалистическое государство». «Социалистический рейхсканцлер», видите ли, отказывается чистить сам себе сапоги, и это его губит. Наши противники были в восторге от этой выдумки Рихтера и засвидетельствовали этим лишь скромность своих требований к критике социализма. Господину Евгению Рихтеру пришлось все же пережить огорчение не только оттого, что один из его собственных партийных товарищей в Нюрнберге вскоре после издания его брошюры изобрел машину для чистки сапог, но и оттого, что в 1893 году на Чикагской всемирной выставке была выставлена электрическая машина для чистки сапог, которая исполняла свое дело превосходнейшим образом. Так, главное возражение, которое Рихтер и Трейчке выставили против социалистического общества, было практически опрокинуто благодаря изобретению, сделанному даже еще в буржуазном обществе. Революционное преобразование, коренным образом изменяющее все условия жизни людей и в особенности положение женщин, уже совершается, таким образом, на наших глазах. Когда общество возьмется за это преобразование в самых широких размерах, еще более ускорит и обобщит этот процесс преобразования и тем самым привлечет всех без исключения к пользованию его бесчисленными благами — это только вопрос времени.

1. Страх перед перенаселением

Существуют люди, которые видят в вопросе о населении самый важный и жгучий из всех вопросов, так как грозит якобы «перенаселение» и оно даже фактически существует. Этот вопрос нужно рассмотреть специально с международной точки зрения, так как народное питание и народное распределение становятся все более делом международным. По вопросу о законе населения со времени Мальтуса спорили очень много. В своем знаменитом сочинении «Опыт закона о народонаселении», которое Карл Маркс называет «школьнически-поверхностным и поповски-декламаторским плагиатом из сочинений Джемса Стюарта, Тоунсэнда, Франклина, Уоллеса и т. д.», которое «не содержит ни одного самостоятельно продуманного положения», Мальтус высказывает взгляд, что человечество имеет тенденцию размножаться в геометрической прогрессии (1, 2, 4, 8, 16, 32 и т. д.), между тем как пища увеличивается лишь в арифметической прогрессии (1, 2, 3, 4, 5, и т. д.); отсюда необходимо следует, что между числом людей и запасом пищи быстро растет несоответствие, которое должно привести к массовой смерти; необходимо поэтому воздерживаться от деторождения. У кого нет достаточно средств для прокормления семьи, тот не должен вступать в брак, так как для его потомства нет места за «столом природы».

Страх перенаселения существует уже давно, он был еще, как показывает и предлагаемое сочинение, у греков и римлян и снова появился в конце средних веков. Он тяготел над Платоном и Аристотелем, над римлянами, над мелким горожанином средних веков, он тяготел и над Вольтером, который в первой четверти XVIII столетия написал по этому поводу статью. За ним последовали другие писатели, пока наконец Мальтус не выразил этих опасений наиболее определенно.

Страх перенаселения постоянно появляется в такие периоды, когда существующий социальный строй разлагается. Возникающее в это время всеобщее недовольство стараются приписать прежде всего излишку в людях и недостатку жизненных средств, а не тому, как они добываются и распределяются.

Всякая эксплуатация человека человеком опирается на классовое господство. Самым первым и самым удобным средством классового господства является захват земли, Из общего владения она переходит постепенно во владение частное. Масса становится неимущей и принуждена добывать свою часть пропитания на службе у имущих. При таких обстоятельствах каждое прибавление семьи или новый конкурент чувствуется, как тяжесть. Появляется призрак перенаселения, который распространяет ужас в той же мере, в какой владение землей все более монополизируется и в какой она теряет свою производительность потому ли, что недостаточно обрабатывается, потому ли, что лучшие ее части превращаются в пастбища для овец или служат, как охотничьи участки, для удовольствия своих господ и, таким образом, не обрабатываются более для получения продуктов человеческого питания. Рим и Италия всего более страдали от недостатка пищевых продуктов, когда земля находилась в руках приблизительно 3 тысяч владельцев латифундий. Отсюда крик ужаса: латифундии губят Рим. Земля Италии была превращена в огромные охотничьи парки и сады для увеселения своих благородных владельцев и часто оставалась совершенно необработанной, так как ее обработка рабами обходилась дороже, чем хлеб, привозимый из Африки и Сицилии; такое положение вещей благоприятствовало хлебному ростовщичеству, в котором прежде всего участвовали богачи Рима. Это было главной причиной того, что обработка собственных полей прекратилась. Землевладелец выигрывал больше на хлебном ростовщичестве, чем на производстве хлеба в собственной стране.

При подобных условиях римский гражданин или обедневший землевладелец предпочитали отказываться от брака и рождения детей, несмотря на все премии, которые устанавливали для вступивших в брак и производивших детей, чтобы воспрепятствовать уменьшению господствовавшего класса.

Подобное же явление наблюдается в конце средних веков после того, как в течение тысячелетий дворянство и духовенство хитростью и силою отняли у многочисленных крестьян их собственность и присвоили себе общинную землю. Когда вследствие всех вынесенных несправедливостей крестьяне восстали, но были усмирены и когда на высшей ступени хищничество дворянства развилось еще сильнее и практиковалось протестантскими князьями также и по отношению к церковным имениям, тогда число разбойников, нищих и бродяг возросло до небывалых размеров. Их число было наибольшим после Реформации. Экспроприированное сельское население устремилось в города, но здесь по ранее указанным причинам условия жизни становились все тяжелее, и, таким образом, повсюду наступило «перенаселение».

Выступление Мальтуса совпадает с тем периодом развития английской промышленности, когда вследствие новых изобретений Харгривса, Аркрайта и Уатта произошли огромные перевороты в механике и технике, которые главным образом проявились в бумагопрядильной и полотняной промышленности и лишили хлеба десятки тысяч рабочих, работавших в соответствующих отраслях домашней промышленности. Концентрация земельной собственности и развитие крупной промышленности приняли в это время в Англии огромные размеры. Наряду с быстро возраставшим богатством на одной стороне росла массовая нищета на другой. В подобное время господствующие классы, которые имели все основания рассматривать существующий мир как наилучший, должны были найти удобное и оправдывающее их объяснение для такого противоречивого явления, как обнищание масс при росте богатства и высшем расцвете промышленности. Не было ничего удобнее, как возложить вину за это на слишком быстрое размножение рабочих благодаря рождению детей, скрывая при этом, что излишек рабочих связан с капиталистическим процессом производства и сосредоточиванием земли в руках лендлорда. При таких обстоятельствах «ученически-поверхностный, поповско-декламаторский плагиат» Мальтуса явился обоснованием существующего зла, которое выражало тайные мысли и желания господствующего класса и оправдывало его перед всем миром. Этим объясняется как небывалое одобрение, так и резкое нападение, которое он встретил. Мальтус в нужный момент сказал для английской буржуазии нужное слово, а потому он, несмотря на то что его сочинение не содержало «ни одного самостоятельно-продуманного положения», сделался великим и знаменитым человеком и его имя стало нарицательным для всего учения.[344]

2. Образование перенаселения

Те обстоятельства, которые вызвали у Мальтуса его предостерегающий крик и его суровое учение — он обращался с ним к рабочему классу, присоединив, таким образом, ко вреду еще издевательство, — с каждым десятилетием все более усиливались. Это было не только на родине Мальтуса, Великобритании, но во всех странах мира с капиталистическим способом производства, следствием которого были хищническая система использования земли и порабощение масс машинами и фабриками. Эта система состоит, как указано, в отделении рабочего от орудий и средств производства и в переходе их в руки капиталиста. Эта система создает все новые отрасли промышленности, развивает и концентрирует их и в то же время выбрасывает на улицу все новые народные массы, делая их «излишними». Нередко она способствует, как в Древнем Риме, образованию латифундий со всеми их последствиями. Ирландия является классической страной в Европе, больше всего пострадавшей от английской грабительской системы. Уже в 1874 году Ирландия владела 12 378 244 акрами лугов и пастбищ и только 3 373 508 акрами пахотных полей, и с каждым годом рука об руку с уменьшением населения идет превращение пахотных полей в луга и пастбища для овечьих и оленьих стад и в охотничьи парки для лендлордов[345] (в 1908 году 14 805 046 акров лугов и пастбищ и 2 328 906 акров пахотной земли). Кроме того, ирландская пахотная земля находится на правах аренды в руках большого числа мелких и самых мелких арендаторов, которые не в состоянии использовать землю настоящим образом. Таким образом, Ирландия имеет вид страны, которая из земледельческой снова превращается в пастушескую. При этом население, которое в начале XIX столетия насчитывало свыше 8 миллионов жителей, упало в настоящее время до 4,3 миллиона, и, несмотря на это, несколько миллионов считаются «излишними». Восстания ирландцев против Англии объясняются, таким образом, очень просто. Шотландия в отношении условий землевладения и земледелия представляет картину, сходную с Ирландией.[346] Нечто подобное повторяется в последнее десятилетие в Венгрии, вступившей в период современного развития. Эта страна так богата плодородной почвой, как немногие другие страны в Европе, но над ней тяготеют долги, ее население обеднело и находится в руках ростовщиков. В отчаяньи оно эмигрирует в большом количестве. Земля сосредоточена в руках современных магнатов капитала, которые ведут самое отчаянное хищническое лесное и земледельческое хозяйство, так что Венгрия в недалеком будущем перестанет быть страной, вывозящей хлеб. То же самое мы видим и в Италии. В Италии, как и в Германии, политическое объединение способствовало капиталистическому развитию, но трудолюбивые крестьяне Пьемонта и Ломбардии, Тосканы, Романьи и Сицилии все более впадают в нищету и гибнут. Снова образовываются болота и пустыри там, где несколько десятилетий тому назад находились хорошо обработанные сады и поля мелких крестьян. Перед воротами Рима, в так называемой Кампанье, лежат невозделанными сотни тысяч гектаров, и это в местности, считавшейся одной из самых цветущих в древнем Риме. Болота покрывают землю и распространяют свои ядовитые миазмы; если бы применением соответствующих средств произвести основательное осушение болот и устроить целесообразное орошение, то население Рима получило бы богатый источник питания и наслаждения. Но Италия страдает манией величия, это разоряет население вследствие плохого управления, военного и морского вооружения и «колонизации». Таким образом, для разрешения культурных задач, как, например, превращения Кампаньи в плодородную область, у нее нет средств. В Южной Италии и Сицилии положение такое же, как и в Кампанье. Сицилия, являвшаяся когда-то житницей Рима, все более впадает в нищету; нет населения более эксплуатируемого, более нищенски живущего, более теснимого. Невзыскательные сыны прекраснейшей страны Европы наводняют половину Европы и Америки, сбивают заработную плату или эмигрируют массами навсегда, не желая умереть с голоду на родной земле, не являющейся их собственностью. Малярия, эта ужасная болезнь, приняла в Италии такие размеры, что испуганное правительство уже в 1882 году принуждено было произвести исследование, которое дало печальный результат: из 69 провинций страны 32 в высшей степени поражены этой болезнью, 32 уже затронуты ею и только 5 пока еще пощажены. Болезнь, которая прежде была известна только в деревне, проникла в города, так как сосредоточенный там пролетариат, увеличенный обнищавшим сельским населением, представляет собой заразные очаги болезни.

3. Бедность и плодовитость

С какой стороны мы ни рассматривали бы капиталистическую хозяйственную систему, мы увидим, что нужда и нищета масс являются не следствием недостатка средств существования, а следствием неравномерного распределения их и нелепой хозяйственной системы, которая для одного создает излишек, а другого лишает самого необходимого. Мальтузианские утверждения имеют смысл лишь с точки зрения капиталистического производства. С другой стороны, капиталистический способ производства побуждает к производству детей: ему нужны дешевые детские «руки» для его мастерских и фабрик. У пролетария производство детей является своего рода расчетом: они должны сами зарабатывать на свое содержание. Пролетарий в домашней промышленности даже вынужден иметь много детей, так как в этом гарантия его конкурентной способности. Это поистине отвратительная система: она усиливает обнищание рабочего и его зависимость от предпринимателя. Пролетарий принужден работать за все более нищенскую плату. Всякий закон по охране труда, всякий расход для той или другой социальной обязанности, которую предприниматель не должен выполнять по отношению к работающим на него кустарям на дому, побуждают капиталистов расширять круг этих последних; они приносят ему выгоды, какие он нелегко найдет при другой форме предприятия, если только использование труда кустарей возможно по характеру производственного процесса.

Капиталистическая система производства порождает не только перепроизводство товаров и рабочих, но также перепроизводство интеллигенции. Интеллигенция в конце концов точно так же все с большим трудом находит себе заработок; предложение постоянно превышает спрос. Только одно не излишне в этом капиталистическом мире: это капитал и его собственник — капиталист.

Если буржуазные экономисты — мальтузианцы, так как они ими не могут не быть исходя из своих буржуазных интересов, то пусть они не переносят свой буржуазный вздор на социалистическое общество. Джон Стюарт Милль говорит: «Коммунизм — именно такое положение вещей, при котором следует ожидать, что общественное мнение с величайшей интенсивностью выскажется против этого рода себялюбивой невоздержанности. Всякое увеличение народонаселения, которое уменьшило бы его приятное положение или увеличило бы его труд, должно будет иметь для каждого отдельного индивидуума в ассоциации непосредственные и несомненные неудобства, и в этих неудобствах нельзя было бы винить тогда корыстолюбие работодателя или несправедливые привилегии богатых. При столь изменившихся обстоятельствах общественное мнение не могло бы не высказать своего осуждения, и если бы этого было недостаточно, то та или другая общественно-вредная невоздержанность была бы устранена какими-нибудь наказаниями. Таким образом, коммунистическая теория ни в коем случае не заслуживает особенного упрека, вытекающего из опасности перенаселения. Скорее она выгадывает от того, что в ней в высокой степени заключается тенденция противостоять этому бедствию». А профессор А. Вагнер на стр. 376 «Учебника политической экономии» Pay говорит следующее: «Менее всего в социалистическом общежитии может быть предоставлена свобода брака или свобода деторождения». Названные экономисты исходят, таким образом, из взгляда, что стремление к перенаселению присуще общественным состояниям, и оба думают, что социализм будет иметь возможность более, чем какая-либо другая общественная форма, привести в равновесие отношение между населением и средствами существования. Второе правильно, первое нет.

Существовали, правда, отдельные социалисты, которые, будучи подкуплены мальтузианскими идеями, опасались, что «близится» опасность перенаселения. Но эти социалистические мальтузианцы исчезли. Более глубокое проникновение в теорию и сущность буржуазного общества излечило их от этого заблуждения. Точно так же поучителен для нас и плач наших аграриев о том, что мы производим с точки зрения мирового рынка слишком много продуктов питания, так что связанное с этим понижение цен сделало недоходным их производство.

Наши мальтузианцы воображают и хор буржуазных говорунов бессмысленно повторяет за ними, что социалистическое общество, в котором существует свободный выбор в любви и достойное человека существование для всех, превратится в какой-то «хлев для кроликов»; оно будто бы предастся самому невоздержанному половому наслаждению и массовому производству детей. Но произойдет как раз обратное. До сих пор наибольшее число детей в среднем имеют не лучше обеспеченные слои населения, а, напротив, наихудше обеспеченные. Можно даже без преувеличения сказать: чем беднее положение пролетариев, тем больше в среднем у них детей; разумеется встречаются исключения. Это подтверждает и Вирхов, который в середине прошлого столетия писал: «Как английский рабочий в своей глубочайшей опущенности, в своем крайнем духовном падении знает в конце концов только два наслаждения: выпивку и половое общение, так и верхнесилезское население до последних лет все свои желания, все свои стремления сосредоточивает на этих двух вещах. Водка и удовлетворение половой потребности приобрели над ним верховную власть, и этим легко объясняется, что население точно так же быстро возрастало в числе, как теряло в физической силе и моральной выдержке».

Подобным же образом высказывается в «Капитале» и Карл Маркс. Он пишет: «На деле не только число рождений и смертных случаев, но и абсолютная величина семейств стоит в обратном отношении к высоте заработной платы, то есть к массе жизненных средств, которыми располагают различные категории рабочих. Этот закон капиталистического общества казался бы бессмыслицей среди дикарей или даже цивилизованных колонистов. Он напоминает массовое производство индивидуально слабых и загнанных животных видов». Маркс цитирует далее Лэнга, который говорит: «Если бы все в мире находились в благоприятных условиях, то мир скоро бы обезлюдел». Лэнг придерживается, таким образом, противоположного взгляда, чем Мальтус, а именно: хорошее жизненное положение способствует не увеличению, но уменьшению рождений. То же говорит и Герберт Спенсер: «Всегда и всюду совершенствование и способность к произведению потомства противодействуют друг другу. Из этого следует, что дальнейшее развитие, которое предстоит человечеству, поведет, вероятно, к уменьшению его размножения». Таким образом, в этом пункте сходятся люди, в других отношениях стоящие на разных точках зрения. К их воззрениям в данном случае присоединяемся и мы.

4. Недостаток в людях и излишек питательных веществ

С вопросом о населении можно было бы быстро покончить, сказав, что в будущем, которое мы можем обозреть, опасения перенаселения вообще не имеют смысла, так как мы находимся среди такого избытка пищевых продуктов, который с каждым годом грозит возрасти так, что забота о том, куда мы денемся с этим богатством, гораздо уместнее, чем забота, хватит ли его. Для производителей жизненных средств более быстрый рост потребителей был бы даже самым желательным. Но наши мальтузианцы в выставлении своих доводов неутомимы, так что необходимо на них отвечать, чтобы избежать утверждения, будто на эти доводы нельзя ответить.

Они утверждают, что опасность перенаселения лежит в недалеком будущем и вытекает из закона «убывающего плодородия почвы». Наша культурная почва будто бы «устала производить», повышения урожаев нельзя более ожидать, и так как почвы, пригодной для обработки, становится все меньше, то опасность недостатка пищи при дальнейшем увеличении населения становится непосредственной. Правда, в главах этой книги о сельскохозяйственном использовании почвы мы, как нам кажется, неопровержимо доказали, какие огромные успехи может сделать еще человечество даже с точки зрения современной агрономии в деле добычи новых масс продуктов питания, но все же приведем несколько новых примеров. Один очень толковый, крупный землевладелец и признанный экономист, то есть человек, в обоих направлениях значительно превосходящий Мальтуса, уже в 1850 году, то есть в то время, когда агрономическая химия была еще в зачатке, сказал: «Производительность при изготовлении сырья, особенно питательных веществ, в будущем не будет отставать от обрабатывающей промышленности и транспорта… В наши дни агрономическая химия только начинает открывать сельскому хозяйству горизонты, которые, без сомнения, могут еще повести к ложным шагам, но которые в конце концов поставят создание питательных веществ точно так же в зависимость от сил общества, как ныне в его власти произвести любое количество сукна, раз имеются налицо необходимые запасы шерсти».[347]

Юстус фон Либих, творец агрономической химии, придерживается того взгляда, что «если человеческая работа и средства удобрения имеются в достаточном количестве, то почва неистощима и беспрерывно дает богатейшие урожаи». Закон убывающего плодородия почвы — мальтузианская выдумка, которая в свое время при очень неразвитом состоянии сельского хозяйства могла еще быть принята, но теперь давно опровергнута наукой и опытом. Скорее законом можно признать положение: плодородие почвы находится в прямой зависимости от вложенного в нее человеческого труда (в том числе науки и техники) и целесообразно использованных удобрений. Если мелкокрестьянской Франции удалось в течение последних 90 лет более чем учетверить плодородие своей почвы, в то время как население даже не удвоилось, то каких результатов можно ожидать от общества, ведущего социалистическое хозяйство? Наши мальтузианцы не замечают, далее, что при современных условиях надо принимать во внимание не только нашу почву, но почву всего мира, то есть в большинстве случаев почву стран, плодородие которых превышает плодородие нашей почвы в 20, 30 и более раз, Земля, правда, уж в достаточной мере захвачена людьми, но, за исключением небольшой части, она нигде не обрабатывается и не используется так, как это возможно. Не только Великобритания, 'но и Франция, Германия, Австрия и в еще большей степени остальные страны Европы могли бы производить несравненно больше пищевых продуктов, чем они производят ныне. В небольшом Вюртемберге с его 879 970 га пахотной земли одним только применением парового плуга среднее количество урожая можно было бы повысить с 6 миллионов 140 тысяч ц до 9 миллионов ц зерна.

Европейская Россия, если за масштаб принять население Германии, могла бы вместо 100 миллионов, которые она приблизительно насчитывает в настоящее время, прокормить 475 миллионов человек. В настоящее время Европейская Россия насчитывает около 19,4 жителей на квадратный километр, а Саксония — свыше 300.

Возражение, что в России есть обширные пространства земли, где плодородие не может быть повышено вследствие климата, справедливо, но зато в других местах, особенно на юге, климат и плодородие почвы в России таковы, каких и отдаленно не знает Германия. Далее, с увеличением плотности населения и с возрастанием культуры почвы произойдут такие изменения в климате, которые в настоящее время невозможно измерить. Всюду, где в большом количестве сосредоточиваются люди, происходят и климатические изменения. Этим явлениям мы придаем слишком мало значения и не можем их измерить во всем их объеме, так как при современном порядке вещей у нас нет ни побуждения, ни возможности поставить опыты в широких размерах. Так, слабо населенные Швеция и Норвегия с их обширными лесами и с их, можно сказать, неисчерпаемыми залежами металлов, обилием рек и морского побережья могли бы служить богатым источником питания для густого населения. При нынешних условиях нет средств, чтобы дать проявиться богатству этих стран, и из этих слабо населенных стран часть населения даже выселяется.

То, что можно сказать о севере, приобретает несравненно большее значение для юга Европы: для Португалии, Испании, Италии, Греции, Румынии, Венгрии, Турции и т. д. Превосходный климат, почва тучная и плодоносная, какая едва ли где имеется в лучших местностях Соединенных Штатов, дадут для бесчисленных масс населения богатейшую пищу. Прогнивший политический и социальный строй этих стран ведет к тому, что сотни тысяч переселяются из Европы за океан, вместо того чтобы оставаться на родине или переселиться в эти более близкие и удобные страны. Как только здесь возникнут разумные социальные и политические учреждения, так понадобятся миллионы людей, чтобы эти обширные, плодородные страны поднять на более высокую ступень культуры.

Чтобы достигнуть более высоких культурных целей, мы будем чувствовать в Европе в течение продолжительного времени не избыток людей, а скорее недостаток в них, и при таких обстоятельствах было бы абсурдом предаваться страху по поводу перенаселения.[348] При этом нужно иметь в виду, что использование существующих источников питания благодаря применению науки и труда не знает никаких пределов и каждый день приносит нам новые открытия и изобретения, которые увеличивают источники получения пищи.

Если мы из Европы перейдем в другие части света, то там мы встретим еще в большей степени недостаток в людях и избыток в земле. Самые тучные и плодородные страны Земли еще совершенно или почти совершенно не используются, так как их расчистка и эксплуатация не может быть предпринята несколькими тысячами людей, а требует заселения многими миллионами, чтобы до некоторой степени подчинить эту слишком обильную природу. К ним относятся, между прочим, Центральная и Южная Америка — пространство в сотни тысяч квадратных миль. Аргентина культивировала, например, в 1892 году только около 5 миллионов га, между тем в этой стране имеется 96 миллионов га плодородной почвы. Удобная для пшеницы почва Южной Америки, лежащая еще без употребления, исчисляется по меньшей мере в 200 миллионов га, между тем Соединенные Штаты, Австро-Венгрия, Великобритания и Ирландия, Германия и Франция, взятые вместе, обрабатывают для зернового хлеба только около 105 миллионов га. Карей четыре десятилетия тому назад утверждал, что одна только долина Ориноко, простирающаяся на 360 миль, могла бы дать пищевых продуктов в таком количестве, что ими можно было бы прокормить все человечество. Примем только половину, и то будет более чем достаточно. Во всяком случае одна только Южная Америка могла бы прокормить в несколько раз большее число людей, чем живет в настоящее время на Земле. Питательная ценность пространства, насажденного банановыми деревьями, и питательная ценность одинакового пространства, засеянного пшеницей, относятся друг к другу как 133: 1. В то время как наша пшеница на благоприятной почве дает от сам-12 до сам-20, рис в своем отечестве дает от сам-80 до сам-100, а маис — от сам-250 до сам-300, и о некоторых местностях, как, например, о Филиппинах, утверждают, что там урожай риса достигает до сам-400.

При всех этих пищевых средствах речь идет о том, чтобы приготовлением сделать их возможно более питательными. В вопросах питания перед химией необъятное поле деятельности.

Центральная Южная Америка, особенно Бразилия, которая одна по величине почти равна Европе (Бразилия занимает площадь в 8 миллионов 524 тысячи квадратных километров с населением около 22 миллионов человек, а Европа — 9 897 010 квадратных километров с населением около 430 миллионов), поражает всех путешественников своею тучностью и плодородием; кроме того, эти страны неистощимо богаты рудою и металлами. Но для мира они почти еще не раскрыты, так как их население отличается вялостью и слишком незначительно и некультурно, чтобы сделаться господином могучей природы. Как выглядит дело в Африке, показали нам открытия последних десятилетий. Если даже большая часть внутренней Африки никогда не будет удобна для европейского земледелия, то другие территории огромных размеров, несомненно, будут в высшей степени удобны, как только будут применены разумные принципы колонизации. С другой стороны, и в Азии существуют еще обширные плодородные страны, которые могут прокормить бесчисленные миллионы. Прошлое показывает нам, как в ныне бесплодных, почти пустынных местностях мягкий климат выманивал из почвы богатейшие средства питания, если человек умел давать земле благодатную воду. С уничтожением грандиозных водопроводов и оросительных сооружений в Ближней Азии, в землях Тигра и Евфрата и т. д. тысячи квадратных миль были превращены в песчаные пустыни опустошительными завоевательными войнами и безумным угнетением населения.[349] То, что сказано об Азии, можно сказать и о Северной Африке, Мексике и Перу. Как только появятся здесь миллионы цивилизованных людей, так откроются неистощимые источники питания. Финиковые пальмы растут в Азии и в Африке в баснословном количестве, и для них требуется так мало места, что 200 финиковых деревьев умещается на моргене земли. Дурра приносит в Египте урожай сам-3 тысячи, и все же страна бедна. Не вследствие избытка людей, но вследствие хищнической системы с каждым десятилетием пустыня распространяется все далее. Какие грандиозные результаты принесла бы в этих странах средняя европейская обработка полей и садов, это не поддается никакому вычислению.

Соединенные Штаты Северной Америки, принимая во внимание современное состояние земледельческого производства, легко могли бы прокормить население, превышающее современное (85 миллионов) в 15, даже 20 раз, то есть от 1250–1700 миллионов; Канада могла бы при тех же условиях прокормить вместо 6 миллионов многие сотни миллионов. Далее мы имеем Австралию, многочисленные, большею частью плодородные острова Великого и Индийского океанов и т. д. Увеличивать число людей, а не уменьшать — таков клич, обращенный к человечеству во имя культуры.

Повсюду недостаток и нищета вызываются социальными учреждениями, существующим способом производства и распределения продуктов, а не чрезмерным числом людей. Несколько богатых урожаев, следующих один за другим, так понижают цены на продукты питания, что от этого гибнет значительная часть наших земледельцев. Вместо того чтобы улучшить положение производителей, они его ухудшают. Значительная часть сельских хозяев видит в настоящее время в хорошем урожае несчастье, так как он понижает цены на сельскохозяйственные продукты. Неужели это разумный порядок вещей? Вводятся высокие хлебные пошлины, чтобы затруднить ввоз иностранного хлеба и повысить цены на собственный хлеб. У нас не недостаток, а избыток продуктов питания, как избыток и промышленных продуктов. Как миллионы людей, нуждаясь в промышленных товарах всякого рода, не могут получить их при существующих отношениях собственности и заработка, так миллионы людей ощущают недостаток в самых необходимых продуктах питания, ибо они не могут заплатить за них, хотя продуктов питания имеется в избытке. Нелепость подобного порядка очевидна. При богатом урожае наши хлебные спекулянты намеренно дают гибнуть хлебу, зная, что цена при недостатке хлеба прогрессивно повышается, и при таких условиях мы должны бояться перенаселения. В России, южной Европе и многих других странах света ежегодно портятся сотни тысяч зернового хлеба вследствие отсутствия удобных помещений для хранения и средств перевозки. Многие миллионы центнеров продуктов питания ежегодно пропадают, так как жатвенные приспособления несовершенны или в решительный момент не хватает рук для уборки. Амбары, гумна, наполненные хлебом, и целые имения сжигаются, так как страховая премия превышает прибыль; продукты питания уничтожают по тем же мотивам, по которым топят корабли вместе с людьми.[350] Во время наших военных маневров ежегодно портятся значительные посевы — издержки маневров, продолжающихся лишь несколько дней, доходят до сотен тысяч, а оценка, как известно, производится очень умеренно — таких маневров бывает ежегодно очень много. С тою же целью уничтожались целые деревни и опустошались обширные земельные площади.

Не надо забывать, что ко всем упомянутым источникам питания присоединяется море, водная поверхность которого относится к земной поверхности, как 18: 7, то есть в два с половиной раза больше последней. Рациональное использование этого огромного пищевого богатства еще не началось. Таким образом, для будущего нам открывается совсем иная картина, чем тот жалкий рисунок, какой подносят нам наши мальтузианцы. Кто вообще может сказать, где следует провести границу для наших химических, физических, физиологических знаний? Кто осмелится предсказать, какие колоссальные предприятия создаст человечество в будущем столетии, чтобы добиться существенных изменений климатических условий стран и пользования их почвою?

Уже теперь, при капиталистической системе мы видим, как осуществляются мероприятия, которые столетие тому назад считались невозможными и безумными. Широкие перешейки прокапываются, и моря соединяются. Туннели в несколько миль длиною просверливают земные недра и соединяют страны, отделенные высочайшими горами; другие прорываются под морским дном, чтобы сократить расстояние, чтобы устранить затруднения и опасности, существующие для стран, отделенных морем. Где же та точка, про которую кто-нибудь мог бы сказать: «До сих пор, не дальше». Не только на основании наших современных знаний следует отвергать «закон убывающего плодородия почвы», но можно утверждать, что, кроме того, существует в избытке удобная для обработки почва, которая ждет тысячи миллионов земледельцев.

Если бы нужно было одновременно приняться за решения всех этих культурных задач, то у нас было бы не слишком много, а слишком мало людей. Человечество должно еще сильно размножиться, чтобы быть в состоянии выполнить все предстоящие ему задачи. Обрабатываемая земля еще не только не использована так, как могла бы быть использована, но почти для обработки 2/4 земной поверхности не хватает людей. Относительное перенаселение, которое ныне постоянно порождается капиталистической системой ко вреду рабочего и общества, на высшей культурной ступени окажется благодеянием. Возможно более многочисленное население является не препятствием, а средством культурного прогресса совершенно так же, как существующее перепроизводство товаров и продуктов питания, разрушение брака применением женского и детского труда в современной промышленности и эксплуатация средних слоев крупным капиталом являются предварительными условиями для более высокой культурной ступени.

5. Социальные отношения и способность размножения

Другая сторона вопроса гласит: размножаются ли люди в любом числе и есть ли у них к этому потребность?

Чтобы доказать огромную способность к размножению людей, мальтузианцы любят ссылаться на исключительные случаи отдельных семей и народностей. Но этим ничего не доказано. Наряду с этими случаями имеются много других, когда, несмотря на благоприятные жизненные условия, через короткое время наступало полное бесплодие или лишь очень незначительное размножение. Поразительно, как быстро вымирают часто зажиточные семьи. Хотя в Соединенных Штатах условия для размножения населения благоприятнее, чем в какой-либо другой стране, и туда ежегодно переселяются сотни тысяч в самом крепком возрасте жизни, тем не менее их население удваивается лишь в 30 лет. Об утверждаемом удвоении населения в большом масштабе за период в 12–20 лет не существует никаких доказательств.

Как было уже сказано цитатами из Вирхова и Маркса, население размножается всего скорее там, где оно всего беднее, потому что, как справедливо указывает Вирхов, наряду с выпивкой удовлетворение половой потребности является для него единственным удовольствием. Когда Григорий VII принудил духовенство к безбрачию, то лица низшего духовенства Майнцской епархии, как уже было сказано, жаловались, что у них нет, как у прелатов, всевозможных наслаждений; их единственная радость — жена. Отсутствие многосторонней деятельности также является причиной того, что браки сельского духовенства в среднем так многодетны. Неоспоримо, далее, что в наших беднейших округах Германии, в Силезских горах, Ляузице, Тюрингии, Гарце и т… д. население особенно густо, а питается оно главным образом картофелем. Установлено, далее, что у чахоточных половая потребность развита особенно сильно и они часто производят детей в стадии упадка сил, когда это казалось бы совершенно невозможным.

Закон природы, выраженный в вышеприведенных замечаниях Герберта Спенсера и Лэнга, состоит в замещении количеством того, что теряется в качестве. Высокоразвитые и наиболее сильные животные — лев, слон, верблюд и т. д., - наши домашние животные — лошадь, осел, корова — приносят очень мало потомства, между тем как животные низшей организации размножаются в обратном отношении, например все виды насекомых, большинство рыб и т. д., мелкие млекопитающие, как зайцы, крысы, мыши и т. д. С другой стороны, Дарвин установил, что некоторые животные, переходя из дикого состояния в домашнее и будучи приручены, теряют свою плодовитость, как, например, слон. Этим доказано, что изменение жизненных условий и вытекающее отсюда изменение образа жизни являются решающим для более или менее большой способности размножения.

Но как раз дарвинисты разделяют страх перенаселения, и на их авторитет ссылаются наши современные мальтузианцы. Нашим дарвинистам всегда не везет, когда они прилагают свои теории к людям, так как при этом они держатся грубой эмпирической точки зрения и не принимают во внимание, что хотя человек и высшее организованное животное, но в противоположность другим животным познает законы природы и может сознательно пользоваться ими и направлять их.

Теория борьбы за существование, учение о том, что зародышей новых жизней имеется гораздо больше, чем может быть сохранено на основании имеющихся средств существования, относились бы и к людям, если бы они, вместо того чтобы напрягать свой мозг и использовать технику для целесообразной эксплуатации воздуха, земли и воды, паслись бы, как стада, или, подобно обезьянам, безудержно предавались удовлетворению своей половой потребности, то есть сами превратились бы в обезьян. Кстати, в том факте, что, кроме людей, только еще у обезьян половое стремление не ограничено определенным временем, является убедительным доказательством родства между обоими. Но, хотя они находятся и в близком родстве, они не одно и то же; их нельзя поставить на одну ступень и измерять одинаковой мерой. Что при современных имущественных производственных отношениях борьба за существование имеет свое место для отдельных людей и многие не находят необходимых условий для жизни, — это верно. Но они не находят средств к существованию не потому, чтобы их не хватало, а потому, что среди величайшего избытка их социальные отношения не допускают воспользоваться ими. И неверно делать отсюда вывод, что если так было до сих пор, то этого нельзя изменить и что так должно оставаться вечно. Здесь тот пункт, где дарвинисты вступают на ложный путь; они внимательно изучают естественную историю и антропологию, но не изучают социологии, а без дум покорно следуют за нашими буржуазными идеологами; таким образом они приходят к ложным выводам.

Половая потребность у человека является одной из его самых сильных потребностей, требующей своего удовлетворения под угрозою нарушения здоровья. Обыкновенно эта потребность тем сильнее, чем здоровее и нормальнее развит человек, точно так же, как хороший аппетит и хорошее пищеварение указывают на здоровый желудок и являются основными условиями для здорового тела. Но удовлетворение половой потребности и зачатие не одно и тоже. О плодовитости человеческого рода выставлены самые различные теории. В общем, в этих чрезвычайно важных вопросах мы бродим еще в темноте и притом главным образом потому, что многие столетия существовал бессмысленный страх заниматься законами возникновения и развития человека и основательно изучать законы зачатия и развития. Мало-помалу это изменяется и должно еще больше измениться.

С одной стороны, выставляются теории, что высшее духовное развитие и усиленные умственные занятия, вообще высшая нервная деятельность действуют угнетающим образом на половую потребность и ослабляют способность зачатия, с другой стороны, это оспаривается. Указывают на тот факт, что классы, находящиеся в лучших условиях, имеют в среднем меньше детей и что это нельзя приписать только предупредительным средствам. Несомненно, напряженная умственная деятельность действует угнетающим образом на половую потребность, но нельзя согласиться с тем, что этой деятельностью занимается большинство нашего имущего класса. С другой стороны, чрезмерное физическое напряжение действует„также угнетающим образом. Всякое чрезмерное напряжение вредно, и его поэтому нужно избегать.

Другие утверждают, что образ жизни, в особенности пища, наряду с известным физическим состоянием женщины определяют способность зачатия и восприятия. Соответствующая пища, как это видно на животных, более, чем что-либо другое, влияет на акт зачатия. Здесь нужно искать решения. Какое влияние оказывает питание на организм известных животных, поразительным образом констатировано у пчел, которые приношением особой пищи по произволу выводят царицу. Пчелы, таким образом, в познании своего полового развития стоят выше, чем люди. Надо полагать, что им в течение двух тысячелетий не проповедовали, что «неприлично» и «безнравственно» заниматься половыми вопросами.

Известно, далее, что растения, посаженные в хорошую и сильно удобренную почву, роскошно разрастаются, но не дают семян. Что и у человека род пищи влияет на состав мужского семени и на способность к оплодотворению женского яйца, — в этом вряд ли можно сомневаться, и, таким образом, следует думать, что способность к размножению населения в высокой степени зависит от рода питания. Другие факторы, природа которых еще мало изучена, точно так же должны играть роль.

В вопросе о населении в будущем обществе решающее значение приобретет более высокое, более свободное положение, которое тогда займут все наши женщины без исключения. У интеллигентных и энергичных женщин — об исключениях не говорим — нет склонности давать жизнь большому числу детей по «божьей воле» и проводить лучшие годы жизни в состоянии беременности или с ребенком на груди. Это нежелание иметь много детей, которое уже и в настоящее время заметно у большинства женщин, должно в будущем, несмотря на все заботы, которые проявит социалистическое общество по отношению к беременным и матерям, скорее усилиться, чем ослабнуть, и, по нашему мнению, очень вероятно, что в социалистическом обществе размножение населения будет совершаться медленнее, чем в буржуазном.

Наши мальтузианцы, право, не имеют никаких оснований ломать себе головы по поводу увеличения человечества в будущем. До сих пор народы гибли вследствие уменьшения своей численности, но никогда от своей чрезмерной численности. В конце концов регулирование народонаселения в обществе, живущем согласно природе, совершается без вредного воздержания и без противоестественного употребления предупредительных средств. Карл Маркс и здесь окажется прав для будущего; его воззрение, что у каждого экономического периода развития имеется свой особый закон народонаселения, оправдывается при господстве социализма.

В сочинении «Искусственное ограничение числа детей» Ганс Ферди придерживается такого взгляда: «Социал-демократия, выступая против мальтузианства, оказывается большой шельмой. Быстрое увеличение населения благоприятствует массовой пролетаризации, и это вызывает недовольство. Если удастся справиться с перенаселением, то придет конец распространению социал-демократии, и ее социал-демократическое государство со всем своим великолепием навеки будет похоронено. Здесь, таким образом, ко многим старым присоединяется новое средство убить социал-демократию — мальтузианство».[351]

Между теми, которые страдают страхом перенаселения, а потому требуют ограничения браков и свободы передвижения, особенно для рабочих, находится и профессор доктор Адольф Вагнер. Он жалуется, что рабочие слишком рано вступают в брак по сравнению с средними классами. Он, как и другие, высказывающие подобный взгляд, проглядел, что мужчины средних классов лишь в более позднем возрасте достигают такого положения в жизни, которое дает им возможность вступить в брак, приличный их положению. Но за это воздержание они вознаграждают себя проституцией. Затруднить вступление в брак рабочим — значит толкнуть их на тот же путь. Но тогда уже не придется жаловаться на последствия и кричать «о падении нравов и нравственности». Не придется и возмущаться, если мужчины и женщины, ибо последние имеют те же потребности, что и мужчины, будут жить в незаконном сожительстве, чтобы удовлетворить свои естественные потребности, и, «как семенами», заселять незаконными детьми город и деревню. Впрочем взгляды Вагнера и его товарищей противоречат также интересам буржуазии и нашему экономическому развитию, ибо буржуазия нуждается в возможно большем количестве рабочих рук, чтобы располагать рабочей силой, делающей ее конкурентоспособной на мировом рынке. Куцыми, близорукими предложениями, происходящими из филистерства и отсталости, не лечат болезней века. В начале XX века нет ни одного класса, ни одной государственной власти, достаточно сильной, чтобы задержать или затормозить естественное развитие общества. Всякая такая попытка кончается неудачей. Поток развития так силен, что он разрушает всякое препятствие. Не назад, а вперед, гласит лозунг, и только обманутый может верить в возможность задержки.

В социалистическом обществе человечество впервые, будучи действительно свободным и стоя на своей естественной основе, будет сознательно направлять свое развитие. Во все предыдущие эпохи в отношении производства и распределения точно так же, как и в вопросе увеличения населения, оно действовало, не зная законов развития, то есть бессознательно; в новом обществе оно будет действовать планомерно и сознательно, зная законы своего собственного развития.

Социализм — это наука, примененная ко всем областям человеческой деятельности.