Женщина не моих снов

– Да, Брайан, – сказал мне Джо, улыбаясь. – Неудивительно, что ты заработал себе такую репутацию. У тебя на лице написано, что ты любишь делать проблемы и себе, и другим.

– Этого у меня не отнимешь.

Возни с документами на этот раз нам удалось избежать. Мы купили два стакана чёрного кофе, который по вкусу отдалённо напоминал песок.

До самолёта оставалось чуть меньше двух часов. Джо углубился в свою книгу. Я тоже начал читать, но меня клонило в сон, и я подумал про маленькие хитрости, которые обычно помогают проснуться. Принять неудобное положение, пройтись, подумать, наконец. Я прогулялся до автомата, купил пачку сигарет. По дороге обратно купил два пирожных и бутылку сока. Джо с радостью принял угощение.

– С ума сойти! Свежие, – прокомментировал он. – Спасибо большое. Крепись, ещё немного. Тебе надо было взять учебник по фарси. Целых два часа для того, чтобы заняться изучением языка!

– С таким же успехом ты мог бы спеть мне колыбельную на этом чудесном языке, – ответил я и посмотрел на свою сумку – мне показалось, что я услышал звонок своего телефона. – Ну, и кто же мне звонит в такой час?

Голос Лизы был очень уж бодрым для ночи.

– Ты ещё не улетел, малыш? – спросила она. – Как здорово! Я хотела тебя услышать.

– Почему ты не спишь?

– Не поверишь – но у меня бессонница. Странно, да?

– А Иган ещё не научился это лечить?

Она замолчала.

– Иган помог мне собрать вещи. Я хотела сказать тебе, что уезжаю на несколько дней.

– Уезжаешь на несколько дней? Куда?

– Я взяла отпуск. Я решила, что мне надо немного отдохнуть. От всего. И от этого города, в частности. Он такой шумный и суматошный.

– Когда ты вернёшься?

Лиза вздохнула и снова замолчала – теперь пауза была длиннее.

– Я не знаю, Брийян. Я ещё не решила. Просто я немного устала – только и всего.

Надеюсь, ты меня поймёшь.

Мне иногда казалось, что я выдумываю её образ, дополняю его далёкими от жизни, воображаемыми подробностями. Только вот имеет ли смысл домысливать то, что я никогда не смогу постичь? Стоит ли приукрашивать существующее чем-то далёким от реальности? Вот и сейчас я думал о том, что слышу что-то, чего слышать не следует.

– Не молчи, малыш, а то я буду чувствовать себя виноватой. Мне давно надо было это сделать.

– Но зачем… зачем ты уезжаешь? Ты можешь мне объяснить?

– Вряд ли. Просто мне нужно вздохнуть. Вот и всё. И тебе. Может, ты всё же скажешь то, что должен сказать. Если, конечно, не будет поздно.

И я уже хотел спросить, что именно мне следует сказать – но не спросил.

Спрашивать не было смысла – я знал ответ. Но мне было страшно при мысли о том, что всё же придётся продолжить разговор, потому что я не знал, что ответить. Все мои чувства спутались в плотный клубок, каждый раз лишавший меня дара речи при общении с ней.

– Я надеюсь, что ты скоро вернёшься, – сказал я. – Нам надо о многом поговорить.

Я хочу многое тебе сказать. Ты ведь скоро вернёшься, да?

– Я не знаю, малыш. Я не знаю, вернусь ли я вообще. Есть мысли, с которыми я хочу остаться наедине.

Я положил телефон в карман и присел у стены. Мне хотелось пить, а сердце моё билось так, будто намеревалось выпрыгнуть из груди. Наверное, вот таким бывает флешбек у наркоманов, подумал я. Хотя… почему наверное? Она и есть наркотик, самый страшный, какой только можно придумать. И даже если я попытаюсь вырвать это из себя, то всё равно не получу обратно свою прежнюю жизнь. Если она у меня когда-то была. Своя жизнь. А не та, в которой меня держат только воспоминания и мысли о ней.

Я отлично понимал, что мне следует подняться и отправиться к Джо – только ноги мои явно были другого мнения. Моим единственным желанием было плюнуть на всё, снова сесть за руль и вернуться в город. "Мне надо уехать". Что за ерунда?

Уехать от кого? От себя? От меня, может?

– Брайан, всё в порядке?

Голос Джо вернул меня к реальности – я даже вздрогнул от неожиданности.

– Всё отлично. – Я попытался улыбнуться – вероятно, это у меня не получилось, потому что в глазах Джо мелькнула недоверчивость. – Телефонный разговор меня утомил. Пойдём. Я умираю от жажды.

Далёкий женский голос объявил посадку на рейс Нью-Йорк – Тель Авив, и мы с Джо заторопились.

– У тебя точно всё в порядке? – спросил он ещё раз, придержав меня под локоть.

– До того момента, как я начинаю думать о том, что скоро оторвусь от земли.

В Тель Авиве нас закружили дела. Всё началось с того, что работники службы безопасности тщательно проверили наш багаж. Потом настала очередь нас самих, потом – документов. А после настало время встречи с друзьями.

Друзей оказалось много. Большинство из них уже довольно долгое время провели на месте, и кондиционированный воздух зала уже не спасал непривычных к израильскому климату людей от полуденной жары.

Особенно неожиданной для меня была встреча с моим сокурсником и, наверное, одним из лучших университетских друзей. Мы обнялись, после чего Кайл критически меня оглядел.

– А ты ни капли не изменился, сукин сын, – сказал он мне доброжелательно. – Всё такой же самовлюблённый вид. Кто бы мог подумать. И, разумеется, холостяк. Да, ничего нового. Ах, эти американцы…

В речи Кайла легко можно было услышать израильский акцент. Да и поведение его было в высшей степени израильским – оживлённые жесты и любопытствующий взгляд.

– Как ты? – спросил его я.

– О, великолепно, просто великолепно! Нелёгкий журналистский хлеб… но я не жалуюсь, ибо я выбирал это сам. Недавно ездил в Эмираты, – продолжил он с самодовольной улыбкой. – Там отличные курорты!

– Знакомься, это Джозеф, мой коллега. Это Кайл. Он стоически терпел меня на протяжение всех университетских лет.

– Ещё чуть-чуть – и моё терпение бы лопнуло! – заявил Кайл, после чего пожал Джо руку. – Очень приятно. Пейте много воды! На улице очень жарко. Даже для нас. Мы скоро выезжаем.

Иерусалим встретил нас немного настороженным величием. Этот город, как казалось, никогда не менялся. И именно поэтому производил впечатление чего-то грозного и нерушимого. Священный восторг при виде белых стен сменялся молчаливым восхищением. Даже автомобильные пробки, бесконечные ряды магазинов в узких улочках и люди, спешившие по делам, не ослабляли этих ощущений. Город дремал, утомлённый послеобеденной жарой, и небо было мутным – шарав, как называют это явление природы жители Иерусалима. Невыносимые часы, когда никому не хочется покидать прохладных помещений и вдыхать сухую пыль улицы, окунаясь в духоту сероватого воздуха.

Долгий путь до отеля совершенно измучил нас. Пресс-конференция должна была начаться завтра в полдень, что не могло не радовать – мы получили возможность насладиться видом вечерней столицы.

Мы с Джо получили два соседних номера. Это были чересчур шикарные для делового отеля комнаты с истинно иерусалимским размахом, который, как ни странно, не напоминал европейский даже отдалённо.

– Только не говори, что мы не пойдём гулять по старому городу, – сказал мне Джо.

– Ночью там такая красота!

– Я могу гулять бесконечно, – ответил я. – Только после того, как приму душ и посплю пару часиков.

– Знаю я твои пару часиков. Только не проспи ужин, хорошо? Говорят, там будут важные гости.

Приняв душ, я завернулся в махровый халат, подошёл к окну и, с наслаждением закурив первую сигарету за четыре часа, стал изучать городской пейзаж. Панорама впечатляла – можно было увидеть значительную часть города, строгого и в то же время невероятно контрастного. Я наблюдал за людьми, которые суетились внизу и за машинами, плетущимися по узкой улочке. Самая что ни на есть будничная картина завораживала и притягивала взгляд.

Я подумал о том, что следует проверить исправность фотоаппарата, а заодно и проверить, заряжены ли батарейки, но ночь, проведённая в пути и полная волнений, давала о себе знать. Я вытянулся на белоснежных простынях, у которых был совершенно неземной запах, и через пару минут уже крепко спал.

Думаю, не стоит и говорить о том, что Джо оказался прав – пары часов сна мне не хватило. Я проснула и обнаружил, что за окном стемнело, а дневную жару сменила вечерняя свежесть. Часы показывали начало седьмого, и это означало только одно – я проспал не два, а целых четыре часа.

Я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. В номере царила сладкая и безмятежная тишина, ласкающая слух – кроме доносившихся с улицы приглушённых голосов, ничего её не нарушало. Вот он, Рай, тут же решил я и, завернувшись в одеяло, снова прикрыл глаза. И подумал о том, что был бы совсем не против подремать ещё минут тридцать.

Ленью, которая обыкновенно навещает людей сразу после пробуждения и шепчет на ухо, что можно пробыть в тёплой постели ещё пару минут, я не страдал. В университетские годы у меня была подобная привычка, но я избавился от неё расчётливо и безжалостно. Смирившись с моим решением совершать утренние пробежки, лень отчаялась и смущённо отступила.

Теперь же умиротворённая атмосфера и душевное спокойствие так и располагали к тому, чтобы позволить себе маленькую слабость. От этой мысли на душе у меня стало ещё лучше и, довольный принятым решением, я задремал.

Мне снился цветной и добрый сон без сюжета и смысла. Я так давно не видел снов, что уже почти забыл об их существовании. Жизнь вне времени. Совершенно нереальные мгновения, которые могут тянуться бесконечно, под самым немыслимым углом показывая свой таинственный мир и причудливо искажая реальность. Тут не было будничных мыслей. Тут существовало только безмолвное спокойствие мира снов.

Стук в дверь явно не был частью сна. Но я осознал это не сразу. Лишь только когда он повторился, я открыл глаза – и понял, что сказка осталась в том прекрасном мире, куда мне не попасть.

Меня разбудил Джо. Он был в костюме и при галстуке – и я вспомнил об ужине.

Вспомнил я и о том, что весь день ничего не ел – и мой желудок незамедлительно отреагировал на эти мысли.

– Доброе утро, – сказал он мне. – Что бы ты без меня делал?

– Я видел какой-то чудесный сон, – поделился с ним я. – Правда, я так и не понял, о чём он…

– У тебя есть полчаса для того, чтобы привести себя в порядок. И…

– И, пожалуйста, не опаздывай, – немного раздражённо продолжил я. – Ты же знаешь, что я никогда не опаздываю.

– Зато любишь поспать.

– Я обещаю исправиться, мамочка. Ты поможешь мне завязать галстук?

Джо посмотрел на меня и рассмеялся.

– Думаю, с этим ты справишься сам. Я жду тебя внизу.

Столовая превзошла все мои ожидания. Я видел много шикарных отелей, но ни в одном не встречал такого уюта. Он чувствовался во всём: в аккуратно накрытых белыми скатертями столах, в улыбках официантов. Уют витал в воздухе с множеством запахов – еды, духов и ещё чего-то, мне незнакомого.

Столовая была небольшой, но каким-то непостижимым мне образом вместила в себя целую толпу людей. Люди разговаривали, смеялись, прохаживались рядом с едой и время от времени интересовались названием того или иного блюда. Все, как один, были в отглаженных костюмах и блестящих туфлях. Это придавало обстановке что-то сухое, сдержанное и официальное, и совсем не вязалось с уютом столовой. Мне гораздо больше нравилась картина полуденного аэропорта – господа арабисты были одеты совершенно вразнобой. Кто-то – в джинсах, кто-то – в старых добрых брюках-клёш.

И являли собой разношёрстную компанию. Тогда мы выглядели туристами, которые полными детского любопытства глазами разглядывают всё вокруг, то и дело щёлкая вспышками фотоаппаратов, и до смерти боятся потерять своего гида.

Если сказать в общем, большой радости от того, что меня заставили напялить деловой костюм в очередной раз, я не испытывал. Я попробовал надуться – но вовремя решил, что это будет не очень хорошим дополнением к моей заспанной физиономии.

Появившийся внезапно Кайл не преминул отпустить в мой адрес шутку.

– А, так я и знал, галстук тебе совершенно не идёт! Ладно, ладно, я просто пошутил. – Он повернулся к своему спутнику, человеку лет пятидесяти в очках и с седой шевелюрой, очень аккуратно уложенной. – Знакомься, это Зоар. Политический обозреватель. Журналист и арабист. Доктор востоковедения. Брайан, – представил он меня. – Мой американский коллега. Мы вместе учились в университете.

Специалист по арабскому миру, талантливейший журналист. Знает иврит и арабский, изучает фарси. И просто очень умный и образованный молодой человек. А это – его коллега Джозеф.

– Очень приятно, Брайан. Очень приятно, Джозеф.

Зоар говорил приятным низким голосом. У него были мудрые глаза, спокойная улыбка и манеры человека, который привык находиться в обществе. Зоар носил крохотную кипу, которую иногда поправлял с немного рассеянным видом. И только одна вещь вносила нотку горечи в тёплую гармонию его внешности – небольшой, но заметный шрам, пересекавший щёку.

– "Мир Галилеи", – сказал он, поймав мой взгляд. – Тогда было жарко.

– "Ливанское болото", да. Я в своё время занимался этим вопросом.

Зоар с достоинством кивнул.

– Где вы учились, Брайан?

– В Гарвардском университете.

Зоар снял очки и аккуратно протёр стёкла.

– Очень интересно. Я как-то читал статью одного из выпускников Гарварда. "Тегеран как точка отсчёта на оси зла". На тему финансирования террористической деятельности Ираном. – Зоар задумался. – Кажется, его тоже звали Брайан. Или это совпадение?

– Видимо, так оно и есть, – улыбнулся я. – Но это было очень давно…

– Одно могу сказать вам точно – это была не статья, а настоящая бомба. Как отреагировало ваше начальство на сей скандальный материал?

Начало статье, упомянутой Зоаром, положила одна из моих курсовых работ. Тема терроризма и его финансирования Ираном, в частности, заинтересовала меня чрезвычайно – и в какой-то момент я решил, что просто обязан написать статью.

Серьёзную и дающую повод для размышлений.

Сбор материала занял у меня почти четыре месяца. Я копался в архивах, разговаривал с людьми. Но самым безрассудным решением которое я принял тогда (да и, наверное, самым безрассудным в своей жизни вообще) было решение отправиться на "экскурсию" в лагерь террористов.

Предложение отправиться на "экскурсию" я получил от своей хорошей знакомой из Израиля, журналиста и, в общем-то, коллеги. Мы познакомились на пресс-конференции в Дамаске, обменялись электронными адресами и с тех пор общались довольно часто.

Предложение было шокирующим и одновременно заманчивым. Сложновато было вычислить мои шансы на жизнь и свободу после визита к террористам – даже если я повешу себе на лоб своё удостоверение, то они вряд ли отличат арабиста от простого смертного. Но моё любопытство взяло верх над страхом, поэтому я всё же отправился навстречу приключениям. И был вознаграждён за свою решительность. Я не только удостоился очень тёплого приёма, но и вынес оттуда много ценного материала.

Назвать статью бомбой было равносильно милой похвале. Это, наверное, была ядерная боеголовка. Или же водородная бомба, что определённо ближе к истине.

Публиковать материал мне не разрешили. Я провёл много часов в кабинетах разных начальников, которые с пеной у рта доказывали мне, что даже у свободы слова есть свои границы. Из-за пресловутой статьи я лишился сна и был на волосок от того, чтобы лишиться удостоверения и работы. Но публикация всё же состоялась. Я в очередной раз уверовал в свободу слова и в призвание журналиста делать достоянием общественности то, что должно им стать. Мои коллеги тут же прозвали статью "бомбой для Ахмадинежада" и говорили мне, что если этот материал попадёт в руки иранского лидера, то я незамедлительно стану жертвой джихада.

– Да, это был… небольшой скандал, – признался я.

– Небольшой? Вы бы слышали, что говорили у нас! Кто-то называл вас сионистом, кто-то – проарабски настроенным человеком, а кто-то – очень изобретательным малым, который придумал отличный способ лишиться одновременно удостоверения журналиста и своей работы… – Он рассмеялся. – Впрочем, учтите на будущее.

Скандал означает хотя бы одно – вас услышали. Вы очень талантливый аналитик, Брайан. И да поможет вам Творец во всех ваших начинаниях. К слову сказать, я преподаю на кафедре востоковедения в одном из наших университетов. И почту за честь видеть вас среди своих студентов. Диплом у вас, конечно же, отличный?

– Кроме разговорного арабского.

– Не беда. Думаю, вы уже серьёзно поработали над этим. Возьмите.

Зоар достал паркер и написал на одном из листов блокнота имя и название университета. Доктор Зоар Альхадиф. Иерусалимский Еврейский университет. Ниже он указал два телефонных номера и адрес электронной почты.

– Я совсем заболтал вас – вы, наверное, умираете от голода. – Зоар жестом пригласил всех за стол. – Прошу, господа. Нам предстоит вкусить чудесные израильские блюда.

В номер я вернулся после полуночи. Состояние у меня было в высшей степени странное. С одной стороны, я не чувствовал под собой ног и падал от усталости. С другой – меня переполняло ощущение спокойствия и счастья. Прогулка по ночному городу оставила столько впечатлений, что впитать их до конца не представлялось возможным. Я никогда не понимал, за что так люблю эти улицы, почему постоянно испытываю желание научиться дышаь их таинственным воздухом, на секунду стать камнем мостовой, чтобы почувствовать непостижимую целостность, совершенство этого города. Города, который никогда не меняется и всегда остаётся прежним.

Темнота дышала прохладой. Я оставил открытым окно, переоделся и, устроившись под одеялом, начал переносить снимки из фотоаппарата в компьютер.

Когда работа была закончена, и в компьютере появилась папка "Иерусалим", полная чудесных изображений, тех самых, которые имеют целостность бесконечного мгновения, я открыл новый документ и, подумав пару секунд, стал описывать события сегодняшнего дня.

Мысль завести дневник появилась у меня тогда, когда я оставил родительский дом.

В голове моей тогда был беспорядок, я тонул в противоречивых чувствах и не имел понятия, как разобраться во всём этом. Но меня закружили дела. Деньги, еда, квартира. Позже – поступление в университет, учёба. Я относился к тем людям, которые во что бы то ни стало должны быть лучшими во всём, и поэтому использовал любую свободную минуту для того, чтобы открыть книги.

Первоначально дневник являл собой путевые заметки и очерки-наброски, как их называл Джо. Потом он превратился в действительно личную вещь, которой я много чего доверят. Теперь он делился на две части – профессиональную и личную, где я записывал свои мысли, и вёл её исключительно для себя.

Всю ночь меня мучила бессонница. И думал я совсем не о предстоящей пресс-конференции, а о разговоре с Лизой. И ещё о том, как пару часов назад я упрямо набирал её номер. И каждый раз слышал на том конце провода: "Абонент отключён". Уехать.

Куда? Зачем? Она могла бы сказать, что хочет исчезнуть – может, хотя бы это я не принял бы близко к сердцу. Так вот что это такое – когда твоё счастье понимает, что оно тебе не нужно, то уходит навсегда. Надья, дорогая, вероятно, ты была права…

Задремать не получилось даже под утро. Я ужасно себя чувствовал – у меня раскалывалась голова, болело сердце. Первую половину пресс-конференции я провёл в зале среди коллег, не задав и половины интересующих меня вопросов, так как был сосредоточен исключительно на своих мыслях. Потом сослался на плохое самочувствие и вернулся в отель.

Жара на улице была невыносимой. Долгие часы до вечера я провёл в состоянии, похожем на бред. С перемешавшимися мыслями и чувствами, которые мирились между собой в периоды короткого забытья, а потом ссорились снова.

Джо принёс мне ужин, но я не прикоснулся к еде.

– Только заболеть тебе не хватало, – сказал он. – У тебя жар?

– Нет. Наверное… это мигрень.

– Мигрень – это ужасно, – покачал головой Джо. – Постарайся уснуть.

Я закрыл глаза и некоторое время слушал, как Джо ходит по комнате. Он закрыл шторы, после чего вышел и бесшумно прикрыл дверь. Он, конечно же, понимал, что мигрень тут не при чём. Джо вообще много чего понимал. В том числе, и такие вещи, о которых порой не надо говорить вслух.

Проснулся я от странной мысли: я забыл выключить воду в ванной. Я сел на кровати и прислушался. Действительно, где-то капала вода. Я спал так глубоко, что ожидал проснуться у себя дома, но никак не в номере отеля. Часы показывали половину четвёртого.

Я оглядел сумрачный номер. Вещи мои были аккуратно сложены. На столике у кровати я нашёл большую тарелку с фруктами. Рядом лежала записка, где аккуратным почерком Джо было написано следующее: "На случай, если ты проснёшься раньше, чем следует: мы выезжаем в пять. За фрукты тебе надо сказать спасибо Зоару".

Последующие две недели я провёл в состоянии какого-то мрачного транса. Я работал за двоих, если не за троих, уставал и чувствовал себя тряпкой в конце дня – но всё равно мучался бессонницей. В редкие минуты сна меня преследовали кошмары – ощущение тоски не оставляло меня и ночью. Головная боль сопровождала меня везде и всюду, у меня пропал аппетит, я похудел и, наверное, выглядел ужасно, так как полковник почти каждый день предлагала мне отдохнуть. Я отказывался, и совсем не беспричинно. Я панически боялся остаться один. Хотя, конечно, осознавал, что именно это даст мне возможность сосредоточиться на мыслях и наконец-то решить, куда податься и что делать.

В выходные я пытался занять себя чем-нибудь полезным, но получалось не всегда – и я отправлялся в город. Среди незнакомых лиц всегда легче отвлечься. И иногда это почти получалось. Наверное, за эти дни я успел посетить все ночные клубы и бары города, узнал целую толпу женщин – брюнеток, блондинок, рыжих, разведённых, замужних, лесбиянок и не очень – чьи имена мог бы вспомнить разве что под гипнозом. Я часто садился за руль, когда был слегка навеселе – но, как оказалось, водить машину не менее весело, когда количество выпитого явно превышало все нормы.

В воскресенье я просыпался после обеда в состоянии жуткого похмелья и пытался вспомнить, что же было прошлой ночью. Воспоминания были обрывочными, и связать их было невозможно. В конце концов, я плевал на всё и отправлялся гулять. Брёл по дороге, потом сворачивал в поля и кружил там до бесконечности. Иногда я уставал, ложился на траву и смотрел в небо, разглядывая облака. И думал о том, что выход из лабиринта близок. Но дорога представлялась мне слишком страшной, чтобы сделать хоть шаг.

В понедельник в офисе было шумно. Все суетились, подготавливали последние работы, так как сегодня следовало предоставить полковнику общий отчёт.

Мы с Джо вот уже полчаса находились в зале заседаний. Я бегло просматривал доклад, на ходу делая последние поправки. Джо возился со своим компьютером и никак его не подключить.

– Может быть, тебе нужна помощь? – спросил я, наконец, сжалившись над Джо (или же над компьютером?).

– Мне – нет, – ответил он, не поворачиваясь. – А вот тебе, похоже, помощь не помешала бы.

Я сжал голову руками – пульсирующая боль в висках мешала мне сосредоточиться.

– Брось, Джо. У меня всё в порядке. Я выйду покурить. Не скучай.

В коридоре было пусто. Совещание должно было начаться через двадцать минут, и все обыкновенно приходили минут за пять до назначенного времени.

Я приоткрыл окно и присел на подоконник. Если бы не совещание, то я остался бы дома, в постели. С самого утра меня мутило, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы открыть глаза и подняться.

Я снова набрал знакомый номер. И опять безликий голос ответил мне:

– Абонент отключен.

Сотню раз просил её поставить автоответчик!

– Я только хотел сказать что… что я люблю тебя, – произнёс я и подумал, что слова эти звучат очень непривычно. И уж совсем по-дурацки, если ты говоришь с мёртвой трубкой.

Сигарета обожгла мне пальцы, и я поспешно потушил её в пепельнице.

– Брайан, вот ты где. – Полковник появилась совершенно бесшумно. – Мы скоро начинаем. И пообещай мне, что сразу после совещания ты всё-таки возьмёшь отпуск..

Ты действительно очень плохо выглядишь.

Джо с завидным упорством перебирал провода.

– Доброе утро, полковник, – сказал он тем же будничным тоном.

– Доброе утро, Джозеф.. Мне только кажется – или я правда не видела тебя с тех пор, как вы вернулись из Иерусалима? Брайан сказал мне, что всё прошло отлично.

– Более чем. Мне очень понравилось.

Пресс-конференция была наискучнейшей. Я улетел из Израиля в гадком настроении, и на докладе у полковника был таким уставшим, что лаконично похвалил мероприятие.

И был очень доволен тем, что мне не пришлось вдаваться в подробности.

Полковник села в своё кресло и открыла папку, которую принесла с собой.

– На пресс-конференции был довольно-таки известный в наших кругах человек, доктор Зоар Альхадиф, – сказала она. – Вы имели честь познакомиться с этим джентльменом?

– Да, нас представили друг другу, – ответил я. – Он произвёл на меня неизгладимое впечатление.

– Доброе утро всем!

Я первым посмотрел в сторону двери и увидел там того, о ком совсем не думал в это ужасное утро – Саймона.

– Доброе утро, – ответила ему полковник. – Как поживает твой доклад о последствиях второй ливанской войны?

– Помилуй! У меня куча срочной работы!

Полковник сурово нахмурилась.

– Помилуй? Что это значит, Саймон? У всех есть срочная работа, но это ещё не означает, что следует плевать на всё остальное. Бери пример с Джо. Или с Брайана.

Я не раз тебе это говорила.

Я поднял голову и бросил на полковника испепеляющий взгляд, но было уже поздно.

Саймон повернулся ко мне.

– О, я не заметил вас, господин Талантливый Арабист, – переключил своё внимание на меня Саймон. – Если честно, то я думал, что вы останетесь в Иерусалиме подольше… вы понимаете. Чтобы мы соскучились.

– Не начинайте, – пригрозила полковник и оглядела зал. – Почти все собрались. Мы скоро начнём. Брайан, Джозеф, помогите-ка мне настроить компьютер. И, будьте так добры, опустите экран.

Я сел за компьютер и начал искать в документах необходимый файл с презентацией.

А Джо тем временем пытался опустить убранный под потолок экран.

– Кольцо внутри, – разочарованно сказал он. – Тот, кто его убрал, был мастером своего дела. Ну, помоги мне, – обратился он ко мне. – Ты ведь у нас высокий молодой человек.

Я нащупал кольцо, которое действительно было мастерски запрятано внутрь, и опустил экран.

– Слава Аллаху, – сказал Саймон, занимая своё кресло. – Джентльмены, вы заслужили Нобелевскую премию.

– А не пойти бы тебе… – начал я и сделал паузу, потому что почувствовал лёгкое головокружение. – Пошёл бы ты подальше со своей премией.

Полковник бросила на меня тревожный взгляд.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она.

– Да, конечно. Голова кружится. Сейчас выпью воды – и всё пройдёт.

Джо заботливо налил мне стакан воды, но выпить его я не успел. Я прислонился к стене, чувствуя неизвестно откуда взявшуюся слабость. Взволнованные лица сидевших в зале исказились, поплыли у меня перед глазами и превратились в картину сюрреалиста. Последним, что я услышал, были слова полковника:

– Ну, что вы смотрите? Врача!

Я стоял среди деревьев. Невысоких, но зелень их была такой яркой, что хотелось зажмуриться от внезапно нахлынувшего ощущения счастья. Передо мной была тропинка, едва заметная в густой пушистой траве. Это дом родителей, почему-то решил я.

Если пойти по тропинке, то можно выйти к веранде, к чёрному входу, а потом – войти в дом и попасть прямо на кухню.

На веранде по-прежнему был беспорядок. Газеты, сломанные и ненужные вещи. У ступеней стоял мой велосипед. Лампа, висевшая под потолком на хлипком шнуре, качалась от ветра, временами тихо поскрипывая.

Дверь приоткрылась, и на пороге появилась мама. Она была в фартуке, рукава рубашки закатаны, туфли одеты на босу ногу. Мама выглядела точно так же, как раньше. Такая непохожая на нас с отцом, светловолосая, с мягкими чертами лица, спокойными серо-голубыми глазами и счастливой улыбкой.

Впрочем, помнил я её и другой. Похудевшей и усталой, с тяжёлой грустью в глазах и той самой печатью боли на лице, которая появляется у людей в процессе борьбы с неизлечимой болезнью. Борьбы за жизнь, изначально обречённой на поражение. Мне было двенадцать, когда маме поставили страшный диагноз – рак костного мозга.

– Я хочу, чтобы вы знали, – сказала она нам. – Мне будет ещё больнее, если я буду молчать.

Я плохо помню свою реакцию на эту ужасную новость. Но выражение глаз отца я запомнил очень хорошо. Он был шокирован услышанным, и в тот момент образ настоящего мужчины и железного человека на секунду сменился чем-то другим.

Верность маме он не хранил никогда, женщин у него было много. Но мама была для него в тысячу раз дороже всех тех женщин. Она была для него дороже собственной жизни.

Три дня отец не прикасался к еде и не выходил из своего кабинета. На четвёртые сутки он сказал мне:

– Идём, прокатимся, Брайан.

Мы сели в его джип (тот самый, за рулём которого пьяный отец разбился уже после смерти мамы), выехали на скоростное шоссе и катались до двух ночи, нарушая спокойствие почти пустой автострады. Мы стали проводить много времени вместе.

Мама улыбалась, глядя на нас, и я верил в то, что наши с ним отношения налаживаются – но что-то сломалось после того кошмарного звонка из больницы.

Отца не было дома, и трубку взял я.

– Я сожалею, – сказал врач. Два коротких слова, в которых обычно сосредотачивается весь страх и вся боль, которые только может испытать человек.

У меня перед глазами промелькнуло лицо мамы, и я подумал: вот она, эта серая черта, за которой остаётся детство.

Следующий месяц я помнил смутно. Скорбная мозаика: слёзы, успокоительное, долгие часы без сна и бесконечная болтовня психоаналитика. Я не мог сказать, что мы с отцом отдалились друг от друга… но появление Лизы изменило всё за считанные недели. Тогда я понял, что существует пропасть между тем отцом, который у меня есть, и тем отцом, о котором я всегда мечтал.

Мама огляделась и заметила меня.

– Вот ты где, милый! Мы уже хватились тебя, где же ты гуляешь? – спросила она. С неизменным польским акцентом, который мог бы растопить любое сердце. – Обед на столе. Папа, разумеется, за книгами, в кабинете. Я позову его. А ты иди за стол.

И не забудь помыть руки.

Ноги больше не держали меня, и я опустился на землю.

– Мама, – прошептал я, – мамочка… подожди, я столько должен тебе сказать…

На лоб мне легло что-то влажное и прохладное, и я с трудом приоткрыл глаза. Я находился в маленькой уютной комнате с небольшим окном, прикрытым пёстрой занавеской. На стенах висели картины неизвестных мне художников. В углу стоял столик со стопкой журналов на нём, и два кресла по бокам.

Мне было невыносимо жарко и душно. Простыни казались пересыпанными песком. У меня болела голова, и я чувствовал слабость во всём теле.

Чья-то невидимая рука снова осторожно прикоснулась к моему лицу чем-то влажным.

– Лиза, – тихо проговорил я – говорить громче у меня не было сил. – Любимая, я знал, что ты меня услышишь…

– Не волнуйтесь, всё хорошо, – прошелестел у меня над ухом чей-то голос.

Через пару секунд я увидел его обладательницу. Это была высокая и немного полноватая девушка с копной тёмный волос, одетая в белый халат. Из кармана халата выглядывал стетоскоп. Я попытался разглядеть её имя, которое значилось на прикреплённой к карману табличке, но у меня ничего не получалось – было больно напрягать глаза.

– Как хорошо, что вы очнулись! – Девушка засуетилась. – Надо поставить капельницу. Надеюсь, вы не против?

– Делайте то, что сочтёте нужным.

Я предусмотрительно отвернулся, чтобы не видеть ужасного зрелища.

– Боитесь иголок? – сочувственно спросила девушка.

– Панически. А ещё крови. Своей.

Девушка рассмеялась.

– Что вы, в этом ничего страшного нет! Вот и всё. Как вы себя чувствуете?

– У меня болит голова, и тут жарко, так жарко…

– Ваша температура последние три дня не опускалась ниже сорока, – покачала головой девушка. – Но вы, слава Богу, пришли в себя.

Я посмотрел на капельницу и попытался проследить взглядом путь лекарства – от тоненькой прозрачной трубки до введённой в вену иглы.

– У меня был бред. Да?

– Да. Все три дня. Я очень волновалась за вас.

– Надеюсь, я не говорил никаких пошлостей? Если так, то мне очень стыдно.

Она со смехом покачала головой.

– О нет, нет. Я слышала, что вы разговаривали со своей мамой. Кстати, меня зовут Майра.

– Брайан.

– Да, я уже познакомилась с вами. То есть, с вашей медицинской картой.

– Вот и доверяй вам, врачам. Сначала всё узнаете – а потом ещё и расспрашиваете пациентов.

Она присела на стул у кровати и начала заполнять какие-то бумаги.

– Что со мной? – спросил я.

– Похоже, что нервный срыв. Но теперь все опасности уже позади. Вам надо много отдыхать. И спать.

– Ненавижу сон. Скажите, Майра, я скоро умру?

Майра взглянула на документы, видимо, проверяя год моего рождения.

– Лет так через семьдесят, – ответила она. – А куда вы так торопитесь?

– Мне надоело жить. Скажем… я устал.

Она подняла голову.

– Надоело? Как так? Вам ещё и тридцати нет! Вы ещё не успели толком понять, что такое жизнь!

– То, что я узнал, уже успело мне надоесть.

Она коснулась моей руки.

– Полно. Вы не можете знать, что будет завтра. Жизнь меняется!

– Только не тогда, когда в вашей жизни нет смысла.

Майра посмотрела на меня с искренним сожалением.

– Не говорите так, пожалуйста. Я не люблю, когда люди отчаиваются. – Она было вернулась к бумагам, но снова подняла голову. – Вы назвали меня Лизой. Это имеет какое-то отношение…

– Нет. Уже не имеет.

– Неужели вы хотите умереть… из-за неё? Знаете? Хотите, я ей позвоню?

Я посмотрел на журнальный столик, где лежала моя барсетка.

– Возьмите мой сотовый телефон. Первый номер в списке быстрых наборов.

Майра набрала номер и пару секунд молчала.

– Абонент отключён, – печально проговорила она, после чего сжала мои руки и умоляюще посмотрела на меня. – Но не отчаивайтесь, прошу вас! Что я могу сделать для того, чтобы вам стало хоть немного легче?

– Не уходите. Побудьте немного со мной.

Она присела на кровать.

– Хорошо. Все больные спят, так что мне некуда торопиться. Я люблю ночную смену.

И всегда кто-то просит, чтобы я с ним посидела. Я люблю сидеть вот так. Мне почему-то кажется, что становится легче не только кому-то, но и мне тоже.

– Спасибо. Вы чудесная девушка.

Майра смущённо заулыбалась.

Я ещё никогда не встречал таких врачей. То есть, врачей на своём веку я повидал немало, даже, можно сказать, гораздо больше, чем следовало бы. Но никто из них не умел лечить ни словом, ни взглядом. Несколько минут разговора с Майрой принесли мне ни с чем не сравнимое облегчение.

– Знаете, вы правильно сделали, что выбрали медицину, – снова заговорил я. – У вас на лице написано… нет, не так. Я смотрю на вас и думаю – вы родились для того, чтобы стать врачом.

– Спасибо, мне очень приятно это слышать! А кем работаете вы?

– Я арабист.

– Надо же, как и мой муж… может, вы его знаете? У вас это так – вы все как большая семья И Майра… назвала имя и фамилию Джо.

От неожиданности я даже забыл про головную боль и приподнялся.

– Нет, таких совпадений не бывает… вы не поверите, но мы действительно вместе работаем.

– Вот так раз! – рассмеялась она. – Постойте-ка… а вы не тот Брайан, о котором он мне иногда рассказывает?

– Если он рассказывает исключительно хорошее – то, надо полагать, это я.

Майра радостно захлопала в ладоши.

– Это чудесно! Какой маленький этот мир…

– Может, хотя бы поэтому мы наконец перейдём на "ты"?

Майра поднялась и немного нервно прошлась по ковру, после чего приоткрыла окно, и в комнате стало прохладно. На улице пели ночные птицы и стрекотали сверчки.

– Как давно вы женаты? – спросил я.

– Почти семь лет. Неужели Джо ничего обо мне не рассказывал?

– Нет. У нас не принято говорить о личной жизни.

И я подумал о том, что на самом деле не знаю ничего о семейном положении доброй половины моих коллег.

– Знаешь, – перевёл я тему, – последние пять минут я думаю только о том, чтобы закурить.

Майра подошла к двери и заперла её на ключ.

– Только потому, что ты – друг Джо, – сказала она мне строго. – Надеюсь, главному врачу не придёт в голову навестить нас посреди ночи. Но подстраховаться не мешает.

После того, как я сделал пару затяжек, Майра достала из кармана халата пачку заморских сигарет.

– Никогда бы не подумал, что ты куришь, – сказал я, поднося к её сигарете зажигалку.

– Я курю. Редко. Под настроение. Раньше курила гораздо больше, но Джо это не нравится. Плюс ко всему прочему, ребёнок. Я не притрагивалась к сигаретам пять лет.

– У вас есть дети?

– Да. Мальчик. Адам. – Она помолчала. – Хочешь, завтра я позвоню снова? Она обязательно ответит, я обещаю!

Я прикрыл глаза и подумал, что неплохо было бы поспать.

– Хорошо, ты меня уговорила.

Майра будто бы прочитала мои мысли.

– Отдыхай. Я побуду тут, пока ты не уснёшь.

Я проснулся днём. Конечно, нельзя было точно сказать, утро это или же полдень – но через приоткрытые шторы пробивались лучики солнца. Я потянулся, так как после долгого сна тело было ватным.

Я чувствовал себя гораздо лучше, чем вчера. Не было ощущения сухих простыней и жара, да и настроение моё немного улучшилось.

Вчерашняя беседа с Майрой успокоила меня. Теперь я понимал, чем же они так похожи с Джо. Этой лечебной молчаливостью и совершенно невероятной способностью чувствовать собеседника.

При свете дня комната выглядела совершенно иначе. Стены голубоватого оттенка делали помещение больше, а потолок – выше. Тут не было ничего лишнего. Всё идеально гармонировало друг с другом.

Я снова огляделся и заметил то, чего раньше не видел – букет цветов на журнальном столике.

– Доброе утро! Хотя, скорее, добрый день. – Майра появилась на пороге бесшумно и неожиданно. – Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше. Который час?

– Начало третьего. Ты проспал почти двенадцать часов! Я уже думала, что придётся давать тебе снотворное, но оно не понадобилось. – Она села у кровати и снова достала из тоненькой папки документы. – Ты действительно выглядишь лучше. Голова не болит?

– Нет, как ни странно. За последние две недели это стало привычным.

– Немудрено. Видел бы ты себя четыре дня назад! Труп, а не человек. Сейчас мы посмотрим, как поживает твоя температура.

И с этими словами Майра вручила мне термометр.

– Сегодня мы обойдёмся без капельниц? – с надеждой в голосе спросил я.

– Посмотрим, – рассмеялась Майра и достала стетоскоп. – Посмотри-ка на меня.

Зрачки в норме. Сейчас мы тебя послушаем.

Меня проверили наивнимательнешим образом – измерили давление, послушали сердце и задали очень много вопросов по поводу моего самочувствия.

Майра осталась довольна проверкой.

– Ура! От капельницы ты спасён, но… придётся сделать тебе укол.

– Может, лучше поставишь мне две капельницы? – спросил я хмуро, расстёгивая рукав рубашки. – Или, может, четыре?

– Да ладно тебе, не хнычь, это всего-то укол!

– И в мыслях не было хныкать – тебе просто показалось.

Майра взяла крошечный шприц и набрала лекарство из ампулы.

– Я уже рассказывал тебе о моей любви к иголкам, правда? Каждый раз, когда у меня берут кровь, я падаю в обморок. И меня трясёт при одной мысли об уколах.

Но Майра была неумолима. Она сделала мне укол и в качестве приза за храбрость вручила мне резко пахнущую спиртом вату.

– Сдать кровь тебе ещё предстоит. Но немного позже. Завтра, думаю. Если всё будет хорошо, то через пару дней ты отправишься домой. Конечно, при условии, что ты не будешь работать. Тебе надо отдыхать. Кстати. К тебе пришли гости. Сейчас позову.

Гостями оказались Джо и полковник.

– Я оставлю вас, – сказала Майра. – Но только ненадолго. Не слишком утомляйте моего пациента.

Полковник села на кровать, а Джо устроился на небольшом стуле.

– Тебе уже лучше? – спросила полковник. – Я смогла зайти только сегодня – у меня было очень много дел. Что говорит доктор о твоём самочувствии?

– Я буду жить долго и счастливо, – ответил я и посмотрел на Джо. – Не могу поверить, что я упал в обморок у всех на глазах. Наверное, получилось эффектно.

– Более чем, – с готовностью кивнул тот. – Испугался даже Саймон!

Полковник тронула рукав своего пиджака.

– Я хотела задать тебе пару вопросов, Брайан. Это касается работы. – Она легко улыбнулась. – Ты можешь говорить о работе? Если нет, то мы отложим это на неопределённый срок.

– Всё в порядке, говорить я могу, – уверил я её.

– Я слышала, что доктор Альхадиф предлагал тебе учёбу в университете. Это так?

– Э… да, – ответил я, опять посмотрев на Джо.

– Надеюсь, ты согласишься?

Я в третий раз посмотрел на Джо, а потом перевёл взгляд на полковника.

– Соглашусь ли? Да, если честно, это предложение не оставило меня равнодушным, но… я думаю о том, что мне будет очень больно уходить.

Полковник покачала головой.

– Если бы Ник услышал такие слова, то он бы специально приехал из Тегерана, чтобы разорвать тебя на мелкие клочки, Брайан, – сказала она мне прохладно. – Я сказала, что собираюсь тебя увольнять?

– Нет, но… как же так? Я не понимаю.

– Я ищу кандидатуру на пост своего заместителя, и ты это прекрасно знаешь. Кроме того, я давно хотела дать новую должность Джо, так как в последнее время мне кажется, что я не оцениваю его работу должным образом. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Разумеется, понимаю. Думаю, это отличная идея.

Полковник удовлетворённо кивнула.

– Вот так и надо отвечать. Я уже испугалась, что ты ударился головой. Знаю, ты не любишь строить таких глобальных планов. Но их за тебя построила я. Отдыхай.

Позвони мне за день до того, как решишь вернуться. И не волнуйся по поводу денег – все вопросы уже решены. – Она поднялась, но снова повернулась ко мне. – А если ты всё же решишь вернуться до того, как полностью выздоровеешь, то я всё же позвоню Нику. И тогда тебе точно не поздоровится.

Когда полковник вышла, Джо с улыбкой кивнул мне.

– Она знает, как тебя напугать.

– Простите… можно?

Мы с Джо почти синхронно повернули головы в сторону двери – и увидели Марику.

– Садитесь, мисс, – сказал Джо и уступил ей своё место. – Я как раз собирался пойти перекусить. С утра ничего не ел. Я ещё зайду, Брайан.

Марика присела и посмотрела на меня.

– Ты плохо выглядишь, – сказала мне она.

– Как мама?

– Ей гораздо лучше. Извини, я не знала, что ты в больнице. Если бы мне сообщили, то я бы пришла раньше. Мадам сказала мне только с утра. Я бросила всё и примчалась… я хотела поговорить, Брайан. Сначала я думала отложить разговор, ведь ты не очень хорошо себя чувствуешь, да и тебе совсем не понравится то, что я скажу…

– Всё в порядке, ты можешь говорить.

– Я выхожу замуж.

Я замолчал, думая о том, как отреагировать на эти слова.

– Что? – наконец, коротко переспросил я. – Но как… как?

– Прости меня.

– Ты можешь объяснить мне, что тут происходит – или же ты нуждаешься в наводящих вопросах?

Она молчала пару секунд, прижав ладони к щекам.

– Это получилось так глупо… и ты тут совсем не при чём, поверь мне. Я встречаюсь с ним довольно давно, чуть больше года. Он чудесный человек, правда.

Но когда я увидела тебя…

– Я думаю, что продолжать не стоит.

– Пойми меня, пожалуйста, – снова заговорила она. – Я знаю, что поступила совсем не так, как следовало поступить, но все люди делают ошибки, и…

– Может быть, я смогу тебя простить. Человеческая душа и память – это две таинственные вещи, они порой творят такое, чего мы понять не можем. Так что, вероятно, я смогу тебя простить – но я не смогу простить самому себе того, что оказался… чёрт. А я ведь действительно тебе поверил, я влюбился по уши – и поделом мне, я наступаю на одни и те же грабли дважды! Сначала Мадена, потом – ты. И на своих ошибках не учусь. Ладно. Не плачь. Думаю, было бы уместнее, если бы плакал я, ты не находишь? Во всяком случае, хочется верить, что это милый молодой человек, который работает гораздо меньше меня и больше времени уделяет личной жизни. И я уверен, что характер у него получше моего.

– Он врач. Он работает тут. Хочешь, я познакомлю вас? Он…

Почему-то мне вспомнился недавний разговор с Майклом. В частности, его слова: " Пока душераздирающего события не случилось. Я только помолвлен".

Нет, хватит совпадений!

– А.. как его зовут? – спросил я.

– Майкл, – ответила она и, чуть помедлив, назвала фамилию.

– Чёрт бы меня побрал, – сказал я. – Что же. Передавай ему привет. Мы учились вместе. Он отличный парень. Нет, я говорю совершенно искренне – он действительно очень хороший человек. Добрый, умный, благородный. Береги его. Таких людей, как он, очень мало. Они почти перевелись.

Марика покрутила цепочку на запястье.

– Брайан. Я не знаю, что сказать. Правда.

– Это хорошо. Потому что всё давно уже сказано. Я ожидал от тебя всего – но только не этого. Во-первых, мне очень стыдно перед Майклом – это совершенно дурацкая ситуация. И я буду рад, если он ничего не узнает. Он очень дорог мне, и я бы хотел, чтобы мы остались друзьями. Во-вторых, мне, как ни странно, больно.

Но я не буду говорить об этом, так как ты всё равно меня не поймёшь. Человек рождается глухим к чувствам других – и из этого мира он уходит, ничему не научившись. Даже если он уверен в обратном. Измена, ложь – это всё порождения человеческого эгоизма. Кажется, я говорил тебе что-то подобное… не важно.

Забудь. Я желаю тебе счастья с этим человеком. Главное – это уметь ценить то, что у тебя есть.

– Спасибо, – тихо ответила она.

– Удачи тебе во всём. Надеюсь, наши пути больше не пересекутся. Так будет лучше для нас обоих.

Больно ли? Это была боль неоправданных надежд и непроизнесённых слов. Если была, конечно. Сейчас я чувствовал облегчение. Я вырвался из этого круга сомнений. И остался один. Наверное, это и есть справедливость.

– Брайан! Ты меня слышишь?

Я поднял голову и увидел сидящего рядом Джо.

– Что случилось? – спросил он.

– Я задумался о вечном. Они такие странные, эти женщины. Знаешь, если честно, я тоже голоден.

– Тебе плохо, правда?

Я посмотрел на него, потом перевёл взгляд на окно и некоторое время смотрел на занавеску, которую по-прежнему трепал ветер.

– Да. Но это скоро пройдёт.

– Майра разъяснила кое-что насчёт Лизы. За день до того, как мы улетели в Иерусалим, она заказала билет на самолёт. Угадай, куда она полетела?

– В Питсбург.

– Именно так. Но обратного билета она, увы, не взяла.

Я пригладил волосы ладонью и глянул на Джо в надежде прочесть на его лице что-то, что обрадовало бы меня.

– Джо, это ведь плохой сон. Кошмар. Да? Я сейчас проснусь – и всё закончится.

Правда?

– Я не знаю, – честно признался он. – Но думаю, что это всё же реальность. Я вообще посоветовал бы тебе думать о другом… учёба, например. А что насчёт женщин – так они всегда приходят неожиданно. Тут ты можешь мне поверить.

– Так вот почему тебя угораздило жениться в двадцать, сукин ты сын?

Джо закинул голову и расхохотался от души.

– Я обожаю, когда ты так переводишь тему. Да, наверное, поэтому. Вы с ней подружились?

– По-моему, с ней невозможно не подружиться.

– Это точно. – Джо достал из сумки книги. – Вот, я тебе кое-что принёс. Чтобы не было скучно.

Я откинулся на подушку и зевнул. Сегодняшний день меня очень утомил.

– А книги по фарси ты мне не принесёшь?

– Надо же. А я думал, что в больнице и без них достаточно снотворного!

Всё случилось именно так, как говорила Майра – через два дня я получил разрешение вернуться домой.

– Мне было очень приятно познакомиться с тобой, – сказала мне она. – Кстати, всегда добро пожаловать. То есть, не в больницу, конечно. А к нам домой. Джо будет очень рад, если ты как-нибудь придёшь к нам на пятничный ужин.

Мы стояли возле регистрационной стойки. Девушка, находившаяся с другой стороны, заполняла какие-то документы, иногда отвлекаясь для того, чтобы ответить на телефон.

– Доктор, вас ждут в приёмном покое, – обратилась девушка к Майре.

– Бегу-бегу. – Она покачала головой. – Сегодня просто сумасшедший день! Удачи, Брайан.

На улице было пасмурно и душно. Казалось, что вот-вот начнётся дождь. Воздух был сухим и тяжёлым, а небо, казалось, опустилось и теперь висело над самой головой.

Я присел на ступени и закурил, разглядывая прогуливавшихся по парку больных и суетившихся вдалеке парамедиков. И думал о том, что мне хочется лениться. Да, пожалуй, этого мне сейчас хотелось больше всего на свете. И я решил, что буду читать, валяться в кровати, смотреть кино и гулять, даже не вспоминая о работе.

И стыдно мне за это не будет.

А сейчас мне надо было заказать такси. Джо забрал мою машину ко мне домой. Он предлагал оставить её на парковке в больнице, но я отказался, и не зря. Теперь я понимал, что вряд ли смогу вести машину.

Мысль о том, что я просто обязан поговорить с Майклом, не выходила у меня из головы. Было стыдно смотреть ему в глаза, хотя он, конечно, ни о чём не догадывался. Но я чувствовал, что должен это сделать. Поэтому я вернулся в здание и спросил в регистратуре, где же я могу найти господина доктора.

– Зачем вам нужен доктор? – спросила девушка, бросив на меня строгий взгляд.

– Вообще-то, я просто хотел с ним поговорить. Вы можете проверить, если…

– Я вам верю, – улыбнулась девушка и назвала номер кабинета.

Майкл возился с документами. На его столе лежал десяток пухлых папок и кипа исписанных мелким почерком листов. Мне всегда казалось, что самое унизительное для вача – это возня с бумагами. Но Майкл определённо не терял присутствия духа.

Он внимательно просматривал документы, время от времени делая заметки совершенно нечитабельным, как у истинного врача, и не всегда понятным даже ему почерком.

Очки в тонкой серебристой оправе, которые он носил ещё со времён университета, с достоинством покоились на кончике его носа. И поправлять их он не торопился.

– Вредишь глазам, – сказал я. – Тебе стоит поменять очки на линзы.

Майкл поднял голову.

– Вот так сюрприз! Что ты тут делаешь?

– Я решил тебя навестить, что же ещё. Не помешал?

– Нет-нет. Я отложу бумаги. Бюрократия. – Он поморщился. – Не стой, садись. Я наслышан о твоих подвигах. Надеюсь, тебе лучше?

– Да, намного. Но отдохнуть не помешает.

– Чай, кофе?

Майкл выглядел совершенно заработавшимся. Таким я обычно видел себя в зеркале во время особо тяжёлых периодов на работе – какая-то сероватая бледность и синяки под глазами.

– Кофе, – ответил я. – Меня посадили на все возможные диеты. И на кофеиновую, в том числе.

– Да, доктор Майра – строгая леди. Ах, я бы с удовольствием поспал полчасика.

– Я хотел тебя поздравить.

– Меня? – удивился Майкл. – С чем ты хочешь меня поздравить?

– Ты женишься, разве нет?

Майкл всё-таки поправил очки.

– А, так ты об этом. Спасибо. Откуда ты знаешь?

– Я знаком с твоей невестой. Скажем так: её начальница – моя хорошая подруга.

Майкл поставил на стол две чашки с кофе и присел.

– Ну что? Какие планы на будущее? И когда мы будем гулять на твоей свадьбе?

– На моей свадьбе, думаю, нескоро. Зато можно будет отметить моё поступление в университет.

Он сделал пару глотков кофе.

– Да, я знал, что эта мысль придёт в твою неугомонную голову. Это был вопрос времени. Держу пари, что профессор Кляйн ждёт твоего возвращеия с того самого момента, как ты получил диплом!

Я рассмеялся.

– Я был бы не против вернуться в Гарвард… только я собираюсь в Израиль.

Майкл откинулся на спинку кресла.

– Чёрт возьми, Брайан! А ведь это в твоём духе… удачи.

– Надеюсь, ты пригласишь меня на свадьбу?

– Что за вопрос! А кто же будет другом жениха? И, кстати. Чем ты занят в выходные?

– В выходные я занят безделием, – ответил я с чувством.

– Так уж и быть. Я навещу короля. Давненько мы с тобой не пили. И не философствовали ночь наполёт.

Я отставил пустую чашку и поднялся.

– Не буду тебя задерживать. Заканчивай поскорее эту бумажную работу и возвращайся в операционную. У меня такое чувство, что это подходит тебе гораздо больше.

– Куда едем, сэр? – спросил водитель, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида.

– В центральный госпиталь. – Я пару секунд помолчал, после чего поправил сам себя: – Нет, знаете, лучше сначала в цветочный магазин. Или нет… в кондитерскую. Простите, у меня был тяжёлый период, я немного не в форме.

Водитель рассмеялся и тронулся с места.

– Нет проблем, сэр. Мы поедем туда, куда вы пожелаете.

Надья читала книгу. Увидев меня, она подняла глаза и улыбнулась.

– Какие люди! Привет. – Она положила книгу на одеяло, перевернув её обложкой кверху. – Я не ждала гостей. Ах, ты принёс мне цветы!

Когда букет цветов занял место на подоконнике, а коробка конфет была передана в руки Надьи, я сел в кресло напротив кровати.

– Как здорово… ты помнишь, что я люблю белый шоколад… – Она несколько секунд разглядывала конфеты в коробке. – Хочешь?

Я покачал головой.

– Нет, спасибо. Белый шоколад вредный. Да и сладкое вообще.

Надья рассмеялась и посмотрела на меня.

– Примерно такого ответа я и ожидала. Как ты? Я слышала, ты был в больнице… какой ужас. Но теперь всё хорошо?

– Да, более-менее. Лучше скажи, как ты. Надеюсь, дела идут на поправку?

– Я могу шевелить пальцами ног! – похвасталась она и тут же продемонстрировала свои достижения, чуть приподняв простыню. – Немного болит спина, но доктор говорит, что очень скоро я смогу встать. Наконец-то, мне так надоело лежать! Я хочу танцевать… доктор сказал, что я обязательно поправлюсь и смогу танцевать.

Правда, это здорово?

Я кивнул и оглядел палату. Тут было немного тесно, но всё же очень уютно. На столике рядом с кроватью лежала стопка книг, крошечный плеер и растрёпанная газета. Закрытый портативный компьютер лежал на одном из стульев.

– Мне всё же дали на себя посмотреть, – продолжила Надья. – Я думала, что всё будет гораздо хуже… хотя, даже если останутся шрамы, пластическая хирургия всегда придёт на помощь. Я тут подумала. А мне ведь почти сорок, Брайан.

– Это тебя беспокоит?

– Да, немного. – Она опустила глаза. – Я лежу и много думаю. И меня часто посещают разные… неприятные мысли. Вроде того, что я многого не сделала… и сделала много лишнего. Понимаешь?

– Понимаю. Но тебе следует думать о хорошем. Когда ты выздоровеешь, мы пойдём на танцы.

Надья подняла брови.

– Правда? И ты будешь танцевать клубные танцы?

Я обречённо вздохнул.

– Наверное, придётся научиться. Я решил, что в этом что-то есть.

– Ах. – Она улыбнулась. – Вот это будет здорово!

– А ещё мы пойдём в театр.

Она с задумчивым видом покрутила на пальце обручальное кольцо.

– Я хотела сказать, что мне очень стыдно за… ты понимаешь. Не знаю, какая муха меня укусила. До сих пор вспоминаю, как ты на меня тогда смотрел… я не хочу, чтобы ты на меня так смотрел. Я понимаю, что после всего этого тебе будет сложно относиться ко мне так, как раньше… но, может, ты всё-таки постараешься?

Я взял её за руку.

– Я постараюсь. Обещаю. А теперь тебе надо приступать к поглощению конфет, иначе они растают.

– Кто-то сказал "конфеты"? Это интересно! Пожалуй, я тоже присоединюсь!

Рэй подошёл к нам.

– Значит, вы тут едите конфеты, а меня даже не позвали? Очень хорошо! – Он посмотрел на меня. – Брайан. Ты знаешь, как ты меня напугал? Я прилетел только вчера! Как я должен себя чувствовать, когда я сижу в каком-то дурацком сирийском отеле, а мне звонят и заявляют, что ты, оказывается, в больнице? Мало того, что я не смог отменить командировку, и с Надьёй сидел папа, а у меня от нервов дёргался глаз, так ещё и ты! Ну, вроде бы ты жив-здоров. Хотя на здорового пока что не похож. Дай-ка я тебя обниму.

Мы обнялись, и мой друг присел на край кровати.

– Уф, – сказал он и потряс головой. – Мне нельзя столько нервничать – иначе я буду часто просить отпуск.

– Куда уж чаще, – заметил я. – Тут, разумеется, не курят?

– Курят, конечно же, – возразила Надья. – Брайан, когда врач – мужчина, а пациентка – красивая женщина, то все больничные правила превращаются в пустые слова.

И она достала из-под растрёпанной газеты пепельницу.

– Очень хорошо, – сказал Рэй и достал сигареты. – То, что доктор прописал!

– Где твои сигареты? – спросил я Надью, оглядывая прикроватный столик.

Она с улыбкой покачала головой.

– Мне уже нельзя курить.

– А как же доктор-мужчина? – удивился я.

– Доктор-мужчина тут не при чём, – снова улыбнулась она.

Мы с Рэем недоуменно переглянулись.

– О чём ты? – спросил, наконец, последний.

– Вообще-то, я хотела сказать тебе немного раньше, дорогой, – обратилась она к мужу, – но потом была эта авария, и мне пришлось дожидаться результатов анализов… я на втором месяце беременности.

– На втором месяце беременности? – Это заявление явно шокировало Рэя – он попытался подкурить сигарету с фильтра, но вовремя понял, в чём дело. – Как… но почему ты молчала?

– Я не доверяю этим глупым тестам, особенно если они показывают полторы полоски.

– Вот так раз. – Рэй затянулся сигаретой. – На втором месяце беременности… да чтоб я умер!

Я положил сигареты в карман.

– Похоже, нам с будущим папой лучше будет покурить в специально предназначенном для этого месте.

Рэй поднялся.

– Да, если уж такое дело… – Он снова посмотрел на жену. – На втором месяце беременности! Только я сказал, что мне нельзя нервничать, как мне заявляют, что я буду отцом! В четвёртый раз!

Мы вышли в коридор. Я присел на подоконник, а Рэй расположился на колченогом больничном стуле. Это место для курения явно не предназначалось – но тут стояла пепельница, и мы решили, что она стоит тут совсем не просто так.

– Может быть, на этот раз это всё-таки девочка? – спросил я, сдерживая смех.

– Ох, эти женщины! Никогда не знаешь, что от них можно ожидать в следующую секунду! Кстати, Брайан. – Он посмотрел на меня. – А… что с Лизой?

Я помрачнел.

– Даже не знаю, что тебе ответить. В общем-то… ничего.

– Ничего? Как это?

– Вот так. Просто ничего. Знаешь, когда-то Надья сказала мне: если ты будешь убегать от своего счастья, то оно поймёт, что тебе не нужно. И уйдёт навсегда.

Тогда я над этим посмеялся. А теперь понимаю, что смеялся зря.

Рэй задумчиво потёр щёку.

– Интересно, почему не бывает такого, что у всех всё хорошо?

– Наверное, это закон природы. Счастлив бывает только тот, кто заслужил своё счастье.

Он нахмурился.

– В этом есть доля истины, но она очень маленькая и незаметная. И всё-таки, знаешь, что? Ты можешь считать меня полным идиотом. Но я чувствую, что ты неправ.

Я пожал плечами.

– Неправ? Вероятно. Во всяком случае, теперь это уже не имеет…

– Ещё как имеет! – Рэй махнул на меня рукой. – Почему ты никогда не слушаешь до конца? Ты неправ в том, что ничего, вот в чём ты неправ.

– Отличная попытка утешения. Я сделаю вид, что мне помогло?

Рэй прижал ладонь ко лбу.

– О, яду мне, яду! Ей-Богу, Брайан, иногда ты бываешь очень мудрым, но порой говоришь такую ерунду, что хочется грязно ругаться… моя интуиция подводит меня очень редко.

– Похоже, на этот раз она тебя подвела. Что говорит твоя интуиция насчёт пола будущего ребёнка?

– Лучше об этом не думать.

– Почему же?

– Потому что у меня такое чувство, что это будут близнецы!

Я вернулся домой около девяти вечера. Состояние у меня было немного меланхоличное и мечтательное: сказались все события дня. Кошки, за которыми во время моего отсутствия ухаживал Джо, встретили меня радостным визгом и тут же принялись обтирать мои ноги, оставляя на них следы шерсти.

– Ладно, ладно, только не так резво, – сказал я, опускаясь на колени. – Я тоже рад всех видеть. Надеюсь, с Джо вам не было скучно? Не думаю, он отличный парень.

После больничных запахов запах дома сначала показался мне немного чужим – но через несколько минут мой нос быстро перестроился на "домашний лад". Я повесил плащ, уселся в кресло и оглядел гостиную. Решая, что выбрать – выпить кофе или же отправиться спать, я скользнул взглядом по окнам – и остановится на приоткрытой двери на веранду. Джо забыл её закрыть? Джо может что-то забыть?

Вряд ли.

Я откинул лёгкий тюль и вышел на веранду. Стулья были аккуратно придвинуты к столу и пусты. Значит, Джо всё же забыл закрыть дверь. Что же, и Джо не совершенен.

На улице было свежо, и я уже зашёл было обратно, твёрдо решив не ложиться спать, а выпить чашку чая – но тут заметил белый силуэт у одного из деревьев. Я спустился вниз и подошёл ближе. Гость – точнее, гостья – стояла спиной ко мне.

На ней был белый плащ, а голова была обмотана шёлковым шарфом. Но гостью я узнал сразу.

Лиза повернулась ко мне.

– Почему… почему ты тут? – спросил я. – Тут же холодно!

– Мне было душно. Я решила немного пройтись в саду.

– Пойдём внутрь. Ты замёрзнешь.

Оказавшись в доме, Лиза первым делом сняла шарф.

– Я немного постриглась, смотри, – сказала она и провела рукой по волосам. – Совсем чуть-чуть. Сейчас так модно, мне сказали. Тебе нравится?

Я смотрел на неё и чувствовал, что моё тело становится каким-то ватным и невесомым. В какой-то момент я подумал, что мне всё это снится – и мне захотелось себя ущипнуть, чтобы понять, что это сон. Или то, что это не сон, а реальность.

– Брийян! Ну что ты смотришь? Тебе нравится? Только не говори, что эта дура отрезала слишком много – я этого не переживу!

– Так ты… ты не уехала?

Она посмотрела на меня, после чего сняла плащ и повесила его на вешалку. Рядом с моим плащом.

– Нет. Я, между прочим, вообще никуда не улетала. Я была у подруги. В городе. Мы пили чай и читали друг другу стихи вслух. Мы тоже раньше так читали. Помнишь?

– Помню. Мы будем читать друг другу вслух. Стихи. И не только стихи. Всё, что ты захочешь. Будем читать сколько угодно. Хоть целую вечность. Хоть дольше. Только никуда не уходи. Не оставляй меня. Пожалуйста.

Если бы я мог говорить со скоростью света, то я всё равно никогда не сказал бы того, что мне хотелось сказать. Я просто обнял её и прижал к себе. И мне показалось, что в этом гораздо больше смысла, чем во всех существующих в мире словах.

– Я люблю тебя, – сказал я ей.

– Что?

– Она отрезала слишком много. Вообще, какого чёрта тебе пришло в голову стричься?

Ты могла бы их заплетать! Они что, тебе мешали?

– Так я и знала! Только ты услышал, что я постриглась – и сразу начинаешь критиковать… но я всё равно слышала.

Я легко отстранился и вгляделся в её лицо. И заметил, что в её глазах заблестели слёзы.

– Не надо плакать. Я хотел тебе многое сказать… только я сделаю это тогда, когда будет нужно.

Я разглядывал сигаретный дым, который поднимался вверх белёсыми струйками, и слушал немного беспокойное дыхание Лизы. Что сейчас происходит в её душе? Этого я не знал. Думаю, я не должен был этого знать.

– На улице дождь, – нарушила тишину она. – Это хорошо.

– Да. Сегодня было очень душно. Не люблю такую погоду.

Лиза повернулась ко мне.

– Ты помнишь, я обещала, малыш? Теперь всё хорошо.

– Да. Теперь я тебя никому не отдам. Наверное, таких, как ты, больше нет. Никто бы не простил мне всего, что я сделал.

– Мне не за что тебя прощать. Ты разве не знаешь? Ничего этого не было. Это был просто плохой сон. – Она положила ладонь мне на лоб. – Есть плохие сны, которые снятся двум людям одновременно. Так бывает.

– Такие длинные? – уточнил я.

– Они бывают разными. Короткими, длинными, очень длинными. А иногда они вообще длятся всю жизнь. Но нам с тобой повезло – и плохой сон закончился.

Мы лежали практически без движения, запутавшись во влажных простынях и прижавшись друг к другу. Совсем как люди, которых хотят разлучить. Я думал о том, что мог бы жить этой женщиной – и мне не надо было ни пищи, ни воды, ни воздуха.

Всё произошедшее действительно казалось сном. В этом сне остались и обиды, и невысказанные мысли. Остались навечно замурованными в чёрный камень прошлого.

– А почему ты не прогнала этот сон? – спросил я, вспомнив, как Лиза лечила меня от ночных кошмаров.

– Видишь ли, не все сны можно прогнать. Моя мать говорила, что иногда что-то свыше посылает нам сны, которые мы во что бы то ни стало должны увидеть.

– Испытания? – предположил я. – Пророчества?

– Нет. Эти сны в миллион раз важнее пророчеств.

Я разлил остатки коньяка, и пустая бутылка теперь серебрилась на полу в печальном свете луны, которая выглянула из-за туч.

– Завтра у меня выходной, – сказала Лиза. – Но я всё равно хочу поехать в город.

У меня есть дела.

– Ты начнёшь собирать вещи?

Она подняла брови.

– Вещи? Какие вещи?

– Ты ведь не собираешься оставаться в городе? Там ужасно.

Лиза вздохнула.

– Я бы с удовольствием переехала к тебе, малыш, но у меня там работа… как я буду добираться?

– На моей машине. Так же, как и завтра, впрочем.

– А когда будешь работать ты… -… то ты перестанешь работать, так как я не хочу, чтобы ты работала.

Лиза замолчала и бросила на меня обиженный взгляд.

– Но я не могу так, Брийян. Счета, косметика, обувь, одежда…

– Я дам тебе кредитную карточку. Да… какая кредитная карточка? Я вообще собираюсь учиться… в Израиле.

Обиженное выражение её лица снова сменилось удивлённым.

– Учиться? В Израиле?

– Да. Я встретил на пресс-конференции профессора одного из израильских университетов. И он сделал мне предложение, от которого я отказаться не смог.

Лиза повертела в руках пустую рюмку, после чего закурила.

– Значит, ты поедешь в Израиль. Без меня.

– Разумеется, с тобой. Только мне нужно твоё согласие.

– На то, чтобы учить иврит? – улыбнулась она.

– Да нет же, – раздражённо ответил я. – На то, чтобы выйти за меня замуж.

– Замуж?! Господи, Брийян, ты что, серьёзно? Но я старше тебя на десять лет… и мне скоро сорок!

– Наверное, эти факты должны вызывать у меня опасение?

Она опять вздохнула. Но на этот раз облегчённо.

– Я хочу задать тебе встречный вопрос, – продолжил я. – Нужен ли тебе муж-трудоголик, который не спит по ночам и постоянно ездит в командировки? Кроме того, хочу тебе сообщить, что самая терпеливая женщина терпела меня только лишь год. Такие перспективы тебя не пугают?

Лиза провела ладонью по волосам.

– Только ты можешь предложить руку и сердце вот так, – сказала мне она. – Ты неподражаем.

– Просто… я хотел тебя предостеречь с самого начала. Чтобы ты знала, с кем связываешься.

– О, малыш, не волнуйся. Мы с тобой друг друга стоим.

И я снова обнимал её, шептал ей на ухо те пошлости, которые даже мы с ней стеснялись говорить вслух. Я прекрасно осознавал, что больше не отпущу её, и никто у меня её не отнимет – но стоило только положить голову на подушку, как страсть разгоралась с новой силой. Та самая, нисколько не изменившаяся за эти годы, противоречащая всем законам природы и здравого смысла. И делающая то, что никому не дано понять.

Мы задремали только к утру, когда небо уже начало светлеть, а с улицы потянуло предрассветной свежестью.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – шепнула Лиза.

– Нет, я ни за что не встану рано, – ответил я, не открывая глаз.

– О, но это совсем не то. – Она наклонилась к моему уху и повторила слова, которые навечно останутся прекрасной загадкой для всех смертных: – Я люблю тебя.

Я люблю тебя, малыш.

Конец 2007-2008 гг

Израиль