Женщина-призрак

Глава 4 Сто сорок девятый день перед казнью. Шесть часов вечера

Машина остановилась в тот момент, когда начали бить часы на невидимой колокольне.

— Приехали, — сказал Барчесс.

Гендерсон не был ни свободным, ни. арестованным. Он сидел на заднем сиденье между двумя детективами, которые вчера ночью допрашивали его вместе с Барчессом. Человек, которого они называли Голландцем, лениво вышел из машины, отошел чуть в сторону и стал завязывать шнурки на ботинках.

Вечер был точно таким же как и предыдущий. Тот же час, точно так же алеет небо на западе все спешат. Гендерсон сидел между двумя стражами и думал о том, как за какие-то сутки все может измениться.

Его дом находится совсем рядом от этого места, но он больше не бывает там: теперь он живет в камере предварительного заключения тюрьмы при управлении полиции.

— Надо начать подальше отсюда, — мрачно сказал он Барчессу. — С первым ударом часов я проходил как раз мимо магазина женского белья. Это я помню точно.

Барчесс высунулся из окна машины.

— Эй, Голландец, пройди к магазину женского белья, — крикнул он человеку на тротуаре, завязывающему шнурки на ботинках. Раздался второй удар часов. Мужчина на тротуаре включил секундомер.

Высокий, стройный, рыжий Голландец начал идти от магазина женского белья с секундомером в руках. — Как его шаги? — спросил Барчесс.

— Думаю, я шел немного быстрее, — сказал Гендерсон. — Когда я злюсь, я всегда иду быстро.

— Немного быстрее, Голландец, — приказал Барчесс.

Тот прибавил шаг.

Пробил пятый удар, потом последний. Ну как? — спросил Барчесс.

— По-моему, все правильно, — ответил Гендерсоп. Машина медленно ползла за рыжим Голландцем.

Прохожих почти не было. Скоро они добрались до Пятидесятой улицы. Квартал, Еще один.

— Уже видно?

— Нет. Может быть, я что-то перепутал? Я помню— был ярко-красный, красней, чем обычно.

Третий квартал. Четвертый.

— Верно?

— Нет.

— Теперь будьте внимательны, — предупредил Барчесс. — Если вы протянете еще немного, то ваше даже теоретическое алиби рухнет. Вы уже должны были бы сидеть за стойкой бара. Сейчас восемь с половиной минут.

— Если вы мне все равно не верите, то какая разница?

— Нам не повредит, если мы точно измерим время между двумя пунктами, — отозвался одни из двух стражей. — Мы можем чисто случайно попасть туда, где вы были, а потом проверим математически.

— Девять минут прошло, — предупредил Барчесс. Гендерсон почувствовал тошноту и откинулся на спинку сиденья, и в это время взгляд его упал на вывеску.

— Вот! — воскликнул он. — «Ансельмо»! Да, похоже! Я помню, что название напоминало о чём-то иностранном…

— Эй! Голландец! — рявкнул Барчесс. Он показал знаком, чтобы тот остановил секундомер. — Девять минут, десять с половиной секунд, — объявил он, взяв из рук Голландца секундомер. — Десять с половиной секунд мы вам подарим. Будем считать, что отсюда до вашей квартиры — девять минут ходьбы. Прибавим еще минуту на путь от вашей квартиры до угла, где вы услышали удар часов. Учтем еще время на переходы и толпу. — Он внимательно посмотрел на Гендерсона. — Другими словами, надо убедиться, что вы попали в бар не позже, чем в шесть семнадцать, повторяю, не позже, и в этом случае вы автоматически оправданы.

— Если вы только найдете эту женщину, я сумею доказать, что в шесть десять я уже был здесь.

— Пошли туда, — сказал Барчесс и распахнул дверь машины.

— Вы видели этого человека раньше? — спросил Барчесс.

Бармен наклонил набок голову.

— Лицо его кажется мне знакомым, — сказал он. — Но согласитесь, что за время моей работы я перевидал столько лиц…

Ему дали время на размышление. Он внимательно разглядывал Гендерсона, потом отошел в сторону.

— Я не знаю… — нерешительно сказал он.

— Иногда детали тоже играют роль, — сказал Барчесс. — Идите за стойку, — приказал он бармену и повернулся к Гендерсону. — А вы, Гендерсон, где сидели?

— Где-то здесь. Часы были прямо передо мной, а ваза стояла рядом.

— Хорошо. Бармен, не обращайте на нас внимания, попробуйте еще раз вспомнить его.

Гендерсон сел на стул, опустил голову и замер. Ему вспомнилось, как мрачно сидел он здесь вчера и смотрел перед собой, и непроизвольно он принял ту же позу. Это помогло. Бармен щелкнул пальцами.

— Вспомнил! Боже мой! Вспомнил! Он был здесь вчера! Видимо, он бывает здесь не слишком часто, поэтому я не мог сразу признать его.

— Теперь нас интересует время.

— Ну, это было что-то в первые часы моей работы. Народу в это время мало, и мы открываем бар позже.

— Когда же у вас первый час работы?

— С шести до семи.

— Да, но час — это слишком много, нам нужно знать точнее.

Тот покачал головой.

— Простите, джентльмены. Я редко гляжу на часы во время смены, особенно в начале. Это могло быть и в шесть, и в шесть тридцать, и в шесть сорок пять. Черт возьми, я даже не стану и пытаться.

Барчесс внимательно посмотрел на Гендерсона и снова обратился к бармену:

— Вы можете сообщить нам что-нибудь о женщине, которая в это время была здесь?

— Какая женщина? — с катастрофической простотой спросил бармен.

Гендерсон смертельно побледнел. Рука Барчесса легла ему на плечо.

— Вы разве не видели, как он встал и заговорил с женщиной?

— Нет, сэр, — ответил бармен. — Я не видел, чтобы он вставал и чтобы он с кем-нибудь разговаривал. Я не могу в этом поклясться, но мне кажется, что в это время в баре не было никого, с кем он мог бы поговорить.

— Но, может быть, вы видели женщину, которая сидела за стойкой и не разговаривала с ним?

— В оранжевой шляпке, — крикнул Гендерсон прежде, чем его успели остановить.

— Вы не должны этого делать! — предупредил его детектив.

По какой-то причине бармен стал вдруг раздраженным.

— Послушайте, — сказал он, — этим делом— я занимаюсь тридцать семь лет. Меня тошнит от их чертовых рож, и не спрашивайте меня о цвете их шляп и о разговорах, которые они ведут. Я могу вспомнить только их заказы. Скажите мне, что она пила, и я отвечу вам, была она здесь или нет! Мы храним все записи. Я принесу их из кабинета босса.

Теперь все повернулись к Гендерсону.

— Я брал шотландское и воду, — сказал он. — Я всегда пью это и больше ничего. Подождите минутку, я вспомню, что пила она. Дело в том, что она уже кончила…

Бармен вернулся с большой жестяной коробкой. Гендерсон потер лоб.

— На дне был шерри и…

— Это мог быть один из шести других напитков, уверяю вас. Это был бокал или рюмка? Какого цвета был напиток? Если рюмка, а остатки коричневые…

— Это был бокал, а остатки розового цвета, — ответил Гендерсон.

— «Розовый Джек»! — быстро ответил бармен. — Теперь я легко найду. — Он начал просматривать счета. — Здесь все пронумеровано, — сказал он,

— Одну минутку, — воскликнул Гендерсон. — Это мне кое-что напоминает. Я вспомнил номер, который стоял на моем счете. Тринадцать. Помню, я еще удивился этому.

Бармен разыскал копию довольно быстро.

— Вы правы, — сказал он. — Вот ваши счета. Но они разные. Тринадцатый — шотландское, вода. А вот — «Розовый Джек», его повторяли трижды, номер счета — семьдесят четыре. Счет писал Томми, я знаю его почерк. Это было днем. С ней был другой парень. Три «Джека» и ром — написано здесь, а оба напитка никто никогда не смешивает.

— Значит — мягко сказал Барчесс.

— Значит, я не помню этой женщины и не могу вспомнить, потому что она, была здесь в смену Томми, а не в мою. Но, даже если она была здесь, мой тридцатилетний опыт говорит мне, что он не мог бы заговорить с ней потому, что она была не одна, с ней был уже кто-то. И мой тридцатилетний опыт также говорит, что он оставался с ней до конца, потому что никто не покупает три «Розовых Джека» по восемьдесят центов за порцию, а расплачиваться оставляет другого.

— Но вы же вспомнили, что я был здесь, — дрожащим голосом сказал Гендерсон. — Если вы сумели вспомнить меня, почему вы не можете вспомнить ее? Она ведь тоже была здесь!

— Конечно, я вас вспомнил. Потому что я увидел вас снова, — сказал бармен с железной логикой. — Приведите ее сюда и посадите перед моими глазами, я ее тоже вспомню. Без этого я не могу.

Бармен захлопнул жестяную коробочку, Барчесс взял Гендерсона за руку:

— Пошли.

— Почему вы не хотите мне помочь? — закричал Гендерсон. — Меня обвиняют в убийстве! Слышите, в убийстве!

Барчесс быстро закрыл ему рот рукой.

— Замолчите, Гендерсон, — сухо приказал он.

Его повели к выходу. Он шатался, как пьяный, и рвался обратно к стойке бара.

— Вас подвел тринадцатый номер, — усмехнулся один из детективов.

— Даже если она теперь появится здесь, для вас будет слишком поздно, — сказал Барчесс. — Время перевалило за шесть семнадцать… А любопытно было бы повидать ее и послушать, что она скажет. Но мы все равно проверим шаг за шагом все ваши передвижения.

— Мы ее найдем, должны найти! — настаивал Гендерсон. — Кто-то же мог запомнить ее в других местах. А когда вы ее найдете, я уверен, она назовет то же время, что и я.

Они сидели и ждали, пока люди Барчесса разыскивали таксистов, которые вчера вечером ждали пассажиров возле «Ансельмо».

Наконец с рапортом вернулся один из людей Барчесса.

— Возле «Ансельмо» «Санрайз Компани» держит двух шоферов. Вчера работали Пад Хикки и Ол Элп.

И привез их обоих.

— Элп — странная фамилия, — сказал Гендерсон. — Именно ее я пытался вспомнить. Я говорил, что над этим мы с ней посмеялись.

— Пришлите Элпа, второго отпустите.

В реальной жизни он выглядел еще страннее, чем на фото.

— Вам приходилось вчера вечером ехать от бара «Ансельмо» до ресторана «Мэзон Бланш»? — спросил Барчесс.

— «Мэзон Бланш», «Мэзон Бланш»… — задумчиво повторил таксист. — Я много раз ездил вчера то туда, то сюда, но «Мэзон Бланш»… — Но, видимо, память у него все же работала, и он вспомнил: — «Мэзон Бланш»!.. Шестьдесят пять центов за поездку. Да! Вчера вечером я вез туда кого-то.

— Поглядите сюда. Вы узнаете кого-либо?

Его взгляд скользнул по лицу Гендерсона и задержался на нем.

— Это он, не так ли?

— Вопрос вам задал я.

— Да, это был он, — уверенно ответил шофер.

— Один или с кем-нибудь еще?

Он задумался на мгновение и покачал головой.

— Нет, я не помню, чтобы с ним— был кто-нибудь еще. Полагаю, он был один.

Гендерсон рванулся вперед. Ему казалось, что все сговорились убить его.

— Вы должны были видеть! Она села раньше меня и вышла раньше, как это обычно делают женщины…

— Спокойно…

— Женщина? — агрессивно переспросил шофер. — Я вас помню, я вас хорошо запомнил, потому что из-за вас я получил вмятину на крыле…

— Да, да, — быстро сказал Гендерсон, — и, видимо, поэтому не заметили, как села она, потому что смотрели в другую сторону. Но я уверен, что когда мы сидели в машине…

— Когда вы сидели в машине, я не поворачивался к вам, я смотрел на дорогу! И я не видел, чтобы она выходила из машины!

— Мы еще зажгли свет, — умоляющим тоном сказал Гендерсон. — Вы же этого не могли не видеть, и, кроме того, в зеркале должны были видеть…

— Все, теперь я уверен, — быстро сказал шофер, — Теперь я положительно уверен. Я работаю уже восемь лет. Если вы говорите, что зажгли свет, значит, вы там были один. Я еще не видел, чтобы парочка в такси зажигала свет. Наоборот, всем нужна темнота. Если в машине горит свет, можете смело держать пари, что пассажир сидит там один.

Гендерсон едва мог говорить. У него перехватило дыхание.

— Как же вы можете помнить мое лицо и не помнить ее? — тихо произнес он,

— Вы сами не помните ее, — ответил Барчесс раньше, чем таксист успел открыть рот. — Вы утверждаете, что провели с ней шесть часов, а он — меньше двадцати минут, да еще сидел к вам спиной. — Он повернулся к Элпу: — Так что же вы можете сказать в заключение?

— Я скажу вот что. Когда я вчера вечером вез этого человека, в машине с ним никого не было.

В «Мэзон Бланш» они приехали перед открытием, и им пришлось пройти в ресторан через кухню.

— Вы когда-нибудь видели этого человека? — резко спросил Барчесс метрдотеля.

— Конечно, — так же уверенно ответил тот.

— Когда вы в последний раз видели его?

— Вчера вечером.

— Где он сидел? Метрдотель указал столик:

— Вот здесь.

— Да? Продолжайте.

— Что продолжать?

— Кто с ним был?

— Никто.

Ответ потряс Гендерсона, как удар по голове.

— Вы же видели, как она вошла в зал минуту или две спустя и присоединилась ко мне! Вы же видели, что она все время сидела здесь! Вы должны были видеть ее! Вы же подходили к нам и спросили; «Вы всем довольны, мсьё?»

— Да, это входит в мои обязанности. Я делал то же самое, что, прошу прощения, у каждого столика, Вас я запомнил потому, что у вас было расстроенное лицо, также помню, что рядом с вами было два свободных геста. Вы сами только что процитировали мои слова, если я сказал «мсье», как это подтвердили вы, это значит, что с вами никого не было. Когда джентльмен сидит за столом с леди, я обращаюсь к ним со словами мсье» и «мадам».

У Гендерсона закружилась голова, перед глазами поплыли черные круги. Метрдотель повернулся к Барчессу.

— Ну, раз возникли сомнения, я могу показать вам список заказанных мест. Вы сами убедитесь.

— Что ж, это не повредит, — кивнул Барчесс, хотя по его виду было ясно, что он считает это лишним.

Метрдотель пересек зал, подошел к большому буферу, открыл ящик, достал из него что-то и вскоре вернулся обратно.

— Вот, пожалуйста.

Это было несколько листов бумаги с фамилиями, метрдотель помог Барчессу найти лист, в котором значилась фамилия Гендерсона. На листе было всего девять или десять фамилий. Середина столбца выглядела так:

Стол 18 — Роджер Эшли, четверо. (Вычеркнуто).

Стол 5 —мисс Рэйбер, шестеро. (Вычеркнуто).

Стол 24 — Скотт Гендерсон, двое. (Не вычеркнуто).

Кроме того, рядом с последней записью стояла в скобках цифра один: (1).

Метрдотель объяснил:

— Здесь все видно. Когда заказ исполнен, то есть все клиенты явились, заказ зачеркивается целиком. Если не все клиенты явились и заказ не был выполнен полностью, соответствующая строчка не зачеркивается, но рядом в скобках указывается, сколько клиентов присутствовало.

Я сам придумал эту систему, и мне удобно по ней следить за клиентами, не задавая лишних вопросов. Так что вы видите, что мистер Гендерсон заказал места для двоих, но явился один.

Гендерсон опустил голову на руки.

— Кто обслуживал стол, за которым сидел мистер Гендерсон? — неожиданно спросил Барчесс, и Гендерсон удивленно поднял голову. Он совсем забыл, что уж официант то должен был запомнить ее.

Метрдотель порылся в своих записях.

— Дмитрий Малов.

Гендерсон с надеждой посмотрел на Барчесса. Метрдотель ушел за официантом. — : Это вы обслуживали вчера стол 24? — спросил Барчесс, когда к ним подошел официант.

— О, конечно, — воскликнул официант и улыбнулся. Он явно не думал, что случилось что-то непредвиденное. — Добрый вечер! Здравствуйте! — обратился он к Гендерсону. — Вы снова хотите поужинать у нас?

— Нет, нет, — сухо сказал Барчесс. — Так это вы вчера обслуживали стол 24? — повторил он вопрос. — Сколько человек сидело за столом?

Официант удивленно посмотрел на него.

— Он один.

— Без леди?

— Без леди. У него что-нибудь пропало? Гендерсон тяжело вздохнул и снова опустил голову.

— Да, пропало, — мрачно отозвался Барчесс. Официант почувствовал, что сказал что-то не то, но он явно не понимал, что происходит.

— Вы придвинули ей стул, — сказал Гендерсон. — Вы открыли меню и вручили ей. Я же всё это видел своими глазами! Почему же вы говорите, что не видели ее?

Официант заговорил теперь с явным восточным акцентом и начал жестикулировать:

— Да, я придвигаю стулья дамам. Но не для воздуха же! Зачем бы я стал двигать стул, если леди с вами не было?

— Говорите с нами, а не с ним, он арестован, — сказал Барчесс.

— Он оставил мне на чай полторы ставки. Как же с ним могла быть дама? Вы думаете, я стал бы сегодня разговаривать с ним, если бы он вчера был не один и при этом оставил мне полторы ставки? Вы думаете, я забыл? — Глаза его загорелись. — Я помню все, что делается в течение двух недель. Ха!

— О каких полутора ставках вы говорите? — с веселым любопытством осведомился Барчесс.

— Речь идет о тридцати центах. Ставка за одного — тридцать, за двоих, — шестьдесят центов. Он дал мне сорок пять центов, вот я и говорю о полутора ставках.

— А вы не могли получить эти сорок пять центов за двоих?

— Никогда! — обиженно воскликнул официант. — Я бы: делал так… — Он швырнул воображаемый поднос на стол, скрестил руки на груди и презрительно уставился на Гендерсона. — Я бы сказал ему: «Сэр, я благодарю вас. Большое спасибо, сэр. Очень большое спасибо, сэр. Вы уверены, что можете расстаться со своими деньгами?» Если бы он был с дамой, ему стало бы стыдно.

— Верно, — согласился Барчесс. — Итак, сколько вы: ему дали, Гендерсон?

— Столько, сколько говорит он, — безнадежно пролепетал тот.

— Еще одно, — сказал Барчесс. — Я бы хотел проглядеть счета за обеды. Вы сохранили их?

— Они у управляющего. Попросите у него.

Управляющий принес счета. В пачке без труда отыскали счета стола 24, среди которых был и его счет. «Общий обед —2,25. Официанту —0,45». Поперек счета стоял красный штемпель: «Оплачено. 20 мая». Другой счет стола 24 был выписан всего за один чай, и, кроме того, он был дневным —0,75, а следующий — за обед для четверых— перед самым закрытием ресторана.

Они помогли ему сесть в машину. Он был потрясен едва передвигал ноги. Окружающее казалось ему нереальным.

— Они лгут. Они убивают меня. Но почему? Что я им сделал?

— Вы знаете, что мне это напоминает? — спросил один из сидящих рядом детективов. — Есть такие детские картинки. Чем дольше на них смотришь, тем больше деталей картинки пропадает.

Гендерсон опустил голову и ничего не ответил.

До них доносились музыка, смех, аплодисменты. Управляющий сидел у телефона. Бизнес шел хорошо, и он был доволен.

— Не может быть никакого сомнения, что заплачено было за два места, — сказал он. — Все, что я могу вам сказать: с этим человеком никого не видели. — Он неожиданно забеспокоился: — Он очень бледен. Увезите его, пожалуйста, побыстрее отсюда! Я не хочу никаких неприятностей во время представления!

Они открыли дверь. Гендерсон чуть не упал им на руки.

«Чича, чича, бум, бум!

Чича, чича, бум, бум», донеслось до них.

— Не могу больше оставаться здесь, — Гендерсон упал на сиденье.

— Почему вы не хотите признаться, что с вами — не было никакой женщины? — спросил Барчесс. — Неужели вы не понимаете, как это упростит дело?

— Вы же знаете, что потребуете у меня дальнейших признаний в том, чего я не делал, — дрожащим голосом пробормотал Гендерсон. — Рассудок начинает покидать меня. Я ни в чем теперь не могу быть уверен. Я даже начинаю сомневаться — на самом ли деле меня зовут Скотт Гендерсон. — Он помолчал. — Она была со мной в течение шести часов! Я прикасался к ее руке… Я разговаривал с ней… Я слышал шелест ее одежды… Слова, которые она произносила… Запах духов… Стук ее ложки о тарелку… Она сидела рядом со мной в такси… — Он ударил кулаком по своему колену. — Она была, была, была! — Он почти кричал. — А теперь вы пытаетесь убедить меня, что ее не было! — Он долго молчал. — Я боюсь. Отвезите меня обратно в камеру. Пожалуйста. Я хочу чувствовать вокруг себя реальный мир, твердые стены.

— Он дрожит, — заметил один из детективов.

— Ему надо выпить, — сказал Барчесс. — Остановитесь на минутку, надо принести ему немного виски.

Гендерсон выпил виски и закрыл глаза.

— Отвезите меня быстрее назад. Быстрее, Быстрее. Назад.

— Он чокнулся, — усмехнулся один из детективов.

— С тобой случилось бы то же самое, если бы ты провел вечер с призраком.

Остальной путь они ехали молча.

— Вам лучше выспаться, Гендерсон, — сказал Барчесс на прощание. — И вам нужен хороший адвокат.