Женщина в кратере Дель Рей

Мы шли на посадку к Луне. В лемми меня всегда тошнило и укачивало. Лемми — это небольшой челнок; на нем нельзя выйти даже на орбиту Луны.

Шериф Бауэр-Стенсон включила сопла вертикальной тяги. Лемми перевернулся брюхом вверх, чтобы мы смогли насладиться видом.

— Вон там, Гамильтон, — сказала она, махнув рукой в сторону белой как кость местности у нас над головами.

— Старый знак ФЕРБОТЕН поперек.

После рассвета прошло четыре условных т-дня, и тени были длинные. Дель Рей остался в стороне, шесть километров в поперечнике, его края поднялись в стороны, а кругом простиралось ровное дно. Внутри картера повсюду были пятна пыльного серебра, в особенности много около центра. Через центр кратера тянулась грубая выемка, глубокая и полная теней. Эта полоса и круг кратера образовывали знак ФЕРБОТЕН.

— Вы перевезете нас на ту сторону? — спросил я.

— Нет.

Шериф Бауэр-Стенсон свободно висела в невесомости, пока рваный лунный ландшафт плыл нам навстречу.

— Не люблю радиацию.

— Но на нас защита.

— Само собой.

Компьютер перевернул корабль и запустил главный двигатель. Лунный шериф ввела с клавиатуры новые инструкции. Пока я болтал, компьютер выполнял основную работу и вел челнок на посадку. Шериф посадила нас в нескольких километрах к югу от края кратера.

— Осторожность не повредит, верно? — спросил я.

Бауэр-Стенсон оглянулась на меня через плечо. Узкие плечи, длинная шея, острый подбородок: у нее была типично лунная внешность эльфийских женщин Толкина. Шлем-пузырь прижал ее длинные волосы. Черные, крашенные белыми перьями, выстриженные гребнем: измененный стиль Зоны.

— Это опасное место, обер-лейтенант Гамильтон, — сказала она. — Здесь почти никто не бывает, только по крайней нужде. Вообще здесь делать нечего.

— Меня пригласили.

— Нам повезло, что вы были неподалеку. Щит лемми хорош против солнечных бурь, обер-лейтенант Гамильтон, самых сильных солнечных бурь. Спасибо шриви-щиту, благослови его Бог.

Наше внимание, Бауэр-Стенсон и мое, привлек сигнал о появлении радиации. Внутрь радиация не проникала, щит пока справлялся.

— Но в кратере Дель Рей все иначе.

Земля была бело-голубым шаром в десяти градусах над горизонтом. Из всех иллюминаторов я мог любоваться классическим лунным пейзажем, кратерами, большими и малыми, на фоне длинного края Дель Рей. Безжизненная пустота.

— Я уже спрашивал, но не могли бы вы сесть поближе к краю Дель Рей? А лучше рядом с перерабатывающим заводом?

Шериф наклонилась ко мне, наши шлемы соприкоснулись.

— Взгляните на правую сторону края кратера. Сейчас это ближе, немного правее. Видите — там накатанная дорога и пригорок…

— Да.

Оттуда до края кратера километр: длинный приземистый холм лунной пыли и несколько более крупных осколков скал с небольшой выемкой в середине.

— Вам пора бы понять, Гамильтон. Мы все закапываем, хороним. Небо здесь — враг. Метеориты, радиация… космические корабли, кстати.

Я смотрел на холм, ожидая, что оттуда выскочит мини-трактор.

Шериф перехватила мой взгляд.

— Мы отключили уолдо-тягачи после того, как нашли тело. Около двадцати часов назад. Если вы скажете, что тягачи можно включить, мы их включим. Ну что, идем наружу?

Пальцы Бауэр-Стенсон нажали на замки разгерметизации на дверной панели. Раздался свист, быстро стихший, после того как воздух улетучился из кабины.

На нас были одинаковые скафандры в обтяжку, с просвинцованной броней, которую мы взяли напрокат и которая плохо подходила по размеру. Я почувствовал, как в вакууме туго натянулся мой пояс, потом крыша кабины поднялась и отошла в сторону.

Мы добрались до грузового отсека и встали по обе стороны от лунного двухколесного пуффера «Модель 29», закрепленного в зажимах. Достали машину из кузова и поставили на грунт.

Колеса пуффера напоминали тороидальные птичьи клетки высотой мне по плечо с небольшими моторчиками на каждой оси. На Луне не нужны массивные прочные колеса, однако машина должна иметь широкую опору, потому что собственный вес не придаст ей устойчивости. Без опор машина стояла ровно. Низкая рама между колесами, массивный пластиковый ящик с тяжелым замком, скрывающий в себе экспериментальный радиационный щит «Шриви девелопмент», источник питания, сенсорные датчики и, без сомнения, кучу других секретов. К раме прикручено сиденье с камерами и дополнительными сенсорами позади.

Бауэр-Стенсон уперлась в машину руками. Откатила пуффер на несколько футов от лемми и включила щит.

Мне приходилось ремонтировать шриви-щит на своем корабле несколько лет назад, когда я работал в Зоне. Малая версия щита выглядит как плоская тарелка, двенадцать на двенадцать футов, со скругленными краями с креплением в одном углу. Фрактальный полупроводниковый свиток покрывал пластину кружевными волнами, обращаясь в микроскопическую филигрань по краям. Щит гнется, но до определенного предела. На моем корабле в Зоне щит был обернут вокруг жилого отсека, и действие щита укрывало все кроме двигателей. На полицейском лемми щит был обернут вокруг кабины два раза.

Вокруг пуффера «Модели 29» обернуть шриви-щит невозможно.

Однако пуффер укрывало гало щита, то же непроницаемое фиолетовое облако, что и вокруг самого лемми. Никогда прежде я не видел, чтобы щит горел так ярко. Радиационный щит обычно не нужно разгонять до такой интенсивности.

Шериф Бауэр-Стенсон вошла внутрь сияния. И махнула мне оттуда рукой.

В два прыжка я преодолел расстояние между двумя щитами. Вакуум, яркие колючие звезды и инопланетный ландшафт не пугали меня. Другое дело радиация.

— Шериф, почему мы достали только один пуффер? — спросил я.

— Обер-лейтенант Гамильтон, потому что пуффер только один.

Бауэр-Стенсон вздохнула.

— Могу я звать вас Гил?

Мне уже и самому надоело.

— Конечно. Геката?

— Ге-ка-ти, — поправила она.

В три слога.

— Гил, «Шриви девелопмент» производит активные противорадиационные щиты. Всего производится два типа щитов, и оба предназначены для космических судов.

— На Земле мы тоже используем щиты. Есть старые ядерные станции, где горячо как в аду. Когда мне было, э-э-э, лет восемь, шриви-щиты были свежей новостью. Ими пользовались, снимая документальные фильмы о Южном и Центральном Лос-Анджелесе, но что интересовало меня, так это космические корабли.

— Можете не объяснять. Тридцать лет назад из-за солнечных бурь нас выбросило на необитаемый остров. Нам приходилось закапываться в грунт, и наши корабли не могли летать дальше Земли.

Я припомнил, что первыми появились большие щиты. Ими пользовались для защиты городов. Такой щит установили на первом гигантском звездолете, который отправился к Альфе Центавра. Три года спустя появились малые щиты, которыми можно укрыть небольшие корабли на трех человек, и этого мне было достаточно. Я поднялся по колодцу наверх и устроился в рудники Зоны.

— Надеюсь, они разбогатели, — подал я голос.

— Да. Когда никто не преуспевает, это называют упадком, — отозвалась Гекати. — В исследования было вложено много денег. Все стремились создать небольшой щит для одного человека, было много неудач, и вот «Модель 29» — то, что мы имеем сегодня.

— Вы умеете быть чертовски убедительной.

— Йонни Катании — жена моего кузена. Она одолжила нам этот вездеход. Гил, все, что мы узнаем о нем, должно храниться в тайне. Вы не должны открывать замок на ящике, даже пользуясь своими полномочиями представителя АРМ.

Гекати говорила с легким презрением.

— Ясно. Извините.

— Да. Ничего. Йонни сказала, что эта версия работает непрерывно, хотя ее рыночная цена еще очень высока.

— Гекати, я все понял. Скажите, — поинтересовался я, — Шриви решил испытать на мне свой новый продукт, эту «Модель 29» со щитом?

Гекати покачала головой; ее гребень, соль с перцем, плавно закачался внутри прозрачного шлема. Удивление.

— Вы не подопытный кролик. Погибшая шишка с равнин ехала на их «Модели 29» с шриви-щитом? Чтобы вашу предсмертную улыбку потом транслировали по буб-кубам по всей Солнечной системе? Я поеду первой, если вы не возражаете.

— Я хочу взглянуть на все свежим глазом. И не хочу изучать отпечатки ваших колес.

Я забрался на «Модель 29», прежде чем Гекати успела возразить.

Ни единым движением она не попыталась остановить меня.

— Проверьте прием, — попросил я.

Одним грациозным прыжком она очутилась у кабины лемми и настроила экран на прием сигнала камеры на моем шлеме.

— Вы в эфире. Картинка четкая… хотя немного скачет. Но смотреть можно.

— Следите за мной. И будьте моим гидом.

Я завел «Модель 29» и покатил в сторону пригорка.

Недавно тишину в наушниках прервал вызов от Гекати. На всей Луне установлен единый часовой пояс, поэтому в жилище Гекати Бауэр-Стенсон тоже была середина ночи.

Что ж, прекрасно. У меня осталось время принять душ и перекусить, пока она летела ко мне и дозаправлялась, но гарантий не было. Судя по ее голосу, погибший в кратере Дель Рей не взывал к немедленному возмездию.

В полете у меня было время прочитать о кратере Дель Рей.

Незадолго до начала нового века, компания «Боинг», в ту пору еще более или менее занимавшаяся самолетами, провела определенные исследования. Могут ли у компании найтись клиенты, готовые выложить некоторую сумму за легкий доступ на орбиту?

Полученные результаты стояли в тесной связи со стоимостью запуска летательного аппарата. Чудо политики — космический челнок НАСА, шаттл — пожирал три тысячи долларов на фунт за запуск. По такой цене летать никто не хотел: тут не было возможности получить прибыль от снижения налогов, его никто не предлагал. При двухстах долларах за фунт потребительская сеть могла устраивать на орбите хоть гладиаторские бои.

Умеренные цены позволяли использовать Высотные Средства Обороны, солнечные орбитальные энергетические установки, допускать космический туризм, утилизацию опасных отходов, похороны…

Похороны. По пяти сотен долларов за фунт можно было запустить прах, замороженный в куске льда, на орбиту, где солнечный ветер разметает его среди звезд. В ту пору запуски ракет производились из Флориды. Наверняка лобби похоронных контор Флориды задолжало государству. Во Флориде существовал особый закон штата. Там запрещались похоронные процессии — за исключением случаев, когда скорбящие родственники могли добраться до могилы… по замощенной дороге!

«Боинг» также рассматривал возможную утилизацию опасных отходов ядерных электростанций.

Такие отходы не выбрасывают не глядя. Сначала осуществляется сепарация остатков топлива — урана или плутония, с тем чтобы отобрать пригодное к повторному использованию. Потом отделяются низкорадиационные отходы, и производится их захоронение в прессованных блоках. По-настоящему опасные остатки, около тридцати процентов от общей массы, тщательно упаковываются, чтобы никто не добрался до них. Потом эти останки, как бомбу, сбрасывают на Луну, и готов новый кратер.

В последующие десятилетия технологии, применяемые на атомных станциях, были существенно усовершенствованы. Наши предки предполагали это. Наступил день, когда появилась возможность снова использовать опасное дерьмо как топливо. И некие дельцы решили его разыскать.

Кратер Дель Рей «Боинг» выбрал с особой тщательностью.

Дель Рей, небольшой, но глубокий, находился на краю видимого полушария Луны. Метеоры массой в 1,1 тонны, падающие на поверхность со скоростью два километра в секунду, поднимали вихри пыли, заметные на фоне лунного диска. Такие столбы пыли разглядишь даже в любительский телескоп. В обсерватории Ловелла можно было получить отличные картинки для вечерних новостей: весьма действенная бесплатная реклама. Высокий край кратера мог укрыть столб пыли, не весь, но большую его часть.

Мое краткое исследование вопроса выявило Лестера Дель Рея, научного фантаста с полувековой историей творчества. Маленький кратер получил свое название определенно в его честь. В своей ранней повести «Нервы» Дель Рей описывал гипотетические термоядерные электростанции.

Для человека, привыкшего к лунному ландшафту, вид с края кратера показался бы довольно странным. Нет ничего удивительного в том, что один кратер помещался в другом. Но целая группа кратеров, при том что центральный пик разбит почти до основания и все кратеры примерно одного размера? Кроме того, двадцать кратеров протянулись в ряд, превратив Дель Рей в огромный знак «ЗАПРЕЩЕНО» — «ФЕРБОТЕН».

Повсюду вокруг меня пролегали метровой ширины следы тракторов, часто с полосой посередине, словно трактор что-то буксировал. В километре впереди следы колес становились редкими и исчезали. Потом я разглядел в центре каждого кратера серебристые капли. Потом что-то еще, неправильного цвета, чуть не по центру. Я использовал зум щитка шлема, чтобы увеличить изображение.

Герметичный костюм, скафандр, лицом вниз. Скафандр из жесткого материала, не облегающий гибкий. Мне была видна макушка шлема.

От тела тянулись рифленые следы, по три или четыре ярда между отпечатками. Проникший в кратер бежал в точку на краю кратера правее меня, на юго-юго-восток, бежал прыжками, словно лунный олимпийский чемпион.

— Видите меня, Гекати?

— Да, Гил. Ваши камеры хуже тех, что на тягаче, но я могу прочитать все нашивки на этом скафандре.

— Лежит головой ко мне. Так. Я установлю антенну-ретранслятор. Потом пойду ближе.

Я запустил «Модель 29» и покатил в глубь кратера. Наверняка снаружи мой щит светился, но изнутри я этого не видел.

— Мне кажется, вы ошиблись. Это не скафандр лунянина. Он просто старый.

— Гил, нам пришлось потрудиться, чтобы вызвать сюда АРМ. Таких скафандров на Луне никогда не было, не наш это тип. У нас сглаженные формы. Шлем не такой. Наш дизайн — «рыбий пузырь», мы носили такие, еще когда строили первый Луна-сити!

— Гекати, как вы нашли тело? Сколько оно здесь пролежало?

Молчание.

— Мы запускаем спутники, но над кратером Дель Рей они пролетают редко. Для приборов тут слишком непростая обстановка. Никто ничего не замечал, пока сюда не прибыл очередной тягач. Мы увидели тело через камеры тягача.

А даже если бы спутники пролетали над кратером каждый день? Скафандр был точно того же цвета, что и серебристые пятна вокруг него. Сколько тело здесь пролежало?

— Гекати, направьте сюда спутник или корабль с камерами. Нам нужен общий вид. У вас есть возможность связаться с начальством, или мне лучше воспользоваться своими каналами?

— Я попробую.

— Минутку. Тягач. Что вы отсюда таскаете? На Луне ведь тоже есть солнечные батареи и безгелийный термоядерный синтез.

— Мы забираем отсюда старые целые контейнеры и отправляем их на завод «Гелиос».

— Зачем?

Гекати вздохнула.

— Вот тут вы меня подловили. Я не знаю. Может быть, вы узнаете. У вас там все отгадки перед глазами.

Я приметил расколотый контейнер и объехал его по широкому кругу. Невидимая смерть. Никакого света вокруг себя я не замечал: ни зловещего голубого сияния Черенкова, ни гало моего собственного щита, ничего.

Что если у моего вездехода сломается колесо? Могу ли я доверять шриви-щиту? Насколько тщательно «Шриви девелопмент» продумала все детали своей новинки, с виду простой, как колеса с раздельным приводом? Если я сделаю шаг в сторону от «Модели 29», то изжарюсь заживо…

Глупо. Надо делать дело. Мы с Гекати наверняка уже получили дозу. Почему от радиации нервы становятся ни к черту?

Я остановился возле тела в скафандре. Рядом не было следов колес, только отпечатки перчаток и подошв. Обреченный полз в пыли, оставляя следы, полоски от рук и колен. Я снова запустил «Модель 29» и сделал полукруг. Потом подъехал по возможности близко, остановился и наклонился как можно ниже.

В этот миг я не мог сказать наверняка, пуст скафандр или нет. Единственными опознавательными знаками были разноцветные стрелки, инструкции для новичков. Все значки заметно выцвели.

Слезать с машины мне совершенно не хотелось. За пределами шриви-щита на ботинки могла попасть радиоактивная пыль, которую я потом занесу внутрь поля. Я мог только как можно сильнее нагнуться в сторону, крепко обхватив бока и раму 29-го ногами и держась руками, и попытаться дотронуться до скафандра своей воображаемой рукой.

Словно я опустил руку в воду, полную водорослей и планктона. Мои пальцы пронизали разнообразные структуры. Да, там что-то есть. Труп, похоже, обезвожен. Разложился не сильно, и я обрадовался. Может быть, в скафандре утечка? Грудь… это женщина?

Я поднял руку и тихонько коснулся ее лица. Древнее и высохшее. Я поморщился и провел рукой дальше, касаясь невидимыми пальцами груди, торса, внутренностей.

— Гил, вы в порядке?

— Да, Гекати. У меня есть некие способности, и я пытаюсь при их помощи выяснить, что произошло с погибшим.

— Но пока ничего не выяснили? Что за способности?

Мне всегда трудно было предугадать чью-то реакцию.

— Необычный талант. Телекинез и экстрасенсорика. К примеру, я могу пощупать, что находится внутри запертого на замок ящика. Но не более. Могу поднять какую-нибудь мелочь. Вроде того, ясно?

— Ясно. И что вы нащупали?

— Это женщина, Гекати, она меньше меня ростом.

— С Луны?

— Сомневаюсь. На скафандре нет никаких знаков различия и надписей. Разложение почти не затронуло ее, но она высохла как мумия.

Я говорил, а сам продолжал осмотр.

— Изнутри и снаружи на ней много медицинских датчиков. Старые, довольно большие. Лицо у нее такое, словно ей лет двести, но никаких следов повреждений нет. В баллонах воздуха нет, само собой. Давление воздуха почти ноль. Ни одной раны я не нашел. Хотя… стоп!

— Гил?

— Расход кислорода у нее стоит на максимуме, выкручено до предела. Наверняка была утечка.

В наушниках молчание.

— Она задохнулась прежде, чем ее доконала радиация.

— Но какого черта она здесь делала?

— Забавно, я тоже об этом думаю. Гекати, забрать тело?

— Нет, она не нужна мне в багажнике. «Модель 29» тоже не для такого груза. Если вы поможете мне вызвать и навести туда тягач, я попрошу его привезти тело.

— Вызывайте тягач.

Я проехал мимо трупа.

От тела на север-северо-восток тянулись следы, и я двинулся вдоль них, держась поодаль.

…Я катил через кратер, известный как самое радиоактивное место в солнечной системе, исключая разве что Меркурий и Солнце. Было ли ей страшно? Даже если в скафандре нет утечки, все равно разумно установить максимальную подачу кислорода и бежать, как грешная душа из ада, чтобы скорее убраться из кратера, а там — будь что будет. Но как она оказалась в Дель Рей?

Я остановился.

— Гекати?

— Я здесь. Я вызвала тягач. Прислать его к вам?

— Да. Гекати, вы видите то же, что и я? Следы?

— Да. Следы только что кончились.

— В середине кратера Дель Рей?

— А что вы видите?

— Следы начинаются в самой середине, и она сразу же переходит на бег. Следы тянутся до самого края кратера. Поскольку мой датчик радиации давно зашкалил, думаю, у нее была отличная причина рвануть отсюда без оглядки.

Я развернулся и вернулся к останкам. В ящике с инструментами за сиденьем лежал лазерный резак. Несколько минут я вырезал желоб в скалах вокруг тела.

— Гекати, тягач ждать долго?

— Эти машины созданы не для побития рекордов скорости. Гораздо важнее, чтобы тягач не перевернулся, но на равнине они могут выжимать двадцать пять километров. Гил, тягач будет возле вас через десять минут. Как ваш щит — выдержит?

Я взглянул на счетчик радиометра. Вокруг меня бушевал ад, но внутрь щита не проникало почти ничего.

— Все, что сюда попало, я, скорее всего, принес на ботинках. В самом кратере уровень ужасный. Мне хотелось бы уехать как можно скорее.

— Гил, можете направить камеру на ее ботинки?

Я развернул пуффер и наклонился над сапогами погибшей. Если бы не Гекати, я бы на них даже не взглянул. Сапоги были белые. Никакого рисунка, никаких приметных деталей. Крепкие сапоги с толстыми подошвами против лунного холода и жары, устойчивые на лунной пыли. Изготовлены специально для Луны. Конечно, она могли прилететь в них откуда-нибудь с Земли.

— Теперь лицо. Чем раньше мы узнаем, кто она такая, тем лучше.

— Она лежит ничком.

— Не трогайте ее, — сказала Гекати. — Подождите тягач.

Я принялся ждать, а заодно, чтобы скоротать время, подвел под тело конец троса. Потом просто ждал.

Ко мне катилась пара манипуляторов на больших тракторных колесах. Машина преодолевала кратер за кратером, словно поднималась на волнах. Я ощутил тошноту — радиометр молчал, значит, причина была не в радиации. Я смотрел, как машина движется ко мне.

— Сначала ее нужно перевернуть, — сказала Гекати.

К телу потянулся манипулятор чуть больше моей руки. Я взялся за трос. Механическая рука подняла скафандр снизу и перевернула.

— Пусть лежит так, — попросил я.

— Сделано.

Мое лицо было в трех сантиметрах от ее щитка, но я все равно ничего не видел. Может быть, удастся заглянуть туда при помощи камеры, если понять спектр изображения.

— Думаю, отпечатки ее пальцев проверить уже не удастся, но мы можем получить для анализа ее ДНК, а вот с рисунком сетчатки снова неудача.

— Точно.

Грузовой манипулятор попятился и поехал назад.

— Хочу рассмотреть место, где она лежит, — объяснила Гекати, но я и так все понял. — Вы можете подъехать поближе? Хорошо, Гил, можете уезжать. Ждать тягач не нужно.

По пути я разминулся с другим тягачом, на этот раз направляющимся за контейнерами. Впереди меня по курсу через край кратера перевалил третий тягач. Следом за этим тягачом я выехал из кратера.

— По-моему, на месте преступления никто не должен появляться. Конечно, если преступление имело место.

Я проследил за тем, как тягач тащит из кратера контейнер.

В моем воображении из недр кратера, эдакого древнего английского кургана, мертвые пробирались через открытый портал в мир живых. В реальном же мире мертвых за ворота завода могли вырваться только манипуляторы на колесном ходу, с очередным контейнером в захватах. И эта машина была во сто крат смертоносней, чем любая армия восставших мертвецов древнего короля.

— Как только мы вернемся в цивилизацию, — сказала Гекати Бауэр-Стенсон, — начнем искать среди жителей Луны не вернувшихся с полевой вылазки, и проверим владельцев этой модели скафандра. Все здешние производители у нас под контролем. Наверняка эта женщина из местных.

— Не из Зоны?

— Сапоги, Гил. На них нет магнитов. Нет даже гнезд для магнитов.

Вот это да. Мне следовало записать еще пару очков на счет шерифа-ищейки Бауэр-Стенсон.

— Уходим, Гил. А тело пусть заберет тягач.

— Вы сможете запрограммировать тягач?

— Я пошлю тягач на станцию «Гелиос-Энергия Один», мы как раз направляемся к ним. Через пять часов он доберется туда. Эта женщина лежала здесь очень долго, может подождать еще немного. Все, улетаем.

— Но «Модель 29» мы заберем?

— Он вернется сам… хотя нет. Если что-нибудь случится… нет, черт, придется его забрать.

Гекати задала мне направление: мы остановили «Модель 29» на скалистом утесе. Для чего, я не знал, пока Гекати не вернулась в лемми за баллоном с кислородом.

— Может быть, лучше сберечь? — спросил я.

— К чему? Вся лунная поверхность покрыта связанным кислородом. Мне же нужно сдуть пыль, верно?

Гекати нацелила носик баллона и открыла кран. Пыль полетела с «Модели 29» во все стороны, и мне пришлось отойти.

— Я имею в виду, что нам может не хватить кислорода для дыхания.

— Я закачала достаточно кислорода.

Гекати закрыла баллон, только когда весь кислород улетучился. Мы снова подняли «Модель 29» и поставили обратно в багажник лемми. Через минуту Гекати уже подняла аппарат.

Сильно ли она ударилась? Исаак Ньютон уже думал на эту тему. Я пытался вспомнить уравнения, но безуспешно. Возьмем как исходное условие тело на краю утеса. Пусть оно движется с ускорением лунной силы тяжести вперед и вверх, к центру на расстоянии трех километров. Вверх под углом сорок пять градусов, потом так же вниз. Потом вмешается сэр Исаак, потом подняться на ноги и бежать. Не останавливаясь. Кислород на полную, и бежать, бежать к дальней стороне утеса, прочь от — топ, топ, топ — безумных ученых, запустивших ее в этот полет. Топ, топ, топ.

Стук в шлем, в дюйме от моего глаза.

— Что?

Я открыл глаза.

Мы опускались к дыре в поверхности Луны, к покрытому изнутри черным хромом отверстию с оранжевыми и зелеными спиралями вокруг. По мере нашего спуска — падения, поскольку лемми внезапно пугающе ускорил движение вниз импульсом дюз — я оценил размер колодца по нескольким маленьким светящимся окошкам в черных стенах.

— Я подумала, что толчки маневровых дюз могут испугать вас во сне.

Оранжево-черный логотип вверх ногами. «Гелиос-Энергия Один» защищена Черной Силой. Меня это удивило, но не поставило в тупик: если ядерная станция внезапно остановится, местным все равно нужны будут свет, вода, охлаждение и рециркуляция воздуха.

— Что вам снилось? У вас дергались ноги.

— Я задремал. Гекати, она открыла кислород на полную. Возможно, да и скорее всего, утечки не было. Наверно, для того чтобы быстрее и легче бежать.

Мы опустились на оранжево-зеленый спиральный круг, посадочную площадку «Гелиос Один». Гекати ужом выскользнула из кабины и нетерпеливо погнала меня наружу.

— Мы осмотрим скафандр, и, если утечка в нем была, мы ее найдем. Другие соображения?

— Я подумал, что ее мог оставить в центре кратера Дель Рей корабль. Небольшой корабль, потому что выхлоп бьет в кратер, а кратеры там небольшие. Например, такой лемми — это возможно? И никто ничего не узнает.

— Об этом нечего думать. Вы не представляете, что можно рассмотреть с орбиты. Лично я не пошла бы туда ни за какие коврижки. Гил, мне немного не по себе…

— Это только ваше воображение.

— Нужно пройти обеззараживание.

Купол Коперника находился в трехстах километрах от Дель Рей. От «Гелиос Один» нас отделяла всего сотня, но лемми мог добраться в оба места одним прыжком.

В Куполе Коперника наверняка есть оборудование для очистки от радиоактивного загрязнения. Да и любой земной автодок мог нас обработать. Очистка от радиации была известна со времен Второй мировой! За два минувших века технологию значительно улучшили, и сегодня нужно было постараться, чтобы умереть от радиации… но ничего невозможного нет.

Обеззараживание — это очистка от радиации того, с чем ты потом собираешься жить. Но отсеки для очистки имелись только на ядерных и термоядерных станциях.

Не воспользоваться ими было бы ошибкой. Но станция «Гелиос Один» использовала термоядерный синтез на основе гелия-3.

Гелия-3 на Луне повсюду было в избытке, абсорбированного в скальной породе. Распад гелия-3 происходил с образованием двух протонов и нейтрона. Частицы вступали в реакцию синтеза с обычным дейтерием — импортированным, конечно — с образованием гелия-4, водорода и энергии, хотя температура требовалась адская. Самым лучшим в термоядерном синтезе на основе гелия-3 было то, что он проходил без выделения нейтронов. Без всякой радиации.

Откуда на «Гелиос-Энергия Один» отсек обеззараживания? Это была еще одна интеллектуальная загадка, которую я пока не решил. Нужно спросить у Гекати… при случае.

Мне уже приходилось пользоваться процедурами обеззараживания, чтобы получить вещественные доказательства с погибших. Отсек на «Гелиос-Энергия Один» был самым современным из всех виденных мной. Везде висели счетчики радиации. Прямо в скафандре я прошел через магнитный тоннель, потом через воздушный обдув. Потом вошел в герметичный мешок и там выбрался из скафандра. Скафандр остался в мешке и куда-то отправился. Меня осмотрели несколько датчиков. Потом десять душевых головок по очереди окатили меня водой, и это был первый приличный душ после моего отлета с Земли.

Потом наступил черед ряда из шести огромных капсул. Это были автодоки «Райден Медтек», удлиненные под рост лунян. Я подумал: «Зачем так много?» Но капсулы выглядели новехонькими, не использованными. Что ж, уже лучше. Я лег в первую капсулу и уснул.

Проснулся я разбитым и с больной головой.

Прошло два часа. Я получил в общей сложности двести миллирентген, и красный дисплей автодока посоветовал мне пить больше жидкости и снова лечь в капсулу через двадцать часов. Я представил себе, как крохотные молекулы «Райден Медтек» блуждают в моей крови, собирая оставшиеся радиоактивные частицы, стимулируют почки и выделительную систему для ускорения очистки, изолируя полумертвые клетки, которые могут стать причиной рака. Вычищают кровеносную систему.

Я позвонил Гекати и узнал, что она в своей конторе.

Когда я вошел, она поднялась и повернулась ко мне, чертовски грациозная. Если бы я так быстро повернулся, то взлетел бы к потолку.

— Нуналли, это обер-лейтенант Гил Гамильтон из Ассоциации региональной милиции Земли. Гил, это Нуналли Стерн, дежурный офицер.

Когда Стерн — лунянин с удлиненной головой, очень черный — поднялся, чтобы пожать мне руку, мне показалось, что в нем все восемь футов, а может и больше.

— Для нас большая честь видеть вас здесь, Гамильтон, — проговорил он. — Нам не хотелось останавливать тягачи. Думаю, мистер Ходдер захочет поблагодарить вас лично.

— А Ходдер, он…

— Эверетт Ходдер — директор. Он скоро придет.

— Сейчас ночь?

Стерн улыбнулся.

— Официально — за полдень.

— Стерн, для чего вам радиоактивные отходы?

Где бы я ни был на Луне, я всюду слышал этот вздох. Плоскостник и лунянин. Неторопливая речь.

— Тут в общем нет никакой тайны. Просто нам вряд ли стоит рассчитывать на сочувствие и понимание. Оправдание для нашего типа генераторов, на Земле или где бы то ни было, одно: синтез гелия-3 не радиоактивен.

— Ага.

— Плоскостники начали сваливать контейнеры в Дель Рей… в начале прошлого века. Они…

— «Боинг корпорейшен», США, 2003 год от рождества Христова, — сказал я. — Предполагалось, что захоронение начнется с 2001, но потребовалось урегулировать ряд юридических вопросов. Запомнить несложно.

— Верно. Захоронение продолжалось почти пятьдесят лет. В конце срока траектория стала такой выверенной, настолько, что мастера-мусорщики умудрились выбить на поверхности кратера этот знак, VERBOTEN. Вы наверняка его…

— Да, видел.

— Но они без труда могли бы изобразить там, например, «Кока-Колу». Ну а термоядерный синтез на основе дейтерия-трития лучше нашего процесса, но требует высокой очистки. Все изменилось, когда мы наконец запустили станцию на основе гелия-3.

Сейчас мы тоннами вывозим гелий-3 на Землю. Когда у нас появились деньги, мы построили на Луне четыре станции на гелии-3. Кратер Дель Рей — не наше дело. Так продолжалось пятьдесят лет.

— Знаю.

— Все закончилось с появлением новых установок, на солнечной энергии. Так называемой Черной Энергии. Эта система преобразует солнечный свет в электричество, а сама не сложнее баллончика с краской. Достаточно опрыскать этой краской кабель и вынести его на солнце, и в нем появится потенциал. Единственное, что нужно, это следить, чтобы кабель все время оставался на солнце.

Но на Земле гелий-3 еще пользуется спросом, и мы можем продолжать поставки, пока все восемнадцать миллиардов плоскостников не опрыскают себе макушки, чтобы получать электричество.

— Вы сами этим пользуетесь?

— Конечно. Черная Энергия — великое изобретение, эта краска довольно дешева, и строить новые термоядерные станции на гелии-3 просто невыгодно. Но эксплуатировать старые станции пока что выгоднее, чем производить краску.

Я кивнул. Гекати притворилась, что все это ей давно известно.

— Поэтому моя работа не опасна. За исключением того, что синтез гелия-3 требует гораздо более высоких температур, чем синтез дейтерия-трития. Станции теряют тепло. Скорость синтеза снижается. Нам приходится впрыскивать катализатор, нечто, разогревающее гелий-3. Нечто, что распадается или образуется при более низкой температуре.

Стерн явно наслаждался собой.

— Разве не здорово, когда что-то можно измерить в стандартных единицах и однозначных пропорциях? Лежит себе вокруг, и собрать его не составляет труда…

— Стет. Понимаю.

— Радиоактивные отходы из кратера Дель Рей отлично нам служат. Там еще полно полезного. Системе переработки только и остается, что провести небольшое обогащение и выдуть пыль.

— Каким образом?

— Магнитным. Конечно, нам пришлось построить инжекторную систему с камерой отражения нейтронов. Мы построили камеры обеззараживания, установили автодоки, и врача-человека можно вызвать в любое время суток. Все не так просто. Что касается контейнеров — мы просто привозим их сюда и подогреваем, пока начинка не начинает вытекать сама. Мы используем контейнеры по несколько лет. Потом, когда тягачи вывезли достаточно контейнеров, мы заметили тело. Гамильтон, кто она?

— Нам еще предстоит разобраться. Стерни, в случае утечки начинки…

Я заметил, как он демонстративно мне подмигнул.

— Прошу прощения…

— Не нужно употреблять слово «утечка».

— Ничто так не привлекает прессу, как убийство. Когда газетчики начнут шнырять по вашим электростанциям, которые должны быть чисты от радиации, и окажется, что там фонит, мы сможем хранить это в тайне день или два, пока будем заниматься тут расследованием, а вы — придумывать подходящее объяснение. Если сможете.

Стерни озадачился.

— Вообще, все уже давно объявлено официально. Но я ценю вашу тактичность.

— Нам нужно позвонить, — сказала Гекати. — Обоим.

В стенном автомате в комнате отдыха техников мы купили воду в бутылках. В комнате отдыха были и рециркуляционные кабинки. Гекати получила гораздо меньшую дозу, чем я, но пила столько же и приняла капсулы с необычными молекулами, так что теперь мы пользовались рециклером.

В комнате отдыха было четыре телефона. Под любопытными взглядами техников мы расположились в кабинках и включили шифровку каналов. Я позвонил в лос-анджелесское отделение АРМ. На телефоне Гекати мигала лампочка вызова. Я смотрел, как шериф, словно из пулемета, тараторит что-то в экран, не обращая внимания на вторую линию.

Я ждал ответа.

Как обычно, на соединение ушла вечность, а почему — никогда не узнать. Спутник ушел в тень? Над приемником гроза, молнии? Кто-то выключил приемную антенну? Мусульманский сектор усиленно глушит передачи АРМ? Иногда местное правительство этим тоже грешило.

Наконец красавец-андрогин с чертами нескольких рас пригласил меня к разговору.

Я набрал добавочный Джексона Бера. Появилось изображение Джексона и объяснило, что его нет на месте.

— Бера, у меня тут для тебя тайна запертой комнаты, — сообщил я голограмме. — Ладно, может, Гарнер заинтересуется. Мне нужно опознать тип старого скафандра. Нам тут кажется, что скафандр изготовлен на Земле. Я не смогу прислать тебе скафандр; от него шпарит радиация, как в аду.

Я переслал ему видео, снятое в кратере Дель Рей: погибшую, следы и остальное.

Это привлечет их внимание.

Гекати все еще говорила по телефону. Пользуясь свободной минуткой, я позвонил Таффи в Ховестрайд-Сити.

— Привет, милая, это Лу…

— Я на операции и не могу ответить на ваш звонок, — сообщил мне автоответчик. — Соседи скажут, что я спятила, но я сегодня воскрешаю мертвых. Если хотите, чтобы пациент вам перезвонил и сказал «ха-ха-ха», черкните на стенке свой номер.

Хлоп!

— Милая, луняне сцапали меня, когда во время посадки я снимал на камеру всякое интересное в их окнах. Извини за вчерашнее. К сожалению, не могу сказать, когда перезвоню, и оставить номер тоже. Тут всюду чудовища, и мне нужно приниматься за работу.

Не прерывая разговора, Гекати взглянула на меня. Наконец она дала отбой и улыбнулась.

— Вы получите обзорные снимки Дель Рей. К сожалению, спутник заказать не удалось, но я договорилась со старателем из Зоны за скидку в оплате парковки. Он пролетит над Дель Рей на малой высоте. Через сорок минут.

— Отлично.

— И я услышала, что сюда прибудет еще команда. За «Моделью 29». С кем это вы общались?

— С вышестоящими.

— Я так понимаю, что нижестоящих у вас нет?

Я решил свернуть тему.

— У нас дефицит кадров.

— Ах вот как. Что дальше?

— Я отправил пленку со скафандром в АРМ. Если повезет, мы привлечем внимание Люка Гарнера. Он немолод и может опознать скафандр. У вас господин на экране сейчас с ума сойдет.

Гекати приняла вызов. Голова и плечи какого-то парня завели с ней жаркий разговор, потом исчезли.

— «Шриви девелопмент» хотят поговорить со мной. Ответить?

— Если это те самые ребята, что одолжили нам…

— Думаю, это босс Йонни.

Гекати набрала номер и переговорила с лунным компьютерным конструктом, который пропустил ее дальше.

Ей ответил тощий лунянин, молодой, но уже лысеющий, с венчиком темных волос, уложенных в тугой валик.

— Шериф Бауэр-Стенсон? Я Гектор Санчес. Насколько я знаю, в вашем распоряжении в данный момент находится собственность «Шриви девелопмент»?

— Да. Мы получили напрокат генератор через мисс Котани, вашего начальника службы безопасности, но я уверена, что она…

— Да, конечно. Она сообщила в наш офис, все как положено, и в любом случае, будь я на месте, я бы пошел мисс Котани навстречу, но мистер Шриви очень расстроен. Мы хотим немедленно получить генератор обратно.

Дело начало принимать странный оборот. Гекати помолчала, оглянулась на меня.

Я включил конференц-связь и спросил:

— Нам следует сначала провести обеззараживание генератора?

Глядя на лица на экране, я ощутил беспокойство.

— Обеззараживание? Для чего?

— Я не в курсе… Кстати, я Гил Гамильтон, офицер АРМ. Случайно оказался поблизости. Я не знаю подробности, но скажем так — в деле фигурирует космический корабль, гражданка Земли, и…

Я начал заикаться.

— Я… без генератора мы бы оказались в безвыходном положении. В безвыходном. Но р-р-радиоактивные материалы… н-н-немного… п-п-попало за щит. Ш-ш-шриви-щит, вы так его называете?

— Да, именно.

— Что посоветуете, мистер Санчес? Мы обдули вездеход от пыли из кислородного баллона, но хватит ли этого? Возможно, нам следует пройти цикл обеззараживания на станции «Гелиос-Энергия Один»? Или вернуть генератор как есть? В этом случае следует ли нам выключить генератор? Возможно, там под щитом остались нейтроны, которые разлетятся во все стороны?

Санчес помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями. О чем-то напряженно думая. Мистер Шриви — чего он хочет? Подозревает, что результатами его экспериментов воспользуются для расследования крушения корабля, приведшего к гибели известных плоскостников? А прежде это замалчивали? Свидетели могут вспомнить странную двухколесную штуковину, спокойно проехавшую по радиоактивной пустыне. В то время как у землян во рту пересохло от страха перед этой «Моделью 29».

Ясно, что «Шриви девелопмент» не стремились замять дело. Единственное, чего им, возможно, хотелось, это чтобы никто не совал нос в их компактный генератор поля и не срисовывал его конструкцию.

— Выключите генератор, — сказал Гектор Санчес. — Опасности нет. Мы сами проведем обеззараживание.

— Мы можем подвезти его на полицейском лемми.

— Я… думаю, мы пришлем что-нибудь. Где вы находитесь?

Гекати подала голос.

— Мы привезли генератор на «Гелиос-Энергия Один». Сейчас мы немного заняты, нам нужен час, чтобы все подготовить.

Она дала отбой и оглянулась на меня.

— Значит, можно выключить генератор?

— Прикинемся тупыми.

— Убедительно. Выговор тоже помог. Гил, что вы задумали?

— Стандартная практика. Козыри оставим напоследок. Подозреваемый сам должен обнаружить свое чувство вины.

— Ага, понятно. Но на Луне такие приемы могут не пройти. Людей на Луне не так уж много, и связь тут вещь святая. Ты можешь погибнуть по тысяче причин, потому что кто-то не захотел разговаривать, или не захотел слушать, или не смог. Но все же: что у вас на уме? Что вы задумали? Что это, очередной талант?

— Не-а, Гекати. Происходит что-то странное. И, похоже, Санчес не в курсе, что именно. Ему тревожно. Но за Санчесом, его словами и поступками стоит сам мистер Шриви, изобретатель того самого шриви-щита. Что ему нужно?

— Считается, что он уже на пенсии, Гил. Но стоит только где-то случиться радиоактивному выбросу…

— И я о том же. Где-то радиация, и срочно нужна «Модель 29», сию же минуту. Он готов приехать за ним на «Гелиос Один». А быть может, причина в том, где именно ему нужна «Модель 29», а где нет.

Гекати обдумала услышанное.

— Предположим, этот Санчес сюда явится, но «Модели 29» тут не будет?

Мне понравился такой вариант.

— Наверняка кто-то очень расстроится.

— Это я улажу. Что еще?

Я потянулся.

— Возможно, результат мы получим нескоро. А не пойти ли нам поискать здесь продуктовый склад?

— Вы идите, возьмите поесть, — сказала она. — А я пока припрячу их штуковину, а потом осмотрю тело.

Я не нашел ни продуктового склада, ни ресторана. В комнате отдыха имелся платный автомат. Заглянул в оранжерею — темно: полночь.

Я купил в автомате перекусить, и мы отправились в оранжерею.

Над головами сияла неестественная Земля в полной фазе. Звезды не подсвечены, но что-то в них не так… ах вот что. Звезды имели цветовой код. Насыщенно-красный Марс, ярко-красный Альдебаран, фиолетовый Сириус…

Луняне пытались превратить свои оранжереи в сады, и всюду отыскивались следы индивидуального творчества. Можно было собирать фрукты и овощи, наблюдая за тем, как спускающиеся с холмов сумерки собираются в тень в форме сидящего будды.

Гекати доложила обстановку.

— Тело в пути. Джон Линь достал нам два тягача-манитулятора. Второй следит за первым. Таким образом, тело постоянно находится в поле обзора камеры.

Она замолчала и выплюнула вишневую косточку.

— Он толковый парень, спасибо ему. Еще Нуналли Стерн сказал, что приготовил одну из смотровых комнат для аутопсии. Мы проведем вскрытие через просвинцованное стекло при помощи манипуляторов тягачей.

Я резал ножом грушу величиной с дыню, частично на ощупь.

— И что, вы думаете, мы найдем?

— А что следует искать?

— Радиацию, само собой, ну и, может быть, утечку. Вряд ли пулевое отверстие, колотую рану или след от удара… я бы это обнаружил.

— Психоэнергия поразительная сила, где уж нам тягаться, — проговорила она.

Я не обиделся, потому что, конечно же, она была права.

— Я верю в свои способности, — ответил я, — они не раз спасали мне жизнь. Конечно, они не беспредельны.

— Ничего страшного. Но я с интересом послушаю.

Я рассказал ей эту историю, пока мы поедали груши и снедь из своих пакетов. Потом мы посидели в тишине.

Наша с Таффи связь не была совсем уж узаконенной. Но мы с Таффи, а также Гарри Маккавити, ее лунный хирург, и Лора Друри, мой лунный коп, поддерживали официальные отношения, и в один прекрасный день мы с Таффи собирались зачать. Обычно я предпочитал сложные любовные связи, но в последнее время это начинало меня утомлять. Когда долгое сидение в темноте и тишине начало казаться странным, я сказал просто, чтобы не молчать:

— Ее могли и отравить.

Гекати рассмеялась.

— Ничего странного — ее могли убить, потом высушить путем быстрого замораживания, потом перебросить тело на три километра при лунной гравитации. В Дель Рей ее вряд ли нашли бы, но вы ее все-таки обнаружили…

— Перебросить как — при помощи переносного телепорта на краю утеса?

— Черт.

— Вы же не нашли на ней синяков?

— Вроде нет.

— От нее тянулись следы?

Черт возьми, да.

— Нам нужны технические характеристики телепортов, чтобы точно оценить их способности. Возможно, следы в этом месте уже были, и убийце просто оставалось запустить тело в точку, где заканчивались следы. Ну и, кроме того, переносных телепортов не существует.

Гекати снова рассмеялась.

— Хорошо, кто же тогда оставил эти следы?

— Ваша очередь.

— Она пришла туда сама, пешком, — сказала Гекати. — А следы, которые вели внутрь от края кратера, потом стерли. Вопрос как.

— Сдули из кислородного баллона?

— В лемми не так много кислорода. Возможно, в более крупном летательном аппарате кислорода больше. Можно было просто сдуть пыль с части дна кратера выхлопом из дюз, но… Гил, корабль мог просто сесть посреди кратера, где ее выбросили наружу, а потом улететь. Вы сами так говорили.

Я кивнул.

— Создается именно такое впечатление. К тому же для чего кому-то разгуливать по кратеру Дель Рей?

— Что если убийца ее обманул, сказал, что на ней скафандр с радиационной защитой?

Верно. Вариантов полно.

— Быть может там было спрятано что-то ценное? Награбленное из банка? Мини-диск с секретным оружием АРМ?

— Тайная карта подземных пещер под Ликом Марса.

— И они решили сесть там в лемми, чтобы это забрать. А взлетел лемми без второго пилота.

— Сколько лет назад? Пятьдесят-сорок лет назад у лемми не было защитных шриви-щитов. Только самоубийцы решились бы на такое.

Это немного сужает область поиска. Гм…

— Я никогда не была помолвлена, — сказала Гекати Бауэр-Стенсон.

— Вчетвером это гораздо проще. Все постоянно в разъездах, поэтому собраться всем вместе — это что-то вроде хобби.

— Вчетвером?

Я поднялся.

— Гекати, мне снова нужно в рециклер.

— А я к телефону, по-моему, нас вызывают.

Сигналы мигали, приглашая нас обоих снять трубку. Гекати ответила на вызов, пока я находился в рециклере. Когда я вышел, она отчаянно махала мне рукой. Я подошел и встал у нее за плечом.

— Это шериф Бауэр-Стенсон, — представилась она.

— Максим Шриви сейчас ответит, — проговорил конструкт.

Максим Шриви сидел в терапевтическом кресле-каталке с высокой подставкой для шеи, приспособленной к его большому росту. «Очень старый и очень больной, — подумал я, — и все еще жив, хотя и не только благодаря сильной воле».

— Шериф Бауэр-Стенсон, «Модель 29» нужна нам сию же минуту. Мой помощник сообщил мне, что вездеход пока еще не доставлен на «Гелиос-Энергия Один».

— Разве они… Прошу вас, подождите минутку, я выясню.

Гекати нажала удержание вызова и взволнованно взглянула на меня.

— «Модель 29» стоит зачехленный, но его еще не чистили. Мы не можем снять чехол, потому что Гектор Санчес посадил грузовоз прямо рядом с 29-м. Что мне теперь говорить?

— Скажите, что 29-й еще не погрузили. Ваш человек на лемми ищет улики и осматривает кратер. Скажите им это, но только никаких аварий, все в порядке.

Гекати секунду думала, потом снова соединилась со Шриви.

Старик уже стоял перед экраном, темный и тощий как скелет: Барон Суботта. Было ли ему нужно кресло-каталка, неизвестно, но при лунной тяжести он вполне мог передвигаться. Появившись на экране, он уже кипел.

— Шериф Бауэр-Стенсон, «Шриви девелопмент» никогда не нарушали закон. Мы законопослушные граждане, одни из лучших, и один из главных источников дохода Луна-Сити! Мисс Котани пошла вам навстречу, когда ваш офис обратился к нам за помощью. Насколько я могу судить, помощь вам больше не требуется. Можем ли мы скорейшим образом получить «Модель 29» обратно?

Я знал, что могут, но объяснять в эфире, как именно, не было возможности.

— Сэр, вездеход пока не погружен на борт. Мой человек еще на месте происшествия, занимается сбором улик, а полицейская машина слишком велика, чтобы посадить ее… — Гекати позволила себе легкую импровизацию, — на площадке. Сэр, от вашего вездехода могут зависеть жизни. Для вас это тоже вопрос жизни и смерти?

Похоже, Шриви немного успокоился. И снова уселся в кресло.

— Шериф, это устройство еще не прошло стадию эксперимента. Мы никогда не проводим испытания генераторов поля Шриви без надлежащего оснащения пилотов медицинскими датчиками, а сейчас у нас еще не пройдена стадия морских свинок! Что если щит отключится, когда ваш человек будет находиться под его защитой? Она лунянка? У нее есть медицинские порты?

— Я вас поняла. Я дам необходимые объяснения шерифу Сервантес.

— Шериф, подождите. Все работает?

Гекати нахмурилась.

— Щит функционировал нормально? Все в порядке? Радиации не было?

— Э-э-э, пользователь занес немного радиоактивного материала на ботинках внутрь щита, но это, естественно, не означает дефект шриви-щита. Щит действует отлично, насколько мы можем судить.

Макс Шриви прикрыл глаза, болезненные морщины на его лице разгладились. Казалось, в этот миг вся его жизнь получила оправдание. Потом он вспомнил о нас.

— Я хотел бы, чтобы вы вкратце рассказали мне об обстоятельствах использования щита, — быстро проговорил он. — Мы бы хотели сохранить записи в журнале, в особенности если наше устройство послужило правому делу.

Еще бы — скажите спасибо, что никто не изжарился!

— Мы вернем вам вездеход через час и, само собой, очень вам благодарны, — ответила Гекати. — Надеюсь, что смогу полностью рассказать вам историю расследования, но не раньше чем через неделю. Однако даже после этого, а тем более сейчас, я попрошу соблюдать конфиденциальность.

— Хорошо, я понимаю. До свидания, шериф… э-э-э… Бауэр-Стетсон.

Экран погас.

Гекати смотрела в пустой экран.

— Что теперь?

— Передайте вашим людям, пускай пилот идет в кабину.

— Пилоты. Санчес и еще кто-то, есть новичок. Лучше вы сами все им объясните, о Принц из Заморских Стран.

— Хорошо.

— У них в машине установлены наружные камеры, — сказала она.

— Гм… здорово. Гекати, сколько у вас сотрудников?

— Всего в участке шестеро. Они сейчас заняты осмотром тела. Двое из персонала «Гелиоса». Они ни слова не сказали, когда мы спрятали «Модель 29», и будут молчать, когда мы вытащим его наружу. Два полицейских лемми…

— Стет. Вот что мы теперь сделаем. Один лемми пусть влетит, так чтобы его не было видно. Другой пусть держится в воздухе, пока первый не сядет. Нам нужно облако пыли и суета с полицейскими лемми, пока ваши люди не выкатят «Модель 29».

— Что ж, надеюсь, это будет стоить суеты.

Гекати встала и потянулась к моему телефону, чтобы переговорить со своими лунными копами снаружи.

— Вилли, обер-лейтенант Гамильтон из АРМ хочет пообщаться с твоими гостями. Потом я скажу тебе пару слов.

Я ждал ответа.

Наконец на экране появились Санчес и женщина с короткими светлыми волосами ежиком — они прижимались друг к другу, чтобы попасть в камеру. Шлемы-пузыри отражали свет и скрывали линии скул.

— Гамильтон, мы отправляемся за «Моделью 29», — сказал Санчес.

Женщина оттеснила его в сторону.

— Гамильтон? Я сержант Рэндал. Нам сказали, что мы сможем забрать шриви-щит здесь, на месте. Надеюсь, он не потерялся.

Рэндал привыкла командовать, это было заметно.

— Нет, щит на месте, не волнуйтесь, но у нас появились проблемы. Идите на место и ждите, хорошо?

— Ясно, вас понял, — улыбнулась Рэндал.

Она собирается оставить Санчеса сторожить этот чертов багажник.

— Если можно, отправляйтесь в кабину вдвоем, — продолжил я. — А можете просто сидеть там. Не знаю, кто из руководства сюда прибыл. Может быть, кто-то такой, кого никто из нас видеть не желает.

Она нахмурилась и кивнула.

Я дал отбой. Гекати делала мне знаки. На моем аппарате горел вызов, но я повременил с ответом. Гекати вздохнула, откинулась в кресле и отвела волосы с глаз.

— Проверка на нормальность, — сказал я. — Когда вы сообщили детали, Шриви успокоился, верно?

Она обдумала вопрос.

— Да. Похоже, что так.

— Ага. Но вы не сообщили ему ничего радостного. Прибор не погружен на борт, и возвращать его никто не собирается? Прибор до сих пор находится на месте преступления? Дожидается прилета больших кораблей с шишками-нелунянами? И тогда шриви-щитом снова воспользуются. Кто и в каких целях?

— Возможно, терапевтическое кресло впрыснуло ему успокоительное, чтобы старика не хватил удар. Хотя нет, черт возьми, он не был обдолбан. А кто такая, к чертям, Джеральдин Рэндал?

— Бауэр-Стенсон? Гамильтон? Это Джеральдин Рэндал.

Мы встали. Я почувствовал, как мои ноги оторвались от пола. Рэндал протянула руку вниз, чтобы пожать руку Гекати, и вверх — чтобы пожать руку мне.

Шесть футов пять дюймов, пышные, светлые как масло, коротко подстриженные волосы, полные губы, широкая улыбка. Невысокая лунянка, лет за сорок, прикинул я, уже выслужившаяся.

— Что нового?

— Сервантес сказала, что щит в пути, — доложила Гекати. — Я знаю Сервантес. Это означает, что она взлетит минут через десять.

Санчес глядел уныло. Рэндал перестала улыбаться.

— Гамильтон, я надеюсь, что вы использовали щит только по назначению. Макс Шриви всерьез обеспокоен вопросами безопасности.

— Рэндал, — сказал я, — меня вытащили из постели, потому что тут замешана политика плоскостников, а я из АРМ и у меня чин обер-лейтенанта. Если тут у кого-то рыло в пуху, то у него на хвосте теперь сидят два правительства, а не только «Шриви Инк».

— Убедительно, — отозвалась она.

— Мисс Рэндал, мы все записали. Можно подумать о правах на фильм.

— А вот это не убедительно. Мы не станем все это утаивать. Опасность не должна зародиться на нашей земле. Гамильтон, верните щит.

— Так вы из «Шриви Инк», не из правительства?

— Из «Шриви», — кивнула она.

— И кто ваш старший?

— Я из совета директоров.

Выглядела она слишком молодо.

— Давно?

— Я одна из шести основателей компании.

— Из шести?

Гекати предложила нам кофе. Рэндал взяла и добавила в чашку сахар и сливки.

— Тридцать пять лет назад Макс Шриви пришел к нам пятерым с готовым проектом активного противорадиационного щита. Все, что он нам обещал, подтвердилось. Он сделал нас богачами. Для Макса Шриви я готова на все. Почти на все.

— Это он послал вас? Он так торопится получить щит обратно?

Рэндал с силой взъерошила коротко остриженные волосы.

— Макс не знает, что я здесь, но по телефону он казался очень расстроенным. Лично я не вижу тут такой сильной спешки, но тоже начала волноваться. Сколько лунных полицейских оставят свои отпечатки на «Модели 29», сколько вообще его увидят? Что мне сделать, чтобы я смогла получить щит обратно?

Сигнал вызова для Гекати.

— Я тут новичок, Рэндал, — сказал я, — возможно, я говорю наивные вещи, но на мой взгляд вы довольно молоды…

Рэндал рассмеялась.

— Мне было двадцать шесть лет. Сейчас мне шестьдесят один. Лунная гравитация щадит человеческие тела.

— Вы хотите снова рискнуть и вложить деньги?

Она обдумала ответ.

— Возможно. Не уверена, что корпорация сможет сплотить нас так же успешно, как это удалось Максу. Он был лунянин; мы знали всю его подноготную. Очень известная личность в Университете Луны. Он быстро думал и хорошо говорил, кроме всего прочего. Вначале Кандри Ли хотела сразу заняться разработкой уменьшенного варианта щита, и мы стали свидетелями тому, как он ее отговорил. Он построил диаграммы, графики, модели, все только ради нее. Он играл на компьютере Кандри, как на органе. Думаю, он и меня мог бы уболтать на что угодно. Я училась у него силе убеждения.

— Убедите меня.

Рэндал взглянула на меня с удивлением.

— Когда появились шриви-щиты, я был ребенком. И хотел заполучить для себя один из них, небольшой, только для себя. Почему я не мог получить такой щит?

Рэндал рассмеялась, но потом умолкла.

— Ну что ж. Все дело в том, что невозможно произвольно менять масштаб. Чтобы сохранить эффект гистерезиса, улавливающий нейтроны, необходимо сохранить масштабы установки. В противном случае эффект щита ослабнет, и вы погибнете. Это похоже на…

Рэндал замолчала, спохватившись.

— Точно, — отозвался я.

Гекати Бауэр-Стенсон отключила приватный канал.

— Щит здесь, — сказала она. — Можете забрать его в любое время. Вам нужны люди, чтобы перегрузить вездеход?

— Была бы весьма признательна, — ответила Рэндал.

Она не могла поручить это Санчесу, потому что он предусмотрительно убрался.

— Кроме того, нужно рассчитать электронную часть, — продолжила она, обращаясь ко мне. — Эти решения еще не опубликованы. В «Модели 29» будет применена принципиально новая электронная схема. Ну что ж, спасибо за помощь вам обоим, — кивнула она и вышла.

— Гил, у вас вызов мигает.

Через мое плечо Гекати просмотрела сообщение из лос-анджелесского отделения АРМ. Экран был разделен надвое, компьютер разместил скафандр погибшей рядом со снимком Люка Гарнера в кресле-каталке. Уже много лет Люк был парализован ниже пояса. Но в свои 188 он выглядел здоровее Макса Шриви. И счастливее.

— Мы считаем, что ваш скафандр — это переделанный скафандр первых лунных колонистов, — сказал он после обычных приветствий. — Интересно то, что все такие скафандры были возвращены в НАСА для изучения. И тот, кто носил такой скафандр на Луне, должен был раздобыть его на Земле. Ему уже девяносто лет.

Вероятно, сейчас вы спрашиваете себя: «Почему она не приобрела новый скафандр»?

Люк направил курсор в одну из точек на скафандре.

— Медицинские сенсоры. Эти первые модели скафандров не просто обеспечивали жизнедеятельность хозяина. Они сообщали НАСА все о его самочувствии. Если один человек погибнет, возможно, со следующим этого не случится.

Ранние космические программы в обязательном порядке предусматривали медицинские датчики. У вас голова закружится, сколько параметров они измеряли. Поздние версии скафандров были вполне надежны, к тому же этот скафандр наверняка модернизировали перед продажей. Что ее могло интересовать, так это именно медицинские датчики. В наше время тоже производят такие скафандры, но стоят они дорого, и такую покупку наверняка запомнят. Поэтому выбирайте сами: она хотела либо сохранить все в тайне, либо дешево купить скафандр. Дайте мне знать, что у вас происходит. И помните, преступники не любят запертых комнат. Они обычно устраивают несчастные случаи.

Я смотрел на пустой экран, где только что был Люк.

— Гекати, по-моему, Шриви говорил, что у «Шриви девелопмент» есть скафандры с герметичными портами? Возможно, этот скафандр…

— Но скафандрам Шриви наверняка меньше ста лет, Гил. Хотите на взглянуть на их скафандры? Я могу это устроить.

Четверо освободившихся от службы техников лениво прислушивались к нашим переговорам. Но постепенно и они начали терять к нам интерес. Я их не винил. Я поднялся и немного прошелся, раздумывая, что еще можно предпринять.

— Я покажу вам панораму, Гил, — сказала Гекати.

— Будьте добры.

Камера передавала медленно поворачивающуюся панораму скудного лунного ландшафта с фиолетовыми пятнами, оставленными ядерными двигателями стартующих торговых кораблей Зоны. Потом в поле зрения появился кратер Дель Рей, потом изображение увеличилось. Вокруг небольшие кратеры примерно такой же величины. В маленьких кратерах брызги серебра. Три бронзовых жука… четвертый ползет возле южного края. Мы смотрели, как Дель Рей медленно уезжает за край экрана, одновременно уменьшаясь, так что детали стали неразличимы.

Потом Гекати снова прокрутила запись, на этот раз медленнее, потом еще медленнее.

— Видите, Гил?

Поразительно, что можно увидеть с орбиты.

Манипуляторы-тягачи оставили в южной четверти кратера перекрещивающиеся следы, подобные туннелям в муравьиной ферме. В следах там не было никакого порядка. Но дальше и ближе к нам…

От южного края до разбитого центрального пика дно кратера словно вымело из гигантской пескоструйной машины.

Здесь поверхность была вычищена от пыли, острый край кратера слегка сглажен, микрократеры полностью исчезли. Мы пытались разглядеть детали. Вблизи я не замечал ничего, кроме похожего на веер узора.

Сделать такое при помощи запасного кислородного баллона летательного аппарата невозможно. Слишком сильной была струя. Так выгладить дно кратера можно только выхлопом ракетного двигателя.

— Следы появились после, — размышлял вслух я. — Все, что там было раньше, стерто. Придется извиниться перед Люком.

— Нет. Он сам обо всем догадался, — отозвалась Гекати. — Тайну запертой комнаты никто не любит. Преступник пытался скрыть что-то иное. Струя была направлена с южного края? Отпечатки, которые появились потом, ведут от центра на юго-юго-восток. Она бежала к убийцам?

— В сторону единственной возможности спастись. К источнику кислорода. К медицинской помощи.

— Она надеялась на милосердие, — сказала Гекати.

Я посмотрел на нее. Гекати не была взволнована или расстроена, лишь немного удивлена. К тому же те, кто бросил женщину в сердце радиоактивного ада, вряд ли захотели бы потом проявить милосердие.

— Она могла умолять. Могла осыпать их проклятиями — я знаю и таких. Она могла что-то оставить в центре кратера, например сообщение, и бежать оттуда прочь, чтобы отвлечь убийц.

— Вы нашли там сообщение?

— Нет.

Мне не понравилось новое открытие.

При помощи выхлопа они уничтожили какие-то следы. Похоже, у убийц не хватило духу войти в кратер, и они посадили лемми на край, хотя для этого тоже нужны крепкие нервы. Но для чего? Чтобы стереть отпечатки ног?

— Гил, только сумасшедший решится войти в центр кратера Дель Рей, если там нет чего-то, что очень ему нужно.

Она заметила мою улыбку.

— Да, вроде вас. Но заглянуть за край утеса можно. Преступники уничтожили следы, которые вели внутрь кратера от края. Тот, кто находился в центре, остался.

— Мог бы подождать и взять их всех тепленькими. Что там еще нового?

— Ваша очередь.

Последний раз, когда я прочитал записку погибшего, он лгал. Но Крис Пенцлер хотя бы не уничтожил свое послание и дал мне пищу для размышлений, позволив гадать над его содержанием.

— Мне нужно поспать, — сказал я. — Если что-то появится, разбудите.

Похоже, я таки уснул. Я спал на циновке, что при лунной силе тяжести было очень удобно. Открыв глаза, я увидел спину шерифа Гекати Бауэр-Стенсон. Она внимательно изучала череду радужных сияний. Со своего места я не мог разглядеть детали голограммы.

Я поднялся на ноги.

У Гекати было включено разделение экранов. В одном голоокошке программа вырезала из воздуха, словно из окаменевшего дерева, женщину. Программа работала автоматически. За стеной из толстого стекла я видел неясные очертания человеческого тела.

Во втором окне чередовались готовые куски. Панорама по очереди увеличивала подробности: артерии и рассеченные органы вроде печени и ребер. Как только детали становились четкими, изображение сменялось.

В третьем окне демонстрировался скафандр.

— Неприятность, черт побери, — сказал я себе, чтобы не отвлекать Гекати. — Некого привлечь к делу. Ни свидетелей, ни подозреваемых… хотя подозреваемых миллионы. Если в ее скафандре была утечка, может статься, что она умерла вчера. Если утечки не было, то она могла пролежать там и десять лет. И больше.

Что, если ее скафандр был совершенно исправным, когда она потеряла сознание?

Нет. Шестьдесят лет назад ракеты садились в кратер Дель Рей. «Значит, от десяти до шестидесяти лет. На Луне миллионы жителей, и среди них ни одного, кто мог бы обеспечить себе алиби на пятьдесят лет.

Мигнули и загорелись четыре окна, демонстрирующие отпечатки пальцев… и еще… что-то непонятное…

— Сетчатка, — сказала Гекати, не оборачиваясь. — Полное разложение. Но у меня есть отпечатки и частично — ДНК. Возможно, АРМ сможет их использовать для сравнения.

— Перекиньте их мне, — сказал я.

Гекати так и сделала. Я позвонил в лос-анджелесский АРМ. Ввел личный код Бера, и дежурный офицер соединил меня. Когда я сказал, что звоню с Луны, на лице офицера отразилось легкое удивление. Я переправил данные и попросил заняться погибшей.

Когда я дал отбой, Гекати смотрела на меня.

— Ну вот и первая невысокая лунянка.

— Точно уверены?

— Это настолько странно?

Она задумалась, и в это время мой телефон снова зазвонил. Я ответил на вызов.

Валериван Скоп Вайн. Рост: 1,66 м. Родилась: 2038… Виннетка, Северная Америка. Вес: 62 кг. Генотип… аллергические реакции… медицинские данные … На фото ей сорок с чем-то лет, миловидная женщина с высокими скулами и изящно очерченной головой, золотистые волосы волной. Детей нет. Одинокая. Полный партнер в «Гаврииловы щиты, Инк.», 2083–2091 н. э. Не привлекалась. Разыскивается по подозрению в 28.81, 9.00, 9.20 …

Гекати читала у меня через плечо.

— Эти номера говорят о том, что она разыскивается по подозрению в растрате, побеге во избежание ареста, нарушении государственных границ, ненадлежащем использовании важных ресурсов и еще каких-то грехах тридцатишестилетней давности.

— Любопытно. Жизненно важные ресурсы?

— Это старое выражение. С небольшой натяжкой подходит для любого преступления. Границы… это тоже из старого законодательства. Имеется в виду, что предположительно она скрылась в космосе.

— Любопытно. Гил, ее скафандр — там не было утечки.

— Правда?

— Внутри полный вакуум. Конечно, мы поискали следы органики, но прошли годы — десятилетия — из нее вышла вся вода и воздух.

— Тридцать шесть лет, — поправил я.

— Вот именно. И все это время она лежала в кратере Дель Рей?

— Гекати, издали ее скафандр был похож на контейнер «Боинга», и никому в голову не приходило, что это тело. К тому же ее никто не искал специально.

— Тогда можно понять, почему тело так хорошо сохранилось. Радиация, — проговорила Гекати. — А что за растраты?

Я пролистал файлы.

— Похоже, какие-то фонды «Гаврииловых щитов». А «Гаврииловы щиты» — это какая-то исследовательская группа… В ней два партнера: Валери ван Скоп Райн и Максим Ельцин Шриви.

— Шриви.

— Обанкротились в 2091, когда Райн исчезла с деньгами компании.

Я поднялся.

— Гекати, мне нужно выйти поточить коньки. Ты можешь почитать эти материалы или вызови досье на Максима Шриви.

Гекати удивленно на меня посмотрела, потом рассмеялась.

— Я думала, что уже слышала все выражения на эту тему. Идите. Потом выпейте еще воды.

Я дождался, пока из кабинки рециркулятора выйдет какая-то женщина, и вошел внутрь.

Когда я вернулся, у Гекати на дисплее кое-что было.

Максим Ельцин Шриви. Рост: 2,23 м, Родился: 2044, Внешние Советы, Луна. Вес: 101 кг. Генотип… аллергические реакции… медицинские данные… Не привлекался. Жена — Джулианна Мэри Круп, 2061, разведен в 2080. Детей нет. В настоящее время холост. Видеоснимок выпуска из университета, где он похож на плечистого футболиста, отобранного на племя. Голо снято в 2122 году во время старта четвертого тихохода, отправленного к Тау Кита корабля с колонистами, на борту которого был установлен самый большой на тот момент шриви-щит. В то время Шриви передвигался без терапевтического кресла, но выглядел уже не слишком хорошо. Председатель Совета правления «Шриви девелопмент» с 2091, вышел в отставку в ноябре 2125. Три года назад.

Когда твое тело одолевают достаточно серьезные недуги, разум тоже начинает сдавать. Поэтому не стоило чересчур пристально анализировать странности поведения этого старика.

Я ввел ключ, давший мне доступ к следующему досье.

ДжеральдинРэндал. Рост: 2,08 м. Год рождения: 2066, Клавий, Луна. Вес: 89 килограмм. Генотип… аллергические реакции… медицинские данные … были проблемы с вынашиванием плода, корректирующее хирургическое вмешательство. Не привлекалась. Муж: Чарльз Гастингс Чен, 2080. Дети: 1 дочь, Мария Дженна. Также присутствовала при запуске четвертого тихохода. Член совета директоров «Шриви девелопмент» с 2091.

За спиной Гекати по-прежнему резали мертвую женщину. Я понял, почему вскрытие производилось без обычных предосторожностей. Останки погибшей на Луне превратились в мульчу, их невозможно было использовать в качестве трансплантатов. Гекати слушала непрерывные комментарии, но никаких следов заражения или болезни найдено не было — она бы немедленно мне об этом сказала.

Валери Райн не сгнила, потому что радиация испекла все бактерии в ее теле. Она могла пролежать в таком виде миллион лет, миллиард, если бы я не помешал.

Я вернулся к Максиму Шриви, к тому моменту, когда тридцать шесть лет назад он зарегистрировал «Шриви девелопмент». На снимке он стоял с шестью другими основателями, одной из которых была Джеральдин Рэндал. Шриви был еще молод, но уже выглядел нездоровым… или просто смертельно усталым, словно работал на износ. Да, это один из способов обогатиться. Отдать все своей мечте. Через шесть лет, в 2097 году, он выглядел чуть лучше, а его партнеры получили патент на первый активный щит.

Быть может, луняне стареют быстрее? Я тронул Гекати за плечо. Она обернулась, и я спросил:

— Сколько вам лет, Гекати?

— Сорок два.

Он взглянула мне в глаза. Старше меня на год и наверняка сильнее, похожа на гимнастку. Лунный врач, с которым встречалась Таффи без меня, совсем не выглядел на свои шестьдесят.

— Шриви, по-моему, болен, — сказал я. — Ему нет девяноста. Что у него за болезнь?

— А в досье нет данных?

— Я ничего не нашел.

Гекати заняла мое место и принялась вводить виртуальные ключи.

— В досье были внесены исправления. Граждане не обязаны сообщать частные данные, Гил, но… он наверняка спятил. Возможно, он получал медицинскую помощь, а записей об этом не осталось.

— Может он спятил, а может — преступник.

— Думаете, он что-то скрывает?

— Позвоните ему, — сказал я.

— Немедленно, Гил? Максим Шриви один из самых влиятельных людей на Луне, а я пока не собираюсь менять род деятельности.

Гекати взволнованно посмотрела на меня.

— Вы хотите просто припугнуть его в надежде, что он нам что-то расскажет?

— По-моему, довольно ясно, что случилось.

— Вы полагаете, он ее убил и забрал деньги? Посадил корабль в кратере Дель Рей и вытолкнул ее наружу, живую? Почему тогда в кратере нет отпечатков корабля и никакой предсмертной записки?

— Все не так. Вам известна только половина.

Гекати в отчаянии сжала губы.

— Ладно, что у вас за теория?

— Первое: Модель Двадцать Девять. Вы сказали, что «Шриви девелопмент» стремились изготовить малый щит с тех самых пор, как создали большой. Возможно, Шриви начал как раз с малой версии щита. И таким образом узнал, как она выразилась, о проблеме гистерезиса.

Второе: он не стал действовать как вор, который спешит скрыться с деньгами. Когда Шриви основал «Шриви Инк.», он вел себя как человек, который хочет создать что-то новое и уже почти знает, как это сделать. Мне кажется, что он и Райн все истратили на эксперименты.

Третье: кто-то обдул с утеса часть кратера, и я думаю, что это был Шриви. Поэтому в кратере не осталось никаких следов его пребывания, за исключением следов Райн, но мы знаем: что-то там было кем-то стерто.

Четвертое: Почему именно кратер Дель Рей? Для чего понадобилось лететь к самому радиоактивному кратеру на Луне?

Гекати молчала, глядя в пространство.

— Они хотели испытать прототип шриви-щита, — сказал я. — Вот зачем она вошла в кратер. И мне кажется, я знаю, что Шриви пытался скрыть, когда направил дюзы в кратер.

— Я позвоню Шриви, — сказала она. — Но теория ваша, вам и говорить.

Через минуту Гекати повернулась ко мне.

— Мистер Шриви сейчас не отвечает на звонки. Он в физиотерапии.

— А где «Модель 29»? — спросил я.

— Ее забрали почти час назад.

Она помолчала еще секунду.

— Сейчас «Модель 29» летит к Копернику. Там находится «Шриви Инк.», их лаборатории. Расчетное время прибытия — через десять минут.

— Что ж, неплохо. В кресле-каталке Люка Гарнера есть передатчик, который в случае серьезного осложнения вызывает автодок или даже врача. Что скажете? Лунные кресла тоже способны на такое?

На этот раз она ответила не сразу (я успел налить себе кофе и взять перекусить), сначала ей пришлось разобраться в лунной медицинской сети.

— Шриви в движении. Едет в сторону кратера Дель Рей. У меня есть номер телефона в его кресле, Гил.

— Класс! Я всегда попадаю в яблочко.

— Позвонить ему?

— Думаю, лучше подождать, пока его корабль сядет.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Он летит за телом?

— Похоже на то. Есть предположения, что он собирается с ним делать?

— Луна большая.

Она отвернулась.

— Он летит над Дель Рей. Замедляет ход. Гил, он садится в кратер.

— Позвоните ему.

Скорее всего, на время посадки телефон Шриви был отключен. Когда Макс Шриви ответил, картинки не было, раздавался только голос.

— Слушаю?

— Для поэтической справедливости, мистер Шриви, требуется поэт. Я же обер-лейтенант Гил Гамильтон, служу в АРМ. На Луне я оказался случайно.

— Я гражданин Луны, Гамильтон.

— Валери Райн была с Земли.

— Гамильтон, мне предстоит поездка. Позвольте мне надеть наушники и отправиться в путь.

— Прошу вас, — рассмеялся я. — Позвольте рассказать вам одну историю.

В ответ я услышал прерывистое дыхание, словно старик тренировался на беговой дорожке при низкой гравитации, а не выбирался из космического челнока. Никаких звуков, напоминающих попытку надеть наушники — они наверняка уже были у него на голове, внутри шлема-пузыря.

Сказка сказок.

— Я нахожусь на краю кратера Дель Рей, защищенный шриви-щитом, и наблюдаю за вами через телескопический объектив.

Гекати закрыла лицо, чтобы подавить смех.

— У меня нет времени на дурацкие россказни, — отозвался Шриви.

— А я думаю, есть. Через несколько минут вам предстоит столкнуться с радиацией, и вы погибнете. Так и будет, если вы вздумали отправиться туда самолично. Передвижной шриви-щит у вас с собой? 29-я модель или 27-я? Экспериментальный образец, который почти работает? Могу поклясться, что вы дожидаетесь 29-го.

Сопение не утихало.

— Если вы взяли ранний экспериментальный образец шриви-щита, мы это установим. Эти щиты появились до вашего выхода в отставку, и, чтобы получить такой щит, вам необходим был кто-то, кто принес бы его вам и погрузил в челнок.

Сопение. Результат тяжелых физических упражнений: бегун на дорожке или тот же бегун, преодолевающий пересеченную местность с тяжело груженной тележкой. Он твердо решил добиться своего.

— Вы вышли в отставку и потеряли связь с системой, Шриви. Вы уже были далеки от руководства, когда «Гелиос Один» направил в Дель Рей свои манипуляторы, шериф Бауэр-Стенсон спросила вашу мисс Котани, нельзя ли на время одолжить ваш новый прототип — о последнем вы узнали только через несколько часов.

— Где она? — спросил Шриви.

Сопение усилилось.

— Шриви, я знаю, что банка органов вы не боитесь, — сказал я. — То, чем вы располагаете, не примет ни один госпиталь. Так что перейдем к вашей истории.

— Нет, теперь я расскажу вам историю, обер-лейтенант и… шериф. Это история о двух блестящих экспериментаторах. У одной не было представления о том, что такое деньги, поэтому ее коллеге приходилось больше разбираться со счетами, чем заниматься проектом. Мы были влюблены, но влюблены и в идею.

Его дыхание начало успокаиваться.

— Теорию мы создали вместе. Теория была мне понятна, но прототипы неизменно горели и взрывались. Однако всякий раз, когда что-то сгорало и взрывалось, Валери знала, в чем дело и как это исправить. Настраивала источник питания. Регулировала схемы. Я не мог за ней угнаться. Я знал только, что у нас заканчиваются деньги.

И вот однажды у нас получилось. Щит работал. Валери клялась и божилась, что щит работает. Мы тщательно подготовились. Последние две марки я истратил на видеопленку. На камеру. На запасные аккумуляторы. Щит — мы называли его «максивал» — потреблял такую мощность, словно завтра не наступит никогда.

Мы отправились в кратер Дель Рей. Это была идея Валери. Чтобы там испытать устройство и записать результаты опытов. Всякий, кто увидит, как Валери танцует посреди кратера Дель Рей, осыплет нас мешками золота на финансирование исследований.

— Гил, он сдался.

Слишком быстро. Внезапно я понял, что дыхание совершенно успокоилось. Шриви выбрался из модели двадцать какой-то и уселся в пыль. Возможно, его щит работал, а может быть, и выключился. И Шриви махнул на все рукой.

— Шриви, скажите — у вас что-то пошло не так?

— Она вошла в кратер с прототипом. Просто вошла, повернулась в поле щита, встала перед камерой, выполнила несколько гимнастических упражнений, и все это время ее лицо сияло — я видел ее сквозь стекло шлема-пузыря. Она была прекрасна. Потом Валери взглянула на датчики и закричала. Я тоже увидел, что случилось — у меня была своя панель; мощность поля медленно падала.

Она закричала: «Господи, щит сейчас выключится!»

И бросилась бежать. «Надеюсь, я успею добежать до утеса! Вызови лемми из центрального госпиталя в Копернике!»

— Она бежала со щитом? Щит чересчур тяжелый.

— И откуда вы все знаете?

— Гил, — подала голос Гекати, — все это время он висел над кратером.

Я кивнул в ответ.

— Знаете, чего мы не можем понять? — сказал я Шриви. — Вы направили выхлоп дюз внутрь кратера и что-то там стерли — что это было? Как я понимаю, генератор щита был велик. Наверняка щит был установлен на какую-то тележку, которую Райн толкала перед собой. От тележки, думаю, тянулся сверхпроводящий кабель. А источник энергии остался у вас.

— Точно. Когда Валери побежала к краю кратера, то бросила щит. Если бы она попала в больницу, все копы Луны посчитали бы своим долгом покопаться в неисправном щите. Врачи тоже захотели бы узнать, воздействию какого поля она подверглась. У нас не было патента, не было никаких заявок. Никто не поверил бы, что у нас есть щит, который светился вокруг Валери, там, в кратере, в темноте, а если кто и поверил бы, то раструбил бы об этом щите в дневных новостях.

— Поэтому вы вытянули оттуда щит?

— Да, просто руками. Вы думаете, мне следовало бросить щит на Луне? И я стал вытягивать щит, на глазах у Валери. А она… не знаю, что она подумала… в общем, она побежала обратно к центру кратера. Я уже облучился сверх всякой меры, но эти следы… не только ног, но и колес…

— И кабеля, за который вы тянули, — сказал я. — След кабеля тянулся к краю, как след гремучей змеи.

— Заметить эти следы не составляло труда — стоило только высунуться над краем кратера и заглянуть внутрь. Поэтому я развернул лемми, направил дюзы в кратер и включил малую тягу. Уж не знаю, о чем Валери тогда думала. Она оставила предсмертную записку?

— Нет, — ответила Гекати.

— Но даже если бы она оставила что-нибудь, кто бы это нашел? — спросил я. — От излучения умирают быстро. В общем-то, благодаря этому я и догадался.

— Гамильтон, где вы?

— Подождите, Гекати! Шриви, из осторожности я не стану отвечать.

— Гил, — взволнованно подала голос Гекати, — он взлетел и движется прямо вверх с ускорением. Что происходит?

— Его прощальный поклон. Верно, Шриви?

— Да, — ответил он, и телефон отключился.

— Когда «Модель 29» остановилась, ему ничего не оставалось. Он начал искать меня. Чтобы сжечь мой корабль выхлопом. Я соврал ему, что засел на краю кратера Дель Рей, но мы не знаем, куда он летит теперь, Гекати, и потому я вовсе не хочу, чтобы он узнал, где мы. Если даже такой легкий корабль как лемми врежется на полном ходу в купол «Гелиос-Энергия Один», повреждения будут значительными. Где он сейчас?

— Идет на посадку. Думаю… думаю, у него закончилось топливо. Он сжег почти все топливо, пока висел над кратером.

— Нельзя упустить его из виду.

— Кресло Шриви прекратило подавать сигналы, — сообщила мне Гекати через два часа.

— Где он сел?

— В Дель Рей, почти прямо в центр. Хочу взглянуть на него, прежде чем что-то предпринимать.

— Наверняка там поднимется суета. Ведь, как бы ни было, он герой.

Я зевнул и потянулся. Завтра утром я вернусь в Ховестрайд-Сити.