Жертва

Глава 3

Утро встретило Аэлишу жуткой ломотой во всем теле и отчаянной головной болью. Всю ночь девушка протряслась, сжимая перед собой ножницы и не спуская глаз с двери. Вириш не обманул. Пришел в самую темную темень. Она чуть не отдала Единому душу, услышав скрип отворяемого засова и тихое потрескивание наваленных около двери корзин. Пытаясь пробраться к ней на чердак, Вириш вполголоса сыпал угрозами и бранью. Какого страху натерпелась бедная Аэлиша – не передать словами. Но или братец и сам боялся поднять лишний шум, или дверь оказалась завалена лучше, чем она думала. Ушел Вириш так же внезапно, как и появился. Все оставшееся до утра время Аэлиша тихо причитала молитвы и давала Единому самые немыслимые обещания, только бы появился шанс сбежать из этого проклятого места.

Засов опять скрипнул, и Аэлиша машинально вытянула вперед руку. Ножницы ходили ходуном так сильно, что еще немного, и поранила бы сама себя.

– Заклинила, проклятая… Аэлишка! Спишь что ли?

Услышав сварливый голос кухарки, девушка чуть не зарыдала от счастья. Со всех ног кинулась разгребать завал. Отбросив в сторону последнюю корзину, потянула дверь на себя. В образовавшуюся щелочку сразу протиснулась сухопарая фигурка Милины. Аэлиша так и кинулась ей под ноги.

– Милинушка, миленькая, спаси! Меня замуж за… за… – девушка осеклась под неприязненным взглядом женщины.

– Беда какая, – выплюнула Милина с ненавистью, – давно пора тебя с родительской шеи спроваживать!

– Да что ж я вам всем сделала? – прошептала Аэлиша, но кухарка не удостоила ее ответом.

Обойдя кругом, как нечто заразное, Милина пошла ставить на полочку поднос с чашкой и миской. Не долго думая, Аэлиша рванулась к выходу. Сбежит! Сейчас вот! Но судьба в который раз решила подшутить над ней. Побег закончился ровно в двух шагах от лестницы на чердак. Чья-то рука перехватила девушку за шиворот и дернула обратно.

– Куда же ты собралась милая? – зашипел в ухо Вириш. – Сбежать задумала, а?

Одной рукой он крепко зажал ей рот, а второй пребольно сжал грудь. Аэлиша затряслась от отвращения.

– Зря ты заперла дверь, сестричка, – хриплое дыхание парня и его пошлые прикосновения заставляли ежиться и протестующе мычать. – Возможно, я был бы добр к тебе первый раз, но теперь… Хочешь отличную новость? Мать с отцом должна через пару дней съездить в город. Не в этой же… – его пальцы оттянули ворот платья, грозясь выставить на показ то, что приличной девушке прятать надо, – …не в этой же тряпке тебя Мирроку отдавать. А я уж как-нибудь пропущу поездочку. Повеселимся-я-я…

Обслюнявив напоследок шею, Вириш поволок Аэлишу обратно. Кухарка, появившаяся в дверях, почтительно склонила голову, пропуская молодого господина. Церемониться Вириш не стал, пихнул сестру внутрь, одарил сальным взглядом и с размаху захлопнул дверь. Торопливые шаги затихли, и чердак вновь погрузился в тишину. А девушка так и стояла, тупо глядя прямо перед собой. И если вчера она хоть и была в отчаянии, но все же робко надеялась на чудо, то теперь в душе царили безнадежность и липкий страх – бежать некуда. И Вириш… Он ведь добьется своего, найдет способ остаться и тогда… Во рту стало горько, и Аэлиша торопливо подбежала к кружке. Сделала пару жадных глотков, а оставшейся водой смочила кусок подола от старого платья и долго долго терла шею и лицо. Кожа уже горела, но она все равно чувствовала на себе его противные губы, а в ушах не смолкал дрожащий от злости и предвкушения голос.

Оставшийся день Аэлиша помнила урывками. Похоже, она все-таки уснула. Сразу после того, как опять завалила хламом дверь. Очнулась от жары. Телу было плевать на душевные терзания. Оно хотело облегчиться, а еще утолить голод и жажду. Но похлебка, что была в миске, своим запахом доверия не внушала, а воду Аэлиша потратила еще утром. Хорошо хоть ночной горшок как стоял в углу так стоять и остался. До вечера она лежала на тюфяке в состоянии болезненной полудремы. Вечером Милинка опять притащилась с подносом. Бранилась на чем свет стоит, что немощной женщине приходится ухаживать за молодой кобылой. Стиснув зубы, Аэлиша молчала. Этой шакалихе станется ей в воду плюнуть со злости.

Минула душная ночь, а за ней еще один знойный, безрадостный день. Кожа уже чесалась от грязи и пота, но о мытье нельзя было и мечтать. А жара и не думала спадать. На третью ночь Аэлиша слонялась по чердаку, выискивая места прохладнее. Днем и вовсе не смела шевелиться, тихо вдыхая раскаленный воздух и отчаянно мечтая оказаться где-нибудь, где много воды и совсем нет ни ее семейки, ни уже опостылевшего Миррока. Время от времени девушка касалась теплой стали спрятанных под подушку ножниц. Если Вириш, и правда, удумает притащить сюда свою тушу, то его ждет не самый ласковый прием.

Однако этим же вечером произошло то, чего Аэлиша не могла представить себе и в самых изощренных фантазиях.

После вечерней трапезы она принялась снова заваливать дверь. Но не успела приладить на место последнюю корзину, как с улицы донесся неясный гул. Поначалу решила, что это в ушах шумит от жажды и жары, но нет, гул приближался и скоро девушка уловила многоголосое бормотание. Их пес-охранник вяло брехнул несколько раз, подтверждая присутствие гостей у ворот. Позабыв о слабости, Аэлиша подскочила на ноги и поспешила к слуховому оконцу. Беда только, что оно было совсем небольшим и выходило не на дорогу, а во внутренний дворик. Аэлиша привстала на цыпочки и усердно вслушивалась в нестройный гам множества голосов. Кажется, они о чем-то спорили и спорили, надо сказать, долго и очень упорно. Она уже устала стоять, как вдруг все стихло. Пока Аэлиша решала, что же это могло быть, внизу послышался гневный голос отца, ему вторила истерично повизгивающая мать. А еще через минуту засов на двери отскочил в сторону. Кто-то попытался войти, но, встретив преграду, разразился бранью. Отец.

– Открывай! Живо!

Помявшись, Аэлиша неуверенно стала разгребать хлам в стороны. Возникший на пороге мужчина был зол, словно песчаный демон. И рожей такой же красный. Его тонкие губы кривились, словно он сдерживал в себе ругательства, а на лбу крупными бисеринами блестел пот. Однако в блекло-водянистых глазах отца притаился страх. Это было так странно, что Аэлиша растерялась и совершенно пропустила тот момент, когда Томас очутился подле нее. Девушка пикнуть не успела, как ее волосы оказались в крепкой хватке мясистых пальцев.

– Пойдешь со мной, – зло зашипел он. – Но если посмеешь хоть вздохнуть лишний раз без моего разрешения – пожалеешь, что вообще на свет появилась!

Аэлиша поспешно затрясла головой.

– Шевелись! – и девушку дернули в сторону двери.

В прихожей собралась вся их семейка вместе с Милиной. На фоне приодетых, надушенных до свербения в носу домочадцев, босая и давно не принимавшая ванну, Аэлиша выглядела особенно жалко. Однако никто и не подумал картинно зажимать нос платочком и закатывать глаза. Все тревожно поглядывали на дверь, и даже братья растеряли всю свою браваду. Коргас был хмур и молчалив больше обычного, а Вириш все посматривал в сторону старшей сестры, словно пытаясь заглянуть в глаза. Отец кивком указал ей на дверь, и схватив за локоть, выпихнул во двор.

Аэлиша растерянно заморгала, увидев у ворот собравшуюся толпу. Лица у людей были напряженными и серьезными. Возглавляла это мрачное шествие Юминия. Ведьма глянула на Аэлишу из-под густой шапки черных с проседью волос, и пристальный взгляд карих глаз уколол девушку в самое сердце.

– Больна говоришь?! У-у-у, обманщик! – прокаркала ведьма, и погрозила отцу, как нашкодившему мальчишке.

Аэлиша поежилась. Юминия всегда была, что называется, юродивой. Вечно таскала на поясе холщовый мешочек, с потемневшими и отшлифованными временем рунами, вплетала в волосы странные вещи, чаще всего цветные шнурки или крупные бусины, а еще приторговывала микстурами и травами от разнообразных болезней, что особенно не поощрялось церковью. Ибо врачеванием могли заниматься лишь пресвятые братья и только с позволения Его Святейшества и Императорского совета. Но, конечно, не в каждой деревеньке, особенно такой глухой, как Ламорна, имелся свой лекарь. Вот и шли жители к тому, кто сохранил еще остатки древних знаний и лекарские умения. В их поселке это была Юминия, которая сейчас, уперев руки в тощие бока, внимательно разглядывала Аэлишу.

– Похожа, – решила ведьма. – Идем!

Отец хотел было возразить, но суровая толпа угрожающе качнулась вперед. Испуганная Ивимка разревелась и прытко юркнула за широкую спину маменьки.

– Что ты опять задумала, карга? – проскрипел Томас сквозь зубы. – Изыди, не пугай детей!

Юминия не удостоила его ответом. Смело подошла почти вплотную и перехватила недоумевающую Аэлишу за свободную руку. С несвойственной для тощей фигуры ведьмы силой дернула девушку на себя. Удивительно, но отец отпустил. Аэлиша беспокойно оглядывалась, семеня за идущей впереди Юминией. Дорога вела на центральную площадь, но зачем и кому Аэлиша там понадобилась? И что значит это странное "похожа"? На кого? Одно было хорошо, ее семейка не смела подойти ближе, хоть и упрямо тянулась вслед за всеми.

– Женишка высматриваешь? – пробормотала вдруг Юминия.

Девушка от неожиданности сразу и не нашлась, что ответить, ведьма же расценила ее молчание по-своему.

– А он по тебе уже заскучал, на площади трется. Поцелуешь-то хоть красавца своего?

Аэлишу передернуло от отвращения. Перед глазами встал образ «красавца» Миррока и его лошадиных зубов. Заметив гримасу отвращения на ее лице, ведьма вновь хрипло рассмеялась. Острые ногти больно впились в Аэлишину ладонь, и Юминия зашагала еще быстрее.

Дорога пошла в гору, выводя их к главной площади. На которой уже собралось едва ли не полдеревни. В дрожащем от зноя воздухе висело напряжение. Люди выглядели измученными жарой и от того злыми. Ведьма прытко подвела ее к помосту, с которого обычно делались объявления о произошедших новостях, будь то громкая казнь в столице или новость об очередном бастарде императора. Еще раз обернувшись на столпившихся людей, девушка неуверенно начала подыматься. Следом, словно бойкая молодка, взобралась Юминия. Махнула кому-то рукой, и к ним подтолкнули еще двух девушек. Жанну, дочку запойной ткачихи Меланьи, нагулявшей дитя неизвестно от кого, и сироту Нельгу. Девушки были ровесницами Аэлиши, на этом похожесть, о которой толковала ведьма, заканчивалась. Нельга была довольно высокой и очень худой, с двумя приличными и по толщине, и по длине льняными косами и по-детски круглыми голубыми глазами. Жанна пошла в мать, смуглая, черноволосая и крепенькая. Аэлиша же могла похвастать крупными медно-рыжими кудрями и карими глазами, рост ее был средним, и худоба не казалась столь болезненной, как у Нельги.

По испуганному и недоуменному виду девушек Аэлиша догадалась, что они тоже не совсем понимают, ради чего их привели сюда. Юминия еще раз внимательно оглядела их троих и удовлетворенно кивнула своим мыслям, а потом развернулась к толпе.

– Жители Ламорны! – неожиданно громкий голос ведьмы заставил девушек одновременно вздрогнуть. – Еще несколько дней такого пекла и посевы превратятся в ничто!

Народ хмуро молчал. Юминия озвучивала прописные истины. Благополучие целой деревни висело на волоске.

– Нас ждет голод! А вместе с ним болезни и мор! Мы…

– Стойте! Стойте!

Спотыкаясь через шаг и путаясь в длиннополой рясе, к ним спешил старый священник Адам. Распихав в стороны недовольно ворчащих людей, он подобрался к самому помосту и поспешил вскарабкаться на него.

– Ты! – узловатый палец обвиняющее ткнул в Юминию. – Ведьма! Еретичка! Что за паскудство родилось в твоей, терзаемой демонами, голове?!

Козлиная бороденка священника тряслась от плохо скрываемого гнева. В ответ ведьма расхохоталась, запрокидывая голову. Худые ее плечи вздрагивали и мелко тряслись.