Жестокая Фортуна

Глава пятая Недоразумения и испытания

Так и постояв около минуты в согнутом положении, уткнувшись лбом в железное полотно двери, Виктор наконец-то пришёл в себя, резко выпрямился, разочарованно фыркнул и поспешил насладиться предоставленным ему обедом, присев на пол прямо там же, возле мисок. Пока ел, размышлял о парадоксах внешности здешних жителей:

«Несмотря на крайнюю изолированность от остального мира, обитатели долины не выродились за прошлые поколения. То ли они настолько умело и правильно подбирают супружеские пары, то ли живут здесь совсем недавно. Иначе таких красивых девушек здесь просто не могло бы появиться. Да и мужчины у них пусть не крупные телом, но стройные, жилистые, вёрткие и быстрые. И лица… как бы правильнее сказать… не страдают отсутствием интеллекта. Скорей всего, у них и школа имеется, что сразу поясняет наличие на улице только мелких детишек да отроков для помощи старшим. Остальные, пока меня вели, наверняка усиленно грызли гранит науки. Хотя, может, я преувеличиваю, для них вполне хватает уметь читать или элементарно знать счёт до тысячи. Ага! Ещё и одежда последней красавицы поразила: довольно резко она по качеству и отделке отличалась от простых одеяний тех же стражей на входе в долину или охотников…»

Обед приговорил быстро, ну и понятно, что остался полуголодным. Кислого напитка, как ни странно, вполне хватило для утоления жажды, хотя изначально казалось, что готов выпить полведра, не меньше. Ну и по всем законам бытия, моментально потянуло в сон, что никак не противоречило здравому рассудку и желаниям исстрадавшегося тела. Потому и стал укладываться на бочок, чтобы как можно меньше касаться несчастным затылком пахнущего травой тюфяка.

Уже засыпая, Менгарец подумал: «Я один в тюрьме или есть ещё арестанты? Надо будет попробовать перестукиваться через стены, вдруг отзовётся товарищ по неволе…»

Разбудила его вновь открывшаяся раздаточная дверца. Оказалось, что доставили ужин, и женская ручка указала пальчиком вначале на пустые миски и кружки. Только после возвращения пустой тары в окошко были поданы очередные не менее обильные, чем в прошлый раз, порции. Из чего можно было сделать вывод, что за явного врага пленника пока всё-таки не считают. Кормят, откровенно говоря, на оценку «очень хорошо!»

Но хотелось как можно быстрей решить свою судьбу. Поэтому Виктор попытался всеми доступными для него жестами и мимикой объяснить важность и срочность его встречи со старшинами. И ведь умел он очень многое. Чего только стоило его умение общаться свистом, которому он обучил катарги.

Но тут ничего не вышло: слишком маленьким оказалось оконце, и слишком красавица спешила по своим, неведомым постороннему человеку делам. Улыбнулась опять вежливо и приветливо да и закрыла окошко выдачи провианта.

Пришлось ругаться мысленно, потому что вслух это делать мешал полный рот. Ужин тоже оказался на славу, как и некий напиток в виде компота из сухофруктов. Но после приёма пищи благодушное настроение вкупе с прежней сонливостью так и не вернулось. Взамен пришла агрессивность вместе с раздражением и досадой. А там и совсем плохие мысли не задержались:

«Уж не на убой ли они меня откармливают? У некоторых каннибалов имелись подобные традиции: сожрать своего врага, чтобы стать таким же сильным, бесстрашным и великим, как он. Вдруг кому-то тоже возмечталось так же легко махать моим двуручником? А мощи-то и не хватает!.. Ладно… чего это я себя накручиваю?.. Вроде совсем не похожи местные аборигены на людоедов… Так какого они эллипсоида меня на допрос не ведут?!»

Силёнки появились, левый глаз уже открывался наполовину, так что почему бы и не покричать? Продумав несколько пафосных, пышных, важных по существу и торжественных внешне фраз, Менгарец их выкрикнул несколько раз по очереди то в сторону оконных отверстий, то в дверную щель. Хоть и кричал во всю мощь лёгких, кажется, его старания пропали втуне: в ответ ни звука, ни грюка. Снаружи стало темнеть. Не прошло и получаса после ужина, как в тюремной камере наступила полная ночь. Хорошо, что видеть в темноте помогало ночное зрение, не пришлось на ощупь разглаживать сбившееся сено в тюфяке. Зато довелось с недовольным ворчанием укладываться спать.

И тут же послышались тяжёлые шаги нескольких человек в коридоре за дверью. По всем традициям и канонам зла плохие дела как раз и откладывают на ночь. Спрашивается: неужели старшины или кто там ещё не нашли времени поговорить с арестантом при свете дня? Поэтому пленник и насторожился, проверил метательный нож за голенищем сапога и собрался дорого продать свою жизнь в случае опасности.

Вошли в камеру, держа по факелу в руке, трое мужчин. Причём первый из них мог смело называться старшиной посёлка. Старый, ссохшийся, с седыми волосами до лопаток и со скрюченными подагрой пальцами. Два других оказались облачены в повседневные рыцарские одеяния, в которых отсутствовали тяжёлые нагрудные пластины, сплошные наручи и шлемы. Но всё равно их облачение весьма и весьма напоминало облачение рыцарей княжества Керранги. Мечи, вынутые из ножен, оба рыцаря держали наготове. Тогда как старик в правой руке держал длинный, опасно поблескивающий кинжал с узким лезвием.

Рыцари встали у раскрытой двери, а старец остановился в двух шагах за ней. Он и стал говорить, начав не с приветствия, а с обвинения:

– Твоя ложь, незнакомец, раскрыта! По твоей вине погиб наш воин, ещё один тяжело ранен и, скорей всего, останется калекой. Так что вина твоя доказана, и мы лишь хотим услышать, что скажешь ты в своё оправдание.

Если пришедшие не шутили, а на скоморохов они никак не выглядели, то этакие беспочвенные и огульные обвинения явно тянули на преддверие к смертной казни. Скорей всего, и оправдываться будет бесполезно, а может и такое случиться, что данный момент будет потом расцениваться как самый удобный для побега. Это пришедшие в камеру воины самонадеянно думают, что их больше, они вооружены, поэтому даже развязанный пленник для них неопасен. Видимо, они не поверили рассказам Кхети Эрста о силе чужака, показанной во время истребления кашьюри. Но сам-то Менгарец вполне реально оценивал собственные силы и умения. Бросок ножа в горло более худощавого и жилистого рыцаря, одновременно с этим прыжок к седому, захват его кинжала с попутным сворачиванием головы и затем уничтожение второго рыцаря в течение двух секунд. Сценарий данной атаки был уже мысленно несколько раз прокручен в голове, и почему-то не возникало сомнений, что и из посёлка он легко доберётся в горы, а уже оттуда станет подавать дымные сигналы катарги, которые видят такие столбы за сотни километров.

И по большому счёту такой кровавый побег вполне себя оправдывал перед историей. Текущие важные дела и проблемы всей планеты по своей важности затмевали жизнь даже десятка невинных, а уж тем более агрессивно настроенных и глупых аборигенов.

Только вот совесть и гуманизм не позволили воспользоваться нужным моментом, а разум попытался отыскать самые нужные слова и действия в ответ на беспочвенное обвинение. Ну и самая лучшая защита – это нападение. Пусть даже и в словесной дуэли:

– Как только вы посмели обманом и коварством пленить одинокого путника! Вместо того чтобы оказать помощь потерпевшему кораблекрушение, вы подло его оглушаете и тянете в этот ваш городишко, который ему и даром был не нужен! Мало того, вы его ещё и нагло обвиняете в какой-то лжи и приписываете вину в гибели и ранении воинов! Да что же это такое творится в ваших местах?! Существует ли здесь справедливость и здравый смысл?! Почему вашим воинам было сразу меня не спросить, кто я такой, да и не отправить лесом в любую сторону?

Внешне пришедшие аборигены от такой отповеди ни чуточки не смутились, но в голосе старика всё-таки послышалась определённая неуверенность:

– Экий ты нахал! Ещё и нас обвиняешь?.. А зачем тогда шёл к Воротам?

– Понятия не имею, о каких Воротах идёт речь! И шёл я по кратчайшей прямой от берега. Просто пытался углубиться в лес и уйти подальше от кашьюри. Мало того, я даже не ведал, что передо мной озеро, полное этих зубастых тварей, и чуть не попал в ловушку. Так что вывел меня из неё всё тот же ваш подленький и глупый Кхети Эрст. От него только требовалось указать мне верную дорогу вдоль русла Саарги к Речному проливу, а не заговаривать мне зубы для неожиданного пленения. Или вы тут специально ловите заблудших людей, а потом съедаете их на праздничном ужине?

Седой старшина враз осерчал:

– Что ты мелешь, чужак?! Как у тебя язык поворачивается изрекать такие кощунства?!

– А что ещё может подумать невинный путник, которого обвиняют неизвестно в чём?! – тоже повысил голос арестант. – Тем более что врагов у меня на Втором Щите нет, я сам здесь оказался впервые только вчера, когда очнулся привязанный к мачте разрушенного корвета…

– Вот в этом и есть твоя главная ложь! – радостно вскричал главный обвинитель. – Мы попытались пройти по скале к её оконечности и посмотреть, что там осталось от твоей большой лодки. Но там нельзя пройти! Самому лучшему отряду это сделать не удалось, и, потеряв одного человека в стычках с кашьюри, они были вынуждены отступить.

– Ещё бы не отступили! – возмущался обвиняемый. – Да я там этих тварей десятков пять настрогал, если не больше. Поэтому с соседних болот иные чудовища и подтянулись на запах крови. А до того к моему костру только к утру пара заблудших кашьюри пришла. Чего им на голой скале делать, если там никто не бывает и ничего не растёт? Вот признайся честно, старикан, раньше ведь можно было пройти на оконечность скалы? Или по крайней мере оттуда пробежаться к лесу? О! По глазам вижу, что можно! Так что за наивные и глупые обвинения? – после чего, не дожидаясь следующих слов и делая вид, что уже полностью оправдался, стал переводить беседу, если её можно было так назвать, в приемлемое для него русло: – Кстати, вам известен Уйдано Лайри?

Старец после озвучивания имени лидера Второго Щита озадаченно нахмурился, оглянулся на молчаливо стоящих рыцарей, словно прося совета, и задал ответный вопрос:

– А что тебе с этого?

– Как что?! Это же мой союзник, добрый приятель, соратник по борьбе с рабовладельческой империей Сангремар! – воскликнул Виктор.

И принялся весьма красочно описывать последние события, которые произошли на Шлёме и в разделяющем континенты проливе. А так как свои речи он уже не только вслух озвучивал, но и сотни раз мысленно прокручивал, то получилось очень и очень забористо, доходчиво, правдиво и опять-таки пафосно. А судя по лицам слушателей, одна только уверенность, что от кашьюри в скором времени планета очистится полностью, вызвала наибольшую положительную реакцию.

Один из рыцарей даже не удержался от радостного восклицания:

– То-то мы смотрим, что уровень воды в реке упал на пару метров, а течение стало ускоряться!

– Вот именно! А когда мы разрушим ещё и вторую дамбу в устье пролива Стрела, – размахивая руками, ораторствовал Менгарец, – то останется уничтожить специальными ядами всех монстров, которые расселились у вас по болотам. Да их после падения уровня реки ещё на пару метров и повторного ускорения течения и так сразу станет вдвое меньше. Если не втрое! И заболоченные поймы рек станут осушаться, особенно в их устьях. А это какие огромные, плодороднейшие земли вернутся к людям и позволят сразу победить любой голод и недоедание.

Его выступление произвело всё-таки должное впечатление. Пришедшие явно посматривали на него с симпатией и доверием. Оставалось, закрепляя успех произнесённой речи, поинтересоваться: «Куда меня поселят на ночь?» Да только судьба и дальше хотела поиздеваться над лишенцем, подкидывая ему всё новые и новые жизненные пакости.

Из коридора на свет неожиданно шагнуло ещё два седых старца, волосы у которых уже доставали чуть ли не до пояса, а возраст не давал распрямить полусогнутые тела на всю высоту. И руки только могли опираться на тонкие посохи. За вошедшими старшинами маячили четыре воина, одетые в более простые, кожаные доспехи, но от этого кажущиеся не менее опасными.

«Вот оно как?! – мысленно удивился Виктор. – Значит, они оценили меня верно и перестраховались по полной программе. Хорошо, что я не вздумал бежать со смертоубийствами… Хотя ещё ничего не известно. Уж больно лица у этой пары стариканов злобные и строгие. Чего им ещё вздумалось на меня взвалить из обвинений?..»

– Ты хорошо выкручивался и складно говорил… – пробормотал один из новой парочки седовласых. И ему в тон вторил другой:

– Но ты чужак и в любом случае должен заработать наше доверие…

– Даже если ты совершенно невиновен перед нами…

– Ты должен сделать жест доброй воли…

– И открыть своё сердце для любви и добра…

Менгарец не выдержал их монотонного бормотания:

– Да моё сердце открыто для любого дружеского общения! А уж жест доброй воли я готов совершить хоть сей момент. Только скажите, какой именно?

Старцы перешли вообще на заунывный, можно сказать, заупокойный тон:

– Эту ночь ты проведёшь здесь, подвергаясь испытаниям…

– При этом обязан будешь вести себя как истинный мужчина…

– Как настоящий продолжатель рода человеческого…

– Выполняя волю и пожелания высших сил сотворения мира!..

Пока они это бормотали, первый старец и оба рыцаря поспешно удалились, а остальные воины занесли в камеру небольшой столик и довольно плотно уставили его отменно пахнущими блюдами, закусками и внушительным кувшином. Затем кряхтя от натуги, внесли широкий таз, похожий на половинку огромной бочки, в котором бултыхалась вода. На проушину таза повесили несколько полотенец, а на тюфяк положили стопку из нескольких льняных простыней. В финале этого странного аттракциона не то щедрости, не то жалости установили на стол маленький огарок свечи и подожгли его. По идее он должен был гореть не более чем полчаса.

На него и ткнул один из старцев скрюченным от ревматизма пальцем:

– У тебя личного времени – пока не догорит свеча!

И покинул тюремную камеру вместе со своим коллегой. Проворные воины тоже удалились беззвучно, только и громыхнула закрываемая за ними дверь. Пленник остался стоять на месте, запоздало сожалея, что не кричал, не требовал и не доказывал. Хотя сразу осознавал: ничего бы крики не помогли. А вот некие подозрения насчёт предстоящих «испытаний» зароились в голове, словно назойливые комары:

– Неужели?! – бормотал он, принюхиваясь к поданным кушаньям. Несмотря на недавний ужин, запахи опять резко разбудили аппетит. – Или меня и в самом деле хотят накормить, потом заставить добровольно помыться, а уже потом потянут поджаривать на костре?.. М-да! И ведь никак грядущего не избежать! Или всё-таки следовало сделать попытку к побегу? Без ножа? Пройти этих вояк врукопашную?.. Нет… ведь «омолодителя» рядом нет. А значит, лучше уж пройти «испытания»… Видимо, чужаки здесь – огромная редкость!.. Если я, конечно, сделал верные предположения… Иначе…

Подкрепился быстро и знатно. Удивляясь, что добрые две трети изысков так и остаются на столе и при всём желании их в себя не впихнёшь. Затем, косясь на догорающий огарок, раскинул простыни на арестантском ложе и быстро помылся. При водных процедурах громко и вслух не стеснялся жаловаться, что вода ледяная, могли бы, мол, и подогреть. Почему-то присутствовала уверенность, что его подслушивают, а то и подсматривают за всеми действиями.

Чтобы согреться, пришлось тщательно растирать тело полотенцем. Но тут и огарок погас окончательно, пришлось на ощупь добираться до своей кровати, укладываться там и накрываться оставшейся простынёю. Понятное дело, что одеваться арестант не стал, притворяться настолько тупым не позволила совесть и чувство собственного достоинства. И готовящуюся к визиту личность обижать не имел права. После чего в тюрьме минут на десять повисла полная тишина. Уже и надежды в голове стали рождаться, что ничего больше не будет и удастся преспокойно выспаться, но не тут-то было! Тихонько скрипнула дверь, а потом и закрылась без привычного грохота. А к арестанту стала приближаться женская фигура, закутанная по грудь в некое покрывало, простынь или в сари.

Естественно, что никто из местных аборигенов и не догадывался, что Монах Менгарец обладает уникальным зрением и вполне сносно видит в темноте. А признаваться в этом он не торопился. Зато сам теперь мог видеть и не опасаться, что к нему подкрадывается некая жрица с заготовленным кинжалом и готовящаяся к некоему кровавому жертвоприношению. И уже с расстояния в метр чётко рассмотрел лицо той самой красавицы, которая приносила ему обед и ужин. В ладонях у неё ничего не было, а когда она уверенно нащупала каменные нары, то сбросила с себя и последние одежды.

Нащупала простынь, откинула её и с явным стеснением попыталась улечься рядом. При этом, касаясь разгорячённого мужского тела, вздрагивала, словно лист под порывами ветра. А по выражению лица, которое перекосилось от страха и растерянности, можно было понять: девушка не только глухонемая, но ещё и весьма далека от понимания и должного восприятия постельных утех. Если вообще не девственница.

«Да уж! Воистину испытание! – мысленно возмущался мужчина. – Если они так бдят о здоровье своего рода, то могли бы кого и постарше, поопытнее выделить для вливания новой крови. Я бы сделал своё дело и спал бы смело! А что теперь?.. И ведь нельзя испугать малышку, никак нельзя ей привить отвращение к сексу… Потом ей всю жизнь придётся мучиться… И так несчастная…»

И если бы только эти трудности грозили провалом «испытания». Вполне естественно, хоть и несвоевременно нахлынули воспоминания о прекрасной, горячо любимой Розе. Она там ждёт, наверняка опять будет страшно опечалена очередным известием о его гибели, а он тем временем жив, сыт да ещё и готовится к близости с совершенно незнакомой ему женщиной. Ну как тут не взвоешь из-за отчаяния? И как выкрутиться из-под неожиданной лавины неприятностей, боли и горестей, которую подстроила жестокая Фортуна?

А ведь старшины городка, пекущиеся о здоровье огромной, изолированной от остального мира семьи не шутили и не просили. Они требовали. Они напоминали о высокой обязанности продолжения человеческого рода. И если девушка отсюда выйдет разочарованной, обиженной или униженной, то могут седовласые сморчки и осерчать окончательно. Что им какой-то чужак с иного континента? Что им мировые проблемы и всемирные преобразования? Им только своя рубашка ближе к телу. Так что могут и на костёр пристроить в сердцах. Или, скажем, в трясину сбросить за непослушание и несоответствие высокому званию «мужчина».

Пришлось соответствовать. Да ещё по самому высшему уровню.

Вначале просто прикосновения и поглаживания. Потом ласковые, успокаивающие слова… И не важно, что глухонемая девушка их не слышит. Она просто касалась ладошками его груди и ощущала равномерную, расслабляющую вибрацию мужского голоса. Затем первые, очень осторожные и деликатные поцелуи… И только на втором часу дело пошло к тому, зачем собственно и устраивалось всё ночное действо. А когда всё закончилось, гостья минут пять крепко-крепко обнимала Виктора, а потом ушла хоть и опечаленная расставанием, но жутко счастливая и окрылённая новыми познаниями чувственного удовольствия.

Как это было ни странно, Виктор проводил свою партнёршу с некоторым сожалением и возродившимся повторно желанием. А чтобы как-то загасить проснувшееся томление в чреслах, вновь подался к столу и, вспоминая прошедшие два часа, стал перекусывать. Да так и замер в какой-то момент, заметив, как дверь открывается повторно.

«Неужели красавица возвращается?»

Потом вспомнил, что в полной темноте его вряд ли кто видит и наверняка думает, что он остаётся на своём арестантском ложе. Так и оказалось. Вошедшая женщина, выставив руки вперёд и семеня маленькими шажками, двинулась в сторону нар. Причём это была уже новая женщина! Лет двадцати пяти, с более пышными и солидными формами тела и тоже с довольно-таки симпатичным лицом.

«Э-э-э!.. Да тут «испытание» грозит на всю ночь продлиться! – мысленно вскричал Менгарец, тем не менее обгоняя гостью вдоль стены и усаживаясь на простецкое ложе. – Неужели за дверью нескончаемая очередь собралась? Тогда в любом случае я живым не останусь…»

Но на этот раз всё получилось гораздо более быстро и деловито. Женщина оказалась вполне умелой и нисколько не стеснялась собственной инициативы. Поэтому и сама получила массу удовольствия, и мужчину ублажила по полной программе. Причём не стеснялась кричать в моменты наивысшего наслаждения, и частенько шептала вполне милые, трогательные признания в том, что чувствует и что хочет в тот или иной момент. Так что очередной час пролетел незаметно.

При расставании мужчина попытался задать несколько вопросов:

– Как тебя зовут, милая?

– Мне запретили об этом даже заикаться…

– А кто придёт после тебя?

– Об этом мне и знать нельзя. Только старшины ведают…

– А что бы ты хотела от меня в подарок?

– Ребёночка, конечно же! И очень надеюсь, что он у меня будет.

После этих слов женщина ушла. Ну а Виктор, догадываясь, что это ещё не всё, поспешил освежиться ледяной водичкой да как следует промочить горло оставленным напитком. Похоже, его действия были услышаны и полчаса не мешали. А потом явилась ещё одна визитёрша. По сравнению с предыдущими женщинами она несколько проигрывала в росте, пышности форм и в возрасте. Хотя выглядела не старше тридцати и имела вполне спортивную, подтянутую фигурку.

Подойдя к нарам, она не стала ощупывать постель руками, а просто спросила:

– Ты где?

Так и продолжая недвижимо лежать, мужчина ответил:

– Здесь…

– Тогда слушай и решай, – прошептала гостья, склонившись, явно не желая, чтобы их подслушали. – Я вполне здорова, как утверждает наш знахарь, и у меня уже были мужчины. Достаточно много мужчин… Но ни разу мне не удалось забеременеть, как и сколько раз мы ни старались. Остаётся только один шанс понести от мужчины совершенно иного рода, поэтому я к тебе и пришла… Правда, и старшины на этом настаивали… Но я не хочу тебя заставлять! Если ты не желаешь или не сможешь меня оделить своим мужским вниманием, скажи, я тут же уйду… Тем более что могу тебе проговориться: после меня тебя уже никто не побеспокоит.

Тон у неё был решительный, гордый и уверенный. Что совсем не соответствовало выражению её лица. Слёзы лились у неё из глаз постоянно, и она вытирала их поочерёдно руками, а потом об намотанную вокруг торса простыню. Щёки и уши горели жаром желания и кипящей страсти, а губы вздрагивали от последней, самой сокровенной надежды всё-таки испытать радость материнства.

И мужчина, уже с некоторым облегчением собиравшийся попросить женщину уйти, вдруг решился ещё на одно безумное действие:

– Ложись рядышком… Мы вначале просто полежим… – ощутил горящее желанием тело, пытающееся к нему прижаться, философски добавил: – Поболтаем… Ты мне расскажешь о себе…

– Не имею права!

– Ну тогда хоть расскажи про посёлок. Кто здесь жил тысячи лет назад? Почему построен? И почему именно в этом скрытном месте?

Женщина некоторое время молчала, гладя Виктора ладошкой по груди, а потом с грустью пробормотала:

– Ты знаешь, я совершенно уверена, что утром тебе предоставят свободу и расскажут всё, что ты спросишь. Всё-таки старшины нисколько не сомневаются, что тебя ждут великие дела на иных материках… Хотя будут ещё выжидать и проверять… Ну а мы… – Она без стеснения начала водить ладошкой у него ниже живота. И даже застонала от соприкосновения с возбуждённой плотью: – О-о-о!.. Ну а нам уже пора заниматься делом… Поболтали – и хватит!

Очередной час пролетел, словно отрезок в несколько минут.

А когда третья партнёрша ушла, окончательно обессиленный герой так больше и не встал со своего ложа. Провалился в сон.